Дети Антарктиды. На севере (fb2)

- Дети Антарктиды. На севере (Дети Антарктиды - 3) 858K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Даниил Корнаков

Пролог

Под прохудившимися ботинками хлюпала свежая слякоть.

Двое собирателей продирались сквозь заросли мокрых кустарников, оглядываясь по сторонам. Шли осторожно, оценивая каждый шаг. Давеча Шаман нечаянно ступил на сухую ветвь, лежавшую под густой кроной клена, и в тишине леса послышался звонкий треск, наверняка спугнувший молодого оленя. Этого зверя два новоиспеченных охотника выслеживали вот уже несколько часов.

Раздосадованный собственной невнимательностью канадец прошипел:

— Это ж надо, во всем лесу ступить именно туда, куда сырость не добралась!

Через минуту он взял себя в руки и велел следовать за ним, в гущу леса, покрытую тонкой пеленой снега и лоснящейся листве.

Прикончить этого оленя вдруг стало для Матвея чуть ли не главной целью в жизни, и причина на то была одна — зверский голод. Живот не замолкал с начала дня, своим предательским урчанием будто предупреждая всю дичь в округе. Утром удалось пожевать только травы, да кусочек вяленого мяса размером с ноготок. Вот и весь тебе завтрак.

Голова кружилась, в глазах мутнело, еще и рана в животе ни с того ни с сего заныла, впервые с момента выздоровления дав о себе знать.

— Ты как? — поинтересовался Шаман, искоса поглядывая на спутника.

— Сойдет, — солгал Матвей и потянулся к фляге с водой. Пару глотков смогли утолить чувство голода, хоть он и знал, что ненадолго.

— Далеко он точно не ушел. Видишь следы? — Шаман указал на отпечаток копыт в грязи. — Совсем свежий.

— Ну вот и польза от этой погодки, — буркнул вслед Матвей. Его сковывала усталость, а раздражение в голосе стало чем-то естественным. Он это понимал, но ничего не мог с собой поделать.

Оба пошли по следу.

— Все хотел спросить, — полушепотом обратился к спутнику Матвей, — что тебя связывает с Лейгуром? Частенько замечал, как вы двое разговариваете друг с другом без конца. — Он услышал, как задал вопрос совсем уж без обиняков, что прозвучало явно некрасиво, и решил немного сгладить: — Если, конечно, это не секрет.

— Нет, вовсе не секрет. Болтаем мы так, по мелочи, вспоминаем былые деньки.

— Былые деньки?

— Ага. Мне довелось путешествовать вместе с ним и его женой на том самом корабле, который похитил наш общий знакомый. Много лет назад они наняли меня как провожатого, и во время путешествия наша троица успела стать хорошими друзьями.

Друзьями? Интересно, какого это иметь такого друга как Лейгур Эйгирсон.

— Провожатым? Он хотел куда-то попасть?

— Можно и так сказать. Я бы и рад поведать тебе все детали того путешествия, Матвей, но, боюсь, Лейгур этого не одобрит. Как ты наверняка заметил, он небольшой охотник до разговоров, особенно когда речь идет о нем самом.

— Пожалуй, — согласился Матвей, — только вот пренебречь совершенным им злодеянием никак нельзя.

— Ты про убийство?

Матвей замер на месте.

— Откуда ты знаешь? — с удивлением спросил он.

— Вадим Георгиевич рассказал мне об этом с неделю назад, до того как… — он на секунду осекся, — с ним случилось то, что случилось. Он как и ты заметил нашу близость с Лейгуром и решил поинтересоваться, откуда мы знаем друг друга. Слово за слово, он мне и поведал о случившимся в «Мак-Мердо».

— Вот значит как. Судя по твоему равнодушному голосу, ты в это не веришь?

— Разумеется нет.

Дабы придать веса своим словам, Шаман остановился и повернулся к идущему следом Матвею.

— Я вот что скажу, — продолжил он, — взглянешь на Лейгура и от его вида и впрямь в дрожь бросает, жуткий тип. Но я знаю какой он на самом деле. Под этим хмурым и заросшим бородой лицом скрывается доброй души человек, который и мухи не обидит, если повода не будет. — Он махнул рукой. — Нет, я отказываюсь верить в эту историю про убийство ребенка и ее отца.

— Но убийство было, Жак, — настаивал Матвей.

— Если и так, то Лейгур Эйгирсон последний человек в списке подозреваемых, и меня никто и ничто не переубедит в этом.

Матвей хотел было возразить, но шум листвы неподалеку немедленно закрыл рты обоим. Сию секунду оба собирателя превратились в слух.

Шаман приложил указательный палец к губам и гуськом направился к небольшому холмику впереди, по пути вынимая стрелу из поясного колчана. Матвей двинулся за ним, снимая с плеча винтовку с глушителем.

Взобравшись на вершину, они увидели небольшую ложбину с бегущим в ее низу ручейком. Возле берега, склонив голову с массивными рогами, стоял олень и утолял жажду. К счастью, зверь их не почуял и не услышал.

Живот заурчал с новой силой.

— Тебе придется стрелять, — прошептал Шаман, передавая блочный лук Матвею. — У меня с рукой что-то неладное, весь день сводит судорога. Боюсь промазать.

— Может, лучше оружием? — Матвей с намеком продолжил винтовку к земле.

— Сколько у тебя патронов?

— Чуть больше полмагазина.

— Не стоит. У нас сейчас на счету каждый патрон, а нам еще бог весь с чем предстоит столкнуться. Давай, держи, — торопил он его, не спуская глаз с оленя.

Матвей прикоснулся к холодной рукояти и приложил карболовую стрелу к тетиве.

— Давай, у тебя неплохо получалось, — подбадривал его канадец, припоминая недавние уроки стрельбы по алюминиевым банкам. — Целься в голову или шею, не прогадаешь.

Матвей глубоко вдохнул и задержал воздух. Стрелу заметно виляла из-за озябших рук и усталости. Подгадав момент, он разомкнул большой и указательный палец. Раздался свист, а затем глухой удар — стрела угодила в булыжник позади оленя, пролетев в считанных миллиметрах от белого загривка.

Зверь резко поднял голову и бросился наутек.

— Еще, еще! — торопил его Шаман.

Матвей, следя за животным, схватил вслепую из рук товарища стрелу, натянул ее, выстрелил. Мимо. На этот раз наконечник вонзился в ствол молодой сосны.

Рука потянулась за третьей стрелой, но было уже поздно — олень скрылся в лесной гуще, оставив после себя лишь комки грязи и следы.

— Тварь! — обозленный Матвей ударил кулаком по земле, едва сдержавшись, чтобы не бросить этот треклятый лук в ручей. — Говорил же, огнестрелом надо было.

— Ты поторопился, — с досадой произнес Шаман, — выждал бы еще немного, тогда и попал бы.

— Да куда еще чутка? Держал до последнего, пальцы уже онемели.

— Ладно, не расстраивайся, — отмахнулся Шаман, — догоним его позже, а сейчас надо бы небольшой привал сделать, согреться, и с новыми силами таки достать эту сволочь.

— На этот раз при помощи огнестрела, — добавил Матвей. — Лучше патрон-два потратить, чем приходить к остальным с пустыми руками. А то того и гляди, не мерзляки, так голод прикончит.

— Да, пожалуй, ты прав, — согласился Шаман. — Давай лагерь разобьем прямо здесь, согреемся и заодно фляги наполним. Я пока пойду погляжу на следы, может он и убежал-то недалеко, успеем нагнать, а ты займись костром.

Шаман отправился по следу, по пути собрав две напрасно выпущенные стрелы. Матвей же срезал ветку сосны, и ножом стал ее стругать, подготавливая трут и порой поглядывая в сторону, куда ушел старший собиратель. Может, и впрямь зверье это далеко не умчалось, и Шаман его покончит? Да нет, сказки. Все везение они растеряли с той самой минуты, как покинули Приморск. Дальше с каждым километром все становилось лишь хуже.

Закончив с растопкой, он собрал несколько небольших камней, разложил их кругом и в середину осторожно рассыпал трут. После он вытащил ваттбраслет и приготовился вызвать замыкание, но вдруг со стороны, куда отправился Шаман послышался душераздирающий крик.

У Матвея сердце в пятки ушло. Это определено кричал старший собиратель, но до сей поры он даже и не мог представить, что человеческий крик может звучать так жутко.

Он схватил винтовку и рванул к Шаману. Крик не замолкал, теперь превратившись в рьяный призыв о помощи. Потом послышался неприятный всхлип, не предвещающий ничего хорошего.

Через минуту Матвей оказался на небольшой лужайке, где перед глазами ему предстала жуткая картина. Потрошитель, мерзкая тварь, которую они имели счастье не лицезреть последние полторы недели, рвала на куски беспомощного канадца, пытающегося отползти в сторону к блочному луку, лежащему рядом.

Матвей не задумывался ни секунду. Он прицелился, направился вперед и открыл огонь по конечностям, в первую очередь тем, что острыми копьями вонзались в туловище старшего собирателя. Заметив угрозу, мерзляк бросился на Матвея, но метко угодившие в цель пули сделали свое дело, и тварь больше не бежала, а ковыляла в его сторону.

Пять выстрелов, десять, пятнадцать, и вот потрошитель почти сдох. Последние две пули — те самые, что предназначались для оленя, — прикончили тварь окончательно.

Из оцепенения он вышел сразу и помчался к Шаману. Канадец хватал воздух ртом. Левая рука и нога отсутствовали. Половина лица превратилась в месиво. Кишки выпирали наружу, но все же он по-прежнему умудрялся дышать.

У Матвея зазвенело в ушах. Он увел взгляд, прекрасно осознавая, что Шаману пришел конец, и с трудом заставил себя посмотреть на него вновь.

Канадец протянул руку.

— Матвей…

Собиратель почувствовал, как горло сжала невидимая хватка.

Он коснулся его руки и почувствовал крепко рукопожатие, даже несмотря на последние секунды жизни.

— Уходите, с-слышишь? Дальше, на север.

Матвей тихо покачал головой.

— Вы справитесь. Ты справишься.

Матвей еще крепче пожал ему руку.

— Спасибо тебе, — поблагодарил он старшего собирателя. — За все.

Шаман выдавил улыбку.

— Какой же я собиратель, если рано или поздно не помру от мерзляков… скажи мне, какой же я…

Он стал захлебываться кровью, а спустя несколько секунд испустил дух.

Наступила оглушительная тишина. Не раздавался тягучий скрип деревьев. Замолкли птицы, утих ветер. Матвей какое-то время даже не слышал собственного дыхания.

Он снял поясной колчан с трупа, подобрал с земли испачканный кровью лук и что есть силы побежал обратно в лес.

Дневник Арины Крюгер

День первый. Полдень.

Нашла эту записную книжку в одном из шкафчиков вездехода. С виду немного потрепанная, страницы желтые, но зато чистые. На красной обложке непонятная мне надпись желтыми иероглифами. Маша заметила мою находку и подсказала, что прежде эта книжка принадлежала ее коллеге, тому самому китайцу, чей труп мы нашли в автобусе по дороге в Москву. С ее слов, Ван (да, теперь я вспомнила его имя) хотел заносить в нее разные научные заметки.

Немного неуютно марать страницы своим кривым почерком в бывшей еще совсем недавно чужой вещице. Надеюсь, это сковывающее пальцы чувство скоро отступит, и писать станет легче.

Словом, до сих пор не возьму в толк зачем я все это пишу. Просто увидев пустые страницы немедленно захотелось взять карандаш и начать писать, что угодно, лишь бы отвлечь мысли от всего пережитого последние несколько дней ужаса, а особенно перестать думать о Йоване. Боль от его утраты с каждым днем становится только острее, словно только-только приходит осознание, что его больше никогда не будет рядом, как и его шуточек, его раскатистого смеха, его медвежьих объятий.

Смерть Йована повлияла на всех нас (за исключением Юдичева, который, кажется, ничем не дорожит кроме как собственной шкурой), в особенности на Надю (!). Она почти не разговаривает, все время смотрит в окно и почти ничего не ест. Неужели между ними и впрямь что-то было? И все эти заигрывания Йована таки дали плоды? Мне страшно спросить об этом саму Надю, хоть меня и распирает любопытство. Но все же, все же пускай скорбь по Йовану останется сугубо личным делом каждого из нас. Упоминать его лишний раз — значит делать и без того невыносимую боль утраты еще сильнее.

Мне нужно отвлечься… Так, придумала, попробую пересказать события последних нескольких часов.

Поздним вечером мы покинули Приморск, выгрузив с корабля Юдичева все, что может пригодиться. Запасы крайне скудные: пол-ящика патронов, чуток пеммикана (на вкус как резина), пару винтовок (теперь ими вооружены все, только у каждого при себе по одному-два магазину) и немного ватт, которых хватит совсем ненадолго.

Прямо сейчас движемся по довольно узкой трассе, окруженной со всех сторон деревьями. Города не встречаются, разве только небольшие поселения или деревни. Карт у нас нет, поэтому приходиться ехать почти вслепую. Матвей сказала, что ориентир в сторону севера у нас один — город Архангельск, где происходила эвакуация в Антарктиду во время Вторжения.

Понятия не имею, что нас ждет впереди. Особенно ума не приложу что мы будем делать, даже если и доберемся до этого Архангельска.

По мне, так мы в полной заднице.

День второй. Утро.

Вот и приехали.

Ватты в вездеходе закончились, их хватило на пятьсот километров. Прямо сейчас выгружаемся и идем дальше по трассе своим ходом.

Погода прохладная, дует ветер, небо затянуто тучами. Шаман снова провернул этот трюк с наблюдением облаков и сообщил, что возможно вечером на нас обрушится снегопад и сильный ветер. Этого еще не хватало…

Вадим Георгиевич без конца кашляет, да и выглядит неважно. Маша постоянно крутится возле него, помогает ему во всем. Смотрю на нее и сразу вспоминаю своего отца во время болезни. Я не отходила от его постели, подносила ему воды, питья и частенько с ним разговаривала.

Тогда я даже и мысли допустить не могла, что он скоро умрет.

День второй. Вечер.

Шли около часа, пока на головы не обрушился предсказанный шаманом снегопад. К счастью на дороге нам повстречалась большущая фура, в ее кузове и укрылись. К сожалению, развести костер здесь нельзя, поэтому приходиться спасаться теплом остальных.

Матвей рассказал, что теперь прибегнуть к помощи его оборудования не получится — недостаточно ватт, поэтому остается лишь наблюдение за облаками.

Надеюсь, мерзляки до нас не доберутся.

День второй. Ночь.

Я хочу убить его. Хочу выкопать глаза этому мерзавцу, бросившему нас на произвол судьбы. Клянусь — я убью этого подонка, чего бы мне это ни стоило.

Он заплатит за Йована.

И в отличие от Раскольникова муки совести меня грызть не будут, напротив — я буду радоваться и пущусь в пляс.

День третий. Утро.

Буря закончилась, это хорошая новость. Плохая же — она оставила после себя громадные сугробы, завалившие всю дорогу. Посоветовались и приняли решение отправить Шамана и Лейгура на разведку, возможно они отыщут укрытие получше. К ним в компанию навязался Тихон, остро желающий быть полезным. Никто не возразил.

Вадиму Георгиевичу с виду хуже. Лицо совсем бледное.

День третий. Полдень.

Как оказалось, буквально в трех километрах от фуры, в которой мы провели ночь, находился крохотный поселок с причудливым названием Пряжа. Добрались мы до него без труда и укрылись в пятиэтажном доме на берегу озера. Прямо в одной из квартир развели костер и наконец как следует согрелись.

В поисках растопки для костра бродила по квартирам, посматривая как люди жили до Вторжения. Со мной в помощники увязался Тихон, все силился что-то спросить, да не решался — я видела, как он исподтишка поглядывает на меня и будто бы слово пытался выдавить изо рта. Уж не знаю, чего он там удумал.

Нашла зеркало, совсем старенькое, помутневшее. Долго смотрела в собственное отражение и пыталась понять: я ли это?

День третий. Вечер.

Запасы еды оказались куда беднее, чем все ожидали. Пеммикана ровно один куб, размером с толстую книгу на тысячу страниц. Хватит его на пару дней, и это не беря в расчет, что вкус у него просто отвратительный. Кажется, Юдичев хранил его не совсем так, как полагается, и он успел немного испортиться.

Шаман допустил мысль, что вероятно придется снова охотиться, иначе с пустыми желудками далеко мы не зайдем.

Ну хотя бы воды у нас предостаточно. По крайне мере пока.

День третий. Ночь.

Все проснулись от кашля Вадима Георгиевича. Он не может остановиться.

Юдичев не стеснялся в выражениях и ругался на чем свет стоит, после чего покинул квартиру и ушел в какую-то из соседних, где развел собственный костер. Мерзкий все же он тип. Чуя я, дров он еще наломает.

День четвертый. Утро.

Позавтракали. Каждому досталось по небольшому куску пеммикана и кружка кипятка. За последние полтора месяца это самый худой завтрак, кишки в узел сворачиваются.

Еще и глаза слипаются, никто из ребят толком не выспался. Вадим Георгиевич рассыпался в извинениях своим охрипшим голосом. С виду ему чуть лучше, может болезнь стала отступать?

Прямо сейчас собираем пожитки, готовимся идти дальше на север. Куда именно до сих пор никто не знает, лишь бы туда, где холоднее. Но что потом? Как мы выберемся с захваченных земель? По мне, так мы оттягиваем неизбежное, и все это понимают, только бояться произносить вслух. Весна уже наступила, в этом нет сомнений, и совсем скоро потеплеет даже в этом на первый взгляд холодном крае.

День пятый. Утро.

Вчера шли весь день, делая короткие привалы на полчаса-час. Думала сделать пару записей во время одной такой передышки, но рука не слушалась, дрожала. Да и мысль была только одна — лечь и надолго уснуть, какие уж тут записи. А ноги! Как же они ноют от боли, а ведь нам и сегодня предстоит идти и идти черт знает сколько и куда.

Короче, не знаю сколько именно мы по итогу вчера прошли, но по ощущениям все полсотни километров. Очень нас тормозил Вадим Георгиевич, он часто останавливался дабы перевести дух или откашляться. Юдичев при этом все не затыкался, бранился себе под нос и резво шел вперед, будто и не было никакой задержки.

Погода тоже подгадила: дул ветер, шел снег, холод пробирал до костей. По ощущению минус пять-семь градусов, точно сказать не решусь. Но уж лучше от холода окочурится, чем от проклятых жуков.

Заметила как Матвей и Шаман чаще стали общаться. Всю дорогу они шли впереди, ведя за собой отряд. Шаман то и дело указывал на небо и объяснял Матвею что-то на английском. Я смогла уловить только два мне знакомых слова «облака» и «небо». Видимо, он учил его ориентации по облакам.

Ближе к вечеру я набралась храбрости поговорить с Надей. К счастью, она ответила взаимностью и мы хоть и немного, но мило побеседовали. Я поинтересовалась как у нее получается одними только жестами разговаривать с Домкратом, на что она показала мне пару движений. Благодаря ее короткому уроку мне удалось поприветствовать нашего глухонемого спутника и спросить, как у него дела. Домкрат криво ухмыльнулся (кажется, я вообще впервые увидела, как на его лице проскользнуло подобие улыбки), направил ладонь вниз и покачал головой. Я и без перевода поняла, что это означает «хреново».

День пятый. Полдень.

Оказывается мы оставили позади и прошли мимо большой город Петрозаводск. Нашли уцелевший указатель вдоль дороги со стрелкой ведущий в направлении, откуда мы пришли и количеством километров: 25.

День пятый. Вечер.

Вадим Георгиевич потерял сознание после длительного приступа кашля. Очнулся он почти сразу, но вид у него крайне неважный.

День шестой. Полдень.

Подошли к небольшому поселку буквально с десятком домов и укрылись в одном из них. Дальше не пошли, все из-за Вадима Георгиевича. Он больше не в состоянии передвигаться, как он сам говорит: «ноги не держат». Про его кашель и писать не хочется, трудно передать словами как страшно он звучит.

Бедная Маша себе место не находит, не отдаляется от отца ни на шаг, пытаясь облегчить его боль.

Все же хорошая она девушка, очень добрая. Прежде чем мы встретились, она представлялась мне совсем другой, как Надя, к примеру.

Забыла немного описать дом, в котором мы устроились. Он небольшой, из дерева, с виду довольно старый. Укрытие не самое лучшее: из щелей поддувает, окна разбиты, полы ледяные. Можно было бы подыскать домишко и получше, да только кругом надежнее этого не нашлось ничего, все остальные развалились, превратившись в груду бревен.

Совсем рядом находится озеро. Здесь вообще много озер. На пути я видела как минимум шесть, одни совсем крохотные, другие побольше.

Здесь очень много сосен, из деревьев мне они полюбились больше всего. Если мы и вернемся домой, то по деревьям я буду скучать особенно сильно.

А вообще место это очень красивое. Наверное, я поселилась бы здесь, если б не мерзляки.

Да, наверняка бы именно здесь.

День седьмой. Утро.

Ночью у Вадима Георгиевича поднялся жар. Он стонет и едва говорит, только стонет. У меня слезы наворачивались от его стона, столько в нем жалости.

Не могу об этом писать.

Полагаю, мы задержимся здесь и на сегодняшний день. В таком состоянии Вадим Георгиевич и шагу не сделает, это уж точно. Очень жаль, ведь погода наладилась и стала теплее. Снег местами растаял, солнце стало греть. Оно, конечно, не есть хорошо на одной земле с мерзляками, но в такую погоду, где нет снега под ногами, мы смогли бы продвинуться дальше значительно быстрее.

День седьмой. Вечер.

Съели половину пеммикана.

Лейгур порыскал по домишкам, собрал всякой всячины и соорудил силки для ловли мелкой дичи. Даже не знаю, он действительно надеется что либо поймать с их помощью?

День восьмой. Утро.

Видела Лейгура из окна прошедшей ночью. Он бродил недалеко от озера, что-то ворчал под нос на родном ему языке и пританцовывал, словно в некоем ритуале. Если таким образом он пытается приманить белочек и зайчат в растленные им силки, то я с радостью припущусь в танец вместе ним, только бы уже нормально поесть.

День восьмой. Полдень.

Утром Шаман и Лейгур ушли на охоту. Все давно поняли, что в поселке всем суждено задержаться, поэтому решили не терять времени даром. Погода ясная, снег почти растаял.

День восьмой. Вечер.

Пришли наши охотники, без добычи. Видно, танцы Лейгура не помогли. Да и силки пустые.

Снова отправляемся спать с пустыми желудками.

День девятый.

Вадиму Георгиевичу совсем худо. Он постоянно бормочет во сне, жар не спадает.

Ночью я слышала, как плакала Маша.

День десятый.

Писать будучи голодным с каждым днем все труднее. Мысли разбросаны, трудно собрать все в кучу.

Заметно потеплело, снега стало меньше. На этот раз на охоту вышел один только Шаман, но вернулся с пустыми руками. Говорит, это какое-то проклятие, не иначе.

Михаил Буров. Михаил Буров. Михаил Буров. Михаил Буров. Михаил Буров. Михаил Буров. Михаил Буров. Михаил Буров. Михаил Буров. Михаил Буров. Михаил Буров. Михаил Буров.

День двенадцатый.

Юдичев заговорил о том, что надо уходить и намекнул оставить Вадима Георгиевича, при этом сказав: «он не жилец». Маша как услышала это, так стала поливать его отборным матом, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на него с кулаками.

Как бы не хотелось это говорить, но Юдичев прав — надо уходить. Весна уже открыто ступает нам на пятки.

День тринадцатый.

На этот раз Матвей и Шаман ушли на охоту. Надеюсь, у них получится добыть что-нибудь. Умираю с голода.

Глава 1
Тяжелая ноша

Прохладный сквозняк коснулся лица, и Матвей очнулся. Он обнаружил себя валяющимся в грязи рядом с большой лужей. Лес впереди застилала коричневая пелена, мешающая разглядеть все вокруг. Тыльной стороной он протер глаза и увидел сосновую чащу, в глубине которой скрывался непроглядный мрак. Серые облака с редкими просветами солнечных лучей медленно плыли в сторону востока.

В метре от себя он заметил блочный лук и поясной колчан с рассыпанными стрелами. Увиденное сразу вернуло память: он бежал так быстро, что не заметил вязкую жижу под ногами, споткнулся и на минуту-другую потерял сознание. Такое случалось с ним уже однажды, когда он, будучи мальчишкой, был вынужден долгое время голодать во времена Адаптации. Вот и сейчас это не самое приятное чувство отозвалось в его теле спустя столько лет.

Он сделал глубокий вдох и с трудом попытался собраться с мыслями. И тут ему как обухом по голове ударило:

Шаман мертв!

Осознание этого пришло как будто бы только сейчас и у него открылось второе дыхание. Он поднял обращенный лук, быстро собрал стрелы в колчан и, поправив не менее запачканную винтовку на плече, что есть силы побежал к поселку, где укрылись остальные. Он оказался в сосновой чаще, но вдруг краем глаза уловил движение.

Мерзляки…

Хотел было потянуться к винтовке, но вовремя вспомнил о пустом магазине. Он взялся за пластиковое оперение стрелы и неожиданно увидел человека, подглядывающего за ним из-за дерева. Как следует приглядевшись, Матвей ахнул от удивления.

Это был Йован.

Его друг посматривал на него, держась бледной рукой за сосновый ствол. Пальцы барабанили по шершавой коре дерева. С виду оживший покойник словно бы что-то замышлял.

— Йован?

Собиратель сделал шаг в его сторону, но Йован в эту же секунду зашел за дерево и исчез, как в воздухе растворился.

Матвей опустил лук и около минуты стоял как вкопанный с полуоткрытым ртом. Все мысли сосредоточились на увиденном, и он без конца задавал себе лишь один вопрос: я схожу с ума?

Наконец, поборов ступор, он вновь побежал.

Полчаса понадобилось Матвею на дорогу к поселку. Не переставая бежать, он пересек трассу, затем стоящие вдоль нее бревенчатые обломки, а следом прямиком к озеру, к двухэтажному дому, где укрылись остальные.

На крыльце его встретила Надя, сидевшая с винтовкой на коленях. Завидев Матвея и рыская взглядом за его спиной в поисках Шамана она поняла все без слов. Прогрессистка приоткрыла дверь и крикнула в дом, чтоб все немедленно собрались.

— Нам… нам…

— Отдышись, — велела Надя собирателю.

Каждый вздох давался ему с невыносимой болью, горло резали невидимые зазубрины лезвия, еще и рана в боку заныла с новой силой. Он почувствовал, как закружилась голова и попытался опереться о перекладину, но вместо нее нащупал пустоту. К счастью Надя вовремя сообразила и успела подхватить его изнуренное тело.

Первым на крыльце показался Лейгур.

— Где Жак? — Лохматая голова исландца стала вертеться из стороны в сторону, пока не остановилась на жирном пятне крови, оставленной на изношенной куртке Матвея.

Когда собиратель и исландец встретились взглядами, второму все стало понятно. Он яростно пнул ногой по небольшой табуретке, заставив ту переломиться надвое.

Следом за Лейгуром появились все остальные.

— Матвей! — Арина бросилась к нему и стала помогать Наде взобраться по ступеням пытающемуся перевести дух собирателю.

— Что случилось?.. — выдавила из себя Маша. — И где…

— Мертв. — Матвей попытался перебороть усталость, дорога была каждая минута. — Мерзляк добрался до него.

На короткий миг над собравшимися нависла тревожная тишина.

— Мерзляк? Они…

— Надо уходить, немедленно, — прервал ее Матвей, не желая тратить время на подробности. — Начинайте собираться, выходим через пятнадцать минут.

Все на миг опешили и выглядели словно гвоздями к полу прибитыми.

— Ну, чего встали? — Командирский голос Нади раздался как отрезвляющая оплеуха. — Слышали, что сказал Матвей? Живо собираемся!

— А как же папа? — безутешным, почти рыдающим голосом произнесла Маша. — Он не может идти. А утром у него еще больше поднялся жар.

— Мы понесем его, — отрезал Матвей, еще на пути сюда заранее подготовив ответ. Он знал, что Вадиму Георгиевичу и шагу не сделать в его нынешнем состоянии. — Там на втором этаже есть небольшой ватный матрас, сделаем из него носилки, будем нести поочередно.

— Да, я поняла о каком матрасе речь, — отозвалась Надя и обратилась к исландцу: — Лейгур, можешь отыскать этот матрас и спустить его на первый этаж?

Исландец не отвечал. Пристальный взгляд его голубых глаз был прикован к полу.

— Лейгур! — громче окликнула его прогрессистка.

Но Лейгур продолжал молчать и с виду находился в глубоком забытьи.

— Я отыщу матрас, — вызвался Тихон и, не сказав ни слова более, побежал внутрь.

— Я помогу собраться, — прохрипел Матвей.

— Нет, пока отдохни, — отговорила его Надя. — Мы все сделаем.

На это Матвей с трудом, но согласился. Прямо сейчас он отдал бы все за мягкую и теплую постель с возможностью проспать в ней целые сутки. Но ныне это казалось неимоверной роскошью.

Юдичев пришел в самый разгар сборов с пустыми руками — оказалось, он проверял силки и вновь ничего в них не обнаружил. Узнав про гибель Шамана, капитан первой экспедиции разразился тирадой про его уговоры уходить из этого места еще три дня назад, сразу же после первой ночевки в этом доме. Про Вадима Георгиевича, из-за которого им и пришлось задержаться здесь, он и словом не обмолвился, наверняка про себя уже отправив старика на тот свет.

Речи обозленного Максима никто не слушал, хоть у всех и руки чесались дать ему в морду. Сам Матвей давно желал как следует отделать его, и он наверняка сделал бы это и сейчас, но он предпочел поберечь силы для предстоящего пути.

Собрались быстро, поскольку и собирать толком было нечего. Пеммикана осталось на три укуса, у каждого при себе имелась горсть патронов, да поношенные винтовки, нуждающиеся в чистке. Запасами воды тоже не похвастаться, но на следующие двое суток должно было хватить.

Дольше всего провозились с носилками из матраса, а точнее с креплениями для переноски. В итоге, на отыскав решения лучше, вытащили из шкафов старые подранные вещи, покрытые многолетним слоем грязи и пыли, скрутили их, завязали узлом и сделали из этого подобие ремней, закрепив у изголовья и внизу матраса.

Вадим Георгиевич выглядел совсем худо. Все его тело дышало жаром, он то и дело бормотал что-то невнятное и тянулся рукой к воздуху, словно пытался нашарить что-то одному только ему видимое. И все началось с того кашля, который Матвей приметил еще в тот день, когда старик поведал ему о «Копье» в каюте траулера. Непонятно, было ли это следствие раны, нанесенное ему Тихоном в тот день, когда пираты взяли на абордаж их судно, или старик попросту успел подхватить где-нибудь по пути эту неприятную болячку.

Уложив Вадима Георгиевича на матрас, Домкрат и Матвей попытались поднять его. Собиратель немедленно почувствовал режущую боль в руках и груди, как никак Вадим Георгиевич был не из легких. К счастью Матвея его усталость заметил Лейгур и молча взял заднюю часть носилок на себя. Исландец не промолвил и слова с тех пор, как узнал о гибели друга.

К полудню все девятеро покинули неизвестный городок, направившись по трассе. За время подготовки к выходу тучи успели сгуститься пуще прежнего, и на головы путников стали падать холодные капли дождя, сразу же замерзая на их куртках.

Преодолев километра три, оцепенение с команды о кончине Шамана стало спадать на нет, и в адрес Матвея последовали вопросы о произошедшем. Собиратель не размазывал и постарался коротко пересказать событие этого утра, начиная с попытки убить оленя, и заканчивая атакой потрошителя. Как только рассказ был окончен, идущая рядом с носилками Надя немедленно произнесла:

— Наверняка это был один из тех потрошителей, которых мы встретили в Москве.

— Это точно был один из них, — подтвердил Матвей. — Гляньте на асфальт, сплошной гололед. Такое возможно только при отрицательной температуре, в которой обыкновенные потрошители не выживают. Вероятно, он все это время шел по нашему следу, и,вполне возможно, не один.

— Разве они так могут? — недоумевала Арина. — Мы так далеко забрались, но они все равно умудрились подобраться к нам так близко?

Матвей задумался. У него не было четкого ответа на этот вопрос.

— Не возьмусь утверждать наверняка, — начала Маша, поглядывая на членов команды, — но, возможно, появление в этих краях более стойких к холоду мерзляков это результат процесса ранее упомянутой мной эволюции.

— Погоди, погоди, — Надя остановилась и внимательно посмотрела на ученую, — правильно ли я понимаю, что ты хочешь сказать, что встреченные нами в Москве виды жуков могли размножаться и здесь, на севере? Правильно я понимаю?

Маша кивнула и пустилась в разъяснения:

— Да, но это всего лишь моя догадка, не более того. В своих размышлениях я стараюсь опираться на логику и многолетние знания о мерзляках, и они подсказывают мне, что ни один мерзляк не может проделать такой долгий и, самое главное, осознанный путь с целью нас прикончить. Это свойственно разумному существу, которые чаще прочих руководствуются эмоциями, — как мы с вами, люди, — но никак не подобию зверя, живущему исключительно на основе заложенных в них благодаря ДНК инстинктов. Поэтому-то и логичнее предположить, что встреченный Матвеем мерзляк уже был здесь до того, как мы сюда пришли, а не гнался все это время за нами. Вероятно эволюция происходила не только на территории Москвы, но и в этом секторе.

Матвей нашел зерно здравомыслия в ее словах, хоть и верилось в это с трудом.

— Такими темпами мы, собиратели, совсем скоро лишимся своего хлеба, — пробормотал он, — поскольку на захваченных землях не останется ни одного свободного от этих тварей безопасного островка.

— Тогда в метро, когда вы рассказывали про свою теорию эволюции, вы упомянули тетраподов как наших далеких предков, — внезапно заговорила Арина, обращаясь к Маше. — Но ведь и они, если я правильно понимаю, миллионы лет назад выглядели бестолковыми ящерицами. Смогли же они стать… — Она посмотрела на остальных, — такими как мы, умеющими испытывать эмоции.

— Пожалуй… — согласилась она, погладив подбородок. — Эта интересная пища для размышлений.

— Лучше бы тебе размышлять о том, где нам следует укрыться, — проворчал Юдичев, посматривая на быстро идущее серое небо.

Матвей последовал взгляду капитана и действительно приметил сгущающиеся тучи. Еще этой ночью они пережили небольшой ураган со снегом, и если он повторится вновь, а они будут без крыши над головой, все это может обратиться печальными последствиями.

— Юдичев прав, надо отыскать убежище, — согласился Матвей. — К тому же вот-вот начнет темнеть.

— Думаешь, это хорошая затея, делать привал так скоро? Мы отошли-то километров на десять-пятнадцать от того поселка.

— А могли бы все пятьдесят, если б… — Юдичев покосился в сторону Вадима Георгиевича, бормочущего что-то во сне.

Очевидный всем намек капитана не прошел мимо обеспокоенной дочери больного. Все ее висевшее на ниточке спокойствие, с которым она рассказывала про мерзляков, сию секунду оборвалось:

— Даже не думай об этом, — рявкнула она, сжав кулаки. — Притронешься к отцу, и я тебе руку отрежу, сволочь, ты меня понял⁈

— А я помогу ей, — внесла свою лепту Надя, угрожающие посматривая на Юдичева, — буду держать твою руку, пока она заносит топор.

— Спокойней, дамочки, спокойней! Я просто… опираюсь на логику в своих суждениях, — передразнил Максим Машу, — и говорю очевидное.

— Да если б не мой отец, собравший спасательный отряд, ты еще три месяца назад рыл бы себе могилу без надежды спастись, ясно?

— Это уж точно, — открыто стал язвить Юдичев. — Особенно я должен выразить благодарность тому усатому молчуну, свалившему без нас, верно?

— Никто не знал, что он так поступит с нами, ясно⁈ — На этот раз не выдержала Надя. Она ступила к Юдичеву, положив ладонь на рукоять пистолета.

Обстановка стала накаливаться, пока вдруг веревка из сплетенных одежек не лопнула в правой руке Лейгура и передняя часть носилок резко накренилась. Вовремя подоспел Тихон, успевший подхватить грузное тело старика от падения на асфальт.

— Я держу, держу, — поспешил на помощь Матвей, принимая тяжелую ношу из рук мальчишки.

— Просто чудесно, — пробормотал Юдичев и отошел в сторону, разглядывая дорогу впереди.

Совместными усилиями они осторожно положили матрас на землю. Маша коснулась ладонью лба старику и слегка ее отдернула. Ее дрожащая рука и обеспокоенный взгляд молча дал понять, что старика охватил жар.

— Папа, папочка… — шептала она, гладя его во седине.

Усталый взгляд пожилого мужчины медленно обратился в ее сторону. Капли пота бежали по морщинистому лбу, падая на дряблую кожу у подбородка. От прежнего живчика, коим виделся Матвею Вадим Георгиевич каких-то пару недель назад, не осталось и намека.

Маша достала бутылку с водой, наклонила вперед голову отца и поднесла горлышко к его обветренным губам. Половина питья оказывалась среди грубых седых волосков короткой бороды.

— Да, вряд ли мы пройдем сегодня далеко, — с печалью подметил Матвей, сплетая из разорванных кусков одежды новый «ремень» для переноски. — Надо искать укрытие. — Потом он обратился исландцу: — Лейгур, можешь разведывать с Юдичевым обстановку впереди? Я заменю тебя на носилках. Думаю, я отдохнул достаточно.

Лейгур согласно покачал головой и, не промолвив ни слова, отправился выполнять просьбу.

Маша продолжала гладить отца по лбу, обрывисто дыша и не переставая шмыгая носом. По левой щеке ученой прокатилась тихая слеза, упавшая на воротник отцовской куртки. Матвею страшно хотелось приобнять ее, хоть немного утешить, но сердце подсказывало, что это лишь усугубит и без того худое положение.

— Надо бы и Домкрата сменить, — сказал Матвей, поглядывая на их немого товарища, — он как и Лейгур весь день несет его.

— По-хорошему надо бы запрячь в это дело Юдичева… — предложила Арина, глядя вслед уходящему с Лейгуром бузотёру.

— Хрена с два я ему доверю нести папу, — выпалила Маша, закрывая бутылку крышкой. — Я серьезно говорю, пусть только притронется к нему…

— Я помогу, — вызвалась Надя. — К тому же, Юдичев так и так не взялся бы.

— Ты уверена? — Матвей попытался ее отговорить. — Тяжело все-таки.

— Ничего, справлюсь. Да и нести, полагаю, нужно будет недалеко.

Некоторое время Надя потратила на упрашивания Домкрата избавиться ненадолго от ноши, указывая на его истертые почти в кровь руки. Тот отмахивался, отвечал резвыми жестами, но все же сдался, передав ремни боевой подруге.

Передохнув самую малость они продолжили путь, но совсем скоро увидели идущих к ним навстречу посланных ранее разведчиков.

— Тут километрах в двух от нас есть небольшая церквушка, — рассказал подошедший Лейгур, указывая на северо-восток. — С виду хлипкая, но как временное укрытие сгодится.

— Обычно с церквями имеются и другие жилища, — заметил Матвей. — Неужели рядом больше ничего не нашлось?

— Нет, только церковь, — ответил Лейгур и жестом велел Наде отдать ему нести носилки. С виду ни капли неуставшая прогрессистка дала ему твердо понять, что с оставшимся путем справится сама.

Глава 2
Трудное решение

Деревянная церквушка поначалу показалась миражом из-за своего расположения. Она отчужденно стояла в чаще леса в сотне метров к западу от трассы и выглядела затерянной среди высоких сосен. Удивительно, как два капитана вообще умудрились приметить ее в этой глуши.

Путники ступили на небольшую тропку, идущую вниз, в крутой кювет. Здесь матрас с больным пришлось удерживать особенно крепко, поскольку одно неловкое движение грозило носильщикам скатыванием кубарем вниз. Резкий спуск, однако, минули без происшествий, и вскоре под ногами ощущалась твердая и мерзлая землю.

В свете пронзающего сквозь безлиственные ветви заходящего солнца выжившие смогли поближе разглядеть пристанище на грядущую ночь.

Башня с колоколом на передней части крыше покосилась, но по-прежнему стояла крепко; а вот православному кресту, установленному на вершине купола, повезло меньше — он лежал у подножия церкви, наполовину затонув в земле. Позади виднелась и другая башня, поменьше, на ней установленный крест выглядел совершенно невредимым. Дорога в храм проходила по хлипким ступеням, в сторону перекошенного крыльца с развалившимся навесом. Наружная стена из бревен внушала сомнение в своей прочности, — дерево подгнило и удручающее поскрипывало под успевшим усилиться ветром, — но выбирать не приходилось.

Юдичев вышел вперед, осторожно поднялся по ступеням крыльца и попытался открыть дверь — не поддалась. Он несколько раз ударил ее плечом, попутно бормоча себе что-то под нос, пока вход наконец не открылся.

Матвей и Надя собрались с последними силами и стали затаскивать носилки со стариком внутрь. Тихон и Арина пристроились сбоку, подстраховывая. Когда они оказались внутри, оба носильщика рухнули на пол и перво-наперво попытались отдышаться. Устали они настолько, что даже не нашли сил разглядывать внутреннее убранство.

— Надо развести костер, — отозвалась Арина, и шарканье ее ботинок слабым эхом раздалось внутри помещения. — Тихон, поможешь? Надо найти сухое дерево, бумагу, все, что можно сжечь.

— Угу.

Матвей отдышался и, наконец, смог разглядеть место, где они очутились. Про церкви он не знал ничего, да и бывал всего в нескольких на территории Канады во время рейдов, и то католических. Но здешняя, несмотря на свою ветхость и неприятный запах древесной гнили, умудрилась странным образом вызвать необъяснимую симпатию.

Первое, что бросалось в глаза — это разнообразие икон, висевших вдоль стен. Большая их часть лежала на полу в осколках стекла. В противоположной стороне от входа находился небольшой помост с трибуной. Стульев и столов, как в тех же католических церквях, Матвей не отыскал; обстановка здесь была на порядок скромнее.

Маша принялась обхаживать отца, пытаясь как можно удобнее расположить его на полу. Йован медленно крутил головой, осматривая местами прохудившийся потолок, откуда поддувал небольшой сквозняк. Юдичев прижался к опорному столбу и, скрестив руки на груди, отчего-то цокал языком.

Тихон взял одну из упавших икон, посмотрел на изображенный на ней лик, а затем недолго думая бросил в общую кучу для будущего костра.

— Не делай этого, — сказала Маша и заботливо вытащила икону из кучи.

Парень вопросительно посмотрел на нее, почесал в затылке и покачал головой. Юдичев же услышав ее слова презрительно фыркнул.

— Интересно, где мы? — задался вопросом Матвей. — Вот бы карту…

— Я и без карты могу сказать, что мы в полной заднице, — заявил Максим, подойдя к разбитому окну. Он посмотрел наружу, откуда виднелась опушка леса и завал прогнивших досок, прежде бывшие не то сараем, не то небольшим складом. — Да и знай мы, куда идти, что с того толку? Передвигаемся со скоростью выброшенной на берег рыбы, еще и с мерзляками за спиной. — Он посмотрел на Матвея через плечо. — А весна уже пришла.

Собиратель заметил, как исландец слегка кивнул, будто бы подтверждая слова коллеги.

Разожгли костер и сдвинулись ближе к огню, согревая озябшие руки. Каждый съел кусочек пеммикана толщиной и размером с мизинец — вот и весь ужин. Остального хватит лишь на завтрак следующего дня, более еды у них не было.

Первое время молчали, говорить не было сил. Слышалось лишь урчания животов, сиплое дыхание и шмыганье носов. Все наблюдали за язычками пламени, каждый размышляя о своем.

У Матвея все мысли смешались в кучу из-за усталости. Сначала он все никак не мог выбросить из головы изуродованное лицо Шамана, умудрившегося еще какое-то время жить и даже говорить после того, что сотворил с ним потрошитель. Затем мысли о собирателе, ставшим на короткое время наставником, перекрыл образ Йована, увиденного в лесу. Без сомнений, это было галлюцинацией, но сколь же отчетливым, сколь живым он виделся ему тогда там. Сердце сжималось от боли.

С трудом прогнав лица покойников, он стал размышлять о настоящем: что делать? Как им быть? Куда идти? Направление в сторону севера виделось ему размытым, неопределенным. Куда это — на север? Как можно дальше вглубь Карелии? Или свернуть немного восточнее и добраться до берегов Карского моря? Помнится, отец рассказывал про эти края — там ему приходилось вести службу рядом с островом Новая Земля, — и он говорил, что температура там довольно суровая. Возможно, там у них будет шанс? Возможно… Только добраться пешком до тамошних земель казалось невозможным. Сотни и сотни километров непроходимого пути разделяли их от Карского моря, а весна, как верно подметил Юдичев, уже была близко.

Тяжелое дыхание Вадима Георгиевича отвлекло от размышлений. Старик дышал так, словно у него в горле проделали дыру. Маша достала флягу и в очередной раз стала поить его, пока все с прискорбием наблюдали за ее ухаживаниями возле отца.

— Может, в покер? — неожиданно предложил Тихон, доставая из-за пазухи колоду потрепанных карт и мешочек пуговиц, которые он успел прикарманить еще месяц назад.

Все потеряли дар речи.

— Да ты че, пацан, рехнулся совсем? — рявкнул Юдичев. — А станцевать не хочешь? У тебя там в кармане гитара не затесалась?

Тихон с огорченным выражением лица вернул колоду на место.

— Да просто…

— Ты лучше эти картонки в костер кинь, больше пользы будет.

— Не брошу.

— Это еще почему?

— Не твое дело.

— Не мое… — Юдичев опешил, серые глаза злобно бегали по лицу мальчишки. — Ты еще поговори со мной так, щенок недоделанный. Я тебе эти карты в…

— Успокойся, — прервал Матвей очередную вот-вот начавшуюся тираду капитана, а после обратился к Тихону: — И ты следи за языком. И вообще, не до карт сейчас, не о том думаешь.

— Да знаю я, — бросил обиженно Тихон. — Просто карты мозги расшевеливают, мыслить помогают, да и от холода отвлекаешься, вот и предложил…

— Может, в другой раз, — ответил ему Матвей и едва заметно подмигнул ему.

— Давай я с тобой сыграю, — вдруг произнесла Арина, вынимая руки из-под куртки. — Говоришь, мозги расшевеливает?

Тихон на мгновение растерялся, услышав предложение Арины. Он с виду язык проглотил, и на вопрос девушки лишь быстро закивал головой, подтверждая только что сказанное.

— Правила я вроде еще с корабля запомнила, так что можешь не объяснять. Давай карты.

На некоторое время внимание собравшихся приковала игра двух подростков. Не наблюдал за ними только Юдичев, отошедший от костра и поглядывающий на сумрачный лес через окно.

Арина не слукавила, когда сказала, что помнит правила игры. Удивительно, но она с легкостью обыгрывала бывалого в покере Тихона, заставляя того краснеть и смущаться. Возможно, конечно, мальчишка и сам ей поддавался, но почему-то наблюдающему за ним Матвею верилось в это с трудом — уж очень искреннее смотрелись его эмоции во время очередного проигрыша горстки пуговиц.

Через пятнадцать минут игра была сорвана приступом кашля Вадима Георгиевича, отбившего все желание продолжать. На этот раз старик отхаркивался кровавыми сгустками.

— Где мы? — внезапно обретший дар речи, произнес начальник, глядя в потолок.

Обрадованная впервые раздавшемся за несколько дней голосу отца — прежде он только спал или лежал без сознания, бормоча невнятицу — коснулась его щеки и ласково произнесла:

— Мы нашли убежище в церкви.

Глаза старика сделались как будто большими.

— Церкви? — переспросил он.

— Да.

Она осторожно приподняла голову больного и помогла разглядеть ему интерьер. Сверкающие от влаги глаза старика на миг будто бы сбросили прежнюю смертельную пелену и ожили.

— Церковь это хорошо… хорошо. — пробормотал он, после чего снова лег и упал в лихорадочное забытие.

Матвей заметил как Лейгур, держа руки сложенными, тер друг об друга большие пальцы, словно собираясь обратиться ко всем. Так оно и оказалось:

— Я должен это сказать. — Он встал на ноги и посмотрел на Машу. Женщина, судя по тому, как стала едва заметно вертеть головой, уже догадывалась, что именно ей предстоит услышать. — Твой отец долго не протянет. Мы лишь отсрочиваем неизбежное, более того, продлеваем его муки. Нам уже ничем ему не помочь.

— Не хочу этого слышать. — Маша крепче обняла тело отца.

— Наконец-то, хоть в ком-то проснулся голос разума! — воскликнул Юдичев и вернулся к костру.

— Это он тебя подбил сказать это? — Надя кивнула в сторону Юдичева.

— Никто меня не подбивал, я лишь говорю очевидное. — Он посмотрел на тяжело дышащего старика. — Переносить его занимает очень много времени и сил, а все это нам нужно для выживания. Я, конечно, готов его тащить столько, сколько понадобиться или до тех пор, пока нас не настигнут мерзляки, но только вот стоит оно того, если он все равно покойник?

— Как же легко ты рассуждаешь, исландец, — сказала Надя, с презрением поглядывая на Лейгура. — Говоришь про ее отца не как про человека, а будто это какая-то вещь: набитый лишним скарбом рюкзак. Хотя чему тут удивляться… — Она пожала плечами. — Для человека, голыми руками убившего маленькую девочку и отца, это как в носу поковыряться, верно?

— Он что сделал? — Голос Маши охрип.

Даже Юдичев, стоявший рядом с широкоплечим исландцем, огляделся на него и отступил на шаг.

— Сейчас это неважно, — все тем же рассудительным тоном продолжил Лейгур, будто и не был упомянут его зверский поступок. — Наша задача выжить, и, полагаю, против этого никто не выступает. Мы должны принять трудное решение и будет правильно, если мы устроим голосование.

Все это время читающий по губам Домкрат что-то не уловил и резкими жестами потребовал от Нади разъяснений, но та лишь отмахнулась, продолжая с ненавистью смотреть на исландца.

— В задницу засунь себе это голосование, — откликнулась Надя и устроилась рядом с Машей.

Некоторое время все молчали; наконец Арина нарушила тишину, осторожно произнеся:

— Но он прав…

Все повернулись в ее сторону.

Арина погладила ладонью успевшие отрасти короткие волоски на голове и обратилась к Маше:

— Мария, я… — Она все никак не решалась заговорить, то и дело облизывая пересохшие губы, особенно когда обремененная горем ученая посмотрела на нее словно на предателя. Потом в лице Арины что-то изменилось, оно стало менее серьезным и обрело оттенки жалости: — Мне было пятнадцать, когда мой папа умер. Это было всего два года назад. Его тоже прибрала болезнь.

Маша покачивала головой, будто не желая слушать. Пара скатившихся слез разлетелись в стороны.

— Сама не знаю, зачем это сказала… — пробормотала Арина, отведя взгляд. — Быть может потому, что я понимаю вашу боль, понимаю насколько вам… — Она осеклась и резко перевела тему: — Но поймите, сейчас все мы должны выжить, выжить ради «Копья»! Вы сами то и дело твердили, что токсин стоит жертв.

— Я не могу, — отозвалась Маша, еще крепче прижимая к себе голову отца. — Не могу, и все тут! — Она почти рыдала.

Послышалась, как носом шмыгнула Надя, с сочувствием глядя на Марию Зотову.

— Нам все равно придется проголосовать, — сообщил Лейгур, подкинув деревяшку в огонь. — И я даю слово, если большинство голосов будут против, то я лично буду нести Вадима Георгиевича до последнего его или своего вздоха. Ну а в противном же случае он останется здесь.

— Нет, мы его не оставим! — с отчаянием в голосе произнесла Маша.

— Я тоже его не оставлю, — присоединилась к ней Надя. — Плевать, понесу его сама, если надо будет.

— Будем считать это как два голоса «против», — вздохнув, произнес исландец. — Полагаю, про наше с Юдичевым мнение вы уже в курсе. Теперь твой черед, Арина.

Девушка молчала, не сводя обеспокоенного взгляда со старика и вцепившуюся в него Машу.

— Простите, Мария… — прошептала она и кивнула Лейгуру.

— Так, теперь Домкрат. Он вообще понимает, о чем мы тут?

Прогрессист, не сводя пристального взора с губ исландца, покачал головой, утвердительно ответив на его вопрос. Надя стала общаться с ним на языке жестов, и, судя по резким движениям рук, пыталась убедить его принять верное, по ее мнению, решение. Так длилось несколько минут, пока Домкрат не опустил голову, тяжело выдохнул и после показал Лейгуру опущенный большой палец.

— Сволочь ты! — прошипела Надя, показывая ему неприличный жест. — Он столько для тебя сделал, а ты… сволочь!

Домкрат выглядел пристыженным. Он резко встал с места и по примеру Юдичева отошел к окну, положив ладони о подоконник.

— Плевать я хотела на ваше чертово голосование, ясно? — заявила Маша. Ее заплаканные глаза горели искорками отражающегося пламени. — Мы все равно понесем его.

Ей ответил Юдичев:

— Да можете нести его сколько вам обеим в голову взбредет, только вот все остальные вас ждать не будут и уйдут вперед, пока мерзляки вам на пятки ступать будут.

— Умолкни, — спокойным, но в то же время угрожающим голосом произнес Лейгур, взглянув на стоящего рядом коллегу.

— Я помогу им, — вдруг откликнулся Тихон, подняв руку. — Я за то, чтобы нести Вадима Георгиевича до конца.

Все удивились решению Тихона, а некоторые, вроде Арины и Нади, даже с недоверием оглядели его, будто приняв сказанное за шутку.

— Твоего мнения здесь вообще никто не спрашивал, сопля зеленая, — гаркнул Юдичев. — Сиди и не отсвечивай.

— Тебя спросить забыл, крыса корабельная.

— Че ты вякнул, щенок?

Юдичев уже было стал обходить костер, чтобы добраться до мальчишки — тот тоже времени даром не терял, крепко сжав спрятанная нож в кармане куртки, — но к счастью вмешался Лейгур:

— Пацан уже давно заслужил быть частью команды, и право голоса у него есть, как и у каждого здесь. Так что вернись на место.

Юдичев продолжал испепелять злобным взглядом мальчишку, а потом указал на него.

— Я тебе твой острый язычок оторву с корнем, если еще раз будешь перечить мне, сопляк. Усек?

— Ага, как же, обязательно, — продолжал язвить Тихон, хоть в голосе его и слышалось содрогание.

Юдичев не сводя с мальчишки глаз сел обратно.

Через минуту возникшее внезапно напряжение в команде спало, и Лейгур продолжил:

— Я, конечно, твой выбор не понимаю, малой, но «за», так «за».

— Да че тут понимать-то. — Тихон пнул веточку под ногой прямиком в костер. — Он меня тогда еще на корабле пожалел, несмотря на мой поступок, да и защищал постоянно. Должен я ему, вот так.

— Твоя правда.

— Спасибо тебе, — внезапно произнесла его Надя. Кажется, это был первый случай, когда она обратилась к мальчику не с угрозой его прикончить.

Даже сам Тихон изрядно удивился благодарности в его адрес от столь невзлюбившей его с самой первой их встречи прогрессистки. Он все силился ответить ей словом, но по итогу лишь проглотил невидимый комок и едва заметно кивнул.

— Так, стало быть у нас четыре «за», и трое «против», — подытожил Лейгур и обратил свой взор на Матвея. — Получается, последнее слово за тобой, Матвей. Если проголосуешь «против», значит понесем, даже несмотря на поровну разделенное количество голосов.

— Что за тупость? — вновь взъерепенился Юдичев. — Почему это за ним последнее слово?

— Потому что мы, так или иначе, должны прийти к решению. В нашем случае «ничья» ничего не поможет, если, конечно, никто вдруг не изменит свой голос. — Он медленно осмотрел всех присутствующих, давая время обдумать еще раз принятый ими выбор. — Возражений нет. Матвей?

— Вот значит как… — Собиратель снял шапку, почувствовав, как от переполняющего волнения запотели его волосы.

— Прости, так уж получилось.

— Матвей, прошу тебя… — взмолилась Маша, глядя на него. Сердце кровью обливалось при виде ее заплаканного лица.

— Матвей… — на этот раз голос подала Арина. Карие глаза девушки горели решимостью и твердостью. — Подумай хорошенько.

— Да, Матвей, подумай хорошенько, — подхватил Юдичев.

Собиратель встал и отошел в сторону, оперся на столб и погрузился в размышления. Подняв голову, он заметил, как из тьмы за ним наблюдали святые из наполовину разрушенного иконостаса. Десятки глаз словно видели его насквозь, отслеживали каждую его мысль. И хоть в его сердце не было и капли веры, от их вида ему сделалось дурно.

— Завтра, — пролепетал он.

— Что? — уточнил Лейгур.

Он повернулся к остальным, попытался стряхнуть с себя внезапно охвативший его страх.

— Утро вечера мудренее, так ведь говорят, верно? — произнес Матвей. — Я проголосую завтра утром. Возможно, за ночь кто-то передумает.

Не все встретили решение Матвея — точнее его отсутствие — положительно. Арина пожелала возразить, но едва произнесенное слово так и повисло в воздухе. Юдичев тоже остался недоволен, махнув рукой и пробормотав себе что-то под нос.

— Утром так утром, — нехотя согласился Лейгур и сел обратно греть руки у костра. — В конечном счете, в ближайшие несколько часов мы отсюда ни ногой.

На том и сошлись.

Первым дежурить выпало Матвею.

Пока все спали или пытались уснуть, собиратель поддерживал огонь, помешивая угли найденной снаружи палкой.

Он все силился вспомнить, сколько дней прошло с тех пор, как они покинули Москву? Десять дней? Пятнадцать? Он совершенно потерял счет времени. Конечно, можно было бы включить ваттбраслет и посмотреть точную дату, но не хотелось тратить на это даже крохотный ватт, столь необходимый для выживания.

Взгляд собирателя упал на стонущего не то во сне, не то в бреду старика и его дочери, согревающей того в объятиях. В очередной раз мысли о судьбе Вадима Георгиевича настигли его как мерзляк в холодную погоду, а ведь он так силился не думать о нем хотя бы эту ночь! Вновь предстал перед глазами образ Маши, бьющей его по груди кулаками и проклинающего до конца дней. Выбор-то свой Матвей сделал сразу, едва поднялось голосование, только никак не мог набраться храбрости произнести решение вслух, боясь гнева убитой горем Маши. Казалось, после этого она будет ненавидеть его до скончания дней, ведь именно он последним забил гвоздь в крышку гроба ее отца.

«Но это надо сделать, Матвей, ты и сам это прекрасно понимаешь, — успокаивал он себя».

Ноги затекли, и он решил размяться. После первого шага скрипнул половица, но никто не шелохнулся — спали мертвецким сном. Он подошел к Маше, долго смотрел на ее профиль и на растрепанные волосы; хотел их поправить, но не стал, боясь нарушить ее покой.

