Я. Тебя. Заставлю (fb2)

- Я. Тебя. Заставлю (Порочная власть - 2) 885K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ольга Вечная

Я. Тебя. Заставлю
Ольга Вечная

Пролог

Все вымышлено. Любые совпадения случайны.

— Кирилл Платонович, вы посмотрели документы, которые я переслала вам вчера вечером? — спрашивает Оля, мой помощник. Она встречает меня в коридоре и порядком нервничает. На часах — половина девятого.

— Доброе утро, Оль. Вы прекрасно знаете, что у меня нет времени посмотреть все, что я должен посмотреть, — отвечаю ей в своей обычной манере.

— Это срочно, — напоминает она. — Там есть о чем подумать.

— Даже не сомневаюсь, — парирую, борясь с желанием зевнуть.

В ответ Оля недоуменно моргает.

— Если бы я думал обо всем, о чем стоило бы, давно бы тронулся рассудком, — поясняю.

Оля снова моргает.

— Продублируйте, пожалуйста, — вздыхаю.

— Конечно, будет сделано, — кивает и сворачивает в сторону кабинета помощников, а я захожу к себе. Это распоряжение ей понятно. Такая молоденькая и такая серьезная…

У меня просторный светлый кабинет на третьем этаже арбитражного суда, из моего окна открывается прекрасный вид. Ставлю пластиковый стакан с кофе на стол и подхожу к окну, смотрю на улицу. Это обычный утренний ритуал, даю глазам отдохнуть пару минут перед началом рабочего дня.

Сколько себя помню, я стремился находиться именно здесь. Статус, деньги, реализация врожденного чувства справедливости. Я самый молодой судья во всем городе, внутри меня только начали прорастать семена цинизма и безразличия к чужой беде. Все, кто окружают меня, способствуют их поливке и удобрению.

Путь сюда был долог, пару раз я чуть не сорвался с крючка. Однажды стоял перед зеркалом, представьте себе, голым. И прикидывал, как бы лучше направить свет, чтобы казаться эффектнее и внушительнее. Я так много работал в то время, что в какой-то момент впал в полное безграничное отчаяние, мне тупо захотелось денег и трахаться. И я решил стать порноактером.

Из помощника судьи в порнуху. Вот как чуть было не мотнуло, да?

Не стоит оценивать человека по поступкам, которые он совершает в минуты уныния.

Я заполнил анкету, сделал фотографии и поперся сдавать необходимые анализы. До кастинга, правда, не дошел, в самый последний момент юстиция меня не отпустила. Ревнивая сучка Фемида вцепилась мертвой хваткой. Восемь лет я верно служил ей в болезни и в здравии, и в тот самый момент, когда практически соскочил, на меня свалилось назначение. Экзамен на судью я сдал с первого раза, там не было проблемы.

Потом я сидел у себя дома, как и обычно в полном одиночестве, вертел в руках билет в другой город, и думал о том, какой реализации требуют мои душа и тело. В итоге ни о чем не жалею, если только немного. Не чаще трех раз в день… Шучу. Ольга бы не оценила, правда. Иногда мне не хватает Дубовой — судьи, с которой работал в Москве, чье чувство юмора держало на плаву всю нашу группу.

Денег теперь — море, найти с кем скоротать ночь — давно не проблема. Но мне снова всего этого мало. Захожу в кабинет, где проходят заседания, присаживаюсь. Все стандартно, мысль летит вперед, работа вовлекает в мир актов и законов.

Я равнодушно рассматриваю представителей обеих сторон, как вдруг мои глаза цепляются за девушку и слегка округляются. Не так, как у нее, конечно, — там просто два озера, в которых плещется паника. Смотрит, как дышать, позабыла. Видимо, она-то меня узнала сразу, это я с утра долго раскачиваюсь. Юрист ответчика и по совместительству моя знакомая из прошлого. Не знал, что она снова работает по специальности.

Гребаный же ты ад!

Ну, привет.

Улыбка медленно растягивает мои губы. Это происходит само собой, но я и не сопротивляюсь. Слегка склоняю голову набок, она закусывает нижнюю губу и смотрит на меня взглядом доверчивого котенка. Вот только со мной это больше не сработает.

Черт, до чего же хорошенькая. Фиг знает, где пропадала последние три года, видимо, в каком-то салоне красоты.

Когда я увидел ее впервые, подумал — такие соблазнительные женщины бывают? Пока я тут как каторжный сижу по уши в чужих проблемах, они топают по миру своими длинными стройными ножками, и у менее занятых мужиков есть время эти ножки раздвигать.

Когда она открыла рот и начала защищать своего клиента, я обалдел — она еще и умная! Воу, этого с лихвой хватило, чтобы влюбиться.

И лишь потом до меня дошло, что гремучее сочетание ума и привлекательности не оставляет места другим качествам. Например, доброте.

Тем временем юрист истца заканчивает выступление, я перевожу взгляд на Ладку Жуйкову, подаюсь чуть вперед и больше не улыбаюсь.

Она сглатывает и мешкает. Мне хочется прошептать: «Беги», но я этого не делаю. Зачем давать девушке подсказки?

Глава 1

Ладка

Встреча с судьей Богдановым вымотала и опустошила меня. За двадцать минут заседания от дикого ужаса я успела вспотеть, а следом до костей продрогнуть под неумеренным кондиционером.

В подтверждение своих мыслей звонко чихаю в локоть.

— Будьте здоровы, Лада Алексеевна! — произносит мой разочарованный клиент.

— Благодарю вас, — отвечаю, поджав губы. Мы должны были выиграть сегодня. — Я займусь апелляцией, не волнуйтесь.

— Буду ждать вашего звонка.

Судьба решила посмеяться: мой последний перед длительным отпуском суд проходил именно с участием Богданова. Я возобновила карьеру в другом городе, и, кто бы мог подумать, он тут как тут!

Не знала, что он теперь тоже живет в К., да еще и добился столь головокружительных высот. Этот мужчина никогда не казался мне перспективным, если бы не выразительные черты лица, я бы даже не узнала его. Когда мы пересекались в Москве, он был помощником судьи, а я — подающим надежды юристом. Потом много всего случилось — я временно оставила работу ради мужчины, переехала за ним в другой город, начала готовиться к свадьбе.

Сегодня важный день — обручение. Родители Леонидаса религиозны, они любят красивые старинные обряды. Соберется так много людей, что я даже не знаю, поместятся ли они все в банкетный зал! Волнуюсь нестерпимо, аж кожу покалывает. Мое платье стоит бешеных денег, а драгоценности, что подарил Леня на годовщину, и вовсе целое состояние. Сразу после заседания, которое меня размазало по стенке с легкой руки злопамятного мудака в мантии, я отправляюсь в салон красоты, чтобы привести себя в порядок.

В назначенное время вызываю такси. Внимательно оглядываю заднее сиденье и лишь потом забираюсь в машину. Вдруг там пятно и я испорчу наряд?

В один из самых важных дней моей жизни выглядеть хочется безукоризненно. В день, когда я увижу, как мой любимый мужчина клянется в верности другой женщине.

Зачем я еду? Снова и снова задаюсь этим вопросом. От матери мне достались правильные, почти кукольные, если не считать крупного рта, черты лица, от бабушки по отцу — отличная фигура.

— Есть красивые женщины, есть очень красивые. На них приятно смотреть, любоваться, им хочется подражать. У тебя, Лада, красота другая, — говорила мне преподавательница в приватном разговоре. — Роковая. За такими, как ты, уходят из семей.

Тогда ее слова показались мне оскорбительными. Сейчас, пока еду на праздник к Леонидасу и его будущей законной жене, я вновь прокручиваю их в голове. Мужчины готовы ради меня на многое, они спешат помочь мне, угодить. А еще они мстят, получив отказ. Или категорически противятся разрыву.

— Я никогда не буду твоей любовницей, Леонидас! — кричала я в слезах ему два месяца назад. Сейчас мои глаза сухие, они безупречно накрашены, и я не собираюсь портить макияж. — Не будет этого! Если ты женишься на ней, считай, между нами все кончено!

— Но люблю-то я тебя, Лада! — давил он в ответ. — Тебя, коза ты моя! Я жить без тебя не могу! — он упал мне в ноги, обнял колени, начал их целовать. Я плакала, Боже, как же я плакала!

— Но женишься на ней, — в истерике.

— Мои родители никогда не позволят нам быть вместе, сама знаешь.

Да, я знала. Несмотря на то, что мы встречались уже пять лет, он привез меня из Москвы, жил со мной, вся его огромная благочестивая семейка делала вид, что меня не существует.

— Тогда отпусти меня, — взмолилась. — Просто оставь меня в покое!

— Они закроют глаза на тебя. Послушай… Между нами ничего не изменится, я куплю нам дом, как и обещал.

— Но жить в нем мне придется одной!

— Я буду приезжать, просто…

— Когда позволят законная жена и дети?

— Я ее не люблю, она мне даже не нравится. Страшная, тупая, скучная.

— Тогда не порть девчонке жизнь. Она совсем юная, наивная. Пусть она достанется мужчине, который будет обожать ее. Тебе не кажется, что она этого достойна?

— Она знает, на что идет. Так принято. Я женюсь на женщине из своего круга, кто-то должен заниматься родительским домом.

— Растить твоих детей.

— Но любить я буду только тебя.

— Пошел ты к черту, Леонидас, со всей своей священной греческой диаспорой!

— Я тебя не отпущу, Лада. Клянусь. Даже не пытайся бежать. Что тебе нужно? Любое желание! Деньги? Драгоценности? Сколько угодно! Все что хочешь!

Возможно, я балованная. Такое предлагают, а я нос ворочу. Другая бы с радостью согласилась. Вероятно, я зря туда еду. Но мне нужно увидеть собственными глазами, посмотреть на своего неотразимого грека, который никогда на мне не женится.

Я сильная, я справлюсь. Моя бабушка была балериной, мне передались ее фигура, гибкость и характер.

На мне изумительное, довольно откровенное платье — пусть захлебнутся слюной во главе с Олимпией, счастливой невестой. За годы, что я провела с Леонидасом, я не была ни на одном их празднике, и сейчас в глубине души радуюсь, потому что обожаю греческие вечеринки! Там всегда невообразимо много вкуснейшей еды! А это вино? Боже, оно изумительно! В студенчестве я частенько прилетала на юг вместе с Еленой, моей бывшей лучшей подругой, мы часто дегустировали.

Выхожу из машины, иду к ресторану. Обряд с обменом колец и клятвами начнется через сорок минут, я специально приехала пораньше, чтобы успеть испортить всем настроение.

Леонидас и Олимпия встречают у входа. При моем появлении их рты пораженно открываются. С широкой улыбкой поздравляю сначала своего грека, затем тепло обнимаю его невесту. На бедняжке лица нет. Хотя я несправедлива. Сегодня на ней лицо как раз-таки есть — нарисовали визажисты. Выкинуть бы это милое создание в реальную жизнь за пределами их сообщества, посмотреть, как будет учиться, работать. Как с парнями поладит.

Хорошо, когда родители договорились о браке с одним из самых завидных мужчин в мире.

— А вы… кто? — спрашивает она, хотя прекрасно знает, с кем спит ее жених на протяжении последних пяти лет.

— Меня зовут Лада, я друг вашей семьи, — подмигиваю ей, девица при этом идет пятнами. Беру ее за руки, оглядываю с головы до ног. — Какая вы хорошенькая! От всей души поздравляю!

— Спасибо, — мямлит в ответ.

Едва я делаю несколько шагов по направлению к столу с напитками, Леонидас больно хватает меня за плечо, наклоняется и шипит на ухо:

— Что ты здесь делаешь?! Убирайся немедленно! Если сорвешь мне помолвку, я тебя убью.

— Я же говорила, что не пропущу такое событие, — освобождаюсь. Расправляю плечи и иду в зал. Мельком ловлю свое отражение в зеркале — мои глаза лихорадочно блестят, губы украшает улыбка победительницы. Беру бокал шампанского и делаю большой глоток. Слава богу, напиток холодный!

Да, кажется, я та еще стерва. Киваю матери Леонидаса, та округляет глаза и отворачивается.

Неужели быть скандалу? Смеюсь про себя, осушая бокал. Вижу, как родители подходят к Леонидасу, начинают спорить с ним. Если бы не репортеры, меня давно бы уже вывели отсюда под белы руки.



Глава 2

Знали бы все эти люди вокруг, как внутри меня все клокочет, как бахает и вопит от боли! Как я хочу дружить с ними, быть частью их семьи, быть рядом с мужчиной, которого любила все эти годы!

На самом деле я пришла попрощаться. На свадьбу уже не приеду, хватит с меня. И любовницей я никогда не стану. Ловить крохи с чужого стола, натыкаться в инсте на его фотографии с семьей, будучи… кем? Островком отдыха и любви, чтобы современный Одиссей заплывал, когда отыщется свободная минутка?

Возможно, я достойна большего.

Подмигиваю Олимпии и шлю воздушный поцелуй ее жениху. Девушку ощутимо трясет, бедняжка отворачивается и спешит в дамскую комнату.

Она победила, признаю. Не потому, что умная, красивая или даже богатая. Нет, просто родилась в нужной семье. Поэтому она в подвенечном платье, а меня все эти милые люди вокруг называют между собой «шлюхой», хотя я много лет искренне любила Леонидаса, была ему верна, заботилась, мечтала родить от него ребеночка.

— Вам следует уйти немедленно, — подходит ко мне несостоявшийся свекр. Высокий седовласый мужчина, занимающий большую должность. Он очень красив, как и его сын. Широкоплечий, статный, с правильными чертами лица. Невольно представляю, каким будет Леонидас через двадцать пять лет.

— Добрый вечер! — салютую ему очередным бокалом.

— И уехать из города.

— Непременно, — улыбаюсь я. — Так и поступлю. Вот только допью свой напиток.

— Сколько? — цедит он мне.

— Простите? — приподнимаю брови.

— Сколько вы хотите? Вы ведь за этим пришли, Лада? Сколько стоит сделать так, чтобы вы оставили в покое мою семью?

Я вздыхаю с легкой улыбкой:

— Уважаемый Константин Андреасович, это я хотела попросить вас сделать так, чтобы ваш сын перестал меня, наконец, преследовать. Вы прекрасно знаете, как Леонидас ко мне относится. И то, что происходит сейчас, в том числе на вашей совести.

Закатываю глаза и ухожу в дамскую комнату — перед кульминацией вечера мне необходим тайм-аут. Бедная Олимпия как раз выходит в коридор и, увидев меня, ощутимо вздрагивает. Моя ты девочка, намучаешься же с Леней! Он тебя просто снесет с ног. А еще… ты ведь ему совершенно не нравишься, зачем тебе это нужно? Этот искусственный брак, это представление?

Но я ничего не говорю ей, все равно не послушает и сделает по-своему.

Мою руки, поправляю макияж уголком сложенной салфетки. Дверь в тамбур распахивается, но я увлечена своим отражением и своими нерадостными размышлениями. Слава богу, я получила образование, хотя Леня столько раз уговаривал бросить университет, ведь работать мне больше не понадобится.

Как хорошо, что я его не послушала! У меня есть профессия и даже кое-какой опыт работы. В университете я считалась одной из лучших. Я устроюсь в этой жизни сама, без мужчин.

Крупные ладони ложатся на мои бедра, я вздрагиваю от неожиданности. Смотрю в зеркало и на мгновение расслабляюсь — это Леня. Но только лишь на мгновение! Потому что следом приходит понимание, что он больше не мой. Напрягаюсь всем телом, когда его губы прижимаются к моей шее в жадном нахальном поцелуе. Руки хаотично шарят по талии и бедрам, оставляя синяки на коже, так сильно он меня хватает. Внутри нарастает отвращение.

— Убери руки! Леонидас, остановись немедленно! Леня! — повышаю я голос, называя его сокращенным именем, прекрасно зная, что он этого не выносит. Но он игнорирует.

— Я люблю тебя. Люблю тебя, сладкая коза, — шепчет.

— Тебя ждет невеста!

— Пусть ждет, у нее судьба такая. А я буду с тобой, только с тобой, моя девочка, — он грубо разворачивает меня к себе и задирает платье. Я вновь прошу прекратить, но он не реагирует. Мне кажется, он пьян.

— Леня! Я не хочу, Леня! Я буду кричать!

— Кричи. Обожаю, когда ты кричишь. Обожаю тебя! Каждую твою клеточку, всю тебя. Езжай домой, подожди меня там. Я закончу тут и приеду.

Конечно, он бы хотел приехать ко мне. Жалобно всхлипываю. С Олимпией ему можно будет развлекаться только после свадьбы. Это ко мне можно просто приехать ночью.

Его ласки омерзительны и неправильны. Да, мне нет никакого дела до бедняжки Олимпии, но я не стану спать с ее женихом накануне обручения!

Он не пускает меня и я нащупываю дозатор мыла. Выдавливаю побольше на ладонь и прижимаю руку к его глазам.

Он вздрагивает и отшатывается.

— Что это? Что ты сделала?! — вслепую ищет кран, включает воду. — Коза! Дрянная коза! Моя коза! — рычит он, пока промывает глаза. Я быстро поправляю платье, прическу и пулей вылетаю из дамской комнаты в коридор, спешу в зал. Домой, срочно пора домой. Доигралась! Никакие клятвы я слушать больше не хочу, сыта по горло впечатлениями.

Навстречу мне идет мужчина в строгом безупречном костюме, я бросаю на него беглый взгляд и от досады сжимаю зубы. Он-то что здесь делает? На грека Богданов Кирилл похож едва ли! Хотя… он теперь судья, а с судьями принято дружить, умасливать их. А то мало ли что. Видимо, его пригласили.

— Добрый вечер, — говорит он равнодушно и безукоризненно вежливо. Точно таким же тоном, как и сегодня утром, когда прерывал мое выступление разбивающими в пух и прах аргументами и затем вынес решение в пользу моего оппонента.

— Добрый, — силюсь улыбнуться я, хотя саму все еще потряхивает от того, что пережила только что. Мои щеки горят, прическа подпорчена, как и макияж. Я все же плачу! Боже, мои идеальные стрелки, простите меня! По пути я продолжаю поправлять платье.

Дверь позади хлопает, я вижу, как брови Богданова летят вверх, он смотрит на Леонидаса, переводит глаза на меня, снова на Леонидаса. На лице читается неприязнь — он бросает брезгливый взгляд в мою сторону, затем безэмоционально кивает хозяину вечеринки и проходит мимо.

Мой пульс опасно частит. И пусть мне обычно нет дела до того, что обо мне подумают, сейчас я чувствую боль. Богданов решил, что я… О нет, что я переспала с чужим женихом за пятнадцать минут до его обручения. Пораженно прижимаю пальцы ко рту.

Мне хочется бежать за Кириллом, догнать его и все объяснить.

Это неправда! Я бы никогда! Да, я не идеальная, иногда импульсивная, моментами заносчивая, но… я же не дрянь.

Боже, мамочка, зачем я поехала сюда сегодня?! Я лишняя на этом празднике, за все время не поймала ни одного доброго или поддерживающего взгляда. Все меня презирают. А еще… я поставила под удар профессию. Судья, с которым мне предстоит работать, и раньше был весьма невысокого мнения о моей персоне. Что же меня ждет теперь?

Глава 3

Ладка

Влюбленные женщины нередко глупы в своей доверчивости любимому человеку. А я среди них — рекордсменка во всех номинациях: мечтательная, верная фантазерка. Мало того, что переехала из Москвы сама, так еще и перевезла сюда своих родителей и бабушку-балерину. Они всегда мечтали жить на юге, вернее — на морском побережье.

— Я куплю домик твоим родителям в Сочи, — неоднократно обещал Леонидас. — Как только отец доверит мне больше прав в бизнесе, мы сможем купить что угодно! Наши дети будут отдыхать на море у бабушки и дедушки. Тебе совершенно не о чем беспокоиться.

Его сложно винить, он и правда так думал. Долго бился за меня со своей родней, спорил, ругался. Да и я никогда не хотела стать причиной их размолвки. Я была очень наивной, думала, что смогу им понравиться. Что пройдут годы, они поймут, какая я хорошая, и полюбят меня. Сделают исключение. Эй, ну что смеяться! Разве в двадцать первом веке устраивают договорные браки?! Такое все еще бывает?

Час назад я призналась родителям, что мы с Лео расстались. Что он женится на другой. Но я обязательно сама заработаю им на домик мечты. Или хотя бы на две недели в санатории на побережье. У нас не бедная семья, обычная. Справимся.

Родные поддержали меня в желании разорвать отношения, давно ставшие больными и какими-то неправильными. Последние годы наш роман не развивался, мы топтались на месте, ждали. Чего только? Видимо, Олимпию.

У моих родителей есть гордость, они никогда не простят Леонидасу обручение с другой. И если он не хочет идти против семьи, я тоже не собираюсь унижать своих ролью, которую он отвел мне. Но на душе по-прежнему тяжело, я маюсь, не нахожу себе места. А еще чувствую себя будто выпачкавшейся, словно это я влезла в чужие отношения и шантажом женила на себе мужчину. В глубине души очень жалею, что присутствовала на обручении. Не могу забыть неприязнь в глазах Богданова, да и не только его. Практически всех гостей вечеринки.

— Заплетешь мне косу? — заглядываю в комнату к бабушке. Она отрывается от вязания, ставит на паузу сериал на ноутбуке и поворачивается ко мне.

— Конечно, Ладушка. Бери подушку и садись, — кивает себе в ноги. Родители много работали, и в школу мне всегда помогала собираться именно она. Бабуля умеет плести быстро и аккуратно, вот только так сильно стягивает прядки, что вечером, когда я распускаю их, мне кажется, что расслабляется все тело. Но я с детства привыкшая. Возможно, именно благодаря этому мне очень нравится, когда меня тянут за волосы.

Я хватаю подушку и плюхаюсь на пол, протягиваю расческу и резинку.

— Резинка пока не нужна, подержи ее, — бурчит бабушка. В последнее время у нее частенько плохое настроение. Мне горько видеть ее такой, но на все вопросы она отвечает, что чувствует себя хорошо. Просто не в духе. — Что-то случилось?

Ее заботливый тон оголяет нервы, я будто снова там, в этом огромном банкетном зале со следами пахучего розового мыла на ладони. Тихонько начинаю плакать. Молчу.

— Пальцы плохо слушаются, будет неидеально, — сетует бабуля, больше не задавая вопросов. Кивком даю понять, что согласна хоть как. Я не ношу косички с седьмого класса, но в минуты грусти всегда прошу ее заплести мне волосы. Почему-то в нашей семье не принято обниматься, а тактильной близости хочется. Вот мы и придумали такие странные способы.

— Мы расстались с Леней, — говорю я.

— Он мне никогда не нравился, — отвечает она не мешкая, и из моего рта вырывается смешок. — Что это за дружильки такие, длиной в пять лет.

— Полный отстой, согласна. Пора их заканчивать. Если он позволит, конечно.

— А ты не сдавайся. Что значит позволит ли он? Что это за любовь такая, когда нужно во всем подстроиться, а в ответ ничего?

— Деньги, — вздыхаю я. — Он предлагает много денег.

— Деньги и другой мужик заработает, не только этот грек умеет. Кстати, ты не рассказала, сколько лет твоему боссу с новой работы? Он женат?

— Бабушка! — смеюсь я, вытирая глаза. С этой старушкой можно поговорить и о делах сердечных, и даже о сексе. Будь она моей ровесницей, на ее инстаграм подписались бы сотни тысяч людей, не сомневаюсь в этом. Кроме того, ее поперечный шпагат до сих пор идеален.

— А что? Дело молодое. Жизнь на Леонидасе не закончилась, детка. Какая ты у меня красивая, ладная вся.

— Ладная Ладка, — улыбаюсь.

— Что попало получилось! — ее голос снова становится низким, раздраженным, бабушка грубовато распускает мои волосы, расчесывает их и начинает плести заново, стягивает пряди так, что, по ощущениям, мои глаза становятся больше. — Потерпи немного, сейчас хорошо сделаю… Так что там с боссом?

— Мне никто не нужен, не хочу. Никаких мужчин.

— Будь осторожна. Одиночество — сильнейший наркотик, к нему легко и быстро привыкаешь. Я бы сказала, даже слишком легко.

Что ж, возможно, одиночество — это и правда наркотик, но с первого дня привыкания не наступает. Со второго и третьего, впрочем, тоже. Какой-то он слабенький. Возможно, эффект имеет накопительный?

Неделя за неделей мне приходится заставлять себя им наслаждаться, осторожно пробовать на вкус, прислушиваясь к ощущениям, отчаянно желая однажды все же пристраститься.

Я постоянно ищу плюсы своего нового положения, подумываю даже записывать их в блокнот.

Больше не нужно тянуться к телефону каждые пятнадцать минут, проверяя, не написал ли он что-нибудь. Не нужно готовить яичницу по утрам из шести яиц, мне вполне хватает одного или двух. А еще я могу варить овсянку, которую обожаю и которую категорически не признавал Леня. Хоть каждый день ее вари теперь. Вкусно.

Я вздыхаю, делая массаж лица перед зеркалом. Иногда мне кажется, что это дурной сон. Я проснусь среди ночи, а мой черноволосый Аполлон сопит рядом, прижмусь к нему и счастливо вздохну.

Он ведь тоже ночует один. Наверное, так же лежит часами, глядит в потолок и думает обо мне. Иногда я беру в руки телефон, но каждый раз смотрю время и откладываю мобильный в сторону. «Не сегодня», — говорю я себе. Если однажды я и стану бесхребетной медузой, то не сегодня!

Очередное утро начинается как обычно. Я вновь просыпаюсь разбитой и невыспавшейся. Одинокой. Благо в суматохе совершенно нет времени скучать и накручивать себя, потому что нужно спешить на работу. Уже два месяца мне есть чем заняться, где реализовать потенциал. С каждым днем будет легче. Я обязательно привыкну.

В офисе первым делом отвечаю на срочные письма, после чего предупреждаю босса, что на планерке сегодня присутствовать не получится, потому что с утра у меня суд, к которому я усиленно готовилась.

Очень боюсь опоздать, поэтому приезжаю на сорок минут раньше. По пути покупаю кофе в пластиковом стаканчике и замираю с ним около многоэтажного здания Арбитражного суда. Мощного, внушительного. Мне немного не по себе, я чувствую страх, которого раньше не было. В Москве я чуть ли не бегом бежала на заседания, не боялась ничего и никого.

Триколор гордо развевается на крыше строения, я почему-то долго слежу за движением ткани, которой играет ветер, и не замечаю, как ко мне приближаются.

— Привет, Лада, — слышу знакомый голос и оборачиваюсь. Леонидас собственной персоной. На нем белоснежная рубашка и черные брюки. Выглядит он неважно — уставшим и замученным. Мне хочется провести рукой по его лицу.

— Привет! Что ты здесь делаешь? — удивляюсь. Бросаю вопросительный взгляд на здание.

— А, нет, ни с кем не сужусь, боже упаси. Тебя искал. Был в твоем офисе, мне сказали, что ты с утра здесь.

— Тебе не следовало приезжать, — я начинаю оглядываться. — Нехорошо. Ты помолвлен, мы не должны видеться.

Мне хочется добавить «тем более на людях», но я этого не делаю, чтобы не подать ненароком идею.

— Днем я уезжаю в Анапу на три дня, хотел тебя увидеть перед отъездом.

— По работе? — спрашиваю.

— Да. Слушай… Не хочешь со мной? — И быстро добавляет, увидев шок и раздражение в моих глазах: — Ты не подумай, я без намека. Несколько часов, проведенных в машине по дороге вдоль моря, нам пойдут только на пользу. Если не хочешь, то ничего не будет. Просто покатаемся. У меня куча дел на стройке, ты в это время погуляешь по пляжу, в мае народу мало. Ты ведь любишь пустынные пляжи, я помню.

— Леонидас, я работаю, — бросаю взгляд на часы, потом на здание. — Через тридцать минут у меня суд.

— Ты всегда раньше ездила со мной, — упрямо настаивает он.

— Больше я не могу себе позволить жить столь легко и беззаботно.

— Пожалуйста, — он сводит брови вместе, — мне одиноко. Я поговорил с твоим начальником, он сказал, что после суда ты свободна.

Мое сердце снова колотится, в мыслях полный сумбур. Я слышу свой собственный голос:

— Потерпи немного, скоро у тебя появится законная жена. Будешь путешествовать с ней. И больше никогда, Леня, никогда не приезжай ко мне в офис и не говори обо мне с моим руководителем!

Он злится, достает сигарету, шарит по карманам в поисках зажигалки. Я снова бросаю взгляд на массивное крыльцо с огромным количеством ступенек, переминаюсь с ноги на ногу — пора идти. Он женится на другой, но обставляет все так, будто это я бросаю его и разрушаю наши отношения.

Машинально стреляю глазами на парковку и вижу, как с ее стороны к нам быстрым шагом приближается Кирилл Богданов.

— Потрясающе! — досадую я. — Только этого мне не хватало!

— Что случилось? — спрашивает Леонидас, оглядываясь. Я поворачиваюсь к судье спиной, делая вид, что не заметила его. Он говорит по телефону и, возможно, не обратит на нас никакого внимания.

— Судья, который рассматривает мои дела.

— А, — Леонидас пару секунд изучает Богданова, хмурится. — Я его знаю. — И добавляет громко: — Кирилл Платонович! Доброе утро! — И спешит наперерез Кириллу.

— Эй, что ты делаешь! Не надо! — шиплю я вслед, но поздно. Богданов договаривает по телефону и бросает взгляд на Леонидаса, потом на меня, где его глаза привычно задерживаются чуть дольше, чем следовало бы. На лице отражается легкая степень неприязни. Я чувствую, как мои щеки заливает краска.



Глава 4

У меня есть целых два часа, чтобы обдумать ситуацию. Все это время я сижу в коридорчике у кабинета, в котором проходят заседания, и периодически перебрасываюсь сообщениями с клиентом. Мой кофе давно закончился, но я постоянно забываю об этом, раз за разом подношу пустой стаканчик к губам, пытаюсь сделать глоток. Уйти никуда не могу, так как суд может начаться в любой момент.

«Лада Алексеевна, не томите!» — приходит сообщение от клиента.

«Все еще ждем», — пишу я в ответ. Богданов опаздывает на целых два часа! Это уму непостижимо! Я чувствую злость и полное бессилие. Он может легко промариновать меня и остальных юристов до самого вечера.

Не знаю, о чем Леонидас говорил с Кириллом в течение пары минут, но они периодически бросали на меня серьезные взгляды. А когда я направилась в их сторону, Кирилл вручил собеседнику свою зажигалку и под предлогом, что очень спешит, покинул нашу милую компанию.

— О чем вы говорили? — спросила я у Лени.

— Да так, — задумчиво ответил тот, поглаживая подбородок и провожая глазами Богданова. — Не важно.

Во время ожидания не получается расслабиться и поторчать, например, в социальных сетях. Моя спина идеально прямая, колени стиснуты, а пальцы напряжены. Ежесекундная боевая готовность. Я думаю о том, как сильно Богданов изменился за эти годы. Не то чтобы я его хорошо знала раньше — мы виделись-то только в здании суда, но он никогда не казался мне равнодушным. Но и сильным тоже не казался. Заурядным зубрилой — да, но никак не влиятельным человеком, знающим себе цену. У него даже походка изменилась. И сшитый на заказ костюм сидит на фигуре идеально. Может ли назначение полностью поменять человека?

Не хочу показаться поверхностной и зацикленной на внешности, но если бы в то время он выглядел так же, как сейчас, я бы не стала ему настолько откровенно строить глазки. Я бы расценивала его серьезно. И я бы никогда не поступила с ним так, как поступила.

— Прошу встать! — объявляет секретарь, и мы с юристом оппонента поднимаемся, встречая соизволившего все же появиться Богданова. Тот проходит мимо быстрым шагом и занимает свое кресло. Я пялюсь на кусочек его галстука и белоснежный ворот рубашки, выглядывающие из-под черной ткани. Мне та-ак непривычно видеть его в черной мантии! Он молод, но зеленым не смотрится. Напротив, я бы дала ему лет тридцать шесть.

Председательствующий объявляет:

— Здравствуйте, присаживайтесь, пожалуйста.

И я плюхаюсь на свой стул, потому что мои колени снова начинают дрожать. Мне нужна эта работа. Я просто обязана переломить ситуацию в свою пользу!

Заседание проходит по стандартному сценарию, сначала выступает юрист истца, потом я.

— Сторона ответчика, — обращается ко мне Богданов. Смотрит прямо, немного хмурится. От его строгого низкого голоса у меня во рту пересыхает. Триггерит, триггерит! Я снова вижу перед глазами того тощего помощника, которого однажды грубо высмеяла при всех, моргаю, прогоняя видение. — Поясните по существу заявленного ходатайства, — говорит он мне. Пауза затягивается, он повторяет прерывисто: — Чуть быстрее. Если можно. Пожалуйста.

Он явно очень торопится. Еще бы! Нужно нагнать почти половину рабочего дня! Поднимаюсь и начинаю объяснять. Все четко и по сути, я готовилась, но он прерывает на полуслове:

— Процессуальный документ я уже читал, можете ли вы добавить что-то новое? — и выжидательно смотрит на меня. Он помнит, я знаю. Он все прекрасно помнит и ненавидит меня за те слова. Клянусь, его глаза в этот момент темнеют. Там будто черти затаились, притихли в яркой зелени и тоже смотрят, выжидают. Сглатываю.

— У меня нет сомнений в том, что суд ознакомился с ходатайством, однако предполагаю, что сегодняшнее дело далеко не единственное, которое рассматривает суд. В связи с этим я решила освежить существенные аспекты, — произношу речь официально, но при этом смотрю ему в глаза. Пристально смотрю. Хочется прижать руку к груди, так сильно колотится сердце. Я хочу пробудить того хорошего парня, который звал меня на свидание. Хочу, чтобы он простил меня.

— Ваши предположения впредь оставляйте при себе. Суд на память пока не жаловался, — цедит сухо.

Суду стоит пожаловаться на отсутствие воспитания.

— Тогда я полностью поддерживаю позицию, изложенную письменно, — присаживаюсь. В этот момент с места подскакивает юрист истца:

— А у меня дополнения есть! — и начинает тараторить.

Суть дела это не меняет, но плохо то, что последнее слово за оппонентом. А я вроде как… сдалась раньше времени. У меня глаза болят от того, как круто я их закатываю, но мои старания остаются без внимания.

Богданов выслушивает комментарии, на это у него есть и время, и терпение. После чего назначает новую дату слушания, что тоже плохо, так как промедление будет стоить моему клиенту денег. Все должно было решиться сегодня.

У меня действительно серьезный конфликт с судьей, и вот оно первое испытание самостоятельной жизни — разобраться с ним как можно скорее.

Честно говоря, я просто в бешенстве. Выхожу в коридор и довольно резко прощаюсь с вражеским юристом, хоть он лично мне ничего плохого не сделал. Я должна научиться держать эмоции при себе. А Леонидас в данный момент мчится по идеальной трассе вдоль бирюзового моря навстречу солнечной Анапе, соленому воздуху, цветным коктейлям в прибрежных барах и белоснежным простыням в отеле. Я могла бы сидеть рядом с ним, есть купленный на заправке маффин с изюмом или черникой и ни о чем не беспокоиться.

Не сегодня. Если однажды я и стану безвольной слабачкой, то не сегодня. Мы еще поборемся, не верю, что ситуация безнадежная.

Во сколько там заканчивается рабочий день у судьи Богданова?

Глава 5

Кирилл

Мое собственное тело пыталось меня убить. И ладно будь это печень, ее месть хотя бы была объяснима — в студенчестве не особенно с ней церемонился. Но печень моя в идеале, чего не скажешь о… яйцах. Такой вот фильм ужасов, правда, это был не фильм.

Осознать диагноз было сложно, смириться — еще того хуже. Никогда раньше не задумывался на данную тему, а потом пришлось услышать от врача, что рак яичек — один из самых молодых. Средний возраст заболевших — сорок лет, но случаи встречаются и у пятнадцатилетних пацанов. Хорошие новости — при ранней диагностике и благодаря вовремя проведенному лечению процент выздоровления близится к девяносто пяти.

Можно сказать, мне повезло, все только началось, еще даже симптомов не было. Повезло… Ненавижу это слово. Многие в больнице повторяли его с ободряющей улыбкой, я научился не реагировать.

Я ж не просто так поперся на диагностику. Когда тебе двадцать пять, ты здоров, полон сил и энергии, эрекция по первому щелчку и ничего не беспокоит — к урологу просто так не записываешься. Моему отцу диагностировали третью, последнюю стадию.

Молния не бьет в одно дерево дважды? Увы.

Он настоял на том, чтобы я тоже проверился. И потребовал поклясться ему, что буду проходить эту гребаную диагностику каждые пять лет. Я долго отказывался категорически, но он буквально заставил меня, и я послушался из уважения к его тяжелому состоянию. Но выстрелило сразу же.

Это был шок. Я даже посмеялся, обвинив врача в разводе на деньги. Вот так совпадение — кто к ним ни придет, у всех рак! Пригрозил судом. Пошел в другую клинику, проверился и там тоже. Потом вернулся с повинной.

Сначала не хотел сообщать отцу, но скрыть было проблематично — он нуждался в помощи, и как объяснить, что мне самому понадобилась срочная операция?

К своему состоянию я относился спокойно, с присущим мне черным юмором. Цель стояла следующая: не откинуться раньше родителя, чтобы не бросить его одного. После унизительной операции мне провели три курса химиотерапии, но я лишь однажды брал больничный, потому что уж слишком тяжело пришлось. Упал гемоглобин до пятидесяти, никак не могли поднять, положили под капельницы. Больше недели отвалялся в клинике.

Мы лечились у одного врача, для меня все закончилось благополучно. Ну как благополучно — в двадцать шесть я остался один. Без родителей, девушки, которая меня бросила. Нет, она хорошая, прошла со мной самое сложное, потом я сам отпустил ее. Видел, что разлюбила. Беспокоится о генетике. К чему эти мучения? У меня не хватало ресурса заботиться о ком-либо в то время, даже о себе самом, что уж говорить о других.

Но у меня осталась работа, где мне всегда радовались, — едва ли не круглосуточно. Два года я не брал отпуск. Не хотелось, что мне было делать дома? Я даже едва не пропустил сроки вступления в наследство, которое оставил отец. Не люблю говорить о себе прежнем, мне не нравится тот мужик. Он был словно… не я. Я-то другой. Вуз, армия, работа в суде с хорошими перспективами.

Потом я неудачно влюбился. Неудачно — значит не взаимно. Я не из тех поэтических идиотов, которые благодарны дамам за эмоции, слушают грустную музыку и часами пялятся на фоточки. Отнюдь.

Это был странный день, я решил, что у меня снова упал гемоглобин. В зал заседаний зашла девушка, а мне показалось, что вокруг нее аура светится. Даже моргнул, чтобы прогнать мираж. Аура исчезла, а сама девушка — нет. Она улыбнулась мне и кокетливо закусила губу. Такая пошлятина, что я, живущий на диете под названием «адский круглосуточный труд», повелся мгновенно. Следующие месяцы она появлялась в суде от трех раз в неделю, а я почти перестал спать.

Но случившееся пошло мне на пользу. Лада заставила меня посмотреть на себя со стороны и заняться, наконец, своей внешностью. В людях ценится не только ум, встречают-то по одежке. Да и трахаться хочется с красивым телом.

При воспоминаниях о том времени мне всегда становится смешно! Черт, через полтора года меня даже в порно почти взяли! Настолько основательно я над собой поработал. К слову, силиконовый имплант смотрится стильно, не отличить от натурального, тестикулы мои визуально в идеале. Хотя в голове я всегда держу, что рак может вернуться, поэтому сильно на смерть от старости в окружении толпы правнуков губу не раскатываю.

И никак не реагирую на угрозы и попытки всучить мне взятку. Шантажировать меня нечем, терять мне, в общем-то, тоже нечего. Я всегда был падок на дерзких шикарных женщин, Фемида мне подходит полностью, да простит меня Зевс. Все остальные — земные — так, любовницы, пока богиня не видит.

— Нам с вами нужно поговорить, — слышу знакомый голос за спиной. Я уже успел открыть дверь своего мерса, собирался сесть в салон, врубить музыку «Neffex» и постараться ни о чем не думать.

— Следите за мной, Лада Алексеевна? — оборачиваюсь и окидываю девушку внимательным взглядом. Одежда другая, значит, заезжала домой, подготовилась. Соблазнительное платье из черной ткани, вырез на грани пошлости. Шпильки. Да и вся она такая… на грани. Поговорить пришла, ага. Схватить бы за волосы, накрутить их на кулак, притянуть к себе и сообщить о том, что со мной не следует играть. Можно доиграться. Время позднее, половина девятого. На парковке кроме нас никого. Но эти камеры…

Ей некомфортно, ее страх покалывает мне кожу.

— Вы очень много работаете, Кирилл Платонович. Поймать вас крайне проблематично.

Да, неделя выдалась и правда хлопотной. Обычно в день рассматриваем один-два сложных дела, плюс пять-семь относительно простых, сегодня же сложных оказалось четыре. Все утро просидел, вникая. У меня нет отмен, и так должно оставаться по крайней мере ближайшие два года. Многие считают, что я занимаю не свое место, и рисковать нельзя.

— Вы по делу «Молокозавода»? — приподнимаю одну бровь. — У вас сегодня было время выступить, вы им не воспользовались.

— Нет, я по другому вопросу, — она делает шумный вдох-выдох, смотрит в глаза. — По личному, — выпаливает, решившись. Голос звучит излишне твердо, не могу удержаться от насмешливой улыбки. Не верю.

Киваю, приглашая в машину, и сажусь в салон сам.

— Я никуда с вами не поеду! Я хотела просто поговорить, — но шаг в мою сторону, впрочем, делает.

— Я не буду ничего обсуждать на парковке. Сомнительное мероприятие, вы так не считаете?

Она мешкает, оглядывается, потом все же обходит машину, дефилируя с прямой спиной, и садится на переднее сиденье.

Вот и умничка. Умеет же быть послушной девочкой.

Скрещивает руки на груди, напрягается. Я нажимаю на кнопку «Двигатель старт» и плавно давлю на педаль газа.

— Куда мы едем? — спрашивает она через несколько минут.

— Ко мне домой, — отвечаю флегматично, будто само собой разумеющееся.

— Я не поеду. Боже, остановите машину, вы меня не так поняли! — начинает она суетиться.

Я резко выжимаю тормоз, поворачиваю голову и смотрю на нее.

— Вперед, — киваю на дверь.

— Просто поговорить, — она таращится на меня во все глаза, в них так много сомнений и метаний, что сама девушка кажется будто… уязвимой, незащищенной. Я невольно облизываю губы. — Просто разговор. Я не… не такая, как вы, должно быть, обо мне думаете.

Я молчу, рассматривая девушку, этого времени ей хватает, чтобы отдышаться и взять себя в руки. Лада продолжает:

— Я вам не секс предлагаю. Уж точно не ради «Молокозавода»! — улыбается, и я усмехаюсь в ответ.

— Кто ж знает, насколько внимательно вы относитесь к своим клиентам, — не удерживаюсь от шутки. Ей смешно. Она шумно выдыхает, значительно расслабившись.

— А вы бы согласились? На такую взятку? — приподнимает брови, кокетничая, проверяя, как много я позволю ей. Голубые глаза загораются азартом. Вовсе не потому, что она нашла выход из ситуации, ей просто льстит мое внимание. Может, проучить ее, хотя бы раз в жизни?

Дело там, кстати, на пару миллионов. Вот только она лично вряд ли много выгадает даже в случае победы.

— Вы предложение сначала сформулируйте без всяких «я не такая, но если надо, то возможно». Я рассмотрю, что в него входит, и отвечу.

— Письменно? — сладким голоском.

— Устной формы и презентации будет достаточно.



Глава 6

Ладка

— Вы ужинали? — спрашиваю. Вряд ли Богданов таскает на работу еду в пластиковом контейнере. Скоро девять, он значительно задержался в суде. Я бы считала себя отомщенной за утреннее ожидание, если бы не провела это время на лавочке напротив арбитража.

А Леонидас тем временем, наверное, закончил дела и пошел расслабляться в сауне своего пятизвездочного отеля.

Через пятнадцать минут мы паркуемся у ресторана. Богданов пропускает меня вперед скорее по привычке, чем из желания произвести впечатление галантного мужчины. Мы быстро изучаем меню, после чего делаем свои заказы.

— Вино? — спрашивает официант. Я вопросительно смотрю на Кирилла, он отвечает:

— Девушке бокал белого сухого. На ваш вкус.

— Полбокала, — уточняю я с вежливой улыбкой. После ухода официанта изучаю обстановку зала, делаю вид, что увлечена салатом, который принесли почти сразу, позволяя себя как следует рассмотреть. В итоге замечаю, что все это время Кирилл что-то напряженно читает в телефоне, полностью меня игнорируя.

Не может быть! Я начинаю поглядывать в его сторону. Создается впечатление, что он просто забыл о моем присутствии. Долго сверлю его глазами, он все еще увлечен перепиской.

— Кирилл Платонович? — окликаю тихо.

— Минуту, — поднимает палец вверх. Пишет сообщение, затем откладывает сотовый в сторону и смотрит на меня. — Извините, дела. Я вас слушаю, Лада Алексеевна. Вы сформулировали ваше предложение?

От его прямоты мне становится не по себе. Это не флирт. Далеко не флирт, хотя несколькими минутами ранее, в машине, на секунду мне показалось, что он заигрывает со мной. Мы словно и правда договариваемся о сделке, только на кону я сама.

Если бы его глаза опустились на уровень моего декольте, клянусь, мне было бы легче. Он бы стал мне понятен, и я бы выбрала стратегию дальнейшего общения. Некоторые мужчины предпочитают исключительно деловой тон, без намека на разницу полов, другие — завуалированно флиртуют и даже домогаются во время решения рабочих моментов, — и с первыми и со вторыми приходится уметь ладить. Деловой мир даже в двадцать первом веке жестоко проверяет женщин на прочность.

Богданов все еще ждет ответа.

Одно я знаю точно — он мне не нравится. С ним не получится расслабиться, пошутить, а потом спокойно разойтись до следующей встречи. Все его фразы выверены, время расписано по минутам.

— Если честно, я бы хотела перед вами извиниться, — говорю я, решив надавить на жалость. Мужчины любят, когда женщина чувствует себя виноватой, обязанной. Это льстит их самолюбию.

— За что? — он не понимает. Или делает такой вид, что вероятнее.

— За тот случай три года назад. Вы, наверное, не узнали меня, — прикидываюсь дурочкой. — Но, честное слово, все это время я переживала, что так некрасиво поступила. При всех оскорбила вас совершенно незаслуженно, — и впиваюсь глазами в его лицо, жадно ловя любой оттенок мимики. — Меня до сих пор гнетет тот поступок. Получилось случайно, я не хотела. Было плохое настроение с утра. Я искренне раскаиваюсь.

Он легонько пожимает плечами, будто я его удивила.

— Извинения приняты. И это даже мило, что столько времени вы так сильно из-за меня мучились, — его голос ровен, но сам набор слов сочится сарказмом. — Не стоило. Моя профессия такова, что я нравлюсь далеко не всем. И мне совершенно безразлично, что обо мне думают. Ваши трехлетние страдания были напрасны.

— Спасибо, — говорю я.

— Пожалуйста, — оставляет последнее слово за собой.

Нам приносят горячие блюда, и некоторое время мы молча едим. Я бросаю на него беглые взгляды. Богданов ест быстро, но аккуратно. Заметно, что он адски голоден, при этом манеры его безукоризненны. Я невольно задерживаюсь глазами на его руках — у него крупные ладони, ровные пальцы с ухоженной ногтевой пластиной. Тыльная сторона ладоней на треть покрыта темными волосками. На левом запястье дорогие часы.

Я думаю о том, что тогда, в прошлом, его руки выглядели иначе. Я помню тонкие дистрофические пальцы с крупными костяшками. Впервые в моей голове проносится мысль — а не был ли он болен в то время? Мы с коллегой и по совместительству моей близкой подругой называли его гоблином. Гоблин Дубовой — невольно всплывает в голове фамилия судьи и прозвище, которое мы дали ее помощнику.

«Гоблин Дубовой так написал решение, что юрист противной стороны скорее проломит бетон лбом, чем добьется апелляции!» — хвасталась я своей Маше, с которой мы одновременно закончили учебу и были приняты в фирму.

«Тупой прыщавый гоблин», — именно так я назвала его в шутливом диалоге с той же подругой. За секунду до этого судья зашла в зал суда и все замолчали, поэтому мои слова прозвучали громко, их услышали все. И Дубова, и сам гоблин тоже. В зале было человек пятнадцать. Все поняли, о ком речь. Все посмотрели на него.

На мои глаза наворачиваются слезы, и я быстро моргаю, прогоняя их. Допиваю свое вино и прошу официанта принести еще.

— Я правда не хотела. Если бы я знала, что так получится, я бы лучше язык себе отрезала, — выпаливаю в полной тишине.

Богданов на секунду замирает с вилкой, поднесенной ко рту. Хмурится, не сразу понимая, о чем речь. Кажется, мыслями он был далеко. Проглатывает то, что жевал, и вытирает губы салфеткой. У него довольно крупный рот и, вообще, если уж рассматривать придирчиво, очень интересная, нестандартная внешность. Не могу сказать, что он красив. Напротив. Вот Леонидас — он очень красив, любая бы, листая ленту в инстаграме, задержалась бы на его фотографии.

А Кирилл… нет, но он и не страшен… теперь. Скорее, необычен. Наверное, его можно было бы даже полюбить, будь в его глазах хоть капля теплоты.

— Да прекратите вы уже, Лада Алексеевна. Вы решили этим вечером каждые две минуты напоминать мне о том, что в Москве меня звали тупым гоблином?

— Нет, я просто… Фух. Да, давайте закроем эту тему. А вас так звали? — Меня пробивает ужас от мысли, что прозвище могло к нему прилепиться.

— Я думаю, меня по-разному называли и называют, — произносит он спокойно.

Я пытаюсь распознать в тоне, интонациях или во взгляде обиду или хотя бы намек на уязвленность, но не нахожу ничего подобного. Он потрясающе владеет собой.

— Поймите, — продолжает Кирилл, — я не имею намерения нравиться. Каждый день я принимаю с десяток сложных решений, которые, возможно, меняют жизни некоторых людей. Я топлю за правду, а она редко кому по вкусу. Я наелся, а вы? — кивает на мою почти нетронутую тарелку.

— Да, спасибо. Хороший ресторан, отличный повар. Замечательное вино.

— Десерт?

— А вы?

— Нет, я пас.

— Может быть… хотя бы мороженое? — Мне кажется, что неправильно расходиться на такой ноте. Нет, я не жду, что он вдруг раскроет мне душу, но… не буду лгать, что это не было бы идеальным завершением дня.

— Сладкое я люблю только с кофе, — он снова смотрит на часы. — А для кофе уже слишком поздно. Мы можем попросить завернуть вам десерт с собой.

Слишком поздно.

Его тон прежний, но я успела немного привыкнуть к своему непростому собеседнику и его манере говорить, поэтому чувствую, что он начинает раздражаться. Возможно, он просто слишком устал, чтобы лишние полчаса пялиться на то, как я жую чизкейк.

Я понимаю, что ужин закончился и настало время решать, что делать дальше. Он просит счет, расплачивается сам, не мешкая и не спрашивая, собиралась ли я разделить чек. И это снова не жест галантности, скорее, он просто хочет быстрее с этим закончить. У него есть деньги, и он готов купить себе время.

Оставив щедрые чаевые, Кирилл поднимается и идет к выходу. На улице уже совсем темно. Теплый летний воздух приятно окутывает после холодного зала ресторана. Кажется, я немного замерзла под кондиционерами, и сейчас мне хорошо.

— Вы не против, если я вызову вам такси? — произносит Кирилл. И снова безапелляционно, словно давно все решил. Вечер закончился, и точка. Устного предложения от меня не поступило, разговаривать ему со мной больше не о чем. А мы так ни к чему и не пришли.

— Кирилл Богданович… — выпаливаю я, грубо оговорившись. — Ой! Кирилл Платонович, — и жутко краснею. Какая глупая оплошность! По его губам пробегает тень снисходительной улыбки, он бросает нетерпеливый взгляд на часы. — Еще раз спасибо за вечер. Могу ли я быть уверенной, что мы все решили и вы больше не будете мне мстить?

— Что? — он хмурится. — Мстить? — его удивление так искренне, что я теряюсь.

— За последний месяц вы рассмотрели с десяток моих дел, и все решения были приняты не в мою пользу. А дело «Молокозавода» вы в очередной раз отложили, хотя там все очевидно.

— Вы считаете, что проигрываете, потому что я на вас обижен? — он окидывает меня внимательным взглядом. — И решили меня задобрить? — на его лице отражается понимание.

— По первоначальному плану платить за ужин должна была я, — пытаюсь свести все к шутке, но ему не весело. — Для меня очень важно помириться с вами, поймите.

Он мгновение мешкает, потом улыбается.

— Ладно, идемте, — кивает мне следовать за ним и спускается с высокого крыльца. Огибает здание, направляясь в сторону парковки, вот только дорогу выбирает почему-то пролегающую через темный хозяйственный переулок. Посетители ресторана здесь не гуляют. Я зачем-то иду за ним, полагая, что он хочет продолжить разговор уже в машине.

На полпути Кирилл вдруг останавливается и оборачивается. От неожиданности я вздрагиваю, едва не врезавшись в него. Отскакиваю назад, а он идет прямо на меня, быстро сокращая разделяющую нас дистанцию. Я инстинктивно пячусь, внезапно понимая, что нахожусь в небезопасном месте вдвоем с едва знакомым мужчиной. Делаю пару шагов назад, на шпильках совершенно неудобно, они высоченные, сантиметров десять. Тонкие каблуки вязнут в земле, не упасть бы.



Глава 7

Богданов решительно подходит, берет за запястье и тянет на себя. Здесь плохое освещение, его глаз не видно, но я ведь помню, сколько там чертей пряталось. Да, он изменился внешне, но внутри-то все тот же самый! И одному дьяволу известно, что у злопамятного гоблина в голове.

Пульс заметно учащается. Я немного паникую, потому что он впервые касается меня. Вообще впервые в жизни. Упираюсь ногой, сохраняя между нами дистанцию.

Пытаюсь освободить руку, но хватка стальная. Мы смотрим друг другу в глаза, но видим лишь бледные лица и черные пятна.

— Ко мне? Или здесь? — спрашивает он низким голосом, в котором сквозит недвусмысленный интерес. Во рту мгновенно пересыхает. — Ты ведь не думала, что ужина будет достаточно? Почему сразу не поехала, когда предлагал? Голодная была?

— Кирилл…

— Ты суд хочешь выиграть или нет? — спрашивает он по-доброму так, с участием. Я делаю шаг назад.

Он не пускает, я дергаюсь, и он заламывает мою руку за спину, толкает лицом к стене, наваливается сверху, лишая возможности двигаться.

Я замираю, задержав дыхание. Мир суживается до стука собственного сердца в ушах. В голове проносится — он сейчас отымеет меня здесь, у кирпичной стены, а потом напишет решение в мою пользу.

Адреналин подгоняет кровь, я дергаюсь, но у меня не получается отпихнуть Богданова даже на сантиметр. Напротив, после моей попытки освободиться Кирилл еще плотнее вжимается в меня. Его мышцы словно каменеют, а я… на миг я ощущаю себя абсолютно беспомощной!

Стена шершавая, я не хочу о нее поцарапаться, поэтому больше не пытаюсь дергаться. Просто жду, что будет дальше.

Его лицо приближается к моему, и я чувствую аромат его туалетной воды. Его много. Слишком много чужого запаха вокруг меня. Почему-то шокирует именно это, я отвыкла от близости других мужчин за пять лет «дружилок» с Леонидасом. Хочу отвернуться, но не решаюсь.

— Послушай меня, вертихвостка, — его голос у самого уха. — Ш-ш-ш, не брыкайся ты, иначе будет больно. Ты можешь просто слушать? — дождавшись моего кивка он, наконец, освобождает мою руку, я тут же упираю ее в стену. Он продолжает низким шепотом: — Это был первый и последний раз, когда ты обвинила меня в пристрастности и попыталась вертеть задницей в целях свести решение в свою пользу.

Его пах вплотную прижат к моим ягодицам. Я прерывисто и жадно дышу, от гипервентиляции кружится голова.

— Отпусти немедленно, — мы с ним оба переходим на «ты». В текущей ситуации не до изысканных манер. — Мой парень… он влиятельный. Я ему расскажу.

— А я, ты считаешь, нет? В тридцать лет судья в золотом составе, да еще и в самом вкусном в стране крае. Никогда не пытайся меня купить, соблазнить или напугать. Со мной это не работает. Если ты хочешь что-то предложить, будь готова к тому, что предложение будет принято, — он толкается в меня бедрами, плотнее прижимаясь пахом к моей заднице, и я округляю глаза.

К своему ужасу, я отчетливо ощущаю его эрекцию. Не могу пошевелиться. Мои губы дрожат. Я чувствую его учащенное дыхание у самого уха. Его поза, тон, стояк — все кричит о сильном вожделении к моему телу. Я все же добилась его реакции. Только не совсем той, на которую рассчитывала.

Он проводит своей щекой по моей, царапая вечерней щетиной.

— Я… больше не буду, — выдавливаю из себя.

— Пора определиться: ты юрист или шлюха?

Киваю ему много раз. Я готова сказать все что угодно, лишь бы он прекратил. Неужели он не понимает, как сильно пугает меня?

— Прогнись, — слышу тихий голос у самого уха.

— Я буду кричать.

— Ты слишком испугана. Прогнись в спине и все закончится, — повторяет он, накрыв мою ладонь своей.

Я киваю и исполняю команду.

— Хорошо, умничка, — одобрительно шепчет на ухо.

От его голоса и тона волоски на теле встают дыбом. Впервые за месяц общения я различаю что-то похожее на похвалу из его уст. Морально готовлюсь к тому, что он начнет лапать, гладить, трогать, задирать платье, как действовал Леонидас в туалете перед обручением, но он этого не делает. Лишь дышит чуть глубже, чем раньше.

Одна его рука сжимает мою ладонь, вторую он подносит к моему лицу и проводит пальцами по подбородку, затем касается рта. Я чувствую запах табака и закрываю глаза, концентрируясь на ощущениях.

Он не спешит. Указательным пальцем задерживается на моей нижней губе, чуть сминает ее, смачивая подушечку в моей слюне. Промедление и скупая ласка действуют на меня совершенно странным образом. Он словно ждет знака, а я застыла и не могу пошевелиться. Такого со мной еще не было.

Его пальцы почти нежно гладят мои, переплетаются с ними, дразнят. Эрекция же становится тверже, я чуть подаюсь ему навстречу, и он усиливает напор бедрами. В этот момент что-то меняется, и я… я послушно приоткрываю рот и сама обхватываю его указательный палец. Сначала прикусываю, потом губами. Провожу по нему языком, втягиваю в себя.

Инстинктивно я чувствую, что ему хочется именно этого, и начинаю играть по его правилам. Разумеется, чтобы спастись… или вновь заслужить одобрение?

Мое сердце сейчас выскочит из груди.

Он меня почему-то не лапает! А еще не пытается стянуть белье, принудить к поцелую… ничего подобного, и я не чувствую себя униженной. Хотя должна. По всем параметрам должна!

Он дает мне немного времени поласкать его добровольно, после чего проникает в мой рот еще одним пальцем. Я принимаю оба и начинаю сосать. Пошло, влажно. Он пихает их глубже.

— Расслабь горло, — говорит мне почти ласково, и я слушаюсь, как самая настоящая шлюха. Пытаюсь максимально успокоиться. Он трахает пальцами мой рот, а потом пихает их так глубоко, что у меня едва не срабатывает рвотный рефлекс. Я отшатываюсь, и он отпускает меня. Я складываюсь пополам и начинаю кашлять.

— Боже! — шепчу, хватаясь за горло. — Какой же ты мудак!

Теперь его взгляд опускается на мою грудь, и я понимаю, что вырез сдвинулся и открылся вид на черное кружево. Поспешно прячу белье, пытаюсь натянуть ткань и максимально уменьшить вырез. Вытираю глаза от подступивших слез.

— Так кто ты? — повторяет он вопрос. Подносит те же два пальца к лицу и касается их костяшек языком, глядя мне в глаза. Это так… странно и извращенно. Я пытаюсь сплюнуть, но получается не слишком красиво, никогда не умела этого делать. Быстро вытираю руками губы. Все это время он наблюдает за мной, не двигаясь с места. И прекрасно понимая, как выгляжу со стороны, я бросаю ему:

— Юрист, — стискиваю зубы.

— Хорошо. Как скажешь, Лада, — его голос неожиданно смягчается. — Судя по ошибкам, которые я замечаю в твоей работе, ты пока весьма посредственный юрист, но все же юрист. Если же ты придешь ко мне еще раз для личной, — выделяет последнее слово голосом, — беседы, то имей смелость признать свой истинный статус. — Пару мгновений он мешкает, потом добавляет: — Ко мне или к кому-то другому.

Я вскидываю на него глаза.

— Все решения были вынесены так, как я посчитал нужным. Пора бы поумерить свое самомнение. Вы**ываться будешь перед греком.

Последние слова заставляют вспыхнуть. Мат из его уст кажется чужеродным, но в то же время будто очеловечивает этого мужчину. Я поднимаю ладонь, словно в жалкой попытке остановить катящуюся на меня опасную лавину, но он больше не нападает. Ни словами, ни действиями. Стоит, смотрит. Решив не провоцировать его больше, я ухожу в сторону огней, людей и безопасности так быстро, насколько только позволяют шпильки.

Подальше от темной парковки. Этого закоулка. Подальше от Богданова, который мне явно не по зубам. Все еще чувствуя вкус его пальцев во рту. Запах табака и туалетной воды на языке. И странный, пугающий сумбур в душе.



Глава 8

Лада

В состоянии некоторого ступора я добираюсь до дома. В прихожей скидываю неудобные, выпачканные в земле босоножки и на цыпочках спешу в ванную. Стягиваю платье и заталкиваю его в корзину с грязным бельем.

Смываю прохладной водой остатки косметики, несколько раз провожу растопыренными пальцами по спутанным волосам и смотрю на свое отражение. Сердце все еще ускоренно колотится, щеки пылают. Подношу сначала левую руку к губам, затем правую — ту, которую он сжимал. Касаюсь нижней губы и замираю. Мне казалось, на запястье останутся синяки от его хватки, — но нет даже покраснения. Никаких следов нет.

Он был просто в бешенстве. На мгновение мне показалось, что он сделает это. Принудит меня к интиму. Хожу по квартире, заламываю руки. Никак не могу найти себе места. Надо с кем-то поговорить о случившемся. Несколько раз снимаю блокировку с телефона и выбираю в контактах Леонидаса. Один раз даже делаю дозвон, но он не берет трубку. А когда перезванивает через минуту, я извиняюсь и лгу, что нажала случайно.

Что он мне скажет? Я и так знаю. Работать — это не твое, лучше сиди дома и не рискуй понапрасну. Что сделает? Поедет ругаться с Богдановым? Меньшее, чего мне хочется, это рассорить двоих мужчин.

Но выговориться кому-то надо, и я пишу подруге: «Маш, спишь?»

«Нет, что-то случилось?» — отвечает тут же.

«Можно я позвоню?»

