Кленовые тайны (fb2)

- Кленовые тайны (Следствие ведёт некромант - 8) 742K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елизавета Берестова

Кленовые тайны

Пролог

Когда же закончится эта жара! Подумать только: вторая половина сентября, уже одиннадцать часов вечера, я в цокольном этаже университета, а ощущение такое, словно в бане. Хоть бы ветерок подул для смеха. Нет ведь. Да и подул бы? Какой от него толк, коли какие-то «мудрецы» минувших столетий додумались построить Саюхай — столицу своего королевства в котловине. Свежим морским бризам путь перекрывают высокие холмы, которые в Империи Алого лотоса принято гордо именовать горами. Да и само название «Империя» не вызывает ничего кроме усмешки. То же мне империя — южный остров, который долгое время был частью Артании, а в Эпоху воюющих кланов воспользовался всеобщей неразберихой и отделился, прибрав к рукам парочку крохотных собратьев и стал именоваться Империей Алого лотоса. Окно что ли открыть? Бесполезно.

Всю эту неделю в морге Медицинского факультета дежурить мне. Старикан Тагси́н воспользовался моей оплошкой (подумать только, какое великое прегрешение: мусор не был вовремя выброшен!) и в качестве штрафа свалил на меня все ночные дежурства на две недели вперёд. Сам-то теперь, поди-ка сидит где-нибудь и прохладное винишко потягивает. Ну, любит мужик выпить, можно даже сказать, слабина у него по этому делу. Ходили упорные слухи, будто бы Тагсина из-за этого его пагубного пристрастия из коронеров попятили. Вроде как он большим человеком в Управлении полиции Саюхайя был. Быть-то, может, и был, а теперь вот в морге у медиков лямку тянет, а жалование почти что целиком по кабакам спускает. Справедливости ради надо заметить, мужик он знающий, не особо меня достаёт; но, коли уж с ним приступ хандры приключается, лучше ему под руку не попадаться. С мусором как раз именно так и вышло. Ничего, впредь умнее буду, как почую, что начальнику перец в одно место попал, стану тише воды, ниже травы и постараюсь в его покрасневшие глаза вообще не смотреть.

А на Лотосовом проспекте — ночная жизнь. Вот везёт же кому-то! Кавалеры и дамы прогуливаются, фонари цветные, запах хрустящих жареных баклажанов под кислым соусом щекочет ноздри даже тут, в полуподвале. Прямо охота выскочить наружу, добежать до угла и прикупить парочку порций. Но, с другой стороны, в такую душную жару не до баклажанов, горячее в глотку не полезет. Не повезло, что попечительский совет Медфакультета экономит на охлаждающих заклятьях. Впору в ящик хранилища трупов залезать. Благо, там бутылка с чаем охладилась. Какая ирония! Узнай кто, что я свою бутылку в холодном шкафу меж ног трупешника остывать ставлю, ни за что пить бы не стали, а мне всё равно. Холодный манговый чай — это здорово. А уж каким образом он холодным стал, — дело десятое. Ладно, довольно в окно на прохожих с завистью взирать, почитаю книжечку и на боковую. Мертвецы — соседи спокойные, ни шуметь, ни будить не станут. Люди — иное дело, остаётся надеяться, что и нынешняя ночь продолжит оставаться тихой.

— Хикару! Хикару, — позвали меня с улицы и в дверь принялись молотить башмаком, — спишь что ль?

Не сплю я, не сплю уже. Открываю. И незачем так стучать, нашим клиентам торопиться некуда. Самое худшее и самое естественное явление на свете с ними уже произошло. Они умерли. Посему незачем дверь в морге выносить.

— Получи, — проговорил рослый, загорелый до черноты детина с явными чертами делийца. Его узкие глаза покраснели то ли от пыли, то ли от я́таля — одного из представителей обширного семейства всевозможной дури, до которых жители острова большие охотники. Да и знатоков по этой части похлеще них ещё поискать. У нас в Артании по сравнению с ними эта отрасль из детских штанишек не выросла, — криминальный неопознанный труп, — чуть ли не радостно сообщил загорелый, — мужика в переулках Весёлого квартала мочканули, — они вместе с молчаливым бородатым помощником перевалили на прозекторский стол покойника, — уж ограбили его, или сам нарвался на нож, мне неведомо. Документов при ём никаких нету, поэтому господа полицейские заявили, мол, висяк им не надобен, и велели вам сдать. Коли за неделю личность покойного не ите-инде-сифисиуется, отдадут его молодым докторам на опыты. Это, стал быть, они его резать станут?

— Избегаю интересоваться, что там на Медицинском факультете с трупами делают, — отрезаю таким официальным тоном, чтобы у моих невольных посетителей паче чаяния не возникло неуместного желания продолжать разговор. Очень уж от них потом несёт, — только неопознанные трупы спасают жизнь живым больным. Тут уж, что резать, что на органы разбирать, — всё польза.

Парни надеялись на чаевые, но зря. Однако ж, сие почитаемо мною за верх наглости. Вы мёртвяков возите, а не коробочки с пряной лапшой клиентам доставляете. Так что ни медяка от меня вам не перепадёт, даже и не надейтесь.

Когда стук копыт клячи, которая, уже не первый год дожидалась отправления на живодёрню, трудясь на труповозке, стихли в отдалении, а входная дверь была надёжно заперта, приспело время поглядеть на то, что нынешней ночью мне ниспослали боги. Так. Высокий, молодой, на вид — не старше двадцати. По чертам лица — артанец и не самого худого происхождения. Красивый? Пожалуй, был бы им, коли не пристрастился бы к дури. И принимал он не условно-безопасный яталь — специально обработанную пыльцу дерева я́тки, называемого в народе Дрёмой фей, тут имело место кое-что покруче.

Карманы, натурально, пусты. Грабители постарались: и брюки, и рубашку обшарили, даже ремень не побрезговали снять. Скорее всего ремень под стать башмакам был: тиснёная кожа, пряжки из дорогого нержавеющего металла. Но ботинки эти много чего повидали на своём веку, как и вся остальная одёжа. Похоже, парень приехал отдохнуть, да и подсел на «лотосовые слёзы», так поэтически на острове все наркотики скопом именуют.

Как и предполагалось, на руках синяки разных оттенков побежалости — следы от уколов. Может, продавцу дури задолжал? Или бабу чью увёл? Да, какая ему баба! Такие могут забыть про постельные развлечения; истощён — кожа да кости; волосы — некогда густые, красивого каштанового оттенка поредели и утратили былой блеск. Ладно. Грабители, конечно, обшарили тебя, братец, да не везде. Мне за время работы в морге кое-что любопытненькое не раз и не два в секретных местах попадалось. Вот, к примеру, под подкладкой оченно можно много чего припрятать. Глянем. Ага! Есть. Главное подпороть подкладку осторожненько, чтобы у родни (коли такая сыщется) не возникло подозрений. Малый секционный нож нам в самый раз подойдёт. Им хоть кожу отсепарировать, хот орган разрезать, хоть подкладку подпороть! Всё чисто, вроде как само распоролось, да какие могут быть подозрения по поводу наркомана, зарезанного и ограбленного в тёмном переулке изобилующего преступностью Саюхайя. Опа! Паспорт, да ещё самый настоящий артанский. Вот свезло, так свезло. Паспорта — вещь ценная и дорогая. Кто знает, может, не придётся скоро мне пьяную рожу Тагсина каждый день видеть. При воспоминании о Тагсине враз злость взяла. Бывают же такие человеки, что, когда даже что-то хорошее силятся сказать, всё одно обидно и гадко выходит. Намедни уселся на стул, ножищи свои в не чищенных башмаках на стол закинул, оглядел меня оценивающим взглядом и заявляет: тебя, мол природа внешностью не обделила. Рост, сложение, мордашка симпатичная. Что ж занятия получше не нашлось, нежели целыми днями с покойниками возиться? По больному ударил. И, главное, не станешь ведь этому опустившемуся типу объяснять про нежеланное дитя проститутки, что росло в фешенебельном борделе, про закрывшуюся карьеру из-за травмы колена. Это ведь со стороны легко говорить, будто танцы — одна сплошная радость и ликование. На деле-то выходит иначе: тренировки, тренировки, тренировки с утра до ночи. Вот от этих самых тренировок со мною беда и приключилась. Говорили знающие люди, будто бы разрыв переднего крестовидного сухожилия один раз сто лет встречается. И этот самый редкий случай выпал на мою голову, а точнее — на правую ногу, чем поставил всю мою столь тщательно взлелеиваемую будущность под угрозу, да какая уж там угроза! Жирный крест перечеркнул самую мою жизнь. Тут уж ни сложение, ни красота не помогут.

И про то, какое решение было мною выбрано в той безысходной ситуации, тоже никому не расскажешь, особливо бывшему легавому. Решением оказалась месячная выручка нашего публичного дома, которую при некоторой ловкости и проявленной смекалке мне удалось утянуть. Потом случилась Империя Алого лотоса (отсюда ни в жисть не выдадут в Артанию даже детоубийцу, слишком уж тёплые воспоминания у местных о временах кленового владычества). Половина денег улетела магам-медикам. Аппетиты у них, доложу я, охрененные. Правда, помогли. Но лишь наполовину. Не болит, разве что перед тайфуном, хромота почти исчезла. Ту, что осталось удалось компенсировать чуть раскачивающейся походкой. Так что многим кажется, будто у меня такая особенная манера двигаться. Ох, и быстро же закончилась вторая половинка моих денежек, на два года только и хватило, при том, что житьё моё было без шика — просто нормальное хорошее житьё. Пришлось потом всякое попробовать, а в итоге осесть на Медицинском факультете Университета Алого лотоса. Но теперь мне новая дорожка открывается.

— Ну-с, что тут у нас? — это Тагсин заявился сранья. Перегаром на пять сяку разит, зенки красные. На носу аж сосуды полопались.

Натянул фартук и к свеженькому покойнику. А я домой, мне мои законные шесть часочков отдыха полагаются. Только хотел старому алкашу пожелать доброго дня, как он очки свои с захватанными стёклами на кончик носа спустил и говорит так, между прочим:

— Хикару, я чуть не позабыл. Тобой тут Служба расследований интересовалась. Велели к одиннадцати часам в деканат Медфакультета зайти.

— Чего это им от меня надо? — спрашиваю, а сердце так и забилось. Враз предчувствия самые нехорошие в душе ворохнулись, — может, знаете?

— А того и надо, Хика, что тебя в ограблении трупов подозревают, сие по грамотному именуется «мародёрством», — и брови сивые нахмурил, — кажется, двух недель нет, как к нам мужичка одного доставили. Не забыл, поди, пожилой гражданин в Торговом квартале внезапно скончался, когда рыбу покупал. Его к концу недели родственники опознали и забрали, помнишь?

Ещё бы не помнить этого покойника! Полтыщи ло́ттов, как с куста, да и ещё кое-какие ценности в мои карманы перекочевали. Киваю, но лицо при этом делаю самое невинное.