Потом вдруг заметил как напротив зашевелился локоть Арины. Он подошел ближе и увидел, как та писала карандашом в своем красном дневнике; с того дня, как они покинули Приморск, она часто писала в нем что-то.

— Не спишь?

Арина медленно закрыла дневник.

— Не могу. — Она посмотрела на него. — Ты?

— Я же на стреме.

— А… точно.

— Все хочу спросить, что ты там пишешь?

— Да так, всякое. — Девушка села спиной к костру. — Знаешь, мне не по себе от этого места.

— В церкви?

Она кивнула.

— Не знаю… — стала она объяснять, — с виду, здесь все заброшено, но будто бы… — Она замялась, потом посмотрела на него и с едва слышным испугом в голосе произнесла: — Будто мы здесь не одни. Знаешь, пришли в гости, а хозяева либо вот-вот придут, либо спрятались и наблюдают за нами из-под половицы, или еще откуда-нибудь. В общем, жду не дождусь утра. Хочу убраться отсюда как можно скорее.

Арина поднялась с места и подошла к Матвею вплотную.

— Матвей…

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — опередил ее собиратель. — Давай не будет об этом.

— Просто хочу убедиться, что ты примешь верное решение, — она перешла на шепот. — Мне тоже ужасно жаль Вадима Георгиевича, но ты, как собиратель, должен понимать…

— Я все понимаю. — Ему не хотелось вновь поднимать эту тему.

— Надеюсь на это. — Она коснулась его щеки и провела ладонью. По его телу пробежали мурашки, а по внутренностям словно разлилась теплая вода. — Скажи, с тобой все хорошо?

Матвей натянуто ухмыльнулся.

— Учитывая наше нынешнее положение?

— Нет, я не об этом, — ее голос оставался серьезным. — С тех пор, как мы ушли из Москвы, тебя начало словно беспокоить что-то, и я не имею в виду наши нынешние проблемы. Ты чаще стал разговаривать с собой…

— Вот как? — Он не припоминал за собой подобное.

— Да. Я слышала много раз, как ты бормотал по ночам или когда оставался один.

Ее ладонь легла ему на плечо.

— И еще твой взгляд… — Арина снова посмотрела в огонь, облизала губы. — Словно ты призрака увидел.

При упоминании «призрака» перед взором собирателя как вспышка проявились лица Йована, затем Паши и даже Шамана. Их измученные, бледные, мертвые лики пристально смотрели на него.

— Матвей? — Голос Арины прозвучал громче обычного. Он почувствовал, как его трясут. — Что с тобой?

— Н-ничего…

— Вот про это я и говорю, ты…

— Это все голод, — поспешил он прервать ее. — Голод и усталость, вот и все.

Арина поджала губы и вдохнула носом, выражая понимание о нежелании Матвея продолжать эту тему.

— Просто знай, я рядом, хорошо? — Арина погладила его по руке.

— Хорошо, сестренка.

В ответ она улыбнулась и потянулась к его винтовке.

— Попробуй поспать, я подежурю. Все равно сна ни в одном глазу.

— Уверена?

— Да, уверена, иди. Тебе нужно хоть немного поспать, прежде чем… Ты знаешь. Мудрое утро не наступит, если как следует не выспаться.

— Пожалуй, — согласился Матвей и отдал ей винтовку.

Матвей слышал голоса, множество голосов, отражающиеся от наполовину сгнивших стен. Иконы говорили с ним, шептали на ухо, и все это сливались в единый поток бессмыслицы. Но отчего-то собиратель воспринимал все это как само собой разумевшееся. Как если бы он зашел внутрь ветряка и услышал гудение ватт, бегущих по проводам.

Шепот не замолкал, и слыша его, Матвей ощущал необъяснимый покой. Время перестало иметь для него значение, потеряв всякий смысл.

А затем настало пробуждение…

Глава 3
Два пути

На рассвете, пока все остальные готовились к дороге, Матвей вышел наружу и проверил небо. Изучая тяжёлые облака, медленно плывущие с востока, он вспоминал уроки Шамана. За последние несколько дней старший собиратель уделял каждую свободную минуту, чтобы научить его искусству прогнозирования погоды по небу, пока Матвей, чувствуя себя в эти минуты чуть ли не новичком в ремесле собирательства, сосредоточенно впитывал новые знания.

Себе он признался, что тип именно этих облаков припомнить не может — еще и бессонная ночь вкупе с неумолимыми кошмарами, не дающими покоя, отразилось на уме, — однако он точно мог сказать, что надвигающаяся погода несет в себе как и добрую весть, так и нехорошую.

Матвей почувствовал, как его дернули за рукав. Тихон подошел совсем незаметно и выглядел немного взволнованным.

— Доброе утро, — пролепетал он.

— Доброе.

Мальчишка потер руки, спрятал их в карманах и стал шаркать ногой по мерзлой траве, успевшую покрыться хрусталиками льда за прошедшую ночь.

На крыльцо вышел Лейгур, лицо исландца выглядело помятым и усталым, борода вся спутанная.

— Матвей, пора, — хриплым голосом обратился он к нему. — Тебя только ждем.

— Иду, — ответил собиратель и набрал воздуха в грудь. Он встретил взгляд Тихона. Парень будто понял его тяжелую ношу без слов и, ничего не сказав, направился обратно в церковь.

Матвей еще раз обратил взор к облакам, которые неумолимо двигались в сторону запада, и, выждав минуту, направился к церкви.

Все собрались вокруг затухающего костра. Проголосовавшие «за» уже накинули на плечи рюкзаки и винтовки, готовясь к выходу, в то время как троица из Нади, Маши и вставший рядом с ними Тихон уходить не торопились; Надя делала лишние крепления из найденных откуда-то кожаных ремней, в то время пока Маша гладила лежащего головой у нее на коленях отца по красному и вспотевшему лбу.

При виде больного старика очередная волна стыда подкатила к горлу собирателя.

Все выжидающе смотрели в сторону Матвея в ожидании вердикта.

— Ну не томи уже, — нетерпеливо проговорил Юдичев. — Сделай одолжение, проголосуй «за» и двинем уже из этого местечка подальше. Мне здесь не по душе.

— Голосуй, как считаешь нужным, — добавил Лейгур.

— Идите уже, все вы, — устало произнесла Маша. — Справимся и без вас.

— Нет, не справитесь, — ответил наконец Матвей и, оглядев остальных, указал на дверь в церкви. — Я только что проверил облака, сюда надвигается холодный фронт, возможно последний в этом сезоне. Уже к полудню сюда придет мороз, а с ним, вероятно, и буря, всякое может быть. В любом случае, какой бы новый вид мерзляков ни шел у нас за спиной, такого холода они точно не переживут, — и после небольшого промедления поспешил добавить: — по крайне мере я на это надеюсь. Возможно, в этом и кроется причина того, что они до сих пор на нас не напали: чувствуют приближение холодов.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила настороженно Надя.

— Это наш шанс уйти как можно дальше на север, не боясь при этом столкнуться с мерзляками. Считайте, сама природа укрыла нас на неизвестное время, позволив отступить подальше. Сколько это продлится? Понятия не имею. Возможно две недели, возможно три, а может и вовсе пару дней. Но мы можем рискнуть… — он посмотрел на Машу, — и взять с собой Вадима Георгиевича.

Реакция Юдичева не заставила себя долго ждать. От злости он пнул обугленную головешку возле костра и по привычке стал бормотать едва слышные проклятья. Стоявший поодаль от всех Домкрат, заметив вспыхнувшего от гнева Максима, все понял но никак не отреагировал.

Но вот Арина безучастной оставаться не пожелала, и поспешила оспорить решение:

— Это слишком рискованно, Матвей. А если и правда этот фронт задержится всего на пару дней? Да мы с носилками за это время пройдем даст бог километров пятьдесят!

— Да, все верно, — с печалью согласился Матвей. — Поэтому только и остается надеется, что холода продляться дольше.

Юдичев резко направился к двери и заговорил:

— Вот что, я не собираюсь рисковать своей шкурой из-за без пяти минут мертвого старика. И если среди вас еще есть те, у кого голова на плечах в отличие от этого горе-собирателя и тех двух дамочек, я приглашаю пойти со мной.

Максим остановился в дверях в ожидании согласных пойти с ним. Так он простоял секунд десять, но ни один из присутствующих и шагу не сделал в его сторону.

— Ну и катитесь.

Он поправил лямку рюкзака и ногой пнул дверь, выйдя из церкви.

— Ну что ж, стало быть, решено, — выдохнул Лейгур.

Исландец скинул рюкзак, пока вдруг не раздался хриплый, едва слышный голос Вадима Георгиевича:

— Доча…

— Он очнулся! — Радостно, но одновременно с горечью воскликнула Маша.

И правда, глаза-стеклышки старика открылись и стали бегать по лицам окруживших его товарищей.

— Папочка, я здесь. — Маша слегка наклонила его голову к себе.

Губы Вадима Георгиевича дрогнули в полуулыбке при виде дочери, а из глаз потекли слезы.

— Доча… мы все еще в церкви?

— Что? — Она наклонилась. Голос больного едва был слышен.

— Мы еще в церкви?

— Да, папа, мы в церкви, но собираемся уходить.

Вадим Георгиевич стал мотать головой, а дрожащая рука потянулась к Маше, но на полпути обессиленно рухнула на живот.

— Оставь меня тут, — просипел он.

— Нет, я тебя не брошу. Мы что-нибудь придумает, даю тебе слово. Мы…

И тут словно из последних сил Вадим Георгиевич таки вцепился рукой в куртку Маши. С виду простое действие далось ему нелегко, и на мгновение он будто бы ожил, вновь обретя силы.

— Я устал, не могу больше терпеть эту боль.

Слезы таки брызнули из глаз Маши. Она взяла его окоченевшую руку и прижала к губам.

— Я ради тебя… — он прервался, его горло сводило судорогой. Каждое слово, да что там, каждый вздох давался ему с неимоверным усилием. — Я ради тебя отправился сюда, все мы. Прошу тебя, не делай мои усилия напрасными. — Он чуть крепче сжал ее ладонь. — Тебе еще многое нужно сделать. Вернуть «Копье» и… и помочь людям Матвея с «Востока», я дал им клятву, что они получат припасы, и теперь эта клятва ложится на твои плечи. Прости меня.

Надя шмыгнула носом, быстро смахнув выступившую слезу.

— Все вы, дорогие мои… все до единого… — продолжал едва слышно бормотать старик. — Всем вам еще многое нужно сделать. Идите!

Последний приказ прозвучал грозно, с присущим Вадиму Георгиевичу командирским голосом.

«Начальник… — пронеслось в голове у Матвея»

Дыхание старика участилось, а взгляд обратился к потолку. Остатки сил медленно покидали его.

— Лучше здесь, в церкви, рядом с Богом, нежели там, в глуши, — надрывно произнес он, едва сдерживая рыдание.

— Папочка… — Маша вцепилась в старика.

— Пошли, Маш. — Надя взяла ее за плечи. По всей видимости, сказанное заставило ее переменить вчерашнее решение.

— Я не могу, Надь, не могу.

— Пойдем, пойдем.

Надя стала силой оттаскивать ее от смотрящего в одну точку отца, готового встретить смерть. Заметив, как девушка стала сопротивляться, к Наде на выручку поспешил Домкрат, и обоим удалось оттащить впавшую в истерику Машу наружу. Все это происходило под очередной приступ кашля, внезапно охвативший старика.

— Пошли. — Арина взяла за руку остолбеневшего от зрелища Тихона и увела прочь.

С Вадимом Георгиевичем наедине остались только Матвей и Лейгур.

— Матвей, — раздался голос старика.

— Да? — Пришлось сесть на колени рядом с ним, чтобы лучше расслышать.

— Позаботься о Маше, хорошо?

— Обещаю.

— Ты хороший человек, Матвей. Хороший…

Он снова закашлялся.

— Как же больно… Господи! Боже милостивый! Как же больно.

Над его ухом наклонился Лейгур и прошептал:

— Если хотите, я могу покончить с этой болью.

Матвей вначале не поверил услышанному и с ужасом уставился на исландца. Не послышалось ли ему?

— Только скажите, — продолжил нашептывать Лейгур, — я все сделаю.

— Грех же… — выдавил из себя старик.

— Я не верю в вашего Бога, поэтому не боюсь его наказания. Но и делать ничего не буду, если вы не попросите.

— Хорошо, — не задумываясь, ответил Вадим Георгиевич.

— Хорошо?

— Да, хорошо. Сделай это, сделай… — Он поморщился от боли.

Лейгур взглянул на Матвея и словно взглядом спросил, не хочет ли он возразить? Но собиратель и не думал об этом. Окажись он на месте старика, так и сам бы пожелал скорейшего избавления от этой агонии, любыми средствами…

Так и не услышав возражений от Матвея, ручищи Лейгура потянулись к горлу старика.

Собиратель резко встал и отвернулся, не в силах наблюдать за происходящим. Выйти он не мог, подумают неладное, когда спросят, почему там задержался один лишь исландец. Творившееся здесь лучше всего сохранить в тайне.

На верхушке полуразрушенного иконостаса перед Матвеем висело изображением распятого Христа, чей лик заметно истерся. Виднелся лишь обращенный к земле мертвый взгляд, который словно подглядывал за творящимся в храме.

Раздалось кряхтение c глухими ударами о дощатый пол, затем приглушенный кашель, а после настала тишина.

Длилось это не дольше минуты, а по ощущениям так целая вечность.

Матвей и Лейгур вышли на крыльцо церкви и заметили, как остальные уже поднимались по кювету к трассе. Надя придерживала за плечо Машу, будто оберегая ее от желания вырваться и убежать обратно.

— Я должен был это сделать, — проговорил Лейгур.

— Да, — ответил Матвей и посмотрел в голубые глаза исландца. — Если хочешь знать, я не осуждаю тебя, но остальным об этом лучше не рассказывать.

— Разумеется, — тихо произнес исландец. — Пускай это будет нашей тайной.

Оба они спустились по ступеням и отправились вслед за командой.

Как только вышли на трассу, не обмолвились и словечком. Со стороны все шестеро походили на похоронную процессию, но без гроба, и лишь с идущей впереди безутешной дочерью, потерявшей отца. Порой Маша срывалась в сторону в явном желании вернуться, но ласковая и одновременно крепкая хватка идущей рядом Нади останавливала ее, прижимая к себе. Но чем дальше они отходили от злополучной церкви, тем меньше попыток вырваться предпринимала Маша, пока и вовсе не успокоилась.

Стало холодать. Ветер немного усилился, окружающие путников деревья протяжно заскрипели, а парящие в воздухе птицы резво защебетали. Казалось, сам лес предупреждал о надвигающемся холоде. Чу́дное дело, еще вчера здесь царствовала сплошная грязь и морось, а совсем скоро все снова заметет снегом.

Матвей подумал:

«Вадим Георгиевич обязательно упомянул бы Божье вмешательство».

Полчаса спустя заметили Юдичева, бредущего впереди. Тот увидел их метров за сто, остановился и в ожидании уселся на упавшее вдоль дороги дерево.

— Так, не понял, — сказал он, как только остальные оказались рядом, — а где же ваш груз?

Внезапно Маша подскочила к Юдичеву, одним махом свалила его на землю и принялась колотить по лицу. Прежде чем броситься разнимать драку, Матвей только и заметил, как физиономия капитана обрела очертания растерянности — он точно не ожидал подобного поворота.

Драку разнять Матвею не удалось, не успел, но зато встал между разозленным как черт Юдичевым, откинувшим в сторону хрупкую Машу, и вовремя. Максим размениваться на слова больше не желал и достал из кармана пистолет.

— Я предупреждал тебя, сука! Предупреждал! — орал разгневанный капитан, сняв оружие с предохранителя. Из его левой ноздри потекла кровь, окрасив его пшенные усы в багровый цвет. Значит, кулак Маши все же достиг своей цели.

— Убери пистолет, — велел вставший у него на пути Матвей.

Но Юдичев и не думал успокаиваться.

— Чтоб ты сдох, ублюдок, — пробурчала лежавшая в мокрой траве Маша.

Надя не осталась в стороне и навела винтовку на голову Юдичева.

— Брось пистолет, — голос прогрессистки прозвучал твердо.

— И не подумаю, если эта сука не возьмет и не извини…

Пока взгляд Юдичева был обращен к Наде, Матвей выхватил пистолет. Все прошло не совсем гладко, и палец капитана успел сжаться на спусковом крючке. Пуля улетела в воздух, оставив после себя лишь пронзительный звон в ушах.

Все на мгновение остолбенели. Эхо выстрела смолкло, и мир по ощущениям застыл на долю секунды.

Теперь и Матвей решил высвободить всю скопившуюся у него неприязнь к Юдичеву со времени их знакомства. Он схватил его за шиворот куртки и прижал к стволу сосны. От применения кулаков все же сдержался, хоть руки так и чесались расквасить эту морду как следует.

— Слушай сюда, — процедил сквозь зубы Матвей, — твое поведение в группе уже всех достало…

— Ты чего себе возомнил, собиратель? Отпусти меня, или я…

Терпение лопнуло. Матвей ударил его кулаком под дых, да так, что того немедленно скрючило. Собиратель, удерживая его за шиворот куртки, сел на корточки и продолжил:

— Ее отец, я, все мы плыли сюда спасать и твою шкуру в том числе, ясно тебе? Некоторые даже отдали жизни, мой друг погиб, там, в Москве! — Матвей усилил хватку. — Хорошего доктора, чьего имени ты даже не знаешь, распотрошили пришельцы; вчера загрызли Шамана, снабжающего тебя жратвой, а ты и бровью не повел, и вот теперь Вадим Георгиевич. Все они погибли, пытаясь спасти тебя, из из всех них ты особенно должен быть благодарен Вадиму Георгиевичу, поскольку он единственный из всех нас сохранял веру в то, что кто-нибудь из первой экспедиции да выжил, единственный! Хотя все мы убеждали его развернуться и отправиться домой. И только благодаря ему и его вере ты, ублюдок, сейчас можешь дышать, ходить и разговаривать, и я тебе не позволю обращаться к нему и его дочери с таким пренебрежением. Да что к нему… ко всем нам, ты меня понял?

Юдичев выплюнул кровавый сгусток под ноги Матвею и ненавистным взглядом посмотрел на него.

— Прямо сейчас у тебя есть два пути. Первый — ты остаешься в группе, но следишь за своим языком. Пасть открываешь лишь в тех случаях, когда это действительно необходимо. Ну а второй путь… — Матвей кивнул в сторону густого леса. — Продолжаешь начатое тобой утром одинокое приключение, но не с нами. Катишься ко всем чертям, и чтоб глаза мои тебя не видели. Но только учти, увижу тебя, хоть мельком — убью. Выбор за тобой.

— Советую остановиться на втором. — Маша с трудом дышала от переполняющего ее гнева.

Матвей с укоризной взглянул на нее, молча веля не лезть не в свое дело.

— Я с вами, — пробормотал Юдичев и шикнул от боли.

— Громче.

— Да с вами я!

Он вырвался из хватки Матвея и протянул руку, в надежде заполучить обратно свой пистолет. Собиратель не торопился, внимательно смотря в его серые, пропитанные ненавистью глаза, и все же чего-то дурного он делать явно не собирался, сейчас так уж точно.

Но все же пистолет он отдавать не торопился.

— Остынешь, верну, — ответил собиратель и положил оружие к себе в карман. — Я буду следить за тобой.

— Лучше проследи за своей новоиспеченной ненормальной подружкой, — рявкнул Юдичев, возвращаясь на дорогу. — Вроде ученая, а творит всякую херню.

Тыльной стороной ладони он протер нос, увидел следы крови и, пробормотав что-то нечленораздельное, пошел дальше по трассе, не дожидаясь остальных.

— Ладно, идем, — обратилась ко всем Надя.

Подошедшая к Матвею Маша положила руку на его плечо. Обернувшись к ней, с глаз собирателя упала пелена гнева, прежде застилающая взгляд, и он вдруг заметил, как с неба стал падать редкий снег.

— Спасибо, — поблагодарила она его.

Собиратель тихо кивнул.

С виду Маша тоже хотела что-то добавить к сказанному, но не смогла из-за отчетливой усталости на ее лице (удивительно, как ей хватило сил броситься на Юдичева!). Должно быть, эта ночь прошла для нее совершенно бессонной, не говоря уже о внезапно обрушившееся на нее горе.

Вся команда продолжила идти.

— Оберемся мы еще с ним проблем, — произнесла догнавшая Матвея Арина. — На твоем месте я бы его прикончила.

— С каких пор ты с такой легкостью говоришь о лишении кого-то жизни? — удивился Матвей и даже остановился, дабы другие отошли чуть дальше и не заслышали их разговор.

— Да, потому так решить проблему проще всего, Матвей, и наверняка, — настаивала Арина, глядя ему в глаза. — Он только и делает, что вредит, и я уверена, твое предупреждение никак не остановит его от следующей пакости, которая может быть в разы хуже.

— Скажи, ты способна видеть будущее?

— Что? — Она опешила от вопроса. — Нет… Я…

— Тогда не говорит того, чего не знаешь. Вот так просто взять и убить человека, лишь опираясь на домыслы — это путь только в одну сторону, в пропасть.

— В пропасти сейчас мы, Матвей, — продолжала спорить Арина, — а вот Михаил Буров на полпути домой. И знаешь, какая мысль не дает мне покоя? Этого могло бы не случиться, разберись ты с сержантом еще тогда, после содеянного им в «Мак-Мердо». Да, да, Йован рассказывал мне про эту вашу попытку, но ты и тогда не решился разобраться на месте. И теперь Йован мертв, сержант сбежал, а мы идем хрен знает куда, лишь ненадолго отдаляя нашу смерть.

Впервые в жизни у Матвея возникло желание ударить названую сестру. Разумеется, этого бы он не сделал ни при каких обстоятельствах, но, казалось, только пощечина была способна отрезвить ее от произнесенного ее ртом безумия.

— Твоя жалость рано или поздно погубит тебя, Матвей. Вполне возможно, она погубит всех нас.

Она больше ничего не произнесла и отправилась вслед за остальными, оставив Матвея в полном ступоре. Неужели это она, его Арина? Казалось, прямо сейчас с ним говорил совершенно чужой человек, лишь внешне похожий на ту проницательную и добрую девушку, которую он знал последние семнадцать лет.

Он ощутил тягучую пустоту внутри и медленно поплелся вслед за остальными.

Глава 4
Надежда

Прошли весь день, не встретив по пути ни одного города или поселения. Видели только старые машины, теперь встречающиеся значительно реже. Часто натыкались на упавшие прямиком на трассу деревья, обыкновенно сосны; пользуясь случаем, прислонялись к их наполовину сгнившему стволу, давая передышку усталым ногам, делали глоток воды и продолжали путь.

Матвей заметил как много озер присутствовало в этом крае. Между деревьев, метрах в ста и дальше, виднелись большие водные глади или совсем непримечательные озерца, больше походившее на пруд. И это еще они не уходили, в леса, где этих озер, если подумать, наверное десятки, а может и сотни. Найди они местную карту, она наверняка бы была усеяна голубыми пятнашками.

Эх, карта! Вот чего им не хватало. Матвей только и знал, что брели они не то по Архангельской области, не то в Карелии.

Животы молчали, видно смирившись с очередным голодным днем. Остатки пеммикана, жалкие крохи, доели еще утром. Непривычное чувство голода неутомимо клонило в сон, заставляя на ходу клевать носом.

Медленно, но верно пустые желудки лишали выживших сил.

— Ты до сих пор видишь его? — спросил Матвей Тихона, как только оба они немного отстали от группы.

— Кого? — голос мальчика охрип.

— Своего брата, Тимура.

Тихон ответил не сразу.

— Да, и с каждым днем все чаще, — произнес он так, будто опасаясь, что его могут услышать. — Последний раз я видел его отражение там, в церкви, в одной из этих странных картин.

— Иконы, — подсказал Матвей.

— Иконы, — повторил парень, стараясь запомнить, а потом продолжил: — Я обернулся, но его там не было.

— Понятно…

— А почему ты спрашиваешь?

Перед Матвеем встало искаженное не то злобой, не то ужасом лицо Йована. И правда, почему он спрашивает? На самом деле все просто, ему всего лишь не хотелось быть одиноким в своем безумии. Раньше сводили с ума сны, теперь они ожили и начали преследовать его, перевоплотившись в призраков. Не подобное ли свело его отца в могилу? В конце концов он потерял столько друзей на вылазках, не говоря уже о бедах, обрушившихся ему на голову во время Вторжения.

— Не хочу кончить как он…

— Что? — спросил Тихон.

Матвей вдруг осознал, что произнес собственные опасения вслух. Он попытался перевести тему:

— Ты вообще как? Держишься?

Мальчик развел плечами.

— Есть хочу.

— Да уж, я тоже.

— И все никак не могу перестать думать о Вадиме Георгиевиче. — Он посмотрел на Машу, идущую впереди отстраненно от всех. Ей явно хотелось побыть одной.

Тихон оглянулся через плечо, задержал ненадолго взгляд на оставшейся позади трассе, и снова повернул голову.

— Все думаю, может он в той церкви успел выздороветь и сейчас бежит по нашему следу, нагнать нас пытается? — прошептал мальчик.

Матвей решил было рассказать ему правду, но так сильно не хотелось рушить столь наивную, глупую, но все же добрую надежду. По итогу даже отвечать ничего не пришлось, поскольку мальчик сказал следующее:

— Да кого я обманываю, глупости все это.

Матвей молча согласился.

К вечеру усилился ветер, вздымая упавший за день шершавый снег. Он назойливо впивался в глаза, в щеки, одним словом не давали покоя.

Идущая вперед трасса не заканчивалась, как и не сменялся окружающий ее пейзаж из стены деревьев и множества озер. Чудилось, будто они угодили во временную петлю, проходя одно и то же место раз за разом, и лишь постепенно заходящее за горизонт солнце убеждало в обратном.

От душащей усталости и голода уже несколько часов не говорили, стараясь беречь остатки сил. Все мысли были заняты лишь одним — найти укрытие и побыстрее. Ветер крепчал с каждой минутой, грозясь перерасти в снежную бурю.

Вскоре последний луч сверкнул между древесных крон, трасса покрылась сумерками, а непогода стала вовсю показывать свой характер, еще сильнее замедлив группу.

О костре и не помышляли, найти сухих веток в нынешнюю погоду задача невозможная, да и добудь они каким-то чудом огонь, его сдуло бы в три счета. Поэтому пришлось идти дальше, идти и надеется на чудо. И, благо, оно произошло.

В белой мгле вихрящегося снега Лейгур замети очертания гигантского здания, стоящего в лесу. К нему вела соединенная с трассой широкая подъездная дорога, перегороженная шлагбаумом. Матвей подошел ближе, прищурился, и смог разглядеть лишь будку охранника и несколько здоровенных фур, стоявших у входа.

Из последних сил они зашли на территорию явно промышленного здания. Снаружи разглядывать его не было возможности — постоянно приходилось прикрывать лицо от летящего в глаза снега. Несколько минут потратили на поиск входной двери, а когда нашли, долго провозились в попытке расчистить наваливавший у ее подножия сугроб. Когда оказались внутри, обессиленно рухнули на пол и принялись стряхивать с курток снег. Там их встретил кромешный мрак, мешающий разглядеть обстановку. Воняло застарелой плесенью, не дающий вдохнуть полной грудью, еще и едкий запах ржавчины впивался в самые ноздри.

— Придется потратить ватты и включить фонарь, — с сожалением в голосе произнес Матвей. — Надо как можно скорее отыскать растопку для костра. Лейгур, сколько у тебя заряда в браслете?

В темноте появилось лицо исландца, освещаемое мягким голубым светом сенсорного экрана.

— На полчаса работы фонаря хватит, — сообщил он.

— Я пойду с тобой, поищем вместе, остальные отдыхайте, — велел Матвей, чуть ли не отрывая себя от холодного пола, казавшийся ему мягкой постелью после сегодняшнего пути.

Вместе с исландцем стал искать растопку. Пройдя в левое крыло здания заметили большие станки представляющие из себя краны с клешнями, панели управления с мониторами, и длинные, утопающие где-то во мраке, конвейерные линии.

Все сомнения отпали — это здание являлось заводом. Правда пока что Матвею было непонятно что именно здесь производили. До сих пор он замечал лишь с виду довольно прочные стальные листы, горсть диковинных пружин и даже магнитов. Все эти собранные детали навевали нечто знакомое, но что именно, в голове не укладывалось.

Все необходимое для костра нашли довольно быстро, когда зашли в небольшое офисное помещение, соединенное с заводом. Оттуда вынесли стулья и картонные коробки, прежде вытряхнув из них всяческий хлам. Когда возвращались к остальным, Матвей заметил на стене фотографии с лицами, это был стенд с названием «Лучшие работники месяца». Взгляд Матвея безразлично проскользнул по истертым портретам давних покойников, пока не задержался на самом верху, где он отыскал название этого предприятия: АО «ЭкоВетро».

Вернулись к группе и без промедлений стали разжигать костер. Нелегкой задачей оказалось добыть огонь окоченевшими руками, но по прошествии нескольких минут таки справились с проводами ваттбраслета, вызвали искру и стали бережно усиливать крохотный огонек, подкидывая туда собранную растопку.

Долгожданное тепло костра ласково коснулось обмороженных щек и закоченевших пальцев, заставив вздохнуть с облегчением. Для полного счастья не хватало только сытых желудков, но, увы!

Домкрат ткнул Надю в плечо и сделал несколько жестов.

— Спрашивает, точно ли это весна? — перевела она и взглянула на Матвея.

— Ну сейчас март месяц, — стал объяснять Матвей. — А погода такая из-за преобладающего здесь субарктического климата, зимы в этих краях длятся дольше обычного. Как по мне, так радоваться надо, меньше забот с мерзляками.

— И больше с этим треклятым холодом, — недовольно пробубнила себе под нос Арина.

— Чудно́ слышать подобное от человека, всю жизнь прожившего на одной из самых холодных станций Антарктиды, — проговорил Лейгур, потирая ладони.

— Так там наружу почти не показываешься, сидишь безвылазно в модулях, сходишь понемногу с катушек…

Ненадолго повисла тишина. Тихон шмыгал носом и все поглядывал на остальных, словно в ожидании, что ему велят перестать.

— Где мы вообще? — спросила Надя, осматриваясь по сторонам. Оранжевый свет огня доставал лишь до громадного станка, о предназначении которого можно было только гадать.

— Какой-то завод, — лениво ответил Матвей, бросив ножку из-под стула в разгорающийся костер.

— Если рядом завод, значит и город близко.

— Верно, — подтвердил Матвей. — Утром попробуем найти его, надо сориентироваться где мы находимся и не сбились ли с пути.

Собиратель порой посматривал на Юдичева в ожидании его очередных причитаний, но тот смирно помалкивал, глядя как завороженный на пучки искр. Возможно предупреждение, сделанное этим утром, пошло на пользу его сварливому характеру.

В окружающей их черноте послышалась шорох.

— Что это? — испуганно спросил Тихон, вглядываясь в темноту.

Ему неожиданно для всех ответила Маша, прежде молчавшая весь день:

— Крысы. Я эту возню ни с чем не спутаю. Наслышалась за последние три месяца.

— Может, попробуем поймать одну? — предложил Тихон. — Я жуть как есть хочу, даже эту тварь сожрать готов.

Мальчишка взялся за живот, который словно подтвердив его слова громко заурчал.

— Не так-то просто это, юноша, взять и поймать крысу, особенно в этой темнотище, — поделилась с ним заботливым голосом Маша. — Это я тебе как опытный крысолов с почти трехмесячным стажем говорю.

После сказанного Тихон хмыкнул и с виду отпустил тему с поимкой крысы.

— Нам следует еще раз попытаться выйти на охоту. — Лейгур посмотрел в сторону Матвея.

— Знаю, но для этого нам придется вновь останавливаться на долгий срок, чего я бы не очень хотел, — поделился собиратель своими мыслями насчет предложения исландца. — Нужно пользоваться холодным фронтом пока имеется такая возможность. Но… я согласен с тобой, с голодом под боком далеко мы не уйдем.

— Мы можем выйти с тобой завтра поутру, если погода позволит, — предложил Лейгур. — Вроде местечко это сносное, переждать здесь лишние сутки не проблема.

— Пока не уверен, мне надо подумать, — честно признался Матвей, отчетливо чувствуя, как его терзают сомнения. Уж очень не хотелось делать долгие стоянки, теряя время. Время… да хоть бы знать, сколько его у них! Ведь не ровен час, как холода исчезнут и мерзляки придут по их души. Это может произойти хоть завтра утром, кто его знает.

— Я думаю, нам лучше потратить время на дорогу, — сообщила Маша, взглянув на остальных. — Да, будет тяжело, придётся чаще делать короткие привалы, но, если вы спросите меня, так у нас больше шансов выиграть время и уйти от мерзляков как можно дальше, в более холодные зоны.

— А я против, — поспешила возразить Арина, — нам нужна еда. Мы сегодня-то еле доковыляли до сюда не съев ни кусочка, перебираясь только водой, которая и та на исходе. О каком дальнейшем пути может идти речь в таком самочувствии?

Лейгур поднял брови и едва заметно покивал, соглашаясь с доводами Арины.

— Не знаю как вам, а мне все покоя не дает одна мысль, — полушепотом отозвалась Надя. — Вот доберемся мы до самого севера, подойдем к берегу, а дальше то что? — С этим вопросом она посмотрела на Матвея.

Тот с ответом не спешил. Его и самого мучили размышления насчет конечного пути с тех самых пор, как они покинули Приморск. Поэтому ему не оставалось ничего, кроме как ответить просто:

— Будем выживать. Скорее всего пойдем дальше в сторону восточноевропейскрй равнины. Летом там должно быть прохладнее и шансов столкнуться с мерзляками куда меньше.

— Насколько меньше?

— Уж поболее, чем если б мы остались здесь.

И вдруг свое длительное молчание нарушил Юдичев:

— Вот это ты, конечно, удумал — восточноевропейские равнины… Ты хоть знаешь, сколько это пешком километров пути? Больше тысячи! И это я еще не беру в расчет непроходимую тундру с ее ворохом опасностей. Если мы каким-то чудом и доберемся до самой северной ее части, то это произойдет никак не раньше в начале лета.

— Если у тебя есть предложение получше, я с радостью выслушаю его, — спокойно произнес Матвей. — Но сейчас, как по мне, это единственная возможность всем нам попытаться выжить.

Свое мнение вставил Лейгур:

— Выжить-то шансы есть, хоть и весьма крохотные, и Жан тому пример. Ему удалось переждать лето в погожих климатических условиях, только в Северной Америке.

— Стало быть, это не миф? — спросил Матвей, вспоминая одну из легенд про бессмертного Шамана, сумевшего пережить лето на захваченных землях. Она была одной из любимых баек завсегдатаев «Берлоги».

— Он любил бросать себе вызовы, пытаясь в совершенстве постигнуть мастерство собирательства и лучше понять климат тамошних мест и природу мерзляков, правда скорее с философской, нежели с ученой точки зрения. — Исландец посмотрел на Машу и их взгляды на мгновение стремились. — Такова уж была его натура. Вот и попытка выжить в канадских лесах на севере стала одним из таких вызовов. Там он научился читать облака и, как он часто говорил: «следовать за ними», дабы скрываться от пришельцев.

«Только вот, увы, предугадать внезапное появление потрошителя все эти знания не помогли — мысленно проговорил про себя Матвей, едва сдержавшись, дабы не озвучивать это вслух. Не хотелось даже намеком ставить под сомнение опыт Жана».

— Ему стоило поделиться с Матвеем всеми полученными знаниями, — сказала Надя. — Они пригодились бы нам.

— Он и поделился, научил читать облака, верно? — спросил исландец.

Матвей кивнул.

— Да. Только этому он меня и успел обучить.

— Стало быть, остальное тебе уже и так известно. В конце концов, ты не новичок в своем деле.

— И как же он вернулся домой? — в голосе Юдичева отчетливо проскальзывало недоверие про историю выживания Шамана.

— Его подобрали собиратели в Анкоридже*, отправившиеся на ежегодную вылазку.

— Ага, вот с этого и стоило начинать, — заметил Юдичев. — У него еще наверняка при себе и ватты были, и транспорт, верно? А у нас шиш с маслом! И ни один собиратель или капитан к северным берегам России не поплывут ни за какую плату, тебе ли этого не знать? Слишком большой крюк, да и наживы, ради которой стоит тратить ватты, там попросту нет. И что это нам всем говорит? Правильно! Ожидать чудесного появления корабля на территории, куда мы собираемся идти, нам всем не стоит. — Он обернулся к Матвею. — Ты же ведь на это рассчитывал, а? Чудом пережить лето, что уже кажется сказкой, а потом прыгнуть на борт к собирателям?

— Нет, я знаю, что корабли туда не заплывают, — ответил Матвей, заранее предугадав замечание Юдичева. — И, буду честен, я не знаю, как нам выбираться из захваченных земель. Но сейчас, просто чтобы выжить, нам нужно двигаться на север, а потом на северо-восток. Увы, это единственное, что я могу предложить на данный момент.

Разговоры постепенно замолкали, и более никто из выживших не пытался спорить и думать о грядущем дне. Не было больше ни сил, ни желания. Хотелось только лежать и дать покой усталым костям.

Про голод старались больше не упоминать, от этого становилось лишь хуже. Когда совсем стало невмоготу, легли спать. Только Йован не смыкал глаз, продолжая поддерживать костер.

Матвей почувствовал чье-то прикосновение и открыл глаза, завидев над собой довольное лицо Тихона.

— Гляди, я поймал одну!

Мальчик придерживал за жирный хвост мертвую крысу, размером с кулачище взрослого мужика. Собирателю спросонья подумалось, будто тушка зверька ему мерещится, и пришлось как следует протереть глаза, дабы убедиться, что они ему не врут.

Утренний свет просачивался сквозь большие окна из стеклоблока, освещая практически все помещение завода. От прежнего мрака не осталось и следа. Открывшаяся возможность рассмотреть задание изнутри прямо сейчас волновало выживших меньше всего, поскольку сегодня случай преподнес им пускай и небольшое, но все же избавление от голода.

Лейгур растормошил угли, подкинул оставшиеся куски дерева и стал заново разжигать костер. Тем временем Маша, одолжив у Тихона нож, кончиком лезвия осторожно отделяла серую шкурку от тушки. В каждом ее движении чувствовался опыт, сразу заметно — разделывать крыс для нее было не в диковинку. Семь пар голодных глаз жадно наблюдали за каждым ее движением, уже мысленно предвкушая пускай и мерзкий с виду, но все же завтрак.

— Это же как ты умудрился ее поймать? — спросила Маша, не отрываясь от дела.

— А я и не поймал ее, — стал рассказывать Тихон, постоянно облизывая пересохшие губы. — Я проснулся с полчаса назад, пошел поискать местечко где бы отлить, и тут вижу… вот эта вот прелесть стоит у самой стены, мордой вертит и вынюхивает. Потом приметил какую-то увесистую хрень на полу, быстренько поднял ее и бросил прямиком в эту тварь, угодил прям в башку, мозги всмятку!

— Увесистая хрень? — поинтересовалась Арина и едва сдержала смешок.

— Ну… да, — засмущался парень, залившись краской. — Я просто не знаю, что это такое. Что-то черное. Хочешь, я сбегаю и принесу?

— Да нет, не стоит, — глаза Арины с благодарностью улыбнулись.

— Теперь ты гроза всех крыс и мышей. — Матвей хлопнул парня по плечу. — Молодцом, Тихон.

— Да, ты большой молодец, — подтвердила Надя.

Кажется, одобрение Нади для мальчугана стало наивысшей наградой, и он раскраснелся еще больше.

Тем временем Маша принялась разрезать тушку на кусочки.

— А ее есть-то можно? — насторожилась Арина, поглядывая на бледное мясо.

— Плевать, я ее хоть сырой готов сожрать, — отозвался Юдичев.

— Можно, — ответила на вопрос Арины Маша, — главное прожарить как следует. Надо найти что-нибудь, на что можно насадить мясо. Какой-нибудь прут… Не знаю.

— Я кажется знаю, что может подойти, — вызвался Тихон и уже вскочил на ноги. Гордость его не только распирала, но и придала бодрости. — Видел сегодня утром.

— Ну раз уж так, то давай, неси.

Мальчик кивнул и убежал. Вернулся он почти сразу, придерживая в руках нечто напоминающее стальной стержень, с виду довольно широкий для нанизывания на него кусков мяса.

— Нет, это не подойдет, надо что-нибудь потоньше… — взглянув одним глазом, ответила Маша. — Да и материал у этой штуки какой-то странный.

Тихон развел плечами и отправился на новые поиски, пока вдруг его не окликнул Матвей:

— А ну погоди, дай-ка мне взглянуть. — Он протянул руку.

Тихон передал ему загадочный стержень и Матвей принялся его как следует разглядывать.

— Хм, я знаю, что это такое, — прошептал он задумчиво и передал находку Тихона Арине: — Узнаешь?

Арина взяла стержень, пощупала его и осмотрела со всех сторон, а потом ответила:

— Да, это консольная балка из стекловолокна. Одна из деталей для ветряка.

— Угу, — подтвердил Матвей и после задумчиво прошептал: — Ты уже наверное не помнишь, Олег Викторович в прошлом году отправил пару наших ребят купить у китайских собирателей похожую балку для замены нашей, она с годами успела износиться. — Матвей ухмыльнулся, вспомнив цену, которую с возмущением озвучил староста «Востока», когда узнал стоимость столь необходимой запчасти.

— Да, я, кажется, вспомнила нечто такое…

Матвей поднялся с пола и впервые внимательно оглядел пространство вокруг в блеклом свете утреннего солнца. Взгляд зацепился на деталях, лежавших на конвейерной ленте, мимо которых он проходил прошлой ночью, совершенно не задумавшись об их предназначении. А стоило бы…

— Это же все детали безлопастных ветряков, — раздался голос подошедшей незаметно сзади Арины. Она стала перебирать магниты и пружины, пощупывая их.

— Так и есть, — подтвердил Матвей, разглядывая детали. — На вид совсем новехонькие, пылью разве что покрылись. За них дали бы хорошую цену.

— Получается, это завод по изготовлению деталей для ветряков?

— Видно, что так, — согласился Матвей.

— Ну и где этот пацан там шляется? Крысу уже почти разделали! — раздался позади возмущающийся крик Юдичева. — Эй, пацан!

Матвей тем временем крепко задумался, напрочь не слыша возгласы вечно недовольного капитана первой группы и даже позабыв на минуту о голоде. В голове собирателя вырисовывался план, но настолько хрупкий и ненадежной, что для начала стоило кое-что проверить.

— Хм… — Он взглянул на дверь, через которую они вчера попали на территорию завода, а затем на коверную ленту. После его взгляд обратился к Арине: — Можешь пойти со мной? Мне понадобится твоя помощь.

— Ну, хорошо… — Она не стала расспрашивать.

— И прихвати свои инструменты, — добавил он уже на ходу.

— Эй, вы куда? — спросила Надя, провожая их взглядом.

— Мы ненадолго, скоро будем, — ответил Матвей и открыл Арине дверь, впустив внутрь хлопья пушистого снега и утренний мороз.

Яркий солнечный свет заставил зажмуриться. От окружающий их белизны резало в глазах, но это прошло почти сразу, стоило лишь проморгаться. Ветер отсутствовал, мороз приятно покалывал щеки, и все бы ничего, если бы только не последствия прошедшей бури в виде наваливших сугробов, огромным и плотным ковром покрывший территорию завода.

Матвей сделал широкий шаг, ступив в мокрый снег и немедленно об этом пожалел, почувствовав добравшуюся до лодыжки сырость.

— Что ты задумал? — Арина не успела идти за ним следом.

— Пока и сам не знаю, — ответил Матвей, тщательно выбирая место для последующего шага. Он остановился, приложил руки козырьком к глазам, прячась от ярких солнечных лучей, и стал высматривать то, что, как он надеялся, ему не причудилось вчера поздним вечером, прежде чем они оказались в укрытии.

К счастью, он нашел то, что искал.

— Нам туда. — Он указал на широкое здание, подходящее на склад с несколькими подъемными воротами, и двинулся в его сторону. — Ступай по моим следам.

— Ну… ладно, — послышался позади неуверенный ответ.

Кое-как добрались до стен здания. Штаны вымокли до нитки, как и обувь. На бороде успел осесть иней.

Матвей стал искать проход внутрь и нашел заваленную сугробом дверь. Он подобрался к ней и принялся расчищать снег, чувствуя, как руки постепенно немеют от холода.

Стоявшая позади Арина с недоверием поглядывала на него.

— Может, ты наконец объяснишь, что мы тут делаем?

Матвей не ответил. Закончив разгребать снег, он дернул железную ручку двери — не поддалась. Затем он дернул сильнее, и та с тягучим железным скрипом все же открылась.

— Возможно и объяснять не придется, — ответил наконец собиратель, отряхивая прилипший к одежде снег. — Сейчас все узнаем.

Ориентируясь по проникшему внутрь свету из прохода, Матвей подошел к подъемным дверям и потянул за ручку снизу, пытаясь их открыть.

— Подсобишь? — попросил он Арину.

Девушка оторвалась от попыток разглядеть окружающую их тьму и пошла на помощь. Вдвоем они как следует поднатужились и, приложив немалые усилия, смогли поднять ворота.

Белоснежный свет упал на десятки фур с длинными прицепами-фургонами и множество давно сгнивших деревянных паллетов. В дальней части стены находилась платформа для погрузки-разгрузки, под которой скопилась многолетняя пыль и грязь.

— Отлично. — Лицо Матвея озарила довольная улыбка. — Это то нам и нужно.

— Если ты надеешься починить одну из этих махин, то я точно не из тех, кто тебе поможет, — ответила Арина, разглядывая фуры. — Сюда лучше позвать Домкрата.

— Нет, чинить эти древние грузовики я не собирался, да и какой смысл? Электричества, чтобы их завести, у нас все равно нет. Меня интересует кое-что другое… Пойдем.

Он несколько раз дернул проржавевшую ручку дверцы грузовика и открыл ее, оказавшись в просторной кабине. Пыли внутри была тьма, и Матвей, не выдержав, громко чихнул, после чего прикрыл рот и нос шиворотом свитера.

— Запрыгивай, — подмигнул он Арине, указывая на пассажирское место.

Девушка, отмахиваясь от пыли, обошла кабину и открыла соседнюю дверцу. Матвей же стал обыскивать козырьки и копошиться в бардачке.

— Не поможешь мне? — обратился он к севшей Арине. — Надо найти планшет.

Без лишних расспросов она стала помогать ему в поисках. Несколько минут тщательного обыска не привели ни к какому результату, даже весь спальник водителя переворошили, но чего-то и близко похоже на планшет не заметили. Когда уже совсем было отчаялись, рука Арины совершенно случайно коснулась чего-то холодного под сиденьем.

— Смотри. — Она достала тонюсенький планшет, шириной миллиметра три. Корпус из титана, экран успел обзавестись разводами.

— Отлично, это-то нам и нужно. — обрадовался Матвей. — Сможешь извлечь из него кое-какую информацию?

— Ну, выглядит он, конечно, потрепанным… — она рассматривала планшет со всех сторон, — но думаю карта памяти осталась цела. А что именно нужно вытащить оттуда?

— Путевой лист, — ответил Матвей. — Это простой текстовый файл. В нем есть сведения, куда именно должна была отправиться эта фура. Их использовали во время перевозок. И, если вдруг удастся, возможно дорожную карту…

— Если этот путевой лист и правда всего лишь простой текстовый файл, я смогу его перенести, но что касается карты, это вряд ли получится. Я уже пыталась вытащить карту с одного смартфона, нашла его в том городке на озере, но все файлы оказывались повреждены. Это все из-за большого объема данных, они более уязвимы к ошибкам при переносе. Для их избежания нужно много энергии, которых мы, увы, не имеем.

— А в тот раз много ватт потратила?

— Совсем чуток… но больше расходовать их понапрасну не намерена.

Арина вынула из кармана сверток с инструментами и, положив планшет на широкую торпеду, стала разбирать его с помощью крохотной отвертки.

— Все еще не хочешь рассказать, чего ты удумал? — спросила она, сосредоточив внимательный взгляд на разборке.

— Давай для начала достанем этот путевой лист, а там и скажу, лучше всем.

— Как знаешь.

Они замолчали и следующие несколько минут слышался только скрежет отвертки, работающей с очередным крохотным шурупом.

Матвей чувствовал, что из-за этого безмолвия между ним и его названой сестрой пролегала гигантская пропасть, несмотря на то, что сидели они чуть ли не нога к ноге.

Задняя панель планшета была почти снята.

— Мне не стоило тебе этого говорить, — вдруг произнесла она и перестала откручивать маленький шуруп.

Матвей вопросительно посмотрел на нее.

— Вчера утром, когда мы обсуждали сержанта.

— А это… я уже и забыл.

— Не ври, ничего ты не забыл. По лицу ведь вижу.

И она была права. Сказанное Ариной тяжелым грузом легло у него на сердце, не давая покоя со вчерашнего дня. Он не переставая терзался сомнениями, задавая себе десятки вопросов в духе: «а если бы…».

— Ты верно сказал: предугадать будущее нельзя. И в случившемся нет твоей вины. Виноват только этот негодяй Буров, больше никто. И я жду не дождусь встречи с ним…

На мгновение Арина вдруг окунулась в омут гнева, который даже ощутил на себе Матвей. Сидевшая рядом с ним девушка была переполнена злобой.

Собиратель выждал минутку и произнес:

— Отец часто говорил мне, что человеческие эмоции они как резвая лошадь, а мы — ее наездники. Чтобы обуздать ее бурный нрав, нужно не просто правильно сидеть в седле, но и уверенно держаться за вожжи, иначе она скинет тебя и причинит только боль. — Он посмотрел на большой руль, погладил кожаную рукоять и задумчиво вздохнул. — Укрощение этой бурной силы, будь то конь или собственные чувства, — задача не из простых. Я сам не раз падал и до сих пор порой падаю… — Его голос слегка дрогнул, а перед глазами снова возникло лицо мертвого друга. Но он собрался с силами и обернулся к ней, глядя прямо в глаза. — Вот что я тебе скажу: если со временем ты научишься чувствовать седло как часть себя, а вожжи станут продолжением твоих рук, то в конечном счете ты не пожалеешь.

Арина выслушала его, задумчиво посмотрела в окно и вернулась к разбору планшета. Несколько минут у нее ушло на подключение специального проводка к микросхемам и еще добрых десять на попытку вытащить оттуда необходимую информацию тридцатилетней давности.

— Кажется, получилось, — сообщила она, включив свой ваттбраслета.

— Дай-ка взглянуть.

На маленьком сенсорном экране собиратель увидел таблицы с множеством цифр, маркой и номером фуры и перечень содержимого кузова. Полистав до конца он наконец нашел то, что искал.

— Вот и она… — с улыбкой подметил он.

— Что именно? — поинтересовалась Арина, вглядываясь в экран планшета.

— Возможно, наша хрупкая надежда вернуться домой, — с толикой воодушевления ответил собиратель.

Глава 5
Новый план

— Постой, постой, — перебила Надя Матвея, словно не веря собственным ушам, — ну-ка повтори еще раз, что ты намереваешься сделать?

Собиратель прочистил горло и четко произнес:

— Я думаю, мы можем починить один из ветрогенераторов, накопить достаточно энергии и выбраться с материка.

Все молчали, с подозрением поглядывая на собирателя.

Матвей же поспешил объясниться:

— Наверное, я забежал слишком вперед, сейчас попробую все растолковать. — Он подвинул ногой деревянный ящик и сел ближе к огню, на котором Маша жарила малюсенькие кусочки крысиного мяса, нанизанные на тонкую арматуру. — Кто-нибудь из вас имел дело с техобслуживанием ветряков?

Все отрицательно покачали головами.

— Может ты, Домкрат? — обратился к немому спутнику Матвей.

Надя языком жестов перевела обращение собирателя, и Домкрат, насупившись, вскоре ответил.

— Он имел с этим дело, но очень давно, еще будучи подростком, — перевела Надя.

— Да в общем то, это не особо важно, — отмахнулся Матвей. — Я лишь хотел сказать, что если б вы знали, как поддерживают работоспособность ветряков, то, побродив по этому заводу, поняли: здесь таится кладезь хорошо сохранившихся деталей и запчастей, которых хватит на сотни ветряков в Антарктиде.

— Стало быть, все это барахло даст солидный прибыток? — спросил Юдичев, жадно озираясь по сторонам.

— Да, — уверенно ответил Матвей. — Всего этого добра, спрятанного глубоко в лесах на севере России черт знает где, хватит на обогрев десятки тысяч человек на протяжении долгого времени. — Заметив алчность в глазах Максима, он добавил: — Можешь уже сейчас по примеру бывалого пирата отмечать этот завод жирным красным крестом на карте, если, конечно, найдешь эту самую карту.

Юдичев нахмурился.

Матвей же в свою очередь продолжил:

— Вы, как и я, наверняка видели одну из тех здоровенных фур на улице, когда мы вчера добрались до сюда, верно? Так вот, как только я увидел эти детали, — он указал на конвейерную ленту, — то вспомнил про одну из этих фур подумал: должна же была она отправить все эти запчасти в какую-нибудь ВЭС* тридцать три года назад? К сожалению, именно ту фуру вместе с ее грузом время и здешняя суровая погода не пощадила, да вы и сами это видели, но, к счастью, здесь имеется склад для погрузки, внутри которого мы с Ариной нашли еще две фуры, сохранившееся во много раз лучше, как и их груз…

* * *

*ВЭС — Ветряна́я электроста́нция

Собиратель расстегнул свой мокрый от снега рюкзак и вытащил из него катушку с крепко намотанной на стальной каркас медной проволокой. Она едва помещалась в ладони и с виду была достаточно увесистой.

— Мы нашли эту катушку в одной из фур, таких там еще полсотни, если не больше, и все они отлично сохранились. Эта одна из важнейших деталей для работы статора в безлопастных ветряках, и будь с нами Шаман, он обязательно бы это подтвердил. Мы, собиратели, никогда не стараемся проходить мимо ветряков, даже с виду старых и сломанных, поскольку всегда есть возможность отыскать внутри статор и снять с него одну такую вот катушку и продать за хорошие ватты. За весь мой многолетний опыт вылазок я смог найти штук так и только, имел удачу оказаться в местах, где еще не ступала нога других собирателей. С каждым годом отыскивать новые такие становится все сложнее, поэтому приходится уходить глубже в захваченные земли.

— А что она делает? — спросил Тихон, с любопытством разглядывая медную проволоку.

Матвей задумался, пытаясь подобрать более понятное объяснение для тринадцатилетнего парня, но его опередила Арина:

— Электромагнитную индукцию.

Тихон с виду еще сильнее озадачился.

— Если простым языком, — вмешался Матвей, поглядев на серьезное выражение лица Арины, — то эти медные провода все равно, что вены, только по ним идет не кровь, а полученный ток.

Тихон ахнул, явно притворяясь, что все понял.

— В грузовике, который мы обыскали, имеется еще две важных детали: статор и магнит для поддержания колебания мачты.

— Неодимовый, — добавила Арина.

— Да, неодимовый магнит*. С ним будет полегче, а вот со старом придется повозиться… Весит он прилично.

* * *

*Неодимовый магнит — это тип постоянного магнита, изготовленного из сплава неодима, железа и бора. Эти магниты обладают исключительно высокой магнитной силой по сравнению с другими типами магнитов, что делает их особенно полезными в различных применениях, включая электронику, медицинские устройства и возобновляемые источники энергии.

— Ты так говоришь, будто мы все уже в курсе твоей затеи, а я до сих пор ничего не понимаю, — возразила Надя.

— Все просто, — ответил Матвей, — мы возьмем эти три важные детали и двинемся в сторону Северодвинска, где попробуем восстановить работу хотя бы одного ветряка.

Снова тишина, нарушаемая лишь потрескиванием догорающего костра.

— Северодвинск… — задумчиво пробормотала Маша, — что-то знакомое.

— Это город на берегу Белого моря. Он находится совсем рядом с Архангельском, откуда некоторые из нас эвакуировались во время Вторжения.

— Точно, теперь я вспомнила… — ответила Маша все также задумчиво. — Там располагался один из лагерей беженцев.

— А еще, как мы выяснили, там же находится и ветряная электростанция.

Матвей снова потянулся к рюкзаку и на этот раз достал потрепанный планшет.

— В довторженческие времена водители грузовиков, отправляясь в рейд, имели при себе так называемые путевые листы, в котором помимо прочей информации указывался начальный и конечный маршрут. Арине удалось достать путевой лист одного из грузовиков в гараже, и мы узнали, куда он должен был направиться много лет назад, но начавшееся Вторжение ему помешало. Арина?

Девушка открыла свою красную записную книжку и прочла:

— ВЭС «Комета», улица Северо-западная, город Северодвинск.

Она закрыла книжку.

— Еще раз, план такой, — стал пояснять Матвей, — мы возьмем уцелевшие детали ветряка, в основном этот статор, и отправимся в Северодвинск, там отыщем упомянутую Ариной электростанцию и попробуем починить один из ветряков.

— В отличие от планшетов, в ветряках я небольшой знаток, — добавила поникшим голосом Арина, поглядывая на катушку в руках Матвея. — Но попробовать стоит.

— У тебя обязательно получится, — подбодрил ее собиратель и обратился к остальным. — Понимаю, план не ахти, да и если призадуматься, в нем куча подводных камней, но сейчас он мне видеться куда разумнее, нежели поход в неизвестность.

Матвей кончил и теперь наблюдал за реакцией остальных. Более всего, он сам был удивлен этому факту, важнее всех для него оставалось мнение Лейгура.

И тот, словно уловив его мысли, тихо произнес:

— Согласен, эта затея может сработать, да и смотрится куда нагляднее в сравнении с походом черт знает куда на север. Однако, Матвей, в твоем плане кроется заметный изъян. Вот допустим, нам удастся добыть электричества из этого ветряка, только вот каким образом мы доставим их в Приморск, к кораблю? Боюсь, на обратный путь у нас не хватит ни сил, ни, что самое главное, времени.

— Я тоже об этом думал, — ответил Матвей и посмотрел на Домкрата. — Надя, спроси у нашего механика, если нам удастся отыскать более-менее целехонький электромобиль, сможет ли он починить его?

Перевода не потребовалось, Домкрат все прочитал по губам.

— Это будет трудно, — перевела Надя, следя за жестами механика. — Даже если мы найдем неповрежденный электромобиль, допустим военный, где начинка куда долговечнее обычных, гражданских, то с аккумуляторной батареей придется как следует повозиться. И это не говоря уже других, мелких компонентах, которые могут понадобиться.

— Но все же, это возможно, да?

