Божественные соперники (fb2)

- Божественные соперники [litres][Divine Rivals] (пер. Юлия Вадимовна Прокопцева) (Письма волшебства - 1) 3184K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ребекка Росс

Ребекка Росс
Божественные соперники

Rebecca Ross

Divine Rivals (Letters of Enchantment Book 1)

Печатается с разрешения литературных агентств New Leaf Literary & Media, Inc и Andrew Nurnberg.

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

* * *

Ребекка Росс – автор бестселлеров № 1 в жанре фэнтези по версии New York Times и Sunday Times. Из-под ее пера вышло несколько популярных дилогий, таких как «Letters of Enchantment» и «Elements of Cadence» (готовятся к изданию на русском языке), «Восстание королевы», а также два одиночных романа. Когда Ребекка не пишет, она или читает, или в саду – выращивает полевые цветы и замыслы для своих книг.

Она живет в Джорджии вместе с мужем и собакой.

Заходите на ее сайт www.rebeccarossauthor.com

* * *

«Насыщенный и романтичный – если бы книги были ароматами, эта пахла бы чашкой черного чая, лентами печатной машинки и той самой, вызывающей привыкание специей под названием “из врагов в любовники”».

Шелби Махёрин, автор романа «Змей и голубка»,
бестселлера по мнению The New York Times

«Захватывающее дух начало красивой и романтичной серии романов. Росс так деликатно и тонко сплетает свои истории, поистине в присущем ей одной стиле. Эту книгу я обожаю».

Аделин Грейс, автор романа «Белладонна»,
бестселлера по мнению The New York Times

* * *

Посвящается Изабель Ибаньес,

которая читала эту книгу в процессе написания,

которая убедила меня добавить повествование от лица Романа

и которая время от времени позволяла мне отмазываться.

Р.S. Я имею в виду главу 34.

Напиши мне о надежде, и любви,

и о сердцах, что выстояли.

Эмили Дикинсон

Пролог

Холодный туман окутал станцию, словно погребальный саван, и Айрис Уинноу подумала, что погода как нельзя кстати. Поезд едва виднелся сквозь мглу, но в вечернем воздухе чувствовался привкус металла, дыма и горящего угля, смешанный с запахом мокрой после дождя земли. Деревянная платформа была скользкой, блестя лужами и кучами гниющей листвы.

Когда Форест остановился рядом с ней, Айрис тоже застыла, словно была его отражением в зеркале. Их часто принимали за близнецов из-за одинаковых широко расставленных светло-карих глаз, волнистых каштановых волос и россыпи веснушек на носу. Но Форест был высоким, а Айрис – миниатюрной. К тому же он был на пять лет старше, и впервые в жизни Айрис пожалела, что старшая не она.

– Я скоро вернусь, – сказал он. – Думаю, всего через каких-то несколько месяцев.

Брат смотрел на нее в угасающем свете дня, ожидая ответа. Это был тот вечерний час между светом и тьмой, когда в небе начинают появляться звезды, а на улицах загораются фонари. Обеспокоенный взгляд Фореста и золотистые отсветы на низко нависших тучах притягивали Айрис, однако она озиралась, отчаянно ища, на что бы отвлечься и сморгнуть слезы, пока Форест их не заметил.

Справа стояла солдат – девушка в безупречной накрахмаленной униформе. В голову Айрис пришла дикая мысль. Должно быть, она отразилась на лице, потому что Форест откашлялся.

– Я должна поехать с тобой. – Айрис поймала его взгляд. – Еще не поздно. Я могу поступить на службу…

– Нет, Айрис, – резко ответил Форест. – Помнишь два своих обещания?

Два обещания, которым всего один день. Она нахмурилась.

– Разве я могла забыть?

– Тогда повтори.

Она скрестила руки на груди, чтобы отгородиться от осенней прохлады и странных ноток в голосе брата. В нем проскользнуло отчаяние, которого она до сих пор не слышала у Фореста, и под тонким свитером по рукам Айрис побежали мурашки.

– Позаботься о маме, – ответила она, копируя его баритон, отчего Форест улыбнулся. – Не бросай учебу.

– Вообще-то это было не просто грубое «Не бросай учебу». – Форест чуть ткнул ее ступню носком ботинка. – Ты блестящая ученица, которая за все годы не прогуляла ни одного дня. Знаешь, за такое награждают.

– Ладно, – сдалась Айрис, залившись румянцем. – Ты сказал: «Пообещай, что будешь учиться в свое удовольствие в последнем классе, а я вернусь как раз к твоему выпускному».

– Да, – подтвердил Форест, хотя его улыбка начала меркнуть.

Он не знал, когда вернется, и не мог сдержать обещание, хотя и говорил так, будто война закончится в считаные месяцы. Война, которая только началась.

«А если бы песню услышала я? – подумала Айрис, и сердце стало таким тяжелым, что больно упиралось в ребра. – Если бы я встретила богиню, а не он… Отпустил бы он меня так легко?»

Она уронила взгляд на грудь Фореста, туда, где билось его сердце под оливково-зеленой униформой. В мгновение ока его может поразить пуля. Пуля, которая помешает вообще вернуться домой.

– Форест, я…

Ее перебил пронзительный свист. Айрис подскочила. Это был последний сигнал к посадке, и все потянулись к вагонам. Айрис снова вздрогнула.

– Вот. – Форест опустил свою кожаную сумку. – Это тебе.

Расстегнув сумку, он достал светло-коричневый тренч и протянул сестре. Айрис уставилась на тренч, и Форест выгнул бровь.

– Он тебе понадобится, – возразила Айрис.

– Мне дадут другой. Что-нибудь военное. Бери же, Цветочек.

Сглотнув, Айрис взяла тренч, просунула руки в рукава, туго завязала пояс на поношенной ткани. Тренч был великоват, зато удобен. Он казался броней. Айрис вздохнула.

– Пахнет как в мастерской часовщика, – сказала она, растягивая слова.

– И как же пахнет в мастерской часовщика? – рассмеялся Форест.

– Пыльными, не до конца заведенными часами, дорогим маслом и этими крохотными металлическими инструментами, которыми чинят сломанный механизм.

Но это была не вся правда. Тренч пах «Разгульной закусочной», где Айрис с Форестом ужинали по крайней мере дважды в неделю, когда столики обслуживала их мать. Пах парком на берегу реки, мхом, мокрыми камнями, и долгими прогулками, и сандаловым лосьоном после бриться, которым пользовался Форест, безуспешно желая отрастить бороду.

– Тогда он составит тебе хорошую компанию. – Брат повесил сумку на плечо. – И весь платяной шкаф теперь в твоем распоряжении.

Айрис знала, что он пытается поднять ей настроение, но при мысли о маленьком гардеробе, который они делили на двоих, у нее заныло сердце. Разве она уберет куда-то одежду брата на время его отсутствия?

– Конечно, мне понадобятся свободные вешалки: ты прекрасно знаешь, что я слежу за всеми веяниями моды, – иронично сказала Айрис, надеясь, что Форест не услышит печали в ее голосе.

Он лишь улыбнулся.

Ну вот и всё. Почти все солдаты ушли с платформы; поезд пыхтел во мгле. К горлу Айрис подступил комок, она закусила щеку изнутри. Форест обнял ее, и девушка закрыла глаза, прислонившись щекой к жесткой ткани униформы. Хотелось сказать: «Как ты можешь любить эту богиню больше, чем меня? Как можешь покинуть меня вот так?» Но Айрис удержала эти слова, как воду во рту.

Их мама, рассерженная и встревоженная, уже высказала все это Форесту, когда он поступил на военную службу. Эстер Уинноу отказалась провожать сына, и Айрис представила, как она рыдает дома, жалея, что не пошла на станцию.

Поезд тронулся с места и пополз по рельсам.

Форест выскользнул из объятий сестры.

– Пиши мне, – прошептала она.

– Обещаю.

Он попятился на несколько шагов, не сводя с нее взгляда. В его глазах не было страха, только мрачная, лихорадочная решимость. Потом Форест повернулся и побежал к поезду.

Айрис проследила за тем, как он исчезает в ближайшем вагоне. Помахала рукой, хотя слезы застилали глаза, и долго еще стояла на платформе после того, как поезд растворился в тумане. Она промочила ноги. Над головой мигали фонари, жужжа, словно осы. Толпа рассеялась, и Айрис пошла домой, чувствуя себя опустошенной и одинокой.

Сунув в карманы тренча озябшие руки, она нащупала смятую бумажку. Забытый фантик от конфеты? Нахмурившись, Айрис достала находку и рассмотрела в тусклом свете.

На криво сложенном клочке бумаги было что-то отпечатано на машинке. Айрис не смогла сдержать улыбки, хотя сердце болело. Она прочла:

Если ты вдруг не знала… Ты лучшая сестра на свете. Я горжусь тобой.

Не успеешь оглянуться, как я вернусь домой, Цветочек.

Часть первая
Письма из платяного шкафа

1
Заклятые враги

Пять месяцев спустя

Она мчалась под дождем в поношенном тренче, в туфельках на шпильках, у одной из которых был сломан каблук. В груди бешено билась надежда, добавляя скорости и удачи, пока Айрис перебегала трамвайные пути в центре города. Этот день она предвкушала много недель и была готова, пусть даже промокшая, хромая и голодная.

Первый укол тревоги Айрис ощутила, когда вошла в вестибюль старого, построенного еще до свержения богов здания. На потолке были нарисованы некоторые из этих мертвых божеств, и, несмотря на трещины и слабое освещение низко висящих люстр, Айрис всегда задирала голову и рассматривала их. Боги и богини танцевали в облаках. Длинные золотистые одеяния, в волосах сверкают звезды, взгляды устремлены на землю. Айрис иногда казалось, что эти нарисованные глаза следят за ней. Она подавила дрожь. Сняв испорченную правую туфельку, она неловкой походкой поспешила к лифту. Стоило подумать о нем, как мысли о богах сразу вылетели из головы. Может, дождь задержал Романа, и у нее еще есть шанс.

Айрис прождала целую минуту. Судя по всему, проклятый лифт очень некстати застрял, и она решила подняться на пятый этаж по лестнице. Добравшись наконец до тяжелой двери «Вестника Оута», Айрис вся вспотела и дрожала. В редакции, залитой желтым светом настольных ламп, пахло крепким чаем и царила утренняя суета: готовили свежий выпуск газеты.

Айрис опоздала на четыре минуты.

Застыв посреди этой суматохи, она бросила взгляд на стол Романа.

Там никого не было, но облегчение Айрис как рукой сняло, когда она посмотрела на информационный стенд. Роман ждал ее там. Как только их взгляды встретились, он лениво улыбнулся и сдернул с доски пришпиленную бумажку. Последнее задание.

Айрис не двинулась с места, даже когда Роман Китт обошел перегородку, чтобы поздороваться с ней. Высокий, гибкий, с такими резко очерченными скулами, что ими хоть камень рассекай. Он помахал листком перед ее носом. Листком, который она так сильно хотела заполучить.

– Опять опоздала, Уинноу, – приветствовал он. – Второй раз за неделю.

– Не знала, что ты считаешь, Китт.

Ухмылка сошла с его губ, когда он опустил взгляд на ее руки, сжимающие туфлю со сломанным каблуком.

– Похоже, на сей раз у тебя случилась небольшая неприятность.

– Вовсе нет. – Она вскинула голову. – Разумеется, я так и задумывала.

– Сломать каблук?

– Нет, чтобы последнее задание досталось тебе.

– Облегчаешь мне жизнь? – Он изогнул бровь. – Удивительно. Предполагается, что мы должны драться на дуэли не на жизнь, а на смерть.

– Это преувеличение, Китт, – усмехнулась Айрис. – Которыми ты, кстати, частенько злоупотребляешь в своих статьях. Если станешь колумнистом, следует остерегаться этой тенденции.

Ложь. Айрис редко читала его статьи. Но он об этом не знал.

Роман прищурился.

– Какие могут быть преувеличения в статье про солдат, пропавших без вести?

У Айрис внутри все сжалось, но она спрятала эмоции за натянутой улыбкой.

– Это тема последнего задания? Спасибо, что сообщил.

Она отвернулась от Романа и направилась мимо перегородок к своему столу.

– Знаешь ты тему или нет – неважно, – продолжал он гнуть свою линию, идя следом за ней. – Задание-то досталось мне.

Айрис добралась до стола и включила лампу.

– Ну конечно, Китт.

Он не отошел, так и стоял возле ее рабочего места, наблюдая за тем, как девушка ставит матерчатую сумку и туфельку со сломанным каблуком так, словно те были знаком отличия. Айрис скинула тренч. Роман редко смотрел на нее так внимательно, и она опрокинула жестяную банку с карандашами.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросила девушка, торопливо собирая карандаши, пока они не скатились со стола.

Ну конечно, один все же упал и приземлился рядом с кожаными ботинками Романа. Он не стал поднимать карандаш, и Айрис, проглотив проклятие, наклонилась сама, отметив, как хорошо эти ботинки начищены.

– Ты будешь писать свою статью о пропавших без вести, – заявил он. – Даже если у тебя нет полной информации о задании.

– Тебя это волнует, Китт?

– Нет. Конечно, нет.

Поставив жестянку с карандашами подальше от края стола, чтобы они снова не рассыпались, Айрис пристально посмотрела ему в лицо.

– Тебе говорили, что ты щуришься, когда врешь?

Он нахмурился еще сильнее.

– Нет, потому что никто на меня не смотрит так подолгу, как ты, Уинноу.

За ближайшим столом кто-то хихикнул. Айрис вспыхнула и села на стул. Попыталась придумать остроумный ответ, но ничего не пришло в голову – как назло, Роман был привлекательным и в самом деле часто притягивал ее взгляд.

Ей оставалось лишь откинуться на спинку стула и одарить его ослепительной улыбкой. Улыбкой, от которой в уголках глаз собрались морщинки. Роман сразу помрачнел, как она и ожидала. Он терпеть не мог, когда Айрис так ему улыбалась, и в подобных случаях всегда ретировался.

– Удачи тебе с заданием! – весело сказала она.

– А тебе – развлечься с некрологами, – резко парировал он, наконец уходя на свое место. К сожалению – всего через две перегородки от ее стола.

Улыбка Айрис потускнела, как только он повернулся к ней спиной. Она все еще рассеянно смотрела в его сторону, когда в поле зрения появилась Сара Приндл.

– Чаю? – спросила она, протягивая чашку. – Похоже, тебе не помешает, Уинноу.

– Да, спасибо, Приндл, – вздохнула Айрис.

Девушка взяла чашку, но с тяжелым стуком поставила ту на стол рядом со стопкой написанных от руки некрологов, ожидающих, когда она их разберет, отредактирует и напечатает. Если бы она пришла пораньше и успела ухватить задание, с этими душераздирающими бумагами пришлось бы возиться Роману.

Айрис уставилась на стопку, вспоминая первый рабочий день три месяца назад. Роман Китт подошел к ней последним, пожал руку и представился. Взгляд у него был холодным и проницательным, губы – поджаты. Китт будто оценивал, насколько серьезную угрозу она будет представлять для него и его положения в «Вестнике».

Довольно скоро Айрис узнала, что́ он на самом деле о ней думает. Всего лишь через полчаса после знакомства. Подслушала, как он говорил одному из редакторов: «Она мне не конкурентка. Нисколько. Она бросила школу «Уинди-Гроув» в выпускном классе».

Эти слова до сих пор жалили.

Айрис не думала, что они когда-нибудь станут друзьями. Да и как такое возможно, если оба соперничают за одну и ту же должность колумниста? Но его высокопарное поведение только подстегивало ее желание одержать верх. А еще настораживало, что Роман Китт знал о ней больше, чем она о нем.

Это означало, что Айрис нужно раскрыть его секреты.

На второй день работы она подошла к самой дружелюбной из сотрудниц, Саре.

– Давно Китт здесь работает? – спросила Айрис.

– Почти месяц, – ответила Сара. – Так что не волнуйся насчет того, что у него преимущество. У вас одинаковые шансы на повышение.

– А чем занимается его семья?

– Дед заложил железную дорогу.

– Значит, у его семьи есть деньги.

– Куча денег, – добавила Сара.

– В какую школу он ходил?

– Кажется, в «Деван-Холл», но не уверена.

Престижная школа, в которую отдают своих избалованных отпрысков большинство богатых родителей Оута. Полная противоположность скромной «Уинди-Гроув», в которой училась Айрис. Она чуть не поморщилась от такого открытия, но продолжила:

– Он с кем-нибудь встречается?

– Нет, насколько мне известно, – пожала плечами Сара. – Но он не особо делится с нами подробностями своей личной жизни. На самом деле я мало о нем знаю, кроме того что ему не нравится, когда трогают вещи у него на столе.

Частично удовлетворенная новыми сведениями, Айрис сочла за лучшее игнорировать конкурента. По большей части она притворялась, что его не существует, но вскоре обнаружила, что делать это будет все труднее, потому что им пришлось наперегонки добираться до информационного стенда за еженедельными заданиями.

Первое с триумфом отхватила она.

Роман завладел вторым, но только потому, что она позволила.

Так у нее появилась возможность познакомиться с его статьей в газете. Сгорбившись над столом, она читала о закончившем карьеру бейсболисте. Бейсболом Айрис никогда не интересовалась, но внезапно поймала себя на том, что увлеклась благодаря проникновенной и остроумной манере письма Романа. Ее завораживало каждое слово, она словно чувствовала в руке бейсбольный мяч, тепло летних ночей, азарт толпы на стадионе…

– Что, нравится?

Надменный голос Романа разрушил чары. Айрис вздрогнула и смяла бумагу, но он точно знал, что она читала, и весь лучился самодовольством.

– Ничуть, – возразила она.

В отчаянных попытках отвлечься от унизительной ситуации она заметила его имя, напечатанное мелким черным шрифтом под заголовком.

Роман К. Китт

– Что означает «К»? – поинтересовалась девушка, поднимая на него взгляд.

Он лишь поднес к губам чашку чая, не удостоив ее ответом, однако не сводил взгляда с Айрис поверх выщербленного края чашки.

– Роман Капризный Китт? – предположила она. – Или Роман Кичливый Китт?

Его веселье как ветром сдуло. Роману не нравилось, когда над ним потешались, и Айрис, улыбнувшись еще шире, откинулась на спинку стула.

– А может, Роман Крутой Китт?

Он отвернулся и удалился, не сказав ни слова, но крепко стиснув зубы.

Как только он отошел, Айрис спокойно дочитала статью. У нее защемило сердце: написано было бесподобно. В ту ночь Роман ей приснился. Утром она быстро разорвала газету на клочки и поклялась больше никогда не читать его работы, потому что иначе неизбежно уступит должность ему.

Но сейчас, при здравом размышлении, она передумала. Если он пишет статью о пропавших без вести, может, она будет не против прочитать.

Айрис выдернула чистый лист бумаги из стопки на столе и вставила в печатную машинку, но пальцы замерли над клавиатурой, когда она услышала, как Роман пакует сумку. Он вышел из офиса – очевидно, отправился собирать материалы к статье. Его шаги потонули в стуке печатных машинок, гуле голосов и клубах табачного дыма.

Айрис стиснула зубы и начала печатать первый некролог.

* * *

К тому времени как запланированная на день работа с некрологами была почти закончена, на сердце стало тяжело. Айрис всегда было интересно, что стало причиной смерти, и хотя эти сведения в некрологах никогда не приводили, девушке казалось, что люди охотнее читали бы эти траурные заметки, если бы в них указывалось, от чего человек умер.

Она погрызла заусенец и ощутила привкус металла из-за клавиш печатной машинки. Если она не работала над заданием, то ей давали либо тематические объявления, либо некрологи. Последние три месяца в «Вестнике» она поочередно занималась то одним, то другим, то третьим видом деятельности, и каждый требовал разных слов и вызывал разные эмоции.

– Уинноу, зайди ко мне, – произнес знакомый голос.

Зеб Отри, ее босс, проходя мимо, постучал пальцами с золотыми кольцами по краю перегородки у стола.

– Сейчас же, – добавил он.

Айрис бросила некролог и прошла за начальником в кабинет со стеклянными стенами. Тут всегда стоял тяжелый запах промасленной кожи, табака и крепкого лосьона после бритья. Босс сел за стол, а Айрис – напротив него в кресло с подголовником, подавляя желание хрустнуть пальцами.

Зеб смотрел на нее долгую тягостную минуту. Это был мужчина средних лет с редеющими светлыми волосами, бледными голубыми глазами и ямочкой на подбородке. Иногда Айрис казалось, что он умеет читать мысли, и от этого становилось не по себе.

– Ты сегодня утром опоздала, – заявил он.

– Да, сэр. Прошу прощения. Проспала и пропустила трамвай.

Он нахмурился еще сильнее… Неужели ложь он тоже чувствует?

– Китт получил последнее задание, но только потому, что ты опоздала, Уинноу. Я вывесил его на доске ровно в восемь, как и все остальные, – протянул Зеб. – Ты только на этой неделе опоздала на работу дважды. А Китт всегда приходит вовремя.

– Я понимаю, мистер Отри. Это больше не повторится.

Мгновение босс молчал.

– За последние пару месяцев я опубликовал одиннадцать статей Китта. И десять твоих, Уинноу.

Айрис напряглась. Неужели все сводится к цифрам и важно, что Роман написал чуть больше, чем она?

– Знаешь, я ведь собирался просто отдать место Китту после того, как он проявил себя в деле, – продолжал Зеб. – Но потом зимний конкурс «Вестника» выиграло твое эссе. Я просмотрел сотни эссе, и твое привлекло мое внимание. И я подумал: «У этой девушки неплохие задатки. Будет жаль, если они пропадут впустую».

Айрис знала, что будет дальше. Она работала в закусочной, мыла тарелки, отгоняя разбитые мечты. Ей даже в голову не приходило, что эссе, отправленное на ежегодный конкурс, чего-то стоит, пока однажды, вернувшись домой, не обнаружила письмо от Зеба. Он предложил работу в газете с заманчивым обещанием сделать ее колумнистом, если она подтвердит свои таланты.

И жизнь Айрис кардинально изменилась.

Зеб прикурил сигарету.

– Я заметил, что в последнее время ты пишешь не так ярко. Честно говоря, довольно небрежно. Что-то случилось дома, Уинноу?

– Нет, сэр, – слишком поспешно ответила она.

Он смерил ее пристальным взглядом, прищурив один глаз.

– Еще раз, сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

– Ты бросила школу этой зимой, так?

Айрис не любила думать о нарушенном обещании Форесту, но кивнула, чувствуя, что Зеб пытается копнуть глубже. Он хотел знать больше о ее личной жизни, и Айрис напряглась.

– У тебя есть братья или сестры?

– Старший брат, сэр.

– И где он сейчас? Чем зарабатывает на жизнь? – не унимался Зеб.

Айрис отвела взгляд, рассматривая пол в шахматную черно-белую клетку.

– Он был подмастерьем у часовщика. А теперь на войне. Сражается.

– Полагаю, за Энву?

Девушка снова кивнула.

– Поэтому ты бросила «Уинди-Гроув»? Потому что твой брат уехал?

Она не ответила.

– Какая жалость. – Зеб вздохнул, выпуская клуб дыма.

Айрис знала, какого мнения Зеб о войне, и это ее всегда задевало.

– А твои родители?

– Я живу с мамой, – коротко ответила она.

Зеб достал из кармана небольшую фляжку и налил несколько капель себе в чай.

– Я подумаю над тем, чтобы дать тебе другое задание, хотя обычно так не делаю. А пока – некрологи должны лежать у меня на столе к трем.

Айрис вышла, не сказав ни слова.

* * *

Готовые некрологи она положила на стол босса на час раньше, но не ушла. Осталась на своем рабочем месте, чтобы подумать над эссе на случай, если Зеб даст ей шанс побороться с Романом.

Однако слова никак не шли. Айрис решила подойти к буфету и налить себе свежего чаю, но тут увидела, как в офис входит Роман Крутой Китт.

К ее облегчению, он весь день где-то пропадал, зато теперь шел вприпрыжку, словно его переполняли слова, которые необходимо выплеснуть на бумагу. Его щеки раскраснелись от прохлады ранней весны, а плащ был забрызган каплями дождя. Роман сел за стол и полез в сумку в поисках блокнота.

Айрис наблюдала за тем, как он вставил лист в пишущую машинку и начал лихорадочно печатать. Отрешившись от всего мира, он погрузился в свои слова, и Айрис не стала возвращаться к своему столу окружным путем, как она часто делала, а прошла прямо мимо него. Китт ее не заметил, и Айрис, потягивая чересчур сладкий чай, уставилась на свой пустой лист.

Вскоре все начали расходиться по домам, за исключением ее и Романа. Настольные лампы гасли одна за другой, однако Айрис осталась. Она печатала медленно, вымучивая каждое слово, тогда как Роман через два стола от нее неутомимо стучал по клавишам.

Мысли Айрис перенеслись к войне богов.

Это было неизбежно: война словно бы всегда теплилась на задворках ее сознания, пусть даже бушевала в шестистах километрах от Оута.

«Чем это закончится? – гадала она. – Один бог будет уничтожен или оба?»

Завершение часто кроется в истоках, и Айрис принялась печатать то, что знала. Обрывки новостей, которые носились по свету, достигая Оута спустя недели после событий.

Это началось семь месяцев назад в маленьком сонном городке, окруженном золотыми полями. Пшеница созрела для жатвы и почти заполонила местечко под названием Спарроу, где на одного человека приходилось четыре овцы, а дождь шел лишь два раза в год, потому что когда-то, столетия назад, один ныне почивший бог в гневе наложил заклятие.

Этот идиллический городок в Западном округе располагался там, где был упокоен в могиле Дакр, побежденный Подземный бог. Он проспал двести тридцать четыре года. И вот однажды в пору сбора урожая неожиданно проснулся и восстал; вылез из-под земли, пылая яростью. Он наткнулся на фермера, работающего на поле, и произнес свои первые слова холодным прерывистым шепотом:

– Где Энва?

Энва – Небесная богиня и заклятый враг Дакра. Энва, которая тоже была побеждена два века назад, когда пять оставшихся богов пали перед силой смертных.

Фермер испугался и задрожал перед Дакром.

– Она погребена в Восточном округе, – наконец ответил бедняга. – В могиле, похожей на вашу.

– Нет, – возразил Дакр. – Она проснулась. И если она откажется со мной поздороваться… если проявит трусость, я приманю ее.

– Как, господин? – спросил фермер.

Дакр устремил на него свой взор. Как один бог приманивает другого? Он начал…

– Что это?

Айрис подскочила, услышав голос Зеба. Он стоял рядом и, нахмурившись, пытался читать то, что она печатала.

– Просто идея, – ответила она, как будто немного оправдываясь.

– Разве это не о том, как началась война богов? Это старые новости, Уинноу, и жителям Оута надоело об этом читать. Если только ты не представишь Энву в новом свете.

Айрис вспомнила все заголовки о войне, которые публиковал Зеб.

Они были кричащими:

ТАНЦУЮЩИЕ ПОД МУЗЫКУ ЭНВЫ:

НЕБЕСНАЯ БОГИНЯ ВЕРНУЛАСЬ

И ПЕНИЕМ ЗАМАНИВАЕТ

НАШИХ СЫНОВЕЙ И ДОЧЕРЕЙ НА ВОЙНУ

или

УСТОЯТЬ ПЕРЕД ПРИЗЫВОМ СИРЕНЫ:

ЭНВА – НАША САМАЯ СТРАШНАЯ УГРОЗА.

ВСЕ СТРУННЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ В ОУТЕ

ЗАПРЕЩЕНЫ ЗАКОНОМ.

Все его статьи обвиняли в разжигании войны Энву, лишь в некоторых хотя бы упоминался Дакр. Айрис порой задумывалась: Зеб публиковал их, потому что боялся богини и того, как легко она вербует солдат, или ему было велено издавать только определенную тематику? Может, канцлер Оута держит газету под контролем, втихую распространяя пропаганду?

– Я… Да, знаю, сэр, но я подумала…

– Что ты подумала, Уинноу?

Айрис не сразу решилась ответить.

– Канцлер накладывает на вас ограничения?

– Ограничения? – Зеб расхохотался, будто она ляпнула глупость. – В чем?

– В том, что можно и нельзя печатать в газете.

Зеб нахмурился. Глаза на раскрасневшемся лице вспыхнули – Айрис не поняла, от страха или от раздражения, но он все же ответил:

– Не трать мою бумагу и ленты для машинки на войну, которая никогда не доберется до Оута. Это проблема запада, а мы должны жить, как обычно. Найди какую-нибудь хорошую тему, и я, может, подумаю над тем, чтобы разместить твою статью в колонке на следующей неделе.

С этими словами он постучал по столу костяшками пальцев и ушел, по пути прихватив плащ и шляпу.

Айрис вздохнула. Она слышала в пустом помещении равномерный, словно сердцебиение, стук печатной машинки Романа. Подушечки пальцев стучали по клавишам, клавиши стучали по бумаге, подстегивая Айрис писать лучше, чем он, и застолбить за собой место раньше него.

В голове была полная каша. Айрис выдернула эссе из печатной машинки, сложила и засунула в свою матерчатую сумку, затянула ее шнурком и подобрала туфельку со сломанным каблуком. Выключила лампу и встала, потирая заболевшую шею. За окнами было темно; на город опустилась ночь, и огни проступали во мраке как упавшие звезды.

На этот раз, когда она проходила мимо стола Романа, тот ее заметил.

Китт так и не снял плащ, на наморщенный лоб упала прядь черных волос. Его пальцы приостановились на клавиатуре, но он ничего не сказал.

Айрис было интересно, хотел ли он с ней поговорить, а если хотел, то что сказал бы, останься они в офисе одни, когда никто их не видит. Вспомнилась старая поговорка, которую любил повторять Форест: «Преврати недоброжелателя в друга, и у тебя станет на одного врага меньше».

На самом деле это была непростая задача. Однако Айрис остановилась и вернулась назад к столу Романа.

– Не хочешь сэндвич? – спросила она, почти не сознавая, что за слова сорвались с ее губ.

Она весь день ничего не ела, хотелось перекусить и одновременно поболтать с кем-нибудь, пусть даже с ним.

– Тут через два дома кулинария, которая работает допоздна. У них лучшие маринованные огурчики.

Роман даже не оторвался от работы.

– Не могу. Прости.

Айрис кивнула и поспешила прочь. Смешно было думать, что он захочет с ней поужинать.

Она вышла с горящими глазами, по пути выбросив отломанный каблук в урну.

2
Слова для Фореста

Хорошо, что Роман отверг ее предложение поесть сэндвичей.

Айрис зашла в кулинарию на углу и почувствовала, что ее сумочка стала легкой. Только когда продукты на полках начали перемещаться, она поняла, что попала в одно из заколдованных зданий Оута. Товары, которые она могла себе позволить, сдвигались на край, борясь за ее внимание.

Девушка стояла в проходе с пылающим лицом. Заметив, сколько всего она себе позволить не может, Айрис стиснула зубы и торопливо схватила буханку хлеба и половину упаковки вареных яиц, надеясь, что теперь магазин оставит ее в покое и перестанет взвешивать монеты в ее кошельке.

Вот почему она всегда сторонилась заколдованных зданий. Да, они давали приятные преимущества, но в них было шумно и непредсказуемо. Айрис завела привычку избегать незнакомых мест, пусть даже в городе их не так уж много.

Она поспешила к прилавку, чтобы расплатиться, но вдруг заметила ряды пустых полок. На них оставалось лишь несколько банок с кукурузой, фасолью и маринованным луком.

– Как я понимаю, в последнее время в вашем магазине очень хорошо идут овощные консервы? – сухо спросила она, отдавая деньги продавцу.

– Не совсем. Все это отправляется на запад, на фронт. Моя дочь сражается за Энву, и я хочу, чтобы в ее отряде хватало провианта. Накормить армию – тяжелая работа.

Айрис удивилась его ответу.

– Это канцлер распорядился отправлять помощь?

– Нет, – усмехнулся продавец. – Канцлер Верлис не объявит войну Дакру, пока бог не постучит в нашу дверь, хотя и пытается создать впечатление, будто мы поддерживаем наших братьев и сестер, которые сражаются на западе.

Он уложил хлеб и яйца в коричневый пакет и подвинул его по прилавку.

Айрис подумала, что с его стороны смело заявлять такое. Во-первых, что канцлер на востоке либо трус, либо симпатизирует Дакру. Во-вторых, сказать, за кого из богов сражается его дочь. Айрис узнала все это на собственной шкуре, когда дело дошло до Фореста. В Оуте многие поддерживали Энву и то, что богиня набирает солдат, а самих солдат считали смельчаками. Однако были и другие. Эти другие полагали, что война их никогда не коснется, или же поклонялись Дакру и поддерживали его.

– Надеюсь, с вашей дочерью на фронте ничего не случится, – сказала Айрис.

Она с радостью покинула шумный магазин, но на улице поскользнулась на мокрой газете.

– Разве мало мне для одного дня? – проворчала она, наклоняясь за газетой и полагая, что это «Вестник».

Это оказался не «Вестник».

Айрис с изумлением вытаращилась на чернильницу с пером – эмблему «Печатной трибуны», конкурента «Вестника». Всего в Оуте было пять газет, но самыми старыми и читаемыми считались «Вестник» и «Трибуна». Если Зеб случайно увидит у нее в руках издание конкурента, то наверняка отдаст повышение Роману.

Айрис с любопытством изучила первую полосу.

МОНСТРЫ ЗАМЕЧЕНЫ В ТРИДЦАТИ КИЛОМЕТРАХ ОТ ЛИНИИ ФРОНТА,

гласил размытый заголовок. Ниже располагалась иллюстрация существа с большими перепончатыми крыльями, двумя тонкими ножками с когтями и полной пастью острых, как иглы, зубов. Айрис поежилась, попыталась прочесть еще что-нибудь среди потекших чернил, но ничего не смогла разобрать.

Застыв на углу улицы, она еще мгновение смотрела на газету. Дождевые капли, как слезы, стекали с ее подбородка и капали на картинку с чудовищем.

Таких созданий больше не существовало, по крайней мере, с тех пор, как боги были побеждены столетия назад. Но, разумеется, раз уж вернулись Дакр с Энвой, то могли возродиться и старые чудовища. Существа, которые долгое время жили только в мифах.

Айрис собралась бросить испорченную газету в урну, как вдруг ее пронзила холодная мысль.

Не потому ли так много солдат на фронте пропадают без вести, что на стороне Дакра сражаются монстры?

Ей нужно узнать. Айрис аккуратно сложила «Печатную трибуну» и убрала во внутренний карман плаща.

Дорога домой под дождем заняла больше времени, чем Айрис бы хотелось, тем более в неподходящей обуви, но Оут был не лучшим местом для пеших прогулок. Старинный город, построенный сотни лет назад на могиле побежденного бога. Улицы извивались как змеи: некоторые были узкими, просто утоптанными, другие – широкими и мощеными, а кое-где обреталась магия. Правда, за последние десятилетия возвели новые сооружения, и Айрис иногда коробило при виде кирпичных зданий с сияющими окнами по соседству с тростниковыми крышами, выщербленными парапетами и башнями забытой эпохи. Или когда она смотрела, как по старинным извилистым улочкам едет трамвай. Словно настоящее пытается замостить булыжником прошлое.

Час спустя Айрис, запыхавшись и вымокнув под дождем, наконец добралась до своей квартиры на втором этаже, где жила с мамой.

Она задержалась у двери, не зная, что ее ждет.

Ее подозрения оказались не напрасными.

Эстер лежала на диване, завернувшись в любимый фиолетовый плащ, с дымящейся сигаретой между пальцев. По всей гостиной валялись пустые бутылки. Электричества не было уже несколько недель, и на буфете горели свечи. На деревянной столешнице уже натекла лужица воска.

Айрис просто стояла на пороге, глядя на маму, пока мир вокруг них не начал расплываться.

– Цветочек, – пьяно произнесла Эстер, наконец заметив дочь. – Вот ты и пришла домой повидаться со мной.

Айрис резко втянула воздух. Хотелось разразиться потоком слов, горьких слов, но тут она заметила, что в квартире стоит тишина. Ужасная, ревущая тишина с клубящимся дымом. Айрис невольно перевела взгляд на буфет, где мерцали свечи, и наконец заметила, чего не хватает.

– Мама, где радио?

Мама изогнула бровь.

– Радио? О, я его продала, милая.

Сердце Айрис упало до самых стертых ног.

– Зачем? Это было радио бабули.

– Оно с трудом находило каналы, солнышко. Пора было от него избавиться.

«Нет, – подумала Айрис, смаргивая слезы. – Тебе просто понадобились деньги на выпивку».

Грохнув входной дверью, она прошла через гостиную в маленькую обшарпанную кухню, обходя бутылки. Здесь свечи не горели, но Айрис ориентировалась по памяти. Она положила на стол надкушенный хлеб и пол-упаковки яиц, потом взяла бумажный пакет и вернулась в гостиную. Собрала бутылки – как же их много! – вспоминая утро и почему опоздала. Потому что мама лежала на полу в луже рвоты, среди осколков стекла, и это зрелище ужаснуло Айрис.

– Брось, – махнула рукой Эстер. С ее сигареты упал пепел. – Я потом уберу.

– Нет, мама. Завтра я должна прийти на работу вовремя.

– Я же сказала, брось.

Айрис уронила пакет, и бутылки в нем звякнули. Она слишком устала, чтобы возражать, и сделала, как хотела мама.

Девушка ушла в свою темную комнату, нащупала спички и зажгла свечи на тумбочке. Но она хотела есть, поэтому вернулась на кухню сделать сэндвич с конфитюром. Мама все это время валялась на диване, пила прямо из бутылки, курила и напевала свои любимые песни, которые теперь не могла слушать, потому что радио больше не было.

В тишине своей комнаты Айрис открыла окно и стала слушать дождь. Воздух был холодным и бодрящим; в нем чувствовалось дыхание задержавшейся зимы, но Айрис нравилось, как он пощипывает и заставляет кожу покрываться мурашками. Это напоминало ей, что она жива.

Доев сэндвич и яйца, она наконец сменила мокрую одежду на ночную рубашку. Осторожно разложила на полу промокшую «Печатную трибуну», чтобы просохла. Теперь, побывав в кармане, страница с рисунком чудовища еще больше расплылась. Айрис смотрела на него, пока не почувствовала в груди резкий толчок, и тогда полезла под кровать, где прятала бабушкину печатную машинку.

С облегчением девушка вытащила ее на свет, довольная тем, что машинка оказалась на месте после неожиданного исчезновения радио.

Усевшись на полу, Айрис раскрыла матерчатую сумку и достала начало эссе, теперь помятое и промокшее под дождем. «Найди какую-нибудь хорошую тему, и я, может, подумаю над тем, чтобы разместить твою статью в колонке на следующей неделе», – сказал Зеб. Вздохнув, Айрис вставила чистый лист в печатную машинку бабули и коснулась клавиатуры. Но снова бросив взгляд на размазанного чернильного монстра, она поймала себя на том, что пишет нечто совершенно отличное от своего эссе.

Она давно не писала Форесту, и вот сейчас вдруг принялась за письмо. Слова полились сплошным потоком. Айрис не позаботилась поставить дату или начать с «Дорогой Форест», как печатала ему в других письмах. Она не хотела писать его имя, видеть на бумаге. Сердце болело, и девушка сразу перешла к делу.

Каждое утро, когда я пробираюсь через море маминых зеленых бутылок, я думаю о тебе. Каждое утро, когда надеваю тренч, который ты мне оставил, я думаю о том, вспоминаешь ли ты меня хотя бы мимоходом. Представляешь ли, каково мне без тебя и каково маме.

А может, ты думаешь только о сражениях за Энву? Может, тебя пронзила пуля или штык? Может, ранил монстр? Может, ты лежишь в безымянной могиле, которая засыпана пропитанной кровью землей, и я никогда не смогу преклонить пред ней колени, как бы отчаянно моя душа ни стремилась найти тебя.

Мне ненавистно, что ты оставил меня вот так.

Я ненавижу тебя, но еще больше – люблю, потому что ты смелый и в тебе столько света, которого я, наверное, никогда не обрету и не пойму. Столько рвения бороться так яростно, что даже смерть над тобой не властна.

Иногда я не могу вдохнуть полной грудью. Разрываюсь между беспокойством и страхом, а в легких так тесно… Ведь я не знаю, где ты. Прошло пять месяцев с тех пор, как я обняла тебя на прощание на станции. Пять месяцев, и я могу только гадать, то ли ты пропал без вести на фронте, то ли просто слишком занят, чтобы написать. Вряд ли я смогла бы вставать по утрам, вообще выбираться из постели, если бы пришли известия, что ты погиб.

Я желаю, чтобы ты был трусом ради меня, ради мамы. Желаю, чтобы сложил оружие и разорвал клятву верности богине, которая призвала тебя. Желаю, чтобы ты остановил время и вернулся к нам.

Айрис выдернула бумагу из пишущей машинки, сложила вдвое и подошла к платяному шкафу.

Когда-то бабуля прятала записки для Айрис – иногда в ее комнате, а бывало, что подсовывала под дверь, или под подушку, или в карман ее юбки, чтобы девочка нашла их позже, в школе. Несколько ободряющих слов или строчка из стихотворения. Айрис всегда было приятно их находить. Это стало традицией, и Айрис училась читать и писать, обмениваясь с бабушкой записками.

Так что для нее было вполне естественно просовывать письма Форесту под дверь шкафа. У брата не было своей комнаты, как у Эстер и Айрис, – он спал на диване, но этот шкаф много лет они с сестрой делили на двоих.

Шкаф представлял собой небольшое углубление в каменной стене. Арочная дверь оставила на полу неизгладимую царапину. Вещи Фореста висели справа, Айрис – слева. Одежды у брата было мало: несколько рубашек на пуговицах, брюки, кожаные подтяжки и пара поношенных ботинок. Правда, у Айрис нарядов тоже было не слишком много. Оба носили одежду, пока она не приходила в полную негодность, латали дыры, подбивали потрепанные края.

Айрис оставила одежду брата в гардеробе, хотя он и шутил, что в его отсутствие она может забрать все место себе. Когда Форест ушел на войну, первые два месяца Айрис терпеливо ждала, что он напишет, как обещал. Но потом мать начала пить, да так, что ее уволили из «Разгульной закусочной». Счета оставались неоплаченными, еды в буфете не было. Айрис ничего не оставалось, как бросить школу и искать работу. Все это время она ждала письма от Фореста.

Он так и не написал.

Айрис больше не могла выносить молчание. Адреса у нее не было и вообще никаких сведений о том, где служит брат. Ничего, кроме любимой традиции, и она поступила так, как сделала бы бабуля, – сунула сложенный листок в шкаф.

К ее изумлению, на следующий день письмо исчезло, словно его сожрали тени.

Сбитая с толку, Айрис напечатала еще одно письмо Форесту и просунула под дверь шкафа. Оно тоже исчезло, и тогда Айрис недоверчиво исследовала шкаф и обратила внимание на старые камни в стене, словно столетия назад кто-то заложил какой-то древний проход. Может, на ее страдания отозвалась магия из костей побежденного бога, захороненного под городом? Вот бы магия каким-то образом взяла письмо и отнесла на западных ветрах туда, где сражается ее брат.

До этого момента Айрис терпеть не могла заколдованные здания.

Опустившись на колени, она просунула письмо под дверь шкафа.

Какое же это было облегчение – выпустить слова на волю. Давление в груди сразу ослабло.

Айрис вернулась к печатной машинке и подняла ее. Пальцы коснулись холодной металлической таблички, прикрученной болтами внутри рамки. Пластинка была размером с мизинец, легко не заметить, но Айрис отчетливо помнила день, когда обнаружила ее. Когда впервые прочитала выгравированные на серебре слова: «ТРЕТЬЯ АЛУЭТТА/ИЗГОТОВЛЕНА СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ Д.Э.У.».

Дейзи Элизабет Уинноу.

Имя бабули.

Айрис часто изучала эти слова, гадая, что они означают. Кто изготовил печатную машинку для бабули? Жаль, что эта гравировка не попалась ей на глаза, когда бабушка была жива. Теперь же Айрис не оставалось ничего иного, кроме как довольствоваться загадкой.

Девушка убрала машинку обратно в тайник и залезла в постель. Подтянула одеяло к подбородку, но свечу оставила гореть, хотя и знала, что надо бы погасить. «Лучше задуть свечу, приберечь на завтра», – подумала она, потому что не знала, когда сможет оплатить счет за электричество. Но пока что ей хотелось отдыхать при свете, а не в темноте.

Айрис закрыла глаза; веки отяжелели после долгого дня. Волосы еще пахли дождем и сигаретным дымом. На кончиках пальцев остались чернила, а между зубов застрял конфитюр.

Она почти уснула, когда услышала звук. Шорох бумаги.

Айрис нахмурилась и села, глядя на шкаф.

Перед ним на полу лежал листок бумаги.

Девушка ахнула, решив, что это письмо, которое она только что отправила. Наверное, его задуло сквозняком обратно в комнату. Но встав с постели, Айрис поняла, что это не ее письмо. Бумага была сложена иначе.

Она помедлила, прежде чем поднять ее.

Бумага задрожала, а когда на нее упал свет свечи, Айрис различила внутри напечатанные слова. Всего несколько слов, но они отчетливо темнели.

Она развернула листок и прочла, чувствуя, как перехватывает дыхание:

Это не Форест.

3
Недостающие мифы

«Это не Форест».

Слова эхом отдавались в голове Айрис, когда она следующим утром шла по Брод-стрит. Улица находилась в самом сердце города; вокруг поднимались высокие здания, задерживая холодный воздух, последние рассветные тени и далекий звон трамваев. Айрис почти добралась до работы. Этим утром она занималась обычными делами, словно прошлым вечером не произошло ничего странного.

«Это не Форест».

– Тогда кто же ты? – прошептала девушка, держа кулаки глубоко в карманах, и медленно остановилась посреди улицы.

По правде говоря, ей было страшно писать ответ. Она провела ночь в вихре беспокойства, вспоминая все, что сообщила в предыдущих письмах. Рассказала Форесту, что бросила школу. Это нарушенное обещание стало бы для него ударом, поэтому она сразу перешла к заветной работе в «Вестнике», где, скорее всего, получит место колумниста. Хотя она и привела эту личную информацию, но своего настоящего имени не назвала, и все письма Форесту были подписаны прозвищем. Цветочек. И она определенно была рада тому, что…

– Уинноу? Уинноу!

Ее схватили под руку крепко, словно зажали в тиски, и резко дернули назад так, что она прикусила нижнюю губу. Айрис споткнулась, но устояла на ногах. В тот же момент мимо пронесся трамвай – так близко, что она почувствовала во рту металлический привкус.

Ее чуть не сбил трамвай.

Когда до Айрис это дошло, у нее задрожали колени.

И кто-то до сих пор держал ее под руку.

Она подняла взгляд и увидела Романа Китта в модном бежевом плаще, начищенных кожаных ботинках, с зачесанными назад волосами. Он смотрел на нее так, будто у нее отросла вторая голова.

– Смотри, куда идешь! – бросил он, отпуская ее руку, будто прикосновение обжигало его. – Еще секунда, и тебя бы размазало по мостовой прямо у меня на глазах.

– Я заметила трамвай, – ответила она, поправляя тренч.

Роман его чуть не порвал. Если бы порвал, она бы сильно огорчилась.

– Позволю себе не согласиться, – возразил он.

Айрис притворилась, будто не слышит его. Осторожно перейдя рельсы, она торопливо поднялась по ступенькам в вестибюль. На ногах были изящные мамины ботильоны, но размер слишком мал, и она натерла мозоли на пятках. Тем не менее придется ходить в них, пока Айрис не сможет купить новые туфли на каблуках. Ноги болели, и она решила подняться на лифте.

К несчастью, Роман шел за ней по пятам, и девушка с досадой обнаружила, что ехать в лифте придется вместе.

Ожидая его, они стояли плечом к плечу.

– Ты сегодня рано, – наконец произнес Роман.

Девушка потрогала прокушенную губу.

– Ты тоже.

– Отри дал тебе задание, о котором я не знаю?

Двери лифта открылись. Айрис лишь улыбнулась и, зайдя внутрь, тут же отошла от своего спутника как можно дальше. Но запах его одеколона заполнил тесное пространство, и она старалась дышать не слишком глубоко.

– А если и дал, это имеет значение? – возразила она, когда лифт пополз вверх.

– Ты вчера задержалась допоздна с какой-то работой.

Роман говорил сдержанно, но Айрис могла поклясться, что услышала в его голосе нотки беспокойства. Он смотрел на нее, прислонившись к деревянной панели. Айрис старательно отводила взгляд, но вдруг четко осознала, что на маминых ботинках царапины, на клетчатой юбке – складки, волосы выбились из туго скрученного пучка, а на старом тренче Фореста, который она носила каждый день, как броню, – пятна.

– Ты же не работала в офисе всю ночь, Уинноу?

Вопрос уязвил ее. Она перевела на него сердитый взгляд.

– Что? Конечно, нет! Ты же видел, как я ушла, сразу после того, как предложила тебе перекусить сэндвичами.

– Я был занят.

Она со вздохом отвела взгляд.

В этот момент они приближались к третьему этажу. Лифт замедлился и остановился, словно почуяв беспокойство Айрис; дверь с лязгом открылась. Мужчина в костюме дерби с портфелем в руках перевел взгляд с Айрис на Романа и на пустое место между ними, а затем нерешительно шагнул внутрь.

Айрис чуть-чуть расслабилась. Присутствие незнакомца заставит Романа придержать язык. По крайней мере, она так думала. Лифт продолжал с трудом подниматься. Роман, нарушив этикет поведения в лифте, спросил:

– Так какое задание он тебе дал, Уинноу?

– Это не твое дело, Китт.

– На самом деле мое. Если ты забыла, мы с тобой желаем одного и того же.

– Я не забыла, – коротко ответила она.

Мужчина в дерби неловко переминался, оказавшись меж двух огней. Он откашлялся и полез в карман за часами. Это напомнило Айрис о Форесте, и она снова задумалась над дилеммой с таинственным корреспондентом.

– Нечестно, если Отри поручает тебе задания без моего ведома, – продолжил Роман. – Предполагалось, что нам с тобой дают поровну. Мы играем по правилам. Никаких особых уступок быть не должно.

Особых уступок?

Они почти доехали до пятого этажа. Айрис постукивала пальцами по бедру.

– Если тебя это волнует, поговори с Отри сам, – сказала она, как только дверь открылась. – Хотя я не понимаю, чего тебе беспокоиться. Если ты забыл… «Она мне не конкурентка. Нисколько. Она бросила школу «Уинди-Гроув» в выпускном классе».

– Прошу прощения? – воскликнул Роман, но Айрис уже на три шага убежала от лифта.

Торопливо пройдя по коридору до офиса, она с облегчением обнаружила, что Сара уже там, заваривает чай и вытряхивает скомканную бумагу из мусорных ведер. Айрис отпустила тяжелую стеклянную дверь, чтобы она захлопнулась прямо перед носом Романа, и услышала скрип его ботинок и раздраженное ворчание.

Не удостоив его взглядом, она уселась на свое место. День принес ей проблемы посерьезнее, чем Роман Китт.

* * *

– Ты здесь счастлива?

Негромкий вопрос Айрис, похоже, застиг Сару врасплох. Был полдень, и девушки обедали на маленькой кухне. Сара сидела за столом и ела сэндвич с сыром и маринованным огурцом, а Айрис стояла, прислонившись к столу, с пятой чашкой чая.

– Ну конечно счастлива, – ответила Сара. – Разве не счастливы все, кто получил здесь работу? «Вестник Оута» – самая престижная газета в городе. Платят хорошо, дают все выходные. Уинноу, не хочешь половинку сэндвича?

Айрис покачала головой. Сара занималась уборкой, выполняла разные поручения и принимала сообщения для Зеба. Она же разбирала поступающие в редакцию некрологи, тематические объявления и анонсы и клала их на стол Айрис или Романа для последующей редактуры и печати.

– Я хотела сказать… так ты представляла свое будущее, Приндл? В детстве, когда все казалось возможным?

Сара задумчиво сглотнула.

– Не знаю. Наверное, нет.

– Тогда о чем ты мечтала?

– Ну, я всегда хотела работать в музее. Папа водил меня туда по выходным. Помню, как мне нравились все эти старинные экспонаты и каменные таблички с преданиями. Боги тогда были довольно жестокими. Были Небесные – семья Энвы – и Подземные – семья Дакра. Они всегда ненавидели друг друга. Ты это знала?

– К сожалению, я мало что знаю о богах. – Айрис потянулась к чайнику. – В школе нам рассказывали лишь несколько легенд. В основном о богах, которых мы убили столетия назад. Но, знаешь, ты и сейчас можешь этим заняться.

– Убивать богов? – Голос Сары дрогнул.

– Нет, – улыбнулась Айрис. – Хотя это положило бы счастливый конец кровавой войне. Я имела в виду, что ты можешь пойти работать в музей. Заниматься тем, что тебе нравится.

Сара вздохнула, и с ее сэндвича упало немного приправы.

– Для этой профессии нужно родиться или быть очень-очень старой. А что насчет тебя, Уинноу? О чем мечтаешь ты?

Айрис замешкалась. Давно ей не задавали таких вопросов.

– Думаю, мои мечты сбылись, – ответила она, проводя пальцем по выщербленному ободку чашки. – Я всегда хотела писать о важных вещах. Чтобы это вдохновляло и информировало людей. – Она вдруг смутилась и хихикнула. – Но на самом деле не знаю.

– Это замечательно, – сказала Сара. – И ты на своем месте.

Между ними повисла уютная тишина. Сара ела сэндвич, Айрис держала в руках чашку с чаем, поглядывая на часы на стене. Обеденный перерыв подходил к концу, когда она осмелилась наклониться к Саре и прошептать:

– Ты когда-нибудь обращала внимание на то, что публикует «Печатная трибуна»?

Сара вскинула брови.

– «Печатная трибуна»? С чего ты вдруг…

Айрис приложила палец к ее губам. Сердце заколотилось. Не хватало еще, чтобы Зеб, проходя мимо, ненароком их услышал.

Сара, оробев, понизила голос:

– Вообще-то нет. Не хочу, чтобы меня уволили.

– Я видела вчера газету, – продолжала Айрис. – На улице. Там говорилось о монстрах на фронте.

– Монстрах?

Айрис начала описывать рисунок из газеты – крылья, когти, зубы. При этом она не могла сдержать дрожь или выбросить из головы образ Фореста рядом с таким чудовищем.

– Ты когда-нибудь о таких слышала? – спросила Айрис.

– Они называются эйтралы, – ответила Сара. – Мы когда-то вкратце изучали их на уроках по мифологии. В старых книгах в библиотеке о них кое-что есть… – Она помедлила и испуганно спросила: – Ты же не собираешься писать о них, Уинноу?

– Еще не решила. Приндл, почему ты так на меня смотришь?

– Потому что Отри это вряд ли понравится.

«А меня не волнует, что он думает!» – хотела сказать Айрис, но это было не совсем так. Ее волновало, но только потому, что она не могла позволить себе проиграть Роману. Ей нужно оплачивать счета за электричество. Нужно купить хорошую пару обуви по размеру. Нужно регулярно питаться. Нужно найти помощь для матери.

И тем не менее она хотела писать о том, что происходит на западе. Хотела писать правду.

Хотела знать, с чем Форест столкнулся на фронте.

– Ты не думаешь, что Оуту нужно знать, что на самом деле там происходит? – прошептала она.

– Конечно. – Сара поправила очки на переносице. – Но кто знает, есть ли эйтралы на фронте на самом деле или нет? Я хочу сказать, что если…

Она резко замолчала и перевела взгляд за спину подруги.

Айрис выпрямилась и повернулась. При виде Романа на пороге кухни она поморщилась. Китт стоял, прислонившись к дверному косяку, и наблюдал за ней полуприкрытыми глазами. Она не знала, сколько он успел подслушать, и попыталась улыбнуться, хотя сердце ухнуло вниз.

– Шушукаетесь, да? – протянул он.

– Ну конечно, – весело отозвалась Айрис, поднимая кружку с чаем, словно произносила тост. – Спасибо за совет, Приндл. Пора возвращаться к работе.

– Но ты же ничего не ела, Уинноу! – запротестовала Сара.

– Я не голодна. – Айрис подошла к двери. – Извини, Китт.

Роман не двигался и не сводил с нее глаз, словно хотел прочесть ее мысли. Айрис боролась с искушением поправить выбившиеся волосы и озабоченно поджать губы.

Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал и снова закрыл, клацнув зубами. Потом пропустил ее.

Айрис переступила порог, задев рукой его грудь. Она услышала, как Роман с шипением выдохнул, словно девушка его обожгла, и чуть не рассмеялась. Захотелось его поддразнить, но не нашлось слов.

Айрис вернулась за свой стол и поставила едва теплый чай. Накинула плащ и прихватила блокнот с карандашом, чувствуя подозрительный взгляд Романа с другой стороны комнаты.

«Пусть гадает, куда я иду», – подумала она и выскользнула из офиса.

* * *

Айрис забрела вглубь библиотеки, где на тщательно охраняемых полках стояли самые старые книги. Ни один из этих томов не давали на руки, но их можно было прочитать здесь же. Айрис выбрала один из многообещающих томов и отнесла на маленький столик.

Включив настольную лампу, она осторожно переворачивала страницы. Очень старые, испещренные пятнами плесени, листы казались шелковистыми на ощупь, пахли пылью, могилами и местами, куда можно добраться только в темноте. На этих страницах излагались истории о богах и богинях давно минувших времен, до того, как люди победили их или похоронили глубоко под землей. До того, как магия начала подниматься из почвы, исходя от божественных костей, и заколдовывать некоторые двери, здания, а кое-где проникать в предметы.

Но теперь Энва и Дакр восстали из заточения, а на фронте были замечены эйтралы.

Айрис хотела знать о них больше.

Она начала записывать легенды, которым ее не учили в школе. Небесные правили Камбрией наверху, а Подземные царствовали внизу. Когда-то в этих двух семьях были сотни богов, их личные силы распространялись по небосводу, суше и воде. Но со временем они перебили друг друга, одного за другим, пока не осталось лишь пятеро. Этих пятерых одолело человечество, и их раздали как трофеи по округам Камбрии. Дакр был похоронен на западе, Энва – на востоке, Мир – на севере, Альва – на юге, Луз – в Центральном округе. Они не должны были пробуждаться от заколдованного сна; их могилы отмечали силу и стойкость смертных, но ходили слухи, что это колдовские места, и они привлекали больных, верующих и любопытных.

Айрис никогда не посещала могилу Энвы на востоке. Та находилась во многих километрах от Оута, в дальней долине. «Когда-нибудь съездим, Цветочек, – всего лишь в прошлом году говорил Форест, хотя их семья никогда не была особо набожной. – Может, ощутим магию Энвы в воздухе».

Айрис склонилась над книгой, продолжая искать ответы, которых так жаждала.

«Как один бог приманивает другого?»

Дакр начал войну, спалив дотла деревеньку Спарроу и перебив всех фермеров и их семьи. Тем не менее такой разгром не привлек внимания Энвы, как рассчитывал Дакр. Даже после семи месяцев конфликта она пряталась в Оуте, разве что иногда наигрывала на арфе, вдохновляя молодежь записываться на службу и идти воевать против ее заклятого врага.

«Почему вы так ненавидите друг друга?» – недоумевала Айрис. Что произошло между Дакром и Энвой?

Она листала дальше, но наткнулась на вырванные из книги страницы. Нашла некоторые мифы об Энве и Альве, но никаких подробных записей о Дакре. Его имя лишь упоминалось то в одной, то в другой легенде и никогда не связывалось с Энвой. Об эйтралах Айрис тоже ничего не нашла – ни откуда они взялись, ни что ими движет, ни насколько они опасны для людей.

Девушка выпрямилась на стуле и потерла плечо.

Кто-то словно хотел похитить знания о прошлом. Все мифы о Дакре, о его магии и силе. О том, почему бог питал такую ярость к Энве, что даже развязал войну с ней, втянув в кровопролитие смертных.

Все эти вопросы вызывали у Айрис холодную тревогу.

4
Откровения из мусорного ведра

Когда Айрис пришла вечером домой, мама спала на диване. Сигарета прожгла потертую подушку, а от свечей на буфете остались оплывшие огарки.

Айрис вздохнула и принялась прибирать пустые бутылки и вычищать пепельницы. Сняла ботильоны, поморщившись при виде пропитавшей носки крови из мозолей. Оставшись босиком, Айрис сняла с кровати матери простыни, перепачканные винными пятнами, собрала еще кое-какие вещи для стирки и отнесла вниз, в общие помещения. Заплатив несколько медных монет за воду и чашку мыльных гранул, девушка выбрала стиральную доску, ведро и принялась за работу.

Вода из городской цистерны была холодной, а мыло разъедало кожу. Но Айрис оттирала пятна, выкручивала одну вещь за другой, и гнев подпитывал ее еще долго после того, как пустой желудок перестал ворчать.

К концу стирки Айрис уже была готова написать ответ человеку, который «Это не Форест». Она вернулась в квартиру и развесила белье на кухне для просушки. Надо было что-нибудь съесть прежде, чем писать, иначе у нее выйдет бог знает что. Айрис нашла в шкафчике банку зеленой фасоли и съела ее вилкой, сидя прямо на полу в своей спальне. Руки болели, но она все равно достала из-под кровати печатную машинку бабули.

Вчерашнюю записку она сохранила, и теперь это послание лежало у Айрис на коленях, пока она лихорадочно печатала ответ:

Вы заявили, кем не являетесь, но не представились. Сколько моих писем вы получили? У вас что, привычка читать чужую почту?

Сложив листок, Айрис просунула его под дверь платяного шкафа.

* * *

Роман читал в постели, когда послание прибыло.

Он хорошо знал этот звук, когда письма Айрис, словно шепот, проскальзывали к нему в комнату. Это письмо он решил игнорировать по меньшей мере час, спрятав свои длинные пальцы между страницами книги, которую читал. Но краем глаза он видел белое пятно на полу, и наконец это пятно так его достало, что Китт встал с кровати, со вздохом отложив книгу.

Сверившись с наручными часами, Роман обнаружил, что уже поздно. Неужели она еще не в постели? Хотя, если честно… он ждал ее ответа. Думал, что ответ будет еще прошлой ночью, но письмо так и не появилось, и он почти уверился, что девушка перестанет их отправлять.

Он не знал, обрадуется или огорчится, если письма больше не будут таинственным образом попадать в его комнату. Конечно, виноват в том был особняк Киттов – старый, обширный дом, по слухам, построенный на энергетических линиях магии и поэтому обладавший собственным разумом. Двери открывались и закрывались по собственной воле, шторы отдергивались на рассвете, а полы натирались сами, пока не начинали блестеть как лед. Иногда в дождь в самых неожиданных местах распускались цветы – в чайных чашках, вазах и даже в старых башмаках.

Когда Роману было пятнадцать – он терпеть не мог вспоминать тот год, – на него напала бессонница. Почти каждую ночь он бродил по темным коридорам, задыхаясь от тоски, пока не попадал в кухню. На кухонном столе рядом со стаканом теплого молока и тарелкой его любимого печенья всегда горела свеча. Весь тот год он думал, что еду для него оставляет кухарка, пока не обнаружил, что это делает дом, чувствуя его проблемы и стараясь утешить.

И вот Роман смотрел на письмо Айрис, лежащее на полу.

– Все еще пытаешься меня развлечь? – спросил он у двери шкафа.

Разумеется, дом не только стремился утешить его в трудную минуту, но еще и любил проказничать.

Китт сразу понял, что письма от Айрис. Она выдала себя, не по имени, но по другим признакам. Прежде всего – упоминанием о работе в «Вестнике Оута», а кроме того, стилем письма: изящным и откровенным. Поначалу Роман счел письма розыгрышем. Она нашла хитрый способ околдовать дом и залезть Роману в голову, чтобы выбить его из колеи.

Значит, ему следует игнорировать и Айрис, и ее письма. Первое он бросил в мусорное ведро. Оно пролежало там несколько часов, пока Китт печатал за столом, но около полуночи, когда он устал, плохо соображал, а глаза начали слипаться, достал письмо и сунул в старую обувную коробку.

Наверное, Форест был ее возлюбленным, ушедшим на войну.

Но вскоре Роман понял, что это не так. Форест был ее старшим братом. Что-то внутри надломилось, когда он читал о ее злости, печали и тревоге, о том, как она скучает по брату. По тому, насколько она уязвима в этих письмах, Роман понял: Айрис невдомек, что письма попадают в руки ее конкурента.

Целую неделю он бился над дилеммой. Нужно дать ей знать. Может, сказать лично как-нибудь в офисе? Но представляя это, Роман каждый раз робел. Наверное, лучше сообщить в письме? Можно написать что-нибудь вроде: «Здравствуй, спасибо, что написала, но, полагаю, тебе следует знать, что твои письма каким-то образом попадают ко мне. А это, между прочим, Роман К. Китт. Да, Роман К. Китт с работы. Твой конкурент».

Она будет в ужасе. Роман не хотел ставить ее в неловкое положение, но и не хотел терпеть медленную, мучительную смерть от ее рук.

Он решил ничего не говорить, а просто собирать письма и класть в обувную коробку. Рано или поздно она перестанет писать, либо Роман, наконец, сменит комнату, и проблема уйдет сама собой.

Он так думал, пока не получил письмо прошлой ночью.

Письмо не было адресовано Форесту, что сразу пробудило в нем интерес.

Роман прочел его, как и все остальные. Иногда он их перечитывал по многу раз. Поначалу это была «тактика», потому что Айрис была его соперницей и он хотел знать о ней как можно больше. Но потом понял, что читает, потому что его глубоко трогают ее манера писать и воспоминания, которыми она делится. Иногда он изучал то, как она подбирает слова и выражения, и это вызывало у него одновременно зависть и восхищение. Она умела пробуждать чувства у читателя, и Роман счел эту способность опасной.

Если он не будет внимателен, она обойдет его и завоюет место колумниста.

Пора написать ей ответ. Пора для разнообразия и к ней залезть в голову.

«Это не Форест». Прошлой ночью он напечатал только эти слова, и после признания у него сразу камень с души упал.

Отринув логику, он просунул записку под дверь платяного шкафа. «Что за нелепость. Зачем я это делаю?» – подумал он, но, проверив шкаф, обнаружил, что бумага исчезла.

Китт был потрясен, но полагал, что Айрис изумится еще больше, когда наконец обнаружит, что спустя три месяца ей написали ответ. Причем не Форест.

Роман наклонился, чтобы поднять ее письмо. Прочитав, он уловил в нем оскорбление, особенно во фразе: «У вас что, привычка читать чужую почту?» Нахмурившись, он подошел к столу, вставил лист в печатную машинку и написал:

У меня привычка – подбирать листки бумаги, которые каким-то образом появляются в моей комнате через разные промежутки времени. Предпочитаешь, чтобы я оставлял их на полу?

А потом отправил письмо через платяной шкаф.

Ожидая ответа, Роман нетерпеливо расхаживал по комнате. «Надо было сказать ей сейчас, – думал он, проводя рукой по волосам. – Надо было сообщить, что это я. Это точка невозврата. Если я не скажу сейчас, то уже никогда не смогу».

Но чем больше он думал об этом, тем сильнее сознавал, что не хочет себя выдавать. Если он сообщит, Айрис перестанет писать, и он потеряет тактическое преимущество.

Наконец пришел ее ответ. Со странным облегчением Роман прочитал:

Ты мог поступить по-хорошему и вернуть мои предыдущие письма. Не хочу, чтобы страдал твой пол. Или мусорное ведро.

Неужели она знала, что первое он выбросил в мусор? Залившись краской, Роман сел за стол и открыл ящик, в котором находилась обувная коробка. Подняв крышку, он уставился на кучу писем. Страница за страницей. Слова, написанные для Фореста. Слова, которые он перечитывал много раз.

Надо было отослать их ей обратно.

И все же…

Боюсь, я не могу их вернуть.

Отправив это короткое послание, он снова принялся расхаживать в ожидании. Айрис молчала, и он поморщился. Вот так-то. Она прекратила переписку.

Но тут снова раздался шелест на полу.

Желаю от души посмеяться. Уверена, мои письма тебя здорово развлекали, но я больше не буду тебе досаждать и расстраивать твой пол.

Всего хорошего!

Роман перечитал три раза. Вот наконец решение проблемы. Больше не будет этих назойливых бумажек на полу. Айрис больше не будет преследовать его своими письмами. Это хорошо. Это отлично. Он положил конец, не ставя ее в неловкое положение и не раскрывая себя. Ему бы порадоваться.

Однако он сел за стол и принялся печатать. Слова лились, словно исповедь при свечах. Не давая себе времени передумать, он отправил письмо.

Ни в коем случае не прекращай ради меня или моего пола. Я объявил, кем я не являюсь, и ты, вполне естественно, спросила, кто я, но я предлагаю идею получше. Давай и дальше скрывать, кто мы такие, и просто примем как данность, что нас разыграла старая магия, соединив наши двери.

Если тебе интересно… Я с радостью прочитаю все, что ты напишешь.

5
Жалость

– Если кто-нибудь из вас получит подобное предложение, я хочу узнать об этом немедленно, – заявил Зеб на следующее утро, помахивая газетой. – Это подло, и я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас пропал в этой опасной и никчемной затее.

– Какая еще затея, сэр? – поинтересовался Роман.

– Прочти сам и передай дальше, – ответил Зеб, вручая ему газету.

До стола Айрис газета, уже помятая, добралась через минуту. Чувствуя, что Зеб стоит над душой, Айрис прочитала:

СРОЧНО ТРЕБУЮТСЯ

военные корреспонденты

«Печатная трибуна» ищет журналистов, готовых отправиться в зону боевых действий для освещения ситуации на войне богов. Статьи будут опубликованы в «Печатной трибуне». Обращаем внимание, что следует придерживаться нейтральной позиции, которая гарантирует безопасность от обеих враждующих сторон, хотя риск все равно существует. Заинтересовавшимся просьба обращаться к мисс Хелене Хаммонд. «Печатная трибуна» будет платить пятьдесят банкнот в месяц.

Пятьдесят банкнот?! Это же вдвое больше, чем ей платили за месяц в «Вестнике»!

Должно быть, Айрис читала объявление слишком долго, потому что Зеб прокашлялся. Она передала газету столу сзади.

– «Печатная трибуна» хочет, чтобы их тиражи были больше наших, и действует путем запугивания наших читателей, – сказал Зеб. – Эта война – проблема Западного округа и их канцлера. Дакра похоронили они, так пусть сами разбираются с ним и его яростью вместо того, чтобы забирать солдат и ресурсы у нас.

– А что насчет Энвы, мистер Отри? – поинтересовалась Сара.

На миг Зеб остолбенел от ее вопроса. Айрис понравилась смелость подруги, хотя та сразу съежилась под пристальным взглядом начальника и подвинула очки выше на переносицу, словно хотела испариться.

– Да, что насчет Энвы? – продолжал Зеб, побагровев, как свекла. – Это у нас на востоке ее обуздали и похоронили, но мы не справились с задачей, так? – Он сделал паузу, и Айрис напряглась. – Хотя Энва со своей музыкой убедила некоторых слабовольных индивидуумов поступить на военную службу, большинство из нас предпочитают заниматься другими делами. Так что не позволяйте одурачить себя разговорами о войне. Скоро все уляжется. Продолжайте работать и сразу сообщайте мне, если к вам обратятся из «Печатной трибуны».

Айрис сжала под столом кулаки так, что ногти впились в кожу.

Фореста никак нельзя было назвать «слабовольным индивидуумом».

Когда прошлым летом Дакр начал нападать на один город за другим, канцлер и жители Западного округа воззвали о помощи. «Он настигает нас! – кричали они сквозь трескотню помех на телефонных линиях. – Он убивает, если мы не соглашаемся склониться перед ним, сражаться за него. Помогите!»

Временами Айрис все еще было стыдно, когда она думала о том, как неохотно жители востока отзывались на этот крик. Но неприглядная правда заключалась в том, что граждане Оута не поверили новостям о возвращении Дакра. Не поверили, пока на улицах не зазвучала музыка Энвы с вплетенными в нее откровениями. Южный и Центральный округа откликнулись первыми, сочтя, что если прислать подмогу, то Дакра можно будет сокрушить прежде, чем он сровняет запад с землей.

Бога недооценили. Недооценили численность верующих, которые предпочтут сражаться на стороне Дакра.

Так началась война. Она разворачивалась стремительно и безжалостно. Пока Оут дремал, запад пылал в огне. И тем не менее, несмотря на бесчисленные темные километры, разделяющие восток и запад, Форест был одним из первых добровольцев.

Где он сейчас, в этот самый момент? Спит в пещере, кутаясь в шинель, лежит раненый в госпитале или закован в кандалы во вражеском лагере? А его сестра тем временем сидит в безопасности за письменным столом, печатая объявления, некрологи и статьи.

Жив ли он еще?

* * *

Через час Зеб вызвал Айрис в свой кабинет.

– Я дам тебе три дня, Уинноу, – сказал он, сцепив пальцы домиком на столе. – Три дня, чтобы написать эссе. Тема – на твое усмотрение. Если у тебя выйдет лучше, чем у Китта, я опубликую эссе и всерьез задумаюсь над тем, чтобы взять тебя колумнистом.

Айрис не могла поверить. Задание на свободную тему. Он так редко давал подобные! Но потом вспомнила, что Зеб недавно говорил, и чуть не выпалила то, что было у нее на уме.

«Я напишу об этих слабовольных индивидуумах».

– Уинноу?

Айрис поймала себя на том, что хмурится, стиснув зубы.

– Да, спасибо, сэр.

Выдавив улыбку, она вернулась за свой стол.

Нельзя было упустить повышение. А это означает, что нельзя злить Зеба темой эссе. Нужно написать что-то такое, что он захочет опубликовать.

Свободная тема внезапно показалась слишком узкой.

* * *

– Вот ты где.

Голос Романа застиг ее на выходе из вестибюля. Уже сгущались сумерки.

Айрис вздрогнула, когда он, подстроившись под ее шаг, пошел рядом.

– Чего тебе, Китт? – вздохнула она.

– Тебе больно?

– Прошу прощения?

– Ты весь день хромаешь.

Она подавила желание опустить взгляд на ноги в этих ужасных маминых ботильонах с острыми носами.

– Нет, я в порядке. Чего тебе?

– Хочу поговорить про Отри. Он дал тебе задание на свободную тему, да? – спросил Роман, прокладывая для них обоих путь сквозь толпу на тротуаре.

Если по-честному, то он должен знать.

– Да. И это не какая-то особая уступка.

– О, неужели?

Девушка остановилась, вызвав шквал проклятий от прохожих, вынужденных теперь обходить их с Романом.

– И что же это должно означать? – резко спросила она.

– Именно то, что я сказал.

Начали загораться уличные фонари, озаряя его лицо янтарным светом. Айрис злило то, что он такой красивый. И злило то, как смягчается ее сердце, когда Китт смотрит на нее.

– Отри дает тебе особую уступку, чтобы повысить тебя, а не меня.

Вся мягкость исчезла, оставив ссадины.

– Что? – вырвалось у Айрис. У слова был вкус меди, и до нее дошло, что прокушенная губа снова кровоточит. – Как ты смеешь говорить мне такое!

Роман хмуро смотрел на нее, сунув руки в карманы плаща.

– Мне казалось, что это место будет честно заслужено, и я не…

– Что ты имеешь в виду под «уступкой»?

– Он жалеет тебя! – сердито воскликнул Роман.

Айрис похолодела. Его слова глубоко задели ее. Мороз из груди распространился к рукам. Девушка задрожала, надеясь, что Роман этого не заметит.

