Вечно дикая (fb2)

- Вечно дикая [Forever Wild] (пер. Лилия Андреевна Войтикова) (Дикая Флетчер - 3) 1819K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кэти А. Такер

К. А. Такер
Вечно дикая

Посвящается каждому, кто полюбил Каллу и Джону.

K. A. Tucker

Forever Wild

Глава 1

Декабрь

– Она снова там?

– Да, где-то там. Это свежие следы.

Маму-лосиху в последние несколько месяцев здесь крайне редко можно было увидеть. Полагаю, из-за кое-какого волкопса, который прочно обосновался на нашем участке. Однако в последнее время она снова начала приходить сюда. Каждое утро на этой неделе я наблюдала, как лосиха обгладывает подмерзшие ветки деревьев, не замечая моего присутствия в эркере, или, скорее, не обращая на него внимания. Мне даже удалось сделать несколько снимков, чтобы пополнить свой инстаграм-аккаунт об Аляске.

Я потягиваю свой латте, наслаждаясь теплом, которое разливается по телу, пока любуюсь бескрайними морозными просторами. Уже четвертую ночь подряд ложится свежий слой снега, укутывая белым покрывалом наше маленькое жилище, расположенное неподалеку от крошечного городка Трапперс Кроссинг.

– Наверное, я спугнул ее трактором.

Джона наклоняется к моей шее, чтобы прижаться к ней утренним поцелуем, и его борода щекочет мне кожу.

Я улавливаю аромат древесного мыла и глубоко вдыхаю его. За несколько недель, предшествующих напряженному сезону отпусков, эта часть дня стала для меня самой любимой. Минуты сладкого безмятежья перед шквалом повседневных дел, когда нет ничего, кроме потрескивания поленьев в камине и нескольких минут безраздельного внимания Джоны. Скоро мы оба выберемся из дома.

Я – на пробежки, а Джона – летать.

Закрываю глаза и наклоняю голову в сторону, чтобы ему было удобнее меня целовать.

– Ты рано встал сегодня.

– Прошлой ночью похолодало. Хотел убедиться, что все в порядке.

Джона ворочался всю ночь. Снова. Я знаю, что это связано не с низкой температурой, а с сегодняшним приездом его матери и отчима из Осло. И хотя он с нетерпением ждет встречи с Астрид, сказать то же самое о Бьерне нельзя.

– Все будет хорошо, – обещаю я в очередной раз, поднимая руку, чтобы провести ладонью по его щеке. Я киваю в сторону небольшого домика, выглядывающего из-за деревьев на противоположном берегу нашего озера. – Они пробудут там несколько дней, отсыпаясь от двадцатичасового перелета. А когда придут в себя, уже прилетят мама и Саймон.

Я в приятном предвкушении нашей встречи. Почти год назад они привезли меня в аэропорт с билетом в один конец в мою новую жизнь на Аляске. Кажется, с тех пор прошла целая жизнь.

– В понедельник приедут Агнес и Мейбл. Людей будет много, и тебе не придется общаться с Бьерном.

– Знаешь, это не помешает ему обращаться с моей матерью, как с чертовой прислугой, – бормочет он.

Помимо длинного списка претензий Джоны к отчиму, включающего лень, постоянные жалобы и придирки, главной причиной его неприязни к Бьерну стали требования, которые тот предъявляет к Астрид, а именно: постоянная готовка, уборка и поддержание неукоснительного порядка в доме. Это второй брак Бьерна. С Астрид они поженились всего через три недели после его развода с первой женой. Так что, по мнению Джоны, отчим просто не способен жить один и не сможет самостоятельно управиться на кухне, даже если от этого будет зависеть его собственная жизнь.

И если Джона не солгал, я тоже не в восторге, что проведу две недели с этим шовинистическим старомодным ослом. Однако не собираюсь подпитывать беспокойство Джоны.

– Обещаю, Рождество пройдет идеально.

Насмешливое фырканье говорит о том, что он сильно в этом сомневается, но, как мне кажется, после моих слов Джона становится чуть менее напряженным.

– По крайней мере, я в предвкушении. Это первое Рождество в нашем доме. Ты только посмотри на него… Весь месяц я занималась изучением креативных рождественских идей, искала материалы и обжигала себе пальцы горячим клеем до поздней ночи. Дом готов к празднику по самому высшему разряду – начиная от ели в три с половиной метра, которую Джона срубил в лесу и притащил к нам, огромного камина из натурального камня, украшенного вечнозеленым венком и окруженного старинными светильниками, до гостеприимного уютного уголка для чтения, устроенного под лестницей, устланного подушками и одеялами из бизоньей шерсти.

Сельская хижина, в которую мы вошли в марте прошлого года, захламленная мертвыми животными, обшарпанной мебелью и остатками тридцатилетнего брака, уступила место уютному, шикарному бревенчатому домику, которым я заслуженно горжусь, и в котором мы впервые принимаем наши семьи. Даже Мюриэль заявила, что он похож на «одно из тех мест с завышенной стоимостью из журналов». Чтобы дом стал идеальным рождественским гнездышком, нужны лишь оригинальные украшения на камине. Пока что я разместила на подоконниках приготовленные чулки.

Но куда важнее то, что в этот дом мне хочется возвращаться день за днем. А еще больше – к этому мужчине, обнимающему меня каждую ночь.

– Я же говорил, что люстра с рогами за три тысячи баксов идеально впишется в интерьер, – язвит Джона.

Взгляд, которым я его награждаю, вызывает у него бурный смех.

– Ты отлично потрудилась, Барби. – Он торопливо ворует мой поцелуй. – Ладно, мне пора. Слишком много всего нужно успеть, прежде чем отправлюсь в аэропорт. Рик, наверное, уже заждался.

Рик – это агент, который заплатил «Йети» кругленькую сумму за то, чтобы на протяжении всей недели его катали над застывшей Аляской, пока он ищет идеальные места для своих киносъемок.

И хотя я рада, что у Джоны появилась стабильная работа благодаря нашей маленькой чартерной компании, каждый раз, когда он куда-то улетает, меня одолевает тоска.

– Ты ведь заполнил маршрутный лист, да?

– Он у тебя на столе.

– Вот и следуй ему. – Мой голос приобретает уже привычные предупреждающие нотки.

Несмотря на то, что Джона стал гораздо внимательнее относиться к вопросам соблюдения регламента и своевременных звонков, иногда он все же задерживается или забывает об этом.

– Да, босс.

Он крепко стискивает мою задницу и только потом направляется к входной двери.

– Это домогательства на рабочем месте! – кричу ему вслед.

Джона останавливается, чтобы лукаво улыбнуться мне через плечо.

– А как ты назовешь то, что делала со мной вчера в офисе?

– Твоей рождественской премией.

Его глубокий хрипловатый смех согревает душу и сердце.

* * *

Оскар и Гас несутся к моему джипу, виляя хвостами и заливаясь возбужденным лаем. Оскар все еще заметно прихрамывает после того, как попал в медвежий капкан, но, похоже, рана не сильно его беспокоит. Они быстро добираются ко мне и приветственно обнюхивают варежки.

Я почесываю им головы.

– Где Рой, а? В магазине?

Вместо ответа от них вижу завитки темного дыма из трубы, и этого вполне достаточно. Если их шестидесятилетний хозяин не занят скотиной, то, скорее всего, он в мастерской – пилит, стучит молотком и шлифует дерево с ловкостью настоящего мастера.

Когда прохожу мимо, куры шумно кудахчут в своем теплом курятнике, и я вспоминаю, что в список продуктов нужно добавить еще и яйца. Их почти не осталось, а куры Роя в последнее время мало несутся из-за длинных зимних ночей и холодных дней.

Распахиваю раздвижную дверь сарая и поспешно закрываю ее за собой, чтобы не выпустить тепло.

– Ты не говорила, что приедешь! – техасский говор Роя звучит весьма грозно. Мужчина торопливо накидывает на свое творение из дерева простыню, суетливо поправляя уголок, чтобы полностью накрыть его.

– А когда я это делала?

Он явно не хочет, чтобы я увидела его работу. И если бы я не знала Роя так хорошо, решила бы, что это рождественский подарок. Едва сдерживаю улыбку и вдыхаю знакомый запах – смесь древесных опилок и коз, пропитанная тягучим дымом от полыхающего в маленькой черной печке огня. Верчу в руках конверт.

– Пришел твой чек.

Он лежал в нашем почтовом ящике вместе с пачкой рождественских открыток – в основном от клиентов «Йети» – и посылкой от Дианы.

Рой недовольно хмурится, практически насупившись.

– Какой еще чек?

– Лиз продала осьминога несколько недель назад. Помнишь, я говорила тебе?

Речь идет о замысловатой деревянной фигурке – одной из многих, что за годы своей отшельнической жизни вырезал Рой. Мы отвозим эти изделия в художественный магазин в Анкоридже, где их продают. Недорого. Но владелица уже просит меня привезти что-нибудь еще.

Хмурый взгляд мужчины становится выразительнее, а стальные серые глаза перемещаются на полиэтиленовый пакет, болтающийся у меня в руках – в нем лишняя буханка бананового хлеба, который я испекла во время своего приступа безумного увлечения выпечкой.

– Точно.

– Женщина, которая купила его, хотела бы приобрести статуэтку дельфина. Еще спросила, не мог бы ты вырезать для нее такого. Наверное, она любит морских обитателей. Во всяком случае, даже готова внести половину стоимости авансом.

Ожидаю от Роя привычного отказа и возгласа: «Я не выполняю заказы!» Но он лишь качает головой и произносит:

– Не могу помнить всего, что стоит у меня на полке. Может, дельфина уже и делал. Гляну.

Наступает моя очередь хмуриться.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Нормально. А что?

– Выглядишь… рассеянным.

– Просто занят, – бурчит он, потирая лоб и глядя на свои испачканные руки, а затем на беспорядок вокруг, инструменты и пыль, словно ища что-то.

– Ладно, оставлю чек на столе. Собираюсь в город за продуктами. Может быть, тебе что-нибудь нужно? Могу купить.

– Нет, спасибо.

Рой крайне редко произносит это слово, и всегда как бы вскользь, будто ему приходится заставлять себя вспоминать о манерах. Сегодня с ним точно что-то не то.

Уже подхожу к двери, когда решаю попробовать еще раз.

– Ты точно не хочешь прийти на Рождество…

– Нет.

Уже не первый раз за последние несколько недель приглашаю Роя на рождественский ужин. Ответ всегда один и тот же, но меня это не останавливает.

– У нас полно места и еды. И огромная индейка. Я попросила Джону привезти птицу не больше восьми-девяти килограммов, а он взял и привез индейку на одиннадцать. А еще ты можешь посмотреть, каков твой стол в действии.

Этот стол – настоящее произведение искусства, соперничающее с огромным каменным камином от пола до потолка, который выступает центральной деталью нашей гостиной.

Рой копается в своем ящике с инструментами, но, судя по всему, не ищет ничего конкретного.

– Мне и здесь хорошо.

– Одному?

– Я не один. У меня тут козы, куры, псы. Они – всё, что мне нужно. – Рой делает небольшую паузу и бросает на меня испепеляющий взгляд. – По крайней мере, они не сядут мне на шею.

Убеждаюсь, что он прекрасно видит, как я закатываю глаза.

– Ну как хочешь.

– Не выпускай тепло из дома!

Со всей силы дергаю дверь сарая, надеясь, что она захлопнется с громким грохотом, но эта дверь не предназначена для сцен и встает на место плавно и тихо. Топаю по ступенькам крыльца, задерживаясь только для того, чтобы достать из джипа миниатюрную рождественскую елку в горшке.

Были времена, когда Рой вообще никого не пускал в свои однокомнатные апартаменты. И хотя он по-прежнему охраняет свою территорию, уже не возражает, чтобы я беспрепятственно входила и оставляла ему еду или рассматривала деревянные статуэтки, стоящие на прекрасных книжных полках ручной работы.

Кладу буханку бананового хлеба у плиты и ставлю на чек тяжелую банку с тушеной говядиной, которую Рой приготовил для сегодняшнего ужина. По крайней мере, так я могу быть уверена, что он его не потеряет. Затем ищу идеальное место для елки. Старый сундук у окна, рядом с фотографией дочери и бывшей жены Роя, кажется мне наиболее подходящим вариантом. Вешаю нить белых мерцающих лампочек, включаю ее в розетку и отступаю назад, чтобы полюбоваться елкой. Вряд ли это место видело хоть какое-то праздничное веселье с тех пор, как Рой переехал сюда из Техаса тридцать три года назад.

Надеюсь, он ее не выбросит.

Внимание привлекает рождественская открытка, лежащая на кухонном столе рядом с небольшой стопкой нераспечатанных счетов. Мое любопытство по поводу того, кто мог отправить поздравление Злыдню, сразу же берет верх. Бросив быстрый взгляд в окно, чтобы убедиться, что Рой не собирается возвращаться, заглядываю внутрь.

Мое сердце замирает при виде витиеватой подписи внизу: «Делайла».

Отдалившаяся дочь прислала ему рождественскую открытку? В один из тех редких случаев, когда Рой вообще упоминал о своей семье, он сказал мне, что они не в ладах друг с другом. Неужели лгал? Как часто Делайла посылает ему рождественские открытки? Делает ли она это каждый год?

В разорванном почтовом конверте лежат фотография и записка. Сначала смотрю на фотографию: на ней изображена потрясающая блондинка лет тридцати, одетая в черные джинсы и белый вязаный свитер. Ее руки обнимают двух маленьких детей – мальчика и девочку, тоже одетых в одинаковые черные брюки и белые свитера. На всех троих – праздничные красные ковбойские шляпы, в которых они запечатлены на семейном празднике. Все выглядят просто образцом идеальной, счастливой семьи, несмотря на то, что я не чувствую себя обделенной любовью мужа или отца.

Еще раз взглянув на дверь сарая, разворачиваю написанную от руки записку.

Глава 2

– Она хочет наладить с ним отношения, Саймон. Иначе зачем бы Делайла писала Рою? Зачем еще ей посылать ему фотографии внуков?

– Я не утверждаю, что у нее нет добрых намерений. – Слова Саймона, произнесенные с плавным британским акцентом, как у Хью Гранта, звучат отдаленно, поскольку мы разговариваем по громкой связи, пока он копошится на кухне.

Звон металла о фарфор подсказывает мне, что Саймон готовит себе ромашковый чай, чтобы уснуть. Этот человек так же предсказуем, как Бандит возле тарелки с едой, оставленной без присмотра.

– Рой может представлять для нее интерес из любопытства. Или, может быть, у нее есть потребность в завершении их ситуации, которая тянется все эти годы. Потеря родителя, как правило, подталкивает нас к действиям, которые мы, возможно, вовсе не планировали предпринимать.

Боясь, что Рой застанет меня за вторжением в его личную жизнь, две страницы, исписанные витиеватым почерком, прочитала быстро. Я выяснила, что бывшая жена Роя, Николь, скончалась от рака груди четыре месяца назад. Делайла нашла адрес отца, когда разбиралась с бумагами матери, и это первый раз, когда она связалась с ним.

Письмо выглядело достаточно радушным: знакомство двух посторонних людей, обращение «Дорогой Рой» и все в таком духе. Но все же между строк я почувствовала часы, если не дни, тщательного подбора слов, в которых Делайла рассказывала отцу о прошедших тридцати трех годах своей жизни.

Три года назад, после почти десятилетнего брака со своей школьной любовью, она развелась. Мать, овдовевшая после тридцати счастливых лет жизни с мужчиной по имени Джим, жаловалась на одиночество, поэтому Делайла со своими детьми – общительным и увлекающимся футболом семилетним Гэвином и сдержанной девятилетней художницей Лорен – переехала в дом своего детства. Они и сейчас живут там, в том же городке под Далласом, где когда-то жил Рой вместе с Николь.

Дети редко видят отца, который снова успел жениться и у которого на подходе уже еще один ребенок. И это всего за три года? Наводит на мысли, что его отношения начались задолго до того, как чернила на бумагах о разводе высохли, но в словах Делайлы нет и намека на неприязнь к предполагаемой интрижке.

Дочь не задала Рою никаких вопросов. Ни «почему?», ни «вспоминал ли ты когда-нибудь обо мне?», ни «что ты делал последние тридцать лет?»

Она не требовала никаких ответов и не выдвигала никаких обвинений.

В конце записки девушка просто оставила свой домашний адрес, номер телефона и электронную почту. Насколько я понимаю, это негласное приглашение Рою связаться с ней, если он того пожелает. Но Делайла не стала просить его об этом прямо.

Значит, сегодня днем Рой был взволнован. Не могу сказать, что именно послужило тому причиной – смерть Николь или полученное от давно потерянной дочери письмо. Скорее всего, и то и другое.

– На твоем месте я не стал бы слишком на это надеяться, Калла, особенно если учесть, какой Рой человек. Здесь много неприятных моментов, что придется распутывать. Кто знает, что Делайла слышала об отце на протяжении своей жизни?

– Я не надеюсь, нет. Даже не знаю, что Рой собирается делать со всей этой информацией. По всей видимости, ничего.

Хотя он и стал гораздо менее вспыльчивым, чем раньше, все еще сторонится общения с людьми.

В окне мелькают лучи фар, возвещающие о возвращении Джоны из Анкориджа, и меня пробивает нервная дрожь.

– Они здесь! – слова вырываются громким визгом.

Но тихий смешок Саймона успокаивает меня.

– Не волнуйся, ты обязательно им понравишься. Ну а если нет, мы послезавтра приедем и образумим их.

Улыбаюсь.

– Возьми с собой побольше теплых вещей! Надвигающаяся буря обещает быть действительно неприятной.

Я никогда не брала в расчет погоду. Но, живя на Аляске, проверяю прогноз в Интернете раньше, чем встаю с постели.

– Неприятнее, чем в прошлом году?

Вспоминаю кошмарную ситуацию, когда застряла в Анкоридже, собираясь провести рождественские праздники в компании незнакомцев и огромной коллекции чучел диких животных.

– Если это произойдет после вашего приезда, то пусть хоть трехметровым слоем снега нас накроет.

– Ты знаешь свою мать… Одежда никогда не была для нас проблемой – она заставила меня достать третий чемодан. Разумеется, часть места отведена под ее коллекцию свадебных журналов.

Я издаю протяжный стон. Мне безумно хочется снова увидеть маму, но я ужасно боюсь того давления, которое она оказывает на меня, заставляя назначить дату свадьбы. Для женщины, которая потратила столько сил, чтобы предостеречь меня от рисков любви к летчику, проживающему на противоположном конце континента, она, безусловно, пересмотрела свою точку зрения.

– Знаю. Просто постарайся не забывать, что ты – единственная ее дочь. Все, чего она хочет, – чтобы день твоей мечты сбылся и чтобы она сумела помочь тебе его организовать.

– Да-да. В Торонто.

Мама просто неутомима и практически ежедневно присылает мне ссылки на фотографов и всевозможные места проведения приема там.

– У нее здесь много связей, ведь она занимается флористикой. Связей, которых на Аляске у нее нет.

– Но для нас было бы разумнее провести свадьбу именно здесь, на Аляске.

– Тогда так ей и скажи, и она согласится. – Спустя несколько секунд Саймон добавляет: – В конечном итоге.

До меня доносится громкий голос Джоны.

– Ладно, мне пора. Люблю тебя.

Заканчиваю разговор с Саймоном и спешу подбросить еще одно полено в затухающий камин.

– …На отопление уходит небольшое состояние, но зимой мы пользуемся им гораздо чаще, чем я предполагал.

Должно быть, речь идет о джакузи – центральном элементе нашей уютной веранды с навесом и месте, в котором мы с Джоной привыкли отдыхать без купальников. В ближайшие две недели нам это точно не светит.

Вытерев руки о джинсы, я направляюсь к двери, борясь с нервозностью от первой встречи с будущей свекровью.

Нависшая над нами фигура Джоны заполняет прихожую, а вокруг него клубится морозный воздух.

– Привет, детка.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, и я замечаю в его льдисто-голубых глазах что-то неразборчивое. Волнение? Тревогу? Затем Джона отходит в сторону, и я вижу двух человек, которые выглядят так, словно только что преодолели тысячи километров и одиннадцать часовых поясов, чтобы добраться сюда. Он с трудом сглатывает.

– Мам, это…

– Калла. – Мое имя, произнесенное устами Астрид, звучит как тяжелый выдох. Ее плечи опускаются, словно она ждала этого момента целую вечность и рада, что он наконец-то настал. Астрид протягивает свои прохладные руки, чтобы взять мои, и крепко сжимает их на краткое мгновение. – Так рада с тобой познакомиться.

– А я – с вами, – соглашаюсь с растущей улыбкой. После десятков телефонных звонков, сделанных в ходе подготовки к этому визиту, ее акцент стал мне уже привычным.

Я видела всего несколько фото Астрид. Одно из них стоит на нашей книжной полке в углу. На нем Джона еще тощий мальчишка, а Астрид больше походит на манекенщицу – высокая, стройная, с длинными белокурыми волосами. На другой фотографии, сделанной на выпускном вечере Джоны, она выглядит уже несколько старше той норвежской красавицы в вишнево-красном бикини.

Сейчас, когда ей исполнилось пятьдесят девять, годы, конечно, наложили свой отпечаток на эту роскошную женщину, но она по-прежнему грациозна и изысканна. Лицо Астрид непринужденно рассекают мимические морщинки, с которыми моя мама активно борется с помощью регулярных инъекций ботокса. Сомневаюсь, что сияющей кожи Астрид вообще когда-либо касалась игла. Ее некогда длинные волосы теперь подстрижены очень коротко, но стильно, а их платиновый цвет, несомненно, результат работы хорошего салона красоты.

– Это Бьерн, – жестом представила она седовласого мужчину рядом с собой, такого же высокого, как и она.

Они стоят бок о бок, и десятилетняя разница в их возрасте сразу бросается в глаза.

– Уверен, ты слышала обо мне много замечательных вещей. – Лазурные глаза Бьерна устремляются на пасынка, и даже с учетом его акцента ошибиться в том, что он имеет в виду, невозможно. Но когда мужчина снова переводит взгляд на меня, я не вижу ничего, кроме вежливости. – Очень рад познакомиться с женщиной, которой удалось приручить сына Астрид.

Бьерн протягивает руку, и я принимаю ее, удостоившись крепкого рукопожатия.

– Не знаю, насколько хорошо он приручен, но… – Заставляю себя улыбнуться шире. – Мне очень приятно познакомиться с вами обоими. Проходите в дом и грейтесь. У меня как раз лазанья в духовке. – Я киваю в сторону стола, накрытого на четверых, на котором уже стоит открытая бутылка красного вина – чтобы подышать.

– Мы уже поели, – качает головой Бьерн. – Все, чего я хочу, – это лечь в постель.

Астрид бросает на него мимолетный, но острый взгляд голубых глаз, таких же пронзительных, как и у Джоны.

– Спасибо, Калла. Мы перекусили в Сиэтле, пока ждали следующего рейса. Хотели зайти поздороваться, но мы и правда очень устали. Особенно этот старик.

– Конечно, не беспокойтесь.

– Я отвезу их в домик. – Джона достает ключи от старого, видавшего виды, пикапа – я все еще думаю о нем не иначе как о машине Фила. – Ты не подвезешь меня обратно?

– К твоим услугам.

Я забираю ключи из его рук, целую в губы и провожаю Астрид и Бьерна за дверь.

* * *

– К нам должны были приехать на этой неделе, чтобы проложить Интернет, и тогда у вас был бы Wi-Fi, но дату перенесли на начало января. Связь по-прежнему есть, но нерегулярно. Она немного… нестабильна.

И это в лучшем случае. В плохую погоду здесь практически мертвая зона.

– Мы выживем. – Астрид глубоко вдыхает и с интересом изучает интерьер домика. – Пахнет свежей древесиной.

Окидываю взглядом небольшое пространство, обставленное аккуратной мебелью в скандинавском стиле и декорированное яркими одеялами и коврами в стиле навахо. Я даже поставила в углу небольшую елочку и развесила на окнах маленькие белые гирлянды, чтобы создать праздничную атмосферу.

– Да, все очень свежее. Рой закончил отделку только в прошлые выходные.

– А всякую всячину мы перевозили сюда аж до вчерашнего дня. Калла трудилась, не покладая рук, чтобы успеть все подготовить. У вас должно быть все, что нужно.

Джона чистит снег со своих ботинок, а затем поднимает два больших чемодана, по одному в каждой руке. Он взваливает их на специальные, заказанные мной стойки, на доставку которых ушло целых два месяца, и недовольно вздыхает под тяжестью ноши.

– Господи, что ты с собой привезла?

– Это же Рождество. Я не собиралась приезжать к вам с пустыми руками, – спокойно заявляет Астрид. – Ты ведь еще помнишь, что где-то существуют магазины, да? – Она протягивает руку, чтобы провести ладонью по щеке сына. – Но норвежские магазины есть не везде, vennen^[1].

Я не знаю, как она его назвала, но, похоже, это произвело впечатление, потому что суровое выражение лица Джоны сразу смягчилось. Он обхватывает мать за плечи, притягивая ее к груди. Она немедленно откликается, обнимая его за талию.

– Я и забыла, какой ты большой. Карл и Ивар по сравнению с тобой просто крошечные.

В этих именах я узнаю имена сыновей Бьерна, которые волнуют Джону примерно так же, как и сам Бьерн, хотя я ни разу так и не получила убедительного объяснения, почему они настолько его раздражают.

Иногда я думаю, не стоит ли за этой неприязнью к сводным братьям обычная ревность. Джона ведь был единственным ребенком, и он не привык делить маму еще с кем-то. Более того, Карл и Ивар живут со своими семьями в десяти минутах от Астрид и Бьерна. Они ужинают у них раз в неделю и проводят вместе все праздники.

– Я скучал по тебе, – бормочет он.

– Это потому, что ты не видел меня уже… сколько времени прошло? Три года?

Джона смущенно улыбается.

– Четыре.

– О, ты четыре года не видел собственную мать. Удивительно, что ты вообще узнал меня в аэропорту.

Ее тон нежен и игрив, а глаза искрятся, когда Астрид укоряет своего единственного сына.

И все же, на мой взгляд, в этих словах есть некая нотка горечи. Пусть у Астрид есть двое пасынков и пятеро приемных внуков, но Джона – ее единственный биологический ребенок. С тех пор как он в двадцать один год уехал из Лас-Вегаса на Аляску, с матерью встречался всего три раза – и один из них, чтобы увидеть, как она выходит замуж за человека, который ему не нравится. Три раза за одиннадцать лет! И, судя по всему, обе эти поездки в Осло сопровождались препирательствами и ссорами. В последний раз он вообще остался в гостинице.

Впрочем, четырехлетний перерыв с последнего визита – не совсем его вина. Джона собирался прилететь в Норвегию на прошлое Рождество, но отменил поездку, узнав о неизлечимой болезни моего отца. И опять же, отец умер в сентябре. Времени для повторного бронирования билетов было более, чем предостаточно, однако Джона предпочел остаться на Аляске ради Агнес и Мейбл – еще до того, как он предпринял ту внезапную вылазку в Торонто, чтобы вернуть меня в глушь.

И все же с тех пор, как он последний раз обнимал свою мать, прошло целых четыре года.

Обижается ли она на него за это? Да, она перебралась в Осло. Но Джона переехал на Аляску раньше.

С момента нашей последней встречи с мамой прошел уже год, и почти каждый раз, когда мы разговариваем, она напоминает мне, что я сама решила переехать за тысячи километров от нее.

– Я привез вам кучу дров для печки, а в дровнике, на той стороне озера, их еще больше. Если что, обогреватель Toyostove не даст вам замерзнуть ночью, – объяснил Джона, подходя к дровяной печи.

Он растопил ее перед своим отъездом в аэропорт, но сейчас в ней тлеют лишь одни угольки, поленья давно прогорели.

– Здесь даже жарко. – Астрид потирает руки, опровергая свои слова. – Я и забыла, как холодно бывает на Аляске. Когда мы уезжали из Осло, шел дождь.

– Сейчас холоднее, чем обычно.

А в сводках прогнозируют, что за надвигающейся бурей потянется морозный фронт.

– Я загрузила холодильник всем, что может вам понадобиться, но, если вдруг что-то будет нужно, просто дайте нам знать. Здесь полно одеял, полотенец, подушек. Вообще всего.

– Уверена, все будет хорошо, Калла. Не волнуйся.

– И расскажите мне потом, как вам новая кровать.

В январе я планирую разместить объявление о сдаче домика в аренду на сайте для тех, кто ищет зимний отдых на выходные. Астрид и Бьерн будут нашими первыми постояльцами.

– За те деньги, что она заплатила, к этому матрасу должны прилагаться люди, которые будут укладывать тебя в постель и петь колыбельные, – ворчит Джона, зарабатывая мой недовольный взгляд.

Астрид хихикает.

– Не думаю, что сегодня нам понадобятся колыбельные. Я уже наполовину сплю.

Слышится смыв унитаза в уборной, и после короткого шума льющейся из крана воды появляется Бьерн.

– Здесь как в гробу. Как долго мы здесь проторчим? Целых две недели?

Астрид произносит что-то на норвежском языке – что-то, что звучит очень музыкально, но в сочетании с ее суровым взглядом явно выражает предупреждение. Она снова переходит на английский и заверяет:

– Все в порядке. Это идеальное местечко. Не обращайте на него внимания. Он старый, сварливый и не любит покидать дом.

Джона наклоняется, чтобы подбросить в печь еще одно полено, и бурчит:

– В таком случае ему следовало там и остаться.

– Значит, мало того, что ты заставляешь свою мать лететь через полмира, когда она хочет тебя увидеть, так теперь ты хочешь, чтобы она делала это одна? – вскидывается Бьерн.

– Если ты собираешься жаловаться ближайшие две недели подряд, то да. И она более чем способна передвигаться самостоятельно. Ты ей не нужен.

Бьерн тыкает указательным пальцем в воздух перед собой.

– Если бы ты знал, как…

– Хватит! – Астрид поднимает руки вверх, а ее брови напряженно сдвинуты. – Даже не начинайте. Пожалуйста. Это был очень длинный день.

Я обхватываю руками бицепс Джоны и осторожно веду к двери.

– Мы дадим вам время устроиться.

Хотя, судя по тому, что я услышала, не уверена, что здесь Бьерн сможет чувствовать себя комфортно.

Его реакция слегка подкосила мой восторженный настрой по поводу завершения работы над гостевым домиком.

Астрид наклоняет голову в мою сторону.

– Большое спасибо за то, что приложила столько усилий для нашего комфорта, Калла. Все просто замечательно. Увидимся утром.

– Приезжайте, как только встанете. Дверь будет не заперта. – Джона показывает ключ от пикапа, а затем вешает его на крючок на стене. – Он полностью заправлен. Я подключу блочный обогреватель перед нашим отъездом. Не забудьте отключить его от сети.

Астрид улыбается.

– Я и забыла о тех днях.

– О! – вспоминаю я, когда мы уже в дверях. – Если вы случайно увидите двух больших собак, похожих на волков, бегающих поблизости, не паникуйте. Они совершенно безобидны.

Кустистые седые брови Бьерна изгибаются дугой.

– Так это волки или собаки?

– Возможно, и то и другое, но официальная версия – маламуты.

Это брехня Роя, придуманная, чтобы держать сплетников и сотрудников полиции подальше.