— Так вот, Хикочка, родаки этого покойника его хоронить по делийскому обряду удумали, — продолжал мой начальник и гаденько так сощурился, — а ты, — говорит, — знаешь, как в Делящей небо хоронят?

Я лишь плечами пожимаю, поскольку об обычаях наших соседей имею более чем отдалённое представление, а Тагсину только того и надо. Лоб наморщил, большой секционный нож кверху поднял и заявляет, будто лекцию студиозусам читает:

— В Делящей небо имеется обычай покойнику в ротовую полость закладывать серебряную монету, дабы блеск серебра освещал ему Посмертные пути. Оказалось, что у нашего клиента кто-то, уж не знаю, кто, — секционный нож выписал замысловатую фигуру в воздухе и вперился в мою сторону, — снял золотые коронки с зубов бедолаги.

— Я-то тут каким боком? — изображаю искренне удивление в голосе, которому позавидовали бы артисты королевского театра. Вот и обучение притворству в публичном доме пригодилось, — может, мужику уличные грабители коронки повыбивали. Вы ему в рот глядели?

— Глядел, — прищур Тагсина стал ещё гаже, — я, Хикару, своими обязанностями не манкирую. Трезвый или пьяный, а то, что коронок золотых у него полон рот был, запомнил. Так что, при чём ты тут, или же не при чём, в деканате следователям объяснять станешь. А коли не придёшь, пеняй на себя. Я в полиции служил и всякого навидался, что с беглыми подозреваемыми у нас делают. Искреннее не советую.

Я киваю, заверяю, что честному человеку нет оснований скрываться от правосудия и нарочито спокойным шагом покидаю морг. А в голове бьётся только одно слово: «Бежать!» И бежать немедленно. Стараюсь взять себя в руки и рассуждать спокойно. Раз пригласили в деканат, а не заявились прямо в морг с кандалами, значит, я пока что попадаю в число подозреваемых, и есть вероятность, что на квартире меня засада не ждёт. Однако ж, опасно домой заходить, оченно даже опасно. Вдруг про деканат так, для отвода глаз сказали? Хорошо, что я сбережения свои в банке держу. Сперва в банк, а потом на первый корабль и прочь из этой чёртовой Лотосовой империи. Благо в кармане у меня лежит козырная карта, она — мой пропуск в новую жизнь. Спасибо вам, боги, за ещё один шанс!

Глава 1
ГЭНРО́КУ — СМЕРТЬ ПОПОЛАМ

Погода стояла такая, что идти в коррехидорию не было ни малейшего желания. Рика подставила лицо ласковым лучам солнца и подумала, что хорошо бы в такой день податься куда-нибудь на природу, ничего не делать, только наслаждаться первыми днями мая, слушать пение птиц и, лёжа на траве, любоваться проплывающими над головой облаками. Крупная рыжая кошка из соседнего дома бесстыдно растянулась прямо на тротуаре, отогревая бока, а прохожие вежливо её обходят, умиляясь игре солнечных лучей в пушистой шерсти.

До церемонии королевского бракосочетания оставалось целых две недели, а его величество Элиас уже издал эдикт о праздничных днях, кои он дарует своим верноподданным по этому случаю. Выходных насчитывалось целых пять, и чародейка не без удовольствия прикидывала, на какие приятные дела сможет потратить столь чудесно перепавшие бездельные дни.

В Королевской службе Дневной безопасности и ночного покоя всё, наконец, возвратилось на круги своя. Младший штаб-офицер Акечи Рёва благополучно отбыл к месту основной службы в Адмиралтейство. Все сотрудники коррехидории (и в немалой степени сам четвёртый сын Дубового клана) вздохнули с облегчением: потому как с уходом Акечи закончились без малого три недели бесконечных придирок и неисчислимых мелочных требований касательно внешнего вида сотрудников, аккуратности прихода на службу и своевременного покидания оной. Притихший Турада возвратился в приёмную полковника Окку. Он похудел и посерьёзнел настолько, что у чародейки даже отпало желание переиначивать его фамилию на Дурада. А вместе с ним вернулись пирожные из Дома шоколадных грёз и восхитительный жасминовый чай, в умении заваривать который адъютанту просто не было равных.

Рика шла и гадала: прошли ли минувшие выходные дни в столице Артании спокойно, или же в прозекторской её поджидают зарезанные, утопленные или абы-каким иным образом умерщвлённые сограждане. При входе ей невольно вспомнился штаб-капитан Акечи, не поленившийся вытребовать со склада Королевского Адмиралтейства матроску для чародейки, ибо «офицеру Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя надлежит одеваться подобающим образом». Платья и костюмы от портнихи Дубового клана его, видите ли, не устраивают! Матроску Рика надевала всего единожды и то, поскольку проспорила коррехидору желание. А тот вместо обычного совместного похода в ресторан или театр потребовал облачиться в форму, заботливо припасённую его новым адъютантом.

Трупов за выходные не прибыло, поэтому Рика посвятила утро понедельника доделыванию тех дел, что остались с прошлой недели без её внимания. Перенесла в журнал записи со случайных листочков, никак не получалось избавиться от привычки кратко записывать заметки по вскрытию на всём, что только попадалось под руку.

— Эрика, — вошёл в кабинет четвёртый сын Дубового клана, — у нас срочный вызов.

Вилохэд Окку был необычайно хорош в своём лёгком светлом костюме. Он позволил своим чуть вьющимся волосам немного отрасти — в высшем свете Кленфилда появилась новая мода.

— Убийство? — приподняла бровь чародейка, — и, судя по тому, что выезжаете лично, либо скандальное, либо оно каким-то боком касается сильных мира сего.

— По поводу убийства пока не совсем ясно. Но по двум остальным пунктам попали в точку. В Кленовом институте произошёл несчастный случай, подозрительно смахивающий на гэнроку. Двое студентов обнаружились в заднем дворе. Разбились, упав с крыши Астрономической башни. Возьмите всё необходимое, и едем. Я пока выведу магомобиль. Вот ведь Акечи! — по-мальчишески улыбнулся Вил, — две недели требовал, чтобы согласно Протоколу об обеспечении безопасности сановных лиц я ставил свою колымагу во внутреннем дворе, теперь я могу парковаться, где желаю, а проклятая привычка заставляет заезжать во двор!

Рика улыбнулась в ответ. Она сама перестала задерживаться с возвращением после обеденного перерыва и избегала пить чай в кабинете. Акечи как-то нагрянул с проверкой, застал чародейку с недопитым чаем в руке, и она прослушала пятиминутную познавательную лекцию о необходимости соблюдения всех регламентов служебной дисциплины. Ибо самовольное поведение как в армии, так и в Службе безопасности, чревато не только срывом поставленных Кленовой короной задач, но и является угрозой для здоровья и жизни сослуживцев. Чародейку, натурально, подмывало задать вопрос, какую угрозу чашка таит недопитая чая для парня, получившего накануне пулю на дуэли, но благоразумно промолчала. Её уста запечатала угроза ещё одной лекции, которая неизменно бы последовала за язвительным замечанием. Чувство юмора у штаб-капитана отсутствовало напрочь, и даже невинную иронию он воспринимал как глупость или нелогичность высказываний оппонента, старательно указывая на любые «ошибки и несоответствия».

— Меллоун с оперативниками уже выехал? — спросила Рика, когда они проезжали по оживлённому проспекту, поднимающемуся от Журакавы на высокий холм.

Коррехидор покачал головой.

— Ни Меллоуна, ни опергруппы не будет. Меня настоятельно попросили о приватном рассмотрении этой ситуации.

— А разве такое возможно? Погибли люди и, — она собиралась добавить что-то о законодательстве Артании, но Вилохэд перебил её.

— Это просьба личного свойства. Ректоресса Кленового института приходится мне родной тёткой, и она слёзно просила избегать скандальной огласки, насколько это, естественно, возможно. Я заверил её, если коли произошёл несчастный случай или дурацкое парное самоубийство, — не наше дело. Пускай тётя Са́цуки сама разбирается и принимает необходимые меры. Мне в преднамеренное убийство влюблённой парочки верится с трудом, предполагаю, наш визит в Кленовый институт не займёт много времени.

— Парочки? — удивилась Рика, в представлении которой Кленовый институт был исключительно высшим учебным заведением для благородных девиц, — получается, парень пробрался туда ночью, подобно герою классической трагедии?

— Нет, нет, — коррехидор с улыбкой повернулся к собеседнице, — уже семь лет институт перестал быть исключительно женским. Его величество издал указ, согласно которому туда стали принимать слушателей и мужского пола. Если девицы традиционно именовались «кленовками» и с гордостью носили вышитый камо́н с маленькой красногрудой птахой, то парней по аналогии прозвали «кленовцами». Их птичка на рукаве совершенно не радовала, потому как злые языки продолжали упорно титуловать их кленовками. Вообще-то, парней желающих получить образование в этом месте, не так-то и много. Тётя Сацуки который год жалуется на постоянный недобор студентов мужеского пола. Если я хорошенько запомнил, на данный момент их меньше двадцати.

— Я, естественно, знаю про Кленовый институт, — проговорила чародейка, провожая глазами оставшийся за их спиной мост Любви, пестревший деревянными дощечками с именами влюблённых, что колыхались на ветру, — но бывать там мне не приходилось.

— Сегодня у вас будет прекрасная возможность восполнить этот непростительный пробел в знаниях об Артанской столице.

Дорога поднималась вверх по крутому холму, а впереди, на самой его вершине, в лучах майского солнца золотился целый комплекс зданий в западном стиле, абрис которого был знаком чародейке по иллюстрациям в книгах. Из пышно зеленеющих крон деревьев возносился к небесам самый настоящий замок: с ажурными бойницами псевдокрепостной стены, донжоном и подъёмным мостом над искусственно вырытым рвом. Когда они подъехали поближе, Рика увидела, что ров густо зарос тростником, а мост не поднимали десятилетиями. Всё это был просто красивый антураж, как и украшенные кованными кленовыми листьями ворота. За воротами простирался ухоженный парк с подстриженными кустами, деревьями на распялках, прудиками, клумбами и даже фонтанами. Во все стороны разбегались аккуратные разноцветные дорожки. На прекрасно оборудованной парковке стояли магомобили, на них приехали преподаватели института.

Госпожа Докэ́ру Сацуки дожидалась их в своём кабинете. Навстречу чародейке и коррехидору из-за стола поднялась подтянутая пожилая дама с пышными, равномерно поседевшими волосами, великолепной осанкой и очень живыми, внимательными карими глазами.

— Вилохэд, какое счастье, что именно ты являешься верховным коррехидором, — проговорила она после обычного обмена приветствиями. Надела очки, что висели на трёхцветном шнурке у неё на шее, и внимательно оглядела чародейку, — приветствую также и невесту Дубового клана, — Рика поклонилась в ответ, — скандал в моём заведении в преддверии церемония бракосочетания его величества исключительно неуместен! Чуть больше месяца, как начался первый семестр, и я надеялась на приток опоздавших слушателей, но шумиха, которую непременно подымут газеты вокруг Кленового института, принесёт один лишь вред. Посему умоляю тебя, Вилли, выручи свою родственницу в трудную минуту.