Домкрат вновь все понял без перевода и кивнул, хоть на лице его и считывалась тень неуверенности.

— В любом случае, — на этот раз Матвей обратился ко всем, — если с электромобилем и не выйдет, мы хотя бы раздобудем ватт, а уж применение им найдется…

Все задумчиво склонили головы, переваривая сказанное.

— Мы этих ветряков десятки встретили по дороге, — вдруг заявил Юдичев. — Почему просто не можем вернуться к ближайшему и починить его?

Матвей пояснил:

— Потому что все это бытовые, а не промышленные ветряки. Мы будем до конца весны выкачивать из них нужное количество ватт для переправы в Антарктиду. К тому же оказавшиеся в нашем распоряжении детали к ним точно не подойдут. Они предназначены именно для тех типов ветряков, что стоят в Северодвинске.

— Не знаю, Матвей… — задумчиво проговорила Маша, — слишком уж много «если» в твоем плане.

— Верно, — согласился собиратель, полностью разделяя ее сомнения, — но попробовать стоит. В конечном счете, если с ветряком ничего не выйдет, мы будем придерживаться изначального плана и двинемся дальше, на север.

— Согласен, — ответил Лейгур, — с этой затеей мы ничего не теряем, сто́ит попробовать.

— Хорошо, — Матвей немного приободрился, — в таком случае, первое, что нам следует сделать это отыскать дорогу в сторону Северодвинска и…

Речь Матвея прервала Надя. Прогрессистка резко встала и прикрыла ладонью рот, отвернувшись от остальных.

— Надя, ты в порядке? — обеспокоенным голосом обратилась к ней Маша.

— Да, все нормально, просто…

Внезапно ее стало тошнить.

Маша наскоро передала арматуру с почти приготовленным мясом Домкрату и поспешила к Наде, обхватив ее за плечи.

— Воды, быстрее, — приказала ученая, протягивая руку.

Тихон и Арина спешно стали лазать в рюкзаках, но мальчишка оказался шустрее и первым отдал свою флягу. Прежде чем Надя сделала пару жадных глотков, прошло еще несколько мучительных минут, в течение которых она, согнувшись пополам, выплевывала желтоватую жидкость.

— Вот же… — прогрессистка попыталась отдышаться, — вот же гадство.

Ее глаза заблестели от влаги.

— Должно быть, это от голода, — предположил Матвей, поглядывая на обжаренные куски крысятины. — Дайте-ка отложим разговоры на потом и поедим.

С позволения Тихона, Маша заняла него нож и, под пристальным надсмотром голодных взглядов, стала разрезать тушку на части.

— Тихон, — внезапно обратилась Маша к мальчику, перестав орудовать ножом, — ты добыл эту крысу, тебя я и спрошу. Как думаешь, стоит ли нам поделиться куском с ним? — Она кивнула в сторону Юдичева.

— Чего⁈ — возмутился Максим. — Да ты…

Матвей нарочно громко прокашлялся и, встретившись взглядом с Юдичевым, мысленно напомнил ему вчерашний разговор. Тот намек уловил и по привычке проворчал себе в бороду что-то едва слышное.

— Вот уж не знаю… — ответил Тихон деловым тоном.

— Да хорош ёрничать, шкет, — бормотал Юдичева, с виду едва сдерживаясь от гнева, — голод уже глотку душит.

— А ты вежливо попроси, — надменный тон парня стал чуточку серьезнее, — и еще извинись.

Юдичев походил на закипающий чайник, который вот-вот разорвется свистом.

— За что это я должен извиняться перед тобой? — сквозь зубы процедил он.

— За то, что назвал меня зеленой соплей вчера.

— Чего? Да ты…

— Я злопамятный, да, мне всегда это говорили. Ну так что?

— Да ладно тебе, парень, не перегибай палку, — вмешался Лейгур.

— Нет уж, пускай извинится, иначе мяса не получит. И еще вежливо меня попросит об этом.

Судя по тону, Тихон и впрямь был настроен решительно. Полученной возможностью расквитаться он пренебрегать явно не желал.

— Вот что я тебе скажу… — заговорил Юдичев и встал на ноги, — я еще ни перед одним человеком в жизни не угодничал, а уж перед малолеткой не собираюсь и подавно. Подавись этой крысой, сопля зеленая.

Максим харкнул мальчишке под ноги, набросил на плечо свой рюкзак с пожитками и направился к двери. Уход Юдичева раньше всех за последние двое суток уже превратился в недобрую традицию. Как только тот вышел наружу, Матвей строго посмотрел на Тихона:

— Лейгур прав, ты перегнул палку.

— Да пошел он, — ответил мальчик, мрачно глядя на входную дверь, за которой скрылся Максим. — Крысу добыл я, и делю ее с тем, с кем захочу.

— Он прав, Матвей, — вступилась за парня Маша, — этот Юдичев еще в подземке палец о палец не ударял и только и делал, что жрал все то, что добывал охотой Жак. Пускай голод послужит ему уроком в довесок к твоему вчерашнему предупреждению, может хоть так он наконец призадумается, что мир не крутится только вокруг него.

Маша положила первый отрезанный кусок в ладонь Нади.

— Не знаю… — Матвея терзали сомнения, — по мне, так все эти склоки к добру не приведут. Мне Юдичев тоже не по нраву, но, конце концов, не забывайте, на чьем корабле мы должны будем плыть обратно, если идея с починкой ветряка и электромобиля сработает.

— Если это и случится, — тяжело проговорила Надя, до сих пор отходя от тошноты, — то с нами имеется еще один человек, умеющий управлять кораблем.

Угроза от прогрессистки прозвучала настолько открыто, что Юдичев, услышав ее, точно не преминул бы устроить здесь заваруху.

— Вот что, отрежь и ему, — велел Маше собиратель, указывая на жареную тушку.

— Матвей…

— Просто сделай это, иначе я отдам ему собственный.

Маша нехотя отрезала кусочек мяса и протянула его Матвею. Он завернул его в платок и положил в карман.

— Ладно, нам не стоит задерживаться, — собиратель поднялся с места. — Ешьте и сразу будьте готовы отправиться в путь. Но прежде нам еще нужно разобраться с одной из наших комплектующих к ветряку.

— А что с ней? — поинтересовался Лейгур.

— Увидишь.

Статор ветрогенератора своей формой походил на юлу с кучей разнообразных проводов. В центре имелся массивный цилиндр, похожий на вал, обрамленный кольцами из магнитов. По краям окружности располагались те самые катушки, надежно обмотанные тончайшей медной проволокой.

И все бы ничего, да только этот статор был размером с колесо легкового автомобиля, а высотой достигал колена, еще и весил килограмм двадцать, если не больше. Тащить в руках эту штуковину возможным не представлялось, поэтому перво-наперво стали прикидывать на чем бы таком ее повезти.

— А без нее никак? — поинтересовался Тихон, сдувая осевшую пыль с будущего груза.

— Говоря простым языком Матвея… — стала пояснять Арина — статор все равно, что сердце ветряка, без него ничего не выйдет.

— Зато сразу понятно, что это штука важна, — подхватил с улыбкой Матвей, услышав явную поддевку в свой адрес.

Задачу с переносной разрешили совсем скоро. В самом темному углу склада отыскали стальную тележку с платформой и высокими ручками. Пришлось немного повозиться с цепью для закрепления статора на тележке и потратить некоторое время на поиски чем бы его укрыть от снега; для этой цели нашли хорошо сохранившийся брезент из полиэстера. Колесики открутили и спрятали, а на их месте закрепили балки из стекловолокна, чтобы использовать их в качестве полозьев для лучшей проходимости по снегу.

Пока завершались последние приготовления к выходу, Матвей отправился на поиски Юдичева. Долго искать капитана не пришлось, он стоял рядом со шлагбаумом у будки охранника и пристальным взглядом изучал заваленную снегом трассу. Когда Матвей поравнялся с ним, Максим сделал вид, будто бы и не заметил его.

— Понадобится твоя помощь в перевозке статора, мы нашли тележку, будем везти ее по очереди, — Собиратель развернул платок и протянул ему кусок успевшего остыть мяса. — Я могу на тебя рассчитывать?

Юдичев бросил короткий взгляд на него и предложенный завтрак.

— Невелика плата, — прошептал он.

— В нашем положении довольно солидная, — ответил Матвей.

Юдичев молчал, нахмурив брови. Видно, задумался.

— Тележку, говоришь? По этим сугробам? Да ты рехнулся… — произнес он.

— Мы прикрепили к ней полозья, должно быть полегче. Если снег растает, прикрутим колесики. Да и другого способа перевезти эту дуру нет, только так.

Матвей нарочно не говорил ни слова, выжидая ответа. Он выждал с минуту, но Юдичев по-прежнему сохранял задумчивое молчание. Тогда Матвей мысленно плюнул, положил платок с мясом на стойку шлагбаума и развернулся, намереваясь пойти назад.

— Знаешь, а я ведь и сам был таким в его возрасте, — раздался голос Юдичева позади.

Матвей понял, что речь шла о Тихоне. Он остановился и поглядел на него через плечо.

— Тоже острый был на язык, за словом в карман не лез, а если доходило до драки, так врезать в морду обидчику это за милую душу. У нас с пацанами даже соревнование было: за какое время удастся вывести взрослого мужика настолько, что он все бросит и тотчас же захочет тебя придушить голыми руками. И знаешь что?

Максим взял кусок мяса и бросил его в рот, после чего принялся с наслаждением пережевывать, откинув голову назад.

— Этот гаденыш почти побил мой старый рекорд в двенадцать секунд.

Он прошел мимо Матвей, хлопнул его по плечу и сказал:

— Давай, показывай, где там эта тележка. Чур я первым ее повезу.

Через полчаса пути лес стал редеть, сменяясь на заброшенные дома.

Как и предполагал Матвей, рядом оказался город Медвежьегорск, название которого они узнали благодаря полуразрушенной стелле, встретившей их трассе. Сначала виднелись хижины, потом они стали превращаться в небольшие трехэтажные домики, а после того как путники достигли центра города, им открылся вид на здания выше, достигающие десяти и больше этажей.

Утомившийся волочить за собой тележку Юдичев передал ремни Матвею. По началу собиратель и вовсе не чувствовал тяжести груза, но по прошествии часа руки стали неметь, а закрепленный на платформе статор словно каждую минуту становился тяжелее грамм на сто.

По городу они блуждали в надежде найти какой-нибудь ориентир, способный помочь им отыскать путь до Северодвинска. Старались двигаться восточнее, к центру города, пока на горизонте не появилось охваченное льдом озеро, которому не было ни конца ни края. Лишь присмотревшись вдаль, можно было разглядеть темно-зеленые полосы леса на левом и правом берегу; до обоих, по прикидкам, было километров пять, если не больше.

Путники подобрались к побережью и сделали привал. Все стали разглядывать нетронутую, белоснежную пустошь, идущую далеко на юг.

— И куда дальше? — поинтересовалась Надя утомленным голосом. Среди всех она выглядела самый утомленной.

Матвей стал думать, вспоминая фрагменты всех увиденных им карт, на которых был нанесен этот регион России. Эх, будь здесь Вадим Георгиевич, он точно хоть приблизительно подсказал бы, куда именно им следует двигаться. Ну а все что знал Матвей, так это то, что Архангельска, он же считай Северодвинск, где-то на севере. Но где именно⁈

— Матвей, иди сюда, — позвала его Арина.

Собиратель заметил как девушка рукавом куртки стряхнула снег с небольшого стенда, стоящего возле причала.

— Онежское озеро, — прочитала Арина на появившейся перед ней карте, показывающая северные берега. — А вот смотри, — она ткнула пальцем в левый нижний угол, почти конец карты. — Петрозаводск. Кажется, мы его прошли недели полторы назад, перед тем как остановились в том поселке.

Матвей внимательно рассматривал потертый и местами проржавевший рисунок карты.

— Одно я знаю точно, — начал Матвей, — если мы пойдем дальше на север, то рискуем зайти так далеко, что у нас справа окажутся западные берега Белого моря, которые заставят нас повернуть назад и потерять тем самым кучу времени.

— Что будем делать? — спросила Арина, с надеждой в глазах посмотрев на него.

Матвей ответил не сразу, разглядывая внимательно открывшуюся перед ним местность и ориентируясь по установленному в ваттбраслет компасу.

— В таких случаях я всегда полагаюсь на чутье, и, как правило, оно меня никогда не подводит. Ну… почти.

— И что оно тебе подсказывает?

Матвей указал на трассу позади остальной отдыхающей группы.

— Вон та восточная дорога идет к выходу из города. Полагаю, лучше всего будет прямо сейчас двинуться восточнее. Может, там найдется нужная дорога.

Арина кивнула, отошла в сторону, опустила голову и тихо проговорила:

— Не уверена я, Матвей.

— Про дорогу?

— Нет, не про дорогу. — Она облокотилась о стенд. — Я про этот ветряк. Я всю жизнь провозилась с одними только планшетами, ваттбраслетами и рациями, но ветряки… Я сталкивалась с ними всего пару раз, да и то скорее в качестве наблюдателя.

— Арина которую я знаю, способна починить не только ваттбраслеты, рации и планшеты, — Матвей подошел к ней и положил руку на плечо, — если дать тебе необходимые инструменты, ты хоть самолет заставишь летать, уж я-то знаю.

— Вот уж прямо самолет…

— Да хоть истребитель, — подбодрил ее Матвей, прижав к себе.

Между ними возникло приятное молчание и тень вчерашней ссоры рассеялась окончательно.

— С каждым днем я все чаще думаю о наших, — произнесла Арина, поглядывая на замерзшее озеро. — Матвей, ведь если нам не удастся отсюда выбраться до наступления зимы, если…

— Я знаю, — прервал ее собиратель, боясь даже мысль допустить о судьбе братьев и сестер с «Востока». — Но мы выберемся, обязательно выберемся. Просто верь в это.

Арина поджала губы и посмотрела на озеро.

— Матвей, ну что? — раздался позади голос Маши. — Куда идем дальше?

— Пошли, — собиратель погладил Арину по спине, — нам еще идти и идти.

Глава 6
Проблемы насущные

Стоило им покинуть Медвежьегорск, как трасса, по которой они шли, стала уходить южнее, вдоль озера. Первые несколько часов вокруг стояла теперь уже привычная картина: бесконечные леса, идущая в неведомом направлении дорога и кружащие над головой вороны, казавшиеся предвестниками зла; потом повстречалось поселение, настолько крохотное, что они прошли его за считаные минуты. Ни названия, ни более-менее сохранившихся домов, ничего, чему можно было бы зацепиться взглядом. Разве только очередная белокаменная церквушка, стоящая на окраине поселка, подсказывала, что некогда здесь существовала пускай небольшая, но все же жизнь.

Матвей все посматривал на кучевые облака, внимательно наблюдая за состоянием фронта. Температура по ощущениям почти не менялась, и оставалась, по прикидкам, от минус десяти, до минус пятнадцати градусов Цельсия. До сих пор им везло, но как долго это продлится? Худшее и опасное в ремесле собирателя — не знать прогноза. Никогда прежде ему не доводилось ходить по захваченным землям, при этом не зная, чего ждать от погоды следующие несколько часов.

Дорога уходила все дальше на юг, и приметив это, Матвей начал сомневаться в своем решении. Может, повернуть, пока еще не поздно? Того и гляди, еще с десяток километров и они пересекут границу холодного фронта, а там и мерзляки их почуют.

— Матвей?

Голос Маши отвлек его, вывел из задумчивости.

— Да? — произнес он так, словно очнувшись после небольшой дремы.

— Я, признаться, все хотела тебя поблагодарить…

Внезапно она замолчала, а бледное лицо обрело оттенки заметной робости.

— За что? — спросил Матвей, так и не дождавшись, когда стеснение отпустит ее.

— За то, что ты заступился за моего отца, когда проголосовал нести его дальше.

Собиратель понимающе ответил ей кивком, поразмыслил несколько секунд, а потом решился ответить напрямую:

— Честно признаюсь, я сперва был твердо настроен против. Как бы ни хотелось соглашаться с Юдичевым, но он… знаешь, все же он прав, как и Лейгур с Ариной. Вадим Георгиевич, к сожалению, был обречен. И взяв его с собой, мы просто оттянули бы неизбежное.

На мгновение между ними будто бы выросла толстая стена, пробить которую даже залпом из пушки казалось невозможным.

— Тогда почему ты изменил решение? — спросила она все с той же робостью.

Матвей почувствовал странную скованность. Ноги словно стали заплетаться, и причиной тому была не усталость.

— Увидел, как приближается холодный фронт и подумал… — он вздохнул, пытаясь набраться сил, дабы продолжить, — подумал, что это поможет тебе немного дольше побыть с отцом, прежде чем он… — Внутри все покалывало, странное ощущение. — Не знаю, прости меня, наверное зря я это сказал.

Маша не отвечала, а он, в свою очередь, боялся даже искоса посмотреть в ее сторону, отчего-то ожидая увидеть на ее лице не то печаль, не то гнев.

Но вдруг он почувствовал, как в его карман, где он прятал озябшую руку, проникла ее рука. Нежное прикосновение и приятное тепло, исходящее от ее ладони и пальцев, бросило собирателя в дрожь.

— Я сейчас начинаю осознавать, что с моей стороны это было крайне глупо настаивать нести отца дальше, — с тенью сожаления заговорила Маша. — Порой со мной это случается, я вдруг перестаю контролировать свои эмоции и не руководствуюсь здравым смыслом. Что-то вроде истерики. В общем, на мгновение я вдруг и правда забыла для чего мы здесь и какова наша миссия. — Она чуть крепче сжала его ладонь. — Но больше этого не повторится. Хватит с меня. Уж больно много я сделала неверных решений за последнее время.

Матвей все думал, стоит ли ей что-то ответить на это? Но не стал. Вместо слов он большим пальцем растер ее руку, пытаясь согреть.

Вечерело. Медленно сгущались сумерки, и предстояло найти очередное место для ночлега. Но как и сутки назад, окромя леса и, добавившегося к нему с западной стороны озера, ничего не находилось. Благо, не было вчерашней бури, заставляющая коченеть все тело.

Лейгур, еще в полдень взявший у Матвея тележку со статором, теперь передал ее Домкрату. Полозья прекрасно справлялись с перевозкой.

Матвей и Маша шли позади группы. Вдруг в глаза собирателю бросился Тихон, следующий рядом с Надей.

— Могу я тебя кое о чем спросить? — обратился Матвей к своей спутнице.

— Конечно, спрашивай, — охотно, но с тенью усталости ответила ему Маша.

— Это насчет Нади. С тех пор, как Тихон оказался с нами, она все время огрызается в его сторону и, знаешь… ненавидит его так, словно он лично ей чем-то насолил. Нет, конечно, он натворил дел…

— Например, ранил моего отца, — заметила Маша.

— Да, — с сожалением подметил Матвей, и, вспомнив остальные косяки парня, добавил: — да и не только.

Потом продолжил:

— И все же, я переживаю, как бы эта неприязнь между ними в одно мгновение боком не встала. В свое время она его чуть ли не убить обещала, если он облажается.

— Я не думаю, что она способна обидеть его.

Матвей задумался. И действительно, сколько угроз звучало в адрес парня с ее стороны еще на корабле, но прогрессистка даже и не пыталась воплотить в жизнь хоть одну из них, ограничиваясь лишь словесными предупреждениями.

Маша продолжила:

— Это скорее мои собственные домыслы, но, полагаю, все дело в ее сестре, Тане.

— Таня? Хм… — Матвей на секунду задумался, вспоминая, где он слышал это имя. — Точно! Она рассказывала про Таню, когда мы только-только отплыли с «Мак-Мердо».

— Вот как? — удивилась Маша. — Тогда, а она рассказывала, как та умерла много лет назад, сразу после Адаптации?

Матвей почувствовал, как горло стиснула невидимая хватка от услышанного.

— Нет, — пробормотал собиратель. — Она только рассказывала, как во время эвакуации в Архангельске погибла ее мать, и как она спасла сестру.

— Тогда тебе довелось стать свидетелем того, как Надежда Соболева раскрывает часть своего прошлого. Это, можно сказать, редкое явление, недоступное многим.

— Соболева? Значит, вот какая у нее фамилия…

Маша сдержанно ухмыльнулась и произнесла:

— Это лишний раз подтверждает, насколько она не любит говорить о себе.

— Все равно не пойму, как Тихон связан с ее сестрой? — недоумевал Матвей.

Маша замедлила шаг и намеренно отдалилась от группы, словно не желая быть подслушанной.

— Эх, давно же это было… Мне эту историю рассказывал еще папа, возможно я не смогу передать всех подробностей, но постараюсь.

Она выдохнула и полушепотом стала рассказывать:

— Жил у нас на «Прогрессе» один парень еще в семидесятых годах, звали Денисом. Волосы кудрявые, глаза голубые, ну вылитый Тихон, разве только постарше, лет пятнадцать ему было, я хорошо запомнила его внешность, хоть и сама была тогда маленькой. Родители у него погибли во время Адаптации, как и у многих из нас.

Усталость давала о себе знать. Она на несколько секунд замолчала, перевела дыхание и продолжила:

— Когда голодные времена закончились, он стал работать помощником в гараже, выполнял мелкие поручения вроде подай-принеси, не более. Жил он один, в небольшой комнатке, если не ошибаюсь, по соседству с Домкратом. Так вот, уж не знаю как, но между Денисом и Таней возникла сильная любовь, они друг в друге души не чаяли. В те годы Таня, ей было четырнадцать, иногда приглядывала за мной десятилетней, и постоянно рассказывала про Дениса с придыханием, только и болтала о нем, и по секрету говорила мне, как они вместе скоро уедут в «Мак-Мердо», на станцию, где никогда не идет снег и намного теплее. Я до сих пор помню ее мечтательное лицо, а еще помню Надю, которая постоянно с ней ругалась насчет Дениса и все говорила сестре, что ей нужно позаботиться о себе и не тратить время почем зря, особенно в ее возрасте. Как ты уже понял, Надя совершенно невзлюбила Дениса, а уж почему, так это только одному Богу известно. Так они ругались, долго ругались, пока не случилось страшное.

Маша на минуту замолчала, словно набираясь сил продолжить рассказ.

— В одно декабрьское утро в гараже недосчитались одного вездехода, а немного погодя заметили исчезновение Дениса и Тани. Скоро все сразу стало понятно, оба они сбежали, и не абы куда, а в «Мак-Мердо». Я вспомнила рассказы Тани про американскую станцию и все рассказала Нади. Потом она стала убеждать моего дядю пуститься в погоню, несмотря на нехватку ватт, но тот отказал ей. Тогда уж мой папа втихую ей помог, снарядил небольшой вездеход с командой и отправились вдогонку, только вот все это оказалось бестолку. Они проехали километров сто, но не нашли и следа угнанного вездехода и были вынуждены развернуться из-за кончающегося электричества — тогда аккумуляторы были куда прожорливее, нежели в наше время, да ты это и сам знаешь. Когда дядя Миша узнал про выходку моего папы, он впредь строго-настрого запретил вылазки на вездеходе и усилил охрану гаража, руководствуясь все той же нехваткой электричества. Папа рассказывал, что пытался переубедить брата продолжить поиски, но тот не соглашался ни в какую, говоря, что это равносильно поиску иглы в стоге сена. Здесь я с дядей соглашусь, ты и сам наверняка знаешь какого это — вести поиски в этой снежной пустыне. В итоге всё свернули, и про Дениса с Таней ничего не было слышно долгих два месяца, до тех пор пока один из идущих к «Прогрессу» вездеходов из иранской «Тахадди» случайно не наткнулся на вездеход, застрявший в заструге. — Маша снова печально выдохнула и быстро произнесла: — Там они и нашли их, два замерзших трупа, Дениса и Таню.

После услышанного перед Матвеем вспылили белые, покрытые инеем лица еще совсем детей. Образ этот был столь ярок, что у него закружилась голова и сделалось дурно. А еще немного погодя он вспомнил «Снежную мышку», маленький вездеход, с которым они столкнулись, когда покинули «Восток».

Матвей хорошенько запомнил, что именно тогда сказала Надя, оказавшись в салоне крохотного вездехода:

«Надо сжечь здесь всё»

«Нельзя оставлять их вот так. В таком… виде».

— Но это еще не все, — внезапно продолжила Маша и посмотрела на Матвея. — У Тани нашли дневник, где она вела личные записи. Как выяснилось, они бежали потому, что Таня оказалась беременной.

На улице как будто темнее, да и ветер немного усилился.

— Одно я знаю наверняка: Таню бросится наутек заставили мысли о гневе старшей сестры, когда та узнала бы о ее положении. Папа рассказывал мне, что последнюю часть дневника Тани он не читал, поскольку его забрала Надя. Лишь одной ей известно, что именно писала ее сестра прежде чем замерзнуть насмерть. — Она облегченно вздохнула и произнесла: — Вот такая вот печальная история.

— Теперь хотя бы мне понятно, почему она так привязалась к Арине, не хочет повторения случившегося с ее сестрой, — проговорил Матвей, поглядывая на заново открывшуюся для него прогрессистку, как совершенно нового человека с непростой судьбой. — Но все же, при чём здесь Тихон? Я не понимаю ее ненависти к парню.

— Мне кажется, это довольно очевидно, — стала объяснять Маша, — я не психиатр, мне более близки точные науки, но здесь, я предполагаю, в лице Тихона она видит Дениса — мальчика, который способен натворить бед. — Немного погодя она добавила: — Не говоря уже об их схожести.

Теперь, взглянув на едва волочащую ногами Надю, Матвей испытывал к ней лишь чувства жалости. Вся ее скрытность, нежелание общаться и предпочтение оставаться наедине скорее со своей винтовкой, нежели с человеком, обрели вполне закономерное объяснение. Но все же она смогла открыться Йовану! В ту ночь, в метро, за сутки до вылазки в лабораторию и за день до его смерти, они были вместе. Матвей отчетливо помнил радостный голос Нади. Но, вполне возможно, то была заслуга Йована, способного разговорить и своей добротой очаровать самого черствого человека во всей Антарктиде и за ее пределами.

— Только прошу тебя, не говори никому о том, что я тебе рассказала, — прошептала Маша. — Пускай это останется между нами.

— Хорошо, — пообещал Матвей. — Я никому не скажу.

Словно в качестве благодарности ее рука снова нырнула в его карман, и собирателю сделалось теплее.

Сгущались сумерки, и совсем скоро предстояло отыскать место для ночлега. На этот раз удача улыбнулась им, и они набрели на очередной безымянный поселок, расположенный недалеко от берега озера. Там смогли отыскать более-менее сохранившийся домик, устроиться как следует, развести костер и почти сразу заснуть. Денек выдался чрезвычайно тяжелым.

На следующее утро все семеро путников стояли напротив перекошенного указательного знака, найденного исландцем во время разведки дороги впереди.

Знак представлял из себя стальной лист с блекло-синим фоном. На нем белыми буквами были указаны названия трех городов и расстояние в километрах:

↑ Медвежьегорск 38

↑ Мурманск 821

Архангельск 525 →

Дорога к Архангельску представляла из себя доверху засыпанного шоссе, уходившее на восток в глухой лес, где терялось среди гущи елей и кленов.

Предчувствие в очередной раз не подвело Матвея, и посетившая его под минувший вечер тревога касаемо выбранного пути исчезла мигом, однако теперь появилась иная.

— Пятьсот двадцать пять километров⁈ — Юдичев схватился за голову. — Это ж… это ж… да до хрена это! Мы вчера от этого Медвежьегорска перлись весь день и, получается, прошли всего-то тридцать восемь километров! А здесь пятьсот двадцать пять! Это таким макаром мы только к концу весны доползем до этого Архангельска.

— Вчера мы прошли не тридцать восемь, а около пятидесяти, — поправил его Матвей. — Не забывай про путь с завода и в городе.

— А, ну это меняет дело, — съязвил Юдичев и отмахнулся рукой.

— Хватит уже, — устало произнесла Надя. Лицо ее выглядело болезненно, да и сама она как будто за пару минувших дней лишилась прежних сил окончательно. Она посмотрела на Матвея и произнесла: — Получается, если мы отправимся в сторону Архангельска, а точнее стоящего рядом с ним Северодвинска, нам понадобится дней десять идти?

Матвей задумался.

— Это в лучшем случае, — проговорил он, поглаживая кончик бороды и посматривая в сторону открывшегося перед ними пути. — Многое зависит от погоды, очередная буря может надолго приковать нас к месту.

— А я вот смотрю на эту дорогу, и мне совсем туда не хочется, — вставила Арина, исподлобья поглядывая на узкую просеку.

— И мне от нее как-то не по себе, — добавил Тихон, встав рядом с Ариной в качестве поддержки.

— Матвей, может, есть другой путь? — спросила Арина.

— Другой путь-то может и есть, только вот отыскать его будет затруднительно. Возможно, если мы вернемся и пойдем дальше на север, в сторону Мурманска, то там сможет найти еще трассу, только вот не факт, что она будет лучше. К тому же мы еще и время потеряем.

Матвей поднял голову и посмотрел на облака, после чего тихо добавил:

— Не знаю, сколько еще продлятся эти холода.

Все молчали, пока Лейгур не сказал:

— Не вижу смысла возвращаться, лучше пройдем здесь. Да, это будет тяжелый и долгий путь, но он гораздо лучше безызвестности, ожидающей нас на севере.

— Согласна, — кивнула Маша.

— Ну, если никто не возражает, значит пойдем по этой дороге, — произнес Матвей и откашлялся, прогоняя застрявшую в горле сухость. — Но предупреждаю сразу, идти будем быстро, не теряя времени. Останавливаться придется только на часов шесть сна и продолжать путь. Погода в любой день может перемениться не в нашу пользу, и, боюсь, голод и усталость станут наименьшей проблемой.

Все тихо выдохнули, будто мысленно готовясь к предстоящему длительному марафону.

— Пятьсот километров… — прошептала Надя, — уж не знаю, смогу ли я.

— Сможешь, — твердо ответил ей Матвей и посмотрел на всех, — вы все сможете.

Матвей скользнул глазами по изнуренным лица, прекрасно отдавая себе отчет, что до Северодвинска дойдут не все. Слабее всех выглядела Надя, ее ноги буквально подкашивались, дрожа как тонкие прутья. За ней нужно особенно приглядывать.

— Хорошо. — Матвей посмотрел на Юдичева. — Как и вчера, ты первый потащишь статор.

— Угу, — едва слышно отозвался Максим и принял из рук Домкрата ремни тележки.

И все они лениво направились в сторону леса, ступив на давно мертвую дорогу, заваленную снегом.

Несколько часов спустя после начала пути отыскали ручей с пресной водой. Это произошло благодаря острому слуху Тихона, выручающий группу уже не первый раз. Мальчик услышал тихое журчанье в лесной чаще справа от дороги и предложил направиться туда. Пройдя метров сто они наткнулись на овраг, а там и на быстро идущий ручей, местами покрытый ледяной коркой.

Холодная вода обжигала горло и острым клином била в голову, но до чего все-таки было приятно хоть ненадолго заглушить осточертевшее чувство голода.

У ручья сделали привал на пять минут, наполнили до краев фляги и вновь двинулись в изнурительный путь, решив хотя бы на время проблему с наличием воды.

Шли с трудом, едва волоча ноги. Порой Матвей старался подгонять группу, зазывая ускорить шаг, и они ускоряли, но сил этих хватило минут на пять, после чего ноги вновь становились ватными.

Не сбиться с дороги помогали встречающиеся вдоль дороги столбики зарядных станций для электромобилей. Они попадались по несколько штук к ряду каждые километров десять.

После полудня дорога резко повернула на восток и им встретился маленький указатель с названием не то поселка, не то города «Огорелыши» и расстояние до него в двадцать один километр.

— Если поднажмем, то затемно доберемся до этих самых Огорелышей, — сообщил Матвей всей группе, которая устроила привал возле знака.

— Ног не чувствую, — прошептала Маша, потирая ладонями колени.

— Маш, надо постараться, не в лесу же нам ночевать, — ласково ответил ей собиратель и обратился к остальным: — Давайте, еще пять минут передышки и в путь.

Домкрат устало опустил голову. Тихон грохнулся в сугроб и распластался, глядя на густые облака. Маша смочила горло свежей водой.

Лейгур положил ремни на тележку со статором и жестом подозвал к себе Матвея. Когда он подошел к нему, исландец тихо кивнул в сторону Нади. Прогрессистка тряслась от холода, нос красный, а лицо цветом почти слилось с вездесущим снегом.

К Наде как раз подошла Арина и предложила той глотнуть воды из ее фляги.

— Долго она не протянет, — прошептал Лейгур. — Еще день, максимум два, и ее придется нести.

Не согласиться с исландцем было невозможно. Надя и впрямь выглядела с каждым часом все хуже, и все шло к повторению случившегося с Вадимом Георгиевичем.

— Нужно решить проблему с голодом, Матвей, — продолжил исландец. — Мы не пройдем и половину этого и без того трудного пути, если не…

— Я знаю, — прервал его собиратель с ноткой нервозности. — Но идти на охоту, значит снова остановиться на месте и тем самым потерять кучу времени.

— На месте стоять не обязательно, — заговорил Лейгур, разминая плечи.

Матвей вопросительно посмотрел на него.

— Я предлагаю разделиться, — продолжил доносить свою идею исландец. — За пару часов до рассвета мы с тобой уйдем в лес, на охоту, пока остальные продолжат идти дальше по шоссе. Пойдем налегке, лишнего брать не будем, только оружие и воду, ну и рюкзаки, куда добытое сложим. Потом отправимся по стопам остальных, вдвоем нам легче их будет нагнать. — Он стряхнул снег с рукава куртки и продолжил: — Самым тяжелым будет выбраться из леса и отыскать дорогу.

Матвей попытался прикинуть в голове предложение Лейгура. Если подумать, загвоздок была куда больше, нежели поиск дороги. Но в их положении тщательно разрабатывать план и учитывать все малейшие детали не приходилось: не было сил и времени.

— Я, конечно, мог бы пойти и один, — прошептал задумчиво Лейгур, — но чутье подсказывает мне, что в этом деле все же будет лучше иметь две пары глаз. Зуб даю, хищников в этих лесах полно, и как бы самому не стать добычей.

— Согласен, — поддержал исландца Матвей и осмотрелся. Окружающий лес вдруг показался бездонной трясиной — сойдешь с дороги в его сторону, и засосет с концами.

— Хорошо, так и поступим, — согласился Матвей после недолгих, но тщательных размышлений. — Только мы пойдем не вдвоем, придется захватить еще кое-кого…

К Огорелышам подошли затемно, когда солнце уже час как скрылось за горизонтом. Воздух успел пропитаться холодом и по ощущению стало холодней градусов эдак на десять.

Как назло, почти в самом конце пути между ними и поселком возникла преграда в виде разрушенного моста, чьи обломки покоились на дне небольшой реки, покрытой ледяной коркой.

Матвей стал озираться по сторонам, надеясь отыскать более безопасную переправу на противоположный берег, но густота вечерних сумерек позволяла разглядеть лишь черные вены безлиственных крон на фоне сумрачного неба.

Юдичев слегка надавил подошвой сапога на лед, послышался тихий треск.

— Пройдем, — заключил он и в качестве доказательства полностью ступил на белоснежную корку.

Все затаили дыхание в ожидании, что лед вот-вот проломится, но прошло некоторое время, а Максим по-прежнему твердо стоял на ногах, удаляясь все дальше с широко раскинутыми руками.

— Ступайте там, где я прошел и никуда больше, — велел Юдичев. — И по одному! Это не танцпол.

— Ишь че, раскомандовался… — прошептала с ненавистью Маша и пошла следом за Максимом, соблюдая дистанцию метров в пять.

Потом на лед ступили Домкрат и Лейгур.

— Надя. — Арина подошла к полностью обессиленной прогрессистке и посмотрела ей в лицо. — Ты идешь?

— Да, сейчас, минутку.

Она вдруг сморщилась от боли и приложила ладонь к животу.

— Может, помочь тебе переправиться? — спросил Матвей.

— Не нужно, я справлюсь. Просто хочу немного перевести дыхание.

— Как скажешь, — ответил он ей и обратился к Тихону: А ты чего стоишь? Давай пошли.

Тот с недоверием смотрел на лед.

— Ага, — у него ком встал в горле. — Это, а может я утра дождусь и отыщу другую дорогу до того берега?

— Не дури, давай иди за мной. Главное ступай туда, куда и я.

Тихон нагнулся левее и посмотрел за спину Матвея. В эту самую секунду Юдичев достигнул противоположного берега и уже стоял возле некрытого склона, за которым и находился поселок.

— Ладно, — уверенно произнес парень и прошептал себе под нос: — че я хуже этого слизняка?

Он пошел за Матвеем и ступил на лед, а после взглядом оценил предстоящий путь. Потом он обернулся к Наде и с робостью обратился к ней:

— Идешь?

Надя посмотрела на него исподлобья, кивнула, и, оперевшись на руки, с трудом поднялась.

Маша ступила на берега вслед за Юдичевым, а там подтянулись и остальные. Все шло хорошо, даже отлично, если не считать колотящегося сердца и назойливых мыслей о сломанном льде, так и лезущих в голову. Но, разумеется, все это продалось недолго.

Собиратель был на середине пути, как вдруг услышал Аринин крик:

— Матвей! Надя, Надя! — Она указывала ему за спину.

Он резко развернулся и заметил, как прогрессистка отклонилась от маршрута и с опущенной головой направилась левее. Лед с каждым ее шагом хрустел все громче.

— Надя! — попытался откликнусь ее собиратель. — Вернись обратно! Надя!

Но прогрессистка не ответила и продолжала медленно плестись в сторону, словно зачарованная.

Матвей стал осторожно подбираться к ней, но впереди него уже шел Тихон.

— Куда ты? Стой! — велел собиратель мальчишке.

Но тот и ухом не повел, продолжая с упертой храбростью двигаться к Наде.

И вдруг это произошло. Сначала раздался резкий скрип, затем хруст, а после лед под ногами прогрессистки сломался и та провалилась прямиком в черную воду.

Позади слышалось крики и заскользили подошвы ботинок, вновь ступившие на лед.

Тихон снял с себя куртку, лег на живот и стал быстро подползать к образовавшейся проруби, из которой торчала рука утопающей. Мгновение, и он уже оказался недалеко от края ледяной корки и используя куртку бросил ее к проруби. Надя в последнюю секунду вцепилась в рукав куртки и, заметивший это Тихон, стал тянуть ее на себя изо всех сил. Вовремя подоспел Матвей, схватил парня за обе ноги и повлек за собой.

— Идиоты, не толпитесь на одном месте, провалитесь же! — кричал Юдичев позади.

Матвей почувствовал как его за плечи схватила Арина и тоже стала помогать, пока в конечном счете Надю таки не удалось вытащить усилием почти трех человек, но на этом спасение было не окончено.

Собиратель подполз к парню и помог ему осторожно оттащить дрожащую Надю на крепкую часть льда. Оказавшись в относительной безопасности, прогрессистка вдруг вцепилась в Тихона и прижала к себе, громко зарыдав. Матвей был обескуражен. Он даже представить не мог, что Надежда Соболева которую он знал, способна так рыдать.

Тем временем растерянный взгляд мальчика блуждал от Матвея к Арине, пока в конечном счете он полностью не поддался ее крепким объятиям и стал поглаживать ее по спине.

Когда Надю вытащили на берег с нее прежде всего сняли всю намокшую одежду и переодели всухую: Домкрат поделился своим свитером, а Маша потрепанной за эти долгие месяцы выживания курткой. Матвей тоже не остался в стороне и укутал ее худую шею в свой теплый шарф, подаренный ему еще накануне отбытия с «Востока». После переодевания Лейгур взял дрожащую от холода женщину на руки и поднялся по холму.

— Там есть место! — Арина указала на крохотное здание из бетона с надписью «Продуктовый» с двумя решетчатыми окнами.

Без раздумий направились к нему.

В магазинчике их встретил пропитанный пылью воздух. Подвесной потолок давно обрушился, его обломки лежали на кафельном полу. Пустые холодильные прилавки разбиты, полки сломаны, под ногами хрустели осколки бутылок.

Матвей стал раздавать указания:

— Тихон, открой дверь пошире. Арина, поищи растопку для костра.

— Я уже, — ответила девушка, держа в руках клочки старых бумаг, взятые под прилавком.

Менее чем через пять минут костер был разожжен, и Надю подвинули к огню ближе всех.

Когда напряжение чуть спало, Маша спросила:

— Зачем ты туда пошла? — В голосе послышался едва заметный упрек. — Почему отклонилась? Сказали же — след в след ступать.

— Это все голод, он ей в мозги ударил, — произнес Юдичев. — Когда в животе уже неделю почитай кроме кусочка крысиного мяса размером с мизинец, да испортившегося пеммикана ничего нет, так недолго и с ума сойти. Не ровен час, мы все как и она тупеть начнем.

— Помолчи, хотя бы сейчас, — отозвалась с усталостью Маша. — Тошно уже.

Максим махнул на нее рукой и уставился в костер.

Тело Нади продолжало знобить, посиневшие губы дрожали. Со стороны она выглядела совершенно отрешенной, как не от мира сего. Маша не стала ее допытывать расспросами, а вместо этого лишь ближе прислонилась и стала обтирать ее бледные руки.

— Это все он… — просипела Надя. Зубы ее стучали.

Все обернулись к ней.

— О чем ты? Кто он? — спросила Маша и обхватила ее за плечи.

— Бог. Это он меня наказывает… — Надя коснулась живота и провела по нему рукой. — Я не понимаю, Маш, не понимаю… Этого не должно быть, не должно.

Безумие проскользнуло в глазах Нади и заметившая это Маша прижала ее к груди, пытаясь еще сильнее согреть. Новый поток рыданий захлестнул прогрессистку, но ненадолго, через несколько минут она успокоилась и задремала в объятиях почти сестры.

— Бог… — с усмешкой пробурчал Юдичев. — Если на то и пошло, он нас тут всех наказывает.

Когда все готовились ко сну, Матвей, перед этим еще раз обдумав все как следует, решил сообщить команде новости:

— Мы тут с Лейгуром обговорили кое-что. Вообщем, как только рассветет мы отправимся на охоту, в лес, отклонимся немного восточнее от маршрута. Остальным придется взять статор и идти дальше по дороге. До тех пор пока на улице холод времени терять нельзя, нужно не сбавлять темпа.

— Но… как вы собираетесь потом нас отыскать? — поинтересовалась Маша.

Матвей ничего не ответил. Вместо этого он встал, отошел от костра и подошел к прилавку с десятками консервных банок и взял одну. Еще оказавшись внутри магазина он придумал им применение для предстоящего похода.

— Тихон, одолжишь нож? — попросил Матвей мальчика.

Тот без колебаний просунул руку в карман и отдал ему оружие.

— Что ты делаешь? — нетерпеливо спросила Маша.

Но Матвей не отвечал. Он вышел на порог, открыл лезвием банку и, прикрыв рукой нос, вывалил оттуда не то давно испорченную тушенку, не то рыбу, не то бог весть что — в бесцветной кашице не угадывался ничего знакомого, да и этикетка с названием не сохранилась. Затем он окунул банку в снег, очистив ее как следует, и вернулся к остальным.

— Вы же видели по дороге сюда зарядные станции, так? Они встречаются каждые километров десять. В общем, вы будете привязывать или нанизывать одну такую банку на станции, мимо них точно не пройдете. Так мы будем знать, стоит ли нам вас догонять или возвращаться, если мы вдруг забредем дальше вас. Понятно?

Матвей протянул банку Арине, тем самым нарекая ее ответственной за это поручение.

— И как вы нас собираетесь найти? — спросила Маша в недоумении и одновременно с ярко читающимся в ее глазах страхом. — Вы ведь собираетесь в лес, а дорога вечно петляет, то налево, то направо.

— Знаю, — с грустью подметил Матвей. — Будем ориентироваться по компасу и держаться северо-восточного направления.

— Матвей, вы же просто заблудитесь. Это…

— Я понимаю! — собиратель почти сорвался на крик, но заметив как Маша дернулась от страха, немедленно взял себя в руки и спокойно стал объяснять: — Я понимаю, но выбора нет. Нам нужна еда, а останавливаться мы не можем. У нас на счету каждый день, да куда там! Каждый час! Возможно уже завтра мы проснемся, а от холодного фронта не останется и следа, понимаешь? Мы должны, нет… мы обязаны идти дальше и останавливаться только чтобы перевести дух и поспать, не более. Любое промедление может стоит нам жизни, а у нас еще впереди не одна сотня километров пути.

Никто не решался заговорить или вступить в спор. И было непонятно, виной тому была обыкновенная усталость, или понимание того, что Матвей прав.

— Я все сделаю. — Арина положила банку в рюкзак. — Завтра соберу еще.

Матвей коснулся ее плеча и устало улыбнулся.

— Спасибо, — поблагодарил он ее.

— А можно мне с вами? — нарушил молчание Тихон, обратившись к собирателю.

— Нет, ты останешься с остальными. А вот ты, Юдичев… — Он встретил удивленный взгляд капитана. — Ты пойдешь с нами.

— С чего бы это? — огрызнулся Максим.

— Потому что пора бы перестать сидеть на шее у остальных.

— На шее? — Максим вскочил с места и указал на тележку со статором. — Я эту хрень вчера и сегодня тащил за собой часов шесть, где это я у вас на шее сижу?

Матвей не принижал труд Юдичева, даже напротив, мысленно благодарил того за молчаливое исполнение просьбы по перевозке статора. Истинной же причиной взятия Максима с ними на охоту крылась в ином — он попросту не хотел оставлять его наедине с остальной группой, в особенности с Машей и Тихоном, с которыми у него уже возникали стычки, и не раз. Кто знает, какая дьявольщина может вселиться в капитана первой экспедиции без тщательного за ним присмотра, и каких дел он может натворить? Положиться на глухонемого Домкрата и ослабшую Надю Матвей не мог, поэтому принял решение взять Юдичева с собой, уже заранее приготовившись к его малоприятной компании.

Матвей собственных подозрений касаемо Максима озвучивать не желал, поэтому решил выкрутиться иначе:

— Этого недостаточно. Нам с Лейгуром понадобится твоя помощь. Да и, к тому же, я думаю, ты будешь только рад избавиться от перетаскивания этой тележки.

Юдичев нахмурил брови и посмотрел на закрытый брезентом статор.

— Уж лучше эту хрень волочить, чем соваться в непроходимые дебри. — Он плюнул в костер. — А и хрен бы с ним, лес так лес. Можно подумать, мое мнение здесь кого-то интересует.

У Матвея даже на душе полегчало от мысли, что не придется уговаривать этого упрямца силой.

— Не знаю… — с волнением произнесла Маша, — у меня от этой затеи с охотой плохое предчувствие.

— С голоду предлагаешь сдохнуть? — огрызнулся Юдичев. — Так это запросто.

— Я не о том! — ответила она, строго посмотрев в глаза капитану, а потом обратилась к Матвею, сменив гнев на милость. — Может, нам все-таки стоит переждать здесь? Хотя бы сутки, не больше. Да и Наде, быть может, полегчает.

— Я бы и рад, Маш, — выдохнул Матвей, — но я не хочу рисковать. Эти новые мерзляки не дают мне покоя, лучше убраться от них как можно дальше.

Маша тяжело выдохнула.

— Надеюсь, ты прав… — ответила она.

Глава 7
Признание

Лейгур растормошил остальных, когда первые лучи солнца блеснули на горизонте.

Наде с виду самую малость полегчало, по крайне-мере ее больше не знобило. Вид у прогрессистки, однако, до сих пор был потерянный, словно разумом она блуждала где-то там, в глубине своих мыслей, похожую на непроходимую лесную чащу. Матвей все задавался вопросом: действительно ли голод сломал эту стойкую женщину, или причина ее внезапно вспыхнувшей слабости кроется в другом? Сейчас оставалось только гадать, покуда Надежда Соболева явно была не расположена к общению.

Как только собрали свой жалкий скарб вышли наружу, в поселок. Погода оказалось благосклонной, не было ни ветра, ни снега, только колючий мороз и яркое, утреннее солнце.

На пороге магазинчика помедлили, стали оглядываться. От Огорелышей мало чего осталось: груда кирпича и бревен, прежде бывшие домами; парочка машин, еще на бензиновых двигателях, да пять безлопастных ветряков, покрытых ржавчиной. Кажется, «Продуктовый» остался единственным напоминанием, эдаким едва слышным эхом прошлого, подсказывающий о людской жизни, существовавшей здесь прежде. Пройдет еще лет десять, может и того меньше, и это эхо замолкнет навсегда.

Путники пошли по главной улице и вышли к берегу злополучной речушки и разрушенному мосту. Отсюда продолжалась дорога до Архангельска, о чем подсказывал встреченный ими дорожный знак.

— Четыреста семьдесят пять километров… — с досадой произнесла Маша, поглядывая на страшную цифру напротив названия города. — Прошли то всего ничего.

— Сорок девять, — посчитал Юдичев с присущим ему раздражением в голосе. — Капля в море.

Услышав нотки паники, Матвей решил вмешаться:

— Хватит. Сорок девять это хорошо, учитывая груз у нас за плечами. К тому же не забывайте, мы идем до Северодвинска, а не Архангельска, а он, если мне память не изменяет, западнее, то бишь к нам ближе.

— Да, сейчас бы в теплый салон «Титана» и к вечеру мы уже были бы там, — устало прошептала Маша.

Они вышли на дорогу, ведущую на невысокий холм. Оказавшись на его вершине перед ними открылся широкий вид на дальнейший путь. Трасса отсюда начинала спускаться с довольно крутого склона и шла далеко на север, теряясь среди лесных массивов.

— Вероятно, эта дорога упрется к берегу Белого моря и пойдет восточнее, либо сделает это раньше, — размышлял Матвей, поглядывая на компас ваттбраслета. — По моим прикидкам Северодвинск должен быть где-то в той стороне. — Он указал в сторону северо-востока и стал вглядываться в ту сторону в надежде заметить какой-нибудь городок или поселок, но кроме лесного гигантского черно-зеленого ковра не приметил ничего больше.

Матвей решил напомнить остальным:

— Просто запомните, что надо держаться северо-восточного направления, если вдруг…

Договаривать он не стал. В последнее время он заметил, что сказанное прежде как предположение имеет мерзкое свойство воплощаться в жизнь. Лучше помолчать.

— Я предлагаю спуститься и уже там разойтись, — сказал Лейгур, кивком указывая на низину холма.

— Осторожнее со статором, слишком крутой спуск, — добавил от себя Матвей, обращаясь к Юдичеву, которого не избежала утренняя очередь тащить за собой устройство.

— Да вижу я, вижу, — буркнул тот и покрепче взялся за ремни.

Спустились почти без происшествий, лишь один раз Арине пришлось придержать Надю немного крепче, поскольку та наклонилась чуть вперед, едва не упав.

— Ну что ж… — выдохнул Матвей и посмотрел в сторону леса, куда им предстояла двинуться, — пора расходиться.

Сразу после сказанного Юдичев чуть ли не бросил ремни тележки в руки Домкрату и отошел к исландцу. Немой прогрессист с неприязнью проводил взглядом капитана, а потом подошел к Матвею с исландцем и пожал обоим руку, произнеся что-то на языке жестов.

— Надеюсь, это пожелание удачи, — намеренно медленно проговорил собиратель, дабы Домкрат успел прочесть сказанное по губам.

Прогрессист подтвердил догадку улыбкой и показал большой палец, заодно подбадривающе хлопнув собирателя по плечу.

— Тихон, — позвал мальчика Матвей.

Мальчик вдруг оживился и тень улыбки проскользнула на его лице.

— Я так и знал, что вы возьмете меня с собой, — радостно произнес он.

— Нет, не возьмем.

Все счастье в глазах мальчики в мгновение улетучилось.

Матвей коснулся спины парня и отвел его в сторону.

— Ты должен остаться и помогать девчонкам и Домкрату, — шепотом сказал собиратель, когда они остались наедине. — Уж не знаю, осознаешь ли ты это, но вчера ты в очередной раз спас жизнь уже второму человеку в нашем отряде.

Тихон слегка развел плечами.

— Это все Тима. Он меня научил как надо спасать тех, кто под лед провалился. Сначала медленно ползешь к утопающему, затем бросаешь ему что-нибудь, за что он зацепиться…

— Брат наверняка гордился бы тобой, — прервал его Матвей. — Как и я, Тихон. Я чертовски горжусь тобой и благодарен судьбе за тот день, когда ты оказался среди нас. Надеюсь ты до сих пор не держишь зла на не совсем гостеприимное обращение с тобой.

Тихон отмахнулся.

— Забей.

Матвей взъерошил его кудрявые волосы и приказал надеть шапку. Тот самую малость противился, но все же надел.

— На самом деле мне нужно одолжить на время охоты твой нож, — объяснил Матвей, протянув ладонь. — Лейгур потерял свой, а у остальных его, оказывается, даже не было. Если мы поймаем животное, нужно будет снять с него шкуру и разделать, да и соваться в лес без ножа гиблое дело.

Тихон поджал губы и нехотя вынул из кармана блестящий нож, после чего протянул его Матвею.

— Я верну тебе его, как только мы встретимся. И не забывай, он твой. Это мой подарок.

Мальчишка кивнул.

Оба они вернулись к отряду.

— Арина, ты же не забыла про банки? — спросил собиратель.

Она тряхнула свой рюкзак, и внутри послышался металлический лязг.

Следом, с тяжёлой ноткой в голосе, она произнесла:

— Ненавижу, когда ты уходишь.

— Я тоже, родная, — его голос дрогнул, словно отражая тяжесть сердца.

— Когда тебя нет рядом, всегда начинает происходить какая-то хрень.

Он вынул из кармана револьвер Дэна, который пускал в дело последний раз еще в Москве, и протянул его Арине.

— Там в лесу он мне не понадобится. Возьми.

Девушка приняла револьвер, её руки слегка дрожали.

— Только учти, там всего один патрон. Трать только в крайней необходимости.

— Хорошо, — ответила она, и вдруг вцепилась в него, крепко обняв. — Возвращайся поскорее.

— Разумеется. — Он обнял её ещё крепче, на мгновение забыв о предстоящей разлуке.

Из ее глаза неожиданно ускользнула одинокая слеза. Матвей, чье сердце также было полно нахлынувших чувств, осторожно протер её большим пальцем и нежно поцеловал девушку в лоб. После этого момента прощания, она, пожелав Лейгуру удачи, быстро отступила и повернулась спиной, скрывая от всех охватившую её лицо грусть.

Настала очередь Маши. Она даже не взглянула в сторону Юдичева, а с Лейгуром обменялась лишь формальными пожеланиями доброго пути. Но когда она подошла к Матвею, то внезапно поцеловала его в губы. Совершенно не ожидавший этого собиратель мгновенно покраснел, но не пытался сопротивляться. Приятное тепло заиграло в его горле и медленно спустилось к животу. Ощущение походило на теплоту после выпитой борматухи Йована, но в десятки раз приятнее.

— Боже ж ты мой… — слегка причитал Юдичев.

Но никто не обращал на него внимания.

— Береги себя, — тихо сказала она, положив ладони ему на грудь. — Очень тебя прошу.

— Даю слово.

Теперь она, уже несколько сдержаннее, поцеловала его в щеку и отступила к Арине. Матвею показалось, что во взгляде его сестры промелькнула ревность.

Надя подходить не стала, да и вообще с виду словно и не участвовала в проводах троицы на охоту. Лишь сейчас она, заметив поправляющего на плече блочный лук Матвея, устало произнесла:

— Удачи, всем вам.

— Мы добудем еды, — твердо произнес Матвей. — Даю слово.

Но прогрессистка без всякого одушевления ответила ему едва заметным кивком и поджатой улыбкой.

— Идем, — велел Лейгур, направляясь к лесу.

— Не сходите с дороги и следуйте указателям! — последним наставлением обратился Матвей. — Если всё пойдет по плану, мы догоним вас к завтрашнему утру, если не раньше.

— Мне бы столько оптимизма, — тихо промолвил Юдичев, последовав за исландцем.

Матвей еще минуту следил взглядом за удаляющимися по дороге, мысленно пожелав им удачного пути, и нагнал своих двух спутников, которые уже исчезали в глубине заснеженной чащи.

— Ненавижу деревья, и лес ненавижу, — недовольно бросил Юдичев, едва не споткнувшись о выпирающий из снега корень.

— В этом мире существует хоть одна вещь, которую ты не ненавидишь? — Матвею стало тошно выслушивать очередную жалобу за последние несколько часов, льющиеся один за одним из этого человека как из ведра.

— Конечно, — ответил Максим и перепрыгнул через мертвое и высохшие дерево.

Матвей даже остановился и вопросительно глянул на него, ожидая ответа.

— Море я люблю, — ответил Юдичев, — море и большие, упругие сиськи, на которые можно упасть головой, как на подушку…

Собиратель уже не слушал его и, отмахнувшись от его болтовни, последовал дальше за идущим впереди Лейгуром.

Юдичев не умолкал:

— Знаешь на какой станции у бабенок самые лучшие сиськи? На Палмере. Уж не знаю, как так получилось, но помяни мое слово, собиратель, тамошние шлюхи вытворяют своими сисёнками такое…

— Заткнись, — вдруг раздался голос Лейгура, который всё это время молча шёл впереди, но теперь явно потерял терпение.

Но Юдичев, не сдаваясь, прошептал еще тише:

— Вот бы закрыть глаза и оказаться среди палмеровских девочек, а не в этой проклятой глуши…

Шли они уже несколько часов, медленно удаляясь все дальше на восток, полагаясь на стрелку компаса. Даже если исключить болтовню Юдичева, полностью соблюдать столь необходимую тишину не получалось, поскольку мокрый снег отдавался тягучим скрипом после каждого шага. У Матвея еще и в горле запершило, кашель каждые несколько минут просился наружу; приходилось себя сдерживать или прятать рот в кулак, только бы лишнего звука не издать.

Хуже всего становилось, когда перед ними возникал пригорок или холм, а обходного пути видно не было. Приходилось взбираться, утомляя лишний раз и без того онемевшие от долгого пути ноги. Еще и на вершине приходилось переводить дух, уж очень много сил отнимали такие подъемы.

Вскоре им открылась небольшая лужайка с крохотной речушкой, бурным потоком уходившая вдаль. Лейгур остановился у самой опушки, огляделся и произнес:

— Думаю, это место подойдет.

— Для чего? — спросил Юдичев, пытаясь отдышаться. Минуту назад им пришлось подняться и спуститься по очередному холму.

— Зверье выждать, — ответил за исландца Матвей, будучи заранее осведомленным в его плане.

— А, значит мы остановимся наконец? — Он хлопнул себя по коленям. — Ну и слава тебе, Господи. Я уж думал, так и будем тащиться вперед, пока еда к нам сама в руки не прыгнет.

— Можем разместиться вон там. — Лейгур указал на границу леса, в сторону невысокой возвышенности. — Оттуда хорошо видно все вокруг.