Бьерн медленно кивает.

– Мне всегда нравились маламуты.

– Есть у меня кое-что, что ему действительно понравится, – бормочет себе под нос Джона.

Но, прежде чем он успеет затеять новую ссору, я выпроваживаю его, положив руку на спину.

Глава 3

– Он и правда небольшой, но мне не с чем было работать. Как думаешь, он может не понравиться арендаторам?

– Люди не арендуют жилье, чтобы все время торчать в ванной. – Слова Джоны звучат путанно из-за зубной щетки во рту.

– Ты прав.

Я изучаю черновик своего объявления на сайте Airbnb. Работаю над ним вот уже несколько недель.

– И все же… может, стоит об этом упомянуть?

Но что именно мне написать? «Санузел размером с гроб»? Я вздыхаю.

– Ты действительно думаешь, что им там будет удобно? Они могут остановиться здесь. Я знаю, твоя мама настаивала, но не похоже, что Бьерн…

– Да к черту Бьерна!

Кран с глухим стуком выключается, и через мгновение появляется Джона. Хмурый.

– Дом шикарный, Калла. Там есть туалет, раковина, душ. Что еще, черт возьми, ему нужно? Ничего. Он просто ищет повод поворчать. Что он и делает. Ворчит на все подряд. А я предупреждал, что так и будет, да?

– Да, предупреждал.

Джона перебирается на свою сторону кровати, и матрас под ним прогибается.

– Не позволяй ему залезть к тебе в голову. Ты трудилась изо всех сил, чтобы подготовить дом к их приезду. Взгляни на него. – Он прокручивает фотографии гостевого домика, которые я сделала вчера с помощью верного кэнона Саймона. – Это будет самый лучший дом, предложенный в аренду, в радиусе ста километров от Трапперс Кроссинг.

– Он, и правда, миленький.

Джона опускается на подушку.

– По крайней мере, этот придурок мог бы проявить уважение.

Я закатываю глаза.

– Ладно, но тебе все равно нужно успокоиться, Джона, иначе эти две недели покажутся вдвое длиннее, и никто из нас не получит удовольствия. Особенно твоя мама.

– Да, я знаю. Просто он так легко выводит меня из себя.

– И все же. Тебе нужно придержать язык.

– А когда мне это удавалось?

– Да никогда.

Это мне и нравится в Джоне. В обычных ситуациях.

Он улыбается, но улыбка быстро гаснет.

– Бьерн не дал мне забрать их на самолете, а потом жаловался всю дорогу сюда.

– На что?

– Да на все. На двухчасовую поездку, музыку по радио, то, что джип слишком трясет, что он тесный и не годится для передвижения по снегу. С последним я, кстати, вполне согласен…

Я издаю протяжный стон.

– Не начинай снова, пожалуйста.

– Я беспокоюсь, что ты можешь слететь с дороги.

Качаю головой. Один снегопад в октябре, и Джона уже решил, что ему не нравится, как мой джип «Вранглер» – между прочим, его подарок мне на день рождения – ведет себя на скользкой дороге.

– С моим джипом все прекрасно. Он буквально создан для того, чтобы ездить по плохой местности.

– Ладно. Я беспокоюсь о том, что ты можешь не справиться с плохой дорогой, так лучше?

Я в недоумении. Вот правда и выплыла наружу.

– Я хороший водитель!

– Ты ездишь слишком быстро.

– Неправда!

– Да ну? – Он ухмыляется. – Сколько зим ты уже водишь?

– Не в этом дело.

Как и не в том, что на экзамене по вождению я сбила лося, и, если Джона вспомнит сейчас об этом, я закричу.

– Если бы я водил самолет безрассудно, то ты, наверное, не захотела бы, чтобы я продолжил летать.

– Ты разбил два самолета, – сухо напоминаю я. – Разве я хоть заикнулась о том, чтобы ты прекратил летать?

– Это была не моя…

– Ага! – тычу в него пальцем.

Джона зависает в поисках подходящего ответа, который не может придумать, потому что одна из этих аварий произошла именно по его вине. Он поступил безрассудно.

Я сбавляю тон, иначе мы вот-вот поссоримся.

– Это мой джип. Я люблю его и не собираюсь продавать. Ездить со скоростью пятнадцать километров в час тоже не буду. Если тебе он не нравится, купи себе хороший, надежный, новенький грузовик. Деньги у нас есть.

В ответ получаю категоричный взгляд, но, похоже, Джона не в настроении спорить.

– В общем, я сказал Бьерну, что он может взять машину напрокат и доехать к нам самостоятельно, а не пользоваться услугами персонального водителя.

– И что он на это ответил?

– Что уже потратил достаточно денег на авиабилеты и не собирается платить еще и за машину.

– Перелет из Осло до Аляски – дело не дешевое.

Я знаю, потому что видела цену. Хотела предложить оплатить их перелет. Но Джона отговорил, сказав, что Бьерн сочтет это за оскорбление.

Джона отмахивается от моих слов.

– У этого скупого ублюдка полно денег. Бьерн просто хочет высказать свое недовольство, потому что он жалкий урод.

– Он не показался мне таким уж плохим.

Ворчливым, конечно. Немного резким, может быть.

– К тому же ему шестьдесят девять, и он, наверное, не спал целых полтора дня. Я бы на его месте тоже ворчала.

Джона хмурится.

– Когда это ты стала такой толерантной?

Смеюсь.

– Заткнись.

– Я серьезно. Ты слишком много времени проводишь с Мюриэль и Роем. Это они приучили тебя терпеть так много дерьма?

– О! Кстати, о Рое… У меня еще не было возможности рассказать тебе.

Закрываю ноутбук и убираю его на тумбочку, а затем придвигаюсь к Джоне. Он без лишних слов поднимает руку, позволяя мне прислониться к его широкой груди.

Пересказываю все подробности письма Делайлы.

– То есть ты хочешь сказать, что рылась в личной почте этого замкнутого человека?

– Оно лежало на самом видном месте.

– Так бы поступила и Мюриэль.

– Это не одно и то же!

– Ладно, как скажешь, мини-Мюриэль.

Я игриво бью его по животу, и мышцы Джоны напрягаются.

– Она ворвалась бы к нему в сарай и засыпала вопросами. А я этого не сделала.

– Потому что он, скорее всего, достал бы ружье.

– Да какая разница? В любом случае главное не это.

Джона улыбается, словно издеваясь надо мной.

– Ладно. И что же главное?

– То, что он не намерен с ней общаться.

– И это его выбор. Мы не знаем, что происходило между ним и его семьей все эти годы. Может быть, он просто не хочет иметь с ними ничего общего.

Прикусываю язык от желания сказать, что, вообще-то, знаем. Я знаю, потому что Рой рассказал мне в ту страшную ночь в августе, когда самолет Джоны разбился в долине. Я никогда не рассказывала о том, чем поделился со мной Рой. Никому, кроме Саймона, и сделала это лишь потому, что Саймон никого не осуждает.

Джона бы осудил. И очень сурово.

Рой и так уже достаточно наказал себя, уединившись в своем доме в лесу на тридцать три года, предпочитая в качестве собеседников домашнюю живность и диких собак.

– А как насчет «простить былые прегрешения и отпустить ситуацию»? Разве не ты подтолкнул меня к тому, чтобы дать отцу еще один шанс?

И Джона сделал это потому, что не дал своему собственному отцу второго шанса, а потом стало слишком поздно.

– Да, но Рой не умирает. Кроме того, Рен был порядочным парнем. А Рой… это Рой.

– Рой тоже порядочный.

Джона фыркает.

– На прошлой неделе, когда он приезжал подрезать копыта Зику, на нем опять была та чертова шапка из енота. Бандит от него спрятался.

– Он порядочный по-своему, – вношу поправку я. – Знаешь, я тут вот, что подумала: если бы Агнес не позвонила мне, я бы никогда не приехала на Аляску и не познакомилась с отцом. С тобой мы тоже никогда не встретились бы.

– И что? – В голосе Джоны появляется настороженность.

– И… я сделала фото контактов Делайлы.

– Что за безумный план рождается в твоей хорошенькой головке?

– Еще сама не знаю.

Его пальцы откидывают волосы с моего лица, пока он смотрит на меня сверху вниз.

– Он не похож на Рена. Рой больше напоминает дикого зверя – того, чье доверие ты наконец заслужила. Но если ты подорвешь его, все снова вернется на круги своя.

– Знаю. Поэтому и беспокоюсь.

Рой так далеко продвинулся с нашего первого визита к нему в марте – в тот день, когда мы переехали сюда и узнали, что стали гордыми владельцами ненужного нам козла.

– Ну хватит о Рое.

Джона наклоняется ко мне. Его губы касаются моего лица и плавно переходят к самому чувствительному месту – под ухом. Он знает о моей маленькой слабости.

– Это наша предпоследняя ночь наедине, аж до второго января.

– Боже мой, ты прав!

– Слишком долгий срок, чтобы за стеной нашей спальни находились твоя мама и Саймон.

– Они оба пользуются берушами для сна.

Саймон спит очень крепко, а маму раздражает звук его дыхания.

– Тебя никакие затычки для ушей не заглушат.

– Ой, заткнись.

Джона любит подтрунивать надо мной, что я могу быть очень громкой, но на самом деле это – обычно – неправда.

– Тогда, наверное, тебе лучше приняться за работу.

Он бросает на меня вопросительный взгляд.

– Какую работу?

– Ты мне должен. – Поднимаю брови. – За вчерашнее, в офисе.

Уголок его рта приподнимается, и его пальцы начинают ловко расстегивать пуговицы на моей пижаме, пока он не распахивает ее, подставляя мою грудь прохладному воздуху.

– Я когда-нибудь говорил тебе, как мне нравятся все твои сексуальные фланелевые пижамы огромных размеров, которые ты постоянно покупаешь? Особенно та, с леденцовыми тросточками?

Смеюсь, а Джона опускается все ниже, оставляя языком влажную дорожку на моей коже – от ключиц до пупка, задерживаясь на несколько секунд вокруг моих торчащих сосков.

– Хорошо, потому что я купила еще две.

Я делаю паузу и затем игриво-соблазнительным голосом добавляю:

– Vennen.

Он замирает.

– Можешь не называть меня так? Особенно когда я делаю это.

– Хорошо, Vennen, – повторяю я, сдерживая хихиканье.

– Я серьезно.

– Что это значит?

– Это ласковое обращение. К маленькому мальчику.

Он одним движением стягивает с меня пижамные штаны вместе с трусиками и отбрасывает их в сторону. Переместившись так, чтобы его плечи оказались между моими ногами, он замирает и пристально заглядывает мне в глаза.

– По-твоему, я похож на маленького мальчика, Калла? – Его голос становится хриплым.

Я сразу же проглатываю свое веселье.

– Нет.

Он похож на самого мужественного и красивого мужчину, которого я когда-либо видела.

При первом же движении его языка резко вдыхаю.

* * *

– О чем, черт возьми, ты говоришь, мама? О чем он говорит?

Я потираю еще слипшиеся от сна глаза и смотрю на часы, чтобы убедиться, что сейчас только восемь утра. На улице еще темно, но, учитывая разницу во времени, Бьерн и Астрид, должно быть, не спят уже давно.

Со стоном сползаю с кровати, ежась от утренней прохлады. Поспешно привожу себя в порядок в ванной, а затем торопливо спускаюсь вниз.

– Почему я узнаю об этом только сейчас? И узнаю от него? – Джона смотрит из-за кухонного стола на Бьерна, но разговаривает явно со своей матерью, сидящей на табурете.

– Я не хотела волновать тебя по такому незначительному поводу, – спокойно отзывается Астрид, листая свадебный журнал, на который меня подписала Диана, как только мы с Джоной обручились.

Она нанесла свежий слой туши и немного помады, короткие платиновые волосы уложила в аккуратную прическу, но ее лицо выражает сильную усталость. То ли из-за долгого путешествия, то ли из-за непрекращающейся ссоры между сыном и мужем – назвать причину может только она сама.

Тем временем Джона качает головой.

– Незначительному? Ты называешь это незначительным поводом?

Взгляд Астрид останавливается на свадебном платье, и она что-то говорит Бьерну на норвежском. И снова музыкальное звучание их диалекта маскирует не самые приятные, как я подозреваю, слова.

– Потому что я больше не стану хранить твои секреты! – огрызается он по-английски, по всей видимости, специально для Джоны.

– Следи за своим тоном, когда говоришь с ней!

От их раздраженных голосов все мое тело напрягается. Если так пойдет и дальше, то к Рождеству в доме будет атмосфера ядерной войны.

Преодолеваю две последние ступеньки и восклицаю:

– Доброе утро! – Надеюсь, мое присутствие сможет хоть как-нибудь разрядить надвигающийся взрыв. – Как вам спалось?

Астрид отвечает мне теплой, хотя и смущенной улыбкой.

– Неплохо. Мы все еще живем по времени Осло. Наверное, понадобится целая неделя, прежде чем адаптируемся. – Через несколько секунд она добавляет: – Но домик очень уютный. Правда, Бьерн?

Она поднимает брови и смотрит на мужа.

– Да, вполне комфортный.

И, независимо от того, обучили ли его правильному ответу или нет, я это ценю.

– Доброе утро.

Я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы дотянуться до губ Джоны для утреннего поцелуя, а затем бросаю на него трехсекундный предупреждающий взгляд. Когда вижу в нем огонек признания, что ему действительно стоит успокоиться, иду к кофе-машине, чтобы получить столь необходимую мне порцию кофеина.

– Сегодня утром мне нужно облететь окрестности Талкитны, а после помогу вам перенести вещи в дом, – предлагает Джона, и его тон в самом деле меняется. – Вы можете занять комнату, которую мы приготовили для Агнес и Мейбл.

Хмуро смотрю на него. Что происходит? Разве Астрид только что не сказала, что им удобно в гостевом домике?

– В этом нет необходимости…

– Я вернусь в районе обеда. – Джона обходит стол и наклоняется, чтобы поцеловать мать в лоб. – Собери вещи, если получится, ладно?

Она вздыхает, но затем протягивает руку, чтобы погладить сына по щеке.

– Хорошо, vennen.

И несмотря на это любопытное изменение планов, я еле сдерживаю желание громко засмеяться. Джона выходит через боковую дверь, даже не взглянув на Бьерна, задержавшись лишь для того, чтобы снять с крючка зимнюю шапку и перчатки. Через несколько секунд в неловкой тишине, воцарившейся на кухне, раздается урчание двигателя снегохода.

Что за тайну разболтал Бьерн? Что скрывала Астрид от своего сына?

– Интересное устройство, – бормочет Астрид, отпивая глоток кофе и не сводя глаз с прибора. – Думаю, мне придется прочитать инструкцию, чтобы разобраться в нем.

– Хотите, я что-нибудь вам приготовлю? Латте, капучино, эспрессо…

Она отмахивается от моего предложения.

– Нас вполне устраивает черный кофе.

– Может, вы хотите перекусить? Есть банановый кекс домашнего приготовления.

Достаю хлеб из холодильника и ставлю его на стол вместе с тарелками. Всю прошлую неделю я запасалась едой, чтобы суметь накормить двадцать человек с совершенно разными пищевыми привычками.

– Или я могу приготовить яичницу с беконом. А еще у нас есть фруктовый салат и йогурт, если вам больше нравится…

– Все в порядке.

Астрид берет нож, чтобы отрезать Бьерну кусочек хлеба, а потом молча протягивает ему тарелку, и он, даже не поблагодарив, опускается на табурет.

– Джона сказал, что у тебя сегодня рождественская вечеринка?

– Да. Я помогаю в организации ежегодного благотворительного ужина в общественном центре. Простите, не смогла отказаться…

– А зачем тебе отказываться? – перебивает меня Астрид, нахмурившись. – Похоже, это важный вечер.

– Ну, это действительно так, но вы же только что приехали, и мне неловко оставлять вас одних.

– Если ты продолжишь так суетиться вокруг нас, то выдохнешься и начнешь считать дни до нашего отъезда. – Она смягчает свое замечание улыбкой. – Так что ты будешь делать на этом мероприятии?

– Даже не знаю. Наверное, массу черновой работы. Мюриэль сказала мне приехать к десяти.

– О, это та властная соседка?

– Да, она. Мюриэль руководит организацией вечера и обратилась ко мне за помощью. Хотя нет, она просто сообщила мне постфактум, что я буду помогать, признав, что мои маркетинговые предложения сыграли не последнюю роль в оглушительном успехе Зимнего карнавала, собравшем рекордную посещаемость и самый высокий доход за последние пятьдесят лет. – А Тедди оденется Сантой.

Астрид тихо поучает Бьерна, подбирая крошки бананового хлеба со стола вокруг его тарелки.

– Тот ворчливый сосед?

– Нет. Этого зовут Рой.

Я смеюсь при мысли о том, что Рой может надеть красный костюм и белую бороду. Он стал бы лучшей версией Санты в исполнении Билли Боба Торнтона и худшим рождественским кошмаром ребенка.

– Тедди – муж Мюриэль, и это, наверное, самый счастливый человек, которого я когда-либо встречала. О черт! Он забыл свой термос.

Я смотрю на высокий темно-синий цилиндр, стоящий у кофейника. Джона взял за правило брать его с собой по утрам, уходя на работу. Но, видимо, то, из-за чего они ссорились до моего прихода, отвлекло его.

– Иди, иди… – торопит меня Астрид. – Отнеси ему, пока он не улетел. Мы можем поговорить, когда ты вернешься. Например, о дате свадьбы, а? – Она показывает мне раскрытый журнал. – Возможно, у той, кто провела двадцать часов в пути, чтобы увидеть свадьбу своего единственного сына, было достаточно времени для кое-каких идей.

Слова Астрид звучат как предложение, но, судя по ее категоричному взгляду, садиться в самолет без окончательной договоренности она не собирается.

Бьерн бормочет что-то на норвежском, и его хриплый голос звучит не так музыкально, как голос Астрид.

Она забирает его тарелку и ставит в раковину.

А я наполняю термос Джоны черным кофе, радуясь предлогу выяснить, что тут произошло.

Глава 4

Когда я подъезжаю к ангару на зеленом снегоходе, который негласно стал моим, у него припаркован бордовый пикап Тоби. Теперь, когда рыболовный сезон закрыт, а гостиница Трапперс Кроссинг не принимает гостей, он может больше времени уделять ремонту старого самолета Фила и приезжает сюда с утра пораньше, пока в его мастерской, где он занимается техническим обслуживанием малолитражных двигателей, нет посетителей.

Когда я вхожу в боковую дверь, Тоби и Джона стоят возле бивера^[2] 1959 года.

При моем появлении они синхронно оборачиваются.

– Ты забыл кофе. – Машу в воздухе термосом.

– Да. Я сообразил еще на полпути, но никак не мог заставить себя вернуться, чтобы снова возиться с ними.

Под «ними», я так понимаю, он имеет в виду Бьерна. Я бросаю на Джону неодобрительный взгляд, а затем переключаю внимание на грузного тридцатипятилетнего парня. Тоби стал моим самым первым приятелем здесь, когда мы только переехали в Трапперс Кроссинг в марте этого года, и я еще осваивалась в новом для меня месте.

– Не думала, что увижу тебя здесь, ведь сегодня рождественский ужин.

– Да. – Тоби почесывает коричневую щетину на подбородке.

В мае он снова побреется начисто, а пока та будет отрастать всю зиму.

– Я просто зашел проверить одну запчасть, которую ищу.

– Насколько длинный список поручений у тебя от Мюриэль?

Его лицо расплывается в широкой ухмылке, которая моментально придает его чертам мягкость.

– Две страницы. С обеих сторон.

И все же, я уверена, он не пожаловался бы, даже если его мать заслужила это. Он такой же добросердечный, как и его отец, и всегда готов прийти на помощь окружающим.

– Что ж, тогда удачи, – смеюсь я.

Он расплывается в улыбке.

– У нее есть список и для тебя, и он гораздо длиннее.

– Не напоминай мне, – стону я.

– Извини. Решил, что тебе нужно успеть подготовиться.

– Значит, к понедельнику она будет у тебя, да? – спрашивает Джона, возвращая разговор к теме самолетов.

– Сказали, что постараются доставить ее до начала бури. А как только получу этого малыша, сразу начну собирать. – Тоби похлопывает по разболтанному двигателю.

– Как думаешь, когда мы сможем снова поднять его в воздух?

Парень пожимает плечами.

– Трудно сказать. Насколько мне известно, кресла появятся только к концу января, но это, скорее, предположение, нежели факт. Но все остальное к тому времени уже должно быть готово, если не произойдет ничего неожиданного.

– Отлично. – Голубые глаза Джоны окидывают самолет: тот разобран на части и выглядит так, словно ему самое место на свалке. – А потом все, что ему потребуется, – свежий слой краски.

– Ты хочешь перекрасить его? – Тоби изучает корпус самолета, который, надо признать, в довольно приличном состоянии.

– В ярко-желтый, – без колебаний отвечает Джона. – Любимый цвет Рена. Не зря же нашего парня зовут именно так.

Если это не сентиментальность, то я не знаю, что. И это довольно нехарактерно для Джоны.

Я сокращаю расстояние между нами и обнимаю его за талию.

– Ему бы понравилось.

Он отвечает мне, крепко прижимая к своей груди.

В кармане Тоби пишит телефон. Он смотрит на сообщение, и по его тихому ворчанию понимаю, что это Мюриэль.

– Ну я пойду. Увидимся через несколько минут, да, Калла?

– Под звон колокольчиков. В буквальном смысле.

Волонтеры вечера в обязательном порядке должны надеть костюмы эльфов Санты. Свой я еще не видела, но Эмили предупредила, что звенеть он будет громко.

Выходя за дверь, Тоби посмеивается.

– Спасибо за термос. – Джона нежно целует меня в губы, а затем отстраняется. – Мне пора.

Но я обхватываю его руку, не давая сбежать.

– Не раньше, чем ты расскажешь, что это было в кухне. Почему они переезжают в комнату Агнес и Мейбл, если с гостевым домиком все в порядке?

Джона делает паузу.

– У моей мамы в прошлом году была тромбоэмболия легочной артерии. В августе.

– Это… плохо, да? – запинаюсь я.

На самом деле я даже не слышала о подобном заболевании.

– Это что-то связанное с легкими, верно?

– Да, закупорка. У мамы появились боли в груди, поэтому ее срочно отвезли в больницу и сделали все анализы. Нашли тромб. Довольно большой.

– Ей сделали операцию?

Джона качает головой.

– Я не знаю. Вроде бы в легкие ввели катетер, чтобы подавать лекарства для разрушения тромба. По-моему, это вполне смахивает на операцию, но мама сказала, что все время была в сознании. А затем назначили препараты для разжижения крови, поскольку она у нее быстро сворачивается. Так что разжижающие препараты ей, вероятно, придется принимать до конца жизни.

– Сейчас с ней все в порядке?

– Мама говорит, что да, но кто его знает. Она не сказала мне об этом, так что легко могла умолчать и о другом. – Джона мрачнеет. – Бьерн должен был мне позвонить.

– Похоже, она велела ему не беспокоить тебя.

– Да какая разница? Он должен был мне сказать. – Джона нервно расхаживает вокруг двигателя самолета. – Ведь я ее сын.

– Ты прав. Кто-то должен был сообщить тебе об этом. Но почему ты думаешь, что она решила скрыть от тебя операцию? Что бы ты сделал, если бы знал?

– Я бы поехал в Осло!

– Именно.

Джона останавливается, похоже, размышляя над моими словами.

– Я бы вылетел туда, как только мама сообщила мне об этом. Но тогда меня не было бы рядом с Реном в его последние дни. Или с тобой.

Не знаю, что сказать, чтобы смягчить отчаяние Джоны. Если бы на месте его матери оказалась моя мать или Саймон, я была бы в такой же ярости, как и он, узнав о случившемся более чем через год.

– А теперь этот чертов Бьерн, – он выплевывает имя отчима словно ругательство, – имеет наглость обвинять меня в том, что я заставил маму лететь сюда, чтобы увидеться со мной, когда я и понятия не имел, что происходит! Да, разумеется, я ни за что бы не согласился на это, если бы знал! Ей не стоило лететь сюда через полмира! Длительные перелеты для людей с таким заболеванием – всегда риск. Что, если разжижающие препараты перестанут действовать, и она окажется там посреди ночи с огромным тромбом в венах? Даже связи не будет, чтобы позвать на помощь!

– Так вот почему ты хочешь, чтобы они поселились в доме вместе с нами.

Кусочки пазла начинают складываться в единое целое.

– Если что-то пойдет не так, я по крайней мере буду рядом с ней.

Не знаю, насколько обосновано беспокойство Джоны, но знаю лишь то, что он глаз не сомкнет, если Астрид будет находиться по ту сторону озера.

– Это правильное решение. Я позвоню Агнес и предупрежу ее. Она не будет возражать. Все равно Мейбл только и говорила, что хочет остановиться в гостевом домике. Правда, это было до того, как она узнала, что там нет Wi-Fi.

– Спасибо, – медленно кивает Джона. – Эта новость застала меня врасплох. Я и не предполагал, что пора начинать беспокоиться о ее здоровье, ведь мама еще так молода.

– Похоже, у нее все под контролем. – Я протягиваю руку, чтобы пригладить его свежеподстриженную бороду кончиками пальцев. – С ней все будет в порядке.

– Думаешь? – В его голосе звучат нотки сомнения.

– Конечно! Вся компания – Сьюзан, Саймон, Астрид и Бьерн – под одной крышей. Что может пойти не так?

Джона со стоном откидывает голову назад.

– Кроме того, что Бьерн назовет Саймона шарлатаном?

– Ну, не считая этого.

Бьерн даже не скрывает, что считает психиатров ненастоящими врачами.

– Может, мы поселим Бьерна в гостевом домике одного?

– Прекрати, – смеюсь я, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его в губы.

* * *

В двадцать пять минут одиннадцатого я втискиваю свой джип в ряд припаркованных перед общественным центром Трапперс Кроссинг машин, готовясь к тому, что меня ждет неприятный разговор из-за опоздания. Мюриэль не делает различий между наемными рабочими и теми, кто жертвует своей свободной субботой перед Рождеством добровольно. В ее глазах работа – это работа, и ты должен отдавать ей все свои силы, несмотря ни на что.

По крайней мере сейчас хотя бы солнечно.

Собираю свои вещи и силы, поскольку чувствую, что, когда снова окажусь в этом джипе, буду совершенно вымотана. Выпрыгиваю на мороз. Меня отвлекает грохот слева, где на открытом катке с хоккейными клюшками в руках целая стайка детей отрабатывает удары по сетке.

Из дверей общественного центра выходит Мари. Следом за ней бежит Бонни Хэтчетт.

Внутри меня все будто сжимается, впрочем, как и всегда, когда я вижу красивую блондинку-ветеринара. Разница лишь в том, что моя реакция на нее уже не такая острая, как раньше.

– Что ты имеешь в виду? Ты видела, как это происходило? – спрашивает Мари.

– Не совсем… нет. – Бонни поджимает тонкие губы и хмурится. – Но мы все знаем, что с этими собаками плохо обращаются. Да и вообще, кем он себя возомнил? Появляется здесь, скупает землю, не обращая ни на кого внимания. – В ее тоне отчетливо сквозит горечь.

– То, что ты видишь в нем прямого конкурента бизнесу Гарри, не дает тебе права бросаться обвинениями в жестоком обращении с животными, – мягко возражает Мари. – Только если у тебя нет доказательств.

– А если мы найдем доказательства? Тогда ты поможешь нам, верно? – не отстает Бонни.

Вздох Мари свидетельствует о ее нечеловеческом терпении.

– Если у тебя будут доказательства, я попытаюсь что-нибудь сделать. Послушай, мне надо идти. У меня распланированы дела на всю вторую половину дня.

Похоже, Бонни не заметила неодобрения в голосе Мари, потому что энергично кивает головой и восклицает:

– Спасибо, доктор Лер. Спасибо за помощь.

Мари замечает меня и идет навстречу.

– Что это было? – с любопытством спрашиваю я.

Девушка с трудом подавляет стон.

– Несколько месяцев назад сюда переехал какой-то парень. Он купил участок Дэнсона, расположенный вниз по дороге от Хэтчеттов. Видимо, он разводит ездовых собак. – Она оборачивается, чтобы проследить за тем, как маленькая, сгорбленная женщина забирается в старый пикап «Додж». – Бонни утверждает, что он жестоко с ними обращается.

– А ты ей веришь?

Мари пожимает плечами.

– Кто знает? Всякое бывает. Но сын Бонни тоже разводит ездовых собак, и что-то мне подсказывает, что дела у него в последнее время идут неважно, так что конкуренция – это последнее, что им нужно. К тому же этот новый парень выиграл какую-то большую гонку на собачьих упряжках там, откуда он родом, и подал заявку на участие в Iditarod.

– Разве не ее сын выиграл гонки в этом году?

Кажется, у каждого живущего в округе есть родственник, принимающий участие в ежегодном всемирно известном заезде на собачьих упряжках.

– Он занял второе место. Но на следующий год – фаворит. – Мари бросает на меня многозначительный взгляд. – Может стать им, если новичок ничего не испортит.

Я присвистываю.

– Драма с высокими ставками в собачьем мире Аляски.

– Верно, – смеется Мари, снимая варежку, чтобы откинуть с лица прядь длинных шелковистых волос. – И Хэтчетты пытаются втянуть в свои разборки меня, поскольку знают, что я не могу пройти мимо, услышав о жестоком обращении с животными.

И даже сейчас при одном этом предположении улыбка пропадает с ее лица.

– Значит, ты поедешь к этому парню, чтобы все проверить?

Девушка протестующе вскидывает руки.

– Да, судя по всему, поеду.

Мой отец как-то назвал Мари крестоносцем, который летает из поселения в поселение и лечит животных, что могли бы остаться без медицинской помощи. В то время она была просто подругой Джоны, а Джона – задиристым йети, твердо вознамерившимся запихнуть меня в обратный самолет до Торонто. Но как только я познакомилась с красивой блондинкой-ветеринаром, сразу поняла, что, друзья они или нет, она безумно влюблена в Джону. Проблема заключалась в том, что я уже тоже успела его полюбить.

С тех пор у нас с Мари были свои взлеты и падения, основанные на любви к одному и тому же мужчине. И хотя нам никогда не быть лучшими подругами, мы стали настолько искусны в дружеских танцах друг вокруг друга, что иногда начинаю думать, что все это искренне.

Смотрю на двойные двери общественного центра Трапперс Кроссинг, увенчанные вывесками с вечнозелеными венками и пожертвованными белыми гирляндами. «Бесплатные украшения – лучшие украшения», – с радостью провозгласила Мюриэль, всегда отличавшаяся бережливостью.

– Ты не видела Мюриэль, когда была внутри?

– Ты имеешь в виду сержанта? – На пути к своему грузовику уточнила Мари. – Она здесь с шести. А когда я уходила, уговаривала Тоби пригласить Эмили на ужин.

Я издала протяжный стон.

– Думаешь, это еще один пункт в ее списке?

– Пока мое имя там не значится, она может сводить его с кем угодно, кого сочтет приемлемым.