– Отри жалеет меня. Почему же? Потому что я девушка из низов, которая работает в газете, ничего не смысля в журналистике?

– Уинноу, я…

– По-твоему, мне следовало мыть посуду в ресторане? Или работать уборщицей, натирать полы, стоя на четвереньках, чтобы по ним ходили такие люди, как ты?

Его глаза вспыхнули.

– Я никогда не говорил, что ты не заслуживаешь работы в «Вестнике». Ты чертовски хорошо пишешь. Но ты бросила школу в последнем классе и…

– Почему это так важно? – воскликнула она. – Или ты из тех, кто судит людей по их прошлому? По тому, в какую школу они ходили? Ты смотришь только на это?

Роман молчал, застыв так неподвижно, что Айрис подумала, не обратила ли она его в камень.

– Нет, – наконец сказал Китт, но голос его звучал как-то странно. – Но на тебя нельзя полагаться. Ты опаздываешь, пропускаешь задания, и ты неопрятная.

Девушка отступила на шаг. Не хотелось, чтобы он почувствовал, как сильно ранили его слова.

– Понимаю. Что ж, приятно знать, что если я получу должность, то только из жалости. А если колумнистом станешь ты, то только благодаря тому, что твой богатый отец сможет подкупить Отри.

Развернувшись, она пошла прочь против течения толпы. На мгновение мир расплылся, и она поняла, что слезы обжигают глаза.

«Ненавижу его».

Она услышала, как Роман зовет ее сквозь гул разговоров и звонки трамвая. Люди вокруг толкались плечами.

– Погоди, Уинноу! Не убегай от меня!

Она растворилась в толпе прежде, чем Роман смог ее догнать.

6
Ужин с любимыми (и не очень) людьми

Всю дорогу домой у Айрис не выходило из головы то, что наговорил Роман. Войдя в квартиру, она не заметила, что горят все свечи и пахнет ужином, пока не появилась мама в своем лучшем платье, с завитыми волосами и накрашенными губами.

– А вот и ты, солнышко. Я уже начала волноваться. Ты пришла домой на час позже!

Мгновение Айрис просто пялилась, переводя взгляд с мамы на ужин, накрытый на кухонном столе.

– Мы ждем гостей?

– Нет. Сегодня будем только ты и я, – ответила Эстер, помогая дочери снять плащ. – Я подумала, мы можем устроить особый ужин. Как бывало в прошлом.

Когда Форест еще был с ними.

Айрис кивнула. В животе заурчало, когда она поняла, что мама купила еду в ее любимом ресторане. На блюде лежало жареное мясо с овощами и блестящие от сливочного масла булочки. У Айрис потекли слюнки, когда она усаживалась за стол, а Эстер накладывала еду ей в тарелку.

Давно мама не готовила и не покупала ужин. Хотя Айрис хотела быть осторожной, она так истосковалась по горячей, сытной еде. По разговорам с трезвой матерью. По минувшим дням до отъезда Фореста и до того, как Эстер начала пить.

– Расскажи о работе, солнышко, – попросила мама, усаживаясь за стол напротив.

Айрис откусила кусочек. Как маме удалось заплатить за такой пир? И тут до нее дошло: наверное, на эту еду пошли деньги за радио бабули. И на выпивку, скорее всего. Еда вдруг стала на вкус как пепел.

– В последнее время я работаю над некрологами, – призналась Айрис.

– Чудесно, дорогая.

Айрис не описала бы свою работу над некрологами как «чудесную» и не ответила, разглядывая Эстер.

Для Айрис мама всегда была красавицей: округлое лицо, каштановые волосы и обаятельная широкая улыбка. Но сейчас ее глаза блестели, словно она смотрела, но на самом деле не видела. Айрис поморщилась, поняв, что мама не совсем трезвая.

– Расскажи мне про «Трибуну», – сказала Эстер.

– Мама, я вообще-то работаю в «Вестнике».

– Ах, ну конечно. Про «Вестник».

Айрис стала рассказывать то одно, то другое, но только не про Романа. Как будто его и не существовало вовсе, но его слова продолжали звучать в голове. «Ты неопрятная».

– Мама? – начала Айрис и нерешительно замолчала, когда Эстер подняла на нее взгляд. – Поможешь завить мне волосы?

– С удовольствием, – ответила мама, поднимаясь из-за стола. – Кстати, я купила себе новый шампунь. Мы вымоем тебе волосы и накрутим на мои бигуди. Идем в ванную.

Айрис взяла свечу и пошла за ней. С небольшими сложностями Эстер удалось вымыть голову дочери над ванной. На это ушло ведро дождевой воды. Потом они отправились в спальню матери, и Айрис села перед зеркалом.

Она закрыла глаза, пока Эстер расчесывала колтуны в ее волосах. В этот момент забылись и мозоли на пятках, и печаль на сердце. Форест скоро вернется домой из часовой мастерской, мама включит радио, и они будут слушать вечерние передачи и музыку.

– Положила глаз на кого-то на работе? – спросила Эстер, разделяя длинные волосы дочери на пряди.

Айрис резко открыла глаза.

– Нет. Почему ты спрашиваешь, мама?

Эстер пожала плечами.

– Просто интересно, почему ты попросила завить тебе волосы.

– Это для себя. Надоело выглядеть неряхой.

– Никогда не считала тебя неряхой, Айрис. Никогда. – Мама начала закреплять первый локон. – Тебе это сказал какой-то парень?

Айрис вздохнула, глядя на отражение Эстер в заляпанном зеркале.

– Возможно, – наконец призналась она. – Он мой конкурент. Мы оба претендуем на одну должность.

– Позволь предположить. Он молодой, красивый, учтивый и знает, что ты пишешь лучше него, поэтому из кожи вон лезет, чтобы тебя отвлечь и расстроить.

Айрис чуть не рассмеялась.

– Откуда ты знаешь, мама?

– Мамы знают все, солнышко, – подмигнула Эстер. – И я ставлю на тебя.

Айрис улыбнулась, удивленная тем, насколько подбодрили ее слова матери.

– Ну-ну. Если бы твой брат узнал, что какой-то парень сказал тебе такое… – Эстер поцокала языком. – Он бы легко не отделался. Форест всегда вступался за тебя.

Айрис заморгала, прогоняя слезы. Может, слезы подступили потому, что она впервые за долгое время по-настоящему разговаривала с мамой. А может, из-за того, что ласковые пальцы Эстер пробуждали воспоминания. Или потому что Айрис наконец-то сидела с полным желудком и чистыми волосами. Но брат практически предстал перед ней, словно в зеркале промелькнуло его отражение.

Иногда она заново проживала момент, изменивший их жизнь. Момент, когда Энва остановила его по дороге домой. Замаскированная богиня. Форест решил послушать ее музыку, и эта музыка переполнила его сердце, заставив в тот же вечер поступить на службу.

Все произошло так быстро. Айрис едва успела перевести дыхание, пока Форест объяснял свое поспешное решение. С горящими глазами он лихорадочно собирал вещи. Айрис никогда не видела его таким взволнованным.

«Я должен ехать, Цветочек, – сказал он, прикоснувшись к ее волосам. – Должен ответить на ее зов».

«А как же я? – хотелось ей спросить. – А мама? Как ты можешь любить эту богиню больше, чем нас?» Но она не спросила. Айрис была слишком напугана, чтобы задавать такие вопросы.

– Мама? – дрожащим голосом произнесла она. – Мам, как ты думаешь, Форест…

– Он жив, солнышко, – ответила Эстер, закрепляя последний локон. – Я его мать. Я узна́ю, если он покинет этот мир.

Айрис неровно выдохнула и поймала взгляд матери в зеркале.

– Все будет хорошо, Айрис, – сказала Эстер, кладя руки ей на плечи. – Я тоже с сегодняшнего дня буду исправляться. Обещаю. И я уверена, что Форест вернется через месяц или около того. Скоро все наладится.

Айрис кивнула. Она верила матери, хотя в глазах у той стоял алкогольный туман, искажающий реальность.

* * *

Роман примчался домой. Поглощенный мыслями о том, как ужасно прошел разговор с Айрис, он не сразу понял, что в гостиной кто-то есть. По крайней мере, пока, хлопнув входной дверью, не направился через прихожую к главной лестнице. В этот момент мать окликнула его нежным голосом:

– Роман? Роман, дорогой, пожалуйста, поздоровайся с нашими гостями.

Нога Романа замерла на ступеньке, и он подавил стон. Может, обойдется тем, что он поздоровается с гостями и уйдет в свою комнату редактировать эссе о пропавших без вести солдатах? «Задание, которое должно было достаться Айрис», – подумал он, входя в золоченую гостиную.

Сначала его взгляд упал на отца, словно тот был центром притяжения в гостиной. В свое время мистер Рональд Китт был красив, но годы горя, стресса, сигар и бренди наложили свой отпечаток. Мужчина был высоким, но сутулым, краснолицым, с жесткими голубыми глазами, блестящими, как драгоценные камни. В волосах цвета воронова крыла теперь обильно пробивалась седина. Губы он всегда поджимал, словно ничто на свете не могло доставить ему удовольствия или вызвать улыбку.

Иногда Роман боялся, что может стать таким же, как отец.

Мистер Китт стоял у камина позади кресла, которое украшала своей персоной мать Романа. Если в присутствии отца всегда становилось не по себе, то мама придавала мягкости любой комнате. При всем при этом с годами, после смерти Дел, она делалась все более отчужденной. Разговоры с ней часто были бессмысленными, словно миссис Китт принадлежала скорее миру призраков, чем живых.

Встретившись взглядом с отцом, Роман сглотнул.

– Роман, это доктор Герман Литтл, химик из Оутского Университета, и его дочь Элинор, – представил мистер Китт, показывая стаканом бренди налево.

Роман неохотно перевел взгляд через всю комнату на пожилого джентльмена с песочно-русыми волосами и огромными очками на маленьком крючковатом носу. Рядом на диване сидела его дочь – бледная блондинка с короткой стрижкой. На ее висках и тыльной стороне стиснутых рук проступали голубые жилки. Девушка казалась хрупкой, пока Роман не встретился с ней взглядом и не увидел в ее глазах сплошной лед.

– Доктор Литтл, мисс Элинор, – продолжал мистер Китт, – это мой сын, Роман Китт. Он скоро получит место колумниста в «Вестнике Оута».

– Блестяще! – заулыбался доктор Литтл, показывая желтые зубы. – Стать колумнистом в самой престижной газете Оута – это выдающееся достижение. Вы будете оказывать большое влияние на читателей. Немалый успех в вашем возрасте, сколько там вам?..

– Мне девятнадцать, сэр, – ответил Роман – наверное, слишком резко, потому что отец нахмурился. – Приятно с вами познакомиться, но, если вы меня простите, мне нужно поработать над ста…

– Ступай, приведи себя в порядок перед ужином, – перебил мистер Китт. – Встречаемся через полчаса в столовой. Не опаздывай, сынок.

Нет. Роман прекрасно знал, что туда, где будет отец, опаздывать недопустимо. Мама улыбнулась ему, когда он выходил из гостиной.

В безопасности своей комнаты Роман сбросил с плеча сумку, а с лица – выражение послушного сына. Провел рукой по волосам и швырнул плащ через всю комнату. Как ни странно, его взгляд остановился на платяном шкафу. На полу не было никакой бумаги. Никаких писем от Айрис. Ну конечно, она, наверное, еще не пришла домой. У него закрадывалось страшное подозрение, что эта девушка не ездит на трамвае, а ходит на работу пешком и именно поэтому порой опаздывает.

Это не его проблема, но он не мог не вспоминать ее хромоту. Как будто что-то не так с ее кошмарными ботинками.

– Прекрати о ней думать! – прошипел Китт, ущипнув себя за переносицу.

Постаравшись выбросить Айрис из головы, он умылся, переоделся в черный костюм и спустился в столовую. Пришел на две минуты раньше, но это неважно: родители и Литтлы его уже ждали. К несчастью, ему приготовили место напротив Элинор. Ее холодный взгляд пронзил Романа, как только он опустился на стул.

Вот тогда он ощутил первый укол страха.

Ужин обещал быть не из приятных.

Кроме того, за столом не было бабули. Значит, отец пытается контролировать все сказанное сегодня вечером. Бабушка Романа жила в восточном крыле особняка. Она отличалась крутым нравом и всегда говорила напрямик. Роману отчаянно хотелось, чтобы она была здесь.

Первые две перемены блюд он молчал, Элинор – тоже. Беседу взяли на себя их отцы, обсуждая цены на химические вещества, метод экстракции, скорость реакций и катализаторы. Почему элемент под названием праксин зеленеет при соединении с солью и что надежно хранить его можно только в сосудах из определенного металла.

Роман наблюдал за отцом, который кивал и вел себя так, будто полностью понимал, о чем рассказывал доктор Литтл. Впрочем, вскоре они сменили тему и заговорили о железных дорогах.

– Мой дед построил первую железную дорогу из Оута, – сказал мистер Китт. – А до того приходилось путешествовать на лошадях, в фургонах и дилижансах.

– Ваши предки проявили дальновидность, – заметил доктор Литтл.

Остальную часть рассказа отца и лесть доктора Литтла Роман пропустил мимо ушей. Надоело слушать, как его семья сделала то-то и то-то, сколотив состояние. Ничего из этого не имело значения, когда речь шла о пэрах Камбрии, купавшихся в старом богатстве и смотревших свысока на людей вроде Киттов, которые делали деньги на новшествах. Роман знал, что отца задевал тот факт, что их семьей часто пренебрегали на светских мероприятиях, и мистер Китт всегда желал изменить мировоззрение людей. Одним из его планов было сделать сына колумнистом вместо того, чтобы отправить в университет изучать литературу, как того хотел сам Роман. Если деньги не могли обеспечить Киттам уважение в городе, то это мог сделать влиятельный и почетный пост.

Роман надеялся, что ему удастся сбежать из-за стола до последней перемены блюд, но тут мать повернулась к Элинор.

– Отец говорил, что вы талантливая пианистка. Роман любит слушать фортепиано.

«Чего?!» Роман подавил возражение.

Элинор на него даже не взглянула.

– Это так, но теперь я предпочитаю проводить время в лаборатории отца. На самом деле я больше не играю.

– О, мне так жаль.

– Не жалейте, миссис Китт. Папа просил больше не играть, потому что теперь музыка ассоциируется с Энвой.

Элинор говорила монотонно, будто не испытывала никаких эмоций.

Роман смотрел, как она гоняет еду по тарелке. Внезапно закралось жуткое подозрение, что Литтлы симпатизируют Дакру, и в животе забурлило. Сторонники Дакра были, как правило, трех типов: очень набожными, несведущими в мифологии, где изображалась истинная ужасная природа Дакра, либо, подобно Зебу Отри, боявшимися музыкальных способностей Энвы.

– Музыки Энвы не стоит бояться, – выпалил Роман, не успев остановиться. – В мифах она играла на арфе над могилами смертных, и ее песни направляли души из тел в другой мир, независимо от того, будут ли они жить наверху с Небесными или внизу с Подземными. В ее песни вплетаются истина и знания.

Над столом повисла мертвая тишина. Роман не осмеливался смотреть на отца, который сверлил его взглядом.

– Простите моего сына, – произнес мистер Китт с нервным смешком. – В детстве он начитался мифов.

– Не расскажете нам о «Вестнике», Роман? – предложил доктор Литтл. – Я слышал, что канцлер Верлис наложил на газеты ограничения в том, что они могут рассказывать о войне. Это правда?

Роман похолодел. Он не знал. В последнее время он был слишком занят тем, чтобы обойти Айрис. Но потом подумал о том, как мало на самом деле писал о войне и что задания Зеба касались других тем. Удивительно было уже то, что Отри поручил ему написать о пропавших без вести солдатах, хотя, наверное, даже это задание было уловкой, чтобы настроить людей против Энвы.

– Я не слышал ни о каких ограничениях, – ответил Роман.

Но внезапно это показалось возможным, и он живо представил, как канцлер Оута – высокий мужчина с глазами-бусинами и суровым лицом – втихую проворачивает такое, чтобы уберечь восток от разорения.

– А когда вы станете колумнистом? – спросил доктор Литтл. – Я непременно куплю газету в этот день.

– Точно не знаю. Пока что я на проверке.

– Но он непременно получит эту должность, – настаивал мистер Китт. – Даже если мне придется подкупить старикана, который заведует всем этим притоном.

Мужчины засмеялись. Роман окаменел. В памяти, как пощечина, прозвучали слова Айрис: «А если колумнистом станешь ты, то только благодаря тому, что твой богатый отец сможет подкупить Отри».

Китт торопливо встал, толкнув стол. Тарелки зазвенели, огонь свечей задрожал.

– Прошу прощения… – начал он, но отец перебил, повысив голос.

– Сядь, Роман. Нам нужно обсудить кое-что важное.

Роман медленно опустился на стул. В напряженной тишине ему хотелось растаять и протечь в трещину на полу.

– Ах, дорогой! – воскликнула мама. – Это будет так волнующе! Наконец-то есть повод для праздника.

Роман глянул на нее, выгнув бровь.

– О чем ты, мама?

Миссис Китт посмотрела на Элинор, которая невозмутимо пялилась на свои руки.

– Мы договорились о твоем браке с мисс Литтл, – объявил мистер Китт. – Объединение наших семей не только принесет благо для нашего следующего начинания, но и, как сказала твоя мама, станет радостным событием. Слишком долго мы горевали, пора праздновать.

Роман втянул воздух сквозь зубы. Пытаясь осмыслить то, что натворили его родители, он чувствовал себя так, будто сломал ребро. Договорные браки до сих пор были обычным делом в высших кругах, у виконтов, графинь и прочих, еще цепляющихся за пыльные титулы. Но Китты были людьми другого сорта, как бы ни старался отец поднять свое семейство в высшее общество.

Кроме того, Роману показалось странным, что отец устраивает брак с дочерью профессора, а не какого-нибудь лорда. Он чувствовал, что тут крылось что-то еще, а он сам – просто пешка в игре. Роман спокойно произнес:

– С сожалением довожу до вашего сведения, что я не…

– Не надо мальчишества, Роман, – сказал мистер Китт. – Ты женишься на этой прелестной девушке, и наши семьи объединятся. Это твой долг как моего единственного наследника. Понимаешь?

Роман уставился в тарелку с недоеденным мясом и картофелем, теперь уже остывшими. До него дошло, что все за столом, кроме него, знали. Знала, наверное, даже Элинор, потому что теперь она пристально смотрела на него, как будто оценивала его реакцию.

Он подавил эмоции, запрятав их как можно глубже. Его желания, его закипающий гнев. Горе, до сих пор свежее, как незажившая рана. Он подумал о маленькой могиле в саду, о надгробии, которое ему было так тяжело навещать. О последних четырех годах, мрачных, холодных и несчастливых. И чувство вины нашептывало ему: «Конечно, ты должен это сделать. Однажды ты не исполнил свой самый главный долг, и если брак принесет благо твоей семье, как ты смеешь отказаться?»

– Да, сэр, – произнес он ровным тоном.

– Превосходно! – Доктор Литтл захлопал хилыми ручонками. – Можно тост?

Роман с оцепенением смотрел, как слуга наливает ему в бокал шампанское. Он взял бокал словно бы чужой рукой, последним поднимая за тост, которого даже не слышал, потому что его захлестывала оглушительная паника.

Но прежде чем сделать глоток, он встретился взглядом с Элинор. Увидев в ее глазах страх, Роман понял, что девушка тоже чувствует себя загнанной в ловушку.

7
Небесные против Подземных

Когда Роман вернулся после ужина в свою комнату, было уже поздно. Его лоб и ладони вспотели.

Он женится на незнакомке. На девушке, которая смотрела на него с презрением.

Он скинул пиджак, сорвал с шеи галстук-бабочку. Сбросил ботинки, расстегнул рубашку и упал на колени посреди комнаты, свернувшись клубочком, словно это могло унять боль внутри.

Правда, он это заслужил. Это он виноват в том, что остался у отца единственным наследником.

Он заслужил быть несчастным.

Дыхание сбилось. Он закрыл глаза и твердил себе: «Вдох, выдох, вдох».

Тикали наручные часы. Проходили минуты, одна за другой. Он чувствовал запах ковра под собой – тянуло затхлой шерстью и немного обувным кремом.

Открыв наконец глаза, Роман заметил на полу листок бумаги.

Письмо от Айрис.

Он подполз и, дрожащими руками развернув лист, с удивлением прочитал очень короткое, но интригующее сообщение:

Что ты знаешь о Дакре и Энве?

На мгновение его обескуражил этот невинный на первый взгляд вопрос, но потом Роман начал перебирать в уме мифы, которые знал. Истории из старых книг, доставшихся от дедушки.

Отвлечься сейчас будет как нельзя кстати. Можно забыться, сосредоточиться на написании ответа, ведь Айрис нужны только факты, ничего более.

Роман встал и прошептал:

– Пожалуйста, включи лампу.

Старый особняк отозвался – настольная лампа загорелась, освещая комнату мягким золотистым светом. Роман подошел к встроенным книжным полкам и начал перебирать томики по мифологии, очень осторожно, потому что многие книги разваливались. Пока он размышлял, о каком мифе написать Айрис, из одного тома выпали несколько листов и опустились к его ногам.

Роман помедлил. Несколько страниц, пожелтевших от времени до цвета карамели, были исписаны дедушкиным почерком. Китт подобрал листы и просмотрел. Это был малоизвестный миф об Энве и Дакре.

Наверное, дедушка записал миф и вложил листы в книгу для сохранности. Он часто так делал, а потом забывал, куда воткнул свои заметки. Спустя годы после его смерти Роман натыкался на всякую всячину – от писем до разрозненных идей или фрагментов рассказов.

Просматривая рукописный текст, Роман понял, что это как раз подходящий миф, чтобы поделиться им с Айрис.

Усевшись за стол, Китт принялся перепечатывать его на машинке.

Тебе повезло. Так случилось, что я действительно кое-что знаю о Дакре и Энве. Поделюсь с тобой одним мифом. Я нашел его написанным от руки и незаконченным на листках, вложенных в старую книгу. Так что имей в виду: окончания нет, его мне еще предстоит найти.

* * *

Некогда существовали две семьи богов: Небесные и Подземные. Небесные правили наверху, а Подземные царствовали внизу. По большей части они ненавидели друг друга, что вполне в духе бессмертных, и нередко бросали друг другу вызовы, чтобы доказать, кто больше достоин страха, любви или поклонения смертных.

Дакр Подземный, высеченный из белого известняка с прожилками голубого огня, решил взять в плен кого-нибудь из врагов, потому что ему наскучило жить день за днем, сезон за сезоном, год за годом. Таково бремя бессмертия. Как бог жизненной силы и целительства он жаждал вызова. И потому Дакр спросил у живущего внизу человека, может ли тот назвать имя самого любимого Небесного божества – бога или богини, которого особенно любят и восхваляют смертные.

– Конечно, господин, – ответил человек. – Она играет на арфе так, что может растопить самые холодные сердца. Она направляет души после смерти, и прекраснее нее нет никого ни наверху, ни внизу.

Дакр решил, что должен заполучить эту Небесную богиню.

Он поднялся из земных недр, пробираясь через километры камня, корявые корни деревьев и горькую на вкус почву. Выбравшись на поверхность, он был ошеломлен мощью солнца. Ему пришлось три дня и три ночи просидеть в пещере, чтобы глаза привыкли к свету его врагов. И даже после этого он предпочитал выходить по ночам, при более мягком свете луны.

– Где Энва? – спрашивал он встречных смертных. – Где мне найти самую прекрасную из Небесных?

– В таком месте, где ты никогда не подумал бы ее искать, – отвечали ему.

И Дакр, которому в злобе своей не терпелось перевернуть каждый камень, решил позвать снизу своих гончих. Поджарые твари, порождающие кошмары, с огненными сердцами, прозрачной кожей и острыми клыками, гончие бродили по земле той ночью, выискивая красавицу и пожирая всех, кто попадался на пути. Ибо Дакр считал, что Энва приятна взору. Но когда взошло солнце, гончим пришлось вернуться вниз, в темноту, ибо они не нашли ту, кого искал Дакр.

Тогда он призвал из самых глубоких пещер эйтралов – огромных виверн с затянутыми пленкой глазами, перепончатыми крыльями и отравленными когтями. Они могли находиться на солнце и летали по небу в поисках красавицы, уничтожая все, что движется под ними. Но вдруг разразилась гроза, и яростный ветер трепал крылья эйтралов, грозя порвать. Поэтому Дакр отозвал тварей обратно вниз, хотя они тоже не нашли ту, кого он искал.

Тогда он решил сам бродить по земле и оказался на кладбище. Там он увидел женщину, совершенно обычную, по меркам Дакра, с длинными темными волосами и зелеными глазами, стройную, босую, одетую в простое домотканое платье. Дакр решил не тратить время и не расспрашивать ее об Энве.

Он прошел мимо, не удостоив ее лишнего взгляда, но отойдя подальше… услышал мелодию арфы, сладостную и золотистую, хотя небо было серым и дул холодный ветер. Услышал, как женщина поет, и этот голос пронзил его насквозь. Дакр был поражен ее красотой – красотой, которую не видел, но чувствовал, и он пополз к ней обратно через людские могилы.

– Энва, – позвал он. – Энва, идем со мной.

Она не прекратила играть, и ему пришлось подождать, пока она пела над каждой могилой. Дакр заметил, что земля свежевскопанная, словно этих людей похоронили совсем недавно.

Допев последнюю песню, она повернулась к нему.

– Дакр, Подземный бог, почему ты сеешь такой хаос среди невинных?

– О чем ты говоришь?

Она указала на могилы:

– Этих людей убили твои гончие и твои эйтралы. Ты со своими способностями мог исцелить их раны. Но ты этого не сделал, и теперь мне приходится песней отправлять их души в вечность, ибо твои создания забрали их до назначенного срока.

Дакр наконец нашел в себе силы подняться. Когда Энва смотрела на него, он чувствовал себя ничтожным и недостойным, и ему хотелось, чтобы она относилась к нему как-то иначе, а не с печалью и гневом.

– Я сделал это, чтобы найти тебя.

– Ты мог бы найти меня и сам, если бы потратил время на поиски.

– И теперь, когда я тебя нашел, пойдешь со мной вниз? Будешь ли жить в моей обители, дышать со мной одним воздухом? Будешь править со мной внизу?

Энва молчала. Дакр думал, что сейчас умрет от этой неопределенности.

– Я счастлива здесь, – сказала она. – Зачем мне идти с тобой вниз?

– Чтобы установить мир между нашими семьями, – ответил он, хотя на самом деле о мире думал в последнюю очередь.

– Думаю, нет, – сказала она и растворилась в ветре прежде, чем Дакр успел схватить ее за подол платья.

Он пылал яростью: Энва ускользнула. Отвергла его. И тогда Дакр решил обрушить свой гнев на невинных: он не станет их исцелять, и тогда Энве ничего не останется, кроме как ответить ему и принести себя в жертву.

Его гончие бесновались на земле. Его эйтралы носились в небесах. От его гнева содрогалась земля и возникали новые разломы и пропасти.

Но он был прав. Как только начали страдать невинные, Энва пришла к нему.

– Я пойду с тобой в подземное царство, – сказала она. – Я буду жить с тобой в темноте, но с двумя условиями: ты установишь мир, и ты будешь позволять мне петь и играть на моем инструменте, когда я захочу.

Дакр, околдованный ею, с готовностью согласился. Он забрал Энву с собой. Но он не знал, что сделает ее музыка, когда будет звучать глубоко под землей.

Роман закончил печатать. Лопатки ныли, в глазах расплывалось. Он посмотрел на часы, от усталости едва различая стрелки.

Похоже, была уже половина третьего ночи. А вставать нужно в шесть тридцать.

На миг он закрыл глаза, заглядывая внутрь себя. Его душа была спокойна, удушающая паника прошла.

Собрав листы, он аккуратно сложил их втрое и отослал миф Айрис.

8
Сэндвич со Старой Душой

Роман Китт опаздывал.

За три месяца, что Айрис работала в «Вестнике», он не опоздал ни разу. Ей вдруг стало любопытно, почему это случилось сейчас.

Девушка задержалась у буфета, готовя себе свежий чай и ожидая, что он придет с минуты на минуту. Он не появился, и она пошла на свое место мимо стола Романа, где задержалась, чтобы переставить жестяную банку с карандашами, маленький глобус, три словаря и еще два словаря синонимов, зная, как это его рассердит.

Вернувшись на свое место, она наблюдала, как вокруг пробуждался к жизни «Вестник». Загорались настольные лампы, зажигались сигареты; сотрудники разливали чай, принимали звонки, шуршали бумагой и стучали печатными машинками.

Похоже, день будет хороший.

– Чудесная прическа, Уинноу! – сказала Сара, подходя к столу Айрис. – Почаще завивай волосы.

Айрис смущенно потрогала буйные локоны, падавшие на плечи.

– Спасибо, Приндл. Китт звонил сказать, что заболел?

– Нет, – ответила Сара. – Но я только что получила объявление, которое мистер Китт хотел бы опубликовать в завтрашнем номере, на самом видном месте в колонке объявлений.

Она протянула Айрис лист с сообщением.

– Мистер Китт? – переспросила Айрис.

– Отец Романа.

– А. Погоди, это же?..

– Да. – Сара наклонилась ближе. – Надеюсь, это тебя не расстроило, Уинноу. Клянусь, я не знала, что он с кем-то встречается.

Айрис попыталась улыбнуться, но улыбка не коснулась ее глаз.

– А почему это должно меня расстроить, Приндл?

– Я всегда думала, что из вас бы получилась прекрасная пара. Кое-кто в редакции – не я, разумеется, – ставил на то, что вы все-таки будете вместе.

– Ставили на меня с Киттом?

Сара кивнула, прикусив губу, словно боялась реакции Айрис.

– Что за глупость, – Айрис натянуто рассмеялась, но к щекам вдруг прилил жар. – Мы с Киттом как пламя и лед. Если бы нам пришлось надолго остаться в одной комнате, мы бы поубивали друг друга. Кроме того, он никогда на меня так не смотрел. Ты понимаешь, о чем я?

«Боги, заткнись, Айрис!» – сказала она сама себе, сообразив, что болтает чепуху.

– О чем, Уинноу? Однажды я видела, как он…

Сара не успела больше ничего сказать, потому что ее позвал Зеб. Бросив на Айрис обеспокоенный взгляд, она поспешно ушла.

Девушка вжалась в спинку стула и прочла:

Мистер и миссис Рональд М. Китт

с радостью сообщают о помолвке своего сына,

Романа К. Китта, с мисс Элинор А. Литтл,

младшей дочерью доктора Германа О. Литтла

и миссис Торы Л. Литтл.

Свадьба состоится через месяц

в соборе досточтимой Альвы в центре Оута.

Подробности и фотография будут позже.

Айрис прикрыла рот рукой, запоздало сообразив, что у нее накрашены губы. Она вытерла с ладони размазанную помаду и отложила сообщение, будто оно ее обжигало.

Значит, Роман Капризный Китт помолвлен. Прекрасно. Люди каждый день обручаются. Айрис все равно, что он делает, это его жизнь.

Может, он вчера засиделся допоздна с невестой и из-за этого теперь опаздывает.

Представив это, Айрис с отвращением поморщилась и приступила к работе.

Не прошло и пяти минут, как Роман вошел в офис. Одет он был, как всегда, безукоризненно: свежая накрахмаленная рубашка, кожаные подтяжки, отутюженные черные брюки без единой пылинки или ворсинки. Темные волосы зачесаны назад, но сам бледный.

Айрис наблюдала из-под ресниц, как он с тяжелым стуком ставит сумку. Она ждала, когда он заметит беспорядок на столе, нахмурится и бросит на нее сердитый взгляд. Потому что только она тратила время на то, чтобы раздражать его таким образом.

Она ждала, но Роман не реагировал. Он тупо смотрел в стол с застывшим лицом. В его глазах почти не было света, и Айрис поняла: что-то не так. Пусть он разодет и опоздал всего на несколько минут, но что-то его гложет.

Подойдя к буфету, он выбрал заварочный чайник – а их всегда заваривалось как минимум пять – и, налив самую большую чашку, какую только нашел, вернулся на свое место. Как только он сел, Айрис больше не могла его видеть, но, хотя в офисе стоял гул голосов, знала, что Роман Китт сидит, бессмысленно уставившись на пишущую машинку. Как будто позабыл все слова.

К полудню Айрис напечатала стопку объявлений и положила их Зебу на стол, а потом прихватила сумку и остановилась рядом с Романом.

Она заметила, что, во-первых, лист бумаги в его печатной машинке удручающе чист, хотя по столу разбросаны рукописные заметки. И во-вторых, он прихлебывает чай, хмуро уставившись на этот чистый лист, как будто тот ему задолжал.

– Прими поздравления, Китт, – сказала Айрис.

Он вздрогнул и закашлялся, поперхнувшись чаем, а потом поднял на нее голубые глаза, горящие яростным блеском. Айрис заметила, как гнев сменяется потрясением. Он окинул взглядом ее длинные пышные волосы, потом опустился ниже, хотя на ней была обычная непримечательная одежда. И, наконец, поднял взгляд к ее вишнево-красным губам.

– Уинноу, – осторожно произнес он, – с чем ты меня поздравляешь?

– С помолвкой, Китт.

Он поморщился, как от удара.

– Откуда ты знаешь?

– Твой отец хочет завтра разместить объявление. На самом видном месте.

Роман отвел взгляд обратно на пустой лист.

– Замечательно, – насмешливо отозвался он. – Дождаться не могу.

Она не ожидала от него такой реакции, и ее любопытство возросло.

– Тебе не нужна помощь со статьей о пропавших без вести солдатах? – ни с того ни с сего предложила она. – Могу помочь.

– Как? – с подозрением спросил он.

– Мой брат пропал на фронте.

Роман заморгал, словно не мог поверить, что эти слова сорвались с ее уст. Айрис тоже едва верила. Она думала, что сразу пожалеет о том, что ляпнула что-то настолько личное, но поймала себя на прямо противоположном: на облегчении. Наконец-то она облекла в слова то, что не давало ей покоя.

– Я знаю, что ты ненавидишь сэндвичи, – добавила она, убирая за ухо локон. – Но я сейчас пойду в кулинарию, чтобы купить парочку и съесть их на скамейке в парке. Если хочешь моей помощи, ты знаешь, где меня найти. Постараюсь удержаться от искушения съесть оба, если все-таки решишь прийти, но ничего не обещаю.

Айрис направилась к двери прежде, чем закончила фразу. Пока она ждала медленный, словно увязший в смоле лифт, в груди тлел уголек. Она уже начала сгорать со стыда, когда почувствовала колебание воздуха возле локтя. Даже не глядя Айрис поняла, что это Роман. Узнала его одеколон – дурманящая смесь специй и хвои.

– Я не ненавижу сэндвичи, – сказал он, уже больше походя на себя прежнего.

– Но не любишь, – заявила она.

– Просто я слишком занят. А они отвлекают. Отвлекаться может быть опасно.

Двери лифта открылись. Айрис вошла внутрь и повернулась к Роману. На ее губах заиграла улыбка.

– Я поняла, Китт. От сэндвичей сейчас одни проблемы.

Она вдруг осознала, что понятия не имеет, о чем они толкуют: в самом ли деле о сэндвичах, или о ней, или о том, как он к ней относится, или об этой неуверенности между ними.

Он медлил так долго, что ее улыбка потускнела, а поза снова стала напряженной.

«Ты дура, Айрис, – мысленно отругала она себя. – Он помолвлен! Он любит другую. Он не хочет с тобой обедать, просто хочет, чтобы ты помогла со статьей. И, во имя всех богов, с чего это ты помогаешь ему?»

Она переключила внимание на щиток, снова и снова нажимая на кнопку, словно хотела поторопить лифт и уехать прочь. Роман вошел в лифт прежде, чем двери закрылись.

* * *

– Кажется, ты говорила, что здесь лучшие маринованные огурчики, – сказал Роман двадцать минут спустя.

Он сидел на скамейке в парке рядом с Айрис и разворачивал завернутый в газету сэндвич. На хлебе лежал тоненький жалкий огурчик.

– Нет, это в другом месте, – ответила Айрис. – У них все лучшее, но в День мира они закрыты.

Мысли о богах и днях недели заставили ее вспомнить письмо, лежавшее у нее в сумке, которая стояла на скамейке между ней и Романом. Айрис была потрясена, когда проснулась и увидела целую кипу бумаг с мифом, который она так жаждала узнать. С мифом, в котором упоминались эйтралы.

Интересно, кто шлет эти письма? Сколько ему лет? Из какого он времени?

Хмыкнув, Роман убрал огурчик и откусил сэндвич.

– Ну как? – поинтересовалась Айрис.

– Что как?

– Тебе нравится сэндвич?

– Неплохо. – Роман откусил еще. – Но было бы лучше, если б хлеб не отсырел от этого жалкого подобия маринованного огурца.

– В твоих устах это наивысшая похвала.

– На что ты намекаешь, Уинноу? – ощетинился он.

– Что ты точно знаешь, чего хочешь. И в этом нет ничего плохого, Китт.

Они продолжали есть в неловкой тишине. Айрис уже начала жалеть, что пригласила его, пока Роман не нарушил молчание шокирующим признанием.

– Ладно, – вздохнул он. – Я чувствую себя обязанным извиниться за то, что сказал тогда. Когда ты только пришла в редакцию, я позволил себе поддаться предубеждению и подумать, что раз уж ты не окончила школу, то не доставишь мне никаких проблем.

Он сделал паузу, чтобы открыть сэндвич, переложить помидор и сыр и выбросить ломтик красного лука. Айрис наблюдала за ним с долей восхищения.

– Прости, что сделал о тебе поспешные выводы. Это было неправильно с моей стороны.

Она не знала, что ответить. Ей даже в голову не приходило, что Роман Кичливый Китт будет перед ней извиняться. Правда, она никогда не думала и о том, что будет сидеть с ним в парке и есть сэндвич.

– Уинноу? – Роман смотрел на нее, и почему-то в его голосе звучало волнение.

– Ты хотел меня вытеснить?

– Поначалу да. – Он смахнул с колен воображаемые крошки. – А потом, когда ты отхватила первое задание и я прочел твою статью… Я понял, что ты способнее, чем я думал. Что я ошибся в своих предположениях. И что ты заслуживаешь повышения, если заработаешь его.

– Сколько тебе лет, Китт?

– А на сколько выгляжу?

Айрис внимательно рассмотрела его лицо, легкую щетину на подбородке. Теперь, вблизи, она видела изъяны в его «идеальной» внешности. Он не побрился утром – наверное, не было времени. Она перевела взгляд на копну черных волос, густых и волнистых. Теперь она могла сказать, что он, встав с постели, сразу помчался на работу. Это заставило ее представить его в постели. Придет же такое в голову!

Ее молчание затянулось.

Роман поймал ее взгляд, и она невольно отвела глаза.

– Тебе девятнадцать, – предположила она. – Но душа у тебя старая, правда?

Он лишь рассмеялся.

– Значит, я права. – Айрис подавила искушение рассмеяться вместе с ним, потому что, конечно, смех у него оказался из тех, которые не просто слышишь, а чувствуешь где-то в груди. – А теперь расскажи о ней.

– О ком? О моей музе?

– О твоей невесте. Элинор А. Литтл, – уточнила Айрис, хотя ей было интересно знать, что именно его вдохновляет. – Разве что она и есть твоя муза, что было бы очень романтично.

Роман молчал; недоеденный сэндвич лежал у него на коленях.

– Нет, она не моя муза. Я видел ее всего один раз. Мы обменялись любезностями и сидели напротив друг друга за столом с нашими родителями.

– Ты не любишь ее?

Роман смотрел вдаль. Айрис думала, что он не ответит, но он проговорил:

– Разве можно полюбить незнакомку?

– Может, со временем, – произнесла Айрис, удивляясь, почему обнадеживает его. – Зачем же ты на ней женишься, если не любишь?

– Ради блага наших семей, – сказал он холодно. – А теперь… Ты любезно предложила помочь со статьей. Какую помощь ты можешь мне оказать, Уинноу?

Айрис отложила сэндвич.

– Я могу посмотреть заметки, которые ты уже собрал?

Роман колебался.

– Ладно, проехали, – махнула она рукой. – Бестактно было спрашивать. Я бы тоже никогда не показала тебе свои.

Он без слов полез в сумку и вручил ей блокнот.

Айрис начала перелистывать страницы. Роман вел записи методично и организованно. Приводил множество фактов, цифр и дат. Айрис прочла несколько строчек черновика, и, наверное, на ее лице появилось страдальческое выражение, потому что Роман заерзал.

– Что такое? – спросил он. – Я сделал что-то неправильно?

Айрис закрыла блокнот.

– Нет, пока что ты не сделал ничего неправильного.

– Это стенограмма, Уинноу. Я расспрашивал родителей об их пропавшей дочери. Это их ответы. Я старался отразить это в своей заметке.

– Да, но здесь нет чувств. Нет эмоций, Китт. Ты задаешь родителям такие вопросы: «Когда вы в последний раз получали вести о вашей дочери?», «Сколько ей лет?», «Почему она захотела сражаться за Энву?» И ты приводишь факты, но не спрашиваешь, как они живут или что они могут посоветовать людям, которые переживают такой же кошмар. Или даже что газеты или общество могут для них сделать. – Айрис отдала ему блокнот. – Я думаю, в этой статье твои слова должны разить как нож. Читатели должны почувствовать эту рану в своей груди, даже если они сами никогда не теряли близких.

Роман пролистал блокнот и открыл на чистой странице. Поискав в сумке ручку, он спросил:

– Можно?

Айрис кивнула. Девушка смотрела, как он записывает ее слова изящным почерком.

– Ты упомянула, что твой брат пропал без вести. Не хочешь об этом рассказать?

– Он поступил на службу пять месяцев назад. Мы с Форестом всегда были очень близки. Поэтому когда он пообещал писать, я знала, что он напишет. Но проходила неделя за неделей, а писем все не было. Тогда я стала ждать письма от его командира – из тех, что посылают, когда солдат убит или пропал без вести. От командира тоже ничего не пришло. Поэтому у меня остается слабая надежда, что Форест все-таки жив, просто не может ничего сообщить. Или его отправили на опасное задание, и он не рискует выходить на связь. По крайней мере, так я себя убеждаю.

– И что ты при этом чувствуешь? – спросил Роман. – Как бы ты это описала?

Айрис молчала.

– Тебе не обязательно отвечать, – торопливо добавил он.

– Это как носить обувь, которая мала, – прошептала она. – Ты замечаешь это с каждым шагом. Как мозоли на пятках. Как кусок льда в груди, который никогда не тает, и ты можешь спать лишь несколько часов, потому что всегда думаешь, где он. Это беспокойство просачивается в твой сон. Жив ли он, ранен или болен? В некоторые моменты хочется оказаться на его месте, неважно, какой ценой. Просто чтобы узнать его судьбу и обрести покой.

Она смотрела, как Роман все записывает. Он помолчал, глядя в блокнот.

– Не возражаешь, если я процитирую тебя в статье?

– Можешь цитировать, но я предпочитаю остаться анонимной. Отри знает, что мой брат на войне, но больше никому в «Вестнике» об этом неизвестно. Я бы предпочла, чтобы так и оставалось впредь.

Роман кивнул.

– Мне очень жаль, Уинноу. Я про твоего брата.

Два добрых слова от Романа Китта всего за час? Поистине сегодня день сюрпризов.

Когда они начали собираться на работу, по парку пронесся порыв холодного ветра. Айрис поежилась в своем тренче, глядя на голые ветки, которые трещали над головой.

Интересно, не отдала ли она сейчас ненароком повышение Роману Китту?

9
Один фрагмент брони

Мамы дома не оказалось.

«Не паникуй», – сказала себе Айрис, стоя в пустой квартире. Эти слова она мысленно повторяла снова и снова, как заезженная пластинка.

Эстер скоро придет. Случайно задержалась в клубе, где пьет и танцует. Но она всегда возвращается, когда заканчиваются деньги или заведение закрывается в полночь. Нечего паниковать. Она ведь пообещала Айрис, что исправится. А может, она вообще не в клубе, а пытается вернуться на прежнюю работу в «Разгульной закусочной».

Тем не менее тревога не уходила, и легкие у Айрис сжимались при каждом вдохе.

Она знала, что поможет унять бурлящее в ней беспокойство. Теперь девушка прятала ее под кроватью – печатную машинку, на которой бабуля когда-то писала стихи. Печатную машинку, которую унаследовала Айрис и на которой с тех пор писала письма «Это не Форесту».

Она оставила для матери входную дверь незапертой и со свечой вошла в свою комнату, где с удивлением обнаружила на полу лист бумаги. Ее загадочный друг по переписке написал снова, хотя она еще не ответила на письмо с мифом.

Может, этот человек из другого времени? Жил когда-то в этой самой комнате, задолго до Айрис? А может, ему будет предназначено судьбой жить здесь через много лет в будущем? Может, ее письма каким-то образом проваливаются через разлом во времени, но причина заключается в этом самом месте?

Айрис подобрала бумагу и присела на край кровати, чтобы прочитать.

Тебе когда-нибудь казалось, что ты носишь броню день за днем? И что когда люди смотрят на тебя, видят лишь блеск стали, в которую ты себя так старательно заковал? Видят то, что хотят в тебе видеть, – искаженное отражение собственного лица, или кусочек неба, или тень, отброшенную зданиями? Они всегда видят все твои ошибки, все промахи и все случаи, когда ты обижаешь или разочаровываешь их. Как будто в их глазах ты – только это и ничего больше.

Как можно это изменить? Как можно жить собственной жизнью и не чувствовать себя виноватым?

Пока она перечитывала письмо во второй раз, впитывая слова и размышляя над ответом на откровение, которое казалось столь личным, что она сама могла произнести его шепотом, под дверью появилось еще одно письмо. Айрис встала, чтобы подобрать его, и впервые по-настоящему попыталась представить, что это за человек. Попыталась, но у нее ничего не вышло, кроме звезд, дыма и слов, напечатанных на бумаге.

Она абсолютно ничего о нем не знала. Но прочитав этот крик души… она жаждала узнать больше.

Айрис развернула второе письмо с торопливыми строчками.

Искренне прошу прощения, что побеспокоил тебя такими размышлениями. Надеюсь, я тебя не разбудил. Отвечать не нужно. Мне кажется, это хорошо, когда можешь просто выплеснуть чувства и мысли на бумагу.

Опустившись на колени, Айрис вытащила из-под кровати печатную машинку, заправила в нее чистый лист и села, оценивая технические возможности этого механизма. Потом медленно начала печатать, мягко касаясь пальцами клавиш. Мысли полились на бумагу.

Думаю, все мы носим броню. Не носят только дураки, рискующие снова и снова раниться, натыкаясь на острые углы мира. Но если я чему-то научилась у этих дураков, так это тому, что в уязвимости заключена сила, которой большинство из нас боятся. Чтобы снять броню и позволить людям видеть тебя таким, какой ты есть, нужна смелость. Порой я чувствую себя так же, как и ты: я не могу показаться людям такой, какая я есть. Но тихий внутренний голос твердит: «Если будешь так отгораживаться, то многое упустишь».

Наверное, можно начать с одного человека. С того, кому доверяешь. Ты убираешь для него фрагмент брони и впускаешь свет, даже если тебе неуютно. Возможно, так учатся мягкости, но вместе с тем силе, даже сквозь страх и неуверенность. По одному фрагменту стали на одного человека.

Я говорю это, прекрасно зная, что сама полна противоречий. Из моих писем ты знаешь, что мне нравится смелость моего брата, но при этом я его ненавижу за то, что он бросил меня ради войны богов. Я люблю маму, но и ненавижу за то, что сделала с ней выпивка. Словно она тонет, а я не знаю, как ее спасти. Я люблю слова, которые пишу, пока не начинаю сознавать, как я их ненавижу, как будто мне вечно суждено вести войну внутри себя.

Тем не менее я продолжаю идти вперед. Иногда мне страшно, но чаще всего я просто хочу добиться того, о чем мечтаю: мира, в котором мой брат дома, в безопасности, мама в порядке, а я пишу то, что не презираю. Пишу слова, которые для кого-то что-то значат, словно я бросила веревку в темноту и чувствую, как где-то далеко за нее ухватились.

Ну вот, теперь я позволила мыслям и чувствам выплеснуться. Наверное, я отдала тебе фрагмент брони. Вряд ли ты будешь возражать.

Айрис отправила письмо через порог и велела себе не ждать ответа. По крайней мере, не в самое ближайшее время.

После этого она начала работать над эссе, пытаясь определиться с темой, но внимание постоянно устремлялось к дверце шкафа, к теням на пороге и к незнакомцу, обитающему где-то по другую сторону.

Она прервалась, чтобы узнать, который час. Половина одиннадцатого. Может, пойти на поиски мамы? Беспокойство сдавливало грудь, но Айрис не знала, куда идти. И вообще, безопасно ли бродить одной так поздно?

«Она скоро вернется. Она всегда возвращается, когда клубы закрываются в полночь».

Из портала выскользнуло письмо, вернув Айрис в реальность. Девушка подняла его, и бумага захрустела в пальцах.

Один человек. Один фрагмент брони. Я попробую. Спасибо.

10
Девятый участок

На следующий день офис гудел от поздравлений.

Айрис, прислонившись к буфету, смотрела, как Романа приветствуют улыбками и хлопают по спине.

– Прими поздравления, Китт!

– Говорят, мисс Литтл красивая и блестяще образованная. Удачная партия!

– Когда свадьба?

Роман в накрахмаленной рубашке, начищенных кожаных ботинках, чисто выбритый и с зачесанными назад черными волосами улыбался и вежливо принимал все поздравления. Еще одна идеальная видимость. Если бы Айрис не знала правды, если бы не сидела с ним на скамейке в парке и не слышала его признания о том, как не хочется жениться на незнакомке, – она бы решила, будто он счастлив.

Не приснился ли ей тот обеденный перерыв, когда они разговаривали почти как старые друзья? Когда он слушал, смеялся и извинялся. Теперь это вдруг показалось горячечным бредом.

Наконец суматоха улеглась. Роман бросил сумку и, должно быть, наконец почувствовал, что Айрис на него смотрит. Он поднял голову и перевел взгляд поверх моря столов, бумаг и разговоров на другую сторону офиса.

Мгновение Айрис не могла пошевелиться. Маска, которую он носил для всех остальных – улыбка, веселье в глазах, румянец на щеках, – потускнела, и Айрис увидела усталость и тоску.

Это задело в ней какую-то струну – музыку, которую она ощутила внутри настолько глубоко, что отвела взгляд первой.

* * *

Айрис работала над черновиком эссе, вдохновленная мифом, который она получила из платяного шкафа, когда к ней подошла Сара с листком бумаги.

– Только что передал констебль по телефону. – Сара положила листок на стол Айрис. – Надеялся, что мы сможем втиснуть это в завтрашний номер.

– Что это? – спросила Айрис, занятая своим эссе.

– Не знаю, как это определить. Утром полиция нашла тело, и они надеются, что кто-нибудь сможет ее опознать. Здесь описание. Ужасно, правда? Такая страшная смерть.

Айрис прекратила печатать, не убирая рук с клавиш, глянула на бумагу и невыразительно сказала:

– Хорошо. Я этим займусь. Спасибо, Приндл.

Подождав, пока Сара отойдет, Айрис прочла заметку, и слова поплыли перед глазами, прожигая мозг, пока она не почувствовала себя так, будто пытается протиснуться в какое-то тесное пространство. В длинный узкий туннель.

Вчера вечером около 22:45 трамвай сбил насмерть женщину. Документов при ней не оказалось. Лет сорока пяти, волосы светло-каштановые, кожа светлая. Она была босиком, в фиолетовом плаще. Если вы что-нибудь о ней знаете или можете опознать, пожалуйста, обращайтесь в Девятый участок к констеблю Стратфорду.

Айрис поднялась с заметкой в руках, ноги подкашивались. Тяжесть в груди стала невыносимой. Она не забыла схватить свою матерчатую сумку, но тренч остался висеть на стуле. Настольную лампу она оставила включенной, страницу с эссе – в печатной машинке и просто вышла из редакции через стеклянную дверь, не сказав никому ни слова.

Нажав кнопку лифта, она ощутила тошноту.

Лифт ехал слишком долго, и она побежала вниз по лестнице, спотыкаясь на ступеньках и дрожа так сильно, что едва успела выскочить из вестибюля, прежде чем ее вырвало в горшок с цветком на мраморной ступеньке.

Выпрямившись, Айрис вытерла рот и пошла к Девятому участку, который находился недалеко от ее дома.

«Это не она, – снова и снова твердила себе девушка, с каждым шагом подходя все ближе. – Это не она».

Но Айрис не видела мать больше двадцати четырех часов. Утром та не лежала на диване, как вчера. Айрис решила, что мама в своей спальне, за закрытыми дверями. Надо было проверить, убедиться, потому что теперь ее терзали сомнения.

Добравшись до участка, девушка помедлила, будто если она не зайдет, то ничего страшного не случится. Наверное, Айрис простояла на ступеньках достаточно долго, потому что когда к ней подошел полицейский, к ногам уже протянулись длинные тени, и она вся дрожала.

– Мисс? Мисс, нельзя вот так стоять на ступеньках. Уходите.

– Я пришла опознать тело, – прохрипела она.

– Прекрасно. Пожалуйста, идите за мной.

От коридоров в участке осталось размытое впечатление кремовых стен и неровного дощатого пола. Когда они вошли в процедурную, там стоял сильный запах медикаментов; яркий свет слепил глаза.

Айрис резко остановилась.

Коронер в белом халате и кожаном фартуке стоял с папкой-планшетом в руках. Рядом с ним на металлическом столе лежало тело.

Казалось, что Эстер спит, если бы не неестественная поза под простыней и глубокая рана на лице. Айрис шагнула вперед, будто надеялась, что мама шевельнется, если взять ее за руку. Каким-то образом почувствует прикосновение дочери, и это выдернет ее из пропасти, в которую ее затянуло. Выдернет их обеих из кошмара, в котором они оказались.

– Мисс? – позвал коронер, и его гнусавый голос эхом прокатился по ней. – Вы можете опознать эту женщину? Мисс, вы меня слышите?

Рука Айрис застыла в воздухе. Перед глазами заплясали звезды. Она смотрела на маму: мертвая, бледная, Эстер была так далеко, что Айрис до нее никогда не дотянуться.

– Да, – прошептала девушка и рухнула в объятия темноты.

11
Разлом

Когда Айрис возвращалась домой из участка, неся коробку с мамиными вещами, было темно, холодно и далеко за полночь. В воздухе клубился туман, превращая свет фонарей в золотые омуты. Но Айрис почти не чувствовала холода и мостовой под ногами.

К тому времени, как она вошла в квартиру, ее волосы и одежда пропитались влагой. Разумеется, в квартире царили тишина и тени. Надо теперь к этому привыкать. Но девушка все равно вглядывалась в темноту – вдруг увидит маму, огонек ее сигареты или кривую улыбку? Айрис напрягла слух, стараясь услышать в оглушительной тишине хоть какие-то признаки жизни – звяканье бутылки или негромкое пение любимой песни.

Ничего. Ничего, кроме ее собственного натужного дыхания, коробки с вещами и счета из похоронного бюро за то, что мамино тело превратили в пепел.

Она поставила коробку и зашла в комнату Эстер. Растянулась на смятой постели. У нее почти получалось обмануть себя, вспоминая времена до того, как мать угодила в когти к алкоголю. До того, как уехал Форест. Айрис почти погрузилась в блаженство прошлого, когда Эстер, работавшая официанткой в закусочной чуть дальше по улице, любила смеяться и рассказывать истории. Когда каждый вечер расчесывала длинные волосы дочери и спрашивала о школе. О том, какие книги она читает. Что она пишет.

«Когда-нибудь ты станешь знаменитой писательницей, Айрис, – говорила мама, заплетая ее длинные каштановые волосы проворными пальцами. – Запомни мои слова. Я буду тобой гордиться, милая».

Айрис позволила себе разрыдаться. Она выплакивала воспоминания в мамину подушку, пока не вымоталась так, что ее снова затянула темнота.

* * *

Айрис проснулась от упорного стука в переднюю дверь.

Она резко села на постели; ноги запутались в простынях, покрытых винными пятнами. В окно лился солнечный свет, и на миг Айрис растерялась. Который час? Она никогда не просыпалась так поздно…

Добравшись до часов на маминой тумбочке, Айрис обнаружила, что уже половина двенадцатого.

«О боги!» – подумала она, вставая с кровати на нетвердых ногах. Почему она проспала? И почему в маминой постели?

Воспоминания нахлынули разом. Заметка для «Вестника», Девятый участок, холодное, бескровное тело мамы под простыней.

Айрис споткнулась, вцепившись в растрепанные волосы.

Настойчивый стук раздался снова. А потом из-за двери ее позвал голос – голос, который она хотела слышать в последнюю очередь.

– Уинноу? Уинноу, ты здесь?

Перед ее квартирой стоял Роман Китт и стучал в дверь.

Сердце заколотилось. Айрис вышла в гостиную и заглянула в дверной глазок. Да, это он, стоял с перекинутым через руку тренчем, и вид у него был встревоженный.

– Уинноу? Если ты здесь, пожалуйста, открой дверь.

Девушка продолжала смотреть на него и заметила, что его тревога сменяется страхом. Он опустил руку на дверную ручку. Когда ручка повернулась и дверь начала открываться, Айрис с испугом поняла, что забыла вчера запереть ее.

У нее было всего три секунды, чтобы отскочить назад прежде, чем дверь открылась. Айрис стояла в лучах солнечного света, а сердце колотилось где-то у горла, когда Роман увидел ее.

Наверное, вид у нее был пугающий, потому что Китт вздрогнул. Затем, переведя дыхание, он перешагнул через порог.

– С тобой все хорошо?

Девушка застыла, когда он окинул ее взглядом. На долю секунды Айрис так обрадовалась при виде него, что чуть не заплакала. Но потом осознала две ужасные вещи. Во-первых, блузка на ней расстегнула почти до пупка. Опустив взгляд, она увидела белые кружева своего лифчика, который, без сомнения, Роман уже заметил. Ахнув, Айрис дрожащей рукой попыталась стянуть ткань.

– Надеюсь, я не помешал, – очень странным голосом произнес он.

У Айрис ушло еще две секунды, чтобы понять: он подумал, что она тут с кем-то. У нее отхлынула кровь от лица.

– Нет, я одна дома, – прохрипела она, но он уже перевел взгляд за ее спину, словно ожидал, что из спальни выйдет кто-то еще.

И в эту секунду на нее обрушилось второе ужасное открытие. Роман Высший Класс Китт стоит у нее дома. Ее соперник стоит посреди ее квартиры и видит, какой тут беспорядок. Видит оплывшие свечи на буфете, скопившиеся после долгого времени, когда она не могла позволить себе электричество; винные бутылки, которые еще предстоит собрать и выбросить. Видит, как пусто в гостиной, и что обои выцвели и отваливаются от стен.

Айрис отступила; ее гордость была ранена. Было просто невыносимо, что Роман видит ее такой. Невыносимо, что видит, в каком бардаке она живет. Видит в худший день ее жизни.

– Уинноу? – Он шагнул ближе, словно Айрис потянула его за собой. – С тобой все хорошо?

– Все хорошо, Китт, – ответила девушка, удивившись, как хрипло звучит ее голос, словно она не разговаривала много лет. – Что ты здесь делаешь?

– Мы все беспокоимся. Ты вчера рано ушла с работы и не появилась сегодня утром. Все хорошо?

Айрис сглотнула, разрываясь между желанием рассказать правду и скрыть свою боль. Она уставилась ему в грудь, не в силах смотреть в глаза. До нее дошло: если она расскажет о маме, он будет жалеть ее еще сильнее. А этого ей хотелось меньше всего.

– Да. Прошу прощения, что вот так ушла вчера. Просто почувствовала себя плохо. И сегодня проспала.

– Может, вызвать доктора?

– Нет! – Она откашлялась. – Но все равно спасибо. Мне уже лучше. Передай Отри, что приду завтра пораньше.

Роман кивнул, но продолжал пристально ее рассматривать, словно почуял ложь.

– Тебе что-нибудь нужно? Ты не голодна? Может, принести сэндвич, или супа, или еще чего-нибудь?

Айрис изумленно вытаращилась, потрясенная его предложением. Он снова начал осматривать комнату, отмечая беспорядок, который она так отчаянно хотела спрятать. Внутри поднялась паника.

– Нет! Нет, мне ничего не нужно. Можешь идти, Китт.

Он нахмурился. Солнечный свет заливал его фигуру, но на лице плясали тени.

– Разумеется. Я уйду, если хочешь. Кстати, я принес твой плащ.

– Хорошо. Тебе, э… не следовало так утруждаться.

Она неловко взяла плащ, все еще придерживая блузку и избегая смотреть ему в глаза.

– Мне было нетрудно, – сказал он.

Айрис почувствовала, что он смотрит на нее, будто пытаясь заставить ее поднять взгляд.

Она была не в силах.

Она просто сломается, если посмотрит на него, и хотелось, чтобы он наконец ушел.

– Ты запрешь за мной дверь? – спросил Роман.

Айрис кивнула, прижимая тренч к груди.

Он наконец закрыл дверь.

Она продолжала стоять в пустой квартире, как будто пустила корни и приросла к месту.

Минуты текли, но она едва замечала ход времени. Все казалось искаженным, словно она смотрела на свою жизнь сквозь треснувшее стекло. В воздухе кружили пылинки. Глубоко вздохнув, девушка пошла запирать дверь, но потом передумала и снова заглянула в глазок.

Роман все еще стоял там, сунув руки в карманы. Темные волосы были растрепаны. Он ждал. Внутри вспыхнуло раздражение, и Айрис наконец заперла замок.

Услышав щелчок, Роман Китт развернулся и ушел.

12
Тень, которую ты носишь в себе

Остаток дня Айрис провела как в тумане, пытаясь все осознать. Ее жизнь словно разбилась на сотни кусков, и она не представляла, как собрать их воедино. Казалось, что боль никогда не утихнет. Девушка бродила по квартире, словно призрак, обкусывая ногти.

В конце концов, уже в сумерках Айрис уселась на полу в своей комнате и вытащила бабулину пишущую машинку.

Если думать слишком долго, слова превращались в лед. Поэтому Айрис не думала, пропуская слова через сердце к разуму, а потом по рукам к кончикам пальцев. Она писала:

Иногда я боюсь любить людей.

Все, кто мне дорог, рано или поздно покидают меня: их забирает смерть, они уходят на войну или просто не хотят меня видеть. Они уходят туда, где мне их не найти; туда, куда мне не добраться. Я не боюсь оставаться одна, но мне надоело, что меня бросают. Надоело перестраивать свою жизнь после того, как из нее уходят люди. Я похожа на мозаику, в которой не хватает фрагментов, и кажется, что мне больше никогда не испытать подлинного ощущения полноты.

Вчера я потеряла близкого человека, и эта потеря еще кажется нереальной.

Я не знаю, кто ты и где ты. Проживаешь ли ты этот самый час и эту минуту, что и я, или жил за десятки лет до меня или в грядущие годы. Не знаю, что нас связывает: волшебный порог, кости поверженного бога или еще что-то, что нам только предстоит выяснить. Прежде всего я не знаю, почему пишу тебе сейчас. И все-таки пишу, пытаюсь до тебя дотянуться. Пишу незнакомцу, и вместе с тем – другу.

Все письма, которые ты получал на протяжении нескольких месяцев… Я думала, что пишу Форесту. Я писала, стиснув зубы, с непоколебимой надеждой, что письма дойдут до него через разделяющие нас километры. Что брат прочитает мои слова, даже если они пропитаны болью и яростью, и вернется домой, заполнит пустоту во мне и приведет мою жизнь в порядок.

Но я понимаю, что люди – это просто люди, со своими страхами, мечтами, желаниями, болью и ошибками. Я не могу ожидать, что кто-то заполнит пустоту во мне. Я должна сделать это сама. Думаю, я всегда писала для себя, чтобы разобраться в своих потерях, тревогах и запутанных амбициях. Даже сейчас я думаю о том, как легко потеряться в словах и в то же время найти себя.

Надеюсь, в моих письмах есть смысл. А, может, и нет, потому что хотя я пишу для тебя, но и для себя тоже. Я не жду от тебя ответа, но мне становится легче, когда я знаю, что меня слышат. Что кто-то читает мои излияния.

Легче знать, что сейчас не одна, хоть и сижу в тишине и темноте.

Какое-то время – то ли минуту, то ли час – она сидела неподвижно, но потом наконец набралась смелости вытащить листок из печатной машинки. Сложила его и просунула в портал за порогом платяного шкафа. Самое трудное – поделиться написанными словами. Словами, способными расколоть сталь и открыть уязвимые места, которые она предпочитала прятать.

Наступила ночь. Айрис зажгла свечу и принялась расхаживать по квартире. Она велела себе что-нибудь поесть, что-нибудь выпить, но есть не хотелось, хотя она и чувствовала себя пустой.

Наверное, у нее был шок, потому что она пребывала в каком-то оцепенении и продолжала ждать, что мама вот-вот вернется домой – откроет дверь и войдет.

Наконец Айрис остановилась перед кухонным столом. Тренч висел на стуле. Она взяла плащ и зарылась лицом в изношенную ткань. Закрыв глаза, она вдохнула и ощутила запах специй и хвои. Тренч пах Романом, ведь Китт нес его из офиса к ней домой, желая убедиться, что с ней все в порядке.

Надев плащ и туго затянув пояс, Айрис вернулась к себе комнату.

Там лежало письмо, самое толстое из всех, что приходили до сих пор.

Она легла на кровать и стала читать при свете свечей.

Я редко делюсь этой частью моей жизни, но сейчас хочу рассказать тебе. Снять фрагмент брони, потому что доверяю тебе. Уронить блестящую сталь, потому что с тобой я чувствую себя в безопасности.

У меня была младшая сестра.

Сейчас родители о ней почти не говорят, но ее звали Джорджиана. Я же называл ее Дел, потому что ей больше нравилось ее второе имя, Делани. Мне было восемь, когда она родилась, и я все еще слышу шум дождя, который лил в тот день, когда она появилась на свет.

Годы летели как по волшебству, она выросла во мгновение ока. Я очень ее любил. Если я всегда был послушным, ответственным сыном, которому не нужно напоминать о дисциплине, она была любознательной, смелой и капризной. Родители не знали, как воспитать для общества такого бойкого ребенка.

На седьмой день рождения ей захотелось поплавать в пруду недалеко от дома. Пруд был сразу за садом, и деревья укрывали его от городского шума и суеты. Родители запретили. Они планировали в честь ее дня рождения праздничный ужин, на который Дел было глубоко наплевать. Поэтому, когда она стала умолять меня выбраться с ней из дома и пойти поплавать, а потом задолго до ужина вернуться… Я согласился.

Лето было в самом разгаре, стояла невыносимая жара. Мы выскользнули из дома босиком, пот заливал нам глаза. Мы пробежали через сад до самого пруда. Там болтались старые веревочные качели, привязанные к ветке дуба. Мы по очереди заплывали на середину пруда – там было самое глубокое место и никаких подводных камней или прибрежного песка.

Наконец я устал, промок насквозь, к тому же надвигалась гроза.

– Пойдем домой, – сказал я сестре, но Дел умоляла остаться еще на несколько минут.

И я, слабый брат, не мог ей отказать. Я уступил и решил посидеть на берегу и обсохнуть, пока она продолжала плавать. Кажется, я закрыл глаза всего на мгновение. Всего на миг, когда мне на лицо, убаюкивая, упали последние лучи солнца.

Открыть глаза меня заставила тишина.

Где-то вдали гремел гром, дул ветер и шел дождь, но пруд был неподвижен. Дел плавала на воде лицом вниз, и вокруг нее колыхались ее длинные темные волосы. Поначалу я подумал, что она играет, но потом меня пронзила паника, холодная и острая, как клинок. Я подплыл к сестре и перевернул ее. Я бросился с ней на берег, я выкрикивал ее имя и дышал ей в рот, давил ей на грудь, но она не отзывалась.

Я закрыл глаза лишь на миг – и она ускользнула.

Я плохо помню, как нес ее к родителям. Но никогда не забуду причитания матери, слезы отца. Никогда не забуду, как моя жизнь раскололась надвое: с Дел и без Дел.

Это было четыре года назад. Горе – процесс долгий и трудный, особенно когда тебя снедает чувство вины. Я до сих пор виню себя: не надо было ходить на пруд. Надо было держать глаза открытыми. Надо было вообще не закрывать их, пока она плавала, даже на миг.

Через месяц после того, как я потерял сестру, во сне ко мне пришла богиня и сказала: «Я могу забрать боль твоей утраты. Я избавлю тебя от скорби, но мне придется заодно забрать воспоминания о твоей сестре. Все будет так, будто Дел никогда не рождалась, будто ее жизнь не переплеталась с твоей в течение семи лет. Пойдешь ли ты на это, чтобы облегчить свои страдания? Чтобы снова дышать полной грудью и жить беззаботно, как раньше?»

Я даже не колебался. Я едва смел посмотреть богине в глаза, но твердо ответил: «Нет». Даже на мгновение я не отдам свою боль, чтобы стереть жизнь Дел.

На исцеление ушло больше времени, чем я ожидал, но я знаю, каково терять любимых. Каково чувствовать, что тебя бросили или что твоя жизнь разрушена и ты не знаешь, как собрать ее воедино.

Но время будет потихоньку лечить тебя, как это было со мной. Будут хорошие дни, и будут плохие. Горе никогда не изгладится полностью, оно всегда останется с тобой – тень, которую ты носишь в душе, – но будет слабеть, а твоя жизнь будет становиться ярче. Ты снова научишься жить, не замыкаясь в себе, пусть сейчас это кажется невозможным. Потому что ты не одна. Не одна со своими страхами, горем, надеждами и мечтами.

Ты не одна.

13
Нечестное преимущество

Так странно было вернуться в офис.

Здесь ничего не изменилось; на столе Айрис по-прежнему лежали тематические объявления и некрологи, все так же заваривались пять чайников, между пальцев редакторов по-прежнему дымились сигареты, а клавиши печатных машинок стучали как сердцебиение. Все казалось Айрис нереальным. Она вернулась в место, которое внешне казалось таким знакомым, в то время как внутренне она стала совершенно другой.

Ее жизнь бесповоротно изменилась, и она все еще пыталась приспособиться к тому, как это отразится на ней. Жить одной в квартире. Жить без матери. Жить изо дня в день в этом новом разбалансированном цикле.

«Горе – процесс долгий и трудный, особенно когда тебя снедает чувство вины».

Она села за стол и подготовила печатную машинку, стремясь отвлечься. Заняться чем-то, что удержит от мыслей о…

– Тебе сегодня лучше, Уинноу? – спросила Сара, задержавшись рядом с ней по пути в кабинет Зеба.

Айрис кивнула, не отводя глаз от бумаги.

– Намного лучше. Спасибо, что поинтересовалась, Приндл.

Сара пошла дальше, и Айрис облегченно вздохнула. Вряд ли она может сейчас выдержать разговоры о маме, поэтому собралась с духом и принялась за работу. Однако когда Роман вошел в офис, Айрис сразу это почувствовала. Словно между ними протянулась нить, хотя девушка старалась не смотреть на него.

Наверное, он заметил, что Айрис его игнорирует, и наконец подошел к ее столу и наклонился над перегородкой, глядя, как она печатает.

– Хорошо выглядишь сегодня, Уинноу.

– Намекаешь, что раньше я выглядела плохо, Китт?

Раньше он ответил бы колкостью и отошел, но сейчас продолжал молча стоять рядом, прожигая ее взглядом. Айрис знала: он хочет, чтобы она посмотрела на него.

Девушка откашлялась, не отвлекаясь от работы.

– Знаешь, если ты так сильно хочешь печатать объявления, мог бы просто сказать. Не нужно стоять у меня над душой.

– Почему ты ничего не сказала?

Айрис удивилась его тону – то ли раздраженному, то ли сердитому, а может, и то и другое вместе.

– Ты о чем?

– Почему ты позавчера никому не сказала, что плохо себя чувствуешь? Ты просто… ушла, и никто не знал, где ты и что случилось.

– Не твое дело, Китт.

– Мое, потому что люди здесь беспокоились о тебе, Уинноу.

– Да, их беспокоило, что объявления не напечатаны вовремя.

– Нет, это несправедливое утверждение, и ты это знаешь, – возразил он, понизив голос.

Айрис зажмурилась. Ее самообладание трещало по швам. Ей пришлось собрать волю в кулак, чтобы просто встать утром, одеться, причесаться и подкрасить губы – все это лишь для того, чтобы на вид казалось, будто с ней все хорошо, что она не разваливается. Айрис не хотела, чтобы кто-нибудь знал, через что она проходит. Не дайте боги ее будут жалеть… не дайте боги, если он ее будет жалеть.

Девушка втянула воздух сквозь зубы.

– Не понимаю, почему тебя это заботит, Китт, – резко прошипела она, открывая глаза и встречаясь с его пристальным взглядом. – Если меня здесь не будет, ты наконец получишь что хочешь.

Роман не ответил, но удерживал ее взгляд, и Айрис заметила, как в нем что-то промелькнуло, словно падающая звезда или блеснувшая на солнце монета под водой. Что-то неистовое, и уязвимое, и очень неожиданное.

Промелькнуло и сразу пропало, а он нахмурился.

Наверное, ей показалось.

В кои-то веки Зеб вмешался вовремя.

– Уинноу? – позвал он. – В мой кабинет. Сейчас же.

Она встала из-за стола, и Роману пришлось посторониться. Оставив его в проходе, Айрис закрыла за собой дверь и вошла в кабинет Зеба.

Он наливал себе выпивку. В стакане звякнули кубики льда. Айрис села напротив него за стол, заваленный бумагами, книгами и папками, и стала ждать, чтобы он заговорил первым.

– Полагаю, твое эссе готово? – осведомился он, отпив глоток.

Ее эссе. Ее эссе.

Айрис забыла о нем. Она переплела дрожащие пальцы так, что побелели костяшки.

– Нет, сэр. Простите, оно не готово.

Зеб лишь смотрел на нее.

– Уинноу, ты меня разочаровала.

Ей хотелось расплакаться. Она глотала слезы, пока они не переполнили грудь. Надо объяснить, почему эссе не готово. Надо рассказать, что она потеряла маму, ее мир перевернулся и должность колумниста – последнее, о чем она думала.

– Сэр, моя…

– Если тебе нужно уйти с работы, необходимо сообщить об этом, чтобы твое задание передали кому-то другому, – отрывисто сказал он. – Надеюсь, впредь такого не повторится.

Айрис вышла из его кабинета и направилась прямиком к своему столу. Усевшись, она прижала холодные пальцы к пылающему лицу. Она чувствовала себя тряпкой, об которую Зеб сейчас вытер ноги, а она позволила, потому что боялась расплакаться перед ним.

Кем она становилась?

– Некрологи для завтрашнего номера, – сказала Сара, появляясь словно из ниоткуда. Она положила на стол Айрис стопку сообщений. – С тобой все в порядке, Уинноу?

– Да, – Айрис натянуто улыбнулась и шмыгнула носом. – Сделаю.

– Могу отдать их Китту.

– Нет. Я сама. Спасибо.

После этого все оставили ее в покое. Даже Роман больше не смотрел в ее сторону, и Айрис была этому рада.

Она напечатала некрологи, а потом уставилась на чистый лист, борясь со своими чувствами. Надо напечатать некролог для ее матери. И это совершенно другое дело, когда в нем заключена твоя скорбь, когда ты проникаешься этими словами.