— Согласен, — подтвердил Матвей.

— Ну разместимся мы там, а дальше то что? — не унимался Юдичев.

— Будем ждать, — изучая взглядом местность, ответил исландец.

— Ждать? Сколько?

— Это зависит от того, как долго ты сможешь держать свой рот закрытым.

Первым делом отыскали неподалеку густой ельник. Там, орудуя небольшим топориком, взятым еще с «Титана», нарубили с десяток ветвей и разложили их в качестве подстилки на месте будущей засады, предварительно очистив возвышенность от снега.

О разведении костра и речи не шло — дым мог спугнуть животное. Пришлось полагаться на тепло одежды, собственных тел, да срубленных еловых ветвей. Именно поэтому расположились друг к другу как можно ближе, улеглись поудобнее, и стали ждать. Было сыро, прохладно, но в целом терпимо.

Лук для стрельбы лежал под рукой, а стрелы разложены так, чтобы в случае промаха успеть наложить на тетиву следующую как можно быстрее. Матвей заранее сообщил Лейгуру, что стрельбу возьмет на себя, поскольку его все еще заботил тот злополучный промах на последней вылазке с Шаманом.

На этот раз он попадет, а если нет — так живьем себя сожрет.

Так минуло три часа, а на лужайке только ветер колыхал выглядывающую из-под снега жухлую траву, да вздымал вверх снежные кружева. Ни животных, ни даже птиц не было слышно, кроме тихого журчание речки

Утомившись от пристального наблюдения, мысли Матвея стали занимать остальные ребята, должно быть успевшие уйти от них на пятнадцать-двадцать километров, если не больше. Как они там? Не сбились ли с пути? Сердце кровью обливалось от волнения за них. Он даже ловил себя на размышлениях, что бросил их в самый нужный час, когда они больше всего нуждались в нем. И переживал он не только за Арину, а за каждого, стыдливо припоминая свою еще недавнюю неприязнь к прогрессистам. Даже они, при всем их общем сложном прошлом, стали ему верными спутниками и друзьями.

Незаметно сгустились сумерки и наступало окончание дня. Юдичев прижался спиной к спине Матвея — второму от этого было не по душе, но хотя бы тепло — и вскоре уснул. Лейгур же продолжал пристально смотреть на лужайку, и в его взгляде не промелькнуло и намека на желание уснуть.

— Ты в порядке? — вдруг шепотом спросил Лейгур, прервав чересчур длительное молчание. Он не произнес и слова с момента, как они устроили засаду.

— Сойдет. — И немного погодя, дабы поддержать разговор (уж слишком скучно было сидеть вот так на месте, да и спать не очень-то хотелось), он добавил: — Переживаю за остальных.

— Не стоит, — ответил через некоторое время исландец. — Это твоя девчонка, Арина, не стоит ее недооценивать. Она, как это вы русские говорите… при необходимости может показать кузькину мать.

Матвей ухмыльнулся, вспоминая, как подобным образом выражался его отец, хоть и понятия не имел, о каком кузьке идет речь.

— Могу я спросить тебя кое о чем? — внезапно спросил исландец. — Это насчет Жака.

— Конечно, спрашивай, — отозвался Матвей, хотя совсем не понимал, что он может рассказать ему о Шамане, которого и сам толком не знал.

— О чем вы говорили в последний раз, прежде чем он погиб?

Матвей задумался, перебирая воспоминания, пока вдруг его не озарило.

— Как это не странно, но мы говорили о тебе.

— Вот как? — Исландец посмотрел вдаль. По его вечно словно высеченному из камня лицу было непонятно, удивило ли его услышанное или, напротив, он не предал этому особого значения.

Прошла минута, но Лейгур молчал, а Матвей всё пытался понять, будет ли продолжение у этого разговора. В конце концов собиратель, не желая ждать, решил добавить к сказанному ранее:

— Я рассказал ему об убийстве, — мрачно произнес он. — О том, что ты сделал.

— И что он сказал? — послышался вопрос.

Матвей выдернул иголку из еловый ветви и стал вертеть ее между пальцами.

— Он не поверил мне. Сказал, что ты не способен на подобное.

Лейгур лишь понимающе хмыкнул и снова не отвечал. Матвею пришлось взять все в свои руки. Набравшись храбрости и отбросив всяческие сомнение он спросил:

— Ты правда не убивал их? Ту девочку и ее отца.

Впервые Лейгур удостоил его взглядом. Глаза исландца сверкнули оранжевым огоньком света заходящего солнца, а хмурое лицо будто стало более расслабленным, спокойным. Затем его брови едва заметно нахмурились, он словно погрузился в глубокие раздумья, и, вернув взгляд в сторону лужайки, заговорил:

— Я перестал слышать ее голос еще в океане, за несколько недель до прибытия в «Мак-Мердо».

— Голос? Чей?

— Сольвейг, моей жены.

В мыслях Матвея бураном пронеслись воспоминания про рассказ Дэна о супруге Лейгура с необыкновенным именем, которой не повезло стать жертвой несчастно случая, произошедшего в гараже вездеходов станции «Мак-Мердо».

Однако в сказанном кое-что не сходилось, и собиратель поспешил уточнить:

— Погоди, я не понимаю… голос? Ты имеешь ввиду какое-то средство связи вроде рации, или что?

— Нет, я говорю о голосе иного рода. Он не передается звуковыми волнами или цифровой записью. Его нельзя услышать так, как мы сейчас с тобой слышим легкое завывание ветра, уши для этого не нужны. Подобный голос можно только почувствовать, ощутить его внутри себя, когда каждая частичка твоего тела начинает покрываться мурашками. Это — дар, дар связи, которым награждают Боги лишь тех, кто накрепко переплел свои судьбы друг с другом навеки.

От слов Лейгура разило безумием. Сразу припомнилась часть рассказа Дэна, в котором он упоминал про странные выходки исландца вроде волчьих завываний на Луну или поедание сырой рыбы. Но все это как-то не сходилось с тем холодным и расчетливым человеком, лежавшим с ним под боком.

Матвей не стал останавливать Лейгура, и позволил ему продолжить.

— Вернувшись через неделю в «Мак-Мердо» я взял тело моей Сольвейг и отнес его на вершину горы Эребус. Это место всегда напоминало ей Исландию, куда она мечтала вернуться, поэтому я решил, что подножие вулкана прекрасно подойдет для захоронения. День мне понадобился на сооружение небольшого кургана, и еще два дабы проститься с ней, проводив в последний путь. Когда я вернулся на станцию, меня нашел Кольтер, виновный в гибели моей Сольвейг. Он пытался оправдываться, рассказывая про неисправность гидравлического оборудования того подъемника, но все, что я чувствовал, это как мне вешают лапшу на уши, пытаясь скрыть свою безалаберность. Он еще не раз вылавливал меня на станции, намеренно при толпе других людей, и умолял меня о прощении, но я не мог, просто не мог так легко дать ему это прощение.

Юдичев стал что-то бормотать во сне, прервав рассказ. Он повернулся на другой бок, теснее прижался к Матвею и вновь засопел.

Выждав немного, Лейгур продолжил:

— После похорон я стал думать, что охватившее меня горе начнет утихать, дав мне силы и дальше заниматься мореплаванием. Увы, все оказалось не так просто. С каждым днем, да куда там, с каждым часом скорбь стискивала мне горло все сильнее, мешая дышать. И тогда я стал пить, пытаясь ослабить ее стальную хватку. Пил я много и тратил кучу ватт — они вдруг потеряли для меня всяческую ценность. И вот в один из таких пьяных деньков я угостил толпу китобойцев, вернувшихся с рейда. Мы все страшно напились, на ногах не стояли. «Весельчак» и выпитый в тот день самогон развязал одному китобойцу язык. Он отвел меня в сторону и поведал мне, что знает о моем горе, а потом предложил мне разобраться с виновником трагедии за скромную плату. Полагаю, он обратил внимание на мою щедрость и понял, что у меня имеется предостаточное количество ватт. Вот решил на мне немножко заработать.

Лейгур замолчал. Его внимание привлекло движение у речки. Матвей потянулся к стреле, готовясь к выстрелу, но через мгновение в темном небе появился силуэт птицы и исчез в лесу. Ложная тревога.

— И что ты ему ответил? — спросил Матвей, опустив стрелу.

— Я не отвечал, а просто избил его, едва не убив.

Собиратель на мгновение представил эту сцену: крепкий исландец со звериным оскалом набрасывается на бедолагу китобойца в пьяном угаре и начинает мутузить его большущими кулаками, превращая его лицо в кашу. Даже в воображении от этой картины стало тошно.

— Почему ты не согласился на его предложение?

— Меня обуяла ярость. Я ненавидел Вульфа Кольтера, но точно не желал ему смерти. И, наверное, не будь я пьяным, просто послал бы этого молодого китобойца к черту, — продолжил Лейгур. — Но алкоголь, Матвей, способен некоторых людей менять до неузнаваемости, как например меня. К счастью, Шон выжил. Да, я вспомнил, его звали Шоном.

— Дэн рассказывал мне про этот случай, — вспомнил Матвей, — и что у тебя отняли возможность выходить в море.

— Верно, — заметил исландец, — и еще посещать «Берлогу», но меня это не остановило. Только наркотики и выпивка помогали мне приглушать боль, действуя как лекарство, и я должен был вновь получить к ним доступ. К счастью, наша общая знакомая ирландка ради ватт была готова нарушить строгое наказание шерифа, только при условии, что кутить я буду исключительно в своем жилом контейнере, не выходя наружу, иначе наше с ней небольшое нарушение закона всплывает наружу, и тогда я больше не получу ни капли. Я принял условие сделки и следующие полгода продолжал пить в одиночестве на борту своего корабля и вдыхать «Весельчака», смеясь в своих четырех стенах как сумасшедший, но вскоре и это перестало помогать…

Лейгур помолчал, задумчиво поглядывая на еловые иголки под пальцами, а затем продолжил:

— В одну из ночей, будучи в очередной раз пьяным и под кайфом, мое воображение навеяло мне образ утраты в виде протухшего куска мяса, чей смрад постоянно доносится до моих ноздрей. Я вдруг осознал, что наркотиками и выпивкой я лишь прикрывал эту гниль, будто одеялом, в надежде смириться с вонью и рано или поздно привыкнуть к ней. Но привычка эта так и не пришла. И поэтому я задал себе вопрос: а кто именно этот кусок мяса? Кто не дает мне покоя? Кого я должен выбросить и забыть про этот смрад раз и навсегда? — Лейгур посмотрел на Матвея и прошептал: — Вульф Кольтер, вот кто.

Собиратель почувствовал как по спине пробежали мурашки, а пульс участился. Не отрывая взгляда от собеседника, он стал медленно сдвигаться к Юдичеву, отчего то готовясь к тому, что того понадобиться будить.

А Лейгур продолжал, и голос его становился с каждым словом все мрачнее:

— Размышления о нем не давали мне покоя, они въелись в мою голову словно паразиты. Я вспоминал предложение Шона, взвешивал все «за» и «против». Затем Вульф Кольтер стал видеться мне лишь демоном, изъедающим мою душу, и образ этот с каждым днем все крепчал. Так длилось до тех пор, пока в одно январское утро я не наточил свой нож, допил остаток самогона и, дождавшись, когда весь «Мак-Мердо» заснет, направился в сторону жилого контейнера, где жил убийца моей Сольвейг. Каждый шаг меня мучали сомнения, но я продолжал идти, глубоко убежденный, что это избавит меня от страданий.

Матвей заметил как сжались кулаки исландца. Рука собирателя потянулась к Юдичеву, в намерении его разбудить.

— В то ранее утро я дошел до его контейнера и… увидел, что дверь его была уже открыта. — Голос исландца вдруг стал сдавленным. — А внутри… Вульф Кольтер, мертвый, судя по ранениям — убитый ножом. Мертвой хваткой он сжимал тело девочки, своей дочери, о которой я прежде ничего не знал. Она тоже была ранена, кровь сочилась из ее рта, но она еще по-прежнему дышала. Нож выпал у меня из ладони, а сердце сжалось до размера песчинки. При виде девочки все помыслы, поселившиеся в моем пьяном мозгу, испарились в одночасье. Я… я взял на руки ее исхудалое и крохотное тельце, попытался остановить кровь, но это не помогло. Мне не оставалось ничего, кроме как прижать ее к себе и шептать ей в ухо, что я прощаю ее отца, в надежде, что она передаст мои слова ему там, в лучшем из миров.

Лейгур отвернулся, и Матвей впервые стал свидетелем того, как черствость исландца дала трещину, дав чувствам вырваться наружу.

— Да, я простил Вульфа Кольтера и действительно избавился от мучащего меня горя утраты — прошептал Лейгур, его голос дрогнул. — Но на ее место пришла новая боль, сильнее прежней.

Собиратель убрал ладонь от Юдичева, предположив, что его помощь, вероятно, все же не понадобиться.

Но вот что было непонятно Матвею:

— Дэн говорил, что когда он нашел тебя — ты смеялся как безумец. Как ты это объяснишь?

— Разве не понятно? — без замедления ответил тот. — Все это время я искал лекарство от скорби в выпивке и наркотиках, лелея надежду на силу времени, способную избавить меня от этой ноши. Но все это время избавление от горя утраты находилось у меня под носом. Кольтер, мне всего лишь нужно было простить его, не сразу, нет, но хотя бы со временем. Я это осознал там, прижимая к себе его мертвую дочь, но было уже поздно. Боги сыграли со мной злую шутку, смеялись надо мной, и я смеялся вместе с ними, проклиная их жестокость. Однако, возможно, этот смех был еще и остаточным эффектом «Весельчака», которым я особенно много надышался в то злополучное утро.

Матвей пытался переварить в голове услышанный рассказ, показавшийся ему невероятным.

— Если не ты их убил, то кто? — спросил собиратель.

Лейгур пожал плечами.

— Не знаю. «Мак-Мердо» злачное место, особенно в последние годы, ты и сам это прекрасно знаешь. Убийства и грабежи стали для этой некогда великой станцией нормой. Голод и отсутствие постоянного электричества сподвигло отчаявшихся людей на страшные поступки. Бедняки грабили бедняков.

«Трудно с этим не согласиться, — подумал про себя Матвей».

— И все же, ты отправился к нему в дом с ножом… — заметил Матвей.

— Да, я шел причинить ему боль, возможно убить. В те минуты мои мысли сводили меня с ума, а чувства были притуплены алкоголем и наркотиками, заставляя думать о нехорошем. Но знай я прежде, что у него есть маленькая дочь, увидев я ее хоть краем глаза, то немедленно повернул бы назад и никогда больше и взгляда бы не бросил на порог его жилого контейнера. Понимаю, эти слова никак не оправдывают меня, но я лишь говорю так, как поступил бы.

— Если все, что ты говоришь правда и ты и впрямь не виноват, почему тогда ничего не рассказал Дэну⁈ Он мог бы провести расследование, доказать твою невиновность!

— Я пытался говорить с ним, но он и слушать ничего не желал, более того, даже запрещал своим помощником говорить со мной. Твой американский друг обладает поистине ослиным упрямством, и с самой первой минуты, застав меня с трупами, уже заочно накинул петлю мне на шею.

— Это не похоже на Дэна, которого я знал, — отозвался Матвей, задумчиво глядя в сторону. — Он всегда был крайне щепетилен во всех деталях, особенно когда дело касалось расследований. Огульно обвинять человека в преступлении явно не про него.

— Возможно, ты и прав на счет него. Однако, признаться тебе, я не виню его. Будь я на месте шерифа в тот миг, то непременно воспользовался бы оружием, даже не помышляя о всяких судах и следствии. Вся эта кровь, эти следы звериной жестокости… это оставляет отпечаток, на всю жизнь.

Матвей даже представлять не хотел тот самый жилой контейнер. Еще тогда от рассказа Дэна ему стало не по себе, а уж увидеть все воочию — врагу не пожелаешь.

Снова между собеседниками возникла небольшая пауза. Собиратель из раза в раз прокручивал весь рассказ Лейгура, пытаясь выискать в нем несостыковки, но все было тщетно. История исландца выглядела гладкой, как ледяные пустоши Антарктиды.

Матвей не считал себя детективом, да и дедуктивным мышлением не мог похвастаться. Единственная способность, на которую он всегда мог положиться во всем и которая ни единожды выручала его в самых безвыходных ситуациях — это выработанное годами чутье. И прямо сейчас, основываясь на пережитое плечом к плечу с исландцем за последние два месяца, оно говорило ему, что капитан Лейгур Эйгирсон не причастен к убийству Вульфа Кольтера и его дочери. И осознав это, Матвей без обиняков спросил:

— Я не понимаю, почему ты все это время молчал? Почему сразу не сказал никому из нас, что не причастен к убийству?

Лейгур ухмыльнулся.

— А кто бы из вас поверил?

«И действительно, кто бы? — прежде всего спросил себя Матвей»

После рассказанного Дэном про исландца, тот виделся собирателю не иначе как маньяком, а не просто убийцей. Человеком, от которого в любую секунду можно ожидать самого худшего.

— Я хочу только одного, — заговорил тихо Лейгур и посмотрел на Матвея, — вернуться на «Мак-Мердо» и отыскать убийцу. Не важно, чего это мне будет стоить.

— Если мы и сможем выбраться с захваченных земель и каким-то чудом доплыть до «Мак-Мердо»… — Матвей говорил все это, а в голове представлялось, словно они собирались лететь на Марс, настолько далеким и непосильным казался этот путь, — то, боюсь, тебе сперва придется иметь дело с новым мэром станции. Я обещал Кейт, что независимо от того, жив ты или мертв, я верну тебя ей для исполнения казни. — Матвей опустил голову. — Боюсь, Дэну и его помощнику сейчас приходится не сладко, если оба они вообще живы…

Лейгур взглянул на почти скрывшееся за горизонтом солнцем.

— Ты поможешь мне с Кейт, а я помогу тебе спасти шерифа. Что скажешь?

Лейгур протянул ему руку.

— Идет, — согласился собиратель и пожал мозолистую ладонь исландца.

Немного погодя Матвей добавил в пустоту:

— Осталось только выбраться отсюда…

Глава 8
Внезапные неприятности

Матвей очнулся ото сна ранним утром, едва солнце показалась из-за горизонта, блеклыми лучами света пробираясь через стволы деревьев и освещая сырую, покрытую тонким слоем снега, тайгу.

Нос собирателя ничего не чувствовал, ноздри забились. Он облизал обсохшие губы и ощутил режущую боль, а заодно и страшную сухость в горле. Видно, на протяжении всего сна он дышал исключительно ртом, и, вполне возможно, надышал себе таким образом болячку. Этого только не хватало…

Он протер кулаками глаза, прогоняя остатки сна, и потянулся к лежащему возле ног рюкзаку. Вдруг заметил Юдичева, который, свернувшись калачиком, крепко спал. Вот же гад! Ведь они с Лейгуром его последним оставили следить за лужайкой и в случае чего разбудить, а он…!

Матвей занес над головой кулак, собираясь треснуть этому болвану как следует, но внезапно его отвлекло движение справа. Медленно повернув голову в сторону ручья, он заметил лося. Первые несколько секунд казалось, будто животное ему причудилось, и он продолжает дремать. Но нет, вот же он! Стоит и мирно попивает воду, наклонив свою голову с массивными, словно ветви дерева, рогами. Челюсть зверя ходила ходуном от каждого глотка. Бурая и густая шерсть блестела от влаги, и в утреннем свету переливалась серебристыми блеском. Большие глаза были полузакрыты, словно зверь и сам не успел до конца проснуться.

Но при виде лося у Матвея в голове кричало лишь одно:

«Господи, сколько же мяса!»

Рука, намеревающаяся ударить Юдичева, осторожно и медленно потянулась к луку и стрелам. Он почувствовал холодное прикосновение металлической рукоятки и пластикового оперения. Не спуская глаз со зверя, Матвей наложил стрелу на тетиву и позволил себе немного приподняться — иначе выстрелить не получится.

Руки тряслись от голода, холода и, разумеется, волнения. Он все никак не мог прогнать прочь мысли о неудачной попытке прикончить того самого оленя, на последней его охоте с Шаманом.

«Давай, Матвей, соберись»

Он выдохнул и приготовился выстрелить, но неожиданно его остановил Лейгур, перехватив стрелу за мгновение до того, как собиратель отпустил ее.

Сердце Матвея заколотилось от гнева.

— Ты чего, совсем… — вырвалось злобное шипение.

Лейгур приложил указательный палец к губам, а голубые глаза показали в сторону запада. Матвей последовал его взгляду и оцепенел от увиденного.

— Это… невозможно… — сдавленно прохрипел собиратель.

К ничему не подозревающему лосю подкрадывалось черное нечто, почти неразличимое в утренних сумерках. Лишь присмотревшись как следует в этой оживший тени угадывались очертания длинных, сродни паучьим, лапы и вытянутая морда в форме клюва. Мгновение, и знакомый Матвею до мурашек силуэт мерзляка словно стал колебаться, подобно изображению на старом, плохо работающем экране планшета.

Матвей уже видел это существо, там, в Москве.

Ombres. Тень.

Собиратель не успел и выдохнуть при виде этой твари, как она стремительно накинулась на ничего не подозревающего зверя.

Лес наполнился протяжным блеянием ужаса. Подхваченный Тенью лось внезапно оказался в воздухе, метра два над землей, и принялся сопротивляться. Его копыта беспомощно били по черному сгустку, зажимающему его словно громадный кулак, а рога тщетно прорезали воздух, в попытке задеть странного обидчика. Но вот раздался множественный треск костей и страшный крик зверя замолк, растворившись в утренней тишине.

— Что за… — раздался сбоку шепот. Это был Юдичев, видно успевший проснуться и стать свидетелем жестокой расправы над животным.

Раздался приглушенный звук. Лось упал на землю, а морда плюхнулась в реку, и прозрачная вода окрасилось багрянцем. Тень с легкостью подобрала тяжелую тушу, выглядевшую как мешок из плоти набитый раздробленными костями, и издала теперь уже знакомый Матвею неприятный шум явно неземного происхождения, отдаленно походивший не то на шуршание бумаги, не то на шум рации. Внезапно замолчав она словно бы поплыла по воздуху с добычей куда-то в сторону востока и исчезла из виду.

— Это что еще за мать вашу такое было⁈ — громко прошептал Юдичев прижимая к себе собственный рюкзак.

Вопросительные взгляды спутников обратились в сторону Матвея.

— Тень… — выдавил из себя собиратель, продолжая неотрывно глядеть в сторону лесной опушки, за которой скрылась эта тварь.

— Тень? Чего еще за… — он резко замолчал, а брови его удивленно вскинулись. — Погоди, это разве не про нее без конца талдычил Шаман?

Матвей подтвердил его догадку кивком.

— Да, я уже видел ее тогда, в Москве.

— В Москве, говоришь? — Юдичев манерно раскинул руки, и с театральной ужимкой стал осматриваться по сторонам. — Что-то эта глушь совсем не похожа на чертов мегаполис.

— Возможно, это вовсе не она, — сделал предположение Лейгур.

— Хочешь сказать, этих вот сволочей больше, чем одна штука? — Юдичев нервно почесал грязную бороду с застрявшей в ней иголочками ели. — Да уж, не было беды…

Матвея мучила всего лишь одна мысль, которую он невольно пробормотал:

— Почему она не дохнет?

— Точно, почему не дохнет, как все остальные мерзляки? — подхватил Юдичев. — Я то сам от этого холода вот-вот откинусь.

И вдруг Матвея как обухом по голове ударило: «Остальные… они не знают о том, что по лесу разгуливает нечто куда опаснее обыкновенного мерзляка!»

— Надо искать наших! — Он принялся судорожно вешать на плечо лук и складывать в колчан заранее приготовленные стрелы.

Но крепкая хватка Лейгура вновь остановила его, прижав его к земле.

— Выждем, — спокойно произнес исландец. — Эта Тень все еще может быть поблизости. Да и ушла в ту сторону, куда мы должны идти.

Матвей согласился, хоть и отдохнувшие ноги уже спешили пуститься в дорогу, лишь бы найти Арину, Машу и остальных…

— Вот же сука такая… — бормотал Юдичев, глядя на ручей, — лося прикончила, считай из-под носа у нас нашу же жратву утащила!

Пролежали в укрытии еще долгих и томительных полчаса, пытаясь прийти в себя от увиденного. Все это время Юдичев без конца жаловался на нелегкую долю, а Лейгур внимательно наблюдал за лужайкой и опушкой напротив, будто поджидая нового появления Тени. Ну а Матвей терзал себя мыслями, строил догадки и пытался понять, какого черта здесь вообще происходит.

— Она убила его, лося, — задумчиво пробормотал Матвей, когда втроем они уже осторожно передвигались по лесу, прислушиваясь к каждому шороху или подозрительному звуку.

— Убила это еще мягко сказано, скорее выжала как тряпку, переломав все кости. — Юдичева передернуло. — Не хотел бы я вот так сдохнуть.

— Да я не об этом, — бросил Матвей, глядя в спину идущему впереди Лейгуру. — Всем известно, что мерзляки никогда не убивают зверей. На моей памяти не было ни одного подобного случая, да и другие собиратели не дадут соврать. Странно все это…

Стали удаляться на северо-восток, строго следуя стрелки компаса. Из-за нагрянувшей им на головы внезапной неприятности в лице Тени шли так тихо, как только могли, не решаясь даже лишний раз вздохнуть. Старались не говорить, а если и надо было, то исключительно перешептыванием.

Совсем скоро лес стал редеть и перед ними раскинулась заваленная снегом равнина, а поперек нее, черной змеей, полоса реки, уползающая далеко на север. Ни деревца, ни кустика, ничем более не мог похвастаться этот громадный кусок земли, представляющий из себя лишь широкий белоснежный пустырь.

— Мы здесь как на ладони, — заключил Матвей и устало плюхнулся на землю, дабы перевести дух. — Но придется идти, другого пути нет.

Дали себе передышку в двадцать минут, перевели дыхание и снова отправились в путь.

Матвей заметил, что голод теперь его не мучал так сильно, как это было пару дней назад. Нет, он по-прежнему страшно хотел набить желудок едой, но тот как будто бы свыкся с отсутствием пищи и перестал его донимать болезненной резью. Да и голова больше не кружилась.

И тут он припомнил, как отец на одной из обучающих вылазок рассказывал ему, что здоровый человек без еды может протянуть тридцать и более дней. Голод невыносим лишь первые несколько дней, а потом организм свыкается и начинает «уходить в спячку», перерабатывая еще ранее накопленные в нем жиры и углеводы.

«Главное, сынок, если окажешься в такой ситуации — не паникуй. Думай холодной головой, просчитывай каждый шаг, и не торопись. Спешка к добру никогда не приведет».

Утомительным и долгим оказался путь через долину, и лишь когда стало смеркаться, они смогли вновь окунуться в лесную пучину из елей и сосен. Очутившись в укрытии деревьев, на душе стало чуточку легче от мысли, что здесь-то Тени их заметить будет труднее. По крайне мере, Матвей на это рассчитывал.

Немного погодя в голову стали лезть неутешительные предположения: что если эта Тень вовсе не одна? Вдруг тайга кишит этими тварями? Ведь где нашлось место одной, там обязательно найдется другая.

Внезапно впереди их встретило небольшое озеро, а на противоположном берегу — вот так удача! — находилась маленькая деревянная пристань. Прищурившись, Матвей заметил, что за пристанью, в тени деревьев, виднеется крыша хижины.

— Вряд ли это поселок, уж очень далеко от поселений побольше, — предположил Матвей.

— Откуда ты знаешь, что рядом нет поселений побольше? — спросил Юдичев.

Собиратель пожал плечами.

— Просто знаю. Обычно когда города или деревни близко, встречаются хоть какие-то дороги. А мы за весь день кроме леса да низменности, по которой шли весь день, не видели ничего, что могло бы намекнуть на присутствие здесь человека.

— Вроде там можно обойти озеро. — Лейгур указал на левый берег в полукилометре от их местоположения. — Предлагаю обойти и взглянуть поближе.

Так и сделали.

До места добрались уже затемно и оказались в бору.

Сперва удалось рассмотреть очертания первого сруба, затем второго, третьего; постройки уходили все дальше, вдоль длинного двора. Домики оказались совершенно одинаковые, и различались только степенью разрушения — у одного крыша обвалилась, второй остался без двери, у третьего прежняя бревенчатая стена рухнула и покоилась на земле. Но большинство из них все же превратились в груду старых бревен.

Немного дальше виднелось срубы побольше, в два этажа с целыми балконами. На парковочном месте рядом стояли проржавевшие электромобили и зарядные станции. Там же, у входа в дом, Матвей приметил стенд, походивший на тот, что стоял на берегу Онежского озера. Собиратель подошел ближе, стряхнул снег и, прищурившись в потемках, смог прочесть в правом углу стенда:

— База отдыха «Сосновая роща».

Всю остальную часть занимала простенькая карта базы с цифровым обозначением каждого домика и прочих зданий. Было уже слишком темно, чтобы разглядеть остальные названия, и поэтому Матвей решился ненадолго включить фонарь ваттбраслета.

— Дом охотника, музей, сувенирный, русская баня, исландская баня… — он оглянулся на Лейгура, но тот лишь хмыкнул в ответ.

— Да я сейчас хоть в африканскую баню прыгнул бы, только б смыть с себя все это дерьмо, — проворчал Юдичев и подошел к Матвею, принявшись вместе с ним изучать карту.

— Дом отдыха, дом грибника, дом рыбака… — читал он, водя пальцем по названиям, которые удалось прочитать. Большинство из них стерлись временем. — А что-нибудь вроде «Берлоги» тут есть? Авось чего сохранилось…

— Надо поискать главный въезд, — высказал вслух свои мысли Матвей, продолжая пробегать взглядом по карте. — Наверняка местная дорога соединяется с главной, по которой мы шли до Северодвинска.

— Вот, смотри. — Лейгур ткнул пальцем в нижнюю часть стенда с крохотным рисунком деревянной арки и цифрой четыре. К сожалению, в легенде карты номера с третьего по десятый из-за потертостей почти не были видны. — Возможно это оно.

— Да, возможно… — Матвей отключил фонарь и стал осматриваться в попытке сориентироваться, чему мешали вечерние сумерки, которые сгущались все сильнее и постепенно перерастали в ночь. — Судя по всему, нам в ту сторону.

Прошли мимо детской площадки с горкой, качелями и песочницей, заваленной снегом. Потом минули с десяток небольших беседок со столиками, и наконец добрались до той самой арки, возле которой их встретил высокий стол, на верхушке которого угадывалась вырезанная морда не то медведя, не то волка — теперь уже было не разобрать.

Арка тоже была деревянной, в форме согнутого дерева. Она словно приглашала очутиться в каком-то сказочном местечке. Должно быть, местечко это и впрямь было сказочным до Вторжения, но теперь представляло из себя лишь доживающие свой век срубы, да прочие домишки, которых с каждым годом все больше притесняли сосновые великаны.

Матвей обрадовался, когда догадка на счет дороги подтвердилась; она действительно была и возвращала их в лес, куда непременно — по крайне мере так думал собиратель, — должна вывести их к основной трассе.

— Полагаю, идти сейчас будет не самым лучшим решением, — произнес Лейгур, поглядывая на утопающую во мраке дорогу.

Трезвый ум говорил Матвею, что исландец прав — продолжить путь ночью не самая лучшая затея, да еще и будучи усталыми и вымотанными тяжестью минувшего дня, и это еще не говоря уже о внезапно объявившийся твари, наверняка притаившейся в лесах. Но беспокойство за оставленных ими Арину, Машу, Надю, Тихона и Домкрата не давали покоя.

— Мне кажется тут и обсуждать нечего, нам нужно отдохнуть, — устало пролепетал Юдичев.

— Да, пожалуй… — Матвею стоило больших усилий согласиться на отдых, хотя чувствовал он себя вполне бодрым. Волнение предало ему силы и он прошел бы еще всю ночь, но все же темнота отговорила его от этой затеи.

Стали искать место для ночевки и наткнулись на большое здание, разительно отличающееся от всех остальных, поскольку было построено из бетона. Решили, что там будет значительно теплее, нежели в полуразрушенных срубах, и пошли внутрь. Здание оказалось корпусом для отдыхающих с множеством комнат и коек. Через теплые и толстые стены проникал лишь слабый сквозняк, поэтому решили костра не разводить, только ватты расходовать.

Устроились в небольшой комнатенке с видом на озеро и пристань. Юдичев заснул почти сразу, а вот Матвею только и оставалось завистливо поглядывать на устроившегося в койке капитана, свернувшегося калачиком.

В попытке нагнать сон, собиратель сел на подоконник и стал разглядывать звездное небо. Потом его взгляд упал на деревянный колодец из уже опостылевших взгляду бревен, и от воспоминаний ему сделалось худо.

— Ты в порядке? — послышался сбоку голос исландца, походивший на шорох сминаемой бумаги. Наблюдательности Лейгуру было не занимать, он сразу подметил изменившееся лицо спутника.

— Да, просто… — Он осекся на мгновение, думая, стоит ли говорить о внезапно посетившем его голову воспоминании? Решил не скрывать: — Моя мать погибла в похожем месте. Возможно даже где-то недалеко отсюда.

Лейгур в ответ только промычал, слегка кивнув. Он простоял рядом с минуту-другую, вместе с ним наблюдая за ночным небом, а после произнес:

— Я свою мать совсем не помню. Мне было три года, как ее не стало.

Затем, словно не зная, как продолжить разговор, Лейгур резко добавил:

— Надо бы поспать.

Он направился к свободной койке.

— Как ты это делаешь? — бросил ему вопрос вдогонку Матвей. — Так легко засыпаешь? Мне вот мысли покоя не дают, так и кричат в голове…

Исландец сел на край грязной койки, которая на фоне сырой земли виделась теплой и уютной постелью.

— Думаю об океане, плеске его волн, это убаюкивает, — ответил он и поднял на него взгляд. — У тебя есть любимый звук?

Матвей на миг призадумался.

— Пожалуй, — ответил он.

Лейгур положил голову на подушку, закрыл глаза и стал бормотать:

— Вот и представь его, словно он у тебя над ухом висит. Убеди себя, что ты там, рядом, а не здесь. Тогда заснешь.

И словно в качестве примера исландец кажется уснул, тяжело задышав.

— Лейгур? — шепотом окликнул его Матвей, желая убедиться, действительно ли тот спит. Ответа не последовало. Тогда собиратель решил последовать его совету, закрыл глаза и представил вой метели, бушующей за иллюминатором его дома на «Востоке»; потом гудение аккумулятора, глухие шаги за дверью в коридоре…

Удивительно, но это сработало и через несколько минут он уже спал, облокотившись на стенку подоконника.

Тягучее мычание раздалось посреди ночи и разбудило Матвея.

Сон прошел не сразу, веки еще оставались тяжелыми, а странный звук, идущий с улицы, чудился ему кусочком сна, пока вскоре собиратель не почувствовал что-то неладное.

Он протер глаза, нагнулся вперед и напряг слух. Да, ему не послышалось! Из большого здания напротив раздавался приглушенный вопль, но какой-то странный, будто лишенный жизни.

Позади послышалось шарканье ног. Это был Лейгур. Должно быть звук тоже разбудил его. Исландец подошел к окну и его грубое лицо осветил мягкий свет Луны. Он облокотился на подоконник и взглянул на очертания соседнего здания, из нутра которого неумолкаемо продолжал идти вой, умолкая лишь на долю секунды.

— Ты тоже это слышишь? — спросил его Матвей.

— Да, — кивнул исландец.

— Что это? Какой-то зверь?

— Не думаю, что звери способны издавать подобные звуки. — Лейгур встретился взглядом с Матвеем, глаза обоих блеснули белым светом. — Разве только человек.

По спине собирателя побежал холодок нехорошего предчувствия.

От слов немедленно перешли к делу. Лейгур пихнул в бок Юдичева и сразу же закрыл ладонью его рот, жестом приказав молчать. Матвей спешно накидывал на плечо полупустой рюкзак и подобрал лук для стрельбы, а после передал исландцу винтовку с почти целым магазином патронов.

К тому моменту Юдичев тоже услыхал жуткое мычание и подошел к окну, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь во мраке, пока Матвей не шикнул в его сторону, заставив последовать за ним.

Они нащупали лестницу в темноте и стали спускаться на первый этаж, пока не оказались в холле, а после и на улице. Дул холодный сквозняк, в лесу зловеще поскрипывали деревья, а диковинный вой не замолкал. Направились прямиком к его источнику.

— Что это за хрень? — не выдержав, прошептал Юдичев, идущий позади.

Никто ему не ответил.

То самое здание напротив, которому они прежде не предали ни малейшее значение, было одноэтажным, с большими дырами на месте прежних стеклянных стен и парочки массивных колонн возле главного входа. Стараясь аккуратно ступать на разбросанное побитое стекло, они ступили внутрь и еще отчетливее уловили вопль, который, внезапно, стал терять свою силу.

Они прошли чуть дальше, обогнули коридор и зашли в просторное помещение с гигантским углублением посередине. У его края нависало несколько трамплинов, а прямо за ними висел большой, черный экран, похожий на информационное табло.

«Бассейн — заключил про себя Матвей».

Именно с дна давно высохшего бассейна шел этот протяжный вой, ставший теперь настолько отчетливым, что, казалось, обрел форму и невидимыми пальцами прикасался кончиков ушей. Но звук этот сразу отошел на второй план, как только до ноздрей Матвея дошел жуткий смрад, выворачивающий желудок наизнанку. Эту вонь нельзя было спутать ни с одной другой, поскольку только так воняла мертвечина.

Они подошли к краю бассейна и опасливо наклонили головы, но кроме черноты не разглядели ничего — свет Луны не доходил до бассейна.

Вопль, похожей на мычание, вдруг оживился и стал более напористым. Сомнений не оставалось, на дне этого провонявшего смертью бассейна находился кто-то живой. Человек…

— Фонарь, быстро… — велел Матвей, прикрывая рукой нос и чувствуя, как от вони начали слезиться глаза.

Лейгур коснулся своего ваттбраслета, включил сенсорный экран и пару раз коснулся его.

— Боже… — только и прошептал Матвей.

Яркий белый круг упал на свалку мертвых зверей, своими тушами занявшие почти все пространство бассейна: олени, волки, лисицы, лоси, кого здесь только не было. Некоторые выглядели совсем свежими, но большинство пролежало здесь, кажется, чуть ли не всю зиму, догнивая.

Вопль стал резвее, где-то во мраке промелькнуло движение.

— Там! — указал Матвей.

Лейгур перевел в указанную сторону руку с фонарем и луч упал на…

— Что⁈.

Там, в горе трупов изувеченных туш лежал Домкрат. В широко открытых глазах несчастного застыл первобытный ужас, а из открытого рта вырывался немой крик о помощи.

Глава 9
Логово

Матвей включил фонарь собственного браслета и впопыхах стал подсвечивать остальную часть бассейна, молясь про себя не увидеть там лица Арины, Нади, Маши или Тихона. Но в свет попадали лишь звериные морды с высунутыми языками, разодранные в клочья органы, представляющие из себя кровавое месиво, и торчащие кверху лапы.

Тем временем позади раздался перепуганный голос Юдичева:

— Это все работа той твари из леса, точно вам говорю. Это все она…

Луч фонаря отразился от стальных поручней. Собиратель подбежал к ним, коснулся холодной поверхности и посветил вниз. Уцелели лишь две ступени, остальные, видимо, покоились под наполовину сгнившими тушами. В противоположной стороне тоже должна была быть лестница, вдруг сообразил собиратель и направил свет в другую сторону, но увидел только обломки мозаики и кафеля.

Жалостливое и наполненное болью мычание Домкрата не прекращалось и сводило с ума.

— Придется прыгать. — Матвей встал у края бассейна и стал выискивать место среди туш, где он мог бы помягче приземлиться.

Юдичев отступил на шаг и посмотрел на него как на безумца.

— Туда⁈ Да ты спятил! Тут метров пять высоты!

— А что еще мне делать? Оставлять его там умирать⁈ — Он коснулся холодных поручней.

— Я поищу, чем его можно будет поднять. — Лейгур прислонил винтовку к стене. — Привяжешь его, я вытащу.

С этими словами он скрылся из виду.

— А если убившая все это зверье тварь где-то поблизости? — не унимался Юдичев, сблизившись с Матвеем. — Надо убираться отсюда, пока не поздно.

— Я не брошу его, ясно тебе? — ответил собиратель с угрозой в голосе и бросил в сторону трусливого капитана грозный взгляд.

Почти сразу объявился Лейгур, держа в руках нечто разноцветное, напоминающее веревку. Приглядевшись, Матвей признал в них разделитель для бассейна.

— Стальной, должен выдержать, — сказал Лейгур. — Перевяжешь его, а мы вытащим его наверх, затем тебя.

— Хорошо, — согласился Матвей.

Он смог наконец отыскать место для прыжка: туша оленя, кто знает, возможно того самого, которого ему не удалось прикончить на последней охоте с Шаманом. Собиратель сделал глубокий вдох, мышцы напряглись.

— Что ж… ладно… — успокоил он себя.

И прыгнул.

Сердце на долю секунды сжалось до размера песчинки, но приземление оказалось успешным, и через мгновение он, пытаясь удержаться равновесие, стоял на брюхе жестоко убитого зверя с разорванным брюхом. Дабы не упасть пришлось опуститься на четвереньки и начать ползти в сторону не прекращавшегося стона, становившегося все тише и тише.

Вонь резала глаза и проникала в глотку через ноздри, оставляя внутри мерзкое ощущение. Про себя Матвей обрадовался длившемуся уже почти неделю голоду, поскольку в противном случае непременно выблевал бы содержимое желудка.

Свет фонаря подсвечивал наполовину погребенного под трупами Домкрата. Странно, но он не пытался выбраться, даже пошевелить рукой. Одна только лысая голова, испачканная кровью, испуганно смотрела на него.

И он все мычал, ныл и издавал этот вроде бы человеческий, но в то же время какой-то потусторонний, тихий вопль, вызывающий мурашки по всему телу.

— Максим, посвети мне. — Матвей сперва даже не обратил внимание, как впервые обратился к Юдичеву по имени.

Тот выполнил просьбу. Свет упал на оскаленную пасть волка с пустыми глазницами, изрядно напугав собирателя. И здесь Матвей заметил, как чрево зверя было выверну навзничь, словно кто-то грубой рукой ковырялся в его потрохах.

Он выдохнул и продолжил ползти в самый центр бассейна, к Домкрату.

— Я иду, потерпи немного, — успокаивал его Матвей, прекрасно понимая, что тот его не слышал. Этими словами собиратель скорее пытался утешить себя, нежели оказавшегося в плену. — Еще чуть-чуть…

Ладонь коснулась чего-то мокрого и вязкого. Подняв ее к свету он увидел следы свежей крови. Он опустил голову и заметил под собой морду дохлого лося. Труп был определено свежим, что наводило на не самые приятные выводы…

Этот бассейн, это гигантская могила действительно была логовом Тени. Но зачем она складывает всю эту падаль здесь? Для чего…?

«Надеюсь, эта тварь сейчас не так близко, — утешал себя собиратель».

Сверху послышался звон, Лейгур готовился закрепить трос у основания трамплина. Фонарь Юдичева дрожал, бросаясь из стороны в сторону. Но теперь это было уже не слишком важно, поскольку ему удалось таки добраться до головы Домкрата.

— Я здесь, — он коснулся указательным пальцем своих губ, — тише, тише…

Перепуганный до смерти водитель «Титана» немного затих.

— Давай-ка вытащим тебя отсюда. — Матвей огляделся и заметил, как тело бедолаги сдавливала туша очередного оленя. Он попытался сдвинуть ее, но та оказалась неимоверно тяжелой.

— Ну же, ну! — Собиратель стиснул зубы, вложив все остатки сил.

Туша поддалась и упала в противоположную сторону. Каждая мышца в руках Матвея изнывала от тягучей боли. Выдохнув, он обратил свой взгляд на Домкрата и ужаснулся.

Согнутое чуть ли не пополам тело прогрессиста формой походило на лезвие серпа. Перекошенная грудь заметно впала, и выглядела так, словно по ней прокатились чем-то тяжелым, оставив одну только плоть со сломанными костями внутри.

Матвей осторожно взял Домкрата за руку и слегка ее сжал.

— Боже…

— Что? Что такое? — спросил Юдичев сверху.

— Его рука… — Матвей чувствовал, будто держит кусок мяса, наполненный лишь остатками крови. — Она вся раздроблена.

— Чего⁈

— Она с виду такая, будто ее пропустили через машину для дробления льда. — Потом он коснулся ноги. — Ноги тоже самое! Да все тело как через дробилку пропустили!

Ему ответило хрипящие дыхание Домкрата. Он смотрел прямо на него наполненными кровью глазами и словно бы что-то хотел сказать. Или предупредить…

— Как… как ты вообще до сих пор дышишь? — не нарочно вылетело изо рта Матвея.

— Это все она, та самая тварь, — отозвался Лейгур. — Вспомни, что она сделала с тем лосем. Выжила его как тряпку, переломав все кости.

— А я вам говорю! — подхватил Юдичев. — Нам убираться отсюда надо! Глухому мы уже не поможем, он без пяти секунд как…

К мычанию Домкрата добавился звук, тот самый, походивший на помехи рации. Готовивший бросить трос Лейгур застыл на месте, а Юдичев стал бешено озираться по сторонам.

— Все… вот и дождались, мать вашу… — прошептал он, пятясь назад.

Шум приближался.

— Матвей! — прошептал Лейгур, сбросив ему трос. — Выбирайся оттуда!

— Слишком поздно, — отозвался Юдичев, отдаляясь все дальше. — Оно уже здесь.

Максим не врал. Судя по раздавшемуся жуткому эху, Тень уже пожаловала внутрь.

— Прячься, — прошептал Лейгур и скрылся из виду.

— Стой, стой! Ты куда⁈ — Матвей почувствовал, как все тело налилось ужасом. Он едва себя сдерживал, чтобы не сорваться на крик.

Ответа не последовало.

А шум Тени уже касался его кожи.

Поняв, что помощи ждать неоткуда, Матвей накрыл себя и Домкрата курткой и глубже уплотнился между звериными тушами, в надежде спрятаться понадежнее. Сделав это, он выглянул наружу и между сломанной лапой очередного зверя и лисьей мордой в свете луны заметил, как у края бассейна взвился очередной труп…

На этот раз громадного медведя.

Темное облако держало в полупрозрачной пасти бурую тушу, словно то был плюшевый мишка, а не весивший полтонны зверь. Лапы мерзляка коснулись стен бассейна, и существо с проворностью паука спустилось на гнилые останки зверья.

Матвей услышал как изо рта Домкрата вырвался сопящий звук и быстро зажал ему рот, почувствовав как ладонь стала мокрой от слюней.

Внезапно существо застыло, и лишь за этот короткий миг полностью оправдала данное ей прозвище Шаманом, почти слившись с окружающими ее тенями. Издаваемый ей шум стих, а добытый медведь осторожно, даже, как показалось собирателю, с некоей заботой, был уложен на остальные трупы.

Матвей сильнее сжал ладонь, отчетливо ощущая пальцами челюсти Домкрата. Да, он знал, что делает несчастному больно, но страх перед причудливой инопланетной тварью заставлял его плотнее надавливать пальцами, лишь бы тот сохранял молчание. И даже вездесущий гнилой смрад стал привычен, а стесняющие по рукам и ногам падаль сделалась пускай и не надежным, но укрытием.

Так длилось не минуту, не две, а вечность, прежде чем Тень вновь ожила, видно приняв раздавшийся шум за нечто незначительное. Вскоре совсем другое заняло ее, нечто отвратительное, за чем Матвею, ввиду своего непростого положения, пришлось наблюдать.

Одна из паучьих конечностей пришельца вонзилась в медвежье брюхо. Раздался звук разрываемой плоти, и черная лапа мерзляка едва заметно дрогнула, походя на шланг, по которому перекачивают воду. Перебарывая отвращение, Матвей наблюдал за происходящим, пытаясь осознать, какого черта здесь происходит. Одно он понял наверняка: Тень наполняла тушу медведя какой-то жидкостью, о чем подсказывало непрерывно чавканье.

Длилась эта процедура не дольше минуты, пока пришелец резко не вынул лапу из брюха, словно та была игла шприца. Фасеточные глаза, поблескивающие бледным молочным светом, сверкнули во мраке и посмотрели прямо в сторону Матвея, заставив того похолодеть от ужаса.

Но вдруг Тень резко отвернулись в сторону, — ее будто бы что-то отвлекло, — поползла по стене бассейна и скрылась во мраке.

Лишь по истечении минуты, в течении которой Матвей приходил в себя, он осознал, что до сих пор крепко сжимает челюсть Домкрата. Он резко растопырил пальцы и убрал ладонь. Голова прогрессиста упала ему на плечо.

— Проклятье…

Матвей повернул Домкрата лицом к себе и повторил отчетливее:

— Проклятье…

Мертвые глаза прогрессиста смотрели на потолок, залитый кровью рот был открыт.

И Матвей вдруг осознал — из-за страха он задушил его, совершенно случайно, даже не осознавая это. Или, быть может, он все таки умер сам?

Тем не менее волна сожаления о содеянном пронеслась вихрем в сердце Матвея.

— Прости, прости меня… — прошептал Матвей и пальцами закрыл покойнику глаза.

Странно, он почти ничего не знал об этом человеке. Невозможность общения и скрытность самого Домкрата мешали познакомиться им получше. И все же, за время этой проклятой экспедиции этот не имеющий настоящего имени человек успел зарекомендовать себя как не только надежный водитель, но и спутник, всегда готовый протянуть руку помощи.

Оставив тело Домкрата, Матвей бросил взгляд на тушу медведя. Не переставая он задавал себе один единственный вопрос: какого черта эта тварь делала с ним?

Наверху послышалась возня и тяжелое дыхание.

— Лейгур! — тихим шепотом отозвался Матвей. — Лейгур, это ты?

У края бассейна появилась голова Юдичева.

— Это я, — прошептал он, не переставая оглядываться по сторонам. — Эта тварь ушла, да?

— Да, но чую, ненадолго. А где Лейгур?

— Не знаю.

— Ладно, помоги мне выбраться.

— Щас.

Юдичев сбросил разделитель.

— А этого немого что, брать не будешь?

— Он мертв.

На услышанное Юдичев лишь многозначительно качнул головой.

Матвей стал ступать по падали, но вдруг позади послышалось нечто странное.

— Мертв, говоришь? — Юдичев указывал ему за спину. — А чего он тогда шевелиться?

У собирателя холодок пробежал по спине. Шея вдруг сделалась страшно тяжелой и поворачивалась будто проржавевший механизм. Но он заставил себя обернутся и ахнул. Ноги и руки Домкрата вскидывались так, словно их дергали за невидимые ниточки, пока все остальное тело сводило судорогой. Внезапно живот его согнулся, выпятившись вверх, и с булькающим звуком разорвался на куски. Кровь брызнула во все стороны, а из нутра мертвеца, как из норы, стали вылезать паучки размером с ладонь.

— Будь я заживо приморожен к этому месту… — ошеломленно прошептал Юдичев.

Мелкие пауки издавали резкие, пищащие звуки, в которых лишь звучало нечто отдаленно похожее на шум помех, издаваемый Тенью.

Теперь то Матвею стало ясно, что именно вытворяла эта тварь с медведем, как и со всей другой здесь падалью.

— На твоем месте я бы выбирался оттуда как можно…

Лишний раз напоминать об этом Матвею не было нужды. Завидев, как паучки стали ползти в его сторону, он как можно скорее направился к тросу.

— Живее, живее! — шептал Юдичев, явно сдерживая себя от крика.

Мелкие твари проворно ползли по трупам и будь трос хоть на метр дальше от Матвея, они наверняка добрались бы до него. Но к счастью собиратель успел вовремя схватиться за спасительную сталь и принялся взбираться, в то время как Юдичев бросился его подтягивать.

Совместными усилиями Матвей вскоре выбрался из треклятого бассейна, и впервые за прошедшие минут десять, определенно самые долгие в его жизни, позволил себе вздохнуть полной грудью, не боясь втянуть трупную вонь.

— Спасибо, спасибо, — поблагодарил Юдичева Матвей, стоя на четвереньках из-за сковавшей его слабости.

— Ага, — бросил Юдичев, так же тяжело дыша.

Неожиданно ночную тишину прервала серия выстрелов и шум мерзляка, заставивший их двоих вскочить на ноги. Грохот знакомый, эту винтовку Матвей слышал уже не раз. И вдруг вспомнив, что именно такая была при Лейгуре, он посмотрел на одну из стен, где последний раз видел оружие исландца. Пусто. Ничего, кроме обломка плитки и трещины в стене.

— Лейгур… — тяжело произнес Матвей. — Лейгур в беде.

Но неприятности на этом не заканчивались. Выводок тени вылез из бассейна, заставив их обоих врасплох. Эти твари оказались в паре сантиметрах от Юдичева, пока тот не успел отскочить в сторону и выругаться.

— Ах вы ж твари поганые! — Он схватил обломок бетона и швырнул в одного из них. От удара маленький мерзляк превратился в черное пятно, размазанное по полу и издал звук, похожий на пронзительное шипение. И словно вторя этому предсмертному кличу, с улицы раздался нестерпимо громкий мерзлячий визг.

— Наверное, зря я это сделал… — беспомощно прошептал Юдичев, уже приготовивший другой обломок для броска в паучков.

Яростный визг матери слышался все отчетливее, он приближался.

— Уходим! — велел Матвей Юдичеву и побежал к выходу из логова.

— Ни минуты, блин, покоя, — проворчал Юдичев и выбросил обломок в сторону.

Они успели спрятаться за стеной аккурат, когда Тень оказалась почти у самого их носа и проскользнула в свое логово. Тварь не умолила визжала, словно по полу размазали ее, а не одну из наверняка тысячи ее детенышей.

— Сюда, — велел Матвей Юдичеву, когда убедился, что им ничего не угрожает.

За время проведенное в бассейне ночная тьма успела немного рассеется. Теперь обстановку вокруг, хоть и прищурившись, но разглядеть вполне было возможно. И первое, что бросилось в глаза Матвею — разрушенный до основания сруб, который прежде, собиратель хорошо это запомнил, еще пару часов назад стоял совсем целехонький.

Приблизившись, они заметили как между двух массивных бревен торчит рука, хватающая воздух.

— Там! — громко прошептал Матвей.

Собиратель бросился разбирать завал, под которым лежал громко дышащий Лейгур. Чертовски тяжелые бревна едва поддавались.

— Максим, помоги!

Но Юдичев помогать не спешил, то и дело поглядывая в сторону бассейна. Из-за мерзлячьего вопля, совсем не похожий на те шумные звуки, которая издавала Тень, чудилось, будто здание ожило и наблюдает за каждым их действием.

Матвей грубо хлопнул Юдичева по плечу и жестко произнес:

— Не стой столбом, помоги его вытащить!

Вдвоем они быстро высвободили исландца и помогли ему подняться. Лейгур едва стоял на ногах, держась за окровавленные волосы и крепко прижимая рану на лбу. Могучее тело покачивалось как маятник, грозясь вот-вот рухнуть. Он явно и шагу не ступит.

— Потащим его, — приказал Матвей, забрасывая руку исландца за голову. — И надо прихватить винтовку, вдруг осталось чего.

Юдичев кивнул, взял вторую руку Лейгура и вдвоем они направились

Глава 10
Праведник

— Кажись, наш суровый мужик вот-вот отключится, — заметил Юдичев, пыхтя от взваленной на его плечи ноши.

Матвей почувствовал, как Лейгур стал тяжелеть, а его ноги заплетаться. Кровь на морщинистом лбу исландца ярко блестела в свете утренней зари.

— Надо его перевязать, — предложил Матвей. — Остановимся.

Они замерли посреди проселочной дороги и стали осматриваться.

— Вон, глянь туда. — Юдичев указал в сторону лесной чащи, за которой виднелось около десятка катамаранов, разбросанных по всему пляжу. Рядом, по всей видимости, находился закрытый лодочный гараж, в котором они вполне могли спрятаться.

— Сойдет, пошли, — сказал Матвей.

Подошли ближе, прошли вдоль разрушенных лодок и ржавых катамаранов. Оказались внутри полузакрытого помещения, где хранилась несколько дюжин весел, старые аккумуляторы, спасательные жилеты и еще много чего для удобства и безопасности некогда отдыхающих здесь туристов. Широкие арочные ворота, ведущие к причалу, словно приглашали отправиться их на прогулку по заледеневшему озеру.

Лейгур, как и предсказывал Юдичев, потерял сознание и его пришлось осторожно укладывать на пол.

— Я займусь им, ты карауль, — велел Матвей.

Сперва он смыл кровь со лба исландца, потом достал из рюкзака моток бинтов, который взял еще из сумки Ясира.

Собиратель начал перематывать голову Лейгуру, но снаружи послышалась металлический звон и знакомый мерзлячий треск.

— Эта тварь здесь… — прошептал Юдичев, пятясь подальше от прорези, через которую наблюдал за происходящим снаружи.

Стоило только Максиму произнести это, как Лейгур неожиданно очнулся и схватил Матвея за рукав куртки. Глаза исландца в равной мере выражали уверенность и страх.

— Прячемся… — процедил сквозь зубы Лейгур.

Втроем они затаились под сходней, ведущей к причалу. Легли на холодный лед, хоть с виду крепкий, но до безобразия громкий: каждое лишнее движение или попытка сдвинуться хоть на миллиметр отдавалось тягучим скрипом заледеневшей глади.

Тень всплыла возле причала. Ее острые когти заскребли по дереву, а исходящий из ее нутра шум затих, словно кто-то убавил громкость

Юдичев закрыл ладонью рот, желая не выдать себя громким дыханием. Матвей последовал его примеру. А вот Лейгур обратился в ледяную статую, и лишь его усталые глаза посматривали через прорези мостика, где мелькал силуэт загадочной твари.

Она остановилась прямо над ними. Деревянные опоры причала под весом мерзляка словно ожили и издали протяжный стон. Еще несколько секунд и мостик точно рухнет, а вместе с ним и их крайне ненадежное укрытие.

Но вот сквозь щели вновь просочился утренний свет, и Тень поползла вперед. Лязгнуло нечто металлическое, с глухим грохотом упали весла, а потом существо юркнуло обратно через ворота гаража и убралось восвояси.

Матвей позволил себе сделать глубокий вдох.

— Выждем еще минуту, — прошептал он, чувствуя легкое облегчение.

— Я не против и все десять минут выжидать, — проговорил Юдичев и повернул голову к Лейгуру. — Кажись, он снова отключился.

— Да, ему хорошенько так досталось. — Он вновь поглядел на глубокую рану в затылке исландца. Такую же, но чуть менее серьезную, заполучила Арина на леднике Берд. — Но он жив, и это главное. И как только его угораздило…

— Как я понимаю, нам придется его тащить, — устало пробормотал Юдичев и откинул голову назад, наслаждаясь минутой передышки.