Качаю головой. Хотя Мари не говорит об этом прямо, думаю, мысль о том, что Мюриэль может стать ее свекровью, сыграла не последнюю роль в том, что их отношения с Тоби так и не вышли за рамки двух свиданий. Господь свидетель, ведь это отпугнуло бы любого здравомыслящего человека. Бедный Тоби может остаться холостяком всю жизнь, если не уедет отсюда.

Двигатель грузовика Мари с ревом заводится.

– Передавай Джоне привет от меня, – кричит она, прежде чем захлопнуть дверь.

Плотнее закутываюсь в куртку и иду к двойным дверям, дрожа от холода.

Однажды Мюриэль назвала общественный центр центральным узлом города. Лучшего определения для него и не придумаешь. Помимо посещения фермерского рынка и работы над организацией зимнего карнавала, я провожу в этих старых стенах так много времени, что мерцание флуоресцентных ламп и затхлый запах стали мне настолько привычными, что уже почти успокаивают.

Вхожу в просторный зал, где играет «Тихая ночь», и кипит бурная деятельность. Тоби и один из местных по имени Бенджамин раскладывают круглый обеденный столик, а Эмили и еще два волонтера ставят вокруг него стулья – по десять на один стол. Рядом с пятиметровой рождественской елкой и вокруг колоритного кресла Санты Тедди и фотограф расставляют различные реквизиты. По всему залу можно заметить прямоугольные столы, на которые будут выставлены товары для негласного аукциона. Они уже наполовину заняты всевозможными пожертвованиями – от подарочных корзин до носков ручной вязки и нарисованных горных пейзажей.

В центре всего этого хаоса возвышается моя коренастая соседка в своих неизменных закатанных джинсах – ввиду длины ее невысоких ног – и фланелевой рубашке на пуговицах, которая едва обтягивает ее могучую грудь. Я всегда могу сказать, как давно она мыла голову, потому что сейчас ее кудри плотно облепляют седую голову.

– Здравствуйте, Мюриэль, – окликаю я.

Услышав мой голос, она оборачивается и демонстративно смотрит на часы.

– Рада видеть, что ты все-таки смогла присоединиться к нам, Калла.

Я уже давно научилась не обращать внимания на ее резкий характер. В словах Мюриэль нет злобы. Она такая, какая есть.

– Извините. Мама Джоны решила заняться сегодня выпечкой, и мне пришлось перерыть все шкафы. Не хотелось, чтобы она бежала в магазин, когда в этом нет необходимости.

– О, – Мюриэль кивает, словно соглашаясь с моим оправданием за опоздание, – и как у всех там дела?

– Отлично. – Не считая того, что Джона хочет придушить своего отчима, но я не собиралась обсуждать с Мюриэль наши семейные драмы. – Они все еще обустраиваются.

– Помню праздники с моими свекрами. Каждый год это был сплошной стресс. – Женщина качает головой. – Мать Тедди была еще той штучкой. Более властного человека в жизни не встретишь, скажу я тебе. Мужу повезло, что у меня столько же терпения, сколько и у него, иначе мы бы вообще не поженились.

Неподалеку раздается звонкий смех. Это Тоби, услышавший наш разговор.

– Что там смешного? – Глаза Мюриэль сужаются, глядя в сторону сына. – Ты хочешь мне что-то сказать?

Я изо всех сил стараюсь не выдать своего веселья.

– Так, с чего мне начать, Мюриэль?

Она смотрит в свой блокнот, водя скрученным пальцем по левому краю.

– Начни с сервировки столов.

– Отлично.

Это мне хотя бы по душе.

– Скатерти в кладовке в дальнем помещении. Цветочные композиции – в больших зеленых контейнерах в углу. И не надо с ними изощряться, – предупреждает она. – Три свечи на стол, не больше… Нет! Только не этот фон! – кричит она Тедди.

Тот останавливается и хмуро смотрит на заснеженный пейзаж за креслом Санты, почесывая свою настоящую длинную белую бороду.

– А что не так с этим?

– Мы использовали его в прошлом году.

– Я и не знал.

– Ты был на этом вечере! – Мюриэль фыркает и устремляется к нему, зажав блокнот под мышкой. – Мы чередуем их. В этом году должен быть фон с камином.

И как бы мне ни было жалко Тедди, по крайней мере, теперь Мюриэль оставит в покое меня, слишком отвлекшись на него.

– Они ссорятся по этому поводу каждый год, – замечает Тоби, весело ухмыляясь и передвигая ближайший от меня стол на несколько сантиметров влево. – Он каждый год ставит не тот, что нужно.

Я хмурю брови.

– Вот прям каждый год?

– Каждый, – щебечет Эмили и улыбается Тоби, когда проходит мимо.

Тоби посмеивается.

– Так как у тебя дома обстоят дела на самом деле? – Он замечает выражение моего лица и кивает. – Джона выглядел не в духе сегодня утром.

– Он узнал кое-какие новости, которые не очень-то его обрадовали.

Я пересказываю Тоби историю о здоровье Астрид и то, что Джона ощущает вину, что ей пришлось лететь к нам.

– Вот черт.

– Она говорит, что в этом нет ничего страшного, но… – Я пожимаю плечами.

– Но это его мама, – заканчивает Тоби.

– Именно.

И каким бы безрассудным ни был Джона, когда речь идет о собственной безопасности, когда речь заходит о тех, кого он любит, его забота становится чрезмерной. Этот двойной стандарт как раздражает меня, так и умиляет в равной степени.

– А ведь на вашу свадьбу Астрид снова придется лететь сюда.

– Не уверена, что Джона уже задумывался об этом.

Он с ума сойдет, когда это случится. Мое беспокойство начинает расти.

– Джона наверняка попытается убедить меня пожениться в Осло.

– Что ж, не самый плохой вариант.

– Нет, плохой.

Тоби вопросительно вскидывает бровь.

– Это на другом конце света, и у меня там совсем никого нет.

Он на мгновение задумывается.

– Да, но там Джона может надеть ледерхозен^[3].

Я хихикаю и фыркаю одновременно.

– А разве их носят там? Знаешь, это не так важно. Я не выйду замуж в Норвегии. Свадьба состоится либо в Торонто, либо здесь. Моя мама, например, упорно выступает за Торонто.

И как бы меня это ни шокировало, но мысль пожениться на Аляске с каждым днем звучит для меня все привлекательнее и привлекательнее.

Тоби задумчиво почесывает голову.

– Или вы можете пожениться сейчас, раз уж мама Джоны здесь.

Я смеюсь над его шуткой.

– Ну да, конечно.

Но, судя по выражению его лица, на этот раз Тоби не пошутил.

– А почему нет? Твои родители ведь тоже здесь будут. Папа мог бы провести церемонию. – Он кивает в сторону Тедди, который возится с подставкой для экрана, то и дело подтягивая джинсы, чтобы те не упали. – Он получил сертификат несколько лет назад, когда замуж выходила моя кузина и может легально вас обвенчать. Все, что вам понадобится, – свидетельство о браке.

А ведь Тоби действительно говорит серьезно.

– Нет, я так не могу.

– Почему? Кого еще тебе хочется видеть на своей свадьбе?

– Ну… Диану! Она – подружка невесты. Не могу выйти замуж без нее! – выпаливаю я.

Несмотря на то, что я еще даже не начинала планировать нашу свадьбу, то, что предлагает сейчас Тоби, совершенно не соответствует моим представлениям.

– Уверен, она поймет, учитывая проблемы со здоровьем Астрид.

– Мама убьет меня, ведь она хочет, чтобы все прошло идеально.

– Так и будет. Просто… немного проще. – Тоби пожимает плечами, и его взгляд падает на обручальное кольцо в форме снежинки на моем пальце, усыпанное бриллиантами. – В любом случае это хороший вариант.

– Эй! Вы двое, хватит болтать! – хлопает в ладоши Мюриэль. – У нас всего семь часов, прежде чем сюда потянутся гости.

– Только семь жалких часов, – бормочет Тоби, украдкой подмигивая мне, и переходит к следующему столику.

А я отправляюсь в кладовку за скатертями, ни на миг не переставая думать о предложении Тоби.

* * *

– Ты нашла их?

Я оборачиваюсь на голос Мюриэль в сторону дверного проема – туда, где она сейчас стоит рядом с Роем. В его руках большая картонная коробка.

– Ага. – В качестве доказательства поднимаю вверх упаковку с вотивными свечами. Несмотря на устойчивую прохладу внутри общественного центра, от рытья в захламленной кладовке у меня выступил пот на лбу. Пользуюсь случаем, чтобы вытереть его предплечьем. – Они лежали не в зеленых контейнерах.

Мюриэль поджимает губы Ее обвиняющий взгляд падает на Джейми Гилла – уборкой прошлогоднего рождественского ужина руководил он, и, по словам Мюриэль, бывает «рассеян, как перевернутая миска с блестками».

Бросаю свертки на один из прямоугольных фуршетных столов – пусть сто пятьдесят свечей расставит и зажжет кто-нибудь другой, потому что уже почти четыре часа дня, а я еще ни разу не сделала перерыва – и иду к ним.

– Привет, Рой.

Он что-то бурчит в ответ, рассеянно блуждая взглядом по залу.

– Выглядит неплохо, а?

Двери и порог домика Санты украшают огромные пуансеттии, привезенные из местного садоводческого центра. Центральные композиции, которые тут использовали каждый год, выглядели слишком устаревшими, поэтому я перебрала цветы в вазах и венках и добавила к ним березовые ветки, которые мы с Эмили нарвали в лесу. Так композиция получится более элегантной. После двадцатиминутных уговоров я наконец-то убедила Мюриэль разрешить нам с Тоби протянуть нити белых гирлянд над сервированными столиками для создания уютной атмосферы.

В итоге удалось превратить унылый, продуваемый сквозняками зал в пространство, располагающее к праздничной вечеринке.

Киваю в сторону коробки.

– Что там у тебя?

– Кое-что для аукциона, – сварливо отвечает он.

– Пожертвование от Роя Донована? – Не могу скрыть удивления в своем голосе, даже подтрунивая над ним. Получить от этого человека хотя бы куриное яйцо даром – большая редкость.

Рой хмурится.

– Это изделие не получилось. Хотел его сжечь, но решил отдать вам. Может, получится выручить пару баксов.

– Что это? – Осторожно заглядываю внутрь и вижу деревянную корзину.

– Это для сбора урожая в саду, – поясняет мне Мюриэль.

Недоверчиво щурю глаза.

– И ты собирался сжечь ее? По-моему, выглядит превосходно.

– Ручка неровная. Вот. – Он протягивает коробку Мюриэль. – А мне нужно вернуться домой и подоить коз, пока не стемнело.

Уходя, Рой кивнул мне на прощание.

Я бегу за ним в коридор.

– Слушай, Рой, а почему бы тебе не заглянуть на ужин, когда ты закончишь с хозяйством? За моим столиком будет несколько свободных мест.

Я хотела позвать Астрид и Бьерна, но, думаю, к пяти часам они будут уже клевать носом.

Он не останавливается и продолжает идти к двери.

– Я не праздную Рождество.

– Но ты же ешь. – Едва сдерживаю раздражение в своем голосе. – На стол подадут индейку и ростбиф… а на десерт будет яблочный пирог.

Об этой слабости Роя я узнала прошлой осенью, когда экспериментировала с кондитерскими изделиями.

– У меня уже приготовлен ужин.

– Да, тушенка.

От одного и того же питания семь дней в неделю любой человек станет невменяемым.

– Брось, Рой. Ты ведь можешь посидеть со мной. Можешь даже не разговаривать, если не хочешь. Но ты не должен оставаться один.

Он фыркает.

– Я был один более тридцати лет. Не вижу причин менять это сейчас.

А я вижу. Даже три причины. Меня охватывает импульсивное желание.

– Рой! Я тут подумала… У тебя никогда не возникало желание связаться с дочерью? Может, она хотела бы поговорить с тобой? Мы ведь не знаем.

Он резко останавливается и разворачивается. Его глаза сужаются от внезапно нахлынувшей злости.

– Ты рылась в моих вещах, девчонка?

– Нет, – решительно качаю головой я, но тут же отвожу взгляд на заляпанный пятнами линолеумный пол.

Ни разу не подозрительно, Калла.

Рой обладает многими недостатками, но наивность не в их числе.

– Рылась. Вот почему ты вдруг стала такой настырной, да?

Черт. Лгать ему совершенно бессмысленно.

– Увидела рождественскую открытку на твоем столе вчера и… я не хотела совать нос не в свое дело.

– Нет, хотела. – Он тычет в меня указательным пальцем, и его лицо становится свекольно-красным от злости. – Ты все время крутишься вокруг меня, пытаясь что-то изменить. Но это ты исправить не сможешь!

Глубокий, скрипучий голос Роя эхом разносится по узкому коридору.

Отступать мне некуда, решаю я.

– Но, похоже, она действительно хочет с тобой пообщаться.

– Это потому, что она меня не знает. А если бы знала, быстро бы поняла, что мне нечего дать ни ей, ни этим двум детям.

Я хмурюсь.

– Не думаю, что она обратилась к тебе только потому, что ей нужны деньги, Рой.

– Не лезь не в свое дело. Тебя это не касается! – Он с силой обрушивает ладони на двойные створки дверей, распахивая их. – И не притаскивай ко мне больше никаких чертовых елок! – кричит он.

От ворвавшегося порыва холода я вздрагиваю. А может, это из-за ледяного панциря, который только что сковал наши отношения.

– Давно не видела его таким злым. И в кои-то веки это не из-за меня. – Рядом со мной появляется Мюриэль. Ее глаза неотрывно провожают жилистое тело Роя, пока он шагает к своему грузовику. – Значит, его дочь наконец-то изъявила желание познакомиться с ним.

– Мне следовало промолчать.

Джона прав. Рой вспыльчивый, как дикий зверь. Все то доверие, которое я завоевала, вмиг рассыпалось. От осознания этого грудь сковала боль.

– Вовсе нет. – Мою тревогу она расценивает как легкое неудобство. – Не переживай из-за его истерики. То, что Рой говорит, и то, чего он хочет, – как правило, разные вещи.

– И все же…

На мгновение Мюриэль задумывается.

– Ты достала ее контакты?

Я колеблюсь.

– Возможно.

– Тогда мне не стоит говорить, что бы я сделала, будь у меня ее номер.

– Да.

Мюриэль бы в ближайшие пять минут разговаривала по телефону, информируя дочь Роя о том, что он – самая настоящая лошадиная задница, но ей в любом случае непременно нужно прилететь сюда, на Аляску, чтобы познакомиться с отцом. Так что я ни за что не дам ей номер Делайлы.

– Давайте ограничимся теми шерстяными носками, которые вы ему связали. Не стоит добавлять Рою еще одну головную боль на Рождество.

Ходят слухи, что много лет назад сама Мюриэль причинила Рою немалую душевную боль.

– Не волнуйся, я ни слова ему не скажу. В конце концов наше перемирие все еще в силе, и мне не нужен лишний повод, чтобы пристрелить его на праздники. – Она разворачивается, чтобы вернуться в зал, но потом останавливается. – Знаешь, с этим старым барсуком мы живем уже не одно десятилетие рядом и прошли через разные испытания. Само собой, у нас были разногласия. Но я никогда не видела его таким довольным, как сейчас, когда появилась ты. Это о чем-то, да говорит.

Я фыркаю.

– Вы называете это «довольным»?

Она же слышала, как Рой на меня кричал. Черт, да все в этом здании, должно быть, слышали.

– О, не покупайся на то, что он пытается тебе всучить. Он прикидывается, будто наслаждается своим одиночеством, но это все лишь отговорки. Притворство труса, который боится признать, что ему не все равно.

Мысленно представляю себе Роя, сидящего в его тихом домике в одиночестве в рождественскую ночь, и в горле встает ком.

– Думаю, от этого мне еще грустнее.

– Да. Для человека, который не выносит жалости, он вызывает ее немало. Но хватит о Рое. – Мюриэль смотрит на часы. – Уже четыре. Полагаю, нам пора доставать костюмы. А еще мне нужна твоя помощь, чтобы решить, что делать с пряничным домиком Джесси Уинслоу, который она принесла на аукцион.

Следую за ней, и, хотя ее ноги гораздо короче моих, мне приходится поднапрячься, чтобы не отстать.

– А что не так с пряничным домиком Джесси?

Мюриэль бросает на меня многозначительный взгляд.

– Думаю, это то, что ты называешь наглядным примером отличия реальности и ожидания.

Глава 5

Когда вечером возвращаюсь в наш бревенчатый домик в лесу, он радует глаз. Вдыхаю смесь успокаивающих ароматов – горящих дров в камине, свежих еловых веток, которыми я украсила столы и пороги, и неожиданный запах имбирных пряников.

Свет настольной лампы и зажженной елки влечет меня в гостиную и мгновенно успокаивает мое утомленное тело.

– Привет! – улыбаюсь я Джоне, растянувшемуся на диване с книгой в руках.

Он отрывает взгляд от страницы, чтобы поприветствовать меня, и на его красивом лице расплывается широкая улыбка.

– Ну и как тебя зовут? Сладкая слива? Сахарный леденец?

Я издаю протяжный стон. Потрепанный костюм эльфа, который Мюриэль достала из мусорного мешка и велела мне надеть, оказался на три размера больше необходимого, порван по шву и пах нафталином. Но я слишком устала, чтобы переодеваться перед тем, как поехать домой.

– Блестящие пальчики?

– Заткнись.

Он закрывает книгу.

– Может, снеговичок?

– А Астрид и Бьерн… о боже!

У меня перехватывает дыхание, когда я вижу катастрофу на своей тускло освещенной кухне. На каждом квадратном сантиметре столешницы стоят миска, кастрюля или какая-то другая посуда – или все разом. Раковина доверху забита грязными тарелками. Я прищуриваюсь, разглядывая белые брызги на потолке над кухонным столом.

– Это что, глазурь?

Наша кухня не выглядела так с тех самых выходных, когда мы переехали и вычистили отсюда остатки тридцатилетнего брака Фила и его покойной жены.

– Да, они наверху, и мама сказала все оставить. Она приберется завтра, когда встанет.

Надеюсь, что так и случится, потому что я потратила целую неделю на то, чтобы отмыть и обустроить дом. А ведь завтра приезжают мама и Саймон.

– И все это ради пряников?

– Она начала готовить еще кое-что для рождественского ужина.

– Точно.

Астрид сказала, что хочет отпраздновать Рождество в норвежском стиле. Видимо, «норвежский стиль» подразумевает разгром моей кухни.

Прогоняю свое раздражение и сосредотачиваюсь на замысловатом многоярусном домике, стоящем на обеденном столе.

– Это она сама сделала?

– Да. Сумасшедшая, скажи? Она делает их каждый год. Причем этот домик довольно простой. Некоторые из своих предыдущих, она отправляла на конкурсы. И несколько раз их выигрывала.

– Ты никогда не говорил мне, что она художник.

Я наклоняюсь, чтобы рассмотреть пряничный домик, который стоит на таком же основании и окружен печеньками в форме звезд, расположенными от самых больших к самым маленьким в форме елок. Каждый краешек изделия украшен белыми узорами из имбирной глазури, аккуратно нанесенными с помощью кондитерского шприца.

– Она приготовила все это за один день?

– Нет. Заготовки испекла дома и основательно упаковала их, чтобы они не сломались по дороге сюда.

Я с нескрываемым удивлением смотрю на Джону.

Он пожимает плечами.

– Что я могу сказать? Мама очень серьезно относится к своим пряничным домикам.

– Он просто невероятен. Жаль, Астрид не приехала раньше. Мы могли бы выставить его на сегодняшнем аукционе и выручить неплохие деньги. Но вместо этого у нас был разваливающийся пряничный домик Джесси, который она наверняка собирала спьяну. Мюриэль купила его за несчастные двадцать долларов.

– А ты что-нибудь купила?

– О, тебе стоит на это взглянуть.

Я иду за корзинкой для сбора урожая, которую оставила у двери, и несу ее Джоне.

Он осматривает идеальные срезы и искусную резьбу.

– Хорошо сделано.

– Потому что это работа Роя.

– Рой что-то пожертвовал? Мюриэль что, угрожала ему?

Я смеюсь.

– Странно, да? Он сказал, что ручка получилась кривой, поэтому он не может ее продать и хотел сжечь.

Джона проверяет ручку и качает головой.

– С ней все в порядке. Она надежная.

То же самое было и с лосятиной, которую сунул мне в руки Рой и которая, по его словам, прогоркла, однако на деле с мясом все было в порядке. И с сеном, которое его козы якобы не стали есть, но Зику оно пришлось по вкусу. И с дровами, которые он нарубил и сложил у нашего дома, утверждая, что эти поленья у него не горят.

Джона опускает корзину на пол.

– Так как прошел твой день?

Плюхаюсь на диван рядом с ним.

– Он был долгим. Изнурительным. Но успешным, наверное… Ой! – Взвизгиваю, когда Джона хватает меня за лодыжки и закидывает мои ноги себе на колени. А затем слегка постанываю, когда он начинает массировать больные ступни.

– О, Мари передавала тебе привет.

– Мюриэль уговорила помочь и ее?

– Нет. Она заезжала утром, чтобы оставить приз для аукциона. Кучу корма и игрушек для животных. И меня ни на что не уговаривали. Мюриэль просто сказала, что мои таланты и вклад оказались неоценимыми для города, и я сама любезно предложила свои услуги.

Джона ухмыляется.

– И что же она поручила тебе сегодня делать?

– Ты имеешь в виду, чего она не поручала мне?

Я стягиваю с себя эльфийский колпак и откидываю голову на подушку. Умелые пальцы Джоны творят волшебство в районе моих пяток, и я описываю ему свой день, в течение которого рылась в пыльных складских коробках, дюжину раз взбиралась по шаткой стремянке, чтобы развесить гирлянды под потолком, и следила за самыми маленькими и впечатлительными детьми, пока они бежали к Санта-Клаусу (Тедди), чтобы усесться к нему на колени и поделиться своими самыми заветными просьбами.

– Его опи́сали?

– Его описали дважды, – поправляю я. – Но это был один и тот же ребенок, и, наверное, у него был действительно полный мочевой пузырь.

Им оказался пухленький трехлетний мальчик по имени Томас, который прошептал, что хочет набор поездов с таким же именем, и завороженно уставился на пушистую белую бороду Тедди.

А затем дал волю своим чувствам.

Я не сразу поняла, что происходит, пока Тедди, веселый как и всегда, не посмотрел на небольшую лужицу, появившуюся у его ног.

– Тедди извинился и ушел в подсобку сменить штаны. Там у него лежали запасные, потому что, видимо, писают на него каждый год.

Голова Джоны запрокидывается назад в порыве задорного смеха.

– Ш-ш-ш! Ты же их разбудишь! – предупреждаю я, толкая его пальцами ног, но и сама дико хихикаю.

– Напомни мне, чтобы я никогда не соглашался ни на что подобное.

– А я думала, ты хочешь детей, – передразниваю я.

– Но не чтобы на меня писали.

– Однако именно это они и делают. Писают, срыгивают и размазывают свои какашки по всем стенам, словно это краска.

Со слов Шэрон, во всяком случае. Я поддерживаю связь с прежней администраторшей «Дикой Аляски» по электронной почте. Они с Максом прекрасно проводят время в Портленде с малышом Тором, хотя, по ее словам, Максу очень не терпится вернуться на Аляску.

– Ладно. Тогда моим детям можно на меня писать. Но другие пусть делают это на кого-нибудь другого.

Я улыбаюсь. Рассуждения Джоны о детях и родительстве больше не вызывают у меня напряжения, как это было раньше, когда мы безоглядно наслаждались текущим моментом и не думали о будущем. Более того, меня уже не пугает мысль о детях. Иногда я задаюсь вопросом, сколько их у нас будет, какими они вырастут и в кого пойдут больше. Будут ли у них мои волосы или глаза Джоны? Унаследует ли сын эти очаровательные ямочки, которые раньше прятались за нечесаной бородой моего будущего мужа? Будет ли он так же упрям? И будет ли так же любить небо?

Джона замечает мой взгляд и с любопытством смотрит на меня.

– Что?

– Ничего.

По правде говоря, если бы все, что случилось прошлым летом, повторилось, и тест на беременность оказался положительным, не думаю, что я бы так испугалась. Хотя все еще не готова делить безраздельное внимание Джоны с кем-либо.

– А что произошло здесь? Кроме грандиозной катастрофы на кухне.

– Да ничего особенного. Я вернулся домой около часа дня, перевез их к нам, мы потусовались, поужинали.

– С Бьерном больше не ругались?

– Он проспал четыре часа, проснулся как раз к тому моменту, когда мама подала ему ужин, и снова лег спать час назад. Я его почти не видел. – Джона ухмыляется. – Будем надеяться, что смена часовых поясов будет мучить его до самого отъезда.

Это вряд ли, конечно, но сонный Бьерн сделает Рождество под этой крышей более приятным, это точно.

Джона снимает с меня носок и обхватывает ступню своими большими ладонями, чтобы я не замерзла.

– Мама спрашивала про свадьбу. Интересовалась, не думали ли мы еще о дате.

– Да, Астрид и мне с утра задавала этот вопрос.

– Учитывая ее нынешнее состояние, не хочу, чтобы она летала туда-сюда на нашу свадьбу.

Я так и знала, что это случится.

– Что она сказала по этому поводу?

– Неважно что. Она все равно прилетит, даже если ей и не следует этого делать. Но мне эта идея не нравится.

– Знаю. – И как бы Джона ни шутил о том, чтобы сбежать ото всех и пожениться в тайне, он явно хочет, чтобы в этот день мама была рядом. – Что ты думаешь делать?

Понимаю, к чему ведет этот разговор, и какая-то крошечная эгоистичная частичка меня хочет воспротивиться.

Джона в задумчивости кусает губы и настороженно наблюдает за мной.

– Я тут подумал…

– Ты не будешь надевать ледерхозен, – заявляю я.

Он нахмуривается.

– Что? Зачем мне их надевать?

– Ты ведь собираешься предложить пожениться в Осло, так?

– Черт. Нет. – Джона качает головой, чтобы придать своим словам большей убедительности. – Я собирался спросить, не хочешь ли ты выйти за меня сейчас, пока они тут.

Издаю протяжный стон.

– И ты туда же.

Он хмурится.

– О чем это ты?

– Я проговорилась Тоби о твоей маме и ее проблемах со здоровьем, и он сказал, что нам следует пожениться прямо сейчас. Тедди может провести церемонию.

– Тедди?

– Да. Оказывается, у него есть право заключать браки.

Джона недоверчиво хмыкает, но затем его бровь изгибается в глубоком раздумье.

Я знаю это выражение. Это решимость.

– Нет, – качаю я головой.

Джона обхватывает мои икры, притягивает к себе и сажает на колени. Крепкие руки обвивают мое уставшее тело.

– Почему нет? – Его голубые глаза полны незамутненной искренности.

Я смеюсь.

– Потому что все слишком стремительно, и потом, здесь нет Дианы! – Все противоречия, которые непрерывно крутились в моей голове, наконец выплескиваются наружу. – Я не хочу просто подписать бумажку и выйти замуж! Это не станет для нас знаменательным событием!

– Значит, мы сами сделаем его знаменательным. – В голосе Джоны появляется намек на вызов.

– Да ладно! Всего за неделю? И как же? Здесь и в обычные дни на все уходит целая вечность, а ведь сейчас рождественские праздники. А еще надвигается сильный снежный ураган, который, возможно, вырубит электричество на несколько дней. И если мне удастся достать цветы или приличное платье и найти кейтеринг, будет просто супер! И что насчет медового месяца?..

– Хорошо. Стоп. Расслабься. Это была просто мысль. – Джона поднимает руки в знак капитуляции. – Я не хочу на тебя давить, чтобы ты вышла за меня замуж.

– Но я и так выхожу за тебя замуж. Помнишь? – Машу рукой перед его лицом, демонстрируя кольцо с бриллиантом.

Он тяжело вздыхает, и я вижу, что его что-то тяготит.

– Что такое?

– Честно? Наверное, я подумал, что тебе уже пора бы начать строить какие-то планы, но, похоже, ты никуда не торопишься. Это кольцо у тебя уже четыре месяца. – Джона напрягается. – И мне начинает казаться, что ты сомневаешься в своем решении.

– Эм… мы были очень заняты. Помнишь, ты разбился на самолете и едва не умер? А потом ремонтировали гостевой домик, я была по уши занята планированием зимнего карнавала и подготовкой к Рождеству.

– Знаю. Просто…

Беру его лицо в свои ладони и заставляю перевести взгляд на меня.

– Я никогда не была так уверена в чем-либо, как в том, что хочу выйти за тебя замуж, – говорю медленно и четко, чтобы он меня расслышал.

– Тогда почему мне кажется, что ты все время убегаешь от этого решения? – мягко спрашивает он, однако в его голосе звучит легкий намек на что-то. Может, на обвинение или обиду?

– Это не так. Я не… – Мой голос затихает.

А что, если это действительно так? Но если я и уклоняюсь от назначения даты, то это точно не из-за того, что не хочу выходить замуж за Джону.

– Наверное, мне просто трудно определиться, где должна произойти свадьба. Ты же знаешь, что моя мама настаивает на Торонто. И вся моя жизнь до этого года проходила там. Теперь бо́льшая часть ее здесь, но в родном городе по-прежнему осталось мое прошлое, моя семья, друзья. И никто из этих людей не прилетит сюда, чтобы увидеть нашу свадьбу.

Может быть, именно с этим мне трудно смириться. Не разделить один из самых важных дней в моей жизни с людьми, которые знают меня лучше всех.

– Просто… не знаю, как это сделать. Поверь, я думала о том, чтобы сыграть свадьбу сейчас. Размышляла об этом, взвешивая все «за» и «против», весь день. И не надо меня учить общаться с моей матерью.

– У Сьюзан было две свадьбы, – сухо замечает Джона.

– Знаю. И сама не понимаю, почему так сильно прислушиваюсь к ее мнению в данном вопросе.

Помимо того, что она моя мать и я чувствую, будто лишила ее чего-то важного, переехав на другой конец континента.

– Знаешь, все эти мелочи – цветы, торт и все остальное – не имеют для меня никакого значения. – Джона берет мою ладонь и подносит к губам для поцелуя. Его борода приятно щекочет. – Но я понимаю, что это важно для тебя.

– Мы придумаем какой-нибудь вариант – тот, который устроит всех, – обещаю я.

Просто еще не знаю, каким он будет.

Джона откидывается на спину и увлекает меня за собой, прижимая к своему телу.

– Но ты должна признать, что это было бы идеально.

– Что именно?

– Рождественская свадьба на Аляске. – Он зарывается лицом в мою шею, и я закрываю глаза, наслаждаясь его губами, прижатыми к моему горлу, и ощущением его растущей твердости напротив моих бедер. – Я женюсь на эльфе Морозко, а церемонию проведет сам Санта-Клаус.

Недовольно фыркаю.

– Тебе даже платье не нужно, пока у тебя есть этот костюм.

– Ты шутишь? Я сожгу эту тряпку в камине сегодня же. Серьезно. А завтра соберу все остальные и тоже их сожгу. На следующий год закажу новые костюмы.

– А я думаю, что этот весьма миленький. – Джона глубоко вдыхает и делает паузу. – Это от тебя пахнет нафталином?

– Вот видишь? Мерзость! – Сдираю с себя этот войлочный мешок и швыряю его в сторону камина, оставаясь в одних красно-зеленых полосатых штанах и черном топе из лайкры, который надела под костюм.