— Будьте уверены, тётушка, я сделаю всё, что в моих силах, — обворожительно улыбнулся Вил, — одно лишь преднамеренное убийство может спутать мне карты.

— Какое там убийство! — старая дама возвела глаза к необыкновенно высокому потолку, — двое, да простят меня бессмертные боги, юных, влюблённых по уши дураков вылезли на крышу Астрономической башни, выпивали, развлекались, перебрали и свалились вниз. Их утром нашёл садовник. Он подравнял кусты бересклета вдоль центральной дорожки, а затем пошёл за башню. Я велела ему облагородить участок. То, что творится на задворках Астрономической башни давно не лезет ни в какие ворота! Тётка покачала головой.

Рика, исподволь разглядывавшая госпожу Докэру, вдруг отчётливо осознала, что та чертами лица, да и всеми своими манерами удивительно походит на отца Вилохэда — герцога Окку. Скорее всего, она доводилась ему родной сестрой.

— Этим посиделкам в укромном уголке с распиванием вина давно следовало положить конец, — сурово продолжала тётка Вила, — конечно, во всём этом есть доля и моей вины: я попустительствовала дурным наклонностям наших студентов, но ведь у нас так мало мальчиков! К сожалению, в глазах многих наших сограждан Кленовый институт по-прежнему продолжает оставаться институтом благородных девиц, и парни поступают сюда с большой неохотой. Репрессии и насаждение армейской дисциплины ни к чему хорошему не приведут. Конечно, твой старший брат при всякой оказии рекомендует мне методы Морского корпуса. Однако ж, Кино́ски забывает, что у нас — заведение для БЛАГОРОДНЫХ юношей и девушек, и его унтер-офицерские приёмы вряд ли встретят понимание среди родителей наших студентов и будут поддержаны членами попечительского совета. Поэтому я решила превратить заросший кустами и травой задний дворик в место культурного отдыха с беседками, дорожками, фонарями и клумбами.

— Ах, тётушка, просто не вериться, что в вашем ухоженном парке могут сыскаться заброшенные уголки, — воспользовался паузой коррехидор.

— Увы, Вилли, — она поджала губы, — оборудовать телескопами Астрономическую башню грозились ещё в мою бытность студенткой. Но, несмотря на все обещания, она так и осталась пустующей. Институт не получил соответствующего оборудования. Бинокли и подзорные трубы решительно не годятся для полноценного наблюдения за звёздами. Башня многие годы остаётся невостребованной, ибо склад на первом этаже не может быть принят во внимание. По сей причине дворик позади неё постепенно пришёл в упадок, зарос кустами и сорной травой, уничтожением которой и полагалось заняться сотруднику после пострижения кустов. Нико́ру — наш старший садовник обнаружил трупы. Побежал ко мне, — госпожа Докэру вздохнула, — мы вместе со штатным медиком пошли за башню и удостоверились, что оба студента мертвы. После чего я связалась с тобой.

— Надеюсь, трупы не передвигали? — спросил коррехидор.

— В наше время повсеместного распространения детективных романов каждому человеку известно, чего категорически не следует делать в подобной ситуации, — ответила тётка Вила, — естественно, мы ничего не трогали ни на земле, ни в башне. Сторож был оставлен в качестве охраны от любопытных глаз. Однако ж, я практически уверена, что вездесущие студенты уже прознали про несчастье и всеми правдами и неправдами постараются оказаться в центре событий.

Госпожа Докэру сама повела племянника и чародейку на место происшествия, выбрав для этого обходной маршрут, поскольку окна многих аудиторий выходили в сторону главной аллеи парка, и неизвестно, какое количество глаз в данный момент было устремлено вместо тетрадей и зелёного пространства доски на залитые майским солнцем разноцветные дорожки парка. Рика ещё при въезде в ворота обратила внимание, что дорожки различаются по цвету: некоторые были посыпаны красным кирпичом, часть сверкала золотистой крошкой местного ракушечника, а приблизительно треть оставалась унылого серого цвета.

Вблизи Астрономическая башня оказалась высокой и походила на маяк, каким-то чудом заблудившейся на суше. На крыльце возле запертой двери коротал время плохо выбритый мужчина в потрёпанной одежде. Он прикрывал лицо от солнца соломенной крестьянской шляпой. При виде ректора и незнакомых людей он поспешно вскочил, стянул шляпу с головы и попытался спрятать за спиной выкуренную наполовину папиросу.

— Госпожа ректор, — поклон, — никто в задний дворик не заходил, и никто оттуда не выходил.

— Хорошо, — бросила госпожа ректор, — побудь пока в стороне, не мешайся и не болтай лишнего. Понял?

Сторож подтвердил энергичными кивками, что целиком и полностью понял, что от него требуется, водрузил на голову шляпу и отошёл на приличное расстояние.

Трупы лежали на земле приблизительно в шести сяку от стены. Полноватый парень в модном парусиновом летнем костюме и девушка в форменной матроске с вышитой птичкой-кленовкой на рукаве.

— Бедные, бедные детки, — вздохнула глава института, смахивая с глаз несуществующую слезинку, — какое невезение! На мой взгляд перед нами типичный несчастный случай, — она покачала головой, — нарушили запрет, поднялись на башню, а в итоге сорвались вниз.

Чародейку эта самоуверенная древесно-рождённая особа начинала прилично раздражать. «Интересно, у Дубового клана фамильная черта такая, что их представители, не задумываясь, высказывают своё мнение по самым разным вопросам, не зависимо от того, сведущи они в данных вопросах или нет», — подумалось ей. А вслух она произнесла сухо:

— Ответ на вопрос, что именно произошло в Астрономической башне, я смогу дать только после всестороннего исследования жертв и осмотра места преступления.

— Да побойтесь богов, дорогая, многоуважаемая невеста нашего клана, — воскликнула ректор Докэру, — как вы можете так запросто произносить слово «преступление»! В стенах Кленового института нет и не может быть места для преступлений.

Оставив без внимания эту реплику, чародейка присела возле трупов. Парень упал плашмя на спину. Кровь от проломленного о землю черепа запачкала светло-каштановые волосы, постриженные по последней моде. Рика провела рукой над телом и не ощутила магии. По крайней мере, в первом приблизительном исследовании. Смерть наступила мгновенно, удар о землю вдавил часть костей черепа внутрь.

Девушка лежала поодаль. Чародейка мысленно опустила перпендикуляр от верхней площадки башни до земли. Далековато упала. Толчок? Она усмехнулась, вспомнив страницу учебника по криминалистике со схемой падения с высоты. Там прямо говорилось, что в прежние времена считалось, что чем больше траектория падения отличается от перпендикуляра, тем больше вероятность, что жертву выбросили или столкнули с высоты. Однако ж магическое моделирование падений доказало, какую важную роль при этом играет центр тяжести жертвы. Девушка обладала выраженными формами, и её центр тяжести явно приходился на бёдра. Так что бедняжка могла несколько раз перевернуться в воздухе, прежде чем её голова ударилась о землю. И естественное раскачивание откинуло её от прямой лини падения. Кровь заливала симпатичное круглое личико с некогда здоровым румянцем, пухлыми губами и аккуратно подщипанными бровями. Волосы, смешавшиеся с кровью и пылью, были гладкими, ровными, блестящими и без сомнений ухоженными. Девушке тоже мучиться не пришлось. Для порядка чародейка провела рукой и над ней. Закрыла глаза — но нет, всё чисто, никакого покалывания или онемения, которые бы она сразу почувствовала, будь на девушке остатки магического воздействия. Магии-то не ощущалось, зато явственно почувствовалось кое-что иное: чужое присутствие и взгляд, практически физически ощущаемый затылком, словно некто сверлил её пристальным взглядом. Но за её спиной находились густые заросли каких-то кустов, самосадом выросших за Астрономической башней; Вил стоял слева, а ректоресса и сторож — у входа в башню. То есть справа. Взгляд же, направленный перпендикулярно, практически осязаемо сверлил затылок. Чародейка усмехнулась. Она, не меняя позы, замкнула внутри себя несколько магических цепей и сотворила рвотные спазмы. Они у неё получались легко и просто, как щелчок пальцами. Через секунду Рика не без удовольствия услышала за спиной отчётливый звук рвоты. Она поднялась, отряхнула подол и потянула коррехидора за рукав:

— Пойдёмте, поглядим, кто шпионит за Королевской службой дневной безопасностью и ночного покоя.

Удивлённый Вилохэд, не говоря ни слова, послушно пошёл следом. Кружевная зелень кустов скрывала небольшую утоптанную полянку с парой старых ящиков, всю сплошь усеянную окурками от папирос. Возле ближайшего ящика корчился на коленях студент, из его горла извергались фонтаны рвоты.

— Подглядывать порой бывает накладно, — назидательно проговорила чародейка, отменяя заклятие.

Парнишка закашлялся, судорожно вздохнул воздух и попытался тыльной стороной ладони утереть рот.

— А теперь, — продолжала Рика, — выходите на свет божий, там и поговорим. У меня нет ни малейшего желания лицезреть то, что вы съели на завтрак. И без фокусов!

— Да, да, юноша, — серьёзно добавил коррехидор, — у Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя к вам тоже найдётся пара вопросов. И ещё, — он усмехнулся, — мистрис Таками ещё и парализацией виртуозно владеет. Не советую испытывать данное любопытное заклятие на собственной шкуре.

Парень выдавил из себя невнятное извинение и поднялся с колен.

— После вас, — Вил шутливо повёл рукой в приглашающем жесте.

Когда они все выбрались из кустов удивлению ректора Докэру не было предела.

— Марк Кури́су! — воскликнула она, всплеснув руками, — что председатель студсовета делает в кустах, да ещё и в столь плачевном виде? — вы отравились? Вас вырвало?

— Вырвало, — подтвердила Рика, — и, причём, весьма основательно. А причиной тому стала вовсе не недоброкачественная пища, а избыточное любопытство, которое я пресекла рвотным заклятием. Итак, господин Курису, что привело вас сюда?

Марк оказался довольно щуплым, невысоким парнишкой с лёгкими, как шёлк, русыми волосами, которые ему постоянно падали на глаза.

— Госпожа Докэру, — проговорил он с неожиданным достоинством, — я в полной мере способен дать объяснение моему поведению, которое могло бы показаться несведущему в нашей жизни человеку странным и даже подозрительным.

— Курису, не мне объясняйте, — покачала головой тётка коррехидора, — вот этим господам. И учтите, госпожа невеста Дубового клана — чародейка, — она многозначительно округлила глаза, — и будет лучше, если ваше объяснение окажется правдоподобным. Не вздумайте заявить, будто искали тут потерянный носовой платок, — добавила она на всякий случай.

Вил подумал: по всей видимости довод про потерянный платок его тёте приходилось слышать не единожды.