— Ты все верно понял.

Послышался тяжелый вздох.

— Правильный ты уж больно, Беляев. Можно сказать, аж целый праведник, — он сунул палец в рот, зубами отковырял грязь из-под ногтя и выплюнул ее на лед, — а праведники в наше время долго не живут.

Матвей не торопился с ответом.

— Мне отец часто говорил, что для выживания человечества одного только электричества, воды и еды будет недостаточно. Без нравственности или праведности, да как хочешь это называй, мы, даже если и победим мерзляков, просто превратимся в ходячие куски мяса, а со временем и вовсе сожрем друг друга.

— Может-то оно все и так, — с сомнением в голосе проговорил Юдичев и вытряхнул из волос ледяные кристаллики снега, — да вот только что касается меня, я — пас. Человечество как-нибудь и без меня справится. — Он хлопнул Лейгуру по животу. — Но этого вот верзилу, так и быть, помогу тебе волочить. Выжму из себя немного благочестия.

На дорогу возвращались будучи начеку, постоянно озираясь во все стороны. Оставалось только гадать, куда запропастилась Тень. Вернулась ли в свое логово, перестав их преследовать? Или же продолжает рыскать в округе, ища убийцу одного из ее мерзких детенышей?

Но идти было нужно, выбора не оставалось. Весна близко.

Тащить Лейгура Эйгерсона даже усилием двух крепких мужиков оказалось задачей крайне непростой. Весил исландец килограммов под сто, а его висящие руки на спине грезились тяжеленным бревнами, которые вот-вот переломят спину.

Юдичев бранился не переставая и проклинал все семейство Эйгерсона до седьмого колена, хоть и понятия не имел, есть ли у него вообще эта семья.

— Ты смотри потише, — запыхался Матвей, — а то ведь очнется, услышит, голову точно проломит.

— Ну и пускай проломит! Хоть нести этого борова больше не придется. — Он грубо поправил обвисшую руку исландца. — Вот же ж ведь сука такая… Он как будто тяжелее становится с каждым метром!

Сначала Матвея раздражало нескончаемое ворчание капитана, но затем он даже свыкся. Главное, что продолжает нести, а остальное черт с ним. Видать, лишь таким вот образом Максим Юдичев, а именно бранью и причитаниями, справлялся со взваленной на него ношей; таща за собой платформу со статором он тоже без конца ворчал себе под нос, но честно продолжал ее тащить за собой.

Останавливались передохнуть каждые минут двадцать. Осторожно укладывали Лейгура на землю, а следом падали и за ним, пытаясь отдышаться и перевести дух.

В одной из таких остановок, случившийся после полудня, Матвей решил удовлетворить свое любопытство и поинтересовался у своего спутника:

— Все хотел спросить, лет то тебе сколько?

— А вот угадай. — Он сделал тяжелый глоток из фляги. Благо, воды у них еще было предостаточно.

— Сорок?

Максим покачал головой.

— Бери выше.

— Ладно… сорок пять?

— Выше, парень.

Матвей позволил себе нагло присмотреться к внешности Максима: взъерошенные карие волосы хоть и грязные, но довольно яркие, как и борода. Морщины совсем редкие, шея жилистая. Ну не может ему быть выше…

— Пятьдесят? Точно пятьдесят.

Юдичев лукаво ухмыльнулся и покачал головой.

— Да быть этого не может. Неужели больше пятидесяти?

— Больше.

Матвей взглянул на Лейгура, которому как раз было пятьдесят. И выглядел исландец как раз на свой возраст: зачатки седины в рыжине густой бороды, прорези морщин у глаз, и кустистые брови, похожие на жирных гусениц.

— Пятьдесят семь мне, — ответил Юдичев, закручивая крышку фляги.

Матвей обомлел.

— Врешь.

— Делать мне больше нечего, как врать по такому пустяку. Будь у меня паспорт, с радостью показал бы тебе дату рождения, где черно по белому написано: двадцатое января две тысячи тридцать шестого года, — он с досадой хлопнул себя по коленям, — да только вот документик этот теперь покоится где-то на дне Атлантического океана.

— Ты… — Матвей облизал обветренные губы. — Не выглядишь на пятьдесят семь.

— Знаю. Видать, гены хорошие, ага. А если уж говорить без обиняков, так есть у меня секретец.

— Вот как?

— Ага, слушай внимательно. — Он наклонился вперед. — Я предпочитаю не лезть в неприятности.

— Это я уже заметил, — вставил Матвей.

— Ага. С вашей этой экспедицией, будь она трижды неладна, я точно постарею лет на десять. Вон уже седина на затылке полезла.

— Получается, — задумчиво произнес Матвей, не обращая внимание на вновь зарождающиеся причитания, — ты застал Вторжение. Сколько тебе там было, получается…

— Двадцать четыре, — с неохотой в голосе ответил Юдичев.

— И?

— Что «и»?

— Чем ты занимался до прибытия мерзляков?

— А ты что, мою биографию писать собрался?

— Да нет, просто… любопытно.

— Праведник, да еще и любопытный. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали — слыхал такую нашенскую старую поговорку? Вот и все.

— Просто хотел поддержать разговор. — Матвей приподнял повязку на голове Лейгура и проверил рану, кровь уже не шла.

— А я не хочу тратить силы на пустой трёп, учитывая, что нам еще волочить эту тушу хер знает сколько.

«Да ты только и делаешь, что на протяжении всего пути треплешься сам с собой, подумал было сказать Матвей, да не стал. Не к чему лишний раз выводить и без того закипающего от раздражения капитана».

— Ладно, отдых окончен, — произнес Матвей, и почувствовал себя самую малость неудобно, зная теперь, что вынужден идти плечом к плечу с человек почти в два раза его старше.

— Да он этот отдых даже и не начинался толком… — плюнул Юдичев и грубо подхватил исландца за руку.

Узкая проселочная дорога все-таки вывела их на широкую трассу, и собиратель облегченно вздохнул.

— Рано расслабляться, — отозвался Юдичев, глядя в сторону белой полосы дороги, ведущую сначала в низину полого холма, а затем на довольно крутой подъем. — Может, это и вовсе не та дорога.

— Может, — согласился Матвей и в черт знает какой раз за день усадил до сих пор не пришедшего в себя Лейгура на заснеженную землю, прислонив его к стволу сосны.

Мягкий розовый свет заходящего солнца пробрался сквозь темно-голубую синеву неба, окрасив облака в нежные оттенки. А далекий, яркий до рези в глазах свет, виднеющийся на горизонте, освещал им путь по заснеженной дороге, постепенно угасая и теряя свою силу.

Вскоре тишину засыпающей тайги нарушил металлический звон, и у Матвея от сердца отлегло. Там, немного впереди, на небольшом пятачке для парковки стояло в ряд три столбика зарядных станций, и на самом ближнем из них висела консервная банка, болтающаяся под завыванием вечернего ветра.

— Слава Богу… — прошептал Матвей и всмотрелся в дальний конец дороги, в надежде заметить там Арину вместе с остальными.

— Нет там никого, — произнес Юдичев, сделавший тоже самое. — Но далеко, думаю, они не ушли.

— Я тоже так думаю.

Собиратель подошел к подвешенной на шнурок жестянке и заметил внутри нее клочок бумаги из дневника Арины.

— Это записка там?

Матвей не ответил и быстро развернул послание. Карандашом там было написано следующее:

'Матвей, надеюсь, ты цел и невредим. Этим вечером Домкрат ушел в лес искать дрова и не вернулся. Он пропал, мы не знаем, что делать. Если ты читаешь это, прошу тебя — будь осторожен! Мы слышали в лесу странные звуки, там явно что-то есть.

Береги себя.

Арина'.

Матвей перечитал записку несколько раз в желании полностью убедиться, что ничего не ускользнуло от его внимания.

— Дай-ка, — протянул ладонь Юдичев.

Собиратель передал ему послание.

— Этим вечером, — прочитал Максим, — то бишь для нас оно было вчерашним, когда нас угораздило оказаться в этой турбазе.

— Да, — подтвердил Матвей. — Получается, мы отстаем от них почти ровно на сутки.

— Немудрено, мы прошли сегодня километров двадцать если не меньше с нашим-то грузом… — нелестно отозвался Юдичев об исландце, осторожно уложенным на дороге.

— Ты кажется забыл про статор. С ним за спиной они тоже вряд ли далеко ушли отсюда, не говоря уже о Наде, которая явно их замедляет. — Собиратель взял из рук Юдичева записку, бережно свернул ее и положил в карман. — Надо их нагнать как можно скорее и предупредить о Тени.

— Надо, только вот я уже рук не чувствую. — Снова презрительный взгляд в сторону исландца. — Да и идти ночью… Вряд ли из этого выйдет что-то путное. Вот что, Беляев, — он обернулся в его сторону, — им тоже нужно спать, далеко они не уйдут. Предлагаю пройти еще немного, а потом остановимся, всхрапнем часика четыре и дальше пойдем.

— Так и сделаем, — дал добро Матвей, — я, признаться, тоже уже ни ног ни рук не чувствую.

— Да этот боров мой должник теперь до конца его или моих дней. — Юдичев слегка пнул исландца в ногу, а потом обратился к Матвею: — И только скажи еще хоть раз, что я не помогаю вашей компашке. Особенно бабенке своей, способной только упрекать.

— Она не моя бабенка, — возразил Матвей, ядовито подчеркнув последнее слово, взбесившее его. Он с упреком посмотрел на Юдичева.

— Как скажешь, собиратель. — Руки Юдичева поднялись в жесте «сдаюсь». — Не твоя, так не твоя.

Матвей предпочел забыть последнее сказанное язвительным языком Максима и, посмотрев в сторону дальнейшего пути, произнес:

— Так уж сложилось, что и ты часть этой компашки, Юдичев. Помогаешь остальным, и взамен помогают тебе.

— Хочешь сказать, окажись я на месте вот этого рыжебородого, ты меня вот так бы тащил за собой все эти километры?

— Ну разумеется, — кивнул Матвей.

— Ха. — В густой каштановой бороде промелькнула саркастичная ухмылка. Он взял за руку Лейгура и, тужась, поднял его за руку. Матвей поспешил помочь.

— Конечно, — добавил Максим к сказанному, — потащил бы, как же…

И вновь посыпались причитания, которые в очередной раз Матвей, теперь уже со знанием дела и не пытался слушать.

Они отыскали местечко недалеко от трассы, среди плотно стоящих друг к другу деревьев, которые хоть и частично, но должны были уберечь от ветра. Расчистили снег и на месте будущего укрытия стали в потемках искать тяжелые и длинные палки, коих, к счастью, в округе оказалось большое множество. Собрав достаточное их количество свалили в кучу и наспех соорудили простенький навес, сложив жерди с палками в форме вигвама, предварительно закрепив их шнурком от ботинка (для этого Матвей воспользовался тем, которым Арина закрепила консервную банку) к опорному шесту в центре конструкции. Потом Матвей, потратив последние силы, срубил несколько веток елей при помощи топорика, и утеплил ими стенки их пускай и убогого, но хоть какого-то временного жилища.

Втроем они едва умещались внутри. Разумеется, больше всего место занимал Лейгур, когда как Матвею и Максиму приходилось ютиться у самого входа навеса, греясь теплом своих тел и разведенного подле костра.

Ночь наступила почти незаметно.

— Я уже сбился со счета, который это день, — потирая руки, проговорил Юдичев. — Как по мне, так мы от моего «Тумана» лет десять назад отошли, и до сих пор в этом треклятом лесу блуждаем.

— Туман? — переспросил Матвей и потянулся к винтовке для проверки магазина.

— Это имечко такое у моего корабля. Туман. Прочитал как-то в одной книжке, вот и понравилось. — Он как следует высморкался и втянул ноздрями холодный воздух. — Эх, бедный мой кораблик. Столько лет на нем проплавать, и на тебе…

Некоторое время молчали. Тело изнывало от боли, страшно хотелось спать, да только вот сон никак не являлся, что к Матвею, что к Юдичеву.

— Спасибо тебе, — произнес Матвей, считая оставшиеся патроны. Всего пять штук. Таким количеством мерзляка вроде потрошителя разве только ранить, убить вряд ли получиться.

— Спасибо? Это за что это?

— За помощь с Лейгуром. Я, честно признаться, был о тебе совершенно иного мнения. — Щелкнул вставленный в приёмник магазин.

Юдичев хмыкнул.

— Ты слишком тороплив в своих выводах, собиратель. Поверь мне, я в благородства не играю, и согласился тащить эту рыжую детину лишь из-за его навыков, которые нас уже не раз выручали. Он же не сдох, рано или поздно очнется, значит и польза от него будет. В противном случае хрен бы я на него потратил бы хоть толику собственных усилий. Вот если б с тобой случилось нечто похожее, я бы и тебя потащил, лишь бы твои знания собирателя помогли мне протянуть подольше.

— Не верю я тебе.

— Что я тебя потащил бы? Да потащил бы, потащил…

— Нет, я не об этом. — Матвей чуть отодвинулся, огораживаясь от него. Вся та малая симпатия к этому человеку, вдруг образовавшаяся в его сердце, резко растворилась, превратившись в неприязнь. — Не верю я, что после всего, через что мы все прошли, тебя заботит только сохранность собственной шкуры.

Юдичев не сразу, но ответил:

— Забота о собственной шкуре и безразличие к другим помогло и помогает мне до сих продолжать дышать, Беляев. Когда-нибудь ты, возможно, сам это поймешь и перестанешь разыгрывать из себя благородного рыцаря, стремящегося спасти все и сразу. Поверь мне, кроме боли и страданий тебе это ничего не принесет.

— Боль хотя бы делает меня живым, а вот ты-то, ты — живой?

Серые глаза Юдичева сверкнули отражением пламени. Он смотрел прямо на Матвея, и ум капитана словно прощупывал чем бы возразить, пока позади не послышался голос. Оба они резко обернулись в сторону Лейгура, ставшего в бреду бормотать нечто на родном ему исландском. Из всего сказанного Матвей смог различить лишь услышанное им прежде имя Сольвейг.

— Кажись, наш рыжий друг понемногу приходит в себя, — произнес Юдичев и который раз за день лягнул его в бедро, на этот раз кулаком.

— Заканчивай уже его колотить.

Матвей еще раз проверил повязку на голове пострадавшего. Пришлось заново промыть рану и наложить свежую повязку, последнюю в его рюкзаке. Пока он все это проделывал, Юдичев незаметно от него задремал возле костра в сидячей позе.

«Стало быть, первое дежурство на мне, заключил про себя собиратель».

В утренних потёмках Матвей растолкал Юдичева.

— Пора идти дальше. — Он поднес к догорающим языкам пламени озябшие за ночь руки.

Максим выругался — у него это сродни традиции, как сходить умыть лицо, — но послушно поднялся и протер глаза. Некоторое время он смотрел на костерок, пытаясь прийти в себя.

— Что у нас на завтрак? — произнес он, а потом с присущей ему театральностью шлепнул себя по лбу. — Ах да… снова ни хера.

Матвей предпочел не подпитывать очередной сарказм и промолчал.

— Рыжий до сих пор не очнулся, а? — Он пихнул локтем в ребро Лейгура. — А я-то уж понадеялся хоть сегодня немного дать отдохнуть моим костям.

Собиратель вновь промолчал, поглядывая в сторону трассы. Его не покидали мысли об Арине и остальных. Смогут ли они их нагнать сегодня? Боже, вот если б только можно было подать им маленький сигнал, или связаться по рации. Да только вот где найти для этого ватт! У них и так электричества осталось на несколько костров, а дальше хоть трением палками его разводи.

— Куда это ты? — Матвей отвлекся от размышлений, провожая взглядом уходящего в лес Юдичева.

— Прогуляться, воздухом подышать. — Вновь этот проклятый сарказм.

— Кончай уже это, — с гневом в голосе обратился к нему Матвей, на этот раз не сдержавшись.

— Да не трясись ты так, Беляев. — Он указал в сторону ложбины в полусотне шагов от их лагеря. — Я вчера когда собирал ветки услышал журчанье в той стороне, видно там ручей. Хочу проверить, флягу наполнить, пока есть возможность. — Затем он протянул ладонь в его сторону. — Могу и в твою налить, пока ты готовишь к путешествию нашего заморского друга.

Последнее предложение прозвучало из уст Юдичева даже как-то неестественно, будто он собирался оказать великую услугу.

Матвей вытащил из рюкзака свою почти опустевшую флягу и бросил ему. Капитан ловко ее поймал.

— Не боись, внутрь кроме чистой родниковой водички туда ничего не попадет, — уверил его Максим.

— Господи… — прошептал собиратель себе под нос.

Юдичев направился к ложбине, а Матвей тем временем не преминул напомнить ему:

— Давай осторожнее там! Кто знает, может эта Тень до сих пор идет за нами.

Тот в ответ только устало отмахнулся и исчез среди деревьев.

Тем временем Матвей стал готовиться к очередному тяжелому дню. Он вышел из укрытия, посмотрел на небо — облака кучевые, солнце бледное, ветер слабый, идет на восток, вроде все должно быть хорошо, — как вдруг с той самой стороны, куда ушел Максим, раздался крик:

— Беляев, сюда! Сюда!

«Тень… — промелькнуло предположение в голове Матвея».

Собиратель схватил винтовку и побежал к оврагу, передернув затвор на ходу. Приблизившись, его уши уловили глухое рычание, звучавшее вперемежку с зовом о помощи:

— БЕЛЯЕВ! ДА ГДЕ… — Что-то порвалось, хрустнуло. — СУКА!

Матвей подоспел вовремя и увидел как Юдичев пятился от громадного бурового пятна, пытающегося обрушить всю свою мощь на исхудалого и ставшего вдруг совершенно крохотным капитана «Тумана».

Это был медведь, очень похожий на одного из тех, кого Тень утащила в своё логово, а после «оплодотворила» — Матвей понятия не имел, какое более подходящее название сгодилось бы для увиденного им вчера процесса. Зверь встал на задние лапы и своим весом был готов обрушиться на Юдичева в любой миг.

Матвей сел на колено, приложил к щеке приклад, навел мушку и выстрелил. Две пули вонзились в бок медведя, заставив его громко зареветь и лениво качнуться в сторону речушки, однако тот по-прежнему твердо стоял на всех четырех лапах.

— Беги ко мне, ко мне! — велел Юдичеву Матвей.

Максим воспользовался выигранными для него секундами и стал быстро пятиться назад. Ему удалось отползти на достаточное расстояние и встать на ноги, прежде чем медведь вновь обратил на него внимание и рванулся с места, прямиком за ним.

Именно этого и добивался Матвей.

Он не торопился. Подождал, когда в перекрестии коллиматора окажется массивная голова с грозной пастью, из нутра которой вырывался пар, а затем согнул палец.

Клац! Клац! Клац!

Выстрела не произошло.

Медведь бежал прямо на него. Земля под ногами дрожала от тяжести хозяина леса. Озлобленный рев распугал всех птиц в округе; испуганно щебеча они уносились прочь, в небо, к безопасности. Везунчики.

Матвей передернул затвор, прицелился, вновь нажал на крючок.

Клац! Клац! Клац!

Юдичев отпрыгнул в сторону аккурат, когда зверь пробежался в считаных сантиметрах от него. Матвей подумал, что Максиму сейчас придет конец, но не тут-то было. Весь свой гнев и силу хозяин леса сосредоточил на единственной по его мнению угрозе, исходящей от железной штуки в руках Матвея. И он намеревался разорвать в клочья тому, кто с ее помощью причинил ему вред.

«Звери далеко не глупые, Матвей — пронеслись слова отца в голове, — они, даже, порой поумнее людей будут».

Только это мимолетное воспоминание помогло собирателю прекратить бестолковые попытки сделать еще один выстрел и отбросить заклинившую винтовку в кусты.

«Дерево… — промелькнула первая же мысль. — Надо забраться на дерево!»

Наверное, будь у него больше времени, он обязательно вспомнил бы, что медведи, как это ни странно, тоже умеют лазать по деревьям. Неуклюже, с трудом и пыхтением, но могут. Только вот иного выхода у Матвея Беляева не оставалось, и он прыгнул на ствол рядом стоящего клена, схватился за самую с виду крепкую ветвь и стал карабкаться, пока вдруг не почувствовал, как на его сапоге сомкнулось нечто тяжелое. Медвежьи клыки не смогли проткнуть толстую подошву, но вот их силы вполне хватило, чтобы крепко удержать Матвея за ногу и сбросить его на землю.

Оказавшись внизу, первое, что почуял собиратель это едкий запах сырой шерсти и гнили из пасти. Воняло почти как в том наполненной падалью бассейне.

Медведь заревел. Желтые клыки обнажились, из широких ноздрей повалил густой пар. Когтистая лапа зверя замахнулась для мощного удара, пока Матвей пытался отыскать в кармане отцовский нож, но бесполезно нащупывал лишь пустоту. Он его так и оставил там, в их временном убежище. Дурак!

Да и окажись у него в руке нож, какой от него прок? Эту тварь не остановили пули, чего уж говорить о лезвии. Продырявить только шкурку, да и все.

Отступить некуда, он в ловушке, можно сказать — зажат в тиски.

Отскочить не успеет, уж тем более встать на ноги.

Лапа медведя обрушилась ему на плечо, и когти-ножи пронзил его плоть, заставив разразиться криком. Давно он не чувствовал такой страшной боли.

Внезапно перед Матвеем Беляевым возникло лицо его матери. Никогда прежде он не видел ее так отчетливо как в эту секунду. Словно самый отдаленный и почти забытый уголок памяти вдруг вышел на сцену и показал себя во всей красе. Образ ее был столь ярким, что он даже не заметил разинутую медвежью пасть, нависшую над его шеей.

Глава 11
Скачок

— Мамочка, а можно я пойду поиграю? — спросил наблюдавший в окошко Матвей.

Его глаза не отлипали от детской площадки с десятками качель, тремя огромными горками и целым замком с кучей окон. Он уже грезил себя единственным королем этих безграничных владений, единственным, поскольку других детей в округе не заметил. Да куда там, даже взрослых здесь не было, кроме мамы и папы.

Так и не дождавшись разрешения, Матвей обернулся к маме и вновь застал ее со смартфоном в ладони. Большим пальцем она водила по экрану, иногда прерываясь, чтобы набрать сообщение — в такие секунды ее ноготь забавно щелкал, заставляя мальчика ухмыляться.

Но сейчас ему было не до смеха. Там, в десяти шагах от него находился целый пустой замок с его огромными залами и длинными коридорами — по крайне мере так рисовало внутреннее убранство воображение четырехлетнего мальчика. Там даже стоял колодец с причудливой деревянной крышей, его воды наверняка хватит, чтобы напоить целую армию, если та, конечно, когда-нибудь у него появится.

Не выдержав, он спрыгнул со стола и подошел к маме и дернул ее за рукав.

— Мама.

Она вздохнула.

— Сыночек, не мешай маме. — Ее глаза даже не посмотрели в его сторону. — Мне очень нужно…

Даже не закончив предложение, она продолжила уделять все свое внимание смартфону. Последовавшие за этим щелчки от ногтей больше его не веселили.

Он обратно вскарабкался на стол и с печалью взглянул на площадку с замком.

В этом странном месте, похожую на деревню среди леса, они очутились утром, когда убегали от монстров вместе с другими дядями и тетями. Самому Матвею увидеть монстров не довелось, хотя ему страшно хотелось хоть одним глазком посмотреть на них. Когда они вчера приезжали рядом с кучей танков и военных машин, он услышал как один из солдат рассказывал другому, что эти монстры похожи на большущих жуков размером с двухэтажный дом, и что они упали с неба. Матвею показалось это глупостью.

Все, что он хотел сейчас это поскорее вернуться домой, сбежать в родную комнату, получить обратно свой смартфон и играть в него до самой ночи, втайне от родителей. И уж в этот раз его точно не застукают…

— А папочка скоро вернется?

— Проклятье! — прошептала мама и я тихой яростью стала тыкать в экран. — Да работай же ты!

Она еще несколько раз щелкнула по телефону, а потом бросила его на кровать. Выглядела она страшно расстроенной и печальной, особенно когда закрыла лицо руками и громко зашмыгала носом.

Матвей осторожно спустился со стола, подошел к ней и протянул руку.

— Мамочка, ты плачешь?

Ее дыхание дрогнуло. Она быстро вытерла лицо и посмотрела на него влажными глазами.

— Нет солнышко, не плачу. Просто интернет перестал работать и… — Она закрыла глаза, замолчала, а потом хлопнула по матрасу. — Иди ко мне.

Когда Матвей сел рядом, мама крепко обняла его и прижала к груди.

— Мамочка, а когда мы поедем обратно домой?

— Совсем скоро. — Она ласково погладила его по голове.

— Наверное, когда солдаты победят всех тех монстров?

— Да.

— А когда они их победят?

— Не знаю.

Матвей почувствовал, как мамины объятия стали сильнее. От нее приятно пахло. Ни одна мама его друзей не пахла так приятно, как его мама.

— Хочу домой… — грудь мальчика содрогнулась, ему хотелось поплакать.

— Я тоже, сыночка. — Она поцеловала его в лоб. — Но придется потерпеть. Ты просто… просто представь все это как одно из тех приключений, только не на экране смартфона, не мультик, а настоящее, живое приключение…

Ее голос опустился до загадочного шепота:

— Я, ты и папа, только мы втроем в нашей машине, едем в загадочные северные земли. А там нас ждет множество испытаний в диких лесах, где опасность поджидает на каждом углу. Но… твой папа, твой папа великий воин, который не даст монстрам приблизиться к нам даже на шаг…

— Как Арагорн из Властелина колец?

— Как Арагорн из Властелина колец, — подтвердила мама его догадку и подарила ему нежную улыбку.

— Тогда… — Приободрившийся Матвей отпрянул от маминых объятий и встал перед ней в боевую позу. — Тогда я буду Фродо… Я буду ловким и внимательным, а еще маленьким и незаметным.

Мальчик вдруг схватил палку, которую заприметил еще возле входа — уж очень своей формой она походила на древний меч — и стал ей размахивать.

— А это будет моим Жалом*!

*Жало — эльфийский кинжал принадлежащий Бильбо Бэггинсу в кинотрилогии «Хоббит» и Фродо Бэггинсу в «Властелине колец».

Мама рассмеялась.

— Фродо дрался с большими жуками, и я буду драться! — воинственно воскликнул Матвей. — От меня зависит судьба Средиземья!

А мама все смеялась, и Матвею вдруг пришла в голову потрясающая идея:

— А ты… ты, мамочка, будешь той эльфийкой… Гала… Гала…

— Галадриэль, — подсказала она ему.

— Да, Галадревель! Ты будешь нашей мудрой наставницей.

Мама совсем расхохоталась и всякие признаки печали исчезли с ее лица, что безусловно не могло не радовать Матвея. Да и домой теперь не сильно хотелось, ведь впереди и впрямь его ждало увлекательное приключение. Вперед! На север! И как он только раньше не понял этого?

Теперь ему не терпелось вновь пуститься в дорогу. Осталось только дождаться папу…

— Где же Арагорн? — Матвей взглянул в окно. — Надеюсь, он не попал в засаду к оркам? То есть к тем большим жукам?

— Не думаю… — в мамином голосе прорезалась обеспокоенность. Она встала с кровати и посмотрела наружу. — Он скоро вернется, вот увидишь. — И шепотом добавила: — Славик, ну где же ты?

— Может, мы пойдем и поищем папу?

— Может, ты и прав. Что-то он подзадерживается…

— Отправимся в опасную вылазку и спасем…! — крикнул мальчик и вдруг зашелся сухим кашлем.

Мама села на колени и нежно взяла его за плечи.

— Ну все, хватит кричать, а то у тебя вон уже в горле запершило.

— Пить хочу… — попросил мальчик. — В горле сухо.

— Сейчас, солнышко. — Она расстегнула молнию походного рюкзака и вытащила из него большой термос. Потом открыла крышку-чашку и захотела наполнить ее водой.

— Зараза, вода кончилась…

Матвея вдруг осенило:

— Колодец! — попытался он крикнуть, но почувствовал, как в горле запершило и стало саднить.

— Не кричи.

— Колодец, — на этот раз чуть тише произнес Матвей. — Я видел его там, рядом с замком.

— Колодец, говоришь? Хм…

Мама подошла к окну и хмыкнув, сказала:

— И правда, колодец. — Матвей почувствовал прилив гордости. Это он заметил его! Он, зоркий хоббит. — Будем надеется, что он не пустой.

— Тогда пойдем, Галавадриэль! Добудем воды! — Он схватился за палку, точнее за Жало.

Мама улыбнулась, на этот раз сдержаннее.

— Тебе, Фродо из Ясной Поляны, я поручаю важное задание — ты должен охранять это место и следить, чтобы хитрые гоблины не украли наши вещи. А я пока наберу воды и пойду искать Арагорна…

— Но…

— Ты хочешь оспорить приказ эльфийской владычицы? — Она нагнулась над ним и щелкнула его по носу.

— Нет… — ответил он с понурым взглядом.

— Вот и умничка. — Она взяла его под руки и усадила на стол возле окна.

Мама не плакала, но ее голубые глаза все равно почему-то казались мокрыми, а оттого более яркими. Она спрятала прядь черных волос ему за ушко и прошептала:

— Ты у меня такой красивый, Матвей.

Пухлые щеки мальчика налились краской.

— Я не Матвей, мам, я Фродо.

Она улыбнулась и поцеловала его в лоб.

— Ну Фродо так Фродо. — Она поправила его курточку. — Все, сиди здесь, пойду принесу тебе воды и отправлюсь искать нашего Арагорна.

Она взяла термос и отправилась к двери.

— Мамочка…

— Да, сынуля?

— Только давай поскорее.

— Хорошо.

Матвей носом уткнулся в холодное окно и заметил, как от его дыхания на стекле появляется странная белая пленка. Он коснулся ее и с удивлением обнаружил, что на ней можно рисовать! Палец его вырисовывал человечка с мечом и в появившихся линиях он заметил, как мама подошла к колодцу, взяла ведро и осмотрелась по сторонам. Потом она нагнулась у самого края колодца и стала опускать ведро.

В этот самый миг Матвей заметил, как нечто черное и большое появилось из чащи и стало подкрадываться к ней сзади, некое существо, своей формой походившее на большущего паука.

Теперь уже взрослый Матвей закричал…

Воздух разрезал свист и медведь внезапно шарахнулся, почти вонзив клыки Матвею в глотку. Собиратель вышел из ступора и быстро попятился назад, а когда оказался в полуметре от ревущего зверя, то заметил в его лопатке пластиковое оперение красного цвета.

Не прошло и несколько секунд, как новая стрела вылетела из лесной гущи и проткнула толстую шкуру животного в области шеи.

Ранение оказалось смертельным.

Медведь с грохотом рухнул у подножия дерева, на который пытался взобраться собиратель, но все еще продолжал громко дышать. Именно в этот миг появился Лейгур с луком наперевес, в его руке сверкнуло лезвие топорика. Не торопясь, он без единого слова подошел к цепляющемуся за ниточку жизни зверю и всадил лезвие топора между двух маленьких черных глаз. Массивные лапы свело судорогой, туша дрогнула, и могучий медведь окончательно издох.

Облегченное дыхание вырвалось из груди Матвея.

— Вот и поохотились, — произнес Лейгур, выдирая окровавленную стрелу.

Юдичев все никак не мог не нарадоваться:

— Ты только посмотри, а? Нет, ну ты только посмотри! Здесь мяска-то хватит до самой Антарктиды!

Он присел на корточки и провел ладонью по сырой, грубой шерсти на брюхе зверя, а затем, наметив место в нижней части массивной шеи, резко вонзил туда лезвие.

— Вовремя же ты очнулся, исландец. — Теперь его рука дергала нож, пытаясь разрезать плотную шкуру в области паха. — Но было бы еще лучше, очнись ты, например, вчера часиков эдак в десять утра. Нести тебя, признаться, то еще испытание. Спина до сих пор ноет!

Лейгур сидел рядом с Матвеем на стволе упавшего дерева, и осторожно вдавливал пучки мха в глубокие и обжигающие порезы на плече собирателя, оставленные медвежьими когтями.

Неожиданно исландец произнес усталым голосом:

— Двенадцать.

— Что двенадцать? — отозвался Юдичев.

— Столько раз ты пихнул меня в ребра, ноги и живот, пока тащил.

Чавкающий звук, разрезающий свежую плоть, затих. Юдичев уставился на Лейгура непонимающим взглядом.

— Двенадцать? Откуда такая… — Он осекся. — Постой-ка, хочешь сказать, ты был все это время в себе, пока мы тебя на своих горбах тащили весь вчерашний день⁈

Исландец ответил:

— Нет. — Он надавил на рану чуть сильнее, заставив Матвея сжать зубы от боли.

— Тогда откуда…?

— Боги нашептали, — отрезал Лейгур и закончил со мхом. Теперь его рука потянулась к заготовленному куску ткани для перевязки, прежде бывший куском свитера. Последний бинт, который использовал Матвей, все еще украшал голову исландца.

— Ага, конечно. — Нож снова осторожно вошел в медвежью плоть. — Боги… как же.

— При прочих других обстоятельствах я бы тебя прикончил прямо сейчас, — продолжал Лейгур, накладывая повязку, — но, так и быть, возьму в расчет боль в твоей спине.

Юдичев на мгновение вновь перестал разделывать тушу и ненадолго задержал наполненный ядом взглядом на потенциальном обидчике, после чего, ворча что-то про «неблагодарного сукина сына», вернулся к работе.

— Боги, значит? — с недоверием шепнул Матвей. — Ты постоянно упоминаешь каких-то там богов. Что-то вроде языческих? В которых верили раньше, еще до прихода христианства?

— Нет, не языческие, другие, — ответил он. — Мои боги куда древнее известных нам языческих, они шептали этому миру, когда он еще выглядел совсем иначе, как и населяющие его народы.

— И что они шептали? — уточнил собиратель, не скрывая недоверия.

Что-то холодное шевельнулось в глазах исландца.

— Тоже, что шепчут сейчас. — Голубые глаза обратились к Матвею. В них словно загорелся странный и мягкий огонек. — Предупреждения о конце всего живого и его перерождении.

Теперь спасший его каки-то полчаса назад человек показался Матвею безумцем и он подумал про себя, что это наверняка не в первый и не последний раз.

— Ясно…

Собиратель решил на этом остановиться. Весь этот мистицизм и «боги», так часто упоминаемые Лейгуром, единственное, чего он не мог принять и осознать.

Он спешно переменил тему:

— Ты и правда убил бы его? — Матвей слегка кивнул в сторону Юдичева.

— Нет, конечно. Я никого не убиваю без веских на то причин, если ты не заметил. Ну а его пинки… — Он выглянул из-за плеча Матвея, бросив мимолетный взгляд на Юдичева. — Может, дам ему как-нибудь разок в морду, и на этом сочтемся.

Собиратель ухмыльнулся. Любопытное было бы зрелище.

Лейгур закончил перевязку плеча и завязал разорванные концы повязки.

— Вот и все.

Матвей осмотрел наложенную повязку, все выглядело отлично, только вот щиплющая боль под ней изрядно доставала, но в сравнении с другими пережитыми трудностями ощущалась как сущий пустяк.

— Спасибо, — поблагодарил его Матвей и добавил: — и не только за повязку.

Лейгур понимающе кивнул.

— Эй, вы закончили там? Как на счет пожрать? — Голой рукой Юдичев поднял над головой жирный кусок мяса. — Не знаю как вы, а я готов проглотить его хоть в сыром виде. Сил нет больше терпеть.

Ему ответил Матвей:

— Это не самая лучшая затея. Мы, собиратели, стараемся избегать употребления медведя в пищу.

После услышанного Юдичев выглядел как громом пораженный.

— Это еще почему? — выдавил он.

Матвей вспомнил уроки отца и постарался максимально просто донести его до Максима:

— В его мясе слишком много паразитов. Медведь спокойно жрет падаль, а все, что попадает ему в пасть, в итоге оказывается в куске, который ты держишь. Съешь его, подхватишь какую-нибудь заразу, и будешь жалеть, что не продолжал голодать. Особенно это касается нас, людей, питающихся в основном рыбой.

— И что ты хочешь сказать? Мы вот так бросим эту груду мяса здесь⁈ — Голос Юдичева дрогнул от злобы. — Я что, напрасно с ним тут возился все это время?

— Нет, не напрасно, мы возьмем с собой все, что унесем. Медвежатину можно есть только как следует прожарив, но на это уйдет кучу времени. Остальные с каждой минутой все дальше и дальше от нас, поэтому лучше нагнать их, а потом потратить время на приготовление мяса.

— Ясно… — прошептал с недовольством Максим и пнул медведя в лапу. Та лишь слегка покачнулась. — Очередной голодный денек.

Он молча вернулся к разделке мяса.

— Выкинь печень, — посоветовал ему собиратель, — вот ее точно есть не нужно, там большая доза витамина А, смертельная для человека.

— Ага, — сухо отозвался Юдичев.

Лейгур поднялся и, разминая спину, произнес:

— Пойду принесу топорик и помогу с разделкой. Ты, Матвей, пока сиди, тебе сейчас лучше движений рукой поменьше делать. — Он слегка коснулся свежей повязки и ушел к лагерю.

Исландец вскоре скрылся из виду.

Некоторое время между оставшимися наедине собирателем и капитаном стояла тишина.

— Делал это прежде? — Матвей заметил как Юдичев подцепил пальцами край шкуры и резким движением стал ее сдирать. Кали кровь прыснули на его лицо, но он и бровью не повел.

— Ага, довелось содрать сотню-другую шкур во период и после Адаптации, — ответил он, зажал указательным пальцем левую ноздрю носа и смачно высморкался, а затем добавил: — Не медвежьих правда, а в основном тюленьих. В целом то, принцип один и тот же. — Его усталый взгляд упал на наполовину содранную медвежью шкуру. — Ну… почти. Печень-то мы уж точно не выкидывали, она с профилактикой цинги помогала.

Брови капитана нахмурились, он задумался, но пробыл в этом состоянии лишь мгновение, после чего вернулся к разделке.

Матвей молча наблюдал за ним, изредка осматриваясь по сторонам, пока Юдичев внезапно не заговорил:

— Эй, — он вытер окровавленные руки о мокрую шерсть и посмотрел на Матвея притупленным взглядом. — Я вот чего хотел сказать то… спасибо, что не дал этой сволочи меня сожрать. — Он демонстративно харкнул на медвежью морду. — Теперь я вроде как твой должник что ли. Сперва подумал, раз тебя из бассейна тогда вытащил, то мы теперь квиты, да только вот ты на себя целого медведя принял, а я всего-то-навсего тебе трос сбросил, да жучка того пришиб. Короче, несоизмеримая плата выходит, как по мне, поэтому больше буду тебе должен.

— Хорошо, — согласился Матвей.

Юдичев размял руки.

— Да уж, всеми этими обещаниями и перетаскиванием всяких религиозных шизиков на своем горбу, я так и сам скоро в праведника превращусь.

Рывком Максим грубо содрал часть медвежьей шкуры, обнажив розовую плоть.

— Может, оно и к лучшему, — добавил Матвей с легкой улыбкой.

Юдичев оставил его слова без ответа.

— Ладно, со шкурой я вроде разобрался. — Тыльной стороной руки он вытер вспотевший лоб. — Дальше там что?

Пришлось запачкаться.

Медвежатину — в основном куски окорока и грудины, — завернули в еловые ветви и куски медвежьей шкуры, уложив в рюкзаки. Перед этим долго ломали голову, во что лучше всего завернуть дичь для его сохранности, но кроме ветвей ели, коих насобирали еще вчера для обустройства убежища, не нашли.

Кровью запачкали все: руки, рюкзаки, лица, землю и речку, в которой охладили мяса для чуть более длительной сохранности.

Теперь приходилось торопиться не только по причине поскорее догнать вторую группу, но и из-за скоропортящегося мяса в черных от крови рюкзаках.

В пути Матвея все не отпускало внезапно посетившее его воспоминание, вспыхнувшее в то короткое мгновение, когда медведь почти его прикончил. Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, и он видит все обретенное счастье за отведенное ему время на Земле, но в случае Матвея мимо него пронесся лишь один-единственный отрывок с его матерью и последними минутами ее жизни — не счастливое, а одно из худших воспоминаний из его жизни. Он прогонял в голове это собстие и раз за разом, словно перематывал ролик на экране планшета, и наслаждался лишь еще не успевшим выветриться из головы образом матери, стараясь не думать о конце внезапно посетившем его воспоминании.

Потом он неожиданно припомнил найденную в родительском доме цифровую фоторамку с ее изображением. Матвею захотелось узнать, так ли хорошо совпал увиденный им образ матери с ее свадебной фотографией. Он потянулся к рюкзаку, нащупал рамку в переднем кармане, и к несчастью обнаружил, что кровь просочилась через ткань рюкзака и испачкала рамку. Он протер ее снегом, затем рукавом и попытался включить. Увы, экран не загорелся. Либо рамка успела разрядиться, либо из-за попавшей в разъем крови и вовсе сломалась.

Раздосадованный, он положил рамку в карман и продолжил путь.

Не забывали путники и про Тень. Старались идти быстро, но при этом оставаться начеку, посматривая в лесную гущу с обеих сторон. Кто знает, вполне возможно эта тварь до сих пор выслеживала их?

Когда Лейгур узнал от Матвея подробности о произошедшем с Домкратом, а после и о способе размножения Тени, исландец мрачно произнес:

— Этот мерзляк показался мне крайне смышленым в сравнении с его сородичами. Когда ты остался в бассейне, я решил отвлечь его, чтобы ты успел выбраться наружу, и пошумел немного. Это сработало, но затем я, как позже выяснилось, сотворил то, что мне едва не стоило жизни. Эта Тень, как ты ее называешь, стояла на открытой местности как на ладони, а у меня при себе была винтовка с почти целым магазином. Я рискнул и открыл огонь, но эта тварь не поперла тупо на меня, как делают это другие мерзляки, а юркнула за ближайший дом и затаилась. Потом она умудрилась как-то незаметно подкрасться в один из тех бревенчатых домишек, снести его подчистую, а вместе с ним и мен. Благо, ее тогда отвлекло что-то…

— Да, Юдичев прибил одного из ее детенышей.

— Вот как… — с неким сочувствием произнес исландец и посмотрел на Юдичева, одиноко плетущимся позади. — Выходит, что я дважды у него в долгу. — Он обернулся к Матвею и прошептал: — Но давай-ка мы не будем об этом ему говорить.

Матвей улыбнулся.

Немного погодя Лейгур добавил:

— Жаль того немого. Хорошим был водителем, да и человеком золотым.

— Почему золотым? — поинтересовался Матвей.

Тут позади раздался запыхающийся голос Юдичева:

— Эй, может притормозите? Я и так еле за вами успеваю, а вы… У меня щас ноги отвалятся!

Лейгур и Матвей остановились.

— Потому что молчал, — ответил на вопрос собирателя исландец.

Следующие банки, привязанные к зарядным станциям, нашлись километрах в двадцати от предыдущего лагеря. Внутри нашлось схожее послание от Арины с предупреждением о пропаже Домкрата, за одним лишь маленьким исключением: теперь она писала об исчезновении немого прогрессиста не «этим вечером», а уже «прошлым».

— Они ночевали где-то поблизости, — заключил Матвей, оглядывая местность.

— Скорее всего, мы уже прошли это место, — добавил Лейгур и взял из его рук записку. — Полагаю, мы нагоняем их.

— Ну и чего мы тогда стоим? Потопали! — бросил Юдичев с раздражением. — Я уже хочу нагнать их и сожрать поскорее… то есть, мясо сожрать! Видишь эту бороду, малой? Она уже вся в предвкушающих слюнях.

Нашлись еще две банки с похожими посланиями от Арины, пока за час до заката на другом конце трассы один за другим не стали появляться разрушенные дома. Они приближались не то к поселку, не то к деревне.

— Они наверняка здесь, укрылись в одном из домов, — предложил Лейгур. — Здесь куча мест, где можно заночевать.

Матвей кивнул:

— Согласен.

Когда добрались до старого кирпичного здания, стоявшего по прикидкам в самом центре этого поселения, Матвей поднял с земли палку и постучал ей по ржавой машине, наполовину усопшей в земле.

Пока громкое эхо звона разносилось по окрестностям, вся троица осматривалась по сторонам, выискивая взглядом хотя бы малейшее движение.

Матвей ударил палкой еще несколько раз, но зов по-прежнему оставался без ответа, а мертвый город тем временем медленно, но верно погружался во тьму.

— Видно, они ушли дальше… — с досадой проговорил Матвей, отбросив палку. Жуть как хотелось выругаться, но он сдержался.

— Может, не слышат?

— Да тут местечко-то, пять минут и обошел все. Они наверняка услышали бы.

— Эй, гляди! — Юдичев указал в сторону груды кирпичей.

Там, из-за него показался силуэт, теперь уже едва различимый в темноте. Поначалу померещилось, будто это Тень их нагнала, и настало пора спасаться бегством. Но страх этот продлился всего мгновение и рассеялся сразу после того, как послышался знакомый голос:

— Матвей!

Арина побежала им навстречу. Матвей бросил рюкзак с добычей и быстрым шагом направился к ней. Встретившись, она крепко стиснула его в объятиях, а он ее прижал еще крепче. В носу засвербело, до чего приятно было ее видеть.

— Я думала, ты умер. Боже, я думала…

Он коснулся ее лица, погладил по коротким волоскам и вновь обнял.

— Все хорошо, мы живы. Я с тобой. — Он стал осматриваться по сторонам. — А где остальные?

— На железнодорожной станции здесь неподалеку. Мы укрылись там сегодня днем…

Она заметила чуть окровавленную повязку на его предплечье и нежно коснулась ее рукой.

— Что случилось? Ты ранен?

К ним подошел Юдичев.

— Да это всего лишь медведь размером с вездеход напал на твоего Матвея. — Рука капитана хлопнула собирателя по спине.

— Медведь⁈ — Глаза Арины не поверили в услышанное.

— Да, но все хорошо, Лейгур спас меня… — Он посмотрел на стоящего в стороне исландца, еще раз мысленно благодаря того за спасение.

— А Матвей спас меня, вот так вот.

— Вижу, вам есть, что рассказать. — Арина быстро вытерла одинокую слезу. — Впрочем, как и мне. Домкрат, Матвей, он…

— Мы знаем…

— Значит, ты нашел мои записки?

— Да, и не только их. Мы нашли и Домкрата. — Матвей нахмурил взгляд.

Арина сделала шаг назад. Не заметив прогрессиста среди них, девушка наверняка поняла, к чему клонил Матвей.

— Веди нас к остальным, мы все расскажем за ужином. — Собиратель подтянул лямку рюкзака. — Мы добыли мяса, много мяса, но нам нужно скорее его приготовить, пока оно не испортилось.

Но новости про скорейшее окончание столь мучимого их голода, кажется, никак не отразился на внезапно возникшей на лице Арины печали.

— Хорошо, пойдемте, — голос ее стал сиплым, — но прежде чем мы встретимся с остальными, вы должны кое-что знать, — ее обеспокоенный взгляд перебегал от одного к другому, — это насчет Нади.

Матвей почувствовал нарастающую тревогу.

— С ней все хорошо?

— И да и нет, если так можно выразиться, — прошептала задумчиво Арина и сжала кулаки, будто набираясь силы сказать. — В общем, кажется… — Она выдохнула. — Кажется, у Нади будет ребенок.

Глава 12
Друг

Это была совершенно крохотная железнодорожная станция на окраине безымянного городка. Отсутствие зарядных станций — признака былой цивилизации — указывало на то, что местность была заброшена задолго до Вторжения. Однако здание, несмотря на свой ветхий вид, по-прежнему выглядело крепким и надёжным, что делало его подходящим для временного укрытия.

Маша встретила Матвея с широкой улыбкой и слезами на глазах. Она крепко обняла его и поцеловала в губы, заставив собирателя вновь ощутить странное и необъяснимо приятное покалывание в груди. Затем она стала расспрашивать о повязке и медведе, но Матвей решил отложить этот рассказ на потом.

— Я невероятно устал, Маш, — сказал он настолько утомленным голосом, что её расспросы немедленно прекратились.

— Хорошо, — ответила она, протягивая руки к лямкам его рюкзака. — Давай помогу.

— Эх, вот бы и мне кто-нибудь помог, — пробурчал Юдичев. — Но, видать, не дождусь. — Он сбросил свой рюкзак себе под ноги.

Из соседнего помещения вышел Тихон.

— Вы нашли нас! — радостно воскликнул он.

Мальчик тоже не удержался, подошёл к Матвею, помешкал пару секунд, а затем обнял его. Собиратель в ответ потрепал кудрявые волосы парня, стряхнув кусочки пыли.

Следом за Тихоном вышла и Надя. Под глазами у неё появились мешки, больше похожие на синяки. Короткие волосы были распущены, губы обветрились. Глядя на неё, Матвей до сих пор не мог поверить в слова Арины. Ощущение огромной ответственности неожиданно нахлынуло на него.

— Вы пришли… — устало произнесла она и облокотилась плечом о стену. Выглядела она столь слабо и беззащитно, совсем не похожей на себя прежнюю, черствую и умеющую постоять за себя женщину.

— Матвей, Домкрат. Он…

— Мы знаем, мы нашли его, — ответил собиратель Наде с печалью в голосе.

Прогрессистке не понадобилось никакого объяснения. Она поняла всё без слов.

— Нам есть что вам рассказать, — на этот раз Матвей обратился ко всем, а затем задержал взгляд на ослабевшей и как будто бы похудевшей на добрые десять-пятнадцать килограммов Наде, — но давайте для начала займёмся едой, нам удалось раздобыть мясо.

На платформе, в паре метров от рельсов, разожгли большой костёр. Наде и Маше поручили разрезать куски медвежатины на мелкие части, так оно должно было быстрее и лучше прожариться. Само же мясо нанизали на проволоку, найденную Юдичевым, и закрепили её над пламенем. Теперь оставалось только ждать. Матвей решил воспользоваться небольшим затишьем и пересказать всё случившееся с ним и двумя его компаньонами за последние трое суток. Рассказ занял у него по меньшей мере минут пятнадцать, а когда он закончил, все погрузились в размышления.

Первой тишину нарушила Надя.

— В тот вечер мы разошлись с Домкратом, хотели быстрее найти сухого хвороста и разжечь огонь. В итоге я вернулась, а он — нет, хотя разошлись мы друг от друга не дальше сотни метров, если не меньше. — Губы её едва шевелились, и чтобы расслышать каждое её слово, приходилось как следует напрячь слух. — Мне всё казалось, будто он провалился куда-нибудь и, по понятным причинам, не может позвать на помощь. — Она поглядела на Арину. — Мы часа два ходили по лесу, звали его, но он как сквозь землю провалился. Потом Тихон нашёл следы крови неподалёку от места, где Домкрат искал хворост.

— Мы подумали, что он наткнулся на какого-нибудь хищника, — добавила Маша.

— Да, — подтвердила Надя и с прискорбием опустила голову. — Правда, не нашли ни следов борьбы, ни сломанных веток, ничего. Даже выстрелов не было, хотя у него при себе имелась винтовка. Теперь-то понятно почему. — Её дыхание дрогнуло, глаза увлажнились, а мышцы на лице внезапно свело судорогой от подступающих рыданий, но она сдержалась и лишь под конец пробормотала: — Бедный Домкрат…

Все затихли, отдавая минуту тишины славному немому водителю «Титана». Трещали искры костра, снаружи уныло завывал ветерок, шмыгали заложенные носы.

Первой заговорила Маша, обращаясь к Матвею:

— Говоришь, Тень откладывала личинки в трупы? А лично она сама… эм… пожирала их?

— Боже, мы можем не говорить об этом? — вмешалась Надя, усевшись на лавочку. — Хотя бы не сейчас.

— Просто я хочу разобраться, с чем именно мы имеем дело,– настаивала Маша.

— Не жрала она их, — ответил за Матвея Юдичев, обратив на себя удивлённый взгляд Маши. — А просто наполняла их как сосуд своими мерзкими выродками.

— Хм… — не сразу отозвалась Маша, а после стала бормотать про себя, задумчиво почесывая подбородок: — В таком случае проявление некрофагии* проявляется лишь отчасти, а именно в откладывании яиц в падаль как инкубатор… — Глаза её вдруг улыбнулись, а лицо, несмотря на окутавшую команду мрачную пелену, засияло от радости. — Вы же понимаете, что это значит? — Все смотрели на неё как на сумасшедшую. — После стольких лет изучений и наблюдений за мерзляками, теперь с уверенностью можно заявить, что они размножаются именно откладыванием яиц. Мы, конечно, предполагали, что так оно и есть, поскольку уж очень много схожего между земными насекомыми и мерзляками, но ввиду внеземного происхождения мы не могли заявить этого с точностью. Но теперь это знание может значительно помочь нам в доработке «Копья».

* * *

*Некрофагия — поедание плоти умерших животных.

Надя хмыкнула:

— Ты так говоришь, будто мы уже вернулись домой и отобрали у бросившего нас здесь мерзавца твой токсин.

— Я знаю, просто… — Улыбка на лице Маши потихоньку угасала. — Моя мама билась над загадкой размножения мерзляков до последнего вздоха, но так и не узнала правды.

— Тупость какая-то, — бросил Юдичев. — Я, конечно, не учёный, но неужели по строению привезённых на Ледышку трупов этих тварей нельзя было понять, как именно они размножаются? Ведь по их кишкам и внутренностям можно же что-то понять?

— Нельзя, — сразу ответила Маша, будто заранее ожидая этого вопроса. — Всё дело в том, что все изученные нами особи не имели детородных органов. Одним словом… они являлись бесполыми, что наводило на закономерную мысль, что размножаются они посредством агамогенеза* — проще говоря, бесполым размножением, делением клеток, как это делают микроорганизмы.

* * *

*Агамогенез — это процесс размножения, при котором потомки появляются без участия полового размножения (без слияния яйцеклетки и сперматозоида). Например, некоторые растения могут размножаться, образуя новые растения из листьев или корней, а некоторые животные, такие как тли, могут производить потомство без оплодотворения.

— Проще говоря… ага, — усмехнулся Юдичев, передразнив учёную.

Но Маша не обратила внимания на замечание Максима и продолжила:

— Именно это могло объяснить их столь стремительное и почти неконтролируемое размножение, позволившее числом задавить всё человечество во времена Вторжения. Ведь в таком случае мерзлякам не нужно искать партнёров, они не тратят время на брачный период, а просто делают себе подобных. Но теперь, зная, что они откладывают яйца, теория агамогенеза теряет всякий смысл.

— Я всё равно запутался, — теперь уже вмешался Матвей. — Если эта тварь способна откладывать яйца, то для этого всё равно нужен самец, верно я говорю? Но как это возможно, если все изученные вами мерзляки бесполые?

— Теперь, как мы убедились, не все они бесполые, и среди них всё же существуют самки, только вот встречаются они, по всей видимости, крайне редко и не имеют каких-то отличительных черт.

— Тогда как они откладывают яйца?

Маша окунула ладонь в распущенные волосы и, почесывая их, отошла к краю платформы, задумчиво поглядывая на железную дорогу.

Несколько минут она размышляла, пока вдруг резко не обернулась и не заявила:

— Партеногенез! Ну конечно же, как я сразу не додумалась?

— Что это? — теперь к обсуждениям присоединилась Арина.

— Ещё один из видов размножения, где в присутствии самца нет необходимости. Яйцеклетка способна самостоятельно образовывать эмбрион посредством дробления…

— Может, мы перестанем об этом говорить⁈ — с раздражением оборвала её Надя, сложив руки у груди. — Надоело это слушать.

Маша поджала губы. Слова так и рвались из её рта, но она вмиг уважила просьбу и замолчала, хоть и на лице её отпечатался знак вопроса.

— Ты права, лучше это обсудить позже, — согласилась учёная, беспомощно потупив взгляд в пол. — К тому же… нужно ещё многое обдумать, прежде чем делать какие-то выводы.

Матвею не составило труда связать затронутую тему размножения мерзляков и Надину внезапную вспышку раздражения. До сих пор он, как и остальные, не осмелились начать разговор с ней о её беременности.

Арина рассказала им совсем немного, когда они подходили к станции. Узнала она о положении Нади совершенно случайно, на второй день после того, как они разделились на две группы.

«Я решила тоже набрать хвороста в тот вечер и пошла искать Надю, хотела помочь ей, — вспоминала Арина. — Когда зашла в лес, то услышала, как её в очередной раз тошнит, кажется, третий за последние два дня. И тут я отчего-то вдруг вспомнила нашу Мишель с „Востока“, которая в начале января родила двух малышей, помнишь? Так вот, ещё год назад я частенько заходила к ней в жилой модуль, она меня английскому учила. Сэм мне тогда отказал, всё говорил, будто родной язык уже и сам позабыл, заменив его русским, а вот Мишель, помимо родного французского, ещё и прекрасно говорила на английском. Да и разница в возрасте у нас была невелика, как с Сэмом, как-то полегче…»

Матвей ответил ей тогда:

«Вот оно как! А я все думал, откуда это ты вдруг на английском так заговорила еще тогда, при Дэне. Могла бы обратиться ко мне, я научил бы тебя говорить».

«Ну заговорила это громко сказано, я по-прежнему много каких слов не понимаю. Ну а к тебе не обратилась сам догадайся почему? Ты сразу начал бы задавать вопросы зачем мне английский, а потом заподозрил бы меня в желании уехать с 'Востока».

«Значит, ты все это начала планировать еще год назад?»

«Гораздо, гораздо раньше. Скорее после смерти папы. Но давай не об этом, мы сейчас вот-вот подойдем, а я так и не рассказала тебе всего. В общем, с Мишель мы позанимались недолго, месяца три-четыре, до тех пор пока она не забеременела. И я прекрасно запомнила, как сильно ее тошнило в наши последние занятия, перед тем, как она сообщила мне о ее положении и извинилась за то, что пока больше не сможет преподавать мне английский. Еще она была довольно раздражительной, бледной и быстро уставала…»

«Угу… выглядит знакомым».

«Да. Тогда-то я и сложила два плюс два… Подошла к Наде и напрямую спросила у нее беременна ли она. И она призналась».

— Арина рассказала нам, про ребенка… — произнес Матвей, посматривая в сторону Нади.

От услышанного лицо прогрессистки побледнело пуще прежнего, а черные глаза с ужасом и гневом сначала устремились на собирателя, а после на Арину.

— Я же… — Прогрессистка чуть ли не задыхалась. — Я же просила никому не говорить! Зачем ты это сделала⁈

— Ребенка? — Растерянный взгляд Маши метался от одного к другому. — Какого ребенка?

— Они все равно узнали бы совсем скоро, — уверенно ответила Арина, слегка выпятив подбородок. — Прости, но я не вижу смысла скрывать очевидного, Надь.

— Это не тебе решать, понятно? Никто из них не должен был… — голос ее сорвался, она села на скамейку и спрятала в руках лицо.