Джона издает возглас одобрения. Его восторженные глаза блуждают по материалу, который облегает мою грудь, словно вторая кожа.

– Ты все еще пахнешь им, – произносит он и стаскивает с меня топ.

– Ну не здесь же! – шиплю я, кивая в сторону комнаты наверху, где расположились Астрид и Бьерн.

– Почему? Они приняли снотворное и будут «мертвы» для всего мира по крайней мере часов до четырех. Подними-ка руки.

Колебаюсь, но все же выключаю настольную лампу, и мы остаемся в темноте – если не считать белых огоньков на елке, света камина и маленькой лампочки над плитой в кухне. Поднимаю уставшие руки высоко над головой, давая Джоне возможность свободно снять с меня топ. Спину приятно согревает тепло от огня, но в воздухе все равно ощущается прохлада, которая становится еще более явной когда он расстегивает застежку бюстгальтера.

– Джона, – мягко упрекаю я.

Но настроение в комнате быстро меняется. Его руки уже с нетерпением скользят по моей обнаженной груди. От умелых прикосновений по телу пробегает жар. Не говоря ни слова, приподнимаюсь, чтобы помочь ему снять мои полосатые штаны.

– И это миленько, – шепчет Джона, заметив рисунок омелы на моих трусиках, прежде чем стянуть и их тоже.

То, что мы не одни в доме, кажется, даже подстегивает нас действовать быстрее. Я сдираю с него рубашку и спускаю с его бедер треники и боксеры. Его член находится уже в полной боевой готовности.

– Чего-то не хватает, – произносит он и оглядывается по сторонам. – Ах, да. – Он подхватывает эльфийский колпак с пола и водружает его мне на голову. – Вот так. Идеально.

Мой рот уже прижат к его рту, язык дразнит изгиб его губ, и он тянется вниз, чтобы направить себя, как вдруг скрипит нижняя ступенька лестницы.

Испуганно вздохнув, я отстраняюсь от Джоны и резко поднимаю голову. Вижу Бьерна, бредущего к кухне без рубашки и с наполовину закрытыми от сна глазами. Нащупав шерстяное покрывало, лежащее на спинке дивана, быстро набрасываю его на наши обнаженные тела, а затем бросаю на Джону яростный взгляд.

Он отклоняет голову и наблюдает, как его отчим достает из кухонного шкафчика стакан, а затем идет к холодильнику, чтобы наполнить его водой из фильтра.

– Не думаю, что он нас видел, – шепчет Джона с нескрываемым весельем в голосе, пока мы голые лежим на диване, если не считать покрывала, в компрометирующей позе.

Кажется, Бьерн вообще не проснулся. Он небрежно почесывает свой круглый живот, заглатывая полный стакан воды. Затем вновь наполняет его, закрывает холодильник и, бормоча что-то по-норвежски, направляется к лестнице.

Я задерживаю дыхание.

Перед тем как сделать первый шаг на лестницу, он поворачивается к дивану и к нам, молча наблюдающим за ним. Нет ни единого шанса, что взрослый человек, будучи в здравом уме, не смог бы понять, свидетелем какой ситуации он только что стал.

– Хорошая шляпа, – бормочет Бьерн и, держась за перила, идет наверх.

Мои щеки вспыхивают от смущения.

– Не могу поверить, что это произошло на самом деле.

Он что, увидел нас, когда спускался, и сделал вид, что не заметил? Неужели он знал, что мы все это время были здесь, голые, и решил, что наименее неловким выходом из сложившейся ситуации будет проигнорировать нас?

И что именно увидел Бьерн?

Джона облегченно выдыхает.

– Так на чем мы остановились?

– Мы шли в душ.

Я слезаю с Джоны, прихватив с собой покрывало, и заворачиваюсь в него.

– Черт бы побрал этого Бьерна, – слышу недовольное бурчание Джоны, когда поднимаюсь по ступенькам.

Глава 6

– Знаешь, когда я был маленьким, у нас был золотистый ретривер, который ждал маму у окна, ее возвращения домой, – замечает Джона.

Я бросаю взгляд через плечо и успеваю заметить, как Астрид легонько шлепает его по бицепсу, прежде чем передвинуть свою игровую фигуру. Вместе с пряничным домиком, который она все время называет pepperkake, Астрид привезла с собой целый чемодан, полный подарков на новоселье, в том числе свечу, что сейчас горит в углу гостиной, маленького уродливого рождественского гнома, приносящего удачу и стоящего теперь рядом с вырезанными Этель вороном и его женой-гусыней, и несколько баночек со всяким съестным для сочельника, рецепт чего я не могу определить и что, скорее всего, есть не стану.

Но больше всего Джона обрадовался настольной игре «Мечи и щиты», в которую они с Астрид сейчас играют. Когда он был маленьким, они просиживали за ней часами.

– Да ладно. Может, присядешь? – Джона похлопывает по месту на диване рядом с собой.

Бьерн тихонько похрапывает в откидном кресле поодаль, которое он, похоже, теперь считает своим собственным. Он ни словом не обмолвился о своем вчерашнем появлении, и я все никак не могу понять, то ли это потому, что он ничего не понял, то ли потому, что у Бьерна имеется хоть немного такта.

– Они должны были приехать сорок пять минут назад, и мама не отвечает ни на одно из моих сообщений.

На улице темно. Гораздо темнее, чем на ярко освещенных улицах Торонто, по которым они привыкли ездить.

– Скорее всего, у нее просто сел телефон.

– Значит, она могла бы воспользоваться телефоном Саймона.

– Может быть, его тоже сел.

– Саймон возит с собой портативное зарядное устройство.

Джона замирает с протянутой к фигурке рукой и бросает на меня раздраженный взгляд.

– Тогда я не знаю, что тебе сказать, кроме того, что они приедут. От Анкориджа сюда добираться два часа, идет снег, и они понятия не имеют, куда едут, так что ехать будут долго, но рано или поздно все-таки будут здесь, Калла.

Я перевожу взгляд за окно, на кромешную тьму, которую разбавляют только белые мерцающие гирлянды, мы зажгли их на крыльце. Завтра будет ровно год с тех пор, как мама и Саймон привезли меня в аэропорт Пирсон с билетом в один конец. Конечно, мы регулярно разговариваем, переписываемся и довольно часто общаемся по видеосвязи, но экран не может заменить настоящего Саймона, сидящего напротив меня, пока он потягивает чай и делится мудростью, и сколько бы я ни вдыхала, я не смогу уловить запах цветочных духов моей матери через телефонную трубку.

Знала, что буду скучать по ним, когда уеду, но не представляла, насколько сильно.

Наконец, замечаю тусклый луч света, за которым появляются две светящиеся сферы, медленно движущиеся по нашей подъездной дороге, и мой визг будит дремлющего Бьерна. Я бросаюсь через гостиную к входной двери, накидываю громоздкое пальто и сапоги и пулей вылетаю на улицу. Пока мчусь к тому месту, где остановился внедорожник, поскальзываюсь на заснеженной тропинке.

– Ты не поверишь, сколько времени мы потратили, пока арендовали машину, – восклицает мама, покидая пассажирское сиденье. – Они пытались впарить нам повышенный класс, а когда мы сказали, что не нуждаемся в этом, вместо внедорожника предложили минивэн – минивэн! По таким-то дорогам! Представляешь? Боже мой, я так устала. Иди сюда. – Мама обхватывает меня за шею и притягивает к себе. – Я так по тебе соскучилась.

– Я тоже по тебе скучала.

Тепло отвечаю на долгие объятия, глубоко вдыхая аромат ее духов, будто на мгновение вернулась домой.

– Похоже, все обошлось?

– А? – Она машет рукой в перчатке в сторону их БМВ. – Ну да, я просто сказала, что, если они не могут выполнить наш заказ, тогда пусть предоставят машину классом выше, но по той же цене.

– У твоей матери забавная манера «просто говорить». – Саймон натягивает на лысеющую голову вязаную шапочку, пока огибает капот внедорожника. – Я удивлен, что мы вообще уехали оттуда без наручников. Впрочем, неважно. Мы наконец-то добрались.

Прижимаюсь к долговязому телу Саймона, и глаза горят от переполняющей меня радости, что они оба здесь.

Входная дверь со скрипом открывается, и по парадной лестнице без пальто, в незашнурованных ботинках спускается Джона.

– Сьюзан, Саймон, рад снова вас видеть. – Он обнимает мою маму, отчего она удивленно смеется, а затем протягивает руку Саймону, чтобы крепко ее пожать. – Мы очень рады, что вы приехали.

– Я привык к большему количеству вечерних фонарей. Все искал глазами лося, – говорит Саймон, пока открывает багажник.

– Утром вы увидите одного неподалеку. Ага, я держу.

– Осторожно, они тяжелые, – предупреждает Саймон. – Это чемоданы Сьюзан.

Джона берет два из трех.

– Как эта машина на снегу, кстати? Получше, чем джип Каллы, я полагаю?

Я с протяжным стоном откидываю голову назад.

– А что не так с джипом Каллы? – хмурится мама.

– Ничего. Он просто хочет, чтобы я пересела на танк. – Бросаю раздраженный взгляд в сторону Джоны.

Тот остается невозмутим.

– По крайней мере, в нем ты не сможешь так гонять, – ухмыляется он, проходя мимо меня по тропинке, с легкостью неся в каждой руке по чемодану.

– Мой будущий зять определенно силач, – произносит мама с благодарностью в голосе.

Саймон недовольно хмыкает, с трудом выволакивая из джипа последний чемодан.

– Значит, он взял те, которые намного легче.

* * *

Просыпаюсь от скрежещущего звука, после которого наступает тишина. Грохот длится еще мгновение, потом воцаряется полное безмолвие. Я улыбаюсь. Саймон пытается размолоть зерна свежего кофе, не потревожив при этом всех домочадцев. Так он поступает всякий раз, когда забывает намолоть их накануне.

Мне не терпится добраться до кухни, чтобы насладиться своим первым за год латте, приготовленным Саймоном. Я ждала этого момента несколько месяцев.

Джона рядом со мной вздрагивает от резкого звука, но тут же успокаивается. Сейчас почти девять утра. К этому времени он обычно уже встает, разжигает камин и проверяет прогноз погоды на день. Но, видимо, последняя неделя недосыпа в преддверии приезда гостей все-таки подкосила его.

Часы на тумбочке отбрасывают достаточно света, чтобы я могла разглядеть красивое лицо Джоны, умиротворенного и мальчишеского во сне. Я изучаю его и теперь, хотя уже давно запомнила каждую деталь – мужественный изгиб челюсти, излом шрама на лбу, еще один – над бровью, длинные ресницы на тон темнее его пепельно-русых волос, морщинки в уголках глаз, которые сейчас кажутся более заметными, чем при нашей первой встрече. Но они лишь добавляют ему привлекательности.

Интересно, как будет выглядеть Джона через пять лет? А через десять? Через двадцать?

Уверена, он будет так же красив. Возможно, даже более, чем сейчас, несмотря на все морщины и шрамы, которые он заработает, гоняясь за детьми по земле и наматывая километры в небе.

– Я чувствую, как ты на меня пялишься, – внезапно произносит Джона за секунду до того, как его веки распахиваются. – Зачем ты на меня смотришь?

– Потому что ты такой красивый.

Он с глубоким стоном переваливается на меня, устраивая свое тело между моими бедрами.

Одна его рука тянется вниз, чтобы стянуть с меня пижаму.

– Саймон прямо под нами! – резко шепчу я.

Наверное, все мучаются от смены часовых поясов.

– Тогда не кричи, как ты обычно это делаешь.

Джона стягивает с себя трусы-боксеры. Его кожа на моей ощущается горячей, и он проникает в меня безо всякой прелюдии. Впрочем, сегодня утром она, похоже, никому из нас не нужна.

Кровать шумно скрипит, когда он начинает двигать бедрами.

– Тише, – сердито умоляю я, но не могу сдержать хихиканья, которое вырывается наружу.

В ответ Джона начинает двигаться сильнее, и я прижимаюсь ртом к его плечу, чтобы заглушить свой стон.

Кофемолка под нами начинет снова жужжать. И на этот раз она не затихает.

* * *

Солнце уже перевалило за горизонт и заливает наш дом теплым утренним светом, когда я выхожу на лестничную площадку на час с лишним позже, чем предполагала, когда только проснулась.

– …Я всегда рекомендую ранункулюсы и пионы – они вне времени.

– Хм, да, ты права. Они чудесны.

Мама и Астрид сидят бок о бок за кухонным столом, окруженные множеством разбросанных свадебных журналов. Обе одеты по-праздничному: Астрид – в белой кофточке на пуговицах и джинсах, мама – в стильном свитере клюквенного цвета с вязаными узорами и черные леггинсы. Хотя я бы не назвала их противоположностями, просто у Астрид гораздо более простой стиль.

– О, доброе утро, дорогая! Надеюсь, ты хорошо спала, – приветствует меня мама, обмениваясь с Астрид веселым секретным взглядом из-под своих очков для чтения – она обновляет оправу каждую весну – и вновь сосредоточиваясь на своем журнале.

Мои щеки вспыхивают. По крайней мере, они, кажется, ладят друг с другом.

– Похоже, сегодня будет хороший день.

– Обязательно! – вторит Саймон, на мгновение прерывая свое занятие у плиты, чтобы улыбнуться мне. – Дай мне секунду – и я приготовлю тебе латте.

Я хмурюсь.

– Тебе нужна помощь?

Не помню, когда в последний раз видела, чтобы Саймон готовил что-нибудь сложнее картофельного пюре быстрого приготовления. Тем не менее на каждой конфорке стоит сковорода или кастрюля, а в воздухе витает запах бекона. Он даже надел один из моих рождественских фартуков поверх своего стандартного свитера, жилета и брюк.

– Конечно! Медленный огонь – вот в чем секрет успеха.

Саймон помешивает деревянной ложкой хашбрауны, а затем стряхивает с себя прихватку.

– С тех пор как ты съехала, Саймон вновь открыл в себе страсть к кулинарии, – сообщает мне мама, делая глоток своего пенистого напитка, и сухо добавляет: – А еще он пьет уже третью чашку кофе сегодня утром.

– Третью, – повторяю я, вскидывая брови. Его предел всегда был одна чашка, а Саймон – человек привычки. – Это многое объясняет.

– Я буду еще одну, Астрид, – окликает Бьерн со своего места в кресле.

Его внимание приковано к роману, который он держит в своей мясистой руке. Бьерн щурится от слепящего солнца и протягивает свою керамическую кружку, словно ожидая, что она подойдет и возьмет ее.

И Астрид действительно, не колеблясь, поднимается с табурета.

Но раз уж я еще не уселась, иду за чашкой сама.

– Я налью.

Наклоняюсь к праздно сидящему в моей гостиной мужчине, и Бьерн отрывает глаза от книги. Кажется, он выглядит удивленным, увидев меня.

– О, ладно. Черный, пожалуйста.

Я хмыкаю, направляясь к кофейнику.

– Что такое, Бьерн, у тебя ноги отказали? – небрежно бросает Джона, спускаясь по лестнице. Он только вернулся из душа.

В его тоне нет язвительности, но я все равно бросаю на него предупреждающий взгляд.

– Да, да, – бурчит он, ласково проводя рукой по моей спине, когда проходит мимо к Астрид. Он наклоняется, чтобы поцеловать ее в лоб. – Здесь лучше спалось, мам?

Та улыбается, глядя на него снизу вверх.

– Несомненно. Две односпальные кровати – это прекрасно. Мне не пришлось терпеть его ворочания.

– А как вы спали? – Джона переводит взгляд с Саймона на мою мать и вопросительно поднимает брови.

– Как ребенок под снотворным, – мурлычет мама, протягивая мне журнал, чтобы показать элегантный сарай, украшенный белыми гирляндами и цветочными композициями. – Что думаешь об этом месте, Калла? Виноградник в сельской местности. Это развивающийся винодельческий регион в Онтарио, – добавляет она для Джоны и Астрид, и ее зеленые глаза порхают между ними. – Они разрешают всего несколько свадеб в год, но я знаю их владельцев. Могу поспорить, что, если я свяжусь с ними, они с радостью согласятся организовать вашу свадьбу.

– Мы еще не решили, где поженимся, – напоминаю я ей как можно спокойнее. Я надеялась, что хотя бы успею выпить кофе, прежде чем она заведет речь о свадьбе. – И графство находится в двух часах езды от Торонто. Так что добираться туда придется всем.

– Ну да, я в курсе, но это гораздо ближе, чем полет на Аляску, милая. – Она говорит этим уговаривающим тоном, который использует всегда, когда пытается убедить меня в своей правоте.

Саймон громко кашляет.

– Разумеется, надо подумать и о семье Джоны, – поспешно добавляет мама, глядя на Астрид. – Сколько у вас родственников в Норвегии?

– О, ну… – Астрид снимает очки для чтения в черной оправе. – Мой брат Арне с женой и дочерьми, второй брат Оддвар. У него трое детей и четверо внуков. Нет, внуков уже пятеро. А еще есть мой единственный оставшийся в живых дядя по материнской линии…

Пока она рифмует имена, я наполняю кружку Бьерна свежим черным кофе, а затем поднимаю кофейник, предлагая наполнить и кружку Джоны.

– Супер. Куча незнакомцев на нашей свадьбе, – бормочет Джона под нос, достаточно громко, чтобы его услышала только я.

– Ну не все они незнакомцы. Ты же знаешь детей Бьерна, – поддразниваю я, ожидая, что он нахмурится. Складка на лбу появляется почти сразу после того, как он делает первый глоток.

– Я уже говорила об этом Калле, но, учитывая, что гости разбросаны от Аляски до Норвегии, гораздо разумнее было бы выбрать место где-нибудь посередине для свадьбы. Например, Торонто. Ты согласна?

Астрид сдвигает брови.

– Наверное, да.

– Вот видите, дети? – Мама торжествующе улыбается.

– Мам… – предупреждаю я. Она слишком сильно давит.

– Или они могут пожениться в Осло, – возражает Астрид, перелистывая страницы со свадебными платьями. – Верно, vennen?

Замечаю в ее голосе нотки сомнения. Она предлагает это потому, что так ей больше хочется, или потому, что ей вдруг захотелось иметь равное право голоса на свадьбе своего единственного сына?

– Я не думаю, что… – Мама сдвигает брови. Такого ответа она не ожидала. – Может, будет проще определиться, когда дети назначат дату, и мы составим список гостей. Посмотрим, откуда будет большинство приглашенных. Согласна?

Астрид медленно кивает.

– Звучит разумно.

Я встречаю взгляд Джоны и вижу, что он ухмыляется. Мы оба знаем, что сколько бы имен ни назвала Астрид, моя мать удвоит это число, и все они будут из Торонто.

Все это вообще не имеет никакого значения, потому что ни одна из них не будет решать, где мы с Джоной поженимся!

– Знаешь, ведь есть способ избежать всего этого, – напоминает он мне.

Должно быть, он видит ярость в моих глазах.

– Сейчас этот вариант кажется мне очень заманчивым, – признаю я.

– Что кажется заманчивым? – спрашивает мама.

– Ничего, – в унисон отвечаем мы с Джоной.

Саймон протягивает мне щипцами ломтик бекона с хрустящей корочкой.

– Думаю, вы с Джоной должны сами решить, что для вас лучше, а мы поможем это организовать. Верно, Сьюзан?

Если он и чувствует ее язвительный взгляд у себя за спиной, то не обращает на него никакого внимания, широко улыбаясь нам.

– Спасибо… Эй! – визжу я, когда Джона выхватывает мой бекон.

С ожесточением выдергиваю мясную полоску из рук, чем заслуживаю его игривую улыбку.

– Мой кофе готов? – кричит Бьерн из гостиной.

Улыбка Джоны мгновенно исчезает. Он уже открывает рот – несомненно, для того, чтобы выдать ответный конфронтационный выпад, – а я засовываю ему в рот ломтик бекона, чтобы он замолчал, и в довершение предупреждающе качаю пальцем.

– Давай я отнесу. – Астрид протягивает руку, чтобы забрать у меня кружку Бьерна.

– Калла, где, ты говоришь, лежат яйца? – Саймон показывает мне открытую коробку с одиноким яйцом внутри.

– На нижней полке. Я купила два десятка в пятницу.

– О, я их использовала, – произносит Астрид, ставя кофе Бьерна на столик рядом с ним и ласково похлопывая его по плечу.

– Все?

– Ну да. Только на Kvæfjordkake и Karamellpudding уходит дюжина яиц. В risengrynsgrøt их нет, но для…

Астрид называет еще несколько блюд, названия которых я не произнесу, а Саймон чешет подбородок, созерцая кастрюли на плите и одинокое яйцо.

Я вздыхаю.

– Тогда съезжу к Рою и попробую раздобыть еще.

– Не хочу доставлять тебе…

– Это совсем рядом – десять минут, не больше. Ничего страшного.

Кто знает, как меня встретят после нашей вчерашней ссоры.

– Если все нормально, – добавляю я.

– А что, мы не сможем позавтракать Саймоновой всемирно известной яичницей с беконом в английском стиле без яиц?

Плетусь к вешалке и надеваю свою зимнюю куртку.

– Мне все равно нужно завезти Рою его рождественские подарки.

– Хочешь, я поеду с тобой? – предлагает Джона.

Это потому, что он хочет отвлечься от всей этой свадебной суеты или потому, что знает, что я нервничаю из-за Роя? В любом случае гораздо разумнее, если к этому злыдню поеду я одна.

– Все в порядке, не нужно.

Натягиваю зимнюю шапку, когда боковая дверь со скрипом открывается, и в нее вваливается Мюриэль, топоча тяжелыми ботинками по половику. Должно быть, она приехала на своем грузовике, потому что я не слышала звука мотора.

– Всем доброе утро! – Она входит в дом, обдавая меня потоком морозного воздуха.

Быстро представляю всем друг друга.

– О, я наслышана о всех. Дети считали дни до вашего приезда. – И тут проницательный взгляд Мюриэль останавливается на пряничном домике, установленном в центре обеденного стола. – Вы только посмотрите на эту прелесть.

Она подходит к нему ближе, оставляя на полу снежные отпечатки. Мы уже не раз обсуждали ее дурную привычку оставлять грязные следы на моих деревянных полах, и она стала относиться к этому внимательнее. В большинстве случаев.

– Калла сказала, что ты занималась выпечкой, Астрид?

Астрид улыбается.

– Да. Это мое увлечение.

– Жаль, что ты не приехала до аукциона, верно?

Я влезаю в свои ботинки.

– Ну, не знаю. Думаю, люди чувствовали бы себя виноватыми, употребляя его в пищу.

После еще одного оценивающего взгляда Мюриэль снова переключает свое внимание на меня.

– А ты куда собралась?

– К Рою. У нас закончились яйца, а Саймон готовит завтрак.

– Мы будем очень рады, если вы присоединитесь к нам, – радушно предлагает Саймон.

Мюриэль отмахивается от его предложения.

– Очень мило, но я поела несколько часов назад и, к сожалению, не могу остаться. Я просто хотела занести вам эту лосятину. – Она достает из-под мышки громоздкий пакет, обернутый мясницкой бумагой. – Подумала, что вы, наверное, не так уж часто пробовали мясо лося, и, возможно, оно придется вам по вкусу.

Джона улыбается, забирая у нее пакет.

– Знаете, оно придется по вкусу мне. Спасибо.

Мюриэль наклоняет голову.

– Это то, что и делают добрые соседи, разве нет? Заботимся друг о друге.

Астрид тепло улыбается, наблюдая за этим обменом.

– Ты добыла его на охоте в этом году, Мюриэль?

– Я? Нет. Я теперь редко хожу на лося. С тех пор как… – Ее голос меняется на суровый и печальный шепот, и я понимаю, что она думает о своем пропавшем сыне. – Нет, это от моего двоюродного брата Эдди. Мы поспорили лет, должно быть, десять… нет, пятнадцать назад. Я поставила на то, что он никогда не собьет лося, но пару недель назад он позвонил мне и сказал, что я проиграла. Бык весом в шестьсот килограммов! – Мюриэль качает головой. – Как он уехал с места столкновения своим ходом, я теперь так и не узнаю.

Моя мать бросает хмурый взгляд на пакет в руке Джоны.

– Что ты имеешь в виду? Это…

– Дорожная добыча. На Аляске мы не выбрасываем хорошее мясо. Неважно, был ли он убит пулей или сбит грузовиком, ведь на вкус мясо одинаковое.

Если Мюриэль и замечает отвращение, промелькнувшее на лице моей матери, то виду не подает. Она снова переводит свой взгляд на меня.

– Слышала, ты хочешь, чтобы Тедди провел вашу свадебную церемонию. Он с радостью согласится, никаких проблем, но если ты хочешь, чтобы все было законно на сто процентов, то стоит прямо сегодня съездить в здание суда и подать заявление на получение свидетельства о браке, потому что они обязаны выждать три рабочих дня, прежде чем выдать его.

На мгновение я цепенею. Совсем не ожидала такого поворота событий.

– Я не…

– Ну а в Рождество все точно пойдет наперекосяк. Конечно, можно просто сыграть свадьбу, пока все здесь, а свидетельство Тедди подпишет потом, постфактум, если ты не успеешь подать документы.

Я убью Тоби.

– Калла? О чем она говорит?

Встречаюсь взглядом с широко раскрытыми глазами моей матери, которая выглядит так, будто она моргнула, а когда открыла глаза, внезапно оказалась в чужом доме и на другой планете.

– Мне подкинули мысль пожениться, пока вы все здесь, потому что так будет удобнее для всех.

– Но ты ведь не думаешь об этом всерьез, правда? – Мама приходит в ужас. – Боже мой, ты беременна, да?

– Черт, я бы очень этого хотел, – заливается хохотом Джона.

– Джона! – мягко порицает Астрид, но изо всех сил старается скрыть свое умиление.

– Но вы не можете пожениться сейчас. Это… это же абсурд. Где я найду цветы для твоего букета? И платье! Да еще и за одну неделю? Просто невозможно! И где будет проходить торжество?

– Я уже посмотрела – общественный центр будет свободен, – щебечет Мюриэль, полагая, что помогает нам. – Можно оставить украшения с субботнего ужина. Я скажу Джейми, чтобы он ничего не убирал.

– Общественный центр! – Смех моей матери уже граничит с истерикой. – Ну хорошо, допустим, мы согласимся на это. А что с угощением?

– Уверена, я смогу выпросить у Эдди еще пару кусков лосятины, – со всей серьезностью отвечает Мюриэль.

– Значит, моя дочь будет угощать гостей на своей свадьбе сбитым лосем?

– Она просто пытается помочь, – кричу я, недовольная едким тоном моей матери в адрес Мюриэль. – И это моя свадьба, мама! А не твоя!

Но она почти не слушает, слишком погруженная в свои переживания.

– Да какая разница! У тебя не будет гостей. Кто вообще сможет приехать сюда? Это настоящее безумие! – Она смотрит сначала на Саймона, потом на Астрид. – Я ведь верно говорю? Наши единственные дети спрячутся ото всех, чтобы устроить какое-то захолустное празднование в деревне?

Астрид пожимает плечами.

– Я всегда предпочитала простые и скромные мероприятия. И это гораздо практичнее с финансовой точки зрения. Так ведь, Бьерн?

– А? – Он отрывается от книги и смотрит на жену. – Я буду жареную. По-моему, они называют это «солнечной стороной вверх»?

– Так держать, – бросает Джона и качает головой. – Она тебе не официантка, чтобы интересоваться твоим гребаным заказом на яичницу.

Бьерн хмурится, глядя сначала на Джону, а затем – на жену.

– Ну и рот у твоего сына, Астрид. Если бы Карл или Ивар так со мной разговаривали… – Его слова обрываются, как будто ему и не нужно заканчивать предложение.

– Ты бы что, Бьерн? – спрашивает Джона, и в его холодных голубых глазах появляется дразнящий блеск. – Что бы ты сделал, а? Что-нибудь, что потребовало бы от тебя оторвать твою ленивую задницу от стула?

Бьерн что-то говорит по-норвежски. После бросает свой роман на приставной столик, едва не задев только что принесенную полную чашку кофе, и довольно быстро встает лицом к лицу с Джоной.

– Я шесть лет был действующим чемпионом по армрестлингу, ты, напыщенный маленький говнюк! – Он задирает рукава рубашки, демонстрируя внушительные мускулы.

– Мне нравится заботиться о своем муже, Джона! А теперь, вы оба, прекратите это! – взрывается Астрид, вскидывая руки вверх в жесте «довольно».

Ее рука случайно задевает краешек кружки с кофе. Та опрокидывается и падает на пол, напиток разливается, а фарфор разбивается вдребезги.

В это же время моя мама бросает очки для чтения на стопку журналов.

– Саймон, ты не мог бы образумить нашу дочь? Ты единственный, кого она, кажется, слушает.

Ага, она вытащила карту «наша дочь».

Саймон хмурит брови, и я понимаю, что он тщательно подбирает слова, прежде чем решиться произнести их вслух, потому что, когда она так эмоциональна, с моей матерью невозможно договориться.

Мюриэль подходит ближе ко мне, наблюдая из коридора за развернувшейся бурей.

– Кажется, я разворошила осиное гнездо, да?

– Да правда ли? – бросаю я и хватаю варежки с ключами, а потом выбегаю за дверь.

Глава 7

На этот раз, когда подъезжаю к домику Роя, он выходит из сарая сам, плотно закрывая за собой дверь.

Останавливаюсь, чтобы почесать Оскара за ухом и погладить Гаса. На самом деле мне просто нужно время, чтобы набраться храбрости, которую не смогла обнаружить в себе по дороге сюда, слишком поглощенная нарастающим страхом, что в этот раз в наших отношениях с Роем я действительно зашла слишком далеко.

– Что тебе нужно? – спрашивает он в своей типичной ворчливой манере, сложив руки на груди.

Он одет в свою обычную одежду: выцветшую со временем темно-зеленую стеганую куртку и поношенные джинсы, покрытые древесными опилками. Не думаю, что их вообще когда-нибудь стирали. У Роя нет ни стиральной машины, ни сушилки, а те вещи, которые я видела на бельевой веревке или вешалке, были постираны вручную.

Вести светскую беседу нет никакого смысла, да и Рой в этом не особо заинтересован.

– Мама Джоны использовала все куриные яйца без предупреждения, а Саймон как раз готовит завтрак. Надеялась, что смогу раздобыть у тебя полдюжины.

И уже была готова услышать в свой адрес, что он мне не чертов продуктовый магазин и чтобы я убиралась с его участка и из его жизни раз и навсегда.

– Там полная коробка, – машет рукой Рой в сторону своего дома, давая понять, чтобы я сходила за ними сама.

– О, ладно. Я только… – Поспешно направляюсь к входной двери, пока он не успел передумать.

– Удалось выручить денег за ту корзину на аукционе? – кричит он вслед, заставляя меня замереть на месте.

– Да. – Я колеблюсь. – Кто-то сказал бы, что даже слишком много. Ну, знаешь, у нее ведь неисправная ручка.

Уголки губ Роя слегка поднимаются вверх.

– Как дела у тебя дома? Большая толпа и все такое?

Он действительно пытается завязать со мной разговор. Думаю, это хороший знак.