Парень сглотнул, поморщился от оставшегося во рту вкуса рвоты и поглядел на Рику открытым светло-голубыми глазами:

— Как председатель, я просто был не в состоянии оставаться в стороне от трагедии, что приключилась в нашем институте, тем паче, что погибший состоял в нашем клубе.

— А откуда вы, юноша, узнали про несчастный случай в Астрономической башне? Мне бы очень хотелось про это узнать, — не удержавшись, встряла госпожа Докэру.

— Я как раз относил контрольные работы по классической артанской литературе в учительскую и случайно услышал, как вы в своём кабинете разговариваете по магофону, — парень скромно потупился, — вы, по всей видимости были столь потрясены случившимся, что не услыхали, как я вошёл, и говорили слишком громко, — он замахал руками, — нет, нет, не беспокойтесь. Кроме меня в учительской никого не было, да и я никому ничего не говорил. Наших уважаемых гостей я заметил ещё на занятиях по истории, и сказался больным. Вы ведь знаете, как часто у меня случаются приступы головокружения, вот я и отпросился у преподавателя для посещения медкрыла.

— А вместо этого прятались по кустам! — воскликнула Рика, — подглядывали и подслушивали. Остаётся лишь узнать, какую цель вы преследовали этим.

— Я уже сказал, — парень удивлённо повернулся к ней, — никакой предосудительной цели у меня не имелось. Я просто хотел быть в курсе дела и надеялся помочь. Ведь я — председатель студсовета и по долгу службы знаком со многими студентами. К тому же наш Клуб детективов-любителей не единожды отыскивал пропавшие вещи, находил ответы на самые разные вопросы и объяснял таинственные ситуации. Так что мой опыт и информация, что я владею, могут оказаться не лишними.

Рика поглядела на Марка Курису, и он ей не особо понравился. Слишком открытый, слишком рвётся помогать даже там, где его помощи никто не ждёт. И при всём этом какой-то скользкий. Она прекрасно видела, как его якобы скромно опущенный взгляд задержался на её груди.

— Вы можете объяснить, что ваши товарищи делали ночью на верхней площадке башни? — поинтересовался коррехидор.

— Вынужден сознаться, что у нас ещё имеются отдельные нарушения студенческой дисциплины и правил внутреннего распорядка, — ответил он, прямо глядя в глаза с выражением лица человека, прекрасно осознающего свою вину и всей душой готового исправить оплошность, — некоторые студенты посещают верхнюю площадку башни, предназначенную исключительно для научных наблюдений за звёздным небом и светилами, в личных целях, никоим образом не связанными с образовательными задачами Кленового института. Они устраивают там свидания или предаются вредной привычке табакокурения. Я, естественно, категорически осуждаю подобное недопустимое поведение и любыми доступными мне средствами борюсь, но, увы, — он беспомощно развёл руками, — проведённое мною расследование так и не позволило установить, где нарушители добывают ключи от внешней двери и решётки, перекрывающей выход на крышу.

— Господин Курису, — обратился к главе студсовета Вилохэд в манере древесно-рождённого лорда, — поскольку в вашем институте работает Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя, ваш Клуб детективов-любителей остаётся не у дел. Я, как верховный коррехидор, повелеваю вам придерживаться абсолютного и безоговорочного молчания по поводу всего того, что происходило тут. И в дальнейшем воздержитесь от самодеятельности: не вздумайте вмешиваться в ход следственных мероприятий и путаться у нас под ногами.

— Да, да, — подтвердила Рика с самым наисерьезнейшим видом, — в следующий раз рвотой не отделаетесь. Применю кое-что похуже.

— Она применит, — кивнул Вил, — госпожа Таками у нас — некромант. Так что пусть ваше воображение дорисует возможные последствия.

Марк побледнел, сглотнул слюну и с почтительным поклоном заверил, что все указания будут исполнены самым надлежащим образом.

— На мой взгляд, — проговорила тётушка Вила, провожая глазами уходящего парня, — ты, Вилли, зря отставил Курису. Толковый юноша, любознательный.

— Даже чересчур любознательный, — себе под нос заметил коррехидор, — лезет, куда его не просят.

— Это показатель неравнодушного отношения к происходящему в учебном заведении, в котором он имеет честь обучаться, — преподавательским тоном возразила она, — не зря Марк возглавляет студсовет института. Он прекрасно ладит как со старшекурсниками, так и с новичками, а его так называемая «любознательность», что вызвала у тебя неуместную иронию относится более к отношениям и проблемам студенческого коллектива. Так что имей его ввиду, если понадобится информация.

— Хорошо, тётя. Я непременно воспользуюсь вашим полезным советом, — Вил шутливо поклонился, — теперь нам надлежит взглянуть, откуда упали студенты.

Ректоресса кликнула мающегося в отдалении сторожа, тот привычно стянул шляпу, зажал её под мышкой и принялся звенеть связкой ключей, отыскивая нужный.

— Тётушка Сацуки, — обратился Вил с капризно-заботливыми нотками в голосе, — неужели вы полезете на эту громадину? — он кинул красноречивый взгляд на Астрономическую башню, — да в ней никак не меньше шести дзё!

— В ней шесть с четвертью дзё, — с гордостью заявила госпожа Докэру, — и эта высота не способна остановить меня в намерении своими глазами увидеть то, что произошло на площадке для наблюдений.

И она решительно двинулась вперёд.

На первом этаже был устроен склад. Чародейка отметила про себя, что все вещи сложены достаточно аккуратно, и оставлен широкий проход на лестницу. Винтовая лестница с небольшими окошечками привела на огороженную железным парапетом площадку, где по замыслу строителей и должна была разместиться астрономическая обсерватория. Кто-то заботливо притащил туда несколько стульев из числа тех, что пылились внизу, и даже не поленился поднять по неудобной винтовой лестнице целый ученический стол, явно выброшенный из-за затейливо вырезанного перочинным ножом непристойного ругательства по адресу преподавателя физической культуры. На столе разместился старый цветочный горшок с обколовшимся боком, наполненный окурками, пустая бутылка из-под коньяка и два столовских стакана, один не выпитый до конца. Со стула свешивалась светло-бежевая шёлковая шаль.

— Да, да, — проговорила госпожа Докэру, вновь вооружаясь очками, — нет и не может быть сомнений, как происходило случившееся с нашими дорогими безрассудными детками несчастье, — она провела рукой по переливающемуся на солнце шёлку, — Ма́йна А́ндо со второго курса пришла на свидание с Ю́тако Ке́нзи (он учится на четвёртом), они выпили, и немало, — дама иронично окинула взглядом бутылку, — затем пошли любоваться луной.

В подтверждение своих слов она подошла к парапету.

— Эта часть башни обращена на восток, а значит, и наслаждаться красотой ночного светла удобнее всего отсюда, — она показала туда, где до самого горизонта простирались холмы, поросшие рощицами, и зеленели рисовые поля, — от выпитого коньяка у них закружилась голова, они потеряли равновесие и свалились вниз. Досадная оплошность в виде перегибания через перила вкупе с выпитым спиртным сделали своё дело, трагически прервав две молодые жизни разом.

— Честное слово, дорогая тётушка, — воскликнул Вил, — если бы вы вздумали покинуть свой пост в Кленовом институте, я бы с радостью принял вас в наш департамент. У вас несомненный талант к дедукции.

— Никакого таланта, Вилли, — отмахнулась она, хотя по всему было видно, насколько ей приятен неожиданный комплимент племянника, — просто самое обыкновенное знание жизни вкупе с опытом работы в учебном заведении. Боюсь, в случаях с преднамеренными убийствами, ограблениями и прочими ужасами, с коими вам обоим приходится иметь дело каждодневно, я окажусь полнейшей невеждой.

Рика промолчала, но ей ужасно хотелось не без издёвки заметить, насколько в коррехидории не хватает чуткого руководства госпожи Докэру.

— Для очистки совести, чтобы доложить его величеству в пятницу, мы должны тщательно осмотреть место происшествия и провести все необходимые следственные действия, — сказал Вил с безразличным видом, — вам лучше спуститься вниз и проследить за тем, как заберут трупы.

— Заберут? — нахмурилась тётка, — куда это их заберут?

— На вскрытие, естественно, — Рика готовила зеркало Пикелоу, чтобы проделать полноценный тест на магию, — согласно регламенту, вскрытие надлежит делать в случаях любых смертей, произошедших при невыясненных обстоятельствах.

— Какие уж тут невыясненные обстоятельства? — искренне удивилась ректоресса Кленового института, — двое несчастных детей сорвались практически с пятнадцатого этажа и разбились насмерть. Что скажут их родители?

— Эрика права, — спокойно возразил коррехидор, — наш долг перед Кленовой короной тщательно и всесторонне выполнить все необходимые действия, дабы исключить малейшую возможность преднамеренного убийства. И ваша обязанность, моя дорогая тётя Сацуки, всеми возможными способами помочь нам на этом нелёгком поприще.

Госпожа Докэру осмыслила сказанное, поджала губы и заявила, что оставляет всё на Вилли. После чего направилась вниз.

Рика подошла к столу и вызвала Таму. Фамильяр, засидевшийся в духовном плане, радостно вырвался на свободу, принялся нарезать круги над смотровой площадкой, теранувшись попутно о щёку своей хозяйки. Чародейка попеняла черепу любимой трёхцветной кошки на то, что та вместо работы развлекается полётами, и высыпала на зеркало крупный белый песок. Она недавно прочитала о таком способе и очень хотела попробовать, поскольку надеялась, что песок укроет похабные изображения соитий, которыми чародей, чьё имя носил сам тест, не скупясь на извращённые подробностсти, визуализировал стихии. Несколько капель розового масла сгорели, не долетев до песка, и осели чёрными точками. Тама поймала одну каплю налету, проглотила, облизнулась и зависла над зеркалом, быстро-быстро трепеща своими крылышками ночной бабочки-бражника с мёртвой головой на спинке. Песок на поверхности зеркала пришёл в движение, но не разлетелся, не рассыпался во все стороны, а начал медленно ползти по часовой стрелке, закручиваясь на манер раковины морского моллюска-наутилуса. Чародейка произнесла про себя необходимую формулу и сосредоточилась на завораживающем движении песка. Песок покружил, покружил, потом поднялся в воздух, завис над зеркалом на какую-то долю секунды, и одним махом рухнул вниз. Рика посмотрела на зеркало и с немалым облегчением увидела, что все стихии находятся в относительном покое, песок лишь придал плоскому изображению объём, отчего роскошные груди песчаной женщины, символизировавшей стихию земли, буквально выпирали над плоскостью вместе с идеальной округлостью широкого бедра. Магии в Астрономической башне не наблюдалось. Разве что едва заметные следы чего-то водного. Возможно, отпугивали голубей или морили крыс. Поза туманного мужчины была вызывающей, но не настолько, чтобы о водяных чарах стоило беспокоиться. Вил заглянул в зеркало и с одного взгляда понял, что никакой волшбы нынешней ночью здесь не творилось.