Айрис начала печатать первое, что пришло в голову, пальцы неистово били по клавишам:

У меня ничего не осталось. У меня ничего не осталось. Ничего не осталось. Ничего не осталось. Ничего не осталось. Ничего не осталось. Ничего не осталось. Ничего не осталось. У меня…

Она заставила себя остановиться, стиснув зубы, хотя рана болела. Если Зеб увидит, что она впустую тратит бумагу и ленту, он ее уволит. Девушка вырвала бумагу из печатной машинки, скомкала и бросила в мусорное ведро, а потом начала заново.

Эстер Уинифред Уинноу, сорок два года, скончалась в День Альвы, в пятый день Норроу.

У нее остались сын, Форест Уинноу, и дочь, Айрис Уинноу. Она родилась в Оуте и больше всего любила город осенью, когда в воздухе веяло магией. Окончила школу «Уинди-Гроув», а потом работала официанткой в «Разгульной закусочной». Любила стихи, классическую музыку, фиолетовый цвет, хотя всегда называла его лиловым. А еще – танцевать.

Слова расплывались. Айрис прекратила печатать и положила некролог мамы в стопку к остальным, чтобы отнести на стол Зеба для завтрашней газеты.

* * *

Она пришла домой после работы. Сняла мамины слишком маленькие ботинки и тренч Фореста и легла в постель. А потом уснула под шум дождя.

* * *

Айрис опоздала на работу на час.

Она снова проспала – горе затянуло ее в глубокое, мрачное забытье. Теперь она, вымокшая под дождем, мчалась по лестнице на пятый этаж, а внутри бешено порхали бабочки. Айрис надеялась, что, кроме Сары, никто не заметит ее опоздания. Кроме Сары и, скорее всего, Романа, которому явно нравится за ней следить.

Войдя в редакцию «Вестника Оута», она первым делом увидела, что Зеб ждет возле ее стола с грозным выражением лица. Собравшись с духом, она пошла по проходу, хлюпая ботинками.

Зеб ничего не сказал, лишь наклонил голову и зашагал в свой кабинет. Айрис робко последовала за ним.

С изумлением она увидела, что Роман уже там. Рядом с ним стоял свободный стул, и Айрис заняла его. Она искоса глянула на соседа, но тот упрямо смотрел куда-то прямо перед ними. Он сидел в скованной позе, держа руки на бедрах.

В кои-то веки ей захотелось, чтобы Китт посмотрел на нее, потому что чем дольше она сидела рядом, тем сильнее ей передавалось его напряжение. Наконец она начала хрустеть костяшками пальцев и постукивать ногой.

– Итак. – Зеб с легким стоном уселся на свое место. – Уверен, вы понимаете, зачем я вас позвал. Вы оба пишете ярко и талантливо. Я дал вам равные возможности, чтобы проявить себя достойными должности колумниста. И я рад сообщать, что принял решение.

Он сделал паузу, и Айрис перевела взгляд с Романа на него. Зеб положил на край стола утреннюю газету. Она была сложена так, чтобы показать колонку. Статья Романа. Та, с которой ему помогала Айрис, о пропавших без вести солдатах. Поэтому Айрис не удивили следующие слова Зеба. На самом деле, она ничего не чувствовала, когда он объявил:

– Китт, это лучшая твоя статья. Должность достается тебе. Ты усердный, на тебя можно положиться, и ты вовремя делаешь хорошие статьи. Завтра утром официально приступай к работе.

Роман не пошевелился. Казалось, он даже не дышал. Айрис снова перевела взгляд на него. Интересно, что за мысли бродят в его голове? Почему он такой безразличный? Разве не этого он хотел?

Зеб нахмурился, недовольный отсутствием энтузиазма у Романа.

– Китт, ты меня слышишь?

– Сэр, не могли бы вы дать нам больше времени, прежде чем примете решение? – спросил Роман. – Дайте нам каждому еще возможность написать эссе.

Зеб смотрел на него с изумлением.

– Больше времени? Чего ради?

Сердце Айрис бешено заколотилось. Когда Роман наконец посмотрел на нее, время словно остановилось. Его взгляд был острым, будто он видел все, что таилось в ней: и свет, и тени. Все ее амбиции, желания, радости и горести. На нее никогда так не смотрели.

Ее до самых костей пробрала дрожь.

– У меня было нечестное преимущество, сэр, – сказал Роман, снова переводя внимание на Зеба. – Несколько дней назад погибла мать Уинноу. Она горюет, ей нужно больше времени.

В кабинете повисла мучительная тишина.

Айрис сделала прерывистый вдох. Пульс стучал в ушах. Зеб что-то говорил, но его голос превратился для нее в назойливый гул. Айрис поймала взгляд Романа и прошептала:

– Откуда ты знаешь?

– Прочитал некролог твоей мамы.

– Но ведь никто не читает некрологи.

Роман молчал, но лицо его вспыхнуло, и у Айрис возникло страшное подозрение: если она взяла за правило никогда не читать, что он пишет, то он читает все, к чему она приложила руку. В том числе сухие тематические объявления и трагические некрологи. Возможно, выискивает опечатки, чтобы подразнить ее после выхода газеты. А может, потому что она конкурентка, и Китт хочет знать, с кем ему приходится соревноваться. Айрис никак не могла придумать веской причины такому интересу и отвернулась от него.

– Уинноу? – рявкнул Зеб. – Уинноу, это правда?

– Да, сэр.

– Почему ты вчера ничего не сказала?

«Потому что не хотела расплакаться перед вами. Потому что не хотела вашей жалости. Потому что я едва держусь».

– Не знаю, – ответила она.

– Ладно, – резко сказал Зеб. – Я же не могу тебе помочь, если ничего не знаю, так? – Он тяжело вздохнул и потер лоб. Потом его тон смягчился, словно он осознал, насколько был груб. – Я очень сочувствую твоей потере, Уинноу. Это несчастье. Но, боюсь, я уже принял решение: Китт завоевал колонку. Но если тебе нужно несколько дней выходных в связи с тяжелой утратой… я пойду тебе навстречу.

Айрис подумала о выходных. Это значит, что она будет дома, одна в печальной квартире с винными бутылками, оплывшими свечами и ободранными обоями. Будет ждать, что мама вернется, а та не вернется никогда. И тут ее поразила новая мысль. Айрис не хотела брать отпуск, но и в «Вестнике» оставаться не хотела. Карьера, о которой она мечтала, внезапно померкла по сравнению с другими ценностями в ее жизни.

Единственный член ее семьи сейчас на западе, где бушует война.

Она хотела найти брата.

– Нет, сэр. Я увольняюсь, – сказала она, поднимаясь.

Роман дернулся рядом с ней.

– Что? Нет, мистер Отри, я…

Зеб, не обращая внимания на новоиспеченного колумниста, возмутился:

– Увольняешься? Хочешь уйти от меня, Уинноу? Вот так?

Ей не понравилось, как это прозвучало. Как будто она сдалась. Но теперь, когда она произнесла эти слова, у нее словно гора с плеч свалилась.

Она будет искать Фореста.

– Да, сэр. Пора двигаться дальше. – Она повернулась к Роману и протянула ему руку. – Прими мои поздравления, Китт.

Он просто смотрел на нее, и в его голубых глазах горел огонь.

Айрис начала неловко отводить руку, когда он наконец протянул свою. Его ладонь было крепкой и теплой. По ее предплечью пробежал трепет, словно от их соприкосновения возник электрический разряд, и когда Роман наконец отпустил ее руку, Айрис восприняла это с облегчением.

– Раз уж увольняешься, то ступай-ка отсюда, Уинноу, – сказал Зеб, щелкнув своими короткими толстыми пальцами. – Ты мне больше не нужна. Но если ты выйдешь за эту дверь, не ожидай, что я снова тебя приму.

– Послушайте, мистер Отри, – отрывисто произнес Роман, – не думаю, что…

Остальное Айрис не слышала. Она вышла из кабинета, нашла на кухне деревянный ящик и отправилась к своему столу собирать вещи.

Их у нее было не так уж много: небольшой цветок в горшке, несколько любимых карандашей и ручек, фигурка бегущей лошади, книги по грамматике и потрепанный словарь.

– Уинноу, – подошла к ней встревоженная Сара. – Ты не…

– Я увольняюсь, Приндл.

– Но почему? Куда ты пойдешь?

– Еще не знаю. Но мне пора уходить.

Сара поникла. Очки у нее на носу блеснули.

– Я буду по тебе скучать.

Айрис подарила ей последнюю улыбку.

– Я тоже буду по тебе скучать. Может, в один прекрасный день я встречу тебя в музее?

Сара опустила взгляд в пол, словно мечты ее по-прежнему были недосягаемы.

Столы один за другим затихали и замирали. Все сотрудники один за другим устремляли на нее взгляды, пока вся работа в «Вестнике Оута» не остановилась.

Тишину нарушил Зеб. Он с хмурым видом подошел к ней. В желтых зубах – сигарета, в руках – пачка купюр.

– Твоя последняя зарплата, – сказал он.

– Спасибо.

Она взяла деньги и сунула во внутренний карман плаща. Потом подобрала ящик, выключила настольную лампу, напоследок ласково коснулась клавиш печатной машинки и двинулась по проходу.

Романа на месте не оказалось. Айрис не знала, где он, пока не подняла взгляд на стеклянные двери. Он стоял перед ними, как баррикада, сложив руки на груди.

– Будь добр, отойди от двери, – сказала она, подойдя к нему.

Айрис старалась говорить с иронией, но голос предал ее и сорвался.

– Не думаю, что тебе стоит вот так уходить, Уинноу, – прошептал он.

– Не так, Китт? Тогда как же мне уходить?

– Ты должна остаться.

– Остаться и писать некрологи? – вздохнула она. – Не надо было его публиковать.

– Некролог твоей матери? Тогда никто из нас не знал бы, что ты страдаешь. Что бы ты делала, если бы взяла обратно слова, которые написала о ней? Продолжала бы днем с нами притворяться, что у тебя все хорошо, даже если горюешь по ночам? Узнала бы ты себя через неделю, месяц, год?

– Ты ничего обо мне не знаешь, – прошипела она, ненавидя себя за то, что прочувствовала его слова так, словно вдохнула их. За то, что слезы снова потекут из глаз, если она осмелится моргнуть. – А теперь, пожалуйста, отойди, Китт.

– Айрис, не уходи.

Она никогда не слышала, чтобы он называл ее по имени. Слово просочилось в нее, как солнечный свет, согревая кожу и кровь, и девушке пришлось отвести взгляд прежде, чем он поймет, как сильно это на нее подействовало.

– Удачи тебе, Китт.

Тон ее вышел холодным и спокойным, совсем не отражая то, что она чувствовала на самом деле.

Роман отступил в сторону.

Не размягчится ли он теперь, когда ее не будет рядом, чтобы закалять его? Может, он тоже это знал, поэтому настаивал, чтобы она осталась.

Айрис открыла дверь и переступила порог.

Из «Вестника Оута» она ушла, ни разу не оглянувшись.

14
Прощание с призраками

Пишу тебе, чтобы сообщить: я уезжаю. Уже завтра меня не будет в этом доме, и я полагаю, что магический портал отныне будет для нас недоступен.

Айрис прекратила печатать и уставилась на дверь гардероба, недоумевая, почему она вообще пишет своему загадочному собеседнику. Она не обязана это делать, но чувствовала, что должна сообщить ему.

Покинув утром «Вестник Оута», она отправилась в похоронное бюро, чтобы оплатить кремацию мамы. Там ей дали маленькую урну с прахом, и Айрис, не зная, что с ней делать, решила пойти домой.

Но теперь у нее был план. Ей не терпелось уехать из Оута. Здесь было слишком много воспоминаний, а в этих стенах таилось слишком много призраков.

Завтра она отправится в «Печатную трибуну» узнать, не возьмут ли ее военным корреспондентом. Если нет, то она наймется к военным хоть в каком качестве. Она не боец, но может стирать белье, готовить и убирать. У нее две руки, и она быстро учится. В любом случае она надеялась, что новая работа приведет ее к Форесту.

Айрис продолжила печатать:

Спасибо, что ответил тогда. Что рассказал о Дел. Знаю, мы не так уж долго переписывались (по крайней мере, ты не так уж долго писал, чего нельзя сказать обо мне), но несмотря на это… в письмах время ощущается иначе.

Я унесу то, чем ты со мной поделился, в мои новые приключения. Прощай.

Айрис отослала письмо через портал, пока не успела передумать. Потом выбрала одежду на завтра – лучшие юбку с блузкой – и начала готовиться ко сну, стараясь не обращать внимания на то, какой пустой была квартира и какими глубокими казались тени.

Она ждала ответа, хотя и сказала себе, что, наверное, ждать не стоит, и уснула, не затушив свечу. Глубокой ночью ее разбудил громкий шум. Айрис села с колотящимся сердцем, пока не поняла, что это кто-то вышел из квартиры внизу. Оттуда донесся громкий и совершенно пьяный гогот.

Был час ночи. Затуманенным взглядом Айрис посмотрела на пол и заметила письмо.

Она не знала, чего ожидала, но письмо оказалось очень скупым:

Можно спросить, куда ты едешь?

Ей это показалось странным.

Они оба решили сохранять анонимность, и хотя не обсуждали другие ограничения в переписке, Айрис полагала, что на местонахождение секретность также распространяется.

Она решила, что не будет отвечать, и положила это последнее письмо к остальным, которые хранила перевязанными ленточкой.

Верная свеча наконец погасла, догорев до конца.

Айрис не могла спать в темноте.

Она вглядывалась в эту бесконечную тьму, прислушивалась к шуму города за окном, к скрипу стен. Так странно быть так близко к людям и вместе с тем – так далеко, чувствуя себя такой одинокой. Ночью все ощущалось острее и отчаяннее.

«Я должна была пойти искать ее. Нельзя было просто сидеть в квартире и ждать. Если бы я нашла ее, она была бы жива».

Чувство вины грозило задушить. Айрис пришлось сесть ровно и заставить себя дышать, дышать, потому что казалось, будто она тонет.

Она встала на рассвете, готовая избавиться от чувства вины. Айрис сомневалась, что военному корреспонденту нужно завивать волосы и красить губы, но подготовилась как могла, не желая полагаться на случай.

В этот момент через порог пришло очередное письмо.

Айрис долго смотрела на него, раздумывая, стоит ли читать. В итоге она так и не прикоснулась к письму и принялась собирать вещи в потрепанный мамин саквояж. Она решила взять с собой любимые брюки, летнее платье, несколько блузок и косынку. Туда же положила письма от загадочного корреспондента, томик любимых бабушкиных стихов, тщательно запечатанную урну с прахом мамы и тренч Фореста, поскольку в последнее время стало слишком тепло для верхней одежды.

Очень много вещей пришлось оставить, но Айрис решила взять только то, что для нее важно. И даже если она добьется невозможного и станет военным корреспондентом, разве ей позволят брать большой багаж?

Она хотела было прихватить смятый номер «Печатной трибуны» с расплывшимся рисунком эйтрала, но решила оставить газету на столе, сложенную и перевернутую вниз рисунком.

Осталась еще одна последняя вещь, которую она хотела взять с собой.

Айрис прошла в гостиную, где оставила коробку с мамиными вещами, к которой не притрагивалась с тех пор, как принесла домой. Порылась в ней, пока не блеснуло что-то золотое – цепочка с медальоном, которые мама носила после отъезда Фореста.

Айрис повесила цепочку себе на шею, спрятав под блузкой. Медальон холодил кожу, и девушка накрыла его ладонью. Она знала, что в медальоне: миниатюрные портреты ее самой и Фореста. Свой ее не интересовал, но лицо брата… она молилась, чтобы портрет привел ее к нему. А не молилась она уже очень давно.

И, наконец, последнее, что ей понадобится, – печатная машинка.

Айрис нашла в гардеробе футляр, аккуратно обошла письмо, которое по-прежнему валялось на полу, и упаковала печатную машинку вместе с оставшейся у нее бумагой и печатной лентой. Футляр был тяжелым, с двумя латунными замками и деревянной ручкой. Девушка взяла его в одну руку, саквояж – в другую и в последний раз окинула взглядом спальню.

Письмо снова попалось ей на глаза.

Айрис было любопытно, что он написал, но у нее сложилось странное впечатление, что в письме окажется всего лишь настойчивая просьба ответить. А если он узнает, что она решила стать военным корреспондентом, то попытается отговорить.

Айрис приняла решение – решение окончательное. Она уже слишком устала, чтобы спорить.

Девушка вышла из квартиры.

Письмо осталось лежать на полу в пятне солнечного света.

Часть вторая
Вести издалека

15
«Третья Алуэтта»

В «Вестнике Оута» было тихо.

Роман сидел за своим столом, заваленным заметками, и смотрел на чистый лист, заправленный в печатную машинку. Ему бы радоваться. Он закрепил за собой должность колумниста. Больше не нужно беспокоиться, что на его столе наведут беспорядок. Не нужно бежать к информационному стенду, чтобы перехватить задание. Не нужно притворяться, будто слишком занят, чтобы пойти съесть сэндвич.

Настала жизнь, которую он хотел… почему же она кажется такой пустой?

Он сходил налить себе еще чаю, подавляя искушение глянуть на пустой стол Айрис. Пока он клал в чай ложку меда, к буфету подошла одна из редакторов.

– Как-то странно без нее, правда? – спросила она.

– Без кого? – Роман изогнул бровь.

Редактор лишь улыбнулась, будто знала что-то неизвестное самому Роману.

Вечером он ушел последним – накинул плащ, выключил лампу. Он не написал ни слова и был раздражен.

По пути домой в трамвае он, нервно постукивая пальцами по бедру, размышлял над тем, как быть дальше, как лучше разрешить дилемму, с которой столкнулся. Если он не выкажет никаких эмоций, отец должен его услышать.

Придя домой, он сразу нашел отца в его кабинете. На столе у него стоял странный ящик с наклейками «ОСТОРОЖНО» и «ОБРАЩАТЬСЯ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ».

– Роман, – приветствовал отец, оторвавшись от гроссбуха. В зубах он сжимал сигарету. – Как прошел первый день в новой должности?

– Отец, я не женюсь на ней.

Выдав это заявление, Роман испытал такое облегчение, какого никогда в жизни не чувствовал, пока мистер Китт не прищурился. Отец, не торопясь, смял сигарету в пепельнице и встал. Его высокая фигура отбросила кривую тень.

– Что ты сказал, Роман?

– Я не женюсь на Элинор Литтл. – Он говорил ровным тоном, с невозмутимым выражением лица, как будто ничего не чувствовал, просто констатировал факт. – Мы не подходим друг другу, но я могу служить семье другими способами. Мне бы хотелось обсудить их, если у тебя есть время.

Отец улыбнулся. В свете настольной лампы улыбка блеснула как серп.

– Что именно обсудить, сынок?

– Мою свободу.

– Твою свободу?

Роман стиснул зубы.

– Да. Я уже отказался от одного своего желания в угоду тебе.

– Ты о чем, Роман? А, погоди. Припоминаю, – усмехнулся мистер Китт. – Ты хотел потратить впустую несколько лет жизни, изучая в университете какую-то там литературу. Я тебе уже говорил, но, наверное, надо сказать еще раз: с таким дипломом ты ничего не добьешься. Зато как колумнист в «Вестнике Оута» ты можешь пойти далеко. Я желаю тебе добра, сынок, даже если сейчас ты этого не понимаешь. Когда-нибудь ты еще скажешь мне спасибо.

Роман призвал на помощь все свое самообладание, чтобы не вспылить. Подавив возражения, он процедил сквозь зубы:

– Я стал колумнистом, как ты хотел. Теперь ты, по крайней мере, должен согласиться, что я имею право выбирать, на ком жениться, как ты в свое время выбрал маму.

– Так дело в той безродной девчонке из «Вестника»? – протянул мистер Китт. – Вопреки здравому смыслу ты положил на нее глаз.

Роман застыл, чувствуя, как лицо заливает румянец, и постарался говорить спокойно и невозмутимо.

– Нет никакой другой девушки.

– Не лги мне, сынок. До меня дошли слухи, что вы обедали вместе. Хорошо, что тогда о твоей помолвке еще не было объявлено, но что, если бы Литтлы узнали? Что, если бы они увидели тебя с ней? Увидели, как ты сидишь рядом с ней на скамейке, ешь и смеешься над ее шутками? Как бы ты это объяснил?

– Это был чисто деловой разговор, – бросил Роман. – Мы обсуждали статью. И, чтобы ты знал, я не платил за ее ланч.

Мистер Китт вдруг повеселел. Роман возненавидел себя, особенно когда вспомнил, как в кулинарии Айрис доставала монеты из кошелька. Их едва хватило, и она решила не покупать ничего попить, сделав вид, будто ей не хочется.

Он заплатил за свой сэндвич, но не за ее. Тогда это казалось правильным, но теперь он возненавидел себя за это.

Он закусил щеку изнутри. Неужели отец узнал и о том, что он ходил к Айрис домой?

– Я не потреплю, чтобы кровь моих внуков была испорчена представительницей низов, – сказал мистер Китт.

Значит, да. Он знал и о том посещении, каким бы коротким оно ни было, но Роман не стал объясняться. Его никто не посылал, он пошел сам. Зеб Отри был недоволен отсутствием Айрис, а Сара беспокоилась, но именно Роман взял ее тренч, нашел адрес и решил выяснить, в чем дело.

– Твои предубеждения слишком глубоки, отец. И прекрати следить за мной.

– Я отзову моего наблюдателя, как только ты женишься на мисс Литтл, – возразил мистер Китт. – Тогда ты можешь спать, с кем хочешь и сколько тебе заблагорассудится, если будешь делать это тайком. Можешь спать со своей веснушчатой девчонкой из «Вестника», единственное условие – не заводить с ней щенков. Она гораздо ниже тебя по статусу, сынок.

– Довольно, отец! – взорвался Роман. – Я не женюсь на мисс Литтл, а твои замечания относительно моей коллеги необоснованны и неуместны!

– Ты меня разочаровал, Роман, – вздохнул мистер Китт.

Роман закрыл глаза, внезапно почувствовав себя опустошенным. Разговор принял неприятный оборот, и он не знал, как это исправить.

– Знаешь, что это, сынок?

Роман открыл глаза и увидел, что отец касается ящика.

– Здесь наше будущее, – сказал мистер Китт. – Это спасет нас на войне, потому что Дакр в один прекрасный день доберется до Оута. А разрыв твоих обязательств перед мисс Литтл поставит под угрозу планы по спасению нашей семьи.

Роман уставился на ящик.

– Что там?

Мистер Китт поднял крышку.

– Взгляни.

Роман подошел на несколько шагов. Настолько, чтобы увидеть мельком то, что лежит в ящике. Узкие металлические канистры, размером с предплечье, похожие на снаряды.

– Что это? – нахмурился он. – Бомбы?

Отец лишь улыбнулся и закрыл крышку.

– Наверное, тебе стоит спросить у твоей невесты. Она помогала отцу создавать их.

– Это – зло, – дрогнувшим голосом ответил Роман. – Эти бомбы или что там они на самом деле… Это будет необратимо. Они будут убивать невинных людей. Я не…

– Нет, это гениально, – перебил мистер Китт. – Все лорды и леди Оута, которые поклоняются Энве… Как ты думаешь, что станет с их титулами, когда Дакр захватит город? Как ты думаешь, кому он воздаст по заслугам?

Роман уставился на отца, в ужасе вытаращив глаза.

– Это все, что тебя волнует? Твое место в высшем обществе? Как использовать других в своих интересах? – Он пошел прочь, с шипением выпуская воздух сквозь зубы. – Отец, я не хочу в этом участвовать.

– Ты будешь делать то, что я скажу, Роман. Понял? Если ты не хочешь спасать свою шкуру, то хотя бы подумай о матери, которая до сих пор горюет из-за твоего безрассудства.

Роман почувствовал, как от лица отхлынула кровь. Вина за смерть сестры прожигала его как кислотой, и он терял всякое желание бороться и говорить.

– Это твой долг, сынок, – сказал отец чуть мягче. – Я очень горжусь, что тебя повысили. У тебя блестящее будущее. Не губи его ради бедной девушки, которая, несомненно, хочет наложить лапу на твое наследство.

Роман развернулся и вышел.

Он едва помнил, как вошел в свою комнату. Дверь за ним закрылась и заперлась с магическим вздохом. Роман посмотрел на гардероб, но на полу перед ним было пусто. Никаких писем. Он так и думал, что больше писем от Айрис не будет. Она уехала одни боги знают куда, и он не был уверен, что девушка прочитала его последнее письмо, но решил подстраховаться.

Под его столом была расшатанная доска в полу. Опустившись на колени, Роман осторожно поднял ее, открыв свой идеальный тайник. Когда-то он прятал там конфеты, деньги, бейсбольный мяч, который однажды поймал во время игры, и газетные вырезки. Теперь он взял обувную коробку с письмами Айрис и спрятал ее слова в темноте и безопасности, а потом вернул доску на место.

Он не смог защитить Дел, когда сестра больше всего в нем нуждалась, но теперь попытается защитить Айрис.

Роман не знал, сколько на самом деле отец знает о ней, но не позволит узнать больше.

* * *

В «Печатной трибуне» царил хаос.

Редакция располагалась в продуваемом сквозняками подвале старинного здания в центре города, в помещении вполовину меньше, чем у «Вестника Оута». Столы были расставлены как попало; сверху лился свет голых электрических лампочек. Пахло свеженарезанной бумагой, плесенью и табачным дымом. Редакторы усердно работали за печатными машинками; ассистенты сновали туда-сюда, словно по рельсам, разнося чай в выщербленных чашках и листки с сообщениями, полученными с единственного телефона, который пронзительно звонил, едва не срываясь с крючка.

Айрис остановилась у подножия лестницы, глядя на всю эту суету и ожидая, когда кто-нибудь ее заметит.

Никто не замечал. Всего лишь несколько сотрудников справлялись здесь с таким же объемом работы, что и в «Вестнике Оута». Айрис не могла отрицать, что, хотя условия здесь разительно отличались от ее прежней работы, воздух казался наэлектризованным. Веяло воодушевлением, страстью, захватывающим дух ощущением созидания, и у Айрис сперло дыхание, словно она подхватила лихорадку, подстегивающую всех этих людей.

Она шагнула в комнату и схватила первую же ассистентку, пробегавшую мимо.

– Привет. Я ищу Хелену Хаммонд.

Ассистентка – девушка с короткими черными волосами, на несколько лет старше Айрис – резко остановилась, словно налетела на стену.

– О, вы, должно быть, пришли наниматься военным корреспондентом! Вон видите ту дверь? Это ее кабинет. Она будет рада вас видеть.

Айрис кивнула в знак благодарности и пошла к указанной двери, лавируя в этом безумии. Затаив дыхание, она постучала к Хелене Хаммонд.

– Войдите, – отозвался грубый голос.

Айрис вошла в кабинет, с удивлением отмечая, что сюда солнечный свет все-таки попадал. Высоко на стене располагалось маленькое квадратное окошко. Чуть приоткрытое, оно впускало свежий воздух и далекий городской шум. Хелена Хаммонд, женщина ростом не выше пяти футов, стояла, дымя сигаретой и глядя на солнечный луч. У нее были коротко стриженные рыжевато-каштановые волосы с челкой, падающей на ресницы каждый раз, когда она моргала. Щеки усеивали веснушки, а вдоль челюсти до уголка губ тянулся длинный шрам. Одета она была в брюки с высокой талией и черную шелковую блузку, а на большом пальце поблескивало серебряное кольцо.

– Чем могу помочь? – спросила она низким хриплым голосом, не сводя глаз с солнечного луча и выдыхая длинный клуб дыма.

– Я хочу стать военным корреспондентом, – ответила Айрис.

Плечи болели оттого, что пришлось таскать печатную машинку и саквояж, но девушка старалась казаться как можно выше и элегантнее. Айрис знала, что как только Хелена посмотрит на нее, то сразу увидит насквозь и оценит ее рвение.

– Две за один день, – заметила Хелена, наконец поворачиваясь к Айрис. – Что они добавили в воду?

Айрис не поняла, что она имеет в виду, но стояла неподвижно, пока Хелена обходила стол, чтобы пристально рассмотреть ее.

– Почему вы хотите стать корреспондентом, мисс?..

– Айрис. Айрис Уинноу.

– Мисс Айрис Уинноу. – Хелена смахнула пепел с сигареты. – Почему вы пришли?

Айрис перенесла вес на другую ногу, игнорируя боль в запястьях.

– Потому что мой брат воюет.

– М-м. Не слишком хороший ответ, чтобы отправлять тебя на войну, малыш. Ты хоть представляешь, насколько тяжело работать корреспондентом? Почему я должна отправлять такое невинное существо смотреть на все эти ужасы и писать о них?

По спине Айрис потекла струйка пота.

– Жители Оута считают себя в безопасности. Они думают, что война далеко и никогда до них не доберется. Но я считаю, что рано или поздно она придет в город, и когда это произойдет… многие люди будут не готовы. Ваше решение сообщать о новостях с фронта поможет это исправить.

Хелена смотрела на нее с кривой ухмылкой.

– Ты так и не ответила, почему я должна взять именно тебя, Айрис Уинноу.

– Потому что я хочу писать о том, что важно. Хочу, чтобы мои слова были путеводной нитью, ведущей в темноту.

– Довольно поэтично. – Хелена прищурилась. – У тебя есть опыт?

– Я три месяца работала в «Вестнике Оута», – ответила Айрис, запоздало понадеявшись, что это не уменьшит ее шансы.

– Работала на старого доброго Отри? Вот это сюрприз. – Хелена усмехнулась, вдавливая сигарету в пепельницу. – Как же так вышло, что ты упустила столь блестящие возможности? Он выгнал за то, что ты печатала с двойными интервалами?

– Я сама уволилась.

– Ты нравишься мне все больше. Когда сможешь приступить?

– Прямо сейчас, – ответила Айрис.

Хелена бросила взгляд на саквояж и футляр с пишущей машинкой.

– О, так ты подготовилась. Мне нравится это в людях. Идем.

Хелена вышла, и Айрис пришлось догонять ее, снова пробираясь через хаос.

Они поднялись по лестнице из прохладного подвала в маленькую комнату на верхнем этаже. Здесь было светло и чисто, стоял стол и два стула.

– Садись, Айрис, – сказала Хелена. – Заполни вот это, я скоро вернусь.

Она положила на стол добровольный отказ от претензий и ручку, а потом вышла, оставив Айрис одну.

Айрис посмотрела на листок. Это был отказ с такими формулировками:

Я соглашаюсь не возлагать на «Печатную трибуну» ответственность за все, что может со мной случиться, включая, но не ограничиваясь: утрату конечностей, болезнь, повреждение или уничтожение органов, голодание, хронические заболевания любого рода, переломы костей и смерть. Я буду нести полную ответственность за все, что бы ни случилось с моими телом, разумом и психикой во время сбора материалов для репортажей.

Айрис прочитала весь мелкий шрифт и подписала в нужных местах, даже не раздумывая. На ум пришел Форест. Интересно, сколько шрамов оставила на нем война?

– Приступим, – сказала Хелена, вернувшись с охапкой вещей.

Она положила на стол нечто похожее на сложенную униформу и узкую кожаную сумку на широкой лямке, которую можно носить на спине.

– Твой комбинезон. В сумке лежит еще один, на случай стирки. А также носки, ботинки, гигиенические принадлежности. Носить этот комбинезон жизненно важно, из-за вот этой маленькой штучки…

Она встряхнула комбинезон, разворачивая. Он был однотонным серым, с пуговицами спереди. Хелена показала вышитые белыми нитками слова над правым нагрудным карманом: «ПРЕДСТАВИТЕЛЬ «ПЕЧАТНОЙ ТРИБУНЫ».

– Если попадешь в опасную ситуацию… Да будет воля богов, чтобы этого не произошло, но мы должны быть готовы ко всему… Так вот, эта нашивка означает, что ты занимаешь на войне нейтральную позицию, сообщаешь лишь о том, что видишь, и не должна рассматриваться как угроза. Ты поняла?

– Да, – сказала Айрис, хотя в голове у нее была полная каша.

– В сумке также продуктовые пайки. – Хелена снова бросила комбинезон на стол. – На всякий случай, хотя тебя расквартируют в доме, где будут кормить и предоставят безопасное место для сна. А теперь можно взглянуть на твою пишущую машинку?

Айрис отперла замочки и подняла крышку футляра. Хелена вытаращила глаза и присвистнула. Айрис ожидала чего угодно, только не такой реакции.

– Это твоя пишущая машинка? – спросила Хелена, наклоняя голову так, что челка снова упала ей на глаза.

– Да, мэм.

– Где ты ее взяла?

– Она принадлежала моей бабушке.

– Можно потрогать?

Озадаченная Айрис кивнула. Хелена благоговейно провела пальцами по старой печатной машинке. Потрогала клавиши, рычаг возврата каретки, ручку бумагоповоротного вала и снова недоверчиво присвистнула.

– «Алуэтта»! Малыш, ты вообще знаешь, что у тебя?

Айрис придержала язык, не зная, что ответить.

– Эта печатная машинка – очень редкий зверь. – Хелена наклонилась ближе, чтобы полюбоваться. – Их изготовили всего три. Разве ты не слышала эту старую историю?

– Нет.

– Тогда я расскажу, чтобы ты знала, насколько ценна эта реликвия. Много лет назад в городе жил богатый человек по имени Ричард Стоун. Он был вдовцом и имел единственную дочь, его гордость и радость. Ее звали Алуэтта, и она любила писать. Ей было всего пятнадцать, когда она заболела туберкулезом. Поэтому две самые близкие подруги не могли ее навещать. Алуэтта впала в уныние. Тогда мистер Стоун решил найти способ наладить общение дочери с подругами. Он разыскал старого сумасбродного изобретателя, который специализировался на печатных машинках. Мистер Стоун залез в долги, чтобы собрать три уникальные машинки. Легенды гласят, что печатные машинки были изготовлены в Оуте в магическом доме на магической улице человеком с волшебным моноклем, с помощью которого можно различать магические связи. Мастер вскоре исчез, между прочим. Тем не менее… машинки были названы в честь Алуэтты. Разумеется, она получила одну из них. А две другие отец подарил ее подругам. Они целыми днями слали друг другу письма, рассказы и стихи, пока однажды ночью Алуэтта не скончалась. Вскоре после этого мистер Стоун подарил ее печатную машинку музею, чтобы ее выставляли там вместе с несколькими письмами Алуэтты.

– А что случилось с двумя другими? – тихо спросила Айрис.

Хелена подняла бровь.

– Остались у двух ее подруг, разумеется. – Она подняла машинку и нашла серебряную гравировку. Ту самую, над которой Айрис годами ломала голову. – Ты сказала, что эта принадлежала твоей бабушке, верно? Ее инициалы случайно не Д.Э.У.?

– Именно так, – подтвердила Айрис.

Дейзи Элизабет Уинноу была женщиной замкнутой, но она часто рассказывала внучке истории о своем детстве. Однако сагой о печатной машинке так и не поделилась, и Айрис с изумлением представила, что бабуля дружила с двумя другими девушками. Представила, как они писали друг другу в разлуке, делясь печалями и радостями.

– Призадумалась, где же третья? – спросила Хелена, осторожно убирая печатную машинку в футляр. – Точнее, вторая, поскольку третья у тебя.

У Айрис были догадки. Она ничего не сказала, но вспомнила о письмах, что лежали в ее сумке. С участившимся сердцебиением она подумала: «Нас связывали не платяные шкафы, а печатные машинки».

– Итак, Айрис, – сказала Хелена, – должна тебя спросить: ты уверена, что хочешь взять на войну печатную машинку твоей бабушки? Ты можешь продать ее в музей. Тебе заплатят за нее целое состояние. Да они будут в полном восторге, если смогут выставлять ее вместе с «Первой Алуэттой».

– Она не продается, – коротко ответила Айрис. – Она будет со мной, куда бы я ни поехала.

– Я так и думала. Но я отвлеклась. Теперь к делу. Ты сядешь на ближайший поезд, который отправляется из Оута через полчаса. Так что времени у тебя в обрез. Поедешь в Авалон-Блафф – это город в шестистах километрах к западу, вблизи линии фронта. Не забывай, что там ты будешь под юрисдикцией другого канцлера, и законы, принятые в Оуте и Восточном округе, на западе могут не действовать. На войне тоже все кардинальным образом меняется, так что тщательно следи за правилами повседневной жизни, чтобы оставаться в безопасности. Твое контактное лицо – Марисоль Торрес. Она держит гостиницу, где предоставляют постель и завтрак. Она будет обеспечивать тебя едой и жильем, пока ты работаешь. Она не знает о твоем приезде, но назови ей мое имя, и она о тебе позаботится.

Поезд следует через Авалон раз в шесть дней. Я ожидаю от тебя отпечатанных, отредактированных и готовых к публикации репортажей. Мне нужны факты и нужны рассказы. Это единственный способ обойти ограничения канцлера на публикации о войне. Он ведь не сможет каждый раз запрещать нам печатать солдатские байки и факты. Поэтому обязательно указывай источник цитаты, чтобы он не объявил твои статьи пропагандой. Отпечатанные статьи ты будешь вкладывать в коричневые конверты, которые найдешь в своей сумке, и давать в руки проводнику поезда. Все необходимое также будет передаваться поездом, так что, если тебе что-то понадобится, дай мне знать. Ты все поняла, Айрис?

– Да, мисс Хаммонд.

Во рту у Айрис пересохло, ладони вспотели.

Неужели она в самом деле пошла на это?

– Хорошо, – сказала Хелена. – А теперь переодевайся. Твой саквояж брать нельзя, только утвержденную кожаную сумку и печатную машинку. Встретимся на тротуаре через пять минут.

Она уже вышла было за дверь, но задержалась на пороге.

– Да, а под каким именем ты будешь писать?

Айрис замешкалась. В «Вестнике Оута» ее статьи публиковались под именем Айрис Уинноу. Не нужно ли добавить средний инициал, как у Романа? Но, наверное, это будет звучать напыщенно. Роман Кичливый Китт.

При мысли о нем в груди заныло. Это чувство, острое и безошибочное, удивило ее.

«Я скучаю по нему».

Она скучала по тому, как перекладывала предметы на его столе, чтобы позлить его. Скучала по взглядам украдкой на его ужасно красивое лицо, по его редким улыбкам и смеху. Скучала по перепалкам с ним, даже если обычно это было соревнование, кто кого перещеголяет в сарказме.

– Айрис? – окликнула Хелена.

Девушка вздрогнула. Наваждение исчезло, как только она укрепилась в своем решении. Она отправляется на фронт, и у нее нет времени упиваться чувствами… чем бы они ни были.

– Айрис Уинноу сойдет, – сказала она и взяла комбинезон.

– Просто «сойдет»? – Хелена на секунду задумалась, скривив губы. Потом подмигнула и сказала: – Спорим, я придумаю что-нибудь получше?

Не успела Айрис ответить, как она вышла.

16
Этти

Шесть сотен километров кажутся вечностью, когда не знаешь, чего ожидать. Вечностью, сотканной из золотистых полей, сосновых боров и гор, которые издали кажутся голубыми. Вечностью, сотканной из пейзажей, которых ты никогда не видела; воздуха, которым никогда не дышала; и поезда, который покачивается и грохочет, как чувство вины.

Интересно, каково это – быть бессмертной? Ты идешь вперед, но на самом деле стоишь на месте. Существуешь, но время истончается и утекает сквозь пальцы.

Я пытаюсь закрыть глаза и отдохнуть, но слишком уж велико искушение наблюдать за проносящимся за окном миром. Миром, который кажется бесконечным и необъятным. Миром, который заставляет меня чувствовать себя маленькой и ничтожной перед его дикими просторами. Это ощущение расстояния сжимает мне грудь, словно я нутром чувствую эти шестьсот километров, на которые удаляюсь от своего единственного дома. И тогда я достаю из сумки письма и перечитываю их. Иногда жалею, что оставила последнее его письмо на полу. А иногда я этому рада, потому что иначе вряд ли сидела бы здесь, направляясь на запад в облаке пыли, вооруженная одной лишь смелостью.

Иногда мне интересно, как он выглядит и напишу ли я ему еще когда-нибудь.

Иногда я…

Поезд дернулся.

Айрис прекратила писать и выглянула в окно. Поезд замедлил ход и наконец полностью остановился, с шипением выпуская дым. Они стояли в чистом поле где-то в Центральном округе. Ни городов, ни даже построек не было видно.

Неужели поезд сломался?

Айрис отложила блокнот и выглянула из купе. Большинство пассажиров уже сошли на предыдущих остановках, но в коридоре она заметила девушку, которая разговаривала с проводником.

– Мы наберем скорость после заката, мисс, – говорил тот. – Это будет примерно через полчаса. А пока можете выпить чаю.

Айрис нырнула обратно в купе. Они остановились намеренно, но интересно, почему нужно ждать темноты, чтобы ехать дальше? Она уже подумывала взять сумку и пойти поискать ту девушку, когда в дверь купе постучали.

– Не занято?

Айрис подняла голову. К ее удивлению, это оказалась та самая девушка. Шоколадная кожа, черные курчавые волосы, в одной руке футляр с пишущей машинкой, в другой – чашка чая. Одета она была в такой же комбинезон, что и сама Айрис, с белыми буквами «ПРЕДСТАВИТЕЛЬ «ПЕЧАТНОЙ ТРИБУНЫ» чуть повыше сердца, но ее одежда казалась более модной: ремень на талии, подвернутые на щиколотках брюки, открывавшие носки в красную полоску и темные ботинки. На шее у нее висел бинокль, на плече – кожаная сумка.

Еще один военный корреспондент.

– Нет, – с улыбкой ответила Айрис. – Садись, если хочешь.

Девушка вошла в купе, задвинув за собой дверь. Сначала она поставила пишущую машинку, потом со стоном сняла с плеча сумку и села напротив Айрис. Закрыв глаза, она отпила чай и тут же закашлялась, поморщив нос.

– На вкус как жженая резина, – сказала она и, открыв окно, вылила чай.

– Не знаешь, почему мы остановились? – спросила Айрис.

Ее новая спутница закрыла окно.

– Точно не знаю. Проводник не решился ничего сказать, но мне кажется, это как-то связано с бомбами.

– Бомбы?

– М-м. Думаю, мы добрались до границы Западного округа, а за ней уже раскинулась территория, где в полной мере ощущается ход боевых действий. Не знаю почему, но железнодорожники решили, что, начиная отсюда, будет безопаснее ехать по ночам. – Девушка скрестила ноги, внимательно изучая Айрис. – Не знала, что у меня будет компаньонка в этом путешествии.

– Наверное, я пришла в «Печатную трибуну» сразу после твоего ухода, – сказала Айрис, все еще думая о бомбах.

– Хелена засыпала тебя вопросами?

– Да. Я думала, она меня не примет.

– Да куда бы она делась? Приняла бы, даже выгляди ты так, будто только что пришла с танцев в клубе. Ходят слухи, что они отчаянно нуждаются в корреспондентах. Кстати, я Теа Эттвуд, но все зовут меня Этти.

– Айрис Уинноу. В основном меня зовут по фамилии.

– Тогда я буду звать тебя по имени. Итак, Айрис, почему ты здесь?

Айрис поморщилась. Она еще не знала, насколько хочет открывать свое трагическое прошлое, поэтому остановилась на простом ответе.

– В Оуте ничего интересного. Мне захотелось перемен. А ты?

– Ну… Человек, которого я когда-то уважала, сказал, что публицист из меня никакой. По его словам, моим работам «недостает оригинальности и убедительности».

Этти фыркнула, словно его слова до сих пор ее уязвляли.

– И тогда я подумала: как лучше всего проявить себя? Кто станет лучшим учителем, который отточит твои слова, если не постоянная угроза смерти, потери конечности и… что там еще было в добровольном отказе «Печатной трибуны»? Как бы то ни было, я не люблю браться за дела, в которых предполагаю потерпеть неудачу. Так что у меня нет иного выбора, кроме как писать отличные статьи и публиковать, к огорчению моего старого профессора. Я даже оплатила для него подписку на «Печатную трибуну», так что газету будут доставлять ему домой, и он подавится своими словами, когда увидит мое имя.

– Подходящее наказание, – весело заметила Айрис. – Но, надеюсь, ты понимаешь, Этти, совсем не обязательно было записываться в военные корреспонденты, чтобы кому-то что-то доказать.

– Понимаю, но как же приключения? Изо дня в день жить по одному и тому же монотонному, тщательно спланированному распорядку? – Этти улыбнулась, и на щеках у нее появились ямочки. Ее последующие слова отозвались в груди Айрис как второе сердцебиение. Этим словам суждено было связать обеих девушек дружбой. – Я не хочу в семьдесят четыре года опомниться и понять, что толком и не жила.

17
Три сирены

Когда поезд, пыхтя, прибыл на маленькую станцию Авалон-Блафф, единственными пассажирами остались Айрис и Этти. Была половина одиннадцатого вечера. Луна походила на ноготь, а таких ярких звезд, горящих будто ближе к земле, Айрис в жизни не видела. Она собрала вещи и вышла следом за Этти на платформу. Ноги затекли после того, как она просидела почти весь день. Девушка глубоко вздохнула.

Авалон-Блафф пах медом, луговой травой, дымом из труб и грязью.

Девушки прошли через заброшенную станцию и очутились на грунтовой дороге. Хелена объяснила, как найти гостиницу Марисоль: на Хай-стрит, сразу за станцией, третий дом слева, с зеленой дверью, которая похожа на дверь замка. Этти и Айрис нужно идти прямо туда, внимательно глядя по сторонам, и быть готовыми в любой момент спрятаться.

– Как я понимаю, это и есть Хай-стрит? – спросила Этти.

Было темно, но Айрис, прищурившись, рассматривала раскинувшийся перед ними город. Старые двухэтажные дома, сложенные из камня. У некоторых даже уцелели соломенные крыши и окна со средниками, как будто их построили века назад. Ограды были сложены из замшелых камней. Айрис вроде бы разглядела несколько небольших огородов, но при свете луны трудно было сказать наверняка.

Никаких уличных фонарей, которые помогли бы ориентироваться. Большинство домов окутывал мрак, как будто в них пользовались свечами, а не электричеством.

Кроме того, на улице было очень тихо и совершенно безлюдно.

Где-то вдали мычала корова, но больше не слышалось никаких признаков жизни: ни смеха, ни голосов, ни музыки, ни звона кухонной утвари. Ни стрекота сверчков, ни песен ночных птиц. Даже ветер притих.

– Почему этот город кажется мертвым? – прошептала Айрис.

Температура упала, начал опускаться туман. Девушка подавила дрожь.

– Кажется, я вижу дом Марисоль, – сказала она, стремясь поскорее уйти с пугающей улицы.

Хелена была права, в гостинице оказалась очень приметная дверь аркой, словно весь дом выстроили вокруг нее, и железный молоток в виде головы рычащего льва. Здание было необычным, со ставнями, которые казались черными в звездном свете. Перед домом росли чахлые розовые кусты, еще голые после зимы, а по стенам до самой соломенной крыши вился плющ.

Но внутри царила темнота, словно старый дом спал или был заколдован. Айрис постучала, чувствуя внутри беспокойство. Львиная голова лязгнула слишком громко в безмолвии города.

– Непохоже, что здесь живут, – произнесла Этти и вполголоса выругалась. – Нижние окна заколочены или мне показалось?

Айрис всмотрелась в окна внимательнее. Да, видимо, они и правда были заколочены, но изнутри.

– Что будем делать, если она не ответит? – Этти обернулась, чтобы рассмотреть город, который не выглядел гостеприимным.

– Погоди, – сказала Айрис. – Кажется, я ее слышу.

Девушки затаили дыхание. В самом деле, внутри раздались шаги, а потом приятный голос с акцентом спросил из-за двери:

– Что вам угодно?

Этти изогнула бровь и с сомнением взглянула на свою спутницу.

– Хелена сказала, что она нас не ждет, – шепотом напомнила Айрис и ответила: – Нас послала Хелена Хаммонд из «Печатной трибуны».

Некоторое время стояла тишина, потом щелкнул замок, и зеленая дверь чуть приоткрылась. За ней показалась женщина со свечой, смуглая, с черными волосами, заплетенными в толстую косу, перекинутую через плечо. Выразительные брови хмурились, пока она не разглядела девушек, и тогда ее лицо сразу смягчилось.

– Милостивая Энва, вы вдвоем? И такие молоденькие! – Полные губы изумленно приоткрылись. – Прошу, заходите. Простите, вы застали меня врасплох. Нынче одни только боги знают, кто стучится по ночам.

– Да, мы заметили, что тут довольно тихо, – суховато сказала Этти.

– Так и есть, и не без причин, которые я потом объясню.

Марисоль гостеприимно открыла дверь шире.

Айрис вошла. Прихожая была просторной, с холодными плитками на полу, покрытом яркими коврами. Стены поблескивали в полумраке, и Айрис поняла, что на них развешаны позолоченные зеркала разнообразных форм и размеров, даже вдоль лестницы до самого верха. Поймав свое смутное отражение, она почувствовала себя так, словно шагнула в прошлое.

– Вы ели? – спросила Марисоль, запирая за ними дверь.

– Печенье в поезде, – только и сказала Этти.

– Тогда пойдемте на кухню.

Марисоль повела их по коридору на свет от очага.

В большой кухне в деревенском стиле было тепло. Окна, как и двойные двери, были плотно закрыты, как будто Марисоль охраняла здесь кого-то или что-то.

Со стропил свешивались травы и медная посуда, за столом могло поместиться человек десять. Айрис и Этти сразу плюхнулись на стулья, как будто только что не просидели девять часов в поезде.

Марисоль возилась, открывая буфет и маленький холодильник. Значит, электричество в доме есть, просто хозяйка предпочитает не включать свет в комнатах.

– Что будете пить? Мой фирменный напиток – горячее какао, но у меня есть молоко и чай, – сказала Марисоль, кладя на стол лук и красный перец.

– Какао – это божественно, – со вздохом ответила Этти, и Айрис кивнула в знак согласия. – Спасибо.

Марисоль улыбнулась и, встав на цыпочки, сняла одну из медных кастрюлек.

– Рецепт моей бабушки. Думаю, вам понравится. Боги милостивые! Простите, я только сейчас поняла, что даже не знаю ваших имен!

Этти заговорила первой:

– Теа Эттвуд, если официально. Этти для друзей.

– Приятно познакомиться, Этти, – сказала Марисоль и посмотрела на Айрис своими оленьими глазами.

– Айрис Уинноу. Можно называть как по имени, так и по фамилии.

– Айрис, – отозвалась хозяйка. – Приятно познакомиться с вами обеими. Я Марисоль Торрес, а это моя гостиница. Но, наверное, вы уже знаете?

– Да, и здесь очень мило, – сказала Этти, оглядывая кухню. – Но можно спросить… почему ты зажигаешь свечи? Экономишь электричество?

– А, рада, что ты спросила. – Марисоль поставила кипятить воду и начала шинковать лук. – На самом деле нет, хотя последние месяцы научили экономить. Это из-за войны. Линия фронта проходит очень близко к Авалон-Блаффу.

– Насколько близко? – поинтересовалась Айрис.

– Километров восемьдесят.

Айрис перевела взгляд на Этти. Та уже смотрела на нее с непроницаемым выражением. Интересно, сколько уйдет времени на то, чтобы война стала для них реальной? Когда они почувствуют ее совсем рядом, как дрожь земли под ногами?

– Ну ладно. – Марисоль взвесила в руке нож. – А сколько вам лет? Потому что я сожру Хелену с потрохами, если она послала несовершеннолетних детей.

– Мне восемнадцать, – сказала Айрис.

– Двадцать, – ответила Этти. – По закону мы обе взрослые, можем пить алкоголь и нести ответственность за убийство, так что Хелена пока в безопасности.

– Но все равно слишком юные, чтобы писать о войне.

– А тебе сколько лет, Марисоль? – осмелилась спросить Этти.

Та не обиделась.

– Мне тридцать три, но я знаю, что выгляжу на двадцать пять.

– Это неплохо, – заметила Этти.

– Думаю, да.

Марисоль изогнула бровь, но ее лицо озарила улыбка, и Айрис подумала, что это одна из самых милых женщин, каких она знала.

– Ладно. Расскажите о себе, пока я готовлю.

– Тебе помочь? – спросила Айрис, вставая.

– Ни в коем случае! – возразила Марисоль. – Сиди. На этой кухне не готовит никто, кроме меня, разве что с моего одобрения.

Айрис быстро опустилась обратно. Этти едва не разразилась смехом, но Айрис бросила на нее суровый взгляд, который сам по себе заставил ее рассмеяться. Боги, смех у нее оказался заразительным, прямо как у Романа Китта.

При мысли о нем Айрис похолодела.

Она тут же выбросила его из головы и страшно обрадовалась, что Этти начала рассказывать о своей жизни. Она была старшей из шести детей – трех мальчиков и трех девочек. Айрис с изумлением уставилась на нее, пытаясь представить, каково это, жить в доме, полном сестер и братьев.

– Я люблю их больше всего на свете, – сказала Этти и посмотрела на Айрис. – А что у тебя? Есть братья или сестры?

– У меня есть старший брат. Он сражается на войне. За Энву.

Марисоль замерла.

– Очень смело с его стороны.

Айрис только кивнула, но вспыхнула, вспомнив, сколько раз обижалась на брата за то, что он уехал. Она рассеянно коснулась маминого медальона, спрятанного под комбинезоном.

– А у тебя, Марисоль? – спросила Этти.

– У меня две младшие сестры, – ответила та. – Я сделаю для них что угодно.

Этти кивнула, как будто прекрасно ее понимала. Айрис боролась с приступом зависти, пока Марисоль не сказала:

– Они мне даже не родные сестры, но я выбрала их. И такая любовь длится вечно.

С улыбкой она поставила на стол две кружки.

Айрис взяла свою и вдохнула пряный пар, а потом сделала глоток и простонала:

– Как же вкусно.

– Хорошо, – сказала Марисоль и вернулась к готовке.

На сковородке шипели яйца с луком и перцем.

Ненадолго в кухне стало тихо, но это была уютная тишина. Айрис впервые за много недель по-настоящему расслабилась. Она пила горячее какао, чувствуя тепло в груди, и с удовольствием слушала беседу Этти с Марисоль. Однако в глубине души ей не давал покоя вопрос, почему в городе так темно и тихо.

Марисоль не объясняла, пока ее гостьи не доели вкуснейшее блюдо, которое она поставила перед ними, – по полной тарелке риса с овощами, зеленью и яичницей.

– Теперь, когда я вас накормила, – сказала она, садясь за стол напротив Айрис, – пора рассказать, почему в Авалон-Блаффе так тихо, чтобы вы знали, как реагировать.

– Реагировать? – с легкой тревогой переспросила Айрис.

– На сирены и на то, что они предвещают. – Марисоль убрала за ухо выбившуюся прядь. На мочке уха у нее блеснул красный камешек. – Есть три разных сигнала сирен, и они могут зазвучать в любой момент. Где бы вы ни находились в Авалоне – в госпитале, магазине или на улице, – вы должны быть готовы к ним и реагировать соответственно. Если ночью сирена воет непрерывно, у вас есть три минуты до прихода гончих, чтобы погасить везде свет, закрыть все окна и запереться в доме.

– Гончие? – нахмурилась Айрис. – Я думала, это просто миф.

– Вовсе не миф, – ответила Марисоль. – Я их никогда не видела, потому что не осмеливалась выглядывать в окно, когда они шастают по ночам, но сосед однажды видел мельком и говорит, что они размером с волка. Они уничтожают все живое на своем пути.

– Они здесь кого-нибудь убили? – спросила Айрис.

Девушка вспомнила присланный ее загадочным собеседником миф о том, как Дакр искал Энву и как призвал из подземного царства своих гончих.

– Нет, – ответила Марисоль, но в ее голосе прозвучала печаль. – Хотя однажды пропало стадо овец. Пропадал и другой скот. Вы, скорее всего, будете оставаться по ночам со мной. В Авалоне действует комендантский час из-за этой… ситуации. После заката все должны сидеть по домам. Так что, если вас вдруг разбудит сирена, мигом гасите свечи, тушите свет, закрывайте окна и идите в мою комнату. Хорошо?

Айрис и Этти кивнули.

– Вторая сирена, о которой я хочу вам рассказать, – продолжала Марисоль, – постоянно воет днем. Если услышите ее, у вас есть ровно две минуты, чтобы спрятаться до появления эйтралов. Это виверны. Дакр заставляет их носить в когтях бомбы, которые они сбрасывают, как только видят на земле какое-нибудь движение. Если вы в доме, закройте окна и сидите тихо, пока опасность не минует. Если вы окажетесь на улице, то должны сделать то, что кажется немыслимым: лечь прямо на месте и не шевелиться, пока они не улетят. Поняли?

Девушки снова кивнули.

– Так вот почему поезда здесь не ходят днем? – спросила Айрис. – Добравшись до определенной точки, наш остановился и не тронулся с места до наступления темноты.

– Да, именно поэтому, – подтвердила Марисоль. – У поезда больше шансов уйти от гончих ночью, чем вовремя остановиться днем, если появятся эйтралы. А если рельсы разбомбят, для нас это будет катастрофой. Теперь о третьей и последней сирене, на которую нужно отреагировать: прерывистый сигнал, который может прозвучать в любое время дня или ночи. В Авалон-Блаффе мы такую еще не слышали, но с каждым днем вероятность возрастает, и мы должны быть к ней готовы.

Если вы услышите эту сирену, нужно немедленно уходить на восток. Это значит, что солдаты на западном фронте отступают, сдают позиции и не могут нас защитить. Это значит, что враги идут и, вполне вероятно, что захватят город. Я приготовлю для вас сумки и повешу в кладовке, чтобы вы могли схватить их и убежать. Там будут спички, фляжки с водой, консервы с фасолью и прочие продукты длительного хранения. Хватит, чтобы протянуть на них до ближайшего города. Теперь, когда вы больше узнали о том, на что подписались, у вас, наверное, голова идет кругом. И все же есть ко мне вопросы?

Этти и Айрис молчали целых десять секунд. Потом Этти откашлялась и спросила:

– Сирены… где они находятся?

– В городке под названием Кловер-Хилл, в нескольких километрах отсюда. Он стоит на холме, и у них есть сирена, которая когда-то оповещала об ухудшении погоды. А теперь они согласились предупреждать нас, как только заметят гончих, эйтралов или вражеских солдат.

Марисоль начала собирать пустые тарелки. Айрис заметила у нее на безымянном пальце левой руки тонкое золотое кольцо. Значит, она замужем, хотя о супруге не упомянула. Похоже, женщина живет здесь одна.

– Уже поздно, почти полночь. Давайте я отведу вас наверх. Выберите себе комнаты и хорошенько выспитесь.

«Пока не звучат сирены», – подумала Айрис, и сердце кольнуло страхом. Девушка надеялась, что не услышит их, а потом, наоборот, что они зазвучат, чтобы она могла преодолеть связанный с ними страх и жить дальше.

– Может, мы поможем прибрать, Марисоль? – предложила Этти, поднимаясь.

– Не сегодня, – ответила та. – У меня есть правила. В первую ночь гости не должны ничего делать, только отдыхать. Но завтра будет другое дело. Завтрак ровно в восемь, а потом вы поможете приготовить еду, чтобы отнести в госпиталь раненым солдатам. Думаю, это будет хорошее начало для ваших расследований. Некоторые солдаты не захотят говорить о том, что видели и пережили, но другие согласятся.

– Мы будем готовы, – сказала Этти, подбирая свои сумки.

Айрис подхватила кожаную сумку и пошла следом за Марисоль и Этти по коридору, а потом вверх по лестнице, думая о Дакре. Хозяйка несла свечу, и пламя отражалось во множестве зеркал на стене. Она пояснила, что большинство жителей Авалон-Блаффа решили отказаться от электрического освещения – оно непозволительно яркое, и его можно заметить издали – и перейти на свечи, которые легко задуть, если появятся гончие или завоет прерывистая сирена.

– Это дверь в мою комнату, – сказала Марисоль, когда они поднялись на второй этаж. – Есть еще четыре спальни, все пустые и очень милые. Выбирайте, какая приглянется.

Этти вошла в одну, Айрис в другую. После того, что хозяйка рассказала о сиренах, включать свет казалось преступлением.

Айрис выбрала комнату с зеленой отделкой. Здесь было два окна, выходивших на задний двор, кровать в углу, встроенный в стену шкаф, похожий на платяной шкаф Айрис в квартире, и письменный стол, идеально подходящий для работы.

– Эта комната – одна из моих любимых, – сказала через порог Марисоль. – Можете включать электричество, если хотите. Или зажигать свечи.

– Свечи сойдут, – ответила Айрис.

В этот момент подошла Этти.

– Я хочу комнату напротив. Красное мне подходит.

– Чудесно! – просияла Марисоль. – Увидимся утром. Если понадобятся запасные одеяла и полотенца, они в шкафу. А ванная дальше по коридору.

– Спасибо, Марисоль, – прошептала Айрис.

– Не за что. Спи крепко, подружка, – ласково сказала Марисоль и закрыла дверь.

18
Практически дохлый номер

Айрис пыталась уснуть в холодной темноте своей новой комнаты, но лишь беспокойно ворочалась в постели. Ее снова захлестнуло горе и чувство вины за смерть матери, и ей ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и зажечь свечу.

Девушка села, сгорбившись, и потерла глаза. Она так устала, так почему же не могла заснуть?

Открыв глаза, Айрис устремила взгляд на узкую дверь платяного шкафа на противоположной стене. Интересно, этот порог будет действовать так же, как и тот, что у нее дома? Если она напечатает на машинке бабули, доберется ли ее письмо до безымянного парня, с которым она переписывалась?

Айрис захотелось проверить, насколько сильна магическая связь. Могут ли шесть сотен километров разорвать эту нить? Она стащила матрас на пол и открыла футляр с печатной машинкой.

Это было так привычно, даже в другом месте, в окружении чужих людей, которые постепенно становились друзьями. Знакомыми движениями пальцы выбивали слова на чистом листе бумаге, пока она сидела, скрестив ноги. Все это придавало спокойствия и уверенности.

Я знаю, что это невозможно.

Знаю, что это практически дохлый номер.

И тем не менее я снова пишу тебе, сидя на полу, при свете свечи. Обращаюсь в надежде, что ты ответишь, хотя я нахожусь в другом доме, почти в шестистах километрах от Оута. И все же мне хочется проверить, дойдут ли до тебя мои слова.

Если дойдут, у меня есть просьба.

Уверена, ты помнишь первое настоящее письмо, которое написал мне. То, в котором подробно излагал миф о Дакре и Энве. Там была лишь половина истории. Не мог бы ты найти продолжение? Мне бы очень хотелось узнать, чем все кончилось.

Мне пора. Не хватало еще, чтобы я разбудила кого-нибудь стуком печатной машинки, потому что тут очень тихо, настолько, что я слышу биение собственного сердца.

Не стоит надеяться. Не стоит пытаться отсылать это письмо. Я даже не знаю твоего имени.

Но я думаю, что между нами протянулась магическая связь. Связь, которой неподвластно даже расстояние.

Айрис осторожно вытащила лист и сложила. Поднявшись с хрустом в коленях, она подошла к дверце шкафа.

«Если сработает, это будет потрясающе», – подумала она, просовывая письмо под дверцу. Досчитав до трех, она открыла шкаф.

К ее изумлению, бумага исчезла.

Это было прекрасно и ужасно одновременно, потому что теперь придется ждать. Может, он не станет ей отвечать.

Айрис принялась расхаживать по комнате, накручивая пряди волос на пальцы.

Он ответил всего через две минуты, и бумага с шорохом вылезла на пол. Айрис подхватила ее и прочла:

ШЕСТЬСОТ КИЛОМЕТРОВ ОТ ОУТА?!!! Ответь, и я постараюсь найти вторую половину мифа.

Ты отправилась на войну?

И, прежде чем ты спросишь, – да. Это такое облегчение, обнаружить на полу твои новые письма.

P. S. Прости мои дурные манеры. Как ты?

Девушка улыбнулась.

А потом напечатала ответ и отправила.

На самом деле я военный корреспондент. Не волнуйся: сражений я не видела… по крайней мере, пока.

Первое, что я узнала: нужно ожидать неожиданного и всегда быть готовой ко всему. Но я только что приехала и думаю, мне понадобится какое-то время, чтобы привыкнуть к жизни вблизи линии фронта.

Тут все иначе. Как я уже сказала, очень тихо, и тишина эта странная. Казалось бы, тут должно быть шумно. Всюду порох и взрывы. Но пока что здесь мрак, тишина, запертые двери и разговоры шепотом.

На вопрос, как я… Горе еще давит внутри, и оно утянуло бы меня в бездну, если бы я не отвлекалась. Иногда я чувствую себя нормально. А потом вдруг накатывает волна печали, да так, что становится тяжело дышать.

Правда, я учусь справляться. Все, как ты однажды сказал.

А теперь мне пора. Наверное, нужно экономить бумагу и чернильные ленты. Но если ты найдешь миф, мне хотелось бы прочесть. И теперь ты знаешь, как меня найти.

Он ответил почти сразу:

Не обещаю, что найду вторую половину. Я и первую-то нашел случайно. Это был написанный от руки листок, вложенный в старую дедушкину книгу. Но я поищу в библиотеке. Уверен, Энва перехитрила Дакра в подземном царстве, и с тех пор люди читают и прячут эту часть мифа про уязвленную гордость.

Надеюсь, ты найдешь свое место, где бы ты ни была. Надеюсь, что даже в тишине ты найдешь слова, которыми захочешь поделиться.

Береги себя.

Я скоро напишу.

19
Слова о тоске по дому

Госпиталь располагался в бывшей школе, в старом двухэтажном здании в форме подковы с внутренним садиком. Большинство окон были зашторены, не пропуская яркое полуденное солнце. Айрис рассматривала здание, помогая выгружать бесчисленные буханки хлеба, которые Марисоль напекла утром. У ее соседа Питера был ржавый зеленый грузовик, в который погрузили корзины хлеба и две огромные кастрюли супа, а затем отвезли через весь город к госпиталю.

Айрис вся дрожала, неся корзину в заднюю часть здания, где медсестры готовили подносы с обедом. Ладони вспотели: девушка нервничала, не зная, как подготовиться к разговору с ранеными солдатами.

А еще ее переполняла тревожная надежда: вдруг Форест лежал здесь?

– Ты подготовила вопросы заранее? – прошептала Этти, проходя мимо Айрис.

– Нет, но я о них думала, – ответила девушка, направляясь обратно к грузовику за следующей корзиной.

– Я тоже не подготовила, – сказала Этти, когда они снова встретились. – Наверное, просто будем делать так, как кажется правильным?

Айрис кивнула, но во рту у нее пересохло. Если бы она лежала раненая в госпитале, захотела бы она давать интервью какой-то незнакомке? Наверное, нет.

Марисоль осталась с медсестрами на кухне готовить обед, а Этти с Айрис разрешили прогуляться по первому этажу. В некоторые палаты доступ был запрещен, но, как им сказали, большинство солдат находились в большом актовом зале, и там самое место, чтобы приступить к заданию редакции.

Оказалось, что это просторная комната с окнами вдоль стен и рядами кроватей. Истертые половицы скрипели под ногами. Айрис обвела комнату взглядом, ища Фореста. Она высматривала брата в море белых простыней, среди косых солнечных лучей.

У некоторых солдат не хватало руки или ноги. У некоторых были перевязаны лица, виднелись ожоги и шрамы. Некоторые сидели и разговаривали, другие лежали и спали.

Айрис волновалась, что не узнает брата, даже если он здесь. Но потом девушка сделала глубокий вдох, потому что этим солдатам довелось пройти через такое, чего она даже представить не могла. Пахло вишневым лекарственным сиропом, лимонным средством для мытья пола, холодной нержавеющей сталью и немножко рвотой. Айрис закрыла глаза и представила Фореста точно таким, как в день отъезда.

«Я узнаю тебя где угодно».

Открыв глаза, она обратила внимание на одну раненую. Девушка примерно одних лет с Айрис сидела на койке и раскладывала на одеяле потрепанные игральные карты. У нее были светлые пшеничного оттенка волосы до плеч. Кожа была бледной, руки дрожали, но глаза – теплые, карие – горели неистовым огнем. Встретившись с ней взглядом, Айрис поймала себя на том, что направляется к ней.

– Играешь? – спросила девушка. Ее голос чуть дрожал.

– Только с хорошими партнерами, – ответила Айрис.

– Тогда бери стул и присоединяйся.

Айрис подчинилась и села возле ее кровати, наблюдая за тем, как девушка тасует карты дрожащими руками. У нее были длинные пальцы, как у пианистки.

– Я Прерия, – сказала девушка, глянув на Айрис. – Как трава.

– А я Айрис. Как глазная радужка.

Сравнение вызвало у Прерии легкую улыбку.

– Я тебя здесь раньше не видела, Айрис как Глазная Радужка.

– Я только вчера приехала, – ответила Айрис, беря карты, которые сдала Прерия.

– Репортер, да?

Айрис кивнула, не зная, что еще сказать. И правильно ли вообще спросить у Прерии, не могла бы она…

– Я не разговариваю с репортерами, – заявила Прерия, откашлявшись. Ее голос по-прежнему был хриплым и слабым. – Но всегда ищу того, кто обыграет меня в карты. Ходи первая.

«Что ж, с этим определились», – подумала Айрис. Прямота Прерии, по крайней мере, успокоила ее нервы и усмирила ожидания, так что можно просто наслаждаться игрой в карты.

Девушки играли молча. Прерия была опытным игроком, но Айрис ей почти не уступала. Они сыграли дважды до того, как медсестры принесли обед.

– Наверное, оставлю тебя спокойно есть, – сказала Айрис, вставая со стула.

Прерия опустила ложку в тарелку с супом. Из-за дрожи в руках ложка беспомощно звякнула.

– Ты можешь остаться. Раненые, которые захотят с тобой поговорить, сейчас едят.

Оглядевшись, Айрис увидела Этти. Та сидела чуть дальше, беседуя с молодым симпатичным солдатом. Он улыбался ей, а она записывала его рассказ в блокнот.

– У меня есть к тебе вопрос. – Айрис снова опустилась на стул. – Если я хочу узнать, куда приписан определенный солдат, к кому мне обратиться?

– Можешь написать в командный центр в Манди, но не факт, что получишь ответ. Они не любят выдавать, куда приписаны солдаты. Это мера безопасности. Кроме того, сейчас такой беспорядок. На почту нельзя особо полагаться.

Айрис кивнула, пытаясь скрыть отчаяние.

– А если солдат ранен, я могу об этом узнать?

Прерия встретилась с ней взглядом.

– Ты знаешь, в каком он взводе или роте?

Айрис покачала головой.

– А в каком батальоне?

– Нет, у меня нет никакой информации. Только имя и фамилия.

Прерия поморщилась.

– Тогда будет трудно найти какие-либо сведения. Прости, что так говорю.

– Все в порядке. Я просто поинтересовалась. – Айрис выдавила слабую улыбку.

Наверное, ее разочарование было слишком явным. Потому что Прерия положила ложку и сказала:

– Я не разговариваю с репортерами, но не могла бы ты кое-что для меня сделать?

– Что именно?

– Можешь написать письмо?

Айрис удивленно заморгала.

В неловкой тишине надежда в глазах Прерии угасла, и она опустила взгляд.

– Ладно, неважно.

– Могу, – сказала Айрис, приходя в себя от замешательства. Она достала из кармана блокнот и ручку. – Конечно, с удовольствием.

Она открыла блокнот на чистой странице и поднесла к нему ручку.

Прерия уставилась на недоеденный суп.

– Моей сестре.

– Как только будешь готова.

Прерии потребовалось несколько минут, чтобы побороть смущение, но потом она начала говорить – тихо, с тоской, а Айрис записывала.

* * *

Потом Айрис начала обходить солдат одного за другим, предлагая написать за них письмо. Она не расспрашивала о войне, или почему они решили пойти сражаться, или как были ранены, или известно ли им что-нибудь о рядовом по имени Форест Уинноу. У каждого остались дома близкие, которым они хотели написать, и Айрис старалась не думать о брате, записывая одно письмо за другим. Вскоре ее блокнот переполнился словами тоски по дому, воспоминаниями, ободрениями и надеждой.

Но Айрис пронзал холодный страх.

Почему Форест так и не написал ей? Он же обещал, и он никогда не нарушал клятв.

Айрис начала думать, что он мертв.

По месту требования.

Пишу с горячей надеждой, что вы сможете сообщить о местонахождении рядового Фореста Мерля Уинноу, который был завербован Энвой в городе Оуте, Восточный округ Камбрии, почти шесть месяцев назад. Родился седьмого дня Вии́на в 1892 году. Рост 182 см, каштановые волосы, карие глаза.

Я его единственная оставшаяся в живых родственница, и я пытаюсь разузнать о нем с помощью писем. Мне не сообщали, в каком он батальоне или роте, и я не получала от капитана новостей о том, что он погиб в бою. Буду очень признательна, если вы поможете узнать о его судьбе или передадите мое письмо тому, кто сможет это сделать.

Спасибо, что уделили время.

С уважением,

Айрис Уинноу

20
Музыка в подземном царстве

В тот вечер Айрис сидела за столом в своей комнате, глядя, как солнечный свет угасает за дальним полем. Она начала печатать письма, которые записала в госпитале, чувствуя себя сосудом, до краев наполненным рассказами, вопросами и заверениями, которыми делились с ней солдаты. Печатала людям, которых не знала. Бабушкам и дедушкам, мамам и папам, сестрам и братьям, друзьям и возлюбленным. Людям, которых никогда не увидит, но с которыми в этот момент все равно была связана.

Одно за другим, одно за другим. С каждым словом, которое она печатала, солнце опускалось чуть ниже, пока облака не окрасились золотом. Еще через миг свет сдался перед натиском ночи. В темноте замерцали звезды. Айрис взяла ужин в комнату и продолжила работать при свече.

Девушка доставала из печатной машинки последний лист, когда услышала хорошо знакомое шуршание бумаги на полу.

Он написал.

Айрис улыбнулась и подобрала письмо.

У меня хорошие новости, друг мой. Я нашел вторую половину мифа, который тебе нужен. Не спрашивай, где и как мне удалось совершить этот великий подвиг. Скажем, мне просто посчастливилось подкупить кое-кого чаем с печеньем. Так случилось, что этим человеком оказалась моя бабушка, которая отличается вспыльчивым нравом и любит при каждой нашей встрече указывать на мои недостатки. На этот раз она сказала, что я «горблюсь», и что у меня «удручающий» заостренный подбородок, как у отца (как будто это могло измениться с тех пор, как мы последний раз виделись), и что мои волосы «слишком сильно отросли. Тебя можно принять за разбойника или странствующего рыцаря». Буду с тобой откровенным: я иногда горблюсь, в основном в ее присутствии, но с моими волосами все в порядке. С подбородком же, увы, ничего не могу поделать.

Ладно, чего я столько болтаю? Прости. Вот вторая половина, начинается с того места, на котором мы остановились. Когда Энва согласилась уйти с Дакром в подземное царство на своих условиях.

* * *

Энва, любившая небо и вкус ветра, не была счастлива в подземном царстве, хотя оно было создано из красоты иного типа. Завитки слюды, прожилки меди и сталактиты, капающие в глубокие, завораживающие озера.

Дакр поначалу прислуживал ей, горя желанием сделать ее счастливой. Но он знал, что она – Небесная и никогда не станет своей в самом сердце земли. В ней все время ощущалось какое-то беспокойство, и он время от времени замечал это в блеске ее зеленых глаз и в линии губ, на которых никогда не мог вызвать улыбку.

В отчаянии он сказал:

– Почему бы тебе не сыграть и не спеть мне и моему двору?

Он ведь знал, что ее музыка доставит удовольствие не только ему, но и ей самой. Он помнил, какой возвышенной она выглядела, когда играла для павших. Она еще споет в подземном царстве.