Через две секунды вижу входящий и поспешно принимаю вызов с видео.

— Что стряслось, Ладка? — Маша выглядит не на шутку взволнованной. Ее короткие светлые волосы зачесаны назад черным тонким ободком, на лице лоснящаяся питательная маска. — Блин, видео включила. Прости за видок, готовлюсь к завтрашнему процессу, не забыв при этом о красоте кожи. — Она начинает придирчиво рассматривать себя во фронтальную камеру и поправлять волосы.

Я невольно улыбаюсь — обожаю эту девчонку!

— Забей, у меня внешний вид не лучше. Как у тебя вообще дела? Осадчий стращает, как обычно?

— Ага, не то слово. Но потом сразу обещает, что скоро получу статус адвоката. Метод кнута и пряника в действии.

— Скоро — это через пять лет? — шучу, припоминая манеру общения Андрея Евгеньевича.

— Нет, в следующем году.

— О. Ну круто, конечно, — киваю я, чувствуя небольшой укол зависти.

Мы начинали вместе и были примерно равны по способностям. А если уж совсем честно — я училась лучше. Если Маша брала упорством — неделями зубрила наизусть, мне хватало двух-трех дней, чтобы подготовиться и получить на экзамене пять, у нее же в дипломе сплошные четверки.

Маша отмахивается:

— Скоро раскладушку поставлю в офисе, и будет совсем круто, — она зевает. — Но после того, как босс женился, стало полегче. С работы уходит не позже восьми, представляешь? И мы следом за ним крадемся. Здоровья и всяческих благ его милейшей жене! Так что у тебя случилось?

— Хотела спросить. Ты помнишь Богданова?

Она морщит лоб, копаясь в памяти. И я напоминаю:

— Помощника Дубовой. Он работал, когда мы начинали.

— А, гоблина, что ли? Помню, конечно. Ты уволилась, а я частенько к нему таскалась. Умный чувак, жаль, ушел. С ним всегда было быстро и приятно работать. Но я в принципе удивлена, что он так долго продержался. Толковых мужиков в суде мало.

— Ты ведь помнишь, что я вышла на работу? Лучше присядь.

Дальше я рассказываю Маше о встрече в суде, нашем с Кириллом противостоянии, его реакции на мою неудачную попытку извиниться. Она думает, качает головой:

— Ты, надеюсь, не обвинила его в пристрастности и желании отомстить?

— Ну-у, я свела все к шутке.

— Пипец. Что с тобой происходит, Лада? Ты его оклеветала бездоказательно! Как вообще могло прийти в голову ляпнуть такое судье?!

— Я к тебе обратилась за советом, — начинаю злиться. — Сама поняла, что перегнула, делать-то теперь что?

— Ладка, меняй направление. Если так получается, что ты все время попадаешь к нему — попросись на… я не знаю, да хоть на те же банкротства. Я тебе помогу на первых порах. Буду подсказывать. С места он уже не сдвинется. Мужик основательный, упертый. Либо переспи с ним.

— Ты серьезно? — склоняю голову набок.

— Ну а что? Пятнадцать минут позора — и спокойно работай. Я помню, как он на тебя смотрел, уверена, ему хочется закрыть этот гештальт. Так помоги ему. Поставьте точку и идите дальше. Тем более, ты утверждаешь, что он выглядит неплохо.

— Да нет, это неправильно. — Я вспоминаю его слова: «Определяйся: ты юрист или на букву «ш». — Не думаю, что он настолько злопамятный. Может, мне показалось, что он ко мне придирается. Просто десять дел подряд — и ни единого шанса!

— А ты бы на его месте как себя вела? — спрашивает она резковато.

— Он же мужчина, а не какая-то там обиженка.

— Ну, с такими сексистскими замашками тебе сложно будет в юриспруденции, — Маша рубит свою правду-матку, не заботясь о моих чувствах. За это ее и люблю, хотя иногда хочу убить.

— Типа мужики тоже имеют право на эмоции? — деланно закатываю глаза, и она смеется.

— Спроси у Леонидаса, если бы его прилюдно оскорбили, как бы он поступил с этим человеком. Или у своего отца. Пусть даже этот человек — женщина, — она делает паузу, давая время обдумать свои слова. — Одна ненормальная баба пыталась оговорить Андрея Евгеньевича. Он добился того, чтобы никто ее не взял на работу. Бедолага ушла из профессии на четвертом десятке. Будь осторожна, Лада. Я не знаю, что он за человек, мы всегда если и пересекались, то только по делу. Но судя по тому, что ты рассказываешь, денег у него — до хрена и больше. А деньги — это прежде всего власть.

Глава 9

В пятницу утром мне неожиданно пишет Елена Спанидис — сестра Леонидаса.

«Лада, привет!»

«Привет», — отвечаю. Немного нервничаю, потому что все, что связано с Леней, по-прежнему воспринимается остро и болезненно.

Собственно, мы так с ним и познакомились — через мою подругу Елену. Отец снял ей квартиру на время учебы в том же самом подъезде, где жили мои родители. А потом мы пересеклись на мастер-классе по макияжу и косметике, узнали друг друга и сели рядом.

Сошлись на любви к моде и бьюти-блогерам, а потом и на всем остальном. Моя Маша всегда была поглощена учебой, а мне иногда хотелось поговорить о чем-то кроме права. Елена жила со строгой тетей, обожающей подслушивать и подглядывать за нами. Не брезгующей порыться в вещах племянницы.

Тетя Спанидис не разрешала выходить из дома после восьми вечера, поэтому Елена частенько коротала выходные у меня, иногда даже ночевала.

Мои родители были настроены более лояльно, поэтому мы с Еленой ходили в бары или ночные клубы — ни тетка-комендант, ни отец Елены ни о чем даже и не подозревали.

Потом я начала ездить в гости на родину подруги, отдыхать на море вместе с ее семьей… и, разумеется, братом, который был на несколько лет старше. И невероятно красив, особенно без футболки.

Получив диплом, Леонидас договорился с отцом, что некоторое время поживет в столице. Наберется опыта и «хлебнет самостоятельной жизни» перед погружением в семейный бизнес. Отец поупрямился, но отпустил, чтобы парень успел нагуляться и больше не брыкался. Леонидас приехал в Москву, когда я заканчивала четвертый курс, и у нас сразу же начался бурный роман.

Поначалу Елена сильно ревновала — то ли меня к брату, то ли брата ко мне. Потом, кажется, смирилась и даже была рада, когда я переехала в К. Мы снова начали общаться, дружить. Я-то здесь вообще никого не знала, но спустя некоторое время наши с ней отношения испортились. Под влиянием родителей она сознательно от меня отдалилась. Леонидасу понадобилось срочно жениться, а непонятную интрижку следовало прекратить. Все Спанидисы объявили мне бойкот.

В последний год — посвященный ожесточенной борьбе за совместное счастье с Леней — мы с ней даже не переписывались, на обручении она ни разу не подошла ко мне. И вот сейчас пишет. Сюрприз.

«Какие у тебя планы на вечер?» — падает на сотовый сразу после приветствия.

«А что вдруг?» — не считаю нужным делать вид, что у нас все прекрасно.

«Я скучаю по тебе. Хочу помириться».

Медлю, раздумывая, что ответить. Пальцы сами печатают: «Забудь мой номер!». Потом решаю, что глупо ударяться в обиды. Она лично мне никогда ничего плохого не делала.

«Я тоже скучаю», — пишу ей. Прочитано. Доставлено.

«Увидимся сегодня? Поговорим. Есть о чем».

Я работаю до шести, немного приходится задержаться, чтобы доделать ходатайство на понедельник, поэтому не успеваю совершить крюк до дома и переодеться. Еду в бар как есть, в строгой одежде. Голова гудит от информации и усталости. Это была долгая, трудная, изматывающая неделя. И пара бокалов вина в компании пусть даже продажной, но подруги — именно то, что мне сейчас нужно.

Бар огромен — в целых три яруса! А еще здесь приглушенное освещение, поэтому некоторое время брожу по этажам в поисках гречанки. Наконец, звоню ей.

— Елена, да где ты? Я уже все столики обошла!

— Мы в беседке на третьем этаже, — быстро говорит она, — поднимайся, я тебя встречу.

— «Мы»? — пугаюсь я. — Ты там с Леней, что ли? Если так, то я немедленно ухожу. Елена, что за шутки? Мы с ним расстались!

— Я знаю, Ладка! Не волнуйся, Леня еще в Анапе. Иди к лестнице, я тебя встречу и все объясню.

Елена красивая, как с открытки. Жаль, что она подправила форму носа. Мне казалось, крошечная горбинка — это ее изюминка. Как особенный изъян на безупречном лице, в который можно до смерти влюбиться. У нее миндалевидные глаза, длинные ресницы и темные волосы до талии. Елена выбегает мне навстречу и тепло обнимает. От неожиданности я теряюсь и обнимаю в ответ. Все же я ужасно по ней скучала.

— Я очень, очень рада, что ты пришла! — сбивчиво шепчет она мне на ухо, берет за руки. — Выглядишь прекрасно!

— Я надеялась, мы посидим вдвоем. Я буду злиться на твоих родителей, ты — уверять, что Олимпия его недостойна.

— Она и правда недостойна моего брата. Я тоже так планировала, но на входе в бар случайно столкнулась с Евгением.

— Евгений? Это тот самый парень, который тебе не нравится?

Бедняга Евгений Критикос за ней ухаживает уже два года, и все это время — безуспешно.

— Да, именно. Меня очень интересует его друг, и он сегодня как раз будет! Я правда не знала, что так получится, иду занимать нам с тобой столик, и тут Евгений! Заверил, что у него не свидание с девушкой, а стандартная мужская пьянка. С тем самым, ну… кто мне нравится. Предложил составить им компанию, а я не могла отказаться. Пойми, мы иначе никак не пересечемся.

— О! Ясно. Жестоко по отношению к Евгению, он такой милый.

— Жестоко в двадцать пять лет оставаться девственницей! А с моим отцом я никогда замуж не выйду, если не возьму ситуацию в свои руки.

— А что от меня требуется?

— Посидим вчетвером. Ты только моему мужчине глазки не строй, я попытаюсь его разговорить, возможно, удастся обменяться телефонами.

— Елена…

— Мне скоро двадцать шесть. Ты не представляешь, как замуж хочется!

Елена хранит себя для мужа, но, видимо, из-за пылкого темперамента ее непорочность висит на волоске.

— Уговорила, — я бросаю взгляд на сотовый и включаю фронтальную камеру. Видок в пятницу вечером, конечно, так себе. Волосы утром мыть поленилась, зачесала в высокую шишку. Белоснежная кружевная блузка со следами ручки на манжетах. Завершают скучный образ широкие черные брюки с завышенной талией и лодочки на плоском ходу.

Евгений с Еленой заняли уютную кабинку, заказали вино, закуски и кальян. После взаимных приветствий я выбираю себе сытный ужин, так как очень голодна, и вскоре принимаюсь за еду. Через полчаса непринужденного общения Евгений отлучается на минуту, и я шепчу Елене:

— А этот мужчина точно будет? Я чувствую себя третьей лишней.

— Будет, он задержался на работе. Видимо, все юристы много работают.

— Он тоже юрист?

— Да, он судья в арбитраже.

Мои глаза округляются. Прежде удобный диван вдруг кажется твердой кушеткой, да и воздух куда-то внезапно улетучивается. Я ежусь и беспокойно оглядываюсь, пока неприятный холодок ползет вдоль позвоночника. Колючий такой, верный спутник шока. У меня едва не вырывается: «Он же не грек!», но я вовремя обрываю себя, потому что, вероятно, речь не о Богданове. Просто последние сутки я постоянно думаю о Кирилле, и его призрак мне чудится повсюду.

Следом я вспоминаю, что видела Кирилла на обручении. Больше не хочется доедать ужин, я беру мундштук и глубоко затягиваюсь, после чего начинаю неуклюже кашлять в салфетку.

Я еще удивилась, что он делает на греческой тусовке. Да ладно! Он ведь не единственный холостой судья в арбитраже. Наверное, совпадение. Шторка резко скользит в сторону, мы с Еленой вскидываем глаза и видим Евгения в компании Богданова Кирилла.

Мне конец.

Брови Богданова слегка приподнимаются, он смотрит на меня сверху вниз.

— Кирилл, это Лада, подруга Елены. Она тоже юрист, у вас много общего, — подкидывает нам тему для беседы наивный Евгений, надеясь на двойное свидание. Он простой хороший человек, который, вероятно, даже не в курсе наших грязных разборок с Леонидасом. Не знаю, почему Елена никак не сдастся его пассивному многолетнему штурму. — Лада, это Кирилл, мой сосед и хороший друг. И вообще отличный парень. Я за него ручаюсь.

— Мы знакомы, — говорим мы с Кириллом почти хором. Он смотрит на мои губы, и я невольно касаюсь их костяшкой пальца, но тут же отдергиваю руку. Он замечает этот жест.

— С Еленой вы тоже знакомы, — сухо добавляет Евгений, расставляя границы.

— Добрый вечер, — вежливо здоровается Богданов бросая на гречанку мимолетный взгляд, и снова возвращается глазами ко мне. Очевидно, что девушка друга для него по умолчанию среднего пола.

На секунду мне кажется, что он развернется и уйдет, но нет. Богданов присаживается рядом со мной, Евгений же плюхается на диванчик к Елене.

— Юриспруденция мне всегда казалась интереснейшей наукой, — внезапно ляпает Елена. — Мы изучали право в университете, это единственный предмет, ни одной лекции которого я не пропустила.

— Ага, — отвечает Кирилл. Берет из моих рук шланг кальяна, не меняя мундштук подносит к губам и совершает долгую затяжку.



Глава 10

«Он русский!!» — пишу я Елене в сердцах, понимая, что между нами с Кириллом расстояние меньше метра. Я помню твердость его эрекции, когда он прижимался ко мне. Так хорошо помню, что в ушах шуметь начинает. Наши тела разделяло буквально несколько слоев ткани.

Я… мои ноги сейчас так близко от его ног. В любую секунду он может положить ладонь на мое колено. И я, клянусь, я не знаю, как отреагирую! В его присутствии я почему-то цепенею. Он может оборвать любую мою фразу, он все время подавляет меня. И кажется, получает от этого удовольствие.

«Он судья», — отвечает мне Елена. Потом добавляет: «Национальность судьи значения не имеет».

Мой рот пораженно открывается.

«То есть, будь я судьей, вы бы разрешили Леонидасу жениться на мне?» — и дополняю сообщение злобными смайликами.

Она бросает на меня недоуменный взгляд и строчит ответ.

— Девушки, отвлекитесь от телефонов, — шутливо ругается Евгений, разливая вино по бокалам.

Кирилл делает заказ. Судя по количеству еды, он снова без ужина. Пока ждет официанта, с интересом поглядывает на мои недоеденные тефтели, но я боюсь предлагать, вдруг расценит как взятку. Я вообще на него даже смотреть боюсь, особенно после того, как меня отругала Маша. Мне хочется уйти из этого ресторана, уехать из города и начать все сначала под новой фамилией, уже не допуская прежних ошибок.

Но разве это про меня: не допускать ошибок?

— Больше не буду! — улыбается Елена Евгению, тот тут же кивает, разрешая ей. Он ей разрешит, наверное, что угодно. Почему она не замечает, насколько он милый и преданный?

«Ты же женщина», — приходит мне от Елены. Ну да, значит, просто без шансов. Как тут не стать сексистом, живя в таком мире?

— Кирилл, можно вопрос? — Елена решает не терять зря времени и кидается в атаку.

Тот кивает, и она начинает пересказывать ситуацию своей подруги. Говорит довольно долго, подробно, срываясь на смех и улыбки. Иногда путаясь, поправляя себя. Мне кажется, она либо сочиняет на ходу, либо что-то где-то слышала, а теперь пытается импровизировать.

— И вот на нее подали в суд, представляешь! Да, она сама подписала те бумаги, но при этом она совершенно не виновата! Ее обманули. Кирилл, можно хоть что-нибудь сделать в такой ситуации?

— Выводы на будущее, — отвечает он, пожимая плечами. — Сочувствую.

Она глядит на него с восторгом и надеждой, он молчит. Евгений издает веселый смешок, и Елена бросает на него раздраженный взгляд. Мне тоже становится немного смешно.

— А твой отец не может ей подсказать? — подает идею пытающийся реабилитироваться Евгений. — Уверен, у него есть на примете хорошие адвокаты.

— Есть, конечно, просто я так переживаю! — вздыхает Елена.

— Если по-честному, то ничего не поделаешь, — встреваю я. — Выиграть такое дело нереально, там стоит ее подпись. Понимаешь, она будто добровольно призналась в том, что украла киловатты, и расписалась под этим. Огромнейшая глупость.

— Но она не крала! — жестикулирует в возмущении Елена.

— Так а чеки есть? — спрашивает Кирилл. — Договор с энергетиками и чеки об уплате за весь период?

— Нет, кажется.

Он разводит руками, дескать, такова судьба.

— Но она сожгла намного меньше энергии, чем указано в этих дурацких бумагах!

«Не грузи его по работе, он устал, видишь же», — пишу Елене под столом.

Получив сообщение, она вспыхивает и благодарно кивает мне. Поспешно переводит тему. Дальше мы с Еленой пьем вино, мужчины — виски. Разговаривать нам вчетвером совершенно не о чем, поэтому мы с Еленой обсуждаем ее предстоящий отпуск в Сочи. Я жалуюсь, что мне отдых в ближайшее время не светит, только устроилась на работу, первые три месяца испытательный срок.

— Теперь я девушка свободная, независимая, обеспечиваю себя сама, — говорю вкрадчиво, надеясь, что Кирилл услышит. Не понимаю почему, но мне важно, чтобы он знал — я не на букву «ш», и на обручении ничего не было.

В какой-то момент Евгений отлучается ответить на важный телефонный звонок.

— Извините, я на пять минут. Консультирую приятеля, у него никак лошадь не может разродиться, — смущается он, встает из-за стола и уходит.

Евгений — ветеринар, причем очень хороший, у него своя клиника.

— Лошадь не может разродиться, — хмыкает Елена и делает большой глоток.

Мне становится не по себе от ее выражения лица и даже немного стыдно за подругу. Возможно, еще несколько лет назад я бы поддержала ее, но не сейчас. Не после всего пережитого.

— Мне кажется, Евгений — герой! Он спасет и животное, и детеныша, его день пройдет не зря.

— Да, конечно, настоящий герой, — поспешно соглашается Елена и показывает мне глазами, чтобы оставила их с судьей вдвоем.

Делать нечего, я скомканно извиняюсь и пробираюсь к выходу, перелезая через ноги Кирилла. Напоследок задергиваю шторку, оставляя их наедине.

Спускаюсь на второй ярус, прохожу мимо затаившегося под лестницей с телефонной трубкой Евгения, наконец, добираюсь до дамской комнаты. Но торчать там без дела мне не хочется, Евгений все еще трещит по телефону, поэтому я прогуливаюсь по этажу и выхожу на террасу.

Улица неплохо освещена, я рассматриваю украшенные фасады домов, разнообразные вывески. Провожаю глазами красиво одетых прохожих, приехавших в центр города в пятницу вечером, чтобы погулять и развлечься.

Балкон бара украшен крошечными фонариками. Выглядит уютно и привлекательно, но при этом лампочки излучают скудный, даже интимный свет. Со стороны улицы никто не может рассмотреть меня, поэтому я чувствую себя в безопасности и без зазрения совести пялюсь на красивую влюбленную парочку вдалеке на лавочке.

Проваливаюсь в свои мысли, забывая о том, что давно пора вернуться назад и продолжить разыгрывать двойное свидание. Мне этого не хочется. Усталость тяжеленным коромыслом давит на плечи, я прикидываю, не взять ли такси домой. В голове проносятся дела моих клиентов, я машинально их кручу-верчу, обдумываю, проверяя, не упустила ли чего. Больше нельзя облажаться, последние два месяца я постоянно чувствую себя полной дурой.

Сжимаю телефон, уже собираясь открыть приложение и вызвать машину, как ощущаю движение за спиной. Надеюсь, что этот человек пройдет мимо, но он останавливается позади меня. Я слышу, как чиркает зажигалка, чуть позже вдыхаю запах никотина и прикрываю глаза, уже зная, кто решил составить мне компанию.

Кирилл подходит почти вплотную, ставит пепельницу на подоконник. Его знакомая до боли ладонь упирается в перила слева от меня, а сам он стоит четко за спиной. Сегодня я без каблуков, и он значительно выше меня. Легко нарушает мою зону комфорта и доминирует в ней. Как загипнотизированная, я смотрю вдаль, краем глаза улавливая движение сигареты. Слышу, как он затягивается, слежу, как стряхивает пепел в специальную вазочку. Привычным аккуратным жестом. Облизываю губы, надеясь, что он докурит и уйдет. Просто оставит меня в покое. Пожалуйста, хватит унижений.

Курит Кирилл молча. Девушка, что на лавочке вдалеке, перебирается на колени к своему парню, они начинают целоваться. Присутствие судьи с каждым мгновением все сильнее давит на нервы, но я не могу пошевелиться.

— Это совпадение, — наконец, не выдерживаю первой. Говорю тихо, сбивчиво. — Я усвоила урок, и… больше не буду специально искать с вами встреч, — осмысленно перехожу на «вы», соблюдая дистанцию. Ненавижу себя за то, как звучит мой голос в этот момент. Жалобно.

— Почему? — спрашивает он. — Ты меня боишься?

— Да. — Я мешкаю, потом оборачиваюсь к нему. Хочу посчитать чертей в зеленых глазах, но едва зрительный контакт устанавливается, я сразу опускаю свои. Он вздыхает, затягивается, выдыхая дым в сторону над моей головой.

Кирилл перегородил мне путь, справа от меня бортик балкона, слева — его рука. Я делаю шаг вперед, показывая, что хочу пройти, но он не двигается с места. Наклоняется и произносит:

— Тебе понравилось сосать у меня? — без предисловий

Мои глаза расширяются, я впериваю их в его грудь, рассматриваю пуговицы на белой рубашке. Пиджак он, видимо, оставил наверху. А еще я чувствую запах его туалетной воды, густой, терпкий в конце дня. Не уверена, нравится ли он мне, но точно не раздражает.

— Перестаньте, пожалуйста, меня пугать, — снова прошу я, делая шаг назад. Сердце начинает отбивать удары звонко и сильно, как судейский молоточек, выносящий приговор. Мое дыхание становится частым и резким.

— Ты боишься не тех, кого следует, — подводит черту Кирилл.

Его слова меня удивляют, я собираюсь с духом и вновь смотрю ему в глаза. Он совершенно спокоен.

— А кого тогда следует?

— Ты можешь прийти ко мне в любой момент и попросить помощи, — он очень серьезен. В его тоне нет мягкости, заботы. Но и угрозы пока тоже нет.

— Вы мне предлагаете свое покровительство?

Он кивает.

— В обмен на… секс?

— Тебе понравилось сосать, и с остальным справишься.

— Пальцы, — уточняю я.

— Да, можно снова начать с пальцев.

Я отрицательно качаю головой.

— Я юрист, — упорно продолжаю барахтаться. Делаю глубокий вдох, а потом срываюсь на откровенность: — Мне тяжело! Очень, очень сильно тяжело! Последние дни я сплю по три-четыре часа в сутки! — Нервно убираю выбившиеся прядки волос за уши. — Я стараюсь, но у меня так плохо получается! Босс все время находит ошибки, но не поправляет их. А только орет! И клиенты орут! На меня всё время все орут! Я прошу дела попроще, он говорит, что эти самые легкие. Неужели это так и есть, Боже?! Простите, я… Раньше у меня все получалось, — на мои глаза наворачиваются слезы, и я вытираю их ребром ладони. — Простите. Я не просто кукла для секса. Я… хочу что-то значить.

— Я не против твоей практики, — произносит он, чуть помедлив. Касается пальцами моего подбородка, заставляя посмотреть на него. — И деньги я тебе не предлагаю, хотя я и не против материально помочь девушке, с которой сплю.

— Можно я пойду? Пожалуйста, — пищу, как мышка. Он делает шаг в сторону, пропуская меня.

Пулей слетаю на первый этаж, вызывая по пути машину на самое ближайшее время. На заднем сиденье такси, немного отдышавшись, прихожу к пониманию того, что он снова меня не трогал. Стоял рядом, почти вплотную, предлагал грязные вещи, но при этом не распускал руки. Почему же тогда ощущение, что он был повсюду? Что на мне его запах, а сама я будто пропущена через мясорубку, морально растрепана и грубо разорвана на лоскуты.



На моих плечах сидят его черти, они выбрались из зелени его глаз и бросились в атаку. Сидят и шепчут в мои уши: «Да, тебе определенно понравилось сосать у него».

Уже без знака вопроса.

Глава 11

Ладка

— Удалось вчера подсунуть Богданову свой номер? — спрашиваю у Елены. Мы вместе завтракаем в субботу утром в одной из кафешек неподалеку от моего дома.

— Нет. А еще он вежливо отказал, когда я попросила его телефон якобы для того, чтобы рассказать, чем закончилась история подруги, — вздыхает гречанка.

— А эта подруга вообще существует?

— Нет, конечно. — Елена помешивает соломинкой свой латте. Облизывает пенку с кончика. — У папы как-то давно случилась такая беда, я слышала, как он ругался по телефону. Запомнила почему-то… Но Кириллу оставила свой контакт девица за барной стойкой. Представляешь! И он его взял. Прямо при мне.

— Как это случилось? — удивляюсь я.

— Подошла официантка, спросила, кому счет. Евгений снова ушел принимать удаленные роды у своей кобылицы, — Елена брезгливо морщит лоб. — Кирилл потянулся за папочкой, официантка улыбнулась, быстро положила туда стикер и кивнула в сторону девушки, которая ему помахала. А он молча запихал бумажку в карман.

Все это было уже после моего ухода. Вернее, побега.

— Возможно, он посчитал невежливым клеить девушку своего друга, — почему-то начинаю его оправдывать.

— Я ему сказала, что между нами с Евгением ничего нет, мы просто росли вместе. Друзья.

— М-м, полагаю, Евгений обрисовал ситуацию иначе. Представь, как мужики общаются между собой. Что-то вроде: «Елена — моя, не вздумай даже! Морду разобью за свою женщину!» — пародирую мужской бас, стараясь развеселить Елену, но та только горестно вздыхает, и я решаю не продолжать. Говорю уже серьезно: — А зачем ты так настойчиво добиваешься внимания этого судьи? Что в нем хорошего? — осторожно пробиваю почву. — Твой отец вряд ли позволит вам быть вместе.

— Позволит, — кивает Елена. — Ты только не принимай на свой счет, пожалуйста, но правда такова. Скажу тебе по секрету: несколько месяцев назад папа пытался отблагодарить Богданова за удачное решение в суде. Кирилл так все расписал, что оппоненты не стали даже подавать апелляцию, хотя, ты знаешь, за землю у нас грызутся до последнего. Там вообще не за что было зацепиться. Уже пошел слушок, что решения Богданова не оспариваются. Плюс его дядька — судья в нашем мировом, у него море связей! Это как раз та ситуация, когда у человека есть мозги и возможности их использовать по делу.

— Так он взял деньги?

— Категорически отказался, хотя это была не взятка, а именно — благодарность. Ты же знаешь моего отца, ему мало кто может возразить. Богданов его отшил как школьника. И докопаться опять же не к чему. Папа остался под впечатлением. Заявил, что через десять лет Богданов пойдет на повышение в апелляционный суд, а там, как знать… и я планирую уехать с ним в Москву.

— О как.

Елена без ума от мужчины, у которого яйца достаточно крепкие для того, чтобы осаживать ее отца. Картинка проясняется.

— Да, — продолжает она мечтать. — Буду женой судьи — статус, власть, деньги, престиж. Меня более чем устраивает. И подальше от родных! — быстро крестится три раза подряд. — Боже, как я мечтаю вернуться в столицу! Свободной, богатой, без оглядки на мнение папы!

Ты себе даже не представляешь, с кем связываешься.

— Я так понимаю, ты его не любишь, но он тебе хотя бы нравится? Как мужчина.

— Он работает по двенадцать часов в день, нам необязательно часто видеться. Но я буду любить наших детей, до тридцати лет хорошо бы успеть родить троих, чтобы потом уже заниматься только воспитанием и собой.

— Тогда тебе стоит поспешить, — иронизирую я.

— Да, желательно, — Елена собирает волосы в высокий хвост и тут же распускает, они рассыпаются по плечам шикарной копной и красиво блестят на солнце. — Папа считает, что Богданов очень умный. И дети у него будут умные. Но я понятия не имею, как с ним пересечься. Он мало с кем общается, в суд мне дорожка не лежит. Разве что вновь к Евгению съездить… они живут в соседних домах и, как я поняла, иногда вместе бухают.

— Евгений любит тебя, Елена. Ты не думала, что лучше синица в руках? А этот Богданов… прости, но он пугает меня. Мне кажется, он очень сложный человек. С ним тяжело будет. Представь, каково это — поссориться с человеком такого плана?

— Я вижу себя женой судьи верховного суда, а не женой ветеринара! — злится Елена. — Он дома разводит кроликов! На фига мне кролики?!

— Они милые.

— Вот и выходи за Евгения, будете вдвоем убирать шарики испражнений и принимать роды у пушистиков! — язвит она.

— Он грек, — флегматично пожимаю плечами. — А простым смертным в вашу диаспору не пробиться. Даже во имя кроликов.

* * *

После завтрака с Еленой я еду в офис, чтобы поработать. Можно было и дома, но в квартире у меня пока нет рабочего стола, а за кухонным я никак не могу сосредоточиться. На телефоне три пропущенных от Леонидаса. Больше недели он мне не пишет, бросил это дело. Лишь звонит, ждет три гудка и сбрасывает. Напоминает о своем присутствии.

Значит, Константин Андреасович не против породниться с Кириллом Платоновичем. Слова моей преподавательницы вновь всплывают в памяти, и я от досады прикусываю губу. Я выросла, да, не юная наивная девочка. И что вижу вокруг? Не первый мужчина хочет меня в содержанки, но жениться и серьезных отношений никто не предлагает. Им и в голову не приходит сделать это.

Константин Андреасович — человек тяжелый, но осознанно своим детям он зла не причинял. Елена не хочет замуж за Евгения, и он не настаивает. Леонидас женится по собственной воле, нужно быть полной идиоткой, чтобы верить в непреодолимые силы.

Как же сказать боссу, что у меня непримиримый конфликт с судьей? Было так сложно найти работу! Боже, эта фирма — отличный вариант, лучшее предложение на рынке. Правда, даже с учетом этого моей месячной зарплаты на испытательном сроке едва хватает, чтобы оплатить аренду двушки в элитном доме с видом на Кубань. Весь завтрашний день посвящу поиску нового бюджетного жилья.

— Иван Дмитриевич, я бы хотела поменять направленность, — решительно говорю своему отражению в зеркале. Мысленно аплодирую. Ничего ведь сложного нет? Просто попрошу начальника перевести меня на другие дела, чтобы больше никогда не пересекаться с Богдановым. И все будет хорошо.

Он ведь пойдет мне навстречу? А если нет? Мне нельзя потерять эту работу. Я не стану просить денег у родителей, да и переезжать к ним в станицу нет никакого желания.

В понедельник утром решительно стучусь в кабинет босса.

— Можно на минуту? — спрашиваю, окидывая просторное помещение взглядом дабы убедиться, что начальник один и не занят.

— Да, Лада, заходи, — Иван Дмитриевич подзывает меня жестом, приглашает садиться напротив. — Сегодня придет клиент, возьмешь его. Задача сложная, я бы даже сказал, практически невыполнимая. Но надо попытаться.

— Невыполнимая задача? — переспрашиваю я. Это как раз то, что нужно моей потрепанной самооценке.

— Через две недели заканчивается твой испытательный срок. Самое время подводить итоги. И… считай, что это твой последний шанс. Подумай, поработай. Хочу увидеть творческий подход.

Другими словами — кому-то нужно спихнуть мертвое дело, почему бы не приурочить его к моему увольнению.

— Творческий подход для решения невыполнимой задачи, — повторяю я с сарказмом.

— Да, именно. Ты гонор-то попридержи и лицо попроще сделай. Скажем так, меня настоятельно просили не брать тебя на работу. Затем — превратить твою жизнь в ад. Не заставляй меня жалеть, что я не подчинился.

— Кто попросил? — Я силюсь улыбнуться, потому что услышанное похоже на глупую шутку. — Вы поэтому орали на меня каждый день? По-вашему именно так выглядит ад?

Мне становится не по себе.

— Нет, ору я на всех. Но ты мне нравишься, что-то в тебе есть, Лада. Лада-Ладушка-оладушка. Вот тебе задачка на подумать. Не справишься — будешь своим прекрасным острым язычком клеить марки на конверты. Потому что, боюсь, больше ты ни на что не способна, — подмигивает он мне и поворачивается к монитору, давая понять, что разговор окончен.

— Так могу я узнать, кто попросил? — мой голос звучит на удивление спокойно.

— Для тебя это не очевидно? Интересной жизнью живешь, девочка. Двадцать пять лет, а столько врагов.

Десять проигранных подряд дел. Ни единого шанса. Новый провал, и на этой ноте — увольнение. Да будущие работодатели выстроятся в очередь, желая меня заполучить!

Кто-то осознанно пытается усложнить мою жизнь. Не думаю, что это Леонидас. Он никогда не казался жестоким. Мелочным, обидчивым — да, мы оба такие. Но просить моего босса превратить мою жизнь в ад? Неужели я так сильно в нем ошибалась?

Спанидис-старший — тоже вряд ли. Больше месяца прошло с обручения, я по-прежнему полностью игнорирую Леню. И Елену я заверила, что у нас с ее братом все кончено.

Остается гоблин.

Мог ли он сам или через связи попросить руководителя фирмы вышвырнуть неугодного юриста? Что делает мстительный человек, дорвавшись до власти?

Загнать в ловушку, а потом предложить выход в обмен на секс.

Маша считает, что нужно просто переспать с ним. Дать то, что он хочет, чтобы потерял интерес и оставил в покое. Но даже если на секунду допустить, что я пошла бы на это… мне тут же становится страшно. Вряд ли он будет осторожничать и нежничать, а я не привыкла к грубости. Я до дрожи в коленях боюсь этого мужчину и того, что он может со мной сделать.

Захожу в знакомый кабинет, в котором проходят заседания. Перекидываюсь парой фраз с коллегами. Сидим, ждем Богданова, у него снова дел под завязку, поэтому график слегка сдвинулся. Приходится признать, что опоздания — это не прихоть, он действительно загружен работой. Елена права, мужа она будет видеть редко. Любить его необязательно.

При этой мысли мое сердце болезненно сжимается. Все достойны того, чтобы их любили. Брак по расчету — это такая гадость!

Когда Кирилл проходит мимо, я чувствую едва уловимый запах табака с нотками знакомой туалетной воды. Раньше бы я даже не заметила, а сейчас словно жду его присутствия и жадно ловлю детали. Время близится к шести, мое дело в этот раз предпоследнее, и судья больше не торопится, спокойно выслушивает стороны, не перебивает на прениях.

Когда я выступаю, то смотрю куда угодно — на его плечи, губы, кусочек галстука, выглядывающий в вырезе мантии… — лишь бы только избежать зрительного контакта. Знаю, что, едва поймаю его взгляд, тут же опущу глаза и собьюсь. Меня слегка потряхивает от напряжения.



Кирилл машинально кивает моим словам, и у меня волоски на теле встают дыбом от удовольствия. Даже жалкие крохи его одобрения будоражат, заставляют кровь бежать по жилам с удвоенной скоростью.

Когда он объявляет решение, то машинально потирает руки. И решение оказывается в мою пользу! Я поначалу ушам своим не верю, но он говорит быстро, четко, доходчиво.

Мне хочется плакать от радости, нервной перегрузки, ошеломительного облегчения. А еще почему-то хочется подойти к нему на цыпочках, прижаться к груди, потереться лицом о его ладонь. Лишь бы коснулся или погладил. Знаю, что не обнимет, что ничего хорошего он ко мне не испытывает. Более того, сегодня я выяснила, что с большой долей вероятности именно он пытается лишить меня работы.

Иррациональное желание ему угодить пугает. Я никогда не испытывала ничего подобного по отношению к мужчине и до смерти боюсь, что он считывает эту странную потребность по моему лицу. Видит в моих глазах страх, смешанный с покорностью. И его это заводит.

Глава 12

Лада

— Разденься и прогнись в спине. Да, хорошо. Ты моя умничка.

Знакомый голос смягчается редкими одобрительными интонациями, но даже при этом пробирает до костей.

Он сказал «моя».

Мое тело напряжено, низ живота сводит болезненным спазмом. Его горячее дыхание касается кожи за ухом, близость запретных губ действует ошеломительно. Я хватаю ртом воздух и схожу с ума от наслаждения.

— Хочешь быть моей хорошей девочкой?

Делаю глубокой вдох и просыпаюсь от дикого возбуждения. Глаза широко распахнуты, они влажные от обуревающих эмоций.

В комнате по-прежнему темно, рассвет даже не близится. Я скидываю одеяло на пол и перекатываюсь по широкой кровати, которая давным давно только в моем распоряжении. Устраиваюсь на спине и развожу ноги.

Мне жарко. Кровь стучит в висках, в полной тишине квартиры мое частое глубокое дыхание кажется странно громким. Я выгибаюсь, протискиваю руку под белье и прижимаю пальцы к клитору.

Горячо. Где этот пульт от кондиционера?

Свободную руку подношу ко рту, но тут же одергиваю себя и стыдливо прячу ее за спиной. Я не собираюсь представлять, как он хозяйничает у меня во рту, и кончать от этого. Не буду ни за что на свете! Неправильно получать удовольствие от того, как кто-то унижает, позволяет себе все, что только захочет.

Пытаюсь перестроить ход своих мыслей. Думаю о Леонидасе. О его теле, его ласках. О том, как будил меня по утрам, как обнимал после разлуки. О наших долгих поцелуях.

Вновь перекатываюсь на живот. Встаю на колени и зарываюсь лицом в подушку.

Перед глазами Кирилл. Его влажные от моей слюны пальцы. Он медленно подносит их к лицу. Он касается их языком. Я подползаю к нему на четвереньках, тянусь навстречу, он великодушно приспускает штаны, и я обхватываю губами головку его напряженного члена. Воображаю себе его вкус. И остро чувствую запах его кожи, словно он находится рядом. Так хорошо его запомнила!

Оргазм, густой и сильный, выбивает из реальности. Я зажмуриваюсь, едва сдерживая стоны, плакать хочется от эмоций. Я крепко сжимаю ноги вокруг своей же руки и запутываюсь в сбившейся простыне, катаюсь туда-сюда, пока не сваливаюсь с кровати на пушистый коврик.

Некоторое время сижу, обескураженно глядя по сторонам. Чувствую себя опустошенной, болезненно уязвимой. Я понимаю, что лизала костяшку своего указательного пальца, и до сих пор пощипываю губу, которой он касался. Сердце так сильно колотится, низ живота пульсирует.

Я ненормальная. Утыкаюсь лбом в матрас и качаю головой. Он меня презирает всей душой, а я испытываю наслаждение, думая об этом. Тупой дурацкий гоблин! Как же так получилось?

Жду с нетерпением новой встречи, но никто никогда об этом не узнает. Ни в коем случае! Он — точно не должен!

В семь утра раздается звонок в дверь. Я никого не жду, но уже знаю, кто это. Курьер как обычно улыбается, вручает корзинку со свежей ягодой. Кто-то — а я уверена, что это Леонидас — каждое утро в течение недели присылает мне к завтраку клубнику, черешню, голубику, малину… Вчера был микс. Поначалу я отказывалась, в первый раз даже повздорила с курьером и вынудила его оставить лукошко на полу у двери.

Гордая, одинокая, свободная… и без витаминов.

В доме, где я теперь снимаю бюджетное жилье, убираются не каждый день, поэтому к моему возвращению корзинка оказалась на прежнем месте. Правда, перевернутая. Свежие сочные ягоды рассыпались по полу, кто-то специально подавил их обувью. Пришлось пятнадцать минут оттирать площадку под ругань заставшей меня в процессе работы соседки.

Я решила больше не отказываться от удовольствия и не обесценивать труд людей, которые эту самую ягоду старательно собирали, мыли и красиво упаковывали.

И вот я сижу в своем обожаемом кресле и жую сочную крупную черешню, прохладная темно-красная мякоть приятно перекатывается во рту — остатки роскоши. Завтрак стал моей любимой частью дня. В такие моменты мне кажется, что жизнь начинает налаживаться. Я оплачиваю свое жилье сама, у меня есть вкусная еда. И все остальное непременно получится!

Я немного освоилась в фирме. Хорошая новость — то сложное дело оказалось не быстрым, и, пока оно в работе, меня не уволят. Плохая — хоть оно и не в компетенции Богданова, именно Кирилл будет им заниматься. Делать нечего, я набираюсь опыта и стараюсь изо всех сил.

Сегодня у меня целых два легких дела у Богданова. Первое мне подсунули буквально с утра, потому что коллега заболела. Ко второму я подготовилась еще на той неделе.

Первое заседание проходит стандартно, если бы не один момент. В самом конце, когда участники процесса тянутся к выходу, Кирилл Платонович вдруг окликает меня.

— Лада Алексеевна?

Я поначалу теряюсь, не ожидая, что он обратится ко мне лично. На работе он ведет себя совершенно обыкновенно, если не смотреть ему в глаза, то можно вполне комфортно существовать рядом. Вообще, я не уверена, что это правильно — разговаривать в суде вне процесса. Наверное, я что-то оставила на стуле. Оборачиваюсь, он стоит рядом со столом и подзывает меня жестом.

— Уважаемый суд? — делаю шаг ему навстречу, забываюсь и ловлю его взгляд.

На мгновение он улыбается уголком губ, я вспыхиваю, вспоминая свой сон, усилием воли заставляю себя не смотреть ниже уровня его подбородка. И выше тоже, чтобы не поддаться новой атаке его нескромных чертей.

Да, подбородок или воротник рубашки — самая безопасная зона. Буду держаться ее.

— Вы сегодня придете второй раз, заседание назначено на четыре, если я не ошибаюсь, — он смотрит на свои часы, хмурится, прикидывая время. — Раньше пяти вряд ли начнем. Да, подходите к пяти или даже к пяти десяти и захватите мне кофе. Если не сложно.

— Кофе? — переспрашиваю, надеясь, что ослушалась.

— Да, черный. Тут «Старбакс» неподалеку.

А десерт к нему не нужно? А то я запомнила, вы любите.

Бросаю взгляд на камеру.

— Они не пишут звук. Знаете же, где мой кабинет? Буду благодарен, — кивает мне, давая понять, что разговор окончен.

Ошеломленная его наглостью, я качаю головой и выхожу в коридор, прижимая сумочку к груди. Что ж, по крайней мере мне не придется сидеть целый час под дверью. Пытаюсь себя успокоить. Еду в офис, думая о том, что ни за что на свете не буду носить ему кофе. Пусть даже не надеется.



Глава 13

Лада

За шесть часов между заседаниями я успеваю двести раз передумать, нести ему кофе или нет. Мысленно репетирую возмущенную речь о том, как много он себе позволяет!

Что же мне делать?

В итоге решаю, что судья сам сходит за бодрящим напитком. К пяти вечера приезжаю к зданию арбитража, поднимаюсь на нужный этаж, нахожу кабинет. Стучусь пару раз, потом толкаю дверь.

Богданов сидит за столом, рядом с ним его помощник — симпатичная девушка, примерно моя ровесница. Они оба замолкают при моем появлении, смотрят вопросительно. Бросается в глаза, что Кирилл без мантии, но в черном костюме, белоснежной рубашке. Черный цвет добавляет ему строгости и возраста. Возможно, поэтому он предпочитает мрачные тона в одежде? Каково быть самым молодым судьей в городе? Решать споры матерых бизнесменов, которые нередко старше его в два раза?

На долю секунды я жалею, что не принесла ему этот чертов кофе. Но затем одергиваю себя, вспоминая слова босса. Меня в последнее время никто не жалеет, кроме бабушки.

— Добрый вечер, — произношу я.

Ольга здоровается со мной, вопросительно смотрит на своего босса, он дает ей знак сидеть. Бросает взгляд на часы.

— Через. Десять минут. Начнем, — говорит мне отрывисто.

— Зашла сказать, что кофе не было, — произношу, глядя ему в глаза.

Между нами несколько метров, его черти не допрыгнут. В моем тоне нет вызова, он читается в подборе слов.

— В «Старбаксе», — уточняет Кирилл.

— Да. И не будет.

Он кивает.

— Понял. Досадно. У нас сломался автомат, спать хочется адски, а писать еще два часа. Надеялся, вы меня спасете.

— Кирилл Платонович, давайте я сбегаю? — спохватывается Ольга, поднимаясь на ноги.

— Оль, вы не успеете. Ничего страшного.

— Хоть растворимый намешаю.

— Спасибо, Олечка, про себя не забудьте.

Она быстро покидает кабинет, а судья переводит глаза на меня.

— Что-то еще, Лада Алексеевна?

— Нет, увидимся через десять минут, — делаю пару шагов к выходу.

— В ближайшие дни к тебе, вероятно, придут гости.

Слышу его голос и замираю. Потом оборачиваюсь. Он смотрит очень внимательно.

— Вы?

— Ну нет, — усмехается. — Раз решила побарахтаться сама, захлебывайся в удовольствии.

— С вашей легкой руки барахтаться? — Я начинаю на него злиться за насмешливый тон. За уверенность, что он все обо мне знает. И о моей жизни. — Иван Дмитриевич моей работой доволен.

— Привет ему передавай.

— Обязательно! — получается нервно.

— Я бы посоветовал дверь и окна не открывать, на балкон не выходить. В идеале вообще делать вид, что тебя дома нет.

— А то что?

— А то узнаешь, — давит интонациями, недовольно хмурится. Потом кивает на дверь. — Можете идти, я скоро буду.

О как. Кого-то раздражает неповиновение.

В кабинет Богданов заходит практически вовремя. Как всегда быстрым шагом, аж ветром обдает. Садится в свое кресло, берет документы, лежащие перед ним, мажет по ним взглядом.

— Сторона ответчика вновь не соизволила появиться. Тем хуже для нее. Иск удовлетворен, все свободны. — Поднимается и снова уходит, не удостоив меня и секундой внимания.

Глава 14

Кирилл

Когда я узнал, что у меня рак, я тут же бросил курить.

Жить пздц как хотелось. Сразу в голове мысли бомбить начали, что и в Японии я пока не был, и по горам не лазил, марафон не бегал, с мулатками не спал. Не то чтобы я это все кинулся осуществлять после выздоровления. Не очень-то и хочется. Но тогда казалось ужасно несправедливым не успеть хотя бы что-либо.

После тяжелейшей смерти отца на некоторое время я сдался в плен апатии. Однако почему-то продолжал бороться за существование с утроенной силой. Правда, не совсем так, как следовало бы.

Хреновое время. Блуждание в одиночестве по пепелищу.

Все, что могло нанести хоть какой-то вред здоровью, начало мною восприниматься мгновенным ядом. Вдобавок я очень тяжело перенес химию. По итогу на пару лет заработал себе расстройство пищевого поведения. Похудел сильно. Как тут не похудеешь, когда практически любая пища моментально просилась обратно, не желая усваиваться. Иногда я не ел неделями. Грыз яблоки, редко — бананы.

Работал с психотерапевтом. Чтобы набрать вес, нужно было снова начать есть по-человечески. Казалось бы, что в этом сложного? Сейчас уже все в порядке, забыл, когда в последний раз блевал. От нервов иногда, конечно, аппетит пропадает, тогда врубаю силу воли и все равно ем. Жую мясо и овощи, проглатываю. Питаться нужно обязательно. Пусть даже не всегда здоровой пищей, главное, не прекращать это делать.

Наша сила — в привычках. Стабильности. Регулярном повторении правильного.

Почему-то мне кажется, что убьет меня не табак. Чиркаю зажигалкой и прикуриваю, чуть опустив окно мерса. Теплый воздух тут же проникает в машину, поэтому включаю кондиционер посильнее. Очень душно даже ночью. Я не большой фанат этого города, постоянная жара изматывает. Люблю свежий прохладный воздух. Надо будет на следующих выходных смотаться к морю, развеяться.

Хотел на этих, но что-то не пустило. Вернее, кто-то. На свадьбу Спанидисы приглашали еще настойчивее, чем на обручение. Если бы не Евгений, я бы не пошел, даже новости вокруг Лады не манят так сильно, чтобы отбиваться от внимания этой непростой семьи. Но с Евгением на удивление приятно пить и разговаривать. В общем, свадьба была красивой. И, что самое главное, она состоялась.

Я опасался, что мажорчик-грек уйдет в отказ. Вообще не явится или сбежит из-под венца, как пугливая девственница. Но нет, появился. Бледный, словно бумага «Снегурочка». Насупленный. Отец его еще раз отчитал за закрытой дверью — не то чтобы я следил, просто наблюдательный. Зашли в комнату оба, вышли — старший раскрасневшийся, как спелый гранат, я бы скорую ему вызвал — возраст приличный, не пацан давно. Младший — серый, как дым моей сигареты.

Когда молодых венчали, я чуть сам не дал ему подзатыльник. Этот идиот замешкался. Тот запоминающийся момент из анекдота, когда лажает один человек, а стыдно за него — всему мужскому роду. Он будто впал в паралич, который не позволяет дееспособному мужику следовать собственным обещаниям.

Спанидис-младший вдруг начал оглядывать гостей в церкви, все поняли, что ищет глазами Ладу. Она не пришла, на это ума хватило. Не захотела, чтобы ее снова отымели в туалете ресторана? Неважно. Главное, что осталась дома.

Священник повторил вопрос, Спанидис ответил «да». Обвенчали. Чуть позже новобрачные расписались в ЗАГСе.

Остаток дня мажор сидел с такой физиономией, будто ему предстоит акт дефлорации с нелюбимым. Это заметили все, целый вечер шушукались о Ладе, сплетничали. Как всегда эта девица в центре внимания. А ее экс-бойфренд оскорбил семью своей невесты.

Остается верить, что ему хватит силы исполнить семейный долг, другими словами — трахнуть Олимпию, этой ночью.

Вечеринка продолжилась, но я ушел сразу после молодых. Поехал не к себе, а к дому Жуйковой. Не знаю зачем, вмешиваться не собираюсь. Можно было позвонить частному детективу, он бы проследил, потом скинул фоточки, но мне захотелось самому.

Жду уже два часа. Еще один — и поеду домой. Сорок минут назад Лада свет погасила, вероятно, сладко спит. Начало второго, надеюсь, пьяный грек сжал яйца в кулак и таки скрепил свой союз мужским поступком, а теперь мирно сопит рядом с женой. Ну или рыдает в ванной — это уже детали.

Раз уж ты в ввязался в хлопоты договорного брака — имей смелость довести дело до конца. Я так считаю. А не подставлять под удар своих женщин. Причем обеих одновременно.

Блть! Едет Спанидис. Иногда я ненавижу, когда оказываюсь прав.

Глава 15

Белая бэха выруливает из-за торца дома, фары освещают ночной тихий двор, мечутся из стороны в сторону.

Благо трафик свободный, а то впечатался бы во что-то. Обнаглевшие миллионеры, золотые номера на элитной тачке, чувствуют вседозволенность с пеленок. Его бэха виляет зигзагами. То, что он доехал живым, — это настоящее чудо.

Наконец, кое-как паркуется во дворе дома Жуйковой. Я стою поодаль, фары погасил, меня не видно.

Сигналит. Один раз, второй, третий. То, что кто-то отдыхает после тяжелой трудовой недели, кое-как уложил младенца или вовсе болеет, — Спанидиса, разумеется, не волнует. Значение имеют только его сердечные раны.

Вываливается из машины и падает, поскальзываясь на ровном сухом асфальте.

Мне тридцать один, я, конечно, его постарше. Мажору двадцать семь. В его возрасте я уже похоронил мать, отца и победил рак. Он? Не смог трахнуть нелюбимую ради семейного бизнеса.

Может, все же он приперся сюда после десяти минут любви? Помыл член — и вперед? О такой жизни ты мечтала, сладкая моя строптивая девочка? Ну же, не пускай его. Ты ведь можешь быть умненькой, когда стараешься.

Спанидис добирается до ее подъезда, звонит в домофон, долбится. В квартире Лады включается свет. Минута тянется для меня долго. Они, видимо, спорят. Дверь по-прежнему закрыта. Я достаю следующую сигарету и подкуриваю ее.

Вдалеке останавливается Лэнд Ровер, номера — три тройки, как и у мажора. Несложно догадаться, чья машина. Водитель Лэнд Ровера тоже гасит фары, мажор ничего не замечает.

Не пускай его, Лада, держись. Дверь в подъезд по-прежнему закрыта, Спанидис спрыгивает с крыльца, печально смотрит на ее окна, в которых гаснет свет.

Умничка!

Н-да, он бы хоть переоделся, а то пожаловал как был — во фраке. Муж, мать его.

— Лада-а-а! — вдруг как заорет. — Ничего не было, Лада! Я люблю тебя! Лада, коза моя! Единственная на всю жизнь! Ничего не было! Я клянусь тебе, ничего не было! — орет он.

Тушу окурок в пепельнице и потираю руки. Распирает выйти и набить ему морду. Но мне не по статусу, да и с пьяным возиться не хочется.

Не открывай окна, не выходи на балкон. Вспомни, Лада, что я сказал тебе. Во врагах тебе меня одного хватит. Зачем еще и греки?

— Лада, я буду спать здесь! Никуда не уйду, пока мы не поговорим! — тем временем угрожает ей мажор. Другими словами — буду спать на проезжей части, пусть меня задавит машина, и вот тогда вы пожалеете!

Дешевая манипуляция.

— Не было у меня с ней ничего! — вдруг кричит так, что я даже вздрагиваю. Не лжет ведь.

Свет загорается еще в нескольких квартирах стояка. Слышатся возмущенные голоса, соседи требуют прекратить, угрожают вызвать полицию.

Спанидис падает на колени. Видимо, женщины любят подобные пафосные поступки. Представляю себя на коленях у окон дамы сердца, и становится смешно.

Шоу продолжается. Спанидис, пошатываясь, ковыляет к своей машине, садится за руль. Неужели отступился? Давай, парень, разозлись как следует и оттрахай молодую жену в отместку обидчивой любовнице.

Но нет.

Опускает окна и врубает какую-то медленную душещипательную песенку про любовь. На полную, блть, катушку.

Из окон кричат громче. Делаю ставку, что полицию уже вызвали, скоро его заберут.

Лада, терпи, не жалей это пьяное убожество. Думай о себе. Тебя никто не пожалеет, уж поверь мне.

Спустя полминуты свет в ее окне вспыхивает. Лада выходит на балкон. Выглядит напуганной и обескураженной. Обнимает себя руками, словно замерзла, стыдливо озирается по сторонам.

Вся твоя жизнь с ним будет вот таким фейерверком.

— Прекрати! Леонидас, прекрати немедленно! — кричит она, умоляюще стискивая ладони. Он добавляет громкости. Тогда Лада прячет лицо за ладонями, качает головой и совершает взмах рукой, приглашая подняться.

Гребаный же ты ад!

Мне хочется сделать то же самое. В смысле закрыть лицо руками. Вы, детки, доигрались в запретную любовь. С чем вас и поздравляю.

От досады с размаху впечатываю кулак в ладонь.

Спанидис поспешно выключает музыку, замыкает машину, рысью бежит к подъезду. Звонит в домофон, дверь открывается, и он, оглядевшись по сторонам, заходит в здание.

Подписала ты себе приговор, Лада. Они и раньше между собой тебя звали греческой шлюхой. А сейчас… обвинят в срыве свадьбы. А Олимпия хоть и не самая умная и хитрая девушка на свете, отец у нее фигура значительная.

Жду еще некоторое время сам не знаю чего. Мне хочется, чтобы она его выставила вон. Моментами я до сих пор бываю наивен.

Неужели они там мирятся и сексом занимаются? Надеюсь, оно того будет стоить.

Нажимаю на кнопку «Двигатель старт» и выруливаю с парковки. Ровер остается ждать, он никуда не денется. Спанидису-старшему доложат, во сколько сын вышел из квартиры любовницы в первую брачную ночь. Пока Олимпия рыдает в одиночестве, полагаю, на телефоне с матерью.

Приеду домой, напьюсь. Грустно мне от всей этой ситуации. Почему-то так сильно, будто она именно меня касается. Планы меняются. Насколько кардинально — пока сам не понял. Она в моей постели по итогу все равно окажется, но вот вопрос — чего мне это будет стоить?

Я хочу ее в свою кровать живой. Пусть она в нее ляжет не добровольно, но по крайней мере физически здоровенькой. Я отдаю себе отчет, что по собственной воле она меня не выберет. Я для нее навсегда тупой страшный гоблин, и оспаривать что-либо — смешить мою обожаемую богиню. Но любви мне от Лады и не нужно.

Всего-навсего — покорности.

Глава 16

Лада

Из просторной квартиры, которую мы снимали с Леонидасом, я забрала минимум вещей. Практически всю мебель купил он, мой доход, особенно после увольнения из фирмы Осадчего, оставлял желать лучшего. Время от времени я писала курсовые и дипломы на заказ. Эссе и сочинения. Редактировала статьи коллег. Ничего особенного, лишь бы чем-то заняться, понапрягать мозг и получить копейки на личные нужды.

Искать нормальную работу планировала, но все время что-то мешало. Поначалу нужно было освоиться в новом городе, затем — помочь обустроиться родителям. У отца начались проблемы со зрением, и основные заботы легли на меня. Пока Леонидас пропадал в своей строительной фирме, я объездила все частные сектора в радиусе пятидесяти километров от города в поисках подходящего дома. Затем мы долго ждали сделку, делали ремонт. Опять же поездки на побережье и в горы… Сам Леонидас предпочитал, чтобы я могла в любой момент сорваться с ним в командировку. Каждую свободную минуту мы старались проводить вместе, и я решила повременить с трудоустройством. Два года на юге пролетели незаметно!

И вот, наконец, мой трехмесячный испытательный срок подходит к завершению. Только сейчас я начинаю по-настоящему врубаться в то, что делаю. Вижу, какие ошибки допускала вначале, стыжусь их. Навык возвращается.

Не так давно я осознала, что самое страшное — это потерять независимость, и сейчас делаю все необходимое, чтобы встать на ноги.

Из нашей с Леонидасом квартиры я уходила налегке, но свое потрясающее удобное желтое кресло все же прихватила. В стандартной однушке с ремонтом от застройщика оно смотрится как чужеродное яркое пятно. Случайный мазок кисти задумавшегося художника. Однако его не хочется затереть или убрать, напротив, при взгляде на это кресло хочется подтянуть окружающую обстановку до его уровня.

Чем я и займусь в ближайшие годы.

Сегодняшнюю ночь я провела в этом самом желтом кресле, свернувшись калачиком. Леонидас развалился на кровати звездой и храпел так, что хотелось придушить его подушкой.

Я так сильно заработалась в последнее время, погрязла в интригах с судьей, что напрочь позабыла о свадьбе! Еще утром помнила, а вечером, как доползла до дома, приняла душ, проговорила полтора часа с клиентом — так и рухнула в свои подушки с полностью пустой головой.

Услышав крики Леонидаса под окном, сначала не поняла, что происходит.

Он выглядел жалким. Впервые на моей памяти этот греческий бог вызывал отторжение. Тут же в голове всплыли слова Богданова «не открывай дверь и окна». И я не открывала. Затаилась. Сидела, слушала все это минута за минутой. Его клятвы, признания, о которых мечтала несколько месяцев назад.

И которые сейчас не вызывали ничего, кроме стыда.

Слушала нашу любимую песню, под которую мы десятки раз мирились и которую он врубил на всю катушку с басами. Ее перебивали возмущенные крики соседей. Плач младенца из квартиры этажом выше… Спросонья мысли путались.

Сердце колотилось на разрыв, я думала о том, как много за эти пять лет Леонидас ссорился с родителями по моей вине. Прокручивала в голове его бойкоты, переживания. Раньше они тешили мое эго. Дескать, ради меня старший и единственный сын готов пойти против семьи!

И впервые, сидя на полу в снятой за свои собственные деньги квартире, я осознала, как наше с ним поведение выглядело со стороны.

Мы правильно сделали, что расстались. Наша любовь была красивой, но она закончилась. Просто мы из разных миров. И я не хочу жить с пониманием того, что ради меня этот мужчина оборвал отношения с самыми близкими.

В семь утра принесли ягоды, и я слопала все лукошко, разглядывая свадебный смокинг спящего грека. Расслабленное лицо Леонидаса. Круги под его глазами, приоткрытый рот. На кровати из «Икеи» в комнате двадцать квадратных метров, обклеенной обоями в мелкий цветочек, Спанидис выглядел забавно.

Разумеется, у нас ничего не было и быть не могло, несмотря на то, что он хотел.

— Ты победила, — говорит мне напоследок мрачный Леонидас. Ему плохо с похмелья, утро началось в обнимку с унитазом. — Через месяц я разведусь.

— Слишком поздно, — повторяю пафосные слова Кирилла. — И я не хотела такой победы. Цена слишком высока.

Из-за твоей красоты мужчины будут уходить из семей. Я ежусь, вспомнив обидные предсказания преподавательницы.

— Коза, наслаждайся тем, что ты сделала! — он тычет в меня пальцем. — Я разведусь и мы поженимся. Несмотря на то, что мой отец меня возненавидит. Несмотря на то, что ты не была девственницей!

— А это-то здесь при чем? — растерянно развожу руками. — Так ты поэтому предпочел Олимпию? Чтобы хоть у кого-то быть первым?

— Будет тебе этот гребаный штамп в паспорте! Всю душу мне вымотала!

Напоследок он хлопает дверью.

И все. После его ухода моя жизнь действительно меняется. А я думала, что тяжело было до этого.

Неделя начинается с разноса босса, который кричит как потерпевший на всех подряд во время пятиминутки. У меня сразу начинают трястись руки, никогда к такому не привыкну.

Затем по пробкам я несусь на другой конец города ради встречи с потенциальным клиентом. Благо отец одолжил мне свою машину, и я больше не пользуюсь общественным транспортом.

На полпути начинает вибрировать сотовый, я с удивлением отмечаю, что входящий вызов от мамы. В это время она обычно на работе, преподает в педуниверситете русский язык и литературу. Мы созваниваемся либо рано утром, либо в конце дня.

Глава 17

Лада

— Мам, привет! Что-то срочное? У меня встреча через пятнадцать минут.

— Лада, извини, что отвлекаю, — ее голос звучит растерянно, и меня это настораживает. — Я просто стою на улице и не знаю, что мне делать. Куда идти. Домой?

— В каком смысле куда идти? Что случилось?

Она мешкает секунду, а потом произносит на выдохе:

— Меня уволили.

— Уволили?! — мне кажется, я не расслышала. — С какой стати?! Сейчас же сессия в самом разгаре, если я не ошибаюсь.

— Да, сессия. Я приняла экзамен у третьекурсников, отпустила студентов, села заполнять ведомости. Внезапно зашел декан с охраной и обвинил меня в том, что я беру взятки.

— Какая чушь!

— Они открыли методичку на моем столе, а там лежала сумма в пятнадцать тысяч. Я не знаю, как она там оказалась! Я ни разу в жизни… Боже. Они стали угрожать. Дескать, либо я пишу заявление по собственному, либо они вызывают полицию.