– Ну… – Я снова возвращаюсь к нему. – Моя мама думает, что мы с Джоной играем свадьбу по залету на следующей неделе и угощаем всех сбитым лосем, так что сейчас у нее сердечный приступ, а когда я вернусь, то не удивлюсь, если Бьерн и Джона будут упражняться в армрестлинге.

Агнес и Мейбл приезжают уже сегодня, и хорошо, что они останавливаются в гостевом домике на противоположном берегу озера. По крайней мере, им будет куда сбежать.

Последняя фраза внезапно заставляет вспомнить, что мне еще нужно съездить туда, чтобы все подготовить к их приезду. Джордж и Бобби обещали завезти их около часа дня, по пути в свой лесной домик, расположенный неподалеку от Фэрбанкса.

Рой с любопытством вскидывает брови.

– А почему твоя мать думает, что вы женитесь на следующей неделе?

– Потому что Мюриэль так сказала.

Рассказываю о состоянии здоровья Астрид и предложении Тоби как можно короче, потому что Рой не любит излишних подробностей.

Как только заканчиваю рассказ, он качает головой.

– В тот день, когда эта женщина перестанет вмешиваться в жизнь людей, она перестанет дышать.

– Она хотела как лучше, – полушутя оправдываю я Мюриэль. – Астрид, пожалуй, не стоит вот так летать из Осло туда-сюда. Это риск для нее, и я буду чувствовать себя ужасно, если с ней что-нибудь случится. – Со временем эта правда давит на меня сильнее. – Все совсем не так, как я себе представляла. И уж точно не так, как представляла себе моя мать.

Рой прислоняется к стене сарая и складывает руки на груди.

– Значит, ты решила выйти замуж на следующей неделе?

– Не знаю, – отвечаю я и, недолго думая, добавляю: – А стоит?

Кустистые брови Роя поднимаются от удивления.

– Ты меня спрашиваешь, когда тебе выходить замуж?

– Ну да. Может быть, – хихикаю я. – Почему бы и нет?

Рой был первым, кто узнал о нашей помолвке. Раньше моей мамы и Саймона, даже раньше Дианы. И он был первым, кто поздравил нас.

Из всех, кто вместе со мной ждал известий о местонахождении Джоны в ту страшную ночь, именно в Рое я нашла колоссальную поддержку.

– Значит, ты запуталась.

Кажется, его мысли блуждают где-то далеко. Он окидывает взглядом аккуратные вязанки дров возле своего грузовика.

– Родители Николь не хотели, чтобы она выходила за меня замуж. Поначалу они даже отказались оплачивать свадьбу, но, когда поняли, что она твердо вознамерилась это сделать, несмотря ни на что, даже если ей придется предстать перед священником с незнакомым человеком в качестве свидетеля, они изменили свое решение. И устроили своей дочери достойную свадьбу, пусть даже с парнем, который, по их мнению, совсем ее не заслуживал. – Рой опускает глаза на свои башмаки. – Они вбухали столько денег в ее грандиозное увлечение, и что это принесло ей в итоге? Уж точно не счастье. По крайней мере, не со мной. – Он фыркает. – Джим… тот самый парень. Я знал, что когда-нибудь она окажется с ним.

– Но с тобой у нее появилась прекрасная дочь, – мягко напоминаю я. – А потом – двое внуков.

Рой хмурится, резко выпрямляясь.

– Мне плевать на то, что хотят другие люди, и тебе тоже незачем переживать. Выходи за Джону в пустом сарае в шерстяном свитере в окружении козьего дерьма или выходи за него в следующем году на каком-нибудь важном и дорогущем шоу с собаками и пони, где на тебя будет смотреть куча незнакомых людей. Это не должно иметь никакого значения для тех, кто хоть немного важен для вас самих. И это точно не изменит ваш брак ни на йоту, особенно когда «и в горе, и в радости» превратится только «в горе». – Он берется за ручку двери сарая. – Если уж на то пошло, единственный человек, кто может за неделю вытащить свадьбу из задницы и слепить из дерьма конфету, – это ты.

Я улыбаюсь.

– Сочту за комплимент.

– Считай чем хочешь.

Дверь сарая открывается настежь.

– Эй, а почему бы тебе не прийти к нам на ужин сегодня?

– И разбираться с тем дерьмом, которое у тебя там творится? Ну уж нет, спасибо.

И дверь с тихим стуком захлопывается за ним.

Пользуясь случаем, достаю с заднего сиденья машины упакованные подарки. В доме Роя кладу их на пол рядом с елкой, которая, несмотря на его настойчивые возражения, все еще находится на своем месте. Только теперь рядом с ней лежит открытка от дочери, а в углу старой фотографии Николь и Делайлы в рамке вставлена новая фотография с его внуками.

– И все же ты не собираешься ей звонить, да, старый ты ублюдок? – качаю головой, забирая с полки дюжину яиц.

Не спеша еду по длинной подъездной дороге Роя, а затем – по шоссе, не торопясь возвращаться к тому, что меня ожидает дома. Всю дорогу я думаю о Рое и его дочери, с которой он отказывается выходить на связь, как бы сильно, я подозреваю, он этого ни хотел.

Подъезжая к нашему двору, замечаю синий снегоход, припаркованный у ангара. Должно быть, Джона сбежал из «этого дерьма», как его метко охарактеризовал Рой. И, несмотря на то, что мне нужно доставить яйца Саймону, я отклоняюсь от своего маршрута.

Застаю Джону, копающимся в аварийном наборе Арчи. При звуке захлопывающейся двери он поднимает голову.

– Рой дал тебе яйца?

– Дюжину.

– Должно хватить.

Вздрагиваю от зябкого воздуха. Даже при наличии системы отопления здесь, в ангаре, никогда не бывает по-настоящему тепло. Джона уже привык, и это его не беспокоит. Меня же – очень.

– Что ты делаешь?

– Заменяю все батончики гранолы, которые у меня здесь были. На днях я проголодался, достал один, а на вкус он, как картон.

Сокращаю расстояние и прижимаюсь щекой к его плечу.

– Что происходило после того, как я уехала?

– Ты имеешь в виду, когда ты меня бросила? – Джона ухмыляется, выбрасывая два черствых батончика в ближайшую мусорную корзину, а затем поворачивается ко мне и опирается о стол. – Ну… Бьерн начал чирикать на меня по-норвежски, потому что знал, что меня это бесит, и я сказал ему, что буду рад отвезти его обратно в аэропорт. Мама сделала замечание, чтобы я перестал быть мудаком. Наверное, я это заслужил.

– А что насчет моей мамы?

Джона усмехается.

– Мюриэль пообещала ей, что в сильные морозы водопровод в общественном центре работать не будет и что все приглашенные с радостью принесут с собой еду, если мы поженимся там.

– Боже мой! Свадьба в общественном центре. – Я протяжно стону. – Это худший кошмар моей матери. Буквально.

– Звучит неплохо, если тебе интересно мое мнение, но вена на ее лбу начала пульсировать. И тогда я ушел.

Прижимаюсь к широкой груди Джоны, с удовольствием принимая его утешительные объятия.

– И зачем Мюриэль это нужно было?

– Это не ее вина, и ничего из этого не является неожиданностью. Мы знали, что обе стороны будут пытаться выяснить дату, а твоя мать будет настаивать на свадьбе в Торонто.

Вдыхаю знакомый запах Джоны – мятной жвачки и древесного мыла – и размышляю над словами Роя.

– А чего хочешь ты, Джона?

Его грудь вздымается от вздоха.

– Я сделаю все, что хочешь ты…

– Какого черта! – Я отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в глаза; в них вспыхивает раздражение. – Ты никогда не боялся говорить мне все, как есть или как, по твоему мнению, оно должно быть, но у тебя нет никакого мнения по поводу нашей свадьбы? Как такое возможно?

Джона напрягается.

– Ладно. Ты хочешь знать, что я думаю? Так вот, я думаю, что мы должны пожениться сейчас. Сегодня. Или через три дня, если к этому времени мы сможем оформить документы. Черт, да я был готов подписать эти бумаги в тот же день, когда надел кольцо тебе на палец. – Он протягивает левую руку, и его большой палец касается моего обручального кольца. – Все, кто мне дорог, уже здесь или приедут через несколько часов. И я не хочу провести весь следующий год своей жизни, переживая из-за какой-то грандиозной вечеринки, чтобы кучка чертовых людей, с которыми я никогда не общался и, скорее всего, никогда не буду, поздравила меня и вручила мне конверт с наличкой. Я не хочу выслушивать, что хотят от нас другие. Я не хочу жениться ни в Торонто, ни в Осло. Я хочу стать твоим мужем здесь, сейчас. На Аляске, где я тебя и встретил, где я в тебя влюбился, где я строю с тобой свою жизнь.

Джона глубоко выдыхает, словно испытывая облегчение от того, что наконец-то смог откупорить эту бутылку и выпустить наружу все накопившиеся эмоции. Когда он снова открывает рот, то говорит уже гораздо медленнее и спокойнее.

– Но я понимаю, что не единственный в наших отношениях и что свадьба – это большое событие для многих женщин, так что, если ты хочешь большой праздник, шикарное платье и толпу гостей, я не против.

– Не хочу.

И едва мне стоит произнести это, как сразу понимаю, что это правда. Думала, что хочу пышную свадьбу и то, что должна ее хотеть. Но я бы предпочла провести следующий год, наслаждаясь нашей совместной жизнью с Джоной, а не планируя какой-то один день.

Брови Джоны ползут вверх.

– Не хочешь?

– Я хочу чего-то прекрасного и особенного. Не общественный центр с многократно использованными рождественскими украшениями, – уточняю я. – Хочу красивое платье, но оно не обязательно должно быть заказано за полгода до свадьбы. Хочу, чтобы через пятьдесят лет могла вспоминать день нашей свадьбы как один из лучших дней в моей жизни, но мне не нужно дорогущее шоу с собаками и пони. – Улыбаюсь, вспомнив слова Роя. – Все, что мне нужно, – это ты. И люди, которые рядом с нами уже сейчас.

У Джоны перехватывает дыхание. Он поднимает руку, чтобы заправить прядь волос под мою вязаную шапочку.

– Так что именно ты хочешь сказать?

Изо всех сил сдерживаю глупую ухмылку, которая грозит появиться на моем лице, а волнение так и выплескивается наружу.

– Рой сказал, что я в силах вытащить свадьбу из задницы за неделю и слепить из дерьма конфету.

Джона нахмуривается.

– Ты говорила об этом с Роем?

– Я хотела услышать беспристрастное мнение.

Он заливается хохотом.

– Ну да, Рою определенно наплевать, поженимся ли мы. – Джона наклоняет голову и прижимается ко мне лбом. – Значит, мы сделаем это? По-настоящему?

Я улыбаюсь, несмотря на то, что в животе у меня появляются нервные мурашки.

– По-настоящему. Если ты действительно этого хочешь.

– Мы бы не были здесь, если бы я не хотел. – Он делает медленный, дрожащий вдох. – Думаю, нам стоит съездить в Уасиллу и получить разрешение на брак.

– Да. Сразу после того, как забросим Саймону яйца и жестоко разочаруем мою маму. И мою лучшую подругу. – Мне становится грустно. Моя мать будет не единственной, кто расстроится. Еще я огорчу Диану. – И, наверное, мне стоит позвонить Мюриэль, чтобы сообщить ей хорошие новости.

– Она все еще у нас.

– Что? Ты оставил ее с нашими родителями?

– Мюриэль сказала, что уходит, но все еще не уехала. – Джона хмурит брови. – С ними все должно быть в порядке, ведь там Саймон.

Я протяжно стону и, схватив его за руку, тяну к двери.

Глава 8

Не знаю, чего я ожидала увидеть, но точно не Мюриэль, мою маму и Астрид, смеющихся за кухонным столом. Свадебные журналы закрыты и сложены в аккуратную стопку, разбитая кофейная чашка убрана, как будто ее и не было.

Саймон все еще возится у плиты.

А Бьерн стоит у раковины и сосредоточенно моет посуду.

– Что, черт возьми, произошло, пока нас не было? – бормочет Джона, пока мы тихонечко снимаем ботинки и верхнюю одежду.

– Должно быть, это Саймон.

Он всегда рассуждает здраво, хотя я и понятия не имею, что можно такого сказать, чтобы так резко изменить ситуацию. Я протягиваю ему коробку с яйцами.

– Рой дал дюжину.

– О! Вы вернулись. Великолепно. Думаю, завтрак еще не остыл. – До сих пор одетый в фартук Саймон поспешно забирает у меня яйца и тайком подмигивает. – Это ваша свадьба. Скажи нам, чего ты хочешь, и мы с радостью подчинимся.

– А как же мам-зилла? – шепчу я.

Он отмахивается.

– Даже она. Может быть, не с такой радостью, как остальные, но у нее были уже две собственные свадьбы. И если она хочет третью, то сначала ей придется развестись со мной.

Мюриэль на своем табурете разворачивается к нам и улыбается широкой, преображающей ее лицо улыбкой.

– Я как раз рассказывала о том, как Тоби встретил гризли за «Пивным домиком». У него не было с собой ничего, а медведь не отступал, сколько бы он ни кричал. Тогда он сделал единственное, что пришло в голову, – исполнил «Знамя со звездой». – Плечи Мюриэль трясутся от смеха.

– И что произошло потом? – с любопытством спрашиваю я.

Судя по всему, ничего ужасного, потому что мой друг жив и здоров.

– Ты что, ни разу не слышала, как этот мальчик пытается петь? Бедное животное удрало оттуда без оглядки. – Мюриэль с усмешкой слезает с табурета. – Думаю, нам стоит накрыть стол к завтраку.

Она огибает стойку и уверенно направляется к шкафчику, где хранится посуда. Иногда мне кажется, что она знает эту кухню даже лучше, чем я.

– Держи, Бьерн. Мне бы очень пригодилась твоя помощь. Мое правое бедро уже не то, что раньше.

С бедром у Мюриэль все в порядке.

И прежде чем Бьерн успевает сообразить, что происходит, она уже вручает ему стопку тарелок.

– Давай. Их нужно расставить вон на том столе, который смастерил для них Рой. Им уже давно пора воспользоваться по назначению.

Даже не взглянув в сторону Джоны, Бьерн идет накрывать на стол.

Астрид манит Джону к себе.

– Я живу так, как хочу, и я счастлива, – шепчет она, касаясь его щеки. – Так, как позволено и тебе.

Он тяжело вздыхает.

– Прости меня, я вел себя просто как придурок.

Моя мама тоже ловит мой взгляд. Ее брови сходятся, и она произносит:

– Прости. Я слишком увлеклась.

Улыбаюсь и отвечаю:

– Знаю.

Мама закатывает глаза, но потом тоже улыбается. Иногда, когда ею руководят эмоции, она ведет себя крайне неразумно, но еще хуже, когда у нее в голове зарождается какая-то идея. По крайней мере, мама всегда это признает.

– Во сколько приезжают Агнес и Мейбл? – спрашивает Мюриэль, расставляя столовые приборы.

– Они будут здесь около часа.

Бросаю взгляд в сторону Джоны и вижу, что он внимательно наблюдает за мной. Его губы трогает легкая улыбка, которая всегда была моей слабостью. Подхожу к нему, и он прижимается, обнимая меня за плечи. Я смотрю на него – единственного, кто действительно имеет для меня значение, – и добавляю:

– У нас с Джоной будет как раз достаточно времени, чтобы съездить в здание суда и подать заявление на выдачу свидетельства о браке. Мы решили, что больше не хотим ждать.

Раздается звон столового серебра – это Мюриэль бросает их на стол, чтобы освободить руки для громкого хлопка.

– Ну и ну, черт возьми! Нам предстоит организовать свадьбу! – восклицает она, и в ее голосе звучит несвойственное ей ликование.

* * *

– Калла? Ты там? – С верхней ступеньки лестницы раздается глубокий голос Джоны.

– Да!

– Ты звонишь Диане?

Черт. Это тоже мне нужно не забыть.

– Дай мне десять минут.

Опускаюсь в свое рабочее кресло. Рядом со мной на столе – стопка бумаг, необходимых для получения свидетельства о браке.

Наверху слышен гул голосов. Реакция Астрид на нашу новость была такой же, как у Мюриэль, хотя и несколько сдержаннее. Моя мама, напротив, сделала несколько глубоких вдохов, а затем начала громко вспоминать одну тихую свадьбу, для которой она несколько лет назад организовывала цветочное оформление, и как прекрасно все тогда получилось.

А теперь они с Мюриэль обсуждают очередность всего того, что еще предстоит заказать и каковы наши ограниченные возможности. Цветами, разумеется, займется моя мама, Астрид любезно предложила испечь свадебный торт, но очень многое все еще под вопросом.

Пока жду, когда включится ноутбук, дико трясутся руки. Мои расшатанные нервы в данный момент не имеют ничего общего с тем фактом, что мы с Джоной собираемся пожениться на следующей неделе. В этом решении я уверена.

А вот в том, что я делаю сейчас… не очень.

Открываю почтовый ящик и нажимаю кнопку «написать».

И пока окончательно не сдали нервы, печатаю письмо, которое, надеюсь, изменит чью-то жизнь так же, как однажды вечером в июле один телефонный звонок изменил мою.

* * *

– Если это снова Джона, скажи, что мы будем через пять минут.

Его беспокойство в равной степени умиляет и раздражает меня.

Мама надевает очки для чтения, чтобы прочитать сообщение.

– Это Тоби. Он пишет – Мюриэль сказала, что Конни готова взяться за… Помедленнее, Калла! Ты заставляешь меня нервничать.

Плавно жму на педаль тормоза, чтобы свернуть направо к нашему дому. Когда моя мама, Агнес, Мейбл и я в семь утра садились в джип, направляясь в Анкоридж на поиски свадебного платья, дороги были расчищены, а с неба падали лишь редкие снежинки. Мы намеревались вернуться к обеду. Но за одним неудачным свадебным магазином последовал следующий, а затем еще один. Когда мы выехали на шоссе к Трапперс Кроссинг, перевалило уже за полдень, а снежная буря, которую прогнозировали синоптики, была уже на подходе.

– Какая Конни? Я не знаю никаких Конни.

– Я эту Конни точно не знаю, но, судя по всему, она шьет все костюмы для школьного драматического кружка. Мюриэль сейчас едет к ней, чтобы поговорить.

– А ты сказала, что платье нуждается в серьезных корректировках?

Я уже практически отказалась от поиска свадебного платья, перебрав десятки типовых фасонов с пышными юбками без бретелек и вариантов, расшитых бисером, и собиралась остановиться на милом, но «уже тысячу раз встречавшемся» образце, когда Агнес обнаружила простое, но элегантное платье с круглым вырезом и длинными рукавами, спрятанное в самых глубинах стеллажа. Даже моя мама одобрила его. Проблема лишь в том, что оно оказалось слишком велико. На несколько размеров. Владелица свадебного магазина заверила нас, что эту проблему легко устранит опытная швея. К сожалению, она сама никак не успевает сделать это вовремя.

– Да! Почти слово в слово. – И мама читает сообщение вслух, чтобы подтвердить свои слова.

– Ну хорошо. Если она думает, что эта Конни справится, то мне придется поверить.

Сомневаюсь, что бедняжку Конни будут долго «упрашивать», едва она откроет дверь перед решительно настроенной Мюриэль Макгивни.

– Знаешь, мы слишком полагаемся на твою соседку. – Мама снимает очки. Ее брови сдвинуты от беспокойства. – Надеюсь, ты будешь не очень разочарована результатом, Калла.

Желудок снова сжимается, и слабый голос в глубине моего сознания вторит ее опасениям.

Как только мы с Джоной вернулись из здания суда, началась безумная суета. Саймон предложил привлечь на помощь Мюриэль. Я согласилась. Не прошло и двадцати минут, как она приехала с блокнотом, размером восемь с половиной на одиннадцать, засунутым под мышку. Ее библия, как она его назвала, – потрепанная, погнутая и вся испещренная бесчисленными именами и цифрами, – поможет нам разобраться, что да как. Но сначала предстояло решить, когда, где и кто.

Когда – это было несложно. Новый год. Из-за праздников мы не получим документы раньше тридцатого числа, а родители уезжают второго января, так что вариантов немного.

Что касается пункта «кто», то мы с Джоной составили список гостей по дороге к зданию суда. Получилось двадцать пять человек – больше, чем я предполагала.

Самой большой проблемой оказалось место. В окрестностях нашлось всего три подходящих заведения, и несколько быстрых телефонных звонков подтвердили, что все они будут заняты. Мюриэль охотно предложила нам общественный центр, несмотря на все мои уверения в том, что он недостаточно живописен и слишком велик для двадцати пяти гостей. Мы были уже готовы смириться, что нам придется втискивать всех приглашенных в наш дом, как Мюриэль вдруг посетило озарение – «Пивной домик». Он уютный, с душой, и, если приложить немного усилий, может стать идеальным местом для проведения свадьбы.

Самое главное – он близко от нас и свободен на Новый год.

И, должна была признать, это не самая плохая идея, поскольку позволит избежать хаоса в нашем доме, который и так уже достаточно суматошен из-за гостящих у нас родителей.

Мама осторожно попросила взглянуть на «этот ваш «Пивной домик», прежде чем мы согласимся на проведение там свадебного торжества.

Так что мы поехали туда, и мама полчаса ходила кругами, указывая на все, что нужно будет убрать или почистить: захламленную доску объявлений, дешевые складные столы, рыбацкие трофеи…

Мюриэль соглашалась на все безоговорочно. К моему большому удивлению.

Тогда мама сказала: «С этим я могу смириться».

Так было решено, что наша свадьба состоится в «Пивном домике».

Когда были приняты самый важные решения, Мюриэль начала перечислять все возможные активы, как очевидные, так и нестандартные, учитывая сжатые сроки. Двадцатиоднолетнюю Лейси Бернс – она победила в конкурсе фотографии за свои оригинальные снимки в школьном альбоме и по счастливой случайности приехала домой из колледжа на рождественские каникулы; Майкла и Энн Боверинг – преподавателей музыки, играющих на семи инструментах и поющих в церкви каждое воскресенье; Глорию из комитета по подготовке зимнего карнавала, которая уже несколько лет посещает кулинарные курсы в Анкоридже и является лучшим поваром, по мнению Мюриэль.

Не было ни одного вопроса, на который она не смогла бы ответить, ни одной затруднительной ситуации, где бы она не сумела найти решения.

Мюриэль находилась в своей стихии.

И никогда прежде я не ценила ее таланты так высоко.

Спустя несколько часов и десяток телефонных звонков у нас был фотограф, музыканты и поставщик провизии. Моя мама обзвонила всех флористов от Уасиллы до Анкориджа, чтобы изучить ассортимент цветов, а Астрид начала перечислять варианты тортов.

Все получалось слишком уж просто.

Может, так оно и есть. Но, возможно, все обернется катастрофой.

– Она выходит замуж за Джону. Все будет замечательно, что бы ни случилось, – щебечет Агнес с заднего сиденья машины – вечный ангел на моем плече.

Мама, судя по всему, проникается. Она оборачивается, чтобы встретить взгляд Агнес.

– Знаешь, ты права. Калла выходит замуж за своего небесного ковбоя…

– О боже, мам! – морщусь я под дружный взрыв смеха.

Но она права.

Я выхожу замуж за Джону.

Через восемь дней я стану миссис Каллой Риггс.

Женой того обросшего мудака-пилота, который практически отправил меня домой в тот же день, когда Агнес послала его забрать меня из аэропорта. Кто бы мог предположить нечто подобное? Уж точно не я.

В животе порхают бабочки, когда взгляд перемещается на бриллиантовую снежинку на моем пальце. Джона заказал мне обручальное кольцо вместе с помолвочным, но он упорно отказывается показывать его, а я до сих пор не нашла его тайника. И это вовсе не из-за недостатка приложенных усилий.

Внезапно меня осеняет.

– Ведь нужно кольцо и для него! Я совсем забыла о кольце.

– Да, точно. – Хмурая складка на лбу моей мамы говорит о том, что и она забыла об этой детали.

Смотрю на часы. Уже три часа дня, канун Рождества.

– Я завезу вас домой и попробую найти что-нибудь в Уасилле.

– Что? Нет. Сегодня ты никуда не поедешь. Ураган крепчает с каждой минутой, – решительно качает головой мама.

– Но ему нужно кольцо.

Чувствую вину за то, что только сейчас задумалась об этом. Джона всегда был таким заботливым: заказал мне кулон-самолет, за которым специально летел несколько часов, позаботился о моих кольцах.

– Мы раздобудем его в четверг, – обещает Агнес. – Мужские обручальные кольца очень простые. Он не захочет ничего вычурного.

– Да, но им придется подгонять размер. У него такие большие руки, как у настоящего йети.

Мейбл, чей энтузиазм по поводу покупки платья угас уже через полчаса после начала нашего похода и которая в основном все оставшееся время дулась, фыркает.

– А он вообще будет его носить? Я имею в виду, что он не похож на того, кто любит украшения. Знаешь, твой отец постоянно забывал свой браслет дома. Я так на него злилась. В конце концов, он потерял его окончательно во время одного из полетов.

– Джоне кольцо нужно только на один день. Неважно, будет ли он носить его потом.

Конечно, мне хочется чтобы носил все время.

– Купили тебе платье сегодня, а кольцо – в четверг. И никаких проблем. Все получится.

Бросаю взгляд в зеркало заднего вида, чтобы встретиться с прищуренными глазами Агнес.

– Мне не помешала бы пара розовых очков, как у тебя.

Ее улыбка становится шире.

– Как удачно, что на Рождество я подарю тебе такие.

В этот момент мне звонят, и через секунду на дисплее джипа, связанного с телефоном по блютузу, высвечивается имя Дианы.

– Мы будем дома через пять минут. Тогда и поговоришь с ней, – предлагает мама, нервно разминая руки.

Вчера, когда позвонила Диане, чтобы объяснить ситуацию, она взвизгнула, сказала, что ненавидит меня, а потом потребовала, чтобы я не смела заменять ее какой-нибудь самозванкой, пока не получу ответа. С тех пор ее звонка ждала с тревогой.

Нажимаю кнопку приема вызова на руле.

– Скажи, что у тебя хорошие новости?

Я затаиваю дыхание.

– Готовь джакузи, потому что твоя подружка невесты прилетает в следующий понедельник вечером! – раздается голос Дианы из динамиков джипа.

– Серьезно? У тебя получилось? Боже мой! – кричу я, чувствуя, как меня охватывает восторг. – Аляска, дважды за год! Это просто безумие!

Слезы застилают мои глаза, а в груди все сжимается.

– Ты не представляешь, как я счастлива! Мне была просто ненавистна мысль о свадьбе без тебя!

– Калла, сбавь скорость! – кричит мама, перекрикивая нашу возбужденную болтовню.

Я чувствую, как мои шины теряют сцепление с дорогой, когда мы огибаем поворот. Инстинкт заставляет меня резко ударить по тормозам, и мы вылетаем с трассы.

Глава 9

– Что значит, ты не будешь ему звонить? – Мама, счищающая налипший снег с джинсов, замирает, а потом смотрит на меня. – Что еще нам остается делать? – Она вскидывает руку к переднему бамперу моего джипа, едва выглядывающему из кювета, с решеткой радиатора, обращенной в небо.

– Вызвать эвакуатор?

В тот момент, когда я вцепилась в ставшим бесполезным руль и мы заскользили вниз по крутой насыпи, я уже приготовилась к тому, что перевернемся или врежемся в дерево.

К счастью, машину закрутило настолько, что мой джип с грохотом и треском приземлился на все четыре колеса в снег, оставив нас лишь с гулко стучащими сердцами. После нервного хора «Все в порядке? Я в порядке. А вы в порядке?» и успокоив запаниковавшую Диану, которая с ужасом слушала все происходящее, мы проверили двери.

Покинуть машину оказалось непростой задачей. Выбраться из оврага по колено в снегу – почти гомерическим адом, который привел маму в уныние из-за испорченных замшевых сапог.

– Если бы ты хоть немного слушала меня…

– Так, стоп. – Поднимаю руку. – Дай мне минутку подумать, хорошо?

Чувствую себя полной идиоткой. Я слишком быстро повернула на повороте, учитывая снежный покров. Отвлеклась. И совершила типичную ошибку новичка, выжав тормоз так, как выжала.

И я ни за что не расскажу об этом Джоне.

Мама делает глубокий, успокаивающий вдох.

– Знаете что? Никто не пострадал. Мы всего в паре километров от дома. Сегодня канун Рождества. Потом еще посмеемся над этим.

Судя по всему, она пытается убедить саму себя, так что я оставляю ее в покое.

– Насколько все плохо? – обращаюсь я к Агнес, которая копошится в кювете, изучая ситуацию. Ее короткие ноги с каждым шагом увязают в сугробе все глубже и глубже.

– Этого явно не узнаем, пока не вытащим машину отсюда, но мы точно не справимся сами. У Джоны есть лебедка?

– Не знаю. Может быть. А что такое лебедка?

Фил оставил так много инструментов в своей мастерской.

– Сомневаюсь, что трос на вашем старом грузовике окажется достаточно прочным.

Она выглядит совсем как ребенок, упакованная в эту огромную безразмерную куртку и ползущая по снегу на четвереньках в своих рукавицах, чтобы выбраться на дорогу.

– Келли уже едет за мной, – объявляет Мейбл, быстро набирая сообщение и отправляя его новой лучшей подруге – четырнадцатилетней девочке, с которой она познакомилась на фермерском рынке прошлым летом. – Ее дом в двух минутах пути отсюда.

Агнес хмурит брови.

– А разве ты не хочешь провести время с…

– Я вернусь к ужину.

Спустя мгновение Агнес молча кивает. Возможно, она и недовольна дочерью, но ни за что не станет ее ругать при всех. И это легко может стать ее родительской ошибкой, ведь Агнес воспитывает упрямую девочку-подростка в одиночку.

Она снова переводит взгляд на меня, моргая от шквала снежинок, от которых ее не может защитить даже надвинутый капюшон.

– А у Макгивни есть лебедка?

– Может быть, но мне кажется, что я и так в последнее время слишком часто обращаюсь к ним за помощью. Не хочу выдергивать Тоби из дома в канун Рождества из-за этого.

Ситуация все хуже и хуже. Порывы ветра становятся настолько сильными, что снежинки больно бьют по глазам. Я опускаю голову вниз и протяжно стону.

– Мне очень жаль. Это моя вина.

– Мы со всем разберемся. – Агнес хлопает меня по руке. – Но лучше бы нам вернуться домой. Уже темнеет, и, думаю, прежде чем какой-нибудь грузовик проедет здесь, пройдет немало времени.

– Похоже, я больше не могу тянуть, да?

Агнес сочувственно улыбается мне.

– Джона может быть заноза в заднице, но это лишь потому, что он очень о тебе заботится.

Покорно я достаю телефон из кармана.

– Алло, Саймон? – раздается сзади голос мамы. – Нужно, чтобы ты приехал за нами. Мы на дороге. Калла посадила свой джип в кювет…

– Ну отлично.

Теперь Джона будет злиться, что узнал об этом не от меня. Все становится только хуже и хуже!

Агнес кивает в сторону.

– Кто-то едет.

Вдалеке вижу свет фар. Это точно не Келли, поскольку она едет сюда на снегоходе. Не Джона и не Саймон, ведь они дома с нашим единственным оставшимся транспортным средством.