Энва согласилась.

Дакр созвал большое собрание в освещенном факелами зале. Приспешники, гончие, эйтралы, слуги из числа людей и ватага его уродливых братьев. Энва принесла арфу и села в центре пещеры в окружении Подземных. Сердце ее переполняла печаль, и она завела погребальную песнь.

Музыка звучала в сыром, холодном воздухе. Голос богини, чистый и нежный, возносился вверх и эхом отражался от скал. Она с изумлением смотрела, как Дакр и его придворные начали плакать. Даже подземные твари скорбно завыли.

Следующей она решила спеть веселую песню. И снова она смотрела, как воздействует ее музыка на слушателей. Дакр улыбался, хотя на его лице еще блестели слезы после предыдущей песни. Вскоре слушатели начали хлопать в ладоши и топать ногами, и Энва испугалась, что от такого бурного веселья камни обрушатся им на головы.

Последней она спела колыбельную. Один за другим Дакр и его придворные начали погружаться в крепкий сон. Энва смотрела, как закрываются глаза, подбородки падают на грудь, а твари сворачиваются клубочком. Вскоре в ее музыку вплелся храп сотен спящих, и она осталась в зале единственной, кто бодрствовал. Она гадала, долго ли они проспят. Долго ли их будут удерживать чары ее музыки?

Богиня вышла из зала, решив ждать и наблюдать. Она бродила по подземной крепости Дакра, по старым энергетическим линиям магии, запоминая повороты, изгибы и многочисленные потайные двери, ведущие наверх. Спустя три дня и три ночи Дакр наконец проснулся. Следом за ним пробудились его братья, а потом остальные придворные. Разум его был затуманен, руки затекли. Он неуклюже поднялся на ноги, толком не понимая, что случилось, но факелы в зале догорели, и царила полная темнота.

– Энва? – позвал он, и его голос пронесся через камень, чтобы найти ее. – Энва!

Он боялся, что она ушла, но богиня появилась в зале с факелом в руках.

– Что случилось? – требовательно спросил он, но Энва была спокойна и невозмутима.

– Не знаю, – ответила она, зевнув. – Я только что проснулась, за минуту до тебя.

Дакр был сбит с толку, но, подумав о том, как прекрасна Энва, он поверил ей. Не прошло и недели, как ему снова страстно захотелось послушать ее музыку, и он снова собрал придворных в зале, чтобы богиня развлекла их.

Она играла скорбную мелодию. Потом веселую. И затем убаюкивающую. На этот раз она пела колыбельную вдвое дольше, и Дакр со своим двором спал шесть дней и шесть ночей. Когда Дакр наконец проснулся, холодный и одеревеневший, когда позвал Энву сквозь каменные стены, ответа не было. Он попытался уловить ее присутствие, которое походило на солнечный луч в его крепости, но вокруг была лишь темнота.

Разгневанный, он понял, что богиня ушла наверх. Он собрал своих тварей и своих слуг, чтобы сражаться, но когда они вышли в верхний мир через потайные двери, Энва и воинство Небесных уже ждали их. Битва была долгой и кровавой, и многие Подземные сбежали в недра земли. Дакр был ранен стрелой, которую выпустила сама Энва, – та попала ему в плечо. У него не было иного выбора, кроме как отступить и спуститься в свою крепость. Он перекрыл все проходы, чтобы никто и ничто сверху не могло проникнуть вниз. Он спустился к внутреннему огню земли и там замышлял планы мести.

Но Дакр так и не победил. Ему не удалось одолеть Небесных, и тогда он решил бесчинствовать среди смертных. Он не понял, что пока спал под чарами Энвы, богиня разведала все проходы в его царстве. Когда два столетия спустя она решила снова спуститься в его зал, то взяла с собой арфу и от всего сердца поклялась усыпить его вместе со всеми придворными на сотню лет.

Некоторые говорят, ей это удалось, потому что наверху настал мир, и для смертных наступил золотой век. Другие утверждают, что Энва не могла петь так долго, не теряя своей силы, чтобы удержать Дакра и его двор во сне на такое время. Мораль этой истории в том, что неразумно обижать музыкантов. И что выбирать возлюбленных нужно с умом.

Прочитав окончание мифа, Айрис задумалась. Неужели на самом деле история была другой? Ее учили, что род человеческий одержал победу над пятью выжившими богами – Дакром, Энвой, Альвой, Миром и Лузом. Богов обманом заставили выпить отравленное зелье, после чего они уснули в земле. Может, и правда их усыпила Энва своей арфой, и это значит, что спали всего четыре бога, а пятая по-прежнему тайком бродила по земле?

Чем больше Айрис об этом думала, тем сильнее убеждалась в своей правоте. Энва никогда не была погребена в могиле на востоке. Должно быть, давным-давно она заключила сделку со смертными. Своей песней она усыпила четырех других богов, и те погрузились в зачарованный сон в своих глубоких темных могилах. Внезапно стало ясно, почему Дакр пробудился с такой жаждой мести, бурлящей в крови. Почему он уничтожает один город за другим, одержимый стремлением приманить Энву.

Содрогнувшись при этой мысли, Айрис написала ответ.

Я в восторге от того, что ты смог найти вторую часть, и бесконечно благодарна за то, что ты пожертвовал собой ради чая с печеньем и упреков твоей бабушки, которая, наверное, мне бы понравилась.

Мне неловко просить тебя о большем, но есть кое-что еще…

Я ходила в госпиталь здесь, в Авалоне, там, где остановилась. У меня была возможность встретиться с ранеными солдатами. Некоторые быстро поправляются, но кто-то из них умрет, и мне трудно с этим смириться. Их рвали, калечили, в них стреляли и кололи штыками. Их жизни необратимо изменились, и тем не менее никто из них не жалеет о решении сражаться со злом, которое расползается по стране. Никто ни о чем не жалеет, кроме одного: они хотят послать весточку домой, близким.

Я отправляю тебе связку этих писем. Все адреса напечатаны внизу. Не согласишься ли ты вложить их в конверты, надписать адреса, наклеить марки и опустить в почтовый ящик? Почтовые расходы я оплачу, обещаю. Если не можешь, то ничего страшного, просто пришли их обратно через портал, и я передам их со следующим поездом.

P.S. У тебя случайно не пишущая машинка, которая на первый взгляд кажется обычной, но имеет несколько уникальных особенностей? Например, катушка для ленты иногда издает звук, похожий на музыкальную ноту, клавиша «пробел» поблескивает при определенном освещении. И нет ли у нее на донышке серебряной таблички? Можешь сообщить, что на ней выгравировано?

Она собрала солдатские письма и просунула в портал, а потом начала расхаживать по комнате, ожидая ответа, который пришел скорее, чем она ожидала.

Конечно, я с радостью сделаю это для тебя. Я опущу письма в почтовый ящик завтра же утром. И не нужно возмещать почтовые расходы.

Да, в моей пишущей машинке есть несколько особенностей. Это машинка моей бабушки. Она подарила ее мне на десятый день рождения в надежде, что я когда-нибудь стану писателем, как мой дед.

До твоего письма мне и в голову не приходило посмотреть снизу. Я с изумлением обнаружил серебряную табличку, точно как ты описала. На ней выгравировано: «ВТОРАЯ АЛУЭТТА/ИЗГОТОВЛЕНА СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ Х.М.А.». Это инициалы бабушки.

Придется расспросить ее поподробнее, но, как я понимаю, у тебя тоже «Алуэтта»? Думаешь, именно поэтому мы связаны? Через редкие пишущие машинки?

Ее грудь затопило теплом, как будто она вдохнула свет от костра. Ее теория подтвердилась. Айрис быстро начала отвечать:

Да! Я недавно узнала легенду об этих «Алуэттах», которую чуть позже расскажу, потому что тебе, наверное, будет интересно. Моя бабушка, которая была женщиной серьезной и любительницей поэзии, отдала мне свою на мой…

Настойчивый вой сирены оборвал ее на полуслове.

Пальцы Айрис застыли на клавишах; сердце бешено заколотилось. Это была сирена, оповещающая о гончих.

У нее есть три минуты до того, как чудовища доберутся до Авалон-Блаффа, то есть уйма времени, чтобы подготовиться, но казалось, что дикие гончие Дакра в любой момент могут выскочить из темноты.

Дрожащими руками Айрис быстро напечатала:

Я должа идти! Простии. Потом объяснб…

Она выхватила бумагу из печатной машинки. Нижняя половина листа оторвалась, но ей удалось сложить его и отправить через портал.

«Быстро, – подумала девушка. – Закрыть окна, погасить свет, идти в комнату Марисоль».

Айрис подошла к окну. Сирена не унималась. От пронзительного воя, от осознания, кто идет, по рукам бежали мурашки. Она уставилась сквозь стекло в непроглядную ночную тьму. Звезды мерцали как ни в чем ни бывало; растущая луна все так же проливала свет. Прищурившись, Айрис различила блеск окон, крыши соседних домов и поле за ними, где ветер шевелил высокую траву. Окна ее спальни выходили на восток, так что, скорее всего, гончие придут с другой стороны.

Она задернула шторы и задула свечу. Комнату затопила темнота.

Может, взять с собой что-то еще? Девушка потянулась к печатной машинке, провела пальцами по холодному металлу. При мысли, что машинку придется оставить, Айрис чувствовала себя так, словно ее сбил с ног ветер.

«Все будет хорошо», – твердо сказала она, заставляя себя убрать руки.

Айрис шагнула к двери и споткнулась о коврик. Нужно было сначала дойти до комнаты Марисоль, а потом уже гасить свечу. Она выбежала в коридор и чуть не столкнулась с Этти.

– Где Марисоль? – спросила Айрис.

– Я здесь.

Девушки обернулись и увидели, что она поднимается по лестнице со свечой в руках.

– Внизу все готово. Идемте в мою комнату. Вы проведете ночь со мной.

Этти и Айрис прошли за хозяйкой в просторную комнату. Здесь была большая кровать с балдахином, диван, письменный стол и книжная полка. Марисоль поставила свечу и принялась придвигать к двери самый тяжелый предмет мебели. Этти бросилась ей помогать, а Айрис подбежала к окнам, чтобы задернуть шторы.

Вдруг стало очень тихо. Айрис не знала, что хуже: сирены или эта тишина после.

– Устраивайтесь поудобнее на кровати, – сказала Марисоль. – Ночь может быть долгой.

Девушки уселись у изголовья кровати, скрестив ноги. Этти наконец задула свечу, но у Марисоль еще горела. Хозяйка открыла шкаф и, отодвинув в сторону платья и блузки, нашла фонарик и маленький револьвер.

Она зарядила револьвер и протянула Айрис фонарик.

– Если гончие проникнут в дом, что маловероятно, но полностью исключать нельзя… Посвети на них, чтобы я их видела.

«Чтобы она могла в них стрелять», – поняла Айрис, но кивнула и принялась рассматривать фонарик, нащупав большим пальцем выключатель.

Марисоль села на край кровати между девушками и дверью и только после этого задула свечу.

Темнота вернулась.

Айрис начала считать вдохи, стараясь дышать глубоко и ровно. Пытаясь отвлечься.

«Раз… два… три…»

На четырнадцатом вдохе она услышала первую гончую. Та выла вдалеке, и от этого леденящего звука Айрис стиснула зубы. Потом звук стал приближаться. К вою первой присоединилась другая, потом еще одна, и наконец уже нельзя было сосчитать, сколько гончих пришли в Авалон-Блафф.

«Двадцать четыре… двадцать пять… двадцать шесть…»

Чудовища рычали на улице, прямо под окном Марисоль. Казалось, дом задрожал – похоже, одна из гончих царапала когтями входную дверь. Стукнул дверной молоток.

Айрис подскочила.

Теперь ее дыхание участилось, но она сжимала фонарик как оружие, приготовившись ко всему. Она почувствовала, как Этти взяла ее за другую руку, и теперь девушки держались друг за друга. Хотя ничего не было видно, Айрис знала, что Марисоль сидит в темноте прямо перед ними, как статуя, с револьвером на коленях.

Вой стал стихать. Гончие уходили. Дом снова содрогнулся, словно они попали в петлю времени.

Айрис сделала семьсот пятьдесят второй выдох, когда воцарилась тишина. Все было в точности, как предсказывала Марисоль.

Ночь была очень долгой.

21
Странствующий рыцарь или разбойник

Ты в безопасности? С тобой все в порядке? Что случилось?

Пожалуйста, напиши, как сможешь.

Роман отослал письмо через шкаф вскоре после того, как Айрис прислала свое оборванное. Он знал: если девушка сделала опечатки в трех словах, значит, случилось что-то неожиданное и ужасное. Он до поздней ночи бродил по комнате, глядя на шкаф и на чистый пол перед ним. Проходили час за часом, темные и холодные, а она все не писала.

Что случилось? Он отчаянно хотел знать. В конце концов он вымотался и сел на край кровати, обуреваемый дурными предчувствиями.

Может, город, в котором она остановилась, подвергся атаке? Он представил, как Айрис затаилась в укрытии, а вокруг падают и взрываются бомбы, рассыпая снопы искр и сея разрушения. Представил, что Айрис ранена. Представил, что солдаты Дакра врываются в город и берут ее в плен.

Роман не мог сидеть на месте.

Он встал и снова начал расхаживать, проделывая борозду в ковре.

Если с ней что-то случится… как ему об этом узнать?

– Айрис, – произнес он, глядя на свет лампы. – Айрис, напиши мне.

В три часа утра он достал из тайника ее старые письма, сел на пол и перечитал их. Хотя его всегда трогали ее послания Форесту, теперь он почувствовал, что его пронзили слова, которые она писала ему самому. Они причиняли боль, и Китт не знал почему.

Роман вышел из комнаты в темные коридоры особняка и пошел тем путем, которым ходил ночь за ночью после смерти Дел, когда его одолевала бессонница. Когда ему было пятнадцать и он был настолько сломлен, что ему казалось, будто горе похоронит его.

Тихо, словно призрак, он спустился по лестнице, прошел через холодные комнаты и извилистые переходы, пока наконец его не привлек слабый свет на кухне. Роман ожидал, что дом, почуяв его беспокойство, приготовит ему теплого молока и печенья. Однако, перешагнув через порог, он увидел на кухне бабушку. Та сидела за столом со свечой и чашкой чая.

– Роман, – произнесла она своим характерным резким тоном.

– Б-бабуля, – ответил он. – Прости, я не думал, что… Я сейчас уйду.

– Не будь смешным. Чайник еще не остыл, если хочешь чаю. Хотя я знаю, что ты предпочитаешь кофе.

Это было приглашение поговорить. Роман был совершенно измучен. Сглотнув, он вошел на кухню и взял чашку, налил себе чаю и сел напротив бабушки, поначалу боясь смотреть ей в глаза. Она умела читать мысли.

– Почему не спишь в такой час? – спросила она, буравя его проницательным взглядом.

– Жду письма.

– Письма глухой ночью?

Он вспыхнул.

– Да.

Бабушка продолжала пристально смотреть на него. За всю жизнь она улыбалась от силы раза три, поэтому Роман был потрясен, увидев, что ее поджатые губы изгибаются в усмешке.

– Значит, ты наконец нашел достойное применение моей пишущей машинке, – сказала она. – Как я понимаю, ты пишешь внучке Дейзи Уинноу?

Роман замешкался, но все же кивнул.

– Откуда ты знаешь?

– Просто догадка. Учитывая, что мы с Дейзи обе решили оставить пишущие машинки в семье, а не отдавать их в это жалкое подобие музея.

Роман подумал о письме, которое Айрис написала до того, как ей помешало что-то, происходящее за много километров отсюда. Она обнаружила, что их пишущие машинки связаны, и теперь ему очень хотелось узнать, что это за связь.

– Ты дружила с Дейзи Уинноу? – осмелился он спросить, зная, что бабушка всегда неохотно говорила о прошлом.

– Тебя это удивляет, Роман?

– Ну… да, – ответил он чуть раздраженно. – Наша семья…

– Снобы из высшего общества, попавшие туда благодаря новым деньгам? – предположила она. – Да, знаю. Вот почему я так сильно любила Дейзи. Она была мечтательницей и изобретательницей с открытым сердцем. Нас с Алуэттой никогда не заботил ее социальный статус.

Она замолчала. Роман тихо ждал, а потом, затаив дыхание, слушал рассказ бабушки о дружбе с Алуэттой Стоун и Дейзи Уинноу и о печатных машинках, благодаря которым они когда-то поддерживали связь.

Поначалу Китт был ошеломлен. Он пил чуть теплый чай, и слушал, и начинал видеть незримые нити, которые тянули его к Айрис. Это не казалось судьбой – Роман не верил в такую чушь. Но определенно что-то их связывало. То, что лишало его сна и вызывало боль в груди при каждом вдохе.

– Какая она? – спросила бабушка. – Внучка Дейзи.

Роман уставился на чайную гущу.

– Точно не могу сказать. Я не слишком хорошо ее знаю.

– На случай, если ты забыл: я вижу, когда ты врешь, Роман. Ты щуришься.

Он лишь рассмеялся. Айрис сказала ему то же самое на прошлой неделе.

– Ну ладно, бабуля. Я бы сказал, что она похожа на свою бабушку, судя по твоему описанию Дейзи.

– Вот как? – Бабушка призадумалась. – Хм-м. Так вот зачем тебе понадобилась вторая часть мифа? Чтобы послать?..

– Айрис, – прошептал он.

Бабушка лишь выгнула бровь, а потом произнесла «Айрис» так ласково, что Роман вздрогнул.

– Да.

Он подумал, что пора уходить, пока она не сказала чего-нибудь еще, что смутит его. Он уже поднимался с табурета, когда бабушка протянула:

– И ты позволишь ей ускользнуть?

Он застыл. Что на это ответить?

– Вряд ли у меня есть выбор, бабуля.

Бабушка фыркнула и похлопала его по руке.

– Выбор есть всегда. Ты позволишь отцу писать твою историю или сделаешь это сам?

Он молчал. Бабушка встала с легким кряхтением и подошла к порогу, но задержалась, и Роман напрягся, не зная, что она хочет сказать.

– Роман, мне семьдесят пять, – начала она. – За свою жизнь я много чего повидала и скажу тебе, что мир стоит на пороге перемен. Будущее будет только мрачнее. Когда ты находишь что-то хорошее, то должен за это держаться. Нельзя терять время, беспокоясь о том, что в итоге вообще будет неважно. Наоборот, нужно рисковать ради света. Понимаешь, о чем я?

Он кивнул, хотя сердце у него заколотилось.

– Хорошо, – сказала бабушка. – А теперь вымой чашки, иначе кухарка рассердится из-за беспорядка.

Она ушла. Без нее тени в кухне словно бы сгустились. Роман отнес чайник и чашки в раковину, и тут до него дошло, что он никогда в жизни не мыл посуду.

Китт постарался вымыть тщательно, как мог, поставил чашки в буфет и вернулся в свою комнату, где сразу посмотрел на шкаф. Письма по-прежнему не было.

Роман уселся на пол и наконец задремал. Проснувшись на рассвете, он обнаружил, что она наконец написала. Бросился к письму и с колотящимся сердцем развернул.

Я в безопасности, со мной все в порядке. Не волнуйся! Прости, что ночью пришлось так резко уйти.

Сейчас у меня нет времени на длинное письмо, нужно идти. Сегодня я опять буду в госпитале, но скоро тебе напишу.

Р. S. Надеюсь вечером или завтра прислать еще солдатских писем, чтобы ты отправил их почтой, если не возражаешь.

Он вздрогнул от облегчения, хотя и знал: что бы там ни случилось прошлой ночью, события были не из хороших. Но Айрис не пострадала и была в безопасности, и Роман вздохнул, опуская голову на пол.

Это заверение окутало его, словно теплое одеяло, и он вдруг понял, как сильно устал. Хотелось уснуть с мыслью об Айрис, но он сопротивлялся этому насмешливому притяжению.

Наручные часы назойливо тикали.

Роман со стоном посмотрел, который час, потом торопливо встал, собрал письма Айрис и вернул обратно в тайник. Быстро оделся. Побриться, натереть ботинки или даже причесаться времени не было.

Прихватив сумку, он сбежал вниз по лестнице. Он опаздывал на работу.

* * *

– Последние заморозки миновали, и нужно заняться огородом, – сказала Марисоль после обеда. – Мне бы не помешала ваша помощь. Сегодня вскопаем, а завтра приступим к посадке.

Айрис обрадовалась новому заданию, пусть долбить затвердевшую землю лопатой было тяжело. Выросшая среди камней и мостовых Оута, она никогда таким не занималась. Втроем они принялись за работу на заднем дворе гостиницы, где пустовал после зимы огород, покрытый сорняками и засохшими прошлогодними стеблями.

– Похоже, здесь уже кто-то побывал, – заметила Этти.

Присев на корточки, она рассматривала глубокие борозды в земле.

– Наверное, гончие, – сказала Марисоль, орудуя маленькой лопаткой. – В том-то и проблема с огородами в Авалон-Блаффе. Гончие любят все вытаптывать, когда бродят ночью по городу. Иногда мы не видим их месяцами, но бывает, что Дакр насылает их каждую ночь.

Обе девушки уставились на борозды, в которых теперь угадывались следы когтей. Айрис содрогнулась и вернулась к работе.

– Марисоль, ты сажаешь огород каждый год? – поинтересовалась она, заметив в углу приподнятые грядки, где росли цветы, зелень и другие холодостойкие растения.

– Да, но только из-за Киган, – ответила Марисоль.

– А кто это – Киган?

– Моя подруга.

– Где же она? – спросила Этти.

Айрис обратила внимание на ее осторожный и уважительный тон. Они не знали, жива ли эта Киган. Хозяйка о ней не упоминала.

– Ее работа связана с разъездами, – ответила Марисоль. – Я никогда не знаю, когда она вернется домой. Надеюсь, что скоро.

– Она коммивояжер? – спросила Айрис.

– Что-то вроде того.

– Как вы познакомились?

– Однажды летом Киган была проездом в городе и сняла здесь комнату, – начала Марисоль, вытирая землю с рук. – Сказала, что дом очень милый, еда вкусная, а гостеприимство превосходное, но мой огород в печальном состоянии. Мне не слишком понравилось это замечание, как вы можете представить. Но этот дом принадлежал моей тете, а та была прекрасной огородницей и выращивала большую часть овощей, из которых мы готовили. Хотя я унаследовала дом, ее талант работать с растениями мне не передался.

Я разозлилась на Киган за ее прямоту, и она решила остаться подольше, чтобы помочь с огородом. Наверное, поначалу она переживала, потому что моя тетя скончалась всего годом раньше, и я отчаянно по ней скучала. И хотя я собиралась отказаться от помощи Киган… Она рассказывала по вечерам изумительные истории, и я решила, что если она хочет бесплатно помочь с тетиным садом, кто я такая, чтобы отказываться?

Мы работали бок о бок, и огород медленно, но верно восстанавливался. Порой мы спорили, но чаще смеялись и наслаждались компанией друг друга и рассказами. Когда она наконец уехала, я сказала себе, что надеяться не на что. Я думала, что вернется она нескоро. У нее бродяжья душа, она никогда не задерживалась в одном месте надолго. Но не прошло и недели, как Киган приехала и решила остаться.

Этти улыбалась, наклоняясь над лопатой. На щеках у нее появились ямочки.

– Вообще не глупо. Хотя я не могу представить, что ты с кем-то споришь, Марисоль. Ты как святая.

Хозяйка рассмеялась.

– Поверь, я вспыльчива.

– Не верю, – поддразнила Айрис, и Марисоль игриво швырнула в нее сорняк.

Они вернулись к работе. Айрис наблюдала, как благодаря ее усилиям почва становится рыхлой.

– Надеюсь, мы скоро познакомимся с Киган, – выпалила она, не успев прикусить язык.

– Я тоже, Айрис. Вы обе ей понравитесь, – сказала Марисоль, но голос у нее вдруг задрожал, словно она подавляла слезы.

И Айрис поняла, что Киган, должно быть, давно не приезжала, потому что огород снова пришел в упадок.

* * *

Нервничая, Айрис написала вечером:

Ты хотел бы со мной когда-нибудь встретиться?

Он сразу ответил:

ДА.

Но ты в шестистах километрах от меня.

Айрис возразила:

Будь у меня крылья, я бы слетала на денек домой. Но у меня их нет, так что придется подождать, когда я вернусь в Оут.

Он спросил:

Ты возвращаешься? Когда? Или подождешь, когда кончится война?

Р.S. У тебя правда нет крыльев? Я потрясен.

Она помедлила, не зная, как ответить. Внутри словно бы запорхала стайка бабочек. Айрис напечатала:

Скорее всего, я вернусь, когда война закончится.

Хочу тебя увидеть.

Хочу услышать твой голос.

Р.S. У меня совершенно точно нет крыльев.

Девушка отправила признание через портал и мысленно добавила: «Хочу к тебе прикоснуться». Он ответил через минуту, и все это время Айрис кусала ногти и отчаянно жалела, что не оставила это признание при себе.

Пока он не написал:

Я желаю того же.

Мы могли бы пойти позлить библиотекарей Оута поисками недостающих мифов, или я познакомил бы тебя с моей бабушкой за чаем с печеньем. Думаю, ты бы ей понравилась. А еще ты могла бы разрешить спор, слишком ли у меня острый подбородок и на кого я больше похож: на странствующего рыцаря или на разбойника. А может, мы просто прогулялись бы в парке. Сделали бы как ты захочешь.

Я буду ждать, когда ты будешь готова меня увидеть.

Она перечитала письмо дважды, пряча улыбку в сгибе бумаги.

* * *

Дорогая мисс Уинноу,

У нас есть данные, что рядовой Форест М. Уинноу из Оута был завербован Энвой в первый день Шайло, почти за шесть месяцев до вашего запроса. Он был зачислен во Второй батальон «Е», Пятую роту «Лэндовер» под командованием капитана Рены Г. Грисс. Никакой дополнительной информации мы в настоящее время предоставить не можем, но советуем написать командующему бригадой «Е», дислоцированной в Хейлторпе. Имейте в виду, что почтовое сообщение в Южном округе ненадежно. Возможно, в этом причина, почему вы не получали писем от рядового Уинноу или его командования.

С наилучшими пожеланиями,

Уильям Л. Соррель,
второй помощник бригадного генерала Фрэнка Б. Бумгарденера

22
Переливаться всеми цветами радуги

Война с богами – совсем не то, чего ожидаешь.

Ты ожидаешь того, что в исторических хрониках говорится о сражениях смертных: о битвах, которые длятся дни и ночи напролет; об осадах, тяжелых потерях, продовольственных пайках, безжалостных маневрах и полководцах; о секретных заданиях, которые приводят к неожиданному успеху, и о белом флаге капитуляции. Ожидаешь увидеть цифры, тщательно охраняемые карты и море солдат в форме.

Но еще есть городок, где по ночам все запираются, чтобы светом не выдать себя рыщущим гончим. Городок, в котором днем нужно проявлять еще больше бдительности и быть готовыми к катастрофическим последствиям таких обыденных и безобидных дел, как прогулка по улице, на которой вырос.

Есть школа, превращенная в госпиталь, забитый израненными телами, душами и жизнями. Но эти люди настолько преисполнены смелости, надежды и решимости, что ты, оставаясь наедине с собой, смотришься в зеркало, чтобы найти и назвать то, что скрывается внутри тебя. Облегчение, стыд, восхищение, печаль, надежда, ободрение, страх, вера. И почему все это заложено в тебе, когда тебе только предстоит посвятить себя бескорыстному служению?

И ты все время задаешься вопросом: что принесет завтрашний день? Что принесет следующий час? Следующая минута? Внезапно время ощущается острее, чем нож, царапающий кожу и способный порезать в любой момент.

Айрис прекратила печатать.

Она уставилась на урну, стоящую на столе, – прах матери. Дыхание сбилось, в груди сжалось. Она все еще не решила, где развеять прах. Сделать это в ближайшее время или подождать?

«Чего бы ты хотела сама, мама?»

Ответа не было. Стояла тишина. Айрис перевела взгляд на лист бумаги, пытаясь совладать с запутанными эмоциями.

Она по-прежнему не бывала на передовой. По-прежнему не видела сражений, катастроф, не терпела голод и раны. Но ей довелось пережить потерю, и она пыталась взглянуть на войну сквозь эту призму. Несколько минут спустя Айрис вздохнула.

«Я не знаю, как писать о войне».

Будто почуяв ее внутренний спор, в дверь постучала Этти.

– Как продвигается твоя статья? – спросила она.

– Тяжелее, чем я ожидала, – призналась Айрис с грустной улыбкой.

– Моя тоже. Давай прогуляемся.

Девушки покинули гостиницу через черный ход, прошли по свежевскопанному огороду, а потом по соседней улице и попали на золотистое поле, которое Айрис видела из окна спальни. Трава выросла уже до колена. Девушки отошли от города достаточно далеко, чтобы говорить свободно, но не настолько, чтобы не успеть в укрытие, если завоет сирена.

К удивлению Айрис, Этти не расспрашивала, о чем она пишет или почему работает так медленно и напряженно. Зато она спросила:

– Как ты думаешь, где Киган?

– Марисоль же сказала, что ее работа связана с разъездами, – ответила Айрис, проводя пальцами по колоскам. – Может, она в Оуте или в каком-нибудь городе на севере.

Этти некоторое время молчала, прищурившись на послеполуденное солнце.

– Может. Просто у меня странное чувство, будто Марисоль нам лжет.

Айрис остановилась.

– С чего бы ей лгать нам об этом?

– Наверное, «ложь» – неверное слово. Скорее, она вводит нас в заблуждение, потому что пытается защитить себя и ее.

– Защитить от чего?

– Не знаю, – сказала Этти. – Но что-то тут неладно.

– Мне кажется, Марисоль сказала бы нам, если бы это было важно.

– Да. Я тоже думаю, что сказала бы. Может, я просто фантазирую.

Они пошли дальше по полю. Одна только возможность двигаться после того, как Айрис большую часть дня просидела, сгорбившись за столом, поднимала ей настроение. Не было слышно ничего, кроме шелеста травы под ногами и трелей скворцов в небе. Сколько бы Айрис здесь ни прожила, она сомневалась, что когда-нибудь привыкнет к этой тишине.

– Как ты думаешь, можно влюбиться в незнакомца? – спросила Айрис.

– Вроде любви с первого взгляда?

– Не совсем. Скорее, в человека, которого никогда не видела. Чьего имени даже не знаешь, но с которым поддерживаешь связь.

Этти мгновение молчала.

– Не знаю. Может быть. Но только потому, что в душе я романтик. – Она иронично улыбнулась Айрис. – А почему ты спрашиваешь? Положила глаз на какого-нибудь незнакомца в госпитале?

– Нет. Просто сейчас думала об этом.

Этти посмотрела на небо, словно ответ прятался там, высоко в облаках. Следующие ее слова потом крутились в голове Айрис много часов.

– Я думаю, что в наше время возможно все, Айрис.

* * *

Что я о тебе знаю:

1. Ты иногда горбишься.

2. У тебя отцовский подбородок.

3. У тебя прекрасные волосы, как у разбойника или странствующего рыцаря.

4. У тебя есть бабушка, которая знает много мифов.

5. Ты старший брат Дел.

6. Ты живешь в Оуте.

7. Тебе 19. (Я так думаю. Вычислила твой возраст из письма).

8. Ты потрясающе пишешь и часто заставляешь меня смеяться.

Чего я о тебе не знаю:

1. Твое имя.

Айрис сложила листок и отправила через портал тем вечером. Она ждала, что он ответит быстро, как обычно, но минуты тянулись в напряженной тишине. У Айрис заныло в животе, и она начала расхаживать по комнате, охваченная беспокойством. Она-то думала, что они наконец готовы обменяться именами. Наверное, что-то неверно истолковала в их общении.

Он ответил через час.

Айрис схватила бумагу с пола и прочла:

Значит, ты уже знаешь все самое важное. Я думал, мои имя не стоит упоминания, но можешь звать меня Карвер. Так называла меня Дел, и я скучаю по тем дням.

– К.

Карвер. Айрис пропустила это имя сквозь себя, прежде чем прошептать его темным углам своей комнаты.

– Карвер.

Это имя – жесткое и неумолимое – разрезало воздух^[1]. Она никогда не думала, что он носит такое имя.

Она напечатала:

Привет, Карвер, я Айрис.

Он прислал в ответ:

«Цветочек». Теперь я понимаю. Имя тебе подходит.

Р. S. Привет, Айрис.

Айрис усмехнулась, не зная, что и думать. Боги, ей хотелось знать, как он выглядит. Хотелось узнать тембр его голоса. С каким выражением лица он печатал свои постскриптумы?

Дорогой Карвер! (Признаюсь, приятно наконец писать обращение!)

Большинство людей, узнав мое имя, в первую очередь думают о глазном яблоке. Это доставало меня еще в школе. Некоторые мальчишки постоянно меня дразнили, вот почему Форест прозвал меня Цветочком.

Но имя все равно мне не нравилось, и я спрашивала маму (ее, между прочим, звали Эстер), почему она не назвала меня как-нибудь по-модному, вроде Александры или Виктории.

«Женщинам в нашей семье всегда давали имена цветов^[2], – сказала мама. – Гордись своим именем».

Увы, я все еще учусь гордиться.

– Айрис

Он ответил:

Дорогая Айрис,

Должен сказать, что глазное яблоко – последнее, что приходит мне в голову. Даже яркий цветок, который вдохновил твою маму, не первая моя ассоциация. Скорее вот эта: иризация^[3] – переливаться всеми цветами радуги.

Давай толковать наши имена так, как мы этого хотим сами.

– К.

* * *

Уважаемый командующий офицер бригады «Е».

Меня зовут Айрис Уинноу. Я пытаюсь выяснить местонахождение моего брата, рядового Фореста М. Уинноу. Второй помощник бригадного генерала сообщил, что мой брат был направлен в Пятую роту «Лэндовер» Второго батальона «Е» под командованием капитана Рены Г. Грисс.

У меня не было никаких известий от Фореста с того дня, как он записался в армию почти шесть месяцев назад, и я беспокоюсь о нем. Буду глубоко признательна, если вы сможете сообщить новости о Пятой роте «Лэндовер» или дать адрес, по которому я могу написать.

С уважением,

Айрис Уинноу,
военный корреспондент «Печатной трибуны»
в Авалон-Блаффе, Западный округ, Камбрия

23
Шампанское и кровь

Роман сообщил Айрис свое второе имя и морщился каждый раз, когда думал об этом. Думал, когда поднимался на лифте в «Вестник». Думал, когда готовил себе чай у буфета, жалея, что это не кофе. Думал, когда сидел за рабочим столом и переворачивал словари, как это часто делала она, чтобы позлить его.

Он думал о ней слишком много и знал, что обречен.

Но, по правде говоря, он беспокоился. Ведь когда они снова встретятся, ему придется сказать, что Карвер – это он. Каково Айрис будет узнать, что он лгал, хотя всегда говорил ей только правду, пусть и окольными путями.

«Я хочу, чтобы она знала, что это я», – думал Роман, уставившись на печатную машинку. Он хотел, чтобы она узнала об этом уже сегодня, но все же глупо вываливать такой сюрприз в письме. Нет, это нужно сделать лично. Лицом к лицу, так, чтобы он мог объясниться.

– Похоже, ты по горло в работе, – произнес знакомый голос.

Роман застыл, потом повернулся к человеку, которого меньше всего ожидал увидеть в «Вестнике». Поставил чашку с чаем и встал.

– Отец.

Мистер Китт обводил взглядом офис. Роман не сразу понял, что он ищет ее. Айрис.

– Ее здесь нет, – холодно сказал он.

Мистер Китт перевел взгляд на него.

– Да? И где же она?

– Не знаю. После повышения я ее не видел.

Между ними повисло неловкое молчание. Роман почувствовал взгляд Сары, которая проходила мимо, обойдя мистера Китта по широкой дуге. Несколько редакторов тоже остановили работу, глядя на них сквозь клубы табачного дыма.

Роман прочистил горло.

– Зачем ты…

– Я заказал столик на ланч для тебя и мисс Литтл, – коротко сказал мистер Китт. – Сегодня. Ровно в час у Монахана. Ты женишься на ней через три недели, и твоя мать считает, что было бы неплохо, если бы вы немного пообщались.

Роман заставил себя сдержать возражения. Ланч с мисс Литтл – последнее, чего ему сегодня хотелось. Но он кивнул, хотя и чувствовал, что жизнь утекает из него.

– Да. Спасибо, отец.

Мистер Китт окинул его оценивающим взглядом, словно удивился, что Роман так легко уступил.

– Хорошо, сынок. Увидимся вечером за ужином.

Роман проводил отца взглядом, когда тот уходил.

Он снова сел в кресло и уставился на чистый лист в печатной машинке. На словари, которые так и лежали перевернутые. Заставил себя положить пальцы на клавиатуру, но не смог написать ни слова. Он словно слышал голос Айрис, читающей ему вслух свое письмо.

«Ты убираешь для него фрагмент брони и впускаешь свет, даже если тебе неуютно. Возможно, так учатся мягкости, но вместе с тем силе, даже сквозь страх и неуверенность. По одному фрагменту стали на одного человека…»

Роман вздохнул. Он не хотел быть уязвимым с Элинор Литтл. Но, наверное, стоит прислушаться к совету Айрис.

Он медленно начал подбирать слова, которые можно перенести на бумагу.

* * *

Солнце стояло в зените, когда в город с грохотом въехал огромный грузовик. Айрис шла с Марисоль по Хай-стрит с корзинами продуктов, которые они только что купили в бакалейной лавке. Грузовик появился внезапно – массивные колеса покрыты грязью, металлический корпус изрешечен пулями. Айрис не знала, что и думать.

Он выкатился с западной дороги, которая, насколько знала Айрис, ведет на фронт.

– О боги! – ахнула Марисоль.

Уронив корзину, она бросилась за грузовиком, который свернул на другую дорогу.

Айрис ничего не оставалось, как поставить свою корзину тоже и бежать за ней.

– Марисоль! Марисоль, что происходит?

Если Марисоль ее и слышала, скорости не сбавила. Ее черные волосы развевались на бегу как знамя. Все встречные тоже бежали, пока вокруг грузовика не собралась огромная толпа. Он остановился возле госпиталя, и только тогда Айрис, задыхаясь от боли в боку, поняла, в чем дело.

Грузовик привез раненых солдат.

– Носилки, скорее!

– Полегче, вот так. Полегче.

– Где медсестра? Пожалуйста, нам нужна медсестра!

Началось безумие. Задние двери грузовика открыли и стали осторожно выгружать раненых. Айрис хотела помочь. Хотела подойти и что-нибудь сделать. «Делай что-нибудь!» – кричал ее разум. Но она могла только стоять, застыв посреди дороги, и смотреть.

Солдаты были грязными, перепачканными кровью. Один плакал; его правая нога была оторвана по колено. Другой, потерявший руку, стонал. Их лица были бледными от шока, искаженными мучениями.

Некоторые лежали без сознания, с разбитыми лицами и в разорванной форме.

Айрис показалось, что мир покачнулся.

Никто не обращал на нее внимания, когда она отвернулась и ее стошнило.

«Возьми себя в руки, – подумала она, упершись ладонями в колени и закрыв глаза. – Это война. Ты сама на это подписалась, так не отворачивайся».

Айрис выпрямилась и вытерла рот тыльной стороной ладони, а потом повернулась, представив своего брата. Если Форест в этом грузовике, она подойдет к нему с уверенностью. Она будет спокойной, собранной и готовой помочь.

Она протиснулась через толпу и начала помогать спускать раненую с грузовика. Айрис заметила, что девушка едва держится на ногах, раненая в живот. Липкая кровь с ее темно-зеленой формы перепачкала руки и комбинезон Айрис – алая, как роза. Девушка стонала, пока Айрис помогала ей зайти в госпиталь.

Кроватей не хватало.

Медсестра у двери, взглянув на раны, жестом показала Айрис, чтобы та вела свою подопечную в коридор справа.

– Найди, где ее разместить поудобнее, – сказала медсестра.

Айрис искала, но здесь был только голый пол, даже стулья убрали, а она уже чувствовала, что девушка постепенно теряет сознание.

– Все будет хорошо, – сказала Айрис, когда та захныкала. – Ты теперь в безопасности.

– Просто… положи меня… на… пол.

Айрис так и сделала, осторожно прислонив ее к стене. Девушка закрыла глаза, прижимая руки к животу.

Взвинченная, Айрис обратилась к первому попавшемуся санитару, который пробегал мимо с ведром окрашенной кровью воды и тряпками.

– Пожалуйста, там раненая, которой нужна помощь. Я не знаю, как ей помочь.

Измотанный санитар глянул за спину Айрис. Рассмотрев сидящую на полу девушку, он прошептал:

– Мне жаль, но она не выживет. Такие раны мы не лечим. Просто устрой ее поудобнее. Там в шкафу есть запасные одеяла.

Ошеломленная, Айрис сходила за одеялом и укутала девушку. Та по-прежнему не открывала глаза, ее лицо было напряжено от боли.

– Спасибо, – прошептала она и потеряла сознание.

Айрис осталась рядом, не зная, что делать, пока не услышала, что ее зовет Марисоль.

– Айрис? Нам нужна твоя помощь. – Марисоль взяла ее за руку и повела сквозь общую суматоху в боковую дверь. – Все кровати заняты. Сходишь со мной и Этти в гостиницу за матрасами? Еще захватим постельное белье, которое можно порвать на бинты.

– Да, конечно, – безучастно ответила Айрис.

Питер согласился отвезти матрасы на своем грузовике и помог Марисоль, Этти и Айрис вытащить набитые перьями перины из спален на первом этаже и вынести их из дома.

Девушки отдали даже свои матрасы, оставив на кроватях только одеяла.

Когда они вернулись в госпиталь, всех раненых уже выгрузили. Посреди улицы стоял мужчина средних лет в поношенной офицерской форме, разговаривая с одной из врачей.

Вылезая из кузова грузовика, Айрис услышала их спор.

– Вы привезли солдат, которых я не могу вылечить, – говорила врач с легким раздражением. – Я мало что могу для них сделать.

– Все, о чем я прошу, – дать им умереть с достоинством, – ответил офицер. – Я не мог бросить их на поле боя.

Недовольная гримаса врача разгладилась. Ее усталость казалась осязаемой.

– Конечно, капитан, – сказала она. – Но многих из них я не сумею спасти.

– Вы и ваш персонал обеспечиваете им безопасное и удобное место для отдыха и этим помогаете больше, чем можете представить. Спасибо, доктор Морган.

Он открыл дверь грузовика, теперь загруженного припасами, которые взяли в городе, и тут его взгляд упал на Айрис. Капитан замер, а потом быстро подошел к ней.

– Вы военный корреспондент? – спросил он, заметив нашивку. – Когда вы прибыли?

– На прошлой неделе, сэр, – ответила Айрис.

– Мы обе, капитан, – добавила Этти за ее спиной.

– Могу сейчас взять одну из вас на фронт, если госпиталь отпустит. И привезти обратно следующим транспортом через семь дней, если все пройдет гладко.

Айрис с бешено колотящимся сердцем повернулась к Этти. Это было неожиданно.

– Подбросим монетку, Айрис? – прошептала Этти.

Айрис кивнула. Краем глаза она заметила Марисоль, которая остановилась посмотреть, что происходит.

Этти достала из кармана монетку, поднесла к свету и спросила:

– Гора или за́мок?

Айрис облизнула губы. В горле пересохло. Она не знала, чего хочет, и эта нерешительность была как нож в бок. Ладони вспотели.

– За́мок.

Этти кивнула и подбросила медную монетку повыше. Поймав, разжала ладонь и протянула руку, чтобы Айрис увидела результат.

Монетка легла той стороной, на которой была отчеканена гора. Значит, поедет Этти.

* * *

Роман вошел в ресторан Монахана без десяти час, надеясь, что явился первым. К его изумлению, Элинор Литтл уже сидела за столиком и ждала его.

– Роман, – холодно приветствовала она.

Светлые волосы завиты, на губах кроваво-красная помада. Девушка была одета в темно-синее платье и шаль с бахромой. Холодные голубые глаза проследили за тем, как он садится напротив нее.

– Элинор, – ответил он.

Это был один из самых дорогих ресторанов в Оуте. Именно здесь родители Романа влюбились во время долгого ужина при свечах. Обстановка была романтичной: приглушенный свет, черно-белый пол, на каждом столе вазы с розами, по углам мраморные статуи, на окнах бархатные портьеры.

Роману никогда в жизни не было так неловко. Откашлявшись, он посмотрел в меню. Элинор, похоже, не была настроена разговаривать, а он понятия не имел, что ей сказать. К счастью, подошел официант. Налив им по бокалу шампанского, он принял заказ на первое блюдо.

Неловкое молчание вернулось. Роман оглядывал ресторан и наконец остановился на двух мраморных статуях в ближнем углу – влюбленные, сплетенные в объятиях, вырезанные столь искусно, что казались живыми. Совершенно естественные складки на одежде и на коже; казалось, что они дышат…

– Итак, – наконец произнесла Элинор, и Роман перевел взгляд на нее. – Мы здесь.

– Мы здесь, – отозвался он.

Элинор подняла бокал, и он чокнулся с ней своим. Они выпили за это странное утверждение, и Роман почувствовал, что его ладони стали скользкими от пота. Он посмотрел на свою невесту.

– Расскажи о себе.

Элинор усмехнулась.

– Не надо притворяться, Роман. Я знаю, что ты хочешь жениться на мне не больше, чем я хочу за тебя замуж. Мы можем поесть молча, чтобы успокоить наших родителей, а потом вернуться к своим делам.

Роман уставился на нее, не зная, как реагировать на это заявление, – притворяется ли она, или он в самом деле ей неинтересен. У них свадьба через три недели, а она по-прежнему для него совершенно чужая. Он не знал о ней ничего, кроме имени и того, что когда-то она играла на пианино. А еще помогала отцу в лаборатории создавать бомбы.

Принесли первое блюдо.

Он решил молчать, как она и хотела, и посмотреть, как долго они смогут просидеть в полной тишине. Его хватило на три блюда, после чего он не выдержал. Проведя рукой по волосам, Роман посмотрел на нее. Элинор все это время почти не поднимала на него взгляда, словно его не существовало вовсе.

– Зачем мы это делаем? – спросил он напрямик.

Она подняла голову и почти пронзила его взглядом.

– Ради блага наших семей.

– Какое же это благо, если нам самим во вред? – возразил он.

Элинор удержала его взгляд.

– Существуют вещи, над которыми мы не властны, Роман. События, которые неизбежны. И мы должны быть к ним готовы.

– Например? – спросил он слишком громко. – Приход Дакра в Оут?

– Тише! – прошептала она, но глаза ее блеснули. – Нельзя такое говорить в открытую.

– Или, например, что ты помогаешь своему отцу делать бомбы, чтобы отправлять их на фронт по железной дороге моего отца, – произнес он ледяным тоном. – Чтобы Дакр убивал невинных людей.

Невольно Роман вспомнил ту ночь, когда ходил из угла в угол, до смерти беспокоясь об Айрис. Он сжал кулаки под столом.

Элинор застыла. Ее щеки вспыхнули, но она быстро взяла себя в руки и одарила его улыбкой, которая не коснулась ее глаз.

– Бомбы? Что за чушь.

– Я видел их, Элинор. Огромный ящик с ними в кабинете отца.

Она отпила глоток шампанского. Романа поразила ее черствость.

– Это не бомбы, Роман, – произнесла она наконец снисходительно. – Это нечто другое. Не суди о том, чего не понимаешь.

Теперь он зарделся от смущения.

– Тогда что же это?

– Узнаешь, когда мы поженимся.

Она допила шампанское и закуталась в шаль. Последнее блюдо еще не принесли, но она уже была готова уходить. Роман смотрел, как она встает.

– Ты влюблена в другого, – заявил он, и Элинор замерла. Потом сглотнула, и он понял, что девушка пытается скрыть эмоции. – Ты должна быть с ним, а не со мной. Разве ты этого не видишь, Элинор? Мы с тобой будем несчастны.

– Мы можем жить в разных комнатах, пока не понадобится наследник, – пробормотала она.

Роман молчал, пока до него доходил смысл ее слов. Значит, его невеста предполагала, что у каждого будут свои любовники. Что их брак будет лишь видимостью. Печальная связь с пустыми клятвами.

«Ты этого заслуживаешь, – прошептал внутренний голос – голос его вины, все еще обжигающей даже спустя четыре года после смерти Дел. – Ты не заслуживаешь быть счастливым и любимым».

– Ну, как хочешь, – сказал он.

Элинор на мгновение встретилась с ним взглядом. Она была рада, что он с ней согласен, и это лишь усилило его отчаяние.

Девушка ушла прочь, цокая каблучками на шахматном полу. Роман остался за столом, когда принесли десерт. Он долго смотрел на этот десерт, потом перевел взгляд на переплетенные статуи в углу.

Скоро он женится на девушке, которой совершенно не интересен. Ее сердце принадлежит другому, и он никогда не узнает, каково быть любимым ею.

«Я это заслужил», – снова подумал он, допивая шампанское.

Он вышел из ресторана и с хмурым видом направился обратно в «Вестник», сунув руки в карманы. На углу стояла толпа, и Роман начал сворачивать в ту сторону, пока не понял, что люди собрались возле газетного киоска.

Он быстро подошел и встал в очередь за газетой, которая вызвала такой ажиотаж. Разумеется, это был не «Вестник». Это была «Печатная трибуна», и Роман купил себе экземпляр.

Отойдя на несколько шагов, он сказал себе, что просто быстренько глянет на первую полосу и выбросит газету в ближайшую мусорную урну. Зеб Отри уволит Китта, если заметит, что его новоиспеченный колумнист читает конкурентов. Газету можно просмотреть на ходу. Роман развернул сгиб, прочел заголовок.

И резко остановился.

Сердце вдруг бешено заколотилось, отдаваясь в ушах. Напечатанный жирным шрифтом крупный заголовок гласил:

НЕОЖИДАННОЕ ЛИЦО ВОЙНЫ

от Айрис С ТРИБУНЫ

Остановившись на солнце, Роман прочел статью от первого до последнего слова. Он забыл, где находится, где стоит. Забыл, куда и откуда шел. Он забыл обо всем на свете, читая ее слова, и когда добрался до конца, его лицо озарила улыбка.

Проклятье, он гордился Айрис.

Эту газету никак нельзя бросать в мусорную урну. Роман аккуратно сложил ее и спрятал в карман. Возвращаясь в «Вестник», он не мог думать ни о чем другом, кроме Айрис и ее слов.

Он думал о ней, ожидая лифт. Лифт не работал. Тогда Китт поднялся по лестнице, и сердце его колотилось еще долго после того, как он сел за свой стол. Он и сам не понимал почему.

Ноющая боль вернулась – та самая, со вкусом соли и дыма. Тоска, которая, как он боялся, будет лишь усиливаться с каждым годом. Зарождающееся сожаление.

Он пошевелился, слушая, как шуршит в кармане газета. Газета с ее словами.

Она писала смело и бойко.

У него ушло на это время, но теперь он был готов.

Готов сам писать свою историю.

* * *

На ночь Айрис осталась с Марисоль в госпитале. Разложив все матрасы, они помогали на кухне готовить суп и хлеб. Потом мыли посуду, стирали белье, оттирали кровь с пола и готовили тела к похоронам.

Среди них была и раненая девушка, которой Айрис помогала сойти с грузовика.

Почти в полночь Айрис и Марисоль сидели в углу на груде пустых ящиков и резали простыни на бинты. Этти уже уехала, и Айрис не могла не думать о том, где ее подруга, добрались ли уже до фронта и очень ли там опасно.

– С ней все будет хорошо, – мягко сказала Марисоль, как будто прочитав мысли Айрис. – Знаю, бесполезно это говорить, но не волнуйся.

Девушка кивнула, но мысли бегали по кругу. Перед глазами так и стоял момент, когда открылись двери грузовика и показались раненые солдаты.

– Марисоль?

– А?

Айрис молчала, глядя, как та аккуратно режет простыню.

– Киган сражается на войне?

Марисоль застыла, но потом посмотрела на Айрис, и в ее глазах отразился страх.

– Почему ты так думаешь?

– Мой брат сражается за Энву, и я увидела в тебе тот же огонь, что горит во мне. Беспокойство, надежда и страх.

Марисоль вздохнула, уронив руки на колени.

– Я собиралась рано или поздно рассказать тебе и Этти. Просто выжидала.

– Чего выжидала?

– Не хотела вмешиваться в вашу работу. Хелена понятия не имеет, что близкий мне человек воюет. Может, если бы знала, то не стала бы посылать ко мне корреспондентов. Вы же как-никак должны писать с нейтральной точки зрения.

– Она знает, что мой брат на войне, и все равно наняла меня, – сказала Айрис. – Не думаю, что тебе следует скрывать то, какая Киган храбрая и самоотверженная.

Марисоль молчала, перебирая длинными пальцами бинты, лежащие на коленях.

– Уже семь месяцев как она ушла. Она поступила на службу в тот же день, когда появились новости о том, что Дакр захватил Спарроу. Поначалу я просила, я умоляла не уходить. Но потом поняла, что мне не удержать ее в клетке. Если она так страстно желает сражаться с Дакром, я должна ее поддержать. Я сказала себе, что дома буду помогать всеми способами: готовить еду для госпиталя, давать кров военным корреспондентам или помогать продуктами, которые отправляют солдатам на фронт.

– Она тебе хоть раз писала? – прошептала Айрис.

– Да, она пишет, когда может, то есть нечасто. Какое-то время они перемещались, и теперь у армии в приоритете транспортировка самого необходимого, а письмами часто пренебрегают. – Помолчав, Марисоль спросила: – А у тебя есть какие-то известия о брате, Айрис?

– Нет.

– Уверена, скоро появятся.

– Я тоже надеюсь, – сказала Айрис, хотя на сердце у нее было тяжело.

Она еще не получила ответа от командования бригады «Е» и переживала, что не получит вообще.

Час спустя Марисоль велела ей отдохнуть. Айрис легла прямо на полу в госпитале, смертельно уставшая, и закрыла глаза.

Ей снился Форест.

Дорогой Карвер,

Прости, что какое-то время не писала. Выдались долгие и тяжелые дни. Они заставили меня осознать, что вряд ли у меня хватит смелости и силы на все это. Вряд ли я смогу когда-нибудь описать словами то, что сейчас чувствую. Вряд ли мои слова когда-нибудь смогут описать то, что я видела. Людей, которых встречала. То, как война крадется, словно тень.

Как я могу писать об этом статьи, если мои слова и мой опыт настолько ущербны? Когда я сама совсем не гожусь для этого?

С любовью,
Айрис

Дорогая Айрис,

Ты даже не понимаешь, насколько ты сильная, потому что порой сила – это не меч, не сталь и не огонь, как нас часто заставляют думать. Иногда она таится в тишине и спокойствии. В том, как ты держишь за руку человека, который горюет. В том, как слушаешь других. В том, как ты раскрываешься день за днем, даже если устала, боишься или просто не уверена в себе. Это и есть сила, и я вижу ее в тебе.

Что же до твоей смелости… Могу честно сказать, что не знаю никого храбрее тебя. Кто еще мог собрать вещи, бросить уютный дом и стать военным корреспондентом? Таких мало. Я восхищаюсь тобой во многих отношениях.

Продолжай писать. Ты найдешь слова, которыми нужно поделиться. Они всегда в тебе, даже в тени, сокрытые, словно жемчужины.

Твой
– К.

24
Опасные инструменты

– Она вернулась, – сказала Марисоль.

Айрис задержалась на пороге гостиницы, удивленно вытаращив глаза. Она только что вернулась из госпиталя в потемках, нарушив комендантский час, и ожидала, что Марисоль ее отругает.

– Этти? – выдохнула Айрис.

Марисоль кивнула, закрывая за ней дверь.

– Она в своей комнате.

Айрис взбежала по лестнице и постучала в дверь Этти. Ответа не было, и сердце девушки забилось сильнее от страха. Она приоткрыла дверь.

– Этти?

Комната была пуста, но окно осталось распахнутым, и ночной ветер играл занавесками. Айрис прошла в глубину комнаты и выглянула наружу. Ее подруга сидела на крыше с биноклем и любовалась звездами.

– Иди ко мне, Айрис, – сказала Этти.

– Не думаешь, что Марисоль убьет нас, если мы будем сидеть на крыше?

– Может быть. Но, по крайней мере, сделает это после войны.

Айрис, которая никогда не любила высоту, осторожно взобралась на крышу и села рядом с Этти. Некоторое время они молчали. Наконец Айрис мягко спросила:

– Ну и как на фронте?

– Отвратительно, – ответила Этти, по-прежнему глядя на звезды.

Айрис закусила губу. Мысли бешено вертелись в голове. «Я так рада, что ты вернулась! Я переживала за тебя. Это было неправильно – остаться здесь без тебя…»

– Хочешь об этом поговорить? – нерешительно спросила Айрис.

Мгновение Этти молчала.

– Да, но не сейчас. Мне нужно еще самой все обдумать.

Она опустила бинокль.

– Вот, взгляни, Айрис.

Айрис взяла бинокль. Поначалу все было темным и размытым, но Этти показала, как настраивать фокус, и мир вдруг взорвался сотнями звезд. Затаив дыхание, Айрис изучала созвездия, и на ее губах заиграла улыбка.

– Это прекрасно, – сказала она.

– Моя мама преподает астрономию в университете Оута, – пояснила Этти. – Она показывала нам с братьями и сестрами, где какие созвездия.

Айрис еще несколько секунд изучала небо, затем вернула бинокль Этти.

– Я всегда восхищалась звездами, но я плохо нахожу созвездия.

– Весь фокус в том, что сначала нужно найти северную звезду. – Этти показала вверх. – Как только найдешь ее, с остальными будет гораздо легче.

Девушки снова замолчали, глядя на звезды. Наконец Этти шепотом нарушила тишину:

– У меня есть секрет, Айрис. И я раздумываю, рассказать ли его тебе.

Айрис перевела на нее взгляд, удивленная признанием.

– Тогда мы будем на равных. У меня тоже есть секрет. И я расскажу тебе свой, если расскажешь ты.

Этти фыркнула.

– Хорошо. Убедила. Но чур ты первая.

Айрис начала рассказывать о своей волшебной печатной машинке и переписке с Карвером.

Этти слушала разинув рот, а затем лукаво улыбнулась.

– Так вот почему ты спрашивала насчет влюбленности в незнакомца.

Айрис хихикнула, немного смутившись.

– Знаю, это звучит…

– Прямо как в романе? – с усмешкой предположила Этти.

– В жизни он может оказаться ужасным.

– Правда. Но его письма говорят об обратном, насколько я понимаю?

– Да, – вздохнула Айрис. – Я все больше к нему привязываюсь. Я рассказываю ему такое, чего никогда бы не поведала никому другому.

– Это странно. – Этти поерзала на крыше. – Интересно, кто он.

– Парень по имени Карвер. Вот и все, что я знаю. – Айрис помолчала, снова глядя на звезды. – Ладно. Теперь твоя очередь.

– Ну, мой секрет вовсе не такой эффектный, как твой. Мой отец музыкант. Много лет назад он научил меня играть на скрипке.

Айрис сразу вспомнила ограничения на струнные инструменты в Оуте, введенные из страха перед вербовкой Энвы.

– Когда-то я думала, что смогу получить место в симфоническом оркестре, – начала Этти. – Я репетировала по много часов, порой стирая до крови пальцы. Я хотела этого больше всего на свете. Но, конечно, в последний год, когда разразилась война, все изменилось. Все вдруг испугались, что могут пасть жертвами песен Энвы, и в Оуте начались гонения на музыкантов, словно мы зачумленные. К нам домой пришел констебль, чтобы конфисковать все струнные инструменты. Можешь представить, сколько их было у нас дома. Я же говорила, что старшая из шести детей, и отец безумно хотел, чтобы все его дети научились играть хотя бы на одном инструменте.

Но папа подготовился к конфискации. Он отдал все струнные, кроме одной скрипки, которую спрятал в тайнике в стене. Он сделал это ради меня, потому что знал, как сильно я ее любила. И он сказал мне, что я по-прежнему могу играть, только не так много. Мне придется уходить в подвал и играть там днем, пока мои братья и сестры в школе, а в городе шумно. И никто, даже мои младшие братья и сестры не должны об этом знать.

И я играла. Приходила с занятий в университете и играла в подвале. Отец был единственным моим слушателем, и хотя наши жизни словно застыли во времени, он говорил мне не падать духом. Не терять надежды и не позволять страху похитить мою радость.

Айрис молчала, впитывая историю Этти.

– Бывали вечера, когда я сильно злилась, – продолжала Этти. – Что какая-то богиня Энва вмешалась в нашу жизнь и похитила столько людей, принудив их сражаться на войне в сотнях километров от нас. Злилась, что больше не могу играть на скрипке при свете дня. Что мои мечты о симфоническом оркестре разбились вдребезги. Знаю, я рассказывала тебе о занудном профессоре, который утверждал, что мои работы «не подлежат публикации», но есть и другая причина, почему я пошла в военные корреспонденты: я просто хотела узнать правду о войне. В Оуте ощущается подспудный страх, идут вялые приготовления, но, похоже, никто толком не знает, что происходит. И я хотела увидеть войну собственными глазами. И вот увидела. Только что с фронта. И теперь я понимаю.

У Айрис колотилось сердце. Она смотрела на Этти, залитую звездным светом, и не могла оторвать от нее глаз.

– Что, Этти? – спросила она. – Что ты понимаешь?

– Почему Энва пела нашим людям. Почему наполнила их сердца знаниями о войне. Потому что ее музыка делала и делает вот что: показывает нам правду. И правда заключается в том, что люди на западе были растоптаны гневом Дакра. Мы были нужны им, и до сих пор нужны. Если бы не пришли солдаты из Оута, если бы мы не присоединились к сражениям… все бы уже закончилось, и Дакр уже бы воцарился на земле.

Этти замолчала и снова поднесла бинокль к глазам, чтобы изучать звезды.

– Думаешь, мы проиграем? – прошептала Айрис, размышляя о том, каким станет мир, если снова начнут править боги.

– Надеюсь, что нет, Айрис. Но теперь я знаю, что нам нужно больше людей, чтобы победить в этой войне. Вот только если в Оуте музыка считается грехом, то как людям узнать правду?

Айрис задумалась, а потом прошептала:

– Ты и я, Этти. Нам придется писать об этом.

Дорогая Айрис,

У меня хорошие новости и не очень… Ладно, если честно, то плохие новости. Но я всегда считал, что сначала нужно выкладывать хорошие. Так что вот.

Я нашел отрывок мифа, который должен тебе понравиться. Про инструмент Энвы:

«Арфа Энвы, единственная в своем роде, появилась на свет в облаках. Богиня-мать Энвы любила слушать ее песни и решила изготовить для дочери неповторимую арфу. Каркас – из костей дракона, найденных в пустошах далеко на западе. Струны – из волос, похищенных у одной из самых свирепых небесных гарпий. Каркас удерживает сам ветер. Говорят, эта арфа слишком тяжела для смертных и под человеческими пальцами будет лишь скрипеть. Лишь руки Энвы могут извлекать из нее музыку».

А теперь новость, которая тебе не понравится: меня какое-то время не будет. Не знаю, сколько времени я не смогу тебе писать. Но это не значит, что я не буду часто думать о тебе. Пожалуйста, знай это, даже в молчании, которое, к сожалению, продлится какое-то время.

Я напишу, как только смогу. Обещай, что будешь беречь себя.

Твой
– К.

Дорогой Карвер,

Сначала я хочу поблагодарить за отрывок мифа. Он мне очень понравился. Наверное, ты волшебник, если тебе так хорошо удается находить недостающие мифы. Словно по волшебству.

Но я не могу не спросить: куда ты едешь? Ты покидаешь Оут?

С любовью,
Айрис

Она подождала. Ответ так и не пришел, и ее сердце погрузилось в ненавистную тишину.

25
Столкновение

Дорогой Карвер,

Не знаю, зачем это пишу. Ты же сообщил прошлой ночью, что уезжаешь, но я все равно пишу. Пишу тебе, как писала постоянно последние пару месяцев.

А может, на самом деле сегодня я пишу себе, прикрываясь твоим именем. Может, это хорошо, что ты уехал. Может, теперь я могу полностью снять броню и посмотреть на себя, что я отказывалась делать после смерти мамы.

Знаешь что? Мне нужно полностью переписать это письмо тебе мне.

Дорогая Айрис.

Ты не знаешь, что ждет тебя в ближайшие дни, но с тобой все будет хорошо. Ты гораздо сильнее, чем думаешь, чем чувствуешь себя. Не бойся. Не сдавайся.

Пиши то, что нужно прочитать. Пиши то, что считаешь правдой.

– А.

* * *

– Нужно посадить семена, – со вздохом сказала Марисоль за завтраком. Они еще не засаживали огород, хотя тот был вскопан и подготовлен. – Боюсь, сегодня мне будет некогда. Я нужна на кухне в госпитале.

– Мы с Айрис можем этим заняться, – предложила Этти, допивая чай.

Айрис кивнула.

– Только покажи, как это делается, и мы посадим сами.

Полчаса спустя Айрис и Этти стояли в огороде на коленях, с грязью под ногтями, окучивая грядки и сажая семена. Айрис удивилась ощущению покоя, с каким она бросала в землю одно семечко за другим, зная, что те скоро взойдут. Ее страхи и волнения улеглись. Она просеивала землю сквозь пальцы, вдыхая запах сырой почвы и слушая пение птиц на деревьях. Было так приятно отпускать что-то с уверенностью, что оно вернется полностью преображенным.

Рядом молча работала Этти, но Айрис знала, что ее подруга чувствует то же самое.

Они почти закончили, когда вдали завыла сирена. Ощущение тепла и безопасности, которые испытывала Айрис, как ветром сдуло. Она напряглась, держа одну руку на грядке, а в другой сжимая последние огуречные семена.

Потом инстинктивно посмотрела вверх.

Небо над ними было ярким и голубым, с легкими облачками. Солнце палило, приближаясь к зениту, и дул легкий южный ветерок. Казалось невозможным, что такой прекрасный день может столь быстро испортиться.

– Быстрей, Айрис, – сказала Этти, вставая. – Идем в дом.

Она говорила спокойно, но Айрис слышала в ее голосе тревогу. Сирена продолжала завывать.

Две минуты.

У них было две минуты до того, как в Авалон-Блафф прилетят эйтралы.

Побежав за Этти к задней двери гостиницы, Айрис начала мысленно считать. Девушки бросились задергивать шторы, оставляя на полу и ковриках грязные следы, и закрывать окна ставнями, как учила Марисоль.

– Я займусь окнами на первом этаже, – предложила Этти. – А ты на втором. Встретимся там.

Айрис кивнула и побежала вверх по лестнице. Сначала бросилась в свою комнату и только собралась задернуть шторы, как что-то вдали привлекло ее внимание. За соломенной крышей соседского дома и за огородом, на просторах золотистого поля Айрис увидела движущуюся фигуру. Кто-то шел в Авалон-Блафф по высокой траве.

Кто бы это мог быть? Дурацкая прогулка во время тревожной сирены угрожала всему городу. Ему бы следовало лечь прямо на месте, потому что скоро в небе появятся эйтралы. И если эти крылатые твари сбросят бомбу так близко… не уничтожат ли они дом Марисоль? Не сровняет ли взрыв с землей весь Авалон-Блафф?

Айрис прищурилась на солнце, но человек был слишком далеко. Она не могла различить никаких деталей движущейся фигуры, кроме того, что он, похоже, быстро шагает, игнорируя сирену. Айрис заскочила в комнату Этти, схватила со стола бинокль, вернулась к своему окну, и поднесла его к глазам вспотевшими ладонями.

Сначала все было размыто – полное теней море янтарного и зеленого. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Айрис настроила фокус. Обыскав поле, наконец, как будто через целый год, она нашла этого одинокого странника.

По траве шагал высокий широкоплечий человек в сером комбинезоне. В одной руке он нес футляр с пишущей машинкой, в другой – кожаную сумку. На груди была нашивка – еще один военный корреспондент, как догадалась Айрис. Она не поняла, обрадовало ее это или раздосадовало, и подняла взгляд на лицо. Острый подбородок, нахмуренный лоб, зачесанные назад густые волосы чернильно-черного цвета.

Айрис ахнула. Пульс застучал в ушах, заглушив все звуки, кроме тяжелого и быстрого сердцебиения. Она уставилась на парня в поле; смотрела так, будто видела сон. Но потом шокирующая правда дошла до нее.

Она узнала бы это красивое лицо где угодно.

Это был Роман Клятый Китт.

У нее похолодели руки. Девушка не могла пошевелиться, а секунды бежали, и тут она осознала, как он близко и при этом так далеко шагает по полю. Его невежество привлечет бомбу. Ему суждено погибнуть от взрыва, и Айрис попыталась представить, какой будет ее жизнь, если он умрет.

Нет.

Она положила бинокль и выскочила из комнаты, пробежав мимо Этти на лестнице. Мысли бешено метались в голове.

– Айрис? Айрис! – закричала подруга, пытаясь схватить ее за руку. – Ты куда?

На объяснения не было времени. Айрис увернулась и бросилась бежать по коридору. Выскочив через заднюю дверь, промчалась по огороду, на котором они всего несколько минут назад сажали овощи. Перепрыгнула низкую каменную ограду и побежала по улице, срезав путь через соседский двор. Легкие горели огнем, а сердце колотилось у самого горла.

Наконец она добралась до поля.

Айрис рванула вперед. Колени дрожали, ветер трепал распущенные волосы. Теперь девушка его видела – он больше не был незнакомой тенью в золотом море. Она видела его лицо и то, как он вскинул брови, заметив ее. Как узнал ее.

Наконец он почуял ее ужас. Поставив футляр с пишущей машинкой и сумку, он побежал ей навстречу.

Айрис сбилась со своего мысленного счета. Услышав тишину сквозь бешеный стук сердца и рев адреналина, она поняла, что сирена смолкла. Искушение поднять голову к небу было непреодолимым, но она устояла. Она не сводила глаз с Романа. Расстояние между ними сокращалось, и Айрис побуждала себя бежать быстрее, еще быстрее, пока не почувствовала, что кости плавятся от напряжения.

– Китт! – попыталась она крикнуть, но вышел только шепот.

«Китт, ложись!» – подумала она, но, конечно, он не понимал, что происходит. Он не знал, почему звучат сирены, и продолжал бежать к ней.

За миг до столкновения Айрис отчетливо увидела его лицо, как будто время застыло. Страх в его глазах, недоумение на лице, то, как разомкнулись его губы – то ли вдохнуть воздух, то ли произнести ее имя. Он протянул руки к ней, а она к нему, и тишина разбилась, когда они соприкоснулись, словно раскололи мир.

Девушка вцепилась в его комбинезон и использовала всю инерцию своего движения, чтобы повалить его на землю. Роман этого не ожидал и сразу потерял равновесие. От удара о землю Айрис прикусила язык, когда они, сцепившись, повалились в высокую траву. Его твердое теплое тело оказалось под ней. Его руки сомкнулись у нее на спине, прижимая к себе.

– Уинноу? – выдохнул он. Его лицо было всего в сантиметре от ее лица. Он смотрел на нее так, словно она свалилась с неба и напала на него. – Уинноу, что проис…

– Не шевелись, Китт! – прошептала она. Ее грудь вздымалась, как кузнечные мехи. – Ничего не говори и не шевелись.

В кои-то веки он послушался без возражений и замер. Айрис закрыла глаза и, стараясь выровнять дыхание, ждала.

Ожидание не затянулось. Температура упала, ветер стих, на Айрис с Романом легли тени. Это высоко в небе закружили эйтралы, заслоняя крыльями солнце. Айрис знала, в какой момент Роман увидел их, почувствовала, как напряглось его тело. Он резко выдохнул, как будто его грудь сдавил ужас.

«Пожалуйста… пожалуйста, не шевелись, Китт».

Она сама не открывала глаз, крепко зажмурившись и чувствуя во рту вкус крови. Волосы щекотали лицо, ей вдруг страшно захотелось почесать нос и вытереть пот, который начал капать с подбородка. Адреналин, который подпитывал ее, когда она бежала через поле, пошел на убыль, оставив дрожь в костях. Интересно, чувствует ли Роман, как она дрожит, лежа на нем? Китт крепче прижал руку к ее спине, и она поняла, что да, чувствует.

Над ними размеренно хлопали крылья. Тени и потоки холодного воздуха окатывали их тела. Хор пронзительных криков расколол облака, напоминая скрежет ногтей по грифельной доске.

Айрис решила сосредоточиться на затхлом запахе травы, которую они раздавили падением. На том, как Роман дышит в противоположном с ней ритме – когда его грудь поднималась, ее опускалась, словно они делили одно дыхание на двоих, передавая его друг другу. На том, как его тепло проникает в нее, горяче́е, чем солнце.

Она чувствовала аромат его одеколона – специи и хвоя. Запах вернул ее в прошлое, в тот момент, когда они вместе ездили в лифте и работали в одной редакции. А теперь, когда она прижималась к нему всем телом, нельзя было отрицать, как это приятно, словно бы они идеально сошлись друг с другом. Вспышка желания согрела кровь, но искра быстро погасла, когда она подумала о Карвере.

Карвер.

Чувство вины едва не сокрушило ее. Она держала Карвера в уме, пока по ее телу не пробежал трепет и она не ощутила настойчивое побуждение открыть глаза.

Она осмелилась это сделать и обнаружила, что Роман пристально рассматривает ее лицо. Ее спутанные волосы лежали у него на губах, ее пот капал ему на шею, и тем не менее он не шевелился, как она и приказала. Он смотрел на нее, а она на него, и оба ждали, когда все закончится.

Когда эйтралы улетели, казалось, будто весна сменилась разгаром лета. Тени отступили, воздух потеплел, свет стал ярче. Ветер вернулся, и у плеч и ног Айрис зашелестела трава. Где-то вдали слышались крики – это медленно возвращался к жизни Авалон-Блафф. Лишь через несколько секунд девушка, наконец, сумела прогнать страх и обрести достаточно уверенности, чтобы снова двигаться и поверить, что угроза миновала.

Поморщившись, она поднялась. Запястья и плечи онемели от того, что она старалась держаться неподвижно. Айрис чуть застонала, садясь. Руки словно покалывало иголками. Это была приятная боль, напомнившая о том, как она зла на Романа за то, что явился без предупреждения во время воя сирены. И как его глупость чуть не убила их обоих.

Айрис сердито уставилась на него. Парень все еще внимательно на нее смотрел, словно ожидая от нее приказа подняться, и на его губах играла ухмылка.

– Какого черта ты тут делаешь, Китт? – раздраженно спросила она, толкая его в грудь. – Совсем спятил?

Она почувствовала, как его руки скользнули по ее спине и остановились на изгибе бедер. Не будь она такой измученной и одеревеневшей после того, как они чудом выжили, то оттолкнула бы его. Дала бы пощечину. А может, поцеловала бы.

Он лишь улыбнулся, словно прочитав ее мысли, и сказал:

– Приятно снова встретиться, Уинноу.

26
Чтобы затмить

И что теперь с ним делать?

Айрис понятия не имела. Она поднялась с гибкого тела Романа, чуть пошатнувшись. Внутри все сжималось. Скрестив руки на груди, девушка смотрела, как Китт тоже поднимается с легким стоном. Она чувствовала себя так, словно проглотила солнечный свет – по телу бежал теплый электрический ток, усиливавшийся, чем дольше она смотрела на Романа. Айрис поняла, что в самом деле рада его видеть. Но она никогда не позволит ему узнать об этом, закрывшись, словно щитом, своей гордостью, которая никуда не делась.

– Нужно спросить тебя еще раз, Китт?