— Мама, и ты написала?

— Разве у меня был выбор?

— Конечно! Ты ведь деньги не трогала? Свидетелей, что требовала взятку, нет. Камеры в кабинете стоят? Почему ты мне сразу не позвонила?!

— Не стала связываться. Они дали понять, что в следующий раз меня поймает полиция. Я больше в этом месте и дня работать не стану, Лада. Только вот думаю, как папе сказать? Он расстроится.

— Мама, езжай домой. Я закончу и тоже приеду, все расскажешь подробно.

Проходит несколько дней, а мама никак не может смириться с тем, что случилось. Мы все не можем. Вот так просто вышвырнули на улицу человека с тридцатилетним стажем работы. На все мои уговоры немного подождать и попытаться устроиться в другой вуз — она реагирует негативно. Впала в апатию, боится.

С тех пор как отец получил инвалидность, ее зарплата стала единственным доходом. Есть, конечно, пенсии бабушки и папы, но увольнение, к тому же такое позорное, выбивает из колеи всю семью. На следующий день я еду в университет и пытаюсь переговорить с деканом. Он даже смотреть в мою сторону не хочет. После нескольких попыток обсудить случившееся предлагает его отблагодарить за то, что отделались малой кровью. И указывает на дверь.

Этим же вечером я звоню в риэлторскую фирму и спрашиваю, как скоро и как дорого они смогут продать наш дом в станице.

На следующем заседании я специально ловлю взгляд Кирилла. Романтический флер вокруг его персоны больше не кружит голову. Я пытаюсь понять, мог ли он быть причастен к бедам моей семьи? Очень удобно создать проблему, а потом предложить покровительство и решение. Но Богданов ничем не выдает эмоций. Все общение строится исключительно на деловой основе.

Не успеваем мы оправиться от громкого увольнения мамы, как в пятницу вечером меня ждет новый сюрприз. Отцу не дают квоту на операцию. У него проблемы с сетчаткой, в последнее время зрение катастрофически быстро падает. Две операции на левом глазу прошли успешно, давно пора штопать правый.

Вернее, квоту мы получили давно, ждали очередного обследования, чтобы закрепить подписью. И вот, что-то кому-то не понравилось. Позвонили, сообщили об отказе.

Дело не в деньгах! Я пулей сгребла все драгоценности, которые мне успел надарить Леонидас за пять лет «дружилок», заложила их в ломбард и побежала в клинику.

Вот деньги, берите, обойдемся без квоты! Не убирайте только его из графика!

Деньги взять согласились охотно, но место оказалось уже занято. Ждите осени. Октябрь, ноябрь. Как осени? Это слишком долго! Я принялась обзванивать другие больницы, но найти хирурга столь высокого уровня не так-то просто. Да и нужное оборудование есть не во всех больницах.

Остается Москва. Но везти полуслепого отца в другой город, там быть с ним две недели, возвращать обратно, с учетом того, что после операции ему летать не рекомендуется — проблематично. Только поезд. Тяжести ему таскать тоже нельзя. Мама одна может не справиться в дороге с ним и чемоданом.

Хлопотно все это.

Леонидас по телефону клянется, что он тут ни при чем. Обижается, что я обвиняю его в подобных пакостях. Заверяет, что попытается помочь, если я передумаю на его счет. Повлиять на ситуацию ему будет сложно, учитывая затянувшуюся ссору с отцом, но он рискнет. Ради меня. Сейчас он где-то в Крыму заливается вином и приводит психику в порядок.

Аж затрясло!

Я тысячу раз пожалела о том, что переехала из Москвы. Из уютной южной столицы, сосредоточения витамина Д, сезонных фруктов и милых людей — город вдруг превратился в жестокого, бездушного монстра.

Мама с папой так хорошо устроились в своем домике в станице, бабушка все дни проводит в саду, копошится, ей нравится. Неужели пора срочно продавать все и возвращаться в московскую двушку?

— Лада, у тебя паранойя, — заявляет Спанидис. — Мне больше делать нечего, как мстить твоим родителям. Хорошего же ты мнения о моей семье!

Я пытаюсь созвониться с Константином Андреасовичем, но он не хочет со мной разговаривать. Елена сейчас в Сочи, обещает, что мы все обсудим, как только она вернется. Не по телефону.

Кое-как я договариваюсь с Иваном Дмитриевичем, что он даст мне отпуск за свой счет в конце июля. Вношу аванс в московскую клинику. Операция состоится и пойдет по плану, просто организовать ее будет чуть сложнее, чем я рассчитывала.

Казалось бы, можно выдохнуть, но у меня никак не получается. Я справляюсь, но с каждым днем внутри лишь нарастает тревога. Ответственности вдруг становится слишком много. Почему-то мне кажется, что это еще не конец злоключений. Кто-то сознательно усложняет мне жизнь, хотя со стороны случившееся и походит на череду неприятных совпадений, и когда я пытаюсь с кем-то поделиться подозрениями, все просто пожимают плечами.

Каждый раз, когда звонит мама, я чувствую укол в сердце. Вдруг что-то еще случилось? Боюсь отвечать на ее звонки.

Долго говорю с Машей по телефону, расспрашиваю про фирму, где она работает. Подруга заверяет, что я всегда могу пожить у нее, но с трудоустройством придется пробиваться самой. Что ж, я вновь задумываюсь о бегстве.

Глава 18

Лада

Больше всего мне не хватает моих ягод. До слез, до желания по-детски топать ногами от бессилия, когда на часах семь ноль пять, семь десять… пятнадцать… а курьера нет. Умом понимаю, что уже и не будет, но все равно жду.

Оказывается, я успела пристраститься к этой необычной заботе. Завтраки поднимали настроение на целый день! Заряжали энергией. Кто-то беспокоился обо мне, кому-то было не все равно. Кто-то думал обо мне.

Раньше.

Сейчас утром у меня только черный кофе.

Замечаю, что становлюсь замкнутой и хмурой. А еще недавно я удивлялась, почему все вокруг такие нервные, постоянно хотят спать и срываются друг на друге? Наверное, потому, что они работают как проклятые и пытаются как-то выжить сами, без помощи.

Иногда в конце дня, перед тем, как выйти из офиса на улицу, я смотрю в зеркало и вижу покрасневшие, воспаленные от усталости глаза.

Все чаще размышляю о том, не остаться ли после операции папы в столице. Начать жизнь с чистого листа. Все это сложно. Неправильно постоянно бегать туда-сюда и таскать за собой родителей. Иногда я чувствую себя полной неудачницей, вспоминаю слова Леонидаса, что юридическую карьеру мне все равно не построить. А усердно и интенсивно работающая женщина теряет привлекательность, становясь похожей на лошадь. Я поддерживала его. Сейчас мне за многое из того, что я говорила и думала, стыдно.

Добрые люди где-то раздобыли мой паспорт и набрали на мое имя кучу онлайн-кредитов. Из банка сообщили, что я просрочила первые платежи. Доказать, что этот кто-то была не я, — вполне реально. Труднее оказалось очистить свою кредитную историю. Я потратила пять вечеров(!), строча жалобы, споря с менеджерами, доказывая, что я не верблюд. К счастью, я юрист и мне удалось проблему решить. Ценой своего времени и нервов, но по крайней мере я победила. Как же справляются люди без специального образования?

Мое последнее дело на испытательном сроке — то самое, которое невозможное, — полная труба. Я готовилась к нему больше месяца, собирала прецеденты, анализировала. Вероятно, это мое последнее дело, по которому примет решение Богданов, и я выложилась по полной. Понятия не имею, замешан ли Кирилл в бедах моей семьи. Не знаю. Внутри меня пусто. Я просто хочу со всем покончить и жить дальше.

Заседание начинается. Кирилл сидит в своем кресле, сторона ответчика готова к бою. Знаю я этого юриста, наслышана. Насмешливый самоуверенный сноб. Я весь день ничего не ела, да и не хочется. Выпила американо в чертовом «Старбаксе» и сейчас чувствую легкую тошноту. Или это от нервов?

Суть процесса следующая — заказчик считает, что можно отказаться от договора подряда из-за просрочки. Честно выполнивший все работы подрядчик, на стороне которого я выступаю, уверен, что имеет право на оплату своего труда в полном размере.

Просрочка составила почти месяц. Заказчик разорвал договор в одностороннем порядке и даже не потрудился озаботиться приемкой. Я всей душой болею за своего клиента, его пытаются кинуть на большую сумму, но договор составлен таким образом, что защиту построить крайне сложно.

Богданов внимательно выслушивает обе стороны. Почему-то мне кажется, что решение у него есть заранее. Разумеется, он изучил дело, подготовился. Но всегда существует шанс поколебать уверенность судьи.

Пожалуйста, Кирилл! Чтобы зло восторжествовало, хорошим людям нужно всего-навсего сказать, что происходящее — бизнес.

На прениях я ссылаюсь на один яркий прецедент, который не так давно произошел в Санкт-Петербурге.

Вражеский юрист закатывает глаза и начинает меня лечить выжимками из закона. Тыкая носом в разницу между нашими делами. Внутри меня все закипает, я едва держу эмоции под контролем. Он говорит и говорит, сам себе нравится. У меня, конечно, опыт работы небольшой, но такого шоу я ни разу не видела.

— Вы где-то преподаете? — вдруг перебивает сторону ответчика Кирилл.

Мужчина замолкает и смотрит на судью. Я тоже перевожу взгляд на Богданова. В пылу спора я чуть было не забыла, где мы находимся. Мы оба чуть было не забыли.

— Нет, не преподаю, — отвечает юрист, смутившись.

— Мне показалось, что вы представили, будто читаете лекцию своим студентам, — цедит Кирилл не без раздражения.

От его реакции у меня волоски на теле встают дыбом. В зале полная тишина.

— Нет, просто я посчитал…

— Возможно, Ладе Алексеевне стоит показать вам диплом, чтобы вы убедились в ее компетенции? Раз объясняете очевидные вещи.

— Лада Алексеевна пыталась запутать меня. И вас заодно.

— Мне тоже показать вам свой диплом? — раздается в ответ.

Я поджимаю пальцы ног не то от напряжения, не то от восторга.

— Нет, конечно. Видимо, я увлекся, прошу прощения, — отвечает мужчина, поникнув.

Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться. Чувствую, что Богданов не в духе, и если начну наглеть, то достанется и мне.

— Тогда прошу продолжить по сути вопроса, без отклонений в стороны. Без личных примеров. Без ваших собственных выводов, — обрубает Кирилл.

Через пять минут мы выходим в коридор. Судья совещается сам с собой в течение получаса, а потом приглашает нас вернуться.

— Очевидно, что сторона ответчика уклоняется от своих обязательств, поэтому по ее инициативе договор расторгнуть нельзя. Контрагент выполнил работы в полном объеме, пусть даже не успел уложиться в положенный срок. Совершенно непонятно, почему сторона ответчика отказывается от приемки работ. Иск удовлетворен, договор по-прежнему в силе, ответчик обязан назначить дату приемки в течение ближайшего времени.

Я выиграла.

Выиграла безнадежное, по мнению моего босса, дело! И неважно, последует ли дальше апелляция, сегодня я победила! И это желанная, настоящая победа! В отличие от той липовой, с которой меня поздравлял Леонидас. Я сделала это честно, убедила Богданова встать на сторону моего клиента!

Босс кричит в трубку — он, кажется, по темпераменту холерик, орет по поводу и без — что я молодчина! И что завтра с утра со мной подпишут трудовой договор.

Это признание так сильно вовремя! Но почему-то я совсем не чувствую счастья. Через силу еду к родителям и устраиваю небольшой праздник, потому что нам нужен хотя бы один позитивный момент. Нам нужна вера, что все наладится. Нам необходима эта чертова надежда! Вчетвером с бабушкой выпиваем немного коньяка, разрезаем торт, болтаем, я заверяю, что жизнь налаживается. Я умная, у меня все получится!

Бабушка говорит, что очень гордится мной.

Перед сном я распускаю тугие косички я рыдаю в подушку от нервного истощения и адской усталости. От страха, что может случиться что-то еще.

А на следующий день опасения подтверждаются, я впервые в жизни попадаю в аварию.



Глава 19

Лада

— Я сейчас за рулем, перезвоню вам через десять минут, — говорю клиенту, перестраивая машину в правый ряд и готовясь к повороту.

— Лада Алексеевна, это буквально на две минуты, — спорит тот.

— Хорошо, только быстро…

Впереди едущая машина внезапно жмет по тормозам и резко останавливается. Мой «Солярис» влетает в задний бампер на скорости шестьдесят километров в час. Меня бросает вперед, следом откидывает назад и прижимает к спинке сиденья подушкой безопасности.

Первое, о чем я думаю, выбравшись из машины, — это не собственное здоровье.

Новенький черный «Порш».

Мне капец.

Из спортивной машины, в бампер которой я влетела, выходит двухметровый мужчина, и, едва я открываю рот, чтобы указать на явную подставу, он сообщает:

— Ну все, попала сука. Два ляма! Бери где хочешь. Тебе есть кому позвонить, красавица?

— В суде разберутся, кто виноват в ДТП.

— Деньги, блть, сказал, ищи! — рявкает он и идет прямо на меня.

Я юркаю в свою машину, закрываюсь на замки и звоню в ГИБДД. Боже мой, боже мой. На глаза снова и снова наворачиваются слезы. Хреновый из меня юрист, в суматохе последних дней я не вписала себя в страховку отцовской машины. Вот вообще было не до этого! Нужно судиться и доказывать подставу. Регистратора у меня нет, может, кто-то из проезжающих мимо записал столкновение? Надо искать свидетелей.

Пульс учащается так, что начинают стучать зубы. Разъяренный амбал ходит вокруг моего «Соляриса», пинает колеса со всей дури, аж машина покачивается. Я каждый раз зажмуриваюсь, словно он в состоянии перевернуть автомобиль. С кем-то треплется по телефону. Смеется.

Когда я выхожу из ГИБДД, уже начинает темнеть. Довольно долго жду такси, переминаясь с ноги на ногу. Потом еду в бар неподалеку от моего дома, беру себе бокал красного сухого вина и некоторое время сижу одна за барной стойкой. Домой идти не хочется, я снова начну реветь. Как сказать родителям — понятия не имею. Они не верят, что нас осознанно травят. Дескать, у всех бывают неприятности. Нельзя срываться с места при первых трудностях. Мне придется уговорить их уехать из этого города как можно скорее. Скинуть цену на дом и бежать.

— Лада, привет, — на стул рядом опускается тяжелая фигура.

Я напрягаюсь всем телом, когда понимаю, кто это. Сжимаю бокал так, что еще чуть-чуть, и, клянусь, стекло треснет в моей руке. Но посуду портить нельзя, потому что урон придется возмещать. А мне еще «Кайен» ремонтировать.

— Константин Андреасович? Вот так встреча, — говорю пустым голосом. — Зашли спросить, как у меня дела? Хреновенько. Денег больше не хотите предложить за переезд отсюда?

— На помолвке вы блистали. А сейчас что-то не очень, — его голос звучит по-отечески заботливо.

Точно так же он разговаривал со мной раньше, до романа с Леонидасом. Когда я была просто подругой Елены. Юной, амбициозной девочкой, никому не перешедшей дорогу.

Я киваю самой себе.

— Я уеду из города. Через две недели повезу отца на операцию и не вернусь. Вы их не трогайте больше. Они-то ни при чем. Они не виноваты, что я имела неосторожность полюбить вашего сына. Им здесь нравится.

— Я никого не трогаю, — перебивает он меня сухо. — Просто одиноким строптивым девушкам живется несладко. Ты молода и неопытна, пока не разобралась, насколько жизнь бывает скверной. Посмотри только — твои волосы больше не блестят, глаза потухли. Еще немного, и обозначатся носогубные складки. Вот, я уже вижу тревожную морщинку между бровей. Разве оно все того стоило?

— Я уеду, сказала же. С Леонидасом мы расстались за месяц до обручения. Между нами давным-давно ничего нет, он женился на другой.

— Леонидас намерен разводиться. И развенчиваться.

— Я к этому не имею отношения.

— Это все хорошо, конечно. Но есть одна проблема. Если ты уедешь, что-то мне подсказывает, мой дурной сын сорвется за тобой, Лада.

Так вот какую цель преследует Спанидис. Он не пытается меня выжить. Напротив.

— И что же мне делать? Я не могу заставить его полюбить жену.

— Ты же умная хитрая девочка, Лада. Убеди моего сына, что ему нужно воссоединиться с Олимпией ради вашего с ним будущего. Прости его, обласкай. Помиритесь.

— Вы с ума сошли, — брезгливо морщусь.

— Свою первую брачную ночь он провел с тобой. Ты считаешь, что после этого сможешь спокойно радоваться жизни, пока две приличные семьи отмываются от позора?

Я вскидываю на него глаза. В голове проносится: «Дверь и окна не открывай, на балкон не выходи». Он предупреждал, догадывался, что так будет. А я не послушала.

— Леонидас пьяный приехал ко мне ночью! Вел себя отвратительно. Я его пустила, чтобы прекратить этот позор! Кто-то мог заснять его на телефон и выложить в сеть. Я хотела как лучше, — тороплюсь оправдаться.

— Я пришлю тебе адрес, где прячется мой сын. Прямо сейчас иди домой, собирайся и следуй по нему. Скажи Леонидасу, что без него жить не можешь. Ты ведь любишь его. Я даю вам свое разрешение — дружите, встречайтесь. Никто тебе слова не скажет, никто больше не обидит.

Я отрицательно качаю головой.

— Мне так тебя жаль, девочка. Просто очень сильно жаль. Потому что происходящее сейчас — это херня в сравнении с тем, что тебя ждет. Москва тебя не спасет. Если твоя красота так манит моего сына, что случится, если ты ее вдруг растеряешь?

Я поднимаюсь с места и иду к выходу.

— Завтра утром я жду новостей от Леонидаса!

Мои губы припухли от того, как безжалостно я их кусаю. Бар находится в ста метрах от дома, где я снимаю квартиру, и я преодолеваю это расстояние практически бегом.

Тщательно моюсь в душе, привожу тело в идеальный порядок. Придирчиво рассматриваю педикюр. Сушу волосы феном. Рисую стрелки на веках, которые от дрожи рук выходят косыми и скорее уменьшают мои глаза, чем увеличивают. В итоге умываюсь и ограничиваюсь блеском для губ.

Снова вызываю такси. Сколько же я сегодня просадила на поездки? Называю адрес. Я знаю, где живет Евгений. А еще я знаю, что он правда хороший человек. И ни за что не станет сплетничать. Наверное, он один из лучших людей, с которыми я знакома.

Дом Евгения расположен в элитном частном секторе. Въезд на улицу загораживает шлагбаум, поэтому до ворот я иду пешком.

Звоню в его домофон около полуночи. Долго звоню. Наконец, фонарь на крыльце вспыхивает, хлопает входная дверь. Шаги. Ворота открываются, заспанный грек щурится, глядя на меня.

— Лада? Что случилось? Где Елена?! — пугается он.



Глава 20

— Все в порядке. С Еленой так точно, с ее родителями не пропадешь! Евгений, прости, пожалуйста, что так поздно, но у меня нет твоего номера. А попросить его я не могла по понятным причинам. Покажи дом, в котором живет Богданов Кирилл.

Евгений моргает.

— А тебе зачем?

— Он мне нужен по важному вопросу.

Евгений отрицательно качает головой.

— Не нравится мне твоя идея, Лада.

— Просто. Покажи мне. Дом. Или мне будить твоих соседей? Будить до тех пор, пока не найду Кирилла? — срываюсь, но быстро беру себя в руки.

Он вздыхает, показывает на строение слева.

— Спасибо. Спокойной ночи. И никому не говори, что я приходила. Умоляю.

— Я никому не скажу. Эх, Ладка-Ладка, ехала бы ты лучше домой.

— Это бесценный совет. Жаль, я не могу им воспользоваться.

Евгений закрывает ворота, гасит свет. Я бы на его месте осталась на крыльце и проследила из любопытства, но он вполне мог отправиться спать.

Я же тем временем подхожу к зданию слева. Высокий забор из евроштакетника. Кирпичные столбы. По периметру аккуратно подстриженные туи.

Двухэтажный дом с балконом, квадратов сто пятьдесят — двести на вид. Дорогая облицовка. Внушительное строение.

В окнах темно, машина припаркована во дворе. Кирилл спит или где-то веселится поздним пятничным вечером?

Звоню в домофон. Довольно долго звоню.

— Кто там? — голос ото сна звучит слегка хрипло, но все равно узнаваем.

— Лада, — представляюсь.

В ответ тишина. Я злюсь так, что хочу топать ногами. Но в итоге сцепляю зубы и произношу:

— Я по личному вопросу.

— Сейчас выйду.

Ожидание длится меньше минуты, но по ощущениям — целую вечность. Целая вечность на то, чтобы передумать продавать себя этому мужчине. Ее мне не хватает, я продолжаю стоять как вкопанная. Только сердце колотится. Я хочу, чтобы этот длинный бесконечный день, наконец, закончился. Хоть как-нибудь.

Район скудно освещен. Фонари в этом жилом комплексе реагируют на движение, и получается так, что улица застелена чернотой и лишь одна я стою в круге света. Будто на сцене под софитами.

Вот как, оказывается, выглядит падение.

Наконец, загораются фонари на участке Богданова. Калитка открывается сразу широко, на пороге Кирилл. Он щурится, волосы слегка взъерошены, вчерашняя щетина делает его лицо мрачнее, чем есть на самом деле. Он хмурится.

От напряжения я чувствую гул в ушах, мы словно в вертолете, который быстро взлетает. Земля под моими ногами покачивается, я понятия не имею, куда мы летим. Не упасть бы только и не разбиться.

Кирилл одет в черную футболку и спортивные штаны, шлепки на босу ногу. Непривычно видеть его без галстука.

Он смотрит на меня.

— До утра бы не подождало? — спрашивает.

— Ты сказал, что я могу прийти к тебе за помощью. Я пришла.

Его взгляд становится острее.

— Кирилл, скажи, — мой голос срывается, я делаю глубокий вдох-выдох. — Скажи, пожалуйста, ты боишься Спанидисов? Их возможностей, связей.

Он не улыбается. Я опасалась, что начнет высмеивать, ругать, стыдить. Но нет. Молча отрицательно качает головой.

— Ты сможешь сделать так, чтобы моего отца прооперировали в этом городе? Чтобы маме вернули работу. Чтобы на мое имя больше не брали кредитов и чтобы… мне не устраивали подстав на дороге! Чтобы Спанидисы от меня отстали! И я никогда больше не разговаривала с Константином Андреасовичем. Никогда в жизни! По крайней мере, наедине! И чтобы… со мной ничего больше не случалось, — я прижимаю руки к губам, начиная не то скулить, не то плакать. — Я никакой не юрист. Я… просто шлюха.

Мне так стыдно! Я пришла предлагать свое тело. Намазала его лосьоном, выбрала белье поразвратнее.

Мне следует продемонстрировать товар с выгодной стороны. Вдруг Кирилл сочтет, что я недостаточно хороша, чтобы ссориться с греками? Но вместо того, чтобы встать в эффектную позу и улыбнуться, я сжимаюсь и хнычу.

Кирилл открывает широко дверь, предлагая войти. Я набираюсь смелости и делаю шаг на его участок. Он берет меня за локоть. Не больно, а просто удерживает, требуя посмотреть в его глаза. Встретиться, наконец, со всеми его чертями.

— Если зайдешь, то точно останешься до утра, — говорит мне.

Меня окатывает волной страха. Семь сухих слов — это все, что я услышала в ответ на свое откровение. Между нашими лицами сантиметров десять. Я смотрю в его глаза, тяжело и часто дышу.

Сердце колотится, как обезумевшее. Бах-бах-бах в груди!

Я киваю, мило улыбаюсь и иду в дом, слыша, как за спиной закрывается дверь. Лязгает замок. Вертолет, в котором я вздумала прятаться, отрывается от земли и несется в неизвестном мне направлении.

В тишине ночи я отчетливо различаю его легкие шаги в мою сторону.

Глава 21

Часть II

Лада

В его прихожей очень светло. Высокие потолки, широкие дверные проемы. Первое, о чем думаешь, попадая в дом, — это простор. Много воздуха. Чисто. Лестницы в подвал и на второй этаж. Значит, есть еще и подвал. Интересно, что там?

Взгляд мечется, цепляется за детали, общая же картинка никак не хочет складываться — сердце колотится отчаянно, мысли разбегаются.

— Выпить хочешь? — спрашивает Кирилл, он все еще за моей спиной. От его голоса волоски на теле дыбом встают.

Надо набраться смелости и посмотреть ему в глаза.

Я скидываю туфли у порога и зябко обнимаю себя за плечи. Мне неловко, я не знаю, как себя вести.

Обольщать или сразу падать на колени и приступать к делу?

— Да, если можно, — стараюсь, чтобы голос звучал уверенно.

Он не спрашивает, что я предпочитаю. Идет в кухню-гостиную, обгоняя меня и показывая дорогу. Я думаю о том, что он в любой момент может подойти и потрогать меня.

И мне нельзя будет вздрогнуть при этом. Мне нужно сделать так, чтобы ему понравилось меня трогать. А неприязнь… вряд ли она возбуждает даже гоблина.

Кирилл открывает большой двухдверный холодильник, достает оттуда бутылку виски. Лед из морозилки. Ставит на барную стойку два стакана.

Я присаживаюсь на высокий стул и смотрю, как золотистый напиток скрывает кусочки льда.

— Пей, — говорит он мне. Смотрит в упор.

Я обхватываю холодное стекло ладонями, подношу ко рту и пью. Два больших жадных глотка. Потом морщусь, конечно, вытираю рукой губы.

Он пить не собирается. То, что достал второй стакан — формальная вежливость. Интересно, трахать меня он тоже будет вежливо?

— У тебя правда получится сделать то, что ты обещаешь мне? — спрашиваю. Это важно.

— Пей еще, — говорит.

Я послушно делаю еще два больших глотка, пищевод обжигает, морщусь. Следом ударяет в голову так, что становится сложнее сфокусировать взгляд.

— Я пока тебе ничего не обещаю, — говорит Кирилл. — Допивай.

— Мои родители…

— Допивай, блть.

Я осушаю стакан, обхватываю губами кусочек льда и начинаю его посасывать. Вместо закуски.

— Давай уже сделаем это. Я нервничаю.

Кирилл выглядит задумчивым, но кивает.

— Хорошо, идем. — Поднимается с места и следует по направлению к лестнице. — Там гостевая ванная, — показывает на одну из дверей.

Пока он не видит, я быстро выплевываю лед, тянусь к его нетронутому стакану и делаю еще один глоток.

Гостиная покачивается. Я стараюсь идти по прямой, игнорируя карусель.

Перед ним мне особенно стыдно.

Он живое напоминание о том, как могло бы все у меня сложиться, не согласись я на роль содержанки. Три года назад он был молчаливым тощим парнем. Бледным, с проблемной кожей. Я видела, читала по его глазам, как сильно ему нравлюсь, улыбалась, флиртовала. Он велся и однажды… только сейчас вдруг вспоминаю, как однажды он набрался смелости и пригласил меня на свидание. Я, конечно, в душе посмеялась, но ответила, что подумаю. И поцеловала его в щеку. Не прям поцеловала, разумеется, потому что и правда с его кожей нужно было что-то делать, а так, воздух чмокнула. А он в ответ улыбнулся!

Я еще подумала, улыбается как мальчишка, хотя лет ему было уже под тридцать. Для меня он был полнейшим лузером, а я… А я только-только закончила престижный вуз, устроилась в крутую фирму, мой парень ездил на новеньком мерседесе.

Прошло три года, и вот мы здесь.

Он привел в порядок лицо, значительно поправился и, судя по тому, как футболка обтягивает его широкую спину, — набрал мышечную массу, а не жирок.

— Ты идешь? — спрашивает, оглянувшись.

Даже черты его лица стали мужественнее, тогда как раньше из-за худобы казались островатыми.

И он действительно умный. Умный мудак в мантии, который обязательно придумает, как мне выпутаться из конфликта с греками. Если захочет. Для этого ему должно понравиться спать со мной.

Держась за перила, я поднимаюсь на второй этаж. Кирилл стоит у открытой двери.

— Заходи, — говорит мне.

Что я и делаю. Это спальня. Широкая заправленная кровать, какая-то еще мебель, по которой я успеваю едва мазнуть взглядом.

— Ложись.

— Раздеваться? — спрашиваю, растерявшись. Скольжу взглядом по его телу, возвращаюсь к губам. Теперь мне можно на него смотреть сколько угодно.

— Как удобно, — говорит он, разглядывая меня в ответ. Мое летнее платье с красивым вырезом на груди, мои ноги.

Я автоматом привстаю на цыпочки, чтобы казаться стройнее.

Когда наши взгляды встречаются, он слегка прищуривается. Что-то меняется в его глазах, в них отражается эмоция. Я чувствую себя такой пьяной, что, клянусь, еще пара глотков, и могла бы увидеть его чертей наяву.

Ну что ж.

Расстегиваю молнию, стягиваю платье через голову и грациозно бросаю его к своим ногам. Делаю усилие, чтобы не прикрыться ладонями.

Он кивает на кровать.

Я присаживаюсь. Потом вновь встаю, стягиваю покрывало, поднимаю одеяло и плюхаюсь на матрас. Простыни белые, свежие, словно он готовился к моему приходу.

— Хорошая девочка. А теперь спи, — говорит Кирилл и выключает свет.

В каком смысле «спи»?

Он выходит в коридор, а я впадаю в панику и подрываюсь с места. Он считает, Константин Андреасович со мной шутки шутил?!

— Кирилл! Кирилл, постой! — кидаюсь к двери. — Ты не понимаешь! Он сказал, что завтра утром… чтобы я все сделала к утру! Я не могу просто спать! У меня нет на это времени! — Хочу продолжить, но осекаюсь на полуслове.

Его взгляд затыкает мне рот мгновенно. Да, это не Леонидас, с которым мы ругались на равных и которого я запросто могла послать куда угодно.

Кирилл поджимает губы и кивает на комнату. Все верно, если я пришла к нему, то должна доверять. Иначе моя жертва не будет иметь никакого смысла. Иначе какой смысл был заключать эту сделку?

Понурив голову, я возвращаюсь обратно в гостевую спальню — а она гостевая, я уже догадалась. Забираюсь в постель, натягиваю одеяло по шею и мгновенно отключаюсь. Впервые со свадьбы Леонидаса позволяю себе расслабиться.



Глава 22

Мой сотовый в сумочке. Сумочку я оставила на первом этаже на барной стойке.

Я просыпаюсь в гостевой комнате судьи Богданова Кирилла и понятия не имею, сколько сейчас времени. Утро давно наступило, свет проникает сквозь жалюзи и приятно нежит, не раздражая.

Простыни и правда белоснежные. Я с удовольствием потягиваюсь и, откинувшись на мягких подушках, позволяю себе улыбнуться. Впервые за долгое время я выспалась.

В комнате прохладно, кто-то включил кондиционер. А может, он с вечера работал, я просто не распознала, находясь во власти виски, выпитого натощак. Голова до сих пор немного кружится, во рту сухость.

Я натягиваю свое мятое платье и выхожу в коридор.

— Кирилл? — зову хозяина дома.

В ответ тишина.

Решаю не позволять себе самовольную экскурсию — пока еще в моей судьбе ничего не ясно, не стоит проявлять излишнее любопытство.

Спускаюсь по лестнице на первый этаж, где Богданова также не обнаруживается. Зато я вижу свою сумку, которая лежит на том же самом месте, где я ее вчера оставила. Быстро проверяю телефон — почти восемь утра. Пропущенных нет. Сообщений тоже нет.

Выпиваю два стакана воды и мгновенно чувствую облегчение. Воспользовавшись гостевой ванной, привожу себя в порядок. Судя по тому, сколько новых, в упаковке, зубных щеток я нахожу в верхнем выдвижном ящике, — постоянной любовницы у Богданова на данный момент нет. По крайней мере меня бы очень раздражал подобный склад в квартире своего парня. Елена упоминала, что Кирилл несколько месяцев встречался с одной девушкой, но потом они расстались. Она собиралась навести справки, но мы после этого не виделись.

Стираю свои трусики, развешиваю на полотенцесушителе. Нужно было прихватить запасные, но вчера я что-то даже не подумала, что вообще смогу пережить эту ночь.

Из кухни-гостиной есть выход на террасу, и я решаю подышать свежим воздухом. Солнце так ярко слепит, что я тут же возвращаюсь обратно в приятную прохладу кирпичного строения. Успеваю только заметить, что участок довольно большой, ухоженный.

Поразмыслив пару минут, решаю поискать Кирилла в подвале. Нам нужно поговорить. Между нами ничего не было, и мои проблемы по-прежнему актуальны.

Осторожно спускаюсь по прохладным ступенькам на цокольный этаж. Уже на полпути слышу глухие сильные удары, будто кто-то кого-то бьет.

Передо мной просторное помещение. С одной стороны — домашний спортивный зал с несколькими тренажерами, с другой — игровая комната. Бильярдный стол, настольный футбол. Дальше какие-то двери, возможно, там сауна или что-то в этом роде.

Богданова нахожу взглядом моментально. Он в спортивном костюме колотит грушу. Мощно, яростно. Я давным-давно ничего не ела и почему-то именно в этот момент чувствую слабость. Обхватив перила, присаживаюсь на ступеньки, не сводя с него глаз.

Удары быстрые, техничные, при каждом из них что-то внутри меня сжимается. Непроизвольно задерживаю дыхание, рассматривая его.

Спортивные штаны, кроссовки, футболка. Кажется, я успела к концу тренировки, потому что он уже весь мокрый. Ударяет еще несколько раз, затем обхватывает грушу, останавливая ее. Снимает перчатки и вытирает тыльной стороной ладони лоб. Поворачивается к лестнице и замирает, увидев меня.

Мы смотрим друг на друга. Я хочу сказать что-то вроде «доброе утро, как спалось?», но не могу пошевелиться. Снова цепенею.

Он тяжело дышит, грудь часто вздымается. Тело напряжено, он собран, поза источает агрессию. Страх покалывает мою кожу, но при этом я как завороженная разглядываю мужчину, в доме которого провела ночь. Он делает два шага по направлению ко мне, вытаскивает из ушей наушники и прячет их в кармане.

— Иди сюда, — подзывает словами и жестом.

Я тут же поднимаюсь на ноги и послушно спускаюсь со ступенек. Подхожу на цыпочках и останавливаюсь, когда между нами оказывается меньше метра.

В его глазах плещутся жажда и нетерпение. Я вижу, что он на адреналине после тренировки, и мне бы убежать как можно скорее. Подождать, пока он охладится в душе, выпьет кофе.

Мне бы… не делать последних шагов в его сторону, не поднимать руку и не касаться его груди.

Большим пальцем Кирилл ведет по моей обнаженной коже вдоль позвоночника, и я выпрямляю спину. Кажется, ему нравится меня разглядывать, я давно заметила. Он смотрит сначала на мои губы, затем на ложбинку между грудей. Я жду, что обнимет или притянет к себе, но вместо этого он подталкивает меня к мягкой стене. Я упираюсь в нее руками, каждой клеточкой ощущая его присутствие позади.

Две широкие ладони обхватывают мою талию, уверенно опускаются ниже. Пульс моментально учащается. Я округляю глаза, глядя перед собой. Кислорода становится мало, я жадно хватаю воздух ртом, понимая, что он сейчас пропитан запахом хозяина этого дома. И я будто пропитываюсь тоже. Рывком Кирилл задирает мое платье, оголяя ягодицы. Я без белья, жду каких-то комментариев по этому поводу.

Но вместо лишней болтовни он сжимает мои бедра и тянет на себя, вынуждая прогнуться в пояснице. Что я и делаю. Расставляю шире ноги, чтобы ему было удобнее. Я не оглядываюсь, я… вовсе закрываю глаза, когда чувствую касание между ног. Не пальцев, сразу головки члена. Кирилл наваливается на меня, одновременно вторгаясь в мое тело.

Я делаю шумный вдох, когда чувствую его внутри себя. Он не церемонится, крепко держит мои бедра и одним толчком протискивается до упора. Я делаю еще один жалобный вдох, захлебываясь.

Отчаянно пытаюсь не рухнуть к его ногам.

От голода, эмоций… от всего происходящего моя голова вновь кружится. Мне кажется, он просто огромный. Или же я совершенно не готова. Приподнимаюсь на цыпочки, на самые пальчики, чтобы принять его, как-то подстроиться. Чтобы он вошел полностью, чтобы ему понравилось.

— Расслабься, — слышу у самого уха и послушно киваю в ответ.

Он совершает толчок. И мое дыхание громко рвется.

Он совершает еще один толчок, и я царапаю ногтями маты, в которые упираюсь.

Он начинает двигаться широко и размашисто, а я никак не могу осознать, что это происходит. Потный гоблин трахает меня в своем спортзале. Полминуты назад он колотил грушу с таким усердием, что меня могло бы убить с одного удара.

Трахает без поцелуев, нежностей, без утреннего приветствия. Двигается так, как привык со своими шлюхами. Со мной тоже не стоит церемониться.

Быстро, торопясь, агрессивно. Прижимаясь ко мне, подавляя своей силой. Я слышу его частое поверхностное дыхание, я чувствую его запах. У меня волоски на коже дыбом от того, что я делаю! Я продала себя и вся… принадлежу ему.

Не могу даже пикнуть. Я просто… тщетно пытаюсь расслабиться. Мне остро, немного страшно и капельку больно. Совершенно дико!

Он увеличивает темп, внизу живота с непривычки закипает кровь. Какая там привычка, меня никто никогда так не трахал. Мои ладони настолько влажные, что на мягкой стене остаются следы. Одну мою руку он накрывает своей, как тогда в подворотне. Фиксирует. И продолжает увеличивать темп.

Я начинаю стонать хрипло, глухо. Как ни разу в жизни. Он быстро скользит внутри меня, подавляя каждым движением, прижимая к стене, не давая и секунды на передышку. Я стараюсь прогнуться сильнее, дать ему больше.

И проваливаюсь в ощущения. Боже, я пережила прошлую ночь в его доме, но точно не переживу это утро! Только не под таким напором! Кажется, на моей коже останутся следы от его пальцев, но внезапно мне давно все равно. Мой мир суживается до этого момента, я живу только в нем, будто ничего не было до и не будет после.

Я рада, что он не видит мое лицо, потому что я и правда веду себя как настоящая шлюха. Он трахает, а я кусаю губы и пошло приглушенно кричу, цепляясь за стену. Влажная, доступная, полностью подчинившаяся.

Мои ноги начинают дрожать от напряжения, когда Кирилл совершает еще несколько мощных толчков, выбивающих стоны из моего рта и слезы из глаз. Выходит из меня и начинает кончать на мои ягодицы. От облегчения я громко выдыхаю. Опускаюсь на полные ступни. Я изо всех сил сжимаю бедра, потому что чувствую потерю. Пульсацию. Под властью эмоций я подаюсь ему навстречу, прося продолжения. Я даже тихонько поскуливаю, но он будто не слышит. Занят собственным удовольствием. Теплая жидкость крупными каплями скатывается по моим ногам.

Одной рукой он все еще держит меня за талию. Наклоняется и прикусывает кожу на плече, рядом с шеей. Не больно, но ощутимо. Словно хочет приподнять меня за загривок и утащить куда-то. Как самец завоеванную самку. Я опускаю голову, чтобы спрятать обескураженные глаза.

— Ванная на первом этаже, помнишь? — говорит Кирилл хрипло.

Я быстро киваю несколько раз подряд.

— Поспеши, на сегодня у нас с тобой еще много планов, — ставит перед фактом. Шлепает по заднице и, подтянув штаны, направляется к лестнице.

В полном шоке я провожаю его взглядом, силясь восстановить дыхание.

Судя по всему, он передумал и не собирается отпускать меня утром. Наш с ним день только начинается.

Со мной никто никогда так не обращался. Ни один мужчина не позволял себе даже отдаленно похожего поведения. Грубого, потребительского. Внутри меня закипает протест, который я не могу высказать. Не имею права. Совершенно не понимаю, почему была такой влажной для него. Почему мои половые губы набухли и до сих пор пульсируют.

Мне не понравилось трахаться с ним. Такое не может понравиться ни одной женщине. Но это и не важно. Главное, чтобы понравилось ему.



Глава 23

Когда я выхожу из гостевой ванной, полностью одетый Кирилл сидит за столом, пьет кофе и с увлечением что-то читает на планшете. Мы снова цивилизованные люди, никаких первобытных потребностей и животной агрессии.

Его лицо чисто выбрито, волосы на голове еще влажные после душа. Судя по всему, досуг предполагается без официальной части, он в джинсах и футболке-поло.

При моем появлении Кирилл поднимает глаза, бегло кивает на соседний стул, дескать, не стесняйся. Словами сказать, видимо, много чести.

Его взгляд на целую секунду задерживается на моем лице. Я нежно улыбаюсь в ответ. Не дождешься, чтобы я плакала. Я прекрасно знала, на что шла, и готова ко всему. И в мыслях не было раскисать и жалеть себя.

Ладно, почти ко всему.

Мои ноги все еще ноют от напряжения, а низ живота — от его грубых действий. И вообще я далеко не в порядке! Но стараюсь двигаться спокойно и уверенно. Плавно подхожу к нему, присаживаюсь.

— Капсулы рядом с кофемашиной, — говорит он, не отрываясь от текста.

Намек понят, его гостеприимство закончилось на вчерашней выпивке. Ну ничего, если я справилась с тем, что произошло в подвале, приготовить себе завтрак — не проблема.

— Нам нужно поговорить, — произношу робко, когда вновь устраиваюсь рядом с ним, но уже с чашкой капучино.

Боже, он обычный человек из плоти и крови, мне просто нужно к нему привыкнуть! Почему-то рядом с этим мужчиной я всегда будто на заседании — взвешиваю каждое слово, боюсь позволить себе лишний взгляд. Мне следует быть смелее.

Начну с завтрашнего дня. Сейчас же рассматриваю красивую молочную пенку и слежу за Богдановым краем глаза.

— Позже, — произносит он.

— Но Кирилл! — я всплескиваю руками и умоляюще свожу брови. — Константин Андреасович сказал, что ждет от меня новостей сегодня утром. Очевидно, что за эту ночь я не помирила Леонидаса с Олимпией.

— Ты бы их не помирила при всем желании, — отвечает Кирилл монотонно. — Вчера утром Олимпия улетела из страны. Константин Андреасович знает далеко не все, что происходит в городе.

— Улетела? Куда?!

Наконец, наши глаза встречаются. Он спокоен. Разрядка пошла мужчине на пользу.

— Для послушной греческой девушки выйти замуж девственницей за приличного греческого юношу — первостепенная задача в жизни. Дальше идет материнство. Представь, как она готовилась к этому дню. Младший Спанидис самым скотским образом растоптал все ее мечты. Неудивительно, что у бедняжки случился нервный срыв. Она сейчас в санатории, и о ее местоположении не знает никто, особенно Константин Андреасович.

— И что же нам делать?

Кирилл гасит экран планшета, кладет его на стол.

— Тебе в данный момент следует подумать о том, что ты возьмешь с собой на море. Завтра мы уже вернемся, поэтому большой чемодан ни к чему. Только самое необходимое.

— Но мои родители…

— Никто их пальцем не тронет. Во-первых, потому что Евгений уже рассказал своей матери, где ты провела ночь. Во-вторых, за ними присмотрит мой доверенный человек.

— Значит, все греки со вчерашнего дня в курсе, что я с тобой сплю, — невольно розовею при этих словах.

— Пока не все, но к завтрашнему вечеру будут все. Идем, у нас впереди долгая дорога, а тебе еще переодеться нужно.

Он направляется к входной двери, и я молча семеню следом, не имея ни малейшего понятия, что меня ждет впереди. Отныне моя жизнь не принадлежит мне самой, и я не представляю, как долго это продлится.

Стараюсь двигаться максимально быстро и продуманно. Трачу на сборы минимальное количество времени, но мы все равно теряем время в пробке на выезде из города. В Горячем ключе останавливаемся для позднего завтрака, и я с огромнейшим аппетитом съедаю все, что заказываю. Кирилл часто и много разговаривает по телефону, он вроде бы рядом, но в то же время его мысли далеко. Вопросы, которые он обсуждает, меня совершенно не касаются, поэтому я не вслушиваюсь. А просто наслаждаюсь спокойствием, рассматриваю природу вокруг, дышу полной грудью.

Сытый желудок, прохлада кондиционера, удобное сиденье мерса и входящее в зенит южное солнце, припекающее через лобовое стекло, — все это расслабляет. Кирилл говорит по сотовому монотонно, его голос вводит в какое-то подобие транса, и я не замечаю, как засыпаю.

Сквозь сон чувствую, как машина останавливается, он куда-то уходит, через некоторое время возвращается со стаканчиком кофе. Наклоняется ко мне, словно в попытке лечь сверху, я вдыхаю знакомый аромат туалетной воды и принуждаю себя расслабиться, готовая ко всему. Он немного опускает сиденье, и мне становится удобнее. Машина вновь трогается.

— Приехали, — слышу откуда-то издалека, но сразу понимаю, что он обращается именно ко мне. Открываю глаза и сажусь прямо, начинаю оглядываться.

Мы поднимаемся в горку, быстро приближаясь к комплексу незнакомых мне отелей.

— Что это за место? — спрашиваю спросонья.

— Небуг. Село рядом с Туапсе. Здесь хорошее место, — коротко отвечает он, припарковываясь.

— Извини, что я вот так уснула… — Сама жадно рассматриваю здания вокруг: два отеля четыре и пять звезд, уютный ресторан с видом на море. Мимо неспешно прогуливаются довольные постояльцы, некоторые из них в белоснежных гостиничных халатах. Судя по всему, здесь есть бассейн и, вероятно, даже спа. И все это на собственной закрытой территории. Удивительно, но мы ни разу с Леонидасом не отдыхали в этом месте, хотя я считала, что объездили все побережье.

— Мне лучше думается в тишине. Тебя ждет сложный понедельник, а потом не менее сложный вторник, Лада, поэтому постарайся максимально за эти сутки восстановиться. Я не хочу, чтобы ты упала в обморок в какой-нибудь ответственный момент, — и снова в его голосе нет ни капли заботы, просто логика и прагматизм.

Чтобы не тешилась надеждами и не рассчитывала на ласку. У меня и в мыслях не было. Не было ведь? Я просто пока не привыкла.

На ресепшене с Кириллом здороваются сразу по имени-отчеству, заметно, что он завсегдатай этого отеля. Управляющая так широко ему улыбается, что на всякий случай я делаю пару шагов поближе и встаю рядом с мужчиной. Мне нужно, чтобы он был увлечен именно мною. Ничего личного, блондиночка, просто бизнес.

Получив ключ, Кирилл не мешкая идет к лифту, затем безошибочно находит наш номер. Две просторные комнаты, отличный дизайн — стильно и уютно. На минуту я забываю о своей роли, кидаюсь к лоджии и, схватившись за бортик балкона, с восторгом любуюсь видом на Черное море.

— Потрясающе! — не собираюсь скрывать эмоций. Отель находится на вершине горы, и открывшийся вид завораживает. Я сжимаю пальцы в кулаки и по-детски пританцовываю. Мне очень здесь нравится. А еще он сказал, что моя задача — отдыхать. Для усиленно работающего юриста — это просто фантастика.

— Лада, мне нужно поработать, — говорит Кирилл коротко.

Я быстро возвращаюсь в комнату.

— На столе твой ключ от номера. Внизу закрытый бассейн и СПА, в соседнем здании — открытый. Работает фуникулер к пляжу. Кстати, пляж у отеля собственный. Не стесняйся. Я буду в ресторане, ты видела, когда мы проходили мимо.

— У тебя запланирована встреча?

— Да. Займи себя чем-нибудь. Я освобожусь ближе к вечеру.

Он берет сумку с ноутбуком и, не забыв прихватить солнечные очки, направляется к двери.

— Кирилл? — окликаю его.

Он оборачивается.

— Большое тебе спасибо, — я говорю искренне и от всего сердца. Стискиваю ладони. — Огромнейшее!

— Пока совершенно не за что.

Но он не прав. Есть за что. Он не побоялся заступиться за меня. Встал между едва знакомой девушкой и целой диаспорой. А возможности влияния Спанидисов я прочувствовала на себе в полной мере. Это много значит. Я умоляла Евгения никому не рассказывать о моем ночном визите, но Кирилл, видимо, попросил об обратном. Греки уже в курсе. Елена упоминала, что Константин Андреасович уважает Богданова настолько, что готов стать его тестем. Высшая степень доверия.

Когда за Кириллом закрывается дверь, я с разбега падаю на кровать и улыбаюсь. Кто бы мог подумать еще полгода назад, что я буду радоваться тому, что мне ничего не угрожает! Ощущение безопасности сладко окутывает, я боюсь пошевелиться, чтобы случайно не разрушить его. Некоторое время болтаю с мамой и, убедившись, что у них все как обычно, я забираюсь под одеяло и снова засыпаю. Видимо, вчерашняя авария для моего здоровья не прошла бесследно, иначе как объяснить постоянное желание спать? Или же так действует накопившаяся усталость. А может, все вместе.

Я просыпаюсь, когда за окном начинает темнеть. Прислушиваюсь к себе и понимаю, что чувствую себя превосходно! В спальне я по-прежнему одна. Поначалу думаю, что Кирилл еще не вернулся, но, когда выхожу в гостиную, слышу знакомый голос. Богданов с кем-то говорит по телефону на лоджии. Я ощущаю одновременно голод и подъем сил. Голова становится ясной. Я благодарна ему за то, что он дал мне время восстановиться. Могу только представить, как жалко я выглядела прошлым вечером. Та еще роковая красавица.

Освежившись под душем, я надеваю чудесное длинное платье из легкой ткани, подчеркивающее мою женственность, оттеняю макияжем глаза и губы и выхожу на террасу. К нему.

Кирилл удобно устроился в кресле за летним столиком, курит. Интересно, давно он здесь сидит один? В пепельнице уже три затушенных окурка. Перед ним также едва начатая бутылка виски и на четверть полный стакан.

— Добрый вечер, Лада, — говорит он. — Выспалась?

Его голос прокатывается по моей коже, от низкого тембра подгибаются пальцы ног. Я без обуви, поэтому он видит это. Перед глазами вновь тот самый мат, к которому я была грубо прижата. Мой рот приоткрывается, когда я вспоминаю, как он прикусил мою кожу. Хочется потереть это место.

Он смотрит на меня. Затягивается, выпускает дым изо рта.

Я не знаю, что мне делать. Просто не представляю! Мы такие разные, между нами совершенно нет чувств. Нам даже особо не о чем разговаривать. Я опускаюсь у его ног на колени и, убедившись, что бортик балкона надежно защищает от любопытных взглядов, снимаю лямки платья. Белья на мне нет, поэтому ткань оголяет грудь. Кожа тут же покрывается мурашками, под мужским взглядом соски напрягаются, словно к ним приложили кусочки льда.



То, как он меня рассматривает, — открыто, но молча, рождает одновременно острый стыд и колючее возбуждение. Кирилл обхватывает мой твердый сосок, перекатывает между пальцев и тянет за него к себе. Мне не больно, но этот собственнический бесцеремонный жест вышибает воздух из легких.

Ведомая инстинктами, я наклоняюсь и трусь лицом о его бедро, как кошка, наслаждаясь этой скупой лаской.

— Привет, — говорю тихо.

Начинаю расстегивать его ширинку, когда тяжелая ладонь ложится на мой затылок. Он меня поглаживает, поощряя.

Глава 24

Лада

Пальцы покалывает от волнения, словно я собираюсь сделать это впервые. Вспоминаю свой сон, оказавшийся вещим, и рот мгновенно наполняется слюной. Сердце ускоряет биение, рождая внутри легкую панику. Кирилл совсем не помогает мне, просто наблюдает. Его пальцы по-прежнему тисками сжимают мой сосок, периодически слегка выкручивая, отчего мое дыхание рвется, а глаза округляются. Крошечная, до боли острая ласка.

Я хочу, чтобы он сделал так же и со вторым соском, но его правая рука на моем затылке, а попросить я не решаюсь. Разве правильно вообще о таком попросить?

Наконец, я справляюсь с его ширинкой и приспускаю боксеры. Делаю плавный вдох-выдох, любуясь увиденным.

Эрекция внушительная и уже каменная. Тут же обхватываю его рукой, нежно сжимаю и жадно рассматриваю твердый ствол. Он красив. Ровный, тяжелый, идеального размера. Синие венки, розовая головка.

— Смелее, — подбадривает Кирилл.

Мне почему-то кажется, что он улыбнулся, но я не нахожу в себе сил поднять глаза и убедиться в своей неожиданной теории. Решила же, что робеть перестану завтра.

Приоткрываю рот и приближаюсь к нему. Я ни о чем не думаю, сердце колотится на разрыв, в ушах шумит. Воображаемый вертолет набирает скорость и устремляется ввысь, оставляя позади мои прошлые отношения, мою привычную жизнь. На мгновение я представляю себе лицо Леонидаса, когда он узнает о том, что я была с другим мужчиной. Улыбка трогает мои губы, и я с наслаждением слизываю с головки каплю смазки. К чему строить из себя невинность? Я четко представилась у ворот Богданова.

И окончательно отпускаю себя.

Мне нравится его вкус. Кирилл приятно пахнет — чистотой, мылом и самим собой. Полагаю, пока я спала, он был в душе.

Облизываюсь от удовольствия, обхватываю головку губами, очерчиваю ее языком. А потом начинаю сосать, помогая себе рукой.

Знаю, что наблюдает за мной. Я беру глубже, и он сильнее сжимает мой сосок. Это уже больно. Но одновременно с этим мне так… так хорошо, что между моих ног разгорается пожар. Я очень стараюсь для него, я начинаю стонать оттого, что мне нравится для него стараться.

Давление на затылок пропадает, следом Кирилл оставляет в покое болезненно чувствительную грудь. Слышу, как достает сигарету, прикуривает. Улавливаю запах табака. Я же в это время пробегаюсь поцелуями по твердому стволу к мошонке и начинаю ласкать языком нежную кожу. Он вдруг стягивает мои волосы на затылке, заставляя остановиться.

— Яйца не трогай, не люблю.

Я быстро киваю, показывая, что поняла. Критику слушать неприятно, она ранит. Тем более я хотела как лучше и проявила инициативу. Он отпускает мои волосы и берет за подбородок, проводит большим пальцем по моим губам, и я закрываю глаза.

— Я вижу, что ты стараешься, — говорит мягко, слова звучат похвалой. — Всему научишься.

Киваю, снова поглаживая член ладонью. Губами обхватываю его большой палец и смачиваю языком.

— Пососи еще, — произносит Кирилл, забирая руку.

Когда он вновь сжимает мой сосок уже влажными пальцами, я просто схожу с ума. Он действует сразу сильно, тискает, выкручивает. Отчаянно ласкаю его член, ерзая на месте. Я не понимаю, что со мной происходит, почему мне так это нравится. Вот бы он скорее докурил, чтобы у него освободилась вторая рука. В какой-то момент я сама обхватываю свою грудь и повторяю его действия. Возбуждение нарастает, жажда разрядки становится нестерпимой. Я не могу этому противиться, да и не собираюсь больше. Мне остро, жарко, горячо, я щедро облизываю его языком и окончательно отдаюсь похоти.

— Бери глубже, — он давит на мой затылок, и я слушаюсь.

А потом я, не прерывая процесса, поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с ним. Ни один мужчина не смотрел на меня так. Еще мгновение, и, клянусь, он просто сожрет меня живьем. Столько голода, жажды, черти в его глазах ликуют. Разглядывают меня, сидящую у его ног, и одобрительно кивают.

Оргазм шокирует. Я пытаюсь его скрыть, быстро опускаю глаза, а потом и вовсе закрываю их. Зажмуриваюсь. Моя промежность пульсирует, я трусь о собственную ногу. Я вся мокрая. Спазмы путают мысли, грудь под нашими с ним пальцами пылает огнем.

Он заставляет меня остановиться. Поднимается и толкает к креслу. Я быстро снимаю стринги, кладу локти на сиденье. Отголоски спазмов все еще дарят наслаждение, и мне жутко от мысли, что он войдет в меня и почувствует их. Поймет, как сильно мне нравится у него сосать. Что я кончаю только от этого.

Догадается и посмеется.

Кирилл разрывает упаковку с презервативом, пара секунд, и я ощущаю вторжение. На этот раз я уже знаю, как все будет, и полностью готова. У меня получается даже расслабиться, и я практически не чувствую боли. Он снова нависает, снова вколачивается в мое тело. Берет. Берет. Берет. Я успеваю только хватать ртом воздух, приглушенно стонать в свою ладонь, чтобы спрятать звуки.

Он берет меня быстро, мощно. Замирает на секунду, а затем ускоряется, кончая. Дышит тяжело и часто. Его запаха становится больше. Я каждой клеточкой чувствую, как ему хорошо, и неосознанно улыбаюсь.

Он выходит из меня, подтягивает штаны и, выпрямившись, идет в душ. Вновь не одарив меня ни взглядом, ни объятием.

От обиды уголки моих губ опускаются на целую секунду, но я быстро беру себя в руки. Подтягиваю ноги и обхватываю колени. Некоторое время так и сижу у его кресла. В пепельнице тлеет едва начатая сигарета, я беру ее и делаю затяжку.

У меня такое чувство, что я открываю для себя новый мир запретных удовольствий, и, с одной стороны, мне даже нравится, но, с другой… так хочется, чтобы обнял, сказал что-нибудь ласковое. Я слишком многого жду, мне надо радоваться, что он не делает мне больно.

Боже, что это вообще было? Растерянно тру лоб, пораженно качаю головой.

— Приведи себя в порядок и идем ужинать. Ты голодная, — говорит он из комнаты. Потом добавляет: — Поспеши, пожалуйста.

Я быстро поднимаюсь на ноги, параллельно натягивая лямки платья, и устремляюсь в ванную. Через полчаса мы будем сидеть в ресторане друг напротив друга, читать меню, выбирать блюда. Вероятно, снова молча. Никак не обсуждая то, что произошло на лоджии. Делая вид, что мы цивилизованные люди, что между нами обычные человеческие отношения.

Его черти будут на меня таращиться, они все знают. Даже мой сегодняшний секрет. Они-то точно поняли, их не обманешь.

Я быстро умываюсь прохладной водой, смиряясь с тем, что выровнять пульс получится нескоро.

Глава 25

Лада

— С кем у тебя была встреча днем? — спрашиваю, чтобы поддержать разговор.

— Это по работе, ничего интересного, Лада.

Я оказалась права, ресторан по всем пунктам просто замечательный! Он тоже расположен на горе, как и весь отельный комплекс. Мы сидим у панорамных окон, я то и дело любуюсь спокойным морем, закатными бликами на ровной глади. Теперь, когда я выспалась и поела, мне хочется спуститься к воде.

— У тебя встречи «по работе» за пределами стен арбитража? — возвращаюсь взглядом к собеседнику и приподнимаю бровь, словно поймала его с поличным.

Передо мной бокал белого вина, я машинально поглаживаю его ножку, поздно понимая, что провоцирую Кирилла этими движениями. Он замечает, конечно. И я продолжаю.

— Если бы у меня не было работы за пределами арбитража, то впускать домой любимую женщину греческого мажора было бы крайне неразумно с моей стороны, — парирует он с легкой улыбкой. Кажется, посмеивается.

— Я не его любимая и уж точно не его женщина, — отрезаю как можно резче. — Любимых не ставят в безвыходное положение, не зажимают в угол. Не натравливают на них половину города. Я сама по себе.

— Вскоре так и будет.

— Я бы хотела спуститься на пляж. Составишь компанию? Уже поздно, а одной мне не по себе. Если ты закончил, разумеется.

Мы игнорируем лифт и пользуемся бесконечной лестницей. Спустя каждые три-четыре пролета установлена площадка для отдыха с удобной лавочкой.

Небольшие волны омывают каменистый берег. Вечером туристов совсем мало, несмотря на выходной. Зато много свежего соленого воздуха! Мы решаем забраться на пирс, Кирилл идет первым, потом подает мне руку, чтобы помочь. Я вцепляюсь в его ладонь и не отпускаю, когда он хочет забрать руку. Возможно, он считает, что вырываться было бы невежливо, а может, ему тоже нравится касаться меня, но его пальцы вновь сжимают мои.

Мы стоим на небольшом стареньком пирсе, окруженном огромными валунами, я рассматриваю черную воду вокруг. Порыв ветра треплет мои распущенные волосы, я невольно ежусь, жалея, что не захватила кофточку. Тогда он подходит ближе и обнимает со спины.

— Теплее? — спрашивает.

Я не обманываюсь, романтики в этом жесте мало. Все, что он делает за пределами постели, — логично и расчетливо.

— Да, спасибо, — обхватываю его руки и осторожно поглаживаю. Веду то по, то против роста темных волосков.

В моих поступках зачастую логики недостаточно, всю жизнь я борюсь с излишней эмоциональностью и порывистостью! Но я правда стараюсь изо всех сил.

Время останавливается. В такие моменты хочется думать о чем-то глобальном. Постепенно я привыкаю к его присутствию, расслабляюсь и начинаю наслаждаться теплом его тела. Наверное, с ним так во всем — нужно привыкнуть, а потом придет удовольствие. Как-то бы научиться безусловно принимать его надежное, но одновременно ранящее тепло. Позволить себе греться, игнорируя прочие сопутствующие факторы. Он не жестокий, он просто меня не любит. Мы не обязаны любить всех, с кем занимаемся сексом. У мужчин с этим проще, чем у женщин.

Но почему-то ему хочется спать именно со мной. Не с Еленой, не с другими беспроблемными женщинами. Выяснить бы, что им управляет — навязчивый гештальт, о котором говорила Маша, месть, просто похоть?

Завтра я буду смелой и обо всем его расспрошу.

А потом мои мысли устремляются на опасную территорию. Я размышляю о том, что было бы, согласись я пойти с ним на то свидание три года назад. Леонидас как раз начинал активно настаивать на переезде из Москвы, его отец злился, что сын валяет дурака, а пора втягиваться в бизнес. Я не хотела. Осадчий нагружал работой, не обращая внимания ни на наш с Машей юный возраст, ни на неопытность. Лео злился, что я трачу свое время на каких-то чужих мужиков, ревновал, обижался.

Как бы сложилась моя жизнь, если бы я бросила грека еще тогда? Дала шанс помощнику Дубовой. Согласилась узнать его получше, позволила рассказать о себе, когда ему этого хотелось.

Да, он справился сам, но, возможно, именно я помогла бы ему прийти в норму. Потом бы радовалась его назначению. Переехала на юг в статусе жены судьи. Я могла бы поддержать своего мужа в трудную минуту, быть с ним рядом с самого начала. С самых низов, когда он работал по десять часов в день, получая за это полтора прожиточных минимума. Мужчины такое не забывают. Что-то мне подсказывает, Кирилл бы точно не забыл.

Я могла бы стать его девушкой иным способом.

Опасные мысли. Гнать их от себя надо. Он не должен мне нравиться, я просто инстинктивно тянусь к единственному сильному мужчине, который согласился обо мне позаботиться. Мои желания и потребности сейчас не имеют значения, ему должно хотеться меня трахать, я должна думать о его удовольствии.

Но я все равно стискиваю его предплечья, упиваясь физической силой этого человека и коконом, в который он меня спрятал от ветра.

— Тебе понравилось сегодня? — спрашиваю.