— Получается, версия тёти Сацуко оправдывается? — задумчиво произнёс он, заглядывая через перила вниз, где сержант Меллоун с группой грузил трупы в крытую телегу, — несчастный случай. Но при этом у меня из головы не выходит двойное самоубийство — гэнроку, они с недавних пор стали набирать популярность в королевстве. Газеты писали о случае на Южном архипелаге, где двое влюблённых бросились со скалы в море, потому что девицу родители решили отдать замуж в соседнюю деревню за богатого парня.

— Ага, ага, — подтвердила чародейка. Она убирала зеркало, тщательно ссыпав остатки песка в специально приготовленный для этого пакетик; никаким магическим ингредиентам не до́лжно оставаться без присмотра, — моя подруга вместе с квартирной хозяйкой мусолили эту статью дня три. Чего уж я только не наслушалась: уж даже не знаю, чего было более: восхищения силой и верностью истинной любви, для которой даже смерть не помеха, или нелицеприятных слов по адресу жестоких родных. Которые, с моей сиволапой точки зрения, и хотели-то «таких ужасных вещей», как удачно выдать дочь замуж за обеспеченного молодого человека, чтобы жила она в достатке, в большом доме, не беспокоясь о хлебе насущном. Если уж статья произвела столь неизгладимое впечатление на моих знакомых дам, то она смело могла подействовать и на неокрепшие умы студенческой парочки.

Вил взял бутылку.

— Коньяк обычный, хотя и пятилетней выдержки. Не особо дорогой, без изысков. Такой в любой винной лавке приобрести можно, — у чародейки нашёлся специальный бумажный пакет. Коррехидор развернул его и убрал туда бутылку вместе со стаканами, — проверьте, не было ли в содержимом одуряющего вещества. Вдруг галлюцинации и всё такое.

— Пока, как бы этого мне не хотелось признавать, предположение госпожи ректора кажется мне наиболее убедительным — вздохнула Рика.

— Моя дорогая тётушка вам явно не пришлась по нутру, — усмехнулся Вил. Он сворачивал шаль.

— Не сказала бы, что совершенно не пришлась, — смутилась чародейка, — просто я не очень люблю, когда мною командуют, — к тому же против гэнроку у меня имеется возражение: почему наши влюблённые прыгнули вниз не одновременно, взявшись за руки? Насколько мне известно сие — одно из обязательнейших условий парного самоубийства, как, собственно, и прощальное письмо, в котором непременно перечисляются все виновные лица. Это я почерпнула из разговоров с моими домашними. А им уж точно можно доверять по части выуживания крупиц информации из множества слухов и пересудов. Моей подруге доставляет непонятное удовольствие копаться в чужих чувствах. Она не пропускает ни одного скандала в высшем свете и пересказывает сплетни мне, утверждая, что они получены из самых «достоверных источников».

— В том, что вы говорите о самоубийствах, есть резоны. Мне тоже казалось, что парные самоубийцы стараются покинуть сей бренный мир одновременно. Но кто знает, возможно, в нашем случае что-то пошло не по плану, — коррехидор задумался, — кто-то из них, например, девушка, испугался, передумал и ухватился за перила. Парень же успел спрыгнуть и повис на её руке. Она не удержала его и свалилась вместе с ним. Или, напротив, передумал он, а она успела шагнуть и утянула его следом, хотя он и пытался удержаться на площадке. Влюблённым ничего не мешало перелезть через парапет и какое-то время стоять на выступающим кирпичном карнизе, прежде чем решиться спрыгнуть.

— Да, тут есть место, чтобы встать, — Рика разглядывала выступ шириной с ботинок взрослого мужчины, — места довольно. В коррехидории я сделаю анализ содержимого бутылки, посмотрю, что у них желудках и каким образом сломаны кости. Тогда можно будет собрать более точную картину смерти обоих.

— Должно быть, спиртное было выпито для обретения храбрости, — предположил Вил, — чтобы проще было решиться шагнуть в никуда.

Напоследок коррехидор и чародейка отправились поговорить с друзьями покойных и осмотреть их комнаты. Они надеялись узнать, не было ли каких проблем, что могли подтолкнуть к самоубийству.

— Сейчас самое удобное время для осмотра комнат, — заявила Рика со знанием дела, — вы ведь не жили в общежитии?

— Нет, не пришлось. После поступления в университет я сразу поселился в резиденции Дубового клана.

— А мне вот довелось наслаждаться всеми «радостями» студенческой жизни, — усмехнулась Рика, — целых двенадцать лет. Посему я хорошо знаю, что во время занятий комнаты обычно пустуют, и никто не будет любопытствовать, заглядывать, «заходить по срочному делу».

Общежитие Кленового института более походило на роскошную гостиницу, нежели на место обитания школяров. Крытые ковром лестницы, не то, что цветы — целые деревья в кадках радовали глаз зеленью и разбивали однообразие облицовки стен. В холле висели портреты всех знаменитых выпускниц института с подробными биографическими справками. Они позволяли узнать, каких высот достигли эти благородные дамы, не пожалевшие усилий для своего образования, и долженствовавшие служить побудительным примером для нынешних студентов.

— Почему здесь одни дамы? — Рика невольно приглушила голос.

Они стояли в холле, пока комендант общежития — корпулентная женщина среднего возраста пошла за запасными ключами от комнат погибших.

— Напомню, юношей стали принимать в Кленовый институт сравнительно недавно, — ответил Вил, не без удовольствия рассматривая парадный портрет своей матери, — семь или восемь лет назад. Так что особо успешных выпускников-мужчин пока нет в наличии.

Комендант не удостоила чародейку даже взгляда и повела их на второй этаж.

— Второй и третий этажи у нас отданы девушкам, — объяснила она гулким носовым голосом, — а комнаты юношей размещаются на четвёртом этаже. Чью комнату вы желаете осмотреть первой: студентки Андо или студента Кензи?

Вил сказал, что он выбирает ту, что ближе.

Комендант с достоинством кивнула головой, поднялась на второй этаж и, стуча каблуками, гренадёрской походкой пошла по просторному коридору с обтянутыми фиолетовым бархатом банкетками, столиками с журналами и газетами. Её шаги не могла заглушить даже ковровая дорожка на полу.

— Ванные и туалетные комнаты у нас в конце коридора, — зачем-то поясняла она с нотками гордости в голосе, — за студентами закреплено определённо время для их посещения.

Рика невольно фыркнула, представив себе график похода в туалет.

— Ваша ирония совершенно неуместна, — над чародейкой навис внушительный бюст, буквально покоящийся на не менее внушительном животе, выпирающим из-под континентального шерстяного платья. Ещё выше шли два подбородка и суровое лицо с нездорово красными щеками и широкими прямыми бровями, — вам кажется смешным, что для студенток установлен регламент, согласно которому они могут принимать водные процедуры? Или же сами водные процедуры вызвали у вас приступ неуёмного веселья?

Рика привычно опустила глаза и подумала, что её невысокий рост и юный вид позволили коменданту общежития привычно перейти на манеру общения со студентами.

— Я полагаю, — вмешался Вил, — что невесту Дубового клана позабавила мысль о том, что по этим самым коридорам прохаживалась наша горячо любимая матушка, а наша не менее горячо любимая тётушка Сацуки по сей день ходит по коридорам Кленового института. Но уже в качестве его главы.

Чародейка не без удовольствия наблюдала, как менялось выражение коменданта общежития, когда та узнала, КОМУ она сделала выволочку.

Пробормотав какие-то невнятные слова выражения почтения Дубовому клану в целом, и отдельным его представителям в частности, женщина поправила волосы и решительно направилась к двери с номером «3». Она попыталась вставить ключ в замок, но потерпела фиаско: ключ не вставлялся.

— Что такое? — недовольно пробормотав себе под нос и повторила попытку.

Но столь же безуспешно.

Тогда комендант общежития сделала самую странную вещь, какую только могла себе представить чародейка в подобной ситуации: она мощно потрясла дверь. Это действие возымело свои результаты — из недр запертой комнаты номер «3» раздались неприличные пожелания в адрес мерзавца, имеющего смелость ломиться среди бела дня в запертое помещение.

— Видимо, то, что комнату запирают, дабы обрести покой в тишине и уединении является тайной за семью печатями? — вопросил возмущённый женский голос, послышался звук поворачиваемого в замочной скважине ключа, и дверь резко распахнулась.

На пороге застыла престранного вида девица. Долговязая, худая, сутулящаяся, с чёрными, как смоль, волосами, неопрятно отросшими после некоей экзотической стрижки. Брови девицы либо были выщипаны напрочь, либо осветлены и замазаны густыми белилами, как, впрочем, и всё её лицо, основательно напоминающее грим традиционного артанского театра. На белёсом лице выделялись лишь подведённые чёрным глаза и кроваво-алые губы.

— Яна Оку́ра! — обвиняюще повысила голос комендант общежития, сведя на переносице свои густые брови, — позвольте спросить, что вы делаете в своей комнате, когда у вас идут занятия?

— Я больна, — нимало не смутившись, заявила девица, — и лежала в постели до тех самых пор, пока вы, госпожа Саю́си не предприняли попытки вышибить дверь моей обители скорби.

— Кто удостоверил твой недуг? — пропустив мимо ушей колкое замечание продолжила допрос госпожа Саюси, перейдя со странной студенткой на «ты», — согласно регламенту у кленовки или кленовца должно иметься письменное подтверждение наличия заболевания, не позволяющего полноценно проходить обучение вкупе с рекомендациями по лечению. Очень надеюсь, что у тебя оное имеется.

— Разве нужна бумага, дабы подтвердить наступление утра или же ночи? — тоном философа поинтересовалась странная обитательница комнаты под номером «3», — разве нуждается женщина в медицинском свидетельстве о наступлении ежемесячного недомогания?

— Даже слушать ничего не желаю, бесстыдница! — в сердцах воскликнула комендант, всплеснув руками, — в присутствии древесно-рождённого лорда и невесты Дубового клана рассуждать по подобных постыдных вещах! Марш на занятия!

— А разве принадлежность к древесным кланам избавляет особу женского пола от естественных физиологических особенностей? — пробормотала девица себе под нос, но с таким расчётом, чтобы все присутствующие хорошенько расслышали её, — тогда это — очень серьёзный повод для сожалений, что мне не повезло родиться дочерью какого-нибудь клана.

Глава 2
ДЕВУШКА И ПАРЕНЬ

— Не могли бы вы нас оставить, госпожа Саюси, — обратился Вил к коменданту Кленового общежития. Она как раз открыла рот, чтобы поставить на место нахальную студентку, — нам нужно побеседовать с соседкой погибшей девушки.

— Погибшей? — если бы на лице Яны Окуры имелись брови, они непременно бы взлетели вверх, — значит, леди Смерть уже одарила счастливицу милостью своего последнего поцелуя, — закончила она с удовлетворённой мрачностью.

— Оставляю вас, — чопорно проговорила комендант, — и не позорь институт! — это уже относилось к обитательнице комнаты под номером «три», — прекращай свои фокусы!