Сначала он неспешно отряхнул с комбинезона траву и землю и лишь потом поднял голову.

– Возможно. Сквернословие тебе идет.

Айрис стиснула зубы, но сдержала еще одно ругательство. Вместо этого она покрутила головой, разминая шею так, что внутри что-то хрустнуло.

– Ты вообще соображаешь, в какой мы были опасности? Просто потому, что ты решил прогуляться по полю под вой сирены!

Это отрезвило Китта, и он взглянул на нее. На солнце набежало облако, и на землю снова упала тень. Айрис вздрогнула, боясь, что это снова тень от крыльев эйтралов.

– Так это и были эйтралы? – с усилием спросил Роман.

Девушка кивнула.

– Знаешь старые мифы?

– Немного. На уроках мифологии в основном спал.

Айрис было трудно представить, чтобы Роман Квалифицированный Китт, который хотел быть лучшим во всем, спал на уроках.

– Как я понял, сирены предупреждают об их приближении?

– Да, в том числе.

Китт посмотрел на Айрис долгим взглядом, от которого закружилась голова. Между ними пронесся порыв прохладного ветра, пахнущего примятой травой.

– Я не знал, Уинноу. Я услышал сирену и подумал, что она призывает всех в город. Тебе не следовало рисковать жизнью ради меня и бежать в открытое поле.

– Они бы сбросили на тебя бомбу, Китт. И, скорее всего, сровняли бы с землей весь город.

Роман вздохнул и провел рукой по темным волосам.

– Еще раз прошу прощения. Что еще я должен знать?

– Есть другие сигналы сирены и правила поведения при них, но пусть об этом расскажет Марисоль.

– Марисоль? Меня направили к ней. – Роман начал озираться в поисках брошенного багажа. Вернувшись по своим следам, он подобрал футляр с пишущей машинкой и сумку и вернулся к Айрис, которая стояла как статуя. – Представишь меня ей? Не возражаешь?

– Я не буду ничего делать, пока ты не ответишь на мой вопрос. Что ты здесь делаешь?

– А на что это похоже, Уинноу? Я приехал писать о войне, как и ты.

Он не щурился, но Айрис все равно не могла поверить. Ее сердце продолжало колотиться, и она не знала – оттого ли, что смерть прошла совсем рядом, или потому, что Роман здесь, стоит перед ней и смотрится в комбинезоне так же хорошо, как в отглаженной рубашке и брюках.

– На случай, если ты забыл… Ты обошел меня, Китт. Ты завоевал место колумниста, как всегда хотел. А потом вдруг счел, что эта должность недостаточно хороша для тебя и твоих снобистских замашек, и решил преследовать меня и здесь тоже?

– Как я выяснил, им нужно больше военных корреспондентов, – возразил Роман с опасным блеском в глазах.

– Тебя не могли отправить в другой город?

– Нет.

– Работать колумнистом для тебя слишком трудно?

– Нет, но с Зебом Отри – весьма непросто. Я больше не хочу с ним работать.

Айрис вспомнила последний разговор с Зебом и подавила дрожь, но Роман заметил. Она задала следующий вопрос, едва веря в свою дерзость, но ей нужно было знать:

– А твоя невеста, Китт? Она не против, что ты работаешь так близко к линии фронта?

Парень нахмурился еще сильнее.

– Я разорвал помолвку.

– Ты – что?!

– Я не женюсь на ней. Так что, можно сказать, я убегаю от верной смерти после того, как мой отец понял, что я страшно разочаровал его и опозорил имя семьи.

Злить его теперь стало совсем не весело. Айрис вдруг почувствовала, что замерзла, и потерла руки.

– Ох, прости. Уверена, отец будет о тебе волноваться.

Роман улыбнулся, но улыбка вышла кривой, будто он пытался спрятать боль.

– Возможно, но вряд ли.

Айрис повернулась к городу.

– Ну, тогда идем. Я представлю тебя Марисоль.

Она повела его через поле. Роман шел следом.

Когда Айрис открыла заднюю дверь, Этти расхаживала по кухне с яростным видом.

– Никогда так больше не делай, Айрис Уинноу! – закричала она. – Или я сама тебя убью, слышишь?

– Этти, – спокойно сказала Айрис, переступая порог. – Мне нужно познакомить тебя кое с кем.

Она отошла в сторону, чтобы Этти разглядела Романа, впервые входящего в гостиницу.

У Этти отвисла челюсть, но она быстро пришла в себя и прищурилась с легким подозрением.

– Значит, эйтралы сбросили на землю парня?

– Еще одного корреспондента, – сказала Айрис, и Роман глянул на нее.

– Это Роман Китт. Китт, это моя подруга и коллега Эт…

– Теа Эттвуд, – закончил он и поставил печатную машинку, чтобы протянуть ей руку, к ее изумлению. – Для меня честь наконец познакомиться.

Айрис с недоумением переводила взгляд с одного на другую. Но удивление Этти растаяло, и она вдруг усмехнулась. Пожав Роману руку, она спросила:

– У тебя есть экземпляр?

Роман спустил с плеча кожаную сумку, достал из нее газету, туго свернутую, чтобы не помялась, и передал Этти. Девушка яростно развернула, пробегая взглядом по заголовкам.

– О боги подземные, – пробормотала она, задыхаясь. – Смотри, Айрис!

Айрис подошла к Этти и тоже ахнула. Статья Этти была на первой полосе «Печатной трибуны». Главный заголовок гласил:

ПУТЬ РАЗРУШЕНИЯ ДАКРА

от ТЕИ ЭТТВУД

Айрис прочитала первые строчки, заглядывая через плечо подруги с волнением и восхищенным трепетом.

– Извините, мне нужно написать письмо, – резко сказала Этти.

Айрис проводила взглядом убежавшую по коридору подругу. Наверное, она хотела отомстить профессору, который когда-то раскритиковал ее писательские способности. Улыбка не сходила с губ Айрис, когда она подумала о статье Этти на первой полосе и о том, сколько людей в Оуте ее прочитали.

Краем глаза она заметила, что Роман снова полез в сумку. Он достал еще одну помятую газету, но Айрис не поворачивалась к нему, пока он не заговорил:

– Думаешь, я не привез бы и твою, Уинноу?

– Ты о чем? – спросила она, словно защищаясь, а потом все-таки повернулась к парню.

Роман протягивал ей другую свернутую газету.

– Сама прочитай.

Она взяла газету и медленно развернула.

Это был номер «Печатной трибуны» за другой день. На этот раз на первой полосе красовалась статья Айрис.

НЕОЖИДАННОЕ ЛИЦО ВОЙНЫ

от Айрис С ТРИБУНЫ

Она скользнула взглядом по знакомым словам: «Война с богами – совсем не то, чего ожидаешь», – и на мгновение буквы расплылись. Айрис попыталась взять себя в руки. Сглотнув, она свернула газету и протянула Роману, который смотрел на нее, изогнув бровь.

– «Айрис с трибуны», – произнес он, растягивая слова, будто говорил о легенде. – Отри несколько дней бесился, когда это увидел, а Приндл ликовала. Внезапно весь Оут читает о не такой уж далекой войне, понимая, что однажды она доберется до них, и это лишь вопрос времени.

Он помолчал, так и не взяв газету, которую Айрис держала между ними.

– Уинноу, что привело тебя сюда? Почему ты решила писать о войне?

– Из-за брата. Когда я потеряла маму, я поняла, что карьера для меня на самом деле не так важна, как семья. Я надеялась найти Фореста и принести пользу.

Взгляд Романа смягчился. Она не хотела, чтобы он ее жалел, и ощетинилась прежде, чем он успел открыть рот. Но он так и не сказал то, что собирался, потому что открылась и хлопнула передняя дверь.

– Девочки? Девочки, с вами все в порядке? – разнесся по дому взволнованный голос Марисоль. Звук ее шагов приблизился к кухне.

Хозяйка появилась в дверном проеме. Черные волосы выбились из уложенной на голове косы, лицо раскраснелось, как будто она бегом бежала из госпиталя. Она с облегчением посмотрела на Айрис, но потом заметила незнакомца посреди кухни. Марисоль уронила с груди руку и, выпрямившись, с удивлением уставилась на Романа.

– А ты кто такой?

– Китт. Роман Китт, – без запинки представился он, отвешивая поклон, словно они попали в Средневековье. Айрис чуть не закатила глаза. – Весьма рад знакомству с вами, мисс Торрес.

– Пожалуйста, называй меня Марисоль, – ответила она с улыбкой, совершенно очарованная. – Наверное, ты еще один военный корреспондент?

– Так и есть. Меня прислала Хелена Хаммонд, – ответил Роман, сцепляя руки за спиной. – Я должен был приехать завтрашним поездом, но он сломался в нескольких километрах отсюда, так что я шел пешком. Прошу прощения, что явился без предупреждения.

– Не извиняйся, – махнула рукой Марисоль. – Хелена никогда меня не извещает. Говоришь, поезд сломался?

– Да, мэм.

– Тогда я рада, что ты добрался целым и невредимым.

Айрис перевела взгляд на Романа. Он уже смотрел на нее, и в этот момент оба вспоминали, как колыхалась трава на золотом поле, как смешивалось их дыхание и как метались над ними тени крыльев.

– Вы знакомы? – спросила Марисоль, и в ее голосе вдруг прозвучали лукавые нотки.

– Нет, – быстро сказала Айрис.

– Да, – в один голос с ней ответил Роман.

Повисла неловкая пауза.

– Так что же? – спросила Марисоль.

– На самом деле да, – смущенно исправилась Айрис. – Мы знакомы.

Роман откашлялся.

– Мы с Уинноу работали вместе в «Вестнике Оута». Должен признать, она была моей главной конкуренткой.

– Но на самом деле мы не слишком хорошо знали друг друга, – добавила Айрис, как будто это было важно.

Почему Марисоль поджала губы, будто сдерживала улыбку?

– Что ж, чудесно, – проговорила хозяйка. – Мы тебе рады, Роман. Боюсь, я отдала все матрасы в госпиталь, так что придется спать на полу, как и всем нам. Но у тебя будет личная комната. Идем наверх, я покажу.

– Это будет просто замечательно, – сказал Роман, собирая сумки. – Спасибо, Марисоль.

– Конечно. – Она повернулась. – Пойдем.

Когда он проходил мимо Айрис, девушка поняла, что до сих пор держит в руках газету со своей статьей.

– Возьми, – прошептала она. – Спасибо, что показал.

Он посмотрел на газету, потом на ее пальцы, сжимающие листок так, что побелели костяшки, и наконец ей в глаза.

– Это тебе, Айрис.

Девушка смотрела, как он уходит по коридору. Мысли путались.

Зачем он приехал?

К сожалению, она, похоже, знала ответ.

Роман был из тех людей, которым конкуренция нужна как воздух. И он приехал в Авалон-Блафф, чтобы снова попытаться затмить ее.

* * *

Той ночью Айрис лежала на своем тюфяке, завернувшись в одеяла, и неотрывно смотрела в потолок, где плясали тени от свечей. День был длинный и странный. Горе камнем давило на грудь.

В такие моменты, когда Айрис слишком уставала, чтобы заснуть, она неизменно думала о матери. Иногда, как наяву, девушка видела тело Эстер у коронера под простыней. Порой Айрис плакала в темноте, отчаянно желая поскорее заснуть без сновидений, только чтобы не вспоминать этот последний раз, когда она видела мать.

Холодное, бледное, изломанное тело.

Айрис сопротивлялась желанию посмотреть на стол, где рядом с печатной машинкой стояла урна с прахом. Урна с прахом, ожидающим, когда его развеют.

«Ты гордишься мной, мама? Ты видишь меня здесь? Можешь направить меня к Форесту?»

Вытерев слезы и шмыгнув носом, Айрис потянулась к маминому медальону, тяжелому, словно якорь. Золото было гладким и холодным.

Она погрузилась в старые воспоминания – хорошие воспоминания, пока не услышала сквозь тонкую стену, как Роман стучит на печатной машинке. Время от времени он вздыхал, и стул под ним скрипел.

Ну конечно, он выбрал соседнюю с ней комнату.

Айрис закрыла глаза и подумала о Карвере, но уснула под металлическую песню машинки Романа Китта.

27
Опоздание на семь минут

Он опоздал на завтрак.

Айрис упивалась весельем, прихлебывая чай, пока Марисоль негодовала, глядя, как остывает на столе овсянка.

– Я же сказала ему, что ровно в восемь? – спросила она.

– Сказала, – подтвердила Этти, позабыв о хороших манерах и потянувшись за булочкой. – Может, он проспал?

– Может. – Марисоль обвела взглядом стол. – Айрис? Не сходишь к Роману узнать, проснулся ли он?

Кивнув, Айрис поставила чай и поспешно поднялась по темной лестнице. Ее отражение мелькало в одном зеркале за другим. У двери в спальню Романа она громко постучала, прижав нос к дереву.

– Вставай, лентяй. Мы из-за тебя не начинаем завтракать.

Ей отозвалась лишь тишина. Нахмурившись, Айрис постучала еще раз.

– Китт? Ты проснулся?

Снова никакого ответа. Она и сама не понимала, почему вдруг все сжалось в груди.

– Китт, ответь!

Она дернула дверь, но та оказалась заперта. Страх усилился, но Айрис велела себе не быть смешной и попыталась успокоиться.

Она вернулась в жаркую кухню, где на нее с ожиданием посмотрели Марисоль и Этти.

– Он не ответил, – сказала Айрис, садясь на стул. – И дверь заперта.

Марисоль побледнела.

– Думаете, мне стоит залезть на крышу и заглянуть в его окно, чтобы убедиться, что с ним ничего не случилось?

– Лазанье по крышам предоставь мне, – заявила Этти, наливая себе третью чашку чая. – Марисоль, разве у тебя нет ключа от всех замков в доме?

В этот момент задняя дверь распахнулась и на кухню ворвался Роман с горящими глазами и растрепанными волосами. Марисоль взвизгнула. Этти расплескала чай на тарелку, а Айрис подскочила, ударившись коленкой о ножку стола.

– Простите, – задыхаясь, проговорил Роман. – Я потерял счет времени. Надеюсь, вы меня не ждали.

Айрис сверкнула глазами.

– Конечно, ждали, Китт.

– Примите мои извинения. – Он закрыл за собой двойные двери. – Постараюсь, чтобы это не повторилось.

Марисоль, прижимавшая руку ко рту, медленно опустила ее и сказала:

– Роман, присядь, пожалуйста.

Китт сел напротив Айрис. Девушка не могла удержаться от того, чтобы украдкой разглядывать его из-под полуопущенных ресниц. Он разрумянился, словно поцелованный ветром; глаза блестели, как роса, а волосы были спутаны, будто он расчесывал их пальцами. Вид у него был диковатый, а пахло от него утренним воздухом, туманом и потом. Айрис не смогла придержать язык за зубами и выпалила:

– Где ты был, Китт?

Он поднял на нее взгляд.

– На пробежке.

– Пробежке?

– Да. Я люблю каждое утро пробегать несколько километров. – Он положил в чай ложечку сахара. – А что? Нельзя, Уинноу?

– Можно, если только ты не собираешься заставлять нас страдать от голода, ожидая тебя каждое утро, – съязвила Айрис.

Его губы тронула задорная улыбка, хотя, возможно, ей показалось.

– Еще раз прошу прощения, – сказал он, глянув на Марисоль.

– Не нужно извиняться. – Хозяйка протянула ему кувшинчик со сливками. – Я лишь прошу воздержаться от пробежек в темноте из-за первой сирены, о которой я тебе рассказывала.

Роман помолчал.

– Да, гончие. Я подождал рассвета, прежде чем выйти. Постараюсь завтра вернуться вовремя.

И он подмигнул Айрис.

Она так растерялась, что пролила чай.

Дорогой Карвер,

Прошло всего пять дней после твоего последнего письма, но для меня они тянулись, как пять недель. Я не понимала в полной мере, что твои письма помогали мне обрести почву под ногами. И хотя я чувствую себя слишком уязвимой, признаваясь в этом… я по ним скучаю. Скучаю по тебе и твоим словам. Думаю, когда же…

Ее прервал стук в дверь.

Айрис остановилась, пальцы соскользнули с клавиш. Было поздно, свеча наполовину догорела. Оставив фразу незаконченной, девушка поднялась, чтобы открыть дверь.

К ее изумлению, за дверью оказался Роман.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросила она.

Порой Айрис забывала, какой он высокий, пока не оказывалась с ним лицом к лицу.

– Смотрю, ты работаешь над очередной статьей на первую полосу. – Он перевел взгляд на печатную машинку на столе. – Или пишешь кому-то письмо?

– Прости, моя ночная работа мешает тебе спать? Наверное, нужно попросить Марисоль перевести тебя в другую ком…

– Я пришел спросить, не хочешь ли ты со мной на пробежку?

Китт умудрился произнести это светским тоном, хотя они стояли в мятых комбинезонах в десять часов вечера.

– Прошу прощения? – Айрис вскинула брови.

– Пробежка. Отталкиваешься двумя ногами от земли и двигаешься вперед. Завтра утром.

– Боюсь, я не бегаю, Китт.

– Позволь не согласиться. Вчера ты неслась по полю, как степной пожар.

– Да, но на то были особые обстоятельства, – возразила она, прислоняясь к двери.

– Может, скоро подобные обстоятельства снова возникнут, – заметил он, и Айрис нечего было возразить, ведь он был прав. – Я подумал, что должен спросить, вдруг тебе интересно. Если что, на рассвете встретимся утром на огороде.

– Я подумаю, Китт, но сейчас устала и мне нужно закончить письмо, на котором ты меня прервал. Доброй ночи.

Она осторожно закрыла дверь у него перед носом, но сначала заметила, что его глаза вспыхнули и распахнулись, будто он хотел еще что-то сказать, но девушка не дала ему такой возможности.

Айрис вернулась за стол. Уставившись на письмо, она попыталась продолжить с того места, на котором остановилась, но вдруг поняла, что желание писать Карверу пропало.

Он должен написать первым. Когда сможет или пожелает.

Ей нужно выждать. Нельзя писать такие отчаянные письма парню, с которым она даже не знакома.

Она вытащила бумагу из печатной машинки и бросила в мусорное ведро.

* * *

Айрис в самом деле не хотелось на пробежку с Романом. Но чем больше она вспоминала, как он выглядел после пробежки – полный энергии и огня, словно выпитых с неба, неукротимый, беззаботный и бодрый, – тем сильнее ей хотелось испытать это самой.

Тем более что она проснулась перед самым рассветом.

Айрис лежала на тюфяке, прислушиваясь к шороху в его комнате. Она слышала, как Роман потихоньку открыл дверь и, осторожно пройдя мимо ее комнаты, начал спускаться по лестнице. Она представила, как он стоит в огороде и ждет ее.

Поразмыслив, Айрис все-таки решила присоединиться. Улучшить свою форму перед тем, как ее призовут на фронт, – неплохая идея.

Девушка оделась в чистый комбинезон, быстро натянула носки и в потемках завязала шнурки ботинок. Волосы она заплетала, уже спускаясь по лестнице, и тут ее кольнуло беспокойство. Вдруг он не будет ее ждать? Может, она провозилась слишком долго, и он уже убежал?

Открыв двойные двери, она обнаружила, что Роман расхаживает по краю огорода. При виде нее парень остановился, и у него перехватило дыхание, словно он не верил, что Айрис придет.

– Боялся, что я подведу, Китт? – спросила она, подходя к нему.

Он улыбнулся, но в полумраке показалось, что поморщился.

– Нисколько.

– С чего такая уверенность?

– Ты не из тех, кто отклоняет вызовы, Уинноу.

– Похоже, ты много знаешь обо мне для простого знакомого и конкурента по работе, – заметила Айрис, подходя ближе.

Роман рассматривал ее. Над ними горели последние звезды, одна за другой затухая по мере того, как день вступал в свои права. Первые лучи солнца озарили ветви деревьев, поросшие плющом и мхом каменные стены гостиницы и порхающих птиц. Осветили руки и косу Айрис, худощавое лицо Романа и его взъерошенные темные волосы.

Айрис казалось, что она проснулась в другом мире.

– Насчет конкурентов соглашусь, – отозвался он. – Но я никогда не говорил, что ты просто знакомая.

Не успела Айрис сочинить ответ – хорошо это или плохо? – как Роман направился к воротам и вышел на улицу.

– Скажи мне, Уинноу, тебе когда-нибудь доводилось пробегать километр?

– Нет.

Она уже начала жалеть, что приняла его предложение. Китт доведет ее до изнеможения, чтобы похвастаться своей выносливостью. Она уже чувствовала вкус пыли, которая полетит ей в лицо, когда он оставит ее далеко позади. Может, это своего рода извращенная месть за то, что она заставила его работать в поте лица, чтобы стать колумнистом. Не будь ее в «Вестнике», эту должность преподнесли бы ему на блюдечке с голубой каемочкой. Должность, от которой он отказался так же быстро, как ее заслужил, что до сих пор ставило Айрис в тупик.

– Хорошо, – сказал он, когда она вышла к нему за ворота. – Начнем с простого и будем наращивать каждое утро.

– Каждое утро? – воскликнула она.

– Нужно действовать последовательно, если хочешь добиться прогресса, – пояснил он, бодро шагая по улице. – Или у тебя с этим проблемы?

Айрис вздохнула, стараясь не отставать.

– Нет. Но если ты плохой тренер, не жди меня завтра утром.

– Резонно.

Несколько минут они просто шли, и Роман не сводил глаз с наручных часов. Между ними висела спокойная тишина; свежий утренний воздух обжигал горло. Вскоре Айрис почувствовала, что согрелась, и когда Роман сказал, что пора бежать, она побежала трусцой рядом с ним.

– Будем минуту бежать, потом две идти и повторять этот цикл, пока не придет время возвращаться к Марисоль, – объяснил он.

– Ты профессионал в этом? – не удержалась она.

– Несколько лет назад занимался бегом в школе.

Айрис попыталась представить, как он мчится по круговой дорожке в очень коротких штанах. Она рассмеялась, немного смущенная ходом своих мыслей, что привлекло внимание Романа.

– Чего смешного? – спросил он.

– Ничего, просто интересно, почему ты ради меня бежишь так медленно, когда мог нарезать круги по городу.

Роман сверился с часами. Айрис думала, что он не ответит, но он сказал:

– А теперь шагом. – Он замедлил бег, и девушка тоже. – Я часто бегаю один. Но иногда неплохо делать это в компании.

Парень посмотрел на нее, и Айрис быстро отвела взгляд, рассматривая улицу.

Они продолжали бок о бок в таком ритме: минуту бежали, две шли. Поначалу Айрис это казалось легко, пока они не добрались до склона холма, и тут Айрис поняла, что выдохлась.

– Хочешь убить меня, Китт? – задыхаясь, спросила она, взбираясь по склону.

– Представь, какой был бы заголовок, – бодро ответил он, ничуть не запыхавшись. – «Айрис С ТРИБУНЫ И ХОЛМ, КОТОРЫЙ ЕЕ ПОКОРИЛ».

Она шлепнула его по руке, сдерживая улыбку.

– Долго еще… бежать?

Он глянул на часы.

– Еще сорок секунд.

И он не был бы Романом Киттом, если б не выпендривался.

Парень повернулся, чтобы видеть ее, и то отставал, то немного забегал вперед, не сводя с нее глаз, пока она с трудом поднималась на холм.

– Вот так. Да ты молодец, Уинноу.

– Заткнись, Китт.

– Слушаюсь. Как пожелаешь.

Она бросила на своего спутника сердитый взгляд. Щеки у него горели, в глазах плескалось веселье. Китт здорово отвлекал, и Айрис выдохнула:

– Ты… подбиваешь меня… двигаться вперед, как будто ты… какая-то метафорическая морковка?

Он рассмеялся. Этот звук отдавался внутри, словно электрический разряд, пронесшись до самых кончиков пальцев ног.

– Допустим. Может, остановимся?

«Да».

– Нет.

– Хорошо. У тебя еще двадцать секунд. Глубже дыши животом, Уинноу. Не грудью.

Она оскалилась, борясь с дискомфортом и стараясь дышать, как он велел. Это было трудно, потому что легкие работали сами по себе. «Завтра я не пойду на эту пытку, – снова и снова мысленно твердила она. Это заклинание помогало подниматься на вершину холма. – Завтра я не…»

– Скажи, что ты думаешь об этом месте, – сказал Роман две секунды спустя. – Тебе нравится Авалон-Блафф?

– Я не могу бежать и болтать, Китт!

– Когда я закончу тебя тренировать, сможешь.

– Кто говорит… что я буду это делать… завтра?

Боги, ей казалось, что она сейчас умрет.

– Вот это, – ответил он, наконец разворачиваясь и преодолевая остаток пути до вершины холма.

– Твой зад? – прорычала она, беспомощно уставившись ему в спину.

– Нет, Уинноу, – бросил он через плечо. – Этот вид.

Он остановился на вершине.

Айрис смотрела, как его заливает золотистый солнечный свет. Через пару мгновений этот свет ударил ей в глаза, когда она наконец тоже взобралась на вершину. Уперев ладони в колени, она пыталась выровнять дыхание, по спине стекал пот. Но когда Айрис выпрямилась, ее поразила красота пейзажа. В долинах таял туман. Через поле, извиваясь, текла река. Роса на траве блестела, как бриллианты. Просторы расстилались до горизонта, идиллические, как сон. Айрис прикрыла глаза ладонью, высматривая, куда привела бы их дорога, если бы они бежали дальше.

– Красиво, – прошептала она.

Так странно было понимать, что этот вид был здесь все время, а она и не знала.

Роман молча стоял рядом. Вскоре сердце Айрис забилось ровнее, дыхание успокоилось. Ноги чуть дрожали, и девушка знала, что завтра они будут болеть.

– Уинноу? – позвал Роман, хмуро глядя на часы.

– Что случилось, Китт?

– У нас ровно пять минут, чтобы добраться до дома Марисоль.

– Что?

– Нам придется бежать всю дорогу, чтобы успеть к восьми, но зато в основном под горку.

– Китт!

Он побежал трусцой по дороге, которой они пришли, и Айрис ничего не оставалось, как его догонять. Щиколотки начали болеть от бега по мостовой.

Боги, она его убьет.

Они опоздали на семь минут.

28
Божественный соперник

Дорогая Айрис,

Прошлой ночью мне снился сон. Я стоял под дождем посреди Брод-стрит в Оуте. Ты прошла мимо. Я понял, что это ты, в тот момент, когда ты задела меня плечом. Но когда я попытался окликнуть тебя, то не смог произнести ни звука. Я побежал за тобой, но ты ускорила шаги. Потом дождь усилился, и ты ускользнула от меня.

Я не видел твоего лица, но знал, что это была ты. Это всего лишь сон, но он встревожил меня.

Напиши и расскажи, как ты.

Твой
– К.
P. S. Да, здравствуй. Я снова могу писать, так что жди моих писем у себя на полу.

Дорогой Карвер,

Даже описать не могу, как я была счастлива, когда обнаружила твое письмо. Надеюсь, в Оуте с тобой все хорошо и дела, которые требовали твоего внимания на прошлой неделе, благополучно разрешились. Осмелюсь сказать, что скучала по тебе?

В самом деле странный сон. Но не стоит волноваться. У меня все хорошо. Мне тоже хотелось бы увидеть тебя во сне, хотя я по-прежнему пытаюсь представить твою внешность, и у меня часто ничего не выходит. Может, подбросишь мне еще намеков?

О, у меня есть новости!

Мой конкурент с прошлой работы объявился в качестве коллеги-корреспондента, прямо как сорняк. Не знаю толком, зачем он сюда приехал, хотя думаю, он пытается доказать, что пишет лучше меня. Короче говоря… его приезд вызвал переполох, он теперь живет в соседней комнате, и я не знаю, как с ним быть.

Кроме того, у меня есть новые письма для солдат. Посылаю их тебе. Их больше, чем обычно, поскольку недавно в госпитале был приток раненых. Надеюсь, ты сможешь бросить письма в почтовый ящик. Заранее благодарю за то, что ты сделаешь это для меня!

И кстати, расскажи, как твои дела. Как поживает твоя бабушка? Только что поняла: я понятия не имею, чем ты занимаешься, чтобы зарабатывать себе на жизнь или хотя бы ради развлечения. Учишься в университете? Или где-то работаешь?

Расскажи что-нибудь о себе.

С любовью,
Айрис

Огород они засадили, но совершенно забыли полить. Обнаружив это, Марисоль поморщилась.

– Даже знать не хочу, что Киган обо мне подумает, – сказала она, приложив руку ко лбу и глядя на кривые грядки, которые соорудили Айрис с Этти. – Она воюет на передовой, а я не могу справиться даже с таким простым делом, как полить огород.

– Киган будет поражена, когда узнает, что ты научила садоводству двух городских девчонок, которые никогда в жизни не вскапывали, не сажали растения и не ухаживали за огородом. И с семенами все будет в порядке, – сказала Этти, но потом тихо добавила: – Ведь правда?

– Да, но они не прорастут без воды. Почва две недели должна все время быть влажной. Полагаю, урожай будет в конце лета. Если гончие не вытопчут.

– У тебя есть лейка? – спросила Айрис, думая о сиренах, воющих средь бела дня, неожиданно приезжающих соперниках и раненых солдатах, возвращающихся на фронт. Как при всем при этом никто не забывает поесть, не говоря уже о том, чтобы поливать огород?

– Есть, даже две, – показала Марисоль. – Там, в сарае.

Айрис и Этти обменялись взглядами. Когда через пять минут Марисоль вернулась на кухню, чтобы продолжить печь хлеб для солдат, девушки уже наполнили металлические лейки и теперь поливали огород.

– Шесть дней, – с ухмылкой сказала Этти. – Шесть дней ты опаздываешь на завтрак, Айрис. И все потому, что бегаешь с Романом Киттом.

– На самом деле четыре. Последние два утра мы приходим вовремя, – ответила Айрис, но к щекам прилил жар. Она отвернулась, чтобы полить второй ряд, пока Этти не заметила. – Просто он не учел, какая я медленная. Будь я в лучшей форме, мы бы не опаздывали. Или если бы он выбрал маршрут покороче.

Но ее покорил вид с холма, хотя Айрис никогда не призналась бы в этом Роману.

Этти хмыкнула.

– Этти, не хочешь к нам присоединиться?

– Ни капельки.

– Тогда почему так улыбаешься?

– Он же твой старый друг?

Айрис фыркнула.

– Бывший конкурент, и он приехал сюда лишь затем, чтобы снова меня превзойти.

Не успели эти слова сорваться с ее губ, как на землю прямо перед ней упал сложенный треугольником листок бумаги. Айрис сначала уставилась на листок, потом подняла взгляд на увитый плющом дом. Роман с улыбкой наблюдал за ней, опираясь на подоконник своего окна на втором этаже.

– Разве не видишь, что некоторые из нас пытаются работать? – крикнула она.

– Вижу, – спокойно отозвался парень, как будто был большим знатоком споров из окна. – Но мне нужна твоя помощь.

– В чем?

– Разверни записку.

– Я занята, Китт.

Этти схватила бумагу прежде, чем Айрис успела испортить ее водой. Развернула и, откашлявшись, прочла:

– «Увы и ах, какой синоним к слову «величайший»?»

Помолчав, словно была сильно разочарована, Этти посмотрела на Романа.

– И это всё? Всё послание?

– Да. Есть предложения?

– Кажется, у тебя когда-то на столе лежали три обычных словаря и два словаря синонимов, Китт, – заметила Айрис, вернувшись к поливу.

– Да, которые кто-то частенько переворачивал и оставлял раскрытыми. Но это к делу не относится. Я не стал бы тебя беспокоить, будь у меня под рукой мой словарь синонимов. Пожалуйста, Уинноу, предложи хоть один вариант, и я оставлю тебя в…

– Как насчет «возвышенного»? – предложила Этти. – Похоже, ты пишешь о богах? О Небесных?

– Что-то в этом роде, – сказал Роман. – А ты, Уинноу? Всего одно слово.

Айрис подняла голову и увидела, как он проводит рукой по волосам, словно чем-то встревожен. А она редко видела Романа Китта встревоженным. У него на подбородке даже размазалось чернильное пятно.

– Лично мне нравится «божественный», – ответила она. – Хотя я не уверена, что в наше время это слово характеризует богов.

– Спасибо обеим, – поблагодарил Роман и исчез в комнате.

Окно он оставил открытым, и Айрис услышала стук печатной машинки.

Над огородом повисла подозрительная тишина.

Айрис посмотрела на Этти. Ее подруга кусала губу, словно пряча усмешку.

– Что такое, Этти?

Та беспечно пожала плечами, выливая остатки воды из лейки.

– Поначалу я не была уверена насчет этого Романа Китта. Но он определенно разжигает в тебе огонь.

– Ты слишком высокого мнения о нем, – ответила Айрис, понизив голос. – С тобой было бы то же самое, если бы появился твой старый враг и снова бросил тебе вызов.

– Он приехал именно за этим?

Айрис не знала, что ответить.

– Тебе не нужно набрать еще воды? – спросила она потом, покачав лейкой.

Взяв пустую лейку Этти, она направилась к колодцу, но увидела Марисоль, которая стояла в дверях кухни и смотрела на них. Давно она тут стоит?

– Марисоль, – спросила Айрис, заметив ее напряженную позу, – что-то случилось?

– Ничего, – ответила хозяйка с улыбкой, которая не коснулась ее глаз. – Приехал капитан. Он хотел бы взять кого-нибудь из вас с собой на фронт.

* * *

Роман только что закончил печатать письмо Айрис и просунул его в гардероб, когда услышал стук в переднюю дверь. Весь дом задрожал, и Роман стал посреди комнаты, прислушиваясь. С огорода в окно слабо доносились голоса Айрис и Этти, но он услышал и Марисоль, которая открыла дверь.

Пришел какой-то мужчина. Он что-то говорил, но его голос приглушали стены.

Роман не мог разобрать слов. Он открыл дверь комнаты и напряг слух.

– …на фронт. У вас живут два корреспондента, верно?

– Три, капитан. Входите, я их позову.

Роман глубоко вздохнул и побежал вниз по лестнице, стараясь не шуметь. Он думал лишь о том, что выбор должен пасть на него. Не на Этти и уж точно не на Айрис. Тем не менее его сердце сжималось от страха, когда он шел по коридору. Он остановился в дверном проеме, глядя на кухню.

Айрис заходила с огорода; колени у нее были испачканы. В последнее время она носила волосы распущенными, и Роман не уставал поражаться, какие они длинные и волнистые. Девушка остановилась рядом с Этти, не зная куда девать руки. Роман не мог отвести от нее глаз, даже когда капитан заговорил.

– У меня есть одно место в грузовике, – отрывисто произнес он. – Кто из вас хочет поехать?

– Я поеду, сэр, – сказала Айрис прежде, чем Роман успел хотя бы вздрогнуть. – Моя очередь.

– Прекрасно. Идите за вещами. Берите только самое необходимое.

Она кивнула, повернулась к коридору и только теперь увидела Романа, преградившего ей путь.

Китт не знал, какое выражение отразилось у него лице, но удивление Айрис сменилось чем-то иным. Чем-то сродни беспокойству, а потом – досаде. Она как будто знала, какие слова сейчас сорвутся с его языка.

– Капитан? – сказал он. – Если она едет, то мне хотелось бы отправиться с ней, сэр.

Капитан повернулся к нему, изогнув бровь.

– Я сказал, что в грузовике только одно место.

– Тогда я поеду на подножке, сэр.

– Китт, – прошипела Айрис.

– Я не хочу, чтобы ты ехала без меня, Уинноу.

– Со мной все будет прекрасно. Ты должен остаться здесь и…

– Я еду с тобой, – настаивал он. – Это можно устроить, капитан?

Капитан вздохнул и поднял руку.

– Вы оба… собирайте вещи. У вас пять минут, встречаемся перед грузовиком.

Роман побежал вверх по лестнице, но внезапно вспомнил: он только что отослал Айрис очень важное письмо, и сейчас крайне неподходящий момент, чтобы она его прочитала. Хватит ли у него времени, чтобы прошмыгнуть в ее комнату и подобрать письмо с пола? Но тут он услышал, что она идет следом.

– Китт! – окликнула она. – Китт, зачем ты это делаешь?

Роман был уже наверху лестницы, и ему ничего не оставалось, кроме как оглянуться. Айрис торопливо поднималась, пылая негодованием.

Возможность забрать бестолковое письмо была упущена, разве что он выложит новость прямо сейчас, когда она поднимается по лестнице, и расстояние между ними сокращается. Когда перед домом стоит фронтовой грузовик, который отвезет их на запад.

Их могут убить в этом приключении, и она никогда не узнает, кто он и что к ней испытывает. Но когда он открыл рот, вся смелость мигом улетучилась, и он сказал совершенно иное.

– Они вполне могут взять нас обоих, – резко произнес Роман.

Он пытался скрыть, как сильно бьется его сердце. Как трясутся руки. Он боялся ехать и боялся, что если не поедет, то с ней что-то случится, но нельзя, чтобы она узнала о его страхах.

– Два журналиста – вдвое больше статей. Я прав?

Теперь она смотрела на него сердито. Этот огонь в ее глазах мог поставить его на колени, и он ненавидел маску, которую носил. Он бросился в свою комнату собирать вещи, прежде чем скажет еще что-то такое, что подорвет его шансы завоевать ее расположение.

* * *

Кипя от возмущения, Айрис ушла в свою комнату. Она не хотела, чтобы Роман ехал на фронт. Хотела, чтобы он остался здесь, в безопасности.

Девушка застонала.

«Сосредоточься, Айрис».

Ее кожаная сумка была спрятана в шкафу. Потянувшись к ручке, Айрис наступила на стопку бумаги и, посмотрев под ноги, увидела кучу отпечатанных писем. Писем, которые она писала для солдат.

Ее грудь пронзил страх. Опустившись на колени, она собрала бумаги. Неужели сквозняк занес их обратно в комнату? Она же отослала их утром Карверу. Неужели их магическая связь все-таки оборвалась?

Она развернула сложенный листок, лежавший сверху, и с облегчением обнаружила, что это письмо от него. Остановившись под косыми лучами послеполуденного солнца и трогая губы кончиками пальцев, она быстро прочла:

Дорогая Айрис,

Твой конкурент? Кто этот тип? Если он пытается с тобой тягаться, то, должно быть, он круглый дурак. Не сомневаюсь, что ты во всем его превзойдешь.

А теперь признание: я не в Оуте. Иначе сегодня же отправил бы эти письма почтой. Прошу прощения за задержку и причиненные неудобства, но пока отправляю их тебе обратно, так как это наилучший вариант. Еще раз прошу прощения, что не могу помочь, хотя мне бы очень хотелось.

Что касается других твоих вопросов, то у бабули все хорошо, хотя в данный момент она на меня сердита. Расскажу почему, когда наконец увижу тебя. Иногда она спрашивает…

– Уинноу? – позвал Роман за дверью, негромко постучав. – Уинноу, ты готова?

Айрис сунула недочитанное письмо Карвера в карман. Не было времени задумываться над странностями в его сообщении: «Я не в Оуте». Солдатские письма она собрала и положила на стол, прижав печатной машинкой.

Внезапное осознание было как удар под дых.

Она сейчас поедет на фронт.

Ее не будет несколько дней, и ей некогда писать Карверу и объяснять причины неизбежного молчания. Что он подумает о том, что она вдруг перестала писать?

– Уинноу? – снова настойчиво позвал Роман. – Капитан ждет.

– Иду, – ответила Айрис. Ее голос надломился, как тонкий лед над теплой водой.

Задержавшись на последнюю мирную секунду, она прикоснулась к урне с прахом матери. Урна стояла на столе рядом с «Алуэттой».

– Я скоро вернусь, мама, – прошептала она.

Потом девушка взяла вещи: одеяло, блокнот, три ручки, консервную банку с фасолью, запасные носки – и быстро уложила все в сумку, повесила на плечо. Когда она открыла дверь, Роман уже ждал в полумраке коридора. Его собственная кожаная сумка висела у него за спиной.

Роман ничего не сказал, но глаза его горели почти лихорадочным огнем, когда он посмотрел на нее.

«Боится ли он?» – думала она, спускаясь следом за ним по лестнице.

Часть третья
Слова между строк

29
Платановый взвод

К несчастью, ей почти всю дорогу пришлось сидеть на коленях у Романа.

Грузовик был под завязку набит провиантом, медикаментами и другими припасами. В кабине оставалось только одно свободное сиденье, как и предупреждал капитан. Одно сиденье, за которое соперничали Айрис с Романом.

Айрис колебалась, не зная, как справиться с этой странной ситуацией, но Роман как ни в чем не бывало открыл перед ней пассажирскую дверь, словно это был автомобиль в Оуте, а не огромный военный грузовик. Избегая смотреть ему в глаза и не приняв протянутой руки, она сама поднялась на металлическую ступеньку, а потом в пыльную кабину.

Внутри пахло потом и бензином. Кожаное сиденье было потертым, с пятнами, похожими на старые следы крови, а приборная панель была забрызгана грязью. «Молись, чтобы не пошел дождь», – сказала ей Этти перед тем, как расцеловать на прощание в щеки. Откашлявшись, Айрис поставила сумку на пол между ног. Она полагала, что предупреждение о дожде как-то связано с окопами, хотя Этти по-прежнему мало говорила о своих приключениях на фронте.

– Устроилась? – спросил Роман.

Айрис решила, что лучше всего, не откладывая, разобраться с этим… недоразумением. Она повернулась, чтобы спросить: «Китт, тебе в самом деле нужно ехать?» Но он уже закрыл дверь и пристроился на подножке, как и обещал.

Перед глазами Айрис теперь была его грудь, заслоняющая окно. Но она видела, что Китт держится за хлипкое боковое зеркало, которое выглядело так, будто в любой момент может оторваться, и за дверную ручку. Сильный порыв ветра мог его сдуть, но Айрис придержала язык, а капитан завел двигатель.

Выехав из Авалон-Блаффа, они покатили по западной дороге. Айрис никогда не ездила на грузовиках. Он оказался на удивление тряский и медленный. Глядя, как капитан переключает передачу, она чувствовала под подошвами урчание двигателя, и когда они попадали в очередную выбоину, не могла удержаться от того, чтобы не смотреть на Романа. А выбоин на дороге было прилично.

– Эти дороги давно не ремонтировали, – пояснил капитан, когда Айрис подпрыгнула на сиденьи. – С тех пор, как в этом округе разразилась война. Надеюсь, ваш друг держится крепко. Дальше будет только хуже.

Айрис поморщилась, прикрыв глаза ладонью от внезапно ударившего в лицо солнца.

– Долго нам ехать?

– Три часа, если погода позволит.

Через полчаса они остановились в ближайшем городке Кловер-Хилл, где капитан погрузил последнюю часть припасов. Айрис опустила окно и ткнула Романа в грудь.

– Не хватало еще, чтобы ты сломал шею по пути на фронт. Я не возражаю, если мы сядем вместе. То есть, если ты не против, чтобы я сидела у тебя на…

– Я не против, – сказал он.

Он спустился с подножки; от ветра его волосы растрепались.

Айрис открыла дверь и встала, потеснившись в кабине, пока Роман поднимался и садился. Свою сумку он поставил рядом с ее и взял Айрис за бока, усаживая к себе на колени.

Устроившись, она застыла, как доска.

Это было плохо. Это было очень-очень плохо.

– Айрис, – прошептал Роман. – Ты вылетишь в лобовое стекло, если не откинешься назад.

– Все нормально.

Он тяжело вздохнул, убирая с нее руки.

Решимости Айрис хватило на десять минут. Капитан был прав: дорога стала более ухабистой, изрезанной колеями после многих недель дождей. Девушке ничего не оставалось, как расслабиться и прислониться спиной к груди Романа. Он обнял ее за талию, и она оперлась на его теплую руку, зная, что он не даст ей разбить голову о лобовое стекло.

Зато у него теперь полный рот ее волос. Айрис не сомневалась, что ему так же неудобно, как и ей, особенно когда услышала его стон после на редкость глубокой выбоины на дороге. И тогда ее мысли сменили направление.

– Я тебя не придавила?

– Нет.

– Ты не прищурился, Китт? – поддразнила она.

Она почувствовала его дыхание на своей шее, когда он пробормотал:

– Не хочешь обернуться и посмотреть сама, Уинноу?

Она не осмелилась, подумав, что тогда ее рот будет слишком близко к его. По крайней мере, он снова называет ее Уинноу. Для них это было привычно, и в такие моменты она знала, чего от него ожидать: словесных перепалок, подколок и хмурых взглядов. Когда же он обращался к ней по имени… это было нечто совершенно новое и порой пугало. Как будто она подходила к краю высокого утеса.

Они добрались до передовой к вечеру.

В покинутом жителями маленьком городке все дома были отданы военным. Грузовик припарковался перед зданием, которое, похоже, в прошлом было ратушей, и солдаты принялись проворно выгружать ящики с овощами, боеприпасами и новой формой. Айрис стояла посреди суеты, Роман – у нее за спиной. Девушка не знала, куда идти или что делать, и сердце застучало где-то в горле.

– Корреспонденты? – осведомилась остановившаяся перед ними женщина средних лет с глубоким голосом.

На ней была оливково-зеленая форма с медными пряжками, на груди приколота золотая звезда. Короткие черные волосы прикрывала кепка.

– Да, – сказала Айрис. – Куда нам…

– Вы будете сопровождать роту Зари. Я капитан Спир. Мои солдаты как раз выходят из резерва и на закате отправляются в окопы. Пойдемте.

Айрис и Роман пошли вместе с ней по немощеной улице. Солдаты расступались и бросали на корреспондентов любопытные взгляды. У Айрис мелькнула безумная надежда встретить Фореста, но она быстро поняла, что нельзя отвлекаться и рассматривать множество лиц вокруг.

– Наши роты несут службу двенадцать часов, – пояснила женщина. – От рассвета до заката: наблюдение за линией фронта, приведение в порядок ходов сообщения, а потом отдых. Этот городок – база резерва. Если вам нужно набрать воды в фляги или поесть горячей еды, столовая вон там. Если нужно помыться, идите в старый отель на углу. Если понадобится доктор, обращайтесь в тот дом, но имейте в виду, что лазарет переполнен, а настойка опия на исходе. Видите впереди ту дорогу, ведущую в лес? Туда вы и отправитесь с ротой Зари к ходам сообщения, которые находятся за лесом. Там вы проведете ночь, а с восходом солнца выступите на передовую. Есть вопросы?

Айрис лихорадочно соображала, пытаясь разобраться во всей этой новой информации. Она потянулась к маминому медальону, спрятанному под комбинезоном.

– Есть вероятность, что мы увидим боевые действия? – спросил Роман.

– Да, – ответила капитан Спир. – Не снимайте каски, слушайтесь приказов и не высовывайтесь.

Она выцепила взглядом проходящего мимо военного.

– Лейтенант Ларк! Проследите, чтобы корреспонденты получили инструкции и снаряжение на время пребывания здесь. В ближайшие несколько дней они будут следовать за вашим взводом.

Лейтенант с очень молодым лицом вытянулся по стойке смирно, затем перевел взгляд на Романа с Айрис. Капитан Спир была уже на середине дороги, когда Ларк спросил:

– Впервые, да?

Айрис подавила желание взглянуть на Романа: испытывает ли он такие же страх и волнение, что и она?

– Так и есть. – Роман протянул руку. – Роман Китт. А это…

– Айрис Уинноу, – выпалила она прежде, чем ее представили.

Лейтенант с улыбкой пожал ей руку. Его рот пересекал шрам, из-за чего правый уголок опускался вниз, но в уголках губ залегли морщинки, словно до войны он часто улыбался и смеялся. Интересно, давно ли он сражался? Он выглядел таким юным.

– Мы рады, что вы будете с нами, – сказал Ларк. – Идемте, я как раз шел в столовую, чтобы поесть горячего в последний раз на ближайшие несколько дней. Вам тоже не мешало бы перекусить, а я тем временем объясню, к чему готовиться.

Ларк повел их к ратуше, превращенной в столовую, и Айрис пристроилась сбоку от него так, что лейтенант оказался между ней и Романом. Роман это заметил и бросил на нее быстрый взгляд прежде, чем посмотрел на здание, к которому они шли.

– Должна признаться, лейтенант, – начала Айрис, – я плохо знаю, какие подразделения есть в армии. Капитан Спир сказала, что мы будем сопровождать ваш взвод?

– Да, – ответил Ларк. – Четыре роты составляют батальон. В роте две сотни мужчин и женщин, и каждая рота делится на четыре взвода. Я командую примерно пятьюдесятью мужчинами и женщинами вместе с моим заместителем – сержантом Дунканом. Скоро вы узнаете, что нас прозвали Платановым взводом.

Надо бы всегда держать блокнот наготове, но Айрис решила записать имена и цифры потом, при первой же возможности.

– Платановый взвод? Почему?

– Длинная история, мисс Уинноу. Как-нибудь расскажу.

– Хорошо, лейтенант. Еще один вопрос, если не возражаете. Мне интересно, как солдат распределяют по ротам. Например, если на службу записался солдат из Оута, кто определяет, где он будет служить?

– Хороший вопрос, так как у нас есть солдаты из Оута, хотя Восточный округ еще не объявил войну Дакру и не вступил в сражения, – печально улыбнулся Ларк. – Когда поступают солдаты из Оута, их зачисляют во вспомогательную роту. Они по-прежнему считаются гражданами Восточного округа, но зачисляются в наши подразделения наравне с нашими людьми.

Айрис представила брата. Ей хотелось спросить, где находится Пятая рота «Лэндовер» Второго батальона «Е», но вместо этого задала другой вопрос:

– Есть что-то такое, о чем нам не следует писать?

Ларк склонил голову набок, словно раздумывая.

– Ну конечно. Ничего о стратегиях, если вы случайно подслушаете. О сообщениях, которые мы передаем по окопам. Нельзя выдавать месторасположение войск или сведения, которые дадут Дакру преимущество, если попадут в газету.

Лейтенант сделал паузу, чтобы открыть дверь для Айрис. Пахнуло луком и запеченным мясом.

– Я слышал, что вы должны писать нейтральные репортажи, но, честно говоря, вряд ли такое возможно. Я сильно сомневаюсь, что вас хорошо примут в войсках Дакра, не говоря уже о том, чтоб вернуться оттуда целыми и невредимыми. Не думаю, мисс Уинноу. Лучше всего писать о том, что видите и что чувствуете, и о том, кто мы такие и почему жизненно важно, чтобы жители Оута и других городов присоединились к нашей борьбе. Как вы думаете, такое возможно?

Айрис помолчала, глядя в полные надежды глаза лейтенанта.

– Да, – ответила она почти шепотом.

Но по правде говоря… она чувствовала, что ей такое не по плечу. Как будто к ногам привязали камень, а потом бросили ее в океан.

* * *

Они выступили ровно в пять.

Айрис и Роману выдали каски и немного провианта, после чего они двинулись следом за двумя сотнями солдат из роты Зари по извилистой и тенистой лесной дороге. Ларк предупредил, что им предстоит марш на четыре километра быстрым шагом и в полной тишине, за исключением топота сапог по земле. Айрис вдруг преисполнилась благодарности Роману за утренние пробежки.

К тому времени, как лес начал редеть, девушка успела запыхаться, а икры горели огнем. Заходящее солнце расчерчивало небо оранжевыми полосами. Дорога шла параллельно линии фронта, и под прикрытием леса везде, насколько хватало глаз, стояли заставы, построенные из камня и соломы. В них входили и выходили солдаты. Какие-то коммуникационные посты?

Ее размышления оборвал Ларк, внезапно вынырнувший из моря оливково-коричневой формы, чтобы еще раз поговорить с ней и Романом.

– Сейчас мы проникнем в ходы сообщения здесь, на Четырнадцатом посту, – объяснил он вполголоса. – Мы все еще находимся в нескольких километрах от линии фронта, но крайне важно, чтобы вы не высовывались и понимали, где находитесь, даже если отдыхаете в так называемых «безопасных» окопах. Еще вы увидите здесь бункеры. Они устроены на случай нападений, будь то солдаты Дакра или его гончие.

Айрис облизнула губы.

– Хорошо, лейтенант Ларк. Я хотела спросить вас о гончих. Что нам делать, если их спустят ночью?

– Сразу ступайте в бункер, мисс Уинноу. Разумеется, вместе с мистером Киттом.

– А если прилетят эйтралы? – спросил Роман. – Каков порядок действий при их появлении?

– Эйтралы редко появляются на фронте, потому что с высоты они не могут отличить солдат Дакра от наших. Эти твари вполне могут сбросить бомбу на своих же, если те двигаются внизу. Боюсь, это оружие Дакр приберегает для городов с мирными жителями и для железных дорог.

Айрис невольно поежилась. Ларк заметил это и смягчил тон:

– Рота скоро разделится по разным окопам, но вы пойдете с моим взводом. Когда остановимся, вы найдете себе место, чтобы отдохнуть ночью. Перед рассветом я вас подниму, и мы двинемся на передовую. Разумеется, вы должны держаться тихо, не высовываться и не терять бдительности. Таковы основные требования. Если нас начнут обстреливать или наши окопы захватят солдаты Дакра, вы оба должны немедленно отступить в город. Хоть у вас «нейтральный» статус в этом конфликте, враг вполне может убить вас, не разбираясь.

Айрис кивнула. Роман пробормотал что-то в знак согласия.

Она спустилась в окопы следом за Платановым взводом лейтенанта Ларка. Роман шел следом за ней так близко, что она слышала его дыхание и то, как оно участилось, словно парень нервничал и пытался это скрыть. Несколько раз Роман нечаянно наступал Айрис на пятки, тем самым раздражая ее.

– Прости, – прошептал он, на миг коснувшись ее спины.

«Все хорошо», – хотела ответить она, но слова застряли в горле.

Девушка не знала, чего ожидала, но окопы оказались сооружены на славу. Они были такой ширины, что два человека спокойно могли идти рядом. Землю устилали доски для защиты от грязи. Вдоль стен протянулись плетеные прутья, которые изгибались, как путь змеи. Окоп повернул налево, затем направо, потом вышел на развилку, а через некоторое время еще на одну. Айрис прошла мимо артиллерийской установки, где на траве стояли огромные пушки, похожие на спящих чудовищ. В нескольких углублениях были сложены мешки с песком, чтобы обеспечить дополнительные укрытия. Чем дальше углублялась Айрис в окопы, тем чаще попадались бункеры, о которых говорил Ларк, – каменные убежища, выкопанные в земле, с темными провалами открытых дверей. Выглядели они неприветливо, как застывшие разинутые пасти, только и ждущие, как бы проглотить солдат. Айрис надеялась, что ей не придется в них прятаться.

Лицо обдал холодный воздух с запахом сырой земли и гниения от разлагающихся корней. Пованивало отбросами и мочой, и все это было пронизано табачным дымом. Айрис показалось, что пару раз мимо прошмыгнула крыса, но, наверное, это была игра теней.

Девушка с облегчением расслабила плечи, когда Платановый взвод наконец сделал привал на ночь в относительно сухом и чистом окопе.

Айрис сняла сумку и выбрала место под маленьким фонарем, висящим на стене. Роман последовал ее примеру и сел напротив, скрестив длинные ноги. Когда в небе начали загораться звезды, к ним подошел Ларк. Улыбнувшись сквозь зажатую в зубах сигарету, он расположился неподалеку, на виду у Айрис.

Повисла странная, почти осязаемая тишина. Девушка боялась дышать слишком глубоко, впуская в легкие этот тяжелый стылый воздух – тот же воздух, который вдыхал и выдыхал враг всего в нескольких километрах отсюда.

В этой тишине можно было утонуть.

Когда начала опускаться ночь, Айрис развязала сумку и достала фланелевое одеяло, которым укутала колени. Потом она вытащила блокнот и ручку и начала записывать основные события дня, пока те были свежи в памяти.

Темнота продолжала сгущаться.

Айрис достала из сумки апельсин и отложила блокнот, чтобы поесть. Она ни разу не посмотрела на Романа, но знала, что он тоже пишет: слышала тихий скрип ручки по бумаге.

Пошевелившись, она почувствовала, как что-то шуршит в кармане. Письмо Карвера.

В суматохе Айрис совсем о нем забыла, послание так и осталось недочитанным. Но теперь она о нем вспомнила, и сейчас, сидя в окопе голодная, замерзшая и взволнованная, она ощущала это письмо как объятия. Словно потянулась в темноте к другу и встретила его руку.

Она посмотрела, как Роман пишет, сдвинув брови. Через секунду парень поднял взгляд на нее, как будто почувствовал ее внимание, и Айрис отвернулась, занявшись апельсином.

Придется подождать, пока он уснет, прежде чем вытащить письмо. Ей ни за что на свете не хотелось, чтобы Роман Коварный Китт узнал, что она волшебным образом переписывается с парнем, которого никогда не видела, но к которому испытывает искру чувств.

Прошел час, но Айрис казалось, что миновало целых три. Время в окопах шло, как ему вздумается: то тянулось, то бежало.

Девушка прислонилась головой к переплетенным березовым прутьям, каска стукнулась о дерево. Айрис закрыла глаза, притворяясь, будто спит, а на самом деле ждала, борясь с усталостью. Когда она минут через десять посмотрела на Романа из-под ресниц, его лицо было расслаблено, глаза закрыты. Дышал он ровно, грудь поднималась и опускалась, а блокнот опасно балансировал на колене. Айрис подумала, что так он выглядит более юным. Более мягким. Отчего-то у нее заныло сердце при этой мысли, и она постаралась прогнать тревожные ощущения.

Девушка не могла не думать о том, как их обоих изменит война, какие отметины оставит на них, бросающиеся в глаза, словно шрамы, которые никогда не исчезнут.

Айрис потихоньку достала письмо из кармана.

Ну конечно, оно громко зашуршало в тишине окопа. Ларк бросил на нее взгляд, и она поморщилась. Неужели Дакр услышит такой безобидный звук через обширную мертвую зону?

Девушка замерла, наполовину вытащив бумагу из кармана, и одними губами прошептала Ларку извинения. Он понял, что она делает, и подмигнул. Наверное, письма на фронте считались чем-то священным.

Она снова бросила взгляд на Романа. Тот сидел не шелохнувшись. Должно быть, трехчасовая поездка с ней на коленях вымотала его.

Айрис полностью вытащила письмо Карвера, и когда послание наконец оказалось в ее перепачканных руках, почувствовала, будто наконец может вдохнуть полной грудью.

Она нашла место, на котором остановилась. Что-то про бабушку. И стала читать дальше:

_…у бабули все хорошо, хотя в данный момент она на меня сердита – расскажу почему, когда наконец увижу тебя. Иногда она спрашивает, не пишу ли я роман на печатной машинке, которую она когда-то мне подарила, – печатной машинке, которая связывает меня с тобой. И мне каждый раз не хочется ее разочаровывать, но иногда кажется, что мои слова ничем не примечательны и скучны. Непохоже, что в моей голове складывается какая-то история, как она считает. И у меня не хватает духу сказать ей, что я не тот, за кого она меня принимает.

Но расскажи мне больше о себе. О каком-нибудь любимом воспоминании, или месте, куда ты мечтаешь однажды поехать, или о книге, которая изменила твою жизнь и взгляд на мир. Ты пьешь кофе или чай? Предпочитаешь соль или сахар? Радуешься рассвету или закату? Какое у тебя любимое время года?

Я хочу знать о тебе все, Айрис.

Хочу знать о твоих надеждах и мечтах. Хочу знать…

Внезапно ее ударил в лицо комок бумаги, брошенный с другой стороны окопа.

Потрясенная, Айрис поморщилась, но, подняв голову, увидела, что Роман смотрит на нее. Девушка сердито уставилась на него, и тогда он жестом показал, чтобы она развернула комок бумаги.

Она так и сделала. На листке было написано:

Что ты читаешь, Уинноу?

Она взяла ручку и написала ответ:

А на что похоже, Китт?

Потом, смяв листок, бросила в Китта.

Теперь ее внимание разделилось между ним и письмом Карвера. Она мечтала хоть немного побыть в одиночестве, чтобы насладиться словами, которые читала. Словами, от которых таяла. Но Роману доверять нельзя. Он разгладил листок и писал ответ, а у Айрис не было желания снова получить в лицо комком бумаги.

Она поймала ответ, как только Роман швырнул его, и прочла:

Полагаю, любовное послание?

Она закатила глаза в ответ, но почувствовала, как к лицу прилил жар, и понадеялась, что тени, которые отбрасывал фонарь, скроют ее румянец.

Это не твое дело, но если будешь так любезен позволить мне спокойно дочитать… я буду бесконечно благодарна,

– написала она и вернула ему бумагу.

Роман нацарапал ответ и отправил:

Значит, любовное послание. От кого, Уинноу?

Она прищурилась, глядя на него.

Не скажу, Китт.

К этому моменту листок был безнадежно смят, поэтому Роман аккуратно оторвал другой из своего блокнота и послал:

Я могу быть тебе полезен, и тебе стоит этим воспользоваться. Могу дать совет.

И почему ее взгляд так зацепился за первую фразу? Она покачала головой, жалея о том дне, когда познакомилась с Романом Киттом, и ответила:

Мне не нужны твои советы, хотя спасибо за предложение.

Она думала, что на этом все кончится, и начала перечитывать письмо Карвера, с жадностью спеша добраться до конца этого признания…

Через окоп пролетел очередной комок бумаги, на сей раз ударив ее по воротнику.

У нее возникло искушение проигнорировать это послание. Роман может проявить настойчивость и прислать другое, но бумага здесь представляет ценность и оба будут дураками, если начнут тратить ее на ерунду. Словно прочитав ее мысли, Роман толкнул ее ботинком в ногу, и девушка посмотрела на него. В свете фонаря его лицо казалось изможденным и словно бы полубезумным.

Айрис сглотнула и развернула бумажный комок.

Позволь предположить: он изливает свое сердце на бумагу, уверяя, что чувствует себя ущербным, тогда как на самом деле жаждет твоего одобрения. Наверное, вставил чего-то о своей семье: маме, сестре или бабушке. Потому что знает, как ты растаешь при мысли о других женщинах в его жизни, которые оказали на него влияние. И если он знает тебя достаточно хорошо… тогда он упомянет книги или газетные статьи, потому что наверняка знает, что ты прекрасно пишешь, и, самое главное, знает, что не заслуживает тебя и твоих слов и никогда не заслужит.

Айрис остолбенела, а потом уставилась на Романа, не зная, что ответить. Но он удерживал ее взгляд, словно бросал вызов, и она опустила глаза на письмо. Придется дочитать его как-нибудь потом. Аккуратно сложив письмо, она снова убрала его в карман.

Но Айрис не позволит своему давнему сопернику оставить за собой последнее слово.

Она написала и отослала:

Ты перемудрил. Спи, Роман Китт.

Он вздохнул и прислонил голову к стене. Айрис заметила, что его лицо пылает. Потом его веки отяжелели. Наверное, чтобы заставить его прислушаться, всего-то и нужно, что назвать его Романом. Она не успела развить эту мысль, потому что уснула сама. Ей приснился холодный город с бесконечными улицами и густым туманом, а еще темноволосый юноша, который бежал впереди нее, и она никак не могла до него дотянуться.

30
Заметки из окопов

Правила для гражданских в окопах:

1. Оставаться в окопе. Не поддаваться искушению подняться по приставной лестнице, чтобы посмотреть, что творится наверху, хотя перед спуском в окоп вы считали это само собой разумеющимся. Лестницы предназначены для дозорных и их перископов, или для снайперов, или во время заградительного огня* (см. примечание № 1).

2. Приспособиться к дому под открытым небом с сырыми земляными стенами, но никогда им не доверять. Небо – всегда угроза, а земля – ваше лучшее укрытие, хотя когда рыщут гончие или стреляют из минометов, она также может представлять опасность* (см. примечание № 2).

3. Молиться, чтобы не пошел дождь. Молиться ежедневно. Или приготовиться жить в условиях наводнения* (см. примечание № 3).

4. Не обращать внимания на крыс. Да, это в высшей степени трудно, когда по ночам они шастают в окопе, ползают по ногам и жуют сумку. На вшей тоже не обращать внимания.

5. Есть и пить столько, чтобы поддерживать силы и не допускать обезвоживания. Питаясь вяленым мясом и консервированной фасолью, вы всегда будете испытывать легкий (или сильный) голод. Но в один прекрасный день вы можете получить яичный сэндвич* (см. примечание № 4), совершенно божественный на вкус.

6. В ходах сообщения можно зажигать фонари, не очень ярко, но на передовой разводить огонь запрещается. Нельзя даже зажигать сигарету* (см. примечание № 5).

7. Здесь нет никакой приватности. Даже если нужно в туалет.

Примечания:

1. «Заградительный огонь» можно определить как «массированный артиллерийский обстрел на обширной территории». Лейтенант Ларк объяснил, что такая тактика применяется, когда одна сторона хочет пересечь «мертвую зону», которая представляет собой участок между окопами враждующих сторон. В этой зоне случаются тяжелые потери и часто возникает патовая ситуация, когда в окопах много дней ничего не происходит и обе стороны ждут, когда нападет противник. Но при стрельбе тяжелой артиллерии может применяться подход «стреляй, прикрывайся и двигайся». Из-за этого идет густой дым, который скрывает солдат, ползущих через мертвую зону, чтобы захватить окопы противника. В каждой роте есть солдат, который определяет направление ветра в течение дня. Иногда одного лишь направления ветра достаточно, чтобы выбрать лучший момент для атаки, когда дым будет разноситься в том направлении, в котором вы собираетесь атаковать. Или ветер может указывать на то, когда собирается нападать враг.

2. Лейтенант Ларк рассказал об одном случае, когда солдаты отступили в бункер, чтобы укрыться от артиллерийской бомбардировки, но одна бомба упала прямо на бункер. Бункер обрушился, и все солдаты были погребены заживо.

3. Слава богам, которые заботятся о смертных: пока я здесь нахожусь, дождь ни разу не пошел. Но, полагаю, когда в окопах была Этти, дожди случались частенько. Наверное, она может честно описать, насколько это отвратительно и как подрывает моральный дух.

4. Рецепт приготовления яичного сэндвича от рядовой Марси Гулд. Поджарить яйцо на чугунной сковородке так, чтобы желток остался жидким. Взять два толстых куска хлеба с маслом и положить яйцо между ними. Ваши товарищи-солдаты, без сомнения, спросят, съедите ли вы все это. Не сомневайтесь: съедите до последней крошки.

5. Лейтенант Ларк рассказал о рядовом, который закурил сигарету на посту на передовой. Через две секунды заработала тяжелая артиллерия и перебила половину его взвода.

Трое суток прошло в странном ритме, к которому было тяжело приспособиться: ночи в ходах сообщения и напряженные дни на передовой. Платановый взвод сменялся с другим каждые семь дней, возвращаясь на базу, чтобы передохнуть и восстановиться в течение следующих семи дней.

Все это время Айрис делала записи в блокноте.

Она никогда не писала днем, когда сидела, скорчившись, рядом с Романом на передовой, боясь сделать что-нибудь даже столь безобидное, как почесать нос. Но по ночам, в резерве, Платановый взвод проникался к ней симпатией. Она часто играла в карты с солдатами при свете фонаря, помня, что дружеское соревнование – эффективный способ узнать более сокровенные, более личные истории.

Она расспрашивала рядовых про их жизнь дома и про семьи. Спрашивала, почему они решили пойти на фронт. Расспрашивала о прошлых сражениях, потерях и победах и впитывала эти истории о смелости, верности и боли. Солдаты звали друг друга братьями и сестрами, как будто война связала их сильнее, чем узы крови.

Айрис могла быть в один момент полностью довольной, а в следующий – глубоко опечаленной.

Она скучала по маме. Скучала по Форесту. Скучала по Этти и Марисоль. Скучала по письмам Карверу.

Иногда она пыталась мысленно отследить путь, который привел ее сюда, но было очень тяжело переживать это заново. Воспоминания пробуждали наполовину похороненные чувства, которые сейчас было слишком опасно вытаскивать на свет.

Но даже так… кровь бурлила в ее венах.

На четвертую ночь она записывала дневные впечатления, когда вдруг на нее накатила волна усталости.

Айрис остановилась. Руку свело судорогой.

Роман сидел на своем обычном месте напротив и ел фасоль из банки. Спутанные черные волосы падали на глаза, отросшая щетина затеняла нижнюю половину лица. Скулы проступали сильнее, словно он потерял в весе. Костяшки пальцев покрыты корочками, под ногти забилась грязь, на колене дыра. Он выглядел совершенно иначе, чем она помнила. Когда они работали в «Вестнике Оута», он всегда был ухоженным, дорого одетым и ходил с напыщенным видом.

«Что он здесь делает?» – в который уже раз подумала Айрис. Когда-то она считала, что понять его не составляет труда, но с каждым днем начинала сознавать, что Роман Китт – загадка. Загадка, которую ей хотелось разгадать.

Айрис не стала разглядывать парня долго, опасаясь привлечь его внимание. Она опустила взгляд на блокнот и вдруг почувствовала себя опустошенной и измотанной, словно за одну ночь постарела на годы.

Она закрыла глаза, прислонила голову к стенке…

И поддалась дремоте прежде, чем поняла это.

* * *

Ночью Айрис шла по окопу.

Она была одна, компанию ей составляла только яркая полная луна над головой, сияющая серебристым светом. Айрис остановилась, прислушиваясь к ветру. Куда все делись? Куда она попала?

Где Роман, ее настырная тень?

Вдали послышался вой. Гончие. С бешено колотящимся сердцем она бросилась к ближайшему бункеру, напуганная и беззащитная.

В темноте забрезжил свет.

Как только Айрис вошла в бункер, привлеченная огнем, она поняла, что это комната. Гостиная в ее старой квартире, той самой, где она жила с мамой и Форестом. Ее взгляд скользил по знакомым вещам: потертый коврик, рваные обои, буфет, на котором стоит бабулино радио… И тут она увидела человека, с которым больше не надеялась встретиться.

– Цветочек, – произнесла мама с дивана. Она держала зажженную сигарету. – Где ты была, милая?

– Мама? – хрипло спросила Айрис. – Мама, что ты здесь делаешь?

– Я здесь, потому что ты здесь, Айрис.

– Где мы?

– Дома пока что. Неужели ты думала, что я тебя брошу?

У Айрис перехватило дыхание. В смятении она пыталась вспомнить что-то ускользающее из памяти.

– Я снова пишу, мама, – сказала она, сглотнув ком в горле. – На бабулиной печатной машинке.

– Знаю, милая, – ответила Эстер с улыбкой – улыбкой из прежних времен, до того, как пристрастилась к вину. Улыбкой, которую Айрис любила больше всего. – Когда-нибудь ты станешь знаменитой писательницей. Запомни мои слова. Я буду тобой гордиться.

Айрис склонила голову набок.

– Ты мне это уже говорила, ведь правда, мама? Почему я не могу вспомнить?

– Потому что это сон, и я хотела тебя увидеть, – сказала Эстер, и ее улыбка померкла. В широко расставленных светло-карих глазах, которые Форест и Айрис унаследовали от нее, горела пронзительная печаль. – Сколько времени прошло с тех пор, как я смотрела на тебя и видела по-настоящему, Айрис? И теперь понимаю, как сильно скучала. Прости, милая, но теперь я тебя вижу.

Эти слова раскололи грудь Айрис.

Она согнулась от боли, от ее остроты, и поняла, что плачет, словно слезы могли смыть случившееся. Потому что ее мать мертва.

– Айрис.

Знакомый голос начал размывать края комнаты. Бункер. Щупальца тьмы.

– Айрис, проснись.

Это был голос парня, который пришел к ней домой в худший день ее жизни. Который принес ей забытый плащ, будто волновался, что она простудится. Голос парня, который пошел за ней на войну, бросал ей в лицо комки бумаги, дал газету с ее статьей на первой полосе и подбивал взбежать на холм, откуда открывался незабываемый вид.

Сон рассыпался. Айрис свернулась калачиком и тихо плакала.

Роман сидел рядом в ярком лунном свете. Его рука лежала на ее плече, и сквозь комбинезон девушка чувствовала жар его ладони.

– Все хорошо, – прошептал он.

Она закрыла лицо руками, чтобы спрятать эмоции, но ужасные звуки просочились сквозь пальцы. Она содрогалась, пытаясь загнать все эти чувства обратно, где прятала их где-то в самой глубине. Она разберется с ними позже. Так стыдно рыдать в окопе, где Платановые солдаты, без сомнения, всё слышат и, наверное, считают ее слабой, жалкой и…

Роман бережно снял с нее каску и стал гладить по волосам, потускневшим и грязным. Айрис мечтала о хорошем душе, и все же его прикосновения успокаивали.

Она решительно вдохнула, прижимая кончики пальцев к глазам. Роман убрал руку с ее волос и приобнял девушку за плечи. Айрис прислонилась к его теплому боку.

– Прости, – прошептала она. – Мне приснилась мама.

– Тебе не за что извиняться.

– Мне стыдно, что…

– Кроме меня, никто не слышал. Здесь часто просыпаешься со слезами на глазах.

Айрис подняла голову, и шею свело спазмом. Из носа потекло. Она уже неохотно собиралась вытереться рукавом, когда из ниоткуда появился носовой платок. Заморгав, она поняла, что платок дает Роман.

– Ну конечно, ты взял на фронт носовой платок, – проворчала она.

– А что, носовых платков не было в твоем списке необходимых на войне вещей, Уинноу? – поддел он.

Айрис высморкалась.

– Заткнись, Китт.

Он лишь усмехнулся и снова надел на нее каску, но остался рядом, согревая ее в самые темные часы перед рассветом.

31
Западный ветер

После полудня жара стала невыносимой. Весна наконец вступила в свои права, с теплым солнцем и длинными днями. В небе начали собираться облака. Роман встревоженно наблюдал за ними, зная, что скоро разразится гроза.

По спине тек пот, щекоча затылок. Пропитанный потом комбинезон прилипал к коже. В это время дня тени в окопах почти не было, и Роман морально готовился к тому, что скоро придется вымокнуть и перепачкаться в грязи, пробираясь по щиколотку в лужах. Хорошо хоть сумка была сшита из промасленной кожи, так что вещи в ней должны быть защищены. На самом деле для него было важно только это – вещи в его сумке и Айрис, сидящая напротив. Очень скоро они вернутся в Авалон-Блафф, и он наконец вдохнет полной грудью. Наконец сможет расслабиться.

Айрис заметила, что он смотрит на нее.

Роман вдруг обрадовался, что в этой части окопов разговоры запрещены. Иначе она не удержалась бы от замечания, как часто он на нее смотрит.

Поднялся ветер. Он свистел над окопами, но некоторые потоки воздуха проникали вниз, и Роман был благодарен этой прохладе.

Именно об этом он рассеянно думал – о благодарности ветру, об Айрис, о своих будущих статьях, о том, долго ли еще до заката, снова об Айрис, – когда раздался взрыв, расколовший тишину под голубым небом. Снаряды рвались один за другим с оглушительным треском, сотрясая землю. Сердце подскочило к горлу, а Айрис упала с табурета, инстинктивно прижимаясь к земле.

Вот оно.

Ожил его худший ночной кошмар.

Роман бросился через окоп, прикрывая Айрис своим телом.

Минометы завывали, взрывы следовали один за другим, один за другим. Стрельба казалась нескончаемой, и Роман крепко зажмурился, когда на него посыпались комья земли и щепки. Айрис под ним не шевелилась, и он беспокоился, что раздавил ее, но тут она всхлипнула.

– Все хорошо, – сказал он, даже не зная, слышит ли она его в этом грохоте. – Не поднимайся, дыши.

Наконец настало затишье, но все было затянуто дымом, и земля, казалось, рыдала.

Роман сдвинулся, позволяя Айрис сесть. Девушка дрожала.