— Да, спасибо. Ты была хороша, — отвечает тем же самым тоном, каким объяснял, что его работа меня не касается. Мы снова о делах, а не о близости.

Минуло чуть меньше суток, как я пришла к нему. Слишком малый срок, чтобы привыкнуть к тому, что моя интимная жизнь — это теперь всегда о бизнесе, а не о чувствах.

Кирилл ведет рукой между моих грудей, затем собственнически поглаживает мой живот, я невольно прижимаюсь к нему ближе, слегка прогибаюсь в спине. Совсем каплю, чтобы он почувствовал мою доступность, но никто из проходящих мимо ничего не заметил.

Его ладонь возвращается к моей талии, объятие вновь невинное.

Судье нельзя позволять себе распутного поведения на публике, кто-то может заснять на телефон и выложить в сеть. И я ни за что не стану его провоцировать и толкать на что-то подобное.

— Я рада, — улыбаюсь.

Глава 26

Лада

Мы гуляем, пока не становится совсем темно. Затем немного выпиваем в баре, отогреваясь. Около часа ночи возвращаемся в отель. Пока чищу зубы, размышляю о том, что в нашем номере всего одна кровать. Да, есть диван в гостиной, но вряд ли Кирилл предпочтет его удобной постели. Меня тоже, уверена, не выгонит. Он слишком хорошо для этого воспитан.

Богданов заходит в ванную — она здесь просторная, как целая комната. Толкаться не приходится, но одного его присутствия хватает для того, чтобы почувствовать неловкость и тесноту. Я стою возле раковины и продолжаю с увлечением елозить щеткой во рту.

Он раздевается полностью — футболка, джинсы, боксеры — все летит на пол. Я украдкой рассматриваю его отражение в зеркале, пока он идет к душевой кабине. Сильное мужское тело — крепкие ягодицы, плоский живот, широкая спина. Количество волос на ногах и груди объясняет темперамент, с которым он трахается. Я немного смущаюсь его явной мужественности.

На полпути он останавливается и смотрит на меня, будто только заметил.

— Сними халат, — говорит.

Наши глаза встречаются в зеркале. Он хочет меня снова, боже.

Ставлю щетку в стакан, споласкиваю рот. Потом тяну за пояс, развязывая узел. Берусь за мягкую ткань и замираю.

— Поможешь? — спрашиваю с легкой улыбкой.

Я нахожусь в выигрышной позиции — он опять сзади, да, но мы у зеркала, и я могу проследить за выражением его лица, за его взглядом. Меня просто разрывает любопытством.

Облизываю пересохшие губы. Он усмехается. Подходит ко мне, без лишних церемоний стягивает халат с плеч, тот падает к нашим ногам. Я впервые перед ним абсолютно голая.

Кирилл кладет ладони на мою талию, начинает медленно поглаживать. Это приятно. Он закрывает глаза, склоняется к моему плечу и ведет по нему носом. Я благодарна ему за то, что он не начинает сразу лапать везде и всюду, а постепенно дает мне время привыкнуть к его рукам, к нему самому. Мне даже почти хочется, чтобы он продолжал трогать меня.

— По возможности ходи голой, — говорит мне.

Я жду, что он поцелует мое плечо, коснется губами, а может, даже языком. Не представляю, что тогда со мной случится! Но он выпрямляется.

— Тебе нравится мое тело? — расправляю плечи, откровенно соблазняя.

— Ты ведь умная девочка, — его ладонь ложится на мою грудь и чуть сжимает.

Это тоже приятно. Очень.

— Не надо передо мной косить под наивную дуру, — он снова о делах. Очевидные вещи Кирилл не собирается мне объяснять ни на заседании, ни в спальне.

— Да, тебе нравится. Сильно нравится. Иначе бы меня здесь не было, — отвечаю на собственный вопрос.

Он кивает, вызывая румянец на моих щеках. Я пытаюсь повернуться к нему, но он не позволяет.

— Я люблю сзади, — ставит перед фактом, надавливая на спину, принуждая наклониться и лечь грудью на тумбу.

Медленно очерчивает мой позвоночник от затылка до поясницы и ниже. Мне не то жарко, не то холодно, я путаюсь в ощущениях и эмоциях. Застреваю в них, как в вязкой паутине, когда он гладит мои ягодицы. Затаилась, наслаждаясь. Он трогает между ног. И это похоже на настоящую ласку. Пальцы уверенно скользят по моим складочкам, я закрываю глаза.

— Ты снова влажная, — говорит он. — Мы точно подружимся, — со смешком.

— Мне нравятся твои прикосновения, — шепчу в свое оправдание.

— Тем лучше для тебя.

Его пальцы гладят, трогают, очерчивают клитор. Кирилл определенно в курсе, где расположены чувствительные точки на теле девушки. При этом он внимательно следит за отражением моего лица в зеркале, и я понимаю, что, пытаясь поймать в ловушку его, угодила в нее сама. Он вторгается в меня пальцами, начинает трахать. И это хорошо. Очень хорошо. Мой недавний оргазм был недостаточно ярким, мне не хватило стимуляции. Сейчас ее больше. И я разрешаю себе тихо постанывать.

И все идет отлично, пока он не вынимает пальцы и не начинает поглаживать тугую дырочку выше. Не случайно задевает, а именно настойчиво, с проникновением. Пальцы влажные от моей смазки, у него получается легко. Я тут же напрягаюсь, пытаюсь выпрямиться, тяжелая ладонь моментально ложится на спину и прижимает к тумбе.

— Кирилл, нет, я не хочу, — говорю отрывисто, упираясь руками в прохладный мрамор.

— В смысле «нет»? — Его голос отрезвляет моментально, напоминая о моем месте в его жизни.

Сердце тут же ускоряется, страх вновь вырывается на волю и сковывает тело.

Он, конечно, через силу не продолжает, убирает от меня руки, делает шаг назад, освобождая мою зону комфорта. Нет значит нет. Но смотрит с недоумением.

— Я в том плане, что ты еще ничего для меня не сделал, а хочешь в первые сутки все. Сделка не очень-то честная выходит, — я смотрю ему в глаза, голос звучит твердо, хотя в душе я начинаю суетиться. Бросает в пот, я понимаю, что иду по тонкому льду.

— Справедливо, — соглашается он, поразмыслив мгновение. — Ты права, я увлекся. Эй, не бойся. Тебя никто не тронет без твоего разрешения.

— Я просто… — мои глаза расширяются, я паникую, понимая, что не получается подбирать слова. Я выпаливаю все, что чувствую: — Я не говорю тебе категорическое «нет», просто я не пробовала анальный секс, и вот так сразу к нему перейти мне немного… сложно. Но я не отказываю, ты не подумай. Я все понимаю. Если тебе нужно, то конечно. Просто мне надо настроиться. Пожалуйста.

Я все еще голая, влажная, стою перед ним, руки заламываю. Дурацкая ситуация.

Он кивает.

— Хорошо, настраивайся. Нет проблем.

— Кирилл, я… — мешкаю.

— Говори, ну же. Почему ты так сильно боишься? Я разве обижал тебя?

— Нет, ты хорошо ко мне относишься. Но что будет, если за выходные ты наиграешься, а потом сочтешь, что я не стою усилий? Я никак не защищена. И мне нужно хотя бы твое слово.

— Я же пообещал, что скоро ты будешь сама по себе.

— Пообещай еще раз.

Глава 27

Он окидывает меня внимательным взглядом, и я в очередной раз поражаюсь, насколько сложен этот мужчина. У меня совсем не получается читать по его лицу. Абсолютно закрытая книга.

Кирилл берет халат с полки, надевает, пряча свою эрекцию и разделяя наши тела. Мыслить сразу становится легче. Подозреваю, нам обоим.

— Я занятой человек, Лада, — он делает небольшую паузу, вглядываясь в мое лицо. Потом продолжает: — Ты как юрист должна знать, как много я работаю, иногда месяцами без выходных, — он говорит медленно, чтобы я запомнила каждое слово. — Регулярный секс с красивой женщиной в удобное для меня время без лишних эмоций и сантиментов — это именно то, что мне нужно. Напомню, что ты пришла сама. Мне не нравится слышать от тебя «нет», но я понимаю, что тебе трудно, и готов идти на компромиссы.

— Можно мне иногда обнимать тебя? — силюсь улыбнуться. — Как на пирсе. Мне так проще. Это похоже на компромисс?

— Я подумаю.

Он снова снимает халат, бросает его на тумбу, проходит мимо меня и встает под душ. Закрывается прозрачной дверцей. Его эрекция опала, видимо, разговоры об объятиях не слишком-то возбуждают моего судью.

Он стоит ко мне сначала боком, потом поворачивается спиной, я же наношу крем на лицо и снова разглядываю его тело, затем силуэт через запотевшее стекло.

Несмотря на то, что он был довольно резок со мной, я не сомневаюсь, что он говорил правду, и это подкупает. Он симпатичный, чистоплотный, умный, состоятельный. Но по каким-то причинам ему не нужны отношения. Возможно, он в принципе эмоционально холоден и близость ему в тягость. Но при этом он молодой здоровый мужчина, имеющий определенные вкусы и потребности.

В таком случае наша сделка выгодна обоим.

Я оставляю его одного. В спальне надеваю прозрачную ночную сорочку и укладываюсь в постель. После нашего разговора на душе становится спокойнее. Теперь я лучше понимаю Кирилла, хотя его позиция лично мне совсем не близка.

Я крайне тактильный человек. Дома мне всегда не хватало объятий, мои родители — прекрасные люди, которые за меня отдадут жизни без раздумий, но обниматься и целоваться у нас не принято. Папа с мамой вместе более тридцати лет, но я ни разу не видела, чтобы они флиртовали друг с другом. Конспирация высшего уровня. В юности я считала, что мама забеременела каким-то волшебным образом. Ну не могли они! Ну конечно же нет!

Каждый раз, вступая в отношения, я едва ли не растворялась в них! Сначала роман с одногруппником, затем — с Леонидасом. Вспоминаю, как мне нравилось чуть ли не висеть на Лео, зацеловывать! Но люди разные, далеко не все такие липучки, как я.

Да и жизнь ткнула носом в то, что ласковый мужчина не равно надежный мужчина. Леонидас был очень ласковым. Меня тошнит от одной мысли о греке. Если бы не Кирилл, мне пришлось бы лгать, имитировать страсть к человеку, которого раньше любила, а теперь презираю. При этом ежесекундно думая о Константине Андреасовиче и о задании, которое он мне дал. Те еще отношения в присутствии призрака отца любовника.

Это намного хуже, чем быть шлюхой. От шлюхи не ждут пылких чувств. Кирилл не ждет.

Он выключает свет, ложится рядом на свою сторону кровати. Двигается ближе и кладет на меня руку. Я послушно льну к нему вплотную, игриво трусь бедрами о его пах, давая понять, что «нет» он больше не услышит.

— Утром. Сейчас спи, — говорит тихо. Голос звучит устало.

Я замираю, не понимая, настаивать мне или слушаться. Даже дыхание задерживаю. Чего бы ему больше хотелось? Несмотря на долгие отношения в прошлом, рядом с Кириллом я чувствую себя неопытной девочкой.

— Это компромисс, — усмехается он, и я улыбаюсь до ушей.

Ликую! Я правильно сделала, что не стала с ним спорить, а просто все объяснила без истерик. Он услышал!

Решаю больше не наглеть, закрываю глаза и засыпаю, машинально подстраивая свое дыхание под его размеренное. Представляя, что в его холодном сердце все же отыскалась капля тепла для меня.

Глава 28

Лада

Я поцеловала его спящего. В шею сразу под подбородком. Проснулась внезапно среди ночи и сделала это для себя, потому что захотелось. На мои слова о том, что мне приятны его касания, он ответил: «Тем лучше для тебя» — и был прав. Мне будет легче спать с ним, если я начну получать от этого удовольствие. Тем более он только за.

Кирилл крепко спал и ничего не заметил, и я поцеловала его еще раз, легонько лизнула, чтобы попробовать что-то кроме пальцев и члена. Удивительно, но гоблин мне не противен. Его кожа, оказывается, не ядовита, клыков во рту нет, ниже пояса тоже все стандартно. Я бы даже сказала, отлично.

А может, и никогда не был противен? Меня мучило чувство вины, что унизила его при всех, поэтому, дабы защитить себя от собственной совести, — а хорошие девочки ведь не обижают людей просто так, — я начала считать его плохим и странным. Но время инфантильных поступков закончилось.

Он отворачивается на бок, и я обнимаю его со спины, утыкаюсь между лопаток и, наконец, засыпаю с улыбкой на губах. Мое положение не так плохо, как я считала еще сутки назад.

Леонидас обнимал меня все ночи. Роман с греком — значительная часть моей жизни, пять лет из двадцати пяти, и против воли я иногда мысленно возвращаюсь в те отношения. Сложнее всего после разрыва было научиться высыпаться в пустой кровати. Я все ждала, когда распробую наркотик под названием «одиночество», но сейчас, чувствуя, как прямо во сне мужские руки вновь касаются меня, я понимаю, что мой наркотик — это присутствие близкого человека.

Кирилла близким можно назвать с большой натяжкой, но он заботится обо мне и у нас отношения. Пусть договорные, но в некотором роде они даже понятнее и надежнее общепринятых.

Он ведет по моей спине пальцами, прижимает к себе. Кожа к коже. Не спеша, мягко, но настойчиво. Идеально. Я закидываю на него ногу — сразу высоко, на талию, и его ладонь тут же перемещается на мое бедро. Гладит, сжимает. Касается ягодиц, задирая сорочку. Я хочу прошептать что-то поощряющее, но еще не проснулась, мысли плавают в сиропе, поэтому я нежно касаюсь его плеч и произношу только его имя.

Он замирает. Руки останавливаются. Полсекунды паузы, и я слышу у своего уха четкое:

— Пошла. На хрен. Отсюда.

Мгновение, чтобы осмыслить…

…И тонкий лед под ногами трескается. Меня окатывает холодом, бросает в мерзлый океан, накрывает тяжеленной льдиной. Я просыпаюсь моментально и испуганно округляю глаза.

Я назвала Кирилла чужим именем. Я знала, что это он, но спросонья ошиблась и прошептала по привычке: «Лео».

Лео-Лео-Лео. Тысячи раз я повторяла это слово, и мой мозг выдал его автоматом. О боже…

Поспешно присаживаюсь.

— Кирилл, прости, все не так, — суечусь, растерянно потирая лоб и хаотично соображая, как замять ситуацию. Свести все в шутку? Однажды у меня случится разрыв сердца рядом с этим человеком, так сильно оно колотится. Пробивается сквозь ребра, терзает меня. Мне холодно, словно я и правда в воде.

— Пошла вон, — повторяет он, отстраняясь.

Ослушаться слов, произнесенных настолько бескомпромиссным тоном, — самоубийство. И я иду на этот шаг осознанно. Нарываюсь на пики, бросаюсь на скалы, выпрыгиваю из вертолета в надежде, что он сжалится и поймает.

— Мне очень жаль. Давай продолжим, пожалуйста, — я сжимаю его ладонь своими, мокрыми от волнения, стараюсь удержать на месте, но он забирает руку.

Я все испортила. Он сделал шаг мне навстречу, он пошел на контакт, а я оттолкнула его.

Рассвет уже начал раскрашивать небо, солнечные лучи проникают сквозь плотные шторы, и я вижу его лицо. Оно безэмоционально, он будто мертвый. Хотя любой другой мужчина на его месте впал бы в истерику. И меня это пугает. А еще почему-то ранит, словно задели меня саму.

Слезы брызжут из глаз, когда я думаю о том, что это хуже, чем обозвать тупым гоблином. В момент удовольствия я назвала его именем другого мужчины. Да и какого мужчины… Бывшего! Господи!

— Пожалуйста, пожа-алуйста, прости меня, — пораженно закрываю рот ладонью. — Клянусь, я не уйду, пока не простишь! Это ничего не значит, привычка. Я дура, я такая дура. Ты ведь сам это знаешь. Я постоянно ошибаюсь.

— Пздц. — Он поднимается с кровати с намерением уйти сам, но я не могу этого допустить.

Хватаюсь за его плечи, обнимаю за шею изо всех сил. Я начинаю рыдать, не понимая, как могла так страшно обидеть его снова. Окончательно уничтожила зародыши теплых чувств в мою сторону, сколько мне ни дай шансов, я все потрачу впустую.

— Не уходи, Кирилл, пожалуйста. Кирилл… — шепчу я, сама прижимаюсь, льну, целую. — Давай забудем и продолжим. Я хочу тебя. Все сделаю. Все, что только захочешь!! — уже в истерике.

— Хочешь меня?

Он освобождается от моей хватки, но не чтобы покинуть спальню. Вместо этого встает на матрас на колени. А потом кидается на меня. Стягивает волосы на затылке и утыкает лицом в подушку, вынуждая встать на четвереньки. Изловчившись, я поворачиваю голову набок и хватаю ртом воздух, готовая к чему угодно. Если он захочет получить оставшуюся часть комплекта прямо сейчас, я не представляю, что мне делать. Просто терпеть? Закусываю губу, готовая к любому исходу.

Ему достаточно моей вагины.

Я беззвучно плачу, когда он меня трахает. Не от боли. От шока, в котором все еще нахожусь. Мне казалось, что он был грубым прошлым утром.

Я ошибалась

Тогда он кайфовал каждую секунду, упивался удовольствием. То, что происходит сейчас, не нужно никому из нас двоих. Но он это делает. Наказывает. Дерет меня самым потребительским образом. Вколачивается в мое тело с громкими сильными шлепками.

Он бросился за мной из воображаемой вертушки, но не чтобы спасти, он решил тоже разбиться насмерть. Прямо сейчас он переступает черту, а я начинаю его ненавидеть. Внутри растет протест, который требует выхода. И я приглушенно выкрикиваю его имя. Один раз. Второй. Третий.

— Кирилл! Кирилл! Кирилл! — С каждым повтором все громче и чувственнее.

Так тебе нравится? Теперь тебе хорошо, ублюдок?

— Вот сука, — судя по голосу, он в раздрае.

Резко выходит, снова хватает за волосы и тянет к себе.

— Рот открывай и зубы спрячь, — безэмоционально, но четко.

Слушаюсь. Он трахает меня в рот быстро и глубоко, до слез из глаз, которые уже потоками струятся по моему лицу. Это длится недолго. Десять движений, и он кончает с тихим стоном, все еще фиксируя мой затылок. Когда он замедляется, я начинаю облизывать его член, ласкать, нежно посасывать, постанывая. Ты страшен в гневе, я увидела и запомнила. Просто прости меня. Еще раз.

Он освобождает мой рот, стискивает подбородок, заставляет поднять на себя глаза. Смотрит в упор, пока я глотаю. Перекатываю во рту его вкус.

— Мне плевать, о ком ты думаешь, пока тебя имею я, — говорит спокойно, хотя в глазах сверкают молнии. Даже его черти в ужасе попрятались и боятся высунуться.

Я отрицательно качаю головой. Это неправда, ему не плевать. Моему языку терпко, солено.

— Мне вкусно, — шепчу я с вызовом, не разрывая зрительного контакта. Его чертей мне не хватает, они меня предали, оставив в сложный момент наедине с хозяином.

— Я могу понять твои попытки облегчить себе происходящее, — он бьет не интонациями, а смыслом.

Внутри меня буря, в груди больно, кажется, сердце давно разорвалось на части. Кровь по инерции с бешеной скоростью гоняет по венам, но каждый вдох может стать последним, держать лицо становится все сложнее. Он считает, что я представляю других, пока с ним. Поэтому такая влажная и податливая. Не для него, для Леонидаса.

Я снова отрицательно качаю головой.

— Давно уже только ты, — признаюсь честно. Я так усиленно от него скрывала, а теперь он не верит. Ни за что не поверит, что бы я ни сделала.

— Не пытайся дурить мне голову. Я не прошу тебя играть роли, но рот свой держи закрытым. Или я сам тебе его буду затыкать так, как посчитаю нужным. — Он слезает с кровати и идет к двери.

— Кирилл, — я тянусь за ним. — Кирилл, что будет дальше? Скажи, пожалуйста, я просто умру, если ты оставишь меня в неведении!

Он опирается ладонью о косяк, медлит. Он хотел купить себе удовольствие, а получается, что приобрел лишь проблемы и нервотрепку.

— Ты не можешь оставить меня из-за одной ошибки, — мои руки трясутся. — Ты не поступишь так со мной.

Он думает пару секунд.

— В час дня мы выезжаем в город. Вечером идем в ресторан, я забронировал столик на семь. Подумай, что наденешь, хочу, чтобы ты блистала, — в противовес словам голос тусклый. — А до этого времени постарайся не попадаться мне на глаза, — заканчивает совершенно спокойно, хотя его грудь часто вздымается.

Он берет с комода сигареты и выходит из комнаты, но через мгновение возвращается.

— И запомни: если я злюсь и хочу уйти, то надо дать мне уйти.

Я быстро киваю.

— Как называется ресторан? — спрашиваю вслед.

— «Эллада», — не оборачиваясь. И только теперь со злостью.



Глава 29

У меня много купальников, но в этот раз я взяла с собой на море закрытый черный. Что бы ни происходило в нашей спальне, окружающие считают, что я девушка судьи, следовательно, вести себя на публике нужно соответствующе.

После ошеломляющего пробуждения уснуть повторно не получается, поэтому я решаю заняться работой. Разгребаю несколько писем от клиентов, размышляю над текущими делами. Однажды я верну себе свободу и независимость, окружающие мудаки останутся в прошлом, а для этого нужно работать. Много. Время пролетает быстро.

После завтрака переодеваюсь и спускаюсь к открытому бассейну. Кирилл обнаруживается на лежаке под навесом с планшетом в руках. При взгляде на него невидимые льдинки прокатываются вдоль позвоночника, между грудей, под коленками. Кожа реагирует, волоски дыбом встают. Я сама на него реагирую каждой клеточкой. Бежать хочется — то к нему, то от него. Как на качелях с ним. То страшно, то дух захватывает. Сердце на разрыв колотится.

Я знаю, что у меня красивая фигура, даже в простом купальнике ловлю на себе многочисленные взгляды. Подхожу к Кириллу, он никак не реагирует на мое появление. Опускаюсь перед ним с прямой спиной на корточки, прижимаюсь щекой к его плечу. Ноль эмоций.

Неужели даже не погладишь свою безотказную куклу?

Что ж. Молча кладу полотенце на соседний лежак. Затем направляюсь к бортику бассейна и, потрогав воду носочком, дабы убедиться, что она идеальна по температуре, вытягиваюсь по струнке. А потом ныряю! Проплываю несколько метров под водой. Выныриваю и вдыхаю полной грудью, улыбаюсь, концентрируюсь на простых удовольствиях. Мне это нужно, чтобы не сойти с ума от напряжения.

Некоторое время купаюсь, плаваю туда-сюда. Раннее солнце пока не слепит глаза, прохлада бассейна расслабляет. Мне не хочется возвращаться в город, я мечтаю остаться здесь жить навсегда. В этом самом бассейне. В этом моменте.

Через некоторое время ко мне приближается незнакомый мужчина с целью познакомиться. Для таких случаев у меня есть особый взгляд под названием «отстань». Он не презрительный, а просто отталкивающий.

Мужчина вроде бы понимает, но продолжает рассекать воду рядом и пытаться вести диалог.

— Вы откуда? Кем работаете? Не хотите поплавать на море? Вы вообще были на море? Вода — прелесть! Глупо плескаться в бассейне, когда рядом такая красота! Здесь можно взять катер в аренду. Разрешите представиться? Я — Игорь.

Он даже пытается брызгаться, чтобы привлечь внимание, тем самым начиная раздражать.

Кирилл подходит к бортику, приседает на корточки. Смотрит на нас. Я быстро подплываю к нему, опираюсь ладонями на плитку и выныриваю из воды. У меня сильные руки, долгое время от безделья я занималась фитнесом по шесть часов в неделю.

Он не ожидал, что я так легко подтяну свое тело, наши лица оказываются на одном уровне, между наших губ сантиметров десять.

Наши глаза встречаются. У него там штиль и мертвое пепелище, буря миновала, уничтожив перед этим все живое и хоть чуточку прекрасное. Его черти, пользуясь возможностью, устремляются ко мне. Перепрыгивают на плечи, прячутся в моих волосах от собственного хозяина. Я непременно приласкаю каждого их них по очереди, пока босс злится. Они давно мне не чужие.

А потом я думаю о том, что, несмотря на конфликт, Кирилл меня не бросает. Не упивается своей обидой, не превозносит ее. Не уезжает немедленно бухать в Крым, оставляя меня барахтаться с последствиями ошибок. Моя безопасность для него по-прежнему на первом месте.

Тянусь и целую его в губы. Это не настоящий поцелуй, просто быстрое касание. Невероятная наглость с моей стороны, но кажется, мне уже все равно.

Мой мудак, расхаживающий на работе в мантии, поспешно отстраняется, будто смутившись, вызывая тем самым у меня улыбку, смотрит при этом на непрошеного ухажера. Смотрит так, что, будь тот послабее сердечком, тут же бы и утопился. Мужчина показывает, что намек понял, и выбирается из бассейна.

— Я могла бы сама от него отделаться, — говорю тихо, почти мурча. — Спасибо за заботу.

— Я подошел сказать, что выехать придется чуть раньше, — Кирилл якобы опять о делах. — У меня возникла необходимость встретиться с еще одним человеком. Ты позавтракала?

— Да, я сыта, спасибо. Полна сил и энтузиазма, — специально провоцирую его. Зря, но меня убивает равнодушие. Мне нужны его эмоции. Любые.

— Будь готова к двенадцати, пожалуйста.

— Не хочешь поплавать со мной? Чуточку.

— В другой раз, — отвечает он. — Про ужин помнишь? Я все придумал, расскажу тебе о плане в «Элладе».

— О плане, как размазать греков?

Он кивает.

— Отлично. Жду с нетерпением.

Он не улыбается. Молча возвращается к лежаку за полотенцем и покидает территорию бассейна.

* * *

— В начале недели твоей маме позвонят и предложат работу в аграрном университете, — говорит Кирилл, когда мы совершаем поворот в сторону города после Джубги.

До этого трасса пролегала вдоль моря, и теперь я оборачиваюсь, чтобы проводить синюю гладь взглядом. Буду скучать.

Всю дорогу мне названивает клиент, и мы обсуждаем нюансы его дела. Богданов никак не комментирует, я даже уточнила, не против ли он моей болтовни, не мешает ли она ему… эм, вести машину. Он удивленно, будто не понимая суть вопроса, ответил, что нет. Лео злился, если мне при нем звонили по делам фирмы.

— Пусть обязательно съездит, — продолжает Кирилл, когда я в очередной раз откладываю сотовый. — На прежнее место вернуться не получится, там декан — кусок дерьма, с ним пять минут поговоришь — потом год не отмоешься. — Он впервые на моей памяти дает кому-то личную оценку.

— Да, я пробовала. Мерзкий скользкий тип, — соглашаюсь охотно. — Она боится, что в другом вузе произойдет то же самое. Мне ее так жаль, работа со студентами всегда была значительной частью ее жизни.

— Теперь все будет хорошо. На всякий случай объясни ей, как действовать, если подкинут деньги.

— Она не очень меня воспринимает. Понимаешь, я для нее не юрист, а просто маленькая девочка.

— Могу поговорить я. Судья для нее будет достаточно авторитетен?

— А ты сделаешь это? Серьезно? — ушам своим не верю. — Думаю, более чем.

— Скажи маме, что на собеседовании ее никто палкой не ударит. Я приеду в какой-то день на неделе вечером и объясню ситуацию.

— Спасибо, Кирилл.

— Пока не за что. Если все пройдет нормально и они с ректором друг другу понравятся, в сентябре спокойно продолжит преподавать. Дальше. Насчет операции Алексею Григорьевичу… там пока все подвешено, ищут место. Конкретнее скажу через пару дней.

— Я обила все пороги, меня везде развернули. Ждите конец осени.

— Всегда оставляют пробелы в расписании для экстренных случаев. Ну либо для блатных, это же юг, — со вздохом.

Я снова благодарю его. И еще один раз, когда он останавливает мерс напротив моего подъезда. Кирилл не спрашивал адрес, откуда-то сам знал, где я живу. Меня удивляет этот факт, но я решаю на нем не зацикливаться.

— Я заеду за тобой в половине седьмого, — говорит он.

— Буду блистать, обещаю, — примирительно улыбаюсь.

Давай мириться. Люди так делают — ошибаются, искренне раскаиваются, прощают друг друга.

Он вежливо улыбается уголком губ и кивает на выход, поторапливая. Глаза при этом пустые, никаких эмоций. Пока иду к подъезду, потом поднимаюсь по лестнице, думаю о том, что прошлой ночью он сам шагнул за грань. Возможно, для него случившееся в каком-то роде тоже потрясение. Мы затеяли опасную игру в подчинение одного человека другому.

Двух суток не прошло, а допущенные ошибки перешли в разряд критических.



Глава 30

Лада

Больше часа болтаю с мамой по телефону. Уговариваю, успокаиваю, привожу доводы, одно и то же по кругу. Маме страшно, она нервничает, и ее легко понять. Моя задача — заразить ее своей уверенностью.

— Мам, я познакомилась с прекрасным мужчиной. Он заочно знает твоего бывшего декана и в бешенстве от того, как несправедливо тот поступил с тобой. Говорит, мерзкий тип. Мой Кирилл устроил тебе собеседование в сельхозе, ему было несложно. И да, я скоро представлю его вам с папой, сама все увидишь.

Потом уделяю час работе, контрольно перепроверяю документы к понедельнику. Параллельно накладываю патчи под глаза, сушу феном волосы. Чувствую себя смелее. Раньше в присутствии Кирилла я все время чего-то боялась. Может быть, неизвестности? Теперь я знаю его лучше, и страх уступил место молчаливой готовности.

Его желания просты и понятны, он не требует невозможного. Да, он жесткий, если не сказать грубый, но на моем теле нет ни одного синяка, у меня ничего не болит. Кроме того, вне постели он всегда разговаривает со мной на равных. Агрессивно доминирует только в сексе. И я солгу, если скажу, что последнее меня ни капли не заводит. Предыдущую ночь в расчет брать не буду, мы оба перешли границы. И нам обоим не понравилось.

По крайней мере, хочется верить, что обоим.

В назначенное время выхожу из подъезда навстречу гоблину. Он стоит у машины, курит. Белоснежная рубашка, идеальные стрелки на брюках, из аксессуаров — дорогие часы. Очень жарко, поэтому он без пиджака, пару верхних пуговиц расстегнул, рукава закатал. Выглядит безупречно, и мой пульс снова учащается.

Кирилл поднимает глаза, и мои губы расплываются в широкой улыбке. Наконец-то я вижу его эмоции! Смесь восхищения и одобрения. Я выполнила просьбу, и он вновь получает удовольствие от владения игрушкой. Удерживается от того, чтобы не начать откровенно пялиться, но один раз все же окидывает взглядом. Я замечаю.

— Готова? — спрашивает.

— Полностью. Едем?

В машине я решаю воспользоваться его хорошим настроением и сразу перехожу к важному:

— У меня есть вопросы. И пусть в ответ я услышу только твое слово, но пусть будет оно. Учитывая мое положение, о большем просить не приходится. Когда мы расстанемся, маме вновь придется искать работу? — Внимательно слежу за выражением его лица.

Мое рабство не навсегда. Он ведь понимает это?

— Я не усложнял тебе жизнь раньше и не собираюсь делать этого в будущем, — отвечает спокойно.

— Ты даешь мне свое слово?

— Даю. Договор в любой момент может быть расторгнут в одностороннем порядке. С обеих сторон. После этого оказание услуг прекращается. Но уже оказанные услуги — не отменяются.

Я удовлетворенно киваю, потому что услышала именно то, что хотела. Но следом хмурюсь, обдумывая его слова еще раз.

— Подожди, Кирилл. Ты говоришь, что не усложнял мне жизнь, а как же Иван Дмитриевич? Мой босс. Вы знакомы?

— Да, знакомы.

— И ты не просил его уволить меня?

— Нет, — отвечает Кирилл. Тушит окурок в пепельнице.

— А кто тогда его об этом просил? — вытягиваю информацию словно клещами. — Он мне как-то раз туманно намекнул.

— Тупой болтун, — не без раздражения. Потом продолжает спокойнее: — Младший Спанидис однажды здорово повеселил Ивана Дмитриевича своей настоятельной просьбой-приказом, тот от души посмеялся. Греки иногда ведут себя охреневшим образом, считая, что город принадлежит им. Наблюдать за этим со стороны бывает забавно.

Это Лео. Я на мгновение прикрываю глаза ладонью. Он обещал не мешать мне, но делал это.

— То есть ты никогда не вмешивался в мою работу? — уточняю на всякий случай.

В ответ молчание.

— Кирилл? — настаиваю. — Давай будем честными друг с другом. После того, что было, я заслужила правду. Разве нет?

— Я всего лишь попросил, чтобы он давал тебе дела по моему судебному составу. Это и есть правда. Твой босс — грамотный мужик, но слава за ним ходит определенная. Моя Олька и несколько ее подруг с универа работали в его фирме в начале карьеры.

— Домогается?

— Да. Иногда его шутки и намеки переходят границы. После него Олька долго меня шугалась. Она и сейчас такая вся… официальная до тошноты. Но зато он берет на работу всех молодых девок без исключения. Местная юридическая школа жизни.

— Ко мне он тоже подкатывал поначалу, но я расставила границы.

— Ага, расставила.

Мои глаза бегают, я хаотично соображаю, благодарить за непрошеную услугу или обижаться.

— Спасибо за помощь, конечно, но давай ты не будешь больше вмешиваться в мою жизнь без спроса?

— Не буду. Но ты бы тогда не попросила — это во-первых. Во-вторых, разговор зашел случайно, твой босс сам мне похвастался, что взял на работу девушку, которую Спанидисы требовали уволить, и что ты теперь ему должна. После обручения о тебе многие говорили. Я понял, о ком речь, и попросил отправлять тебя только ко мне. Можно сказать, — он делает паузу и впервые за долгое время улыбается. Слегка. — Можно сказать, это был порыв.

— Понятно. Я себя чувствую в какой-то западне! Все всё обо мне знают, обсуждают за глаза. Я одна тычусь, как слепой котенок, по углам в поисках выхода.

Он паркует машину на свободное место перед рестораном. Громоздкое двухэтажное здание в греческом стиле. Я была в этом заведении две тысячи раз, меню знаю наизусть.

— Ты сейчас уязвима, и многие норовят этим воспользоваться.

— И ты тоже.

— Я-то в первую очередь.

По крайней мере, он со мной честен.

Кирилл выходит из машины, и, пока я проверяю макияж в зеркальце и открываю дверь, подает мне руку. Галантный жест весьма кстати, потому что на мне длинное платье и высокие шпильки. Иллюзия независимости — из предложенных вариантов самой выбрать мужчину, который будет мною пользоваться. Я это сделала и теперь вцепляюсь в своего защитника покрепче. Сегодня мы устраиваем провокацию, и я очень надеюсь, что Кирилл знает, что делает.

— Постарайся получить удовольствие от вечера, — говорит он с легкой улыбкой, приобнимает меня за талию. — Они будут не в восторге от того, что мы пришли. Но им придется потерпеть.

Он произносит слова таким тоном, что я не удерживаюсь и прыскаю в ладонь.

— Я помню, ты обещал, что к понедельнику все будут знать, что мы вместе, — киваю в ответ.

Персонал пялится на нас, не скрывая удивления. «Эллада» — любимое место греческой тусовки. Ресторан принадлежит дяде Леонидаса, здесь все знают, кто я такая. Рука Кирилла сползает с моей талии чуть ниже. Объятие становится самую малость интимнее, чем дружеское. Чтобы уж точно ни у кого не осталось сомнений. Я думаю о том, как сильно мне не хватало такой поддержки на обручении. Там я была совершенно одна.

Мы садимся за лучший столик, улыбаемся друг другу. словно влюбленная парочка. С ним, конечно, так легко заиграться! Когда смотрит по-доброму. Даже с обожанием. Да и вообще… эти взгляды, брошенные украдкой на мои плечи, губы, грудь. Разве у кого-то могут остаться сомнения? Очарованный мужчина любуется объектом своих ухаживаний на обычном свидании. Мы успешно играем на публику.

Я тянусь к Кириллу и шепчу на ухо:

— Я знаю практически всех людей за барной стойкой.

— Кто-то может к нам присоединиться, будь заранее готова. Просто знай, что, если они тебя обидят, я закрою это место. — Потом поправляется: — Роспотребнадзор закроет.

— А есть за что? — я смеюсь в голос!

— Разумеется. Всегда есть за что закрыть, — отвечает он, тоже усмехнувшись. Сегодня он щедр на улыбки, а у меня от них голова едва ли не кружится.

Снова триггерит. Я невольно обращаюсь к прошлому, когда ему не нужны были зрители вокруг, чтобы просто искренне улыбнуться понравившейся девушке, выказать расположение.

— Думаешь, нашу еду не поваляют по полу? — приподнимаю брови, голос звучит заговорщически. — В тарелки не плюнут? — и снова смеюсь, стараясь не смотреть по сторонам. За нами наблюдают практически все гости. Более того, в процессе ужина — а мы никуда не торопимся — зал заполняется знакомыми мне греками.

— Нет, они гостеприимны. В другом ресторане могли бы, в своем — вряд ли. Не должны, по крайней мере, — говорит Кирилл, задумавшись, чем снова меня смешит.

— Ну и пусть, оно того стоит, — киваю ему, поддерживая авантюру. — Да и я не брезглива.

— Я заметил, — отвечает он поспешно, но совсем другим тоном. Низким и густым.

Мы ловим взгляды друг друга, и декорации исчезают на целое мгновение. Мы будто вдвоем, ставший неинтересным мир тускнеет. Какие-то звуки, голоса, музыка — всё далеко. Мы ничего не замечаем, пялимся и улыбаемся.

Кирилл подмигивает, берет бокал с минералкой и делает глоток. Мои щеки розовеют, и я опускаю глаза.

— Бутылку открыли при нас, вода безопасна, — утверждает он, снова меня рассмешив.

Кирилл кажется расслабленным, спокойным. Наши с ним чертята становятся смелее, выглядывают из укрытий, но пока не спешат возвращаться к боссу. Нам с ними все еще немного страшно.

Я ничего не забыла. Отлично помню, что он делал со мной прошлой ночью. Вкус его спермы у меня ассоциируется со страхом, слезами, позывами к тошноте от глубоких жестких фрикций и ощущением беспомощности.

— Лада, все будет хорошо, — говорит он мне уверенно, смотрит открыто, поддерживает. — Не оглядывайся. Здесь Спанидисы.

Мои глаза впиваются в остатки еды на тарелке.

— Которые из них? — спрашиваю глухо.

— Оба. Отец и сын.

Я молчу.

— Они тебе ничего не сделают. А за то, что сделали, поплатятся. Меньше чем через два месяца ты будешь полностью свободной. Я тебе обещаю.

Он прав. Я иду на многое и готова получить свою награду. Пусть бесятся, чудовища. Тянусь по столу к Кириллу, и он тут же накрывает мою ладонь своей. Потом подносит мою руку к губам и целует. При касании закрывает глаза, будто от удовольствия.

Я не знаю, как реагировать. Мне было так хорошо обнимать его ночью, прижиматься к широкой спине, чувствовать, что он старается быть нежнее. Для меня. Знать, что готов идти на компромиссы, чтобы мне стало легче. Потом он грубо имел меня сзади на правах сильного, а я кричала его имя специально, чтобы досадить. Чтобы, трахая меня, он ни на секунду не забывал, какой мудак и к чему меня принудил. В ответ он взбесился и назвал меня сукой.



Я немного волнуюсь, гадая, что ждет меня предстоящей ночью.

Глава 31

Лада

Мы заказываем десерты. Кирилл также берет себе чашку эспрессо.

— Не поздно ли для кофе? — спрашиваю, поддерживая разговор.

— В ближайшее время кофе будет уместен двадцать четыре на семь, — склоняет голову набок. — Осталось пятнадцать минут, и идем. Ты молодец.

— Я знаю, — улыбаюсь.

— Для того чтобы вечер прошел абсолютно удачно, ты просто обязана сегодня выспаться.

— Пока они обсуждают наш наглый поступок.

— О да, им будет нескучно.

— Тебе бы тоже поспать.

— Обо мне не беспокойся. — Кирилл благодарит официанта исключительно вежливо. Просит счет.

Мне нравится, как он разговаривает с персоналом, никакого высокомерия или пренебрежения. О мужчине многое может сказать его манера общения с людьми из сферы обслуживания.

— Кирилл, а какие у тебя отношения с твоим помощником? Если это не секрет, конечно. Я просто хочу узнать тебя получше.

— Не понимаю вопроса, — в два глотка он осушает чашку. — Что ты имеешь в виду?

— Ты называешь ее «моя Олька», я подумала, может, между вами что-то большее?

— А, нет. Мы столько времени проводим вместе, что, наверное, и стоило в какой-то момент начать спать вместе, — он усмехается. — Но мне это не подходит.

— Почему? — спрашиваю, а сама прикидываю, сколько часов в неделю он проводит на работе.

Три года назад мы столкнулись именно в здании суда. Сейчас ситуация повторилась. Нормальные отношения с партнером требуют временных и эмоциональных затрат. Даже для того, чтобы с кем-то просто познакомиться, нужно уйти с работы пораньше и найти в себе силы выйти в публичное место, отправиться в гости или хотя бы заполнить анкету на сайте знакомств.

Он снова не совсем понимает вопрос, приподнимает брови, размышляя, как лучше ответить. Или гадая, что я хочу от него услышать.

В этот момент к нам приближаются.

— Кирилл Платонович, добрый вечер! Как вам и вашей прекрасной спутнице ужин? — над моей головой раздается голос отнюдь не официанта. Константин Андреасович протягивает руку Кириллу, тот охотно ее пожимает. — Очень рад вас видеть в моем доме. Приятнейший сюрприз!

— Спасибо, все замечательно, — отвечает Богданов, делая вид, что польщен.

Я мысленно сжимаюсь в комочек, но внешне стараюсь вести себя спокойно, под стать своему мужчине.

— Лада, тебе все понравилось? — спрашивает у меня Кирилл.

— Всегда любила это место, — отвечаю я, поднимая глаза и улыбаясь несостоявшемуся свекру. Потом возвращаюсь к Кириллу: — Как-нибудь еще сходим?

— Разумеется. — Он переводит взгляд на грека. — Раз девушке нравится, однозначно придем еще, — пожимает плечами. — Любое ее желание для меня закон.

— Кому, как не вам, следовать законам, — кисло усмехается Константин Андреасович.

— Именно, — соглашается Кирилл. — Отличная шутка.

— Могу я угостить вас вином? — над моей головой раздается еще один мужской голос. Тот самый, который я ни с чем никогда не перепутаю. — Вы ярчайшая пара вечера, спасибо, что выбрали наше заведение, — Леонидас отодвигает стул, намереваясь сесть напротив меня, но отец останавливает его жестом.

— Леонидас, сын, не будем мешать. Нас ведь не приглашали присоединиться.

— В другой раз с удовольствием, — говорит Кирилл довольно сухо. — Сейчас нам, к сожалению, пора, — кивает на пустые тарелки, давая понять, что ужин закончился. Расплачивается с подошедшим официантом электронной картой, оставляет в папочке чаевые.

Кажется, сидеть за одним столом с моим бывшим — для него слишком. Не после случившегося прошлой ночью. У него свои триггеры. Как знать, возможно, его сердце не из камня?

Я тоже поднимаюсь на ноги. Разворачивающаяся драма — слишком сложна и невыносима, чтобы продлевать представление на дополнительный акт.

Пытаюсь отыскать в себе силы, чтобы посмотреть на Леонидаса и дать ему понять, что между нами все кончено. Никаких вариантов больше быть не может. Я теперь с другим! Чувствую, как он бесится, как ему больно в этот момент. Слишком много боли вокруг меня, я хочу немедленно покинуть это место и спрятаться за закрытой дверью.

— Непременно приходите еще, — говорит Леонидас, протягивая руку Кириллу.

Тот отвечает на рукопожатие.

— Ваше гостеприимство не знает границ.

Боже, они смотрят друг на друга. Глаза в глаза. Двое мужчин, настолько разных, что при иных обстоятельствах они бы никогда не пересеклись в этой жизни, теперь враги.

Кирилл смотрит на Леонидаса, а на него — все. Абсолютно все в главном зале «Эллады». Впустив меня однажды ночью в свой дом, он заполучил в недоброжелатели всю диаспору.

Наконец, Кирилл кивает Спанидису-старшему, прощается с ним и кладет ладонь на мою талию. Вновь чуточку ниже, чем позволено другу. Направляет к выходу. Но не успеваем мы сделать и шага, как слышим голос Леонидаса:

— Лада, шикарно выглядишь. — Он решает нас проводить.

Кирилл останавливается и смотрит на него, давая понять, что следовать за нами не нужно. Разговор закончен.

— Спасибо, — отвечаю я.

— Вы что-то еще хотите добавить? — спрашивает Кирилл.

— Нет, отличного вечера. Хотя… Кто бы мог подумать, Лада, что ты будешь таскаться в купленных мною платьях на свидания с другими.

Кирилл напрягается, и я вцепляюсь в его руку. Не нужно нам выступлений на бис! Представление закончено, артистам необходим заслуженный отдых.

— Удивительная память на женские шмотки, — произносит Кирилл спокойно, но четко.

Я сжимаю его руку сильно-сильно, мысленно умоляю одуматься. На нас все смотрят, нельзя допустить скандала.

Пожалуйста, Кир, не реагируй на провокацию. Я практически осязаю его ревность, она густая, вязкая. На ее милость так легко сдаться и наделать глупостей! Она настоящая, словно мы не прикидываемся парой, а являемся ею на самом деле.

— Но ведь это правда, — отвечает Леонидас.

— Я не понимаю суть претензии. Тебе его вернуть? — Кирилл одновременно хмурится и прищуривается.

От его тона Леонидасу не по себе. Любому было бы не по себе, я знаю эти интонации. Именно так судья Богданов осекает потерявшие берега стороны на заседаниях.

— Да, пожалуй, — Лео бросает на меня взгляд, и я мечтаю провалиться сквозь землю.

— Если девушка позволит себя раздеть в машине… — Кирилл оборачивается ко мне и улыбается. В зелени его глаз снова видимо-невидимо чертят. Они смотрят на меня влюбленными глазами.

— Позволит, — отвечаю я решительно. — Будет настаивать.

— Подождешь? — спрашивает Кирилл у Леонидаса.

Тот в ответ краснеет и сцепляет зубы, Константин Андреасович кладет сыну руку на плечо, останавливая.

— Я думаю, мы сегодня друг друга поняли? — Кирилл обращается к Спанидису-старшему уже без мнимой вежливости.

— Более чем, Кирилл Платонович. Я так понимаю, вы уже видели тот ролик в сети?

— В последние дни мне было не до роликов.

Когда мы идем к выходу, Кирилл говорит, понизив голос:

— Не спеши. Мы не бежим, а спокойно уходим домой.

— Это мое платье. Мое собственное, я купила его на новогоднюю вечеринку, но от нервов так сильно похудела, что не стала надевать. Да и не было никакой вечеринки, он отмечал с семьей, я потом уже узнала, что его там как раз познакомили с Олимпией. Я была дома в пижаме с родителями и бабушкой! И с сотней косичек на голове. Боже, я писала дипломы, у меня были деньги! Мне стало грустно, и я купила это платье. Оно не дорогое, просто так выглядит. Удачное. Я ведь не сумасшедшая, расхаживать в его подарках у всех перед носом!

— Это неважно, — отвечает Кирилл. — Они верят в то, во что хочется. Мы просто будем выше. В целом я доволен вечером. Но я должен извиниться перед тобой за намеки насчет секса в машине, не сдержался. Это было, разумеется, абсолютно неприемлемо.

— Я думаю, все поняли, что ты над ним издеваешься. Но спасибо, что извинился. — Вздыхаю и растерянно тру лоб. — Клянусь, сегодня же выброшу все вещи, которые купила в то время. Их осталось не так много, кстати. Мы расстались еще в феврале, а в марте я уже вышла на работу и получила аванс.

— Завтра выбросишь. Сегодня ты ночуешь у меня.

Кирилл полминуты прогревает двигатель, и мы покидаем парковку «Эллады».

— Пусть этот ресторан продолжает работу, он мне нравится, — говорю я через некоторое время. Мои руки скрещены на груди, голос звучит решительно, но чуточку обиженно.

— Как хочешь, — усмехается Кирилл. — Но если передумаешь — только скажи.



Глава 32

Лада

— А теперь еще раз посмотрите на эти уютные южные улочки. Красиво, привычно, глаз радуется! Тот самый Геленджик, в котором мы с вами отдыхаем, который любим и который хотим видеть, когда приезжаем на море. Представьте, что именно здесь, вот на этом самом месте, прямо возле дороги в ста метрах от пляжа, без необходимого отступа и против всех принятых норм вырастут четыре двенадцатиэтажки. Кто в них будет жить? Какой ценник установит застройщик? — возмущенно вещает Марат Измайлов, московский журналист, автор собственной колонки в «Коммерсанте» и популярный блогер.

Двадцать тысяч просмотров меньше чем за сутки. Я плотоядно облизываю губы и ставлю на репит. Не припомню за собой приступов злорадства, но сейчас прикидываю, сколько денег потеряют Спанидисы из-за срыва столь дорогостоящего проекта, и улыбаюсь.

— Общественные слушания назначены на этот четверг. И именно вам, жители Геленджика, предстоит решить, можно ли в вашем городе дерзко нарушать закон. Позволите ли вы вытереть ноги о ваши права? Одобрите ли это совершенно незаконное строительство? Проглотите очередной плевок со стороны администрации?..

Кирилл спускается с лестницы, подходит ко мне.

— Что смотришь? — спрашивает, воруя из моей тарелки тост с сыром. Это мило.

— Ты видел новое расследование Измайлова? Я уже два раза пересмотрела.

Богданов останавливается у меня за спиной, наклоняется, уперев ладони в стол по обе стороны от меня. Жует.

Вот любит человек находиться сзади! Использует каждую возможность. Его близость, как и всегда, волнует и заставляет кровь быстрее бежать по венам. Я ставлю десятиминутный ролик на повтор, Кирилл смотрит секунд пятнадцать.

— Да, Марат в своем репертуаре. Провокатор, — коротко кивает и отправляется к кофемашине.

— Ты его знаешь?

— Мы вместе учились.

— О. Я поняла. Кирилл, после такого вброса не видать им разрешения на строительство, как своих ушей. Хотели, как всегда, под шумок протащить проект, а тут такая антиреклама!

— Ага, они уже копать начали, технику пригнали. Вот это самоуверенность.

— Марат рассказал, да, я видела.

— На самом деле масштабы потерь строительной фирмы впечатляют. Сам по себе проект весьма недешев. Земля, которая им тоже досталась не просто так, уплывает из-под рук. Судиться, опять же, не пойдешь, требуя вернуть откаты. Придется снова залезть в карман, но уже без гарантий.

— Думаешь, если придется, Москва вмешается?

— Непременно. Настолько агрессивно нарушать закон позволено лишь москвичам, думаю, их до глубины души возмутят зарвавшиеся местные.

— Земля в этом месте, конечно, золотая. Что-нибудь грандиозное все равно построят.

— Разумеется, построят. Какие сомнения? — Потом бросает на меня прямой взгляд и добавляет: — Только не греки. Кто-нибудь другой.

Он включает кофемашину, и мы молчим, слушая ее гудение.

— Тебе не страшно? — спрашиваю я серьезно. Смотрю на него внимательно, не скрывая волнения.

Кирилл берет чашку эспрессо и присаживается напротив.

— Они всего лишь люди. Самые обычные. Как ты, как я.

— Ты не обычный.

— Ошибаешься, Лада. Но бояться не нужно. Спанидисы трясутся за свой имидж. Пока они не делают ничего сверх, никому нет надобности топить их. Будут наглеть или нарываться — потеряют всё.

— Твои слова звучат уверенно, меня это успокаивает. Они не могут как-то снять тебя с должности?

— Если они попытаются похоронить мою карьеру, я похороню их семейный бизнес. Не накручивай себя, не убьют же они меня.

— Кажется, я просто привыкла бояться, — поджимаю губы и опускаю глаза.

— Для всех ты теперь моя девочка. Любой негативный взгляд в твою сторону равен негативу в мою, — он слегка улыбается.

Для всех — да. А для тебя? Для тебя я кто?

Прошлым вечером я неловко замерла у лестницы с пакетами в руках. Захватила из дома костюм для офиса, обувь, сменное белье, немного домашней одежды и кое-какие личные принадлежности.

Кирилл пожелал хорошей ночи и ушел на второй этаж. Я развесила одежду по шкафам гостевой спальни, помаялась немного, походила из угла в угол, посмотрела из окна. Потом спустилась на первый этаж. Включила телевизор и листала каналы, пока не наткнулась на знакомый сериал. Так и уснула в гостиной, закутавшись в плед.

Разбудил меня небольшой шум следующим утром. Кирилл на кухне наливал воду в бутылку. Я присела на диване, потянулась.

— Спи, еще рано, — сказал он.

— А ты?

— У меня тренировка.

Я бросила взгляд на часы.

— Без пяти шесть.

— Я в курсе.

— Ты каждый день тренируешься?

— В воскресенье делаю паузу. Если я не позанимаюсь утром, к обеду меня просто вырубает. Спорт — необходимость, чтобы не уснуть в середине ваших, мой бесценный юрист, — его голос приобрел шутливые издевательские интонации, — блестящих, блть, выступлений.

— Тебе скучно на заседаниях? — мои губы растянула хитрая улыбка. А потом я засмеялась в голос, когда он закатил глаза.

— По-разному, — пожал плечами. Затем взял со стола бутылку с водой и спустился в подвал.

А мне-то уже не до сна было! Как рукой его сняло. Какой там отдых!

— У тебя нереально удобный диван! — крикнула ему вслед, подбежав к лестнице.

— Я знаю, сам на нем частенько выключаюсь, — ответил с цоколя. — Не мешай мне. Займись чем-нибудь.

Вот я и занялась. Привела себя в порядок, позавтракала и принялась читать новости. На первой же странице выпала заметка о том, что Марат Измайлов активно привлекает внимание к ближайшим общественным слушаниям в Геленджике. Нетрудно догадаться, кому в голову пришла столь смелая идея.

В половине восьмого мы, полностью собранные, обуваемся в прихожей. За прошедшие сутки Кирилл ни разу не притронулся ко мне, поэтому я невольно вздрагиваю, когда он внезапно берет меня за руку. Все время ведь жду, когда это случится снова. Когда он скрутит меня, как именно это сделает? Прижмет к стене, нагнет над столом или распластает на диване? Поставит на колени, приказав открыть рот… Ему может захотеться в любой момент.

Мою реакцию он замечает, но никак не комментирует. Вкладывает в мою ладонь ключи от мерса.

— Кирилл? — спрашиваю, рассматривая брелок. — Ты даришь мне свою машину? — Моему удивлению нет предела.

Он бестактно хохочет вслух.

— Лада, ты явно переоцениваешь свои способности и внешние данные, — качает головой то ли с восхищением, то ли с издевкой. А может, все вместе.

— Эй! — смущаюсь и негодую одновременно. При этом мне совсем не стыдно. Не подержать же он мне дает ключи, в конце-то концов!

— Я решил одолжить тебе свою старую машину, я на ней приехал сюда из Москвы. Сначала хотел лететь на самолете, а потом внезапно передумал. Так и стоит в гараже, руки не доходят продать. Она в порядке, пользуйся, сколько будет нужно. И еще, пока не забыл. Вот моя визитка номер один. Здесь сотовый и рабочий телефоны. Визитка номер два, — кладет сверху белую карточку без реквизитов, на ней только цифры. — Это еще один мой номер, он доступен, даже когда я на заседаниях, но звонить лишь в экстренных случаях. На другой стороне пин-код, — следом вручает мне пластиковую карточку.

— Деньги не надо.

— Я догадываюсь, какой у тебя оклад, и я хочу, чтобы ты блистала, — пресекает мое сопротивление. Напоминает, что думает о себе. Его девочка должна хорошо выглядеть. Он любит смотреть.

— Сколько там? — спрашиваю, сдаваясь.

— А на какую сумму ты бы себя оценила?

Мы выходим из дома, он пультом открывает ворота. На улице свежо и тихо, только птицы поют да где-то вдалеке сосед стрижет газон. Здесь много зелени, под ногами чистая тротуарная плитка. Мы словно за городом на отдыхе, не верится, что каких-то полчаса за рулем, и вот он центр города.

— Я себя оцениваю на новенький мерс, — говорю твердо, вздернув при этом подбородок.

— И почему тебя полгорода терпеть не может? — беззлобно посмеивается он и кивает идти в гараж.

Его старенькая машина — тоже мерседес, ей меньше пяти лет, и она в идеальном состоянии.

— Лада, — окликает Кирилл напоследок. Через минуту мы разъедемся в разные стороны. — Ты ведь понимаешь, что нам больше нельзя пересекаться в суде?

— Конечно.

— Ты сама поговоришь с Иваном Дмитриевичем или мне сделать звонок?

— Сама. Я бы хотела решить это сама. — Мое настроение стремительно падает. Я ласково поглаживаю руль, чтобы утешиться.

— Если хочешь, я все улажу. Мне несложно.

— Я не о том. Мы ведь правда больше никогда-никогда не будем видеться на заседаниях.

Он прищуривается.

— Только не говори, что тебе понравилось.



Глава 33

Лада

На мою просьбу больше не поручать мне земельные споры, которые всегда распределяют судье Богданову, Иван Дмитриевич обидчиво поджимает губы.

— Знал, что так и будет. Предвидел! И что мне теперь делать? Кому передать твоих клиентов?

— Я все подготовила, сегодня допишу памятки по каждому. У нового юриста никаких проблем не возникнет. Просто так получилось, извините за неудобства.

Он вздыхает, барабанит пальцами по столу.

— «Так получилось»! Служебный роман! — сразу переходит на повышенные тона, не церемонясь. Слюна летит на метр, хочется схватить папку и прикрыться. Клянусь, однажды я так и сделаю.

Этот человек при каждой возможности демонстрирует свой несдержанный характер. Они с Кириллом в этом плане, конечно, совершенно разные. Две крайности — бьющий гейзер и мерзлый океан. В крайностях нет ничего хорошего, но я так сильно устала от приключений и импульсивных поступков окружающих людей, что мне хочется льда.

— Я сразу понял, что Богданов на тебя глаз положил, — продолжает босс. — «Хочу ее видеть минимум три раза в неделю!» — передразнивает он Кирилла.

Получается у него, кстати, довольно похоже, и я широко улыбаюсь, мысленно повторяя услышанное.

Хочу ее видеть минимум три раза в неделю. Он так сказал обо мне.

— Вы не смогли ему отказать? — спрашиваю я, вздернув бровь.

— Я хорошо дружу с его дядькой, откажешь тут, — бурчит босс, успокаиваясь. — Интересно было поглядеть, как сученыш будет тебя окучивать, учитывая, что ты раз за разом с треском проваливаешься и выбегаешь из арбитража чуть ли не в слезах. Тебя аж потряхивало, когда ты понимала, кому достанется дело. А у него получилось и теперь вы вместе! Не расскажешь секрет?!

— Ага! Вы специально так делали. Сливали мне заведомо проигрышные дела! — обличаю Ивана Дмитриевича. — А говорили, что нужно включить голову и проявить творческий подход!

— Ну ладно, ладно тебе. Обидься еще. Работаешь меньше полугода, а проблем больше, чем у всего отдела за десять лет. Не успела прийти, сразу и дела ей хорошие, и клиентов удобных подавай. И попробуй пошути в ее сторону. Все, иди с моих глаз! В течение часа скажу, чем дальше будешь заниматься.

— Спасибо, — улыбаюсь. — И спасибо, что заступились за меня перед Спанидисами.

— Иди уже! Спасибкает она мне тут! Брысь! — ревниво фыркает он, но выглядит довольным.

Напоследок, у самой двери, я вдруг оборачиваюсь и окликаю босса по имени-отчеству. Тот поднимает глаза.

— Насчет сученыша, — робко улыбаюсь я, скромно потупив глаза. — Вы тут спросили почему… — елейным голоском. Поднимаю два указательных пальца на уровень глаз, между ними сантиметров тридцать.

— Бры-ысь пошла!! — орет он.

Я шустро выскальзываю в коридор, слыша вслед заливистый хохот. Оказывается, когда за девушку есть кому заступиться, можно держать себя в руках, не домогаясь, не отпуская сальных шуточек. Даже больше — чувствовать себя неловко, когда подкалывает она.

Я специально не тороплюсь домой с работы, жду звонка от Богданова, но тот не считает нужным продумать мои планы на этот вечер. И на следующий тоже.

В среду мы случайно пересекаемся в суде. Кирилл в черной мантии быстрым шагом идет по коридору. Мгновенно узнаю его походку, и внутри все переворачивается.

Он приближается. Поздоровается или пройдет мимо? Возможно, просто кивнет или же сделает вид, что мы не знакомы вовсе?

Поравнявшись со мной, Кирилл кладет руку на мою талию и чуть наклоняется.

— Зайди ко мне в кабинет после шести, — говорит негромко.

Я киваю, округлив глаза. Он же продолжает идти по своим делам как ни в чем не бывало. Заходит в зал для заседаний, оставляя меня покачиваться на льдине и бороться с волнением. Не принудит же он меня к исполнению своей части договора прямо в здании суда? Я так возмущена, что мой пульс опасно учащается, а во рту пересыхает.

А шальная идея — будет ли он в мантии? — заставляет мысленно выругаться на собственные бесстыжие фантазии.

Богданов без мантии. На нем рубашка, галстук, брюки со стрелками. Рядом верная Ольга, куда уж без нее. Я стискиваю в руках развевающийся белый флаг, а точнее — стаканчик с горячим кофе.

— Кирилл Платонович, можно? — спрашиваю, закрывая за собой дверь.

Ольга смотрит на меня с недовольством. Кирилл указывает на пустой стул, продолжая ей что-то объяснять. Я ставлю на стол стаканчик из «Старбакса» и устраиваюсь, где велено.

— Все поняла? — спрашивает Кирилл у Ольги.

Точнее, у его Ольки. Интересно, она его тоже зовет мой Кир? Дальше я верчу на языке уменьшительно-ласкательные варианты его имени, прикидывая, кто и когда мог бы его так называть. При каких обстоятельствах. И ни единого не могу придумать. Перейти к Кириллу от Кирилла Платоновича-то оказалось невероятно сложно!

— Да, спасибо, — произносит Ольга. Стреляет в меня глазами.

— Хорошо, иди, остальное я допишу сам.

Девушка бросает на меня ревнивый взгляд и не двигается с места. Богданов ждет пару секунд и вопросительно смотрит на нее.

Она вздыхает и, наконец, поднимается на ноги. Идет специально излишне медленно. Я знаю, что его это раздражает, он терпеть не может любые промедления. Мне хочется поторопить ее, чтобы не злила мне мужчину.

— Подождешь полчаса? — спрашивает Кирилл, как только за Ольгой закрывается дверь. Тон использует тот же самый, каким общался с помощником по работе. — Мне нужно кое-что доделать. Не успел.

— Да, конечно. Скажи только, какие у нас планы?

— Сейчас поедем знакомиться с твоими родителями, если еще актуально. Потом ко мне.