За нами в этом направлении живет только один человек, и к нему никто никогда не приезжает.

Когда большой черный грузовик останавливается рядом с нами, мы прижимаемся к обочине.

– Ты его знаешь? – спрашивает мама.

– Это Рой.

– Тот самый Рой? – Мама удивленно смотрит на меня.

– Что бы он ни сказал, не принимай близко к сердцу, – предупреждаю я, хотя уже давным-давно объявила ему, что могу смириться с его дерьмом, но если он попробует вылить его на моих близких, то навсегда умрет для меня.

– Это нужная нам лебедка, – перекрикивает Агнес рычащий двигатель, кивая на радиаторную решетку, на которой закреплено нечто, похожее на катушку с тросом.

– А это – гринч собственной персоной, – тихо парирую я, и Мейбл хихикает.

Водительская дверь со скрипом открывается, и Рой выскакивает наружу, натягивая на голову енотовую шапку Дэви Крокетта, которую так не любит Джона. Он огибает капот своего грузовика. Его обветренное лицо выглядит не очень-то довольным, пока оценивает наше положение.

Решаю начать объяснение с шутки.

– Моя первая поездка по бездорожью прошла не так, как планировалось.

Уголок рта Роя приподнимается.

– Я вижу.

Агнес широко улыбается.

– Еще раз здравствуй, Рой. Не знаю, помнишь ли ты нас. Я – Агнес. Это моя дочь, Мейбл. Мы познакомились в августе.

Он издает хрюкающий звук, который можно расценить как подтверждение, а затем добавляет:

– В ту ночь, когда Калла застрелила медведя.

Агнес кивает.

– Та еще выдалась ночка.

Я делаю жест в сторону матери.

– Рой, это моя мама, Сьюзан.

– Рой.

От рукопожатия она воздерживается – ее руки плотно обхватывают тело для сохранения тепла – и склоняет голову в знак приветствия.

– Калла так много рассказывала о вас. Она водила меня смотреть гостевой домик. Ваша работа безупречна.

Рой с минуту изучает маму, затем кивает и снова поворачивается к моему джипу.

– Все целы?

– Да, мы в порядке. Просто немного потрясло. Хотя могло быть и хуже, верно?

– Ты, как обычно, гоняешь, да?

– Видишь? Я же тебе говорила! Я ей говорила, – торжествующе восклицает мама.

– А потом она ударила по тормозам. Никогда нельзя так резко тормозить, когда скользишь, – добавляет Мейбл с серьезным видом.

Рой бросает на нее хмурый взгляд.

– Сколько тебе лет?

Мейбл выпрямляется, пытаясь казаться выше.

– Тринадцать с половиной.

Хотя с ее гладким каре-бобом и угловатой линией челюсти она вполне могла бы сойти за шестнадцатилетнюю.

– Похоже, ты уже водишь лучше, чем Калла.

Боже ты мой.

– Ладно, мы закончили? – огрызаюсь я.

Рой ухмыляется.

– Джона в пути?

– Да, в этом можно не сомневаться.

Уверена, скоро он будет здесь.

Рой смотрит на мой джип, потом на свой грузовик, потом на лебедку, и наконец его взгляд падает на мою мать, которая вместо парки решила надеть свою легкую прогулочную курточку и безудержно трясется.

– Тебе лучше сесть в мой грузовик, там тепло.

Она пулей мчит к пассажирскому сиденью, громко благодаря на ходу.

– И тебе, если хочешь, – предлагает он Мейбл.

– Не, я в порядке. Моя подруга уже едет за мной, – она указывает на приближающийся огонек вдали.

Рой надевает перчатки и, наклонившись над грузовиком, отстегивает прочный оранжевый крюк.

– Куда вы вообще ездили?

И если я хоть немного знаю Роя, то в его тоне звучат нотки осуждения.

– За покупками.

– Вообще-то, мы искали Калле свадебное платье. Ты уже слышал хорошие новости? – Агнес, как и всегда, говорит с ним так, будто ему есть до чего-то дело. – Они женятся в канун Нового года!

Рой ехидно хмыкает в ответ.

Вскоре на желто-черном снегоходе своего отца к нам подъезжает Келли.

– Извините.

Агнес отходит от нас, чтобы перекинуться парой слов с Мейбл, прежде чем та уедет.

Прислушиваюсь, пытаясь разобрать разговор сквозь шум работающего на холостом ходу двигателя. Уверена, я слышала, как Агнес сказала «пять часов». А еще то, что Мейбл вернется позже этого времени. Кажется, она все чаще испытывает терпение матери, которое у Агнес просто бесконечное – и это ее недостаток. Мы с Джоной уже обсуждали необходимость нашего вмешательства в воспитание Мейбл, когда они переедут сюда следующим летом. Как на это отреагирует Мейбл, даже не стану предполагать.

– Нашли? – прерывает мои мысли раздраженный голос Роя.

– А?

– Платье.

– О, да. Но сначала придется раскроить его пополам, чтобы оно стало похоже на настоящее платье.

– Уверен, с ним все будет в порядке.

Рой дергает за трос, чтобы размотать проволоку, а я молча наблюдаю за ним.

Задумывался ли он когда-нибудь о том, как выглядела Делайла в день своей свадьбы? Жалеет ли, что его не было рядом, чтобы отвести дочь к алтарю? Терзает ли его сожаление, что это сделал, скорее всего, тот человек, его замена, с которым Николь провела тридцать счастливых лет?

Как часто Рой думает о своей дочери, особенно теперь, когда она перестала быть просто далеким воспоминанием, херувимчиком на фотографии тридцатилетней давности, сделанной в универмаге?

Теперь, когда он знает, что Делайла думает о нем настолько, чтобы сесть и написать отцу письмо?

В голове крутится масса вопросов, которые я хотела бы задать Рою. И если бы он был кем-то другим, непременно именно так и поступила бы.

– Похоже, ты решила плотно заняться своей свадьбой?

– Да. Мы приглашаем членов семьи и близких друзей в «Пивной домик». Мюриэль обещала убрать всех мертвых животных и вывески, а моя мама – флорист, так что сможет сделать красивым что угодно.

При упоминании мамы Рой бросает взгляд на кабину своего грузовика, где та сидит, напряженно съежившись.

– Ты на нее похожа.

Я улыбаюсь.

– Да, слышала это пару раз.

Рой собирается что-то еще сказать, но, видимо, решает не делать этого, предпочитая промолчать.

– Так ты придешь, да?

– Куда? На твою свадьбу? С какой стати ты хочешь, чтобы я там появился?

Я ожидала от него какой-нибудь неубедительной отговорки, но его ответ застал меня врасплох. Вернее, меня удивило искреннее замешательство в его голосе.

– Потому что я так хочу! – Лучшего ответа в данный момент придумать не могу.

Его имя есть в списке гостей, ниже членов наших семей, но выше Мари, Джорджа и Бобби. Он находится в той промежуточной категории наряду с Агнес, Мейбл и Макгивни – людьми, которые, может быть, и не относятся к кровным родственникам, но стоят выше категории «друзья». Это важные для нас люди, вплетенные в канву нашей повседневной жизни, и их отсутствие, без сомнения, оставит в ней значительный след.

Спустя время Рой отвечает.

– Мне нечего надеть на свадьбу.

Вот она, неубедительная отговорка.

– Уверена, ты что-нибудь придумаешь. Значит, придешь?

Он смотрит на дорогу позади меня.

– Наверное, это помощь.

На мой вопрос он так и не ответил.

Фары приближаются со стороны нашего дома и быстро увеличиваются. Еще до того, как могу различить бородатого водителя, понимаю, что за рулем БМВ сидит Джона. Саймона на пассажирском сиденье нет.

Он выполняет идеальный трехточечный поворот на снегу со скоростью, на которую я бы не отважилась даже в солнечный летний день. Затем выскакивает из машины и устремляется к нам в незашнурованных ботинках и расстегнутом пальто, словно одевался в спешке, уже выбегая за дверь.

– Что случилось? – У Джоны такой требовательный, почти угрожающий голос, какой бывает, только когда он в панике.

– Я соскочила в кювет.

– Да ладно. Все в порядке?

– Мы в порядке.

Слышала, как мама говорила это Саймону, но, конечно же, Джона должен был все увидеть своими глазами. Он всегда был человеком, которому нужно «увидеть, чтобы поверить».

Джона качает головой.

– Говорил же тебе, что дороги стали плохими. Ты должна была вернуться несколько часов назад…

– Я нашла платье! – восклицаю я, пытаясь отвлечь его от этой тирады.

Джона глубоко вдыхает, и его плечи поднимаются – знак того, что он сопротивляется своему желанию отчитывать меня.

– Это то, что нужно?

– Оно идеально. Или скоро будет таким.

Джона выдыхает.

– Хорошо. Я рад.

Мама выскальзывает из машины Роя, захлопывая за собой тяжелую дверь.

– Саймон не поехал с тобой?

– Я сказал ему остаться. Почему бы вам не взять машину и не поехать домой? А я помогу Рою вытащить джип.

Мама улыбается Рою, но только для того, чтобы промолвить:

– Спасибо за помощь. Надеюсь, мы скоро увидимся.

А после бросается вперед, чтобы успеть забраться на водительское сиденье.

– Разве в Торонто не бывает снега? – непринужденно спрашивает Рой, осматривая днище моего джипа. Ищет, куда бы закрепить этот огромный крюк, догадываюсь я.

– Бывает. Но она терпеть его не может и там.

Джона замечает, что Мейбл надевает запасной шлем.

– Куда это она собралась?

– Погуляет немного с Келли.

Он хмурится.

– Сегодня же канун Рождества.

– Я знаю, но Агнес сказала ей…

– Мейбл! – кричит он. – Я хочу тебя видеть у нас к четырем тридцати!

Даже в полумраке я вижу, как ее лицо искажается от возмущения.

– Но мама сказала…

– Я буду смотреть на часы. И Келли! Езжай медленно. Эта штука разгоняется быстрее, чем нужно.

Это предупреждение Джона делает каждый раз, когда Мейбл и Келли уезжают куда-нибудь вместе.

Мейбл отворачивается, однако успеваю заметить, как она закатывает глаза. Джона тоже это видит, судя по его недовольному стону.

– Ты заставишь ее возненавидеть тебя.

– Не страшно. По крайней мере, она останется жива. – Он застегивает пальто. – А теперь брысь отсюда. На улице просто отвратительно.

Джона ведет себя куда терпимее, чем я ожидала.

– Ты ведь выслушаешь меня позже, да?

– Ага. – Он наклоняется, чтобы поцеловать меня. – Но это только потому, что я тебя люблю. Увидимся дома.

Я стыдливо улыбаюсь.

– Спасибо.

– О, поблагодаришь позже. – Он шлепает меня по заднице и идет к джипу. – Привет, Рой. Завтра вечером у нас рождественский ужин. Приедешь в районе четырех?

Рой бросает в мою сторону укорительный взгляд, а затем возвращается к возне с машиной и крюком.

– У меня уже есть планы.

Тяжело вздыхаю.

– Ага. Рождество с цыплятами.

– И козами, – кричит он мне вслед.

* * *

С трудом борюсь со сном, лежа под одеялом, после ужина и вина, в ожидании, когда Джона придет в постель. Они с Роем сражались с метелью почти час, пытаясь вытащить мой джип из кювета. Я же в это время занималась бесконечной кучей посуды, которую Астрид испачкала во время готовки, поскольку чувство вины за мою небрежность взяло верх.

Уже натягивала сапоги, собираясь съездить на снегоходе проверить их, как вдруг на нашей подъездной дороге показался свет фар моего джипа.

Удивительно, но в этой аварии он получил минимальные повреждения: разбитые стоп-сигналы, несколько царапин на бампере и вмятину, которая, по словам Джоны, лишь портит эстетический вид. Все это легко устранимо.

Джона оказался слишком уставшим и замерзшим, чтобы ругать меня, и, к счастью, моя мама тоже не стала устраивать мне выволочку, а расположилась в кресле у камина с глинтвейном, приготовленным Астрид, и моим ноутбуком, изучая идеи декорирования зимних свадеб в деревенском стиле для «Пивного домика».

Суматошный день сменился приятным вечером, состоящим из вкусной еды, теплого семейного общения и звонкого смеха. Астрид выставляла тарелку за тарелкой с сытными норвежскими блюдами: сочными свиными ребрышками, которые она называла ribbe, нежным отварным картофелем, слегка хрустящей брюссельской капустой, аппетитной краснокочанной капустой с нашего огорода, а также оригинальным студенистым блюдом из трески под названием lutefisk, от которого я сразу же отказалась. После ужина Джона оторвал себе крышу пряничного домика и улегся на диван смотреть рождественские фильмы, а Бьерн в это время вытащил настольную игру «Мечи и щиты». Даже Мейбл проявила интерес к ее правилам. Меня охватила волна ностальгии по временам, когда я наблюдала за тем, как она сосредоточенно хмурится, и слушала ее соревновательный треп. На несколько часов к нам вернулась прежняя Мейбл – та, что сидела напротив моего отца за шашками вечера напролет.

– Да ладно тебе, Джона, – стону я.

В другой раз я бы уже закричала, чтобы он тащил свою задницу сюда. Но все остальные пожелали мне спокойной ночи более часа назад, и в доме стоит полная тишина, если не считать мерного храпа Бьерна.

Достаю телефон, чтобы отправить Диане поздравление с Рождеством; она получит его, когда проснется.

И мое сердце замирает, когда вижу уведомление.

Делайла ответила на письмо, которое я отправила ей вчера утром.

Дрожащие пальцы сами открывают сообщение. Читая длинный, развернутый ответ, задерживаю дыхание.

Перечитываю его уже второй раз, когда в спальню наконец входит Джона, который, закрыв дверь, стягивает через голову свитер.

– Не удивлюсь, если завтра на весь день отключат электричество. По крайней мере, генераторы наготове… – Его голос затихает. – Что случилось?

Я напряженно вздыхаю.

– Мне ответила дочь Роя.

Его глаза увеличиваются.

– Ты действительно связалась с ней?

– Вчера.

Из-за свадебной суматохи я совсем забыла рассказать Джоне об этом. Честно говоря, какая-то часть меня вообще не хотела говорить о письме, пока сама не узнаю, оправдались ли мои ожидания. Делайла могла и не ответить женщине, которая просто живет по соседству с ее отцом.

Но она ответила.

Джона бросает свой свитер на комод.

– И?

– Она поблагодарила меня за то, что связалась с ней и хочет, чтобы я ей позвонила.

Когда смогу, но чем скорее, тем лучше. В словах Делайлы ощущались нетерпение и энтузиазм.

Джона снимает оставшуюся одежду и переодевается в термофланелевую пижаму, которую я ему купила.

– А ты хочешь?

– Позвонить ей? Конечно! Это же второй шанс для Роя.

– А если он не хочет этого второго шанса?

– Хочет. Я точно знаю, что хочет. Он бы не стал оставлять открытку и те фотографии, если бы это было не так.

– А когда она спросит, почему ей звонишь ты, а не ее отец?

– Скажу ей правду, что, на мой взгляд, он просто боится.

Джона снимает шерстяные носки и бросает их в корзину в углу, по всей видимости, обдумывая ситуацию.

– Ты делаешь для него доброе дело, даже если он так не считает.

– Знаешь, пусть он меня хоть возненавидит на какое-то время, но, если его отношения с дочерью могут наладиться, это будет того стоить.

Интересно, испытывала ли Агнес такую же нервозность, когда звонила мне за спиной моего отца?

Со вздохом, полным усталости, Джона снимает часы и кладет их на тумбочку, а затем поднимает одеяло, чтобы лечь в постель.

И замирает, вскинув брови. Тут я вспоминаю об откровенном красном кружевном платье с белой отделкой из искусственного меха, которое надела, частично спрятав под пижамной рубашкой, пока ждала Джону. Я купила его две недели назад во время шопинга в Анкоридже. Это была импульсивная покупка, когда проходила мимо секции рождественского нижнего белья в универмаге и решила, что, возможно, Джоне будет приятно увидеть меня в чем-нибудь другом, помимо безразмерных фланелевых пижам.

– Счастливого раннего Рождества, – кокетливо произношу я.

Еще час назад мне очень не терпелось показать ему свой наряд. Теперь же мои конечности убаюкал мягкий матрас, а кожа привыкла к теплу. Я тянусь к одеялу, чтобы накрыться обратно.

Но Джона стаскивает его слишком быстро, оставляя меня дрожать.

– Я хочу, чтобы ты встала и показалась.

– Но холодно же! – хнычу я, хотя жар, разгорающийся в его взгляде, будоражит желание в нижней части моего живота.

– Кстати, о холоде. Может, хочешь послушать, как я отморозил себе яйца, просидев целый час в кювете в метель в канун Рождества, потому что у моей будущей жены свело ногу?

От его слов сердце радостно прыгает в груди, даже несмотря на то, что Джона критикует мой стиль вождения.

– Ладно.

Я выскальзываю из нашей кровати и поправляю юбку на бедрах, когда мои босые ноги касаются прохладного деревянного пола. Потом позволяю расстегнутой фланелевой рубашке соскользнуть с плеч и упасть на пол, заслужив его одобрительную брань.

Кровать жалобно скрипит под тяжестью тела Джоны, когда он устраивается на ней, стянув с себя только что надетую рубашку, обнажив рельефный торс и мускулистую грудь, на которой я провела бесчисленное количество часов.

– Есть особые пожелания?

Заложив руки за голову, он откидывается на подушку и в задумчивости кусает губу.

– А что под ним?

– Не очень много, – дразню я, и пульс учащается.

Даже сейчас все еще улавливаю в себе некие нотки нервозности, которую испытывала в ту ночь, когда мы застряли в хижине общественного приюта и снимали друг перед другом промокшую от дождя одежду.

– Повернись-ка. – Его голос приобретает знакомый хрипловатый оттенок, который я так люблю.

Послушно поворачиваюсь под звук резкого вдоха Джоны.

– Покажи.

Кончики моих пальцев касаются подола, отороченного искусственным мехом, и тут электричество отключается, погружая нас в кромешную тьму.

– Да это гребаное издевательство! – раздается в темноте разочарованный рев Джоны.

Глава 10

Просыпаюсь от того, что Джона прижимается к моим губам, а его борода игриво щекочет кожу.

– Счастливого Рождества, – шепчет он хриплым от сна голосом.

– Счастливого Рождества.

Долго наслаждаюсь его теплом, задерживаясь в этом уютном мирке, где можно закрыть глаза и погрузиться обратно в сон. Но из щели в неплотно задернутой шторе пробивается мутный предрассветный луч, свидетельствующий о том, что мы спали гораздо дольше обычного.

– Который час?

– Начало десятого. И электричества все еще нет.

Я протяжно стону. Не могу сказать, когда именно заснули, но было довольно поздно. Мы провели несколько часов в медленной мучительной игре в темноте, в которой нам обоим очень хотелось победить. Она заключалась в том, чтобы не нарушить тишину ночи и заставить нарушить ее другого.

– Мне нужно идти, но я не хотел, чтобы ты проснулась без меня.

Улыбаюсь.

– Это мило.

Он снова целует меня.

– Да, я такой! Милый.

– Это так ты называешь то, что ты делал со мной прошлой ночью?

Не удивлюсь, если на коже осталась карта синяков от его рук.

Смех Джоны отдается приятной вибрацией в моей груди. Он сползает с кровати, совершенно голый, нисколько не обращая внимания на прохладный воздух. Отдергивает занавеску, чтобы выглянуть наружу, и обнаруживает толстый слой снега на подоконнике.

– Много там? – спрашиваю я, отвлекаясь на его рельефные мышцы и утреннюю эрекцию, и зарываясь в одеяло поглубже.

– Я бы сказал, что за ночь выпало почти полметра.

– Ничего себе!

– Да. Возможно, даже больше, чем в прошлом году. – Он щурится, глядя на небо. – По крайней мере, он слегка поутих. Будет легче расчищать дорогу.

– Серьезно? В Рождество? Ты прям рабочая лошадка.

Хотя иногда мне кажется, что трактор для Джоны, скорее, игрушка, чем что-то связанное с работой.

– Ну да. Мюриэль и остальные наверняка захотят приехать к нам на ужин.

– Наверное. И Рой, – добавляю я.

Он фыркает.

– Детка, Рой не приедет на рождественский ужин.

– Посмотрим.

Скорее всего, он прав, но пока я отказываюсь сдаваться этому злыдню.

Любуюсь телом Джоны, пока он натягивает термобелье, а затем верхнюю одежду.

– Скоро спущусь, – обещаю я.

Он уже стоит у двери, когда вдруг наклоняется, и извлекает из кучи белья в углу мое неглиже, поднимая его мизинцем.

– Сегодня будет повторное выступление?

Изображаю притворное сочувствие.

– О, мне очень жаль, но миссис Клаус появляется только в канун Рождества.

Его ответная улыбка приобретает коварные черты.

– Это мы еще посмотрим.

* * *

Через двадцать минут спускаюсь вниз и обнаруживаю, что, перекликаясь с гулом генератора на улице, через портативную колонку играет песня Майкла Бубле «Белое Рождество». Бьерн подкладывает поленья в уже пылающий камин, а Астрид сидит на диване, изучая проекты бревенчатого домика, который мы начнем строить на своем участке этой весной. Вместо ламп горят свечи с ароматом бальзамической пихты.

Саймон возится на кухне с сырой индейкой, и в воздухе витает аромат лука и колбасы. Мама наблюдает за всем происходящим, изящно держа в руках бокал с традиционной мимозой^[4].

– С Рождеством всех! – восклицаю я и поднимаю брови, глядя на Саймона. – Смотрю, ты времени даром не теряешь.

– Это же одиннадцатикилограммовая индюшка! Ее готовка займет несколько часов. – Саймон кивает на нашу духовку. – Хорошо, что ты выбрала пропановую, а то питались бы холодными консервами.

– Почти уверена, что мы сможем прожить здесь всю зиму, если понадобится.

Благодаря обогревателю Toyostove и запасу дров на зиму для камина у нас всегда будет тепло. Для электроснабжения имеется мощный генератор, а также еще один – резервный, а топлива в мастерской хватит на несколько месяцев.

– Прежде чем ты начнешь готовить индейку, мне нужно поставить в духовку запеканку на часик. Для завтрака.

– Уже поставлена и готовится. В записке было написано 180 градусов, да?

Мама огибает стол, подходит ко мне и крепко обнимает.

– С Рождеством, дорогая. Мы так рады провести его с вами, ребята. Вот, я тебе уже налила. – Она протягивает мне второй фужер с шампанским, но затем отдергивает руку. – При условии, что тебе можно алкоголь.

Мама смотрит на меня испытующим взглядом.

Видимо, она все еще думает, что эта свадьба по залету.

– Боже мой, мам! Сколько глинтвейна я выпила вчера, по-твоему? – Я выхватываю бокал из ее рук и делаю большой глоток.

Боковая дверь с треском распахивается.

– Хо-хо-хо! – раздается бодрый голос Агнес, и из-за порога доносится топот ботинок.

А потом в коридоре появляется она сама – краснощекая от мороза и согнувшаяся под тяжестью холщового мешка клюквенного цвета, перекинутого через плечо, размером в половину ее роста. Из мешка торчит краешек зелено-золотой коробки.

Астрид откладывает чертежи на журнальный столик и поднимается, чтобы помочь Агнес.

– Ты же не ехала с ним через все озеро?

– Нет-нет. Джона привез его на машине вчера вечером. – Она стаскивает с себя куртку и шапку, открывая взгляду аляповатый красный свитер с оленями. – Боже, сколько же там снега.

– Будет еще больше, если верить прогнозу.

Астрид тащит тяжелый мешок к рождественской елке, куда последние несколько дней все жители дома тайно складывали подарки.

Ограничения на провоз багажа, похоже, никого не смутили. Так что теперь под елкой образовалась большая и красочная горка свертков.

Агнес потирает руки, чтобы согреться, и останавливается у кухонного стола.

– Тебе помочь чем-нибудь, Саймон?

– Да! Ты можешь помочь мне, налив себе мимозы или кофе и присев. У меня тут все схвачено. – Он завершает свою тираду обворожительной улыбкой.

– Звучит, как Рождество, которое мне нравится.

Я отставляю мимозу, чтобы сделать себе латте.

– Мейбл все еще спит?

Агнес хихикает.

– Нет. Это единственный день в году, когда мне не приходится вытаскивать ее из постели. Она кормит Бандита и Зика вместо Джоны. Он сказал, что ему нужно зачем-то сходить в ангар.

Я с грохотом роняю ложку.

– Он пошел в ангар?

– Да.

– Прямо сейчас?

– Да. – Она хмурится. – А что такое?

Словно по команде, в это мгновение заводится двигатель снегохода.

Бросаю кофе и поспешно кидаюсь к двери.

– Там его рождественский подарок, и он не должен его увидеть!

* * *

Джона стоит спиной ко мне, когда я протискиваюсь в дверь ангара несколько минут спустя. Шарф вокруг моей шеи намотан в хаотичном порядке, а щеки раскраснелись от тщетной попытки приехать сюда раньше него.

Перед ним красуется блестящий «Шевроле Сильверадо» серо-стального цвета, который тайком пригнал сюда Тоби вчера вечером.

– Наверное, мне следовало попросить установить на него лебедку, да?

Джона оглядывается через плечо и удивленно поднимает брови, после чего снова поворачивается к машине, чтобы полюбоваться ею.

– Что ты сделала на этот раз, Барби?

Полагаю, это риторический вопрос.

– Я заметила, как ты смотрел на грузовик Стива, когда он был здесь.

Подрядчика, который восстанавливал гостевой домик. И Джона не переставал восторгаться его машиной. Подкрадываюсь к нему со спины и обнимаю за талию.

– Я знала, что ты ни за что не купишь себе такой.

– Потому что это чертовски дорогой грузовик.

– Как и мой джип.

– Да, но… – Его голос затихает, а взгляд устремляется на старый бивер, разобранный на части.

Знаю, о чем он думает: что тратит кучу денег на самолет, который на деле ему не очень и нужен, но он делает это, чтобы почтить память моего отца.

– Старый грузовик Фила все равно дышит на ладан, а тебе нужна своя машина. Та, которая передвигается по земле. Если хочешь, можешь не менять ее следующие двадцать пять лет.

– Машины с таким сроком службы больше не делают. – Он со стоном поворачивается ко мне и заключает в объятия. – Это слишком. Но спасибо.

– Не согласна. Но пожалуйста. – Я приподнимаюсь на цыпочки и приникаю к его губам в нежном поцелуе. – Не могу поверить, что ты не догадался. Я так много намекала тебе.

– Что ты сумасшедшая? Да, я это знал.

Щипаю его за бок.

– Ты уже заглянул внутрь?

– Честно говоря, побоялся.

Смеюсь и тяну его за руку к водительскому сиденью. Ключ вставлен в зажигание, где, по словам Тоби, он его и оставил.

– Было так весело все подбирать. – Нажимаю на кнопку, и машина оживает. Из динамиков раздаются звуки церковных колоколов и хор детских голосов, поющих рождественскую песню. – Посмотри, сколько здесь места!

Джона обводит взглядом салон.

– Бьерну точно будет не на что жаловаться, когда мы поедем в аэропорт. Залезай.

Перебираюсь через сиденье в пассажирское кресло.

Джона тоже садится в машину и закрывает дверь. Наконец-то я вижу в его глазах искорку восторга.

– Он классный, Калла. – Джона нажимает на педаль газа, и двигатель ревет. – Очень классный.

– Знаю. Я готова была подарить его раньше срока, потому что не могла дождаться.

Снимаю перчатки и включаю обогрев. Сначала через вентиляционные отверстия в салон врывается поток холодного воздуха, но через несколько минут становится тепло.

Руки Джоны гладят руль, и он задумчиво молчит.

– Наверное, стоит вручить твой подарок прямо сейчас?

– Он что, здесь? – Выглядываю в окно и нетерпеливо шарю глазами по всему ангару.

Джона ничего не отвечает. Понятия не имею, что меня ждет, но уже готова к тому, что это как минимум еще один шуточный подарок.

– Он здесь. – Джона лезет в карман пальто и достает небольшой конверт, который с кривой улыбкой протягивает мне.

Вскрываю печать, достаю содержимое и взвизгиваю от восторга.

– Ты серьезно?

Джона усмехается.

– Предполагалось, что это будет просто зимний отпуск, но, похоже, теперь это медовый месяц.

Изучаю подробности семидневной поездки на Гавайи на двоих по программе «Все включено» на середину января. Я несколько месяцев уговаривала Джону слетать куда-нибудь в теплые края этой зимой, но курортная перспектива его не привлекает, поскольку валяться на пляже целыми дням слишком скучно. Но, судя по всему, он, как обычно, плел интриги за моей спиной.

– Боже мой, это просто потрясающе! Спасибо, спасибо тебе!

Бросаюсь к нему, хватаю его лицо и обрушиваю на его губы жаркие, лихорадочные поцелуи, один за другим.

Когда наконец отстраняюсь, рука Джоны настойчиво тянется к моему затылку. И поцелуй, которым он меня награждает, вовсе не суматошный и торопливый, а долгий, медленный и глубокий; его язык уговаривает меня раздвинуть губы.

Мои руки сами собой начинают блуждать по его мощному и сексуальному горлу, по гребню его широкой груди, по крепким бедрам и выше – между ними, туда, где он становится твердым. Меня окатывает горячей волной желания, а от предвкушения его прикосновений пульс учащается. Перегибаюсь через кресло, стремясь оказаться к нему еще ближе.

– Сзади очень много места, – шепчет он мне.

Понимаю его намек.

– Тогда, наверное, стоит протестировать эту машину.

У меня перехватывает дыхание, и я слепо шарю пальцами по приборной панели в поисках регулятора температуры.

Джона буравит меня своим горящим взглядом.

– Хорошая идея. Так и сделаем.

Я тут же сбрасываю куртку и сапоги и перебираюсь на заднее сиденье. К тому времени, когда Джона снимает пальто, выходит из машины и открывает пассажирскую дверь, чтобы присоединиться ко мне, уже успеваю стащить одежду и спустить свои пижамные штаны до щиколоток.

И моему обнаженному телу совсем не холодно.

* * *

– Кажется, несколько лет назад у меня был точно такой же оттенок. – Саймон показывает всем вязанную жилетку бирюзового цвета. – Но потом она таинственно исчезла.

Разумеется, ничего «таинственного» в этом исчезновении не было. Просто мама взяла на себя труд очистить его гардероб от всего того, что показалось ей «ненужным». И если раньше я считала, что она перегибает палку, когда речь шла об одежде ее мужа, то теперь половина гардероба Джоны состоит из вещей, купленных мною. И я постоянно роюсь в его ящиках, выбрасывая заношенные носки и рубашки.

– А теперь у тебя новая! – восклицает мама, с наслаждением вдыхая аромат из флакончика и напевая так, словно впервые в жизни ощущает этот запах.

Саймон покупает ей новые духи каждый год. Это и есть их обмен подарками – свитера и духи.

Я улыбаюсь, представляя, чем мы с Джоной будем обмениваться в рождественское утро через десять, пятнадцать или двадцать лет. Вряд ли это будут путевки в теплые края и страстные поцелуи в салоне новенького внедорожника.

Астрид наклоняется, чтобы в очередной раз пошарить под елкой.