Она уставилась на него широко раскрытыми безумными глазами. Он мог утонуть в этих светло-карих глазах, в своем желании унять ее страх. Но он еще никогда не чувствовал себя таким напуганным и беспомощным и не знал, сможет ли выбраться вместе с ней из этой переделки.

Вокруг них, словно бурлящий поток, понеслись солдаты, готовя винтовки и выкрикивая приказы. Однако они с Айрис замерли неподвижно. Время словно остановилось.

– Айрис, бери сумку, – сказал Роман.

Сказал спокойно, как будто с ними такое уже не раз бывало.

Она схватила лямку своей кожаной сумки и немного замешкалась, вешая ее на спину, – руки у нее сильно тряслись.

Роман подумал о ее заметках, обо всех солдатских историях, которые она собирала в последние дни. Историях об ужасе, гордости, боли, жертвах и победах.

Она должна привезти эти слова домой. Должна выжить, чтобы напечатать их. Чтобы поезд унес ее слова за шестьсот километров, в «Печатную трибуну» в беспечном городе Оуте.

«Она должна выжить», – думал Роман.

Он не хотел жить в мире без нее и ее слов.

Китт выдохнул – дыхание дрожало, как и все кости в теле, – и посмотрел в небо. Западный ветер нес стену дыма. Скоро дым накроет их, и Роман ощущал во рту вкус соли, металла и почвы.

«Стреляй, прикрывайся и двигайся».

– Они идут? – спросила Айрис.

Ей ответил еще один тяжелый залп артиллерии. Девушка снова подскочила, когда визжащие снаряды взорвались уже ближе, глубоко зарываясь в землю. Она не успела присесть, как Роман прижал ее к стене окопа, снова заслонив собой. Чтобы попасть в нее, любой снаряд сначала должен пройти сквозь него. Но он уже лихорадочно соображал.

Позади мертвая зона, которая внезапно показалась более гибельной, чем он себе представлял. Роман понимал, что солдаты Дакра, наверное, ползут к их окопам под прикрытием дыма. Ползут, как тени, по обожженной траве, с винтовками в руках и находятся уже в считаных метрах.

Он представил назревающую битву, представил сражение. Побежит ли Айрис, если он прикажет? Можно ли выпустить ее из виду? Он представил, как прячет ее в бункере, бежит вместе с ней по окопам, подгоняемый диким страхом.

Он ждал, когда обстрел прекратится, обхватив затылок Айрис ладонью и прижимая ее к себе. Пальцы запутались в ее волосах.

Его привел в чувство внезапно возникший лейтенант Ларк, который схватил Китта за плечо.

Артиллерия продолжала грохотать, сыпать снарядами и взрывами, и лейтенанту пришлось кричать, чтобы его услышали:

– Вам нужно уходить в город! Это прямой приказ.

Роман кивнул, довольный тем, что получил приказ, и потянул Айрис от стенки. Они взялись за руки, и Китт повел ее через хаос, царивший в окопах. По расколотым доскам, по насыпям, мимо стоящих на коленях солдат. Он не сразу понял, что некоторые из них ранены и согнулись от боли. Дощатый настил был забрызган кровью. На солнце блестели странные металлические обломки.

Девушка потянула его назад.

– Китт. Китт!

Роман развернулся к ней. Паника бурлила в нем, как раскаленное масло.

– Айрис, мы должны бежать.

– Мы не можем их бросить!

Она кричала, но он едва ее слышал. Уши были словно забиты воском, горло саднило.

– Нам дали приказ, – возразил Роман. – Ты и я… мы не солдаты, Уинноу.

Но он прекрасно понимал, что она сейчас чувствует. Бежать казалось неправильно. Бежать, когда остальные пригнулись, готовясь к бою. Когда люди лежат на земле и стонут от боли, разорванные минометными снарядами, ожидающие смерти с расколотыми костями, покрытые алой кровью.

Роман колебался.

В этот момент он увидел маленький круглый предмет, летящий по дуге. Сначала он подумал, что это просто ком земли, но предмет со звяканьем приземлился в окопе позади Айрис и завертелся на досках. Мгновение Роман смотрел на него, понимая… понимая, что это…

– Твою ж мать!

Он схватил Айрис за воротник, поднял ее, словно она ничего не весила, и развернул так, чтобы оказаться между ней и гранатой. От ужаса во рту стало кисло, и он понял, что его сейчас вырвет тостами с персиками, которые он утром ел на завтрак.

Сколько у них секунд до того, как граната взорвется?

Роман толкнул Айрис вперед, держа одной рукой за поясницу, заставляя бежать быстрее, быстрее к ближайшему повороту. Они почти добрались до места, где окоп круто изгибался в безопасное место. Айрис споткнулась на торчащей вверх доске. Китт схватил ее за талию, толкая впереди себя сквозь дым, тусклый свет и неумолкающую стрельбу.

Позади раздался щелчок, еще один… Свист, и Айрис завернула за угол первой.

– Айрис, – отчаянно прошептал Роман.

Его хватка стала крепче, прежде чем взрыв разделил их.

32
Дым в ее глазах

Айрис пошевелилась. Она вжималась лицом во взрытую землю, во рту стоял привкус теплого металла.

Она медленно приподнялась. Каска сбилась набок.

Мимо нее бежали солдаты. В золотистом свете клубился дым. Слышались беспрестанные хлопки, отчего у нее учащался пульс, и она все время вздрагивала. Но девушка сидя наклонилась вперед, выплевывая грязь и кровь, и ощупала свои ноги, туловище, руки. Она обнаружила царапины на пальцах и коленях и длинный порез на груди, но в остальном легко отделалась, хотя землю усеивали осколки металла.

Китт!

Она успела завернуть за угол прежде, чем граната взорвалась, но не была уверена, что успел и он.

– Китт! – закричала она. – Китт!

Шатаясь, Айрис поднялась на ноги, вглядываясь в дымку. Он лежал, распростершись на земле в нескольких шагах от нее. Лежал на спине с открытыми глазами, словно смотрел сквозь дым на облака.

Айрис подавила рыдание и упала рядом с ним на колени. Он мертв? Сердце сжалось при этой мысли. Она поняла, что не вынесет этого, и принялась ощупывать его лицо, его грудь. Она не сможет жить в мире, где нет его.

– Китт? – позвала она, прижав ладонь к его сердцу. Он дышал, и от облегчения у нее чуть не расплавились кости. – Китт, ты меня видишь?

– Айрис, – прохрипел он. Его голос звучал, словно издалека, и она поняла, что у нее звенит в ушах. – Айрис… в моей сумке…

– Да, Китт, – сказала она и улыбнулась, когда он посмотрел на нее.

Его контузило, и Айрис начала осматривать остальные части его тела: живот, бока – и наконец увидела раны. В правой ноге застряли осколки шрапнели. Повреждения в основном затронули внешнюю сторону бедра, икру и область вокруг колена, но раны кровоточили. Трудно было сказать, сколько крови он уже потерял. Кровь на земле могла быть как его собственной, так и других раненых. Айрис набрала побольше воздуха, заставляя себя успокоиться.

– Все хорошо, Китт, – сказала она, снова ловя его взгляд. – Ты ранен. Похоже, в основном в правую ногу, но нужно отвести тебя к доктору. Как ты думаешь…

– Айрис, моя сумка, – проговорил он, безуспешно ища ее. – Мне нужно… нужна моя сумка. Там кое-что… я хочу, чтобы ты…

– Да, не волнуйся насчет сумки, Китт. Сначала нужно вытащить тебя отсюда. – Айрис присела на корточки. – Вот, если я помогу, можешь встать на левую ногу?

Он кивнул.

Айрис попробовала поднять его и не дать упасть снова, но он был такой высокий и гораздо тяжелее, чем она ожидала. Они сделали несколько скованных шагов, и Роман снова медленно осел на землю.

– Айрис, мне нужно кое-что тебе сказать.

Она застыла, ее пробрал страх.

– Скажешь позже, – настаивала она, хотя начала волноваться, что он потерял больше крови, чем ей поначалу казалось. Он такой бледный, а от страдания в его глазах у нее перехватывало дыхание. – Расскажешь, когда мы вернемся к Марисоль, хорошо?

– Вряд ли… – начал он полушепотом, полустоном. – Ты должна взять мою сумку и уходить. Оставь меня здесь.

– Еще чего! – закричала она.

У нее внутри все разрывалось от страха. Она понятия не имела, как отвести Китта в безопасное место, но в эту долю секунды полного отчаяния она отчетливо поняла, чего хочет.

Чтобы они с Романом пережили эту войну. Чтобы у них появился шанс вместе стареть, год за годом. Они будут друзьями, пока оба наконец не признают правду. У них будет все, как у других пар: споры, походы рука об руку на рынок, постепенное исследование тел друг друга, празднование дней рождения, путешествия в другие города. Они будут жить, как одно целое, спать в одной постели и постепенно сливаться друг с другом. Их имена переплетутся – «Роман и Айрис» или «Уинноу и Китт», потому что разве можно упоминать одно без другого? Они будут печатать на своих машинках, безжалостно редактировать статьи друг друга и читать на ночь книги при свечах.

Она хотела быть с ним. Возможность оставить его в окопах она даже не рассматривала.

– Давай попробуем еще раз, – произнесла она мягче, надеясь подбодрить его. – Китт?

Он не реагировал, прислонившись головой к стенке окопа.

Айрис потрогала его лицо. Ее пальцы оставили кровавый след на его челюсти.

– Посмотри на меня, Роман.

Он обратил на нее взгляд широко распахнутых блестящих глаз.

– Если ты умрешь в этом окопе, – сказала Айрис, – я умру с тобой. Ты понимаешь? Если ты предпочтешь просто сидеть здесь, у меня не будет иного выбора, кроме как тащить тебя, пока не придет Дакр. Давай, идем же.

Роман с усилием поднялся с ее помощью и оперся на стену. Они с трудом сделали несколько шагов, и он остановился.

– Ты взяла мою сумку… мою сумку, Айрис?

Далась же ему эта проклятая сумка! Айрис выдохнула и поискала взглядом. Тело горело от напряжения, она с трудом удерживала вес Романа. «В одиночку я его не унесу», – подумала она, и взгляд упал на проходящего мимо солдата с винтовкой на спине.

– Эй! – закричала Айрис, преграждая ему путь. – Да, вы, рядовой. Помогите мне отнести этого корреспондента на Четырнадцатый пост. Пожалуйста, мне очень нужна помощь.

Солдат даже не раздумывал и сразу закинул руку Романа себе на плечо.

– Нам нужно спешить. Они захватили передние окопы.

От его слов Айрис пронзил страх, но она кивнула и подлезла под другую руку Романа так, что он оказался между ней и солдатом. Они двигались по извилистым окопам быстрее, чем ожидала девушка. На земле лежали еще больше раненых, но у Айрис не было выбора, кроме как обходить их. Глаза щипало, из носа текло, в ушах по-прежнему звенело, но она дышала и была жива, и она вытащит Романа отсюда, отведет к доктору и…

Рядовой завернул за угол и резко остановился.

Они почти добрались до конца окопов. Почти дошли до леса, до Четырнадцатого поста и дороги, ведущей в город, но Айрис ничего не оставалось, как подчиниться рядовому. Роман между ними застонал от толчка. Через суматоху пробирался капитан. Айрис узнала его – это он привез их с Романом на фронт. Лицо его было забрызгано кровью, зубы сверкнули, когда он оскалился. Вокруг него вдоль окопа лежали раненые. Айрис никак не могла пробраться мимо них и запаниковала, когда рядовой начал опускать Романа на землю.

– Погодите, погодите! – закричала она.

Капитан увидел ее и, отдав еще несколько приказов, подошел. Айрис смотрела, как раненых уносят на носилках и поднимают из окопа.

– Мисс Уинноу, – произнес капитан, глядя на Романа. – Он дышит?

– Да, просто ранен. Шрапнель, в правую ногу. Капитан, можем мы…

– Я прикажу поднять его на носилках и занести в грузовик для перевозки. Вы тоже ранены?

– Нет, капитан.

– Тогда вы мне нужны. У меня не хватает рук, а нам нужно унести как можно больше раненых прежде, чем их заберет Дакр. Ступайте с рядовым Стенли. Вот носилки, вынесите как можно больше людей. Времени в обрез – только пока идет стрельба. Вперед!

Айрис медлила в замешательстве, а капитан развернулся и стал выкрикивать другие приказы. Она корреспондент, а не солдат, но рядовой Стенли уже смотрел на нее, держа один конец окровавленных и перепачканных рвотой носилок. И время вдруг навалилось на нее всей своей тяжестью.

Имеет ли значение, кто она такая?

Она опустилась на колени перед Романом.

– Китт? Посмотри на меня.

Он приоткрыл глаза.

– Айрис.

– Я нужна в другом месте, но я тебя найду, Китт. Когда все закончится, я тебя найду, хорошо?

– Не уходи, – прошептал он, протягивая к ней руку. – Ты и я… нам нужно держаться вместе. Так будет лучше.

У Айрис подкатил комок к горлу, когда она увидела в его глазах панику. Они переплели пальцы, и девушка постаралась удержать его на месте.

– Ты должен быть сильным ради меня. Как только выздоровеешь, ты должен написать обо всем этом статью. Укради у меня первую полосу, как ты обычно делаешь, хорошо?

Она улыбалась, хотя глаза горели от слез. Это все из-за дыма, дыма от заградительного огня.

– Я тебя найду, – прошептала она и поцеловала костяшки его пальцев. У них был вкус соли и крови.

С нарастающей болью в сердце она стряхнула его руку и взялась за другой конец носилок. Ей ничего не оставалось, кроме как повернуться и уйти от него следом за бегущим рысцой рядовым Стенли.

Они подобрали раненую рядовую и отнесли туда, где Айрис оставила Романа. Помогая Стенли осторожно снимать раненую с носилок, Айрис скользнула взглядом по остальным и увидела, что Роман еще ждет, но уже продвинулся в очереди тех, кого заносили в грузовик.

Они снова ушли, шныряя по окопам, как крысы. Принесли к Четырнадцатому посту еще одного солдата с искалеченной ногой. На этот раз Романа уже не было, и Айрис испытала одновременно облегчение и тревогу. Наверное, он уже в грузовике и его уже везут в госпиталь. Но это значит, что ее не было рядом, чтобы ругать его, настаивать на том, чтобы он не закрывал глаза, держать за руку и убедиться, что с ним все хорошо.

Она сглотнула. Во рту пересохло и было полно пепла. Девушка заморгала, чтобы прогнать слезы.

Это просто дым в глазах. Дым в глазах, обжигающий изнутри.

– Думаю, мы можем принести еще одного, – сказал Стенли. – У нас есть время, пока стреляют. Ты можешь?

Айрис кивнула, прислушиваясь к хлопкам выстрелов вдалеке. Плечи болели, дыхание сбивалось, сердце колотилось, выбивая в груди мучительную песню, но она бежала за Стенли. Носилки бились о ноющие бедра.

На этот раз они прошли дальше в окопы. У Айрис дрожали ноги, когда она поняла, что стрельба начинает стихать. Значит ли это, что солдаты Дакра перебили всех на передовой? Значит ли это, что скоро они будут здесь? Убьют ли ее, если застанут в окопах? Берут ли они пленных?

«Прежде, чем их заберет Дакр». Слова капитана эхом отдавались у нее в ушах, вызывая дрожь.

Отвлекшись, Айрис обо что-то споткнулась.

Она упала на колени и почувствовала, что в кожу впились осколки шрапнели.

Стенли остановился, оглянувшись на нее через плечо.

– Вставай, – сказал он, и голос его вдруг прозвучал испуганно, потому что стрельба смолкла.

Но Айрис его едва услышала, как и то, что мир вдруг снова поглотила зловещая тишина. Потому что на земле валялась кожаная сумка, точная такая же, как та, которую несла она. Потертая, забрызганная кровью и потоптанная множеством сапог.

Сумка Романа.

Айрис перекинула ее через плечо, рядом со своей собственной, и, ощутив ее вес на спине, снова поднялась на ноги.

* * *

– Ты еще здесь, корреспондент? – закричала на Айрис капитан Спир. – Мигом в грузовик! Вы должны были эвакуироваться еще час назад!

Айрис вздрогнула. Она стояла посреди Четырнадцатого поста, не зная, что делать. Знала она лишь то, что у нее на руках и на комбинезоне засохшая кровь, царапина на груди горит, пульс отчаянно бьется и она хочет найти Романа.

– Иди! – заорала капитан, видя, что Айрис тупо стоит на месте.

Айрис кивнула и неловко пробралась в тусклом свете к кузову грузовика. Солдат поднимали на борт, и она ждала, не желая проталкиваться. Наконец кто-то из рядовых увидел ее и без лишних слов поднял в переполненный кузов.

Айрис растянулась на ком-то, стонущем от боли.

Девушка переместилась, с трудом удерживая равновесие с двумя сумками за спиной.

– Ой, простите!

– Мисс Уинноу?

Она рассмотрела окровавленного солдата под собой.

– Лейтенант Ларк? О боги, с вами все в порядке?

Глупый вопрос. Конечно, с ним не все в порядке, как и со всеми ними, но она не знала, что делать и что сказать. Она осторожно села рядом, втиснувшись между ним и еще одним солдатом. Грузовик дернулся и покатил вперед, подбрасывая всех, кто сидел в кузове.

Ларк поморщился. В слабом свете Айрис видела, что лицо его грязное и в крови, а в глазах застыл шок.

– Лейтенант Ларк?

Айрис опустила взгляд на его руку. Он прижимал к животу алые окровавленные пальцы, как будто пытался удержать себя воедино.

– Мисс Уинноу, я же приказал вам уходить. Почему вы все еще здесь? Почему вы вместе со мной в этом последнем грузовике?

Последний грузовик? Айрис сглотнула подступившую к горлу желчь. На Четырнадцатом посту осталось еще столько раненых. Она не должна занимать место. Ее здесь быть не должно.

– Я хотела помочь, – сказала она. Голос звучал грубо и странно, как будто был чужим. – Что я могу для вас сделать, лейтенант, чтобы вам стало удобнее?

– Просто посидите со мной, мисс Уинноу. Все… их больше нет. Всех.

Она не сразу поняла, о чем он. «Все» – это его взвод. Платановый взвод.

Она на мгновение закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, чтобы подавить подступающую панику и слезы. Она сидела в закрытом кузове грузовика, в окружении раненых солдат. Они ехали на восток, к Авалон-Блаффу. Они в безопасности, они вовремя попадут в госпиталь.

Порез на груди вспыхнул болью.

Айрис прижала к нему ладонь и только тогда поняла, что чего-то не хватает. Маминого золотого медальона.

Она вполголоса выругалась и поискала вокруг, хотя знала, что медальон пропал давно. Наверное, цепочка порвалась, когда после взрыва гранаты ее протащило по земле. То, что осталось от мамы, скорее всего, там и лежит, в том месте, где взрыв разлучил ее с Романом. Перед глазами так и стояла картина: медальон, втоптанный в грязь в окопе. Слабо поблескивающий кусочек золота среди шрапнели и крови.

Она вздохнула и опустила руку.

– Что с вами, мисс Уинноу? – спросил Ларк, возвращая ее в реальность.

– Ничего, лейтенант. Просто задумалась.

– А где мистер Китт?

– Он был ранен. Его уже увезли.

– Хорошо, – кивнул Ларк и зажмурился.

Айрис смотрела, как между его пальцев продолжает течь кровь, потихоньку пропитывая штанину ее комбинезона.

– Хорошо. Я рад… рад, что он в безопасности.

– Не хотели бы послушать какую-нибудь историю, лейтенант Ларк? – тихо спросила Айрис, даже не зная, с чего ей пришла в голову такая идея. – Не хотели бы послушать о том, как Энва одурачила Дакра игрой на арфе под землей?

– Да, я не прочь послушать, мисс Уинноу.

У нее пересохло во рту. В горле першило, голова болела, но она начала рассказывать миф. Она столько раз перечитывала его в письмах Карвера, что запомнила наизусть.

Солдаты вокруг нее притихли, слушая, и она подумала, что, наверное, нужно было выбрать другой миф. А она говорила о Дакре, виновнике их ран, боли, потерь и душевных страданий. Но потом поняла, что в этой истории была заключена сила: миф доказывал, что Дакра можно обуздать и одолеть, и он далеко не так силен и проницателен, каким себя считает.

– Я должен вам взамен историю, – сказал Ларк, когда Айрис закончила. – Вы когда-то спрашивали меня о Платановом взводе, откуда взялось это название.

– Да, – прошептала Айрис.

– Теперь я хотел бы вам рассказать. Понимаете, мы все выросли в одном городе, – начал Ларк. Голос его звучал тихо и хрипло, Айрис пришлось наклониться, чтобы лучше слышать. – Это к северу отсюда, его трудно найти на карте. Мы фермеры, пашем землю под дождем и солнцем, знаем всё о почве и отсчитываем время сезонами, а не годами. Когда началась война… мы решили присоединиться к борьбе. Наша группа сформировала собственный взвод. Мы думали, что если вступим в бой, то война закончится быстрее. – Он усмехнулся. – Как же мы ошибались.

Ларк замолчал с закрытыми глазами. Грузовик попал в выбоину, и лицо лейтенанта исказилось от боли.

– Прежде чем покинуть дом, – продолжил он еще слабее, – мы вырезали наши инициалы на большом платане, который рос на поле. Дерево возвышалось на холме, как часовой. В него дважды била молния, но оно не раскололось и не упало. Поэтому мы верили, что в дереве заключена магия, что его корни дают питательные вещества почве, которую мы возделываем, на которой сажаем и собираем урожай. И что его ветви хранят нашу долину. Мы вырезали свои инициалы на его коре. Это была молитва магии дома охранять нас, пусть даже за много километров. Молитва и обещание, что однажды мы вернемся.

– Это прекрасно, лейтенант Ларк, – сказала Айрис, касаясь его руки.

Он улыбнулся и открыл глаза, глядя вверх. На губах у него пузырилась кровь.

– Я даже не хотел быть лейтенантом, – признался он. – Не хотел возглавлять взвод. Но так легли карты, и я нес эту ношу. Нес переживания, что некоторые из нас могут не вернуться домой. И что мне придется идти к их матерям и отцам, братьям и сестрам, женам и мужьям. К людям, которых я знал всю жизнь. К людям, которые мне как родные. И сказать: «Мне жаль. Я сочувствую вашей потере. Мне жаль, что я не мог предотвратить. Жаль, что не смог сделать больше, чтобы защитить их…»

Айрис молчала. Наверное, он был близок к тому, чтобы потерять сознание. Не слишком ли сильно болят его раны? Поможет ли ему остаться в сознании, если она будет поддерживать разговор?

Она взяла его за руку.

– Теперь мне придется говорить это снова, снова и снова, – сказал Ларк. – Если я выживу, моя жизнь будет сплошными сожалениями и извинениями, потому что я последний. Платанового взвода больше нет, мисс Уинноу. Утром мы проснулись в одном мире, а сейчас солнце садится в другом.

Когда он снова закрыл глаза, Айрис ничего не говорила, просто держала его за руку, пока угасал последний свет дня. Вечер уступал место ночи. Когда-то она боялась, что могут прийти гончие Дакра, но теперь страха не осталось. Было только горе, острое и мучительное.

Она по-прежнему держала лейтенанта Ларка за руку, даже через час после того, как он умер.

Теперь дым был в ее волосах, дым в легких, дым в глазах, сжигающий изнутри.

Айрис закрыла лицо руками и заплакала.

33
Снегопад из сумки Китта

В Авалон-Блафф они приехали среди ночи. Когда Айрис на подгибающихся ногах вылезла из грузовика, было темно и холодно, а в небе мерцали звезды.

Внезапно ее окружили медсестры, врачи и горожане. Ее сразу подхватили и повели в освещенный госпиталь. Она была так измучена, что с трудом вымолвила: «Я в порядке, не тратьте на меня силы». Однако не успела она запротестовать, как медсестра увела ее в помещение, где промыла порезы и царапины обеззараживающим средством.

– Есть еще раны? – спросила медсестра.

Айрис заморгала. На мгновение ей показалось, что у нее двоится в глазах. Она не помнила, когда в последний раз пила или ела, когда в последний раз спала.

– Нет, – ответила она. Язык будто прилипал к зубам.

Медсестра взяла стакан воды и что-то в нем растворила.

– Вот, выпей. Марисоль сейчас в зале. Я знаю, что она захочет тебя увидеть.

– Айрис! – сквозь суматоху прорвался голос Этти.

Айрис подскочила, отчаянно озираясь. Этти пробиралась к ней сквозь толпу. Айрис поставила стакан и бросилась в объятия подруги. Вдохнув побольше воздуха, девушка велела себе успокоиться, но уже в следующее мгновение рыдала на плече Этти.

– Все хорошо, все хорошо, – шептала Этти, крепко обнимая ее. – Дай же посмотреть на тебя.

Она чуть отстранилась, и Айрис смахнула слезы с глаз, шмыгнула носом.

– Прости.

– Не извиняйся, – твердо сказала Этти. – Я так о тебе волновалась, еще с тех пор, как несколько часов назад приехал первый грузовик. Я буквально рассматривала каждого прибывшего, надеясь найти тебя.

Сердце Айрис застыло, кровь отхлынула от лица.

– Китт. Он здесь? Ты его видела? С ним все в порядке?

Этти ухмыльнулась.

– Да, он здесь. Не волнуйся. Наверное, его уже вывели из хирургической наверху. Идем, отведу тебя к нему, только сначала выпей воды.

Айрис взяла стакан. Она не понимала, как сильно дрожит, пока не попыталась выпить глоток и пролила половину себе на грудь. Этти заметила, но ничего не сказала и повела ее к лифту. Вместе они поднялись на второй этаж. Здесь было тише, чем внизу; пахло йодом и мылом. У Айрис сжалось горло, пока Этти вела ее по коридору. Они завернули за угол, в тускло освещенную палату.

Здесь стояло множество коек, разделенных тканевыми перегородками, чтобы дать хоть какое-то уединение. Айрис сразу нашла его взглядом.

Роман лежал на узкой койке в первом же закутке. Он спал: рот приоткрыт, грудь равномерно поднимается и опадает, словно он во власти глубокого сна. Он выглядел таким худым в больничном халате. Таким бледным в свете лампы. Выглядел так, будто его может сломать любая мелочь.

Айрис шагнула ближе, не зная, можно ли ей здесь находиться. Но медсестра кивнула, и она нерешительно подошла к Роману. Раненая нога, перебинтованная, лежала на подушке, а к правой руке была подключена капельница.

Она остановилась, глядя на него. Ради нее он принял множество ран. Подверг себя опасности, чтобы уберечь ее. Если бы не он, стояла бы она сейчас здесь с легкими царапинами или ее разорвало бы шрапнелью и она умерла бы в окопе? Если бы он не поехал с ней… если бы не проявил столько упрямства, не настоял, чтобы его тоже взяли…

Не дыша, она осмелилась погладить его руку, порезы на костяшках пальцев.

«Почему ты сюда приехал, Китт?»

Она снова перевела взгляд на его лицо, почти ожидая, что его глаза откроются, а губы изогнутся в нахальной усмешке, как будто он ощутил ту же опасную искру, что и она, стоило им только соприкоснуться кожей. Но Роман все так же спал, недосягаемый.

Айрис сглотнула.

«Почему ты принял раны, которые должны были быть моими?»

Она провела кончиками пальцев вверх по его руке, по воротнику, вдоль подбородка и к густым волосам. Убрала со лба прядь, рискуя разбудить его этой лаской.

Разумеется, он не проснулся.

Айрис отчасти была рада, отчасти разочарована. Она все еще беспокоилась о нем и чувствовала, что лед внутри не растает полностью, пока он не заговорит с ней. Пока она не услышит снова его голос, не почувствует на себе его внимательный взгляд.

– Мы вынули из его ноги двенадцать осколков шрапнели, – тихо сказала медсестра. – Ему очень повезло, что пострадала только нога и что не задело артерии.

Девушка убрала руку с темных волос Романа и оглянулась. Медсестра стояла в изножье кровати.

– Да, я была с ним, когда это случилось, – прошептала Айрис, отходя назад.

Краем глаза она увидела Этти, ждущую в дверном проеме.

– Значит, он здесь благодаря тебе, – сказала медсестра, подходя, чтобы пощупать его пульс. – Уверена, завтра он захочет увидеть тебя и лично поблагодарить.

– Нет, – возразила Айрис, – это я здесь благодаря ему.

Из-за комка в горле она больше ничего не смогла вымолвить и, развернувшись, вышла из палаты. Дыхание стало учащенным и поверхностным, и Айрис казалось, что она может упасть в обморок прямо в коридоре, пока не увидела, что к ней кто-то настойчиво рвется. Длинные черные волосы выбились из косы, юбка была забрызгана кровью, а в карих глазах горел огонь.

Марисоль.

– Вот ты где! – воскликнула та, и Айрис забеспокоилась, что у Марисоль какая-то беда, пока не поняла, что та плачет. Слезы блестели на ее щеках. – Боги, я каждый день молилась за тебя!

Только что Айрис стояла, дрожа, посреди коридора, но в следующее мгновение Марисоль уже обнимала ее, рыдая в ее спутанные волосы.

Айрис вздохнула. Она в безопасности, она в безопасности, можно ослабить бдительность и спокойно дышать. Она обняла Марисоль в ответ, стараясь спрятать нахлынувшие слезы.

Она думала, что больше не сможет плакать, но когда Марисоль отстранилась и обхватила ее лицо ладонями, Айрис дала волю слезам.

– Айрис, когда ты в последний раз ела? – спросила Марисоль, нежно вытирая ее слезы. – Идем, я отведу тебя домой и накормлю. А потом примешь душ и отдохнешь.

Марисоль взяла за руку Этти, стараясь держать обеих девушек поближе, и повела их домой.

* * *

Айрис захотела сначала принять душ.

Пока Марисоль с Этти готовили на кухне какао и поздний ужин, девушка побрела наверх, в ванную. Адреналин, поддерживавший ее почти с полудня, после которого словно бы прошли годы – когда небо было голубым, сгущались тучи, в окопах царила тяжелая тишина, а Платановый взвод был жив, – этот адреналин полностью иссяк. Айрис вдруг ощутила полное изнеможение.

Она вошла со свечой в свою комнату, сняла с плеч сумки и уронила на пол, где они так и остались лежать на коврике двумя грудами. Разделась, с содроганием отрывая от кожи окровавленную ткань.

«Прими душ побыстрее», – сказала ей Марисоль. Была уже полночь, и они всегда должны быть готовы к приходу гончих.

Айрис мылась при свечах. Было темно и тепло, от кафельных плиток поднимался пар. Она стояла под душем с закрытыми глазами, и кожа горела, когда девушка ее терла, терла так, словно могла смыть все пережитое.

В ушах по-прежнему немного звенело, и Айрис не знала, пройдет ли это когда-нибудь.

Она что-то сбила с полочки для мыла и подскочила, когда предмет со звоном упал. Сердце затрепетало. Она сжалось было от страха, но сказала себе, что все хорошо. Она под душем, и это всего лишь жестяная баночка с лавандовым шампунем.

Убедившись, что смыла с себя грязь, пот и кровь, девушка закрыла кран и вытерлась. Ей не хотелось смотреть на свое тело, на отметины на коже. Ушибы и царапины, которые напоминали от пережитом.

Надевая ночную рубашку, она подумала о Романе. Он не выходил из головы, пока она распутывала узлы в мокрых волосах. Когда он проснется?

Когда ей прийти к нему?

– Айрис! – позвала Марисоль. – Завтрак!

Завтрак посреди ночи.

Айрис отложила расческу и со свечой спустилась на кухню. От запахов еды желудок сжался. Она страшно проголодалась, но не была уверена, что сможет есть.

– Вот, начни с какао, – сказала Этти, предлагая чашку, от которой поднимался пар.

Айрис с благодарностью взяла и села на свое обычное место. Марисоль расставляла на столе тарелки. Она приготовила какое-то блюдо из сыра с разными легкими ингредиентами, и девушка потихоньку начала брать по кусочку. Внутри разлилось тепло. Она вздохнула, чувствуя, что постепенно приходит в себя.

Этти и Марисоль ели вместе с ней, но молчали. Айрис была им за это благодарна, сомневаясь, что сейчас смогла бы говорить. Просто сидеть с ними – это все, что ей было нужно.

– Помочь вымыть посуду, Марисоль? – спросила Этти, вставая и собирая тарелки, когда они поели.

– Нет, я сама. Почему бы тебе не проводить Айрис к ней в комнату?

Айрис чувствовала, как отяжелели веки. Когда она встала, ноги были как чугунные, и Этти взяла ее под руку. Девушка почти не помнила, как они поднимались по лестнице, как подруга открыла дверь и завела ее в комнату.

– Остаться с тобой, Айрис?

Айрис опустилась на тюфяк на полу. Одеяло было холодным.

– Нет, я так устала, что усну без проблем. Но разбуди, если завоет сирена.

Она не помнила, как провалилась в сон.

* * *

Айрис резко проснулась.

Поначалу она не поняла, где находилась. В окно лился солнечный свет, в доме было тихо. Она села. Все тело одеревенело и болело.

Гостиница. Она в гостинице Марисоль, и похоже, что уже позднее утро.

Воспоминания последних дней нахлынули разом.

Роман. Ей нужно в госпиталь. Айрис хотела увидеть его, прикоснуться к нему. Наверняка он уже проснулся.

Девушка со стоном поднялась на ноги. Она легла спать с мокрыми волосами, и они теперь были в полном беспорядке. Потянувшись за расческой, она увидела на полу свою сумку, а рядом сумку Романа. Обе были истертые и перепачканные. Потом ее взгляд упал на комбинезон, брошенный у стола, на котором стояла печатная машинка, поблескивая на солнце.

Карвер.

Имя шепотом пронеслось сквозь нее, и она с нетерпением глянула на платяной шкаф, ожидая увидеть на полу одно письмо за другим.

Там ничего не было. Голый пол. Он вообще не писал с тех пор, как она уехала. Сердце сжалось.

Айрис закрыла глаза. Мысли вертелись в голове. Она вспомнила его последнее письмо, которое сунула в карман и пыталась читать, пока Роман не помешал ей дважды.

Девушка наклонилась над комбинезоном и обыскала карманы, ожидая, что письмо пропало, как и мамин медальон, что сражение отняло у нее и это. Но письмо было на месте. На уголке засохли пятнышки крови. Дрожащими руками Айрис разгладила бумагу.

На чем она остановилась? Он задавал вопросы. Хотел знать о ней больше, словно испытывал тот же голод, что и она. Потому что она тоже хотела его узнать.

Она нашла нужное место. Ей удалось добраться почти до конца, когда Роман так грубо помешал, швыряя в нее комки бумаги.

Айрис прикусила губу и быстро пробежала глазами слова:

Я хочу знать о тебе все, Айрис.

Хочу знать о твоих надеждах и мечтах. Хочу знать, что тебя раздражает и что вызывает улыбку, что заставляет смеяться и чего ты хочешь больше всего на свете.

Но, наверное, еще сильнее… я хочу, чтобы ты узнала, кто я.

Если бы ты видела меня сейчас, как я это печатаю… ты бы улыбалась. Нет, ты бы рассмеялась, если бы увидела, как у меня трясутся руки, потому что я хочу все сделать правильно. Хотел сделать правильно еще много недель назад, но, по правде говоря, не знал как и переживал о том, что ты можешь подумать.

Странно, не правда ли, как быстро может измениться жизнь? Как какая-то мелочь вроде напечатанного письма может открыть дверь, которую никогда не видел. Создать возвышенную связь. Перевести через божественный порог. Но есть еще кое-что, что я должен сказать тебе в этот момент, когда мое сердце бешено бьется, и я умоляю тебя прийти и усмирить его. Вот что: твои письма стали для меня светом, на который я пошел. Твои слова – величайший пир, которым я кормился в дни, когда голодал.

Я люблю тебя, Айрис.

И я хочу, чтобы ты увидела меня. Хочу, чтобы узнала. Сквозь дым, огни и километры, которые когда-то лежали между нами.

Ты видишь меня?

– К.

Она опустила письмо, но не сводила глаз с напечатанных слов Карвера.

«Какой синоним для слова «величайший»?» Роман когда-то задал такой вопрос из окна второго этажа. Словно принц, заточенный в замке.

«Божественный», – ворчливо ответила она снизу, поливая огород. «Возвышенный», – предложила Этти, полагая, что он пишет о богах.

Сердце заколотилось. Девушка перечитывала письмо Карвера – «Я люблю тебя, Айрис», – пока слова не начали сливаться, а глаза переполнили внезапные слезы.

– Нет, – прошептала она. – Не может быть. Это просто совпадение.

Но она была не из тех, кто верит в совпадения. Она перевела взгляд на сумку Романа на полу. После ранения он настаивал, чтобы она взяла ее. Она слышала, как наяву, его голос:

«Айрис, моя сумка. Мне нужно… нужна моя сумка. Там кое-что… Я хочу, чтобы ты…»

Мир замер.

В ушах заревело, как будто она только что просидела час под артиллерийским обстрелом.

Письмо Карвера выскользнуло из рук, и Айрис направилась к сумке Романа. Засохшая грязь посыпалась дождем, когда девушка подняла ее. У Айрис ушла минута, чтобы расстегнуть ее. Пальцы заледенели и не слушались. Наконец она открыла сумку и перевернула.

И оттуда посыпалось содержимое.

Шерстяное одеяло, несколько консервных банок с овощами и маринованными фруктами. Блокнот, исписанный его почерком. Ручки. Запасные носки. И бумага. Так много листков бумаги. Они порхали, оседая на пол, как снег. Страница за страницей, смятые и сложенные, все с напечатанным текстом.

Айрис уставилась на бумагу под ногами.

Она поняла, что это. Поняла, когда, выронив сумку, опустилась на колени и подобрала листки.

Это были ее письма.

Ее слова.

Первые были напечатаны Форесту, а остальные – человеку, которого она знала как Карвера.

Айрис начала их перечитывать, и ее затопили эмоции. Слова жалили, словно это не она печатала их, сидя на полу в своей прежней комнате, одинокая, встревоженная и сердитая.

«Я желаю, чтобы ты был трусом ради меня, ради мамы. Желаю, чтобы сложил оружие и разорвал клятву верности богине, которая призвала тебя. Желаю, чтобы ты вернулся к нам».

Она думала, что Карвер выбросил самые первые письма. Она просила переслать их обратно, а он сообщил, что это невозможно.

Что ж, теперь она знала, что он лгал. Потому что они были здесь. Они все были здесь, помятые, будто их перечитывали много раз.

Айрис прекратила читать. Глаза горели.

Карвер – это Роман Китт.

Он был Карвером все это время, и это осознание так сильно поразило ее, что ей пришлось сесть на пол. Ее охватило невероятное облегчение. Это был он. Она все это время писала ему, влюблялась в него.

Но потом начали возникать вопросы, расшатывая это облегчение.

Неужели он ее разыгрывал? Для него это была забава? Почему он не сказал ей раньше?

Она закрыла лицо руками, и ладони впитали жар ее щек.

– Боги, – прошептала она сквозь пальцы.

Когда она открыла глаза, зрение прояснилось. Она уставилась на разбросанные перед ней письма и начала их собирать, одно за другим.

34
К.

Через десять минут Айрис пришла в госпиталь в чистом комбинезоне с туго затянутым поясом. Волосы, по-прежнему безнадежно спутанные, падали на плечи, но на уме у нее были дела поважнее. Поднимаясь на лифте на второй этаж, она держала в руках все свои сложенные письма.

Дверь звякнула.

Выйдя в коридор, Айрис прошла мимо нескольких медсестер и доктора, не обративших на нее ни малейшего внимания, чему она лишь обрадовалась. Она не знала толком, что сейчас будет, но кровь уже гудела.

Когда она добралась до палаты Романа, лицо ее пылало.

Он находился на той же койке, отгороженной занавесками. К руке по-прежнему была подключена капельница, на правой ноге – свежие бинты, но теперь он сидел, сосредоточив внимание на тарелке супа.

Айрис остановилась на пороге. Ее сердце смягчилось, когда она увидела его бодрствующим. Он был уже не так бледен, как вчера, и девушка обрадовалась, что он выглядит гораздо лучше. Проглотив ложку супа, он на миг закрыл глаза, словно наслаждаясь едой.

Айрис почувствовала, что у нее вспотели ладони, и пот пропитывает письма. Она спрятала руки за спиной и подошла к Роману, остановившись в ногах кровати.

Он поднял голову и вздрогнул при виде нее. Ложка со звоном упала, и он поспешно поставил тарелку на тумбочку.

– Айрис.

В его голосе прозвучала радость. Он любовался ею, и когда попытался двинуться с места – он правда собирается встать и подойти к ней на одной ноге? – девушка откашлялась.

– Сиди на месте, Китт.

Он замер и наморщил лоб.

Она заранее продумала, что ему сказать. Как начать этот странный разговор. Всю дорогу сюда она мысленно повторяла, но теперь, когда она его увидела… все слова вылетели из головы.

Она показала стопку писем. И сказала:

– Ты.

Мгновение Роман молчал. Потом набрал побольше воздуха и прошептал:

– Я.

Айрис улыбнулась, пытаясь скрыть, что сгорает со стыда. Хотелось смеяться и плакать, но она заставила себя подавить эти порывы. Голова начала болеть.

– Все это время ты получал мои письма?

– Да, – ответил Роман.

– Я просто… поверить не могу, Китт!

– Почему? Во что так трудно поверить, Айрис?

– Все время это был ты.

Она смахнула слезы и швырнула одно из писем на кровать Роману. Приятно было услышать хруст бумаги и отвлечься от смущения. Она бросила еще одно, и еще. Письма упали ему на колени.

– Айрис, перестань, – сказал он, собирая письма, которые она бросала. Которые небрежно мяла. – Я понимаю, почему ты на меня злишься, но дай объяс…

– Давно ты знал? – резко спросила она. – Когда ты понял, что это я?

Роман помедлил, стиснув зубы и продолжая бережно собирать письма.

– Я знал с самого начала.

– С начала?

– С первого письма, которое ты отправила, – уточнил он. – Ты не упомянула своего имени, но писала о работе в «Вестнике» и о должности колумниста.

Айрис похолодела от ужаса, слушая его. Он знал все это время? Он знал все это время!

– Если честно, поначалу я думал, что это розыгрыш, – продолжал он. – Что ты делаешь это, чтобы забраться мне в голову. Пока не прочитал другие письма…

– Почему ты мне ничего не сказал, Китт?

– Я хотел. Но боялся, что ты перестанешь писать.

– Поэтому ты решил, что лучше выставить меня дурой?

Его глаза вспыхнули от обиды.

– Я никогда не выставлял тебя дурой, Айрис. И никогда так о тебе не думал.

– И тогда ты решил подыграть? – Ей было неприятно, что ее голос задрожал. – Значит, все это была шутка над бедной коллегой из низшего сословия?

Удар попал в цель. Лицо Романа исказилось, как будто она ударила его.

– Нет. Я никогда бы так с тобой не поступил, а если ты так обо мне думаешь, то не…

– Ты лгал мне, Китт! – закричала она.

– Я тебе не лгал. Все, что я рассказывал… там не было никакой лжи. Ни капли, ты меня слышишь?

Айрис уставилась на него. Он сидел с красным лицом, прижимая к груди ее письма, и внезапно ей пришлось добавить к нему новые слои. Все подробности жизни Карвера. Она вспомнила Дел, поняла, что Роман был старшим братом и потерял сестру. Вытащил ее из воды, когда девочка утонула в свой седьмой день рождения. Ему пришлось нести ее тело домой, к родителям.

К горлу подступил комок. Айрис закрыла глаза.

Роман вздохнул.

– Айрис? Можешь подойти? Посиди со мной, давай поговорим.

Ей нужно побыть одной. Разобраться в клубке своих чувств.

– Мне нужно идти, Китт. Забирай свои письма, они мне не нужны.

– Что значит не нужны? Они мои.

– Да! Это еще одно, в чем ты мне лгал! – сказала она, показывая на письма. – Я просила переслать мои старые письма. Те, которые я писала Форесту. А ты ответил, что не можешь.

– Я ответил, что не могу, потому что не хотел. Ты дочитала мое последнее письмо? Хотя, судя по всему… вряд ты даже начала понимать, что твои слова значат для меня. Даже если поначалу они были адресованы Форесту. Они были от сестры, которая писала пропавшему без вести старшему брату. И я прочувствовал эту боль как брат, который потерял единственную сестру.

Айрис не знала, что делать со своей и его болью, которые внезапно слились. В мозгу вспыхнуло предупреждение: она слишком близко подошла к огню и может обжечься. Она сняла броню и чувствовала себя обнаженной.

– Вот, – сказала она, отдавая ему последнее письмо. – Мне нужно идти.

– Айрис? Айрис, – прошептал он, попытавшись взять ее за руку, но она уклонилась. – Пожалуйста, останься.

Она сделала шаг назад.

– У меня дела… дела, которыми нужно заняться… Я должна идти.

– Прости, – сказал он. – Прости, если я обидел тебя, но в моих намерениях этого никогда не было, Айрис. Как ты думаешь, почему я приехал?

Она была уже почти у двери. Задержалась, но избегала встречаться с ним взглядом и смотрела на письма, которые он отчаянно сжимал в руках.

– Ты приехал, чтобы снова меня затмить, – бесстрастно ответила она. – Чтобы доказать, что пишешь гораздо лучше, как это делал в «Вестнике».

Она повернулась, чтобы убежать, но не сделала и двух шагов, как услышала шум – скрип кровати и болезненный стон. Она оглянулась и вытаращила глаза, увидев, что Роман стоит на одной ноге, вырывая из руки иглу капельницы.

– Вернись в кровать, Китт!

– Не убегай от меня, Айрис, – сказал Роман, ковыляя к ней. – Не убегай после того, что мы только что вместе пережили. Исполни мою последнюю просьбу.

Айрис поморщилась, глядя, как он пытается дойти до нее на одной ноге. Она шагнула вперед, готовая подхватить его, но он вцепился в дверной косяк и удержался, буравя ее взглядом голубых глаз. Теперь они стояли почти вплотную, и Айрис чуть не отшатнулась, борясь с мучительным притяжением к нему.

– Что за просьба? – спросила она холодно, чтобы скрыть, как защемило сердце. – Что для тебя так важно, чтобы ты повел себя как дурак, выдернул иглу из вены, наверное, разорвал швы и…

– Я никогда тебе не лгал. – Выражение его лица смягчилось, но взгляд оставался пронзительным. Он прошептал: – Однажды, несколько месяцев назад, ты задала мне вопрос, а я не стал отвечать. Но я хочу, чтобы ты спросила меня снова, Айрис. Спросила, какое у меня второе имя.

Она стиснула зубы, но удержала его взгляд. Память заработала как фонограф, и она услышала свой прежний голос, ехидный, насмешливый и полный любопытства.

«Роман Кичливый Китт, Роман Капризный Китт, Роман Коварный Китт…»

У нее перехватило дыхание.

– «К» значит «Карвер», – сказал Роман, наклоняясь к ней. – Меня зовут Роман Карвер Китт.

Он запустил пальцы в ее волосы и опустил губы к ее губам. Когда их губы соприкоснулись, Айрис ощутила прокатившийся по ней разряд. Он целовал жадно, словно давно мечтал ощутить ее вкус, и поначалу она не могла дышать. Но когда шок прошел, она почувствовала, как в крови разливается тепло.

Айрис приоткрыла рот, отвечая на поцелуй, и ощутила его трепет, когда провела ладонями вверх по его рукам и вцепилась в него. Роман переместился вместе с ней. Айрис показалось, что они падают и она совершенно беспомощна, пока не почувствовала спиной стену. Роман прижался к ней, его стройное тело горело, словно охваченное огнем. Его жар просочился в ее кожу, проник в кости, и она не смогла сдержать стона.

Роман обхватил ее лицо ладонями. Да, он давно хотел ее. Она чувствовала это по его прикосновениям, по тому, как его губы завладевают ее губами. Как будто он бесконечное число раз представлял себе этот миг.

Айрис не сознавала, который сейчас час или день или где они находятся. Оба были подхвачены ураганом, который сами же устроили, и девушка не знала, что будет, когда этот ураган уйдет. Она лишь чувствовала, как что-то ноет в ее груди. Что-то очень необходимое Роману, потому что его рот, и его дыхание, и его ласки пытались вытащить это из нее.

Кто-то откашлялся.

Айрис внезапно вернулась в реальность и ощутила прохладный, пахнущий лекарствами воздух госпиталя. Увидела электрические лампочки над головой. Услышала, как звякают судна и подносы с обедом, которые разносят раненым.

Тяжело дыша, она оторвалась от Романа и уставилась на него, на его опухшие губы, на глаза, пылающие опасным огнем. А сам он не отрывал взгляда от нее.

– Мне придется ограничить вам время приема посетителей, если эти поцелуи повторятся, мистер Китт, – произнес усталый голос.

Айрис заглянула за спину Романа и увидела медсестру с иглой и капельницей, которые Роман вырвал из руки.

– Вам нужно лежать в постели и отдыхать, – добавила она.

– Этого больше не повторится, – пообещала Айрис с пылающим лицом.

Медсестра лишь изогнула бровь. Роман, в свою очередь, выдохнул так, словно Айрис его ударила.

«Что я делаю? – пронеслось в голове Айрис. Она выскользнула из-под руки Романа. – Это глупо. Это…»

Задержавшись на пороге, она опять оглянулась.

Роман так и стоял, прислонившись к стене, но не сводил с нее глаз, даже когда медсестра подошла помочь ему.

Айрис ушла, оставив ему будоражащее воспоминание о поцелуе и письма, разбросанные по кровати.

Дорогая Айрис,

~~О чем ты думала?~~

~~Как ты позволила сердцу затмить твой разум?~~

Ты должна была знать!!!

Как ты это пропустила? Как позволила ему одержать верх? Роман «К. значит Карвер» Китт разыгрывал тебя.

Китт: 2 (1 очко за колумниста, 1 – за продуманное мошенничество)

Уинноу: 0

Я просто… Я даже не знаю, что теперь думать. Мне неловко, я сердита. Мне грустно и, как ни странно, радостно. Этти с Марисоль продолжают звать меня в госпиталь, но если я сейчас увижу Китта, то не знаю, как отреагирую. Сегодня утром я вела себя как идиотка, так что лучше мне держаться подальше. Вместо госпиталя я вызвалась копать в поле могилы. Я копаю, час за часом. Выплескиваю злость, беспомощность и печаль в землю. И я помогаю жителям Авалон-Блаффа записывать имена солдат перед тем, как мы их похороним.

Это изнурительный труд. Я натерла мозоли на руках, но даже не чувствую их. Столько людей умерло, а я просто очень устала, опечалена, злюсь. И я не знаю, что делать с Киттом.

Прошлой ночью я перечитывала его письма. И я не думаю, что он меня разыгрывал. Ну, может, только в самом начале, но потом нет. И я не знаю, как в полной мере описать, что я чувствую. Наверное, нет слов, чтобы это объяснить, но…

Иногда я по-прежнему чувствую его руку в моей, как он тянет меня сквозь дым и ужас окопов. Иногда я чувствую, как он поднимает меня, словно я ничего не вешу, и разворачивает, как будто в танце. Или как он становится между мной и гранатой, и я по-прежнему не могу дышать. Иногда вспоминаю, как у меня остановилось сердце, когда я увидела, как он лежит на спине и смотрит в небо, точно мертвый. Когда увидела, как он идет по полю, а в это время воет сирена, предупреждающая об эйтралах. Когда мы столкнулись на золотистой траве. Когда его губы прикоснулись к моим.

Я влюбляюсь в него двумя разными путями. Лицом к лицу и словом к слову. Если честно, были моменты, когда я тосковала по Карверу, и моменты, когда тосковала по Роману, а теперь не знаю, как совместить этих двоих. И должна ли я это делать.

Он пытался мне сказать. А я была слишком рассеянна, чтобы сложить два и два. Это моя вина. Это моя уязвленная гордость. Мне нужно просто успокоиться и продолжать жить, с ним или без него.

Я просто ~~в бешенстве сгораю со стыда сбита с толку возмущена боюсь.~~

Я боюсь, что он причинит мне боль. Боюсь снова потерять любимого человека. Боюсь упустить. Признать, что я чувствую к нему. Тем не менее он доказал преданность мне. Доказывал снова и снова. Он нашел меня в самый темный день моей жизни. Он последовал за мной на войну, на передовую. Он встал между мной и Смертью, принял раны, которые предназначались мне.

Какой-то электрический ток во мне умоляет снять остатки брони и позволить ему увидеть меня такой, какая я есть. Выбрать его. Тем не менее я сижу в одиночестве и печатаю слово за словом, пытаясь разобраться в себе. Смотрю на огонек свечи и могу думать только о том, что…

Я так боюсь. И при этом так хочу быть уязвимой и смелой, когда речь идет о моем собственном сердце.

35
Холм, который чуть не покорил Айрис

Стоя на коленях в огороде, Айрис поливала грядки. За те дни, что она провела на фронте, из земли начали пробиваться зеленые ростки, и при виде их хрупкости сердце девушки смягчалось. Она представляла, как вскоре вернется с войны Киган, и как она обрадуется, увидев, что Марисоль позаботилась засадить огород. Огород был не самым красивым и ухоженным, но он постепенно пробуждался к жизни.

«Я вырастила что-то живое в сезон смерти».

Эти слова эхом отдавались в Айрис, когда она нежно трогала ближайший стебелек. Лейка опустела, но девушка все так же стояла на коленях, и влага с земли просачивалась в штанины комбинезона.

Она устала и чувствовала тяжесть во всем теле. Вчера они закончили хоронить умерших.

– Я так и думала, что найду тебя здесь, – сказала Этти.

Айрис оглянулась через плечо. Подруга стояла на задней террасе, прикрывая рукой глаза от солнца.

– Я нужна Марисоль? – спросила Айрис.

– Вообще-то нет.

Этти замешкалась, пиная камешек носком ботинка.

– Что такое, Этти? Ты меня тревожишь.

– Роман только что вернулся из госпиталя, – ответила Этти, откашлявшись. – Отдыхает в своей комнате.

– А.

Айрис перевела взгляд на грядки, но сердце бешено заколотилось. Прошло два дня с тех пор, как она ходила к нему с письмами. Два дня с тех пор, как видела и говорила с ним. Два дня с тех пор, как они целовались так, словно изголодались друг по другу. Два дня, в течение которых она разбиралась в своих чувствах, пытаясь решить, что же делать.

– Наверное, это хорошая новость.

– Думаю, ты должна к нему сходить, Айрис.

– Зачем?

Надо на что-то отвлечься. Вот сорняк, который нужно выдернуть. Айрис быстро справилась с задачей и внезапно ей страшно захотелось еще чем-нибудь занять руки.

– Не знаю, что между вами произошло, и не буду спрашивать, – сказала Этти. – Знаю лишь, что он не очень хорошо выглядит.

От этих слов Айрис похолодела.

– Не очень хорошо выглядит?

– Я имею в виду… его дух будто сломлен. Ты же знаешь, что говорят о раненых солдатах, дух которых сломлен.

– Китт – корреспондент, – возразила Айрис, но голос ее дрогнул.

Она невольно глянула на окно Романа на втором этаже, вспомнив день, когда он перегнулся через подоконник и бросил ей записку.

Теперь окно было закрыто, шторы задернуты.

Этти молчала. Тишина в конце концов заставила Айрис посмотреть на подругу.

– Так ты к нему сходишь? – спросила Этти. – Я полью вместо тебя.

Не успела Айрис придумать отговорку, как подруга схватила лейку и пошла к колодцу.

Айрис прикусила губу, но встала и отряхнула землю с комбинезона. Руки были грязными, и она остановилась, чтобы вымыть их в тазу для стирки, но со вздохом сдалась. Роман видел ее и гораздо более грязной и растрепанной.

Айрис поднималась по лестнице. В доме царили тишина и полумрак. Дверь его комнаты была закрыта, словно он отгородился от мира, и сердце Айрис забилось быстрее. Она постояла, прислушиваясь к своему дыханию, а потом отругала себя за трусость.

«Я не узнаю, чего хочу, пока не увижу его снова».

Она быстро постучала три раза.

Ответа не последовало. Нахмурившись, Айрис постучала еще, сильнее и настойчивее. Роман не отвечал.

– Китт? – позвала она сквозь дверь. – Китт, пожалуйста, отзовись.

Наконец он безучастно произнес:

– Чего ты хочешь, Уинноу?

– Можно войти?

Мгновение Роман молчал, потом протянул:

– Ну заходи.

Она открыла дверь и вошла. Айрис впервые попала в его комнату, но сразу устремила взгляд на Китта. В тусклом свете он лежал на полу на импровизированном тюфяке. Глаза закрыты, пальцы сплетены на груди. На нем был чистый комбинезон; темные влажные волосы падали на лоб. Айрис ощутила запах мыла от его кожи, необычно бледной. Лицо чисто выбрито, острые скулы ввалились, будто он стал пустым.

И она была права: теперь она точно знала, что хочет выбрать.

– Чего ты хочешь? – повторил он хрипло.

– Тебе тоже добрый день, – радостно парировала Айрис. – Как ты себя чувствуешь?

– Великолепно.

Уголок его губ тронула улыбка, и узел напряжения внутри начал ослабевать. Но глаза он так и не открывал, и ей вдруг страшно захотелось, чтобы он посмотрел на нее.

– А вот и «Вторая Алуэтта», – сказала она, глядя на печатную машинку. Сердце потеплело при виде нее. – Хотя здесь слишком темно, Китт! Тебе нужно впустить свет.

– Я не хочу света, – проворчал он, но Айрис уже отдергивала шторы. Он поднял руки, чтобы заслониться от бьющего в лицо солнца. – Пришла мучить меня, Уинноу?

– Если я так мучаю, то страшно представить, как доставляю удовольствие.

Роман ничего не ответил и не убрал рук с лица, как будто больше всего на свете не хотел на нее смотреть.

Девушка подошла к его тюфяку, и ее тень упала на его худое тело.

– Посмотришь на меня, Китт?

Он не пошевелился.

– Ты не должна чувствовать себя обязанной навещать меня. Я знаю, что ты меня сейчас ненавидишь.

– Обязанной?

– Обязанной Этти. Я знаю, она просила тебя зайти ко мне. Все в порядке, можешь теперь вернуться к важным делам, от которых оторвалась.

– Я бы не пришла, если бы не хотела тебя видеть, – сказала Айрис, и в груди все сжалось, будто каждое ребро обвязали нитью. – На самом деле я пришла задать тебе вопрос.

Он остался спокоен, но в его голосе прозвучало любопытство:

– Ну давай, спрашивай.

– Не хотел бы ты со мной прогуляться?

Роман убрал руки с лица, на котором появилось недоверчивое выражение.

– Прогуляться?

– Э… может, не то чтобы прогуляться. Если твоя нога… Если тебе не хочется. Но мы можем выйти.

– Куда?

Теперь он смотрел ей в глаза, и Айрис до самого мозга костей чувствовала, что ее видят. Она едва могла дышать.

– Думаю, мы могли бы сходить на наш холм, – сказала она, глядя на свои грязные ногти.

– Наш холм?

– Твой холм, – быстро исправила она. – На холм, который чуть не покорил меня. Если только ты не думаешь, что теперь ему суждено покорить тебя. Если так, то завтра это будет во всех заголовках.

Роман молчал, глядя на нее снизу. Айрис больше не могла это отрицать. Она встретила его взгляд и робко улыбнулась, протягивая ему руки.

– Идем, Китт. Выйди со мной на улицу. Солнце и свежий воздух пойдут тебе на пользу.

Он медленно поднял руку и переплел ее пальцы со своими – с пальцами, которые печатали для нее одно письмо за другим.

И Айрис подняла его на ноги.

* * *

Роман настоял на прогулке и взял костыль, чтобы не опираться на правую ногу. Поначалу он двигался в энергичном ритме, раскачиваясь вперед, но потом начал уставать, и их шаги замедлились. Через несколько минут ходьбы по мощеной улице его лицо покрылось испариной от жары и усилий. Айрис сразу пожалела о своем необдуманном предложении.

– Нам не обязательно идти до самой вершины холма, – сказала она, глядя на спутника искоса. – Можем развернуться на полпути.

Он выдавил улыбку.

– Я не собираюсь сдаваться, Уинноу.

– Да, но твоя нога еще…

– Моя нога в порядке. Все равно мне хотелось снова полюбоваться видом с холма.

Айрис кивнула, но начала теребить косу, тревожась, что заставила его перенапрягаться.

Они свернули на улицу, которая постепенно поднималась на холм. Впервые после знакомства с Романом Айрис не знала, что сказать. В офисе «Вестника» у нее всегда был наготове язвительный ответ. Даже когда она писала ему как Карверу, слова свободно лились на бумагу. Но сейчас она испытывала необычное смущение, и слова казались медом на языке. Она отчаянно хотела говорить ему правильные вещи.

Айрис ждала, что он заговорит, надеялась, что он нарушит это странное молчание между ними, но его дыхание стало тяжелее, когда улица пошла в гору. Она начала вспоминать его последнее письмо и вдруг поняла, что именно хочет сказать Роману Карверу Китту.

Она повернулась к нему и пошла спиной вперед. Он это заметил и изогнул бровь.

– Соленое, – сказала она.

Он усмехнулся, глядя на мостовую и передвигая костыль вперед.

– Знаю, я вспотел.

– Нет, – возразила Айрис, привлекая его внимание обратно к себе. – Я предпочитаю соленое сладкому. Предпочитаю закаты рассветам, но только потому, что мне нравится смотреть, как загораются звезды. Мое любимое время года – осень, потому что и мама, и я считали, что только осенью в воздухе чувствуется магия. Я предпочитаю чай, и могу выпить его столько, сколько вешу сама.

На лице Романа заиграла улыбка. Айрис отвечала на вопросы, которые он задал в последнем письме.

– А теперь расскажи о своих предпочтениях.

– Я ужасный сладкоежка, – начал Роман. – Предпочитаю рассветы, но только из-за возможностей, которые приносит новый день. Любимое время года – весна, потому что снова начинают играть в бейсбол. Предпочитаю кофе, хотя пью все, что передо мной поставят.

Айрис улыбнулась, а потом не удержалась и рассмеялась. Она продолжала идти впереди, за пределами его досягаемости, если он попытается схватить ее. Потому что в его глазах снова появился тот голодный блеск, как будто теперь это она была метафорической морковкой.

– Мои ответы тебя удивляют, Уинноу?

– На самом деле нет, Китт. Я всегда знала, что ты моя противоположность. С заклятыми врагами обычно так.

– Предпочитаю «бывший соперник». – Он опустил взгляд на ее губы. – Расскажи еще что-нибудь о себе.

– Еще? Например?

– Что угодно.

– Ну ладно. В семь лет у меня была ручная улитка.

– Улитка?

Айрис кивнула.

– Его звали Морги. Я держала его в большой тарелке. Там было маленькое корытце с водой, камешки и несколько засушенных цветков. Я рассказывала ему все свои секреты.

– И что случилось с Морги?

– Однажды он уполз, пока я была в школе. Я пришла домой, а он исчез, и я нигде не смогла его найти. Я плакала две недели.

– Могу представить, какая это была катастрофа, – сказал Роман, и Айрис шутливо стукнула его.

– Не смейся надо мной, Китт.

– Я и не смеюсь, Айрис. – Он без усилий поймал ее руку, и они остановились посреди улицы. – Расскажи еще.

– Еще? – выдохнула девушка, и хотя руке было горячо, как от огня, она не стала отнимать ее. – Если я сегодня расскажу что-нибудь еще, я тебе надоем.

– Это невозможно, – прошептал он.

Ее снова одолела застенчивость. Что сейчас происходит, почему ей кажется, что у нее распахнулись крылья?

– Какое у тебя второе имя? – вдруг спросил Роман.

Айрис насмешливо выгнула бровь.

– Эту информацию ты должен заслужить.

– Да брось. Скажи хотя бы инициал? Так будет по-честному.

– С этим не поспоришь. Мое среднее имя начинается с «Э».

Роман улыбнулся, в уголках глаз собрались морщинки.

– Что же это может быть? Айрис Энергичная Уинноу? Айрис Эфемерная Уинноу? Айрис Эффектная Уинноу?

– О боги, Китт, – вспыхнула она. – Давай избавим нас от этой пытки. Элизабет.

– Айрис Элизабет Уинноу, – повторил Роман, и она затрепетала, услышав свое имя из его уст.

Айрис удерживала его взгляд, пока веселье в его глазах не истаяло. Теперь он смотрел на нее, как тогда в кабинете Зеба: как будто видел ее всю, целиком. Айрис сглотнула, приказывая сердцу успокоиться и замедлиться.

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – произнес Роман, проводя большим пальцем по ее ладони. – Ты тогда сказала, что я приехал лишь затем, чтобы «затмить» тебя. Это как никогда далеко от правды. Я разорвал помолвку, бросил работу и проехал шестьсот километров до разоренного войной края, чтобы быть с тобой, Айрис.

Ей стало неловко. Это не могло быть наяву. То, как он смотрел на нее, как держал ее руку. Наверное, это сон, который вот-вот растает.

– Китт, я…

– Пожалуйста, дай договорить.

Она кивнула, но постаралась внутренне подготовиться.

– На самом деле мне не так уж хотелось писать о войне, – продолжил Роман. – Разумеется, я буду это делать, потому что «Печатная трибуна» платит, но я бы предпочел видеть на первой полосе твои статьи. Предпочел бы читать то, что пишешь ты. Даже если это не письма ко мне.

Он помолчал, поджав губы, словно от неуверенности.

– Тот первый день, когда ты ушла… мой первый день в должности колумниста… Он был ужасен. Я понял, что не хочу быть тем, кем становлюсь, и я очнулся, когда увидел, что за твоим столом никого нет. Отец планировал мою жизнь с тех пор, как я себя помню. Следовать его воле было моим «долгом», и я старался подчиняться, даже если это убивало меня. Даже если это означало, что я не могу купить тебе сэндвич на ланч, о чем я вспоминаю до сих пор и презираю себя.

– Китт, – прошептала Айрис и крепче сжала его руку.

– Но в тот момент, когда ты ушла, – торопливо продолжил Роман, – я понял, что чувствую что-то к тебе, хотя много недель это отрицал. В тот момент, когда ты сообщила в письме, что находишься в шестистах километрах от Оута… Я думал, у меня сердце остановится. Знать, что ты все равно хочешь мне писать, но также знать, что ты так далеко… И пока мы дальше обменивались письмами, я наконец признал, что люблю тебя и хочу, чтобы ты узнала, кто я. Тогда я решил последовать за тобой. Я не хотел той жизни, которую распланировал для меня отец, – жизни, в которой я никогда не буду с тобой.

Айрис открыла рот, но была так ошеломлена и переполнена чувствами, что не сумела произнести ни слова. Роман пристально смотрел на нее. На его щеках горел румянец, глаза были расширены, как будто он ждал, что упадет на землю и разобьется.

– Ты… – начала она, моргая. – Ты говоришь, что хочешь прожить жизнь со мной?

– Да, – ответил он.

Ее сердце таяло. Айрис улыбнулась и поддразнила:

– Это предложение?

Он продолжал удерживать ее взгляд своим и был убийственно серьезен.

– Если я спрошу, ты ответишь «да»?

Айрис молчала, но в голове ее вертелись мечтательные мысли.

Когда-то, не так уж давно, в жизни до фронта, она сочла бы эту мысль нелепой. Она бы сказала: «Нет, у меня сейчас другие планы». Но это было раньше, в те времена, когда свет падал под другим углом, а настоящее было окрашено голубым оттенком «после». Она убедилась, насколько жизнь хрупкая. Увидела, что можно проснуться на рассвете и умереть до заката. Она прошла с Романом сквозь дым, огонь и страдания, рука об руку. Они оба почувствовали вкус Смерти и задели ее плечами. У них остались шрамы на коже и в душах после того переломного момента, и теперь Айрис видела больше, чем раньше. Она видела свет, но также и тени.

Время здесь бесценно. Если она хочет быть с Романом, то почему не должна ухватиться за эту возможность обеими руками?

– Наверное, тебе придется спросить и выяснить, – сказала она.

Когда она думала, что ее больше ничем не удивить, Роман начала опускаться на колено. Прямо посреди улицы, на полпути до вершины холма. Он собирался сделать ей предложение. Он действительно собирался спросить, станет ли она его женой. Айрис ахнула.

Он поморщился, когда его колено коснулось мостовой, а в глазах промелькнула боль.

Айрис посмотрела вниз, дальше их соединенных рук. Правая штанина его комбинезона пропитывалась кровью.

– Китт! – воскликнула она, заставляя его встать. – У тебя кровь идет!

– Ничего страшного, Уинноу, – заявил он, хотя начал бледнеть. – Наверное, шов разошелся.

– Сейчас же сядь.

– На дороге?

– Нет, сюда, на ящик.

Она подвела его к ближайшему двору. Наверное, это владения О’Брайанов, потому что на жухлой траве грелось на солнышке множество кошек. Айрис вспомнила, как Марисоль говорила, что в Авалон-Блаффе беспокоятся, что эти кошки однажды навлекут на них бомбы.

– Кажется, я забыл упомянуть, что у меня аллергия на кошек, – хмуро сказал Роман, когда Айрис заставила его сесть на перевернутый ящик для молочных бутылок. – И я вполне способен сам дойти до дома Марисоль.

– Нет, ты не дойдешь, – возразила Айрис. – Кошки к тебе не подойдут, я уверена. Подожди меня здесь, Китт. Не смей двигаться.

Она начала отходить, но он схватил ее за руку и снова притянул к себе.

– Ты бросишь меня здесь?

Он сказал это так, будто она его покидает. Сердце сжалось, когда она вспомнила, как оставила его в окопах. Неужели тот день преследует его так же, как ее? Каждую ночь она лежала в темноте, вспоминая.

«Ты и я… нам нужно держаться вместе. Так будет лучше».

– Я ненадолго, – пообещала Айрис, сжимая его пальцы. – Сбегаю за Питером. У него есть грузовик, он сможет подвезти нас в госпиталь, а там тебя осмотрит доктор…

– Айрис, я не вернусь в госпиталь, – заявил Роман. – У них и без того слишком много работы и нет времени заниматься пустяками вроде разошедшегося шва. Я могу зашить сам, если у Марисоль найдутся иголка и нитки.

Айрис вздохнула.

– Ладно. Отвезу тебя в гостиницу, если пообещаешь не двигаться, пока я не вернусь.

Роман сдался и кивнул, выпустил ее руку, хотя и неохотно, и Айрис со всех ног побежала по улице и завернула за поворот. К счастью, Питер, сосед Марисоль, был дома и согласился подъехать к холму, чтобы забрать Романа.

Айрис стояла в кузове рядом с охапкой сена, держась за деревянный борт, пока грузовик катился по улице. Она не понимала, почему по-прежнему дышит учащенно, как будто сердце считает, что она еще бежит. Не понимала, почему кровь бурлит и почему ей вдруг стало так страшно.

Девушка боялась, что, когда они поднимутся на холм, Романа там не будет. Ей казалось, будто она попала на страницы странной сказки, и она должна быть проницательной, а не глупой, и приготовиться к тому, что случится что-то страшное. Потому что хорошее в ее жизни никогда не длилось долго. Она подумала обо всех близких ей людях, чьи жизни переплетались с ее жизнью: бабуля, Форест, мама, – и как все они оставили ее либо по собственному выбору, либо по воле судьбы.

«Он собирался сделать мне предложение, – сказала себе Айрис, закрывая глаза, когда грузовик начал подниматься на холм. – Роман Китт хочет на мне жениться».

Она вспомнила, что писала самой себе несколько ночей назад. Напомнила себе, что, хотя люди, которых она любила, снова и снова бросали ее, Роман пришел за ней.

Он выбрал ее.

Питер переключил передачу, и грузовик начал замедлять ход. Грузовик издал хлопок, и Айрис подпрыгнула. Звук очень походил на стрельбу, и у нее участился пульс. Девушка поморщилась, борясь с порывом спрятаться, и открыла глаза.

Роман сидел на ящике из-под молочных бутылок там же, где она его оставила. Он хмурился, а на коленях у него свернулась кошка.

Дорогой Китт,

Теперь, когда швы на месте и ты пришел в себя после встречи с кошкой, настало время решить два очень серьезных вопроса касательно нас, которые не дают мне спать по ночам. Ты не возражаешь?

– А. У.

Дорогая Уинноу,

Я склоняюсь к тому, что вопрос только один, который мне так грубо помешали задать проклятые швы. Но что касается второго… я хотел бы точно знать, что именно лишает тебя сна.

Просвети меня.

Твой Китт
P. S. Тебе не кажется странным, что мы живем в соседних комнатах и по-прежнему предпочитаем отправлять письма через шкаф?

Дорогой Китт,

Я удивлена, что ты не помнишь во всех подробностях один спор, которым когда-то со мной поделился. Я должна была разрешить его при встрече.

Думаю, твоя бабушка будет рада моему выбору.

Мой твердый ответ: странствующий рыцарь.

– А. У.
P. S. Да, это странно, но так гораздо продуктивнее, согласен?

Дражайшая Уинноу,

Я польщен. Наверное, это из-за моего острого подбородка. Что же касается другого вопроса, то его нужно задавать лично.

Твой Китт
P. S. Согласен. Хотя был бы не прочь увидеть тебя сейчас…

Мой дорогой Китт,

Чтобы увидеть меня, придется подождать до завтра, когда я собираюсь вытащить тебя на огород. На какое-то время больше никаких кошек и никаких прогулок. Пока не поправишься. Тогда мы сможем бежать к холму наперегонки, и я надеюсь в кои-то веки тебя обойти (но только не поддавайся).

И завтра ты сможешь задать вопрос официально.

Люблю,
Айрис

P. S. Если будешь видеть меня слишком часто, тебе осточертеют мои грустные рассказы про улитку.

Дорогая Айрис,

Значит, на огороде.

Твой Китт
P. S. Это невозможно.

36
На огороде

Айрис хотела, чтобы он сделал ей предложение на огороде. Но сначала ей нужно было самой кое о чем его попросить, и она подождала, пока Китт он сядет на стул в тени. Роман наблюдал, как она стоит на коленях в грязи, выдергивает сорняки и поливает грядку за грядкой.

– Я думала кое о чем прошлой ночью, Китт, – сказала Айрис.

– Да? И о чем же, Уинноу?

Она взглянула на него. Пятна солнечного света танцевали на его плечах, на красивом лице. Темные волосы отливали синевой.

– Я думала о том, сколько времени разбазарила в прошлом.

Роман изогнул бровь, но в глазах блеснуло любопытство.

– Ты не производишь впечатление человека, который что-то «разбазаривает».

– Но я это делала. Когда пришла к тебе в госпиталь. Когда принесла тебе мои письма.

Не в силах смотреть на него, когда это говорила, Айрис вернулась к сорнякам.

– На самом деле из-за гордости, а еще я боялась своих чувств. Поэтому я ушла, оставив многое недосказанным, а потом, как я думала, заслонилась от тебя этими днями. Мне нужно было время, чтобы защитить себя, снова надеть броню. Но потом я поняла, что у меня нет никаких гарантий. Мне уже следовало хорошенько это уяснить после окопов. Мне не гарантирован вечер сегодняшнего дня, не говоря уже о завтрашнем. В любой момент с неба может упасть бомба, и у меня не будет шанса сделать это.

Роман молчал, впитывая ее бестолковые признания, а потом осторожно спросил:

– О чем ты говоришь?

Она ощутила непреодолимое притяжение его взгляда и повернула к нему голову.

– Уверен, что хочешь это услышать?

– Да.

Айрис отерла ладони и направилась к Роману вдоль грядки. Потом сунула руку в карман, где ждал сложенный листок бумаги.