— О, я тогда предупрежу их, — хватаюсь за телефон.

— Пусть особо не готовятся, мы ненадолго. У меня еще одна встреча поздно вечером, — он смотрит на часы, вздыхает. Потом делает глоток кофе. — Спасибо. Я не против спокойно поужинать и поговорить, но не раньше следующей недели.

— Конечно, Кирилл. Если ты не успеваешь, может, перенесем?

— Нет, нормально. В последние дни я ни хрена не успеваю. И вряд ли начну.

— Сгрузи на помощника.

Он смотрит на меня, склоняет голову набок.

— Поверь, она тоже еще часа два будет писать.

К другому мужчине я бы подошла во время его работы, попыталась отвлечь. Может быть, расслабила массажем. Рядом с Богдановым сижу с прямой спиной, стараясь лишний раз не пошевелиться. Чтобы не терять зря времени, разбираю почту, отвечаю на письма.

Уже в машине, набравшись смелости, спрашиваю:

— Расскажешь немного о себе? Все же мы едем к моим родителям. А я о тебе практически ничего не знаю.

Глава 34

Лада

— Задавай вопросы, — великодушно разрешает уважаемый суд.

— Так, с чего бы начать? — улыбаюсь я, демонстративно потирая ладони. Хочу вызвать его улыбку, и вроде бы получается, но пока не слишком удачно. Мыслями он далеко.

Неожиданно для себя я понимаю, что рада его обществу. Рада размышлять, как пройдет знакомство с моей семьей, предвкушать ночь в его доме. Бросаю робкий взгляд на его пальцы и опускаю глаза. Кажется, за пару дней я успела соскучиться по его рукам, хоть они и не дарили мне ласки.

— Кирилл… — начинаю я, но Богданов делает знак помолчать. К нашей машине спешит незнакомый мужчина.

— Подожди, я быстро.

— Кто это?

— Мой дядя, — отвечает без особого восторга.

Кирилл поспешно покидает мерс и делает несколько шагов в сторону родственника, встречая того на полпути, чтобы я не услышала, о чем они говорят. Его дяде на вид под шестьдесят, он высокий, грузный мужчина, практически полностью лысый.

Они оба выглядят напряженными, благо разговор длится недолго. Минуты через три-четыре Кирилл возвращается за руль. Я понимаю, что сейчас не лучшее время спрашивать, почему он меня не представил. Возможно, он вообще не собирается знакомить меня со своими. Публичность — сторона сделки, важная лишь для меня, его же близким необязательно знать в лицо всех, с кем он спит.

По стеклу стучат, и я поворачиваюсь. Дядя Кирилла вновь у нашей машины.

— Поговорили уже, — предупреждает его Богданов, опуская свое стекло. — Я не один.

— Здравствуйте, — перебираю я пальцами, приветливо улыбаясь.

Мужчина бросает на меня взгляд.

— Здравствуйте. — Потом обращается к Кириллу: — Еще раз подумай насчет Маргаритки. Обо всех плюсах и минусах. Кирилл, ты меня совсем не слушаешь, и мне это не нравится.

— Позже, дядя. Я же сказал, что заеду вечером.

— Вечером у нас большой праздник, я не хочу говорить о работе.

— Я не хочу сейчас.

Тот качает головой, прощается со мной кивком и уходит в сторону своей машины. Кирилл выжимает газ, мерс плавно трогается.

— Слушай, это какой-то дурной сон, — я слегка теряюсь, подбирая слова. — Только не говори, что тебя тоже пытаются женить по расчету.

— Что? — хмурится Кирилл. — Женить? — Потом до него доходит смысл моих слов, и он усмехается. — «Маргаритка» — это продуктовая сеть. У меня с ней неофициальный договор, дядя не одобряет условия. — Он достает сигарету, прикуривает и крепко затягивается.

В нос ударяют нотки табака. Кирилл вновь открывает окно, и в салоне становится душно от густого летнего воздуха.

— Договор с торговой сетью, — размышляю вслух. — Ого. Я никому не скажу, не волнуйся.

— Я не волнуюсь. Это один из компромиссов, на которые иногда приходится идти, чтобы позволять себе свободу по всем остальным пунктам.

— Как в сексе.

— Да, как в сексе, — быстро соглашается.

Я смотрю на него и задаю прямой вопрос:

— Ты их ставленник?

Он затягивается.

— Не сказал бы именно этим словом. Несмотря на кучу родственников, в арбитраже меня никто не ждал, Лада, а чтобы продержаться первое, самое сложное время, нужна поддержка. Я занимаю должность всего год, но у меня есть друзья. Которые при необходимости мне помогут. И тебе тоже.

— Ты говорил, что не берешь взяток.

— Не беру, но ты пришла ко мне за защитой и перечислила ряд требований. Сам по себе судья не обладает такой силой. И не может обладать такой силой. Все, что я делаю, — я делаю через знакомых в разных органах. Разве это не очевидно?

— Прости, я все понимаю. Просто… пожалуйста, будь осторожен.

— Я осторожен и не действую напрямую, если это возможно, разумеется. Если греки не угомонятся на данном этапе, то по их строительной фирме мы как раз ударим с помощью «Маргаритки», которая на них давным-давно точит зуб.

— Интересно, за что?

— А какие, по-твоему, могут быть разногласия между строительной фирмой и коммерсантами? Давай, удиви меня с первого раза, ты ведь умненькая.

Пожимаю плечами.

— Даже не знаю… Греки обманули их… может… хм, с арендой в хорошем месте?

— Бинго! У «Маргаритки» со Спанидисами была устная договоренность, что вторые строят громадный объект и сдают первым в аренду. Магазин вовсю готовился зайти на просторные площади, но внезапно строительная фирма всех кидает и…

— Заводит туда «Азбуку вкуса»! — догадываюсь я, едва не подпрыгивая на месте от азарта. — Ты про торговый центр в Адыгее?

— Молодец. Мало того что оборвали местной сетке возможность зарабатывать, так еще и впустили на рынок серьезного конкурента.

— О, значит, в Адыгее должна была открыться «Маргаритка».

Богданов одобрительно кивает.

— Не думай, что греки — невинные ребята, и мы подрываем их честный бизнес. Ты удивишься, узнав, скольких людей они в свое время кинули или подставили. Но ты в это никак не должна вмешиваться, поняла? Ни ты, ни я — мы совершенно ни при чем.

— Разумеется. Откуда у нас такие возможности?

Вот каков его план — помимо прочего обострить конфликт двух экономических группировок. Стравить греков с коммерсантами и посмотреть, что получится.

— Дальше как лучше проехать? Этот поворот или следующий? — переводит он тему.

— Лучше следующий, там дорога асфальтированная.

Минут десять мы молчим, я обдумываю услышанное. Потом все же решаюсь задать вопрос, с которого планировала начать вечер.

— Если ты настаиваешь, что не ставленник, то откуда у тебя столько денег, Кирилл? Разве честный судья может себе позволить два мерседеса? Про зарплату помощника я вообще молчу.

— Я из состоятельной семьи, — дает он самое простое объяснение.

— А где твои родители? В Москве?

— Они умерли. Мама — когда я был в армии. Это сколько лет назад? — он задумывается. — Больше десяти. Она утонула. С подружками отдыхали в Испании, пошли фотографироваться на пирс в шторм. Отец — почти шесть лет назад, он болел.

— Понятно. Извини, я не подумала.

— Ничего, ты и правда должна знать обо мне больше. У меня была хорошая семья, я с трудом пережил обе утраты. Особенно отца, он уходил долго, считай, на моих руках, — рассказывает Кирилл спокойно, не делая пауз, во время которых можно было бы вставить слова сочувствия.

Он делится фактами, я затихла и жадно слушаю. Он продолжает:

— Поэтому каждый раз, когда кто-то говорит, как мне повезло в тридцать лет жить в собственном доме, мне хочется закатать его в цемент. Родных братьев и сестер у меня нет. Зато море двоюродных. Вся родня по маме живет на юге. Рассеялись от Сочи до Ростова. Мой дядя, которого ты сегодня видела, ее родной брат. У него трое детей и пятеро внуков, — он отмахивается. — Лада, как-нибудь расскажу, там просто толпа, всех не перечислишь.

— Внешне вы с дядей абсолютно разные.

— Да, — он улыбается. — По этой линии у меня все в теле. Мама тоже была полненькой. Я больше похож на отца.

— А по характеру?

Он задумывается.

— Сам на себя. Отец был крайне тяжелым и даже властным человеком. При этом отличным родителем.

— Понятно. А кем он работал?

— Не могу сказать, в закрытой организации. У него тоже было юридическое образование. Еще вопросы?

— А обо мне ты хочешь что-нибудь узнать? — спрашиваю мягко.

— О тебе я все знаю, — невозмутимо отвечает Кирилл. — По крайней мере из того, что имеет значение. Сюда? — он кивает на следующий дом.

— Да, паркуйся прямо перед воротами.



Глава 35

Лада

Родители суетятся и порядком нервничают, но в целом встреча проходит хорошо.

Сдержанность и уверенность в себе Богданова покоряют всех без исключения. Бабушка украдкой шепчет мне на ухо, что жить с уравновешенным человеком — большое счастье.

— Хоть и понимают эту простую истину женщины далеко не сразу, — деловито добавляет она, намекая, что у меня, оказывается, самый возраст, чтобы понять.

Родные даже не подозревают, в каких мы с Кириллом отношениях. Что он попросту купил их Ладку и делает с ней, что хочет. В удобное, разумеется, для него время.

От чая Кирилл не отказывается, при этом несколько раз извиняется за то, что торопится. Ссылается на загруженность, обещает, что непременно заедет как-нибудь в другой раз.

Он объясняет маме очевидные вещи, те самые, которые я проговаривала множество раз. Что бы ни случилось, не давать признательных показаний. Как бы ни уговаривали, что бы ни обещали взамен.

— Я не работаю с уголовными делами, но если бы работал, то в первую очередь всегда читал бы именно признательные показания. То, что поют на слушаниях, — ерунда, всем понятно, это сочинения адвокатов на вольную тему. А вот заявленное при самом задержании — действительно имеет вес.

— Ничего не трогайте, — продолжает он. — Не доставайте из сумки или карманов даже собственные вещи. Увидели силовиков — замерли, ручки подняли и стоим улыбаемся. Тогда на уликах не останется ваших отпечатков или следов пота. Пусть сами лазят, ищут, раз приперлись. Никто их не звал, не переломятся.

— И кстати, если вымогают взятку, мам, — встреваю я, — то следует согласиться. Попросить время, чтобы якобы собрать нужную сумму, а самой связаться с полицией и объяснить ситуацию.

Мама хмурится и переводит взгляд на Кирилла в ожидании подтверждения или опровержения. Будучи чемпионом по закатыванию глаз, я устанавливаю новый мировой рекорд. Презентабельный внешний вид и манера себя вести позволили Богданову мгновенно перетянуть родителей на свою сторону.

— Кирилл? — я настоятельно прошу поддержки.

— Лада права, — говорит он мягко. — Мнимое согласие дает возможность выиграть время, а в будущем, как знать, и поймать коррумпированных ментов. Вы всегда можете позвонить мне, сам лично я ничего не смогу сделать, но порекомендую адвоката.

Дальше мы недолго обсуждаем протоколы, что в них обязательно заносить и на что обратить внимание перед подписанием.

— Осведомлен — вооружен, — заканчивает Кирилл. — Мне пытались подкинуть деньги, но, как видите, я в полном порядке. Как вам собеседование в общем? Расскажите подробнее.

Напоследок он ворует со стола кусок пирога, и мы вновь садимся в машину.

Воспользовавшись объездной дорогой, Кирилл за каких-то двадцать минут преодолевает расстояние от станицы до своего жилого комплекса. Не могу сказать, что он гонит, но скоростной режим нарушает значительно. Я молчу, находясь под приятным впечатлением от часового чаепития.

Богданов припарковывает машину у ворот, выключает двигатель, и я вспоминаю, что ему нужно ехать. Остаток дня он проведет не со мной.

— Идем, Лада, я покажу, как включить и настроить кондиционер. — Он явно торопится.

— Спасибо, Кирилл.

Он вопросительно прищуривается.

— За то, что при моих родителях ни разу не намекнул на мое место. В твоей жизни. Уверена, они неделю будут обсуждать встречу и радоваться.

Он тянется рукой к моему лицу. Я думала, погладит, но нет. Вместо этого Кирилл обхватывает мой подбородок. Собственнически сжимает и смотрит в глаза.

— Я не собираюсь унижать тебя или твоих близких, — произносит мягко. — В договоре шла речь только о сексе. Никогда никого не благодари за то, что должно быть естественно. Взаимоуважение — это норма, на которой базируются любые отношения, — неважно, личные или деловые.

Мы все еще смотрим друг другу в глаза, мое сердце начинает частить.

— Ты самый великодушный рабовладелец на свете, — шепчу ему, подкалывая.

Он усмехается, и я широко улыбаюсь в ответ. Вдох-выдох. Так тихо вокруг, кажется, он живет на краю света. Я берусь за его запястье и мягко поглаживаю подушечками пальцев.

— Возможно, я пока недостаточно освоился в своей роли, — медленно произносит он. — Ты — мой первый опыт покупки людей. Случаются ошибки.

Он ослабляет хватку, и я доверчиво трусь о его ладонь щекой. Целую. Один раз, второй, третий. Целую мужскую руку, никогда не думала, что мне захочется чего-то подобного.

Следом поглаживаю его бедро, затем ширинку, чувствуя под ней твердость.

— Лада… — голос звучит предупреждающе. При этом он мешкает, сомневается.

А мне так не хочется, чтобы он уезжал!

— Это не займет много времени. — Быстро расстегиваю его ремень. — Я знаю, что ты спешишь. Ты ведь помнишь, я неплохо умею.

Он тянется к бардачку, нажатием кнопки открывает ворота, жмет на педаль газа, загоняя мерс на участок. Он всегда обо всем подумает, с ним можно просто расслабиться. Пока он организовывает нашу безопасность, я успешно справляюсь с его ремнем, пуговицей брюк, ширинкой.

Кирилл недолго ерзает в кресле, то ли устраиваясь удобнее, то ли собираясь прервать меня и покинуть машину. Он опаздывает. Догадываюсь, что размышляет о том, что стоит сначала посетить душ, но это займет уйму времени. А его ждут.

При этом его дыхание учащается. Оно рвется и становится глубже, когда я пробираюсь под боксеры и сжимаю ладонью затвердевший член. Провожу по стволу вверх-вниз, мой рот наполняется слюной, я воображаю себе его вкус. Я хочу его. Наклоняюсь, но он останавливает меня.

— Рукой. Только рукой, — на выдохе. — Быстрее.

Он сильно напряжен, и мне хочется его расслабить. Желание смелое, острое, сродни животному. Он твердый, он хочет, и я, словно в дурмане, действую на инстинктивном уровне. Внутри все трепещет. Передо мной один из самых сильных и умных мужчин, которых я когда-либо видела. И я хочу подарить ему разрядку и удовольствие, быть ему полезной. Нужной. Потребность опаляет жаром, простреливает внизу живота, возбуждая и становясь невыносимой. Это странно. То, что мы сейчас делаем. Оба это понимаем, но не можем остановиться. Он так давно не был со мной… слишком давно для него.

Картинка расплывается. Нас охватывает безумие, подчиняя моменту и удушающей похоти. Я двигаю рукой по его члену, смачиваю слюной и продолжаю.

Отшвыриваю от себя сомнения в том, кто я для него. Сейчас он мой. Смакую это слово.

— Мой, — шепчу беззвучно.

Он не слышит.

Наблюдает за тем, как мои руки старательно ласкают его член, затем откидывается на спинку кресла. Прикрывает глаза. Часто дышит ртом.

Я так редко вижу его эмоции. Он всегда собран и закрыт, в сексе же предпочитает быть сзади. Поэтому сейчас любуюсь. Его мужское удовольствие отражается на лице и выглядит потрясающе. Он настоящий и… он мой.

Откуда-то я точно знаю, как он хочет. Как ему нравится. Это не секс, лишь быстрая разрядка, которая мужчинам его темперамента необходима, наверное, каждый день, если не чаще. При этом она никак не отражается на половой жизни. И я хочу подарить ему ее. Облизываю губы, сама часто дышу, в унисон с ним.

Его ладонь накрывает мою, сжимает сильно, делает несколько резких движений.

Выглядит он при этом завораживающе. Я задерживаю дыхание. Я… хочу залезть ему под кожу. Я… проваливаюсь в него, я понимаю, что никогда не чувствовала ничего подобного. Хочу быть с ним.

Он кончает в мою руку, делает глубокий рваный вдох. Медленный выдох. Потом еще один вдох.

Я наклоняюсь и облизываю головку, а затем, вернувшись на свое место, подношу к лицу руку и провожу по ней языком. Жадно.

— Сумасшедшая, — слышу тихий голос Кирилла. Он тянет гласные, словно опьянел. Смотрит на меня.

Я вижу эмоцию. Не могу распознать наверняка, что он чувствует, но ему хорошо.

— Я же сказала, что мне с тобой вкусно. А ты не верил, — шепчу в ответ. Мои щеки пылают, я никогда не думала, что можно так наслаждаться мужчиной.



Глава 36

Он поправляет боксеры, застегивает ширинку, потом ремень.

— Спасибо, — роняет будто случайно. Включает кондиционер посильнее.

Я жду еще какой-нибудь реакции.

— Тебе точно нужно ехать? — спрашиваю. Сейчас бы пойти домой, принять душ… вместе. Завалиться на диван в обнимку.

Я вновь увязаю в мечтах об обычных отношениях. По самую макушку. Я… конечно, не должна в него влюбляться. Я смотрю в зелень его глаз и улыбаюсь.

— Часа через два-три вернусь. Но ты не жди, отдыхай, покопайся в холодильнике. Насчет сплит-системы…

— Разберусь. У меня красный диплом юрфака, придумаю, какие кнопки нажать на пульте. — Беру из его рук ключи от входной двери.

Он кивает.

— Ты меня буди, если случайно усну. Этот твой диван — что-то необыкновенное! — пытаюсь шутить и выглядеть веселой. На самом деле мне грустно, что он уходит. Я все еще возбуждена и не удовлетворена.

— Да, он ортопедический. Пользуйся.

Стою на крыльце и молча наблюдаю за тем, как его машина отъезжает. С одной стороны, тот факт, что он оставил меня дома, говорит о доверии. И должен льстить. Я могу исследовать подвал, пробраться в спальню и поваляться на хозяйской кровати! Но с другой…

Его дядя сказал, что у них праздник. Я не забыла ни слова из короткого диалога двух мужчин. Кирилл не взял меня на семейную вечеринку.

Леонидас тоже не брал. Никогда.

В постели кверху задом я смотрюсь хорошо, на домашних посиделках мне делать нечего.

Он ведь и не обязан. Захожу в дом, включаю свет, иду в гостевую ванную. Перед тем как помыть руки, еще раз касаюсь ладони языком. Боже, что я делаю? Пораженно качаю головой, бросая взгляд на свое отражение в зеркале. Кажется, мне нравится быть его девочкой и в обычной жизни, и в постели. Но при этом вновь начинает хотеться большего.

Сильно хотеться. Чем лучше я узнаю этого человека, тем больше он мне нравится.

«Мало тебе было, когда сорвавшийся с цепи гоблин вжал твое лицо в подушку?! Еще хочешь?! — спрашиваю мысленно у своего отражения. — Давай, рискни, выстави ему претензию!»

Но болючая мысль — на что готов пойти такой мужчина ради женщины, в которую по-настоящему влюбится? — будоражит и рождает внутри зависть, вперемешку с ревностью.

Пальцы покалывает, когда я думаю о том, что у него в тридцать лет неформальные договоры с такими компаниями, как «Маргаритка». В его сотовый забит номер ректора университета. С ним считаются.

Чего он добьется через десять лет? Елена определенно знала, на кого делать ставку.

Если Кирилл приедет не поздно, возможно, захочет продолжения. Я все еще трепещу после случившегося в машине и мечтаю о любых его касаниях. Больше никогда я не назову его чужим именем. Лучше язык себе откушу.

Боже…

Глазам становится горячо, я вытираю щеки, а потом отправляюсь в душ. Разве мне позволено раскисать? Он может приехать в любой момент, и заплаканная любовница ему ни к чему.

Я пытаюсь радоваться, что ему не до меня. Гадкий гоблин снова занят, забирайся в постель и отдыхай, посмотри сериал, выпей чаю. Я пытаюсь, честное слово. Изо всех сил.

Полпервого ночи — Кирилла нет.

Хватаю сотовый и путем нехитрых манипуляций вычисляю, как зовут двоюродных братьев и сестер Богданова. Его дядя — судья в мировом, у него инстаграма, разумеется, нет. Но есть у его младшей дочери. Ее зовут Юля, она милая девушка с большими добрыми глазами. Страница открыта, и я вижу несколько фотографий с праздника. Сегодня были крестины у ее малышки. Принцессе месяца два, совсем крошечная. В прелестном кружевном платье с роскошным бантом. Судя по всему, событие отметили пышно, гости на фотографии не попали, информация не для широкого круга. Только самые близкие — муж, родители, братья. На последнем кадре есть и Кирилл. Он приехал в конце дня, и ему вручили спящую племянницу. Выглядит судья слегка растерянным, но улыбается.

«У тебя все в порядке?» — отправляю сообщение.

«Да, не жди», — приходит незамедлительно.

Его диван мне больше не нравится так сильно, как поначалу. Я поднимаюсь на второй этаж, но вместо своей комнаты заглядываю к нему.

Включаю свет и озираюсь. Н-да, от гостевой спальни эту комнату отличают три вещи — гардеробная, планшет на тумбочке и шнур от телефона. Забираюсь в его постель, обнимаю подушку и закрываю глаза.

Долго лежу без сна, ворочаюсь. Беру телефон, читаю почту — три новых письма от клиентов, несколько смс от коллег. Спасибо работе, всегда чувствую себя нужной. Все завтра. Снова закрываю глаза.

На сотовый падает входящее, я мгновенно просыпаюсь и прислушиваюсь к ощущениям. Полная тишина. Время — почти четыре утра, Кирилла все еще нет.

Смотрю на мобильный, в темноте яркий экран режет глаза, заставляет их слезиться. Елена Спанидис прислала мне длинное сообщение.

Глава 37

Поспешно откладываю сотовый на дальний край тумбочки, решая не читать ночные словесные излияния гречанки. Ничего там хорошего нет и быть не может. Стоило ее забанить еще в выходные.

Но экран загорается снова и снова, сообщения бомбят, как град в летнюю ночь.

Кирилла нет. С ним же ничего не могло случиться? Написал — не ждать.

Забеспокоившись, я все же тянусь к мобильному и чуть не роняю его из рук! На экране фотография обнаженного, спящего на животе мужчины. В первые секунды я впадаю в панику, сердце сжимается со страшной болью, затем увеличиваю изображение — не он это. У Кирилла цвет волос темнее и на правом ухе несколько родинок. Елена зачем-то прислала мне фотографию какого-то чужого мужика.

«Наконец-то с кем-то переспала?» — пишу ей.

Но тряхнуло меня, конечно, основательно. В борьбе за личное счастье некоторые женщины теряют границы. Она сделала это просто так, дабы поиздеваться. Иной цели не вижу. Как еще может отреагировать женщина, получившая в середине ночи изображение спящего мужчины? Довольно сильно похожего на ее парня.

Руки трясутся, не могу успокоиться. Не он это и не может быть он. Стараюсь медленно дышать.

«Испугалась? И не просто так!..» — строчит она.

Удержаться не выходит, и я читаю текст по диагонали. Передо мной длинные простыни общим содержанием, что никто в их семье и не сомневался, какая я на самом деле. Что я предала Елену, когда соблазнила мужчину ее мечты. И что это ровным счетом ни на что не повлияет — женится он в итоге на приличной женщине, а мне всю жизнь так и быть греческой подстилкой.

Зря я это прочитала. Быстро выключаю сотовый и сворачиваюсь под одеялом в комочек. Пусть она пишет что хочет, мы давно не подруги. Сейчас именно я в его постели, и решил он это сам. Достаточно взрослый для того, чтобы не действовать по указке. Рядом с ним самой хочется быть взрослой и мудрой.

Но глаза снова и снова режет, будто я продолжаю смотреть на яркий экран в полной темноте и зрение не может приспособиться. Ей-богу, словно песка туда насыпали, они слезятся, но соленая вода не помогает им очиститься.

В памяти всплывают фотографии из инстаграма. Их праздник так прекрасен!

Елена добилась своего, мне больно.

Так сильно больно, как никогда прежде не было. Я нарастила броню и научилась не реагировать на пренебрежительное отношение со стороны семьи Леонидаса. Порядки у них такие, обычаи. Разве я виновата? Но Кирилл… ему ничего не стоило взять меня с собой. Он человек принципов, делает лишь то, что хочет.

Взаимоуважение. Не о нем ли судья Богданов вещал несколько часов назад?

Возможно, у меня запоздалая реакция, но я откатываюсь в события почти недельной давности. Когда сидела на кровати в отеле и смотрела на закрытую дверь. Тогда я не плакала. Боролась.

Я думаю о том, как много для него делала. Охотно шла на все. Доступная и довольная. А он?

Было бы легче, если бы я совсем ничего к нему не чувствовала. Проблема в том, что я чувствую, и еще как. Еще с кальянной или даже… с подворотни у ресторана. Против своей воли, против здравого смысла!

Для него это просто сделка! Спокоен, безразличен, уравновешен. Бабушка в восторге, а я нет. Я хочу большего!

Злость рождает внутри бурю. Я сажусь на пятки, хватаю подушку и начинаю колотить ее.

— Я не хочу! — шепчу тихо-тихо. — Я не хочу так!

Вытираю щеки, а они мокрые снова и снова. Я так много выдержала! Я стойкая! Вспоминаю, как мне было страшно идти сюда, но я решилась. Как было жутко отдаваться мужчине без романтической прелюдии, но я смогла расслабиться и сделала все правильно. И я не раскисла, когда он указал на мое место жестким сексом в отеле. Заткнул рот в прямом и переносном смысле. Заявил, что запросто повторит, если посчитает нужным. И он повторит, я знаю.

Я собралась и вела себя мудро. Стерпела. Молча сделала выводы на будущее.

А сейчас? Подумаешь, не взял на крестины. С чего вообще ему туда меня брать?

Греческая подстилка.

А ведь обнимал на пирсе, тянулся ночью. Когда я назвала его чужим именем, он замер, и мне показалось, что я ощутила его боль. Скребущую, горячую, неожиданную и оттого нестерпимую. Кожей ощутила, как сильно его ранила, и готова была на все, лишь бы залечить, утешить. Потому что чувствовала к нему что-то. Давно уже чувствовала.

Судя по всему, мне просто показалось. Я всего лишь царапнула его гордость.

Руки все еще дрожат, я облизываю губы, чувствуя на них соль. В прошлые выходные мой мир перевернулся.

— Я не хочу та-а-ак! — тяну жалобно. — Я хочу, — всхлипываю громко-громко и закрываю рот ладонями, будто вот-вот скажу что-то опасное. То, что изменит все. Банальное до отвращения. — Я хочу с ним по любви.

И когда я произношу вслух важные слова, резьбу срывает. Я просто не могу остановиться, словно все скопившееся вырывается наружу. Я плачу и плачу, читая и перечитывая слова Елены. Моя внешняя уверенность и напускная бравада лопаются, я снова в ледяном океане. Но я такая горячая! Сама по себе горячая! Льдина подо мной стремительно тает, я скоро утону.

Через много-много минут истерики я, наконец, беру себя в руки. Слезами делу не поможешь, поплакали, и будет. Не моя эта роль — содержанки. Не подходит, чужеродна, разъедает изнутри, претит.

Ломаю я себя, когда лгу, что комфортно себя чувствую.

Я смотрю на отлично взбитые подушки и мыслю удивительно четко.

Аккуратно заправляю кровать, чтобы он не догадался, что я там лежала и ждала его. Он об этом не просил.

Хорошо, что он не вернулся именно сейчас и не увидел меня в таком состоянии.

Спать с мужчиной за услугу — терпимо. Если он при этом чистоплотен и не противен — даже приятно. Но когда начинают вмешиваться симпатии, когда он начинает нравиться, происходящее рвет нутро тупыми ножами. Я иду в душ и некоторое время стою под струями теплой воды.

После праздника он мог поехать к другой женщине, которая точно не назовет его именем своего бывшего.

А потом мне становится страшно от мысли, что в прошлый раз ему не понравилось. И он больше не хочет меня. Сегодня уже четверг, мы спали в ночь с субботы на воскресенье.

Мы общались, шутили, улыбались друг другу на ужине в «Элладе». Он человек слова, раз обещал помочь, значит, поможет.

«Он выбрал меня, смирись», — отправляю Елене.

«Спроси у своего босса, ты не первая юристка, кого он приметил на заседаниях. И не последняя».

Глава 38

Кирилл приезжает в половине седьмого. Я прячусь в гостевой спальне, притворяюсь спящей, но усилия бессмысленны, он ко мне даже не заглядывает.

Через долгие десять минут мое терпение заканчивается, и я выхожу в коридор. Его нет ни в комнате, ни на кухне, и я догадываюсь, что он в подвале. Знать бы, где и с кем ночевал. Но не нюхать же его вещи?

Можно ли унизить себя еще сильнее?

Понятия не имею, что движет мною. Я разрываюсь между двумя потребностями — уйти навсегда или силой воли заглушить зарождающиеся чувства. Забить их, уничтожить, выжечь до пепла. Не получается у меня быть с ним рядом в роли куклы. Прошлая ночь стала одним сплошным кошмаром.

Но куда мне податься? К Константину Андреасовичу на поклон? Не стоит забывать, ради чего я здесь. Остается жечь робкую любовь без жалости и надежды. Потому что… брести по пеплу — спокойно и безопасно. Потому что мое ближайшее будущее — это пепел, пора с этим смириться.

Подхожу к кофемашине, бросаю взгляд на плиту и замечаю на ней кастрюлю. С кашей. Перед тренировкой он сварил себе овсянку, и сейчас она греется на единичке. А рядом с кастрюлей стоит тарелка со смородиной.

Я замираю и в некотором ступоре рассматриваю крупные черные ягоды. Они замороженные, оттаивают к завтраку. Медленно моргаю, пытаясь прогнать мираж. А потом бросаюсь к морозилке! Заглядываю в ящики один за другим — самый нижний битком набит пакетами с замороженной ягодой. Всякой-разной! Видимо, он любит. На завтрак вместо сахара.

Как и всякий десерт, возможно, она поднимает ему настроение?

Себе покупает замороженную, а мне… неужели именно он присылал мне свежую ягоду по утрам?

Боже… Мои глаза бегают, я роюсь в памяти, и картинка начинает складываться.

Впервые курьер появился сразу после того, как я пожаловалась Кириллу в кальянной, что не справляюсь и нахожусь едва ли не на грани нервного срыва. Он решил поддержать, побаловать. Поухаживать?

Просто так, ничего не требуя взамен.

Ноги подкашиваются, и я вцепляюсь в спинку стула, чтобы не упасть. Я будто наконец-то отыскала ключ к шифру, позволяющий разгадать мотивацию моего сложного судьи!

Когда же их перестали приносить? Кажется, сразу после свадьбы Леонидаса. На второй или третий день.

Опять Спанидис. Каким-то образом Кирилл узнал, что я впустила Лео ночью. И перестал меня поддерживать. Я ведь заверила в кальянной, что девушка одинокая, забочусь о себе сама. Но при этом открыла дверь пьяному греку.

Кирилл, ты не хотел показаться навязчивым? Раз с ним, значит, без тебя? Ты ревновал?

Он ведь не мог знать, что между нами с Лео ничего не было! А потом еще это имя, ляпнутое случайно в минуту нежности…

Богданов организовывал наши с ним встречи в суде. Наблюдал за моей жизнью издалека, не вмешиваясь и ни на что не претендуя. Предлагал покровительство, помощь и… поддерживал сладкими сюрпризами. А еще он впустил меня ночью в свой безопасный дом, когда я находилась в полном отчаянии! При этом продолжая ревновать. Считая, что в моем сердце нет для него места.

Залпом выпиваю стакан воды, бросаю взгляд на входную дверь. Я в любой момент могу разорвать наш договор, Кирилл не станет возвращать меня. Не будет настаивать. Он вообще меня пальцем не трогает после той ночи в гостинице! Вздыхаю, стараясь успокоиться. Мне страшно от мысли, что я все это придумала. Вдруг на самом деле он думает иначе?

Мешкаю, заламываю руки.

А потом спускаюсь в подвал.

Ступаю по лестнице босиком, получается очень тихо. Шаг за шагом. Почему-то нервничаю еще сильнее, чем в первый раз. Тогда меня пугала его реакция. Сейчас — съедает ревность, обуревает надежда.

Кирилл колотит грушу в спортивной одежде. Футболка, шорты, кроссовки. Он сосредоточен и даже зол. Тихонечко, чтобы не привлекать к себе внимания, присаживаюсь на прохладную плитку предпоследней ступеньки, прислоняюсь к косяку и, обхватив колени, наблюдаю за ним.

Техничные движения, ярость, выливающаяся в удары такой силы, что они эхом отдаются от стен просторного помещения. Мой ледяной океан, доверяющий лишь молчаливой груше свои эмоции. Ты предпочитаешь безропотность, так тебе самому безопаснее?

Я поджимаю губы и отрицательно качаю головой. Не был он сегодня с другой. Дела решал или спал у родственников. Моя истерика оказалась напрасной. Просто накопилось, взорвалось и ошпарило.

А даже если и был… Он ничего мне не должен. Пока. Как знать, возможно, в моих силах это изменить.

Хватит ли у меня смелости, терпения и внутреннего огня, чтобы поднять температуру целого океана хотя бы на градус?

Кирилл заканчивает тренировку, снимает перчатки, смотрит на грушу.

— Давно там сидишь? — спрашивает, запыхавшись, голову в мою сторону не поворачивает. Заметил боковым зрением.

— Практически с самого начала тренировки. Ты хорош.

Его грудь часто вздымается, и я реагирую, глядя на его горячее сильное тело. Он никого не боится, и ради меня готов пойти на риски. Не слишком ли много усилий с его стороны ради секса в удобное время?

— Спасибо, — отвечает коротко.

— Нельзя? — спрашиваю с вызовом.

Он смотрит на меня и пожимает плечами.

— Не понимаю цели.

— Не у всего должна быть цель. — Я поднимаюсь на ноги и выпрямляюсь, следя за тем, как он пьет из бутылки быстрыми жадными глотками. А потом идет в мою сторону.

Глава 39

III часть

2 недели спустя

Кирилл

— На этом разговор предлагаю закончить, такси подождешь на улице по ту сторону забора, — говорю прямо, не считая нужным притворяться добрым человеком. Гостеприимство — качество важное, но не всегда уместное.

Она идет нарочито медленно, голову опустила. Сожалею ли я, что мы видимся в последний раз? Не особо. Злит, что двигается медленно. Вообще, когда жизнь расписана по минутам, а такие периоды бывают — трата даже одного утра на бестолковую встречу удручает и выводит из себя.

Быстро делаю кофе. Через десять минут выхожу во двор, смотрю на свой мерс. Помыть бы его… Время раннее, но мне следует поспешить, иначе рискую встать в утреннюю пробку. Ночью била гроза, дождь хлестал по окнам, а сейчас уже почти сухо и вновь душно. Хочется расслабить галстук и вдохнуть полной грудью.

Замечаю, что у моего забора останавливается машина. Гостей не жду. Такси?

Дверь хлопает, водитель подходит к воротам, жмет кнопку на домофоне. Я, наверное, готов уже ко всему. Утро не задалось с самого начала. Открываю дверь в сквернейшем настроении. И неожиданно для себя улыбаюсь.

Вот это сюрприз.

— Привет, — говорю Ладе. — Что ты здесь делаешь так рано? — Окидываю ее внимательным взглядом два раза подряд, словно одного мне недостаточно, чтобы выцепить все детали. Она в порядке, лицо свежее, на губах играет легкая вежливая улыбка. Примечаю за ее спиной мой старенький мерс. — Что-то случилось?

Ответить девушка не успевает, в нашу сторону движется еще одна машина, и мы невольно переводим взгляды на нее.

— Шлагбаум забыла опустить, блин, прости, — сетует Лада.

— Ничего страшного, мне все равно уже пора, закрою.

Такси останавливается напротив моего дома, Ольга, притаившаяся в тени тополя, подходит к «Приоре» и садится на заднее сиденье. Такси трогается. Мы молча провожаем автомобиль глазами до самого поворота.

Пздц.

Перевожу взгляд на Ладу. Даже не пытайся закатить мне истерику, я подобное не переношу ни в каком виде.

— Что этой сучке было надо? — спрашивает она. — Приехала извиняться? — Кладет ладони мне на грудь и раздраженно прищуривается вслед машине.

Легкая улыбка служит ей ответом.

— Откуда знаешь? — спрашиваю, оценивая ее реакцию.

— Кирилл, ты мог бы сам позвонить и рассказать, чтобы мне не пришлось пытать коллег. Давно ты работаешь один?

— Пятнадцать дней, — бросаю взгляд на часы. — Лада, мне жаль, но я спешу. Тебе следовало позвонить и предупредить о том, что приедешь.

— Дай угадаю. Тогда бы ты сухо ответил, что занят. И как выяснилось, ты действительно офигеть как занят! Кирилл, долго это еще продлится?

— Ладно. Поехали, докинешь меня. По пути расскажу, — киваю на ее мерс.

Она взвизгивает от восторга и спешит за руль, а я устраиваюсь на пассажирском сиденье. Давненько меня никто никуда не возил, тем более на работу.

Лада заводит двигатель, оглядывается по сторонам, вся из себя сосредоточенная и внимательная.

— У тебя правда все нормально? — уточняю. — Самый момент рассказать, что случилось. — Сомневаюсь, что она приехала в половине восьмого утра просто так, чтобы посмотреть на мою утреннюю физиономию. Учитывая, что работает почти в центре, — крюк приличный.

— Хотела поблагодарить лично, — она улыбается. — Когда мы говорим по телефону, мне все время кажется, что я тебя отвлекаю. Начинаю торопиться, половину забываю. А я хочу искренне. Кирилл, это фантастика! — вытирает уголки глаз пальцами, быстро моргает. — Просто чудо, — всхлипывает. — Извини, я не собиралась тут рыдать, но… была вчера у родителей, папу выписали. Он видит. Представляешь? Одним глазом почти идеально!

— Я рад, Лада, — произношу мягко, позволяя себе на минуту разделить ее заразительное счастье.

Она машет рукой, словно веером.

— Мы все еще не верим! Каждое утро мама сообщает, что за ночь зрение никуда не делось! Он вчера вечером, вообрази только, уже начал резюме рассылать, чтобы на работу устроиться, — Лада борется с эмоциями, но слезинки катятся по ее лицу. — Он не из тех, кто будет сидеть дома. Слепота, конечно, разделила его жизнь на до и после, — поджимает губы. — Я не хотела плакать, просто… — подносит тыльную сторону ладони к губам. — Мы так тебе благодарны.

— Мне-то за что? Скажите спасибо хирургу.

— Я знаю, что хирурга ты тоже отблагодарил за нас. Мы хотели, но он заверил, что это слишком.

— У тебя есть задатки детектива, — усмехаюсь.

В ответ она кивает с совершенно серьезным выражением лица.

— Я знаю. Обычно я всегда докапываюсь до правды. И интуиция у меня хорошая.

Улыбка на моих губах становится шире.

Мы не виделись две недели. За это время она, кажется, еще больше похорошела. Только бы не плакала, даже от радости. На нее приятно смотреть, хочется еще и еще. Я теперь не трогаю, но смотреть тоже нравится. Жаль, что на заседаниях на нее теперь пялятся другие судьи, я обменял частые встречи на воспоминания о сексе.

Длинные, безумные две недели, заполненные одними лишь земельными спорами, которым нет ни конца ни края. Именно так судей лишают полномочий. Тихо, мирно, без особого шума. Подкупили мой аппарат суда. Оля прихватила бабло и слиняла в первый же день. Идиотка. Сегодня рыдала на пороге моего дома, одумалась. Я бы запросто докинул ей больше, предупреди она меня заранее. Поставь в известность. Весь год материально помогал ей, выписывая из собственного кармана премии. Не на пятнадцать же тысяч девушке тянуть ребенка! Но ее выбор, ее решение. Предательств я не прощаю. А это было именно оно — отвратительно отписать дела и следующим утром внезапно не выйти на работу. Е*ись с этим всем сам, каким угодно способом.

Секретарь то ли тупит, то ли издевается, понять пока не могу. Например, систематически забывает делать отправки. Не имея на руках судебных уведомлений о рассмотрении споров, я вынужден откладывать заседания. Если наплюю и вынесу решение, то будет процессуальная отмена. Без шансов.

Помощника нет, писать некому. А работать надо, сроки соблюдать надо, иначе ругают. Знаю случай, когда судье не давали помощника четыре месяца, а потом вынесли на коллегию, что тот не успевает. Выжили. Блть, попробуй успеть один все!

Но пора перевести тему.

— Так а со вторым глазом что? Разве Алексею Григорьевичу не рано на работу?

— Вторым он видит силуэты предметов, свет и цвета. Одновременно оба глаза не ремонтируют, следующая операция назначена на сентябрь, будут менять хрусталик. Сказали, делов на десять минут, но все равно волнуемся.

— Хорошо.

— В больнице относились просто прекрасно.

— Так и должно быть.

— Да, наверное. Но давай вернемся к острому вопросу. Мне все еще непонятно, как так получилось, что ты остался без помощника! Это же капец сколько работы! Как ты тянешь вообще? — она громко всхлипывает.

— Лада, перестань реветь. Ты за рулем, возьми себя в руки. Или давай поменяемся местами.

— Нет, — она качает головой. — Если мы поменяемся, я вовсе утону в слезах. Это все из-за папы, не из-за тебя. Сейчас успокоюсь. Просто… Кирилл, как это важно! Ты себе даже не представляешь, с какой любовью он смотрел на меня! Впервые за полгода увидел мое лицо. Ты обязательно должен приехать к нам на чай, папа хочет снова с тобой познакомиться.

— Приеду, Лада. Не обещай им конкретную дату, я сам скажу, когда получится.

— Да, они знают, что ты очень занят.

— Занят, но не критично. Пока жду нового постоянного помощника, нашел стажера, он уже приступил к работе. Все под контролем, ты зря паникуешь. Но пока он въезжает, надо повнимательнее.

Нашел-то я его еще на той неделе, вот только начальник отдела кадров пять дней имел мне мозг с пропуском. Гаденыш.

— Это как-то связано со… Спанидисами, да? Сволочи пытаются загрузить тебя работой, чтобы было некогда воевать с ними?

— Я ни с кем не воюю. Ольге предложили место получше, любая бы ушла. Вот приехала извиниться, что так вышло. Рутина, ничего стоящего внимания. Давай закроем тему. Расскажи еще что-нибудь о себе.

Она поглядывает на меня и улыбается.

— Что? — спрашиваю.

— Мне тебя не хватало.

Глава 40

Лада

Я действительно по нему скучала. Сижу сейчас рядом, поглядываю незаметно и к ощущениям прислушиваюсь. Киваю самой себе. Разлука показалась удушающе долгой! Я ведь думала, что все, конец. Но ждала. Каждый день ждала от него сообщения. Когда коротко обсуждали дела по телефону, старалась разобрать полутона, придумать скрытый смысл обычным вопросам.

Занят. Занят. Занят.

После той сцены в подвале прошло больше двух недель! Невероятной сцены, когда он шел на меня, раздевал глазами, поглощал, открыто доминировал. Я… растерялась, застыла прямо на лестнице. Дрожащими пальцами стянула бретельки с плеч, и сорочка упала к ногам, обнажив тело. Его взгляд прошелся всюду.

Шея, плечи, грудь, живот и ниже. Если бы можно было облизывать на расстоянии, то именно это он и делал. Я вспотела, намокла между бедер. Глядела на него и дышать забывала.

Он прошел мимо, не дотронувшись.

Смотрел при этом так, что сердце заходилось. Пальцы дрожали, душа к нему рвалась. Оглянулся и уставился на вид сзади. Как всегда, нахально и с огромным интересом.

Поднялся по лестнице на второй этаж, чуть шею себе не свернул, так пялился. А я обняла себя и съехала по стеночке на корточки. Сжалась. Если это была прелюдия, то цели она достигла — я оказалась едва ли не на пике возбуждения. Он вообще понимает, как действует на меня? Задохнуться можно от эмоций!

Чуть позже, во время чинного совместного завтрака за столом, я поняла, что если у нас и будет продолжение, то иначе. Он сам решит, как и когда. Раздеваться перед ним бессмысленно. Мужчина, который полностью себя контролирует. При этом я продолжала ловить на себе его голодные прямые взгляды. Думала, что надолго его самоконтроля не хватит. Хочет ведь. Хочет меня, трахает в своих фантазиях, не сомневаюсь даже.

Как именно это делает — одному богу известно, но вряд ли все это время он копит нежность. Мне одновременно страшно и до жути не терпится ощутить на себе его мощь.

Злится. Сейчас едем в машине, на светофоре торможу и смотрю на него — хмурится, о чем-то думает. Задолбали его, но выход придумает. Всегда придумывал. Просто устал, так бывает, даже уважаемый суд может заколебаться, когда долго копится.

— Что теперь будет с этой Ольгой? — спрашиваю небрежно.

Хочу съязвить и добавить: «с твоей Олькой», как он сам ее называл не единожды, но решаю, что не стоит дергать тигра за усы. Он сидит в моей машине, можно сказать, доверяет мне свою жизнь. Буду милой.

— Как жаль, что похрен, — отвечает флегматично.

Не сразу понимаю смысл предложения, а потом до меня доходит, что это ирония, и мне становится смешно! В общем-то слух уже пошел, что девица подставила босса. Вряд ли работодатели выстроятся в очередь за таким помощником. Сомневаюсь, что ей заплатили много, слишком мелкая рыбешка.

Но как же хорошо, что я во всем разобралась! А ведь ни о чем не догадывалась вплоть до прошлой субботы. Сама была загружена — новое направление, много информации. В сплетни не вслушивалась. Совершенно случайно выяснила, что дела по земле сейчас тормозятся, потому что Богданов остался один.

Как такое возможно? Что за бред?

Подозреваю, либо надавили на председателя, либо подкупили помощника и секретаря. Либо все вместе. Земля на юге — святое, у Кирилла всегда нагрузка колоссальная.

Аж похолодело! Стало понятно, почему он не писал и не звонил. Он вообще спал за это время хотя бы по четыре часа в сутки? Давно заметила, что все его действия и поступки — обоснованны. Даже выходящая рано утром из его дома девица — вовсе не повод для ссоры.

Упрямый, принципиальный. Не отступится же. Чтобы выжить с должности такого — нужно очень постараться. Вот они и стараются. Гады.

Глава 41

Впереди парковка у арбитража, мы приехали.

— Кирилл… — я планировала начать этот разговор издалека, но внезапно перехожу сразу к сути. Долгие вступления не для него. — В последние дни меня одолела бессонница. Я много думала, анализировала обрывки разговоров из прошлого. Сначала мне казалось, что я ничего не знаю и не помню. Так злилась! А потом, спустя время… — тянусь на заднее сиденье за папкой и вручаю ему. — Спустя время мой мозг начал выдавать факты. Здесь мелочи, но вдруг поможет.

— Что это? — спрашивает он.

— Косяки, ошибки, нестыковки. У строительной фирмы постоянные терки с пожаркой, энергетиками… Ты почитай, там много всего. Будь я поумнее, я бы последние годы не ушами хлопала, а совала нос везде и всюду. Знала бы что-то посущественнее, может, меня бы боялись. Но я никогда никому не мстила и не планировала. Видимо, время пришло.

Богданов листает страницы, их всего получилось четыре. Пробегает глазами, его брови слегка приподнимаются.

— Возможно, не все здесь точно. Но что уж смогла выудить из закромов памяти. По крупицам, по кусочкам. Что-то слышала, что-то видела. В интернете посидела. Вроде бы структурировала. В общем, если вдруг в строительную фирму нагрянет какая-то проверка… — делаю паузу. — Можно начать с этого.

Кирилл хмурится.

— Все это — хорошо, Лада. Очень хорошо. Но перестань уже копаться в прошлом. Постарайся просто забыть и жить дальше.

— Я и живу. Но при этом хочу помочь.

— Спанидис-младший сейчас усиленно пытается заслужить прощение жены. Провал в Гелендже здорово встряхнул их семью. Они, оказывается, уже успели продать несколько квартир и все коммерческие помещения в несуществующих домах. Если у него получится, думаю, от тебя отстанут окончательно.

— Пусть у него все получится и поскорее.

— Чтобы предать кого-то, нужно договориться с совестью, — он делает паузу, смотрит мне в глаза. — Ты — хороший человек. Я бы не хотел, чтобы ты ломала себя. Даже после того, что греки тебе сделали, ты не обязана, — с этими словами он возвращает мне папку.

— Но Кирилл!.. Я ведь хочу помочь. Тебе.

Он берет мою руку, подносит к губам, целует тыльную сторону ладони.

— У меня все под контролем, твою помощь я ценю. Но это не тот компромисс, с которым ты сможешь жить. У тебя были чувства, ты доверяла, тебе доверяли. У меня чувств к грекам нет, поэтому войну веду я.

— Для всех я просто твоя неразумная девочка.

— Верно. Не привлекай к себе внимания в этом деле. Сфокусируйся на работе, Иван Дмитриевич тебя хвалит.

Что ж. Он хотя бы признал, что война в самом разгаре. Кирилл желает хорошего дня, выходит из машины, и я вдруг выдаю напутствие:

— Размажь их, — получается излишне воинственно. Я тут же смущаюсь, чувствуя, как лицо заливает краска.

Он оборачивается, а потом… подмигивает мне. Так быстро и неожиданно, что я забываю подмигнуть в ответ. Снова замираю. Кирилл задорно улыбается на целое мгновение и закрывает за собой дверь. Эта улыбка родом из прошлого. Я прижимаю ладони к груди и улыбаюсь сама. Он оценил, что я приехала, что попыталась помочь и что поддержала.

Сегодня в его глазах совсем не было чертей, они устали и спят. Но я рада, что попыталась стать частью происходящего.

Глава 42

За неудачами греков я наблюдаю издалека.

Иногда своими комментариями делится босс, кое-что читаю в новостях. Происходящее напоминает фильм, и мне искренне хочется, чтобы в этом кино победили именно добрые парни. Динамично, непредсказуемо. Из Москвы резко приезжает проверка. Поступила жалоба, подозреваю, от «Маргаритки», иначе бы прокуратура так скоро не отреагировала.

Прижимают к стенке нашего главного архитектора. В первую же неделю Спанидисам рубят еще два разрешения на строительство!

Готовые объекты также не остаются без внимания надзорных органов. Я вижу, что тычутся наугад, с моей помощью им было бы проще, но Кирилл прав — Константин Андреасович мог бы заподозрить, кто их сдал. А мне лучше уйти в тень. Я просто глупая девчонка, что с меня взять? Леонидас помирится с женой, заведет себе другую любовницу. Обо мне все забудут.

Я ем ягоды, которые Кирилл вернул по моей просьбе, и читаю утренние новости. Проверка очередного объекта выявила, что торги за землю были проведены с нарушениями. Стройку торгового центра будут замораживать, дело пойдет в суд. А кто у нас занимается земельными спорами?

Ах да, загруженный под завязку Кирилл Платонович Богданов. Подозреваю, дело затянется. Они ведь лишили его аппарата суда.

То, что происходит сейчас, рядовому горожанину незаметно и непонятно. Экономический конфликт, стоящий огромного количества денег обеим сторонам, в самом разгаре.

Пишу Кириллу: «Спасибо». Каждое утро пишу сразу после визита курьера. Не только он хорошо воспитан, я тоже знаю вежливые слова. На самом деле его возможности и способности меня немного пугают. Как бы упростилась моя жизнь, будь я и правда ничего не смыслящей красоткой. Но я-то вижу, я-то понимаю!

«Пожалуйста», — он всегда отвечает быстро, но коротко.

Однажды я решила продемонстрировать характер и ничего ему не написала. Ягоды получила, съела, к телефону не притронулась. Он тоже молчал. Моей выдержки хватило на полчаса, я походила по квартире, накрасилась. А потом снова: «спасибо»-«пожалуйста». Плюс смайлик с его стороны. Судья Богданов прислал мне скобочку.

Если бы кто-нибудь залез в мой сотовый, он бы обалдел от нашей с Кириллом «жаркой» переписки. Каждый день два слова и один раз скобочка.

В офисе, сразу после планерки, я включаю компьютер и погружаюсь в работу. Первые полчаса пролетают незаметно, но вибрация сотового выдергивает в реальность.

— Лада, надо поговорить. Происходит какой-то пздц, — слышу в трубке знакомый голос.

Тут же сбрасываю. Номер неизвестный, иначе бы не взяла. В кабинете нас трое, пробегаюсь глазами по лицам коллег — все заняты, никто не обращает на меня внимания.

Сотовый вновь вибрирует, Леонидас намерен вывести меня на разговор во что бы то ни стало.

«Лада, хватит дергаться. Просто ответь на звонок», — падает эсэмэска.

Я всегда принимаю вызовы с неизвестных номеров, мне часто звонят по работе. Игнорирую.

«Я в машине у твоего офиса», — настаивает он.

Вот блин!

«Уезжай, Леонидас», — пишу ему.

«Тогда время и место, где мы можем поговорить».

Боже, да что ему нужно?! Я только-только пришла в норму и поверила, что жизнь начала налаживаться! Этот ненормальный тут как тут! Пишет первым, а прилетит за это опять мне!

Ладони потеют, я вспоминаю тон и выражение лица Константина Андреасовича, когда тот нашел меня одну в баре. И будто снова попадаю в западню.

Делаю скрин, который, чуть помешкав, отправляю Кириллу. Надеюсь, он не разозлится. Не подумает, что я как-то спровоцировала. Знаю только, что скрывать — еще хуже.

В ответ Богданов шлет мне свой домашний адрес. Сразу узнаю и улыбаюсь.

Пересылаю адрес Леонидасу.

«Нравится с ним трахаться? Или тебе все равно с кем, лишь бы задницу устроить в теплое местечко?» — пишет грек.

Входящий от Кирилла.

— Да? — поспешно беру трубку. Мой голос звучит нервно, выдает состояние.

— Скорее всего, он хочет поговорить с тобой обо мне, — голос Богданова, как всегда, спокоен, действует на меня словно мантра — расслабляюще.

Я молча киваю, забывая, что он не видит меня.

— Хотя варианты я допускаю разные, — продолжает Богданов. — Может, и соскучился.

— Кирилл! — умоляю не развивать мысль.

Конечно, Лео хочет поговорить о судье! Именно тот будет рассматривать земельные споры Спанидисов, выкручивать им руки.

— Лада, не ведись. Не отвечай. И… ничего не бойся. За тобой присматривает мой человек, если Спанидис приблизится хотя бы на пять метров, тот вмешается.

— Что? Кирилл, ты за мной следишь? Давно?

— Присматриваю. Это закончится, когда накал спадет. Даю слово. Надежное охранное агентство, осуществляющее сопровождение.

— Мог бы предупредить. Я не против, просто удивлена.

— Не хотел тебя пугать. Не думаю, что они осмелятся причинить тебе физический вред, — он делает паузу. — Знают, что их тогда живьем похоронят вместе с их с*аным бизнесом.

У меня волоски встают дыбом от его тона.

— Кирилл, мне страшно.

Коллеги отрываются от ноутбуков, смотрят на меня вопросительно.

— После работы приезжай в арбитраж, поговорим. По телефону не нужно.

Стоило бы возмутиться, что он контролирует мои передвижения, но даже мысли такой нет. Жить хочется. Очень сильно хочется быть живой и здоровенькой! Мне так мало лет, у меня все впереди. Карьера, семья, детки… Я хочу все узнать, прочувствовать! У меня пожилые родители, бабушка, они не должны остаться без меня!

Поэтому пусть следит хоть двадцать четыре часа в сутки!

Наверное, мои нервы уже как канаты, плакать не хочется, но я заставляю себя. Всхлипываю один раз, второй. И когда девочки бросают дела и подходят, я принимаюсь рассказывать, что бывший продолжает названивать и угрожать.

Когда же слышу слова утешения, начинаю жалеть себя с утроенной силой и, наконец, реву. Получается искренне. Пусть все знают, что он пугает меня. Что мне страшно. Если он продолжит преследование, у меня будут свидетели.

В одиннадцать я должна быть в суде, выхожу из офиса ровно в половине. Дорога близкая, я давно не выезжаю за полтора часа и не подпираю взглядами мощное здание арбитража. Опыт дает уверенность. Приеду как раз вовремя.

Иду на парковку за офисным зданием. До любимого мерса остается каких-то двадцать шагов, как чувствую, что ко мне стремительно приближаются. Незнакомый мужчина подходит близко и произносит:

— Все в порядке, Лада Алексеевна, меня зовут Николай. Моя работа проводить вас до машины.

Кирилл предупредил, поэтому я киваю. Мужчина не касается меня, просто идет рядом. Приблизившись к мерсу, я понимаю, зачем он это делает, — напротив моей машины припаркована «БМВ» Леонидаса.

Увидев меня, грек поспешно выходит из машины. Выглядит неважно. Что-то случилось. У него что-то произошло, просто так бы он не приехал.

— Не подходите к девушке, — предупреждает Николай.

Мое сердце ускоряется, на лице Леонидаса отражается шок.

— Это кто, Лада? — он даже шаг назад делает. — Телохранитель? Он будет тебя охранять от меня?!

— Уйди, пожалуйста, — я умоляюще стискиваю ладони. — Леонидас, не приближайся! У меня столько проблем из-за твоего прошлого ночного визита. Я столько перенесла! Просто оставь меня в покое!

Не хочется верить, что он лично причастен к моим бедам. Возможно, его отец действовал в одиночку. Но так не должно быть! В трудную минуту я пошла к другому мужчине. Не к нему. Это все, что нужно знать о наших отношениях.

— Лада, — его глаза бегают. — Что ты там такого страшного перенесла?! Месяц я ждал тебя в Крыму! Думал, ты все бросишь и приедешь. И мы будем вместе! Такова цена твоей преданности? Ради тебя я отказался от семьи, а ты в это время искала мужика повлиятельнее? И теперь… Да ты мне всю жизнь испортила!

Я быстро сажусь за руль, чтобы не слушать поток обвинений.

— Угомони своего ублюдка! — кричит он. — Иначе он пожалеет! — Тон его голоса меняется: — Ну за что ты так со мной, ты же моя коза! Жестокая, но любимая! — он кидается к двери, Николай перерезает ему дорогу. А у меня начинается истерика.

Теперь уже настоящая.



Глава 43

Кирилл

— Константин Андреасович, вы сына своего угомоните.

Пауза, которую лично я нарушать не намерен, как бы оппоненту ни хотелось.

— Они много лет были парой, Кирилл Платонович, — говорит словно нехотя. — Вы должны понимать, что такие чувства не проходят бесследно.

— Некоторые чувства не проходят никогда, но к тридцати годам пора бы научиться их хоть как-то контролировать.

Спанидис поджимает губы, ему не нравится, что я вызвал его к себе в кабинет и отчитываю. Он, конечно, не мальчик на побегушках, но пока от меня зависят решения по его спорам — никуда не денется. Вприпрыжку прискачет.

Включаю запись на ноутбуке, как его ущербный сын брызжет слюной, выкрикивая, как сильно любит, цитирую, «свою жестокую козу». Константину Андреасовичу хватает пяти секунд, он просит выключить.

Разводит руками.

— Он был… болезненным мальчиком. Я боялся сломать его характер, поэтому позволял все, что хочет. Абсолютно все. Он не злой, просто балованный. И не знает отказов.

— Судя по всему. сейчас он хочет мою женщину, — смотрю на него в упор.

Спанидису неудобно.

Ролик остановился на моменте, где Лада в машине закрыла лицо руками, сжалась вся. Мои глаза вновь наливаются кровью, но я понимаю, что достигнуть цели получится только посредством разговора со стоящим передо мной, словно провинившийся школьник, уважаемым джентльменом. Я хочу остановить войну. Они потеряли деньги. У меня нет цели разорить диаспору в этом регионе. Но я это сделаю, если понадобится.

Лада плачет, боится. Я ведь помню, в каком состоянии она пришла ко мне.

— У Леонидаса с раннего детства были любые игрушки. Всевозможные домашние животные. Каждый месяц он хотел что-то новое. Мгновенно загорался, но так же быстро остывал. Мы полагали, с этой женщиной будет то же самое. Но мы ошиблись. Что бы мы ни делали, он все равно едет к ней. Скольких экстрасенсов и магов обошли, это какое-то безумие!

— Возможно, если магия не помогает, стоит воспользоваться ремнем?

— Эта женщина…

— Вы мучаете человека, потому что не в силах повлиять на своего сына. Вы этого не понимаете? Ей двадцать пять лет, она девчонка совсем. Вы почему на нее вешаете ответственность за нездоровое поведение вашего сына?

— Ну почему же нездоровое? Знаете, как говорят, сучка не захочет…

— Вы говорите о моей женщине.

— Прошу прощения, но она вам не жена.

— Возможно, пока не жена, — пресекаю сразу.

Оппонент сердится.

— Кирилл Платонович, никто из нашей семьи не собирался ссориться с вами или кем-то из вашей семьи. Боже упаси! Моя дочь Елена…

— Мы говорим о Ладе Жуйковой, — повышаю голос, атмосфера накаляется.

— Мы хотим помириться с вами, — он тоже не отстает. Потом смягчается: — Не стоит двум хорошим семьям портить отношения из-за посторонней женщины. Ваш дядя вряд ли одобряет такой подход.

В какой-то момент на меня наваливается усталость, я тру глаза, потом лоб.

— Константин Андреасович, давайте с вами сделаем так. Вы лично извиняетесь перед Ладой за все несправедливости, которые выпали на ее долю по вашей вине. По телефону будет достаточно. Держите своего сына в узде. Не знаю как. Может, пора начать ломать характер. Возможно, он у него неправильный от рождения, стоит сломать, наложить, фигурально выражаясь, гипс, авось выправится. Мы с вами расходимся в разные стороны и живем мирно. Это хороший город, нам всем здесь нравится.

— Мои споры… — делает паузу.

Киваю ему. Он кивает в ответ.

— Еще раз извините за несдержанное поведение Леонидаса, — говорит Константин Андреасович, немного приободрившись. Бросает взгляд на экран ноутбука, там Лада все еще закрывает лицо руками. Все еще плачет.

Плачет. Плачет. Плачет.

— Если я его еще раз увижу рядом с ней, он пострадает, — говорю без тени улыбки.

Мы смотрим друг другу в глаза.

— Я вас понимаю, — сдается грек.

Его бизнес, дело всей его жизни, — тонет, Спанидис-старший вызывает сочувствие. Тонет из-за неуправляемого влечения единственного сына к русской девочке, которую так и не смогла принять семья.

— Пожалуйста, если такое случится, — продолжает он. — Позвоните в этот момент мне. Первому. Он мой наследник.

Я снова киваю. Дела с этими людьми вести рискованно, кидают они легко, зачастую уважают только своих. А я для них «своим» не буду никогда.

Глава 44

Забираю Ладу с работы в восемь.

— Ты сегодня рано, — говорит она, улыбаясь.