– Там остались только подарки для Мюриэль и парней. Кажется, это все.

– У нас в доме лимит – всего на два подарка. – Бьерн окидывает взглядом горы разорванной бумаги и лент, разбросанных по полу.

Пока он сидел и наблюдал, как из рук в руки в течение почти двух часов путешествуют сверток за свертком, он несколько раз пробормотал одно и то же норвежское слово. Думаю, ничего хорошего оно не значит.

– Но это не твой дом, – бурчит Джона, откусывая печенье.

– Что ж, спасибо всем! – улыбается Мейбл, сгребая свою кучу подарков на полу возле дивана – в основном состоящую из одежды и набора подарочных карт.

Она направляется к вешалке с телефоном в руке.

Джона хмурится ей вслед.

– Куда это ты собралась? Куда она?

– Покататься с Келли, пока не пошел снег.

Джона открывает рот, чтобы возразить, что сегодня Рождество и место Мейбл, безо всяких сомнений, здесь.

Я запихиваю ему в рот печенюшку, которую собиралась съесть сама.

– Оставь девочку в покое, – шепчу я, сжав его колено. – У нее наверняка есть подарок для Келли, который она хочет ей вручить.

Задумавшись, Джона сосредоточенно жует печенье.

Возьми синий снегоход. – он более мощный.

Лицо Мейбл озаряет улыбка.

– И через час возвращайся!

– Как скажешь, Джона, – отвечает она, делая ударение на его имени.

По крайней мере, она не кажется раздраженной.

– О, а это что? Кажется, мы кое-что пропустили. – Агнес сует руку под елку, чтобы достать маленькую коробочку, которую, как я подозреваю, положила туда только что. Она поднимает ее на свет, будто пытается прочесть этикетку, хотя, насколько я вижу, на ней вообще нет никакой надписи, а потом передает подарок Джоне. – Это тебе.

Он с любопытством смотрит на коробку, потом на меня – я пожимаю плечами, потому что не имею ни малейшего понятия, что там такое, – а затем снова на Агнес.

– Что это?

Та тоже пожимает плечами.

– Открой и узнаешь.

Джона дергает за ленточку, разворачивает бумагу и открывает маленькую шкатулочку. В ней лежит кольцо из белого золота безо всяких украшений.

Он толкает меня локтем в бок.

– Это от тебя?

Я качаю головой, изучая матовую поверхность и ровный край ювелирного изделия.

– Нет, но оно невероятно красивое.

И появилось очень вовремя, ведь буквально накануне я в панике вспоминала, что забыла о кольце для Джоны. Как Агнес только удалось достать его?

– Ты купила мне обручальное кольцо, Агги? Ты что, делаешь мне предложение? – отшучивается он.

– Не совсем. – Агнес и моя мама обмениваются нервными взглядами. – Я нашла его, убираясь по весне в доме Рена, в спальне, между между плинтусом и ковром. Предположила, что оно могло принадлежать ему, и решила показать Сьюзан.

– Да, это кольцо я купила Рену. Помню, когда выбирала его, подумала, что слишком простенькое, однако не скучное. – Голос мамы становится хриплым, она нервно хихикает, но глаза блестят от слез. – Рен постоянно снимал кольцо, если возился с двигателями и прочими вещами. Наверное, поэтому и был так уверен, что потерял его во время одного из своих полетов. Но, судя по всему, оно просто выпало из кармана.

– То есть кольцо пролежало в доме целых двадцать пять лет?

– Да. – Мама рассеянно тянется к руке Саймона, переплетая свои пальцы с его. – Когда Агнес спросила, что я думаю о том, чтобы отдать кольцо тебе, Джона, я, честно говоря, не знала ответа. Подумала, вдруг тебе покажется это плохой приметой или еще чем-нибудь таким…

– Нет. – Джона энергично качает головой, пристально изучая кольцо в своей руке и сдвинув брови. – Я вовсе так не считаю.

Мама облегченно выдыхает, будто с ее плеч в один момент свалился неподъемный груз. Она улыбается.

– Агнес была убеждена, что ты скажешь нечто подобное.

– Это… спасибо. – Его адамово яблоко подпрыгивает, когда Джона с трудом сглатывает.

Я тоже сглатываю. Меня переполняет масса эмоций, хотя не могу сказать, почему именно – из-за того, что Джона будет носить обручальное кольцо моего отца, или из-за того, что мой отец, которого я безмерно любила, так много значит для человека, за кого я собираюсь выйти замуж.

– После свадьбы нам придется подогнать его по размеру, – предупреждаю я Джону.

Рен Флетчер был не маленьким человеком, но Джона намного крупнее его.

– Не придется, – усмехается Агнес. – Я уже все сделала.

Джона надевает кольцо на безымянный палец левой руки, и оно идеально подходит.

– Откуда ты…

– Когда ты лежал в больнице после авиакатастрофы, ты был под действием лекарств и спал. Я обвязала твой палец ниткой и вместе с кольцом отнесла ювелиру. Этого оказалось достаточно!

Джона внезапно поднимается и плавным движением подхватывает Агнес, заключает в свои крепкие медвежьи объятия и, прежде чем опустить на пол, кружит ее вокруг себя.

– Что бы мы без тебя делали, Агги?

Она смеется, поправляя рождественский свитер, а затем поворачивается ко мне.

– Видишь, Калла? Мы же сказали, все будет хорошо.

– Теперь не придется испытывать чувство вины, что ты забыла про кольцо для Джоны, – добавляет мама.

Его рот слегка приоткрывается – сейчас он точно превратится в огромную занозу в моей заднице.

Я протяжно стону.

– Ну спасибо, мам.

– Ты забыла, что мне нужно кольцо?

Началось. Я слезаю с дивана и начинаю собирать оберточную бумагу.

– Спланировать свадьбу за неделю очень непросто. Да еще и в Рождество. На Аляске.

Джона забирает у своей мамы мусорный пакет и увязывается за мной. Он все еще не снимает обручального кольца папы.

– Но про свадебное платье ты не забыла!

– Нет, не забыла! Это мое свадебное платье.

– И про туфли к нему?

– Обувной был по соседству.

Видимо, он заметил коробку на заднем сиденье джипа.

– А я тебе вообще нужен на свадьбе или я буду только мешать?

– Ты просто смешон, – усмехаюсь я и швыряю ему в лицо бумажный шарик.

По стеклу боковой двери стучат костяшки пальцев, и через секунду раздается низкий мужской голос:

– Хо! Хо! Хо!

Вместе с Тедди в узкий коридор входят Мюриэль и Тоби, которые несут несколько упакованных коробок.

– Счастливого Рождества! – приветствует Мюриэль с искренней улыбкой. – Вижу, вы уже успели почистить дорогу. – И она одобрительно кивает Джоне.

– Да он просто псих!

Джона тут же обхватывает меня за талию и с легкостью закидывает себе на плечо, заставляя взвизгнуть.

– Я знаю, мы немного рано, но решили не тратить время дома напрасно и приехали заблаговременно.

– Она решила, что мы должны подъехать пораньше. Надеюсь, вы не возражаете, – поправляет Тедди, стягивая с себя тяжелую зимнюю куртку.

Под ней он с ног до головы одет в красное: рубашку на пуговицах, брюки, подтяжки, носки.

– Ты уже ходил сегодня в ангар? – спрашивает Тоби, притворяясь безразличным.

Джона смеется и опускает меня на пол.

– Да, чувак.

Тоби ухмыляется.

– Это отличный автомобиль! Я немного повеселился, пока перегонял его вчера в снегопад.

– Вот, Калла. Это тебе. – Мюриэль протягивает мне коробку, с которой пришла, прежде чем избавиться от верхней одежды. – Я надевала его в день своей свадьбы, и ты можешь надеть его в день своей. Ну, знаешь, что-то старое и заимствованное…

– О, я… – С опаской смотрю на коробку.

Судя по ее размеру, изящным дополнением моего свадебного наряда это явно не станет. Заставляю себя улыбнуться и несу подарок к обеденному столу, где осторожно начинаю разворачивать упаковку. Внутри меня бурлит смесь любопытства и страха.

Однажды эта женщина сказала, что счастливее всего чувствует себя в комбинезоне своего мужа. Она гордится тем, что ее вообще не волнуют такие «несерьезные вещи», как одежда.

– Ты собираешься использовать эту бумагу повторно? Давай, рви ее! – восклицает Мюриэль, в предвкушении разминая руки.

Глубоко вздохнув, я поднимаю крышку коробки. Внутри, на папиросной бумаге лежит груда меха.

– Я знаю, в наше время носить мех – табу, но эти норки уже почти сорок лет как мертвы, так что ты вполне можешь вывести их на прогулку.

Достаю из коробки восхитительно мягкое манто.

– Если тебе станет легче, мой отец поймал их, когда они пытались загрызть наших цыплят.

– О, Мюриэль! Оно великолепное! – восклицает моя мама, когда я накидываю его на плечи. Оно сидит на мне так, будто было сшито на заказ.

Астрид присоединяется к ней, поглаживая мех.

– Только посмотри на эти цвета! Кажется, я вижу намек на голубой?

– Лазурное серебро, – с гордостью сообщает Мюриэль. – Думаю, это сойдет за «что-то голубое»? Видите, тут есть полоски цвета слоновой кости.

Когда снимаю манто и подношу его к свету, раздается хор восхищенных вздохов.

– Восхитительная вещь, Мюриэль, – признаюсь я, испытывая чувство вины за то, что усомнилась в ней. – Мне как раз нужно было нечто подобное к моему платью.

– Теперь у тебя есть такой изысканный аксессуар. Я сказала «что-то позаимствованное», но отныне манто твое.

Я удивленно вскидываю брови.

– Вы уверены? Я имею в виду, оно выглядит как нечто, что должно передаваться по наследству.

Сначала ее первое ружье, а теперь манто?

– Именно это я и делаю. – Мюриэль обнимает меня за плечи и неловко, но крепко прижимает к себе. – Послушай, Дикона больше нет, и я уже перестала надеяться, что когда-нибудь Тоби приведет в дом невесту…

– Ты шутишь? – Тоби стонет от отчаяния. – Мне всего тридцать пять!

– Ага, тридцать пять, и ты все еще боишься пригласить на ужин такую девушку, как Эмили, – парирует она, прежде чем снова обращается ко мне. – Калла, ты мне почти как дочь. Сначала ты наденешь его на свою свадьбу, а потом, быть может, когда-нибудь и твоя дочь наденет его на свою.

– Его наденут все пятеро, – щебечет Джона, стоя у холодильника и поглощая пудинг, приготовленный его матерью.

Я бросаю на него многозначительный взгляд, а затем улыбаюсь Мюриэль.

– Спасибо. Мне оно очень нравится.

– Не за что. – Мюриэль похлопывает меня по плечу. – Итак, вы уже определились с меню?

– Еще нет…

– Хорошо, потому что у меня есть идея. – Она поворачивается к моей маме. – Сьюзан, ты, кажется, не очень-то хотела лося, но как ты относишься к рябчикам?

– Рябчикам? – повторяет мама, задумчиво щурясь. – Это ведь птица, верно?

– Я люблю рябчиков, – отзывается Бьерн из кресла, занятый колкой грецких орехов.

– По вкусу это немного похоже на куропатку, – добавляет Астрид.

– Ну, это я пробовала. Помнишь, Саймон, мы как-то заказывали куропатку в том ресторане? – Она смотрит на него в поисках подтверждения.

Саймон прерывает свой любознательный осмотр мехового манто и утвердительно кивает.

– Конечно, я помню.

Мюриэль улыбается.

– Вот и хорошо! Потому что у Венди и Джона Китинг своя птицеферма, и они в большом долгу передо мной. Могу поспорить, смогу достать столько рябчиков, сколько нам нужно, почти за бесценок. А Глория приготовит их с яблоками и орехами. Говорю вам, я никогда не пробовала ничего вкуснее. Обычно она подает их с диким рисом, но с картофелем, который вырастила этим летом Калла, будет ничуть не хуже.

Дамы расставляют стулья вокруг обеденного стола и начинают по памяти перебирать запасы в нашем погребе, высказывая свои идеи.

– Мюриэль очень много для тебя делает, – тихо замечает Саймон.

– Она – что-то вроде крестного отца Трапперс Кроссинг. Ее напористость и участие во всем происходящем приносят свои плоды.

Саймон смотрит на меня из-за оправы очков.

– Если есть возражения против рябчиков, о которых мы должны знать, прежде чем позволить им зайти слишком далеко на этом пути, то скажи сейчас.

– Нет. Хозяева гостиницы однажды угощали нас ими. Было вкусно.

И если бы мы не пригласили Андреа и Джорджа на нашу свадьбу в качестве гостей, то я бы попросила их приготовить это блюдо.

Саймон хмурит брови.

– И что, они похожи на курицу?

– Нет. Это дичь. – Я тоже хмурюсь. – Ты ведь не помнишь тот ужин, о котором спрашивала мама, да?

– Нисколечки, – стыдливо признается Саймон.

Глава 11

– Она и дома такое вытворяет?

Я прерываю чистку картофеля, чтобы взглянуть на разъяренного Джону, стоящего у окна. Его мускулистые руки сложены на груди, а взгляд устремлен в пасмурное небо. Несколько случайных снежинок, упавших с неба ранее, размножились в геометрической прогрессии, надвигая на нас снежную бурю.

Мейбл опаздывает почти на целый час.

– Иногда, – признается Агнес из-за мойки, где она драит кастрюлю. – Если она не в настроении. Но сегодня она казалась спокойной.

– Скажу тебе прямо сейчас: когда вы переедете сюда летом, все изменится. Она не будет устраивать подобные эксперименты, когда рядом буду я.

– Почему это? Сейчас же ты рядом, а ее эксперименты вполне удачны, – произносит Бьерн.

Он долго изучает карты своей в руке, а потом кладет одну из них поверх колоды. Он, Мюриэль, Саймон и моя мама играют в юкер за журнальным столиком, а Астрид и Тедди сражаются в настолку «Мечи и щиты». Мы зажгли несколько старых светильников Фила и расставили их по всей гостиной для дополнительного освещения, поскольку день сменяется вечером, а электричество так и не появилось.

Джона с яростью смотрит на отчима. С момента их крупной стычки два дня назад им неплохо удавалось избегать друг друга, но, боюсь, скоро ситуация изменится.

– Ты забыл, каким сам был в ее возрасте? – подхватывает Астрид, судя по всему, тоже предчувствуя надвигающуюся ссору. – Упрямцем и спорщиком. Тебе всегда нужно было быть во всем правым.

– Значит, я собираюсь выйти замуж за тринадцатилетнего Джону? – подтруниваю я, передавая Тоби очищенную картофелину, чтобы он нарезал ее кубиками и закинул в кастрюлю.

Моя мама хихикает.

– Тебе ли говорить? Когда ты сидела в своей комнате и дулась из-за того, что я не позволяю тебе болтаться по центру Торонто.

– Это неправда!

– Саймон? Скажи, это правда?

– Я оставлю черви для моего напарника, – объявляет он, похоже, пропуская ее вопрос мимо ушей. Или решив его проигнорировать.

– Саймон…

– Подросткам нужно быть чем-то занятыми. – Мюриэль перекладывает карты в своей руке, а затем выкладывает одну на стол. – Дикон и Тоби были заняты делами в гостинице, поэтому времени на шалости у них почти не оставалось. Но не стоит волноваться. Мы обеспечим Мейбл работой: уборка домиков, покос травы, сбор мусора, помощь на кухне. Она будет так занята, зарабатывая деньги и учась ответственности, что забудет о праздных шатаниях, мечтая лишь о крепком сне.

– И она еще удивляется, почему я так и не научился общаться с женщинами, – бурчит себе под нос Тоби. Я тоже фыркаю в ответ.

– Может быть, они в домике и мои сообщения к ним просто не доходят? – Агнес вытирает руки о чайное полотенце. – Поеду туда и посмотрю.

– Хочешь, я сам съезжу? – предлагает Джона, уже делая шаг к двери.

– Нет-нет, оставайся, – поспешно возражает Агнес, направляясь к своим сапогам и куртке. – Я все равно не прочь подышать свежим воздухом.

И если Мейбл действительно окажется в гостевом домике, то разгневанный Джона не сможет на нее накричать.

– Это последняя. – Сую Тоби в руку очищенную картофелину и принимаюсь за собственноручно выращенную морковку.

Мюриэль была права – в очередной раз. Я испытываю огромное удовлетворение при мысли, что все овощи для нашего стола выросли в моем огороде, который когда-то так презирала.

– О! – восклицает Агнес, глядя в сторону открытой двери, и на секунду я предполагаю, что это Мейбл, вернувшаяся со своей прогулки, а шум снегохода заглушил гул генератора. – Рада тебя видеть, Рой. Калла не была уверена, что ты придешь.

Рой?

Рой действительно приехал на рождественский ужин?

Как только я отвлекаюсь и впадаю в замешательство, тут же задеваю кончиком ножа большой палец. А потом с проклятием роняю морковку, оценивая причиненный ущерб. Порез незначительный, но капелька крови уже выступила.

– Ты уволена с кухни. – Тоби протягивает мне бумажное полотенце и отодвигает в сторону.

– Эй, Джона. Не поможешь Рою? – кричит Агнес.

Следом раздается ворчание Роя:

– Не нужна мне помощь. У меня там кое-что в грузовике. Сейчас принесу.

По пути Джона бросает на меня любопытствующий взгляд.

– Должна сказать, не думала, что застану день, когда Рой Донован примет чье-то приглашение на ужин, – замечает Мюриэль. – Что у него там, Тедди?

Тедди хмурит брови и сильно выворачивает шею, чтобы выглянуть со своего места в окно.

– Не могу сказать. Но что бы он ни привез, оно завернуто в простынь.

За дверью слышна суматоха.

– Господи, Рой. Как, черт возьми, ты погрузил это в свой грузовик в одиночку? – Мышцы Джоны напрягаются, пока он пятится назад, придерживая один край накрытого предмета.

– Было немного неудобно, вот и все.

На другом конце появляется Рой, шаркающий по ковровой дорожке.

Я не могу сдержать довольную улыбку, которая появляется на моем лице. На Рое темно-синее зимнее пальто и шерстяная шапка-авиатор, которые я завернула в подарочную упаковку и оставила у него дома. Они прекрасно сидят на нем и выглядят гораздо теплее, чем та рваная клетчатая куртка и енотовая шапка.

Рой замирает, окидывая взглядом нашу гостиную и кухню. Брови изгибаются дугой, пока он рассматривает праздничное убранство. Взгляд останавливается на накрытом обеденном столе, а потом встречает мою сияющую улыбку.

Его губы изгибаются в уголках. Совсем чуть-чуть, но мне достаточно и этого.

– Куда это поставить, Рой? – спрашивает Джона.

– Вон туда. – Он указывает подбородком на угол возле камина.

– Ага. Отойди-ка.

Джона наклоняется, чтобы подпереть плечом то, что похоже на большую балку. А потом с усилием выпрямляется, поднимая ее с пола.

– Мой сын просто бык, – задумчиво произносит Астрид, пока Джона несет через всю комнату неожиданный подарок Роя.

Он ставит его с глухим стуком.

Рой же по-прежнему стоит в дверях в пальто и ботинках, с шапкой в руках и выглядит таким растерянным, каким я его никогда не видела.

Агнес временно отказывается от своего плана проверить гостевой домик в поисках Мейбл и приближается к Рою.

– Думаю, у тебя еще не было возможности познакомиться с Астрид, Бьерном и Саймоном. – И она представляет их друг другу.

– Похоже, вы хорошо присматривали за Каллой в этом году, – произносит Саймон в качестве приветствия.

Рой ухмыляется.

– За этой девочкой не нужно присматривать. Она сама прекрасно во всем разбирается.

Саймон кивает, улыбаясь.

– Наверное, вы правы.

– Можно разворачивать? – спрашивает Джона, удерживая творение Роя в вертикальном положении.

Должно быть, это и есть то, над чем он работал в день, когда я внезапно нагрянула к нему в сарай.

– Давай помогу, – предлагает Мюриэль и приближается, чтобы снять простыню.

Я понимаю, что это такое, только через секунду – настоящая каминная доска. Потрясающая деревянная конструкция в традиционном деревенском стиле, выполненная из клена, с двумя подпорками по обеим сторонам, предназначенная для обрамления очага.

– Всегда считал, что иметь такой большой каменный камин и не иметь каминной полки – глупо, – бурчит он.

Обходя обеденный стол, чтобы рассмотреть ее получше, спотыкаюсь о ножку стула.

– Я думала об этом буквально на днях.

– Да ну… – Рой переминается с ноги на ногу. – Так случилось, что я сделал замеры, когда приезжал сюда осенью, поэтому она точно подойдет. Установка тоже не потребует особых усилий. Просто скажите, когда будете готовы.

Чувствую, как к горлу поднимается ком, но не из-за столь внимательного подарка, а из-за того, что человек, которого все окружающие считают законченным эгоистом, заботится обо мне по-настоящему. Рой в очередной раз доказал, что все они ошибаются.

– Она просто идеальна. Я бы не смогла выбрать более подходящую.

Провожу рукой по длинной перекладине. И где он только взял такую большую и красивую доску?

Тоби, должно быть, думает о том же.

– Похоже, это было чертовски массивное бревно. Да, Рой?

– Сие чудовище лежало в моей мастерской много лет. Я берег его для особого изделия.

Внезапно меня осеняет.

– Это что, та самая балка, которая на тебя упала?

Она легко могла раздавить его, если бы ее вес не сдержали другие упавшие доски.

Рой пожимает плечами.

– Это все еще отличный материал.

Я качаю головой, но не могу удержаться от смеха.

– Что? – спрашивает Рой, но по тому, как изгибается уголок его рта, понимаю – он тоже видит в этом своеобразный юмор.

Только Рой мог сделать столь прекрасный подарок из того, что едва не убило его.

– Невероятно приятный сюрприз. – Джона прислоняет каминную полку к камню, а затем подходит к нему и протягивает руку. – Спасибо, Рой, – торжественно произносит он.

И Рой принимает ее без колебаний.

О, как же далеко ты продвинулся, злыдень. А ведь не прошло и года с тех пор, как Рой с усмешкой отверг точно такой же дружеский жест со стороны Джоны.

Теперь ему осталось лишь воссоединиться с дочерью.

У меня есть еще надежда на это. Главное – придумать, как выкрутиться из этого разговора.

Но сначала мне нужно поговорить с Делайлой. Я ответила на ее письмо сегодня утром. Сказала, что с удовольствием поговорю с ней. Вопрос только когда. Явно не сейчас. Следующие шесть дней здесь будет просто сумасшедший дом, пока мы будем готовиться к свадьбе. Мне нужно время. Время, чтобы объяснить ей всю сложность такого, казалось бы, бесхитростного человека, как Рой Донован. Время подготовить ее к тому, что под его хмурой личиной скрывается большое сердце.

Время, чтобы удостовериться, что она не сможет причинить ему боль. Больше всего на свете мне хочется защитить этого одинокого мужчину, который прячется от своего прошлого в лесной глуши.

– Ну… – Он разворачивается и делает шаг к двери.

– Куда это ты собрался? – спрашиваю я.

– Домой.

– Ты разве не останешься на ужин?

– Нет. У меня еще есть дела по дому. Я просто заехал, чтобы оставить полку. – Он еще раз обводит взглядом елку, стол, наполовину съеденный пряничный домик, который перекочевал на кухню. – Всем спокойной ночи.

Несмотря на то, что мне следовало этого ожидать, меня все равно охватывает разочарование.

– Глен прислал мне сообщение, – сообщает Тоби, держа в руке мобильник. – Они ждали, что Келли уже вернется к этому часу, но она тоже не отвечает на телефон.

– Так, ладно. Сейчас я проверю, не в гостевом ли домике они, а потом мы поднимем тревогу. – И Агнес снова исчезает за дверью.

Рой смотрит ей вслед.

– О чем она?

– Мейбл ушла кататься с дочерью Глена Причарда, – поясняет Тоби, принимаясь чистить морковку. – Они должны были вернуться час назад, но никто не может с ними связаться.

– Ага… – хмурится Рой. – С запада надвигается сильная метель. В такой легко заблудиться.

Неужели он вспомнил ту далекую ночь, когда его мать ушла за едой во время непогоды и не вернулась?

– Наверное, они просто у друзей, тусуются и потеряли счет времени, – успокаивает Мюриэль, однако ее насупленные брови говорят о том, что она и сама в это не верит.

Возможно, Мюриэль думает о ночи, когда ее сын ушел на охоту один и больше не вернулся.

Начинаю нервничать и вижу, как Джона мечется из стороны в сторону, словно загнанный зверь по клетке, поскольку ситуация может быть весьма серьезной.

Спустя секунду Рой выходит за дверь, не сказав никому ни слова, в типичной для него манере.

А через пять минут возвращается Агнес, и на ее лице читается беспокойство.

– Там никого нет, – подтверждает она.

Джона ругается себе под нос.

– Так, я еду их искать.

– Тоби, – зовет Мюриэль, но он уже и так бросает морковку и тоже направляется к двери.

– Не волнуйся. Мы найдем ее, – обещает Джона Агнес. – Сколько бы времени это ни заняло.

А мне все это очень напомнило ту ночь в августе, когда сама сидела в доме, беспомощно ожидая известий о Джоне, и была не в силах что-либо предпринять. Казалось, я просто сойду с ума.

Не хочу снова проходить через это.

– Подождите! – кричу я и бросаюсь за курткой и перчатками.

* * *

Грею руки у огня, прислушиваясь к гулу голосов вокруг, чувствуя себя гостем в собственном доме. Агнес стоит в углу, разговаривая по телефону с полицейскими штата, и сообщает все подробности о Мейбл, какие только могла вспомнить: рост, вес, во что она была одета. Мюриэль откопала в своем бардачке карту местности, а Джона отмечает желтым маркером те тропы, которые мы два часа прочесывали под пронизывающим холодным ветром. Тоби собирает небольшой отряд друзей – все они выросли вместе с ним и отцом Келли, – чтобы через двадцать минут встретиться у нашего ангара на своих снегоходах. Тедди дома – собирает припасы, чтобы мы тоже могли присоединиться к поисковой группе.

Уже почти шесть часов вечера, Рождество. Ужин в сотейниках и кастрюлях остывает. В любой другой ситуации мне было бы жаль, что все труды Саймона пропали даром. Но я думаю лишь о том, насколько темно и холодно на улице, и о том, что Агнес не должна потерять своего единственного ребенка из-за суровых реалий жизни на Аляске. Она и так уже многое потеряла.

– Глен сказал, что они, вероятно, отправились на север вдоль реки. – Тоби проводит указательным пальцем по линии на карте. – В такую погоду даже я несколько раз сворачивал с дороги, а уж этот район знаю как свои пять пальцев.

Бьерн хмурится, глядя на карту.

– А что насчет западного направления?

– Нет. В ту сторону им соваться запрещено. Там слишком легко заблудиться, даже в хорошую погоду, особенно детям.

– Значит, они поехали именно туда, – констатирует Бьерн.

Тоби хмурит брови.

– Келли всегда была послушной и не нарушала правил.

– Подростки не всегда делают то, что им говорят. Могу поспорить, они отправились на запад, – настаивает Бьерн.

– Мы не на скачках, – огрызается Джона, но обрывает себя, стискивая зубы, чтобы проглотить все то, что собирался сказать.

– Конечно, они могли поехать на север, заплутать и в итоге свернуть на запад, как те ребятишки несколько лет назад, – рассуждает Мюриэль. – Помните? Их нашли в тридцати километрах отсюда, обмороженных до чертиков.

Это не очень-то помогает, Мюриэль.

– Мы начнем с реки на севере, а потом разойдемся веером по этим тропам, – объявляет Джона, бросая на Бьерна разъяренный взгляд, словно приглашая его возразить, а затем поворачивается ко мне. – Ты останешься дома?

– Нет. Поеду с тобой.

Он качает головой.

– Эта ночь может оказаться очень долгой, Калла.

– Мне все равно. – Протягиваю руку и сжимаю его ладонь. – Если ты будешь там всю ночь, то и я тоже.

Он кивает.

– Хорошо. Но тогда тебе стоит утеплиться на пару слоев.

С курткой и шапкой в руках подходит Бьерн.

– Какую из машин я могу взять?

Джона хмурится – с удивлением или раздражением, не могу точно сказать.

– У нас нет свободных снегоходов. Их всего два, и один из них у Мейбл.

– А где мы можем раздобыть еще?

– Не знаю, у меня нет времени искать для тебя снегоход.

Это определенно раздражение.

– Тогда чем я могу помочь?

– Без понятия. Поддерживай огонь.

Бьерн мрачнеет.

– Но…

– У меня нет на это времени. – Джона натягивает шапку. – Калла, у тебя две минуты.

Я бегу наверх, чтобы надеть побольше теплых вещей.

* * *

Пока мы плывем по дороге к нашему дому, как можно плотнее прижимаюсь к телу Джоны, и это, я знаю, никак не связано с леденящим холодом, пробирающим нас до костей.

Мы не смогли отыскать ни Мейбл, ни Келли.

Я уже потеряла счет количеству людей, которые часами прочесывали местные тропы. Но девочки будто исчезли – непрекращающийся снег и порывистый ветер замели все следы, которые они могли оставить.

– Ненавижу находиться на земле в таком состоянии. Лучше бы я полетел на самолете, – рычит Джона, сдергивая шлем.

Сердце гулко стучит, когда мы поднимаемся по ступенькам. Руки и ноги совсем онемели от этой поездки. Раздается гул подъезжающих снегоходов. Я знаю, что приехали Макгивни, и сегодня ночью они не покинут нас, хотим мы того или нет. Это превращается в рутину – случается какая-то трагедия, и мы все вместе собираемся под одной крышей.

Я бы назвала это удивительным, если не вдохновляющим, но происходящее было при ужасных обстоятельствах.

Агнес ждет у двери. Судя по скорби на ее лице, она уже получила мрачные известия от полицейских штата – они прекратили поиски до утра из-за плохой видимости.

– Я сейчас заправлюсь и снова поеду на поиски. Один, – произносит Джона вместо приветствия.

– Нет, не поедешь! – отвечаем мы в унисон, и Астрид с моей мамой повторяют за нами.

– Сегодня никто никуда больше не поедет. Вы же совсем окоченели! – восклицает мама, снимая с моей шеи задубевший шарф, покрытый снежным налетом, словно доказывая свою правоту.

– А где-то там две девочки-подростка, и сейчас они замерзают!

– Джона! – бранится Астрид.

Он проводит ладонью по лбу и сбавляет тон.

– Мне очень жаль. Но я не могу сидеть здесь, сложа руки, пока она там.

– А я не могу допустить, чтобы вы с Бьерном оба пропали. – В голосе Астрид звучит отчаяние.

Глаза Джоны увеличиваются.

– Что ты имеешь в виду? Куда, черт возьми, делся Бьерн?

Он, как и я, обшаривает взглядом гостиную. Но там только изможденный Саймон, тихо расположившийся за обеденным столом при тусклом свете масляной лампы. Вся еда убрана, а на кухне царит идеальная чистота.

– Он обиделся, что его оставили дома, когда все ушли. – Астрид колеблется. – Ему важно быть полезным в подобных ситуациях, а вы заставили Бьерна чувствовать себя старым и беспомощным.