– Понимаешь, Китт, – начала она, – я очень привязалась к Карверу. Его слова сопровождали меня в самые мрачные моменты жизни. Он был другом, в котором я отчаянно нуждалась; человеком, который выслушивал меня и подбадривал. Я никогда не была так уязвима ни с кем другим. Я влюблялась в него. И тем не менее мои чувства вступили в конфликт с другими, когда ты приехал в Авалон, потому что я поняла, что ты мне все больше нравишься.

Роман старался не улыбаться, но ему это не удалось.

– Можно ли как-то стереть это различие?

– На самом деле да. – Она достала из кармана письмо, грязное и перепачканное кровью. – Я знаю тебя как Карвера. И знаю как Романа Китта. Я хочу свести этих двоих воедино, как и должно быть. И есть только один способ сделать это.

Она протянула письмо.

Роман взял, и улыбка его померкла, как только он понял, что это за письмо. Когда начал читать свои слова.

– Ты просишь меня…

– Прочитать свое письмо вслух? – с улыбкой закончила она. – Да, Китт. Прошу.

– Но это письмо… – Он усмехнулся, запуская руку в волосы. – В этом письме я говорил о многом.

– Да, и я хочу услышать, как ты скажешь мне все это.

Роман уставился на нее с непроницаемым выражением, но ей вдруг стало жарко. Легкий ветерок играл ее распущенными волосами. «Я прошу слишком много, – подумала она. – Конечно, он не станет это делать».

– Хорошо, – уступил он. – Но раз уж нам не гарантирован сегодняшний вечер, какой будет моя награда за то, что я прочитаю тебе это ужасно драматичное письмо?

– Сначала прочитай, а потом посмотрим.

Роман опустил взгляд на свои строчки, кусая губу.

– Если это поможет, – начала она нараспев, опускаясь на колени на следующую грядку, – я не буду на тебя смотреть, пока ты читаешь. Можешь даже притвориться, что меня здесь нет.

– Невозможно, Айрис.

– Почему же, Китт?

– Потому что ты сильно отвлекаешь.

– Тогда я не буду двигаться.

– Будешь просто стоять на коленях в грязи?

– Что, тянешь время?

Айрис снова оглянулась на него. Он уже смотрел на нее, как будто никогда не отводил взгляда. Ее кровь стучала в висках, как барабаны, но она сделала глубокий вдох и прошептала:

– Прочти, Роман.

Эмоция, которая таилась в нем, – будь то страх, волнение или смущение, – растворилась. Он откашлялся и опустил взгляд на письмо. Губы его уже разомкнулись, чтобы прочесть первое слово, но он помедлил и поднял голову.

– Ты все еще смотришь на меня, Айрис.

– Прости, – сказала она без малейшего раскаяния, но перевела взгляд на грядку и принялась выдергивать сорняки.

– Ну ладно, начнем. «Дорогая Айрис. Твой конкурент? Кто этот тип? Если он пытается с тобой тягаться, то, должно быть, он круглый дурак. Не сомневаюсь, что ты во всем его превзойдешь». Добавлю от себя: мне понравилось писать это гораздо больше, чем следовало.

– Да, это очень остроумно с твоей стороны, Китт. Уже на этом месте мне следовало догадаться, что это был ты.

– На самом деле, я думал, что ты поймешь это на следующей строчке, где я писал: «А теперь признание: я не в Оуте».

– Мне нужно напоминать, что когда в первый раз я читала это письмо, ты мне помешал, потому что мы собирались ехать на фронт? А когда я второй раз пыталась его читать, ты швырнул мне в лицо комок бумаги.

Роман прижал руку к сердцу.

– В свое оправдание скажу, Айрис, тогда в окопе я знал, что ты читаешь это письмо, и подумал, что сейчас не лучшее время для моих бестолковых признаний.

– Это понятно. Пожалуйста, продолжай.

– Боги, на чем я остановился?

– Ты прочел всего шесть строчек, Китт.

Он нашел нужное место и продолжил читать, а Айрис, закрыв глаза, наслаждалась звуками его голоса. Его глубокий баритон превращал когда-то молчаливые слова в живые образы. Ей всегда было интересно, как Карвер выглядит, и теперь она его видела. Длинные пальцы, танцующие над клавиатурой; голубые глаза, как небо в разгар лета; взъерошенные черные волосы, острый подбородок, лукавая улыбка.

Роман запнулся. Айрис открыла глаза, вглядываясь в знойную дымку позднего утра. Он медленно продолжал:

– «Хотел сделать правильно еще много недель назад, но, по правде говоря, не знал как и переживал о том, что ты можешь подумать. Странно, не правда ли, как быстро может измениться жизнь? Как какая-то мелочь вроде напечатанного письма может открыть дверь, которую никогда не видел. Создать возвышенную связь. Перевести через божественный порог. Но есть еще кое-что, что я должен сказать тебе в этот момент, когда мое сердце бешено бьется и я умоляю тебя прийти и усмирить его…»

Он замолчал.

Айрис посмотрела на Романа. Его глаза по-прежнему были прикованы к напечатанным словам, пока девушка не поднялась с земли, привлекая его внимание.

– «Вот что, – прошептал он, а она тем временем подошла ближе. – Твои письма стали для меня светом, на который я пошел. Твои слова – величайший пир, которым я кормился в дни, когда голодал. Я люблю тебя, Айрис».

Айрис забрала у него бумагу, сложила и сунула обратно в карман. Она знала, чего хотела, и тем не менее если она будет думать об этом слишком долго, то все испортит. Страх, что все это может разбиться, был почти непреодолимым.

Как будто почувствовав ее мысли, Роман потянулся к ней и усадил к себе на колени.

Она была изумительно, невыносимо близко к нему. Их лица оказались на одном уровне, взгляды слились. Его жар просочился в нее, и она поерзала на его коленях, а потом вцепилась в рукава, как будто мир вокруг них вращался. Он издал какой-то звук – вздох, и ее сердце заколотилось.

– Я сделаю тебе больно, Китт!

Она начала отклоняться назад, но он взял ее за бока и удержал на месте.

– Ты не навредишь моей ноге, – улыбнулся он. – Не беспокойся, что сделаешь мне больно. – Он притянул ее ближе, еще ближе, и она ахнула. – А теперь, прежде чем мы продолжим, я хочу задать тебе очень важный вопрос.

– Давай, – сказала Айрис.

Наверное, вот он, этот момент. Роман снова собирается сделать предложение.

В его глазах заискрилось озорство.

– Когда ты сказала медсестре, что больше не будешь со мной целоваться… ты говорила всерьез?

Айрис изумленно разинула рот, а затем рассмеялась.

– Тебя это больше всего волнует?

Роман крепче сжал ее бока.

– Боюсь, как только отведаешь чего-то подобного… этого не забудешь, Айрис. А теперь я должен узнать, сдержишь ли ты слова, сказанные три дня назад, или мы перепишем их здесь и сейчас.

Она молчала, погрузившись в пьянящие мысли и осмысливая слова Романа. Она никогда и никого не желала так неистово – ей казалось, что она заболевает. Айрис погладила его волосы. Черные пряди оказались мягкими. Роман закрыл глаза, полностью поглощенный ее прикосновениями. Айрис воспользовалась моментом, чтобы рассмотреть его лицо, изгиб его рта. Его дыхание участилось.

– Наверное, меня можно убедить переписать эти слова, – прошептала она дразнящим тоном, и он открыл глаза, чтобы рассмотреть ее. Зрачки у него были большие и темные, как две молодых луны. Айрис практически видела в них свое отражение. – Но только с тобой, Китт.

– Потому что я превосходно пишу? – предположил он.

Айрис улыбнулась.

– Да, в том числе.

Она поцеловала его – слегка коснулась губами его губ, и он замер, словно она его заколдовала. Но вскоре Китт с готовностью приоткрыл рот, а его руки прошлись по изгибу ее спины. Касания его пальцев, запоминающие ее, вызывали трепет от того, как он прикусывал ее нижнюю губу, как они начали исследовать друг друга.

Она в свою очередь прикоснулась к нему, изучая широкие плечи, ямочку над ключицами и резко очерченную челюсть. Айрис казалось, что она тонет; казалось, что она бежит вверх по склону. Внутри вспыхнула приятная боль – яркая, дрожащая и плавящая, – и Айрис поняла, что хочет ощутить его кожу своей.

Роман прервал поцелуй и на миг встретился с ней пылающим взглядом, а потом прижался ртом к ее шее, словно упивался запахом ее кожи. Он крепко обнимал ее, а его дыхание согревало ее горло.

– Айрис Элизабет Уинноу, выходи за меня замуж, – прошептал Роман, снова переводя взгляд на нее. – Я хочу провести с тобой все мои дни и все мои ночи. Выходи за меня.

С сердцем, полным огня, Айрис обхватила его лицо руками. Она никогда не была ни с кем так близко, но с Романом чувствовала себя в безопасности. А она очень давно не чувствовала себя в безопасности.

– Айрис… Айрис, скажи что-нибудь, – попросил он.

– Да. Я выйду за тебя замуж, Роман Карвер Китт.

К Роману вернулась уверенность, на его губах мелькнула улыбка. Она увидела это по его глазам, в которых словно загорелись вечерние звезды. Почувствовала по тому, как из его тела ушло напряжение. Он запустил пальцы в ее длинные непокорные волосы и сказал:

– Я думал, ты никогда не скажешь «да», Уинноу.

На самом деле на это ушло лишь несколько секунд.

Айрис снова рассмеялась.

Его губы накрыли ее губы, поглотив этот звук.

Когда кровь уже, казалось, вскипала, она оторвалась от поцелуя и спросила:

– Когда мы поженимся?

– Сегодня днем, – без колебаний ответил Роман. – Ты же сама сказала: в любой момент может упасть бомба. Мы не знаем, что принесет завтрашний день.

Она кивнула, соглашаясь, но потом ее мысли сменили направление. Если они сегодня обменяются клятвами, то этой же ночью разделят постель. Хотя она уже представляла, как будет с ним… Она была девственницей.

– Китт, я раньше никогда ни с кем не спала.

– Я тоже. – Он убрал за ухо прядь ее волос. – Но если ты к чему-то не готова, мы можем подождать.

Айрис едва могла говорить, лаская его лицо.

– Я не хочу ждать. Я хочу испытать это с тобой.

Она наклонилась, чтобы снова поцеловать его.

– Как ты думаешь, мне нужно попросить у Марисоль позволения жениться на тебе? – наконец спросил он ей в губы.

Айрис улыбнулась.

– Не знаю. А надо?

– Думаю, да. А еще получить одобрение Этти.

Значит, они в самом деле поженятся. Как только Марисоль и Этти вернутся из госпиталя, она выйдет замуж за Романа. Айрис хотела сказать что-то еще, но над головой зашелестели ветки. Она услышала, как открылась калитка во дворе, скрипя ржавыми петлями. Услышала, как мелодично зазвенели колокольчики, которые Марисоль повесила на террасе.

Айрис знала, что это на удивление сильный порыв западного ветра, дующего с фронта.

Ее охватила тревога. Показалось, что за ней с Романом наблюдают, и Айрис нахмурилась, оглядывая огород.

– Что такое? – спросил Роман, и в его голосе тоже зазвенели нотки тревоги.

– Просто слишком много мыслей в голове, – сказала Айрис. – Сейчас столько всего происходит. А я ведь еще даже не начинала работать над статьей.

Роман рассмеялся. Ей так нравился его смех, что она чуть не сорвала эти звуки с его губ, но устояла и игриво насупилась.

– Что смешного, Китт?

– Ты и твоя рабочая этика, Уинноу.

– Насколько я помню, это ты почти каждый вечер одним из последних уходил из «Вестника».

– Да. Ты только что подала мне идею.

– Я подала?

Он кивнул.

– Почему бы нам не открыть двери во двор и не принести печатные машинки на кухню? Мы можем писать за столом и наслаждаться теплой погодой, пока ждем Марисоль с Этти.

Айрис прищурилась.

– Ты предлагаешь именно то, о чем я подумала, Китт?

– Да. – Роман провел пальцем по уголку ее рта. – Давай поработаем вместе.

37
Преступление радости

Они сели друг напротив друга за кухонным столом так, что печатные машинки почти соприкасались. На столе валялись раскрытые блокноты и разрозненные листки с размышлениями, набросками и отрывками. Глядя на заметки, собранные на фронте, – рассказы солдат, которые уже мертвы, – Айрис осознала, что задача труднее, чем она предполагала.

– Есть идеи, с чего начать? – спросил Роман, как будто пребывал в такой же нерешительности.

Иногда ей снился тот день. Снилось, что она бежит по бесконечным окопам с полным крови ртом и не может найти выход.

Айрис откашлялась и перевернула страницу.

– Нет.

– Думаю, у нас есть два варианта, – сказал Роман, бросая свой блокнот на стол. – Мы можем писать о собственном опыте и о хронологии атаки. Или редактировать рассказы, которые собрали у солдат.

Айрис задумалась, но чувствовала, что Роман прав.

– Ты многое помнишь, Китт? После того, как упала граната?

Роман провел рукой по волосам, взлохматив их еще сильнее.

– Да, кое-что. Я думал, что боль меня оглушила, но я отчетливо помню тебя, Айрис.

– Значит, помнишь, какой ты был упрямый? Как настаивал, чтобы я схватила твою сумку и бросила тебя?

– Помню, мне казалось, что умираю, и я хотел, чтобы ты узнала, кто я, – ответил Китт, поймав ее взгляд.

Айрис замолчала, вытягивая выбившуюся нитку из рукава, и наконец сказала:

– Я не собиралась бросать тебя умирать.

– Знаю. – На его лице появилась улыбка. – И да. Упрямство – мое второе имя. Разве ты это еще не поняла?

– Я думала, второе имя у тебя другое, Карвер.

– Знаешь, чего хотел бы сейчас Карвер? Чаю.

– Сам готовь себе чай, лентяй, – сказала Айрис, но уже вставала со стула, благодарная за то, что он придумал ей хоть какое-то занятие. Дал возможность отвлечься от нахлынувших воспоминаний.

К тому времени, как она приготовила две чашки чая, Роман начал перепечатывать солдатские рассказы. Айрис решила, что ей лучше писать о самой атаке, поскольку она все время находилась в ясном уме.

Она вставила в печатную машинку лист бумаги и долго пялилась на его белизну, попивая чай. Стук печатной машинки Романа странным образом успокаивал. Девушка чуть не рассмеялась, вспомнив, как ее когда-то раздражало, что он так легко изливал слова на бумагу, пока она корпела над объявлениями и некрологами.

Нужно сломать этот лед.

Она дотронулась до клавиатуры, сначала нерешительно, словно вспоминания о назначении клавиш.

И начала печатать. Поначалу слова давались медленно и с трудом, но постепенно она вошла в один ритм с Романом. Ее клавиши поднимались и опускались под аккомпанемент его перестука, словно они вместе создавали металлическую песню.

Пару раз Айрис замечала, что он улыбается, как будто ожидает, что она снова начнет язвить.

Чай остыл.

Девушка прервала работу, чтобы налить свежего. Она заметила, что ветер не стихает. Его порывы то и дело проникали на кухню, шурша бумагами на столе. Ветер пах прогретой землей, мхом, свежескошенной травой, и растения на огороде танцевали под него.

Она продолжала работать над статьей, вскрывая воспоминания и перекладывая их на бумагу. Дойдя до момента, когда взорвалась граната, она остановилась и глянула на Романа. Он имел привычку хмуриться, когда писал, и сейчас между бровей у него пролегла глубокая борозда. Но глаза горели, губы были сжаты в тонкую линию, а голова наклонена набок, чтобы волосы не падали на глаза.

– Нравится смотреть? – поинтересовался он, не сбиваясь с ритма и не отводя взгляд от бумаги. Его пальцы летали над клавишами.

Айрис нахмурилась.

– Ты отвлекаешь меня, Китт.

– Приятно это слышать. Теперь ты знаешь, как я себя чувствовал все это время, Айрис.

– Если я тебя так долго отвлекала… тебе надо было что-то с этим сделать.

Не говоря больше ни слова, Роман взял листок бумаги, скомкал и швырнул в нее через стол. Айрис отбилась, глаза ее вспыхнули.

– Подумать только, я сделала тебе две чашки превосходного чая! – воскликнула она, тоже комкая бумагу, чтобы бросить в него.

Роман поймал комок, словно в бейсболе, не отводя взгляд от работы и продолжая печатать одной рукой.

– Есть какие-нибудь шансы на третью, как ты думаешь?

– Возможно. Но уже не бесплатно.

– Заплачу́ все, что ты захочешь. – Он прекратил печатать и посмотрел на девушку. – Назови свою цену.

Айрис прикусила губу, размышляя, чего бы попросить.

– Уверен, Китт? А если я захочу, чтобы ты до конца войны мыл уборную? А если захочу, чтобы ты каждую ночь делал мне массаж ног? А если захочу, чтобы ты каждый час готовил мне чай?

– Я могу делать все это и даже больше, если нужно, – с убийственной серьезностью ответил он. – Просто скажи, чего хочешь.

Она старалась дышать медленно и глубоко, пытаясь погасить разгоравшийся внутри огонь – искренний огонь, который разжигал в ней Роман. Он смотрел и ждал. Она опустила глаза на неоконченную фразу на странице.

Взрыв. Его руку вырвало из ее ладони. Поднявшийся дым. Почему она осталась невредимой, когда многие другие – нет? Мужчины и женщины, которые отдали гораздо больше, чем она, и которые никогда не вернутся домой к родным и любимым. Которые никогда не встретят свой следующий день рождения, не поцелуют человека, которого меньше всего ожидали поцеловать, а в старости, набравшись мудрости, не будут любоваться цветами в своем саду.

– Я этого не заслуживаю, – прошептала она. Ей казалось, что она предает брата. Предает лейтенанта Ларка и Платановый взвод. – Я не заслуживаю быть такой счастливой. Не сейчас, когда в мире столько боли, ужаса и потерь.

– Почему ты так говоришь? – мягко, но настойчиво спросил Роман. – Неужели ты думаешь, что можно жить в мире, где существует только это? Смерть, боль и ужас? Потери и страдания? Радоваться – это не преступление, даже если дела кажутся безнадежными. Айрис, посмотри на меня. Ты заслуживаешь всего счастья в мире. И я намерен позаботиться о том, чтобы оно у тебя было.

Она хотела Китту верить, но страх бросал свою тень. Его могут убить. Его снова могут ранить. Он может бросить ее, как Форест. Она не готова к еще одному такому удару.

Айрис попыталась сморгнуть слезы, надеясь, что Роман их не увидел, и, откашлявшись, проговорила:

– Похоже, это проблема, правда?

– Айрис, ты достойна любви. Ты достойна радоваться прямо сейчас, даже в темноте. И, просто на всякий случай… я никуда не денусь, если только ты сама не попросишь уйти. Но даже тогда нам придется поторговаться.

Она кивнула. Она должна ему доверять. Раньше Айрис в нем сомневалась, но Китт доказывал, что она ошибалась. Снова и снова.

Айрис чуть улыбнулась. На сердце было тяжело, но она хотела этого – хотела быть с ним.

– Чашку чая, – сказала она. – Это моя цена на сегодня.

Роман улыбнулся в ответ, вставая из-за стола.

– Полагаю, по чашке каждый час?

– Зависит от того, насколько хорошо ты завариваешь чай.

– Вызов принят, Уинноу.

Она проследила за тем, как он ковыляет к плите и набирает в чайник воды из-под крана. В доме он не любил ходить с костылем, хотя, похоже, все еще в нем нуждался. Айрис придержала язык, восхищаясь тем, как на него падает свет, любуясь грациозными движениями его рук.

Роман как раз налил ей чашку превосходно заваренного чая, когда зазвучала сирена. Айрис застыла, слушая, как вой вдали нарастал и стихал, нарастал и стихал. Снова и снова, как будто какая-то тварь ревела в предсмертной агонии.

– Эйтралы? – спросил Роман, со стуком ставя чайник.

– Нет, – сказала Айрис, поднимаясь. Она перевела взгляд на огород, над которым носился ветер. – Нет, это сигнал к эвакуации.

Раньше она никогда его не слышала, но часто думала, что такое могло случиться. Ноги будто приросли к полу. Сирена продолжала завывать.

– Айрис?

Голос Романа вернул ее в реальность. Он стоял рядом, пристально глядя в лицо.

– Китт.

Девушка взяла его за руку. Пол под ногами затрясся. Она подумала, что это толчок от упавшей вдали бомбы, но тряска продолжалась и усиливалась, как будто что-то приближалось.

Раздался громкий хлопок, и Айрис инстинктивно пригнулась, стиснув зубы. Роман заставил ее выпрямиться и прижал к груди.

– Это просто грузовик, – прошептал он, согревая дыханием ее волосы. – Просто выхлоп. Мы здесь в безопасности. Со мной ты в безопасности.

Она закрыла глаза, прислушиваясь к биению его сердца и звукам вокруг. Он был прав: грохот издал грузовик, подъехавший к дому. На ладонях и затылке по-прежнему проступал ледяной пот, но в объятиях Романа она могла стоять ровно.

Наверное, приближались множество грузовиков. Сирена продолжала завывать, а земля – трястись.

Айрис открыла глаза, ощутив внезапное побуждение взглянуть на Романа.

– Китт, ты же не думаешь, что…

Он только посмотрел на нее, но в глазах его появился мучительный блеск.

«Ты же не думаешь, что это солдаты Дакра? Ты же не думаешь, что это конец?»

«Он не знает», – поняла девушка, когда он погладил ее лицо. Он прикоснулся так же, как всегда, как будто хотел насладиться этой лаской. Как будто это могло быть в последний раз.

Передняя дверь со звоном распахнулась.

Айрис снова вздрогнула, но Роман не разжимал объятий. Кто-то вошел в дом, в коридоре послышались тяжелые шаги. А потом – голос, незнакомый, но пронзительный.

– Марисоль!

На кухне появилась женщина – высокая, в оливково-зеленой форме, забрызганной кровью. За спиной – винтовка, на поясе – гранаты, у сердца приколота золотая звезда, означавшая звание капитана. Светлые волосы были коротко подстрижены, но несколько прядей выбились из-под каски и блеснули на солнце. Щеки впали, словно она плохо питалась последние месяцы. Она обвела кухню пронзительным взглядом карих глаз и остановилась на обнявшихся Айрис с Романом.

Айрис сразу поняла, что знает ее. Она стояла на коленях в огороде этой женщины, готовясь к ее возвращению.

– Киган?

– Да. Где она? – настойчиво спросила Киган. Не дав Айрис времени ответить, она развернулась на каблуках и исчезла в коридоре.

– Мари? Марисоль?

Айрис выскользнула из объятий Романа и побежала за ней.

– Ее здесь нет.

Киган резко развернулась в прихожей.

– Где она?

– В госпитале. Что происходит? Нам нужно эвакуироваться?

– Да. – Киган перевела взгляд за ее спину, на Романа, который ковылял к ним. – Один из вас должен подготовить вещи для срочной эвакуации, второй пойдет со мной.

Она вышла в залитый солнцем двор, а Айрис повернулась к Роману.

– Марисоль приготовила сумки в кладовке. Их должно быть четыре, на каждого из нас. Принеси их, я скоро вернусь.

– Айрис, Айрис, погоди.

Роман схватил ее за рукав и притянул к себе. Она думала, что он будет возражать, но Китт впился в ее губы.

Спустя целую минуту она еще задыхалась от поцелуя, догоняя Киган на улице, где царил хаос. Повсюду стояли грузовики, из которых выскакивали солдаты, готовясь принять бой.

– Киган? – позвала Айрис, стараясь не отставать. – Что происходит?

– Дакр собирается напасть на Кловер-Хилл, – ответила Киган, обходя мужчину, который бежал домой с тремя козами на поводках и корзиной продуктов. – Это маленький город в нескольких километрах отсюда. Вряд ли мы сможем долго его удерживать и ожидаем, что потом Дакр нападет на Блафф, через день или около того.

Слова пронзали Айрис как пули. В груди вспыхнула боль, а потом она онемела от шока. «Этого не может быть», – думала девушка, даже видя, как жители Авалон-Блаффа выскакивают из домов с чемоданами и сумками, подчиняясь распоряжениям солдат, которые приказывали садиться в грузовики и эвакуироваться.

Одна семья вытаскивала из дома во двор огромный портрет в раме, а солдат качал головой и говорил:

– Нет, только самое необходимое. Все остальное оставьте.

– Жителей эвакуируют на грузовиках? – спросила Айрис.

– Да, – ответила Киган, глядя прямо перед собой, пока они продолжали пробираться по заполненным толпами людей улицам. – Их отвезут в ближайший город к востоку отсюда. Но я попрошу жителей, которые хотят сражаться и защищать город, остаться и помогать. Надеюсь, здесь найдутся добровольцы.

Айрис сглотнула. Во рту пересохло, пульс тяжело бился в горле. Она хотела остаться и помогать, но знала, что им с Романом нужно эвакуироваться.

– Я так и не узнала твоего имени, – Киган коротко посмотрела на девушку.

– Айрис Уинноу.

Киган изумленно распахнула глаза и споткнулась о выбившийся из мостовой камень, но быстро взяла себя в руки. Айрис решила, что такая реакция на имя ей просто показалась. Хотя не давал покоя незаданный вопрос…

«Неужели Киган слышала обо мне?»

Наконец впереди показался госпиталь. Киган ускорила шаг и уже почти бежала. Двор был заполнен медсестрами и врачами, которые помогали заносить пациентов в грузовики.

«Что мне делать? Остаться или уезжать?» – беспомощно думала Айрис, а сирена продолжала завывать.

Киган пробилась сквозь поток людей в коридор госпиталя. Айрис тенью следовала за ней. Большинство коек уже опустели, и шаги гулко раздавались под высокими потолками. Солнечный свет лился в окна на истертый пол.

Пахло солью, йодом и разлитым луковым супом. Киган резко остановилась, как будто налетела на стену. Айрис выглянула из-за нее и увидела в нескольких шагах Марисоль. Освещенная солнцем, она наклонилась, чтобы поднять корзину с одеялами. Этти стояла рядом.

Айрис в ожидании затаила дыхание, потому что Киган застыла на месте.

Наконец Марисоль подняла голову, изумленно приоткрыла рот. Корзина выпала из рук. Она взвизгнула и бросилась в объятия Киган, смеясь и плача.

Глядя на них, Айрис заметила, что перед глазами все расплывается. Она вытерла слезы, но сначала поймала взгляд Этти.

«Киган?» – с улыбкой одними губами спросила Этти.

Айрис тоже улыбнулась и кивнула.

И подумала: «Даже если кажется, что мир остановился и вот-вот рухнет, в самый мрачный час, когда воют сирены… радоваться – это не преступление».

* * *

– Я хочу, чтобы ты эвакуировалась, Мари. Поедешь с одним из моих сержантов, о тебе позаботятся.

– Нет. Нет, ни в коем случае!

– Марисоль, дорогая, послушай…

– Нет, Киган. Этот ты меня послушай. Я тебя не оставлю. Я не оставлю наш дом.

Айрис и Этти стояли во дворе госпиталя и смущенно наблюдали, как Марисоль и Киган спорят между поцелуями.

Киган бросила взгляд на Айрис с Этти и показала на них.

– А твои девочки, Мари? Твои корреспонденты?

Марисоль замолчала, ошеломленно глядя на Айрис с Этти.

– Я хочу остаться, – сказала Этти. – Я могу помочь чем смогу.

Айрис колебалась.

– Я тоже хочу остаться, но Китт ранен…

– Ты должна эвакуироваться с ним, – мягко произнесла Марисоль. – Побереги его.

Айрис кивнула, разрываясь на части. Она не хотела бросать Этти и Марисоль. Она хотела остаться и помогать им бороться, защищать этот городок, который стал милым ее сердцу домом. Но и не могла оставить Романа.

Киган нарушила напряженное молчание, обратившись к Марисоль:

– Значит, ты хочешь, чтобы Айрис и ее Китт были в безопасности, а мне в таком желании отказываешь?

– Я стара, Киган, – возразила Марисоль. – А они еще юные.

– Марисоль! – воскликнула Этти. – Тебе всего тридцать три!

Марисоль вздохнула. Повернувшись к Киган, она твердо произнесла:

– Я никуда не поеду. Мои девочки могут поступать, как считают нужным.

– Ладно, – сдалась Киган, потирая лоб. – Я знаю, что спорить с тобой бесполезно.

Марисоль лишь улыбнулась.

– Полагаю, нам с Киттом нужно сесть в один из грузовиков? – спросила Айрис, с трудом выговаривая слова.

Чувствуя себя виноватой, она опустила взгляд на руки, перепачканные огородной грязью и чернилами с печатной ленты.

– Да, – сурово ответила Киган. – Но, прежде чем уедешь, у меня есть для тебя кое-что.

Айрис как завороженная смотрела, как капитан достает из кармана что-то похожее на письмо. Киган протянула ей конверт, и мгновение Айрис только и могла что пялиться на него. Письмо, адресованное ей, помятое на войне.

– Что это? – слабо спросила Айрис, но ее сердце уже знало и колотилось от страха.

Это был ответ, который она ждала. Новости о ее брате.

– Письмо попало в мою почту, – объяснила Киган. – Думаю, потому что адресовано в Авалон-Блафф. Я собиралась отослать его вместе со своим письмом Марисоль, но мы были на марше. Прости, что я не смогла отправить его раньше.

Обескураженная Айрис взяла письмо и уставилась на него, на свое имя, выведенное на конверте темными чернилами. Это был не почерк Фореста, и Айрис вдруг стало нехорошо.

Она отвернулась от подруг, не зная, прочесть в их присутствии или найти уединенное место. Она отошла на несколько шагов, но колени начали подгибаться, поэтому Айрис остановилась. Руки были ледяными, хотя солнце палило так, что приходилось щуриться. Наконец она вскрыла конверт и прочитала:

Дорогая Айрис.

Ваш брат в самом деле сражался в Пятой роте «Лэндовер» Второго батальона «Е» под командованием капитана Рены Г. Грисс. К несчастью, он был ранен в битве на реке Лусия и отправлен в госпиталь в город Мерайя. Поскольку его капитан оказалась среди погибших, новость до вас не дошла.

Две недели спустя Мерайя попала под обстрел, но рядового Уинноу успели эвакуировать. Поскольку он оправился от ранения, а вся его рота погибла в битве при реке Лусия, его зачислили в новый вспомогательный отряд, и он храбро сражается за дело Энвы. Если до меня дойдут новости о нем, я передам их вам.

Лейтенант Ральф Фаулер,
помощник командующего бригадой «Е»

– Айрис? – Марисоль тронула ее за плечо.

Девушка развернулась, смахивая слезы, и прошептала, преисполняясь надеждой:

– Мой брат. Он был ранен, но он жив, Марисоль. Вот почему у меня не было о нем никаких известий все эти месяцы.

Марисоль ахнула, заключая ее в объятия. Айрис вцепилась в нее, подавляя рыдания от облегчения, разрывавшие грудь.

– Хорошие новости? – спросила Киган.

Айрис кивнула, выскальзывая из объятий Марисоль.

– Далеко отсюда до Мерайи?

По лицу капитана Киган пробежала тень. Наверное, она вспоминала битвы и кровопролитие. Сколько солдат погибло.

– Около восьмидесяти километров, – ответила она. – На юго-запад отсюда.

– Не так уж далеко, – прошептала Айрис, обводя пальцем контур своих губ.

Форест сражался в другой роте, которая могла квартироваться недалеко от Авалон-Блаффа.

– Айрис? – голос Этти вторгся в ее мысли. – Это значит, что ты остаешься?

Айрис открыла рот, но слова застряли в горле. Она перевела взгляд с Этти на Киган и Марисоль, а потом выпалила:

– Мне нужно поговорить с Киттом.

– Тогда поторопись, – сказала Киган. – Последний эвакуационный грузовик скоро уедет.

Это сообщение потрясло Айрис. Она кивнула и бросилась бежать по улице. В городе по-прежнему царила суматоха, но грузовики с жителями уже начали отъезжать, направляясь на восток. Айрис перепрыгнула через брошенный чемодан, через мешок картошки, через ящик с овощными консервами.

На Хай-стрит было на удивление тихо. Большинство жителей уже уехало, но когда Айрис подбежала к гостинице, то увидела, что передняя дверь распахнута.

– Сойдет, Китт. Спасибо, сынок.

Айрис перешла на шаг, узнав, что это был Питер из соседнего дома. Они с Романом грузили пожитки в кузов его небольшого грузовика.

– Рад помочь, сэр, – сказал Роман, закрепляя ящик.

Подойдя, Айрис увидела, что его комбинезон промок от пота. Она машинально глянула на его правую ногу, боясь снова увидеть на ткани кровь.

– Китт, – позвала девушка, и он обернулся.

Роман явно расслабился, увидев ее, и взял за руку, притягивая к себе.

– Все хорошо? – спросил он.

– Да.

Не находя больше слов, она просто протянула ему письмо.

Он нахмурился и смутился, пока не начал читать. Когда он снова поднял взгляд на Айрис, в его глазах блестели слезы.

– Айрис.

– Знаю, – с улыбкой сказала она. – Форест жив и служит в другой роте.

Она сглотнула, не веря, что собирается сейчас это сказать. Не веря, что настал момент, когда решается ее судьба.

– Я собиралась эвакуироваться с тобой, но после этого письма мне нужно остаться здесь. Я стала корреспондентом только из-за Фореста. Из моей семьи остался только он, и я ехала на запад с надеждой, что наши пути пересекутся. Теперь я знаю, что он, возможно, направляется сюда, чтобы защищать Авалон-Блафф от Дакра… Я должна остаться и помогать.

Роман крепче обнял ее, слушая. Взгляд его голубых глаз пронзал ее насквозь, и Айрис стало интересно, какое сейчас выражение на ее лице. Что он видит в ней: выглядит ли она решительной, напуганной, взволнованной или смелой?

– Я не буду просить тебя остаться со мной, – продолжала она, и ее голос дрогнул. – На самом деле я знаю, что тебе лучше уехать, потому что ты еще не поправился. А самое главное, я хочу, чтобы ты был в безопасности.

– Я приехал за тобой, Айрис, – сказал Роман. – Если ты остаешься, то и я тоже. Я тебя не покину.

Она вздохнула, удивленная облегчением, которое испытала после его решения: он не бросит ее, что бы ни принес завтрашний день. Айрис обхватила его руками за пояс и невольно снова опустила взгляд на его ногу.

– Ну что, подниметесь? – спросил Питер. – Моя жена поедет в кабине, но если хотите в кузов, там есть место.

– Нет, но все равно спасибо, мистер Питер, – ответил Роман. – Мы остаемся, чтобы помогать.

Айрис провожала взглядом грузовик, в котором Питер с женой уезжали в клубах выхлопного дыма.

У нее засосало под ложечкой, и она подумала, не совершает ли страшную ошибку и не пожалеет ли о своем решении остаться. О том, что отказывается уехать с Романом на восток, когда еще была такая возможность.

На улице стало тихо; суета улеглась, только ходили солдаты. На мостовой трепыхалась газета. За изгородью пела птица.

Айрис направилась к дому Марисоль, держа Романа за руку. Она подумала о свадьбе, к которой они были так близки. Каких-то несколько часов отделяло их от того, чтобы связать свои жизни, но все изменилось в один миг, словно мир вывернулся наизнанку.

Зато Форест был жив.

Она цеплялась за надежду увидеть брата, надежду, что их пути пересекутся пусть сейчас это казалось невероятным в том хаосе, который вот-вот разразится.

Айрис и Роман молча вернулись на кухню. Печатные машинки стояли на столе. Двойные двери, ведущие на террасу, оставались открытыми. В кухне гулял ветер, разнося по полу листы бумаги.

Не зная, чем заняться в ожидании Киган, Марисоль и Этти, Айрис опустилась на колени и принялась наводить порядок. Роман что-то говорил, но ее внимание привлек один листок бумаги на полу. На нем был отпечаток грязной подошвы.

Она поднесла бумагу к свету, изучая след.

– Что случилось, Уинноу? – спросил Роман.

– Китт, это ты наступил на бумагу грязными ботинками?

– Нет. Когда я ушел помогать Питеру, бумага лежала на столе. Дай взглянуть.

Айрис протянула ему листок и обнаружила на полу еще один с отпечатком подошвы. Она встала и перевела взгляд на открытые двери. Вышла на террасу и остановилась на пороге, рассматривая задний двор.

Открытые ворота скрипели на ветру. Ветки дерева стонали. Колокольчики пели. А на огороде она увидела такие же следы. Кто-то протопал прямо по заботливо ухоженным грядкам и взошедшим росткам.

Айрис стиснула челюсти, глядя на дорожку следов. Весь ее тяжелый труд, все старания и усердие – все зря. Кто-то прошел здесь, даже не задумавшись.

Девушка ощутила тепло Романа, подошедшего сзади вплотную. Почувствовала его дыхание на своих волосах, когда он увидел дорожку.

– Кто-то заходил в дом, – прошептал он.

Айрис не знала, что сказать, что подумать. Когда пехота прибыла в город на грузовиках, воцарился полный хаос. У жителей были считаные минуты на сборы. На задний двор мог зайти кто угодно.

Опустившись на колени, Айрис принялась быстро разравнивать дорожку, торопясь навести в огороде порядок к приходу Киган. Она хотела, чтобы Марисоль гордилась.

Сирена в Кловер-Хилле наконец смолкла.

38
Канун Дня Энвы

– А где остальные сумки? – спросила Марисоль.

Это было первое, что она бросилась искать, когда вернулась в гостиницу с Этти и Киган. Она взяла две сумки из мешковины, стоявшие на кухонном столе, и наконец посмотрела на Айрис с Романом, которые прибирали на обеденном столе.

Роман помедлил.

– Они все должны быть здесь, Марисоль. Я положил все четыре.

– Странно, – нахмурилась Марисоль. – Потому что здесь только две.

Айрис наблюдала, как Марисоль обыскивает кухню, и у нее замерло сердце.

– Марисоль? Мне кажется, их могли украсть.

– Украсть? – переспросила та, как будто сама мысль о воровстве в Авалон-Блаффе была неслыханной. – Почему ты так думаешь, Айрис?

– Потому что в огороде были следы, ведущие в дом.

– В огороде? – спросила Киган. – Ты в самом деле посадила огород, Мари?

– Ну конечно! Я же тебе говорила, что посажу. Но без помощи я бы не справилась.

– Покажи.

Этти стояла к двери ближе всех и первой вышла на террасу. В мире, залитом послеполуденным солнцем, воцарилась странная тишина. Выходя следом за всеми, Айрис заметила, что даже ветер стих.

Киган негромко присвистнула.

– Неплохо. Марисоль, ты даже не забыла поливать!

Марисоль игриво толкнула Киган в руку.

– Да, но ничего этого бы не было без Айрис и Этти.

– В самом деле. И я вижу, о чем ты говорила, Айрис. – Киган подошла к грядке и присела на корточки, чтобы рассмотреть комья земли. – Ты разгладила следы?

– Да, потому что хотела показать тебе огород в лучшем виде, – поспешно объяснила Айрис. – Но у меня есть четкий отпечаток подошвы.

Она принесла Киган лист бумаги с грязным следом.

Киган хмуро его рассмотрела.

– Солдатский сапог. Наверное, он зашел в дом во время эвакуации и стащил две сумки. Я удивлена. В моей роте все зарубили себе на носу: нельзя воровать у мирных жителей.

– Все нормально, – сказала Марисоль. – Кто бы это ни был, он нуждался в припасах, и я рада поделиться необходимым. Мне нетрудно собрать еще три сумки. Прямо сейчас этим и займусь.

– Еще три? – переспросила Киган, осторожно хватая Марисоль под руку, чтобы остановить. – Дорогая, тебе нужно собрать всего две.

– Да, и еще одну для тебя, – улыбнулась Марисоль. – Поскольку ты теперь здесь с нами.

– Конечно.

Киган отпустила Марисоль, и та вернулась на кухню. Но Айрис заметила грусть, промелькнувшую в глазах капитана, когда она снова посмотрела на огород – как будто чувствовала, что видит его в последний раз.

* * *

Все менялось.

Изменения витали в воздухе. Времена года словно раскрошились, как древняя страница, пропустив лето и осень, чтобы возвестить о наступлении зимних холодов. Солдаты в оливково-зеленой форме и касках размещались повсюду, готовя город к неминуемой битве. На улицах возводились баррикады из мешков с песком, разномастной мебели, вытащенной из домов, и всего, что можно было использовать как прикрытие.

Городок теперь казался не убежищем, а западней, в которую хотели поймать чудовище.

Как будто сам Дакр мог прийти в Блафф.

А если и правда мог? Как он выглядел? Узнает ли его Айрис, если их пути пересекутся?

Она подумала об Энве и ее арфе, о силе музыки богини, прозвучавшей глубоко под землей.

«Энва, где ты? Поможешь ли ты нам?»

Айрис старалась быть полезной Марисоль, которая готовила на кухне еду для солдат, и помогала Киган создавать как можно больше стратегических баррикад на улицах. Но в момент передышки девушка вспомнила о маме и о том, что урна с прахом по-прежнему стояла на столе в ее комнате.

«Если я завтра умру, мамин прах никогда не найдет места упокоения».

Эта мысль не давала ей покоя, отравляя каждую минуту. Больше всего на свете Айрис хотела видеть маму освобожденной.

Она взяла урну и подошла к Киган, потому что ее солдаты выставили охрану по всему городу и никого не впускали и не выпускали без особого распоряжения.

– Сколько у нас времени? – спросила она капитана. – До прихода Дакра.

Киган помолчала, глядя на запад.

– У него уйдет остаток дня, чтобы полностью разгромить Кловер-Хилл. По моим прогнозам, он отправится в Блафф завтра утром.

Айрис неровно выдохнула. У нее был один последний день, чтобы сделать все, что хотела, в чем нуждалась, к чему стремилась. Страшно представить – остались считаные бесценные часы. Она решила сделать все возможное, чтобы заполнить этот последний день до краев.

Удивленная молчанием, Киган наконец повернулась к ней и заметила урну в руках.

– Айрис, почему ты спрашиваешь?

– Я хотела бы до этого развеять прах моей матери.

– Тогда нужно сделать это сейчас. Но возьми с собой своего парня.

Айрис попросила Романа и Этти пойти с ней на золотое поле.

С востока дул легкий ветерок.

Айрис закрыла глаза.

Не так уж давно она приехала сюда, охваченная горем, чувством вины и страхом. И хотя все эти чувства никуда не делись, они потеряли свою остроту.

«Надеюсь, ты меня видишь, мама. Надеюсь, ты гордишься мной».

Она открыла крышку и перевернула урну.

Она смотрела, как ветер разносит прах мамы над танцующей золотистой травой.

* * *

– Кто-нибудь из вас умеет водить грузовик? – спросила Киган полчаса спустя.

Айрис и Этти с сомнением переглянулись. Они только что вынесли на улицу стол из дома Питера.

– Нет, – сказала Айрис, вытирая пот со лба.

– Ну, тогда идемте. Буду вас учить.

Айрис оглянулась на гостиницу, где Марисоль все еще готовила на кухне. Роман был приставлен к ней помощником, за что Айрис была благодарна, зная, что Марисоль усадила его за стол чистить картошку.

Пусть он и недоволен, но ему нельзя нагружать ногу.

Айрис следом за Этти и Киган обошла баррикады, направляясь на восточную окраину города, где припарковали грузовики. Киган выбрала машину в передней части стоянки, откуда легко можно было выехать на восточную дорогу.

– Кто первый? – спросила она, открывая водительскую дверь.

– Я, – вызвалась Этти прежде, чем Айрис успела набрать в легкие воздуха.

Этти взобралась на водительское сидение, а Киган и Айрис уселись на другой стороне кабины. Солдатам, дежурившим в этой части города, пришлось открыть импровизированные ворота, и теперь впереди расстилалась широкая пустая дорога.

– Включай зажигание, – велела Киган.

Айрис наблюдала за тем, как Этти заводит двигатель. Грузовик проснулся и заревел.

– Итак, ты знаешь, как работает сцепление?

– Да, – немного неуверенно ответила Этти, но руки ее уже лежали на руле, и она быстро осматривала приборную панель и рычаги.

– Хорошо. Поставь ногу на педаль. Нажимай.

Айрис наблюдала, как Этти следует инструкциям Киган. Вскоре они уже выехали на дорогу, и Авалон-Блафф скрылся в облаках пыли. Первая, вторая, третья передачи. Этти с легкостью их переключала, и когда они помчались с такой скоростью, что у Айрис застучали зубы, Этти издала победный вопль.

– Прекрасно. Теперь переключи на нейтральную и паркуйся, – велела Киган.

Этти так и сделала, и настала очередь Айрис.

Как только она взялась за руль, ладони сразу вспотели. Нога едва доставала до педали газа, не говоря уже о том, чтобы нажать на нее.

Это была… настоящая катастрофа.

Дважды она чуть не съехала с дороги; двигатель у нее глох по меньшей мере четыре раза. К тому времени, как Киган забрала управление, Айрис так и сыпала ругательствами.

– Еще немного практики, и все у тебя будет хорошо, – заверила капитан. – Основную идею ты уловила, а это самое главное.

Айрис скользнула на пассажирское сиденье к Этти, и все молчали, пока Киган везла их обратно в город. Импровизированные ворота закрылись за ними, и вскоре грузовик припарковался на прежнем месте, носом на восток.

Киган выключила двигатель, но не сдвинулась с места. Глядя в запыленное лобовое стекло, она произнесла:

– Если дела пойдут плохо, я хочу, чтобы вы взяли Марисоль и этого вашего Китта и уезжали на этом грузовике. Если ворота будут закрыты, можете протаранить их без колебаний. Ни в коем случае не останавливайтесь. Езжайте на восток, пока не окажетесь в безопасности.

Капитан помолчала, мрачно глядя на девушек.

– У Марисоль есть сестра, она живет в маленьком городке под названием Ривер-Даун, это в пятидесяти километрах к западу от Оута. Отправляйтесь для начала туда. Держитесь вместе и готовьтесь к худшему. Но вы должны увезти отсюда Марисоль, ради меня. Клянетесь?

У Айрис вдруг пересохло во рту. Она смотрела на капитана, на ее угловатое лицо и шрамы на руках, и ненавидела эту войну. Ненавидела, что война преждевременно сводит в могилу хороших людей и сокрушает их жизни и мечты.

И все же она кивнула и сказала в унисон с Этти:

– Клянусь.

* * *

После этого их назначили курьерами.

Этти и Айрис бегали по извилистым улочкам Авалон-Блаффа, разнося еду, сообщения и все, что требовалось Марисоль или Киган. Айрис пришлось выучить этот городок как свои пять пальцев и часто проходить по тем же маршрутам, что и с Романом, когда он ее тренировал. Когда они вместе бегали на рассвете. Девушка с удовлетворением обнаружила, что стала гораздо выносливее по сравнению с той первой пробежкой.

Ей лишь хотелось, чтобы сейчас Китт бежал рядом.

Девушки носили еду отряду, размещенному на холме. В небе начали клубиться облака, заслоняя солнце, и ветер принес запах дыма. Айрис поняла, откуда дым, как только взобралась на вершину холма.

Вдали горел Кловер-Хилл.

Доставив солдатам корзины с едой, Айрис рассматривала лица в надежде, что, среди них окажется Форест. Его там не было, но девушку не покидала надежда, даже когда она стояла и смотрела на поднимающийся вдали дым. Выжил ли кто-нибудь в Кловер-Хилле или Дакр перебил там всех?

– Как ты думаешь, скоро Дакр придет к нам? – спросила Этти, приближаясь.

Пространство между ними и Кловер-Хиллом казалось таким мирным и идиллическим, но эта невинность была обманчива.

– Киган сказала, что он придет завтра утром, – ответила Айрис.

Оставалось четыре часа дневного света, а потом еще ночь. Что будет дальше, можно было только представлять.

В каком-то смысле это тихое затянувшееся ожидание выносить было еще труднее, час за часом гадать, что будет, готовиться и ждать. Кто погибнет? Кто выживет? Смогут ли они удержать город или Дакр сожжет его дотла, как Кловер-Хилл?

– Если дела пойдут плохо, нам придется сдержать клятву, которую мы дали Киган, – начала Этти. – Я хватаю Марисоль, ты хватаешь Романа. Встречаемся у грузовика.

– А как мы поймем, что дела пошли плохо? – спросила Айрис, облизнув губы и почувствовав соленый вкус пота. – В какой момент мы узнаем, что пора бежать?

Она хотела задать этот вопрос Киган, но передумала, опасаясь, что капитан сочтет его излишним. «Разве ты сама не поймешь, что дела пошли плохо?»

– Не знаю, Айрис, – мрачно ответила Этти. – Но думаю… мы просто поймем.

Что-то потерлось о щиколотку Айрис. Она вздрогнула, услышав печальное мяуканье, и опустила взгляд. О ее ноги терлась пятнистая кошка.

– Ты только погляди! – воскликнула Этти, радостно подхватывая кошку. – Это же талисман на удачу!

– Не знала, что кошки приносят удачу, – сказала Айрис, но улыбнулась, глядя, как Этти над ней воркует.

– Как ты думаешь, чья она? – спросила Этти. – Может, бездомная?

– Думаю, она из кошек О’Брайанов. У них было штук семь. Наверное, эта отстала, когда они уезжали.

Кошка была удивительно похожа на ту, что вчера лежала на коленях Романа. Айрис почесала ее за ушками, внезапно захотев коснуться чего-то мягкого и нежного.

– Ну, тогда она пойдет со мной домой. Правда, Сирень?

Этти с кошкой на руках принялась спускаться с холма.

– Сирень? – нахмурившись, переспросила Айрис, следуя за ней.

Они прошли мимо двора О’Брайанов. Ящик из-под молочных бутылок, на который она усадила Романа, давно исчез – его унесли на баррикаду. Странно было сознавать, что за один день все может так сильно измениться.

– Да, это мои любимые цветы, – сказала Этти, оглядываясь на Айрис. – Разумеется, после ирисов.

Девушка улыбнулась, качая головой, но ее радость померкла, пока они шли к гостинице, обходя баррикады и цепи солдат. Пока она смотрела, как Этти ласково разговаривает с кошкой.

Это просто еще одно существо, которое придется хватать, если дела покатятся ко всем чертям.

* * *

– Ты принесла с собой кошку? – воскликнул Роман.

Он сидел за кухонным столом и чистил целую гору картошки. Переведя взгляд с Этти на кошку, он наконец остановился на Айрис и быстро осмотрел ее с головы до ног, словно искал на ней новые царапины.

Айрис вспыхнула, когда поняла, что делает то же самое – изучает все его изгибы и линии, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Когда их взгляды встретились, ее бросило в жар.

– Да, – ответила Этти, крепче обнимая Сирень. Кошка жалобно мяукнула. – Бедняжка была на холме совсем одна.

– Если ты вдруг не знала, у меня аллергия на кошек, – протянул Роман.

– Я буду держать Сирень в своей комнате, обещаю.

– А если ее шерсть попадет на твой комбинезон, я его постираю, – предложила Айрис.

Если кошки и правда приносят удачу, это животное им пригодится.

– Тогда мне будет нечего надеть, – сказал Роман, возвращаясь к чистке картошки. – Потому что мой второй комбинезон пропал.

– Что? – выдохнула Айрис. – Ты о чем, Китт?

– О том, что еще утром он висел в моем шкафу, а теперь его там нет.

Айрис продолжала рассматривать Романа. Его темные волосы были влажными и зачесанными назад, как в прежние дни в офисе. Лицо – чисто выбрито, ногти – вычищены. Она даже уловила слабый запах одеколона, и ее сердце забилось быстрее.

– Ты только что принял душ, Китт?

Это был самый глупый вопрос, какой она могла задать, но ей показалось странным, с чего он решил вымыться посреди дня, когда мир вот-вот рухнет. Хотя не следовало удивляться. Он всегда старался выглядеть как можно лучше, так почему конец света должен изменить его привычки?

Роман встретился с ней взглядом. Он ничего не сказал, но его щеки залил румянец. Не успела Айрис что-нибудь добавить, как на кухню зашла Марисоль с тяжелой корзиной моркови.

– Айрис, пожалуйста, почисти и покроши.

Это задание положило конец доставкам еды, возведению баррикад и попыткам представить Романа Китта в ду́ше. Когда солнце начало садиться, все сообща готовили для солдат несколько кастрюль овощного супа и пекли свежий хлеб.

У Айрис урчало в животе, когда Марисоль сказала:

– Этти? Может, Айрис поможет тебе наверху с этим особенным делом?

– Хорошо. – Этти вскочила со стула. – Идем, Айрис.

Айрис нахмурилась, но встала.

– В чем нужна моя помощь?

– Трудно объяснить, просто иди за мной.

Этти взяла ее за руку, но глянула поверх ее плеча, округлив глаза. Айрис обернулась и увидела, что Роман потупился.

– Что происходит, Этти? – спросила Айрис, поднимаясь следом за ней по лестнице. Уже почти стемнело.

– Сюда, – сказала Этти, заходя в ванную.

Айрис в замешательстве остановилась на пороге, а Этти повернула кран.

– Почему бы тебе не принять душ, пока я схожу поищу…

– Душ? – переспросила Айрис. – Зачем принимать душ в такое время?

– Потому что ты весь день бегала на холм и с холма, крошила морковь, пастернак и лук, и от твоего комбинезона несет выхлопами грузовика. Поверь, Айрис. Вот здесь новый шампунь, в этой баночке.

Она закрыла дверь, оставив Айрис в наполненной паром комнате.

Айрис сняла комбинезон и стала под душ. Нужно вымыться по-быстрому, потому что еще осталось столько дел. Но увидев грязь под ногтями, она вспомнила Романа, и ее охватило странное чувство, вызвавшее дрожь по телу.

Она мылась не спеша, пока не исчезли все следы лука, выхлопов и пота, и она не начала благоухать гарденией и лавандой. Айрис вытирала волосы, когда постучала Этти.

– Я принесла тебе чистую одежду.

Айрис открыла дверь и увидела Этти с отглаженным комбинезоном в одной руке и венком из цветов в другой.

– Хорошо, – сказала Айрис, глядя на цветы. – Что происходит?

– Одевайся, а я заплету тебе волосы.

Этти вошла в ванную и закрыла за собой дверь.

Айрис хотела было протестовать, но Этти изогнула бровь. Айрис покорно натянула комбинезон и застегнула пуговицы впереди, потом села на табурет, и Этти заплела ей волосы в две толстые косы, закрепив их на голове жемчужными булавками. Марисоль укладывала волосы похожим образом, и Айрис, увидев свое отражение в зеркале, подумала, что выглядит старше.

– А теперь самое главное. – Этти взяла венок.

Он был сплетен из только что срезанных маргариток, одуванчиков и фиалок – полевых цветов, которые росли в огороде.

Айрис затаила дыхание, когда Этти укладывала венок на ее косах.

– Вот. Ты такая красивая, Айрис.

– Этти, что происходит?

Подруга улыбнулась и сжала ее руки.

– Он спросил у меня одобрения. Сначала я сказала, что не уверена, потому что ты влюблена в парня по имени Карвер, который писал тебе заколдованные трогательные письма, и как может Китт с ним сравниться? Тогда он сообщил мне, что он и есть Карвер, и показал доказательства. Что еще я могла сказать, кроме как «да», я одобряю, причем стократно?

Айрис дышала медленно и глубоко, но сердце танцевало, пробуждая в крови пьянящую песню.

– Когда? – выдохнула она. – Когда он тебя спрашивал?

– Когда мы носили еду солдатам. Помнишь, ты убежала вперед? И да, он уже спрашивал разрешения у Марисоль. Даже у Киган. Он очень основательный, этот твой Китт.

Айрис закрыла глаза, с трудом веря.

– Ты не думаешь, что это глупо? Сейчас, когда к нам идет Дакр? Праздновать, когда смерть на пороге?

– Айрис, – сказала Этти. – Это только делает все прекраснее. Вы нашли друг друга, несмотря ни на что. Даже если это будет твоя единственная ночь с ним, наслаждайся.

Айрис поймала взгляд Этти.

– Ты хочешь сказать…

Этти улыбнулась и потянула ее за руку.

– Я хочу сказать, что Роман Карвер Китт ждет в огороде, чтобы жениться на тебе.

39
Клятвы в темноте

Роман стоял с Киган и Марисоль на краю огорода, глядя на угасающий вечерний свет. Киган предупредила, что клятвы нужно принести быстро, и это его вполне устраивало. Он поразился тому, как все его поддерживали и радовались его планам. Он-то был уверен, что одна из них скажет: «Нет, Роман, у нас есть дела поважнее. Оглянись! Сейчас не время для свадьбы».

Но его встретило совершенно противоположное отношение, как будто Этти, Марисоль и Киган очень хотели как-то поднять себе настроение.

Роман стоял, не зная, чего ожидать, но когда увидел, как Айрис выходит из дома с высокой прической, украшенной цветами… то ощутил гордость. А еще – огромную радость, такую глубокую, бесконечную и неизмеримую. Губы раздвинулись в широкой улыбке, а дыхание перехватило.

Этти вела подругу по каменной дорожке. Он никогда не видел, чтобы у Айрис так сияли глаза. Казалось, он ждал ее много часов, и в то же время словно бы прошел лишь миг до того, как она взяла его за руку.

Она была теплой и румяной после душа, а ее ладонь – мягкой как шелк.

Роман вглядывался в ее лицо, хотел запомнить каждую черточку и то, как она выглядит в сумерках. «Мы и правда делаем это», – с трепетом подумал он. Они собираются пожениться в комбинезонах накануне битвы, в шестистах километрах от дома.

Он не знал, почему она вдруг начала расплываться. Почему ее контуры начали таять, будто перед ним видение, сон, который вот-вот рассеется. Не знал, пока не моргнул, и тогда по его лицу покатились слезы.

Он не плакал много лет. Не плакал с самой смерти Дел. С тех пор он крепко держал свои чувства в узде, как будто отпускать их было неправильно. Как будто они были слабостью, способной его уничтожить.

Но теперь по его лицу текли слезы, словно прорвало дамбу. Всего лишь небольшая брешь, но все старые чувства вины хлынули в нее. Он хотел отпустить их, не желая нести этот багаж в семейную жизнь с Айрис, но не знал, как от него освободиться, и понял, что ей придется просто принимать его таким, какой он есть.

– Роман, – нежно прошептала Айрис.

Встав на цыпочки, она обхватила ладонями его лицо и вытерла слезы, но он позволил им течь, пока наконец не смог снова увидеть ее отчетливо.

«Что ты со мной делаешь?» – подумал он.

– Готовы? – спросила Киган.

Он чуть не забыл и о Киган с ее маленькой книжкой клятв, и о Марисоль с двумя кольцами, и об Этти с корзиной цветов.

Но в небе начали загораться звезды. Солнце скрылось за холмом, окрасив облака золотым. Уже почти стемнело.

– Да, – прошептал он, не отводя глаз от Айрис.

– Возьмитесь за руки, – сказала Киган, – и повторяйте за мной.

Айрис снова опустила свою руку к его руке. Ее пальцы были мокрыми от его слез.

Это были старинные клятвы. Слова, высеченные на камне в те времена, когда все боги были живы и бродили по земле.

«Я молюсь, чтобы мои дни были долгими рядом с тобой. Позволь исполнить каждое желание твоей души. Пусть твоя рука будет в моей ладони, при свете солнца и во тьме ночи. Пусть наше дыхание сольется, а наша кровь станет общей, пока наши кости не обратятся в прах. И даже тогда я отыщу твою душу, клятвой соединенную с моей».

– Прекрасно. – Киган повернулась к Марисоль. – А теперь кольца.

Марисоль нашла эти кольца в своей шкатулке с украшениями. Она сказала Роману, что серебряное, когда-то принадлежавшее ее тете, подойдет Айрис. А медное кольцо – для него, придется носить на мизинце. Это пока он не сможет достать нормальные обручальные кольца.

Айрис удивленно вскинула брови, когда Марисоль дала ей медное кольцо. Она не ожидала, что они все-таки поженятся в этот день, тем более что обменяются кольцами. Айрис нацепила кольцо ему на мизинец, а Роман быстро надел серебряное ей на безымянный. Оно оказалось немного свободным, но пока что сойдет и так.

Ему понравилось, как оно блестит на ее руке.

– А теперь, чтобы завершить нашу службу, – произнесла Киган, закрывая книжку, – скрепите ваши клятвы поцелуем.

– Наконец-то, – сказал Роман, хотя клятвы заняли всего полминуты.

Айрис рассмеялась. Боги, он так любил этот смех. Китт притянул девушку ближе и старательно поцеловал, коснувшись языком ее языка и насладившись ее вздохом.

Кровь бешено пульсировала в жилах, но их еще ждал ужин, на котором настояла Марисоль. Поэтому он нехотя прервал поцелуй.

Этти с радостным возгласом начала осыпать их цветами. Лепестки падали, как снег, застревая в их волосах. Айрис улыбалась, переплетя свои пальцы с его.

Он подумал о том, кем был до встречи с ней. До того, как она пришла в «Вестник». До того, как ее письмо выпало из-под дверцы его шкафа. Подумал о том, кем хотел стать теперь, когда ее рука лежала в его ладони.

Роман знал, что всегда будет благодарен за решение, принятое тем вечером, не так уж давно. Тем вечером, когда он решил написать ей в ответ.

* * *

Марисоль усадила их за столом рядышком. Айрис проголодалась, но кроме того была так взволнована и нервничала, что даже не знала, сможет ли есть.

– Сегодня суп и хлеб, – сказала Марисоль, ставя перед ними две тарелки. – Простая еда, но, я надеюсь, этого хватит?

– Это прекрасно, Марисоль, – ответила Айрис. – Спасибо.

Вскоре после этого начали приходить солдаты. Поев по-быстрому, они возвращались на свои посты. В гостинице стало жарко и людно, всюду горели свечи и звучали тихие разговоры. Айрис так и сидела рядом с Романом, и ее рука в его ладони покоилась на его бедре.

– Я слышал, сегодня кто-то женился, – с улыбкой сказал один из солдат.

Айрис вспыхнула, когда Роман поднял руку.

– Я этот счастливчик.

Это признание вызвало радостные возгласы и аплодисменты, и Айрис изумилась, что находит все это нормальным, как в любой другой вечер. А ведь завтра День Энвы, конец недели. Может быть что угодно, и Айрис постаралась избавиться от тревог. Она хотела просто наслаждаться настоящим. Это была жизнь, какую она хотела, – размеренная, непринужденная, яркая, в окружении любимых людей.

Если бы она могла запечатать этот миг в бутылку! Если бы могла выпить из нее в грядущие дни, чтобы вспомнить это ощущение тепла, полноты и радости. Как будто все ее части сошлись воедино и стали гораздо крепче, чем были до того, как она разбилась на части.

Айрис поняла, что вот это теперь ее семья. И что эти связи гораздо глубже, чем узы крови.

Очень скоро в гостинице наступила тишина.

Солдаты ушли, доев остатки супа и хлеба, и тарелки стояли в мойке. На кухонном столе горели свечи, и свет упал на лицо Романа, когда он наклонился к Айрис и прошептал на ухо:

– Готова идти в постель?

– Да, – сказала она, и сердце ее заколотилось. – Но, наверное, сначала нужно вымыть посуду?

– Ни в коем случае! – в ужасе воскликнула Марисоль. – Вы отправитесь в постель наслаждаться этой ночью.

– Но, Марисоль, – начала протестовать Айрис, когда Роман встал и потянул ее.

– Даже слышать об этом не хочу, – настаивала Марисоль.

– И я тоже, – заявила Этти, скрестив руки на груди. – Кроме того, комната Романа подготовлена для вас.

– Что? – выдохнула Айрис.

Этти лишь подмигнула и повернулась к мойке. Марисоль прогнала их в коридор, где они встретили Киган, которая выходила ненадолго по делам.

Капитан с ухмылкой кивнула им, и Айрис вдруг вспотела, поднимаясь по лестнице с Романом.

– Прости, я иду очень медленно, – сказал он, морщась при очередном шаге.

Айрис взяла его за руку, готовясь подхватить.

– Раны еще болят?

– Не очень. Просто не хочу, чтобы еще один шов разошелся.

Его слова обеспокоили. Айрис подозревала, что он скрывает, как сильно его тревожит нога, и решила, что сегодня нужно быть осторожными.

Они подошли к комнате Романа, и Айрис собралась с духом, не зная, что ее ждет внутри. Она вошла и ахнула.

Горело множество свечей, создавая романтичный полумрак. На полу и на постели были разбросаны цветы. Постель по-прежнему представляла собой тюфяк на полу, поскольку все матрасы отдали в госпиталь. Но Айрис показалось, что на нее бросили еще несколько одеял, чтобы было мягче.

– Красиво, – прошептала девушка.

– Я очень признателен, – сказал Роман, закрывая дверь. – К сожалению, не могу поставить это себе в заслугу. Это всё Этти.

– Тогда придется поблагодарить ее утром, – заметила Айрис, поворачиваясь к нему.

Китт уже смотрел на нее.

Айрис сглотнула, чувствуя себя неловко. Она не знала, должна ли с ходу раздеться или подождать, чтобы он ее раздел. Почему-то по его лицу было трудно что-то прочесть, как будто он носил маску. Не успела она дотронуться до верхней пуговицы комбинезона, как он заговорил:

– У меня есть просьба, Уинноу.

– Боги, Китт, – выпалила она прежде, чем остановилась. – Что на этот раз?

Он насмешливо поднял уголок губ.

– Пойдем, посиди со мной на нашей постели.

Пройдя мимо нее, он опустился на колени на кучу одеял и, осторожно пристраивая ногу, прислонился спиной к стене.

Айрис подошла к нему, но, прежде чем шагнуть на одеяла, расшнуровала и сняла ботинки. Потом помогла разуться Роману. Так что это было первое, что они сняли, – обувь.

Девушка села рядом. Тепло его тела начало просачиваться сквозь ткань, и Айрис поняла, как чудесно будет спать рядом каждую ночь. Ей больше никогда не будет холодно.

– Хорошо, Китт. Что за просьба?

– Я бы хотел, чтобы ты мне почитала кое-что.

– Что за кое-что?

– Одно из твоих писем.

Он застиг ее врасплох. Айрис хрустнула пальцами, понимая, что это будет честно – ведь он уже читал ей вслух по ее просьбе.

– Да, хорошо. Но только одно. Так что выбирай с умом.

Он улыбнулся и взял что-то с пола рядом с тюфяком.

– Ты хранишь мои письма рядом с постелью? – удивилась она.

– Я перечитываю большинство из них каждую ночь.

– Перечитываешь?

– Да. Вот. Вот это.

Он вручил ей очень помятый листок.

Айрис разгладила складки на бумаге и пробежала глазами несколько строчек. Да. То самое. Она откашлялась, но, прежде чем начать, глянула на Романа. Он пристально смотрел на нее.

– С одним условием, Китт.

– Могу не смотреть на тебя, пока ты читаешь, – предложил он, вспомнив собственную дилемму.

Айрис кивнула, и он закрыл глаза, прислонившись головой к стене.

Она перевела взгляд на страницу и начала читать глубоким, чуть хрипловатым голосом, словно вытаскивала слова из прошлого. Из той ночи, когда сидела на полу в своей комнате.

Думаю, все мы носим броню. Не носят только дураки, рискующие снова и снова раниться, натыкаясь на острые углы мира. Но если я чему-то научилась у этих дураков, так это тому, что в уязвимости заключена сила, которую большинство из нас боятся. Чтобы снять броню и позволить людям видеть тебя таким, какой ты есть, нужна смелость. Порой я чувствую себя так же, как и ты: я не могу показаться людям такой, какая я есть. Но тихий внутренний голос твердит: «Если будешь так отгораживаться, то многое упустишь».

Айрис сделала паузу. К горлу подступал комок. Смотреть на Романа она не осмеливалась и не знала, открыл ли он глаза или так и сидит с закрытыми. Она продолжила, дочитав до конца: «Ну вот, теперь я позволила словам выплеснуться. Наверное, я отдала тебе часть брони. Вряд ли ты будешь возражать».

Она снова сложила письмо.

– Вот. Ты доволен, Китт?

Он забрал письмо.

– Да. Хотя есть еще одно, которое я хотел бы, чтобы ты прочитала. Куда я его положил?..

– Еще одно? В таком случае тебе придется тоже прочитать мне еще одно.

– Согласен. Это короткое и может стать моим любимым.

Он нашел письмо и протянул.

Ей было любопытно. Она взяла письмо и только собралась на него взглянуть, как дверь сотряс громкий стук, перепугавший обоих. Сердце сжалось, когда Айрис представила все причины, по которым им могут мешать.

«Замечен Дакр. Отступаем. Это начало конца».

Она встретилась взглядом с Романом и увидела на его лице тот же страх. Их время истекло. Им удалось принести друг другу клятвы, но исполнить их возможности не будет.

– Роман? Айрис? – раздался за дверью голос Марисоль. – Мне очень жаль вам мешать, но Киган настаивает на том, чтобы в городе погасили все огни. Ни электричества, ни свечей до конца ночи.

Роман на секунду застыл, а потом сказал:

– Да, конечно. Не проблема, Марисоль.

Айрис вскочила и затушила все бесчисленные свечи, которые зажгла для них Этти. Огоньки потухли один за другим, пока не осталась гореть только одна свеча в руке Романа.

Айрис вернулась на постель и села теперь лицом к нему, все еще держа письмо.

– Прочти быстро, Айрис, – сказал он.

Девушка ощутила трепет. Она чувствовала себя как сахар, который растворяется в чае. Опустив взгляд на письмо, тихо прочитала: «Скорее всего, я вернусь, когда война закончится. Хочу тебя увидеть. Хочу услышать твой голос».

Айрис снова подняла взгляд на Романа. Они смотрели друг другу в глаза, пока он не задул свечу. Их окутала темнота. И все же Айрис видела так много, как никогда раньше.

– Хочу к тебе прикоснуться, – прошептала она.

– А вот этого в письме не было, – с иронией сказал Роман. – Иначе я бы вставил его в рамку и повесил на стену.

– Увы. Я тогда хотела это дописать, но не сделала, потому что боялась.

Мгновение он молчал.

– Чего ты боялась?

– Моих чувств к тебе. Того, чего я хотела.

– А сейчас?

Айрис нашла его щиколотку и медленно провела пальцами вверх к колену. Она чувствовала под комбинезоном повязки и мысленно видела эти раны и шрамы, которые останутся.

– Думаю, ты сделал меня смелой, Китт, – сказала она.

Роман выдохнул – так слабо и осторожно, словно годами сдерживал дыхание для нее.

– Моя Айрис, – произнес он, – нет никаких сомнений в твоей смелости, и ты храбрая сама по себе. Ты писала мне неделями, пока я не набрался смелости написать в ответ. Ты пришла в «Вестник» и в мгновение ока сокрушила меня и мое самолюбие. Это ты отправилась на передовую, не боясь заглянуть в уродливое лицо войны, задолго до меня. Не знаю, кем бы я был без тебя, но ты сделала меня лучше во всех отношениях. Лучше, чем я когда-либо был или надеялся стать.

– Думаю, нам просто лучше вместе, Китт, – ответила она, проводя рукой по его бедру.

– Прямо с языка сняла, – ответил он с легким вздохом.

Девушка почувствовала, что он сместился, одеяла натянулись у ее колен. Она подумала, что он отодвигается от нее, но Роман сказал:

– Иди ко мне, Айрис.

Она приблизилась и потянулась к нему. Он наконец прикоснулся к ее лицу, провел руками по изгибу плеч и притянул к себе. Айрис на мгновение запуталась ногой в одеяле, а потом оказалась у него на коленях.

Целоваться в темноте оказалось совсем иначе, чем при свете. Утром, когда их заливало солнце, они были нетерпеливыми, неуклюжими и голодными. Но теперь, под покровом ночи, поцелуи стали неторопливыми, основательными и любопытными.

Айрис осмелела в темноте. Она провела губами по его челюсти, потом прижалась ртом к его горлу, где бешено бился пульс. Она упивалась ароматом его кожи, проводила языком по его языку, пробуя на вкус его дыхание. Она заметила, как он прикасается к ней в ответ – благоговейно и бережно. Его руки замерли на ее ребрах, и он растопырил пальцы, словно жаждал большего, но тем не менее не поднимал их выше и не опускал ниже.

Айрис жаждала его прикосновений. Она не знала, почему он медлит, пока не почувствовала его пальцы на верхней пуговице ее комбинезона.

– Можно? – прошептал он.

– Да, Китт, – ответила она, затрепетав, когда он начала расстегивать в темноте пуговицы, одну за другой.

Она почувствовала, как ее охватил холодный воздух, когда Роман спустил с плеч ее комбинезон. Ткань собралась вокруг талии, и Айрис ждала. Ждала, когда он прикоснется к ней, а он тянул время, трогая углубления над ключицами, изгиб спины, бретельки бюстгальтера. Его руки снова остановились на ее ребрах. Она дрожала от предвкушения.

– Все хорошо, Айрис? – спросил он.

– Да.

Она закрыла глаза, когда его руки начали изучать ее.

С ней никто не обращался с таким благоговением. Она чувствовала на коже его дыхание, его губы зависли над ее сердцем. Он поцеловал ее раз, другой, нежно, а потом жадно. Айрис подняла руки, сняла венок и жемчужины и распустила косы. Волосы упали ей на спину, все еще влажные и благоухающие, и Роман сразу запустил в них пальцы.

– Ты такая красивая, Айрис, – сказал он.

Она начала расстегивать его комбинезон, отчаянно желая почувствовать его кожу своей. Одна пуговица оторвалась и упала на одеяло у них на коленях.

Роман засмеялся.

– Осторожнее. Это мой единственный комбинезон.

– Я завтра пришью, – пообещала Айрис, хотя не знала, что будет на рассвете.

Она выкинула из головы эти тревоги и продолжила его раздевать.

Обоим не терпелось освободиться от одежды, в которой они пережили столько неприятного. Сняв комбинезоны, они с приглушенным смехом отшвырнули их подальше, и мир расплавился, превратившись во что-то новое.

Айрис не видела Романа глазами, зато видела руками. Видела кончиками пальцев и губами. Она исследовала каждую ямочку и изгиб его тела, заявляя свои права на него.

«Он мой, – подумала она, и эти слова приятно потрясли. – А я – его».

Айрис уложила его под собой, помня о его ноге, хотя он и клялся, что раны не болят. Она не знала, чего ожидать, – как и он, – и какое-то мгновение было неловко, пока Роман не прикоснулся к ней. Теплое, ободряющее прикосновение к бедрам – и она, задержав дыхание, начала двигаться. Дискомфорт усилился, но вскоре притупился, превратившись во что-то светозарное, когда они полностью слились, запутавшись в простынях. Когда нашли собственный ритм, ве́домый только им. Она чувствовала себя с ним в безопасности, прижавшись к нему. Она чувствовала себя целостной в темноте, где сплелись клятвы, тела и выбор.

– Айрис, – прошептал он, когда она почти дошла до предела самой себя.

Это была агония. Это было блаженство.

Она едва могла дышать, отдаваясь себе и ему.

«Я принадлежу ему», – подумала она, когда Роман вдруг сел, чтобы обнять ее крепче, чтобы их сердца слились. Она чувствовала, как он дрожит в ее объятиях.

– Роман.

Она произнесла его имя как обещание, запутавшись пальцами в его волосах.

Из его груди вырвался какой-то звук – рыдание или вздох. Айрис хотелось увидеть его лицо, но света не было, кроме огня, скрытого у них под кожей.

– Роман, – снова позвала она.

Он поцеловал ее, и она ощутила соль на его губах. Волна начала спадать, удовольствие превратилось в свинец, руки и ноги отяжелели.