— Бессовестно рано по меркам последних недель. Стажер молодец. Завтра планирую уйти в шесть.

— Ничего себе! — делано поражается она, и мне становится смешно. — Кирилл Платонович, вам за что зарплату платят? Неужели вы собрались работать меньше двенадцати часов в сутки?!

— Свою зарплату в руках я подержу недолго, тут же перечислю ее стажеру. Мужик грамотный, но за копейки вкалывать не станет.

— Ты сам ему платишь?

— Стажировка в суде возможна исключительно на добровольных началах. Очередь из желающих поработать бесплатно не выстроилась, как ты понимаешь. По крайней мере возле арбитража я ничего подобного не видел.

— Про нового официального помощника новостей нет?

— Пока молчат.

— Ясно…

— Следующие несколько дней поживешь со мной, — перевожу тему.

— Конечно, — безропотно соглашается, не задавая вопросов. — Как скажешь. Только за вещами бы заехать, у меня с собой лишь косметичка. Если тебе не трудно сделать крюк.

— Не трудно.

Она благодарно улыбается, и я отворачиваюсь. Тянусь за сигаретой.

Кажется, вновь говорю с ней в приказном тоне. Ее безропотность мгновенно напоминает о наших ролях. Об утре возле бассейна, когда она нацепила обворожительную улыбку на свой сладкий рот, в который я так грубо и с таким бешеным удовольствием отымел ее часом ранее.

Я же хотел покорности. Абсолютной покорности.

Никаких обид с ее стороны не было и быть не могло. Делаешь с женщиной, что хочешь, а она все равно улыбается и ластится. Тянется с поцелуями. В ее глазах лишь восхищение и благодарность. Трахаешь любым способом. В любое время. И единственное, чего она боится, это что тебе надоест.

На мгновение зажмуриваюсь, когда дым попадает в глаза.

— Это ради безопасности, — поясняю сухо. — Николай отлично справляется, но в ходе недавних событий я решил, что так будет лучше.

— Ты мог бы просто сказать, ничего не объясняя. Я готова приехать к тебе по первому слову.

— Я знаю.

Повисает пауза.

— Боже, он когда-нибудь оставит меня в покое? — Лада пропускает волосы сквозь пальцы, стягивает их на затылке, затем расслабляется. Ее страхи перед греками никуда не делись, представители диаспоры подкармливают их с завидным усердием.

— Дела у мажора так себе, Лада.

— Опять что-то случилось? Расскажешь?

— Да, почему нет? Семья Олимпии отказала парню в запоздалой консуммации. — Эта тема всегда меня веселит. Даже сейчас изо всех сил стараюсь не сорваться на улыбку. Поглядываю на Ладу внимательно. В действительности это совсем не смешно, вот вообще ни капли. Более того, чревато серьезными последствиями для нас всех.

Самый ожидаемый, по меркам города, секс года — не случился.

Но с Евгением мы, честно говоря, ржали до слез, представляя, как все это происходило на самом деле. Удержаться было просто невозможно.

— Мажор по итогу влез к жене в окно, — сообщаю последние новости.

Блть, с цветами и своим отполированным хреном.

Лада округляет глаза.

— В окно? А в дверь его не пустили?

— Нет, — хмыкаю, пряча в кулак смешок.

Она, кажется, тоже борется с улыбкой. Уголки губ то и дело подрагивают. Не смешно, конечно. Главное, не фантазировать, как это происходило. Полуголый Ромео с букетом.

— Три недели он пытался и так и эдак. Извинялся, клялся в любви, дарил подарки. Еще бы, бизнесу нужна поддержка. Те — ни в какую. И мажор решился на отчаянный шаг. Олимпия завизжала, ворвался ее отец и чуть не прибил нерадивого зятя. Они разводятся официально. Ей нашли нового жениха.

Не просто так Константин Андреасович передо мной выплясывал сегодня, увы.

— Кого же? — удивляется Лада.

— Помнишь Евгения, моего соседа? Олимпии в каком-то плане повезло, он хороший человек. Порядочный и добрый.

— Как не помнить?.. Но он ведь любит Елену!

— Да, и поэтому поспешно сделал предложение. Семья Олимпии довольна, им некогда будет мстить Спанидисам.

— Бедная Елена, — Лада пораженно качает головой. — Почему-то я даже не сомневалась, что в итоге они будут вместе. Какие страсти творятся, Кирилл!

— Не будут они вместе. Никогда уже не будут. Кругом тонны разбитых сердец, это печально. Если бы ты ответила Леонидасу взаимностью, могла бы получиться красивая история любви, — хочу ее развеселить. Способ, правда, выбираю странный. — Он сбегает со свадьбы, мчится к своей единственной. Вместе вы уезжаете из города и тайно венчаетесь в какой-нибудь церквушке. Хотя он уже обвенчанный. Не вышло бы.

— Могла бы получиться, но мне давным-давно нравится другой мужчина.

Мы, наконец, добираемся до ее двора, приближаемся к подъезду.

— Чем же он тебе нравится?

Я прищуриваюсь, потому что замечаю знакомую машину, которая едет навстречу. Верно, номера его.

У Константина Андреасовича не получилось. Очень жаль. Просто очень.

— Этот мужчина… он предсказуем, — мечтательно шепчет Лада, погруженная в свои мысли.

— Это ему в плюс?

Сбрасываю скорость. Мажор же, видимо, позабыл, где находится педаль тормоза.

— Да. С ним предсказуемо надежно и предсказуемо хорошо. Даже когда не понимаешь, что происходит. Все равно хорошо… Кирилл, это же… Боже, он сейчас в нас врежется!

— Блть! — ругаюсь я, когда между автомобилями остается меньше пяти метров и начинает казаться, что лобового столкновения не избежать.

Резко выкручиваю руль в сторону.

Глава 45

Лада

Наша машина виляет вправо и вылетает на тротуар. Меня кидает из стороны в сторону. Торможение! Адский визг шин восьми колес, ремень безопасности больно врезается в грудь. Между капотом мерса и столбом остается меньше полуметра! «БМВ» совсем рядом. С громкими хлопками отлетают боковые зеркала. Скрежет от трения металла о металл пробирает до костей.

Кирилл вывернул руль так, чтобы при столкновении я точно не попала под удар. И сейчас он оказался заблокирован другой машиной.

— Держись, — предупреждает. Втыкает заднюю скорость и жмет на газ, но отъехать получается не сразу. Машины мешают друг другу.

— Пулей в подъезд, — говорит он, когда, наконец, достигает цели.

Я, разумеется, киваю.

Он просто в бешенстве. Мои руки дрожат, когда отстегиваю ремень безопасности. Как можно быстрее выбираюсь из машины.

Кирилл тоже выскакивает на улицу и начинает долбиться в водительскую дверь «БМВ». Леонидас показывает, что она не открывается. Кое-как перелезает на пассажирское сиденье. Вываливается из бэхи, пошатываясь. Боже, да он в стельку пьяный!

— Сука, ты че творишь?! — Кирилл хватает его за плечо, дергает на себя, потом толкает к машине, размахивается и бьет по лицу. Один раз, второй.

Я сжимаюсь. Хочу не смотреть, но не могу не смотреть. Он сказал: «Пулей в подъезд». Я замираю, словно загипнотизированная.

Леонидас отталкивает Кирилла и встает в стойку.

— Извиниться приехал! — пафосно выкрикивает он, вытирая лицо. — Простите, пожалуйста, уважаемая принцесса, моего старого отца и меня, бездаря! Вам же нужны личные извинения?! — Из его носа течет кровь, развернувшаяся сцена просто ужасна!

— Я обо всем договорился с твоим отцом. Тебе. Что. Надо?! — бесится Кирилл. — Ты делаешь хуже!

— Щас я сделаю хорошо! И моему отцу, и тебе, козочка! И вам, уважаемый судья!

— Ключи давай! Давай сюда, блть, — Кирилл снова размахивается.

Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, вижу, как Богданов отводит руку назад и зашвыривает брелок куда подальше.

— Как мне лишить тебя прав в этом гребаном регионе, где вам все задницу лижут?! — орет он.

— Мне их на восемнадцатилетие подарили! — парирует Леонидас. — Можешь забирать! Подарят новые.

А мне так стыдно! Я знаю эту историю, раньше мне казалось, что это забавно. Права на день рождения вместе с машиной.

— Я звоню твоему отцу, — говорит Богданов.

— Как ты мне сказал в тот раз у арбитража, когда я попросил не обижать мою девочку? Ах да, что моей девочке понравится! И надо же, — Лео разводит руками. — Понравилось!

— Блть!

Кирилл толкает его в грудь. Получает ответку. В этот момент я, наконец, отмираю и устремляюсь к подъезду.

— Воу-воу. Позор семьи, понял уже. Отец в печали, что не вы его сын, уважаемый судья. Лада, мое восхищение! — Он отходит назад и демонстративно падает на колени. — Про-сти-те!

Его отчаяние душу мне разрывает, я не хочу все это слышать. А еще я не хочу, чтобы слышал Кирилл, но я не представляю, как повлиять на ситуацию.

Оборачиваюсь лишь тогда, когда оказываюсь в подъезде. Дверь за мной закрывается. Стальная, тяжелая, даже звуки не пропустит. Но Кирилл остается там, на улице. Напоследок я вижу в руках Леонидаса что-то небольшое, поблескивающее в свете фар. Кусок металла. Пистолет?!

— На улицу не выходи! — рявкает Богданов, предупреждающе подняв руку.

Рявкает так, что ослушаться невозможно.

Дверь закрывается, я прижимаюсь к ней спиной. Округляю глаза, не в силах быстро осознать происходящее. Леонидас приехал с оружием!

Надо вызвать полицию. Что в таких случаях еще сделаешь? Прямо сейчас… Телефон в сумочке, сумочка осталась в машине. Я кидаюсь к первой попавшейся двери и только начинаю колотиться, как слышу выстрел. Потом еще один.

Грохот оглушающий. Ощущение, что стреляют прямо под ухом. На всю округу! Колени становятся мягкими, я обхватываю себя руками и часто дышу. Гул в ушах, мне дурно. У Константина Андреасовича много оружия на любой вкус, он увлекается стрельбой, есть все разрешения. Но Леонидас никогда не брал его пистолеты, у него даже мыслей таких не было.

Опускаюсь на корточки. Он сказал не выходить на улицу.

Потом снова подскакиваю. Возможно, Кириллу нужна помощь. Стучусь в одну дверь, вторую… никто не открывает.

— Вызовите полицию и скорую! Пожалуйста, позвоните в скорую!

Я кидаюсь к подъездной двери. Мне так страшно! Внезапно я ощущаю себя самым одиноким человеком на свете. Леонидас не смирился с тем, что я с другим мужчиной, и приехал ко мне с оружием. Кирилл не должен был быть здесь, он раньше девяти из здания суда не выходит, это несложно вычислить.

Именно сегодня Кирилл сделал исключение, потому что я расстроилась из-за встречи с бывшим.

Леонидас много раз повторял, что я особенная, что он не сможет без меня жить. По глупости я думала, это синоним «я тебя люблю». Боже, сколько же у меня было звоночков? Но услышала я только оглушающий колокол.

Подъездная дверь распахивается, я пялюсь на нее во все глаза и… мое сердце останавливается. Я вижу Леонидаса. Одного.

Его лицо разбито, он пьян или обдолбан. Держит в руках пистолет дулом вниз и смотрит на меня.

— Теперь ты довольна, сука?

Я умираю. Вижу его и умираю. В ушах мерный шум, плеск волн. Вот как, оказывается, люди превращаются в безжизненные океаны. Облизываю губы. На них соль. Много соли. Были выстрелы, Кирилла нет. Отныне и навсегда я сама мертвый соленый океан.

— Паспорт с собой? — спрашивает Леонидас.

Я смотрю исподлобья.

— Вызывай лифт, — приказывает он. — Живо!

Становится безразлично, что он будет со мной делать. Сегодня утром я отчаянно хотела жить, а теперь понимаю, что не такой ценой. Меня захлестывает ненависть к себе. Презрение.

Не двигаюсь с места, тогда он сам нажимает на кнопку, металлическая дверь отъезжает в сторону.

— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю, когда Леонидас заталкивает меня в железную коробку. Мы движемся вверх.

— Я приехал поговорить. Но ты ведь все время с кем-то. Не можешь просто выслушать меня наедине! Ты, тварь, спустила мою жизнь в унитаз, а ведешь себя, словно сама жертва!

Он хватает меня за волосы и больно дергает, но происходящее я воспринимаю словно через пелену. Мне абсолютно все равно, какие у него планы. Я хочу домой, чтобы подойти к окну и посмотреть на улицу.

— Отец взял мне билет в Грецию. И ты полетишь со мной. Мы начнем все сначала.

— Тебя никто из страны не выпустит.

— Полетишь со мной! И будешь делать все, что я скажу. Потому что ты моя. Моя, слышишь? И будешь моей столько, сколько тебе скажут. Ты ведь знаешь, на что способна моя семья? Тебе надо меня держаться. Теперь уж точно, раз защитника больше нет. Это была самооборона, ты подтвердишь, иначе сама сдохнешь. Он накинулся на меня, у меня выбора не было. Я ни в чем не виноват. Подтвердишь, козочка, и мы поедем отдыхать.

Я молчу. Доказывать что-то бессмысленно, но я клянусь самой себе, что никогда не предам Кирилла. Память о нем?

Боже! Слезы струятся без остановки, жидкость выходит из организма. Я не стану мертвым океаном, я просто высохну до донышка и меня не будет. Скорее бы.

Лифт останавливается, дверь отъезжает в сторону. Мы выходим на лестничную площадку.

— Открывай квартиру.

— Ключей нет. Они в сумке.

— Сумка где?

— В машине.

— А че молчала?! — он разводит руки в стороны, в этот момент я вижу движение за его спиной.

Все происходит очень быстро! Кирилл вылетает из-за угла, выкручивает Леонидасу руку, пистолет падает на пол. Рука грека летит вверх, сам он наклоняется вперед и кривится от боли. Удар, он опускается вниз. Еще удары!

Мое сердце впервые за последнюю минуту сжимается и делает удар! Потом еще один! Пульс мгновенно учащается.

Я забиваюсь в угол и таращусь во все глаза. Живой! Бледный как полотно, но живой!

— Сука, блть, — ругается Кирилл, фиксируя противника на полу. Плюется в него.

— Выстрелы? — пытаюсь вложить все свои страхи в одно слово. И у меня получается! Интонации такие, что самой жутко.

— Травмат. Но с двух метров больно капец! Достань телефон из моего заднего кармана и выбери контакт «Спанидис К.».

Слушаюсь. Когда идут гудки, Кирилл зажимает трубку между ухом и плечом.

— Добрый, Константин Андреасович, — голос звучит отрывисто. — На мою жизнь только что было совершено покушение, — он говорит громче. — Я с вашим щенком, блть, щас могу сделать, что захочу! Уничтожить, посадить… У вас минут пятнадцать, чтобы появиться и попытаться как-то повлиять на ситуацию!

Меня ощутимо потряхивает. Кирилл морщится, как от боли. Рубашка на его груди запачкана кровью. Я не знаю, чья эта кровь.

Торопливые шаги по лестнице, к нам несется Николай и технично перехватывает Леонидаса из рук Кирилла.

— Быстро ты, — говорит Кирилл, отходя на пару шагов в сторону. Присаживается на корточки и прислоняется спиной к стене. В его словах слышится ирония.

Николай отборно ругается.

— Ушлепок должен был через два часа вылететь в Грецию, я на минуту оставил его без присмотра у дома его родителей.

Я подхожу к Кириллу, сажусь на корточки рядом и утыкаюсь лицом в его плечо. Я боюсь его трогать, я… просто никак не надышусь его запахом. Радуюсь, что он теплый. Горячий! Что он живой.

— Испугалась? — спрашивает Кирилл.

Я киваю.

— Прости, — он обнимает меня, и я прижимаюсь к его груди. Кирилл трет лоб, провожая глазами Леонидаса, которого Николай ведет вниз по лестнице.

— Идем, парень, — говорит тот. — Теперь ты точно попал. Вот мамка-то рыдать будет.

Леонидас что-то отвечает, но я не слушаю. В моих ушах по-прежнему шум. Я слышу только свой океан. Сердце колотится, непонятно, у кого быстрее.



Глава 46

Лада

Его телефон вибрирует. Ему нужно идти. Я льну ближе, прижимаюсь сильнее, давая понять, что не хочу отпускать. Против здравого смысла, против обстоятельств. Не хочу, и все, не готова. Не буду.

Утыкаюсь ему в шею.

— Надо закончить там, — говорит Кирилл.

Что бы он ни решил, так будет правильно. Расскажет потом. Я не собираюсь спрашивать о планах, лезть с советами.

— Сейчас пришлю Николая с твоей сумкой. — Он никогда не забывает о деталях.

Легонько целую его в шею, подбородок. Как тогда, в постели. Боязливо и неуверенно. Знакомясь, пробуя. Касаюсь губами еще раз, моля, чтобы не отталкивал. Я почти потеряла его. При одной мысли сердце замирает.

Он чуть наклоняется, и наши губы встречаются.

Дрожь пробегает по моему телу. Хотела, всей душой тянулась, мечтала… Но не ожидала, что ответит. Его губы такие горячие. Разве у самого холодного мужчины на свете могут быть настолько горячие губы? Я закрываю глаза и веду кончиками пальцев по его плечам. Мир кружится, пол под нами куда-то проваливается.

Он, конечно, чувствует. И как дрожу, и как дыхание задерживаю. Совершает движение губами. Я тут же робко отвечаю. Наш первый поцелуй происходит на полу в подъезде. И, кажется, он лучшее, что со мной было.

Его рука обхватывает мой затылок, Кирилл касается моих губ языком, и я приоткрываю рот, умоляя дать больше ласки. Легонько царапаю ногтями плечи. Я не хочу его отпускать.

Его язык проникает в мой рот. Сначала осторожно, затем переплетается с моим, пробует. Так пробует, что пальцы моих ног подгибаются. Это не поцелуй страсти, не прелюдия. Скорее, островок нежности, к которому нас случайно прибило. Мы зацепились за него оба, сил больше нет ни на что другое.

Я так сильно полюбила тебя. Пожалуйста, живи.

В ответ он целует еще глубже.

Потом отрывается и смотрит в глаза. Часто дышит. А я снова плачу. Тянусь, и он вновь накрывает мои губы своими. Чтобы утешить. Чтобы коснуться. Просто чтобы что-то сделать.

— Когда он зашел один, я думала… я думала, Кирилл… Я…

— Мне пока рано умирать. Я бы не подвел тебя так сильно, — усмехается, хотя ему совсем не смешно.

Его руки разбиты, костяшки в крови. Сотовый опять вибрирует. Кирилл медленно поднимается на ноги, прижимая ладонь к груди. Я немного помогаю.

— Да? — отвечает на звонок. — Иду. Иду, блть, минуту подожди.

Переводит глаза на меня.

— Закройся и сиди в квартире. Никому не открывай. Если что — звони. Николай будет в машине у подъезда.

— Всю ночь?

— Думаешь, ему в первый раз?

— Ты приедешь?

— Посмотрим, — он вызывает лифт.

— Ты приедешь?! — упрямо повторяю, не двигаясь с места.

Я не пошевелюсь, пока он не пообещает. Клянусь, так и буду здесь стоять всю жизнь. Он, конечно, может меня проигнорировать.

— Приеду, — говорит.

— Если нужны показания, то я готова в любой момент. Я в порядке. Ты не смотри, что зареванная, я все понимаю.

— Я знаю, спасибо.

Лифт уезжает вниз, примерно через минуту поднимается Николай и вручает мне сумку. Я устремляюсь в квартиру, несусь к окну и наблюдаю за тем, как к моему подъезду приближается все больше и больше машин. Здесь и дядя Кирилла. И полиция, и ГИБДД, и скорая.

Константин Андреасович появляется через несколько минут. Первым делом подбегает к сыну, размахивается и влепляет ему пощечину. Кирилл расстегивает рубашку, показывает огромный почерневший синяк на груди. На улице довольно темно, освещение скудное, видно плохо, но я воображаю себе, что там нечто жуткое.

Через пять минут машины начинают разъезжаться так же быстро и синхронно, как появились. Кирилл перепарковывает мерс на свободное место и садится в черный внедорожник к дяде.

Эвакуатор увозит «БМВ». Через полчаса от разыгравшейся драмы не остается и следа. Будто и не было ничего.

Но поцелуй был точно. Самый настоящий. И для меня — незабываемый.

Глава 47

Лада

Уснуть не могу. Колотит. Вроде бы позади страшное, умом понимаю, а ужас снова и снова накатывает. Ощущение потери как навалилось сверху, так и давит невидимой ладонью, не спихнуть, не сдвинуть.

Раньше мне хотелось легкой жизни. Почему-то я считала, что достойна ее. Чтобы чужой мужчина, даже не муж, содержал меня, боготворил, баловал. Я думала, что могу рассчитывать на любовь просто за то, что люблю в ответ. Была уверена, что смогу уйти в любой момент, как только что-то изменится. И меня легко отпустят, пожелают удачи.

Никогда не отпустят. Красивые игрушки украшают полки до тех пор, пока не сломаются. Затевая игры с влиятельными людьми, да еще и других традиций, нужно понимать, к чему они могут привести. Жаль, эту науку не преподают в школе. Красота может стать проклятьем. А ум — подобно яду, разъест изнутри. Каждую секунду своей жизни я бы знала, что Кирилл погиб из-за меня. Из-за того, что вляпалась и втянула его.

В ту ночь, когда я пришла к нему за помощью, мне было глубоко безразлично, пострадает он в процессе решения моих проблем или нет. Я думала лишь о собственном благополучии. Иногда мне кажется, что все мои беды — заслужены. Нельзя использовать людей ради личной выгоды, в ответ они будут использовать тебя.

Места себе не нахожу.

Убедиться бы, что он в порядке. Что ему не стало плохо в тот момент, когда адреналин прекратил выбрасываться в кровь, заглушая боль и усталость.

Все время хочется его трогать и гладить. Чувства к холодному мужчине — целое испытание для моей тактильной натуры!

В половине второго Кирилла все еще нет. Боюсь, что он в больнице, вдруг ему плохо? Отправила эсэмэску, он ответил, что все нормально. А что стоит за этим «нормально»? Одному богу известно!

Включаю сериал на ноутбуке, хочу уснуть под него. Что-то легкое для разгрузки, но гляжу на экран и не воспринимаю сюжет. Слушаю и не вникаю в смысл слов.

Маша пишет в вотсапе:

«Чего не спишь? Увидела, что ты онлайн в соцсети. Привет!»

«Жду Кирилла, переживаю. Привет! А ты?"

Входящий звонок от подруги из Москвы. На экране моя дорогая Маша, снова с маской на лице, на этот раз — оранжевой.

— Готовлюсь к заседанию. Ты же знаешь, мне проще ночью. Кто такой Кирилл?

— Богданов. Судья.

— Богданов? О… Ва-ау! Ты воспользовалась моим советом?

— Не совсем так. Но у нас, вроде бы, закрутилось.

— Поздравляю! Кто бы мог подумать? Ты и гоблин! Жизнь — непредсказуемая штука. Не обижает тебя?

— Он мне безумно нравится. Кажется, я влюбилась.

— О, дорогая! Я, кстати, не так давно кое-что о нем выяснила. Хотела рассказать, а потом из головы вылетело. Не знала, что вы вместе. Мне самой стало интересно, после того как ты сообщила, что он теперь судья. У них, оказывается, был очень сильный выпуск, практически все чего-то добились.

— Да, Марат Измайлов с ним же учился.

— Знаю! К нам недавно устроилась его бывшая одногруппница, показывала студенческие фотки. Он там симпатичный такой. Эти губы пухлые.

Которые я сегодня целовала.

— Он и сейчас симпатичный. У него был тяжелый период три года назад. Отец умер, — сама не замечаю, как ощетиниваюсь. Если его кто-то при мне еще хоть раз назовет гоблином, я заткну этому человеку рот!

— Да, и у него самого был рак.

— У Кирилла? — я делаю паузу. — Ты уверена?

— Абсолютно.

— Не у его отца?

— Нет, у Кирилла. Об этом мало кто знает, он скрывал даже на работе. Виктория дружила с его девушкой, поэтому в курсе.

— Виктория?

— Одногруппница, что у нас теперь трудится! Не тупи! Она дружила и дружит с его бывшей девушкой, которая тоже училась в их группе, и поэтому в курсе, что у него был рак. Они расстались, он изменился сильно в тот период.

— Я поняла. Ты никому не говори больше. Он, наверное, не хочет.

Мой океан боролся за жизнь со смертельной болезнью. Я вообще ничего о нем не знаю.

— Нет, конечно, — она делает движение, будто застегивает рот на молнию. — Вика обрадовалась, что у него все наладилось и что рак не вернулся. Я не знаю почему, но в его случае вероятность почему-то была высокая. Случайно проговорилась. Она утверждает, что он нормальный парень. А теперь еще и судья! Так что я за тебя рада.

Кирилл возвращается перед рассветом. Звонит в домофон. Открываю, едва услышав в динамике «это я» знакомым голосом.

Поднимается в злополучном лифте. Я жду у порога с приоткрытой дверью.

— Ты почему вся мокрая? — первое, что он спрашивает.

— В ванне лежала, наскоро обвязалась полотенцем, когда услышала звонок. Хорошо, что ты приехал. Я ждала.

— Пообещал ведь. Не лежи ночью в ванне, можешь уснуть. — Разувается и проходит в квартиру, я закрываю дверь и семеню следом.

— Чем все закончилось? — спрашиваю.

— Потом расскажу, — отмахивается. — Еще не закончилось. Я принял обезболивающее, помоюсь и лягу спать, хорошо?

— Разумеется… — говорю вслед, когда он скрывается в ванной. Спешу в комнату, забираюсь под одеяло и жду. А когда матрас прогибается под весом его тела и Кирилл оказывается рядом, я, наконец, прижимаюсь лбом к его плечу и засыпаю.

Под утро мы занимаемся любовью. Это происходит во сне, спонтанно и как-то… отчаянно. Шторы плотно задернуты, свет сквозь них пробивается, но мы не открываем глаза, чтобы продлить ночь, которая в этот раз не принесла отдыха. В какой-то момент он обнимает меня со спины в полусне, ведет ладонью по бедру. Я прогибаюсь ему навстречу. Мы голые, поэтому нет никаких препятствий и сложностей. Просто приподнимаю ногу, и он легко проникает в меня.

Происходящие сладко и горько одновременно. Я слишком измотана, чтобы настраиваться на оргазм, но мне до дрожи приятно просто чувствовать его движения, слушать наши рваные вдохи.

Его рука на кровати перед моей грудью, он словно обнимает, не касаясь. А в момент пика слегка прикусывает кожу на моем плече, как в первый раз. Я чувствую себя удовлетворенной и засыпаю с улыбкой на губах.

Глава 48

Лада

Я просыпаюсь на его плече. Мы лежим на самом краешке кровати, еще немного, и Кирилл свалится. Судя по всему, во сне он пытался отодвинуться, но в итоге я победила, прижалась и даже ногу закинула.

В комнате тихо, лишь мерно гудит кондиционер, южный аналог камина, отвечающий за уют в доме. Мне немного зябко, но Кирилл отбросил одеяло.

Сначала мне кажется, что у него жар, я осторожно приподнимаюсь на локте и целую его лоб — к счастью, прохладный. Невольно возвращаюсь мыслями к вчерашнему диалогу с Машей. Смотрю на его лицо и думаю о том, как сложно и страшно, наверное, бороться со смертельной болезнью в одиночестве. Когда твоя жизнь нужна только тебе одному, а опустишь руки — никто и не заметит. Никому не будет больно. Мне это незнакомо. Да, в нашей семье не принято обниматься, да и прочих сложностей хватает. Как и во всех других семьях! Но друг за друга мы горой.

Неудивительно, что он закрыт для отношений. И тем не менее он в моей постели у меня дома.

На его груди и на бедре огромные синяки. Два выстрела, два попадания. С двух-трех метров даже в пьяном состоянии промазать невозможно. Тот, что на ноге, — какого-то совсем жуткого цвета, кожа содрана. Да и костяшки на руках разбиты, подживают. Как он будет в суде с такими руками? Юристы глаза сломают пялиться.

У Кирилла есть четкие жизненные ориентиры, он не мешкает и не сомневается. Моментально принимает решения и придерживается их, не жалеет. И это мне тоже в нем нравится.

Тихонечко поднимаюсь и на цыпочках спешу в ванную, чтобы привести себя в порядок после спонтанной любви ночью. Я говорила Кириллу, что принимаю таблетки, поэтому можно не беспокоиться о контрацепции, и он решил этим воспользоваться. Непривычные ощущения, с Лео мы всегда предохранялись еще и барьером, слишком сильно боялись сюрпризов. А Кирилл… вот так просто и сразу в меня.

Интересно, если бы таблетки не сработали и я бы оказалась беременной от Богданова, я бы… обрадовалась или испугалась? Ответ лежит на поверхности. Полагаю, во мне говорят инстинкты — восхищение мужчиной будит внутри необычное желание родить от него ребенка.

Когда Кирилл просыпается и идет в душ, я уже вовсю готовлю завтрак. Ягоды, наверное, приносили, но мы оба так крепко спали, что не слышали звонок курьера. Поэтому нас ждут яичница и бутерброды без десерта.

— Доброе утро, — улыбаюсь.

Он на моей кухне. Поздним утром он будет завтракать на моей кухне.

— Доброе, — отвечает Кирилл. Его волосы влажные после душа и слегка взъерошены. Часом ранее я обнаружила в машинке его выстиранные рубашку и боксеры, развесила на балконе. В такую жару высохнет быстро, но в данную минуту на Кирилле одно полотенце, обмотанное вокруг бедер. — Можно твой ноутбук?

— Конечно. Но, может, сначала кофе?

Он склоняет голову набок.

— Поняла, одно другому не мешает.

Кирилл сидит за столом, отвечает на письма, параллельно завтракает.

— Тебе на работу не нужно? — спрашивает, наконец вспомнив о моем существовании.

— В час у меня суд, до этого времени отпросилась. Так странно возвращаться к обычной жизни после вчерашнего боевика. Не верится, что можно выйти на улицу и никто не будет стрелять, — пожимаю плечами.

Он усмехается.

— Да, перезагрузка не помешает. Поехали на выходных на море? — предлагает.

— Да. Да! С радостью.

Мы смотрим друг другу в глаза, Кирилл опускает крышку ноутбука, показывая, что освободился.

Разговаривать сложно. Он спокоен, и я просто верю, что у него все под контролем. Не хочу больше о греках, не сейчас. Не в первое утро, когда он проснулся у меня дома.

В его глазах мелькает искра, я подхожу ближе и опускаюсь на корточки. Обнимаю его за талию. Я бы села ему на колени, но боюсь причинить боль, синяк скрыт синей тканью, но я-то помню, что он там есть.

Он кладет руку на мою голову, поглаживает.

— Больше не делай ничего из того, что не хочешь, Лада. Или если страшно, — произносит он. — Ни со мной, ни с кем-то другим. Вчерашний идиотизм не должен повториться. Наш договор тоже меняется.

— Спасибо, — я целую его в живот.

Через полотенце замечаю, как реагирует. Член уже напряжен и дергается, я накрываю его рукой.

— Ты хочешь меня, — говорю мягко.

— Я постоянно тебя хочу. Вчера мне показалось, что я знатно переплатил по нашему с тобой договору, а трахнул тебя ночью и осознал, что нет, нормально все.

Он, кажется, шутит. Не уверена, но мне смешно.

— Кирилл, можно подумать, вокруг тебя мало красивых женщин, — намекаю я на признание, развязывая его полотенце.

— Женщин много, — отвечает он медленно. — А трахать хочется именно тебя. Снова и снова. Паранойя.

Я обхватываю рукой твердый член, но Кирилл сжимает мой подбородок, требуя, чтобы подняла глаза. Его черти затаились, ждут. Надеются, что все получится.

— Мне нравится твоя покорность и безотказность, моя девочка. Она меня заводит. Я так сильно хочу тебя всевозможными способами.

Я облизываю ставшие вмиг сухими губы. Дыхание затаила, жду. Понимаю, что после таких слов всегда идет частица «но». А вот от того, что будет за этой частицей, зависит многое.

— Но при этом случившееся вчера перешло грань.

— Ты меня спас.

— Я тебя не уберег, поэтому ты не обязана делать то, что нравится мне.

— Тогда я тоже буду откровенной. Ты меня заводишь, Кирилл. Я тебе… я не знаю, как это объяснить, но я тебе доверяю. И не чувствую себя униженной, даже когда стою перед тобой вот в такой позе, — киваю на себя. Я снова перед ним на коленях. Выпрашиваю, чтобы он разрешил мне пососать у него. Это немыслимо! Совсем не те подробности, которыми делишься с подружками за бокалом вина. Меня начинает потряхивать от желания сделать ему приятно, дыхание учащается, я хочу почувствовать запах его кожи.

Он тоже никому не расскажет, я это знаю. Более того, если кто-то решит меня оскорбить, Кирилл это не спустит на тормозах.

— Секс — это не унижение, Лада. Все зависит от нашего восприятия происходящего. Ты — девочка нежная, нежность — не моя сильная сторона.

— Кирилл, ты не знаешь, но еще до нашего договора мне снились сны. Эротические, — вдруг становится душно, признаваться в таком непросто. — Я им противилась, но они не прекращались. В этих снах я делала тебе минет, и просыпалась от оргазмов.

Он слегка приподнимает брови.

— Я просто должна знать, что, если я захочу уйти, ты меня отпустишь в любой момент. Твое слово — гарант безопасности. Если я чувствую себя защищенной, то могу расслабиться и получить удовольствие.

— Три года назад я тебя уже отпустил. Конечно, ты можешь уйти в любой момент.

Я тянусь к его члену.

— Сними платье.

Замираю. А потом слушаюсь. Стягиваю через голову домашнее платье.

— И трусики.

Киваю, выполняю.

— Ты соскучилась по мне? — спрашивает.

Я смотрю ему в глаза, и он, наконец, кивает, разрешая.

Сегодня я позволяю себе заводиться и наслаждаться процессом в полной мере. Не скрываю удовольствия, которое испытываю. Полностью отпускаю себя. Не сдерживаю сладких стонов, то и дело облизываю его от мошонки до самого кончика. Кирилл обхватывает мои соски пальцами и начинает крутить, как в тот раз на балконе. Теперь в его руках нет сигареты, и они обе принадлежат мне.

Я настолько глубоко его беру, что сама себе поражаюсь. В какой-то момент отрываюсь и жадно дышу, глядя ему в глаза, он так быстро и интенсивно сжимает мои соски, что я схожу с ума от ощущений.

Кирилл поднимается на ноги и тянет меня вверх. Подхватывает под бедра и сажает на стол. Морщится.

— Блть, больно, — бледнеет, закрывая на мгновение глаза.

Я пугаюсь, но он быстро успокаивает.

— Уже в порядке. — Кладет мою руку на свой стояк. Да, он в порядке. — Расслабься, разведи ножки.

Я немного откидываюсь назад, опираюсь на ладони, предоставляя себя ему. Он подходит вплотную, занимая место между моих ног, и проникает в меня двумя пальцами.

Начинает трахать рукой, не забывая стимулировать клитор. Я ерзаю, сходя с ума от того, что испытываю. Он сам так близко, свободной рукой сжимает мой подбородок, заставляя приоткрыть рот. Ведет по губам пальцем. Мне приятно. Рядом с ним мои губы превращаются в эрогенную зону. Его слюна капает мне на грудь, и он массирует сосок.

А потом он вторгается в меня членом. Сразу резко и до упора, заполняя, растягивая. Ощущения — не сравнить с пальцами. Как сегодня ночью, только ярче! Я обнимаю его руками и ногами.

Он сжимает мои ягодицы, притягивая к себе ближе, толкаясь глубже. И начинает двигаться. Между нами так мокро, комнату заполняют хлюпающие звуки и мои громкие стоны.

Я открываю рот, касаюсь нижней губы языком, и он наклоняется для поцелуя. Влажного, тягучего. Отрывается и зажмуривается. Толчки становятся резче, а накопленное напряжение — невыносимее. Я сжимаю его плечи, я умоляю дать мне больше.

Когда его пальцы касаются клитора, я мгновенно достигаю пика. Следом снова толчки-толчки-толчки, снова он, только он один! Я проваливаюсь в безумие, я кончаю так, как никогда прежде. Мощный, долгий, опустошающий оргазм с его членом внутри меня. Кирилл замедляется, а потом и вовсе практически не двигается, но стимуляции хватает. Я ерзаю сама, я начинаю громко стонать, когда удовольствие немного спадает, позволяя осознать происходящее. Я обескуражена, и своими стонами делюсь с ним этим. Ощущаю его пульсацию внутри себя. Он снова кончил в меня.

Мы оба замираем, молчим, чувствуем.

Он крепко-крепко держит меня за талию, водит ладонями, смотрит. Черты его лица расслаблены, щеки порозовели.

— Я думала, что умру от ощущений, — шепчу. Меня все еще потряхивает, внизу живота горит. Я никогда не испытывала ничего подобного.

Кирилл тоже часто дышит. Немного отстраняется, смотрит вниз, между моих ног.

— Дальше будет лучше, — говорит мягко. — Мне пока… больновато двигаться. Отдается в груди.



Внезапно снова берется за мой сосок, выкручивает и тянет. Так больно и сладко, что я выгибаюсь и широко открываю рот.

— А-а-а! — от неожиданности. А потом прошу: — Еще.

Он делает то же самое со вторым соском.

Проникает в меня двумя пальцами, подносит их к моему рту, и я тут же начинаю их облизывать.

— Моя небрезгливая девочка, — наблюдает за мной несколько секунд.

Наклоняется и целует меня в губы. Это так неожиданно и ошеломительно, что я сама замираю, отдаваясь этому поцелую. Дыхание, которое еще не успело выровняться, сбивается вновь. Наши языки переплетаются, поцелуй становится глубже и длится бесконечное количество секунд. Мы обнимаем и гладим друг друга.

— Ты тоже небрезгливый, — шепчу, когда он отрывается.

— С тобой — нет.

— Почему именно со мной?

— Я не знаю, — он легонько целует меня в висок. — Собирайся, я отвезу тебя в суд, потом поедем ко мне. Возьми побольше вещей.

А я, кажется, догадываюсь, почему. И от моей смелой догадки мне вновь горько и сладко одновременно. Горько — потому что столько времени потеряно, упущено, убито сомнениями. Сладко — потому что взаимно.



Глава 49

Лада

Набравшись смелости, я призналась родителям, что живу с Кириллом.

Они удивились и забеспокоились. Не рано ли? Не спешу ли я снова?

Заверила, что все получилось само собой. Бабушка посоветовала серьезно задуматься о штампе. Она сама была несколько раз замужем официально и считает, что это неплохо. Лучше, чем ни разу, как в моем случае.

Живу — это, конечно, немного преувеличенно, учитывая, что после переезда прошло всего четыре дня. Да и сумку с моими вещами он занес в гостевую комнату.

— Удобно, когда есть личное пространство, — пояснил свои действия.

Может быть и так. А может быть — и нет.

В тот же вечер к нему приехали несколько мужчин. Дядю его я знаю, остальные оказались незнакомыми. Взрослые, намного старше Кирилла. Серьезные, хорошо одетые. Уверенные в себе и своих возможностях.

Мне было некомфортно находиться рядом с ними.

— Ложись спать, я приду, как освобожусь, — попросил Кирилл мягко.

Спорить не стала, извинилась перед гостями и поднялась на второй этаж.

Проснулась среди ночи от жажды, отправилась за стаканом воды — они все еще сидели за столом, пили виски. Со стороны выглядели как бандиты в криминальной драме. А может, у меня слишком бурное воображение. Свет приглушенный, гости либо беседовали совсем тихо, либо вовсе молчали, поэтому заметила я их не сразу, а лишь когда спустилась на половину ступенек.

Мужчины разом подняли на меня глаза.

— Доброй ночи. Не думала, что вы все еще работаете. Хотела воды попить.

Кирилл кивнул. Мне кажется, на меня смотрели, пока я наливала себе воды из фильтра, пила быстрыми глотками.

— Я провожу, — он поднялся из-за стола.

— Да, засиделись. Пора по домам, — дядя Кирилла тоже поднялся на ноги. Остальные мужчины последовали его примеру. — Просим прощения за неудобства. Спокойной ночи, Лада.

— И вам, — вежливо улыбнулась я в ответ, хотя по телу пробежал холодок.

Кирилл обнял меня и действительно проводил до комнаты.

— Вы еще долго? — спросила шепотом.

— Провожу их, дверь закрою и приду. Не беспокойся, отдыхай.

— Я соскучилась. И мне… немного некомфортно.

— Это друзья, они на нашей стороне.

Они ему, конечно, никакие не друзья. Надо быть сумасшедшей, чтобы верить в подобные сказки. История с греками не закончилась, а выстрел в судью замяли бы только в одном случае. Благодаря откупу огромными деньгами, если не долями в бизнесе.

Они приехали делить бабло. Не представляю больше ни единой причины, зачем этим дядькам ночью торчать на кухне Богданова.

В последний момент Кирилл развернул меня и подтолкнул к своей комнате. Я не стала противиться, расправила его постель, забралась под одеяло. Ждала. А потом обняла крепко, когда он пришел и лег рядом. Даже у него дома мне спокойнее, если руку могу протянуть и дотронуться. Наверное, ему тоже.

В людей стреляют не каждый день. Я к такому не привыкла и привыкать не собираюсь, поэтому позволяю себе некоторое время приходить в норму. Переживать, бояться, держаться за Кирилла. Писать ему смс, когда он на работе. И легонько сжимать его пальцы, если мы случайно пересекаемся в суде и проходим мимо друг друга.

Примерно через неделю становится легче, а на душе — спокойнее.

В пятницу, пока Кирилл занимается в спортзале, я выхожу с чашечкой кофе на террасу и присаживаюсь в кресло. Сегодня не так душно, как в последние дни, и находиться на улице приятно. Люблю этот район — здесь тихо и воздух будто чище. Меньше асфальта, чем в городе, зато много зелени. Куда бы ни посмотрел — глаза отдыхают, радуются. Его дом — мое самое любимое и безопасное место на планете.

«Газонная трава довольно сильно отросла, в понедельник должен прийти садовник», — отмечаю мимоходом.

Мое внимание привлекают знакомые голоса, доносящиеся со стороны дома Евгения. Забор между участками сплошной. Видеть, что там происходит, я не могу, но зато отчетливо слышу тихий плач Елены. Узнаю ее интонации, надрывный шепот.

— Прости меня, — говорит она сбивчиво. — Прости, что все так сложилось.

— Тебе не стоило приезжать, — отвечает он строго. Впервые в жизни он ее будто… отчитывает. Недоволен ее поведением.

Не могу быть уверенной, но мне кажется, она тоже сильно удивлена.

— Если кто-то увидит тебя здесь, может что-то подумать про нас, а это неправда, — отвечает Евгений не без раздражения.

— Я хотела купить котенка и приехать с ним к тебе в клинику, но у мамы аллергия на шерсть животных. Я даже котенка не могу завести! У меня больше нет поводов видеть тебя.

— Тебе нужно домой, Елена. Через четыре часа я женюсь, скоро должны приехать мои друзья. Вам ни в коем случае не стоит пересекаться. Извини, что не прислал приглашение на свадьбу, но сама понимаешь — обстоятельства.

— Я бы и не пошла. На твою свадьбу.

— Поспеши, такси уже ждет… Нет, ничего нельзя сделать.

В ответ неразборчивый шепот.

— Елена, я своих решений не меняю, через четыре часа я женюсь. Да, это конец, но в итоге все будет хорошо. Улетай к брату в Грецию, поживи там пару лет. Я уверен, что ты выйдешь замуж и все у тебя наладится. А ко мне больше не приезжай. Это неправильно. Мой дом больше не принадлежит мне одному. Здесь я буду жить со своей женой, и она вряд ли тебе обрадуется. Из-за поведения твоего брата нам вообще не стоит видеться. По крайней мере первые годы.

Она что-то ему снова объясняет, торопится. Мне ужасно неудобно, что я стала свидетельницей личного разговора, но я боюсь пошевелиться, чтобы случайно не выдать свое присутствие. Знаю, что ее ранил бы тот факт, что я все знаю. А я не хочу ее ранить.

— Елена, фиктивные браки не для меня. Если я решил жениться, значит, с ней у меня все будет по-настоящему. Елена… Послушай меня, назад дороги нет.

— Но ведь ты ее не любишь.

— Я каждый день буду стараться ее полюбить. Этого достаточно.

Они направляются к воротам, и я возвращаюсь в дом. Кирилл спускается завтракать примерно через полчаса.

— Как потренировался?

— Так себе, — морщится. — Все еще больно двигаться. Это была не настоящая тренировка. Скорее, разминка.

— Представляешь, Елена приезжала к Евгению. Я случайно подслушала их разговор.

— Опять? Зря она это делает. Иногда мне кажется, что дети Константина Андреасовича хотят отцу преждевременной смерти. — Кирилл включает кофемашину. — Думают только о себе и своем личном благополучии.

— Сегодня Евгений женится на Олимпии?

— Да, сегодня.

— Ты не пойдешь на церемонию?

— Нет, там будут только самые близкие. Я же был на прошлой свадьбе Олимпии, ее родители посчитали, что гостей больше не нужно. Начнут судачить, сравнивать. Они отметят в узком кругу семьи. Завтра поедут на море кататься на яхтах. А в понедельник вечером Евгений обещал пожарить мясо и проставиться перед друзьями. Вот там я планирую быть.

— Понятно.

Следующим утром, в субботу, мы тоже собираемся на море. Время совсем раннее — когда живешь с мужчиной-жаворонком, приходится подстраиваться. Я вновь еду на побережье отсыпаться. Будто мне негде больше это делать, только в гостинице с потрясающим видом на синюю гладь.

Кирилл закрывает дом, я стою на улице возле машины, жду. Переступаю с ноги на ногу от нетерпения. Прокручиваю в голове, все ли положила в сумку? Перечисляю мысленно — телефон, зарядка, купальник…

На мне легкое короткое платье и шлепки, которые будет очень легко скинуть в машине, чтобы подтянуть ноги и устроиться поудобнее. Я безумно ждала эту поездку.

Ворота соседнего участка поднимаются, внедорожник Евгения равняется с мерсом Кирилла. Не сговариваясь, мы решили выехать в одно и то же время. Остается только надеяться, что в разные стороны.

На пассажирском сиденье, рядом с Евгением, вижу Олимпию.

Быстро, максимально приветливо здороваюсь и тут же отвожу глаза, чувствуя себя неловко. Мы с ней пытались делить одного и того же мужчину. Для каждой из нас это в прошлом, но осадок остался. Я чувствую его тяжесть, а еще стыд перед этой девушкой. Теперь нам предстоит жить в соседних домах, какой ужас. Скорее бы появился Кирилл.

Евгений с Олимпией о чем-то говорят секунд десять, после чего девушка выходит из машины и идет в мою сторону.



Глава 50

Лада

— Привет, — Олимпия здоровается первой.

— Привет, — вежливо улыбаюсь в ответ.

Что еще делать-то? Остается улыбаться. Где там Кирилл ходит?

— Олимпия, от всей души поздравляю вас с Евгением! Огромного счастья вашей семье, — тараторю искренне. Мне правда хочется, чтобы у них все сложилось. Чтобы им повезло и договорной брак хотя бы в этот раз не стал проклятием.

— Спасибо, Лада, — отвечает она. — Очень мило с твоей стороны. И большое спасибо вам с Кириллом за щедрый подарок.

— Пожалуйста.

Кирилл что-то подарил им на свадьбу. Наверное, деньги. Это логично, хоть он и не присутствовал на церемонии, с Евгением они друзья.

Между нами меньше метра, а она все продолжает приближаться. Евгений выходит из машины и облокачивается на капот, ждет.

— Лада, — Олимпия оглядывается на мужа, тот кивает, — в понедельник мы устраиваем небольшую вечеринку. Начало в семь, как раз все с работы вернутся, да и жара спадет. Нам с Евгением будет приятно, если вы с Кириллом придете.

— Правда? — не могу сдержать удивления. Сердце разгоняется. Без приглашения я бы не пошла второй раз на ее праздник. Ни за что на свете. Я знала про понедельник, почти смирилась, что Кирилл пойдет один, а мне снова придется ждать дома. Как и всю мою жизнь.

— Конечно, — она берет меня за руки. — Ни о чем не беспокойся и обязательно приходи. Все будет очень просто и по-домашнему, самые близкие друзья Евгения и пара моих подруг. Без взрослых.

«Без взрослых», — не могу не улыбнуться. Сколько ей? Двадцать? Двадцать один? Леонидас утверждал, что мы с ней почти ровесницы, но сейчас я вижу, что она младше меня. Разница бросается в глаза. Возможно, дело даже не в цифрах в паспорте, а в характере и воспитании.

— Я с радостью, спасибо! — сжимаю ее ладони в ответ.

— Вот и чудесно.

— Для тебя точно не будет проблемы? В тот раз я пришла нагло и без приглашения… мне неудобно. Извини, пожалуйста.

— Ничего страшного. Я тоже виновата. Мне ведь совсем иначе преподнесли вашу историю с Леонидасом, но Евгений все объяснил и рассказал, через какой кошмар ты прошла. Мне тоже было панически страшно, когда он влез в мое окно ночью. Я считаю, что мы обе жертвы.

Охотно киваю.

— Олимпия, надо поторопиться, а то встанем в пробку, — окликает жену Евгений. Он говорит с ней очень мягко, аж сердце сжимается.

А потом оно сжимается еще раз, когда я наблюдаю за тем, как эти двое друг на друга смотрят. Олимпия поспешно подходит к мужу, опускает глаза. Ее щеки заливает румянец, когда Евгений нежно берет ее за руку. При этом лицо девушки озаряет светлая улыбка. Их общение мило и трогательно. Заметно, что она скованна, стесняется, как и положено традиционно воспитанной девушке, но при этом ей безумно приятны внимание и забота мужа. Он подносит к губам ее ладонь, целует, она вспыхивает и смотрит на него.

Порядки греков мне чужды, я воспитывалась иначе и жила иначе. Да и не смогла бы, наверное, слепо подчиняться воле родителей. Слишком строптива. Но не могу не согласиться, что вижу перед собой замечательную пару. В их робком общении очень много скрытой сексуальности, ее просто нужно разглядеть.

— Будем ждать вас с судьей, — говорит Евгений. Выглядит он довольным.

— Еще раз спасибо за приглашение. Мы придем, — улыбаюсь я.

Кирилл выходит на улицу, замыкает дверь. Здоровается с греками — жмет руку Евгению, желает доброго утра Олимпии. Потом возвращается ко мне и обнимает за талию.

Мы провожаем черный внедорожник глазами.

— Думаешь, они будут счастливы? — спрашиваю, обнимая его в ответ. Прижимаюсь к его груди. Мы оба много работаем, поэтому мне постоянно его не хватает. При каждой возможности стараюсь прильнуть, дотронуться.

— Кто ж знает? — пожимает плечами. — Будущее туманно, нужно жить моментом. Поехали?

Будущее, может, и туманно, но погода на юге в августе — предсказуемо ясная. Ни облачка на небе, ни единой надежды на дождь. И к лучшему, мы охладимся в бассейне или в море. На заправке берем кофе, всю дорогу слушаем музыку. Кирилл, как обычно, задумчив, я верна себе в попытках вызвать у него улыбку.

Приезжаем в тот же самый отель на горе, заселяемся в до боли знакомый номер. Воспоминания накатывают, трепет заставляет сердце биться чаще, Кирилл же ведет себя как обычно.

Обедаем мы вместе с Маратом Измайловым. Для меня этот человек в некотором роде суперзвезда — я подписана на его канал, с огромным интересом читаю его статьи, которые зачастую вызывают общественный резонанс. С Кириллом они общаются легко, как старые приятели.

После обеда Кирилл просит меня занять себя чем-нибудь и пару часов разговаривает с Маратом наедине. Я успеваю подремать под навесом у бассейна, ответить на пару звонков клиентов. Тех самых, по мнению которых выходных у юристов не существует.

А потом мы с Кириллом занимаемся любовью. Много-много раз. В какой-то момент я даже сомневаюсь, стоило ли ехать на море, мы практически не выходим из номера. Но он так на меня смотрит, что я не решаюсь даже пошутить на эту тему. Мне кажется, я ловила на себе подобные жадные взгляды с его стороны еще три года назад в Москве. Он будто сам не знает, что ему делать с его похотью. Смотрит на меня и проваливается в нее.

Мужчины его возраста и ума прекрасно умеют себя контролировать. И он, разумеется, тоже преуспел в этом деле. Но меня хочет. Хочет адски, и не знает почему.

Они с Евгением многим похожи — оба успешные, честные, принципиальные. Но если Евгений создает впечатление простого и понятного человека, в Кирилле присутствует какая-то особенная дикость. Она прослеживается в некоторых жестах. Читается в глазах, не зря я постоянно сравниваю то, что вижу в них, — с чертятами. Я все еще побаиваюсь этой самой дикости, но одновременно с этим каждый раз жду ее выхода, предвкушаю его вторжение в мое тело.

Оно редко бывает нежным, но при этом дарит море удовольствия. Он заботится обо мне, просто делает это иначе, чем прошлые партнеры. Он ведь и сам другой.

Его грубость носит естественный характер, она не обижает. Зачастую он берет меня сзади, редко усаживает на стол или подоконник. Еще реже позволяет устроиться у него на коленях. И никогда не ложится сверху.

— Не люблю, — как-то раз коротко ответил про миссионерскую позу.

Как можно ее не любить? Это ведь самые приятные ощущения — объятия, поцелуи. Вес его тела. Просто нужно попробовать. Наверное, не сегодня, но однажды.

Еще он начал гладить меня. Бывает, лежу на спине, залипаю в телефоне, он сядет рядом, проведет рукой по ноге. Нежно, одними костяшками пальцев, но так, что волоски на теле дыбом. Или по плечу, руке, когда, например, сидим у бассейна или в ресторане. Просто так, чтобы коснуться. Каждый раз наблюдает за моей реакцией.

А какой она может быть? Приятно ведь. Хочу в ответ тоже дотронуться. Если губами потянусь — заметит, поцелует.

Хорошо здесь, домой уезжать не хочется, но мы приедем снова.

— Хоть каждые выходные, — обещает Кирилл. — Я только за.

В понедельник утром, сразу после планерки у Ивана Дмитриевича, получаю сообщение от Кирилла: «Красная 16/1, номер 24, 13.05. Буду ждать».

Сглатываю. Быстро гуглю адрес — это гостиница в двух шагах от здания суда. Кажется, кому-то стало намного лучше после ранения, раз утреннего секса ему недостаточно, чтобы дожить до вечернего.

«Я приеду».

Разве могу не приехать, когда он будет ждать?



Глава 51

Лада

Дверь не заперта.

На всякий случай стучусь, но, не дождавшись ответа, толкаю ее и захожу в номер.

Передо мной небольшая уютная спальня, практически все пространство которой занимает роскошная кровать. Дальше по коридору есть еще одна комната, она же по совместительству и гостиная, и кухня.

Ставлю пакет с едой на стол. По дороге купила два комплексных обеда в любимом ресторанчике Кирилла. Я тут недавно осознала, что во всем городе практически нет мест, которые бы нравились лично мне. С которыми бы у меня были связаны какие-то собственные воспоминания. Детство и студенческие годы прошли в Москве, там я чувствовала себя комфортно. Иногда я скучаю по тому времени.

На юг я приехала к Леонидасу, он же водил меня везде и всюду, показывал, рассказывал. Теперь водит Кирилл. Он, как и я, не местный, но часто приезжал сюда к родственникам. Этот город ему не был чужим.

Если мы когда-нибудь с Кириллом поедем в столицу, я обязательно покажу ему свои любимые скверы, кофейни и аллеи для прогулок. А пока буду узнавать юг сама. В пятницу мы с коллегами идем в бар, посидим, поболтаем. Неплохое начало. Я мечтаю обзавестись если не подругами, то хотя бы приятельницами.

Звук льющейся воды стихает. Я жду минуту, две, пять, но дверь не открывается. Начинаю беспокоиться.

Подхожу и стучусь.

— Кирилл, у тебя все в порядке? — спрашиваю.

А потом пугаюсь. Вдруг я перепутала номер? Впервые нахожусь в этой гостинице. Что, если там кто-то другой? Бросаю взгляд на входную дверь — обувь у порога вроде бы Богданова. Но туфли у него не эксклюзивные, мало ли у кого еще есть такие же.

Замочек щелкает, дверь открывается, я невольно делаю несколько шагов назад.

Голый Кирилл выходит из ванной. Он выглядит немного бледным, но глаза живые, улыбается.

— Привет, ты вовремя, — говорит он. Обнимает за талию и притягивает к себе. — Боишься? Кого? Меня?

— Нет, я… почему-то забеспокоилась сильно. Не обращай внимания, — обнимаю его в ответ. Его кожа приятно пахнет чистотой. Если мы займемся любовью, к запаху мыла добавится запах самого Кирилла, который я обожаю. — Наверное, еще не отошла от… не будем об этом. Накатывает иногда. Хорошо, что ты рядом. Главное, всегда будь рядом.

— Я никуда не собираюсь дальше арбитража, — усмехается.

— Много работы?

— Да пздц, — морщит лоб и хмурится. — Времени у нас мало, Лада, обеденный перерыв всего час. Поспешим? Я тебя хочу.

— Ты серьезно пригласил меня, чтобы заняться сексом?

— Ты против? — он приподнимает брови. — О, ты купила обед? — Его глаза слегка расширяются. Почувствовал аппетитные запахи.

Он так искренне удивлен, что мне даже неловко. В этот момент я хочу приготовить ему сама двадцать тысяч самых разнообразных блюд.

— Да, потом можно перекусить. Я не против, подожди пару минут, пожалуйста, освежусь, — с этими словами скрываюсь в ванной.

Когда выхожу, он уже сидит на кровати, смотрит в телефон.

— Минуту, — поднимает палец вверх. Дописывает что-то по-быстрому.

Я, полностью обнаженная, скрещиваю руки на груди, опираюсь на дверной косяк и жду с недовольным выражением лица.

— Все, закончил, — он, наконец, откладывает сотовый и удостаивает меня вниманием. — Вау. Иди сюда, я тебя везде потрогаю.

Закатываю глаза и не двигаюсь с места. Он смеется.

— Ну же.

— Кондиционер работает, я успела замерзнуть, пока ждала, — прищуриваюсь.

— Так поспеши, будем греться, — тягуче. Вязко. Умеет заманить. Сам голову набок склонил, изучает меня с макушки до пальчиков на ногах.

Расправляю плечи и подхожу. Глаз он больше не отводит. Не просто смотрит на меня, а будто уже трахает. Нагибает, облизывает. Отпускает своих чертей, они несутся ко мне, тело ласкают, аж покалывает его. Волоски дыбом становятся, и тут же жарко вдруг, хотя вот же зябко было! Я с такой явной похотью не была знакома, она голову кружит. Иногда обжигает, но не тянуться у меня не получается.

Скорее бы к нему, пока кровь в жилах не закипела. Сердце уже колотится.

Хочу, чтобы взял меня. Сейчас. Сопротивляться даже не пытаюсь. Он любит мою покорность, я обожаю быть покорной ему.

Дыхание сбивается, когда забираюсь на кровать, встаю на четвереньки и подкрадываюсь, как кошка.

В спине прогибаюсь, чувствуя себя особенной. Волосы по плечам разметались, он пропускает их сквозь пальцы, любуется. Затем стягивает на затылке, заставляя поднять лицо. Я открываю рот, он наклоняется и целует.

Нежно целует. Глубоко, но при этом не подавляет, хотя так тоже может. Язык мой ласкает, позволяет проникнуть им в его рот — гостеприимен сегодня. Пальцы уже с моим соском играют, крутят, пощипывают. Пока тоже нежно. Я знаю, что в любой момент может сжать сильно или потянуть. Знаю и жду этого. Приучена к его рукам. Вся влажная, так сильно эта игра нравится.

— Моя девочка, — он шепчет и следом трогает. Везде трогает, как и обещал. Сам дуреет, вижу, чувствую. — Спасибо, что приехала.

Закрываю глаза и киваю.

Он притягивает меня к себе, прижимает к самому сердцу.

— Кирилл, — шепчу немного растерянно, когда его губы касаются моей шеи. — Боже, Кирилл, пожалуйста, еще.

Плечи он тоже целует, а потом и чувствительные точки за ухом. Порционно выдает ласку, показывая, что и так тоже может. Я каждый раз не ожидаю.

Жду, что он вот-вот уложит меня на спину и накроет собой, но нет.

Кирилл поднимается на колени, и я послушно поворачиваюсь к нему спиной, встаю на четвереньки. Его пальцы касаются чувствительной кожи между ног.

— Какая же ты… — шепчет. — Трахать и трахать, — с восхищением.

— Все же тяну на новенький мерс? — В последнее время я разрешаю себе острить даже в отношении нашего договора. Уже можно. То, что происходит между нами, давно намного больше, чем просто секс за безопасность. Он всегда смеется, и сейчас — не исключение. Слышу хриплые смешки и сама улыбаюсь. При этом накал между нами не спадает, его пальцы готовят меня, гладят, трогают. Поза у меня бесстыжая, он тащится.

— Куплю, какой выберешь, — еще один смешок. Раздвигает мои складочки, я кожей чувствую, как приближается.

Вторжение во всю длину стирает улыбку с моего лица и выбивает воздух из легких. Я не сдерживаю жадного рваного стона и слышу над самым ухом:

— О да-а.

Еще как «да»!

Я буквально шиплю от удовольствия, когда Кирилл тянет меня на себя и заставляет откинуться на его грудь. Для этого приходится сильно прогнуться в пояснице. Одной рукой он поддерживает меня, другой — сжимает мой подбородок. В этой позе кажется, что он еще больше.

Я пытаюсь получать удовольствие молча. Губы свои кусаю, зажмуриваюсь.

— Ш-ш-ш, — шепчет. — Расслабляйся, сейчас будет хорошо.

— Уже идеально, — прогибаюсь сильнее, подстраиваясь под его рост.

Мы оба стоим на коленях. Его член во мне, его пальцы проникают в мой рот, его дыхание — на моей коже. Он начинает двигаться, а я сосать. Все очень быстро и на разрыв эмоций.

Полностью отдаюсь его темпу. Мне остро и безумно хорошо. Он тоже часто дышит. Между нами нет защиты, он всегда любит меня без презерватива. Наверное, если спрошу, скажет, что не знает почему.

Я приближаюсь к пику и напрягаюсь так, что потряхивает. Он словно считывает мою потребность, а может, сжимаю его там сильно. Прошу, нуждаюсь.

Кирилл резко толкает меня вперед в подушки, я сразу опускаюсь на локти, он нависает сверху и начинает вколачиваться в мое тело. Так еще глубже, ярче, лучше!

Он прижимает пальцы к клитору, и оргазм накрывает волной, спазмы сладко мучают тело. Кирилл шумно втягивает в себя воздух сквозь зубы, абсолютно все чувствует. Стонет, не сдерживая себя. Двигается все время, без остановки. Каждый наш секс — это дикость какая-то! Крошечная смерть от наслаждения.