Чародейка удивлённо разглядывала вполне себе обыкновенную комнату в студенческом общежитии, разве что величина помещения недвусмысленно говорила о статусе учебного заведения, да большое окно в западном стиле опускалось почти до самого пола. Однако на этом вся обыкновенность заканчивалась. Комната делилась на две абсолютно не похожие друг на друга части, и части эти принадлежали двум явно не похожим друг на друга девушкам. На одной части проживала аккуратная и собранная студентка. Она содержал свой письменный стол в идеальном порядке, даже книги на полке не поленилась расставить по цвету корешков. Кровать заправлена с армейской тщательностью, идеально чистое полотенце на спинке не имеет ни единой складочки. На прикроватной тумбочке помимо кувшина и стакана примостился горшочек с кактусом. Одним словом, даже въедливой госпоже Саюси, явно не брезгующей проверкой девчачьих комнат, не к чему придраться. Зато вторая половина!

Рика не сдержала улыбки, потому как эта часть комнаты здорово смахивала на дурную театральную декорацию. Будто бы третьеразрядный театрик вознамерился создать декорацию «логово некроманта»: обилие лоскутов чёрного цвета, странного вида пентаграмма уродует простенок, внизу алтарь (подозрительно смахивающий на перевёрнутый ящик, укрытый куском чёрного же бархата), на нём черепа животных и птиц. Букетик цветков бессмертника воткнут в чашу с песком вперемешку с ароматическими палочками. Приправлялось всё это безобразие вырезанными из бумаги силуэтами летучих мышей и свечами из багрового воска. А к прутьям спинки кровати привязаны тщательно обглоданные кости, в которых с одного взгляда можно было угадать куриные косточки, судя по всему, оставшиеся от подаваемых на обед блюд.

— Присаживайтесь, где пожелаете, — проговорила Яна неестественно низким, приглушённым голосом, — я не привыкла принимать гостей, так что определяйтесь сами.

Вил не подал виду, что его удивил странный вид и чёрная, нарочито порванная одежда хозяйки, он просто развернул стул, брезгливо покосился на курьи кости, в изобилии свешивающиеся со спинки вперемешку с разноцветными бусинами, но сел.

Чародейка воспользовалась стулом из более аккуратной части комнаты. Яна запахнулась в свой халат и бухнулась на кровать.

— Мне показалось, что известие о гибели Майны Андо вас не особо удивило, — начал коррехидор, — объясните, почему?

— Смерть — сестра-близнец жизни, — нимало не смутившись, ответила девушка своим замогильным голосом, — она оставляет свой отпечаток на том, кого избрала и над кем скоро занесёт свою косу. Смерть всегда тут, она рядом, мы все ощущаем её нежное дыхание на затылке, когда волоски сами поднимаются и мурашки пробегают от головы до пяток. Признайтесь, вы ведь тоже испытывали подобное, господин…?

— Окку, — надменно представился Вил, — можете обращаться ко мне «ваше сиятельство» или «господин полковник», а напротив вас сидит госпожа Таками. Она — практикующая некромантка, посвящённая богу смерти с молодых ногтей. Поэтому прекращайте ломать комедию и пытаться произвести впечатление банальными высказываниями, почерпнутыми из глупых журналов, — он кивнул на письменный стол, где между недопитой кружкой чая и раскрытым учебником по геометрии выглядывал уголок печально знакомого журнал «МУ» или «Магические Ускользанцы», — выслушивать которые у нас с госпожой чародейкой нет на это ни времени, ни желания.

Очень светлые, голубые глаза Яны Окуры вперились в Рику. Она с сомнением рассматривала модное тёмно-синее платье, снабжённое скромным белым воротником и кружевными манжетами, затем перевела взгляд на шляпу. Видимо именно шляпа чародейки с высокой остроконечной тульей решила дело. Девица внезапно бухнулась перед Рикой на колени, ощутимо стукнулась лбом об пол и затараторила:

— Нижайше и покорнейше прошу принять меня в ученицы. Более всего на этом свете я люблю смерть и мечтаю служить всем её богам верой и правдой. Жизнь свою положить на это готова! Я стерплю любые унижения и боль, вы можете бить меня, резать ножом, хлестать бичом. Только возьмитесь обучить меня некромантии!

Рика, не ожидавшая подобного демарша, вскочила на ноги, вырвала из рук студентки подол своего платья, который та покрывала поцелуями, и отодвинулась подальше.

— Прошу, прошу, прошу, — завывала девица, ритмично ударяясь головой об пол и норовя подползти к чародейке.

Видохеда доморощенная некромантка начала сильно раздражать, он встал, резко поднял на ноги кандидатку в Рикины ученицы, хорошенько встряхнул и проговорил:

— Вы немедленно прекратите вести себя неподобающим для благородной девицы образом, — он бросил её полотенце, висевшее на спинке кровати с костями, — умойтесь и приведите себя в порядок. Насколько я помню, ванные и туалетные комнаты у вас в конце коридора? Ступайте и не тратьте попусту время офицеров Кленовой короны.

Тон коррехидора был столь резким, что с девицы мигом слетел её тщательно выстраиваемый образ. Она кивнула, подняла с пола упавшее полотенце и быстро вышла за дверь.

— Что за дурость? — Вил с отвращением щёлкнул пальцем по высохшему куриному килю, — у нынешних студентов некромантия в моде?

— Весь этот антураж не имеет ни малейшего отношения к некромантии, — запротестовала чародейка, — это я вам с полной ответственностью заявляю.

— Тогда к чему черепа, псевдоалтарь и пентаграмма? И она, как я подозреваю, также очень далека от магии?

— Подтверждаю, абсолютнейшая ерунда. А вот по поводу всего остального, — Рика задумалась, — мне кажется, Яна Окура до безумия боится смерти.

— Да⁈ Она же вроде как просилась к вам в ученицы и заявляла, что обожает смерть.

— Не удивляйтесь. Иногда у людей встречается подобная защитная реакция, после того как они стали невольными свидетелями чьей-то смерти. И не суть важно, кто перешёл в мир иной на их глазах: дедушка или любимый хомячок. Яна пытается заигрывать со смертью, задобрить её в надежде, что это убережёт её саму.

На пороге появился сам предмет их дискуссии. Девушка умыла лицо и кое-как собрала волосы, что было сделать непросто из-за различной длины отдельных прядей. Только теперь чародейка полноценно смогла рассмотреть её. Невзрачная, глаза навыкате, брови, и правда, сбриты. Лишь очень короткая щетина позволяет судить об их месте на удлинённом лице с высоким лбом.

— Сядьте, — велел Вил.

— Извините, — Яна не знала, куда деть полотенце, потом воровато кинула его за кровать, — я увлеклась, — на счастье, она отказалась от раздражающе-низкого голоса и начала говорить как обычный человек.

— Итак, — коррехидор сел на прежнее место, — возвращаемся к тому, с чего начали: почему вы не удивились, когда я упомянул о гибели вашей соседки по комнате?

— Я удивилась, просто не подала виду, — ответила девушка, — а про печать, указующую на скорый конец, и, правда, выдумала. Прочла в журнале, а теперь вот вспомнилось к месту.

— Похоже, вас не удивило также, что Майна Андо не ночевала в вашей комнате? — это уже был вопрос чародейки.

— Как сказать.

— Скажите, как есть.

— Майна, конечно, из хорошей семьи происходит, и всё такое в виде родни в Грабовом клане, но в последнее время с ней случилась самая банальная вещь на свете, что только может случиться с девушкой, — любовь, — Яна вздохнула. И было непонятно: вздохнула она с завистью или же с сожалением, — весь прошлый год Майночка училась, точнее, — кривая снисходительная усмешка, — пыталась учиться, не покладая рук или, вернее сказать, не покладая книг.

— Что значит, пыталась? — уточнила чародейка.

— А то и значит, что древесно-рождённые, видать, не только древесными, но глупыми иногда на свет появляются. Недалёкой была моя соседка, весьма недалёкой. А у нас, в Кленовом институте, между прочим, ум в почёте. У нас рейтинги после каждой сессии на всеобщее обозрение вывешивают. Поначалу Майна вовсю старалась, зубрила, учила, уйму усилий приложила, чтобы вовремя все хвосты пересдать. Её предки, — отнюдь, не богачи, и денег на повторные пересдачи не дают. Сказали так: не можешь учиться, как положено, трать свои, карманные. В институте мы на полном пансионе, так что с голодухи помереть не получится.

— Постойте, Окура, — вступила в разговор чародейка, — о каких пересдачах за деньги идёт речь? Вы что, преподавателям за оценки платите?

— Нет, нет, — студентка откинула назад упавшую на лицо смоляную прядь, — у нас тут строго, насчёт взяток или подарков, ни-ни. Просто каждый провал на экзамене или зачёте добавляет к плате за семестр рё. Да-да, Кленовый институт — не богадельня, здесь учатся состоятельные люди, вот так и получается, что собственная нерадивость бьёт по карману. У нас тут некоторые по пять раз пересдают. Как говорит госпожа ректор, все дополнительные денежные средства идут на ремонт институтский помещений и закупку более качественных продуктов. То есть наши хвостисты работают во имя тех, кто не ленился.

По тону и презрительному вы выражению лица было понятно, что она-то сама хвостов не имеет.

— То есть, — подытожила чародейка, — оставим в стороне своеобразные правила Кленового института относительно хвоститов. Вы посчитали, что Майна вчера отправилась на свидание, провела с возлюбленным всю ночь, и даже не подумали побеспокоиться о подруге?

— Во-первых, Майна — никакая мне не подруга, — скривила бледные губы Яна, — просто проживаем в одной комнате, и всё. А что касательно её романа, — она задумалась, заведя глаза к высокому потолку, — с шоколадным принцем у них всё завертелось после церемонии поступления. Прям, как в книжечке со сладенькой умилительной обложкой, до которых некоторые у нас большие охотники. Она идёт по ступенькам крыльца вся такая нарядная, в парадной форме, волосы ветерок раздувает. Под ноги совсем не глядит. У неё, вообще, привычка такая была — нос кверху задирать. Всё повыше выглядеть хотела.

— Зачем это ей? — сразу встряла Рика, для которой рост был больным вопросом, — мне показалось, что Майна Андо была среднего роста, даже, пожалуй, чуть повыше среднего.

— Ни для кого не секрет, что в нынешнем сезоне в моде высокие девушки, — сообщила студентка, — высокие и худые. Наша же обувь — форменные ботиночки без каблуков, росту никак не прибавляют, вот Майночка и вытягивалась, сколь могла. Из-за этого своего желания она и оступилась, потому как на лестнице надобно под ноги себе глядеть, а не ворон в небесах пересчитывать. Оступилась она, рискуя близким знакомством своего носа со всеми ступеньками парадного входа, что непременно бы случилось, не подхвати её в свои объятья четверокурсник Кензи! И это практически на глазах всего института. Кензи поставил девчонку на ноги, поклонился и посоветовал впредь проявлять более осторожности, поскольку рисковать таким личиком — настоящее преступление. Она всё заалела, ровно маков цвет, и пролепетала какие-то слова благодарности. Кензи, он тот ещё позёр, громко так заявляет, мол, судьба ему послала несравненную красоту, которую он, как рыцарь Красоты, будет оберегать с этой минуты и до гробовой доски. Уж не знаю, правда ли на него тогда моя соседка произвела впечатление, или же он сам жаждал произвести впечатление на окружающих, только Майна вообразила себя дамой сердца шоколадного принца.