Айрис обнимала его, пока тепло отступало. Ее мысли были яркими, освещая темноту.

«А он – мне».

* * *

Потом они долго лежали, обнявшись. Роман гладил ее непокорные волосы, а она как никогда наслаждалась молчанием. Прижимаясь ухом к его груди, она слушала размеренный стук его сердца – бесконечную, надежную песню.

Наконец он провел пальцами по всей ее руке, оставляя след из мурашек.

– Завтра, – сказал Роман, переплетая пальцы с ее пальцами, – я хочу, чтобы твоя рука была в моей, что бы ни случилось. Вот как сейчас. Мы должны быть вместе, Айрис.

– Не волнуйся, – ответила она.

Он не знал, что она уже так решила. Оставаться рядом с ним. Быть готовой поддержать по пути к грузовику, если понадобится. Сохранить ему жизнь.

Она открыла глаза и насмешливо сказала:

– Теперь тебе будет трудно от меня избавиться, Китт.

Его смех прозвучал музыкой в темноте.

40
Проснуться в другом мире

Айрис проснулась, как только забрезжил рассвет. Она лежала, прижавшись щекой к груди Романа, а он обнимал ее, равномерно дыша во сне. Когда прошло первое потрясение от того, как же приятно прижиматься к нему, она поняла, что ее лицо и руки холодны как лед, хотя под одеялами, которыми были укрыты они с Романом, жарко, как в печке.

«Слишком холодно для конца весны», – подумала Айрис, осторожно поднимаясь.

Девушка подошла к окну и отодвинула штору, чтобы выглянуть на улицу. Там не было ни одного солдата, которые должны были охранять эту часть города. Мир казался серым, поблекшим и пустым, словно покрытый инеем.

– Китт? – настойчиво позвала она. – Китт, вставай.

Роман застонал, но она услышала, как он садится.

– Айрис?

– Что-то не так.

Как только она произнесла эти слова, вдали послышались крики. С высоты второго этажа она не смогла разглядеть, что вызвало переполох, и повернулась к Роману.

– Нам нужно одеться и спуститься вниз. Может, Марисоль что-то знает. Ты меня слышишь, Китт?

Роман смотрел на нее как ослепленный. Она стояла перед ним обнаженная, одетая только в утренний свет.

– Нам нужно одеться! – повторила она и бросилась собирать одежду, разбросанную по всей комнате.

Он так и сидел на постели, наблюдая за ней, застывший, словно она его заколдовала. Айрис подхватила его комбинезон и ремень и помогла подняться. Одеяло, укрывавшее Китта до пояса, упало.

«Он само совершенство», – подумала она, ахнув. Роман смотрел, как она изучает его тело, и его щеки покраснели. Когда она наконец подняла взгляд к его глазам, он прошептал:

– У нас есть время?

– Я не знаю, Китт.

Он разочарованно кивнул и потянулся за комбинезоном. Айрис помогла ему одеться, быстро застегнула пуговицы и затянула ремень. Жаль, что времени не было. Ей хотелось, чтобы они могли проснуться медленно. Дрожащими руками она пыталась застегнуть бюстгальтер. Роман подошел помочь, и она почувствовала на спине его теплые пальцы. Он застегивал пуговицы на ее комбинезоне, когда в дверь постучали.

– Айрис? Роман? – позвала Этти. – Марисоль просит нас спуститься в кухню. Не трогайте шторы. Замечены эйтралы, они летят к нам.

– Да, мы уже идем, – отозвалась Айрис. Кровь похолодела.

Сирены не звучали. И тут она с содроганием вспомнила, что Кловер-Хилл пал. Роман закончил с пуговицами и застегнул на ней ремень. Потом они быстро зашнуровали ботинки.

– Идем, – сказал Роман так спокойно, что страхи Айрис улеглись.

Взявшись за руки, они спустились по лестнице. Девушка видела, что нога еще беспокоит Романа, хотя он и пытался это скрыть. Он чуть прихрамывал, когда они шли на кухню. Сможет ли он бежать по улицам и перелезать через баррикады? Айрис отогнала эту мысль, и они сели за стол к Этти.

– Доброе утро, – сказала Этти. Сирень мурлыкала у нее на руках. – Надеюсь, голубки, вы хорошо отдохнули.

Айрис кивнула. Только она хотела поблагодарить Этти за вчерашнюю помощь, как дом вдруг содрогнулся до самого основания. Оглушительный грохот сотряс стены и землю, и Айрис упала на колени, зажимая уши. Она даже не помнила, как вырвала руку из ладони Романа. Не помнила, пока он не опустился на колени за спиной и не прижал ее к груди.

Китт что-то говорил ей на ухо. Его голос звучал тихо и успокаивающе:

– Мы справимся. Дыши, Айрис. Я здесь, и мы справимся. Дыши.

Она попыталась выровнять дыхание, но легкие словно заперли в железную клетку. Руки и ноги покалывало, сердце колотилось так сильно, что угрожало расколоть грудь. Но постепенно она начала ощущать присутствие Романа, то, как глубоко и спокойно поднимается его грудь, прижатая к ней. Понемногу она начала копировать ритм его дыхания, пока звезды в глазах не потускнели.

«Этти. Марисоль». Эти имена вспыхнули в ее разуме точно искры, и она подняла голову, осматривая кухню.

Этти стояла на коленях прямо напротив, сжав губы в тонкую линию, а Сирень вопила от страха. Все дрожало. Со стен сыпалась штукатурка. Полка с кастрюлями тряслась. Связки растений начали падать. Чайные чашки разбились на полу.

– Марисоль, – выдохнула Айрис, протягивая руку к Этти. – Где Мари…

Упала еще одна бомба. Грохот раздался совсем рядом, потому что дом затрясся еще сильнее, до самого фундамента. Балки на потолке застонали. Штукатурка начала падать кусками.

Гостиница вот-вот рухнет и похоронит их заживо.

Страх прожег Айрис насквозь, как раскаленный уголь. Она дрожала, но дышала в одном ритме с Романом и отчаянно сжимала руку Этти. Закрыв глаза, она представила вчерашний вечер. Свадьбу на огороде. Цветы в волосах. Ужин при свечах, смех и сытную еду. То ощущение тепла, как будто она наконец обрела семью. Обрела место, где она чувствовала себя своей. Дом, который теперь грозил рухнуть.

Айрис открыла глаза.

Марисоль стояла в нескольких шагах от них. На боку у нее висел револьвер в кобуре, а в руках она держала сумки, собранные на случай бегства. На ней было красное платье, резко контрастирующее с длинными черными волосами. Она замерла как статуя, глядя вдаль, когда дом затрясся в третий раз.

Дождем посыпалась пыль. Окна затрещали. Стол и стулья сдвинулись, словно по земле топал великан.

Но Марисоль не шевелилась.

Наверное, она почувствовала, что Айрис на нее смотрит. Посреди хаоса и разрушения их взгляды встретились. Марисоль медленно опустилась на колени рядом с Романом и Этти; их тела образовали треугольник на кухонном полу.

– Не теряй веры, – сказала она, прикоснувшись к лицу Айрис. – Этот дом не рухнет. Он не упадет, пока я в нем.

Взорвалась еще одна бомба. И все же, как и обещала Марисоль, гостиница содрогнулась, но не обрушилась.

Айрис снова закрыла глаза. Стиснув зубы, она представляла себе огород и жизнь, которая в нем росла, – маленькие хрупкие на вид растения, которые с каждым днем все больше распускались. Представила этот дом с его множеством комнат и бесчисленными людьми, которые находили здесь приют. Любовь, которой была пропитана эта земля. Зеленую дверь замка, повидавшую осады в былые времена. То, как сияли звезды, если залезть на крышу.

В мире снова воцарилась тишина. Тяжелая, пропитанная пылью тишина, в которой Айрис осознала, что стало теплее. Сквозь щели в стенах засиял яркий свет.

Она открыла глаза. Марисоль стояла посреди разрухи, глядя на наручные часы. Время казалось искаженным; секунды утекали сквозь пальцы как песок.

– Оставайтесь здесь, – сказала Марисоль спустя то ли две минуты, то ли целый час. Она смотрела на своих постояльцев, и в глазах у нее горело темное пламя. – Я скоро вернусь.

Айрис была слишком потрясена, чтобы говорить. Этти с Романом, наверное, тоже, потому что молчали. Марисоль вышла.

– Айрис, – сказала Этти через некоторое время натянутым голосом. – Айрис, мы не можем… мы должны…

Им нельзя было выпускать Марисоль из виду. Они должны ее защищать и увести к грузовику в целости и сохранности. Они должны исполнить клятву.

– Надо идти за ней, – сказала Айрис.

Теперь, когда была задача, на которой нужно сосредоточиться, ей удалось взять мысли под контроль. Айрис встала и позволила Роману помочь ей, когда споткнулась. Колени казались ватными, и она сделала несколько глубоких вдохов.

– Где нужно искать в первую очередь?

Этти стояла, поглаживая недовольную Сирень.

– Киган разместилась на холме, да?

– Верно.

– Давай начнем оттуда. Только сначала пристрою Сирень куда-нибудь в безопасное место.

Айрис с Романом подождали в прихожей, пока Этти закрывала кошку в комнате наверху. Луч света, пробившийся сквозь трещину в штукатурке, упал на грудь Айрис. Передняя дверь висела на петлях, и Роман со скрипом открыл ее.

Айрис не знала, что окажется за порогом, но все равно вышла в залитый солнцем и окутанный дымом мир. Большинство домов на Хай-стрит не пострадали, если не считать разбитых окон. Но чем дальше Айрис с Романом и Этти углублялись в город, тем больше видели повреждений, принесенных бомбами. Некоторые дома были полностью разрушены, превращены в груды камня, кирпичей и блестящего стекла. В некоторых начались пожары, и пламя лизало деревянные стены и соломенные крыши.

Все казалось нереальным, как во сне, где реальность искажается.

Айрис обходила баррикады и солдат, которые либо стояли на своих постах, либо тушили пожары. Она вглядывалась в клубы дыма с замершим сердцем, пока Роман не подвел ее к подножию холма. Их холма.

Она почувствовала, что Китт крепче сжал ее руку, и взглянула на то, что осталось.

Холм разбомбили.

* * *

Посреди улицы была воронка. Дома превратились в груды обломков. Непрерывно валил дым, сливаясь с облаками и превращая дневной свет в грязную мглу.

С холма открывался вид на Авалон, и казалось, что в разрушениях была какая-то закономерность, как будто Дакр плел паутину из руин. Чем дольше Айрис смотрела на линии уцелевших домов и ячейки обломков между ними, тем более странным казалось ей это зрелище. Она силилась понять, почему один дом устоял, а соседний оказался разрушен до основания. Но, прищурившись, она практически увидела линии – пути, которые защищали от бомб. Гостиница Марисоль стояла на одном из них.

Айрис пришлось отвлечься от этого странного наблюдения. Она выпустила руку Романа, чтобы помочь раненым.

На булыжной мостовой лежало столько людей, что и не сосчитать. Они стонали от боли. К горлу Айрис подступил комок, и на миг она запаниковала, но потом увидела на дороге Киган. Капитан шла с кровоточащей раной на лице, но была вполне живой. К Айрис вернулась решимость. Она опустилась на колени перед ближайшим солдатом и прижала палец к его шее. Он уставился в небо распахнутыми глазами; кровь текла из раны на груди, заливая мостовую.

Он был мертв, и Айрис, сглотнув, перешагнула через выбившиеся из мостовой булыжники к следующему солдату.

Эта была жива, но ее нога оказалась сломана ниже колена. Рядовая пыталась подняться, словно не чувствовала боли.

– Просто полежи немного, – сказала Айрис, беря ее за руку.

Раненая прерывисто выдохнула.

– Мои ноги. Я их не чувствую.

– Ты ранена, но помощь уже близко.

Айрис снова подняла голову и увидела, как Киган помогает медсестрам поднять на носилки раненого. А потом мелькнуло красное платье Марисоль, которая помогала врачу в белом халате. Этти бежала вверх по холму к медсестре, которая звала на помощь, а Роман в нескольких шагах от Айрис бережно вытирал грязь и кровь с лица солдата.

Этого Айрис не ожидала.

Она ждала осады или нападения. Ждала стрельбы на улицах и взрывов гранат. Она не верила, что Дакр пошлет эйтралов с бомбами.

«Война с богами – совсем не то, чего ожидаешь».

– Мои ноги, – хрипела раненая.

Айрис крепче сжала руку девушки.

– Врачи и медсестры уже идут. Держись, еще немного. Они почти здесь.

Но между ними и медиками была баррикада и бесчисленные тела, хотя врачи методично продвигались по улице.

– Она потеряла слишком много крови, – прошептал ей на ухо Роман.

Айрис повернулась к нему. Роман стоял рядом на коленях, глядя на искалеченную ногу девушки, потом подвинулся к солдату, снял с него ремень и стал туго перетягивать левое бедро раненой.

По спине Айрис пробежал холод. Руки и ноги вдруг снова заледенели. Она боялась, что впадает в шоковое состояние.

– Пойду посмотрю, можно ли достать для нее носилки, – сказала Айрис, поднимаясь. – Побудешь с ней, Китт?

Роман разомкнул губы, будто хотел возразить. Айрис знала, что он думает, почему хмурится. Он не хотел, чтобы между ними было хоть какое-то расстояние. Но раненая стонала и начала биться, поэтому Китт быстро занялся ею, заговорил успокаивающим тоном и взял за руку, чтобы помочь справиться с болью.

Айрис начала подниматься на холм. Ей нужны были носилки. Сошла бы даже доска, хоть что-то, на чем они с Романом смогут отнести раненую в госпиталь.

Может, поискать среди обломков? Или вытащить доску из баррикады? Она неуверенно остановилась перед баррикадой, хотя внутренний голос ревел, подгоняя поспешить.

Краем глаза она заметила раненого солдата, который согнулся и плакал, зовя маму. Его мучения пронзили Айрис насквозь, и она решила вытащить доску из баррикады. Не было времени искать медсестер и врачей, которые и без того по горло заняты. Не было времени искать носилки. Она начала дергать конструкцию, намереваясь вытащить какую-нибудь доску.

Девушка не заметила теней и не почувствовала холода, пробившихся сквозь дым. Она была так решительно настроена высвободить доску, что не заметила, как стих ветер, а булыжная мостовая покрылась инеем.

– Лежать, лежать, лежать!

Эта команда прорезала мглу и хаос словно ножом.

Айрис замерла и подняла взгляд к небу. Поначалу ей показалось, что сгущаются тучи. Что надвигается гроза. Но потом она увидела в меркнущем свете крылья – длинные, зубчатые, прозрачные. Увидела чудовищные белые тела, когда они подлетели ближе, почти к самому городу.

Она еще никогда не видела эйтралов. Никогда не была к ним так близко. Даже когда лежала на поле с Романом, они не подлетали настолько близко, чтобы можно было почувствовать вонь разложения и смерти от их перьев. Ощутить взмахи их крыльев.

– Лежать и не двигаться! – снова прозвучала команда.

Это был голос Киган, хриплый и слабый, но тем не менее достаточно мощный, чтобы всех вразумить.

Айрис развернулась, отчаянно ища взглядом Романа.

Она нашла его в нескольких шагах. Он стоял, замерев, но было ясно, что он шел к ней. Между ними лежали раненые солдаты и обломки, загораживая путь. Его лицо было бледным, глаза широко распахнуты. Айрис еще никогда не видела его таким испуганным и подавила искушение ринуться к нему.

«Не шевелись, Айрис», – одними губами прошептал он.

Она сделала глубокий вдох, и ее руки дернулись, а твари подлетали все ближе. Теперь в любую минуту. В любую минуту они будут над головой.

– Мама, – простонал солдат рядом с ней, раскачиваясь на пятках. – Мама!

Айрис с тревогой глянула на него. Роман тоже, на его виске пульсировала жилка.

– Ты должен молчать, – сказала она солдату. – И перестать стонать.

– Мне нужно найти маму, – хныкал парень. Он пополз по развалинам. – Мне нужно домой.

– Ложись! – закричала Айрис, но он не слушал. Она видела свое дыхание. Слышала пульс в ушах. – Пожалуйста, не двигайся!

На нее упала тень крыльев. В холодном воздухе повеяло вонью разложения.

«Это конец», – подумала Айрис и посмотрела на Романа, стоявшего в пяти шагах от нее.

Он был так близко, и все же до него не дотянуться.

Она представила их будущее. Все, что хотела делать с ним. Все, что хотела с ним испытать. Все, что теперь никогда не испробует.

– Китт, – прошептала она.

Вряд ли он слышал, но она надеялась, что он почувствует в своей груди силу ее шепота. Почувствует, как глубока ее любовь к нему.

Что-то маленькое и блестящее падало из облаков, но Айрис не позволила этому предмету отвлечь ее от Романа.

Она удерживала его взгляд, ожидая, когда между ними упадет бомба.

41
Твоя рука в моей ладони

Она видела бабулю. Это был день рождения Айрис – самый жаркий день лета. Все окна раскрыты настежь, на полу в кухне липкое пятно от мороженого, а бабушка с улыбкой вручает Айрис свою печатную машинку.

– Это правда мне? – воскликнула Айрис, подпрыгивая.

Она была в таком восторге, что сердце готово было взорваться.

– Тебе, – хрипло сказала бабушка, целуя ее в волосы. – Напиши мне рассказ, Айрис.

Она видела брата. Форест сидел с ней на берегу реки, держа в ладонях что-то маленькое. Это было одно из их любимых мест в Оуте – здесь казалось, что они не в городе, а где-то в сельской глубинке. Шум воды заглушал гомон людных улиц.

– Закрой глаза и протяни руки, Цветочек, – сказал он.

– Зачем? – спросила Айрис, но в этом не было ничего удивительного. Она всегда спрашивала, зачем и почему, и сама знала, что задает слишком много вопросов, но ее часто одолевали сомнения.

Форест, прекрасно ее знавший, улыбнулся.

– Доверься мне.

И она доверилась. Он был для нее как бог. Айрис закрыла глаза и протянула грязные руки, которыми только что копалась во мхе и речных камешках. Форест положил ей на ладонь что-то холодное и скользкое и сказал:

– А теперь смотри.

Айрис открыла глаза и увидела улитку. Она радостно рассмеялась, и Форест щелкнул ее по носу.

– Как ты его назовешь, Цветочек?

– Как насчет Морги?

Она видела маму. Иногда Эстер работала допоздна в «Разгульной закусочной», и Форест отводил туда Айрис после школы поужинать.

Айрис сидела за барной стойкой, глядя, как мама разносит посетителям блюда и выпивку. Перед ней лежал открытый блокнот. Ей отчаянно хотелось написать рассказ, но слова почему-то казались замершими, ледяными.

– Работаешь над новым заданием, Айрис? – спросила мама, ставя перед ней стакан с лимонадом.

– Нет, со всем домашним заданием я уже справилась, – вздохнула Айрис. – Я пытаюсь написать рассказ для бабули, но не знаю, о чем.

Эстер наклонилась над стойкой, чуть улыбнувшись, и посмотрела на чистую страницу в блокноте Айрис.

– Ну так ты в хорошем месте.

– В хорошем месте? Как это?

– Оглянись. Тут немало людей, о которых ты можешь написать рассказ.

Айрис окинула взглядом закусочную, примечая детали, которых не заметила прежде. Когда мама отошла принять заказ, Айрис посмотрела на карандаш и начала писать.

Она видела Романа. Они опять были вдвоем на огороде, но не в Авалон-Блаффе. Айрис никогда раньше не видела это место. Она стояла на четвереньках и выдергивала сорняки. Роман должен был помогать, но вместо этого только отвлекал.

Он бросил в нее комок земли.

– Как ты смеешь! – возмутилась она, сердито глядя на него.

Китт улыбался, и она почувствовала, что краснеет. Она никогда не могла на него долго злиться.

– Я только что постирала это платье!

– Я знаю. Но ты все равно без него выглядишь лучше.

– Китт!

Он бросил в нее еще один комок, и еще, пока ей не осталось выбора, кроме как бросить прополку и разобраться с ним.

– Ты невозможен, – сказала она, оседлав его. – И я выиграла этот раунд.

Роман только усмехнулся, проводя руками по ее ногам.

– Сдаюсь. Каким будет мое наказание на этот раз?

Айрис ждала, когда упадет бомба. Ждала конца, и в голове мелькали воспоминания, молниеносно унося сквозь прошлое. Люди, которых она любила. Моменты, которые сформировали ее. Она увидела проблеск грядущего, и на этом ее мысли остановились. На Романе и на огороде, который они вместе засаживали, и на том, как он стоял в пяти шагах от нее и смотрел так, словно видел то же будущее.

Наконец бомба ударилась о землю.

Раздался звон, и бомба покатилась по мостовой, в конце концов остановившись у тела солдата.

Айрис недоверчиво взглянула на нее, рассматривая, как на этот предмет падает свет. Это оказалась металлическая канистра.

Мысли стали медленными и тягучими, все еще сосредоточенные на том, что могло бы быть. Но потом девушка резко, будто от пощечины, вернулась в настоящее.

Это была не бомба.

Айрис не имела понятия, что это такое, и это пугало еще сильнее.

Эйтралы кружили в небе, рассекая крыльями холодный смердящий воздух, роняя из когтей одну канистру за другой по всей улице. Послышались испуганные крики. Медсестры, врачи и солдаты, которые до того стояли неподвижно, засуетились.

– Айрис! – закричал Роман, перебираясь через груду разделяющих их обломков. – Айрис, возьми меня за руку!

Она потянулась к Роману, когда зашипел газ, вырываясь из канистры зеленым облаком. Газ ударил ее как кулак, и она закашлялась, отшатываясь подальше. В носу горело, глаза щипало. Она ничего не видела, а земля под ногами закачалась.

– Китт! Китт! – закричала она, но голос царапал горло.

Ей просто нужен чистый воздух. Нужно выбраться из облака, и она отчаянно двинулась вперед, зажмурившись и вытянув руки, не зная, в каком направлении идет.

По лицу текли слезы. Айрис закашлялась, ощутив во рту вкус крови.

Она упала на колени, натянула воротник комбинезона на нос, и поползла через куски искореженного металла, осколки стекла и обломки рухнувших зданий, через трупы погибших солдат. Нужно двигаться, нужно держаться ближе к земле.

– Китт! – снова попыталась она позвать, зная, что он где-то поблизости, но голос дрожал. Она едва могла сделать полвдоха, не говоря уже о том, чтобы кричать.

«Выбирайся на чистый воздух. Потом найдешь его, Этти и Марисоль».

Айрис ползла дальше, задыхаясь. С губ капали слюна и кровь. Температура повысилась. Сквозь закрытые веки Айрис видела, что становится светлее, и продолжила двигаться вперед.

Проверяя воздух, она вдохнула поглубже. Легкие горели огнем, и она закашлялась, но поняла, что выбралась из газового облака.

Айрис остановилась и осмелилась открыть глаза. Они слезились, но девушка начала моргать, и слезы потекли по щекам. Она снова закашлялась, сплюнула кровь и присела на корточки.

Похоже, она уползла в переулок.

Айрис оглянулась и увидела облако газа и людей, выползающих из него, как и она.

«Я должна им помочь», – подумала девушка.

Как только она поднялась на ноги, мир завертелся. Живот скрутило, и ее вырвало на мостовую. Сил не было, пришлось просто сесть, прислонившись спиной к куче каменных обломков.

– Двигайся дальше, – прохрипел какой-то солдат, подползая к ней.

Айрис сомневалась, что сможет идти. Руки и ноги покалывало, во рту стоял странный привкус. Но потом подул ветер. Она с ужасом смотрела, как ветер несет газ к ней по извилистому переулку.

Она с трудом поднялась на ноги и побежала. Ей удалось сделать несколько шагов, прежде чем ноги подогнулись, и она ползла, пока не почувствовала, что снова может стоять. Айрис пошла за вереницей солдат вниз по склону, думая, что в нижней части города будет безопаснее, но с Хай-стрит поднималось еще больше газа, и тогда Айрис развернулась и побежала к рынку, где воздух казался чище.

– Айрис!

Кто-то позвал ее по имени. Она развернулась и стала осматривать толпу, которая собиралась вокруг нее, отчаянно ища Романа, Этти, Марисоль, Киган. Пора убегать. Она нутром это чувствовала и помнила, как Этти сказала ей вчера: «Я хватаю Марисоль, ты хватаешь Романа. Встречаемся у грузовика».

– Китт! – закричала она.

Девушка стояла среди моря оливковой формы, разбрызганной крови, кашля и скрипа сапог по мостовой. Некоторые солдаты теперь были в противогазах, полностью скрывающих лица. Они бежали обратно на смертоносные улицы. На мгновение Айрис похолодела, представив, что ее затопчут, если она упадет.

Краем глаза она заметила что-то красное.

Айрис повернулась как раз вовремя, чтобы заметить Марисоль и Этти, пробирающихся сквозь толпу. Они ее не видели и шли в другую сторону, к восточной окраине города. Айрис поняла, что они направляются к грузовику.

Девушку охватило облегчение при мысли, что с ними все хорошо. Но потом страх вернулся, такой сильный, что резанул легкие. Она должна найти Романа. Без него она не уедет. Айрис начала протискиваться сквозь толпу, выкрикивая его имя, пока не охрипла.

Нужно залезть на баррикаду. В толпе он ее ни за что не увидит.

Айрис направилась к одной из баррикад, содрогнувшись, когда наконец выбралась из хаоса. На мгновение ей пришлось опуститься на колени, чтобы отдышаться.

Ее схватила под локоть твердая рука так крепко, что завтра наверняка останется синяк.

Айрис с криком развернулась. Это был человек в маске. Лицо полностью скрывал противогаз из ткани с двумя круглыми янтарными линзами и цилиндрическим приспособлением для поступления чистого воздуха. Лица Айрис не видела, но слышала вдохи и выдохи. Каска на голове скрывала волосы. Айрис опустила взгляд и увидела точно такой комбинезон, какие носили они.

– Китт! О боги, Китт!

Айрис яростно обняла его.

Он разжал хватку на ее руке, но лишь на мгновение, чтобы неловко отстраниться от нее. Айрис озадаченно нахмурилась, и Китт сказал:

– Надень это.

Маска искажала голос, и Айрис вздрогнула. Голос казался механическим, словно говоривший состоял из металлических частей и механизмов. Но Айрис увидела, что он протягивает ей противогаз, и надела на голову кожаные ремешки.

Ощущения были как в пузыре. Маска влияла на все восприятие – мир приобрел янтарный оттенок и слегка расплывался. Поначалу было красиво, но потом Айрис снова запаниковала. Ей казалось, что она сейчас задохнется.

Она вцепилась в края противогаза. Роман повернул цилиндр, который находился возле ее подбородка, и тогда под маску начал поступать холодный воздух.

– Вдохни поглубже, – сказал он.

Она кивнула. По спине тек пот. Дыша, она утихомиривала приступ паники. Нужно держать себя в руках, потому что он теперь с ней. Они будут в безопасности.

– Китт.

Интересно, каким слышится ее голос? Не кажется ли и ему тоже, что она состоит из острых углов и холодной стали?

– Китт, мы…

Он взял ее за руку. Снова крепко, почти болезненно переплел пальцы с ее пальцами. «Я хочу, чтобы твоя рука была в моей ладони, что бы ни случилось».

– Нам нужно идти, – сказал он, но ей показалось, что он смотрит не на нее, а на что-то за ее спиной.

Может, увидел Киган, которая подавала им знак бежать. Как только Айрис начала поворачиваться, чтобы посмотреть самой, Роман потянул ее за руку.

– Идем со мной. Будет быстрее, если ты не станешь оглядываться.

Он повел ее вокруг баррикады в темный и тихий переулок. У Айрис кружилась голова, но она сосредоточилась на дыхании и на том, чтобы следовать за Киттом. В противогазе слух притупился, но она слышала свои шаги и крики вдали.

Роман остановился на перекрестке. Айрис решила, что он хочет отдышаться, но он снова оглянулся и потянул ее вперед, на улицу, заполненную газом. Айрис поморщилась, следуя за ним сквозь клубы газа и ожидая, что легкие и глаза опять начнет щипать. Но противогаз защищал, фильтруя воздух. Они вышли на другом конце Хай-стрит.

Роман снова остановился, как будто заблудился.

Айрис наконец сориентировалась. Они ушли еще дальше от грузовика, и у нее по спине пробежал холодок. Что-то тут было не так.

– Китт? Нам нужно на восток. Этти и Марисоль ждут нас. Нам туда.

Она начала вести его в нужном направлении, но он дернул ее обратно.

– Я поведу, Айрис. Этим путем быстрее.

Не успела она запротестовать, как Китт потащил ее вперед. Айрис спотыкалась, стараясь не отставать. Наверное, он напуган, но все равно что-то казалось странным. Он вел себя не так, как обычно. Она попыталась рассмотреть его на бегу, но противогаз все приглушал, и у нее заболели глаза от напряжения.

– Где ты взял противогазы? – спросила она. – Разве мы не должны были использовать их, чтобы помочь тем, кто попал в облако газа?

Он не отвечал, лишь побежал быстрее.

Когда они добрались до окраины, она наконец поняла. Ее разум прояснился, когда они побежали по золотистому полю. Роман больше не хромал. Он бегал так же, как до ранения.

Айрис задыхалась, глядя, как он мчится по колышущейся траве, с силой таща девушку за собой. Ветер стал дуть им в спины, словно подгоняя вперед.

– Китт… Китт, подожди. Мне нужно остановиться.

Она тянула его за руку, но он держал ее как клещами.

– Здесь еще не безопасно, Айрис. Нам нужно двигаться дальше, – настаивал он, но перешел на бег трусцой.

Они почти добежали до того места, где когда-то столкнулись. Где Айрис накрыла его своим телом, отчаянно желая сохранить ему жизнь.

Она больше не может вот так просто тащиться за ним. Что-то здесь неладно.

Айрис перешла на шаг, и Роману тоже пришлось замедлиться. Он оглянулся, и ей захотелось увидеть его лицо. Хотелось увидеть, на что он смотрит, потому что он крепче сжал ее руку.

– Нам нужно спешить, Айрис. Здесь не безопасно.

Почему он все время это повторяет?

У нее возникло непреодолимое искушение посмотреть назад. И она уступила порыву, повернувшись так, чтобы оглянуться через плечо. В противогазе было неудобно, но она увидела что-то на поле. Движущуюся тень, словно их преследовали.

Он дернул ее за руку.

– Не смотри назад.

– Погоди.

Она уперлась каблуками в почву и полностью повернулась к городу, устремив взгляд на странную тень. Теперь она поняла, что это человек. Высокий, темноволосый, он неловко бежал за ней.

Айрис сорвала противогаз, отчаянно стремясь смотреть на мир, не искаженный этими янтарными линзами. Все вокруг сразу стало ярким и отчетливым. Желтым, зеленым и серым. Спутанные волосы упали ей на лицо.

Она увидела преследователя с шокирующей ясностью, хотя их разделяло двадцать метров золотистой травы.

Это был Роман.

– Айрис! – закричал он.

У нее остановилось сердце, а кровь обратилась в лед, когда она увидела, как он бежит со страданием на лице. Его комбинезон спереди был в крови. Он споткнулся, как будто нога невыносимо болела, но восстановил равновесие и продолжил бежать, сокращать расстояние между ними.

Но если это Роман, то кто тогда с ней? Кто держал ее за руку и тянул через это поле к дальнему лесу?

Айрис расширенными от страха глазами посмотрела на незнакомца в противогазе. Он тяжело дышал и говорил этим своим искаженным голосом:

– Айрис? Останься со мной. Я стараюсь тебе помочь. Айрис!

Она вырвала у него руку и побежала к Роману.

Девушка сделала три шага, когда незнакомец обхватил ее сзади и притянул к себе. В ней как пожар вспыхнул гнев, и она начала бороться. Она пиналась, била локтями и затылком по его голове сквозь противогаз. Он кряхтел и ругался.

– Что тебе от меня нужно?! Отпусти! Отпусти!

Она до крови вонзила ногти в его руку, билась, не сводя глаз с Романа, который упал на траву.

Их разделяло всего пятнадцать метров.

Поднялся ветер, неся газ в их сторону. Айрис застыла. Она больше не видела Авалон-Блафф, только зеленую стену, которая упорно неслась на них.

Роман должен подняться. «Вставай, вставай!» – кричало ее сердце. Он снова встал и поковылял к ней.

– Беги, Китт! – закричала она.

Ее голос был хриплым и слабым от ужаса.

Удерживающий ее человек развернул ее и хорошенько встряхнул за плечи. Ее шея дернулась, и мысли покатились, как мраморные шарики.

– Перестань сопротивляться! – потребовал он. Наверное, он заметил ее страх, потому что голос его смягчился. – Перестань сопротивляться, Цветочек.

Ее мир раскололся напополам.

И все же… разве она не надеялась на это?

Она отыскала его имя, спрятанное в глубине сердца. Имя, которое обожгло горло.

– Форест?

– Да, – ответил он. – Это я. И я здесь, чтобы увести тебя в безопасное место. Так что перестань драться и идем.

Он снова взял ее за руку и потянул, ожидая, что теперь она пойдет за ним охотно.

Она напряглась и отшатнулась.

– Мы должны взять Китта.

– У нас нет на него времени. Идем, нужно бежать…

– Как это на него нет времени?! – закричала она. – Вот он!

Она повернулась, отчаянно ища Романа, но видела только траву, танцующую на ветру, и клубы газа, подползающие все ближе.

Наверное, он упал. Наверное, стоит на коленях.

«Я не могу его бросить».

Айрис снова отчаянно дернулась, пытаясь вырваться из хватки Фореста.

– Довольно! – прорычал ее брат. – Для него уже слишком поздно, Айрис.

– Я не могу его бросить, – сказала она, задыхаясь. – Он мой муж, и я не могу его оставить. Форест, отпусти. Отпусти!

Он не слушал и не отпускал. Девушка боролась, хотя казалось, что она переломает себе пальцы. Она дергала и тянула, и ей было плевать, пусть хоть все кости в руке сломаются. Наконец ей удалось выскользнуть.

Она была свободна. Газ приближался, но она с вызовом ринулась навстречу.

– КИТТ! – кричала она на бегу, вглядываясь в траву.

«Где ты?»

Ей показалось, что всего в нескольких шагах она видит какую-то движущуюся тень среди стеблей. В ней запела надежда, но Форест схватил ее сзади за шею и притянул обратно к себе. Его пальцы сильно вжались в ее горло, а перед глазами заплясали звезды.

– Форест, – прохрипела она, пытаясь разжать его безжалостную хватку. – Форест, пожалуйста.

Ее пронзил холодный ужас – страх, какого она никогда не испытывала. Конечности начали неметь.

«Мой брат сейчас меня убьет».

Эти слова эхом отдавались в ней, пока она отбивалась от него руками и ногами.

Свет померк. Краски начали расплываться. Но она увидела, как Роман поднялся из травы. Он был всего в пяти метрах. Китт больше не мог бежать, он с трудом шел. Сердце сжалось, когда она поняла, что он ползет по траве, чтобы дотянуться до нее.

С подбородка у него капала кровь.

Ветер сдул темные волосы с его лба.

Его глаза горели, прожигая путь к ней. Она никогда не видела в нем такого огня, и этот огонь взывал к ней, будоража ее кровь.

– Айрис, – сказал он, протягивая руку.

Четыре метра. Он почти добрался, и она призвала остатки своих сил.

Ее рука, исцарапанная и онемевшая, дрожала, но она потянулась к нему, и серебряное кольцо на ее пальце блеснуло на солнце. Кольцо, которое связало ее с ним. «Я так близко, – подумала она. – Еще чуть-чуть…»

Ее вдруг дернули назад. Ветер быстрее дул в их сторону, и Форест выругался. Воздух начал щипать глаза и легкие. Расстояние между ней и Романом снова увеличивалось.

Она попыталась выкрикнуть его имя, но голос подвел ее.

Она теряла сознание.

Последнее, что она помнила: зеленое облако завертелось над полем и полностью поглотило Романа Китта.

42
Всё, что я тебе так и не сказала

Когда Айрис очнулась, голова раскалывалась от боли.

Она приоткрыла глаза. На лице заиграл свет предвечернего солнца. Над головой раскачивались на ветру ветки. Она немного понаблюдала за ними, пока не поняла, что вокруг были деревья. Пахло хвоей, мхом и сырой землей.

Айрис понятия не имела, где находилась. Вытянув руки, она нащупала сосновые иголки и опавшие листья, а потом грязную ткань своего комбинезона.

– Китт? – прохрипела она.

Говорить было больно, и она попробовала сглотнуть сквозь боль в горле.

– Этти?

Кто-то рядом пошевелился и появился над ней в поле ее зрения.

Она заморгала, узнавая волнистые каштановые волосы, широко расставленные светло-карие глаза и россыпь веснушек. Черты, так похожие на ее собственные. Они с братом могли бы сойти за близнецов.

– Форест, – прошептала она, и он взял ее за руку, осторожно помогая сесть. – Где мы?

Ее брат молчал, как будто не знал, что сказать. Потом поднес к ее рту фляжку.

– Выпей, Айрис.

Она сделала несколько глотков. Как только вода прошла по горлу, девушка начала вспоминать. Вспомнила, как приняла брата за Романа и как решительно он тащил ее из города.

– Китт, – произнесла она, отталкивая фляжку. Теперь она волновалась и жаждала ответов. – Где он? Где мой муж?

Форест отвел взгляд.

– Я не знаю, Айрис.

Она призвала все силы, чтобы «сохранять спокойствие, сохранять спокойствие», как она твердила сквозь зубы.

– Ты видел его на рынке. Он тогда звал меня, да?

– Да.

В тоне Фореста не было ни намека на извинения. Он удержал ее взгляд, но его лицо не выражало никаких эмоций.

– Почему ты не сказал, кто ты, Форест? Почему не позволил Китту пойти с нами?

– Он был бы обузой, Айрис. Я собирался вывести в безопасное место только тебя.

Она начала вставать. Ноги дрожали.

– Сядь, Цветочек. Тебе нужно отдохнуть.

– Не называй меня так! – огрызнулась она и схватилась за ближайшую сосну, чтобы не упасть.

Она начала осматриваться. Деревья окружали со всех сторон, и свет казался древним и насыщенным. Наверное, день клонился к вечеру. Айрис сделала шаг на запад.

– Куда ты собралась? – спросил Форест, вставая.

– Я вернусь на поле, чтобы найти Китта.

– Нет, Айрис, остановись!

Он хотел схватить ее за руку, но она отшатнулась.

– Не прикасайся ко мне.

Айрис сверкнула глазами.

Форест опустил руку.

– Сестренка, нельзя туда возвращаться.

– Я не могу его бросить. Наверное, он до сих пор на поле.

– Скорее всего, нет. Послушай меня, Айрис. Сейчас Дакр врывается в Авалон-Блафф. Если он нас увидит, то возьмет в плен. Ты меня слушаешь?

Она пошла на запад. Сердце бешено колотилось в предчувствии вероятного развития событий. Айрис споткнулась обо что-то мягкое и опустила взгляд. Две сумки. Те самые, которых недосчиталась Марисоль.

Значит, это был он. Ее брат протопал по огороду, зашел в гостиницу и украл две сумки и комбинезон Романа.

Айрис почувствовала, что ее предали. Ее охватил такой гнев, что хотелось наброситься на него с кулаками. Хотелось накричать на него.

Он встал перед ней, подняв руки, словно сдавался.

– Хорошо, давай заключим сделку, – начал он. – Я отведу тебя на поле искать Китта. Но дальше мы не пойдем. Нам нельзя вот так просто бродить по городу. Это слишком опасно. А когда обыщем поле, ты согласишься уйти со мной в безопасное место. Мы отправимся домой.

Девушка молчала, раздумывая.

– Айрис, ты согласна на мои условия?

Она кивнула, не сомневаясь, что Роман все еще ждал ее на поле.

– Да. Отведи меня туда. Сейчас же.

* * *

Они добрались до поля вечером. Форест был прав: теперь в Авалон-Блаффе заправляли силы Дакра. Айрис присела в траве на корточки, глядя на город. Там горели огни и лилась музыка. Над пепелищами все еще поднимался дым, но Дакр праздновал. На ветру развевался его белый флаг с алым оком эйтрала.

Газ давно рассеялся, словно его и не было.

– Нам придется ползти по траве, – сказал Форест напряженно. – Похоже, Дакр не ожидает никаких ответных ударов от сил Энвы. Я не вижу дозорных, но это не значит, что они не выставили снайперов. Так что нужно двигаться очень медленно и держаться поближе к земле. Ты меня слышишь?

Айрис кивнула, но не удостоила брата взглядом. Она была слишком сосредоточена на колыхании травы под порывами ветра. И на месте, где должен лежать Роман.

Они с Форестом ползли по полю бок о бок. Айрис двигалась осторожно, но быстро, как он и говорил, даже не морщась, когда стебли травы резали ладони. Казалось, прошел целый год, когда она добралась туда, где много часов назад боролась с братом. Она легко узнала это место: трава была вытоптана, стебли сломаны.

Она подавила искушение окликнуть Романа и ползла на животе, не высовываясь. В небе начали загораться звезды. Из Авалон-Блаффа продолжала доноситься музыка – неистовый бой барабанов.

Свет почти померк. Айрис напрягала глаза, выискивая Китта среди травы.

Роман!

Дыхание было поверхностным и болезненным. Со лба капал пот, хотя стало заметно прохладнее. Она искала его, зная, что это то самое место. Искала, но от Романа не осталось и тени, только кровь на траве.

– Айрис, нам нужно уходить, – прошептал Форест.

– Подожди, – умоляла она. – Я знаю, что он должен быть здесь.

– Его здесь нет. Смотри.

Ее брат показал на что-то. Айрис нахмурилась. На земле был начерчен круг. Они находились внутри него, по-прежнему прижимаясь к земле.

– Что это, Форест? – спросила она, найдя на земле еще немного крови Романа.

В сумерках кровь походила на пролитые чернила.

– Нам нужно идти. Сейчас же, – прошипел Форест, хватая ее за руку.

Она не хотела, чтобы брат к ней прикасался, и отшатнулась. Рука еще болела, и шея тоже. Всё из-за него.

– Еще минуту, Форест, – умоляла она. – Пожалуйста.

– Его здесь нет, Айрис. Ты должна верить мне. Я знаю больше тебя.

– Что ты имеешь в виду?

Впрочем, у нее было одно ужасное предположение. Сердце затрепыхалось, как перепуганная птичка.

– Неужели ты думаешь, что он в Авалон-Блаффе?

Вдали послышалась стрельба. Айрис вздрогнула, вжимаясь в землю. Снова выстрелы, а затем взрыв смеха.

– Нет, его там нет, – сказал Форест, оглядываясь вокруг. – Честно. Но нам пора уходить, сестренка, мы же договорились.

Она в последний раз оглядела траву. Луна в небе наблюдала за тем, как Айрис поникла и поползла с братом назад в лес. В небе продолжали загораться звезды, а ее последняя надежда сменилась отчаянием.

* * *

Форест выбрал место для лагеря в глубине леса, где вокруг деревьев клубился туман. Айрис озябла и держалась поближе к маленькому костру, который они развели.

Они отошли от Авалон-Блаффа на несколько километров, но Форест по-прежнему был как на иголках, словно ожидал, что солдаты Дакра в любой момент вынырнут из темноты.

У Айрис скопилось множество вопросов, но между ними застыло напряжение. Она придержала язык, взяла у него еду – еду из кухни Марисоль – и ела, хотя к горлу подступил комок.

– Где Китт? – спросила она. – Ты сказал, что знаешь больше меня. Где я могу его найти?

– Здесь небезопасно об этом говорить, – отрезал Форест. – Ты должна поесть и лечь спать. Завтра нас ждет долгая прогулка пешком.

Айрис молчала, но потом тихо проговорила:

– Ты должен был позволить ему идти с нами.

– Это война, Айрис! – воскликнул Форест. – Это не игра. Это не роман со счастливым концом. Я спас тебя, потому что ты единственная, кто меня заботит, и единственная, кого я мог спасти. Ты меня понимаешь?

Его слова пронзили ее. Она хотела оставаться холодной и сдержанной, но чувствовала себя невероятно хрупкой. Перед мысленным взором стоял Роман, поднимавшийся из травы, смотревший на нее.

Дыхание перехватило от рыданий. Девушка притянула колени к груди и заплакала, закрыв лицо грязными руками. Она пыталась втянуть слезы обратно, запихнуть поглубже, чтобы справиться с этим, когда будет одна. Но что-то в ней сломалось, и все выплеснулось наружу.

Форест сидел напротив, убийственно молчаливый. Брат не стал ее утешать, не попытался обнять. Не сказал ни одного доброго слова. Не сделал ничего из того, что сделал бы в прошлом. Но он оставался рядом и был свидетелем ее горя.

Сквозь слезы Айрис могла думать только об одном: «Теперь он мне как чужой».

* * *

Форест вел себя как параноик. На следующий день он поднял Айрис пораньше, и с первыми лучами солнца они отправились в путь. Судя по солнцу, на восток.

– Мы можем выйти на дорогу, – предложила Айрис. – Можем поймать какой-нибудь грузовик.

Больше всего ей хотелось найти Этти с Марисоль, чтобы продолжить искать Романа.

– Нет, – коротко ответил Форест.

Он ускорил шаг, оглядываясь, чтобы убедиться, что Айрис следует за ним. Под ногами трещали опавшие ветки. Айрис заметила, что комбинезон плохо на нем сидит, и удивилась, что не заметила этого раньше.

– Значит, будем идти пешком до самого Оута? – ехидно спросила она.

– Да. Пока не сможем сесть на поезд.

Следующие несколько часов они шли молча, пока Форест наконец не объявил привал.

Может, здесь он наконец объяснится.

Она ждала объяснений, но брат по-прежнему молчал, сидя у костра напротив. Она смотрела, как тени танцуют на его худощавом веснушчатом лице.

В конце концов молчание стало невыносимым.

– Где твоя рота, Форест? Твой взвод? Лейтенант, который писал мне, сообщил, что тебя зачислили в другой вспомогательный отряд.

Форест смотрел на пламя, будто не слыша ее.

«Где твоя форма?» – мысленно добавила она. Как он дошел до того, чтобы украсть комбинезон Романа? Становилось все более очевидным, что ее брат – дезертир.

– Их нет, – ответил он вдруг. – Погибли все до единого.

Он бросил в костер еще ветку и улегся на бок.

– Можешь дежурить первая.

Она сидела тихо, но мысли метались в голове. Форест говорил о своей Пятой роте «Лэндовер»? Той, которую разгромили на реке Лусии?

Казалось неправильным давить на него, чтобы прояснить подробности, и поэтому она стала размышлять о другом.

Этти и Марисоль, скорее всего, уехали на грузовике. Наверное, едут на восток. Айрис знала, что рано или поздно найдет их в Ривер-Дауне у сестры Марисоль.

Но о судьбе Киган она ничего не знала.

И о судьбе Романа тоже.

В животе заныло. Внутри все болело.

Костер догорал.

Айрис поднялась и отряхнула со спины сосновые иголки, а потом поискала ветки, чтобы добавить в костер. Нашла одну на краю освещенного пространства. По спине пробежал холодок. Вернувшись к костру, Айрис бросила ветку в огонь.

Форест не спал и смотрел на нее поверх тлеющего костра.

Его взгляд застиг ее врасплох, но как только она села, брат снова закрыл глаза.

Айрис поняла: он решил, что она пыталась сбежать.

Дорогой Китт,

Я возвращалась на поле, чтобы найти тебя. Я ползала по золотой траве и изрезала все руки. Я напрягала глаза, чтобы увидеть тебя, но нашла лишь следы твоей крови и необъяснимый круг на земле.

Ты в безопасности? У тебя все хорошо?

Я не знаю, что было после того, как брат увел меня из Авалон-Блаффа. Не знаю, выжил ли ты в облаке газа, и хотя это кажется невозможным, я чувствую, что ты жив. Чувствую, что ты сидишь где-то в безопасности, завернувшись в одеяло, с тарелкой супа, а волосы у тебя растрепались еще сильнее, и сейчас ты больше походишь на разбойника. Но ты дышишь под той же луной, под теми же звездами, под тем же солнцем, что и я, даже если нас разделяет все больше километров.

Несмотря на все надежды, мой страх становится все острее. Он как нож, загнанный мне в легкие, и с каждым вдохом он режет чуть сильнее и чуть глубже. Я боюсь, что больше никогда тебя не увижу. Боюсь, что у меня не будет шанса сказать все, что я тебе так и не сказала.

У меня больше нет моей печатной машинки. Нет даже ручки и бумаги. Но у меня есть мои мысли, мои слова. Когда-то они связывали меня с тобой, и я молюсь, чтобы они достигли тебя теперь. Пусть их унесет ветер путями старой магии.

Я найду тебя, как только смогу.

Твоя
Айрис

На четвертый день путешествия с Форестом показалась дорога. Айрис постаралась скрыть свое воодушевление, но, наверное, оно было слишком очевидным, когда она предложила идти по дороге.

– Форест, так будет быстрее.

Он только покачал головой, как будто ему было ненавистно видеть кого-либо, кроме нее.

Он снова увел ее поглубже в лес, и хотя они слышали шум проезжающих грузовиков, видеть их не могли.

Этти и Марисоль.

Их имена звучали в голове Айрис как обещание. Она надеялась, что Этти не ждала ее слишком долго. Что когда минуты шли, а они с Романом так и не появлялись, Этти почуяла ужасную правду: они не придут. А может, Этти нашла Романа, и сейчас он с ними.

«Я найду вас в Ривер-Дауне, – думала Айрис, глядя, как ветер шумит в кронах. – Езжай, Этти. Не медли из-за меня. Не волнуйся обо мне».

Когда вечером Форест разводил костер, движения его были медленными… медленными, как у раненого. Когда у него на груди проступили пятна крови, Айрис вскочила на ноги.

– Форест… у тебя кровь идет.

Он глянул на ярко-красное пятно на комбинезоне и поморщился, но отмахнулся.

– Ничего страшного, Айрис. Ужинай.

Она с тревогой подошла ближе.

– Дай помогу.

– Нет, Айрис, все хорошо.

– Хорошо не выглядит.

– Она скоро остановится.

Айрис прикусила язык, глядя, как он трогает кровавое пятно.

– Я не знала, что ты ранен. Ты должен был сказать.

Форест снова поморщился.

– Это старые раны. Не о чем беспокоиться.

Но голос его дрогнул, и Айрис забеспокоилась.

– Сядь, – сказала она. – Я приготовлю тебе ужин.

К ее облегчению, Форест послушался. Он расположился поближе к костру и сгорбился, словно хотел удержать боль.

Айрис открыла банку с фасолью и нашла в сумке кусок сыра. Сразу вспомнилась Марисоль, и в глазах защипало, когда она предложила еду брату.

– Вот. Ешь, Форест.

Брат взял у нее еду. Жесты его были скованными, как будто боль в груди сильно мучила. Взгляд девушки скользнул по его шее в расстегнутом воротнике. Там блеснуло что-то золотое.

Айрис замерла, пристально рассматривая цепочку, блестящую в свете костра.

Это был мамин медальон. Тот, что Айрис носила после ее смерти.

– Форест? – выдохнула она. – Где ты это нашел?

Девушка протянула руку, чтобы прикоснуться к дразнящему золоту, но Форест отпрянул и побледнел.

Он смотрел на Айрис, не говоря ни слова.

Она потеряла медальон в окопах, когда взрыв гранаты отбросил ее на землю.

Она потеряла медальон в окопах. Значит, Форест был там. Он нашел украшение после того, как она уехала, и эта правда развернулась перед ней, ударила под ребра холодно и жестоко.

Айрис встретилась с братом взглядом; его глаза лихорадочно блестели…

Наконец она поняла, почему Форест так не хотел попадаться на глаза армии Энвы, поняла причину его постоянного беспокойство. Поняла, почему он украл комбинезон Романа. Почему бежал. Почему никогда не писал ей.

Он сражался за Дакра.

– Форест, – прошептала она. – Почему? Почему Дакр?

Он вскочил на ноги, дрожа. Айрис осталась стоять на коленях, недоверчиво глядя на него.

– Ты не понимаешь, Айрис.

– Тогда помоги мне! – закричала она, разводя руки. – Помоги мне понять, Форест!

Он ушел прочь, не сказав ни слова.

Айрис смотрела, как он растворяется в темноте. Дыхание перехватило, и она упала на землю лицом вниз.

* * *

Он ушел, но вскоре вернулся.

Когда он пришел, Айрис лежала у огня с закрытыми глазами, но слышала, как брат устраивается по другую сторону костра.

Он вздохнул.

И Айрис стала размышлять, что пришлось пережить ее брату. Какие еще раны он скрывает.

Дорогой Китт,

Мне следовало понять, что это был мой брат, а не ты. Следовало понять в тот самый миг, когда он взял меня под руку. Он схватил слишком сильно и грубо, как будто боялся, что я ускользну из его пальцев. Мне не следовало брать противогаз. Надо было настоять, чтобы мы отдали их солдатам, которые на самом деле в них нуждались, чтобы вытаскивать из газа выживших. Надо было настоять, чтобы брат остановил это безумное бегство. Надо было оглянуться.

Я сломлена и полна противоречий.

Мне бы хотелось быть храброй, но я так боюсь, Китт.

Они сели на поезд, но сначала Форест потратил день на то, чтобы выстирать свой комбинезон в реке.

Айрис мельком увидела его голую грудь, когда он отстирывал кровь. Увидела его шрамы. Они не походили на свежие раны, но тем не менее кровоточили в тот вечер. Она насчитала три шрама и могла только догадываться, что он чувствовал, когда его пронзили пули.

После того, как Форест выстирал и высушил комбинезон, они отправились в городок на другой стороне леса. На взгляд любого наблюдателя это были два военных корреспондента, которые возвращаются в Оут. Форест держал сестру за руку. Его ладонь была холодной и влажной. У Айрис возникло впечатление, что он боится, как бы она не сбежала.

Она не сбежала.

Она дала ему слово, и он задолжал ей ответы.

Айрис сидела напротив него в купе. И хотя девушка неотрывно смотрела в окно на проносящийся мимо пейзаж, сливающийся в размытые полосы, она думала о шрамах Фореста. Один чуть ниже сердца. Еще один над печенью. И третий еще ниже – пуля попала в кишечник.

Это были смертельные раны.

Он должен был умереть.

Он не должен был сидеть с ней, дышать одним с ней воздухом.

Она не понимала, как он выжил.

Дорогой Китт,

Я так и не сказала тебе, как обрадовалась, когда узнала, что Карвером был ты.

Я так и не сказала тебе, как сильно любила те утренние пробежки с тобой.

Я так и не сказала тебе, как сильно любила, когда ты произносил мое имя.

Я так и не сказала тебе, как часто перечитывала твои письма и как теперь страдаю, зная, что теперь они потеряны для меня, остались где-то в гостинице Марисоль.

Я так и не сказала, какого высокого мнения о тебе и что хочу еще читать то, что ты пишешь. Я правда думаю, что ты должен написать книгу и издать ее.

Я так и не поблагодарила тебя за то, что ты сделал для меня на передовой. За то, что стал между мной и гранатой.

Я так и не сказала, что люблю тебя. И об этом я жалею больше всего.

Оут был точно таким же, каким она его оставила.

Толпы людей на улицах, блестящая после дождя мостовая. Звенящие трамваи, идущие по своим маршрутам. Высокие здания и холодные тени. В воздухе стоял запах мусорных урн и хлеба с сахаром.

Война казалась далекой, как сон.

Айрис пошла с братом в их квартиру.

Она очень устала. Они много дней путешествовали почти в полном молчании, и это вымотало ее. Она еще не рассказала ему о матери. Слова внезапно забились в груди, стремясь вырваться наружу.

– Форест. – Девушка схватила его за рукав, останавливая на тротуаре перед домом. – Мне нужно тебе кое-что сказать.

Брат ждал, глядя на нее.

Пошел мелкий дождь. Капельки тумана оседали на их волосах, собирались на их плечах. Уже настал вечер, и начали загораться фонари.

– Мамы там нет, – сказала Айрис.

– Где же она?

– Она умерла несколько недель назад. Вот почему я уехала из Оута. Вот почему стала корреспондентом. Здесь для меня ничего не осталось.

Форест молчал. Айрис осмелилась посмотреть ему в лицо. Она боялась увидеть в его глазах обвинение, но брат лишь вздохнул и притянул ее к себе. Она напряглась, пока он не обхватил ее руками, заключая в теплые объятия. Он опустил подбородок на ее голову, и так они стояли, пока угасал дневной свет.

– Идем, – сказал Форест, выпуская ее, когда почувствовал ее дрожь. – Идем домой.

Айрис нашла запасной ключ, спрятанный за расшатанным камнем над дверью. Ей не хотелось первой заходить в темную пустую квартиру, и она уступила эту честь Форесту. Он сразу потянулся к выключателю.

– Света нет, – пробормотал он.

– На буфете свечи. Слева от тебя, – сказала Айрис, закрывая дверь.

Ее брат возился в темноте, доставая спички из сумки, собранной Марисоль. Он высек огонек и зажег несколько свечей. Свет был слабым, но его хватало.

Айрис оглядела комнату.

Квартира была такой, какой она ее помнила, только более пыльной. В углах стало больше паутины. Пахло плесенью и печалью, как от испорченной бумаги, мокрой шерсти и гниющих воспоминаний.

Коробка с мамиными вещами по-прежнему стояла на чайном столике. Форест заметил ее, но не стал трогать и ничего не сказал, со стоном рухнув на диван.

Айрис осталась стоять. Ей было здесь не по себе.

– Не хочешь присесть? – спросил Форест.

Она восприняла это как приглашение наконец поговорить, робко пересекла комнату и села рядом с ним.

Повисло неловкое молчание. Айрис хрустнула пальцами, пытаясь придумать, что сказать. На ее руках еще не зажили порезы после того, как она ползала по руинам в Авалон-Блаффе и по траве на поле. Она уставилась на серебряное кольцо на безымянном пальце. Порой ей казалось, что Роман всего лишь привиделся ей в каком-то лихорадочном сне. Это кольцо было единственным доказательством обратного, единственной осязаемой вещью, которая шептала: «Да, это было на самом деле, и он любил тебя».

К счастью, Форест нарушил тишину.

– Я нашел медальон в окопе, – начал он. – Я был с силами Дакра. Мы двигались вперед, и я чуть его не пропустил. В самый последний момент мое внимание привлек золотой блеск, и я остановился посмотреть, что это.

Он помолчал, выдергивая выбившуюся нитку из рукава.

– Как только я узнал его, то сразу понял, что медальон носила ты, Айрис. Не могу описать, как это меня потрясло. И я преисполнился решимости найти тебя и вместе сбежать с войны. Я… я так устал и измучился. Мне пришлось собрать все силы, чтобы вырваться из-под власти Дакра. Если бы не медальон, я вряд ли смог бы это сделать.

Айрис молчала. При свете свечей она присмотрелась к брату внимательнее. Эмоции, которые он скрывал столько дней, вырвались наружу. Она слышала их в его голосе, видела в глубоких морщинах на лбу.

– Я поставил себе цель найти тебя, – глухо продолжал Форест. – Это оказалось на удивление легко. Я дезертировал и сбежал в Авалон-Блафф. Я прознал, что там живут корреспонденты, и тогда до меня дошло, что ты не сражалась, а была репортером. Но я не мог просто подойти к тебе и объявить о себе. Я знал, что нужно выждать удобного момента. И что, скорее всего, придется ждать, когда дела пойдут плохо, когда Дакр попытается захватить город. И я ждал. Я жил на окраине, но следил за тобой. Я видел тебя в тот день, в огороде с Киттом.

Айрис вспыхнула. Ее брат видел, как она сидела на коленях Романа и целовалась с ним. Она не знала, что и думать.

– Я знаю, что он много значит для тебя, Айрис, – прошептал Форест. – Прости, Цветочек. Прости, что я не мог спасти его, как спас тебя. Но ты должна понять, что я собрал все силы души, чтобы дезертировать, чтобы восстать против приказов Дакра. Мне пришлось призвать все силы, чтобы бежать с тобой в безопасное место.

Он встретился с ней взглядом. Айрис отвернулась, не в силах выдержать боль в его глазах.

– Так ты сражался за Дакра не по своей воле? – спросила она.

– Нет.

– Я… все еще не понимаю, Форест. Я получила известия, что ты был ранен, но вовремя эвакуировался. Что ты сражаешься за Энву в другой роте.

– Отчасти это правда. Я был ранен в битве на реке Лусия, ранен так сильно, что должен был умереть в госпитале Мерайи. Я протянул несколько дней, но был слишком слаб, чтобы меня эвакуировали. И когда Дакр пришел, чтобы захватить Мерайю… он не дал мне умереть и исцелил. Он удерживал меня тем, что я обязан ему жизнью, и у меня не было иного выбора, кроме как сражаться за него.

Айрис похолодела от этих слов. В голове вдруг завертелись странные мысли. Она представила Романа, раненого. Как он пытается дышать в газовом облаке, которое окутало его на поле. Предпочла бы она, чтобы он умер, чем попал к врагу?

– Я делал много плохого, Айрис, – продолжал Форест, возвращая ее в настоящее. – Делал такое, с чем едва могу жить. Знаю, ты, наверное, хочешь уйти от меня. Я вижу по твоим глазам: ты хочешь найти Китта и других своих друзей. Но ты нужна мне. Я прошу тебя остаться со мной здесь, в безопасности.

Девушка кивнула, хотя сердце сжалось.

– Я не брошу тебя, Форест.

Он с облегчением закрыл глаза.

Форест выглядел так, будто постарел на десяток лет. Айрис уловила мимолетный образ брата в виде старика – изможденного и угрюмого.

– Идем спать, братец, – сказала она. – Завтра поговорим еще.

Она поднялась, оставив Фореста на диване, на том самом месте, где он спал до войны, когда был подмастерьем у часовщика. Когда еще был парнем с горящими глазами, веселым смехом и медвежьими объятиями, от которых Айрис всегда становилось лучше после тяжелого дня.

Она взяла свечу и ушла в свою комнату, на миг прислонилась к двери. Нужно отбросить эти страхи за Романа. Отбросить мысли, что Роман в плену, что Роман мертв, что Роман страдает. Айрис должна не терять веры, и ей нужно поспать. Нужно, чтобы ум ее был острым, а тело отдохнувшим, чтобы она могла составить новый план, как найти мужа.

Теперь же девушка осознавала жалкую правду: она вернулась туда, откуда начала свой путь. Она дома, и тем не менее чувствует себя здесь чужой. Ей казалось, что она стала совершенно другим человеком. Айрис закрыла глаза, прислушиваясь к стуку дождя в оконное стекло.

А потом медленно вошла в свою старую комнату.

Одеяла на кровати были смяты. Книги разбросаны на столе, накрытом легкой тканью. Дверь шкафа открыта, и в нем видна одежда, которую она не взяла с собой.

А на полу лежал лист бумаги.

Айрис застыла, глядя на него.

Она оставила письмо там, даже не прикоснувшись к нему. Решила тогда не читать, боясь, что Карвер поколеблет ее решимость.

Она подошла к сложенному листку. Подобрала с пола и отнесла к кровати. Поставила свечу, и вокруг нее заплясали свет и тени.

Айрис уставилась на бумагу, которую чуть было не поднесла к свече, чтобы сжечь. Она не знала, достаточно ли сильна, чтобы открыть это письмо. Она боялась, что если прочитает сейчас его слова, это сломает ее окончательно.

В конце концов она не смогла устоять.

Бумага раскрылась в ее руках, как крылья.

Его слова пронзили ее, как клинок. Она склонилась над ними.

Айрис! Айрис, это я, Китт.

Эпилог

Прежде чем наступать на Авалон-Блафф, Дакр ждал возвращения эйтралов из второго налета. Наконец его питомцы прилетели в свое подземное убежище, и он зашагал по цветущей долине, полный надежд.

Газ поднимался, окрашивая город в зеленый цвет. Зеленый, как горы, как изумруды на его пальцах. Зеленый, как глаза Энвы, которые он до сих пор иногда видел по ночам, когда спал под землей.

Смертные прекрасно справились с заданием и создали это оружие. Дакр решил, что не станет сжигать этот город, потому что у него на уме другие планы.

Изящно щелкнув пальцами, он дал знак своим солдатам бежать вперед за добычей. Иногда им удавалось подбирать то, что нужно. В других случаях они выбирали неудачно, и Дакру доставались лишь ни на что не годные останки.

Секрет заключался вот в чем: в духе должна была оставаться воля. Обычно она сияла особенно ярко перед самой смертью. Смертные представляли собой либо холод, либо жар; их души были подобны льду или огню. Давным-давно Дакр обнаружил, что лед служит ему лучше, но огонь то и дело удивлял его.

Дакр решил прогуляться по городу. Ветер начал относить газ в сторону, и бог пошел следом на золотистое поле. Он почуял неустойчивую, задыхающуюся душу еще до того, как увидел ее. Эта душа была сделана изо льда – холодный, глубокий дух, словно северное море.

Это привлекло Дакра. Он ступал бесшумно и не оставлял следов, когда ходил по земле в поисках умирающих смертных.

Наконец Дакр нашел душу.

Молодой человек с волосами цвета воронова крыла полз по траве. Дакр встал над ним, оценивая то, что осталось. У смертного была одна минута тринадцать секунд до того, как его легкие наполнятся кровью, и он умрет. Еще у него были раны на правой ноге.

Дакр в этот день пребывал в хорошем настроении. Иначе он позволил бы этому льду растаять.

– Господин?

Дакр обернулся и увидел Вала, самого сильного из его слуг.

– Господин, мы почти полностью взяли контроль над городом. Но несколько грузовиков успели уехать.

Новости должны были разозлить Дакра, и Вал приготовился к его гневу, съежившись, когда бог посмотрел на него.

– Ну и пускай, – сказал Дакр, глядя на задыхающегося на земле смертного. Тот с закрытыми глазами поднял голову, почувствовав присутствие Дакра. С его подбородка капала кровь. – Вот этот.

– Да, что с ним сделать, господин?

Дакр молчал, глядя, как человек ползет. Что он ищет? Почему просто не ляжет, чтобы спокойно умереть? Его душа была так измучена, что почти рвалась пополам. Дакр поморщился.

Но он мог исцелить эти раны. Он как-никак милосердный бог. Бог исцеления. Этот смертный, когда его вылечат, очень пригодится в его войске. Потому что Дакр вдруг с удовольствием понял… что это не солдат, а корреспондент. А их у Дакра никогда не было.

– Забери его под землю.

Вал поклонился и начертил на земле круг вокруг смертного. Это был самый быстрый способ открыть портал вниз.

Удовлетворенный, Дакр устремил взор на восток, на путь, который приведет его к Энве.

Благодарности

«Девушка, которая пишет письма пропавшему брату, и парень, который их читает». Я написала это предложение в своем дневнике для мозгового штурма 20 ноября 2020 года, не зная, куда эта идея меня заведет. Не зная, хватит ли в этом увлекательном обрывке волшебства, чтобы отрастить крылья и стать книгой. И тем не менее вот они, Айрис и Роман. Я всегда верила, что нужные книги находят тебя в нужный момент, и как читателя, и как автора, и это никогда не перестанет меня восхищать.

Этот роман прошел долгий путь от своего зарождения в виде случайной мысли в дневнике до законченного произведения, которое вы сейчас держите в руках, слушаете или читаете с экрана. Бесчисленное множество людей вложили свое время, любовь и опыт в эту историю и в меня как автора, и я хочу рассказать о них на этих страницах.

Прежде всего спасибо Бену, моей лучшей половинке. Ты проходил со мной каждый шаг с этим романом, и было бы упущением не упомянуть, что ты писал трогательные любовные письма, когда мы встречались. Когда я была в горах Колорадо, а ты – на золотых полях Джорджии. У нас не было волшебных печатных машинок, а только бумага, ручки и марки, но в них заключалось все волшебство, в котором я нуждалась. И даже теперь, годы спустя, ты продолжаешь оставлять мне записки то тут, то там по всему дому. Я люблю тебя.

Спасибо Сьерре за то, что была лучшим сторожевым псом и следила, чтобы я отвлекалась от работы и ходила гулять. А также за то, что лежала рядом со мной на диване, когда я редактировала эту книгу.

Моему Отцу Небесному, который продолжает брать мои скромные мечты и превращать их в нечто большее, чего я и представить себе не могла. Тому, кто любит меня такой, какая я есть, и всегда любил. Которому принадлежит моя сила и часть моего сердца.

Спасибо Изабель Ибаньес, моей сестре по духу и партнеру по критике. Ты читала книгу прямо в процессе написания. Твои идеи и замечания превратили эту историю из небрежного черновика в то, чем я сегодня невероятно горжусь. Спасибо за все часы, которые ты вложила в мои истории, и за то, что дала мне второй дом в Эшвилле. Ты правда самая лучшая.

Моему агенту, Сьюзи Таунсенд. Не описать словами, как я благодарна за все, что ты делаешь, чтобы воплотить мои мечты в реальность. За то, что ты моя зашита и опора в издательском деле. Спасибо изумительной Софии Рамос и Кендре Коет за то, что читали мои черновики, делали замечания и подбадривали, а также за то, что помогали быть собранной. Сердечное спасибо Джоанне Вольп и Дэни Седжельбауму, которые направляли меня, когда книга была сдана в печать. Веронике Грихальве и Виктории Хендерсен, моим агентам по авторским правам, которые помогали моим книгам найти хороший дом за океаном. Кейт Салливан, которая читала эту книгу, когда готовила к печати, и которая всегда оставляет лучшие замечания. Спасибо изумительной команде New Leaf – для меня честь быть среди ваших авторов.

Эйлин Ротшильд, моему неподражаемому редактору. Я была в полном восторге от работы с тобой над этим циклом, и очень благодарна за то, что ты так любишь историю Романа и Айрис. Спасибо, что помогала сделать эту историю как можно лучше. Спасибо невероятной команде Wednesday Books, с которыми было очень приятно работать над этой дилогией: это Лиза Бонвиссуто, Алексис Невилль, Брант Джейнвей, Меган Харрингтон, Мелани Сандерс, Лена Шехтер, Мишель Макмиллиан, Керри Резник. Моя вечная благодарность Ольге Грлик за прекрасную обложку к книге. Огромная благодарность Ангусу Джонстону за редактуру.

Наташе Бардон и Вики Лич – для меня честь, что эта история нашла приют в Magpie Books в Великобритании. Работать с вами и вашей командой – это воплощение мечты.

Лео Тети, который продвигал мои книги на испанском рынке. Спасибо, что помог моим историям найти читателей за океаном и приглашал меня принять участие во многих удивительных поездках.

Спасибо Аделин Грейс, Изабель Ибаньес, Шелби Махерин, Рейчел Гриффин, Аяне Грей и Валии Линд за то, что уделили время в своем плотном графике, чтобы прочитать первый экземпляр и написать потрясающие отзывы. Спасибо Эдриэнн Янг и Кристин Двайер за то, что подбадривали меня бессчетное число раз и поздравляли, когда я впервые рассказала вам об этой книге.

Спасибо моим местным независимым книжным, которые играли и играют важную роль в успехе моих книг: Avid Bookshop в Атенсе, Little Shop of Stories в Декейтере, The Story Shop в Монро и The Inside Story в Хоштоне. Спасибо, что несете свет и волшебство в наши сообщества.

Когда я изучала окопную войну, мне оказали неоценимую помощь две книги: «Воин» Р. Г. Гранта и «Первая мировая война» Х. П. Уиллмотта. Также хочу отметить два фильма, которые считаю очень трогательными, душераздирающими и атмосферными: «1917» и «Воспоминания о будущем».

Спасибо моей семье: маме, папе и всем братьям и сестрам. Спасибо бабушке с дедушкой, которые ежедневно продолжают меня вдохновлять, и кланам Росс, Уилсон и Дитон. Вы все поддерживаете меня и делаете сильнее.

И спасибо моим читателям за всю поддержку и любовь ко мне и моим книгам. Для меня большая честь, что мои книги находят у вас приют.

Спасибо, что отправились со мной в это путешествие.

Об авторе

Ребекка Росс родилась и выросла в Джорджии, где и живет с мужем, жизнерадостной австралийской овчаркой и бесчисленными стопками книг. Она любит кофе, ночное небо, рисовать мелками, географические карты, горы и полевые цветы, растущие во дворе. А еще, конечно же, хорошие истории. Ребека Росс – автор книг «Восстание королевы», «Сопротивление королевы», «Сестры меча и песни», Dreams Lie Beneath и A River Enchanted.

Примечания

1

Карвер – от слова «carve» – «резать», «рассекать».

(обратно)

2

Айрис – ирис, Эстер – астра, Дейзи – маргаритка.

(обратно)

3

У слова iris есть и такое значение.

(обратно)

Флибуста

Божественные соперники (fb2)

Ребекка Росс Божественные соперники

* * *

* * *

* * *

Пролог

Часть первая Письма из платяного шкафа

1 Заклятые враги

* * *

* * *

2 Слова для Фореста

3 Недостающие мифы

* * *

* * *

4 Откровения из мусорного ведра

* * *

5 Жалость

* * *

* * *

6 Ужин с любимыми (и не очень) людьми

* * *

7 Небесные против Подземных

* * *

8 Сэндвич со Старой Душой

* * *

9 Один фрагмент брони

10 Девятый участок

* * *

11 Разлом

* * *

12 Тень, которую ты носишь в себе

13 Нечестное преимущество

* * *

* * *

14 Прощание с призраками

Часть вторая Вести издалека

15 «Третья Алуэтта»

* * *

16 Этти

17 Три сирены

18 Практически дохлый номер

19 Слова о тоске по дому

* * *

20 Музыка в подземном царстве

* * *

21 Странствующий рыцарь или разбойник

* * *

* * *

* * *

22 Переливаться всеми цветами радуги

* * *

* * *

23 Шампанское и кровь

* * *

* * *

* * *

24 Опасные инструменты

25 Столкновение

* * *

26 Чтобы затмить

* * *

27 Опоздание на семь минут

* * *

28 Божественный соперник

* * *

* * *

Часть третья Слова между строк

29 Платановый взвод

* * *

30 Заметки из окопов

* * *

31 Западный ветер

32 Дым в ее глазах

* * *

33 Снегопад из сумки Китта

* * *

* * *

34 К.

35 Холм, который чуть не покорил Айрис

Ребекка Росс
Божественные соперники

Часть первая
Письма из платяного шкафа

1
Заклятые враги

2
Слова для Фореста

3
Недостающие мифы

4
Откровения из мусорного ведра

5
Жалость

6
Ужин с любимыми (и не очень) людьми

7
Небесные против Подземных

8
Сэндвич со Старой Душой

9
Один фрагмент брони

10
Девятый участок

11
Разлом

12
Тень, которую ты носишь в себе

13
Нечестное преимущество

14
Прощание с призраками

Часть вторая
Вести издалека

15
«Третья Алуэтта»

16
Этти

17
Три сирены

18
Практически дохлый номер

19
Слова о тоске по дому

20
Музыка в подземном царстве

21
Странствующий рыцарь или разбойник

22
Переливаться всеми цветами радуги

23
Шампанское и кровь

24
Опасные инструменты

25
Столкновение

26
Чтобы затмить

27
Опоздание на семь минут

28
Божественный соперник

Часть третья
Слова между строк

29
Платановый взвод

30
Заметки из окопов

31
Западный ветер

32
Дым в ее глазах

33
Снегопад из сумки Китта

34
К.

35
Холм, который чуть не покорил Айрис

36
На огороде

37
Преступление радости

38
Канун Дня Энвы

39
Клятвы в темноте

40
Проснуться в другом мире

41
Твоя рука в моей ладони

42
Всё, что я тебе так и не сказала