Потом давит на мои бедра, заставляя лечь полностью на кровать, меняет угол и снова трахает. Я еще не отошла от оргазма и буквально захлебываюсь в новых, необычных ощущениях. Он двигается иначе и каждый раз упирается в одну и ту же точку. Не понимаю, приятно мне или нет. Точно не больно, но как-то странно. А еще я вновь чувствую напряжение, но совсем другого плана, нежели перед пиком.

— Кирилл, — отчаянно цепляюсь за простыни.

— Расслабься, — говорит тихо.

— Что-то не так…

— Расслабься, попробуем. Вдруг тебе понравится. Я перестану в любой момент.

Я начинаю чаще дышать.

— Отпусти себя, просто чувствуй, — уговаривает он.

Я пытаюсь. Упираюсь лбом в матрас, я… немного паникую, но при этом попадаю в круговорот наслаждения, из которого не могу и не хочу вырываться. Эмоции слишком яркие, они буквально захлестывают. Кажется, что каждая моя клетка жаждет нового взрыва. Тело — освобождения, которое совсем близко. Кирилл двигается в ровном темпе, я снова напрягаюсь, я… просто доверяю своему мужчине. И в следующее мгновение чувствую новую разрядку.

По силе она может сравниться с той, что я испытала только что, но ощущения совершенно другие. Тоже мощные, но дарящие не удовольствие, а удовлетворение, причем настолько ошеломительное, что слезы на глазах выступают. Я матрас ногтями царапаю. Мои стоны низкие и словно чужие, я саму себя теряю на целую секунду. Становлюсь только ему принадлежащей. Его девочкой.

А потом, когда меня начинает отпускать, я понимаю, что простыня подо мной совсем мокрая. От смазки так не бывает, даже если меня трахает Кирилл, — все равно это слишком.

Я вновь начинаю паниковать, мне стыдно. Он наклоняется и шепчет на ухо:

— Ох*енно. — Шепчет так, что я дрожать начинаю, моргаю часто, слова на языке путаются. Их нет просто. Я обескуражена, чуть не плачу, руки ватные.

— Это был сквирт? — еле слышно спрашиваю.

В ответ он целует меня в висок, в щеку, я поворачиваю лицо, и он захватывает мои губы.

— Ох*енная моя девочка, — нежничает.

Я жалобно всхлипываю.



— Теперь я, хорошо? — просит. — Пожалуйста. Знаю, что устала.

Киваю много раз. Он вновь подтягивает мои бедра выше и двигается уже для себя — резче, быстрее. Кончает и падает рядом в подушки, утянув меня за собой.

Мы обнимаемся. У него просто нет сил никуда идти, а я пользуюсь моментом и прижимаюсь, ногу закидываю, член рукой накрываю. Спорный вопрос, кто из нас ох*еннее. Вообще не представляю, как жила без этого человека раньше.

Глава 52

Лада

— Капец, как сты-ыдно, — шепчу я, когда эмоции отпускают и я вижу на простынях итог нашей страсти. Вслух сказать боязно, только шепотом. — Это же гостиница, люди придут убираться. — Я все еще не могу поверить, что со мной такое случилось.

Мы часто дышим, буквально перебиваем друг друга. После того, что испытали, — прийти в норму непросто. Сердцебиение как после прохождения полосы препятствий. Мне нравится, что он тоже весь пылает, на щеках румянец, капельки пота на висках. Не знаю, что у него в душе творится в эту самую минуту, но тело я грею изо всех сил. Возможно, это тоже поможет растопить льды в океане.

Он неспешно поглаживает меня по спине. Смущенным, впрочем, не выглядит.

— Этот номер я снимаю уже месяц, — говорит медленно. — Ничего страшного, они неплохо заработали. Оставим хорошие чаевые.

— Месяц?

— С тех пор, как начался завал на работе. — Он бросает взгляд на сигареты, что лежат на комоде в коридорчике, но шевелиться лень, и он решает потерпеть. — Наверное, есть на свете умные судьи, которые справляются со всем в одиночку, но лично я после ухода помощника даже домой не каждый день ездил. Сюда приходил поспать и переодеться.

— Боже, Кирилл, — я обнимаю его и целую в щеку. В то время я ела ягоды и грустила, что он меня больше не хочет. Писала ему утренние «спасибо», но ни разу не поинтересовалась, как у него дела. Успевает ли нормально есть и спать? За последнее время я многое переосмыслила, и хочется верить, что не допущу прежних ошибок.

— Тебе понравилось? — он переводит тему. — Мне нужно знать на будущее.

— Сквирт — не уверена. Я чувствую себя крайне смущенной. Но все остальное — очень.

— Мне показалось, тебе было хорошо.

— Я еще не поняла. Но обычный оргазм — ярче. Надо подумать.

— Я не заставляю тебя выбирать, — он подносит мою руку к губам и целует мои пальцы.

Совсем как Евгений целовал руку Олимпии. Галантный жест ушедшей эпохи. Как будто я для Кирилла — особенная. Мое сердце снова удар пропускает, он это бессознательно делает, все еще расслаблен, отдыхает. Такое простое выражение мужской любви и обожания.

— Наверное, как-нибудь стоит попробовать еще раз, и тогда я точно решу.

В ответ он слегка улыбается и кивает.

— Попробуем. А сколько времени? — Кирилл тянется к телефону. — Блть! Лада, у меня через восемь минут заседание! — он соскакивает с кровати.

Резвость вызывает восхищение и улыбку — только что ему было лень даже за сигаретой подняться. Но я стараюсь оставаться серьезной, потому что моему судье в данный момент явно не до веселья.

— А пообедать? — привстаю и развожу руками. — Подождут, Кирилл. За полчаса ничего не случится.

— Не знаю, — он сомневается. Подозреваю, что адски голоден. — Может, если быстро, — несется в ванную, а я падаю на подушки и широко улыбаюсь. Потом соскакиваю с постели и спешу сервировать стол. Когда он освежится, все будет уже готово.

У меня, конечно, тоже рабочий день. Но я успела предупредить Ивана Дмитриевича, что могу задержаться после обеда на час-полтора. Босс, как обычно, фыркнул, но ничего не сказал. Я вовсе не наглею, стараюсь своим положением «девушки судьи золотого состава» не пользоваться. Мелочи же он спускает на тормозах.

Когда я выхожу из душа, Кирилл уже доедает второе. Тарелки из-под салата и супа — пустые.

— Очень вкусно, спасибо, — благодарит он торопливо.

— О, открыть меню и тыкнуть пальцем было крайне сложно, но я справилась.

— Ты позаботилась, — парирует он.

Пока я жую салат, он поспешно одевается, зажимает сигарету между губ.

— Оставишь ключ на ресепшене? — спрашивает перед тем, как покинуть номер.

— Да, конечно. До вечера. Не давай им там спуску!

Он усмехается, кивает и быстро уходит, я же спокойно заканчиваю обедать.

Потихоньку возвращаюсь мыслями к работе, впереди еще полдня, расслабляться рано. Пытаюсь настроиться на правильную волну, но то и дело вновь счастливо улыбаюсь, прокручивая в голове детали того, что только что произошло. Горячо с ним. Всегда горячо. Почти идеально, но как же хочется, чтобы все же лег на меня. Надо что-то придумать, чтобы уговорить его. Хотя бы разок для разнообразия. Если ему не понравится совсем, то больше не будем. Я согласна отдаваться ему в любой позе. Но если он попробует ради меня — это будет много значить.

Перед тем как покинуть номер, я решаю немного прибраться. Одноразовую посуду упаковываю в пакет и ставлю его возле двери. Стягиваю с кровати постельное белье, бросаю в ванную на пол. Туда же кидаю использованные полотенца. Одно из них уже лежало на полу за раковиной рядом с мусорным ведром. Я наклоняюсь, тянусь за ним, бросаю в общую кучу и замираю. На белоснежном полотенце красные пятна. Мне кажется, это кровь. Очень похоже на кровь. Ее не слишком много, но и не мало. Намного больше, чем, например, от пореза бритвой. Да и не помню я ран на его лице. Кирилл бреется дома каждое утро после тренировки, сегодня в том числе. А кровь на полотенце — явно свежая.

Кирилл сказал, что снимает этот номер в течение месяца и приходит сюда поспать. Получается, это его кровь? Или нет? Идеи сыпятся, одна другой хуже.

Тревога вновь разгоняет сердце, словно тисками сдавливает грудную клетку, да так, что дышать тяжело. Надо поговорить с ним об этом. Сегодня же вечером.

Глава 53

Кирилл

Да, у нас есть шикарные цацки. Дома, машины, тонны фотографий, на которых сохранены кусочки приятных впечатлений из путешествий. Мы читаем умные справедливые книги, ходим по психологам, боремся за свободу, честность, экологию и равноправие. Ну, некоторые из нас борются.

Если же копнуть сильно глубже, в сухом остатке и в подавляющем большинстве мы по-прежнему все те же обезьяны. А что нужно среднестатистической обезьяне для счастья? Всего две вещи — власть и секс.

На нашей подкорке опытом поколений намертво выжжено — слабых бьют и унижают. Так было, так есть, и вряд ли однажды что-то кардинально изменится. Да-да, обезьяны, помним. Слабым быть никому не хочется. Обезьяна, которая находится у власти, испытывает по определению меньше стресса, ей мало что угрожает, у нее до фига еды, в ее распоряжении лучшая ветка лучшего дерева.

Поэтому, чтобы с утра до ночи по венам бежала кровь, а не коктейль из кортизола, мужики борются за влияние. Окружают себя друзьями и союзниками, благодаря которым удается легко валить врагов и ползти вверх по социальной лестнице.

Полагаю, женщины живут по тому же принципу. Как минимум руководствуются им при выборе партнера. Можно подраться с самым сильным самцом за лучшую ветку, а можно сесть на нее рядышком с ним. Тут уж каждая сама для себя решает.

А почему самец с радостью подвинется? Ради секса. Ведь нам позарез надо размножить свою ДНК, чтобы перерождаться снова и снова в будущих поколениях.

Власть и секс, ничего нового. Кто-то считает, что ему достаточно первого. Некоторые вполне комфортно живут, обладая лишь вторым.

Я всегда считал, что чуть выше всех этих игрищ. И власть мне нужна исключительно для того, чтобы хоть кому-то хоть как-то помочь. Когда власти нет, можно сколько угодно брызгать слюной и орать о честности, исправить-то ничего не получится. Болтология.

С тех пор, как я заманил на свою ветку Ладу, — многое изменилось.

Не уверен, что моя потребность в ней напрямую связана с эволюцией. Да, размножаться адски хочется именно с этой девушкой, что очевидно по реакции моего организма. Других-то самок вокруг полно, и не сказать, что глаз не цепляется. Цепляется, я же не слепой. Но уровень удовлетворения с Ладой иной, несравнимо даже. Не то в голове это сидит, не то в душе. Не то вообще — повсюду. Поразительные ощущения.

В Москве, после того как я понял, что шансов ноль и надо отвалить от девицы, она мне снилась еще больше года. Потом тоже продолжала, конечно, но поначалу — почти каждую ночь. Это неописуемо, когда человек так сильно нравится. Образ ее повсюду чудится.

Глаза закрываешь — и видишь, в груди все горит, бушует. Пульс учащается от одной только фантазии — до руки дотронуться. Я, когда впервые увидел ее, решил, что сердце остановилось. Она улыбнулась мне — и все, пропал на этом самом моменте.

А ведь мне казалось, что я любил раньше. До нее. Строил отношения, ухаживал за женщинами. Добивался. Даже жил с некоторыми.

Вообще другие эмоции.

Я будто почувствовал ее. Какая она на самом деле.

Ранимая. В глубине души — очень.

Скрывает это, разумеется, как и положено взрослым самостоятельным девочкам. Чтобы никто не понял и не догадался, что в действительности не сучка меркантильная. Что ей нахрен эта ветка не сдалась, пусть даже с нее обзор самый лучший. Свою найдет собственную, вцепится и поборется.

Хотя, конечно, было намного проще и безопаснее считать ее недалекой. Вот только ни одним своим поступком она не опровергла мое первое о ней впечатление. Как бы мне этого ни хотелось для успокоения совести.

Лада нервничает перед вечеринкой у греков, будто там событие важное. Три раза переспрашивает:

— Точно будет удобно, что я приду?

— Будет неудобно, если не придешь. Тогда и я не приду, а я уже настроился на шашлык.

— Не пойдешь из-за меня? — замирает у открытого шкафа.

Я подхожу сзади, кладу руки на ее плечи.

— Надевай первые попавшиеся шорты, кроссовки — и поспешим.

Начало восьмого, мы немного опаздываем. Пока парковал машину, уже ловил запах костра со стороны участка Евгения. Голоса гостей, музыку.

— Почему ты не пойдешь без меня? — оборачивается и в глаза смотрит.

Лада умеет задать правильный вопрос в правильный момент. Наверное, это у нее профессиональное. Никогда не планировал западать на девицу с юридическим дипломом. Боже упаси! Вредные они и упрямые. Тут либо на равных бодаться, либо ломать. И первое, и второе мне чуждо. Правда в том, что при моем ритме жизни познакомиться с кем-то, кто не по работе в суде, крайне проблематично.

— Потому что еще не натрахался с тобой, Лада, — говорю не без раздражения. — И выбор между барбекю у друга и твоим ртом — пока вообще не стоит, — веду большим пальцем по ее губам, она закрывает глаза и нежно целует. Меня снова торкает от нее. С пол-оборота просто. Начинаю злиться сам на себя.

Она будто этого не замечает, кладет ладони на мою грудь, смотрит снизу вверх.

— Если честно, я хочу пойти. Очень-очень хочу. Давай ненадолго, а потом в постель.

Пока расстегивает блузку, глаз не отводит. Брюки снимает, которые падают на пол. Я обхватываю ладонями ее талию.

— Ну нет, Кирилл. Терпи, предвкушай. Вернемся, и все будет. Я не помню, когда в последний раз куда-то выбиралась в компании. Только пообещай, что если почувствуешь, что мне там не рады, — то уведешь сразу. Я не хочу, чтобы меня обсуждали и чтобы надо мной смеялись. Я так от этого устала.

— Никто не будет над тобой смеяться. Слюни пускать — возможно.

— Главное, чтобы ты пускал, — улыбается она. Достает из шкафа джинсовые шорты, футболку, носки.

Машинально наблюдаю за тем, как одевается.

Глава 54

Кирилл

Гостей на вечеринке четы Критикос — человек двадцать. Греков среди них меньше половины — три пары со стороны Евгения и две молоденькие девушки — двоюродные или троюродные сестры Олимпии. Остальные — русские, армяне, один хакас — сокурсник Евгения, уж не знаю, как его к нам на юг занесло. Интернациональная тусовка.

Мужская половина в основном зависает в зоне барбекю, девушки сервируют стол на террасе, болтают, пьют легкое вино. Играет попсовая музыка, то и дело кто-нибудь смеется. Евгений закрыл собак, у него два любвеобильных лабрадора. И сейчас бедняги периодически привлекают к себе внимание редким обиженным лаем.

Атмосфера теплая и непринужденная. Никто ни с кем не шушукается, не бросает многозначительных взглядов. Евгений максимально далеко держится от интриг диаспоры, хотя обычаи уважает. Поэтому общаться с ним всегда интересно. Он не дурак, знает и видит многое. Просто предпочитает не вмешиваться.

Ладе поручили заняться бутербродами, и она с энтузиазмом принялась за дело, при этом уже зацепилась языком с одной из девушек. Все время улыбается, выглядит довольной.

Детей в компании нет, мы находимся на свежем воздухе, но курить я все равно отхожу подальше, как раз в сторону вольера. Просовываю руку через забор, чешу за ухом Аччу. Герда тоже просится.

— Ну ладно, ладно, не обижайтесь. Скоро мы свалим, и вы вновь обретете свободу.

Не успеваю сделать и пары затяжек, как ко мне присоединяется хозяин дома. Протягиваю ему открытую пачку, зажигалку. Евгений затягивается, выпускает дым изо рта.

— Молодцы с Ладой, что пришли, — говорит он и хлопает меня по плечу. — Сама свадьба вышла довольно унылой, а повеселиться хотелось. Я рад, что старые обиды в прошлом.

— Не представляешь, как я рад. Олимпия с Ладой — умницы, приятно удивили. В итоге в пятницу присутствовали только родители? Расскажи, как прошло. Интересно.

— Да, родители Олимпии, ее многочисленные тетки, бабки и сестры. С моей стороны — родители и брат. Лица у всех были — крайне напряженные. Словно не свадьба, а похороны.

— Твои все так же подозревали, что невеста не невинна?

— Ага. Отец Олимпии подозревал, что они такое подозревают. И каждую минуту был готов отражать словесные атаки. Сама Олимпия дрожала, как лист на ветру.

— Жесть.

Смотрю на бедняжку. Лада как раз что-то эмоционально рассказывает, вошла в роль, выступает вперед, жестикулирует. Уровень обаяния — тысяча по шкале до десяти. Олимпия и ее сестры внимательно слушают, рты пораскрывали. То срываются на хохот, то пораженно закрывают лица ладонями. Щас моя бойкая девочка их научит жизни. Невольно усмехаюсь.

— Кажется, — говорю, — сейчас все хорошо. Олимпия выглядит уверенной хозяйкой.

— Да, совместная поездка на яхтах пошла на пользу. Я настоял на том, чтобы нас оставили наедине.

— Так, а… Прости, брат, дело не мое, но интересно до жути. Девственница все же или нет? Если не хочешь, не отвечай.

Евгений хмурится, мешкает, но нехотя продолжает:

— Ты шутишь, что ли? Она на меня смотреть боялась. Приехали после церемонии и типа праздничного обеда домой, она села на уголочек дивана и замерла.

— А ты?

— Я ей экскурсию провел. Они с родителями, конечно, были у меня уже, но она переволновалась и мало что запомнила, а дом большой. Да и с живностью своей познакомил. Собаки, кролики, кот. Кирилл, блть, ну вот как ты себе это представляешь? В первый вечер после ЗАГСа она у меня спрашивала, можно ли ей в туалет отойти.

— Да ладно, — улыбка с моего лица сползает.

— Она ведь не местная. С матерью и тетками жила в станице, это отец сюда мотался по бизнесу. В школу ее возили. В институт на сессии — тоже. А потом еще застращали, будто это она виновата, что этот е*лан сбежал.

Я молчу. Надо было все же посадить Спанидиса, послушался я дядьку и позарился на деньги.

— Вообще, она интересная, — продолжает Евгений. — Мы всю ночь проговорили, все обсудили, исключили недопонимания. Она немного расслабилась, кажется, поверила мне. Сегодня — посмотри-ка, уже хозяйка. Как тут и была, — он довольно улыбается.

— Ты за ней ухаживаешь? За собственной женой?

— Да, — он улыбается еще шире. — За ней никогда никто не ухаживал, ну кроме того е*лана, и то на публику, она так реагирует мило. Я думаю, сегодня, — он делает паузу. — Посмотрю по обстоятельствам. Кирилл, моя жена меня младше почти на десять лет.

— Так поздравляю, — возвращаю жест — ударяю по плечу.

— Чувствую себя с ней стариком, — смеется.

— Ты заслуживаешь молодую жену, — тоже смеюсь. — Вы отлично смотритесь.

— Она мне нравится, Кирилл. Честно. Я даже не ожидал от себя. Такая разумная, спокойная. Я никогда не думал, что может быть комфортно с чужим, по сути, человеком. Хотя, конечно, пока рано судить. Меньше недели женаты.

— Она на тебя хорошо смотрит, это заметно.

— Да?

— Серьезно. Я бы не стал лгать. Я думаю, сегодня все обратили внимание.

— Спасибо.

Мы молча наблюдаем за девушками еще минуту. Берем по второй.

— Завтра после работы загляни ко мне, — говорит Евгений уже другим тоном. — Расскажу новости про Спанидисов.

— Что-то важное? — хмурюсь. — Говори сейчас.

Мы дожали их бизнес, кое-кто из администрации города выразил желание отхватить себе долю. Константин Андреасович пошел навстречу, чтобы откупить сына. Заработали все причастные очень неплохо, но я не расслабляюсь, мало ли что еще может случиться.

— Не-а, там семейные сплетни. Сейчас не хочу, тошнит от них. Пусть праздник будет праздником.

Лада ловит мой взгляд, машет и улыбается. Я киваю, дескать, все отлично, развлекайся.

— Вы как? Когда женитесь? — тем же флегматичным тоном продолжает Евгений.

Аж дымом давлюсь.

— Хорошо все.

— Зря ты с ней живешь до брака. По отношению к ней это нечестно. В первую очередь любимой женщине ты должен дать статус, потом уже все остальное.

— Статус для нее не важен.

— Ты ошибаешься.

Мы молчим. Его старомодность обычно меня забавляет, но именно сейчас почему-то злит.

— Она меня не знает. Чтобы хотеть замуж за человека, нужно его для начала узнать.

— Пф-ф, — тянет Евгений. — Она на тебя смотрит как на бога. Какого хрена тебе еще надо?

— Возможно, в этом все и дело.

— Она тебя любит.

— Она любит образ уверенного в себе человека, который может решить любую ее проблему. Вообще любую проблему. Эдакий супергерой, который все знает, ничего не боится, ни в чем не сомневается. Одним взглядом отсекает соперников.

Евгений хмыкает.

— Так ты такой и есть, Богданов. А уж если дело касается этой женщины — то на все сто процентов.

Отмахиваюсь. Он не унимается:

— Каждый идиот в этом городе уже знает, что за Ладку Жуйкову Кирилл Богданов глотку перегрызет. При этом ты продолжаешь отрицать очевидное.

— Ты переступаешь границы.

— Женись и е*и себе мозг.

— Не помню, чтобы спрашивал у тебя совета.

— Это бесплатно, не благодари.

Я прищуриваюсь, но ответить не успеваю, к нам подходят девушки. Лада робко обнимает меня за шею, привстает на цыпочки и тянется. Я отворачиваюсь, и она, не обидевшись, легонько целует меня в подбородок. Мне не нравится публичная демонстрация чувств, я взрываюсь ревностью.

Годы плотного общения с Евгением невольно оказали на меня влияние. Мне не хочется, чтобы кто-то даже в теории представлял, что эту девушку можно целовать и трахать. Чужие взгляды в ее сторону меня раздражают. Она слишком хороша, чтобы делиться даже фантазиями о ней.

— Пойдем, уже все готово, — улыбается Лада, поглаживая мой затылок.

Олимпия тоже зовет Евгения к столу.

— Сейчас проверю, что там с мясом, — говорит он. Берет жену за руки и целует ее в щеки, а потом — в лоб. Что-то шепчет на ухо, и она смеется.

За ними приятно наблюдать.

Обнимаю Ладу за талию.

— Идем. Накидай мне в тарелку овощей побольше, пожалуйста, — прошу, притягивая ее к себе. Делаю это немного резковато. Так, что она даже ойкает, врезаясь в меня, но смеется и обнимает в ответ.

— Будет сделано, Кирилл! А бутерброды с икрой? Я старалась, ваяла.

— И бутерброды с икрой, — киваю.

Возможно, и правда дело в том, что мы не женаты. Традиции бывают глупыми, устаревшими, калечащими судьбы. Но, с другой стороны, они дают ощущение безопасности. Мы же, современные свободные люди, ни в чем не можем быть до конца уверены. Ни друг в друге. Ни в самих себе.



Глава 55

Кирилл

Вечер продолжается. Я невольно размышляю о словах Критикоса, просчитываю возможные варианты. Евгений принял решение жениться в одно утро. Вчера мы еще обсуждали глупышку Олимпию, которая отбивалась от влезшего в окно мажора, пили пиво и смеялись до слез. Прошли сутки, и Евгений мне сообщает, что едет просить ее руки. Ого.

Возможно, импульсивные решения в личной жизни — это не всегда плохо. Особенно если времени остается не так чтобы уж много.

С Ладой мы стараемся все свободное время проводить вдвоем. Отношения — это ведь шаги с обеих сторон навстречу друг другу. А мы что делаем?

Шагаем. Шагаем. Шагаем.

С каждым движением все увереннее. Смелее. Ближе.

Это чувствуется в мелочах, игнорировать глупо, да и незачем. Неосознанные улыбки, постоянные игры в гляделки. Ноль раздражения при общении, а болтаем мы довольно часто. Обсуждаем общих знакомых, коллег, события в масштабах города, страны или мира. Многие наши взгляды совпадают. Иногда, конечно, спорим, но не фатально. Утром рядом просыпаемся, вечером — засыпаем. Так бы сразу, а?

Я и правда за нее любого живьем закопаю. Она ведь сама меня попросила о помощи.

— Все хорошо? — спрашиваю у девушки. Время близится к десяти, еще минут тридцать, и пойдем отдыхать. Мы сидим за столом перед тарелками с десертом.

— Да, прекрасно, — отвечает. Снова обнимает меня и тянется к уху. — Я совершенно счастлива!

Смеюсь.

— Это греческое вино так и кружит голову молоденьким наивным девицам, — оцениваю ее состояние.

— Еще как кружит, — томно шепчет мне, придвинувшись совсем близко. — Не помню, когда в последний раз так веселилась! А еще на душе спокойно, я ведь знаю, что мы потом пойдем домой.

— Пойдем, конечно. Домой.

— И ты позволишь мне у тебя пососать.

Снова смеюсь в голос.

— Ш-ш-ш, — невольно оглядываюсь. Пьяненькая Лада — это что-то! Она говорит очень тихо, вокруг шумно, темно, нас никто не слышит. Играет музыка. — Не смущай местную публику. Давай потанцуем лучше. Хоть потискаю тебя в процессе.

Вообще, когда отношения только начинаются, все эти совместные походы в гости — как агония перед кульминацией. Только и ждешь, когда, наконец, вдвоем останемся. Я успел забыть о таких эмоциях. Они были в моей жизни, но очень-очень давно.

Мы действительно с ней танцуем под какую-то медленную мелодию. Она продолжает обнимать меня за шею, я ее — за талию. Атмосфера располагает к романтике. Вдалеке подвывают собаки, намекая, что пора бы уже и честь знать. Вечеринка кому за тридцать — до полуночи нужно лечь спать, потому что завтра вторник. У меня двенадцать, блть, заседаний. В девять утра — первое, а к ним еще подготовиться нужно.

— Кирилл, у тебя все нормально? — спрашивает она, посерьезнев.

Мы плавно двигаемся под музыку, я любуюсь ее лицом, она о чем-то задумалась.

— Да, почему ты спрашиваешь?

— Извини, я… случайно… Клянусь, совершенно случайно, убираясь сегодня в номере, увидела кровь на полотенце. Много крови. Не сердись только. Но я должна знать, что происходит.

Хм.

— Я не сержусь, — говорю медленно. — У меня давление скачет, ничего страшного. Иногда кровь идет из носа.

— Ты был у врача?

— Периодически бываю.

— Фух! Почему-то мне тревожно. Я боюсь вида крови, и у меня предчувствия. Ты говоришь мне правду?

Киваю.

Она обнимает меня, прижимается, и я позволяю ей это сделать. Поглаживаю по спине.

— Лада, ты только никому не говори, что видела кровь. Хорошо?

Она вскидывает глаза, в них плещется паника.

— Я судья, могут докопаться.

— Конечно. Ты можешь мне рассказать что угодно, никто никогда не узнает.

Следующим утром, сразу после разминки, бью по груше. Немного отошел от привычного графика, по плану во вторник должны быть силовые, но со штангой работать все еще тяжело из-за ранения. Нога при нагрузке немеет. Разумеется, я принимаю обезболивающие, но возвращаюсь к привычному распорядку тренировок постепенно. Советовался с тренером по скайпу, говорит, в течение месяца делать столько, сколько получается.

Размах. Быстрый удар на вытянутую руку. Еще один. Следом плавные в ту же точку.

Движения настолько привычные, что происходят на автомате. Мысли занимает предстоящий разговор с дядей. Поначалу хитрый лис был резко недоволен конфликтом со Спанидисами, но, как появилась возможность разжиться баблом, нарисовался тут же и подтянул товарищей. Пронырливый и не самый приятный человек, хоть и родственник.

Дальше боковые удары, рука чуть согнута в локте. По воображаемому лицу. Затем ниже — ориентировочно по печени.

Бью снова и снова. Он с самого начала пытался влиять на меня, давать настоятельные советы. «Взять под крыло сироту», — как сам выражался. И каждый раз психовал, когда я давал отпор. Особенно его нервировал мой договор с «Маргариткой», дающий мне независимость и свободу.

Надо было не делиться с ним, но родственник ведь. Череда скользящих ударов.

Надо было настоять на своем и написать заявление на мажора. Очередной с*аный компромисс! Сжимаю зубы, размахиваюсь. Снова прямой удар, теперь со всей силы. Вкладываю в него скопившуюся агрессию и ярость.

Голова внезапно кружится. Перед глазами белеет на целую бесконечную секунду, я делаю шаг назад для опоры. Дышать становится тяжело. Я опускаю глаза и вижу кровь на полу. Одна капля, вторая, третья… Следом она аж брызжет, пачкая маты и грушу.

Касаюсь носа — блть, льется. Да так сильно! Пальцы немеют и дрожат. Сука-сука-сука! В последнее время носовые кровотечения участились. На этой неделе уже третье, а сегодня только вторник.

Гребаный же ты ад.

Зажимаю одним полотенцем нос, второе поспешно смачиваю в воде из бутылки и вытираю пол. В том, чтобы жить с девушкой, есть огромное количество плюсов. Но и минусы тоже присутствуют. Маленькие секреты хранить становится все сложнее.

Часто моргаю, стараясь восстановить зрение. Ну же! Да что ж такое-то? Включайся ты! Сжимаю зубы.

Лада принимает душ в ванной на втором этаже, никуда не спешит, потому что еще полчаса я должен провести в подвале. Я занимаю гостевую ванную, включаю холодную воду, пытаюсь остановить кровотечение. Умываюсь. Сажусь на пол, откидываю голову и закрываю глаза.

Сердце колотится по ощущениям где-то в горле. Дышу глубоко и медленно.

Последние месяцы лимфоузлы стабильно увеличены, то и дело слабость накатывает. Внезапная. При пальпации мошонки ничего вроде не выявил подозрительного, но при повторной показалось, будто что-то не так, как было. На следующий день — снова нормально. Накрутил себя и решил больше дурью не маяться.

Еще этот кашель сухой участился. Я себе, конечно, уже придумал метастазы в легких, вспоминая отца, но стараюсь не зацикливаться. Я ж курильщик, повод завязать.

Панический страх смерти в прошлый раз чуть меня не прикончил, загнав в затяжную депрессию. Больше я не поддамся. Надо жить, сколько отведено. Наслаждаться тем, что имею. Есть, спать, тренировать тело. Обязательно любить, пока еще есть возможность. Так любить, как умею. Новому учиться уже поздновато, наверное.

Я не проверялся на рак два года. Поначалу систематически сдавал анализы, а потом забил. Смысл? Лечиться все равно не буду. Первая ступень в лечении рака яичек — ампутация, а существом бесполым я становиться не собираюсь. Я родился мужчиной и умру мужчиной, это моя твердая позиция.

Поэтому зачем тратить время на проверки? Более того, они могут сыграть мне в минус. Судья, который знает, что обречен, может быть необъективен. Доживать в статусе безработное «ничто»?

На данный момент я не знаю, что обречен. Хрен они докопаются до моих решений.

Здоровый образ жизни веду и без советов врачей. Каждый свой день зубами вырву.

Потихоньку начинаю приходить в себя. Слышу, как Лада гремит посудой, ставит кастрюлю на плиту, хозяйничает. Улыбаюсь. Поднимаюсь на ноги и смотрю на себя в зеркало — румянец возвращается, взгляд становится прежним — спокойным, без искр ужаса. Наверное, однажды после такого приступа я больше не встану.

Ладка говорит по телефону, слышу ее звонкий веселый голос.

— Да, мам. Конечно, мы заедем с Кириллом, как я и обещала. По времени… около восьми, наверное. Посмотрим по пробкам. Да, конечно. Целую. Папе и бабушке привет!

Улыбаюсь. Улыбаюсь. Улыбаюсь.

Я знаю ее чуть больше трех лет, а по ощущениям люблю всю свою жизнь. Абсолютно все в ней. До миллиметра. Иногда дико, отчаянно, иногда спокойно и как-то… тихо, щемяще. Когда спит, например. Или, не дай бог, плачет. Щемит внутри так, что убивать хочется. А сказать нечего, пусто в голове. Кто же знал, что она ответит мне взаимностью. Что решение заставить ее спать со мной выльется в сильное взаимное чувство.

Разве, будучи тупым гоблином, я мог в это поверить?



Глава 56

Лада

Я пристрастилась к замороженным ягодам. Они не хуже свежих. Не все, что холодное, — мертвое. Не все, что острое или колючее, — ранит. Лед надежен, крепок, в жару так и вовсе единственное спасение. А когда ведешь горячим языком — он тает.

Мне нравится то, что нравится Кириллу. Какие купит продукты, из таких и будем готовить.

А вот, кстати, и он! Мой мужчина выходит из гостевой ванной, на нем лишь спортивные шорты.

— Доброе утро! — бросает мне. Наливает в стакан воды из фильтра, пьет.

— Доброе. Ты сегодня быстро, — поедаю глазами его сильное тело. Помешиваю кашу — почти все готово. Осталось тосты намазать маслом, нарезать сыр, ветчину, сварить кофе — и можно садиться завтракать. Обожаю наши ежедневные ритуалы за столом.

— Тренер запретил заниматься через силу, а сегодня что-то быстро устал, — объясняет, пожимая плечами.

— Совсем-совсем устал? — выключаю конфорку и делаю несколько шагов в его сторону.

— Пздц как нравятся эти твои полупрозрачные платья для сна, — окидывает меня взглядом.

Вчера, вернувшись от греков и едва закрыв за собой дверь, мы занимались любовью. Жар пробегает по телу от одних воспоминаний. Аж ноги дрожали — так он соскучился. Я потом по стеночке на пол съехала, он на руки поднял и на второй этаж отнес.

— Ты попросил ходить по дому голой, я все время об этом думаю, но никак не могу решиться, чтобы раздеться полностью. С голой задницей варить кашу. Ну… не знаю.

— М-м-м, — тянет, обнимая и притягивая к себе. Забирается руками под сорочку.

— Садись за стол, почти все готово, — кокетничаю, делая смехотворные попытки показаться ему недоступной.

— Непременно, — притягивает к себе и целует в губы.

Поцелуй неожиданный, выдыхаю ему в рот. Он ласкает мои губы, затем шею, плечи.

— Боже, Кирилл! Как это приятно, — шепчу, ероша его волосы.

Он продолжает, и я с ума схожу от ощущений. Закидываю ногу ему на бедро, раскрываясь, он тут же меня подхватывает и садит на стол.

— Подожди, — стискиваю его щеки ладонями. — Минутку подожди, пожалуйста.

Он смотрит на меня вопросительно, неспешно поглаживает мои ноги, между которыми стоит.

— Кирилл, я вчера тебе призналась… ты, наверное, подумал, что я пьяная.

— Разумеется, — усмехается.

— Неправда! Я не была пьяной. Кирилл, я с тобой очень счастлива, — говорю искренне, от чистого сердца. Ловлю его взгляд и не отпускаю. Хочу все объяснить именно сейчас, после близости он снова не воспримет всерьез. — Вообще каждый день своей жизни. Мне вот все это очень нравится, — свожу брови домиком и тараторю. — Я обожаю свою работу, в которой делаю успехи! Каждое утро просыпаюсь в отличном настроении, а потом, в конце дня, еду домой в еще лучшем. Потому что знаю, что дома будешь ты. И… мы поболтаем. Поедим. А потом займемся любовью — и это снова будет невероятно! И завалимся вместе спать. Кирилл, я люблю тебя.

Он смотрит мне в глаза.

— Ну ты сильно-то губу не раскатывай, — прикусывает при этом свою.

— Я люблю тебя за то, какой ты. И за то, какая я с тобой. За то, какую жизнь ты для нас устраиваешь. Несмотря на то, что ведешь себя как скотина. «Губу не раскатывай», — обиженно отворачиваюсь.

— Да ладно тебе, не сердись. Будет еще лучше. Обещаю, — отвечает примирительно. Тянется и целует меня в висок.

— Зачем тебе это? Скажи мне, — сжимаю его ногами сильнее. Он словно в капкане. Неспешно поглаживаю его плечи кончиками пальцев. Кожа забавно реагирует, покрываясь мурашками. — Почему ты так много для меня делаешь? Почему с таким обожанием смотришь? Почему каждую свободную минуту стремишься провести со мной?

— Я не знаю, Лада. Мне просто так хочется.

— Однажды я не выдержу и расскажу тебе сама, — смотрю в упор.

Он пихает мне пальцы в рот.

— Займись лучше делом. Болтаешь много в последнее время.

Я тут же начинаю облизывать и сосать его пальцы, не в состоянии отказаться от удовольствия даже ради важного разговора. А он приспускает шорты, сдвигает мои стринги в сторону. Предвкушение разгоняет пульс. Кирилл смотрит на то, как я стараюсь. Надоедает ему быстро, и он бесцеремонно забирает руку, но я вцепляюсь в его запястье. Не пускаю. Целую-целую-целую. Языком вожу по ладони, снова зацеловываю. Льну.

— Дай сюда, — командует со смешком, я подчиняюсь. Преданно в глаза смотрю, за плечи его хватаюсь.

Чувствую вторжение. Зажмуриваюсь и выгибаюсь, ни капли не стесняясь демонстрировать потребность, которую испытываю. Так быстро, я еще не готова. Расслабляюсь, принимая. Мне остро и даже немного больно, но я крепко-крепко обвиваю его ногами, чтобы ни в коем случае не отстранился. Мой, весь мой. Большой, сильный, невероятный.

Он смотрит на меня. Его черти сегодня серьезные, голодные, испытывающие жажду. Они требуют, чтобы я ее утолила. Я подчиняюсь, и им это нравится.

Его руки на моих бедрах, насаживает меня на себя глубже. Зубы сцепляет, агрессивен.

— Еще! — шепчу, обнимая его. — Люблю, Кирилл.

При втором толчке нам скользко. При третьем — влажно. А дальше — просто идеально.

После быстрого секса и ярких оргазмов мы обнимаемся. Он все еще во мне, нависает сверху. Внизу живота у обоих пульсирует. Шевелиться не хочется, сейчас бы завалиться спать дальше. Мы стараемся никуда не опаздывать, поэтому по возможности утром делаем это в спешке.

— Потрясающе, — шепчет. — Всегда просто потрясающе. Выйдешь за меня?

— Что? — не сразу понимаю, о чем он.

— Кольцо, хочешь, тебе куплю? Такое, чтобы все охренели. И ни у кого в мыслях не было подкатить. Ты ведь моя девочка. Хочешь официальный статус?

— Конечно.

— На выходных, значит, выберем, — кивает он. Нежно целует в губы, затем подтягивает шорты. Жадно пьет воду из стакана, наливает снова и отдает мне.

Пока пью, он взбегает по лестнице на второй этаж, чтобы одеться перед завтраком. Едим мы всегда чинно и при параде, как цивилизованные люди.

Я же сползаю на пол, вцепляюсь в спинку стула и часто дышу. Плакать хочу от счастья. Я больше не его девушка, я его невеста. В будущем жена и мать его детей. Он влюбился в меня три с половиной года назад, с тех пор у него не было серьезных отношений. Он просто не хотел ни с кем другим.

Глава 57

Лада

А дальше время, подобно бегуну на Олимпийских играх, стартует с места и устремляется вперед. В точку, блин, уходит! С каждым новым кругом, с каждой неделей скорость наращивает. Иногда мне кажется, что я не успеваю наслаждаться всем тем, что происходит. Будто этот отрезок моей жизни — временный. Словно он закончится скоро. Будто двадцать пять лет я готовилась именно к нему, и сейчас должна выложиться на полную, вкусить все грани удовольствия, насытиться.

Наверное, вскоре я привыкну. Просто раньше не задумывалась, что с кем-то может быть настолько хорошо жить. Спокойно, уверенно. Что можно оставаться самой собой, заниматься тем, что любишь, общаться с другими людьми, в том числе противоположного пола. При этом знать каждую секунду — что мой мужчина всегда встанет на мою сторону, порадуется успехам. Даже когда он занят, он будто рядом. Я никогда не расстаюсь с кольцом, которое он мне подарил.

Если же допустить, что бегун — это не время, а я сама, то Кирилл — мой главный болельщик. Он с большим интересом относится к моей работе, часто вникает, мимоходом подсказывает. Он — на моей стороне всегда и везде. Даже если я не права. Даже если сильно ошибаюсь и Иван Дмитриевич орет, как потерпевший кораблекрушение.

Кириллу не нужно высмеивать меня, тыкать в промахи, чтобы самому на моем фоне казаться лучше или умнее. Он такой, какой есть, — естественный в своей идеальности для меня. Хотя некоторые мои знакомые впадают в шок, когда узнают, за кого я собираюсь замуж. В суде Кирилл, как обычно, жёсток, неумолим и неподкупен.

А еще наши отношения не нужно скрывать. Напротив, Кирилл их всячески афиширует. Мы частенько ходим в рестораны или в гости. Всегда везде вдвоем, когда это уместно, разумеется.

Я обожаю великолепное кольцо, которое он мне подарил. Самой тоже хочется надеть на его безымянный палец украшение, аж ручки чешутся. Но дату свадьбы пока не назначали. Невестой я еще не была, и совсем не против пожить в этом статусе несколько месяцев.

Сентябрь и октябрь наполнены работой, бытом, поездками на море и к родителям. Наша первая осень состоит из обычной, но такой приятной рутины.

Отцу делают вторую удачную операцию, он берет свой отремонтированный «Солярис» и начинает подрабатывать в такси. Хочет попробовать устроиться в скорую. Папа у меня водитель экстра-класса, много лет отпахал дальнобойщиком, потом в пожарке.

Водитель, который в жизни прочитал не более пяти книг, и преподаватель литературы… да, мои родители создали весьма необычную пару. В молодости папа был безумно красивым, статным мужчиной. Мудрым по жизни, а не в науках. Мало кто верил в их союз, но они выдержали. Были сложности, когда он ослеп и был вынужден сидеть дома, но сейчас их отношения, к счастью, налаживаются.

Кстати, водитель «Кайена» больше не выходил на связь. Кирилл давно уладил те мои проблемы, заверил, что ничего сложного.

Мама трудится на новом месте, всем довольна. Бабушка собирает урожай, делает закрутки.

Кирилл продолжает снимать тот самый номер в гостинице, но встречаемся мы в нем не каждый день. Два, редко три раза в неделю. Занимаемся быстрым сексом, обедаем, целуемся. Он бросает курить. Сократил норму до двух сигарет в день. Говорит, что посоветовал врач, потому что иной причины для появления кашля нет. Он и вправду в последнее время очень много курил, расслабляясь таким образом. Сейчас учится делать это иначе.

С работы старается уходить пораньше, но не всегда получается. Тогда я приезжаю в суд сама, захожу в его кабинет и жду. Обнимаю со спины тихонько, чтобы не мешать. Привожу с собой ужин. Бывает, присаживаюсь на корточки и кладу голову ему на колени. Поглаживает.

В такие минуты я его не соблазняю. Уже пробовала, выяснила, что не откажет. Прервется и возьмет прямо там, в своем кабинете. Но потом ему сложнее сосредоточиться, спать хочет. Поэтому не отвлекаю, жду, когда закончит и домой поедем.

Мы так просто и уютно с ним общаемся, что иногда мне не верится, что наша история настолько сложная. Что начали мы ее с продажи тела. Что боялась его панически. Что была когда-то с другими мужчинами.

На самом деле я просто в ужасе от мысли, что однажды мы с ним можем расстаться. Да, он очень сложный человек, моментами грубоватый, постоянно занятой. Но, наверное, мне именно такой и нужен — вызывающий восхищение любым своим поступком. Смягчающийся лишь при виде меня одной. При этом способный заткнуть рот взглядом, а если не помогает, то пальцами или членом, который я, к слову, просто обожаю. И с которым учусь обращаться так, как Кириллу нравится. Да, он частенько мне подсказывает, как ублажать его лучше, и это… очень сексуально. То, как мы открыто обсуждаем секс и свои желания.

В такие минуты я чувствую себя неопытной девственницей, он в общем-то так ко мне и относится. Учит, объясняет. Будто моего прошлого опыта не существует вовсе. Кирилл его попросту не воспринимает всерьез.

Но так даже лучше. Мы никогда не вспоминаем Леонидаса. Кожей чувствую, что Кирилл ревнует, и предпочитаю не бередить раны. Я догадалась, что мой судья очень долго мечтал обо мне, и пока прошло слишком мало времени, чтобы забыть тоску от того, что любимая женщина каждый день выбирает другого.

А еще я могу поклясться, что он мне верен. Не из тех, кто разменивается. Да и гордится нашим союзом. Это заметно по тому, как общается со мной на людях, как представляет своим знакомым или родственникам.

«Моя невеста Лада». «Моя будущая жена Лада».

У меня волоски на коже дыбом от его восхищенных взглядов. Окружающие не могут не реагировать и тоже начинают смотреть на меня как-то иначе. Здесь вновь стоит упомянуть кольцо, которое в моем случае не просто блестящая цацка. Кирилл много работает, я часто бываю одна, но, едва взглянув на обручальное кольцо космической стоимости, любой мужчина понимает, что лучше со мной не флиртовать.

Надо быть законченной дурой, чтобы предать или унизить такого мужчину, как Кирилл Богданов. Обмануть или обидеть? Ни за что на свете!

— Ты прочитала брачный договор? — спрашивает Кирилл в пятницу вечером.

Мы ужинаем дома. Сначала хотели куда-то пойти, но я неожиданно для себя самой освободилась пораньше и успела приготовить. Мы оба так много работаем, что домашний ужин — это событие, которое воспринимается как праздник. Готовить мне нелегко. За пять лет я привыкла ваять то, что любит Леонидас. Изучала греческую кухню. С Кириллом подобное не прокатит, он предпочитает зеленые и красные борщи, котлеты… Да даже картошку жареную! Которая у меня, стыдно признаться, не сразу получилась вкусной.

— Некогда было, — пожимаю плечами. — Может, ты мне вкратце перескажешь, что там?

Кирилл смотрит на меня не без раздражения.

— Я не собираюсь ни на что претендовать в случае развода, — повторяю в третий раз за неделю. На самом деле мне не нравятся все эти пляски вокруг брачных договоров. И когда он впервые поднял эту тему — я расстроилась.

— Изучи договор, после этого назначим дату.

— Тебе не терпится на мне жениться? — силюсь улыбнуться.

— Не терпится. Найди, пожалуйста, время на этих выходных. Если будут какие-то замечания, нужно будет обсудить и внести поправки.

— Ты воспринимаешь брак как сделку.

— Это и есть сделка.

Я поджимаю губы и отворачиваюсь. Любой своей подруге я бы посоветовала составить такой договор и зачитать его до дыр перед подписанием. Сама же не хочу всех этих бумаг. Я хочу признаний в любви! Я так сильно его люблю, что меня выбивают из колеи мысли о возможном разводе и попытках Кирилла себя обезопасить. Он, без сомнений, прав. Но рядом с ним я не юрист. Я его девочка! Поэтому душу изрядно царапает то, что даже в вопросах узаконивания наших отношений он остается все тем же сухим спецом, который просчитывает всевозможные ходы.

— Я прочитаю, Кирилл. Завтра утром, пока будем ехать в Небуг, как раз займусь. Сейчас слишком устала и хочу лечь спать. Можно?

— Договорились. — Он медлит, потом произносит: — Лада, тебя расстраивают разговоры о предстоящей свадьбе?

— Они не о свадьбе, а о разводе.

— Лада, что происходит? — откладывает столовые приборы и смотрит на меня.

— Тебе было вкусно?

— Очень. Спасибо большое за прекрасный ужин. Ответь, пожалуйста, на мой вопрос.

— Я не хочу думать о том, что придется делить с тобой ложки-вилки. Я хочу твою фамилию, хочу стать твоей семьей.

— Ты и есть моя семья, — говорит он мягко. — Другой — у меня нет и вряд ли когда-то появится.

— Почему? — спрашиваю.

— Я не знаю.

— Кирилл!

— Мы давно живем как семья. Ты прекрасно понимаешь, что штамп будет иметь значение только в случае каких-то проблем или сложностей. Я составил договор исключительно для этих случаев.

— Я не хочу сложностей, — говорю упрямо.

Он встает из-за стола, подходит ко мне, кладет руки на плечи и начинает массировать. Он еще не переоделся после работы, снял лишь галстук и пиджак. Краем глаза вижу манжеты белоснежной рубашки. Его действия безумно приятны.

— Я тоже не хочу, — произносит спокойно. Он сегодня терпелив. — Мне кажется, ты устала. Отдохнем, отоспимся. И вернемся к теме позже.

— Хорошо. Кирилл…

— Мм?

— Я почти уверена, что решилась, — оборачиваюсь и смотрю ему в глаза. — Хочу на этих выходных попробовать весь комплект.

— Ты имеешь в виду анальный секс?

— Да.

— Точно? — спрашивает с улыбкой.

— Думаю, да. Не знаю. Возьмешь на всякий случай с собой презервативы?

— Конечно, — он наклоняется и целует меня в щеку. — Это просто эксперимент, тебе понравится.

— Ты ведь точно знаешь, что делать?

Он кивает, улыбаясь шире.

— Все будет хорошо.

— Твои прошлые подружки были довольны?

— Поговорим о моем опыте? — посмеивается надо мной.

— Нет! Конечно, нет. Я правда хочу попробовать с тобой. Но у меня есть условие.

— Какое же? — Он так серьезен, что я едва сдерживаю улыбку. Ей-богу, решает важнейшие споры по работе, не иначе!

— Я хочу видеть при этом твои глаза. Для меня это важно. Очень важно.

— Хорошо, — медленно кивает. — Я подумаю.

Глава 58

Кирилл

Лада закинула ножки на панель мерса, чувствует себя более чем комфортно. Любую другую убил бы, ей-богу! А эта — ну ладно, пусть сидит, дорога неблизкая. Может, кресло ей отодвинуть, чтобы удобнее стало? Закатываю глаза от собственных мыслей.

Лада хмурится, читая наш брачный договор. Ей кажется, что он совершенно лишний. Лада раздражена, что я заставляю ее работать в выходной. Напрасно, она просто не представляет, что за человек мой дядя. Поэтому договору быть и это не обсуждается.

Я бы мог просто подсунуть ей бумаги, но она должна научиться заботиться о себе сама. Когда она любит, то становится уязвимой, а это опасно. Пусть читает, анализирует. Учится защищать себя.

Умирать я не собираюсь, по крайней мере в самое ближайшее время. Но мало ли что. И мы должны быть к этому готовыми.

— Ты кресло назад откати, чтобы ноги вытянуть, — говорю ей, стрельнув глазами.

— Мне нормально, — бурчит. Не пошевелилась.

Прикусываю губу. Заботишься о ней, она еще и недовольна.

Отель скоро закроется на зиму, и мы решили урвать последние денечки. Погода теплая, за Туапсе начинаются субтропики, поэтому местные флора и фауна отличаются от привычных. Кое-где растут пальмы. Бегают толстые кошки и еноты. Наверное, я излишне консервативен, но езжу только сюда. Даже номер снимаю один и тот же. В последние месяцы всегда с Ладой.

Ей здесь нравится, ее не мучают неприятные воспоминания, я тоже не из тех, кто борется с призраками прошлого. Мы с ними — та еще токсичная компания.

— Ты когда-нибудь меня ненавидела? — спрашиваю, когда мы гуляем по берегу. Этот вопрос меня беспокоит, мне хочется поднять его именно здесь и сейчас. Возможно, этой беседой мы отпустим на волю часть моих призраков.

Море сегодня неспокойное, поэтому близко к воде не подходим. Лада натянула капюшон на лоб, застегнула куртку до горла. Ветер порывистый, но мы решили все равно немного подышать соленым воздухом после обеда.

— Нет, — отвечает она. — Я не любила воспоминания о том дне, когда обозвала тебя. Мне было стыдно, поэтому я предпочитала не думать о случившемся. Либо считать, что ты этого заслуживаешь. По-детски, понимаю.

— Вовсе нет. Нормальная защитная реакция.

— А ты меня ненавидел?

— Я? За что? — удивляюсь.

Мы держимся за руки, это банально. Но приятно. Мне давным-давно не хотелось кого-то так часто касаться. Я, в общем-то, и не планировал ее постоянно трогать, но Лада при каждой возможности обнимает и ластится. Мое привыкание к теплу ее тела было неизбежным, как неизбежно привыкание к утреннему кофе, послеобеденному десерту, сигарете… Продолжать список можно бесконечно. Небольшие ежедневные приятные мгновения в рутине непрерывного потока проблем и споров. Кому, как не судье, знать, какими тварями бывают люди, как грызутся из-за всего на свете.

Каждый тактильный контакт — мой якорь, который удерживает на плаву, делает день лучше.

— Разве ты не хотел меня проучить? Отомстить? Преподать урок? — спрашивает она.

— Всерьез никогда об этом не думал, Лада.

— Еще скажи, что ты не обиделся на «гоблина».

— Я разозлился.

И это правда. Когда Лада почти четыре года назад прилюдно обозвала меня гоблином, я взорвался. Злость — сильное здоровое чувство, данное нам при рождении для выживания. Благодаря злости мы совершаем поступки с большой буквы, принимаем важные решения. Действуем.

Поначалу даже не понял, на что так сильно отреагировал, но зеркало дома разбил вдребезги. Наверное, впервые увидел себя ее глазами. Потом поразмыслил, стоя над осколками, и понял, что сам себе неприятен. Отражался в них — в каждом по отдельности и во всех одновременно… разглядывал.

Действительно «тупой».

Это она еще мягко со мной. Сам бы я при иных обстоятельствах мог бы выразиться и пожестче.

Лада не была виновата, ну ляпнула вслух то, что думали все вокруг, бывает.

Пришлось признать, что я — урод и неудачник. Под тридцать лет, низкая зарплата, хреновая генетика, унизительный шрам на мошонке. Комбо!

Ее поведение можно назвать бессердечным, но при этом… блть, разумным. Дружить с помощником судьи — выгодно, она и дружила. Улыбалась, кокетничала. Не только со мной, со всеми помощниками и секретарями, с которыми пересекалась по работе. Запасть на меня в то время было невозможно, это совершенно исключено на инстинктивном уровне.

Вернемся к биологическим корням. У животных части тела, которые привлекают противоположный пол, избыточны. Самец как бы демонстрирует невероятными перьями, какой-то особенной шерстью, ярким окрасом, да и вообще кто во что горазд, — что у него так много ресурсов, что он может потратить их на бесполезные фишечки. По мне в то время можно было сказать лишь то, что сам я с трудом выживаю. Какое уж мне потомство…

Не понравился.

Я еще справки навел, что у нее богатенький ухажер. Не знал, что грек. Просто молодой состоятельный парень, который ее подарками заваливает. Ну я и отступился. Не хочет она меня. Смешно ей от одной мысли, чтобы дать мне шанс. Что поделаешь?

Смириться было нелегко. Не то чтобы она первая девушка, которой я не понравился. Но почему-то именно в ее случае тяжело было. До физической боли и тупой ярости на самого себя за слабость. Слабым я быть не привык. Перед отцом стыдно, вернее, его памятью. Единственный сын — и такое убожество. Даже раздеться перед девушкой стремно, не только из-за худобы, а из-за последствий операции.

— А почему тестикулы в таком виде? Что с тобой случилось?!

Бля-я-я. Проще операцию сделать, чем выдумывать объяснения каждый раз. Я и сделал.

Но это потом случилось. Поначалу… Как же сильно я запал на юную Ладку! Спать не мог. Бесился, на стенку лез. Она еще пропала сразу после того случая, не знаю даже, хорошо это или плохо. Запретил себе искать, интересоваться.

Зеркало новое купил в полный рост, на стену повесил. В нем потом, через полтора года, фотографировался для анкеты в порно. Злость меня вела вперед. Едва поспевал за ней.

Здоровые кожа и тело, модная одежда, цацки в виде часов, запонок — наши шерсть и перья. То, чем современные мужчины привлекают самочек. Добавим сюда машины, телефоны, дома… — мы пускаем пыль в глаза, понтуемся, чтобы впечатлить других самцов, чтобы те за нами следовали. К нашей команде примыкали. Все это нужно, чтобы добраться до заветной ветки. Чтобы усадить на нее избранную самочку.

Охренел, когда увидел Ладу в этом южном городе. Сначала не узнал даже. Ну все, конец же. Отпустил, забыть пытался. Я не гребаный сталкер, чтобы преследовать. У меня, вообще-то, чувство собственного достоинства имеется.

А тут совпадение! Лада Жуйкова вновь юрист! Да еще и на моем заседании! Глаза таращит, мнется. Узнала, значит.

Больше смеяться ей не хочется.

Поделился с Евгением, что судьба умеет посмеяться! Фотографию ему показал. Тот девушку узнал мгновенно и пригласил на вечеринку в честь помолвки парня Лады. Не с Ладой.

— Поехали, ты задолбал сидеть дома, — сказал он. — Тебе даже переодеваться с работы не надо.

— Меня ж не приглашали.

— Я приглашаю. Константин Андреасович только рад будет, что я привел судью. Развеешься. Я тоже ненадолго, — пожал он плечами. — Если получится, представлю тебе Елену, о которой рассказывал. Вместе приедем, через пару часов вместе на такси вернемся. Раз ты хочешь Жуйкову себе, то не помешает разведать обстановку.

— Ладно, поехали. Но я не понимаю, почему ни разу не видел Жуйкову раньше, я ведь бывал на ваших тусовках. А ты говоришь, она два года здесь живет.

Учитывая давний конфликт «Маргаритки» со Спанидисами, бывал нечасто. Соблюдал дистанцию. Но если настойчиво звали — не отказывался.

В ответ на мои слова Евгений только покачал головой.

— А с чего Ладе Жуйковой присутствовать на наших праздниках?

Я прищурился.

Она такой жалкой выглядела, когда убегала из туалетной комнаты. Прекрасная, самая красивая во всем городе, но испуганная и расстроенная. Всхлипывала.

Острое желание набить мажору морду впрыснуло адреналин в кровь. Если бы она подошла ко мне и попросила избить ублюдка, меня бы даже статус судьи не остановил.

Но она шарахнулась в сторону и убежала.



Глава 59

Кирилл

Время шло. Увидел ее в суде второй раз, третий. Попросил, чтобы Иван ей земельные споры поручал. И сам слюни подобрал, потому что нечего. Моя будет. Еще не придумал как, но будет точно. Отобью у грека, найду способ. Раз ей любовницей нормально быть, то какая разница — чьей?

Сам сопротивлялся чувствам, а все равно крыло.

Будто не было этих трех лет. Видел ее и с ума сходил. Она не просто смотрела на меня, а душу царапала. Улыбнется, а у меня сердце шпарит, хочется провалиться сквозь землю в свой подвал и бить грушу, пока могу двигаться.

Снова ночи бессонные, страсть, похоть дикая. Все, что зарыл, уничтожил, — на волю вырвалось. Ревность грызла, аж косточки хрустели. Начал справки наводить, она с мажором пять лет уже, оказывается. Любовь, блть, у них, что ли, настоящая?

Пока сопоставлял факты и прикидывал, как бы так воспользоваться свадьбой грека, чтобы увести у него из-под носа девушку, Лада сама ко мне пришла на парковку, поужинать предложила. И вновь с тем же легкомысленным отношением — как к кому-то недостойному, которого можно использовать ради собственной выгоды. Поулыбаться пару раз и забыть как страшный сон.

Меня этот подход не устраивал совершенно. Мне надо было, чтобы она меня запомнила. Всерьез начала воспринимать. Услужливость и ухаживания с ней не работают. Принцесса расценивает их как должное. Помнил по прошлому опыту.

Поэтому зажал, напугал. Удивился, как отреагировала. Подчинилась легко и будто естественно, что лишь подогрело мой интерес. Взаимность кольнула больно в сердце, но быстро переубедил себя, что показалось.

Еще до этого с помощью все того же Евгения я оперативно влился в греческую тусовку, чтобы разузнать побольше. Послушал, как о ней отзывается местная «знать». Офигел. Сложно было не набить им всем морды за «греческую шлюху» и варианты, как можно к ней подкатить с целью отжарить, если мажор окончательно отвалится. Он ее представил родным и друзьям как девку для досуга, которая «дала» без штампа. И не ему первому. Потом этот придурок метался, как стрелка осциллографа, придумывая, как бы так и на шлюхе жениться, и достоинство при этом сохранить. Сам себе яму вырыл, сам в нее и е*нулся.

О Ладе говорили много и часто, меня это беспокоило.

Ей явно угрожала опасность, интуиция подсказывала, что девица в беде. Какой именно — уловить не мог. Но хотелось ее… не знаю, защитить, и я предложил свое покровительство. Пальцы ведь мои сосала, ничего страшного, не умерла. Значит, не настолько я мерзок?

Призналась в тот вечер, как тяжело ей справляться. Кольнуло снова, на этот раз оголенной искренностью.

Боже, просто попроси меня. Просто скажи, что я тебе нужен. Все ведь сделаю.

Может, стоило поговорить с ней по-человечески, но у меня не получилось. Решил прислать ягод, побаловать.

Все гадал, неужели ей такая жизнь нравится? Неужели она настолько сильные чувства к нему испытывает? Пустила его домой ночью. Пьяного. Уже женатого на другой. Меня бы никогда не пустила. А его — запросто.

Не нравлюсь ей. Бывает. Надо принять как данность, что никогда не понравлюсь.

Снова разозлился на нее. Или даже разочаровался.

А потом она сама ко мне пришла и попросила о помощи. Внезапно ночью! Не к кому-то, а именно ко мне. Вырваться захотела из всей этой грязи, куда ее затащил мажор. Не по нраву она ей.

Пришла ко мне как к чудовищу, из двух зол выбрала меньшее. Так рыдала, что трахаться со мной придется. Печально было все это наблюдать. Гоблин ведь, на что рассчитывал?

Но то, что решила начать новую жизнь без греков, — отозвалось внутри одобрением и уважением.

Сначала хотел помочь безвозмездно, уж сильно ей страшно было. Как-то стремно пользоваться. А потом… внезапно решился взять то, что предложила.

Сама ведь пришла. Продалась. Почему нет-то? Добровольно со мной никогда не будет. Не захочет, не полюбит.

Но потерпит.

Увидел в спортзале, и крыша окончательно от ее доступности съехала. В тот самый момент, когда Лада подошла и руку на грудь положила. Я просто отпустил себя и сделал то, чего так сильно жаждал все эти годы.

Взял ее. Покорную.

Понравилось очень. Совесть даже заткнулась ненадолго, голову потерял. Только и думал, что рядом она.

Рядом. Рядом. Рядом.

Спит в соседней комнате, потом в машине. В гостинице. В любой момент можно подойти и дотронуться. Моя теперь. Купил, ну и что. Ненадолго, ну и что?!

Моя ведь. Я просто сорвался и ошалел от дозволенного.

И сразу же черту переступил.

На секунду поверил ночью, что ей правда приятно со мной, что влажная для меня. Потянулся, она прогнулась, застонала.

Я ведь до этого старался поменьше ее касаться, не целовать, не трогать особо, чтобы как-то облегчить интимную связь с неприятным человеком. А она между бедер влажная, даже смазка не нужна, хотя взял с собой на море. Тело ведь не обманешь? Тело реагирует, значит, приятно ей.

Когда имя грека услышал, все встало на свои места. Его она любит, его забыть пытается. Человек он — дерьмо. Но сердцу ведь не прикажешь, мне ли не знать?