— Постойте, — Вил оторвал взгляд от блокнота, где делал записи, — вы во второй раз назвали студента Кензи «шоколадным принцем». Почему? Он настолько сильно любил шоколад?

— Кензи, конечно, до чрезвычайности любил шоколад, — Яна позволила себе скептическую улыбочку, — и в этом ему буквально не найти равных. Однако ж, почётное прозвище он обрёл благодаря своему отцу, его в Кленфилде называют Шоколадным королём, он владеет кондитерскими фабриками и сетью кафе, жемчужина которой — «Дом шоколадных грёз». Тут логика такая: отец — Шоколадный король, значит, сын — шоколадный принц.

— Отношения вашей соседки и её рыцаря находились на какой стадии?

— На самой начальной, — презрительно махнула рукой Яна Окура, — записочки, букетики, конфеточки. Навряд ли они смогли продвинуться далее страстных поцелуев. Правда, вчера мне подумалось, что Кензи заманил-таки невинную овечку в своё волчье логово.

— Куда, позвольте уточнить? — удивлённо спросила чародейка, — вы о площадке на крыше Астрономической башни?

— Я о комнате шоколадного принца, — усмехнулась в ответ студентка, — ах, вы же не курсе, что для этого молодого человека — надежды и опоры семейства, созданы были особые условия для проживания. Он полноправно и единолично распоряжался целой комнатой, и жил там совершенно один. Прекрасная возможность перевести вялотекущий роман, за развитием которого пристально наблюдала по крайней мере половина Кленового института, в финальную фазу любовного крещендо.

— Мы наблюдаем попытку в иносказательной форме донести до нас, что Кензи и Андо решились провести вместе ночь? — уточнил коррехидор.

— Да. И в этом крылась причина отсутствия у меня всяческого беспокойства из-за одиночества нынешней ночью.

— Парочка не ссорилась в последнее время?

— Не особо похоже, — Яна кивнула головой в сторону половины соседки по комнате, — у неё в тумбочке только вчера очередная коробка с конфетами нарисовалась. К чести Майны, прошу заметить, мне тоже от её презентов перепадало, — вздох сожаления, — жаль, что теперь всё: такие сладости не каждому по карману.

Чародейка осмотрела половину комнаты погибшей девушки и ничего примечательного или подозрительного там не обнаружилось. Вещей самый необходимый минимум. Все хорошего качества, новые и аккуратно разложенные по местам. В бельевом шкафу обнаружилась металлическая коробочка из-под марципанов, с припрятанными румянами, губной помадой и карандашом для чернения бровей, а также совсем маленький пузырёчек духов, уже наполовину опустошённый. В тумбочке, действительно, лежали две коробки шоколада и початая пачка шоколадного же печенья. В коробке с конфетами лежала симпатичная карточка с розой и небрежной надписью:

Пускай не увядают розы на милых щёчках никогда!

Нам не страшны года, морозы,

С тобою рядом я всегда!

Карточка откровенно была типографским образом отпечатана, что наводило на мысль, что большая часть так называемых «любовных записочек» были просто позаимствованы на семейной фабрике, где их вкладывали в дорогие коробки конфет. Подтверждением этой мысли являлась небольшая пачка её сестёр-близнецов со столь же банальными и безликими трёхстишьями. Видимо, Яна Окура говорила именно о них. Ничего из того, что можно было бы связать с событиями минувшей ночи, не нашлось.

— А каким характером обладала ваша соседка? — уже под конец, для очистки совести спросила чародейка. Необходимо было и версию самоубийства отработать тоже, — у неё случались депрессии?

— Характер у Майночки был самый, что ни на есть обыкновенный. Забитая девица из некогда богатого и влиятельного, а к нынешнему времени — обедневшего, семейства. Серая, заурядная, на сто процентов рядовая особь женского пола: ну, справедливости ради, отмечу, что внешность получше многих была, но вот усреднённо-тупые представления о жизни, интеллект, я бы сказала, пониже среднего будет. Такие депрессиями не страдают и суицидных наклонностей не имеют. Для таких возвышенных чувств, подобно упивания смертью, мозги и чувства повыше примитивных инстинктов требуются, тут нужно глубинное духовное восприятие и…

— Довольно, — остановил её коррехидор, — мы уже слышали ваше мнение по вопросам жизни и смерти. Избавьте нас с госпожой Таками от повторного перфоманса. Всё, что происходило и говорилось в этой комнате, так и должно остаться в этих стенах. Ни с кем смерть вашей соседки не обсуждайте и о наших вопросах также никому не говорите. Вам ясно?

Осмелевшая девица позволила себе снисходительный кивок.

— В противном случае на вас будет наложен штраф в пользу Кленовой короны. А это согласно Королевскому кодексу проступков и правонарушений составляет около трёх рё.

Яно Окура едва удержалась от присвистывания и серьёзно кивнула головой.

— Что думаете? — спросила Рика уже в коридоре, где в отдалении маячила внушительная фигура коменданта Кленового общежития, — вроде бы пока версия несчастного случая — самая вероятная.

Вилохэд не успел ответить, поскольку к ним на всех парах неслась госпожа Саюси.

— Желаете теперь посетить комнату студента четвёртого курса Ютако Кензи? — полувопросом-поуутверждением произнесла она.

— Сделайте одолжение, — сказал коррехидор, — но сначала объясните нам, по какой такой причине сей студиозус проживал в гордом одиночестве? Ведь, насколько я понимаю, во вверенном вам общежитии принято делить комнату на двоих?

— Объяснить вызвавший интерес вашего сиятельства факт не столь уж сложно, — ответила комендант, но на этих словах глаза её предательски забегали, — Ютако при всей его внешней дородности обладает, ах, простите, обладал, весьма хрупким здоровьем. Да, да, так случается, и нередко, — это возражение стало ответом на скептическое хмыканье чародейки, — внешность не всегда бывает показателем здоровья. Особливо, когда речь идёт о такой малоизученной хвори, как аллергия. Парень был подвержен внезапным приступам жуткого насморка или кашля, его глаза становились вдруг красными, как у кролика и слезились. И это ещё полбеды. Главное он мог безо всякой видимой причины начать задыхаться. Вот его родители и выправили медицинское свидетельство, где чёрным по белому написаны рекомендации по сохранению работоспособного состояния организма. И одно из них, пожалуй, самое главное, касалось комнаты для сна и жизни, в которую как можно реже заходят посторонние лица. Пришлось расселить их с Ю́ичи Сава́рой. Он — однокурсник Кензи. Хорошо ещё, что на четвёртом этаже довольно пустующих комнат. Видите ли, господин граф, к сожалению, не все верноподданные Кленовой короны понимают, что наш институт уже давно перестал быть заведением исключительно для благородных девиц. Мы в состоянии и юношам обеспечить получение достойного образования.

За этой содержательной беседой они оказались на нужном этаже, абсолютно во всём, даже в малейших деталях, повторял своих собратьев на половине девушек: такой же ковёр на полу, такие же двери по обе стороны коридора с отличными магическими светильниками, те же банкетки в простенках, и те же, судя по всему, ванные и туалетные комнаты по торцу коридора.

И, естественно, шоколадный принц занимал комнату со счастливым номером «семь».

— А Юичи Савара переселился в комнату номер девять, — пояснила госпожа Саюси, хотя ни Рика, ни Вил её об этом не спрашивали, — у нас на одной стороне (мы называем это линией) чётные номера, а напротив — нечётные. На каждом этаже нумерация начинается с первого номера. Так удобнее.

«Кому? — про себя спросила чародейка, — если только вам. Представляю, как „удобно“ добавлять всякий раз к номеру комнаты номер этажа, когда ты пытаешься объяснить, где и как тебя отыскать».

Тем временем комендант отворила дверь комнаты с цифрой «7», заключённой в отличии от своих собратьев-номеров в милую рамочку из цветков сакуры. То, что предстало перед глазами чародейки менее всего соответствовало её представлению о комнате парня в студенческом общежитии. Четвёртый сын Дубового клана тоже ошарашенно замер на пороге, медля погрузиться в гремучую смесь детской комнаты и будуара.

Такое же огромное окно, как и этажом ниже, до самого пола затеняли тяжёлые бархатные занавески фиолетового оттенка. Такой оттенок прекрасно смотрится на лепестках ирисов, но на оконных шторах, покрывале так и не расстеленной для ночного сна кровати, обивке безвкусных в своей вычурности стульев с гнутыми ножками этот цвет выглядел раздражающим. На маленьком диванчике, что примостился у стены на месте кровати второго, выселенного жильца, сидел абсолютно неуместный в комнате двадцатилетнего парня плюшевый медведь, габаритами своими превосходивший пятилетнего ребёнка. Он, вкупе с пушистыми домашними тапочками и наволочкой с корабликами, гораздо больше подходил для комнаты ребёнка, нежели выпускника Кленового института. Впрочем, на этом элементы детства заканчивались.

Четвертый сын Дубового клана подошёл к письменному столу, где в образцовом порядке лежали тетради с конспектами, учебники и письменные принадлежности. Блокнот не содержал ни на первый взгляд, ни на второй ничего интересного. Записи о замене пар занятий, время каких-то институтский мероприятий. Название книги «Таинственное происшествие на горячих источниках» было подчёркнуто дважды и снабжено аж пятью знаками вопроса, а дата недвусмысленно указывала срок, когда сие литературное произведение должно быть возвращено в библиотеку. Вилохэду подумалось, что знаки вопроса, скорее всего означают, что погибший забыл, кому дал почитать детектив, либо посеял где-то библиотечную книгу. В выдвижных ящиках скопилась обычная мелочь, наваленная прямо на пару номеров иллюстрированного журнала для мужчин.

— Любопытные конфеты производит фабрика Кензи, — вывел его из раздумий голос чародейки, — взгляните сами.

Вил подошёл к девушке. В углу у стены стояли две коробки с фирменным знаком «Дома шоколадных грёз». Внутри первой коробки вместо конфет обнаружились пустые бутылки из-под пива, а в другой — точь-в-точь такие же бутылки, только полные.

— Маскировка, — улыбнулся коррехидор, — полагаю, пронести спиртное в общежитие при бдительной госпоже Саюси не так-то просто. Зато сладкие подарки от родителей в запечатанных коробках — извольте.

— Конфеты и шоколад тут тоже в избытке, — Рика показала на залежи разномастных коробок в другом конце комнаты. Ему было чем угостить любимую девушку. При этом я никак не могу взять в толк, что за человек жил в этой комнате. С одной стороны —наблюдаем почти армейский порядок: даже коробки с конфетами разложены по размеру, стол можно показывать, как образец для первокурсников. Но совершенно иная картина вырисовывается, если мы заглянем в платяной шкаф.