Лицо Джоны омрачает недоумение.

– Ты сейчас шутишь, да? Мне наплевать на эго Бьерна. И тебе тоже не стоит о нем так беспокоиться.

– Я просто объясняю, что произошло. – Астрид поднимает руку, чтобы пресечь дальнейшие разглагольствования Джоны. – Нам позвонила мать Келли, чтобы узнать, не слышно ли чего. На телефон ответил Бьерн. Она сказала, что не может поехать на поиски дочери сама, так как у нее дома еще двое маленьких детей. Тогда Бьерн спросил, может ли он одолжить ее снегоход. И она согласилась.

Джона выглядит так, будто собственная мать только что ударила его по лицу.

– Скажи мне, что ты не позволила шестидесятидевятилетнему старику из Норвегии отправиться одному в снежную бурю в дикую глушь на Аляске?

– Я пыталась остановить его, – начинает Астрид.

– Он не один. С ним Рой, – спокойно поправляет Агнес. Даже не знаю, как ей удается сохранять спокойствие в такой момент. – Рой вернулся примерно через час после того, как вы уехали. Он услышал шум моторов и решил, что это может быть как-то связано с Мейбл, поэтому зашел узнать новости. А когда увидел, насколько решительно настроен Бьерн, сказал, что поедет с ним. Рой отвез его к Причардам за снегоходом. Они начнут поиски оттуда.

Джона потирает затылок.

– По крайней мере, он не совсем один.

– Он в надежных руках, если он с Роем, – отзывается Мюриэль, входя в дом под конец разговора. – Рой уж точно позаботится, чтобы они вернулись в целости и сохранности.

Астрид благодарно улыбается ей.

– Они взяли с собой свитер Мейбл. Рой сказал, что Оскар прекрасно чует запахи.

– В такую-то погоду? – Джона проводит рукой по своим взъерошенным волосам. – Думаю, он сильно преувеличил.

– Вообще-то, я посмотрел в Интернете, и исследования показывают, что волки способны улавливать запах своей добычи с расстояния двух с половиной километров, даже если она погребена под несколькими метрами снега. – Саймон морщится. – То есть я не думаю, что они… – Он откашливается и объявляет: – Пойду поставлю чайник. – И отступает на кухню.

– Значит, эти двое уехали четыре часа назад? – Джона отдергивает рукав и смотрит на часы.

– Да. А ведь Бьерн не садился на такую штуку уже по меньшей мере лет тридцать. Не думаю, что ему сейчас комфортно, с его-то проблемами со спиной.

– Лишь бы его самолюбие не страдало, – сухо комментирует Джона.

Я прикусываю язык от желания заметить, что это очень похоже на самого Джону. Но об этом мы поговорим позже, когда все будут дома.

– Прости, мам, но мне нужно вернуться.

– Но что ты сможешь увидеть при такой-то метели? – умоляет Астрид.

– Не знаю, но я не могу сидеть здесь на заднице, пока Мейбл замерзает где-то там.

– Почему бы нам не взглянуть на карту и не отметить все, что уже успели проверить, пока мы не забыли? – Мюриэль жестом указывает на стол, где все еще разложена карта. – Попьем горячего чайку, а потом снова поскачем туда. Звучит неплохо, а?

Джона кивает, но складка между его бровями не разглаживается.

– Я бы тоже хотела поехать, – говорит Агнес, беспокойно потирая руки. – Больше не могу сидеть здесь без дела…

– Вот что, ты возьмешь мой снегоход, а я поеду с Тедди. Тоби, начинай отмечать карту.

По дороге она пожимает плечо Агнес – молчаливый жест сочувствия женщине, чей ребенок пропал, от женщины, чей ребенок потерян уже навсегда.

В моем животе бурлит тревога, пока мы отмечаем тропу за тропой. Я знала, что мы проехали уже достаточно, но не представляла, насколько большую территорию покрыли.

Двадцать минут спустя, все еще промерзшая до костей, снова натягиваю «кроличьи сапожки» – драгоценный подарок Агнес мне на прошлое Рождество, который просто спасает мои ноги этой ночью, – когда, клянусь, слышу гул приближающегося мотора. Агнес и Джона, должно быть, тоже слышат его, потому что мы все разом бросаемся к крыльцу и с нетерпением ждем.

Задерживаю дыхание.

По подъездной аллее движутся два снегохода. За ними появляются еще два.

С такого расстояния невозможно определить, кто именно на них едет – может, это кто-то из поисковой группы, желающий узнать новости.

Но когда вижу, что рядом с ними бегут две собаки, понимаю, кто это.

– Это Рой!

Сердце бешено колотится в груди, отчаянно требуя утешения. Но действительно ли с Роем и Бьерном добровольцы, которых они встретили в пути?

Через десять секунд возле нашего дома появляется Мейбл.

Ужас, сковывающий меня в течение последних часов, наконец отпускает, и я ощущаю себя почти невесомой.

– О, слава богу!

Агнес выскакивает из двери на крыльцо и бежит по тропинке в снегу к дочери, слезающей со снегохода. Мы с Джоной бежим следом.

Они бросаются друг другу в объятия, и их рыдания перекрывают даже гул работающего рядом генератора.

– Мы заблудились! Куда бы ни поехали, все время сворачивали не туда. Будто ездили кругами. Я так испугалась! Мне так жаль. – Слова Мейбл сыплются сплошным потоком.

Дочь в объятиях Агнес выше нее ростом, но сейчас выглядит такой маленькой.

– Все в порядке. Теперь ты в безопасности.

Из дома выходят все остальные, и раздается хор облегченных вздохов и восклицаний.

– Нас нашел Оскар! – Мейбл смеется сквозь слезы. – Представляешь? Рой сказал, что он почуял мой запах за полтора километра и побежал прямо к нам.

– Ну разве это не чудо? – Агнес смотрит сначала на волкопса, который держится позади, а затем на Роя. – Спасибо, что нашел их и вернул.

– Благодари не меня. – Он кивает в сторону Бьерна. – Это он настоял, чтобы мы двинулись на запад. Я до последнего не верил, что они поедут в ту сторону, но он не сдавался. Упрямый, засранец.

– У меня было предчувствие. – Бьерн с трудом поднимается со своего места. Он что-то добавляет по-норвежски, и Астрид бросается к нему, чтобы поддержать за руку и помочь спуститься. – Я и забыл, каково это – сидеть на таком четыре часа. Не самые приятные ощущения.

– Вы только посмотрите. Все обошлось, – восклицает спешащая к нам Мюриэль. Она забирается на снегоход, с которого только что слез Бьерн. – Я верну его Норин за тебя. – В это время кивает Тедди и Тоби, давая понять, что они должны последовать ее примеру, и побыстрее. – Пойдем, Келли. Давай доставим тебя домой. Уверена, твои родители будут просто счастливы.

Келли поворачивается к Рою и робко улыбается ему.

– Спасибо вам.

Он что-то бурчит в ответ.

– На языке злыдней это значит «на здоровье». Он владеет им в совершенстве, – объясняю я, вызывая всеобщий смех и колкий взгляд Роя.

– Ладно. Пошли в дом. – Агнес неистово растирает плечи дочери. – Нужно, чтобы тебя осмотрел врач.

– Думаю, с ними все будет в порядке. Они отыскали старую заброшенную хижину и развели там огонь. Держались в укрытии. Очень умные девочки.

– А ты – хороший человек, Рой Донован! – кричит Мюриэль, перекрикивая гул двигателя. – Приятного всем остатка ночи!

И она уезжает. С Келли, Тоби и Тедди.

В темноте остаемся только мы: Джона, Рой и я, закутанные в куртки и шапки, а из света – лишь луч фонаря, работающего от генератора.

– Пойду проверю, как там Мейбл. – Джона прижимается поцелуем к моей щеке и неохотно добавляет: – И заодно извинюсь перед Бьерном.

Я улыбаюсь. Каким бы задиристым ни был Джона, когда он не прав, он это признает.

– Прибереги самые пылкие унижения до моего возвращения. Хочу послушать.

Он фыркает.

– Спокойной ночи, Рой. И еще раз спасибо.

Он сразу же уходит, потому что знает, что не дождется ответа от Роя.

Обхватываю себя руками.

– Ну что за рождественский денек выдался, а?

А я-то думала, что прошлый год был незабываемым.

– Тебе лучше пойти в дом. До пятницы, глядишь, согреешься.

Кстати, о тепле…

– Тебе очень идет темно-синий цвет. – Киваю на его новую шапку.

Она подбита кроличьим мехом, что меня лично покоробило, но потом решила, что Рой – это Рой и вряд ли он станет носить искусственный мех.

– Может быть, теперь Бандит перестанет от тебя прятаться, когда ты будешь заглядывать к Зику.

Он поправляет рукав пальто.

– Давненько у меня не было обновок.

– Теперь есть что надеть на нашу свадьбу.

Он фыркает.

– Серьезно, Рой. Пожалуйста, приезжай.

Тогда, по дороге назад, долго думала о том, каким должен был быть мой ответ ему.

– Может быть, «Мы не так важны для тебя, но ты для нас очень важен. Важен для меня. Ты, Мюриэль, Тоби и Тедди… вы – моя семья. И если бы вас не было, не уверена, что до сих пор оставалась бы на Аляске». Не знаю, смогли бы мы с Джоной забраться так далеко.

Как бы сильно мы ни любили друг друга, иногда этого бывает недостаточно.

Мои родители – наглядное тому доказательство.

Чувствую, что глаза начинают слезиться от эмоций.

– Я выделю для тебя место за столом и очень надеюсь, что ты его займешь. Даже если будешь в старых грязных джинсах и ужасной шапке Дэви Крокета. – Отхожу, не желая давать ему время придумать очередную ерундовую отговорку. – Кажется, на ужин будут рябчики. Знаю, ты на них охотишься, так что не говори, что не ешь их.

Я уже на полпути к крыльцу, когда слышу, как он признается странным мрачным голосом:

– Я слишком боюсь с ней разговаривать.

Замираю на месте.

– Она потеряла и мать, и человека, который ее воспитывал. Она ищет кого-то, кто их заменит, а я всего лишь ворчливый старик, который разочарует ее. У меня не осталось любви, чтобы подарить кому-то. Ни ей, ни ее детям. – Губы Роя кривятся. – Я уже и не помню, как любить.

– Уверена, это неправда. – Возвращаюсь к нему. – И не думаю, что она хочет заменить их. Она просто желает узнать тебя получше.

Знаю, потому что когда-то была на ее месте.

Рой изучает свои поношенные перчатки, и я мысленно делаю пометку купить ему новую пару таких же.

– Не так уж и много нужно знать, ведь я довольно скучный тип.

Хихикаю.

– Про тебя много чего можно сказать, Рой, но скучный – явно не о тебе.

Он качает головой, все еще сомневаясь.

– Даже после того, что я сделал с ее матерью?

– Может быть, она и об этом тебя спросит, – соглашаюсь я. – Захочет узнать, почему это произошло. И может, информация о том, что ты жалеешь о случившемся каждый день, даст ей возможность понять, что она ищет. Ты не узнаешь, пока не поговоришь с ней. Но по собственному опыту знаю, что никогда не бывает поздно, если есть обоюдное желание. И она готова, Рой. Так что наберись смелости и позвони ей. Или напиши. Это станет лучшим решением, которое ты примешь за всю оставшуюся жизнь. – Я колеблюсь. – Могу побыть с тобой, когда ты решишься. Если хочешь.

Рой, кажется, задумывается над этим предложением.

– Ты превратишься в ледышку, если продолжишь торчать здесь. Иди в дом, слышишь?

Он заводит двигатель и уносится по дороге, а Оскар и Гас бегут следом за ним.

Улыбаюсь, глядя ему вслед.

– И тебе счастливого Рождества.

Я уже на полпути к крыльцу, когда электричество снова включается, являя мне ослепительное зрелище белых мерцающих гирлянд.

Глава 12

– Еще одну сюда, – приговаривает моя мама со шпилькой в зубах.

Она закрепляет ею прядку волос, а затем отступает назад, чтобы полюбоваться прической, на создание которой мы потратили последний час. Мама улыбается, обводя оценивающим взглядом орехово-зеленых глаз мое свадебное платье в пол. Конни оказалась настоящей волшебницей – работала до поздней ночи, несколько раз распускала швы, отрезала лишний материал и сшивала его заново, подгоняя по фигуре.

– Идеально.

– Абсолютное совершенство, – вторит ей Диана, растянувшаяся на нашей кровати, словно для фотосессии, держа в руках оба букета.

Я разрешила ей надеть все, что она захочет. Подруга выбрала сексуальное платье в стиле бохо-шик клюквенного цвета, которое будет эффектно смотреться на фоне морозного пейзажа и совпадет по оттенку с платьем моей мамы, которое Диана привезла ей из дома.

– Все. Каждая деталь.

У меня в горле встает комок.

– Без тебя я бы не справилась.

Мамины глаза блестят, и она берет мои руки в свои.

– Ну разумеется, милая. Я всегда хотела, чтобы этот день стал незабываемым. Для тебя.

Уже почти не замечаю нацеленного на нас объектива – Лейси неприметно снимает кадр за кадром, обходя нас со всех сторон, будто ее здесь и нет. Она уже показала мне несколько своих удачных снимков, и в ее таланте сомневаться не приходится. Умираю от желания увидеть фотографии, а ведь день еще не закончился.

Последние шесть дней прошли в бешеном ритме покупок, сборов, приготовления и уборки. Мы сняли со стен «Пивного домика» самые безвкусные вывески и фотографии, убрав их на время в коробки. К моему удивлению, мама решила оставить головы лося и оленей, по ее мнению, вносящих особый деревенский шарм.

И теперь они мирно возвышаются над поразительно преображенным помещением, которое заставило даже Мюриэль на мгновение потерять дар речи, когда она вошла в него сегодня утром, чтобы взглянуть на лесную зелень и фонарики, что мы выпрашивали, одалживали и покупали у всех подряд для создания атмосферы. Тоби и Джона привезли столики из общественного центра и выстроили их в один длинный банкетный стол, который мы украсили взятой напрокат медной и хрустальной посудой, витиеватыми канделябрами и всеми возможными бордовыми и красными цветами, найденными нами в радиусе ста километров от Анкориджа. Когда Джона прилетел вчера с грузом, от Арчи пахло, как в цветочном магазине.

– Тук-тук, – окликает Саймон из-за приоткрытой двери спальни. – Меня послали сообщить, что тебя ждут и что сейчас весьма холодно, так что… – Он просовывает голову в дверной проем. – Если ты все-таки решила не выходить замуж… – На мгновение Саймон замирает, блуждая своими голубыми глазами по моему платью и лицу. – Судя по всему, ты готова.

Его губы трогает странная, немного грустная улыбка.

– Наверное, модное опоздание не очень-то приветствуется, когда гости ждут у замерзшего озера на Аляске.

Я достаю норковое манто, ощущая нервую дрожь.

Диана тут же соскакивает с кровати с громким визгом.

– Подержите-ка.

Она сует букеты в руки Саймона, освобождая свои, чтобы помочь мне надеть подаренное меховое манто цвета слоновой кости.

Саймон наклоняет голову, чтобы вдохнуть аромат роз и листьев эвкалипта, пока молча ждет; почтенный джентльмен в своем неизменном костюме-тройке из серого твида в елочку – это еще одна доставка из дома, предоставленная Дианой.

– Спасибо. – Диана выхватывает цветы из его рук и целует в щеку, прежде чем удалиться. – Буду внизу!

– А я – в дамскую комнату, – объявляет мама и, проходя мимо Саймона, похлопывает его по руке.

– Не могли бы вы оставить нас на минутку? – спрашивает он Лейси.

Улыбнувшись, миниатюрная блондинка выходит, прихватив по пути свою шапочку с комода.

– Какие-нибудь мудрые слова напоследок?

Саймон глубоко вздыхает.

– «Дамская комната» – это код. Твоя мама прямо сейчас подгоняет машину. И у нас еще есть время сбежать.

Громко смеюсь.

– Я не собираюсь никуда бежать и не передумаю.

– Что ж, тогда… – Он с минуту возится с пуговицами карамельного цвета на своем жилете. – Знаю, что я не твой крутой и дикий отец, летающий на самолетах, но, если ты не возражаешь… – Саймон откашливается, и, когда снова начинает говорить, его британский тембр становится хрипловатым. – Я бы хотел сопроводить тебя к алтарю, чтобы ты вышла замуж.

Слезы, которые до сих пор мне удавалось сдерживать, вырываются наружу. Я скучаю по отцу всеми фибрами своей души. Мне очень хочется снова услышать его мягкий смех. Хочется увидеть, как он выходит из своих обожаемых самолетов. Хочется, чтобы он был здесь и увидел нашу с Джоной свадьбу. Я знаю, что он тоже хотел бы этого.

И если бы был жив, то к алтарю меня вел именно он.

Папа шел бы справа от меня, а Саймон – слева.

– Ты прав. Ты – не мой крутой, летающий на самолетах отец. – Я протягиваю руку, чтобы поправить его галстук, идеально подходящий к клюквенному цвету платья мамы. – Потому что ты – мой мудрый, терпеливый и надежный отец, который никогда и никому не проиграет. Даже Рену Флетчеру.

Саймон сглатывает, и его глаза блестят.

– Полагаю, это тоже очень круто.

Хихикаю, вытирая слезы кончиками пальцев.

– Да, очень.

Сделав еще один глубокий вдох, чтобы обрести самообладание, он предлагает мне свой локоть.

– Значит, мы сделаем это?

Я улыбаюсь.

– Сделаем.

* * *

Майкл начинает играть на гитаре, как только Диана заходит за угол дома. Далее раздается мелодичное бренчание Энн.

– О, а они хороши, – бормочет Саймон, крепко сжимая мой локоть, пока мы идем по расчищенной дорожке, уставленной вечнозелеными букетами. – Действительно хороши.

– Точно. И слава богу, – шепчу в ответ.

Это еще одна галочка, которую с облегчением можно поставить. В прошлое воскресенье они уезжали, и я не успела сходить с Мюриэль в церковь, чтобы послушать их исполнение заранее.

– Не знаю, слышал ли я когда-нибудь эту песню, но она прекрасна.

– Да.

В моем сознании всплывают приятные ностальгические нотки. Впервые я услышала ее, когда смотрела «Ноттинг Хилл» вместе с отцом. В те последние недели мы видели этот фильм и все остальные картины с Джулией Робертс в его коллекции, наверное, не менее десятка раз.

Когда мы преодолеваем композиции с березовыми ветками, в моем желудке будто все переворачивается от нервного предвкушения. Нас приветствует толпа сияющих знакомых лиц, и я пытаюсь рассмотреть каждое по очереди. Все, кого мы пригласили, приехали. Бобби и Джордж, которые получили сообщение, когда выбрались в город за продуктами, и вернувшиеся пораньше из своего отдаленного домика в лесу. Андреа и Крис, которые перепоручили празднование Нового года в своей гостинице менеджеру. Двое из команды пожарных, с которыми Джона тушил пожары этим летом, специально прилетевшие с работы по контракту в Калифорнии.

Пришли все. Даже Рой.

Он стоит в стороне ото всех, и его широкополая ковбойская шляпа скрывает от меня глаза Роя. Кажется, он собирается удрать еще до окончания церемонии.

Главное, что он пришел.

Поприветствовав всех взглядом, обращаю внимание на Джону – мою красивую и непоколебимую опору в костюме-тройке из саржи угольного цвета, – стоящего в конце длинной красной ковровой дорожки, над которым вот-вот зайдет солнце. Арчи стоит позади него, дожидаясь, когда мы отправимся в наш первый полет в качестве мужа и жены. Слева от него стоит Тедди, сияющий и готовый к церемонии, а справа – нарядная Мари в ослепительном черном платье, которая выступит в роли шафера.

Напряженный взгляд льдисто-голубых глаз Джоны, наблюдающего за моим приближением, заставляет сердце то замирать, то биться с такой же силой, как и в те часы, дни и недели наших первых взглядов, первых прикосновений и первых поцелуев. Только теперь эта реакция вызвана чем-то гораздо более глубоким, нежели симпатичным мужественным лицом и красивыми глазами.

Бесстрашная уверенность Джоны в себе заставляет кровь бешено циркулировать по моему телу. Непоколебимая верность, которая подталкивает меня искать его взглядом в каждой комнате. Необузданная страсть, делающая мои колени ватными.

Внутреннее и внешнее, плохое и хорошее – в нем есть все, что составляет сущность этого дикого человека. И он вот-вот станет моим, пока смерть не разлучит нас.

Джона стремительно направляется ко мне.

Мари поспешно хватает его за руку.

– Нет! Помнишь? Тебе нужно дождаться ее! – ругается она, смеясь.

Немногочисленная толпа позади присоединяется к смеху.

Он напряженно произносит:

– Тогда поторопись.

Я вздыхаю, сходя с заснеженной поверхности и ступая на ковер.

– Выглядишь успокоенной, – замечает Саймон. – Ты на самом деле боялась, что он не придет?

– Нет. Но я боялась, что он наденет одну из этих норвежских штук.

Я имею в виду традиционную норвежскую одежду с брюками, которые напоминают ледерхозен. Как по мне, в них даже Джона не особо хорошо выглядел бы.

– Он что-то задумал. Я вижу.

– Ах, да. – Саймон хмурит брови. – Я не уверен, но это может быть как-то связано с енотом. И твоим кольцом.

Эпилог

Июль

– Там было огромное поле, полное их, и Джона просто решил приземлиться туда. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к тому, что он так делает. – Хихикаю, засовывая букет ярких фиолетовых цветов в банку с водой, а затем ставлю ее рядом с белым крестом. – Хотя, конечно, было красиво.

На кладбище странно тихо для такого погожего летнего дня. Я проехала сюда через Бангор. Там было шумно – по пыльным дорогам шли люди, они несли сумки с продуктами, здоровались с соседями. Парковка у Мейера была забита битком. Агнес сказала, что полки магазина пустовали всю неделю после продолжительной грозы, из-за которой грузовые самолеты несколько дней простояли на земле. Наверное, запасы наконец пополнились.

Я поправляю маленькую модель самолета, передвигая ее поближе к цветам.

– Агнес и Мейбл сегодня улетают с нами. Ты бы видел их новый дом.

В строительной компании, которую мы наняли для возведения бревенчатого дома из сборных конструкций, сказали, что монтаж здания займет не так уж много времени, нужно только сделать фундамент. И они не соврали – уже через неделю на месте деревьев у берега озера появилась ровная площадка. А на следующей – небольшой, но красивый двухэтажный коттедж. С тех пор в нем побывала целая толпа рабочих, которые проводили электрику, устанавливали сантехнику, настилали полы, собирали кухонные шкафчики.

Теперь настал черед Роя, который должен внести последние штрихи. Дом еще далек от завершения, но Агнес не терпится заселиться в него поскорее. Ее дом в Бангоре уже продан и освобожден от личного имущества. Она сказала, что совсем не возражает против того, чтобы этот злыдень возился при них со своим долотом и пилой, даже если не произнесет ни слова. А он, в свою очередь, похоже, не сильно против ее болтовни.

– В огороде все буйно растет и колосится. Я, наверное, сделала уже тысячу банок клубничного варенья. В реальности их было больше пятидесяти, но по ощущениям – тысяча. Еще есть один кабачок, который в три раза больше остальных. Мутант. Мюриэль говорит, что, когда он вырастет, мы должны отправить его на конкурс гигантских овощей. Но я хочу продать его на фермерском рынке.

Обвожу взглядом буквы, из которых складывается имя отца. Наверное, их пора подкрасить.

– Делайла скоро приезжает. Не помню, говорила тебе или нет. Она прилетает со своими детьми на следующей неделе. И они остановятся у нас.

На следующее утро после Рождества я проснулась и позвонила ей. До кофе, все еще находясь в кровати. Не стала выжидать и медлить. Она взяла трубку на третьем звонке. В ее приятном южном говоре звучали нотки удивления.

Я рассказала ей о Рое Доноване, которого знаю – о том, кто всегда готов прийти на помощь соседям, который может и не подобрать нужных слов, но в итоге обязательно даст тебе понять, что он чувствует на самом деле. Человеке, который стал мне настолько дорог, словно он – моя семья. Человеке, душа которого гораздо больше, чем кажется другим, и чье раскаяние просто бездонно.

Мы проговорили больше часа, пока не появилась мама, всем своим видом выражающая нетерпение. Делайла тепло поблагодарила меня и поинтересовалась, может ли еще раз как-нибудь позвонить мне.

Она позвонила на следующей неделе.

Потом я отправила ей по электронной почте несколько снимков Роя с нашей свадьбы. Делайла горячо поблагодарила меня.

А еще через неделю прислала письмо для Роя. Попросила меня распечатать его и передать отцу. Письмо я оставила в кухне на столе. Три дня он ворчал на меня и огрызался, а потом ни с того ни с сего заявился к нам домой и попросил научить пользоваться одним из этих чертовых компьютеров. Я завела ему почтовый ящик и оставила одного, чтобы Рой смог изложить свои мысли. Прошло три часа, прежде чем он закончил свое первое письмо дочери и нажал кнопку «Отправить». Делайла поделилась со мной, что состояло оно всего из семи предложений и было сплошь усеяно извинениями.

После этого Рой стал появляться у нас дома каждый понедельник, как по часам, с рукописными черновиками того, что хочет напечатать. Иногда он сидит часами, ругается на клавиатуру и мучительно медленно печатает слова двумя пальцами.

В апреле я организовала им видеозвонок. Рой едва вытянул из себя несколько слов. Кажется, он был ошарашен. Но это не имело никакого значения, потому что Делайла любит поболтать. Одно время я боялась жалоб Роя на то, что у него отваливаются уши, но этого не произошло. С тех пор он значительно улучшил свои навыки видеообщения, начал задавать вопросы и отвечать на них полными предложениями. Я даже как-то застала его с редкой улыбкой, которая теперь не такая уж и редкая, особенно в присутствии Гэвина и Лорен.

То ли из-за нашей близости с Роем, то ли из-за моей разлуки с собственным отцом мы с Делайлой быстро нашли общий язык. За долгие зимние месяцы у нас завязалась дружба, и иногда мы часами общаемся по видеосвязи, смеясь и болтая обо всем и ни о чем.

Когда Делайла задумалась о приезде на Аляску, я без колебаний предложила ей остановиться у нас. Мне потребовалось три дня, чтобы набраться смелости и сообщить Рою, что его дочь приезжает сюда, чтобы встретиться с ним лично. Сначала он был раздосадован, но проклинать меня за вмешательство не стал.

Я бы сказала, что этот злыдень определенно становится добрее.

Проверяю свой телефон.

– Джона уже должен был вернуться из рейса с Мари по деревням.

На днях она приехала к нам, умоляя о поездке в Бангор. Сказала, что ей нужно уехать «от всего этого». Не знаю точно, что значит «все это», но предполагаю, что как-то связано с заводчиком ездовых собак, с которым, по словам Тоби, она не в ладах.

Рассматриваю скромный строгий крест, все еще храня в памяти день, когда он был установлен. Грудь сжимает щемящая тоска.

– Почему у меня такое чувство, что мы оставляем тебя?

Как будто обрываем последние связи с Западной Аляской. Когда Агнес и Мейбл поселятся в Трапперс Кроссинг, причин приезжать сюда больше не останется.

– Думаю, это невозможно, правда ведь? Ты всегда рядом со мной.

Когда я слышу гул самолета над головой, мне хочется верить, что это Рен Флетчер. Делает то, что он любит больше всего на свете – летает высоко над горами и землей, которую так сильно любил. Просто ему больше не нужно приземляться.

– Калла! – С края кладбища доносится голос Джоны. Не слышала, как он подъехал. – Извини, что прерываю, но ты скоро? Вот-вот начнется непогода, и я хотел бы успеть вернуться. Агги тоже уже собралась.

Смотрю на него, прислонившегося к одолженному у Джорджа грузовику, на его бейсболку ВВС США, низко надвинутую на лоб, мягкую черную хлопчатобумажную футболку, облегающую мощную фигуру. Джона будет ждать меня там. Он никогда не мешает мне проводить время на могиле отца.

– Не знаю, когда вернусь сюда снова. – Закусываю губу, пока мой желудок разрывается от дикого вихря бабочек в нем. – Папа, я могу открыть тебе маленький секрет? Тот, который еще не рассказала Джоне?

Наклоняюсь и шепчу слова, которые должны сделать моего мужа самым счастливым.

Вы можете вновь встретиться с Каллой, Джоной и остальными жителями городка Трапперс Кроссинг, расположенного на Аляске, в рассказе о докторе Мари Лер.

Название и дата выхода будут сообщены дополнительно.

Благодарности

Надеюсь, вам приятно было провести еще немного времени с Каллой и Джоной в этой занимательной новелле.

Несмотря на то, что я с удовольствием осталась бы с ними навсегда, пришло время двигаться дальше. Мир Simple Wild вышел за пределы этих двоих – в нем появилось множество других динамичных персонажей. Один из них заслуживает собственного счастливого финала. Ведь безответная любовь, когда ее объектом становится лучший друг-йети, – это душераздирающая история. А еще хорошая почва для нового сюжета. И мне не терпится ее написать. Надеюсь, вы и ее прочитаете.

Хотелось бы выразить огромную благодарность моим читателям. Вы продолжаете рассказывать об этой серии всем, кто вас слушает, а я продолжаю получать приятные сообщения от новых читателей, которые рады, что открыли для себя этих героев и мои книги в целом. Ребята, продолжайте рассказывать о них, а я продолжу писать, договорились?

Хотелось бы также поблагодарить следующих людей за помощь в работе над этой книгой:

Линду Мари Драге – мой норвежский контрольный пункт.

Эмбер Слоан – за ответы на мои бесконечные вопросы об Аляске.

Дженн Соммерсби – за редактирование этой замечательной книги.

Чанприт Сингха – за то, что вписал меня в свой плотный график и указал на мелкие ошибки.

Ханг Ле – за волшебную обложку.

Нину Гринстед и команду Valentine PR – за распространение информации о выходе этой книги.

Стейси Донаги из Donaghy Literary Group – за то, что была моим советчиком и поддержкой.

Тами, Сару и Амели – за помощь в создании позитивной атмосферы в сообществе читателей – единственном месте на «Фейсбуке», где мне нравится находиться в настоящее время.

Моей семье – за то, что вы есть…

Примечания

1

Дружок (норв.).

(обратно)

2

Одномоторный легкий многоцелевой самолет короткого взлета и посадки, предназначенный для эксплуатации в сложных условиях неосвоенных районов.

(обратно)

3

Короткие кожаные штаны до колен, национальная одежда баварцев и тирольцев.

(обратно)

4

Мимоза – алкогольный коктейль, представляющий собой смесь шампанского и свежего апельсинового сока.

(обратно)

Флибуста

Вечно дикая (fb2)

К. А. Такер Вечно дикая

Глава 1

Декабрь

* * *

Глава 2

* * *

Глава 3

* * *

Глава 4

* * *

* * *

Глава 5

Глава 6

* * *

* * *

Глава 7

Глава 8

* * *

* * *

Глава 9

* * *

Глава 10

* * *

* * *

* * *

Глава 11

* * *

* * *

Глава 12

* * *

Эпилог

Июль

Благодарности

Примечания

1

2

3

4

Оглавление

К. А. Такер
Вечно дикая