Разозлился, жалею, конечно. Перекрыло. Больше не допущу. Надо было пойти снова зеркало разбить, я же с ней своими эмоциями поделился.

Права не имел на это никакого.

А потом покорность ее, так желаемая мною, поперек горла встала. Потому что ни одна женщина после такой грубости, не обговоренной заранее, не сделала бы вид, что ничего не случилось. Лишь та, что на грани находится, которая смирится и переступит через себя, свою гордость ради благой цели. Здоровья родителей, например. Пздц. Мой отец в гробу пять раз подряд перевернулся, наверное.

Клянусь, я бы больше не дотронулся до нее ни разу. В машине, когда дрочила мне, сам себя ненавидел, что позволяю ей. Смесь горечи и бешеного счастья — захлебнулся. Вновь не смог отказать себе. Глаза закрыл и чувствовал ее руку. Нежные пальцы. Слушал ее стоны. С ума сходил снова и снова.

А сам бы… никогда не тронул. Я просто… проваливаюсь в водоворот рядом с ней.

Ночевать остался у родственников. Знал, что, если вернусь домой, к ней в спальню зайду. И она не откажет. Вот только одной ее покорности мне стало мало.

А может, всегда было недостаточно?

Я… даже не думал, что в ответ полюбит. Это что-то из рода фантастики со мной случилось.

Так сильно полюбить взаимно. За что она меня только? Не понимаю.

Но верю. Ее чувства — не самообман, они настоящие. Идиотом надо быть, чтобы перепутать. Я четко видел страх в ее глазах, напускную покорность «для дела». Сейчас Лада искренняя. Нагловатая. Настоящая.

Обожаю.

— Кирилл, ты гладишь меня по заднице, — говорит она.

Мы стоим на том же самом пирсе, на котором обнимались в нашу первую поездку сюда.

— Я знаю, — отвечаю. — Не обращай внимания.

— Нас заметят, фоточки напечатают в газете, тебя уволят за непотребное поведение.

— Скорее бы. Столько времени появится гладить тебя.

— По заднице.

— В том числе.

— Даже не верится, что сегодня ты, наконец-то, будешь сверху.

Смеюсь.

— Дурацкая поза. Контролировать ситуацию невозможно, ни потрогать, ни зрительно оценить происходящее. Просто лежишь, и все.

— Потрясающие ощущения, когда ни о чем не думаешь, особенно о контроле, а просто обнимаешься, — она злорадствует. — Можно гладить друг друга, целоваться.

— Тебе лишь бы целоваться.

— Мне лишь бы с тобой, — шепчет она.

— Ты меня не боишься теперь? Скажи только честно. — Потом добавляю поспешно: — Мне нужно знать перед предстоящей ночью. Ответственность, сама понимаешь. Я ведь хочу, чтобы тебе понравилось. А для этого ты должна доверять мне полностью.

— Я тебя простила, — говорит она мягко. — Давно уже.

Я слегка округляю глаза. Мы оба сейчас не об анале, а о принуждении, с которого у нас все началось.

— Спасибо, — отвечаю я, отпуская на волю добрую половину своих призраков. Пусть уходят с миром.

— А ты меня? Не отрицай, тоже было за что.

— Конечно. Всегда — сразу же.



Глава 60

Лада

— Ну что, как ты? — спрашивает Кирилл. Он, в легкой куртке и без штанов, курит на балконе. Бортики здесь высокие, поэтому с виду он выглядит прилично.

Как и всегда — только с виду.

Вообще, зрелище забавное. Так и хочется шлепнуть уважаемого судью по упругой заднице. На улице плюс восемнадцать, довольно зябко, поэтому я в штанах и толстовке.

Подхожу и обнимаю его со спины. Грею.

— Хорошо. Мне все понравилось, — улыбаюсь, следя за движением его руки с сигаретой. Заглядываю в лицо.

— Я знаю, — говорит он, выпуская дым изо рта и носа одновременно.

— Однажды твое эго не выдержит и попросту лопнет. — Все же позволяю себе ущипнуть его, Кирилл слегка улыбается.

— У моего эго колоссальный потенциал.

Я зажмуриваюсь и вспоминаю его ласки. Его губы, пальцы. Вес его тела. Его успокаивающий шепот. Вспоминаю и сильнее прижимаюсь к его спине. Обнимаю крепче.

— Ты дрожишь? — спрашивает он. — Я бы поделился курткой, но…

— Не от холода, — поспешно перебиваю. — Немного и правда дрожу. Вспоминаю, как мы это делали.

Его тихий голос: «Расслабься, расслабься, ты делаешь мне больно. Все хорошо, моя девочка». Волоски дыбом, и вновь дыхание сбивается. Он так часто просит меня с ним расслабиться.

И у меня получается. Наверное, это чудо, что после прошлых отношений я могу вновь довериться мужчине. Хотя вранье. Какое же это чудо? Это все Кирилл.

— Значит, эксперимент удался? — спрашивает он.

— Еще как. Я даже не ожидала.

— Тогда будем практиковать, как и сквирт. По желанию. Но не чаще раза в месяц, поняла? Ты должна беречь себя.

Его слова возвращают меня к нашему откровенному разговору на пирсе, когда он внезапно извинился. Потом еще этот брачный контракт дурацкий.

— Кирилл, — начинаю осторожно, — почему мне все время кажется, что ты со мной прощаешься? Мы ведь женимся, — вслепую прощупываю почву.

— Да, в понедельник подадим заявление. Все по плану, — он берет мою правую руку, на безымянном пальце которой красуется колечко. Подносит к губам, целует.

— Ты постоянно меня учишь, рассказываешь, объясняешь, как будто мне вскоре придется жить без тебя, — решаю не сдаваться. Подобные подозрения зародились давно, но теперь, озвучив их вслух, я почувствовала сильное волнение. — Это касается и работы, и быта. И каких-то прочих моментов.

— Я практически живу в суде. Конечно, ты часто будешь одна. Без меня.

— Спать с кем-то?

Он оборачивается и хмурится.

— Вау, отреагировал! — взрываюсь я, делая шаг назад. — Ты даешь мне советы на будущее, будто это будущее у меня возможно без тебя. Просишь прощения. Кирилл… наш брачный контракт похож на твое завещание!

— В противном случае я не планирую им пользоваться, Лада.

Он целовал меня. Целовал везде, когда готовил к взрослому сексу. Нежный, внимательный, терпеливый. Он… сейчас хмурится, в глазах сталь. И мне это не нравится.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — я скрещиваю руки на груди. — Перед тем, как я стану твоей женой.

Он глубоко затягивается и тушит сигарету в пепельнице.

— Пошли в номер, я замерз.

Я следую за ним, закрываю балконную дверь. Напоследок бросаю взгляд на залив — море бушует. Настраивает на свою неспокойную волну. Мне кажется, ночью будет шторм.

— Так что, Кирилл? Боже, у тебя снова кровь!

Он быстро касается носа.

— Блть, я сейчас.

Пока он умывается в ванной, я подпираю спиной дверь. Послушно жду. У него случаются носовые кровотечения, и мне кажется, чаще, чем об этом знаю я. Поначалу я несильно беспокоилась, потому что страдала подобным в школе, затем все прошло. Но у меня не было за плечами побежденной смертельной болезни.

Побежденной ли? При одной этой мысли я за сердце хватаюсь. Мне снова больно, как тогда в подъезде, когда я смотрела на пистолет Леонидаса и не хотела жить. Какой-то бред, гнать метлой надо страшные подозрения.

Прохаживаюсь по коридору туда-сюда, потираю плечи.

— Поговорим? — предлагаю, застыв на месте.

— О чем? — спрашивает из-за закрытой двери.

Утыкаюсь лбом в стену.

— О твоем здоровье.

— А что о нем говорить? Оно либо есть, либо его нет.

Делаю глубокий вдох-выдох.

— Оно есть, Кирилл? — набравшись смелости.

Он молчит. Потом щелкает замочек, и я захожу в ванную. Кирилл запрокинул голову, прижимает мокрое полотенце к переносице.

— Я чувствую себя хорошо, Лада, — говорит он спокойно. Океан тих, безмятежен. Но что скрывают его воды? — Большую часть дня. Иногда накатывает слабость, но это быстро проходит. Как моя будущая жена, ты должна знать, что у меня был рак.

Я молчу.

— Я… долго лечился, прошел химию. Несколько курсов. Обошлось без облучения. Теоретически у меня могут быть дети, если тебя это беспокоит. А могут и не быть. Моего отца убил рак, и я… допускаю, что тоже помру не своей смертью. И случиться это может… Лада, не реви. Будешь реветь, я больше не скажу ни слова.

— Я даже думать о таком боюсь.

— Думать «о таком» надо. Не постоянно, иначе можно сойти с ума. Просто быть готовыми. У меня хреновая наследственность. Поэтому я хочу, чтобы ты научилась о себе заботиться. Мои хитрые родственники в тебе души не чают, но, если появится возможность отхватить бабла, даже не задумаются. Несмотря на то, что в деньгах не нуждаются. Я не собираюсь оставлять им состояние моего отца. Других наследников у меня нет. Только ты. Завещание я тоже напишу.

— Но я тебе… только невеста.

— Ты мой близкий человек. — Он проверяет, прекратилось ли кровотечение, умывается. — Если мое здоровье ухудшится, вплоть до потери дееспособности… — Кирилл мрачнеет, погружается в воспоминания, потом выныривает из них, смотрит на меня. Глаза ясные: — Если такое случится, родня начнет на тебя давить. Поэтому с технической точки зрения я хочу тебя защитить. Брачный договор они никак не оспорят. Я все подгадал так, что при любом раскладе они ничего не получат. Это мое решение, ты останешься богатой.

— Но у тебя же сейчас нет рака? Сухой кашель, кровотечения, слабость… этому же есть другое объяснение?

В ответ он нейтрально пожимает плечами и улыбается.

— Пойдем ужинать? — спрашивает.

Глава 61

Лада

— Ты издеваешься?! — хмурюсь. — Вот на этой ноте мы просто возьмем и пойдем ужинать?

— Да, именно так все и будет, — отрезает он.

Я прищуриваюсь, а потом… мы ругаемся! Впервые с той ночи в отеле, когда я назвала его именем бывшего, мы ссоримся по-настоящему! Раньше поводов не было, вообще ни единого, чтобы спорить до хрипоты, выдумывать аргументы, злиться друг на друга.

Я не просто осмеливаюсь повысить голос на Кирилла или покритиковать его поступок, что раньше казалось немыслимым. Я кричу на него.

Прошу, пытаюсь спрашивать.

Он раздражен, но по-прежнему спокоен, и это спокойствие — самое худшее, что я видела в жизни. Он будто смирился. Судья принял решение и не допускает сомнений. Доводы несогласной стороны слушать отказывается!

— Мы возвращаемся в город и в понедельник идем в больницу, — ставлю его перед фактом. — Ты обследуешься от и до. И не дай бог что, будешь лечиться. И бороться.

— Нет.

У меня аж руки затряслись.

— Кирилл, я не собираюсь жить в ожидании, когда тебе станет хуже!

— Ты и не будешь. Час назад ты была счастлива, ярко кончала с моим членом в заднице на кровати люксового номера пятизвездочного отеля. Мы продолжим в том же духе. За последний час не изменилось ничего.

— Кроме того, что у тебя пошла кровь!

— Перестала же.

Его слова обидны, но грубость — меньшая из моих проблем на данный момент.

С каждой минутой разговора я чувствую, как меня заполняет ужас. Он вообще непробиваем. Абсолютно и полностью. С какой бы стороны я ни подходила, какие бы доводы ни выдумывала, — словно бьюсь головой об стену, царапаю ногтями глухую плиту, барахтаюсь, с каждым движением лишь сильнее увязая в безысходности.

Он говорил мне столько приятных слов, так нежно любил меня. Он… стал для меня всем, а теперь собрался бросить?! Я не хочу оставаться богатой вдовой! Я хочу прожить с ним долгую жизнь! Я не какая-нибудь там тупая кукла, которой можно заткнуть рот блестящей цацкой. И мне до глубины души обидно, что именно так он обо мне думает.

— Я тебя люблю. — Спустя еще один час я просто плачу, сжавшись в комочек на диванчике и понимая, что ничего не могу сделать. Я уговаривала, убеждала, злилась, он даже бровью не повел. — Так сильно люблю.

— И я тебя люблю, — он терпит буквально из последних сил. — Лада, я всю жизнь тебя люблю.

По привычке мне хочется скорее взять себя в руки, чтобы не раздражать и не расстраивать его. Подыграть ему, помочь, поддержать. Но не в этом же вопросе!

— Лада, просто ни о чем не думай, я обо всем позабочусь.

— И научишь жить без тебя, верно?

Он кивает, а я отворачиваюсь. Я… как я могу идти ужинать с ним под руку и радоваться, зная, что, возможно, именно сейчас страшная болезнь его убивает и он ничего не делает, чтобы сражаться? Как я могу улыбаться, что-то планировать, принимать его подарки и поцелуи, когда сама… будто соучастница?

Я ради него на все готова, я никогда его не предам. И уж точно не стану спокойно наблюдать, живя удобной сытой жизнью, как самый лучший мужчина на свете идет на верную смерть.

— Ты пойдешь в больницу в понедельник, Кирилл. Иначе…

— Иначе что? — он скрещивает руки на груди и прищуривается.

Иначе мы расстанемся.

Расстанемся. Расстанемся. Расстанемся. Какие страшные слова! Я закрываю рот ладонью, не желая произносить их вслух.

Вместо этого хватаю со стола телефон и швыряю его в стену.

Кирилл не пошевелился. Тогда я тянусь к пульту и бросаю его в телевизор, разбивая экран. Кирилл крутит у виска, достает сигарету, третью за сегодня(!), и уходит на балкон. Курит там.

Итог моей истерики — он делает себе еще хуже, потом снова будет кашлять! Это все, чего я смогла добиться, тараторя два часа без остановки. На меня накатывает паника, я вдруг резко вспоминаю, почему так сильно боялась его поначалу.

Равнодушие. Стопроцентная холодность в глазах и в принятии решений. Самодурство, подкрепленное профдеформацией.

Он судья уже полтора года, и до сих пор у него не было ни одной отмены. Сколько бы я ни билась над апелляцией, ничего не получается.

Но ведь он сделал так много уступок! Он слушает меня, спрашивает мое мнение по многим вопросам. Заверяет, что мы семья.

Разве такие вещи, как здоровье, не обсуждаются на семейных советах?

Кирилл словно отшвыривает меня в прошлое, когда я сидела перед ним на заседаниях и лишний вдох боялась сделать. Неподкупный! Ни слезами, ни лаской его не взять. Ни деньгами, ни телом. Он сказал мне об этом однажды прямым текстом. Но я забыла. Поверила, что у нас может быть иначе. Что у нас есть общее будущее.

Он долго курит там один. Возможно, все же передумает? Надежда теплится, греет сердце. Меня снова и снова захлестывает ледяной водой. Столько времени греть океан, чтобы сдаться и замерзнуть насмерть в его водах.

Кирилл выходит через пять минут, бросает на меня взгляд:

— Ты почему еще не оделась? Я голоден.

— Потому что мы не договорились.

— Если ты не поспешишь, я уйду без тебя. Твоя истерика уже начала действовать мне на нервы.

— Кирилл, неужели у меня нет права голоса? Это ведь я, твоя семья. Твоя девочка. Ты меня совсем-совсем не слушаешь.

— А ты меня, — он поджимает губы и эмоционально разводит руками.

Хоть какие-то эмоции за вечер, боже!

— Лада, все было хорошо вчера. Все хорошо сегодня. И завтра тоже будет отлично. Не накручивай себя на ровном месте. Что ты сейчас хочешь услышать? Я не пойду по врачам, потяну столько, сколько можно. Лечиться я не стану. Превращать остаток жизни в непрерывное прощание — тоже не по мне.

— Мне надо убедиться, что ты здоров, — говорю упрямо.

— Этого я тебе обещать не могу. Пожалуйста, как моя будущая жена, поддержи меня. — Он присаживается на корточки около моих ног, смотрит снизу вверх. Трогательный, безумно нужный.

Мое сердце болит и колотится, но я отрицательно качаю головой.

— Во всем на свете, кроме этого вопроса, Кирилл, — кусаю губы. — Потому что я слишком сильно тебя люблю, — слезы вновь струятся по щекам. Я не понимаю, почему не спросила его раньше о здоровье, не задала прямых вопросов.

Я просто… привыкла ему во всем доверять. Слепо. И сейчас в ужасе от того, какую жизнь он для нас выбрал.

— Я знала, что у тебя был рак. Ты справился один раз, теперь у тебя есть я. Вместе мы…

— Блть! — он вновь всплескивает руками и поднимается на ноги. И я понимаю, что вывела его из себя. — Знаешь, рак чего у меня был? — ведет рукой по ширинке. — На кастрацию я не пойду, для того чтобы подольше тебя радовать своей физиономией. Импотенция, депрессия, слабость… дальше я не дочитал.

— Существуют же гормональные препараты.

— Лада! — он сильно злится. — Этот разговор закончен. Я такой, какой есть. Не нравится — не пользуйся.

Я отворачиваюсь и зажмуриваюсь.

— Значит, ты предпочитаешь умереть?

— Это случится не завтра. Вероятно, наш разговор вообще не имеет смысла и я здоров. Я не понимаю, зачем мы его ведем битый час!

Я хватаюсь за его слова и поворачиваюсь, сжимаю ладони в умоляющем жесте.

— Так давай сходим в больницу и выясним! Ради меня! Чтобы я спокойно спала ночами. Маленький свадебный подарок, который мне так нужен!

— Нет.

Я вспыхиваю. Внутри буря, меня разрывает на части из-за несправедливости происходящего. Он тоже на грани.

— Кирилл, ты… Ты… — я качаю головой.

— Ну и? — он абсолютно невозмутим. — Говори, что собиралась.

— Если ты не передумаешь, то нам придется расстаться. Я просто не смогу так. Не смогу красоваться в свадебном платье, подписывать твой договор-завещание… Я не смогу смотреть на себя в зеркало, если сдамся в этой борьбе.

— Это твое решение, — абсолютно невозмутим. — Хочешь расстаться, давай расстанемся.

Я пораженно качаю головой, умирая от боли на его глазах. Он не станет меня удерживать.

Отпустит, как и обещал.

— Все тот же тупой гоблин, — бросаю я и убегаю из номера. Пренебрегаю лифтом и спускаюсь по лестнице, вырываюсь на свежий воздух. Спешу на смотровую.

Ветер стал тише, наверное, шторма все же не будет. Лишь внутри меня. Лучше бы страдало море.

Хочу прогуляться и все обдумать. Успокоиться. Возможно, я перегнула. С ним надо медленно и хитростью. Сделать вид, что играю по его правилам, а самой аккуратно подвести к тому, будто он сам принял решение пройти медосмотр. Когда дело касается близких и любимых, я — оголенная эмоция, совершенно не умею действовать с холодной головой!

За весь вечер он не сделал ни одного шага в мою сторону. Даже не намекнул на возможность компромисса. Он просил успокоиться и нарядиться к ужину. Чтобы блистать для него. Каждый день блистать, а то мало ли. Вдруг недолго смотреть осталось.

Ублюдок. Тупой, самый тупой гоблин. Самый любимый. Как же мне убедить его?

Глава 62

Лада

Я не стала спускаться к пляжу. Шторма нет, но море серое, неспокойное. За таким приятно наблюдать из окна, устроившись поудобнее в объятиях любимого мужчины.

Прогулялась по территории отеля, полюбовалась закатом. Приют нашла на небольшой детской площадке, к которой можно спуститься прямо из ресторана. Площадка полупустая, гостей в отеле мало, но несколько ребятишек все же лазят по деревянному кораблику, играют в моряков.

С моей лавочки открывается чудесный вид на море, как практически с любой точки этого отельного комплекса. Смотрю то на волны, то на детей. Становится зябко.

За временем не слежу, но примерно минут через сорок ко мне подходит мужчина, предлагает подняться в бар и выпить вина. Или чего покрепче.

— Такая красивая девушка и такая грустная! Вы, наверное, замерзли. Позвольте угостить вас, поболтаем. Обоим станет легче.

Он говорит вежливо, да и вообще на вид приятный человек, но я показываю кольцо и отказываюсь.

Маленькая обиженная девочка во мне шепчет соглашаться — пусть Кирилл увидит, заревнует, пусть поймет, что теряет меня! Представит, что я начну встречаться с другими мужчинами, и захочет, наконец, бороться! Но я отметаю саму мысль о том, чтобы причинить ему новую боль. Да и не хочу я ни с кем знакомиться, разговаривать. К нему хочу.

Мириться.

Гложет жгучий стыд. Разбить телефон и телевизор — малодушные поступки, которыми ничего не добьешься. Не с Кириллом. Я испытала шок и сильное эмоциональное потрясение, вследствие чего повела себя неадекватно. Нужно взять себя в руки и подумать над тем, что будет дальше.

С каждой минутой становится все холоднее, я уже готова подняться в номер, как вижу Кирилла, который быстро идет в мою сторону. Сердце сжимается сладко и горько одновременно. Я пряталась, но при этом ждала, что найдет и вернет. Сделает шаг. То, что он пришел за мной, — значит многое.

— Вот ты где, — говорит он спокойно. Детская площадка, видимо, последнее место, где он стал искать меня.

Пожимаю плечами. Я просидела здесь больше часа, но так ничего и не решила.

Кирилл снимает куртку и накидывает ее на мои плечи — сразу становится тепло и уютно. Он садится рядом.

Вот теперь хорошо, теперь можно любоваться на море. Я снова чувствую себя живой.

Мы оба смотрим вдаль. Я стягиваю полы ветровки и кутаюсь, потому что и правда замерзла. Малышня с родителями расходятся по номерам, мы с Кириллом остаемся вдвоем. Играем в свои недетские жестокие игры.

— Пойдем поедим и спать? — предлагает Кирилл.

Протягивает руку, и я вкладываю свою ладонь в его.

Ужинаем молча. Он спокоен и задумчив, я — пялюсь в салат. Всей душой хочу заговорить, улыбнуться, порадовать его. Но если я сдамся сейчас, то дам понять, что мое мнение можно вообще никогда не учитывать. Покричу и успокоюсь.

Так же молча идем в номер, по очереди умываемся, ложимся в постель.

Телевизор нам уже заменили, мой сотовый лежит на столе с разбитым вдребезги экраном.

Спать не хочется совершенно, а еще мне немного страшно закрывать глаза рядом с ним. Я прислушиваюсь к его дыханию, понимая, что начинаю медленно сходить с ума от страха. Но усталость берет свое. Ночью, примерно под утро, все же идет дождь. Осенний, холодный, по-южному мощный. Он бьет по окнам, бушует. Мы с Кириллом находим друг друга под простынями и обнимаемся. Дальше спим так, как привыкли, — я закидываю на него ногу, он терпит.

Несколько раз я тихонько плачу, он делает вид, что не замечает. Своей безэмоциональностью и напускным равнодушием он меня продавливает — медленно и верно. Выжидает, пока я — импульсивная и вспыльчивая — сама все переосмыслю и пойду на мировую. Я неплохо его изучила и сейчас тихо ненавижу за эту жестокость.

Он ведь не такой, он никогда не был жестоким. Сам мучается, уверена, но не отступает. Я трусь об его грудь лицом, вдыхаю запах его кожи. Зачем он приручил меня к себе? Показал, как сильно можно любить.

Утром мы так же молча завтракаем, потом собираемся в город. Он не намекает на утренние ласки, я делаю вид, что не нуждаюсь в них.

— Я пригласила Олимпию с Евгением на ужин, ты не против? Мы были у них две недели назад, и я обещала приготовить кое-какие блюда из морепродуктов, которые они не пробовали.

— Разумеется, не против. Во сколько?

— В семь.

— Хорошо, — он кивает.

По приезде домой я иду в магазин, потом готовлю. Кирилл сидит с ноутбуком, потягивает пиво. Ужин проходит нормально. Не супер весело, но нам обоим ненадолго удается расслабиться и отвлечься.

— Кирилл, ты подумал над тем, что я сказала? — спрашиваю после ухода гостей. Как раз заканчиваю складывать посуду в посудомойку, он вытирает со стола.

— Да, подумал. Тебе не стоит разбрасываться громкими словами про расставание. Дешевая манипуляция, которой ничего не добиться. Я знаю, что тебе нелегко, поэтому не стану заострять внимание. Но впредь так больше не делай, пожалуйста. И заметь, я тебя не обзываю.

— Прости, пожалуйста, что обозвала тебя снова. Я перегнула, за что мне ужасно стыдно. Но Кирилл… мои угрозы — это не манипуляция.

Он недовольно качает головой, закатывает глаза и идет к лестнице.

— Приходи в спальню, будем мириться. Я соскучился, — говорит с легкой улыбкой. Наигранной.

Он великодушно перетерпел мою истерику и готов делать вид, что ничего не случилось.

Я заканчиваю уборку в кухне, мою руки, потом лицо. И поднимаюсь наверх, чтобы собрать вещи.

Мы два барана. Влюбленные друг в друга до безумия, упертые бараны. Кирилл молча наблюдает за тем, как я упаковываю вещи, вызываю такси.

Я не хочу уезжать, но меня подстегивают его слова о «дешевой манипуляции». Он считает, что я легко разбрасываюсь подобными фразочками. Дескать, вымой посуду, иначе мы расстаемся!

Кольцо, впрочем, не снимаю и не возвращаю ему.

Я просто жду шага навстречу. Любого.

Машина сигналит снаружи, Кирилл смотрит на меня обескураженно. Как будто только сейчас начинает понимать, насколько все серьезно.

Я беру сумку с самым необходимым, он не пытается помочь мне. Просто смотрит.

— Я люблю тебя больше жизни, — говорю я. — И я с радостью пойду с тобой в клинику, как только ты решишься. Ни одна болезнь меня не напугает и не оттолкнет. Но ты тоже должен показать, что считаешься со мной, что уважаешь меня. Воспринимаешь всерьез.

Я подхожу к нему и тянусь, чтобы поцеловать в щеку, но он отворачивается и не дается. Мои губы дрожат.

Неужели правда отпустит? Вот так просто возьмет и отпустит?

Пока еду в такси, фантазирую о том, что он запрыгнул в свой мерс и выжал педаль газа. Обогнал меня и теперь ждет у подъезда. Я кинусь ему на шею, обниму, он заверит, что без меня не может.

Но он может. Прекрасно знает, где меня искать, но не едет. Не звонит. Я собиралась отказаться от съемной квартиры после подачи заявления в ЗАГС, немножко не успела.

Всю ночь не сплю, глажу свое колечко, мучаюсь. Что же мне делать? У кого спросить совета? Он не признает компромиссов, лишь полную капитуляцию. Сдаться, чтобы быть с ним? Делать вид, что не замечаю ни кашля, ни крови. Просто любить так сильно, как только умею, столько времени, сколько получится? Любить и верить, что произойдет чудо? Разве я смогу? Не пройдет и суток, как мы снова поругаемся.

В понедельник он скидывает мне фотографию заявления о регистрации брака. Все же подал.

«11 декабря в 11.00. Я буду тебя ждать», — присылает мне сообщение.

«Я приеду, если ты позволишь мне позаботиться о тебе».

«Я в полном порядке».

Очень рада, любимый. Потому что лично я — в полном отчаянии.



Глава 63

Лада

Говорят, что одиночество — это наркотик. Привыкаешь к нему медленно, но неотвратимо. Так привыкаешь, что потом ломать себя приходится, чтобы впустить в устоявшуюся, разумную жизнь другого человека. Даже горячо любимого. По-настоящему впустить, оголив сердце, распахнув душу.

Ненавижу наркотики. Мой мужчина, кажется, успел распробовать его в полной мере, насытиться. В его венах течет мешанина из крови и одиночества.

Но ведь это я должна быть под его кожей! В мыслях и сердце! Сделать все, чтобы спасти…

Все время думаю — как он там один? Как устраивает быт? Сам себе варит кофе по утрам, засыпает в постели без моих объятий. Он взрослый, самостоятельный человек — я это понимаю. Но каждый день, если не час, размышляю о том, что хочу о нем заботиться. В мелочах. Поцеловать после тренировки. Пожелать хорошего дня. Улыбнуться и развеселить, если устал. Ласкать и упиваться его удовольствием. Ему ведь все это нравилось, он хотел продолжать.

Мы теряем время. Оба упираемся, не звоним друг другу, не пишем. Проверяем выдержку, как будто изощренно издеваемся. Тестируем чувства. Зачем? С какой целью?

Как ты там, Кирилл? Неужели нормально? Неужели оно того стоит?

Просто приехать, упасть ему в ноги и попроситься обратно. Прошептать, что готова на все, лишь бы быть с ним. Только не выгони, приласкай, назови своей девочкой.

Каждый день об этом думаю, каждую минуту в шаге от того, чтобы именно так и поступить. Сдаться. И одному богу известно, что меня удерживает.

Родные не понимают, что происходит. Видят, как сильно я страдаю, подозревают, что Кирилл накосячил. Изменил? Ударил?!

«Да нет же!»

Их фантазия рисует всякие ужасы, им непонятно, как два настолько подходящих друг другу человека могли расстаться. Я молчу, потому что не вправе раскрывать его секреты.

За две недели, что мы не вместе, Кирилл дважды приезжал к моим родителям в гости, когда меня не было. Отец попросил его о какой-то помощи, Кирилл не отказывал, оставался на ужин. Я же продолжала носить кольцо. Мы не жжем мосты, лишь выжидаем.

Подозреваю, его тоже расспрашивают о том, что я натворила. Понятия не имею, что Кирилл отвечает, но мама с папой и бабушкой переживают не на шутку.

— Такого мужчину нельзя упускать, — сетует бабуля.

— Да знаю я, знаю.

Когда до одиннадцатого декабря остается меньше недели, я впадаю в панику. Он не собирается идти на компромисс, прекрасно понимая, что сильнее меня во всех смыслах. Разве я смогу бросить его в день регистрации? Он придет один, а меня нет. Как это все будет? Да я же умру от переживаний!

Неделя… Осталось каких-то семь дней на то, чтобы проявить мудрость. Я не мечтаю уже ни о платье, ни о гостях. Если уж на то пошло, мне и сам праздник не нужен! Я хочу к своему Кириллу. К своему упрямому, вредному, невыносимому Кириллу! Если бы не работа, я бы давно сошла с ума от сомнений.

Пятого декабря, в субботу, босс звонит около пяти вечера. Это необычно, потому что в выходные он редко беспокоит своих сотрудников. В нашей фирме действует золотое правило: хорошо отдохнувший юрист равно хорошо думающий юрист. И наоборот.

— Добрый вечер, Иван Дмитриевич, — здороваюсь и делаю паузу, дескать, а чего хотите-то?

— Лада, ты будешь сегодня в ресторане?

Точно. У нас же небольшой сабантуй по поводу одной важной победы в суде. Босс проставляется. Только алкоголем, кстати, за еду каждый платит сам. Я не участвовала в том деле, да и вообще слышала о нем краем уха.

— Нет, спасибо, у меня другие планы. — Стреляю глазами на экран ноутбука. Сериал стоит на паузе, и сам он себя не посмотрит. — Если честно, никуда идти не хочется.

— Ты когда в последний раз выбиралась из дома, Лада? Нужно развеяться.

— Большое спасибо за заботу, но настроения нет совсем.

— Настроение отыщется в ресторане. Оно там уже разлито по бутылкам с красивыми этикетками. Забыла, что за выпивку плачу я?

Обычно я не пропускаю подобные события, чтобы дружить с коллегами. Тут же вспоминаю, как приезжала домой с таких же посиделок, — после бокала вина и в отличном настроении, жаждущая приключений в постели. Строила глазки Кириллу, соблазняла. Делала ему минеты, стоя на коленях, да так старалась, что у самой дух захватывало! Напрашивалась, а следом получала желаемое. Невольно облизываю губы, сглатываю скопившуюся слюну. Всегда уходила пораньше, чтобы подольше побыть с ним.

Настроение мгновенно портится еще сильнее. Мы так мало времени прожили вместе, но он навсегда въелся в мою память. Что бы ни происходило, ассоциативный ряд приводит к нему.

И тут я решаюсь!

— Я приеду, Иван Дмитриевич. Бронируйте для меня стул!

— О, — он даже паузу делает. — Бесплатный бар творит чудеса. Отлично, стул под твою славную без пяти минут замужнюю задницу будет обязательно, не сомневайся. Итого одиннадцать человек, понял.

Не спеша иду к шкафу, раздумывая над образом. Поеду, развеселюсь. Выпью вина для храбрости, настроюсь, а потом возьму такси и нагряну в гости к Кириллу. И мы, наконец, поговорим! Если так пойдет и дальше, то одиннадцатого декабря в одиннадцать часов в ЗАГСе не случится того, о чем я мечтаю.

Черное платье, каблуки, прямые блестящие волосы. Умеренный макияж. Смелой походкой я захожу в ресторан с забавным названием «Чо-Чо», ищу столик с нашей шумной компанией. Юристы любят это место, мы частенько здесь собираемся отдохнуть в конце дня или же для встреч с клиентами. Захожу и замираю чуть ли не в дверях, увидев Кирилла.

Вечер субботы, погода промозглая, дождливая, дома сидеть скучно, поэтому народу вокруг — толпа! Шум, гам, живая музыка. Но я нахожу глазами знакомое лицо мгновенно, будто мы здесь вдвоем.

К такому я готова не была. Все идет не по плану, и я моментально теряюсь! Он здесь, пришел. Вот зачем Иван Дмитриевич звонил мне лично, на фиг бы я сдалась ему, еще и оплачивать мои напитки. Кирилл попросил, наверное. Сердце колотится. Он тоже соскучился, тоже паникует, что одиннадцатого декабря сотрудник ЗАГСа недосчитается участников бракосочетания.

Я никому не говорила, что мы в ссоре, поэтому даже не знаю, как себя вести. Если мы проигнорируем друг друга, коллеги точно заметят. Я нерешительно поднимаю руку и делаю робкий взмах. Кирилл смотрит на меня и хмурится.

Глава 64

Лада

Жадно всматриваюсь в его лицо, оцениваю фигуру. Мне хочется включить все лампы в этом заведении и заглянуть в его глаза. Посчитать пульс, померить давление. Он не позволит ничего из перечисленного. Я превращаюсь в невротика и не способна этому сопротивляться.

Начинаю злиться, и это придает мне сил.

Кирилл поспешно встает из-за стола — он с компанией приятелей, которых я не знаю. Евгения среди них нет.

Более-менее уверенным шагом направляюсь в его сторону. Мои губы дрожат. Надеюсь, это не слишком заметно. Мы не виделись три недели! Никто из окружающих даже не подозревает, что он так долго не касался меня. Кирилл тоже делает пару шагов навстречу. Берет меня за руку, тянется и целует в щеку.

Уверена, он хотел лишь поприветствовать, а сам оторваться не может. Целует еще раз, еще. Губами прижимается. Судорожно, нервно. Съест сейчас будто бы. Потом в губы. Хороший мой, единственный. Словно и не было всех этих ссор, разлуки, взаимных обид. Время останавливается.

Целует быстро, конечно, мы шоу не устраиваем. Я глаза закрываю. Запах его в себя впитываю. Ладонь на грудь кладу, чтобы тепло тела почувствовать. Еще две секунды, и я разрыдаюсь.

— Поехали домой? — говорит он мне на ухо. Обнимает за талию.

Его дыхание обжигает кожу. Я зажмуриваюсь.

В этот момент кого-то начинают поздравлять с днем рождения, официанты устраивают настоящее шоу, поют, танцуют. Мы возвращаемся к реальности.

Кирилл оглядывается, потом ведет меня к выходу. В тамбуре, где потише, я останавливаю его, а то мы уже в паре метров от гардероба. Почти бросили все и уехали. Может, так и стоило бы поступить?

— Я только пришла, у меня… стульчик забронирован, — лепечу.

Он смотрит на меня, снова хмурится. Тянется к своему подбородку, задумчиво потирает его. Я впиваюсь глазами в его пальцы.

Хочу сосать их прямо сейчас. Я могла бы заниматься этим всю ночь.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю. Здесь освещение получше, я отмечаю, что Кирилл не бледен. Мне кажется, его лицо слегка осунулось, синяки под глазами. Но и у меня сейчас такие же. Может, мы все же успели проникнуть под кожу друг к другу и теперь обоих ломает?

— Я в порядке, а вот ты — похудела, — окидывает меня взглядом.

— Тебе кажется. Я поправилась. Заедала сексуальное неудовлетворение мороженым.

Его глаза слегка расширяются.

— Я тебя знаю до миллиметра. И тебя меньше, чем раньше.

— Не твое дело, — говорю пафосно. — Мое здоровье касается только меня. Захочу, вообще есть перестану. Курить начну, бухать каждый день, таблетками закидываться. Мое тело, мои решения, — слова звучат как крик души. Услышит ли?

— Прекрати нести чушь, — он берет меня за запястье.

— Сам прекрати! — вырываюсь.

Девушка-администратор поспешно поднимается на ноги и покидает тамбур, оставляя нас наедине.

— Извини, я… приехал не для того, чтобы ссориться, — произносит примирительно.

— Это ты попросил Ивана Дмитриевича пригласить меня лично? Я удивилась его звонку.

— Хотел посмотреть на тебя. Спасибо, что приехала.

И он действительно смотрит, глазами шарит по моему лицу, шее, плечам и ниже.

— И как?

— Как всегда, идеальная, — с улыбкой.

Мое сердце разрывается.

— Ну что, мне тебя силком запихать в машину, Лада? Тебе плохо, мне хе*ово. Мы время теряем.

— Ты так и не понял, насколько все серьезно?

— Я понял. Многое обдумал. А потом кое-что случилось.

— Расскажешь?

Он кивает. Мы возвращаемся в зал, столиков свободных нет, мы занимаем один дальний, зарезервированный. Кирилл успокаивает официанта, что мы ненадолго.

— Что бы ни случилось, я буду тебя любить, — говорю ему, подбадривая.

— Даже не знаю, с чего и начать. Разговор не для публичного места, но, наверное, будет правильно сказать тебе все вот так. Сразу. Чтобы дальше ты сама решала, поедешь со мной или нет. Я ни с кем еще не обсуждал эту тему.

— Кирилл, я слушаю внимательно. Ты можешь доверять мне.

Мы сидим очень близко, поэтому можем говорить спокойно, каждое слово слышно прекрасно.

— У меня была девушка. Серьезные отношения, все такое. Мы жили вместе, собирались даже пожениться. Это было еще до того, как я увидел тебя. Знаешь, я иногда размышлял, что было бы, не случись у меня рака. Я бы на ней женился, а потом бы появилась ты. И перевернула мой мир.

— Кирилл…

— Она недавно приезжала. Мы пару раз ужинали на прошлой неделе.

— Что? — я напрягаюсь. — Зачем?!

Такого поворота я ожидать не могла. Тревога охватывает с новой силой. Что же это за совпадение такое? Не успели мы поссориться, его бывшая тут как тут! Только от Елены избавились, как на горизонте новая соперница!

А может, и не совпадение вовсе? Буквально полторы недели назад я поделилась с Машей наболевшим. Она собиралась прилететь на мою свадьбу, хотела заранее взять билеты. Я предупредила, что мы в ссоре с Кириллом и непонятно, поженимся ли вообще.

Ладони потеют от негодования. Видимо, Маша разболтала этой своей Виктории, а та общается с бывшей подружкой Кирилла. Судья Богданов свободен, печален, почему бы не утешить?

Часто хлопаю ресницами, пытаясь взять себя в руки.

— Сам удивился, — Кирилл не замечает перемен в моем настроении. — Мы поговорили. Она была проездом на юге.

Я сжимаю зубы, глаза застилает туман.

— И чем же закончился ваш ужин? — спрашиваю, глядя перед собой. Он с ней ужинал, пока я засыпала с телефоном в обнимку, скучала, ела себя поедом. Он в это время ужинал с другой женщиной. С той самой, с которой раньше спал.

— Это неважно, — отвечает.

— Это важно, Кирилл, — настаиваю.

— Со мной бывает трудно, Лада, — говорит он. — У меня отличная интуиция, но когда дело касается тебя — я никогда не угадываю. Всегда сюрпризы. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я никогда не хотел причинять тебе боль.

— Ты с ней переспал?

Глава 65

Лада

— Ты с ней переспал?

— Что? Нет, — он хмурится и качает головой. — С чего вдруг? У нас же с тобой планы на эту пятницу.

— И оставшуюся жизнь.

— Надеюсь. Не буду лгать, она предложила, да и вообще таращилась на меня пораженно. Не ожидала, что я так сильно изменюсь. Снова. Что у меня все наладится и я не загнусь от истощения.

— А ты?

— Мне хотелось посмотреть в ее глаза, — Кирилл делает небольшую паузу и продолжает: — Она… была рядом, когда я заболел. Лада, послушай, пожалуйста, не отворачивайся. Лада…

— Я слушаю, — поспешно вытираю уголки глаз. — Извини, я просто ревную.

— Мы через многое с ней прошли вместе. Из-за этого отдалились и чуть позже расстались. Опыт неприятный, но важный. Она… видела меня не в лучшее время. Я хорошо запомнил ту перемену, когда Саша начала смотреть на меня с жалостью. Жалость — одна из первых убийц любви. Она читается в глазах, сквозит в интонациях и поступках, скрывать ее бесполезно. Мне было интересно выяснить — сейчас, спустя столько лет, учитывая мое нынешнее состояние и положение, останется ли жалость в глазах моей бывшей.

— Кирилл, у нас все иначе. Другие отношения. Другого уровня. Не сравнивай меня с ней. Я — та, что перевернула твой мир четыре года назад. И буду переворачивать снова и снова, клянусь тебе. А ты… ты — перевернул мой. Мы должны быть вместе.

— Столько лет прошло, а ее жалость ко мне никуда не делась. Представляешь? Она все время повторяла, какое чудо, что я живой.

— Я докажу, что может быть иначе! — сама смотрю ему в глаза. — Ты для меня герой и навсегда им останешься. Самым лучшим. — Беру его за руку.

— Если ты на меня хоть раз так посмотришь, это будет конец всему, — он будто не слышит. — Хуже смерти.

Меня обдает холодом. Он говорит спокойно, без пафоса, слез или чего-то в этом духе. Как и всегда, он подбирает слова таким образом, что внутри меня все кровоточит.

— Кирилл… неужели ты меня бросишь из-за слабости твоей бывшей? А как же пятница?

— Я тебя не бросаю. Может, стоило бы потрахаться с Сашкой, разочаровать тебя тем самым и закрыть эту тему. Отпустить, как и обещал. Написать на тебя завещание, этим и ограничиться. Но я слишком эгоистичен, чтобы оттолкнуть тебя. Я записался в свою клинику в Москве, через неделю пройду полное обследование. Но насчет лечения мое мнение не изменилось. И если мне станет совсем плохо, я уеду. Это не прихоть, не упертость, это моя позиция. Ты ее либо принимаешь, либо нет. Меня утомляет, что мы так много говорим на тему моего здоровья. Но раз тебе нужно, давай будем разговаривать. Просто пойми уже меня и поехали домой.

— Как собака?

Он хмурится, не понимая, о чем я.

— Собаки уходят умирать далеко, — объясняю. — Я читала об этом. Ты хочешь сдохнуть один, как дворовый пес, без семьи и любимых?

— Ты борец, моя девочка. Представляю, как тебе тяжело. Вон три недели не писала и не звонила.

— Я все время собиралась, — всхлипываю.

— Я знаю.

— Ты себе даже не представляешь, как сильно мне нужен, Кирилл.

Мы смотрим друг другу в глаза. Долго смотрим. Пока нас не просят освободить столик, тысячу раз извинившись. Мы молча расходимся по компаниям.

Веселиться не хочется, в голове сумбур. Я, наконец, услышала то, что он хотел донести до меня. И даже впервые за прошедшие с нашей ссоры недели поняла, что именно его беспокоит. Но не приняла. Не получается у меня. Пытаюсь, но не выходит!

Едва притрагиваюсь к вину и еде. Стараюсь сконцентрироваться на разговорах за столом.

Знаю, что Кирилл тоже не уехал. Сижу спиной к его компании, но всем существом чувствую его присутствие. Наблюдает за мной. Так смотрит, что кожу покалывает. Хочу уйти, но пока Кирилл в ресторане — такси не вызываю. Не хватает силы воли отдалиться от него.

Еще через какое-то время захмелевший Иван Дмитриевич приглашает коллегу на танец. Здесь нет танцпола, но пьяному боссу, кажется, все равно. Живая музыка располагает к безумствам.

— Извини, Ладушка, тебя приглашать танцевать нельзя, — говорит мне Иван Дмитриевич. — Судья меня за это по голове не погладит.

— Да я и не хочу, — отмахиваюсь.

— А я не боюсь! — заявляет Владимир Игоревич, еще один мой начальник, правда, не прямой. Ему чуть за сорок, он умен, симпатичен, галантен. В разводе.

Некоторое время я отнекиваюсь, а потом все же соглашаюсь. Не знаю зачем. Возможно, мне просто адски нужны объятия, хоть чьи-нибудь.

Мы встаем из-за стола, Владимир кладет руки на мою талию, но не успевает певец начать куплет своей медленной песни, как к нам подходит Кирилл.

— Можно? — спрашивает он.

Владимир смотрит на меня, я киваю. Он пожимает плечами и возвращается за стол.

Кирилл касается моей спины, притягивает к себе, и я, наконец, обнимаю его за шею. Крепко обнимаю. Его прикосновения тоже будто чужие — жестче, нетерпеливее. Мы медленно двигаемся под музыку. Дышим друг другом.

Я думаю о его бывшей. Представляю, как она сейчас локти кусает. Он увидел в ее глазах жалость, но, скорее всего, ошибся. Зависть это была, сожаление. Потому что не забыла она его за эти годы, вот и прискакала при первой возможности.

Такого мужчину не забудешь.

Она его бросила в трудный момент, потому что была уверена, что он долго не протянет. Но он увидел меня и захотел жить.

— Кирилл? — шепчу на ухо.

— М-м-м? — спрашивает.

Песня подходит к концу. Я больше не хочу идти за столик к коллегам, надо решаться. Ехать к нему или домой?

— Если бы ты не заболел, если бы все было хорошо и ты женился на той девушке. А потом встретил меня. Вы бы с ней… как думаешь, вы бы расстались?

— Провокационный вопрос, — он усмехается.

— Скажи как есть.

— К тебе у меня совсем другие чувства, Лада.

— Скажи же вслух.

— Чтобы быть с тобой, я бы ушел из семьи. Я не образец для подражания. Изменять бы не стал, но я бы ушел.

Однажды мне сказали, что ради меня мужчины будут готовы менять свои жизни. Например, уходить из семей. Я восприняла это как оскорбление и проклятие. Но правда в том, что, возможно, в этом и есть моя сила. Я не собираюсь разбивать чужие семьи. Я создам свою собственную с мужчиной, которого бы не потянула никакая другая женщина. Например, та же Саша.

Он обхватывает мою шею ладонью и целует в губы. А я думаю о том, что рожу от него ребенка. Не спешите осуждать меня! Сначала встаньте на мое место, примерьте это самое платье, что сейчас на мне. Приподнимитесь на высоту моих каблуков. Полюбите мужчину так сильно, как я. Всем сердцем, каждой клеточкой. Взаимно полюбите. И обнимите изо всех сил.

Я бросила пить таблетки еще в прошлом месяце, решилась в тот момент, когда наблюдала за детьми на детской площадке. У меня отличное здоровье. Надеюсь, мой организм проснется быстро и я забеременею в первый же цикл. Может быть, даже одного раза хватит.

— Поехали домой? — спрашиваю.

— Наконец-то!



Глава 66

Лада

Мы целуемся.

Домой зашли молча, но зато в обнимку. Кофе выпили за барной стойкой. Чувствовалась некоторая скованность. Я обратила внимание, что все мои вещи лежат на своих местах, он не убрал даже зубную щетку из стакана.

Сейчас на диване сидим удобном, он потянулся нетерпеливо, я ответила. Губы прижались к губам, языки коснулись. Пробуем. Его поцелуй без привкуса табака, я распознала лишь черный кофе, который и сама люблю. Курить он бросил, меня — нет. А в пятницу мы поженимся.

Я очень хочу рассказать ему о своем желании родить ребенка, но боюсь, что откажет. Хранить от него секреты физически больно, я почти готова во всем признаться. Но что делать, если он скажет «не время»?

— Как у тебя дела на работе? — спрашиваю шепотом, поглаживая его по затылку. Все время ласкаю, трогаю. Так сильно по нему соскучилась.

— Хорошо. А у тебя?

— Тоже нормально.

— Отпуск взял с четверга, чтобы не торопиться. На две недели.

— Вау! — не могу сдержать удивления.

— Сам в шоке. Нужно будет решить еще кое-какие дела с Маратом в Москве, потом вернусь и побуду с тобой. Все успеем.

Мы гладим друг друга. Не зря я именно к нему пришла за помощью. Уже тогда инстинктивно знала, кто все для меня сделает.

— Как ты жил один? — спрашиваю.

— Спокойно, — отвечает честно. Берет мою ладонь, целует, потом прижимает к своей груди. — С тобой всегда немного нервно.

— Однажды это пройдет.

Его сердце и правда частит, колотится.

— Вряд ли. Мне всегда хочется тебя впечатлить. Сомневаюсь, что в ближайшие лет пятьдесят что-нибудь изменится.

— Ты решил меня сегодня утопить в клише? — улыбаюсь шире.

— Чет я задолбался уже быть оригинальным. Почему бы не впустить в жизнь немного клише?

— Расскажи мне все. Как это было, как ты узнал, как боролся, как боялся. Про папу тоже. Я хочу послушать. И выйти за тебя замуж после услышанного.

Наши пальцы переплетаются. Он задумывается.

— Еще полгода назад я бы очень удивился таким вопросам от кого-либо.

Он смотрит мне в глаза, потом кивает. Я терпеливо жду. Он садится и стягивает брюки с боксерами.

Показывает два крохотных шрамика на самом интимном месте.

— Через один разрез не получилось все сделать, — объясняет. — Вот это имплант, — показывает.

— Можно потрогать?

— Если хочешь, — смеется. — Я собирался идти в порно, привел инструмент в идеальное состояние.

— В порно?! — тоже смеюсь. — Надо же, на ощупь как настоящее.

— Н-да, не простое, а если посчитать по деньгам и нервам, во сколько мне обошлось, то словно и правда золотое.

— Мне очень нравится. Симпатичное.

— Я предпочитаю эпитет «стильное», — подмигивает.

И я смеюсь еще громче.

— А почему в порно-то, Кирилл?!

— Я ж думал, что ты для меня потеряна, поэтому хотел бросить все к черту и стать актером. Меня, кстати, пригласили на пробы. Перезвонили через час, как отправил анкету. Не ожидал, что так быстро.

— Ну еще бы! И ты поехал?

— Собирался. Но пока ждал результаты анализов — передумал.

Дальше он рассказывает подробности того времени. Интересно рассказывает, с юмором, много шутит. Черненько, конечно, но, видимо, ему так проще. Я вижу, что он ни с кем еще не делился. Стараюсь не упустить ни единого слова.

А потом он разрешает мне поцеловать нежную кожу. Там, где раньше не разрешал даже трогать. И это болезненно искренне. Как только мы ни трахались за эти месяцы! Ни доверяли друг другу, ни раскрывались. Но именно сейчас я чувствую, что мы сломали последние границы.

Он тоже это чувствует. Возможно, однажды я донесу до него, что, когда человек болеет и борется, — он не выглядит жалким. У нормальных адекватных людей он вызывает сочувствие и уважение. А пока… пока я окружу его любовью и заботой. Буду греть свой океан, успокаивать, когда бушует. Развлекать его чертят, так полюбившихся мне. И возможно, в будущем, если беда придет в нашу семью, мы дадим ей отпор. А если нет, я просто буду с Кириллом рядом. Столько, сколько он позволит.

Кирилл подхватывает меня на руки и несет на второй этаж. Мы все еще под впечатлением от недавней откровенности, поэтому ведем себя иначе. Не так, как привыкли. Он укладывает меня в свою постель, накрывает своим телом. Его глаза блестят. В них нетерпение, которое он весь вечер гасит силой воли.

В нас не осталось огня, мы вымотались за эти недели. Тлеющий пепел. Но такими мы тоже нужны друг другу. Любыми нужны. Как и в тот раз после пулевых ранений, он делает все быстро, с нотками какого-то адского отчаяния, будто получает то, о чем уже и не мечтал даже. Берет, берет меня. Сначала очень быстро, яростно. Словно умирает от жажды и, дорвавшись до источника, насыщается.

Теряет голову. Крепко обнимает одной рукой, прижимает к своей груди. А я его в ответ двумя ногами за талию. Ты не один. И никогда больше не будешь один. Сама чуть не плачу от эмоций, от его острой потребности быть рядом со мной, выражающейся через физические движения в сексе.

Я его оставила на три недели. Одного. Бросила. Я запаниковала и не справилась, больше такого не повторится.

Он толкается в меня, замирает и целует, вдыхая в себя мое наслаждение. Он глубоко во мне. Мы смотрим друг на друга.

— Вот об этом я и говорила, — шепчу. — Для этого и создана эта поза.

Он усмехается. Обхватывает мой подбородок второй рукой и целует.

Я же глажу его лопатки и закрываю глаза. Дрожу. Он наваливается сильнее, заставляет напрячь пресс и приподнять бедра, в этой позе касается клитора. Теперь его движения приближают к пику.

— Кирилл, Кирилл, — шепчу. — Продолжай так же, — дрожу сильнее, держусь за него изо всех сил. Мне непривычно в этой позе, все иначе. Не получается так легко, как в других.

Но он настойчив. Двигается, меняет темп, пока тот не становится идеальным.

— А если так? — спрашивает Кирилл и пихает мне пальцы в рот. — Я знаю, как ты любишь, моя девочка.

Я жадно обхватываю их губами и втягиваю в себя, вожу языком, смачивая в слюне, и тут же ярко кончаю под ним. Как приучена. Спазмы расслабляют тело. Долгожданные, необходимые. Поразительно сильные. Они заставляют стонать громче, разгоняют сердце. Они проясняют мысли.

Он наклоняется и целует мой лоб. Виски, щеки. Шепчет на ухо:

— Пососешь у меня? Не пальцы, а член. Хочу, чтобы ты проглотила.

От такого предложения жар прокатывается по телу, я еще не отошла от оргазма, а уже жду, что будет дальше. Сильнее обхватываю его ногами и киваю несколько раз.

Он часто, очень часто дышит. Смотрит на меня. Капельки пота на висках, глаза полупьяные от наслаждения. Сам немного дрожит.

Я облизываю губы, а он хватает ртом воздух. Закрывает глаза и двигается. Не справляется с контролем и отпускает себя. Склоняет голову и утыкается лбом в мою шею, стонет, продолжая вколачиваться в мое тело.

— Что ж так приятно с тобой всегда, — шепчет после вспышки. — Так ох*енно, — ведет рукой по простыни, мощно, медленно. Прикусывает мою кожу на шее, я отклоняю голову, давая ему больше доступа. Открываю горло, демонстрируя беззащитность и полное подчинение. Доверие на инстинктивном уровне. Он ведет языком, больше не кусает.

Ночью он снова тянется ко мне, и я не выдерживаю:

— Кирилл, мы не предохраняемся. Я бросила пить таблетки, — шепчу, поглаживая его по спине.

Его руки замирают. Я зажмуриваюсь и быстро произношу, готовая ко всему:

— Если хочешь, надень презерватив. Но если все получилось с первого раза, я буду самой счастливой. Я хочу с тобой семью.

Он думает ровно секунду, а потом прижимается губами к моей шее.



Глава 67

Лада

В четверг мы ужинаем у Евгения и Олимпии. Вечер проходит прекрасно — вкусная еда, спокойные дружеские разговоры о текущих делах. Шутки, смех. Какие-то байки с работы. Обычно мы болтаем втроем — Кирилл, Евгений и я. Олимпия по большей части молчит, только недавно начала позволять себе что-то добавлять или задавать уточняющие вопросы. Она милая, открытая, но очень стеснительная. И все время боится сказать что-то лишнее.

А потом, во время одной из пауз за столом, ребята сообщают нам радостную новость о том, что следующим летом станут родителями.

Мы с Кириллом не сговариваясь смотрим друг на друга. Наши глаза встречаются, я слегка улыбаюсь, а он поспешно отводит свои. У тебя тоже все будет, если только ты позволишь. Мы быстро берем себя в руки и рассыпаемся в поздравлениях героям вечера. Греки выглядят очень довольными. Создается впечатление, что у них планы на большую семью, и это прекрасно!

В конце вечера мужчины выходят покурить, я же помогаю Олимпии убрать со стола, и она рассказывает последние новости. Елена вроде бы нашла жениха в Греции. Он старше невесты аж на двадцать пять лет, но зато состоятельный. Надеюсь, она будет счастлива с ним. Леонидас проходит лечение от алкоголизма в клинике, никак не может оправиться от того, что случилось. Отец с ним не церемонился, отобрал кредитки, пообещал лишить наследства в случае очередного фортеля.

— Жаль, что завтра не будет праздника! — сетует Олимпия, вытирая тарелки бумажным полотенцем и складывая их в посудомойку. — Вы такая красивая пара, а расписываетесь тайком, будто преступники. Может, стоит перенести регистрацию? Собрать друзей, родственников. Мне кажется, я, — она промокает салфеткой уголки глаз, — буду реветь всю церемонию от счастья за вас. Как хорошо, что вы помирились!

— Дорогая, — я улыбаюсь, потому что очень польщена ее участием. — Мы так и хотим сделать, — пожимаю плечами. — В январе. Обязательно отметим, позовем вас с Евгением. Но завтра мы распишемся, я не могу больше ждать.

Мы поженимся в одиннадцать утра, а в шесть у Кирилла самолет. В субботу рано утром ему нужно лечь в клинику. В течение двух дней ему проведут комплексное обследование. Я совершенно спокойна и готова ко всему. Что бы ни случилось, я буду рядом со своим самым любимым человеком. Он это знает.

Время пролетает быстро, и вот мы уже в аэропорту. Я немного плачу, когда наступает момент расставания. Жалею, что не лечу с ним, но он попросил подождать дома.

Дома. У нас дома. Наверное, в этом что-то есть — возвращаться туда, где тебя ждут. И я буду ждать его каждую минуту.

Недавно Кирилл узнал, что «Маргаритке» не нравится влияние, которое он приобрел после конфликта с греками, — а ему благодарны очень многие, в том числе из администрации города. Ситуация накалилась, и они с Маратом готовят компромат на случай, если придется отражать атаку бывшего друга.

Но ничего, пусть спокойно занимается делами. Даже не сомневаюсь, что у него все получится.

Ночью долго ворочаюсь, не хватает Кирилла, маюсь. То в подвал спущусь, грушу пообнимаю. То рубашку его надену, сфотографируюсь вызывающе в зеркале, чтобы ему утром отправить. Он ведь любит смотреть.

Едва дождавшись шести утра, высылаю фотографию и пишу:

«Доброе утро, муж».

Он отвечает, как всегда, очень быстро:

«Доброе, жена». И в конце скобочка. Он улыбается!

Следующие два дня я получаю сообщения такого содержания: «Кардиолог — окей», «Лор — окей», «Психолог — окей», «Флюорография — окей»… И в конце каждый раз скобочка.

Я же в ответ шлю сердечки. С каждым «окей» моему сердечку и правда становится легче биться. Всю неделю после примирения мы предохранялись, но один незащищенный секс у нас все же был, поэтому я живу в некотором сладком предвкушении. Олимпия, с которой мы каждый вечер пьем чай вместе, не задает неудобных вопросов, но мне так хочется поделиться, что, возможно, у нас с ней впереди множество общих тем для разговоров! Кое-как сдерживаюсь. Рано.

Кирилл, кстати, не ругался на мою маленькую ложь, попросил только впредь предупреждать о подобных решениях. «Пожалуйста», — добавил он, как обычно, исключительно вежливо. Он и правда прощает мне все, а я, честное слово, больше не стану испытывать пределы его терпения.

Кирилл прилетает в среду ночью. Его самолет самым жестоким образом задерживают, я три часа жду у окошка и, не выдержав, вырубаюсь на диване в гостиной около четырех утра. Где он меня и находит.

Просыпаюсь от того, что он устраивается рядом. Обнимает, и я забираюсь ему на грудь, целую в шею, трусь носом и снова целую. Кирилл подтягивает одеяло и поглаживает меня по спине. У нас на втором этаже две шикарные кровати, но мы жмемся друг к другу на этом узком диване и не желаем шевелиться.

— Как ты? — спрашиваю.

— Задолбался, — отвечает тихо. — Спи, завтра поговорим.

— Ты ведь не потерял по дороге заключения врачей? — щипаю его там, куда могу дотянуться

— Нет, — со смешком. — Утром можешь изучить. Не веришь на слово, что жить буду?

— Очень долго жить.

— Я уже понял, что так просто ты меня не отпустишь.

— Не-а, ни за что на свете, — закидывая на него ногу.

Результаты анализа крови на онко будут примерно через неделю. Тогда же мы узнаем, удалось ли мне забеременеть. Боже, дай мне сил не сойти с ума за это время! Мы обнимаемся крепче.

* * *

В следующий понедельник я просыпаюсь рано утром и не переставая обновляю почтовый ящик. В ванную комнату отлучаюсь буквально на десять минут. А когда спускаюсь на первый этаж, Кирилл, уже после тренировки, смотрит в ноутбук.

— Ну что там? — спрашиваю.

— А у тебя? — приподнимает он брови.

— Надо подождать пять минут. Ну же? — вцепляюсь в перила.

Он хитро улыбается, и у меня кружится голова.

В его глазах столько влюбленных чертей, что мне мгновенно становится жарко. Их даже больше, чем раньше! Они заполняют комнату, воспламеняют все вокруг, от их жажды и голода покалывает кожу. Я держусь крепче, чтобы не упасть. Кирилл здоров. Боже, он даже словно моложе стал от облегчения! Это видно по лицу, по глазам! У него есть возможность и дальше обо мне заботиться, и на данный момент для него это — самое главное.

— Здоров, — кивает. — Пока здоров. Время есть. Не знаю, как много, но пока есть! Иди сюда.

— Боже, какое счастье! Я же говорила! — кричу я, прижимая руки к груди.

— Иди сюда, Лада.

Его черти дрожат от нетерпения. И я — единственный объект их обожания.

Мы прошли вместе через обследования. Я была рядом. Именно мне он каждый раз скидывал результаты, именно я мгновенно отвечала ему. И сейчас…

Делаю шаг в его сторону и облизываю пересохшие губы. Пока он идет на меня, едва успеваю стянуть домашнее платье через голову. Он хватает меня, притягивает к себе, и я смеюсь от радости и удовольствия, обвивая его ногами.

— Я тебя люблю, — шепчу ему.

— Знаю, — отвечает. — Рот открывай.

— Эй! — возмущаюсь.

— Живьем бы съел. — И, судя по тону, он не шутит.

— Так съешь.

— Больше самой жизни люблю.

Его черти кидаются на меня, а я уверена, что смогу приласкать каждого. Закрываю глаза и обнимаю его крепче.

Мы долго целуемся, а потом смотрим на тест, на котором две яркие полоски.



Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60

Глава 61

Глава 62

Глава 63

Глава 64

Глава 65

Глава 66

Глава 67