— Постой… — Маша подошла к Наде и протянула к ней руку. — Ты что, беременна⁈

Надя кивнула, падающие на землю слезы блеснули оранжевым огоньком костра.

— Боже… — лишь пробормотала Маша и села напротив нее на одно колено, осторожно положив руку на ее плечо. Она помедлила мгновение, видимо подбирая слова. — Когда ты узнала об этом?

Растрепанная челка волос закрыла глаза Нади, мешая разглядеть ее как следует.

— Еще на том заводе у Медвежьегорска, когда меня стошнило. А до той поры у меня была задержка почти в две недели.

— Почему ты все это время молчала?

— А что бы это поменяло, а? — Она хлопнула себя по животу. — Расскажи я вам, он что, внезапно исчез бы? — Слезы вновь наворачивались на ее глазах, но слезы эти были не столько из-за горя, сколько от гнева. — Мы и так на волоске, ходим по лезвию бритвы и лезвие это с каждым днем лишь острее. Вот и Домкрат умер, а с ним и тот крохотный шанс выбраться отсюда. Или вы все забыли, что он мог как-то починить один из электромобилей, который доставил бы нас обратно к кораблю? У нас и без того хватает проблем, и проблема внутри моего пуза наименее важная!

Все уставились на Надю, но от ее вида резало в глазах.

Внезапно Маша коснулась плеча Нади и крепко его сжала и поднесла ладонь к ее лицу.

— Знаешь, не будь ты беременна, я отвесила бы тебе такую больную пощечину, на которую только способна вот эта вот костлявая рука. Быть может, хоть это отрезвило бы тебя. — Голос ее звучал резко и властно. — Немедленно перестань истерить и терять надежду, ясно тебе?

— Надежду? Да какая к черту…

Вторая рука — та самая, которая должна была послужить оплеухой, — грубо опустилась на второе плечо Нади.

— Помолчи и слушай сюда. — Маша смотрела прямиком в глаза Нади, словно пытаясь ее загипнотизировать. — Хочешь ты этого или нет, но теперь ты — мать. И главная обязанность матери это думать о заботе своего ребенка, поняла? Этой истерикой ты делаешь хуже не только себе, но и ему. Он это чувствует так же, как и ты. Поэтому я прошу тебя… нет, я приказываю тебе взять себя в руки. — Маша ослабила хватку и на этот раз взяла руки Нади в свои. — Надя Соболева, которую я знаю, никогда не сдавалась и боролась до конца. Нам сейчас нужна Надя Соболева, а не сопливая истеричка, хорошо?

Надя сохраняла молчание.

— Хорошо? — тверже спросила Маша.

— Да, хорошо, — прозвучал в ответ едва различимый шепот.

Маша кивнула, поправила прилипшую ко лбу прядь черных волос и поцеловала ее в лоб.

— И в твоем пузе не проблема, а жизнь, Надя. — Она повернулась к остальным, кучкой собравшимся у костра. — Жизнь, которую каждый в этом отряде будет оберегать так же, как и собственную.

Никто не возразил. Даже единоличный Юдичев по привычке не пробормотал тихий протест, а всего лишь в очередной раз перевернул мясо.

— Надя, — обратился к ней Матвей.

Прогрессистка взглянула на него, протерев пальцем остаток слез.

Собиратель выдохнул:

— Отец ребенка Йован?

Надя поджала губы и кивнула, подтвердив его догадку.

На душе Матвея отчего-то сделалось паршиво.

Юдичев последовал совету Матвея и прожарил медвежатину почти до углей, а как только стемнело, стал срезать ломти приготовленного мяса и поочередно раздавать каждому.

От запаха мяса сводило челюсть. Вкусный аромат впивался в ноздри, и только лишь вдохнув его, казалось, можно было наесться.

Все спокойно получали свою порцию медвежатины до тех пор, пока очередь не дошла до Тихона.

— Куда это ты свои ручонки тянешь, шкет? — Нахмурился Юдичев, поглядывая на мальчишку, смотревшего на него голодными глазами. — Я это зверье хоть и не прикончил, но освежевал, тащил на своем горбу до сюда, еще и готовил весь вечер.

Тихон в растерянности отступил на шаг.

— Ты все из-за той крысы на меня злишься?

— Максим, — окликнул капитана Матвей, — пожалуйста…

Юдичев недовольно хмыкнул, но все же грубо пихнул ветку с наколотым на нее мясом парню.

— На вот, благодари собирателя. Будь моя воля, я тебе даже кости пососать не дал бы.

— Да все, кончай, не прав я был, ясно? — немедленно отрезал мальчишка довольно грубо. — Просто ненавижу, когда меня обзывают.

— Это ты так извиняешься что ли?

— Как могу.

Юдичев усмехнулся.

— Сразу видно, воспитание полуострова. — Он отмахнулся. — Ладно, черт с тобой, иди садись и жри, пока я не передумал.

Тихон, довольно быстро избавившись от мук совести, сел рядом с Ариной, уже пробующей мясо на вкус.

— Мой поподжаристее будет. — Лейгур протянул Наде свой кусок. — Так будет лучше для…

— Я знаю, — быстро сказала она и поменялась с ним порциями.

Следующие полчаса выжившие жадно впивались зубами в жесткое мясо, пачкая жиром рты и бороды. На странный и доселе никому не известный вкус никто не жаловался: когда буквально готов есть кору с дерева, мясо любого зверя покажется самым вкусным на свете.

— Всю жизнь питалась сплошной рыбой, да тюленьим мясом, — произнесла Маша, смачно чавкая. — Никогда не думала, что буду есть медведя.

— Более того, медведя, едва прикончившего нашего праведника, — отозвался Юдичев, указав обглоданной костью на Матвея. — Ну что, собиратель, как оно тебе — пожирать собственного обидчика?

Матвей лишь развел плечами. Собственно, к этому медведю он ничего не чувствовал: ни злобы, ни доброты. Всего лишь одно из немногих животных на захваченных землях.

— Праведник? — спросила Маша, с любопытством поглядывая на Матвея.

Собиратель отмахнулся от вопроса, сопроводив этот жест кривой ухмылкой.

Трапезу закончили глубоким вечером. Вкус дыма и мяса остался на губах Матвея, и он с удовольствием облизывал их, как бы довершая свой ужин.

Место Юдичева в приготовлении оставшегося мяса сменил Лейгур. Кусков окорока и грудины должно было хватить еще дня на три, а то и все шесть, если экономить.

Матвей уселся переваривать ужин на лавочку и, скрестив руки на животе, наблюдал за обстановкой. Вон Арина, как всегда отсела от всех подальше и чиркала карандашом в своем дневнике предложение за предложением. Любопытство разбирало, чего же она такого там такого пишет? Еще в том домике на краю озера когда Вадиму Георгиевичу окончательно поплохело он спросил у Арины про содержимое ее дневника, но та наотрез отказалась говорить ему.

Потом внимание Матвея зацепил Юдичев, присевший рядом со скучающим Тихоном, который при виде внезапного соседа отпрянул.

Ну вот, намечается очередная склока между этими двумя, подумал Матвей, но на деле все произошло совсем иначе. Юдичев поинтересовался у парня, при нем ли его игральные карты и предложил сыграть в Дурака.

— Я твоих этих покеров и блек-джеков не знаю, — ответил Максим на сморщившееся лицо мальчишки, когда тот услышал название предложенной игры. — Так что либо Дурака, либо сиди тут дальше в носу ковыряйся. Ну еще в Пьяницу можем, если знаешь такое.

Порешили всё-таки сыграть в Дурака. Тихон вытащил чехол с колодой из кармана, карты зажужжали в его ловких пальцах и они приступили к первой партии.

Матвей почувствовал умиротворение, наблюдая за жарящим мясо Лейгуром, пишущей в дневнике Арине и ворчащему от угодивших ему в руки плохих карт Юдичеву. На миг, всего лишь на крохотный миг все тяготы исчезли, и ему было хорошо. Но все это длилось до той поры, пока в поле его зрения не объявилась Надя. Женщина шла рядом с Машей, которая поглаживала ее на ходу по спине в знак утешения. Обе они продолжали лишь одним им известную беседу, начавшуюся сразу после окончания ужина, еще на улице.

Надя беременна — вихрем пронеслось в голове у Матвея. Эти два слова не давали ему покоя, давя на живот словно груда тяжелых камней, разом обрушившихся откуда-то сверху.

Собиратель размышлял:

Когда это произошло? Когда она и Йован успели?

И тут, вороша в памяти те дни, когда его лучший друг еще был жив, он вспомнил, как случайно застал эту парочку наедине там, в метро, спрятавшуюся ото всех в служебном помещении.

Точно, тогда это и произошло, заключил про себя Матвей.

От размышлений его прервал голос Юдичева:

— Эй, собиратель, чего ты там расселся? — Он кивнул в сторону карт. — Давай к нам, втроем-то веселее.

— В другой раз, — отмахнулся он и встал с лавочки.

— Куда ты? — Маша прервала беседу с Надей, обратив на него внимание.

— Схожу по нужде, я скоро.

На самом деле ему вдруг остро понадобилось побыть одному. Он и сам не понимал почему.

— Будь осторожнее, все же Тень…

— Да, я знаю.

Матвей вышел наружу, спустился с платформы и почувствовал как вечерняя прохлада ласково коснулась лица. Далекие звезды едва начали проявляться среди бесконечного, темно-синего полотна, а мягкий и яркий свет Луны касался снежных островков, превращая их в самые настоящие природные светильники.

Пройдя немного он заметил покрытый ржавчиной локомотив, стоявший на рельсах. Отчего-то ноги сами повели его в ту сторону и спустя несколько шагов тяжелое и поганое чувство стало сильнее, а та самая груда невидимых камней, упавшая на него при мысли о Нади, превратилась в настоящую лавину из булыжников.

Он подошел к железным ступеням, ведущим в кабину машиниста, коснулся железных поручней и стал подтягиваться пока вдруг сдавленное рыдание не стиснуло его горло. Так и не поднявшись до кабины он сел на ступень, махом сбросил с головы шапку и схватился за волосы.

Отчаяние захватило Матвея Беляева подобно взявшейся из ниоткуда болезни. Еще и Надины слова про потерю Домкрата и с ним же и шанс на починку электромобиля проносились в голове раз за разом, как заевшая пластинка, лишь усиливая его тревогу. Как решить эту проблему? До сих пор он даже не задумывался об этом, а теперь это занимало все его мысли. Еще и вдобавок к этому новости о беременности Нади. Боже…

— Поверить не могу, что у меня будет ребеночек, — раздался голос позади.

Матвей резко вскочил и в кабине машиниста увидел Йована, стоявшего за рулем. Лунный свет падал на его белую как простыня правую часть лица, а сам он непринужденно смотрел вперед, словно готовясь вот-вот отправить локомотив в путь.

— Йован? — голос Матвея дрожал от волнения. Не отрывая от друга взгляда он медленно прошел в кабину, переживая, будто видение может исчезнуть, стоит только моргнуть.

— Ну а кто же еще, — ответил он, не поворачивая головы.

— Но ведь ты же… — слова застряли у Матвея в горле.

— Мертв? — Йован отпустил руль и повернулся к нему. Между глаз здоровяка, чуть ниже лба находилась черная дыра от пули. — Ну конечно же я мертв. Разве не видно? — Он ухмыльнулся и указал на свое смертельную рану.

— Я должно быть схожу с ума. — Собиратель прижался к стене.

Йован сел на стул и положил ноги на приборную панель.

— Вполне возможно, старина, вполне возможно. Думаю, любой бы на твоем месте поехал кукухой, даже самый стойкий. Вон глянь на того же исландца? Вроде весь такой серьезный, а то и дело с духами какими-то бормочет. Ну сумасшедший же, не так ли? — Он захохотал и стал играючи нажимать на разные кнопки, покрытые многолетней пылью. — Так что не стесняйся своего безумия, Матюш. Оно, порой, даже полезно, но исключительно в маленьких дозах.

— Чем же оно полезно?

Пальцы живого мертвеца играючи ткнули на парочку больших кнопок, отбивая ритм какой-то знакомой мелодии.

— В твоем случае помогает не утонуть в болоте отчаяния. — Йован встал с кресла и сел на корточки, прямо напротив собирателя. — Ты стал раскисать, Матюш.

— Знаю.

— Это не хорошо. Очень нехорошо.

— Я знаю, просто… — Он протер усталые глаза, теперь не опасаясь, что Йован исчезнет. Так и произошло, почивший друг все еще сидел напротив. — Я устал, Йован, устал мириться со смертями. Сначала ты, потом Ясир, следом Шаман, Вадим Георгиевич, теперь вот Домкрат… — горло стиснули невидимые тиски, — я боюсь, что очередная смерть окончательно лишит меня рассудка. — Незаметно для себя он ухмыльнулся. — Даже Юдичева, можешь себе представить? Максим Юдичев, на которого мне прежде было плевать с высокой колокольни! До недавних пор. А наши братья и сестры с «Востока»? Ведь если мы так и не выберемся отсюда, то они обречены на голодную зиму.

Рука мертвеца легла ему на плечо.

— На твою долю выпало тягостное бремя, друг, — раздался холодный голос Йована, — но одно я знаю наверняка, ты должен идти дальше, закончить этот путь.

— Но куда он приведет, Йован, этот путь? — Он отмахнулся. — По мне, так только к тупику и смерти.

Ладонь покойника сжалась на плече крепче.

— Чтобы узнать это наверняка, для начала нужно добраться до туда, Матюш. Увидеть все собственными глазами. — Он слегка тряхнул его, заставив Матвея посмотреть на него. — Сделай это ради моего ребенка, хорошо?

Собиратель опустил голову и заметил, как носок на его сапоге вот-вот обзаведется дырой.

— Конечно, старина, — ответил он, а затем выдохнул, стараясь прогнать из нутра все остатки сомнения. — Я сделаю это. — Он поднял взгляд на мертвеца, по лицу которого расползлась улыбка.

— Вот это тот самый собиратель, которого я знал. Лучший во всей Ледышке!

Матвей ответил ему сдержанной ухмылкой.

— Знал бы ты, как мне тебя не хватает, старина. Я очень скучаю.

— Да, а как я скучаю… — выдохнул Йован, а затем разразился своим зычным голосом: — Ну все, хватит тут рассиживаться и нюни распускать! — Друг протянул ему руку. — Вставай, Матюш! Впереди долгая дорога!

Матвей взглянул на бледную руку, затем на мертвое лицо не то призрака, не то плод его сумасшествия, а затем принял руку. Он почувствовал как хватка резко потянула его за собой.

На секунду перед глазами возникла тьма, потом она рассеялась, словно сама природа щелкнула переключателем света, и он обнаружил себя лежащим на лавочке, заботливо укутанный собственной курткой.

Остальные все еще спали у догорающего костра, плотно укутавшись в одежду.

Пробудившись окончательно, Матвей заметил, как нечто блеснуло сквозь матовое стекло. Поднявшись с лавочки он подошел к окну, открыл его и увидел падающие с карниза капли.

Плюх, плюх, плюх.

Осмотревшись, он не поверил своим глазам. Груды снега, лежавшие здесь еще вчера, заметно поредели, превратившись в маленькие и грязные сугробы, а солнце как будто засветило ярче.

Наступала весна.

Глава 13
Театр

Облака походили на куски разорванной ваты, заботливо разложенные и придавленные божьей дланью. Своим с первого взгляда безобидным видом на деле они являлись предвестником надвигающейся беды — приходом теплого фронта.

— Перистые, — прошептал Матвей, вспомнив название в классификации этого типа облаков. Он неотрывно наблюдал за небом, пытаясь отследить в какую сторону они плывут.

— Как думаешь, сколько у нас времени? — спросил Лейгур, вставший рядом. Он поправил на плече только что загруженный едой рюкзак.

Матвей посмотрел через плечо в сторону станции, где остальные спешно собирали вещи.

— Трудно сказать, — он вновь посмотрел в сторону облаков. Одно из них, по форме вылитое перо поморника, сдвинулось немного правее. Заметив это, он заключил: — Кажется, они двигаются в восточном или северо-восточном направлении, на глаз сразу и не скажешь. Будь у нас достаточно ватт для моего оборудования, данные были бы точнее, но здесь… — Он посмотрел на Лейгура. — Здесь приходится доверять лишь собственным глазам.

Потом Матвей, не отрывая изучающего взгляда от синевы над головой, обернулся назад. Все остальные уже подходили в его сторону. Юдичев волочил за собой тележку со статором, на этот раз на колесиках, которые они вручную закрепили на оси перед самым выходом. Снега стало заметно меньше, и полозья справлялись на порядок хуже.

— Ну, что скажешь? — Маша запыхалась. Едва проснувшись она бросилась помогать собираться всем, а про себя вспомнила лишь в последнюю очередь.

— Скажу лишь, что темпа мы не сбавляем, более того, — голова Матвея опустилась и предостерегающий взгляд пробежался по каждому члену его команды, — идти нам придется еще быстрее.

Он указал на небо за их спинами.

— Вполне вероятно зубы теплого фронта надвигаются с юга, откуда мы пришли. Лейгур спросил, сколько у нас времени, и я честно ответил, что не знаю. Считаю, вы тоже должны быть в курсе и ожидать всего. Но все же одно мне известно наверняка: теплый фронт совсем скоро может образовать коридор, и мерзляки хлынут в него всем роем: потрошители, ищейки, щелкуны.

— Еще не стоит забывать про нашего нового друга в лесу, — добавил Юдичев. — Ему коридоры никакие не нужны, как я понял.

Матвей согласно кивнул и продолжил небольшой инструктаж:

— Все верно. Про Тень тоже не стоит забывать. Но все же наша приоритетная задача это как можно скорее добраться до Северодвинска и постараться раздобыть электричества. — Голос его стал тише: — Не забывайте, друзья, сейчас мы в конце упомянутого мною коридора, но другой его конец до сих пор защищен холодом. Зима еще не окончательно покинула эти земли, но это может произойти в ближайшие дни.

Арина холодно отозвалась:

— Стало быть, конец плану с починкой электромобиля и возвращению с ваттами в Приморск?

Услышав сказанное, Матвей вспомнил слова Йована:

«…ты должен идти дальше, закончить этот путь».

— Сначала мы доберемся до этой ветряной станции, Арин, — ответил он ей мягко, — а уж там все и решим.

Юдичев не преминул вставить и пару слов от себя:

— Раз на кону у нас теперь каждый час, идти нам надо, а не стоять столбом и языками чесать. Потопали.

Они вышли на окраину безымянного городка и ступили на битый асфальт изматывающей одним лишь своим видом трассы. Следующая их короткая остановка произошла всего лишь спустя полчаса, появился повод.

— Глядите! — Тихон указывал на выросший на горизонте указательный знак с названием городов, один в один встреченный им у берега Онежского озера и впоследствии выведший их на трассу, утопающую в непроходимой тайге.

Написанное на этом знаке вселило в их души надежду:

↑ Онега 53

↑ Архангельск 216

— Значит, половина пути позади, — отозвалась Маша, поглядывая на знак как на пророчество свыше.

— Больше, чем половина, — вставил Матвей и коснулся металлического шеста, удерживающий знак. Увидеть его для собирателя было настоящей отрадой, означающей, что он не сбился с пути и все это время вел подопечных верной дорогой.

Тень довольной ухмылки скользнула по его лицу.

— К ночи постараемся добраться до Онеги и заночуем там, — обратился он к остальным. — Снега теперь меньше, идти станет легче, да и ветер не сильный. Идем.

Очередное приятное открытие ожидало путников еще спустя километр-полтора, когда дорога привела их к одинокому уступу откуда открылся вид на морской залив. Скованная ледяными припаями вода возле берегов хранила молчание, когда как вдали, в самом сердце залива виднелся тонкий лёд с многочисленными трещинами. Совсем скоро воды пробудятся от зимней спячки.

— Это оно? — спросила Маша, подойдя к Матвею, стоявшему у самого края уступа. — Белое море?

За собирателя ответила Надя:

— Да, это оно… — Немного притомившись, она позволила себе присесть на корточки. Взгляд ее устремился на идущую далеко на север бесконечную сине-белую гладь. — Я помню его именно таким, только в ноябре. Мы с матерью и сестрой проезжали здесь во время эвакуации, возможно даже по этой дороге. — Ее печальный и одновременно задумчивый взгляд вновь обратился к трассе: — А ты, Матвей, ты помнишь те дни?

Перед глазами собирателя мелькнуло лицо матери, ее запах, тепло ее тела, и то, что от нее осталось. А потом рыдающий отец, чей растерянный и переполненный горем взгляд метался от лежащей возле колодца головы его жены и ее тела, которое он прижимал к себе изо всех сил. Это произошло где-то там позади них, в глухих лесах тайги…

— Нет… — соврал Матвей, прогоняя из головы жуткие воспоминания, — я ничего не помню.

Трасса продолжала идти вдоль берега, позволив им отдохнуть от леса и наслаждаться видом на залив. После бесконечных деревьев, морское пространство с его ширью и пустотой казалось Матвею глотком свежего и бодрящего воздуха, дарующего силы идти вперед. Выросший в ледяных пустошах, в сердце зимней пустыни без единого деревца вокруг, здесь, среди открытого простора, он чувствовал себя гораздо лучше, совсем как дома.

— Ты в порядке? — спросила Маша, сравнявшись с ним.

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто… — с робостью в голосе произнесла она, ломая руки, — ты вчера едва стоял на ногах, когда вернулся к нам. — Матвей вопрошающе взглянул на нее, она пояснила: — Забыл? Ты вчера уходил куда-то, после ужина. Еще и побледнел так, словно призрака увидел.

Перед глазами вновь возник образ Йована, сидевшего на месте машиниста.

— Ничего, просто устал, — отмахнулся Матвей и постарался перевести тему в другое русло. — Вчерашний разговор про размножение мерзляков… — Ухмылка всплыла в его черной бороде. — Забавно, я столько знаю о поведении мерзляков, но о том, как они плодятся, даже не задумывался. Странно, не правда ли?

— Ничего странно, — улыбнулась она в ответ и подошла ближе, почти касаясь с ним рукавами курток. — Ты собиратель, а не биолог. Твоя задача их избегать, а не лезть к ним под юбки. — Щеки Маши покраснели, она спрятала взгляд, опустив голову. — Блин, глупо как-то прозвучало.

Но Матвею это показалось не глупым, а весьма милым.

— И все же, — продолжала Маша, — несмотря на всю нашу ненависть к мерзлякам, их жизни не позавидуешь. Просто представь: ты вылупляешься из яйца, проживаешь свой жизненный цикл в три-четыре года, поддерживая его употреблением в пищу своих же более слабых и старых сородичей, а потом и сам становишься пищей для более молодого поколения. И так цикл за цикл, год за годом, они рождаются, живут, отнимая жизни, и затем дарят жизнь, жертвуя собственной, и все заново. — Ее губы сомкнулись в тонкой улыбке, она задумчиво произнесла: — Есть в этом нечто трагическое.

— Только не говори мне, что ты питаешь жалость к этим существам, — с подозрением спросил ее Матвей.

— Я уже говорила тебе, я не питаю к жукам ничего помимо научного интереса, особенно зная, что они внеземного происхождения. — Она сняла шапку, выпустив локоны своих русых волос и отряхнула головной убор от крошек снега. — Любой хоть немного заинтересованный в науке человек, в частности в биологии, откровенно позавидовал бы моей возможности изучать инопланетян.

— Возможно, твое отношение к этим тварям поменялось бы, погибни твой отец не от их лап, — слетело с губ собирателя, и образ покойной матери в очередной раз предстал перед мысленным взором. Странно, он так давно не думал о ней, но именно в последнее время, особенно после встречи с медведем, ее образ не покидал его. Должно быть, истинная причина скрывалась в той самой турбазе в лесу, которая позволила трагедии давно минувших лет вновь вскрыться незажившей ране.

Почти сразу Матвей понял, что сказал лишнего, в особенности когда взглянул на Машу, замедлившую шаг и взглянувшую на него глазами наполненные не то жалостью, не то печалью.

— Прости, — он протянул ей руку, — мне не стоило этого говорить.

К счастью, она взяла его руку в ответ.

— Все нормально, я понимаю, — сухо ответила она.

Они продолжили идти молча. Матвей чувствовал муку совести за сказанное, и порой, исподтишка, посматривал на ее профиль, лишний раз подмечая ее красоту.

К вечеру добрались до устья реки, впадающей в Белое море. С берега открылись сумрачные очертания города Онега. Перед непреодолимой водной преградой они повернули на юг и вскоре наткнулись на поселок Поньга, чье название встретило их на растрескавшемся баннере у въезда. В поселок не вошли, продолжив движение вдоль берега в поисках моста, который, как надеялся Матвей, должен был соединять Онегу и Поньгу. Его надежда оправдалась, когда среди вечерних облаков на горизонте замаячила длинная черная полоса моста.

Переправились на противоположный берег без приключений, мост оказался довольно крепким. Хотя переправа заняла немного времени, она окончательно вымотала всех. Усталость от долгого пути тяжело давила на плечи и ноги, и желание остановиться и упасть на месте становилось всё более заманчивым. Выбор убежища не отнял много времени — группа остановилась в здании старого театра, о чем гласила стальная вывеска у входа. Внутри он оказался скромным: сотня сидений, сцена с упавшим занавесом и дощатый пол был испещрен щелями. Потолок, покрытый трещинами, и облупленные стены, однажды украшенные яркими фресками, теперь скрывались под слоем пыли и паутины. Затхлый воздух наполнял пространство запахом плесени и старой древесины.

Внутри театра стояло тепло, но костер все равно развели из-за непроглядной тьмы, царившей внутри. Припасенную медвежатину быстро разогрели и принялись за ужин.

— А какое сегодня число? — поинтересовался вдруг Тихон, бросив на пол обглоданную кость.

— Да кто ж его знает, — пробубнил Юдичев, ногтем выковыривая застрявшие между зубов ниточки мяса.

Матвей ответил мальчику:

— Сейчас март, это единственное, что я точно знаю. А зачем тебе?

— Да так… — отмахнулся парень, явно чего-то недоговаривая.

— Двадцать два дня, — вдруг раздался голос Арины, обратив на себя внимание остальных. Девушка взглядом указала в сторону лежавшего на соседнем от нее кресле дневник. — Столько прошло с тех пор, как мы ушли из Приморска. Число месяца я не знала, поэтому считала дни.

От Маши послышался удивленный вздох. Все задумчиво опустили головы.

— А я уже давно потеряла счет времени, — прошептала Маша, крепко сжимая пальцы собственных рук. Матвей давно обратил внимание, что она делала так, когда начинала нервничать. — Мы с первой экспедицией причалили в Приморске в ноябре прошлого года. С тех пор прошло, получается, четыре месяца? Возможно и все пять. Но по мне так лет десять. И все это время ни единого дня покоя, думаешь только как выжить и не попасть в брюхо мерзляку, и чем бы самому набить собственное брюхо, лишь бы не загнуться от голода. — Ее глаза заблестели влажным огоньком. Указательный палец быстро смахнул подступившую слезу и лицо обрело черты уверенности. — Пардон, не хотела я сопли-слюни разводить… Накопилось. Я стараюсь держаться, блин… да я все эти месяцы только и делаю, что стараюсь держаться с надеждой снова вернуться на «Прогресс». Но порой кажется, будто этот кошмар никогда не закончится. Мы так и будем идти и идти, пока рано или поздно идти будет некому.

Надя коснулась ее бедра, молча подбодрив. Маша в ответ положила ладонь на ее руку и скованно улыбнулась.

Матвею хотелось добавить пару слов от себя, в очередной раз пообещать ей, что она обязательно скоро увидит «Прогресс» и родную сердцу Антарктиду. Следом он хотел подбодрить и остальных понурых спутников, ведь поддерживать их дух это прямая его обязанность как лидера группы. Но потом он понял, что молчание будет куда уместнее. Почему он и сам не знал.

Вскоре все стали укладываться спать. Благо кресла, несмотря на время, сохранили свою мягкость и упругость, и создавалось ощущение, словно у тебя под боком почти кровать со всем ее удобствами.

Готовившийся ко сну Матвей не заметил среди остальных Машу. Видев ее последний раз с Надей, он подошел к прогрессистке и спросил ее, куда та подевалась.

— Пошла туда, куда-то за сцену, — ответила она.

— Зачем?

В ответ она пожала плечами.

Когда собиратель отправился искать Машу, Надя задержала его, схватив рукав куртки.

— Ты должен знать это… — Она застенчиво отвела взгляд. — С самой нашей первой встречи с Йованом я постоянно шепотом желала ему смерти.

У Матвея мурашки по спине побежали. Он хотел отдернуть руку, но пальцы прогрессистки лишь сильнее сжали рукав его куртки.

— Эти его тупые шутки наряду с идиотскими знаками внимания выводили меня до белого каления, вот я и проклинала его, желая поскорее избавиться от его навязчивого внимания, — продолжала Надя, и грубый голос внезапно смягчился: — Но потом, со временем, я обнаружила себя по-настоящему счастливой рядом с ним. Уж не знаю, можно ли назвать это любовью, или просто симпатией, всю свою жизнь я была далеко от этих чувств, но сейчас я…

Она поглядела на Матвея и с ее губ просились какие-то слова, которые она не решалась произнести.

Выждав немного, собиратель сел перед ней на одно колено и сделал предположение:

— Чувствуешь вину?

Она кивнула, подтвердив его догадку.

— Мне все кажется, будто всеми своими проклятиями я подтолкнула его к смерти, Матвей. Его убил сержант, и чувства вины этого сукина сына точно не терзают, но вот меня, все эти дни, эти… — украдкой она посмотрела на лежащую к ним боком Арину, уже прибывавшую во сне, — эти двадцать с лишним дней разрывает на части. Словно это я прицелилась и нажала на спусковой крючок. И ведь я никогда не верила во все эти чертовы сглазы и проклятья, но теперь…

Грудь ее содрогнулась, рыдание почти вырвалось из горла, но она сдержалась, крепко обхватив ладонью худую челюсть.

— Если это и так, то Йован не держал бы на тебя зла.

Надя фыркнула:

— Ты не можешь этого знать наверняка.

— Знаю, потому что он любил тебя. — Наливающийся слезами взгляд женщины обратился к нему. — Иначе не бросился бы тебя спасать там, в школе, пожертвовав своей рукой. Иначе он не стал бы впервые за почти тридцать лет нашей дружбы ругаться со мной, когда я отчитывал его за этот безумный поступок, в следующий раз умоляя дать тебя сожрать мерзлякам, но не рисковать собственной жизнью.

Матвей решил, раз уж настало время откровений, то и он не будет ничего утаивать. Но услышанное Надя как будто бы и не заметила, продолжая вслушиваться в каждое его слово.

— Лучшее, что ты сейчас можешь сделать для Йована, — он осторожно коснулся еще худого живота Нади и нежно погладил, — это оберегать вашего ребенка. Не вини себя в его гибели, иначе твои переживания могут навредить ему или ей. — Он убрал руку с живота.

— Да, ты прав, — выдохнула Надя, улыбнувшись ему глазами.

— Тебе нужно поспать, — Он накрыл ее курткой. — Завтра долгий и тяжелый путь, нужно набраться сил.

— Мне ли не знать, — укладываясь головой на кресло, ответила она.

— Мы почти у цели, — сказал он, наклонившись, — осталось еще чуть-чуть.

— Чуть-чуть, — повторила она, вытирая слезу и посмотрела на него. — Спасибо, Матвей. Спасибо тебе.

Он накрыл свернувшуюся калачиком Надю ее же курткой. Потом подошел к Арине, подложил ей под голову свою шапку, погладил по голове, ощутив щекотание коротких волосков на ладони, и отправился за сцену.

Машу он застал в небольшой комнате, сидевшей за гримерным столом. Висевшее напротив потускневшее зеркало отражало ее любопытный, отчасти ребяческий взгляд; она стряхивала плотный слой пыли с кучки тюбиков и карандашей, вчитываясь в потемках в крохотные надписи, нанесенные на этикетках. Одну из них она даже открыла, принюхалась и, наморщившись, отложила в сторону.

— Маша?

Она приподняла голову и увидела его силуэт в отражении.

— Привет, — с капелькой холода в голосе ответила она ему и вернулась к изучению лежавшей на столике груды косметических средств.

— Что ты тут делаешь? — Он подошел ближе и сел на тумбочку возле двери.

— Думаю, — ответила она. Теперь между ее большим и указательным пальцем появилась штука, похожая на ракушку. Она попыталась ее открыть.

— Думаешь? О чем?

— О тебе.

У Матвея язык отнялся.

— Подойди сюда, я тебе покажу кое-что, — позвала она его.

Собиратель чувствуя страшную неловкость взял табурет и сел напротив нее.

— Гляди. — В ее ладонях очутилась грязный флакончик с янтарной жидкостью.

— Что это?

— Духи. Только я еще не открывала их, понятия не имею, чем они пахнут. — Она протянула ему флакон. — Давай узнаем?

Собиратель поджал губы, но затем развел плечами и ответил:

— Почему бы и нет? — И взял духи.

— Открывай.

Крышка флакончика открылась без усилий. Он хотел было поднести горлышко к носу, но Маша перехватила его руку.

— Стоп, не сейчас, — ее лицо осветила мягкая улыбка. — Опрокинь горлышко на палец, вот так. Но только не нюхай!

Матвей сделал, как она показала и ощутил на указательном пальце приятную влагу.

— А теперь… — собиратель даже не заметил, как она опустила куртку и свитер, обнажив худые плечи, — коснись пальцем здесь.

Матвей улыбнулся уголком рта и коснулся мокрым пальцем ее шеи, как она и просила.

— И с левой стороны, — голос ее дрогнул на мгновение.

Он повторил движение, вновь смочив палец каплей духов. В груди собирателя все гремело и кричало от переполняющих его чувств; все это время они дремали, лишь изредка лаская его внутренности, например когда ее рука касалась его, или во время их разговоров наедине, еще там, в Москве. Но теперь это чувство пробудилось окончательно, оно ворошило его, сотрясало каждую секунду, и он не хотел унимать его, полностью отдавшись под его власть.

— Вот теперь можешь понюхать.

Собиратель слегка наклонился к ней и втянул носом аромат. Теперь от Маши пахло соленым морем и влажной землей. От запаха перед глазами качнулись волны, а далеко на горизонте вырастала плодородная земля, безопасная, без властвующих над ней мерзляков.

Матвей уткнулся носом в ее ключицы и вдохнул сладковатый запах. Худые пальцы Маши утонули в его волосах и нежно гладили по затылку. Затем теплое дыхание голоса коснулась уха собирателя:

— Многое может произойти за эти дни, но я хочу, чтобы ты узнал это сейчас. — Ее ладони упали ему на плечи и она взглянула на него. Глаза ее наливались слезами. — Я люблю тебя, Матвей Беляев. Наверное, полюбила сразу, еще там, в метро, когда впервые увидела. Я никогда не испытывала такого прежде, никогда, ни к одному человеку на свете. Слышишь?

Его большой палец коснулся появившейся влажной змейки на ее запачканной грязью щеке.

— Да, слышу.

Их лбы соприкоснулись. Молчание нависло между ними подобно плотным тучам, становясь все гуще и гуще.

— Прошу тебя, не молчи, скажи что-нибудь, — умоляла она и коснулась его щек.

Но он боялся произнести вслух правду

Много лет назад, выбрав путь собирателя, Матвей, как и все его коллеги по этому непростому ремеслу, обрек себя на одиночество. Немногие желали связывать свои чувства с человеком, который раз в год на долгие три-четыре месяца отправлялся на другой конец света, рискуя не вернуться. А те, кто всё же решались на это, ослеплённые любовью, либо не выдерживали долгих разлук, разрывая отношения, либо вскоре хоронили своих супругов, не имея при себе даже их тел (мерзляки трупов не оставляли). Многие собиратели осознавали это, смирялись и утоляли жажду любви с девушками из борделей прибрежных станций. Матвей не был исключением, прекрасно понимая, какую боль мог бы причинить той, которая осталась бы ждать его на родной станции.

Однако это не было основной причиной. И хотя Матвей знал, что этот рейд станет для него последним, и если ему суждено будет вернуться домой, путь собирателя навсегда останется для него в прошлом.

Боялся же Матвей совершенно иного:

— Я не хочу потерять тебя. — Он осмелился взглянуть на нее. — Если это случится…

Образ уходящей к колодцу матери не выходил из головы.

— Но ты не потеряешь, — ее ладони коснулись ее щек, — обещаю тебе. — Она прижала его голову к груди. — Мы выберемся отсюда, Матвей. Бог свидетель: я десятки, если не сотни раз вот-вот теряла надежду, пока мы выживали в ожидании вас, но сейчас, с тобой… я верю, что мы вернемся домой, Матвей. И мы будем с тобой там, вместе. Если ты того захочешь…

Он взял ее руку в свою и посмотрел на нее.

Боже, как же она прекрасна, подумал он про себя.

Более он не смог удерживать того, что так долго томилось у него на душе:

— И я тебя люблю, — ответил он ей. — Полюбил с первой нашей встречи.

Она широко улыбнулась, и оба влюбленных сошлись в поцелуе, возможно последним в их жизни.

Глава 14
Выстрел

— Матвей? — Над собирателем склонилась тень.

Он устало открыл глаза, утренний свет лениво вливался сквозь маленькое окошко.

— Нам пора идти, — голос принадлежал Лейгуру.

Собиратель кивнул в ответ и пробормотал нечто нечленораздельное, звучавшее в его голове как: «дай мне минуту».

— Пойду пока будить остальных, — добавил Лейгур и покинул помещение.

Приятное тепло вцепилось в его тело, не давая пробудиться окончательно. Ему захотелось полежать вот так хотя бы недельку и отоспаться за все минувшие дни, проведенные в походе. На минуту ему подумалось, будто он вполне может так поступить, но мимолетное размышление о дороге острым лезвием вонзились в затылок, и он понял, что выспаться удастся еще не скоро.

Маша лежала рядом, это ее тепло согревало его прошлой ночью. Вместе они устроились на десятке потрепанных, рваных и испорченных временем театральных костюмах, разложив их на полу и используя в качестве одеяла. И где они только их достали?

Взгляд Матвея упал на длинный встроенный в стене шкаф-купе с десятками одиноких вешалок, и с улыбкой на лице он вспомнил, как страстно они целовались с Машей, сбрасывая поочередно все это древнее тряпье на пол.

Потом вдруг он услышал голоса со стороны зала, все остальные просыпались. Их будил Лейгур…

Минутку, ведь он был только что здесь, да? И он разбудил его так, будто и не заметил его вдвоем с Машей. От осознания этого он почувствовал неловкость перед исландцем и одновременно благодарность.

— Маша, — Матвей коснулся ее острого подбородка, — надо вставать.

Она ответила ему сопением.

— Нам пора, — он отвел с ее лба русую прядь.

Маша зевнула, вытянула руку и оголила грудь. Матвей вспомнил, как еще вчера жадно впивался губами в ее соски и нежно покусывал их, горя от возбуждения. Его пальцы вошли в нее, ощущая горячую влагу, заставляя тихо постанывать и впиваться зубами в его плечо. Потом ее рука почти незаметно скользнула ему в штаны и несколько быстрых и нежных движений вскоре позволили испытать ему невероятное блаженство.

Она открыла глаза и сонная улыбка проявилась на ее лице. Потом взяла край юбки пышного платья, в ней наверняка наряжали актрису, играющую какую-нибудь королеву, прикрыла свою грудь и села перед ним.

— Иди, я сейчас догоню, — прошептала она и поцеловала его в лоб.

Матвей так и сделал.

Когда он вышел в зал, все уже заканчивали собирать свое добро и через минуту были готовы к выходу. Его поприветствовал взглядом Лейгур, стоявший у выхода.

— Эй, а про меня там строчка-две хоть найдутся? — Юдичев протянул дневник Арине.

Девушка грубо выдернула свою вещь из руки капитана.

— Найдется, даже больше, — она уложила дневник в рюкзак.

— Хорошее хоть?

— Нет, в основном, какой ты эгоистичный мудила.

— Да ладно тебе! — возразил Юдичев.

— А где Маша? — спросила Надя, завидев Матвея.

— Я здесь! — донесся в ответ голос.

Маша вышла следом за Матвеем, и направленные в сторону парочки взгляды выразили понимание. Юдичев и вовсе ехидно улыбнулся уголком рта и взял в руки ремень с тележкой и статором, но вот на лице Арины появилась тень осуждения, по крайне мере так показалось Матвею.

Безмолвие прервал Лейгур.

— Полагаю, нам пора идти.

— Да, — согласился Матвей, — только сперва мне нужно проверить облака.

С воздуха сеялась мелкая изморось, и тонкими иголочками покалывала неприкрытые лица вышедших из здания театра.

Онегу, несмотря на раннее утро, до сих покрывала пелена сумерек, словно и не прошло целой ночи. Виной тому были облака, превратившиеся в единый серый сгусток и закрывшие собой солнце, не давая его теплу коснуться города. Однако Матвей, одетый в теплую куртку из тюленьей кожи и свитером под ними, почувствовал как ему становилось душно и тесно в теплой одежде. Плохой признак.

Он сел на корточки, взял пригоршню снега возле бордюра и сжал его в ладонях, ненароком вылепив нечто похожее на ракушку. Снег мокрый, хоть сейчас лепи плотные и крепкие снежки.

Времени до прихода теплого фронта становилось все меньше. Совсем скоро здесь будет почти так же тепло, как и месяц назад в Москве.

— Матвей? — Маша коснулась его плеча.

Он бросил слепленную ракушку в сторону и обернулся к остальным.

— Надо идти, и на этот раз без таких длительных ночевок.

По группе прокатилось волнение.

Юдичев снял шапку, положил ее в карман и произнес:

— Шесть часов сна это по-твоему длительная ночевка?

— Жить хочешь? — без обиняков обратился к нему Матвей, одарив его строгим взглядом. Юдичев поджал губы, мялся, но так и не ответил. — Тогда будем идти без долгих остановок, столько, сколько сможем. На сон и отдых максимум два часа и в дорогу. Так мы окажемся на месте через дня два.

Взглянув в сторону Нади собиратель наполнился чувством вины, слишком глубоким для слов. Следующие несколько дней им предстоял изнуряющий и тяжелый путь, можно сказать марафон, который мог отразиться на ее здоровье и здоровье будущего ребенка, если уже не отразился, говоря о последнем утомительном и голодным месяцев, пережитый всеми ими с великим трудом.

Но выбора не было. Либо они окажутся на станции как можно скорее и добудут электричества, либо мерзляки придут за ними.

— Давайте, последний рывок, — постарался приободрить Матвей их вялые, не до конца проснувшиеся лица.

Молча они направились вдоль разрушенных временем улиц, и теперь им предоставилась возможность чуть лучше разглядеть Онегу. И первое, что непременно бросалось в глаза, это чрезвычайно большое количество всяких кафе и ресторанчиков, стоявшие по соседству с небольшими отелями (об этом подсказывали уцелевшие вывески, висевшие над дверью) и музеев, освещенной истории городка.

Прошли еще немного, пока не набрели на большую площадь, усеянную лавочками с мусорными ведрами под боком и разросшимися деревьями с кустарниками. Но самым примечательным была статуя сёмги величиной с Лейгура. Ее хвост почти незаметно скреплял стержень, идущий от бронзовых волн — материал всего сооружения. А в самом низу рыбы кричала надпись: «Живи, Онега!»

— А, «Живи!»… — пробормотал Юдичев, наблюдая как Тихон касается выпуклых букв. — Еще один некогда воскресший силой могучего капитализма городок. — В голосе слышалось откровенная издевка. — Чую, таких сейчас будем встречать каждые несколько километров.

— Ты что-то знаешь об этом городе? — Маша указала на статую.

— Нет, — отрезал Юдичев, — но вот о проекте «Живи!» наслышан. Еще с начала двадцатых годов они активно стали продвигать эту долбаную повестку с глобальным потеплением, лили дерьмо в уши безостановочно, но большинство не верило, оставались еще мозги. Потом новая волна пропаганды прокатилась в сороковых, тогда буквально из каждой щели только и галдели про глобальное потепление, кормили этой повесткой на завтрак, обед и ужин и так вплоть до пятидесятых, когда уже стало зазорно не верить, что солнышко наше прекрасное с каждым годом все горячее и горячее для Земли-матушки. Всем внушали, что нужно переезжать на север, где климат станет мягче, а ветра обеспечат неиссякаемые источники энергии. Вот на волне всеобщего помешательства все и бросились осваивать заново север, думая, будто солнце зажарит их задницы уже завтра. Стали перебираться в такие вот городки, заброшенных еще с советских времен, а дяди повлиятельнее организовали проект «Живи!», вложили денежек в туристическое направление и гребли денежки лопатой с лохов, поддавшихся истерической повестке и моде на холодные местечки.

— Зачем они это делали? — К разговору присоединилась Арина. — Продвигали эту повестку с глобальным потеплением?

— Разве не очевидно? Тогда всем было важно заработать на новой повестке. Отказ от нефти, переход на зелёную энергию — это всё требовало огромных инвестиций в инфраструктуру. А северные регионы с их пустующими городами и сильными ветрами виделись идеальным вложением. Но как простой люд убедить самовольно перебраться туда, где жопа мерзнет двадцать четыре на семь? Задачка не из легких. Вот с этим вопросом и собралась кучка толстосумов, наняла опытных рекламщиков и стала втюхивать простофилям убеждение о внезапной необходимости беречь планету мать вашу. А что для этого нужно? Правильно! Отказаться от бензина и пользоваться зеленой энергией. А где ее достать, эту зеленую энергию? Верно! Ветряки и накопители для хранения генерированного электричества. А где лучше всего они будут работать? В точку! Там, на суровом и таинственном севере… А чтобы еще дополнительно людей обчистить, мы заново отстроим на хрен никому не нужные городки вроде этого, будем продавать здешние снежные пейзажи и втюхивать пластиковую хрень с полок магазинов. Вот и выходит, что туризм и зелёная энергия приносили потом огромные деньги тем, кто успел вовремя вложиться, а заодно убило почти всю нефтепромышленность.

Маша выступила вперед.

— Не вижу в этом ничего плохого, — ответила она, скрестив руки на груди. — Не будь у нас ветряков, никто из нас не пережил бы Адаптацию.

— Разве я отрицаю это? Напротив, низкий поклон толстым кошелькам, — Максим театрально поклонился статуи, — их своевременные инвестиции помогают протянуть нам подольше.

Маша закатила глаза.

— Тогда к чему вся эта язвительность?

— Да суть то в том, начальница… — обратился он к ней с ядовитой улыбкой, — что толстым кошелькам плевать и на север, и на юг, и на запад с востоком, до тех пор, пока из одной из этих сторон не повеет сквозняком выгодного вложения.

Арина коротко хихикнула и произнесла:

— Удивительно слышать подобное от человека, чьи интересы вращаются исключительно вокруг себя любимого.

Юдичев с нисхождением ответил:

— Теперь немного другое время, если ты вдруг не заметила, малая. — Улыбка Арины постепенно растаяла от услышанного к ней обращения. — Вот и подстраиваюсь…

Матвей заметил, как ладонь Арины превратилась в кулак.

— Откуда ты так много знаешь о времени до Вторжения? — вступила в беседу Надя, встав возле Арины.

— Книжки читал, — нехотя бросил Юдичев и взялся за ремень тележки со статором.

— Ладно, кончайте болтовню, — сказал Матвей, вспоминая недавний разговор с Юдичев касаемо его возраста. Про «книжки» тот само собой явно лукавил. — Идем дальше. Будет еще время для исторических справок. — И про себя он шепотом, дабы никто его не услышал, добавил: — Надеюсь.

Город закончился быстро и менее чем через час они оказались на его окраине, где наткнулись на промышленное здание, стоявшее почти у самого берега.

Позади Юдичев разразился гневным:

— Сука!

Матвей заметил, как колесико от тележки, которую волочил Юдичев, покатилось к ногам Тихона. Лейгур успел подпереть накренивающийся статор коленом, аккурат тот своей тяжестью не перевернул за собой всю тележку.

— Ничего смертельного, просто крепление ослабло, — заключил он, нагнувшись и поглядев на ось. — Это был только вопрос времени, мы ведь его руками закрепляли. Может, есть у кого гаечный ключ? Тогда закрепим на совесть.

Матвей подошел к исландцу и помог придержать тележку.

— Каждый день таскаю в кармане для таких вот случаев, — сообщил Юдичев. — Тебе какой, рожковый? Накидной?

Только тот, кто впервые столкнулся с Максимом Юдичевым, мог не уловить его сарказма. Но все в группе уже давно привыкли к его острому языку, поэтому попустили его очередные язвительные слова мимо ушей.

Тихон подошел к Матвею и протянул ему колесо.

— Может, там чего найдется? — Мальчик указал на то самое большое здание слева от них, окруженное забором.

— Да, возможно стоит проверить, — согласился Матвей. — Без тележки мы статор далеко не увезем, надо бы…

Его прервал взволнованный голос Нади:

— Матвей.

Он обернулся к ней и заметил, как лицо ее побледнело словно молоко, а глаза уставились на обратный путь, по которому они пришли.

Матвей, как и все остальные последовали ее взгляду и напряженная тишина повисла над их головами.

Увиденное заставило сердце Матвея, впрочем, наверняка как и остальных, биться чаще.

В их сторону мчалась чёрным облаком мчалась Тень, на ходу отращивая черные как ночь лапы-копья и вытянутую пасть.

Собиратель не в силах оторвать от увиденного взгляда осевшим от ужаса голосом проговорил:

— Бежим… — Но немедленно вернув себе голос на этот раз закричал: — Живо, бежим, бежим!!!

Внеземной шум разорвал воздух, вселяя страх во все живое в округе.

Лейгур бросил тележку, она резко накренилась и вместе с накрытым брезентом статором рухнула на обломки асфальта. Послышался дребезжащий звук, словно разбилось десятки окон.

Но состояние статора сейчас волновал Матвея меньше всего.

Скрипнули ржавые ворота, обдав убегающих кислым запахом. Ноги застучали по наполовину утонувшему в земле бетону. Дышать все труднее и труднее, из-за подступившего к горлу страха.

Впереди выросло громадное здание цеха. Обширные следы коррозии и плесени сожрали фасад, в некоторых местах кладка кирпича обвалилась, оголяя внутренние конструкции здания. У широченных раздвижных ворот покоился грейферный погрузчик, издалека походивший на останки древнего мамонта, которые Матвею доводилось видеть на картинках в книге.

Тень была совсем близко, собиратель чувствовал это, но боялся обернуться, дабы убедиться лично.

— Туда! — Он указал на покрытую ржавчиной дверь и помолился Богу, лишь бы ее можно было открыть.

Бог услышал.

Дверь протяжно скрипнула, как страдающий от невыносимой боли старец, и впустила беглецов в затхлое, пропитанное гнилью и пылью помещение. Единственным источником освещения являлись широкие дыры и мелкие прорехи давно прохудившейся высокой крыши.

В местах куда падал свет, Матвей заметил кучи станков и конвейеров наряду с ленточными пилорамами, облаченное в густое одеяло из пыли.

Над головой послышался шорох крыльев. Потревоженные птицы устремились ввысь к свету, покидая свои укрытия, и Матвею оставалось только позавидовать их умению летать.

Шум Тени, этот чужеродный и неестественный звук теперь послышался у самого уха.

— Прячемся, — велел всем Матвей и схватил за руку Машу.

Все разбежались. Послышался щелчок курка — револьвер Дэна, что Матвей отдал Арине, но так и не забрал обратно, — а за ним скорые шаги, удаляющиеся вглубь цеха. Встречать Тень пулями не выйдет, у Матвея с собой была лишь винтовка с десятью патронами — комариный укус для этой твари, или вовсе бестолковая трата боеприпасов (он вспомнил рассказ Лейгура про то, как Тень ловко увернулась от череды выстрелов из его оружия).

— Что будем делать? — прошептала Маша, рука ее была мокрая от пота. Вдвоем они спрятались за громадным станком, походивший на кран.

Хотел бы и сам Матвей знать ответ на Машин вопрос. Что делать против этой твари не имея ни оружия, ни даже знаний, как с ней бороться? В прошлый раз им повезло улизнуть от нее, но теперь?

Он стал оглядывать помещение, пытался придумать план. Заметил Арину и Тихона, прячущихся за штуковиной, похожей на большой контейнер в дальней части цеха. Девушка держала револьвером наготове, но Матвей жестом велел ей и не пытаться использовать его. Арина кивнула и послушно опустила оружие. Лейгур и Юдичев спрятались за ящиками: исландец уже наложил стрелу на тетиву, а Юдичев держал в руке ржавый молоток. В шаге от них за конвейером пилорамы притаилась Надя, она держала двумя руками пистолет и ровно дышала, готовясь встретить неприятеля.

Матвею так ничего и не пришло в голову, когда дверь сошла с петель. По металлическому настилу раздалось множественное цоканье острых лап, а шум твари стих.

Собиратель приподнялся, но почувствовал как Маша вцепилась в ему в руку, безмолвно прося его не рисковать понапрасну. Он погладил ее по плечу, постарался убедить, что не будет лезть на рожон, и выглянул из-за укрытия.

Мерзляк передвигался по цеху, медленно и настороженно, совсем как выследивший добычу хищник. Лапы скрежетали по бетону, нутро издавало то самое шуршание, с каждой секундой звучащее на порядок ниже. Туловище существа удалось разглядеть получше: крупное брюхо цвета черного как сама ночь из которого торчали шесть по восемь лап; голова походила на наконечник стрелы — вытянутая и остроконечная, почти как у потрошителя. Из широченной пасти капала вязкая субстанция, оставляя жирные следы на полу.

Тень приближалась к контейнеру, за которым притаились Арина и Тихон.

Соображать приходилось как можно скорее. И вот взгляд Матвея зацепился за металлический лист, висевший над потолком. Он решил рассмотреть его поближе, сделал шаг влево и в блеклом свете, падающим из широкого окна, увидел большой куб из штабелей досок в прозрачной пленке, который удерживал крюк мостового крана.

Тут в голову ему и пришла идея.

— Оставайся тут, — шепнул он Маше и нежно погладил ее по плечу.

Маша кивнула и отпустила его руку.

Тем временем Матвей пригнулся и на корточках прошел вдоль ленты с пилорамой и подобрался к Наде. Стоявший рядом Лейгур и Максим слышали все, что он шептал ей:

— Видишь те доски с краном? — Взглядом он указал на свою находку.

Надя кивнула.

— Я заманю мерзляка под нее, а ты выстрелишь в цепь. — Матвей говорил это и надеялся, что звенья за эти года потрепались, проржавели, и одного точного выстрела будет достаточно. Именно поэтому он решил обратиться к Наде, как никак она лучший стрелок в их команде. — Главное, угадать момент.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — спешно прошептала Маша.

Матвей заметил, как Арина, прижав револьвер к груди, стала наклоняться дабы выглянуть из-за угла — роковая ошибка. Сделав это, она окажется в поле зрения мерзляка.

Действовать пришлось быстро.

Не мешкая, Матвей перепрыгнул через ленту и в мгновение ока ступил в центр цеха. Когда пришло понятие, что отступать некуда и сейчас вся его жизнь зависит от одного меткого выстрела, он мельком взглянул на Машу и увидел замерший ужас на ее лице. Мысленно он послал ей слова любви, а затем, обернувшись к чудовищу, что есть силы крикнул:

— Сюда!

Вытянутая морда Тени резко обернулась к нему, едва подобравшись к Арине. Пасть мерзляка распахнулась в жуткой и беззубой улыбке, а два остроконечных жвала угрожающее щелкнули.

Собиратель взглянул на Надю, она кивнула в ответ, подтверждая свою готовность. Этот мимолетный взгляд в её сторону стал его первой ошибкой.

Всю свою жизнь Матвей изучал повадки мерзляков и был прекрасно осведомлен об их не слишком высоком интеллекте. Как правило жуки действовали агрессивно, тупо бросаясь на жертву, делая упор на собственную силу или количество роя. Но Тень, это мерзкое детище генетической мутации, обладало совершенно иным складом ума, и благодаря ему обратила внимание на короткий взгляд Матвея в сторону конвейера.

Но когда Матвей понял это, понял, что просчитался, было уже поздно.

Тень издала пронзительный крик и устремилась на собирателя. Она оказалась в нескольких метрах от висящего над ней груза весом в тонну или больше, но внезапно изменила цель и резко прыгнула в сторону конвейера. От удара её лап тяжелая пилорама рухнула на мешки с опилками, которые обрушились прямо на голову Нади, похоронив её вместе с возможностью обрушить доски на мерзляка. Однако эти же мешки уберегли её от жвал Тени, так как существо не стало добираться до женщины и вновь переключило своё внимание на изначальную жертву.

Матвей стал оглядываться по сторонам в поисках убежища, но все без толку — Тень устремила жаждущий взгляд своих фасетчатых глаз, и куда бы он ни побежал, эти глаза устремятся за ним.

Он стал отступать, пока спиной не нащупал кирпичную стену.

Вот и все.

Стрела блочного лука разорвала воздух и с глухим щелчком ударилась в брюхо, беспомощно отскочив в сторону. Следом просвистела еще стрела, но и та не смогла пробить толстый панцирь.

— Не приближайся к нему, тварь! — Маша бросила разломанный кирпич, метко угодила в лапу мерзляка, но той хоть бы хны.

Внезапно жук странно хлюпнул и между его жвалами, в сопровождении омерзительного, чавкающего звука образовалась дыра. Острая как игла конечность, покрытая вязкой субстанцией, появилась из утробы чудовища и задрожала от предвкушения. Матвей вспомнил, что именно эту странную трубку он видел тогда, в полутьме бассейна, приняв ее за лапу твари.

Именно этой штуковиной она оплодотворяла собранную ей падаль.

— Эй, таракан-переросток! — Голос Юдичева эхом разнесся по большому цеху. — Я тебе случаем не рассказывал, до чего приятно было давить одного из твоих выродков, а?

До сих пор так и не смог привлечь внимание Тени, но только не Юдичев. Услышав его голос, а после и увидев, трубка мерзляка скользнула внутрь, и белые глаза обратились к капитану «Тумана». Тот держал кирпич над головой, а когда убедился, что тварь смотрит в его сторону, ударил им об пол, расколов его надвое.

— Вот так я его и прикончил, раздавил и оставил черное пятно. — И в своей манере добавил: — Еще и помочиться на него успел!

Нечто странное творилось с Тенью. Из ее пасти вырывались странные звуки, походившие на визг. Она не смотрела даже на Лейгура, держащего ее на прицеле лука и Машу, держащую в руках фомку. Даже Тихон, пытающиеся вытащить Надю из-под мешков не заострял ее внимание так, как Юдичев.

Черт подери, она понимает, о чем он говорит, мысленно предположил Матвей и ужаснулся от собственного вывода.

Внезапно Тень сорвалась с места и бросилась на Максима. Лапы заскрежетали по полу, а яростный рёв вырвался из нутра.

— Давай! — заорал вдруг Юдичев и прыгнул в сторону.

Оглушительное эхо выстрела волной пролетело по цеху, а с ней и звякнула старая, проржавевшая цепь. Звенья лопнули и платформа с кучей досок грохнулась прямо на Тень. В воздухе повисло громадное облако пыли, режущее глаза, затем послышался кашель, скрипнул мостовой кран.

Стоило пыли осесть, как Матвей увидел стоящего возле опрокинутого груза Юдичева.

— Жучье поганое, — он харкнул на выпирающую под платформой пульсирующую конечность.

Позади Юдичева, широко расставив ноги, стояла Арина. Ствол револьвера ходил ходуном, ее руки тряслись, а большие карие глаза смотрели на кусок разорванной цепи, покачивающейся высоко над потолком.

— Меткий выстрел, — обернувшись через плечо, похвалил ее Юдичев.

Арина одобрительно кивнула и даже одарила его легкой ухмылкой.

Матвей не сразу вспомнил, как он отдал ей револьвер еще в то утро, перед тем, как они расстались возле Огорелышей, а он отправился на охоту. Все это время пуля хранилась в барабане, дожидаясь Арины Крюгер и ее, возможно, самого важного выстрела за всю жизнь.

Юдичев обернулся к Матвею:

— Советую тебе не привыкать, Беляев. Считай это мой тебе должок за медведя.

— Эй, помогите нам! — Лейгур помогал Тихону разбирать мешки, которыми завалило Надю.

Все побежали на выручку и через несколько секунд освободили прогрессистку. На ее лбу зияла глубокая царапина, на шее остался синяк. К счастью, она оказалась в сознании и рука ее перво-наперво потянулась к животу.

— Ты ранена? — спросила Маша, касаясь её ладони.

— Нет, всё в порядке… — Она подняла голову и увидела опрокинутый груз. — Мерзляк? Он…

— Мёртв. — Юдичев похлопал Арину по спине. — У нас тут завелся целый снайпер.

Надя взглянула на Арину, и склонила голову в знак уважения. С губ ее просились слова и она была хотела их произнести, как ее прервал голос Лейгура:

— Не будем делать поспешных выводов. — Исландец стоял возле платформы с досками, под которой издавался приглушенный шум.

Кажется, с Тенью еще не было кончено.

— Надо уходить, — велел Лейгур, отходя к ним, — и как можно скорее.

— Зачем? Прикончим тварь до конца! — возмутился Юдичев, не веря собственным ушам.

— И как ты собираешься это сделать? — Исландец подобрал стрелы, отскочившие от хитина пришельца. — Ногой запинаешь, или добьешь своими угрозами? У нас нет патронов, а даже если и были, толку от них, по всей видимости, нет, раз ее даже не прикончил груз весом в тонну.

— Проклятье, — выругался Максим и шаркнул подошвой бетонный пол. — Сука живучая.

— Возможно, это какие-то предсмертные звуки? — Тихон обратил на себя внимание остальных. — Как у тюленей? У нас на станции когда забивали парочку, они тоже перед смертью издают вой… жуткий такой.

— Может быть, — на этот раз сказала Арина, — но отодвигать эту штуку и убеждаться сдохла эта тварь или нет я не намерена.

Матвей сказал свое слово:

— Согласен с Лейгуром, давайте убираться отсюда, да поживее.

Тихон помог встать Наде, она отряхнулась от пыли и грязи и стала рыскать среди мешков.

— Надо найти пистолет…

Матвей схватил ее за руку.

— Забудь о нем, пошли.

Глава 15
Чистилище

Колесо тележки закрепили на оси плоскогубцами, которые Тихон нашел в цеху, и как можно скорее отправились в путь.

Первое время все молчали, явно стремясь поскорее уйти от этого места. Шли спешно, почти бегом, останавливаясь лишь на короткие передышки, чтобы дождаться Лейгура и Матвея, вдвоем тащивших тележку со статором. Так продвигались около десяти километров, пока не выдохлись и не перешли на быстрый шаг. Первой прервала вынужденное молчание Маша:

— Скажите, я схожу с ума, или кто-то из вас тоже заметил, как мерзляк отреагировала на Юдичева?

Ответом ей послужило молчаливое согласие.

Матвей нагнулся, приложил ладони к ноющим коленям и произнес:

— Полагаю, это все заметили.

Юдичев сплюнул и посмотрел за спину. Тень волнения накрыла его лицо.

— Это… это же… — Маша присела на край тележки и задумчиво уставилась в одну точку. — Вы понимаете, что это может означать?

— Только не говори мне, что эта тварь испытывает чувство мести. — Юдичев снял шапку и провел ладонью по взмокшим от пота волосам.

Маша подняла голову, посмотрела на него и Юдичев все понял по ее взгляду.

— Не неси чуши! Это всего-навсего тупой жук, выглядит только иначе.

Ученая поднялась на ноги и возразила:

— Тупые жуки не будут отвлекаться на слова про убийство их выводка, а уж тем более их понимать. Только существо с когнитивными функциями способно…

— Все, хватит! — прервал ее Юдичев, в его голосе прозвучало волнение, которое он тщетно пытался скрыть. — Надоело выслушивать все эти понятные только тебе научные термины. — Он схватился за ремень тележки и поволок ее за собой. Уходя вперед, он добавил: — Видно, я просто умею выводить из себя не только людей, но и мерзляков. Природный талант!

Провожая уходящего дальше по трассе Юдичева, Матвей спросил у Маши:

— Хочешь сказать, Тень преследовала нас все это время? Чтобы отомстить?

Маша кивнула, ее губы поджались.

— Не нас, а Юдичева. По крайне мере, ее поведение явно указывает на это.

— То есть она поняла, что он сказал ей? — спросила Арина.

— Не знаю. Возможно существо поняло это каким-то иным образом, по голосу, запаху, внешности…

— Тени не было рядом, когда Юдичев прибил одного из ее детенышей, — добавил Матвей, вспоминая ту страшную ночь, — она не могла узнать всего этого.

— Тогда… — Маша устало выдохнула и расстегнула верхнюю часть куртки от подступавшей духоты. — Тогда я ничего не понимаю.

Ушедший уже на полсотни шагов Юдичев окликнул их:

— Ну вы там идете или как⁈

— Да, надо идти, — согласился Матвей и посмотрел на Машу. — Будем надеется, что все же это тварь сдохла и нам ничего не угрожает.

Прошло несколько часов. Они продвигались вперед, стараясь не останавливаться дольше необходимого. Время от времени кто-то из группы оглядывался назад, будто ожидая увидеть там темный силуэт с острыми конечностями. Но дорога впереди оставалась пустой, и лишь тени старых деревьев и ржавых конструкций мерцали на горизонте.

Когда дорога вновь приблизилась к берегу Белого моря, они наткнулись на десятки ржавых автобусов, перевернутых и лежащих днищем вверх в кюветах. Один из них выглядел так, словно изнутри его разорвала бомба и основательно покорежила. Подойдя ближе, они обнаружили останки людей в салоне, погибших тридцать лет назад. Скелеты лежали среди разорванных и наполовину истлевших остатков одежды.

— Я узнаю эти автобусы, — произнесла Надя, коснувшись глубокой борозды в металлическом корпусе, оставленной мерзляком. — На них переправляли беженцев в зону эвакуации, к порту Архангельска. — Ее пальцы скользнули по холодному металлу. — Я ехала в похожем вместе с матерью и сестрой.

Матвей как не старался, так и не смог вспомнить ни одного похожего автобуса с того ужасного дня. Он вообще мало чего помнил, за исключением убитого горем отца, постоянно кусающий свой кулак, и нескончаемой суеты моряков, готовивших к отплытию гигантский контейнеровоз.

Он взглянул на небо, где солнце, спрятанное за серой пеленой облаков, почти достигло зенита.

— Надо идти, совсем скоро начнет темнеть, — сказал он и взглянул на сворачивающую в сторону востока дорогу, удаляющуюся дальше от берега.

— Может, пройдем чуть дальше и перекусим? — предложил Лейгур.

— Нет, — решительно и без промедления ответил собиратель. — Будем идти до самой ночи, только потом отдохнем, и сразу пойдем дальше. Если все пройдет хорошо, то завтра к полудню мы должны быть на месте.

Все устало вздохнули, но никто не стал спорить.

Когда трассу окутали сумерки, и каждый шаг по старому асфальту отзывался тягучей болью в сухожилиях, Матвей, желая отвлечься, начал насвистывать любимую мелодию, услышанную много лет назад в «Берлоге». Он сам не заметил, как свист перешел в пение, и пробормотал первый куплет:

Путь далек и полон тишины,

Лунный свет ласкает небеса.

Путник, одинокий в эту ночь,

Ищет свет, что скрыт за пеленой.

Неожиданно песню подхватил Юдичев, идущий рядом:

Впереди лишь мрак и неизвестность,

Сколько тайн скрывает ночь.

Путник, веря в сердце и надежду,

Свой найдет заветный светлый луч.

Подошвы ботинок зашуршали по земле, вторя грустным и измученным голосам.

Матвей и Максим переглянулись, к обоим прикоснулась дрожащая улыбка.

Уже вместе они запели вновь:

Тени прошлого легли на путь,

Сколько раз он падал и вставал.

Но в глазах горит огонь живой,

Каждый шаг он делает вперед.

К ним присоединился Тихон, а с ним и Маша, взявшая мальчика за руку. Их голоса отставали, отчего слышалось подобно эху:

Звезды шепчут сказки о любви,

Песня ветра убаюкает.

Среди тысячи дорог и троп,

Он найдет ту, что ведет домой.

Небо тихо плачет под луной,

Слезы дождь роняет на пути.

Путник, в сердце бережет тепло,

Знает, что найдет он свет в ночи.

Здесь и остальные не остались в стороне. Арина, Лейгур и Надя тоже стали частью песнопения, и прежде тихий вечер разразился голосами живых:

Впереди лишь мрак и неизвестность,

Сколько тайн скрывает ночь.

Путник, веря в сердце и надежду,

Свой найдет заветный светлый луч.

И пусть путь его тернист и долог,

Сквозь метель и бурю он пройдет.

Путник, веря в свет своей надежды,

Свое счастье, мир и дом найдет!

— Держи ее! — раздался крик мальчика.

Лейгур успел подхватить Надю, едва не упавшую головой на асфальт. Матвей только успел заметить, как её тело обмякло, словно все кости в нём исчезли, и медленно начало падать.

Группа окружила Надю, лежавшую головой на коленях исландца; она до сих пор бормотала себе под нос строчку про путника.

— Надя? — Маша склонилась и потрогала ее лоб.

Последние слова песни про счастье сорвались с её губ, и она посмотрела на Машу так, словно видела её впервые. Затем её глаза закрылись, и голова упала набок.

— Что с ней? — перепуганным голосом произнесла Арина и взяла Надю за ладонь обеими руками. — Она.?

— Нет, — резко ответила Маша и коснулась Надиной шеи, — просто потеряла сознание.

— Это все дорога, мы идем без остановок с самого утра, — проговорила Арина. — Матвей, нам пора сделать привал.

Как бы ни хотелось говорить это Матвею, но он был обязан:

— Мы не можем.

— Но Надя…

— Я понимаю, но нам нельзя останавливаться ни в коем случае! Видишь эти рваные облака? — Он указал на небо. — Это означает, что мерзляки могут оказаться здесь уже послезавтра, а может и того раньше.

— И что тогда, мы бросим ее здесь? Ты это предлагаешь?

— Конечно же нет… Черт! — Матвей отошел в сторону и стал думать как поступить. Положить ее на платформу со статором? Возможно, но тогда волочить тележку придется вдвоем, а это убьет не только кучу сил, но и времени. Соорудить носилки? Ох, это прикончит времени еще больше.

— Я понесу ее, — раздался позади голос исландца.

Матвей обернулся, как громом пораженный. Глаза остальные посмотрели на Лейгура с пронзительной тревогой.

— Ты… уверен? — Матвею с трудом верилось, что Лейгур сможет нести её на себе, даже учитывая его, без сомнения, медвежью силу.

Исландец сдвинул лямки рюкзака с плеч Нади и передал его Маше, после чего поднял бесчувственное тело, прижав к груди.

— Справлюсь, — ответил исландец со спокойствием человека, которому предстояло нести небольшой чемодан, а целого человека.

Темная ночь опустилась на их головы, и ко всем прочим неприятностям добавилась непроглядная тьма, разбавляемая слабым свечением Луны. Задул ветер, стало холоднее, но оттого не менее опаснее: где-то вдали выли волки, а лес порождал несметное количество звуков, среди которых — Матвей молился на это — пока еще не слышалось щелчки мерзляков.

Поскрипывало колесико тележки, слышалось утомленное дыхание и тягучая зевота. И, казалось, этому дню не будет конца.

Матвей постоянно оглядывался за плечо и проверял, как там Лейгур. Тот держался молодцом, но и его постепенно покидали силы: веки слипались, тело покачивалось, а затекшую руку, придерживающую Надину спину, он то и дело поправлял. Матвей нарочно не отходил далеко от исландца, готовясь в случае чего перехватить его трудную ношу.

Как-то незаметно рядом с ним очутился Тихон. Парень шел склонив голову и дремал на ходу. Потом он вдруг резко очнулся, встряхнул головой и поглядел на Матвея.

— Эта дорога никогда не закончится, да? — спросил Тихон хриплым голосом.

Голос мальчика казался ему голосом из сна.

— Закончится, — ответил ему Матвей, всматриваясь в непроглядную тьму, — обязательно закончится. — Он говорил это Тихону, но глубоко внутри пытался убедить самого себя в правдивости сказанного.

— Отец Морган на одной из своих проповедей как-то рассказывал нам про место, которое называют чистилище, — продолжал мальчик, шаркая ботинками по асфальту.

Идущий перед ними Юдичев фыркнул:

— Бандит, читающий проповедь… — он оглянулся на парня с ухмылкой на лице, — ну не анекдот ли?

— Это тот самый предводитель вашего Братства? — уточнил Матвей.

Тихон кивнул.

— Он рассказывал, что после смерти человек попадает не в рай или ад, а именно в чистилище. Там, по его словам, души скитаются, пока не искупят свои грехи. — Тихон говорил тихо, но с каким-то странным спокойствием в голосе. Иногда я думаю, что мы уже давно в этом чистилище, еще с того дня, как не стало Вадима Георгиевича. Мы все бредем и бредем, и конца нашему пути нет. — Он остановился, и Матвей обернулся, чтобы посмотреть ему в глаза. — Может быть, мы уже давно умерли, а наши души просто не могут найти покоя?

Юдичев снова оглянулся, но на этот раз его лицо было серьезным. Он подошел к мальчику и ущипнул его за плечо.

— Ай! Ты чего? — возразил парень.

— Больно тебе?

— А ты как думаешь?

— Значит никакой ты не покойник. Покойники боли не чувствуют. Они вообще ничего не чувствуют, если ты вдруг не знал.

Юдичев вдруг резко замолчал, и в его взоре, отчего-то обращенный к мальчику, промелькнуло странное озарение, понятное лишь ему одному. Серые глаза, поблескивающие в свете луны, обратились к Матвею.

— Ты в порядке? — спросил его собиратель.

— Да, — каким-то скорбным голосом ответил он, отмахнулся и пошел дальше. — Забей.

Тихон нахмурился, потирая плечо, где остались следы от пальцев.

— Юдичев прав, Тихон. До тех пор, пока мы чувствуем боль, мы живы. И это значит, что у нас есть шанс. — Он посмотрел вперед. — Мы выберемся отсюда, обязательно выберемся. Вот починим ветряк, зарядим браслеты, заполним электричеством носители, а там придумаем как и до корабля добраться.

— Ты правда в это веришь? — спросил его Тихон.

— Верю, — ответил собиратель и голос его дрогнул, но лишь слегка.

Они сделали первый привал за несколько часов до рассвета.

Матвей и Юдичев из последних сил разожгли костер, пока остальные, валясь с ног от усталости, стали дремать. Вскоре к ним присоединился и Максим. Его громкий храп не разбудил ни единой души.

Сон пытался сковать Матвея, утяжелял его веки, и он порой отключался на несколько минут, но затем снова бодрствовал. Страх перед грядущим потеплением не давал ему заснуть, а истощенный разум все чаще подшучивал над ним, заставляя слышать скребущие по асфальту когти и частые щелчки.

Пробудившись от очередного забытья, он увидел стоящего на трассе Йована. Мертвец не шевелился и смотрел в сторону востока; там, среди неба стал просачиваться блеклый свет восходящего солнца.

Матвей хотел окликнуть его, но почувствовал, как рот ему зажала невидимая рука, не давая выдавить ни звука. Попытки сопротивляться оказались бесполезными: руки и ноги, как и всё тело, больше ему не подчинялись. Единственное, что оставалось под контролем Матвея Беляева, — это его воспаленный разум, подобный тайфуну, который пожирал всё на своём пути смертоносной воронкой. Однако иногда он выплёвывал обрывки воспоминаний, и те холодным эхом раздавались в голове собирателя:

«Там, по его словам, души скитаются, пока не искупят свои грехи. Может быть, мы уже давно умерли, а наши души просто не могут найти покоя?»

«Забота о собственной шкуре и безразличие к другим помогло и помогает мне до сих продолжать дышать, Беляев.»

«Видишь ли, в медицине существует такая процедура, как кровопускание…»

«Надеюсь, теперь ты понимаешь, Матвей, как важна эта экспедиция?»

«Не смей меня больше оставлять! Слышишь? Не смей!»

«Это ничего не меняет, Матвей. Ни хрена не меняет, понял ты меня⁈»

Матвею хотелось кричать, заставить их умолкнуть. Но даже если бы он обрел голос, в ядре этого тайфуна он оставался бы лишь жалкой песчинкой.

Лицо Йована склонилось над парализованным телом Матвея, глаза покойника смотрели на него с безразличием. Капля крови из его смертельной раны капнула на лоб собирателя, и он пробудился.

— Все хорошо, Матвей, все хорошо, — ласковый голос Маши убаюкал его и снова погрузил в небольшую дрёму.

Когда Матвей проснулся, верхушка солнца прорезала горизонт и медленно вырастало из-под земли.

— Как ты? — Арина сидела возле костра и настороженно посмотрела на него.

Поднимаясь, Матвей почувствовал рядом с собой Машу, крепко спящую рядом с ним. Ее рука лежала на его животе.

— Она не отходила от тебя, когда с тобой это произошло, — Арина кивнула на Машу и веткой растормошила угли костра.

— Что произошло? — спросил Матвей, осторожно убирая руку Маши.

— Она назвала это сонным параличом.

Матвей поднялся на ноги желая только одного — узнать, не потерял ли он способности ходить. Икры пронзило тысячи игл, сделав ему больно, и на душе отлегло.

Покойники боли не чувствуют.

— Сонный паралич, значит… — Матвей снял с себя куртку, укрыл ею Машу и сел подле Арины. — Врагу не пожелаю.

Оглядевшись, он заметил как остальные по-прежнему спали.

— Ты спала?

— Немного.

Ее рука потянулась к рюкзаку.

— Я провела небольшую ревизию, — сказала она спокойно, хотя её дрожащие руки выдавали страх, — и посчитала все имеющееся при нас запасы. — Она посмотрела на него, ее глаза сверкнули золотом костра. — Матвей, тот выстрел в цеху был последним. У нас больше нет ни одного патрона. Если мерзляки нападут, мы не сможем дать им отпор.

Матвей положил руку ей на плечо и прижал к себе. Он не хотел говорить о патронах и мерзляках, не сегодня, только не в это утро.

— Помнишь, как мы тебя искали всей станцией?

Арина с интересом посмотрела на Матвея, явно не понимая, к чему он клонит.

— Тебе стукнуло тогда четыре года, совсем кроха, — продолжил Матвей с легкой ухмылкой на лице. — В те года твой отец не вылазил из своей мастерской, изучал тогда еще никому не известные первые модели ваттбраслетов, привезенных с Чжуншаня. Пытался работой заглушить горе от утраты твоей матери.

Арина обратила взор на огонь, словно его языки показывали картину тех лет.

— Да, я помню те дни, хоть и смутно… — прошептала Арина и посмотрела на Матвея. — Но вот что касается поисков меня, ты уверен, что подобное было?

— Конечно уверен, ведь я один из немногих, кто искал тогда тебя и по итогу нашел. — Собиратель одной рукой стал растирать затекшие ноги. — В тот день твой отец в очередной раз засиделся в мастерской, а когда вышел — тебя и след простыл. Ты оставила только записку большими печатными буквами на клочке бумаге: ПОШЛА ИСКАТЬ МАМУ В РАЮ, СКОРО ВЕРНУСЬ. — Снова улыбка наползла на его лицо. — Написано без единой ошибки.

Арина улыбнулась уголком рта.

— Мы почти было бросились обыскивать всю станцию, пока твой отец вдруг не вспомнил, как прошлым вечером рассказывал тебе про то, что твоя мама теперь в Раю. По счастливому совпадению Курт также заметил отсутствующую на стене карту со станциями Антарктиды. Одна из них, ближайшая к нам, называлась…

— Рай, — докончила за него Арина, задумчивым голосом. — Одна из бывших туристических станций на заливе Прюдс.

Матвей кивнул.

— Именно туда ты и навострилась, на восточный берег Антарктиды к станции Рай, искать маму. Как только мы это поняли, твой отец собрал группу и они на вездеходе отправились прочесывать все вокруг «Востока».

— Странно, я совершенно этого не помню, — произнесла Арина. — О чем я только думала… Отец, наверное, места себе не находил.

— Ты была всего лишь ребенком. В таком возрасте детям свойственно воспринимать все буквально.

Арина задумалась, её взгляд устремился в сторону леса, словно пытаясь уловить смутные образы из прошлого.

— И что было дальше? Как ты нашел меня?

— Это произошло случайно. Я должен был отправиться с другой группой на твои поиски, но у нас не оказалось раций. Я вспомнил, что у нас хранилась парочка на складе и отправился туда. И вот я захожу внутрь, а там ты, одетая в три куртки, ну вылитая луковица! И ходишь косолапой походкой среди полок с деловитым видом, выбираешь между пеммиканом и засушенной рыбой, отбирая провизию для своего похода.

Арина улыбнулась.

— Положила все это мясо в подзавязку набитый рюкзак, куда уже успела уложить любимого плюшевого медведя, книжку с картинками и даже целый фонарь, при учете, что на улице стоял полярный день.

— Видно, я и впрямь надеялась по пути до Рая отыскать местечко, где можно было бы почитать и поиграть с медведем, — тихим голосом произнесла она.

Матвею представилась, как маленькая девочка сидит на заснеженном льду с книжкой в руке: удивительное и страшное зрелище.

— Помню, я в тот день понял одну вещь. — Он задумчиво смотрел в огонь. — Не стоит пугаться раньше времени, потому что страх туманит рассудок, и заставляет тебя вытворять глупые вещи. Совсем как твоего отца, который в тот день поддался страху и почему-то решил, что четырехлетняя девочка и впрямь ушла за территорию станции в заснеженную пустыню.

Арина хранила молчание. Ее голова упала ему на плечо. Он подумал: быть может, она обдумывает его слова? Или его рассказ о прошлом настолько ее утомил, что умудрился склонить ко сну.

— Поспи немного, время еще есть. — Его рука стиснула ее хрупкое плечо чуть крепче. — Мы выдвинемся с первыми лучами, совсем скоро.

Надя пришла в себя как только Лейгур вновь попытался взять ее на руки. Она стала брыкаться, глаза ее пропитались ненавистью при взгляде на исландца, но услышав, как тот пронес ее на своих руках весь минувший вечер, сдержанно извинилась перед ним. Сдержанно лишь потому, что до сих пор думала, будто он убийца маленькой девочки.

Матвей знал: рано или поздно все они должны услышать правду о Лейгуре Эйгирсоне. Но произойдет это позже, когда они окажутся в безопасности, хотя бы ненадолго.

Им предстоял еще один рывок. Последний день их путешествия к Северодвинску, городу, где может решиться их судьба.

Яркие лучи прорезали облака и солнце, во всем своем величии, медленно поднималось над горизонтом. Яркое, теплое, оно несло своим светом жизнь и смерть.

Отведенное холодным фронтом время подошло к концу.

Глава 16
ВЭС «Комета»

Первым заметил ветряки Тихон. Его хриплый голос неожиданно стал звонким, а усталость после долгого пути исчезла без следа. Почти прыгая от радости, он указывал в сторону западного берега Северодвинска, к границам которого они подошли.

— Глядите! Вон они! Вон!

Гигантские столбы безлопастных ветрогенераторов издали напоминали сотни маяков, стоявших на одинаковом расстоянии друг от друга. Некоторые из них, не более десяти штук (столько удалось разглядеть Матвею) не выдержали проверку временем и лежали на земле, но большинство из них вроде бы стояли крепко и надежно.

Вроде бы.

И все же из всех этих ветряков им нужен был всего один, сохранившийся лучше прочих. Его еще предстояло найти среди этой рощи столбов, установить внутрь статор, и заставить его заработать вновь спустя столько лет.

— Отсюда до них километр-полтора, — заключил Лейгур с прищуром всматриваясь в берег.

Льды Белого моря, которые они видели еще на подходе к Онеге, теперь превратились в тонкую ледяную пленку. Матвей заметил эту перемену, как и особенно яркое сегодняшнее солнце, заставившее их расстегнуть куртки и снять шапки.

Чутьё — а оно никогда не подводило Матвея Беляева — кричало ему, что времени у них осталось совсем мало. Теперь на счету была не каждая минута, а, возможно, каждая секунда.

— Поторопимся, — велел Матвей. Он не присоединился к остальным радостным улыбкам, поскольку понимал, как много им еще предстоит сделать.

Трасса вела вдоль железной дороги, на рельсах которой стояли десятки ржавых вагонов. Возле моста, ведущего в город, они наткнулись на колонны танков и БМП. Здесь же были мешки с песком, пулемётные гнезда и множество человеческих останков, облаченных в обрывки солдатской униформы.

Увиденное очень походило на встреченное ими на подходе к Москве месяц назад.

— Матвей, я тут вдруг поняла… — раздался взволнованный голос Маши. Она заставила себя смотреть прямо и не рассматривать трупы солдат, защищающих город много лет назад. — Если Арине удастся починить один из ветряков, то где мы найдем батареи для хранения электричества?

— Я надеюсь найти батареи там же, где их находят все собиратели, — ответил Матвей и обернулся к ней, — на территории электростанции.

— Откуда ты знаешь, что они будут там? — спросила Арина.

Матвей едва не наступил на уже расколотый череп. Его нога замерла в паре сантиметров, прежде чем он вовремя заметил останки и ступил ногой на асфальт.

— До Вторжения, — начал он, — большинство батарей хранилось на складах рядом с ВЭС, чтобы сразу заряжать их добытым из ветряков электричеством. Большинство известных мне складов уже давно обчистили. Но, поскольку сюда собиратели никогда не заплывают, я надеюсь найти склад рядом со станцией, до верху наполненный пустыми батареями. Мы отыщем те, что лучше всего сохранились, и зарядим их добытым из ветряка электричеством. — Он оглянулся на Юдичева: — Максим, сколько таких батарей нужно, чтобы твой «Туман» добрался до Ледышки?

— Пяти-шести хватит, но лучше еще две на прозапас взять, — ответил капитан.

— Значит, зарядим десять, — подытожил Матвей.

— Все это, конечно, замечательно, — послышался усталый женский голос, — но я так и не понимаю, как все эти батареи мы переправим обратно к Приморску? Две такие весят как вся эта железяка. — Надя кивнула на статор, который вёз за собой Лейгур. — А мы должны взять с собой десять. Пешком обратный путь займет у нас по крайне мере месяц, которого у нас точно нет.

Волнение стиснуло грудь Матвея. Он выдохнул и ответил:

— У нас нет иного выбора, кроме как попытаться оживить один из электромобилей. — Они как раз проходили мимо одного такого, гражданского легкового электромобиля. У машины отсутствовали двери, колеса спущены, фары выбиты, белая краска стерлась, сменившись ржавчиной. Двигатель такого точно не починить. — Домкрат упоминал про военную технику, в которых аккумуляторы более живучи. Здесь таких много, как видите, город держал оборону. Если мы как следует прочешем город…

Матвей внезапно замолчал, потому что перестал верить собственным словам. Починить одну из этих проржавевших железяк казалось ему гиблым делом, даже будь с ними Домкрат. Все эти электромобили и военная техника давно превратились в хлам, источающий только кислый запах смерти и разложения.

Собиратель знал, что их путь только начинается. Им предстояло идти дальше, как можно дальше на север, в надежде пережить грядущее лето и молиться, чтобы в этом году оно оказалось прохладнее. Он смирился с этой горькой правдой еще тогда, на том заводе, когда поделился с остальными своим планом, дав им надежду на спасение, в которой они все так нуждались.

Ему еще предстояло рассказать им горькую правду, но он сделает это после того, как они добудут электричество и выживание в суровой тайге станет хоть немного легче.

Сейчас же оставалось только поддерживать ложь о грядущем спасении.

— В любом случае, — продолжил Матвей, собравшись с силами, — сперва надо раздобыть электричества, а уж потом думать о ремонте машин.

На входных воротах висела потертая табличка с названием ВЭС «Комета», от которой в обе стороны тянулся сетчатый забор, дребезжащий под усиливающимся ветром. Они зашли на КПП, поочередно перепрыгнули через турникет и вскоре оказались на территории электростанции.

За свою собирательскую деятельность Матвей успел повидать достаточно ВЭС, и «Комета» оказалась ни чуть не меньше большинства. Вполне возможно она снабжала электричеством не только Северодвинск, но и все ближайшие поселки, коих они на пути до сюда увидели достаточно.

Прошли несколько административных зданий, совсем небольших, в три этажа, и вскоре вышли к полю с ветряками, тянущемуся до самого побережья.

Сердце Матвея застучало сильнее.

— Неужели добрались, — выдохнула Маша и села на бетонный обломок, один из немногих, отвалившийся со временем от зданий рядом.

— Добрались, — подтвердил Матвей. Глядя на столбы ветряков, ему все казалось, будто это очередной сон.

Собиратель обернулся к остальным.

— Ладно, давайте сделаем то, за чем пришли. Лейгур, Максим, сходите проверьте те склады и найдите батареи. Остальные пойдем к ветрякам, поищем подходящий. — Он взял тележку со статором. — Встретимся здесь, и старайтесь не расходиться.

— Ну что, детина, — Юдичев хлопнул исландца по спине, — пошли на склад?

Холодный взгляд Лейгура на Максима без единого слова дал понять тому, чтобы тот больше не хлопал его по спине. Никогда.

Оба они отправились в сторону здания, похожего на ангар. Остальные вышли в поле.

Матвей пропустил Арину вперед.

— Смотри внимательнее, — сказал он ей, — может, и ходить далеко не придется, и целехонький найдется рядом.

— Они такие здоровенные. — Тихон запрокинул голову, разглядывая остроконечную верхушку ветряка высотой с пятиэтажный дом. — У нас на островах совсем маленькие.

Идущая рядом Маша ответила:

— Ты еще не видел те, что стоят у нас на «Прогрессе». В два раза выше этих, если не больше.

— Врешь, — возразил парень.

Тем временем Арина направилась в сторону ближайшего ветряка.

— Зачем мне тебе врать? — продолжала Маша. — Да вон хотя бы Надю спроси. Скажи же, Надь?

— Не знаю, не помню, — ответила она устала, прижимая руку к животу.

Маша заметила, что Надя не была настроена на беседу и вновь обратилась к Тихону:

— Как вернемся на Ледышку, я тебе обязательно покажу наши ветряки, у нас таких десять штук.

Пальцы Арины обхватили ручку технической дверцы и она потянула ее на себя.

— Помогите мне, — после нескольких неудачных попыток попросила она.

Матвей передал ремни от тележки Маше и подошел к Арине. Вместе они крепко обхватили ржавую ручку и силой потянули на себя. Раздался тягучий скрип, в нос ударил запах кислого железа. Несколько совместных рывков, и в образовавшийся проход проник солнечный свет, рассеявший многолетнюю тьму внутри ветряка.

Арина зашла первой.

— Матвей, посветишь?

— Не получится, — с досадой ответил он. — Последние ватты мы потратили на костер прошедшей ночью.

Зайдя следом, Матвей прочувствовал давящую тесноту круглых стен.

— Тогда отойди от прохода, пусти свет, — попросила Арина, вглядываясь в потемки.

Матвей выполнил просьбу и отошел в сторону.

Прошла мучительно долгая минута, прежде чем Арина вышла к ним.

— Ну, что там? — не выдержав, спросила Маша.

Арина бросила взгляд на остальные ветряки.

— Внутри пусто, — ответила она.

— Что значит пусто? — Матвей вгляделся во мрак внутренностей ветряка.

— В прямом. Там нет альтернатора с которым должен взаимодействовать наш статор, ни даже панели управления для его настроек. Один только опорный вал для поддержки мачты, вон тот здоровенный шест, видите?

Матвей и остальные разглядели проблеск толстого шеста, установленного в центральной оси ветряка и тянущийся до самой его вершины.

— Что еще за альтернатор? — задала вопрос Надя.

За Арину ответил Матвей:

— Это сердце ветряка, без него наш статор как припарка покойнику.

— Не понимаю, — в голосе Нади слышалось нарастающее раздражение, отчего-то обращенное к Матвею, — почему мы только сейчас узнаем про этот самый альтернатор, или как там его? Судя по всему, ты знаешь, что это за штука.

— Знаю, потому что видел ее много раз в других ветряках. В подобных, например, — он указал на поле с ветряками, — эта хреновина весит полтонны, а ведь ее еще демонтировать надо и погрузить на судно — непростая задача. Большинство собирателей альтернаторы не трогают, уж слишком много возни, вот и приходится извлекать один лишь статор, если тот хорошо сохранился.

Арина скрестила руки на груди и добавила от себя:

— В современных на то время ветряках, как мне известно, альтернатор устанавливали вместе с ветряком, монтируя его у основания. А вот статор же, поскольку не был столь долговечным, как альтернатор, сконструировали так, чтобы при необходимости его можно было заменить без лишних хлопот и продолжить работу ветряка.

— Может здесь не успели установить альтернатор, когда ставили этот ветряк? — предположил Матвей. — Давайте проверим остальные.

Они подошли к следующему ветряку, открыли дверь и зашли внутрь.

— То же самое, — в голос Арины примешалось волнение, — ни альтернатора, ни панели управления, только вал.

— Ладно… — Матвей почувствовал как его руки затряслись. — Давай к следующему.

Следующие полчаса они проверили порядка двух дюжин ветряков, — около половины из всех имеющихся на этой ВЭС — но везде натыкались на один лишь одинокий шест толщиной с молодое дерево, стоящий внутри ветрогенератора. Когда настала очередь для проверки очередного столба, к ним подошли Юдичев и Лейгур.

— Ну? — Матвей умоляюще взглянул на них. — Нашли что-нибудь?

— Только это. — Юдичев бросил ему под ноги поврежденную батарею, один в один схожей с теми, которыми они заряжали «Титан» и корабль Лейгура в этой злополучной экспедиции. — Там ничего нет, пусто. Хотя, я и исландец готовы поклясться, этих батарей там было в избытке.

С губ Матвея сорвалось одно лишь предположение:

— Хочешь сказать, их кто-то забрал?

Юдичев облизнул засохшие губы и, кажется, заставил себя это произнести:

— Похоже на то, но я отзываюсь в это верить. Я в море уже почти двадцать лет и не знаю ни одного психопата, который уплывал бы так далеко на север. На кой-черт сюда плыть? Не стоит овечка выделки. Вот и исландец подтвердит, так ведь?

Лейгур кивнул, но промолчал. Его взгляд был обращен внутрь ветряка, где находилась Арина.

— Ты и сам это прекрасно знаешь, Матвей, — продолжил Юдичев. — Последняя нога человека ступала здесь во времена Вторжения.

— А что у вас? — спросил Лейгур.

В этот самый момент наружи показалась Арина и ее взгляд передал остальным ответ без единого слова.

— Кажется, у нас проблемы… — произнес Матвей.

За минувший день они обошли все ветряки с уцелевшей осью, но ни в одном из них так и не нашли столь нужного альтернатора. Окончательно они бросили поиски, когда Юдичев обнаружил следы демонтажа в одном из ветрогенераторов. В центре конструкции, где должен был находиться альтернатор, виднелись пустые отверстия на месте болтов и креплений, а на полу нашлись обрывки кабелей и металлические стружки.

— Значит, здесь все же кто-то был, — заключил Юдичев, перебирая между пальцев кусок кабеля.

Но кто? Кто мог заплыть так далеко на север, преодолеть этот огромный путь из Антарктиды, потратив столь гигантское количество ватт⁈ Сперва эти вопросы не давали Матвею покоя, но совсем скоро они утратили важность, и мозг его стал прощупывать иной путь к спасению.

Уже на закате холодная морось стала покалывать их головы и они, не желая вновь проделывать далекий путь через поле ветрогенераторов в город, укрылись в контрольной станции — крохотном здании недалеко от берега, служащий опорной точкой для отслеживания работы ветряков. Внутри нашлось несколько столов, два стула, несколько стальных ящиков для сменной одежды и пыльные компьютеры. Захотели развести костер, открыв при этом дверь, но не вышло — все электричество на ваттбраслетах истощилось.

— Где Лейгур? — спросил Матвей зашедшего внутрь Юдичева, который закрывал за собой дверь.

— Ушел к берегу, — он тряхнул головой, смахивая с волоса блестящие кристаллики влаги, — сказал, хочет осмотреться, правда на кой-черт, пойди разберись.

Но Матвей догадался сразу, что слова исландца были скорее прикрытием. Лейгур наверняка отправился разговаривать со своими Богами, как он это часто делал, когда оставался наедине с собой. Возможно, он вновь пожертвует морю свою кровь, как это было тогда, давным-давно, перед тем как они пересекли субэкваториальный пояс.

Юдичев сел на пол и прижался к стене.

— Посмотрел я восточную часть станции, порыскал в тамошних складах — ничего, даже птиц нет. Словно там пылесосом прошлись и засосали все приблуды до единой.

Матвей и не надеялся услышать иное.

— Не уж то я, сука, напрасно все эти дни таскал эту долбанную железку? — Максим пнул тележку со статором и та откатилась на пару сантиметров. — Столько усилий, а во имя чего, спрашивается⁈

— Может, где-нибудь неподалеку есть еще такие станции? — осторожно спросил Тихон.

— Может и есть, — пробурчал Юдичев, потирая нос, — километров за триста-четыреста отсюда, такие же разграбленные черт знает кем.

Внезапное молчание легло на всех собравшихся. Тихон перебирал в руках спрятанный в кармане нож. Маша прижималась к Арине, пытаясь согреться, а Надя напоминала живого мертвеца, уставившегося в одну точку в полу.

Матвею же все не давал покоя Йован. Просьба друга, сотканная нитями безумия в собственной же голове, душила шею, словно тонкая леска. Как могло произойти это? Ведь он был так уверен, что один из шагов к возвращению домой проходит здесь, через эту станцию. Ее электричество должно было помочь им продержаться дольше, но теперь…

— Матвей, — голос Арины пробудил его от мрачных размышлений. Карие глаза обратились в его сторону, а вместе с ним и Машины. — Что мы будем делать?

Собиратель поднялся с пола и подошел к двери. Морось усиливалась и совсем скоро должна была перерасти в дождь. Весна вступала в свои владения, окончательно.

— Дождемся Лейгура и пойдем дальше, — ответил он и обернулся ко всем. — Направится к Архангельску, а оттуда дальше, еще севернее.

— И что мы будем там делать? — спросил его Юдичев.

— Выживать, Максим.

— Это-то я понимаю, но как ты собрался выживать? У нас кончились патроны и ватты, медвежатина на исходе, а земли там куда суровее, чем…

— ЗНАЧИТ МЫ ОБОЙДЕМСЯ БЕЗ ВАТТ! — Не выдержал Матвей и закричал во всю глотку, заставив Юдичева вздрогнуть.

Собиратель взял себя в руки, проглотил подступившую к горлу ярость, и выдохнул:

— Мы добудем еще еды. Будем охотиться копьями и добывать огонь трением, если придется, но я не собираюсь отступать.

Он отвернулся и вновь обратил взгляд на улицу. Едва заметные кристаллики превратились в капли дождя, шлепая по бетонной крыше над их головами.

— Лучше я сдохну, пытаясь спасти нас, чем сдамся здесь и сейчас.

Вдруг он почувствовал, как его руки коснулась Маша.

— Я тобой до конца, Матвей. Куда ты, туда и я.

Собиратель отблагодарил ее взглядом, и сжал ее холодные ладони.

— Я тоже не собираюсь сдаваться. — Арина встала с места. — Если не сегодня, так завтра, через месяц или год, но я намерена выбраться отсюда ради одного — прикончить Бурова. — Нотка дрожи затесалась в ее голосе, дрожи и ненависти: — Он убил Йована, и только благодаря этой сволочи мы оказались в этом положении. Я хочу его смерти, хочу прикончить этого мерзавца.

Матвей почувствовал гордость за Арину, но и ее план с местью, хоть он и разделял его целиком и желал смерти сержанта не меньше сестры, стал поводом для волнения.

Тихон взглянул на Арину и, как показалось Матвею, дабы не слыть трусом в ее глазах (взгляд мальчика почти кричал об этом), вскочил и произнес:

— Я тоже пойду. Мне все равно идти некуда, да и…

Он замялся.

— Ну? Что ты хотел сказать? — спросила Арина.

Мальчик покраснел и опустил голову.

— Да ничего, — отмахнулся он.

Теперь взгляд Матвея обратился к Юдичеву, зашагавшему по комнате.

— Все это конечно очень трогательно, ну прям кино… — стал отвечать капитан, как всегда приправив свою речь любимым сарказмом. — Но здравый смысл вопит мне в ушко, что идти дальше это самоубийство. — Он сел на краешек стола и улыбнулся своими желтыми зубами. — Но я всегда хотел пожить в тайге, еще с самого детства. Чего же упускать такую возможность, а?

У Матвея отлегло на душе. В последнее время он успел самую малость привязаться к нахальному капитану, в особенности после пережитого на турбазе.

Пришла очередь Нади:

— Ты знаешь, Матвей, я сделаю все, чтобы наш с Йованом ребенок сделал свой первый вдох. Но, боюсь… — Она облокотилась ладонью об пол и попыталась подняться, не вышло. Ей на выручку подоспела Арина и помогла подняться. — Боюсь, я не пройду и половину километра. Мои ноги… я их почти не чувствую. Мне нужен отдых.

— Я согласна с Надей. — Арина помогла ей присесть на стул. — Нам нужны хотя бы сутки на отдых, прежде чем мы пойдем куда-то.

Внезапно в шелесте усилившегося дождя послышался рёв и щелчки, которых Матвей так боялся услышать весь этот день.

— Кажись, нет у нас суток на отдых… — громко прошептал Юдичев и помог Матвею закрыть массивную дверь.

Мерзляки приближались.

Глава 17
Черный

Матвей понимал — бежать некуда.

Снаружи одна только равнина усеянная ветрогенераторами, огромное поле, где шестеро человек будут как на ладони, не говоря уже о Наде, неспособной бежать. Мерзляки непременно заметят их, а это равносильно подписанию смертного приговора; без патронов у них нет и малейшего шанса выстоять против жуков.

Он перебирал в уме все возможные варианты спасения, но все размышления прервались, как только мерзлячьи щелчки приблизились настолько, что перебили шум дождя.

Матвей схватил топор, оставленный Лейгуром, и встал возле двери. Тихон вытащил из кармана нож и встал перед Ариной, грозно поджав губы. Он едва доставал ей до плеча, и его рука с ножом подрагивала. Однако всплеск его храбрости не оставил Арину равнодушной. Коснувшись плеча мальчика одной рукой, словно пытаясь сказать ему, что она рядом, она вынула из кармана револьвер и крепко обхватила пальцами дуло, намереваясь использовать рукоятку для возможного боя.

— Помоги дотащить эту хрень! — громко прошептал Юдичев и налег плечом на тяжелый стол.

Матвей подсобил капитану и вместе они забаррикадировали дверь. На пол с треском упал компьютер, разбились планшеты, лампа покачнулась, но устояла. Шумно, но времени действовать осторожно не было.

— Лейгур, — послышался беспокойный голос Нади. — Он же там, снаружи…

— Забудем об исландце, — выдавил Юдичев, двигая стол. — Выйдем наружу и мы покойники.

Матвею было нелегко согласиться с Максимом, но он понимал, что тот прав.

— Будем надеется, что он найдет укрытие, — прошептал Матвей, прижимая стол к двери. Сказанное было скорее для его собственного успокоения, нежели для остальных. Мысленно он взмолился, чтобы боги, которых так почитал Лейгур, дали ему возможность спастись.

— Теперь тихо, — велел собиратель, отступая назад с вновь взятым в руки топором, от которого вред мерзлякам как киту дробина. Он это понимал, прекрасно понимал, но всё же занес лезвие над головой, готовясь к предстоящему удару.

Щелчки послышались в считанных сантиметрах от двери. Матвей напряг слух, прикрыл глаза и расслышал как минимум пятерых потрошителей, возможно, гораздо больше.

Пятерых…

Выжившие замерли и притихли. Железные пальцы стиснули горло, не давая вздохнуть; даже моргание казалось чем-то громким, способным привлечь тварей снаружи.

Крыша над головой заскрежетала, заставив их задрать головы. Один из пришельцев (а может, и несколько) скребся по бетонной крыше своими острыми лапами, переползая с одной части на другую. Затем щелчки послышались со стороны правой стены, слева и позади. Их окружили.

А это значит, с ужасом заключил Матвей, это значит, что они…

Стол сдвинулся на несколько сантиметров от грохота в дверь, и внутрь крохотного помещения контрольной станции проник мерзлячий визг.

— Дверь!

Матвей бросил топор и вместе с капитаном оперся о стол, сдерживая натиск твари, пытающейся пробраться внутрь.

— Я вам не дамся, жучье поганое! Не получите! — ревел Юдичев.

Надя умудрилась подняться на ноги и подобрала брошенный Матвеем топор. Облокотившись о стену, с трудом переводя дыхание, она неотрывно смотрела на дверную щель, которая становилась всё шире. Её глаза блеснули влагой, несмотря на строгое выражение лица.

— Мы ведь всё равно молодцы, верно? — произнесла она сдавленным голосом. — Прошли так далеко…

Лапа потрошителя скользнула внутрь так быстро, что Матвей сперва и не понял, что произошло. Юдичев закричал, откинулся назад и обхватил ладонями лицо; сквозь его пальцы сочилась кровь.

— Оттащите его!

Арина и Тихон схватили мычащего от боли Юдичева под мышки и отволокли к стене. Его место заняла Маша. Она села на корточки, оперлась плечом к столу и посмотрела на сидящего рядом Матвея.

Глядя на неё, собиратель уже давно знал: смерть совсем скоро приберёт каждого из них в свои костлявые лапы. Вся эта баррикада, топор, револьвер, огнетушитель — лишь оттягивание неизбежного, попытка выиграть ещё парочку лишних вздохов перед страшной расправой.

— Я люблю тебя, — послышался её голос рядом.

Матвей не мог налюбоваться её красотой. Боже, почему он не встретил её раньше? Почему судьба обошлась с ним так жестоко, дав ему возможность полюбить именно в этом проклятом месте?

— И я тебя, — содрогающимся голосом произнёс он. — Боже, как же я тебя люблю…

Они сблизились, насколько это было возможно под нескончаемыми ударами в дверь, и поцеловались.

Их губы разомкнулись от очередного сильного удара в дверь, который отбросил их в сторону. Матвей обхватил Машу и прижал к себе. Вместе они отступили к остальным, вставая в одну кучку.

— Простите, что не сдержал слово, — прошептал Матвей, крепко прижимая Машу. Её спина содрогалась от рыданий, а лицо уткнулось ему в грудь. Он взглянул на Арину, которую заслонял дрожащий от страха Тихон. Лицо девушки покраснело от тихих слез, а в карих глазах читалось прощание.

— Ты молодец, Матвей. Ты…

Стол больше не служил препятствием для пришельцев. Морда мерзляка просунулась в дверь, и Матвей сильнее прижал к себе Машу, готовясь принять удар на себя. В один миг дверь распахнулась полностью, впуская внутрь шум дождя и смрад инопланетян.

Матвей крепко прижал любимую и приготовился к смерти. Он зажмурился, погрузился во тьму и почувствовал, как его тело разрывали на части когти и пасти пришельцев. Он ощущал, будто его тело пронзают мечами, раздирая на мелкие кусочки. Но эти мучения оказались лишь плодом его страха. Они отступили, как только снаружи загрохотали пулеметные выстрелы.

Матвей заставил себя открыть глаза и увидел потрошителя, содрогающегося в смертельном танце. Пули одна за другой отрывали его лапы и разбивали хитиновые части, гасили его белые глаза, ещё мгновение назад светившиеся бледно-молочным светом. Мерзляк позади повторил танец смерти, пока не упал замертво, издав предсмертный визг, похожий на звук выходящего воздуха из проколотой резиновой лодки.

Ошеломленный Матвей не мог поверить глазам. Это было словно видение, предсмертное желание человека, находящегося на грани смерти, которое он так хотел бы обратить в явь. Эта мысль не покидала его до тех пор, пока в проходе рядом с трупом мерзляка не появился Лейгур вместе с незнакомцем в кожаной куртке. Его лицо скрывал капюшон, и виднелась лишь белокурая борода, доходящая до адамова яблока. В руках он держал легкий пулемет, из дула которого ещё вилась змейка дыма; приятный запах пороха коснулся ноздрей.

Незнакомец окинул их быстрым взглядом и на мгновение задержался на тележке со статором, пока вдали вновь не послышался шум мерзляков.

— Løp! Løp! — раздался грубоватый голос на неизвестном языке.

Лейгур шагнул внутрь, переступил фарш из мерзляка и спокойно, как будто ничего не произошло, молвил:

— Уходим.

За спиной исландца вновь раздалась иностранная речь, за которой последовала очередь из пулемета и мерзлячьи щелчки вперемешку с визгом.

Матвея, как и остальных, распирало желание спросить, кто их внезапный спаситель, но он заставил себя повременить с вопросами.

Арина первой обрела дар речи:

— Надя не может идти, надо…

Лейгуру не потребовалось говорить больше. Он подошел к женщине и быстро взял её на руки. Матвей поспешил помочь Юдичеву, чьё лицо всё ещё было покрыто кровавой маской.

— Что происходит? — спросил Максим, когда Матвей взвалил его руку себе на плечо. — Мне почудилось, или я и впрямь слышал выстрелы?

— Не почудилось, — ответил Матвей, пытаясь разглядеть рану на его лице, но было слишком темно. — Мы уходим.

— Ни черта не вижу, — пожаловался Юдичев напоследок.

— Я помогу.

Выйдя наружу, их сразу же окатили капли холодного дождя, готового в любую минуту перерасти в ливень. Сквозь мокрый занавес Матвей заметил того самого чужака: он сидел на одном колене и менял ленту пулемета. Обернувшись к ним, он быстро что-то прокричал на своём языке и побежал в сторону берега.

— Держитесь рядом, — велел Лейгур.

Впереди сверкнула вспышка, и за ней последовал грохот одиночного выстрела, заставивший потрошителя взвизгнуть. Существо почти застигло их врасплох, подобравшись сзади.

Чужак замахал рукой и вновь закричал:

— Løp! Løp!

К ним присоединился ещё один человек в кожаной куртке и с капюшоном, скрывающим лицо. Он уверенно дернул затвор снайперской винтовки, гильза упала в грязь, и он быстро её подобрал.

Щелчки и рёв настигающих их мерзляков не умолкали, становясь всё ближе. Незнакомец с пулеметом встал позади и подгонял истощённую группу криком, напоминая пастуха, гонящего стадо.

Когда они добрались до берега, Матвей долго не мог поверить своим глазам. На воде, метрах в ста от них, волны раскачивали небольшое судно, раза в два меньше траулера Лейгура. Даже отсюда было слышно, как капли дождя барабанили по стальному корпусу, знаменуя долгожданное спасение.

У берега среди разломанного льда их ждала шлюпка, привязанная канатом к молодому деревцу.

— Корабль! Корабль! — радостно завопил Тихон. — Мы спасены!

У Матвея на душе отлегло. Казалось, всё это сон, а может быть, и предсмертные галлюцинации.

Неожиданно мерзлячий рёв позади сменился визгом, привлекая внимание не только Матвея, но и белобородого, который резко развернулся и направил дуло пулемета на лесную рощу.

— Svart! — крикнул он напарнику, пятясь назад.

— Не стоим столбом, в шлюпку! — приказал Лейгур.

Пока все остальные исполняли приказ исландца, к белобородому поспешил его напарник. Он бережно положил свою винтовку на землю и потянулся к карману. Отходя, Матвей заметил, как в его ладони блеснуло что-то серебряное.

— Я справлюсь, — пробормотал Юдичев Матвею, когда тот помогал ему перелезть через борт шлюпки одним из последних. Теперь, когда дождь смыл всю кровь с его лица, Матвей заметил, как капитана изуродовала рваная рана, проходящая от правой брови до щеки.

Лейгур осторожно уложил Надю к носовой части и взялся за весла.

— Они идут? — с беспокойством спросила Арина, глядя на чужаков. — Почему они там встали?

Матвей протер глаза от влаги и сделал шаг к незнакомцам. Вдруг он заметил, как по сырой земле скользнуло темное облако, едва видное сквозь плотные струи ливня, и подплыло за спину человеку со снайперской винтовкой. Матвей не успел и рта открыть, чтобы предупредить одного из своих спасителей, как из облака выросли остроконечные лапы и вытянутая морда.

— Behind! Behind! * — всё же крикнул Матвей на английском, но было поздно. Тень пронзила двумя передними конечностями грудь несчастного, а затем разорвала его тело на две части, отбросив половины в разные стороны прямо на глазах белобородого.

Пулеметная очередь и яростный крик последовали незамедлительно. Вспышки и грохот не умолкали, но пули будто намеренно пролетали мимо мерзляка, не задевая его хитиновую оболочку.

Тень резко развернулась, устремив хищный взгляд белых глаз в сторону шлюпки. Судя по тому, как тварь игнорировала угрозу пулемета за своей спиной, Матвей понял, за кем именно она пришла.

— Греби! — крикнул он Лейгуру. — Она хочет добраться до Юдичева! Греби, греби!

Лейгур уверенно взялся за весла.

Тень ускорилась и устремилась прямо к побережью.

Матвей не собирался оставлять в беде своего спасителя. Он стал рыскать взглядом по берегу в поисках той самой винтовки убитого, но вместо нее заметил оторванную рука снайпера, сжимавшая что-то серебряное и круглое.

Пулемет не замолкал.

Тень приближалась.

— Матвей, вернись! Матвей! — кричала Маша, пытаясь вылезти из шлюпки.

— Держи её, держи! — кричал Лейгур Юдичеву.

Максим вцепился в Машу, не давая ей покинуть шлюпку.

Матвей бросился к серебряному предмету, понимая, что снайпер достал его неспроста. Возможно, это оружие? Он знал, что если не успеет предпринять хоть что-то, всех в шлюпке постигнет печальная участь. Они не успеют отплыть настолько далеко, чтобы тень их не достала, если вообще вода является для неё преградой.

Тень становилась всё ближе, издавая мерзкий вопль, совсем как в тот день, когда Юдичев раздавил одного из её детёнышей.

Мертвая хватка оторванной руки удерживала странное серебряное яйцо. Матвей разомкнул пальцы покойника и увидел, что это была вовсе не яйцо, а граната. Он понял это, заметив кольцо чеки и запал механизма. Лишь материал корпуса отличал эту гранату от прочих.

Пулемет стих. Теперь слышался только дождь и визг мерзляка, который уже подобрался к воде.

Матвей выдернул чеку и бросил гранату.

Взрыва не последовало. Когда граната коснулась мерзляка, раздался хлопок, и через мгновение из треснувшего корпуса вырвался белый туман, который мгновенно испарился и заставил тварь застыть в нескольких метрах от шлюпки. Её хитиновый панцирь покрылся инеем, и холод, исходящий от гранаты, поразил пришельца с такой силой, что его тело стало прозрачным, словно стекло.

Белобородый вытащил из кобуры пистолет и выстрелил.

Меткое попадание превратило тень в тысячи маленьких кристаллов, разлетевшихся по всему берегу. Несколько осколков угодили в шлюпку, заставив всех прикрыть лица руками.

Матвей стоял как вкопанный, не веря в случившееся. Один лишь вопрос стучал в его голове: «Что я только что сделал?».

Но вопрос исчез, как только неподалёку вновь послышался рёв мерзляков. Очередной рой приближался.

Белобородый подошёл к Матвею, что-то произнёс на своём языке и толкнул его в сторону шлюпки.

Оказавшись на воде, незнакомец вместе с Лейгуром взялись за весла и усиленно стали грести к кораблю. Отдалившись на пятьдесят метров от берега, они увидели, что на месте, где Тень прикончила снайпера, уже образовался рой мерзляков. Десятки жуков, потрошителей и щелкунов издавали рёв, пытаясь подобраться к воде, но, едва касаясь её лапами, резко отпрыгивали. Вскоре твари полностью заполонили берег, издавая протяжные крики, пробирающие до мурашек.

— Ну хоть не плавают, и на том спасибо, — пробормотал Юдичев, откинув голову. Дождь продолжал смывать кровь с его раны. — Лицо горит как раскаленная сковорода. — Он сжал зубы. — Сука, как же больно.

Матвей не слышал слов Юдичева. Он не мог оторвать любопытного взгляда от незнакомца в капюшоне, гадая, кто он.

Через несколько минут шлюпка коснулась борта корабля, и на головы им упал деревянный трап из верёвки и досок.

— Я справлюсь, — сказала Надя, отказываясь от помощи Лейгура. Под тщательным надзором остальных она первая успешно поднялась на борт.

Матвей и незнакомец поднялись последними. На палубе их встретила коренастая женщина в тяжёлой морской куртке с десятками заплат. Её светлые и короткие волосы, когда-то, возможно, были золотистыми, но теперь потемнели от солнца и соли. Жилистые и сильные руки были покрыты шрамами и следами от верёвок, свидетельствуя о многолетней тяжелой работе.

Её губы сжались в тонкую линию, а серые, почти стальные глаза, пристально изучали новоприбывших.

— Hvor er Lars? — спросила она грубым голосом, обращаясь к белобородому товарищу.

Тот снял капюшон и впервые открыл себя остальным. Обветренное лицо незнакомца особенно выделялось острыми скулами и гладко-выбритыми щеками. Его голубые, чуть ввалившиеся глаза, смотрели с настороженной серьёзностью.

Белобородый отрицательно покачал головой, смотря в глаза женщине.

— Faen! — прошептала та, стиснув зубы.

— Кто эти люди? — спросил Матвей Лейгура.

— Есть у меня догадка, — ответил исландец.

Женщина в морской куртке услышала их разговор и указала на надстройку.

— Come, — велела она на английском и направилась к двери.

— Она велит идти за ней? — уточнила Маша.

— Да, — подтвердила Арина.

Восемь человек с трудом разместились на тесном мостике. Пространство было заполнено разнообразным оборудованием и приборами, многие из которых выглядели изношенными и явно восстановленными вручную. В центре находился пульт с рулевым колесом и капитанское кресло с потертой кожей. Стены украшали навигационные карты, страницы книг с черно-белыми гравюрами средневековых и современных кораблей, капитанов и пиратов. Повсюду лежали старые ключи, монетки и бутылочные крышки.

Женщина в куртке нажала на кнопку зажигания, и судно пробило дрожь. Встроенные планшеты приборной панели засветились бледным светом; дрогнул и желтый свет, освещая небольшое пространство мостика и заставляя украшения на стенах дребезжать. Судно тронулось.

— О Господи! — почти взвизгнула Маша.

Между её ног проскользнул чёрный кот. Недовольно фыркнув на гостей, он мягкими лапами взобрался на спинку капитанского кресла и ткнул мордочкой в плечо женщине в куртке. Судя по тому, как она умело управлялась со штурвалом, Матвей предположил, что она капитан этого скромного судна.

Рядом раздался голос белобородого:

— Hvem er dere? Fra hvilken del av skjærgården?

— Мы… мы не понимаем, — ответила с беспомощностью в голосе Маша.

— Что это за язык? — Арина с подозрением поглядывала на незнакомцев.

— Норвежский, — ответил Лейгур.

— Ты знаешь норвежский? — спросил Матвей.

— Нет. Знаю только, как он звучит.

Тем временем белобородый подошёл к капитану и начал с ней разговаривать, не сводя с них любопытного взгляда. Чёрный кот, чей загривок украшал белоснежный галстук, с довольным урчанием встретил указательный палец хозяйки, гладившей его по лбу.

— Do you speak English?* (Вы говорите по-английски? (англ.)) — спросил Матвей.

Они покачали головами.

— Talar þú íslensku?* (Говорит по-исландски? (исл.)) — вышел вперёд Лейгур.

Внезапно разговор двух иностранцев прервался, и они оба обернулись к ним.

— Já, — ответил белобородый.

— Они говорят по-исландски, — с лёгкой ухмылкой сказал Лейгур, обернувшись к Матвею и остальным, а затем вновь обратился к иностранцам.

Следующие несколько минут мостик корабля наполнился певучим языком. Матвей заметил, как лица говорящих менялись от удивления к негодованию. Порой белобородый прерывал разговор с Лейгуром и начинал говорить на норвежском со своей напарницей, указывая в сторону моря, на юг.

Когда разговор закончился, Лейгур вернулся к Матвею и остальным. Его брови нахмурились, а лицо стало задумчивым.

— Ну? — с нетерпением спросил Матвей. — Кто они? С какой станции?

Лейгур коснулся бороды.

— Мы ошибались, когда говорили, что корабли не заплывают в эти края, — сказал он и оглянулся на незнакомцев, продолжающих что-то обсуждать между собой.

— Да быть этого не может, — рявкнул Юдичев, шипя от боли. — Ты сам капитан и прекрасно знаешь, что никто во всей Антарктиде не поплывёт в такую даль даже ради…

— Эти двое не из Антарктиды…

Матвей почувствовал как от услышанного под мочками ушей защекотало. Такое чувство он испытывал только когда пугался или слышал что-то невероятное.

— … а с архипелага Шпицберген, — закончил Лейгур.

Глава 18
Новый мир

Белобородый назвался Олафом, а его подруга-капитан — Бригиттой. Оба, по их словам, родились и выросли в городе Лонгйир, расположенном на острове Западный Шпицберген. Именно в это место с труднопроизносимым названием держало курс их маленькое судёнышко, а само путешествие, если верить капитану, должно было занять от силы два-три дня.

Из-за вновь открывшегося кровотечения из раны Юдичева их едва начавшийся разговор на мостике продлился недолго. По просьбе Бригитты, Олаф проводил Матвея и остальных в скромную, но довольно уютную каюту с тремя койками, где они могли бы отдохнуть. В центре помещения стоял маленький стол, на котором лежали карты и несколько книг. У стены располагался шкаф для одежды и личных вещей, а у двери — компактный умывальник с треснутым зеркалом в углу.

Пока Матвей помогал Юдичеву улечься на одну из коек, Олаф достал из тумбочки банку размером с ладонь и жестом объяснил, что её содержимым следует обработать рану на лице.

— До боли знакомая вонь… — произнёс Юдичев, стиснув зубы. — Никак китовый жир?

— Он самый, — подтвердил Матвей, зачерпнув пальцами масляную субстанцию молочного цвета. Ему доводилось несколько раз использовать ворвань в качестве целебной мази: она хорошо снимала воспаление и помогала остановить кровотечение. — Готов?

— Вонять рыбой всю следующую неделю и не встречаться с зеркалом? Спрашиваешь… — даже чувствуя боль, Юдичев не упустил возможности ответить с сарказмом. — К счастью, природа наградила меня непревзойдённой харизмой, поэтому, даже будучи уродом со шрамом на лице, я не останусь без женского внимания.

Где-то позади раздался Машин шёпот:

— Господи…

Арина тоже не осталась в стороне и довольно громко произнесла:

— Придурок…

Пока Матвей наносил мазь на рану — а Юдичев не забывал шипеть при каждом прикосновении, — Олаф покинул их, но быстро вернулся с шестью кусками засушенного китового мяса.

— Говорит, что этой ночью нам предстоит пройти через покрытый льдами пролив. Если не возникнет неприятностей, то ранним утром выйдем в Баренцево море. Там обстановка будет спокойнее, тогда и сможем поговорить, — перевёл Лейгур обращение Олафа.

Матвей ответил:

— Поблагодари их от нас за спасение и скажи, что если будет нужна помощь на мостике или палубе, пусть зовут. Как-никак, у нас на борту имеются два опытных капитана, много раз проходившие через льды.

Лейгур начал переводить, но Матвей прервал его и добавил:

— И передай наши соболезнования по поводу их друга.

Услышав перевод, Олаф робко кивнул и вышел из каюты.

— Шпицберген… — проговорила Маша, проводив взглядом норвежца. — Поверить не могу.

— А где этот Шпицберген находится? — Тихон подошёл к одной из висевших на стене карт.

— Вон там наверху острова, справа от Гренландии, — указал взглядом Матвей. — Это и есть Шпицберген.

Тихон стал разглядывать новое для него открытие на карте.

Маша принялась грызть ногти, задумчиво глядя в пол.

— Помнится, — начала учёная и принялась расхаживать по каюте с опущенной вниз головой, — лет пять назад, задолго до того, как я нашла переписку тех биологов про «Копьё», мне на глаза попадались статьи, посвящённые Шпицбергену. — Она подняла голову и кротко улыбнулась. — Я почти несколько лет жила на станции Амундсен-Скотт, изучала архивы и выискивала все книги и статьи, связанные с биологией и вирусологией, а потом копировала их на внешний накопитель ваттбраслета. Моя мать передала мне много знаний в этой области, но всё же я чувствовала, будто бы этого недостаточно. Да и другим моим коллегам с «Прогресса» собранные мною данные явно пошли бы на пользу.

— Бывал я как-то раз проездом у этих всезнаек архивариусов, — Юдичев шикнул, когда сгусток жира коснулся раны. — Спрашивал, есть ли у них порнушка на тот момент двадцатилетней давности, но они посоветовали мне с этой просьбой отправиться на станцию «Палмер» в местный бордель.

— Тебе всегда нужно быть таким кретином? — возмутилась Арина, поднявшись с места. Её ладони сжались в кулаки.

— Просто пытаюсь отвлечься от этой адской… ай!.. — Матвей намеренно нажал пальцем чуть сильнее. — Этой адской боли, — прошипел он.

— Так что ты нашла про Шпицберген? — спросил Матвей, бросив взгляд на Машу.

Учёная некоторое время сверлила Юдичева взглядом, но затем продолжила:

— Я мало чего запомнила, уж очень давно читала. Кажется, в там добывали уголь, но в середине тридцатых годов разработку прекратили.

— В середине двадцатых, — поправил её Юдичев.

— Откуда ты это знаешь?

Капитан промолчал.

Маша, так и не дождавшись ответа, продолжила:

— Потом какое-то время архипелаг находился в упадке, и его стали покидать. Но после закона об обязательной зелёной энергетике и развития ветряков с накопительными батареями люди хлынули туда вновь, образовав новые поселения за считанные годы. Большинство из них были предназначены для туризма.

— «Живи, Шпицберген!» Только на норвежский лад, — шепнул Юдичев, напоминая всем свой рассказ про заговор тогдашних капиталистов в центре Онеги.

— Это всё, что я помню, — закончила Маша и села обратно на край койки. — Получается, раз эти люди до сих пор живы, то Антарктида — не единственное место, где стало возможно спрятаться от мерзляков. Удивительно, как мы до сих пор этого не узнали! Спустя столько лет!

Лейгур нарушил молчание:

— Возможности были, но, как правильно подметил Юдичев, никто не хотел заплывать так далеко на север и тратить ватты, имея все нужные ресурсы на континентах ближе. Даже на Аляску, как я слышал, за все эти годы отправлялось от силы десяток кораблей, но не дальше Анкориджа*.

* * *

*Анкоридж — крупнейший город штата Аляска, США, расположен на южном побережье штата в заливе Кука.

— Интересно, а где их собиратели достают ресурсы? — Арина подошла к Тихону и посмотрела на карту.

— Если у них вообще есть собиратели, — поделился сомнением Юдичев.

— Тогда кто они такие? — Арина кивнула в потолок, подразумевая Олафа и Бригитту. — По мне, так самые настоящие собиратели.

— Ты сказал им, откуда мы? — обратился Матвей к Лейгуру.

— Да, но та капитанша не поверила.

— А второй?

— Он допустил это и даже стал спорить с ней. — Матвей припомнил активные жестикуляции между этими двумя, когда норвежский язык гремел на тесном мостике. — Но что они там решили между собой, я не знаю.

— Я бы тоже не поверила, что они из Шпицбергена, встреться мне их корабль где-нибудь в проливе Дрейка, — сказала Арина и взяла из алюминиевой миски полоску китового мяса.

— В любом случае, мы живы, а это главное, — сказал Матвей и перед его глазами подобно видению возникла забаррикадированная столом дверь. Сегодня все они как никогда раньше были на волосок от гибели. — У нас с ними ещё будет разговор и мы утолим любопытство с обеих сторон. Но сейчас лично меня заботит одно — возвращение домой, в Антарктиду. «Восток» нуждается в провизии на грядущую зиму.

— И он её получит, как и обещал мой отец, — ответила с уверенностью Маша. — А после мы разыщем одного мерзавца и заставим его вернуть то, что он украл у нас.

Юдичев вставил своё слово:

— Неужели вы оба думаете, будто как только мы доберёмся до этого Шпицбергена, то вам там с порога расстелют красную дорожку, а после дадут корабль с десятками заражённых батарей вместе с провизией и в добрый путь? — Он криво ухмыльнулся. — На вашем месте я бы на подобное не надеялся. Для этих людей мы никто, пришельцы с другого конца земли, если, конечно, это ещё получится доказать.

— Я уже давно ни на что не надеюсь, — отрезал Матвей, закончив наносить мазь. — Но всё же как только мы сойдём на берег и окажемся в безопасности, я намерен без промедления искать способы покинуть архипелаг и отправиться домой.

Юдичев кончиком указательного пальца коснулся нанесённого на шрам жира и сморщился.

— В таком случае, — сказал он, — советую молиться, чтобы на их этом Шпицбергене оказался кораблик побольше. Эта вот рухлядь сгодится разве только по лужам плавать.

Треск ломающегося льда заставил их забыть о сне и выйти на палубу. Не пошла лишь Надя, крепко спавшая на одной из коек. Её сон, казалось, не могло бы прервать даже второе Вторжение, случись оно сегодня.

Снаружи царила непроглядная ночь. Мириады звёзд подмигивали из глубины космоса, отчётливо вырисовывая созвездия Большой и Малой Медведицы, между которыми ярко горела Полярная звезда. Палубу освещал прожектор, установленный на крыше надстройки. Его яркий белый луч простирался далеко вперёд, озаряя путь капитану.

Лейгур крепко обхватил руками фальшборт и наклонился немного вперёд.

— Ниласовый лёд*. Тонкий, не больше десяти сантиметров, — произнёс он.

— Ну уж с ниласом это судёнышко справится наверняка, — добавил Юдичев, потирая озябшие плечи.

* * *

*Ниласовый лёд — молодой лёд в виде тонкой эластичной ледяной корки.

Лейгур наклонился ещё чуть дальше.

— У них здесь дополнительная обшивка вдоль ватерлинии для большего давления. — Исландец спрыгнул с фальшборта обратно на палубу. — Это судно хоть и маленькое, да удаленькое. Оно вполне может пройти среди льдов толще склянки, но в наших застряло бы непременно, или затонуло бы вовсе.

Дверь мостика открылась, и к ним вышел Олаф. Лейгур обратился к нему на исландском, на что тот покачал головой и встал рядом с Матвеем.

— Хотел предложить ему помощь, но он говорит, что Бригитта сама прекрасно справится, — сказал Лейгур, переведя с исландского. — Говорит, она ходит по северным льдам с пятнадцати лет.

— С пятнадцати лет? — Арина не скрывала удивления. Она посмотрела в сторону мостика, где в маленьком окошке горел оранжевый свет и виднелся затылок капитана.

Матвей заметил, как Олаф смотрит на его ваттбраслет, попутно говоря что-то Лейгуру.

— Интересуется браслетом? — предположил собиратель.

— Да. Просит дать взглянуть, если ты не возражаешь.

Матвей отстегнул ремешок и без колебаний отдал его Олафу. Пока норвежец перебирал в руках устройство, внимательно осматривая его со всех сторон, Лейгур, по всей видимости, объяснял его прямое назначение. Иногда Олаф прерывал его и спрашивал что-то на исландском, указывая на проводок или экран, а затем получал незамедлительный ответ.

Пока Лейгур рассказывал о предназначении ваттбраслета, Матвей обратил внимание, как Тихон, находившийся на корме, подошёл к натянутому на что-то большому брезенту. Он коснулся края полотна и стал его приподнимать.

— Тихон! — окликнул его Матвей.

Мальчик немедленно отпустил брезент.

— Мы тут вроде как гости. Не стоит совать свой нос куда не попадя.

Олаф заметил это, с безразличием махнул рукой и вернулся к изучению ваттбраслета.

— Он говорит, что парень может посмотреть, — сказал исландец и сам перевёл любопытный взгляд на брезент. Видно, ему самому стало интересно, что же скрывается за ним.

Тихон с торжествующей улыбкой осторожно потянул старое полотнище за собой и оголил пулемётную установку, зафиксированную на тумбе, которая позволяла стрелку вращать ствол оружия на все триста шестьдесят градусов. Прежде Матвею не доводилось видеть подобного оружия, особенно установленного на корме корабля.

Наблюдая, как Тихон с открытым ртом ходит вокруг пулемёта, водя по стальным механизмам пальцами, Матвея вдруг посетил всего-навсего один вопрос:

— Можешь спросить Олафа, для чего им эта громадина?

— Скорее, для кого… — поправил его Юдичев и подошёл к Тихону, коснувшись ствола толщиной с собственную руку. — Таким калибром можно и лес рубить.

Лейгур и сам прервался от разъяснений насчёт браслета и, не сводя глаз с пулемёта, обратился к Олафу с вопросом Матвея. Норвежец ответил спокойно, как-то буднично, словно речь шла об обыкновенной винтовке, стреляющей пулями калибра 5.56.

— Хм… — задумался Лейгур, выслушав ответ.

— Ну? Что он сказал?

— Говорит, что это орудие помогает против… как бы это правильно перевести… водяных ходунов? — Исландец посмотрел на собирателя. — Полагаю, так они называют шустриков.

Тихон отдёрнул руку от орудия так, будто очередное прикосновение было способно призвать ходячих по воде мерзляков.

Арина обратилась к Матвею:

— Кажется, ты упоминал каких-то шустриков, когда мы подплывали к Захваченным землям.

— Да, — ответил собиратель, — я сталкивался с ними пару раз, ещё когда мы промышляли собирательством с Дэном. — Упоминание друга вновь неприятно резануло сердце. — Чаще всего их можно встретить в северном полушарии, у берегов Канады или Европы, при условии подходящей для их выживания температуры, само собой. Для наших краёв шустрики в диковинку, они там не водятся, а вот, видимо, для выживших со Шпицбергена…

Матвей посмотрел на Олафа, который чуть ли не взглядом разбирал ваттбраслет на детали. Ему постепенно стало проясняться, с какими, вероятно, проблемами сталкиваются жители северного архипелага.

— А нам не стоит переживать насчёт шустриков сейчас? — Маша стала посматривать в море, где куски льда расступались перед идущим судном.

— Полагаю, в таком случае, наш новый норвежский друг уже сидел бы за этим пулемётом, крутя головой по сторонам, — сказал Матвей. — Да и ночь довольно прохладная. Думаю, нам ничего не угрожает.

Тихон набросил брезент на пулемёт со словами:

— Вот бы пострелять из такой.

На рассвете судно норвежцев вышло в Баренцево море. Целую ночь капитан Бригитта преодолевала льды в проливе, не покидая мостик и не отводя глаз от приборов и освещаемого прожектором курса впереди. Олаф сказал, что им страшно повезло, так как льды Белого моря в это время года встречаются толще и старше обычной склянки.

Теперь же в свете яркого солнца всюду простиралась только морская гладь, без единого кусочка льда и земли на горизонте. Шуршали волны, тихо гудел двигатель, и все эти звуки наполняли сердца выживших долгожданным спокойствием, которого они не испытывали с того самого дня, как впервые высадились на захваченные земли.

Судно шло на автопилоте, держа курс на архипелаг. Олаф сказал, что теперь плавание займёт у них полтора дня, и завтра в полдень они должны будут причалить к порту Лонгйира. Его речь звучала воодушевляюще, будто он хотел как можно скорее показать им родное поселение.

Бригитта, в отличие от своего напарника, оказалась менее дружелюбной. Когда она опустилась в каюту для обещанного разговора, её пропитанный недоверием взгляд не сходил с чужаков ни на минуту, а ладонь постоянно лежала на рукоятке мачете, висевшего у неё за поясом. Возле её ног змейкой плутал тот самый чёрный кот, по всей видимости, перенявший повадки своей хозяйки: он чурался остальных, даже Олафа, а на «кис-кис» не обращал ни малейшего внимания, предпочтя свернуться калачиком в дальнем углу и поглядывать прищуренными зелёными глазами на явившихся в его морской дом пришельцев.

Норвежка обошлась без приветствия. Первые её слова, прозвучавшие грубым голосом, были расспросами о том, кто они и что делали в Северодвинске.

— Расскажи ей всё, как мы и договаривались, — сказал Матвей Лейгуру, поглядывая на Бригитту и размышляя, что же у той на уме.

Ещё ранним утром, за несколько часов до того как капитан судна наградила их своим вниманием, Матвей вместе с остальными приняли решение рассказать о спасательной экспедиции, приведшей их в Москву, за одним лишь исключением: про токсин, как и про предательство Бурова, решили промолчать, обойдясь легендой об утраченных батареях и гибели сержанта от лап мерзляков там, за сотни километров отсюда.

Всего в один час рассказа вместилось всё произошедшее с ними за последние два месяца. Лейгур терпеливо прерывался, отвечая на вопросы капитана и её помощника, а затем продолжал, вызывая сказанным в лицах слушателей разные эмоции, от недоумения до удивления.

Бригитта отказывалась верить, что гости её судна прибыли с другого конца Земли, и лишь переданный во всех деталях рассказ Лейгура в конце концов заставил её изменить своё мнение. Да и Олаф, вновь взявший у Матвея ваттбраслет и продемонстрировавший его своей напарнице, послужил прямым доказательством того, что они прибыли из Антарктиды. Подобных устройств на Шпицбергене они не производили.

Однако, помимо расспросов про Антарктиду, количество выживших после Вторжения и множество станций, разбросанных по шестому континенту, норвежцев заинтересовали события, произошедшие в Москве.

— Они спрашивают, сколько Чёрных ты видел на юге?

— Чёрных? — Матвей опешил.

Лейгур обратился к пояснениям Бригитты.

— Как я понимаю, — стал объяснять исландец, закончив выслушивать Бригитту, — она имеет в виду Тень. Видно, местные здесь так зовут эту тварь. Кстати, пока не забыл: мерзляков они называют криофобами.

— Ну и тупой же название, — пробурчал Юдичев и ухмыльнулся.

— Зато понятное, — вступилась в защиту названия Арина и перевела его: — Те, кто боятся холода.

— На счет Тени. Мы видели только одну. — Матвей посмотрел на Арину, которая кивнула, молча подтверждая сказанное.

Лейгур перевёл. Бригитта и Олаф переглянулись и перекинулись парой фраз на родном языке. Матвей за минувший час успел начать различать исландский и норвежский на слух и даже выучить пару слов. Затем капитан обратилась к Матвею:

— Она спрашивает, удалось ли тебе её убить?

Собиратель покачал головой. На это Бригитта выплюнула что-то на норвежском, явно нелицеприятное.

— Объясни ей, что мы впервые столкнулись с этим видом мерзляка и не знали, как с ним бороться.

— Олаф говорит, — перевёл слова норвежца Лейгур, — что Чёрного или Тень, тут уж сами решайте, берет только сверхнизкая температура. Ни пули, ни огонь, ничто не способно убить этого мерзляка.

— Жидкий азот, — вдруг прошептала Маша и посмотрела на Матвея. — Точно, как я сразу не догадалась! Та штука, которую ты бросил в Тень.

— Та граната?

— Не граната, а скорее сосуд, как же его… вспомнила! Сосуд Дьюара, — её пальцы забарабанили по столику, — видно, они как-то видоизменили его, и теперь он работает по принципу гранаты, только выпускает облако жидкого газа.

— Нам бы перед экспедицией таких гранат штук десять, — устало пробормотала Надя, поглаживая живот.

Матвей задался вопросом и решил донести его до Бригитты и Олафа:

— Лейгур, спроси у них, что они знают об этой Тени?

Исландец кивнул и начал переводить предложение за предложением:

— Первого они заметили пять лет назад недалеко от Архангельска. Сразу приметили нетипичные для мерзляка повадки, такие как охота на животных, умение выживать в непригодных для обычных мерзляков температурах и необычный вид, будто оно не ходит, а парит над землёй. Одна такая тварь сожрала с десяток искателей и доставляла им кучу хлопот в период зимних вылазок.

«Видно, искателями они кличут тех, кто промышляет собирательством,» — предположил Матвей.

— В целях безопасности они создали отряды для ликвидации Чёрных в округе. Не больше пяти человек уходили в глубь лесов, выискивали их гнёзда и заливали жидким азотом. Многие погибли, но за пару лет им удалось найти и уничтожить больше десятка Чёрных и столько же гнёзд…

Лейгур прервал Бригитту и обратился к ней.

— Выходит, та особь в Москве и убитая тобой вчера, Матвей, не одна и та же, — сдавленно проговорила Маша.

— И, судя по всему, не последняя, — добавила Арина.

Выслушав Лейгура, Бригитта резко поднялась со стула и подошла к одной из тумбочек возле кровати. Она достала старую и помятую карту и разложила её перед исландцем.

— Я рассказал ей про гнездо, которое мы нашли на той турбазе, — объяснил Лейгур. — Она просит показать, где именно мы его видели.

— Если и покажу, то лишь приблизительно. Это было где-то на севере от Огорелышей, километрах в ста.

Матвей отыскал поселок на карте, где они некогда останавливались, провёл пальцем чуть выше и обвёл довольно значительную область, изображённую в виде сплошного леса. Тонкие брови Бригитты насупились, она не сводила изучающего взгляда с указанной Матвеем территории.

Олаф заговорил с ней, указывая на карту. Та с чем-то соглашалась, кивая головой, и в ответ бормотала на норвежском себе под нос. В разговор затесался Лейгур, пытаясь вытащить больше подробностей.

— До вчерашнего дня они думали, что смогли перебить всех Чёрных или хотя бы прогнать их с севера, — начал исландец. — Но, судя по найденному нами гнезду и замеченному одному из них в Москве, это оказалось далеко от истины.

— Перебить всех? — Юдичев фыркнул. — Я так погляжу, оптимизма этим скандинавам не занимать.

Про Тень, или Чёрных, поговорили ещё немного. Оба норвежца оказались крайне обеспокоены возвращением опасных мерзляков и желали как можно скорее донести вести об их возвращении на Шпицберген.

Вскоре они сменили тему, на этот раз посвятив её выжившим с архипелага. Олаф охотно рассказывал им о жизненном укладе северян, а Бригитта, совсем изредка, дополняла его рассказ.

Так Матвей и остальные узнали, что на территории Шпицбергена находится пять поселений, и все они расположены вокруг фьорда. Олаф охотно перечислил их, загибая поочерёдно пальцы левой руки: Баренцбург, Исбьёрнхавн, возведённый за несколько лет до Вторжения, Пирамида, Грумант и его родной Лонгйир. Во всех пяти поселениях живёт около двух тысяч выживших, в основном норвежцы, датчане, шведы и исландцы, бежавшие от мерзляков во время войны.

Лейгур прервал его рассказ и спросил:

— А что насчёт Исландии? Она безопасна?

Бригитта покачала головой и рассказала, что зимы в Исландии не такие суровые, как на Шпицбергене и это помогло некогда попавшим туда на астероидах мерзлякам выжить и размножиться. Остров кишит ими, а холода недостаточно, чтобы прикончить всех. В прежние времена выжившие Шпицбергена пытались отправлять туда искателей, но каждый сезон оттуда никто не возвращался. С тех пор вылазки туда запретили.

Сказанное о родной земле Лейгур встретил с тоской в глазах, но весьма быстро взяв себя в руки продолжил выполнять роль переводчика.

Выяснилось, что поселения Шпицбергена, несмотря на удалённость друг от друга, считаются частью единого большого города. Все они работают сообща: отлавливают рыбу, занимаются китобойным промыслом и устраивают вылазки к северным землям своих некогда подлинных родин. Олаф и Бригитта причисляли себя к искателям, как и их погибший от лап Тени друг Ларс. Из их рассказа о тонкостях ремесла искателя Матвей понял, что в сущности они и впрямь ничем не отличаются от собирателей Антарктиды, за исключением одного: во время вылазок они не используют оборудование для отслеживания погоды, поскольку попросту в нём не нуждаются.

— Мы, как и все остальные искатели, работаем только на северных берегах России и северной части Скандинавского полуострова, где зимой температура редко выше минус десяти градусов Цельсия, — отвечал Олаф на вопрос Матвея о том, как именно они избегают встреч с мерзляками или криофобами. — Поэтому в контроле погоды нет смысла. Главное — убраться с захваченных земель не позже начала марта, и тогда мерзляки не достанут тебя.

Юдичев ухмыльнулся, услышав это.

— Эх, надо было и мне сваливать во время Вторжения к ним в Шпицберген. Ни тебе долгих недель в море, ни беспокойства о мерзляках… ну прям отпуск.

— Но есть одна проблема, — продолжал переводить слова Олафа Лейгур. — Поскольку искатели Шпицбергена все эти годы промышляют на ограниченной территории, они обчистили все ближайшие города и теперь испытывают нехватку определённых ресурсов и запчастей. Например, последние несколько лет они испытывают проблемы с ветряками: их начинка устарела, вышла из строя и нуждается в замене. Каждые несколько месяцев они теряют по ветряку, а с ним же и драгоценное электричество, необходимое для работы судов. Именно поиск статора и заставил их задержаться почти на месяц на Захваченных землях и бросить якорь у берегов Северодвинска в надежде вытащить какие-нибудь детали из ветряков ВЭС, но…

— Но, как и мы, опоздали лет на хрен знает сколько… — закончил Юдичев, стиснув зубы.

Лейгур кивнул, подтверждая его догадку.

— У них были сведения, что эту ВЭС обчистили искатели ещё десять лет назад.

Матвей недоумевал:

— Если они знали это, то зачем снова туда поплыли?

Лейгур передал вопрос Матвея норвежцу. Тот выслушал, робко кивая, а потом развёл руками и ответил одним словом:

— Отчаяние, — не сводя глаз с Олафа, перевёл Лейгур. — Они надеялись, что предыдущие искатели могли забыть выпотрошить один из ветряков или попросту не успеть. И, как ни странно, так и получилось… — Голос исландца понизился, он перестал переводить и только внимательно слушал.

— Лейгур? — Матвей не понимал, почему тот вдруг остановился.

Когда норвежец закончил, Лейгур обратился к Матвею:

— Олаф заметил статор, когда спасал нас. Как я понял, именно такие детали они и пытаются найти. Он думает, что мы сняли статор из одного из тех ветряков.

— Но ведь это не так, — вмешалась Маша. — На том заводе была куча этих статоров и других запчастей для ветряков. Просто скажи им…

— Постой, ничего не говори про завод, — прервал её Матвей, стараясь сохранять спокойное лицо, чтобы не выдать себя. — Мы не знаем этих людей и чего они хотят, но теперь хотя бы осведомлены об их нужде. А знание о местонахождении завода будет нашим козырем, который мы разыграем в нужный час.

Арина ухмыльнулась.

— Хорошо придумано, Матвей.

— А где же наш праведник? — Фальшивое недоумение появилось на лице Юдичева. — Спаситель всех нуждающихся и страждущих?

Максим задел Матвея за живое, но собиратель был уверен, что поступает как нужно.

— Всё это как-то неправильно. — Маша прижала сложенные руки к животу. — Они же ведь спасли нас…

Норвежцы заговорили друг с другом, следя за беседой на незнакомом им языке. Матвей заметил, что они начинают что-то подозревают.

— Вот что, Лейгур, — заговорил Матвей, вежливо улыбаясь Олафу, — передай им, что сейчас наша основная цель — вернуться домой, в Антарктиду. — Он обвёл взглядом своих товарищей. — Именно это мы сейчас с вами всеми и обсуждаем. — Затем вновь посмотрел на Олафа и Бригитту. — Если они дадут нам корабль и необходимое количество ватт для пересечения Атлантики, мы передадим им сведения о заводе и его содержимом. Полагаю, это весьма честная сделка.

— Ты уверен, Матвей? — Голубые глаза исландца вкрадчиво посмотрели на него.

Уверен ли он? Конечно нет. Но сейчас это лучше, чем надеется на снисходительность чужаков.

— Да, — ответил Матвей.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Лейгур, как верил Матвей, донёс до норвежцев всё до единого слова. Стоило ему закончить, как Бригитта и Олаф стали сверлить его взглядом, а затем и остальных. Но внезапно возникшее напряжение спало, как только на лице Олафа появилась ухмылка. Он переговорил со своим капитаном, и оба они кивнули, видимо, сойдясь на чём-то, после чего Бригитта обратилась к Лейгуру.

— Что она сказала? — Матвей сжал пальцами бедро, очень надеясь на хороший исход.

Исландец повернулся к группе.

— Оба они всего лишь искатели и не имеют право участвовать в такого рода сделках. Наше предложение должен выслушать ярл Эрик.

— Кто? — Брови Юдичева нахмурились.

— Это верховный правитель выживших Шпицбергена. — Лейгур провёл рукой по носу, и голос его стал тише: — Именно он будет решать нашу дальнейшую судьбу.

Глава 19
Сделка

В полдень следующего дня Матвей и остальные покинули каюту и вышли на палубу, впервые ощутив на лицах холодное дыхание Арктики.

— Глядите! — Тихон указал в сторону севера.

На горизонте показались острые пики лысых гор, покрытые снежными шапками. Береговую линию покрывал редкий снег, а по тихой глади Баренцева моря одиноко плавали крохотные айсберги. Тонкая завеса тумана накрыла архипелаг, давая лишь редким лучам северного солнца пробиться сквозь неё.

Арина подошла к Матвею и сомкнула руки на планшире.

— Всю жизнь я знала, что рано или поздно сбегу с «Востока» и начну путешествовать по другим станциям, — прошептала она, ухмыляясь. — И вот я здесь, на другом краю света.

Матвей коснулся её плеч и приобнял.

— Похоже, твои желания имеют способность исполняться сторицей.

— Очень надеюсь на это, — мрачно ответила Арина и опустила голову, наблюдая за вспенивающимися волнами.

Полчаса спустя Шпицберген встретил их криками чаек и маленьких, но крайне агрессивных птиц. Стоило судну проплыть мимо рифов, где они обосновались, как те стремительно атаковали стоящего рядом с мостиком Юдичева. Птички одна за другой пикировали на замотанную повязкой голову капитана, заставляя его вспоминать все отборные ругательства.

— Вот же маленькие… — Он стал отмахиваться от них, но те не отступали, продолжая свои безобидные, но крайне неприятные атаки. Особенно Юдичев взъярился, когда одна из них нагадила ему на плечо.

— Сволочь! Эй, дайте мне кто-нибудь пушку, чтобы я пристрелил эту маленькую тварь!

Стоявший на корме Олаф хохотал в кулак, наблюдая за бессмысленным сопротивлением Максима.

— Крачки, — сообщил Лейгур название вида маленьких бестий и прикрыл лицо от одной из них, как раз пытавшейся ущипнуть его за лицо. — Они защищают свою территорию. У нас в период зимовки встречаются такие же.

— Да плевать я хотел, как зовутся эти мелкие твари. Эй, пацан, ты хотел там пострелять из той хреновины? — Он указал в сторону кормы с орудием. — Самое время!

Тем временем судно зашло во фьорд. Широкий залив словно вырезали гигантским ножом, и его высокие отвесные скалы поднимались прямо из воды, создавая грандиозные, суровые стены.

Лейгур сообщил:

— Олаф сказал, что справа по борту, вон на тех берегах, находится Баренцбург, но мы его не увидим из-за тумана.

Матвей присмотрелся в сторону Баренцбурга, и, увы, как и говорил Олаф, кроме очертаний остроконечных скал и густой белой пелены, не увидел ничего.

Проплывая всё дальше вглубь залива, из тумана один за другим стали появляться корабли. Они прошли мимо катеров и яхт с пустующими палубами. Затем миновали суда побольше, соизмеримые с тем, на котором плыли сами; таких Матвей насчитал не больше десятка. Но среди всего этого множества он так и не увидел настоящих кораблей, подобных тем, которые были пришвартованы у станций «Мак-Мердо» или «Палмер». Возможно, они стояли в более отдалённой части фьорда?

— Velkommen til Longyearbyen!* (добро пожаловать в Лонгйир! (норв.)) — раздался голос норвежца.

Послышался землистый запах. В тумане мелькнули оранжевые огоньки костра и стали слышны громкие голоса на норвежском. Олаф подошёл к носу корабля и стал громогласно предупреждать о приближении их судна. В белой мгле им приходилось идти особенно осторожно, поскольку из неё то и дело вырастали другие суда, но взявшая на себя ручное управление Бригитта успешно обходила катера и лодки. Почти слепое путешествие длилось долгих пять минут, пока правый носовой борт едва не коснулся каменного причала. Двигатель заглох, вибрация под ногами смолкла, и судно успешно пришвартовалось.

Олаф уже сошёл на берег и отправился навстречу идущей к нему парочке. Бригитта покинула мостик и поманила к себе Лейгура, обратилась к нему на исландском, кивнула в сторону остальных и отправилась вслед за Олафом. Матвей заметил, как норвежец обнялся с мужчиной с чёрными волосами, крепко хлопнул его по плечу.

— Бригитта велела нам оставаться на судне, пока она и Олаф будут передавать весть о нашем приходе ярлу Эрику, — сообщил всем Лейгур.

— Даже на причал нельзя спуститься? — пожаловалась Надя усталым голосом и коснулась лба. — Уже тошнит от этого корабля.

— Потерпим ещё немного, — попросил Матвей. — Лучше не будем их раздражать и сделаем всё, как они просят.

Бригитта присоединилась к беседе с черноволосым. Матвей подошёл ближе к носу корабля, Лейгур последовал за ним.

— Понимаешь, о чём они говорят?

Исландец покачал головой.

Матвей вслушался в их речь и уловил лишь имя третьего спутника Бригитты и Олафа — Ларса. Затем он заметил, как черноволосый поднял голову в его сторону с приоткрытым ртом. Он задержал взгляд на Матвее, а затем резко переключился на диалог со стоящей рядом парочкой.

Собиратель посмотрел на юг, пытаясь высмотреть в клочках тумана Лонгйир, но увидел лишь крутой холм и стоявший у его подножия ряд складских зданий, рядом с которыми словно призраки мелькали человеческие силуэты.

— До сих пор в голове не укладывается, что выжившие есть не только на территории Антарктиды, — поделился размышлениями Матвей с исландцем. — Чувствую себя человеком, высадившимся на поверхность Луны.

Лейгур облокотился спиной на фальшборт.

— Семь лет назад я почти доплыл до этих земель.

Матвей оторвал взгляд от порта и удивлённо посмотрел на исландца.

— Я и Сольвейг наняли Шамана на все имеющиеся у нас ватты и отправились в очень долгое путешествие по Тихому океану на север, к Берингову проливу, а преодолев его, думали отправиться либо на запад, вдоль северной части России, либо к берегам Аляски.

Матвей положил локоть на планширь.

— Зачем?

Лейгур поджал губы и глубоко вздохнул.

— Искал место, где я и Сольвейг могли бы прожить остаток наших дней, какой-нибудь безопасный от мерзляков островок далеко на севере. Шаман должен был помочь нам найти такой, а после забрать моё судно в качестве плыты за его работу.

— Как я понимаю, затея не удалась?

— Я оказался не самым предусмотрительным капитаном, — с редкой для его лица ухмылкой ответил исландец, — и не учёл, что льды Арктики ничуть не уступают антарктическим, и чтобы их пробить, требуются куда большие затраты электричества, ну или, на худой конец, быть капитаном гигантского атомного ледокола, который, увы, я при себе не имел. Встреченные нами острова у моря Лаптевых, со слов Шамана, оказались потенциально опасны летом — нас могли бы навещать шустрики. Поэтому я решил не рисковать понапрасну и развернуть судно. Но как только мы вновь оказались в Беринговом проливе, выяснилось, что ватт хватит ровно на обратный путь до Антарктиды. Увы, льды северных вод сожрали большое количество электричества. И поскольку с нами был Шаман, которому я дал слово, что он вернётся домой, я отправился обратно в Антарктиду, и поиски острова на этом закончилось. К счастью, Шаман не взял в качестве оплаты мой корабль, мотивируя это тем, что он так и не выполнил свою задачу — не нашёл безопасного для нас острова.

Матвею вдруг вспомнилось, как Шаман упоминал свою роль провожатого в путешествии Лейгура и Сольвейг, в течение которого троица превратилась в хороших друзей.

— Думаешь, этот архипелаг мог бы стать тем безопасным островом, который ты искал семь лет назад?

— Вряд ли, — хмуро ответил Лейгур и указал взглядом в сторону порта. Матвей прищурил глаза и разглядел через пелену тумана пулемётное гнездо на одном из причалов, за которым дежурили двое.

— Я видел ещё парочку вдоль берега, когда мы подплывали к порту, — заключил Лейгур и добавил: — Полагаю, такие в безопасных местах не ставят, особенно в таком количестве.

И с этим Матвей не мог не согласиться.

Парень, с виду чуть младше Тихона, спустился в каюту через несколько часов после причаливания судна.

— Är ni verkligen från Antarktis? (Вы правда из Антарктиды? (Швед.)) — Глаза юноши горели от любопытства.

Матвей встал с койки и вопросительно посмотрел на Лейгура.

— Полагаю, он спрашивает нас, действительно ли мы из Антарктиды, — ответил тот.

Собиратель кивнул парню, и тот охнул.

Вся команда встала, глядя на молодого гостя, который рассматривал их как диковинных зверей.

Неловкая тишина повисла в каюте, пока Лейгур не прервал её и обратился на исландском к мальчику. Тот встряхнулся, оторопел и стал лепетать что-то, но резко замолчал и поднял голову к лестнице. Послышался деревянный скрип, и рядом с мальчишкой появился тот самый черноволосый мужчина, с которым говорили Олаф и Бригитта. Он прогнал мальчишку, а затем, не спускаясь в каюту, пригнул голову и посмотрел на остальных.

— Hver ykkar talar íslensku? (Кто из вас говорит по-исландски? (исл.))

Лейгур выступил вперёд.

— Segðu fólkinu þínu að fylgja mér. (Вели своим людям следовать за мной.(исл.)) — Черноволосый стал подниматься на палубу.

— Что он сказал? — спросила Маша.

— Велит идти за ним.

Туман успел рассеяться, и теперь их взору открылся небольшой порт со снующими туда-сюда людьми. На одном из причалов выгружали содержимое трюма судна, один в один похожего на судно Бригитты, и укладывали собранное в кузов грузовика. Из складов неподалёку слышались голоса и металлическое громыхание. Вся эта суета напомнила Матвею конец сезона в порту «Мак-Мердо», когда собиратели возвращались с добычей обратно домой.

Их ожидал старый внедорожник, чьё днище и полысевшие шины покрывала корка толстой грязи. Черноволосый открыл одну из пассажирских дверей и пренебрежительным кивком пригласил их в салон.

Всё видимое и слышимое до сих пор мерещилось Матвею каким-то сном. Не верилось, будто эти люди живы и все эти годы выживали на этом архипелаге.

Вшестером они уселись на два ряда пассажирских сидений, дверь за ними захлопнулась.

— Нехорошее у меня предчувствие… — прошептала Маша и взяла Матвея за руку.

Черноволосый открыл дверцу водителя и сел за руль. Через мгновение тихо загудел двигатель.

Как только машина тронулась с места, Лейгур сказал:

— Даже если твоё предчувствие окажется верным, это куда лучше, чем топтать одну землю с мерзляками.

— Соглашусь, пожалуй, — выдохнула Маша и чуть ослабила нервозную хватку, сжимающую руку Матвея.

Галька грунтовой дороги под колёсами отскакивала и звонко ударяла по днищу. Внедорожник издавал скрипучие звуки, похожие на стон старика, который жалуется на боли в коленях. В пластиковой торпеде зияла большая дыра, а рядом лежала видавшая виды мягкая игрушка с рыжебородым викингом в рогатом шлеме и плюшевым щитом. Один в один Лейгур, родись он на десять веков раньше.

Они ехали около минуты, пока не миновали высокий заснеженный холм. Путники обратили внимание на правое зеркало. Перед ними предстал Лонгйир.

Поселение стояло в широкой долине, окружённой величественными горами. На пологих склонах, соседствуя с лавинорезами, стояло около пятидесяти столбов-ветряков, размеры которых не уступали тем, что они видели на Северодвинской ВЭС.

Лонгйир пестрил разнообразием. Матвей заметил как трёхэтажные здания, похожие на гостиницы «Мак-Мердо», так и крохотные домики не более двух этажей, плотно пристроенные друг к другу. По заснеженным улицам шли несколько человек с винтовками за плечами. Двое ребятишек, плотно укутанных в старые куртки, лепили снеговика — круглые ноги и живот уже гордо охраняли вход в один из домов, не хватало только головы.

— Матвей, смотри! — Арина кивнула в сторону лобового зеркала.

Послышался лай, и дорогу им пересекла собачья упряжка, тянущая за собой ездока на тележке с колёсами. Каюр — так назывался ездок на собаках, как запомнил Матвей по книгам Джека Лондона, — умело направлял своих четвероногих подопечных вдоль дороги.

— Это волки? — спросил Тихон.

— Нет, хаски, — ответил Матвей, любуясь их красотой. Последняя встреча с дикими псами в Москве напомнила о себе внезапно оживший болью от старого укуса возле локтя, но она тут же стихла. Эти голубоглазые красавцы внушали ему больше доверия, нежели Чёрный Дьявол, чуть не сожравший его тогда в машине.

— Хаски… — прошептал мальчик, будто пробуя название породы на вкус.

— Только представь, как быстро завершались бы наши прогулки по лесам и полям, начавшиеся пару недель назад, будь у нас упряжка таких собак… — с горькой ухмылкой произнёс Юдичев.

Машина приближалась к низкому и длинному зданию с панорамными окнами, издали напоминавшему громадный лайнер. Стены покрывала деревянная обшивка тёмного цвета, гармонично сливающаяся с вездесущим снегом.

Двигатель заглох, и они остановились возле ротонды с главным входом. Здесь их встретила толпа из пятидесяти, если не больше, человек.

— Видно, весть о пришельцах с Антарктиды уже облетела это маленькое местечко вдоль и поперёк, — произнёс Лейгур, поглядывая на сборище зевак через окно.

Черноволосый пробормотал им что-то на своём языке и вышел.

Матвей выдохнул.

— Ну что, пошли?

Все шестеро поочерёдно покинули внедорожник, осторожно закрыв за собой дверцы.

Сотни глаз мужчин и женщин следили за каждым их шагом. Стариков было меньше, но вот зрелых мужчин Матвей насчитал больше половины, и почти все имели при себе автомат или винтовку за плечом. Интересно, откуда у них все это оружие?

Матвей почувствовал, как Маша сильнее сжала его руку.

Толпа расступилась, пропуская их между колонн. В лицах людей Матвей не видел гнева или злобы, а только простое любопытство. Все хотели увидеть «пришельцев с далёкого юга». Однако он старался не задерживать взгляд на одном человеке подолгу.

Двери за ними закрылись, и они оказались в просторном холле. Здесь их встретило несколько вооружённых мужчин, чьи взгляды в их сторону разрывались между суровостью и любопытством.

Эхо хриплого голоса отразилось от стен:

— Добро пожаловать в Лонгйир! Сердце северного фронта в войне с криофобами…

Между охранниками появился мужчина. Он был высок и строен, с густыми тёмными волосами, слегка тронутыми сединой, и коротко подстриженной бородой. Его тёмные и проницательные глаза задержались на Матвее, а потом посмотрели на остальных.

С ухмылкой он добавил:

— … и, если верить двум моим соратникам, спасшим вас, с этих пор не единственному.

Матвей сделал шаг вперёд.

— Говорите по-русски?

Он вежливо улыбнулся и указал на ряд стульев у стены.

— Мой отец норвежец, а мать родом из Карелии. Мне довелось хорошо выучить русский прежде, чем она погибла десять лет назад. Но вынужден предупредить: я не разговаривал на втором родном языке с момента её кончины, поскольку на архипелаге найти собеседника, говорящего на русском — большая редкость. Поэтому прошу меня извинить, если моя речь будет запинаться.

Матвей и остальные расселись по местам.

— Позвольте представиться, моё имя Эрик Хансен. Я ярл Шпицбергена и отвечаю за управление пяти крупных поселений архипелага. Насколько я понимаю, Бригитта и Олаф уже успели рассказать вам, как устроена наша жизнь в этом крае?

— Да, — Матвея удивляла вежливость Эрика, а также его русский, несмотря на то, что он откровенно скромничал по поводу своих языковых способностей. — У нас была весьма продолжительная беседа с ними двумя.

— Бьюсь об заклад, они не рассказали вам и половины всего. — Он сел на противоположное кресло на колёсиках. — Последние несколько лет нас стали терроризировать водяные ходуны. Эти криофобы, по каким-то непонятным для нас причинам, вдруг стали так близко подбираться к архипелагу, что нам пришлось установить пулемётные гнёзда по периметру. Полагаю, вы видели их в порту. Два года назад целый рой напал на соседний Баренцбург и погубил почти две сотни человек. — Его тонкие пальцы сплелись в замок. — Большая трагедия для нашей и без того маленькой общины. Вы, наверное, не сталкиваетесь с подобными нападениями в Антарктиде?

Матвей покачал головой.

— Ещё бы, — продолжал Эрик с тоской в голосе, — там такие холода. Любой оказавшийся на её территории криофоб окоченеет насмерть в ту же секунду, но здесь, особенно летом…

Его губы поджались, он вновь посмотрел на Матвея.

— Но, полагаю, вы оказались здесь не для того, чтобы выслушивать проблемы Шпицбергена. Олаф и Бригитта рассказали мне, что вы знаете, где можно раздобыть так необходимые детали для ветряков. Мы сильно в них нуждаемся, поскольку без электричества наши суда не смогут выходить в море, а море для моего народа — это жизнь. Искатели, рыбаки, китобойцы… без них Шпицберген падет. — Он сложил руки за спиной и погрузился в задумчиво молчание, длившееся несколько секунд, пока не обратил свой взгляд к собирателю: — Вы Матвей, правильно я понимаю?

У Матвея внутри всё всполошилось.

— Да.

Ярл встал с кресла и подошёл к нему с протянутой рукой.

— Рад познакомиться.

Он поздоровался и узнал имена остальных поочерёдно.

— Даже представить не могу, через что вы прошли. — Взгляд Эрика задержался на забинтованной половине лица Юдичева.

— Мы потеряли многих, — ответила Арина, встретившись взглядом с ярлом. — Прежде нас было одиннадцать.

Сержанта Арина решила умертвить с остальными, не упоминая про побег. Как они и договаривались.

— Намного больше, — добавила Маша, отведя взгляд в сторону. Она наверняка припомнила первую группу, отправившуюся с ней в экспедицию.

— Мои соболезнования, — произнёс Эрик. — Я знаю, каково это — терять близких. Все жители Шпицбергена, от младенца до глубокого старика, — мои дети, и смерть любого из них для меня словно ножом по сердцу.

Ярл отвернулся и медленно зашагал к креслу.

— Сегодня этот нож снова пронзил мне сердце, когда я узнал о гибели Ларса, одного из лучших наших искателей. — Он обернулся к ним и натужно улыбнулся. — Но его гибель оказалась ненапрасной. Вы здесь, шесть человек, живы и здоровы, и являетесь прямым доказательством, что Шпицберген не одинок в этой войне. Это вселит надежду в моих людей.

Он взялся за кресло на колёсиках и стал двигать его ближе к Матвею под неустанный взор двух охранников.

— Теперь насчёт сделки. — Ярл сел в кресло и посмотрел на Матвея. Его лицо сделалось серьёзным. — Довольно нагло требовать от народа Шпицбергена электричество, особенно после того как один из этого народа пожертвовал собой, а двое рисковали жизнями, пытаясь вас спасти.

Среди спутников Матвея пронёсся ветерок волнения. Лейгур посмотрел на охранников, будто готовясь резко вскочить и бросить в них стул. Юдичев поправил повязку, закрывающую обзор. Рука Тихона скользнула в карман.

Матвей наклонился вперёд, как можно ближе к Эрику. Стволы винтовок обратились в его сторону.

— Согласен, я поступаю нагло, — уверенно произнёс Матвей. — Но если бы речь шла о народе Шпицбергена, чьи жизни висят на волоске, согласитесь, вы тоже не тратили бы время на вежливость.

Лицо ярла оставалось неизменным, словно высеченным из камня, пока вдруг он не озарился сдержанной улыбкой.

— Вы хороший человек, Матвей. Я сразу это понял.

Ярл кивнул своим охранникам, и те опустили винтовки.

— Однако, увы, — продолжил он, — я не в силах выполнить часть своей сделки.

У Матвея пробежал холодок по спине.

Вступилась Маша:

— Если речь идет об электричестве, то станция «Прогресс» возместит вам потраченное вдвое.

— Дело не в электричестве, — прервал её Эрик и набрал воздуха в грудь, после чего сказал: — На Шпицбергене нет судна достаточной мощности, чтобы переправить вас так далеко на юг. Все корабли, танкеры или военные суда с ледоколами эвакуировали выживших в Антарктиду и, полагаю, там же и остались. Вам это лучше знать.

— У меня есть такой корабль, — вмешался Юдичев.

— Вот как? И где он сейчас?

— В Финском заливе, недалеко от Санкт-Петербурга.

— Это довольно далеко, а на континент пришла весна и теперь там небезопасно. Олаф и Бригитта рассказали мне про криофобов, да вы и сами их видели. Я не намерен отправлять своих людей на верную смерть, а уж тем более с таким огромным запасом заряженных электричеством батарей.

Матвей не мог вымолвить и слова. Его губы тряслись, мурашки бежали по коже, а в ушах звенело. Он понимал, к чему всё идёт.

— Я обещаю помочь вам покинуть Шпицберген и добраться до Финского залива, но только когда на континент вновь вернутся холода и прогонят мерзляков дальше на юг. Произойдет это не раньше ноября, а до тех пор… — Он встал с кресла. — Вы мои гости.

Он положил руку на плечо Матвея.

— Простите, Матвей. Но сейчас всё, что я могу предложить вам, — это крышу над головой и пищу.

Матвей всё же выдавил из себя:

— Спасибо, ярл Эрик.

Эрик убрал руку и обратился к остальным:

— Вы наверняка хотите отдохнуть после всех свалившихся на вас невзгод. — Он махнул в сторону черноволосого. — Якоб отвезёт вас в один из наших домов, где вы сможете поесть и как следует выспаться. А после, когда наберётесь сил, я хотел бы узнать больше про выживших из Антарктиды. Нам с вами предстоит многое обсудить.

Их поселили в одном из пяти трёхэтажных домов. Когда Якоб проводил их в холл, Матвей заметил стойку регистрации и понял, что раньше это здание было гостиницей.

Каждому выделили комнату на последнем этаже, не отличающиеся друг от друга ни на сантиметр. Внутри стояли кровати со старыми матрасами с дырами многолетней давности. Но лечь на них выглядело куда привлекательнее, нежели в очередной раз на холодную землю.

Пока они располагались, любопытные детишки дежурили возле окон, задрав головы и перешёптываясь между собой. Некоторые набирались храбрости и пробирались внутрь, поднимались до третьего этажа, но в коридор идти не решались — видно, страшно было оказаться рядом с пришельцами из Антарктиды.

Едва они сбросили почти пустые рюкзаки на пол, Якоб принёс им жареное мясо и свежую воду.

— Что это? — спросил Тихон, подозрительно принюхиваясь. — Опять китовое мясо?

— Не… — Юдичев бросил кусок в рот. — Кажется, оленина.

Собрав еду, они все собрались в комнате Матвея. Завидев красные куски, собиратель почувствовал тошноту.

— М-да… — Максим отложил оленину в сторону. — Вроде и есть хочется, а кусок в горло не лезет.

Все голоса друзей казались Матвею какими-то далёкими, находящимися на расстоянии в тысячи километров. Но зато он прекрасно слышал стоны жителей с «Востока», их урчащие от голода животы и плач детей.

Маша подвинулась к нему ближе, её рука коснулась его руки. Собиратель чувствовал, что она хочет что-то сказать, но не решалась.

— Я слышал про тот страшный голод на «Востоке» и как вам удалось пережить его во времена Адаптации, — сказал Юдичев и отодвинул миску с мясом. — Сам я с восточниками не знаком, не довелось, но зная одного только тебя, осмеюсь предположить, что ребята вы там крепкие. Поэтому советую тебе не хоронить своих братьев и сестёр раньше времени.

Непривычно было слышать от Максима Юдичева слова поддержки, и всё же даже они не могли заполнить ту образовавшуюся в груди пустоту.

— Матвей, — послышался теперь столь редкий для слуха голос Нади. Она выглядела по-прежнему усталой, несмотря на проведённые последние два дня в койке. Капли горячего пота блестели на её лбу. — Мы все здесь сейчас сидим и дышим благодаря тебе. Мой ребёнок появится на свет благодаря тебе. Просто знай это.

Матвей медленно поднял глаза, встретив взгляд Нади. Её слова не смогли вытеснить чувство вины, да любые слова, кроме поступков, сейчас казались ему пустым звуком. Он желал лишь одного — не сидеть сложа руки и действовать! Но что он мог предпринять?

Собиратель заметил, что среди собравшихся не было Арины, и спросил, где она.

— Может, осталась в комнате? — предположил Лейгур.

— Пойду поищу её. — Он отпустил Машину руку. Почему-то сейчас ему больше всего хотелось увидеть именно Арину.

— Хорошо, — ответила Маша и грустно ему улыбнулась.

Матвей вышел в коридор и нашёл комнату Арины. Он приложил ухо к двери, прислушался, ничего. Потом вежливо постучал и вошёл внутрь.

— Арина?

Рюкзак лежал на полу. Из приоткрытого окна дул ветер. Матвей подошёл к нему и увидел Арину, стоявшую на берегу моря. Она наблюдала, как волнуются северные воды.

Матвей тихо вышел обратно в коридор, спустился на первый этаж, напугав по пути свору детишек, и обошёл здание. Вскоре он приблизился к сестре.

— Арина?

Она не обернулась, лишь всхлипнула. Мимо пролетевшая чайка громко крикнула, сев на булыжник неподалёку.

Матвей подошёл к Арине и заметил, как её лицо опухло от слёз, а карие глаза блестели от влаги. Когда она посмотрела на него.

— Наши… — выдавила она и ее челюсть дрогнула. — Восток…

Собиратель схватил её и прижал к груди, приглушив её вырвавшееся наружу рыдание. В носу засвербело, а слёзы заволокли глаза пеленой, когда он гладил её по дрожащей спине, в тщетных попытках утешить.

День на архипелаге Шпицберген подходил к концу. Птицы замолкали, оставляя свои громкие песни до завтрашнего утра. А ветер крепчал, становясь холоднее и проносясь по безжизненной тундре мха и голых утёсов.

Катера и лодки швартовались в порту и причаливали к берегу, где их встречали упряжки с собаками, готовые к погрузке богатого или не очень улова — как повезёт. Дети, утолившие жажду любопытства, бежали домой, обсуждая чужеземцев из далекой Антарктиды, ныне живущих на третьем этаже старой гостиницы. Они приходили в родительские дома и разносили слухи, что чужаки имеют ледяные сердца и не боятся зимних холодов.

День на архипелаге Шпицберген подходил к концу, но только для его жителей. В космической мгле, в её вечной тишине и мраке, ОНО неустанно трудилось, наблюдая за каждым шагом выживших жителей Земли, словно те были бактерии под огромным микроскопом. ОНО изучало, планировало и размышляло о следующем шаге, способном уничтожить остатки рода людского раз и навсегда.

ОНО набиралось терпения…

Nota bene

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

* * *

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Дети Антарктиды. На севере

Оглавление

Пролог

Дневник Арины Крюгер

Глава 1 Тяжелая ноша

Глава 2 Трудное решение

Глава 3 Два пути

Глава 4 Надежда

Глава 5 Новый план

Глава 6 Проблемы насущные

Глава 7 Признание

Глава 8 Внезапные неприятности

Глава 9 Логово

Глава 10 Праведник

Глава 11 Скачок

Глава 12 Друг

Глава 13 Театр

Глава 14 Выстрел

Глава 15 Чистилище

Глава 16 ВЭС «Комета»

Глава 17 Черный

Глава 18 Новый мир

Глава 19 Сделка

Nota bene