Рика распахнула дверцу шкафа жестом фокусника. Вил подумал, что чародейка уже успела сунуть туда нос.

В шкафу царствовал хаос, единый и неделимый. Все вещи, а их было много, очень много, были свалены как попало, скомканы и переплетены в некие противоестественные клубки.

— Как в одном и том же человеке могут одновременно уживаться такой любитель порядка и сторонник запихивать свои, отнюдь недешёвые, вещи кое-как! — Рика не без отвращения указала на грязный белый носок, подобно языку, высунувшийся из груды одежды.

Коррехидор задумался.

— Возможно такое лишь в одном случае: в комнате и в шкафу порядок наводят разные люди.

— Интересно, какие? — Рика закрыла шкаф и переместилась к книжной полке, инородным телом выделявшейся среди будуарно-детской обстановки, — ведь жил Кензи в гордом одиночестве.

— Я полагаю, что шоколадный принц нанимал кого-то для уборки комнаты. Следить за носильными вещами ему приходилось самому, а делать этого он либо не умел, либо не желал. Любопытно было бы поговорить с тем парнем, который жил вместе с ним прежде. Надеюсь, он сможет нам рассказать о погибшем. Ну, и с его друзьями тоже неплохо было бы побеседовать.

Рика бросила взгляд на часы.

— Если в Кленовом институте такие же порядки как были у нас в Академии, то через десять минут наступает время обеденного часа.

— У нас университете давали полтора.

— У нас — ровно час. Думаю, в Кленовом институте также есть время обеда. Используем его, чтобы побеседовать со студентами.

Комендант Саюси подтвердила их предположение об обеденном времени, и о том, что часть студентов пользуется трапезной, а некоторые предпочитают перекусывать тем, что им прислали родители, или же они сами сумели закупить во время выхода в город.

— Первым и вторым курсам выходить за пределы территории строго воспрещается, — пояснила она, предвосхищая вопросы собеседников, — а вот третьекурсники и выпускники обладают привилегией выходных дней. Они могут ездить в гости к родным, встречаться с семьёй или проводить время по личному усмотрению. Необходимо только возвратиться до десяти часов вечера. В каникулярное время многие разъезжаются по домам, но некоторые остаются тут.

— И что будет, если студент опоздает? — спросила Рика, которой вспомнились строгие порядки в Академии магии, — я имею ввиду выходные дни.

— Во-первых, — загнула палец госпожа Саюси, — он лишается привилегии свободного выхода. Наказание может продолжаться от нескольких недель до семестра. Во-вторых, — второй палец улёгся на ладонь, — накладывается денежный штраф и вся группа, в которой числится нарушитель исключается из списка, дающего право ходить по золотым дорожкам. В их распоряжении остаются лишь кирпичные дорожки, которые заведомо менее престижны, чем золотые. Сам же нарушитель передвигается по позорным серым дорожкам. Таким образом воспитывается ответственность за принадлежность к коллективу и послушание. Воспитание верноподданных Кленовой короны — одна из важнейших задач нашего института.

— Так у вас даже тропинки в саду имеют свою иерархию! — удивилась Рика.

— А как же? Отличников и дисциплинированных студентов необходимо поощрять реальными благами. Только так они могут служить образцами для подражания. Право ходить по золотым дорожкам сразу выделяет студента из общей массы.

Бывшим соседом погибшего Кензи оказался парень, лишь совсем немного не дотянувший до определения «высокий». Симпатичный, правильные черты лица, волосы красивого светло-каштанового оттенка, что при смугловатой коже и глубоких карих глазах создавало интересное сочетание. Он обедал в одиночестве за столом у окна.

Комендант Саюси прошествовала между столами, окидывая хозяйским взглядом трапезную, и многозначительно кашлянула, привлекая внимание парня. И, как только он оторвался от супа и поднял на неё глаза, сказала:

— Савара, тут с вами желают побеседовать представители Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя.

Савара удивлённо округлил глаза.

— В связи с чем?

— Они сами тебе об этом скажут, — тоном обвинителя в суде ответствовала она.

— Но я, — парень поднялся, держа в руке ложку.

— Сядьте, — мягко проговорил коррехидор, — наш разговор носит неформальный характер. Мы просто зададим вам пару вопросов относительно вашего бывшего соседа.

— Понятно, — кивнул Савара, усаживаясь назад и кладя на стол ложку, — естественно, я бы мог догадаться сразу. Умерли двое студентов, и вы разбираетесь во всех обстоятельствах произошедшего.

— Откуда вы узнали о происшествии? — Рика села напротив.

— Кленовый институт — закрытое сообщество. Вовне о нас мало что просачивается, зато внутри слухи распространяются с молниеносной быстротой, — он пожал плечами, — все уже знают, обсуждают, но виду не подают. Парное самоубийство — вполне себе достойный повод для сплетен.

— От кого услышали лично вы? — коррехидору нарочито дружелюбный тон студента не особо понравился.

— Да боги его знают! Не помню уже. Утором кто-то вбежал в аудиторию и рассказал, будто бы на заднем дворе нашли два трупа. Натурально, сперва никто не поверил, посчитали дурацким розыгрышем. Но потом розыгрыш обернулся самой настоящей трагедией. А болтали всякое: кто про гэнроку, кто про случайность. Вроде на звёзды полюбоваться влезли, да упали. Некоторые, из тех, кто особо недолюбливал Кензи, вообще про рок и фатум твердили. Мол, ему и так боги благостей по самые уши отсыпали, вот теперь и пришлось расплатиться.

— Вы три года жили в одной комнате с Ютако Кензи, — Вил с сожалением подумал о времени, что они продолжают впустую растрачивать в этой обители знаний, — что о нём вы можете сообщить в связи с его смертью?

— Не могли бы уточнить, что именно я должен сообщить господам офицерам? — вопросом на вопрос ответил Савара, — вряд ли вам будет интересно узнать был ли погибший знатным неряхой, или храпел ли он по ночам.

— Нам нужно знать, каким он был человеком.

— Понятно. Ютако Кензи был каноническим сынком богатых родителей, который родился с парой-тройкой серебряных ложек во рту. Любимец матушки. Вы наверняка успели побывать в святая-святых на четвёртом этаже и видели весь этот фиолетовый ужас?

Вил кивком подтвердил правильность предположения.

— Этим мы обязаны госпоже Кензи, она не пожалела усилий и обеспечила своему чаду «приемлемые условия существования». Видели бы вы, с каки презрением эта дамочка взирала на мой убогий скарб, пока я освобождал комнату! Но, возвращаясь к Кензи-младшему: наследник шоколадной империи, по сути, был парнем добрым, но до чрезвычайности избалованным и импульсивным. Нельзя не отметить его себялюбие и патологическую потребность в любови и восхищении окружающих. Я склонен приписывать его расточительность в отношении друзей, угощение всех и вся шоколадом своего батюшки попыткам реализовать это своё желание. Он легко давал в долг, забывая кто и сколько ему задолжал. Один ловкач, он выпустился в прошлом году, вообще делал так: демонстративно вытряхивал из кошелька последние деньги (их, как правило, бывало очень и очень немного), вздыхал и обещал расплатиться в следующем месяце. Но по итогу он выпустился, а «следующий месяц» так и не наступил. Как человек, что с пелёнок имеет всё, чего только можно пожелать, по щелчку пальцев, Кензи не умел преодолевать сложности. Впадал в ступор либо лез напролом, свято веря, что прошибёт своим лбом любую стену. Учился ужасно, пересдавал экзамены и зачёты с десятой попытки. Его личный рекордом можно считать начертательную геометрию на третьем курсе. Уж одним богам ведомо, зачем он записался на этот курс, только пересдал он его аж с двенадцатого раза. Рё за каждую попытку, несложно подсчитать, во сколько его родителям обошёлся каприз с этой бесполезной для Кензи наукой.

— Каприз? — удивлённо переспросила Рика, — разве у вас не все предметы обязательны?

— Система обучения в Кленовом институте состоит из двух частей, — охотно объяснил Савара, — базовые предметы у нас самые бесполезные, но обязательные. Это — этикет, артанский и делийский языки, классическая поэзия, а также основы экономики и ведение домашнего хозяйства для девушек. Но вот те курсы, которые могут реально пригодиться человеку, что собирается умом, способностями и усердием выстраивать свой жизненный путь, стоят денег, и немаленьких. Но зато и престиж среди студентов тех, кто записывается на дополнительные курсы, в куда как выше. Наверное, ради популярности и престижа Кнези выбрал начертательную геометрию, что с его уровнем стараний и интеллекта, оказалось более чем смелым поступком.

— Понятно, — сказал коррехидор, — а теперь просветите нас по поводу характера вашего соседа.

— Ютако был добродушным, вспыльчивым, но отходчивым. Мог наговорить много чего, он в выражениях сдерживаться вообще не привык. Потом успокаивался, порой даже извинения просить не брезговал, конфетами угощал.

— Мог он в растрёпанных чувствах с крыши спрыгнуть? — поинтересовалась чародейка, пытающаяся мысленно собрать образ погибшего.

Савара наморщил лоб в раздумье, он не бросился сходу исключать возможность суицида, но опасался и подтвердить предположение.

— Не могу утверждать с полной уверенностью, что Кензи имел подобную склонность, однако и заявлять обратное было бы с моей стороны в высшей степени самонадеянно, — ответил студент, — он был человеком настроения. Знаете, из тех, что в прекрасном расположении духа — милейшие люди, а в минуты чёрной меланхолии — буквально невыносимы. Так что я воздержусь от какого-нибудь определённого вердикта.

Вилу понравилась взвешенность суждений Савары. В парне ощущались ум и обдуманная трезвость суждений, пожалуй, даже чуточку избыточная для столь нежного возраста. Он задал ему ещё несколько вопросов, и всякий раз студент отвечал по сути дела, чётко и подробно, без излишних деталей.

— Ну, всё, — с облегчением проговорил коррехидор, когда они направлялись в кабинет его тётки, — мы с чистой совестью можем остановиться на несчастном случае. Кензи пригласил на свидание девицу, не рассчитал с коньяком и неудачно выбрал место, чтобы любоваться ночным небом. В итоге имеем падение с большой высоты в состоянии алкогольного опьянения. Доложим, и свободны как ветер.

Госпожа ректор выслушала их с нескрываемым удовольствием и настояла на чаепитии.

— Когда ещё я увижу в наших пенатах моего дорогого Вилли, к тому же в обществе невесты! — воскликнула она, разливая по чашкам чай с ароматом прелых осенних листьев.

Рика в душе поморщилась. Она не особо любила делийский пороховой чай, а именно его она мгновенно узнала по запаху. На её вкус он слишком уж отдавал влажной землёй и золой. Да и упоминание её формального статуса тоже особой радости не добавляло. Ещё зимой она помогла Дубовому клану с расследованием, именно для этого и было решено объявить её младшей невестой. Статус избавлял от неизменных пересудов и сплетен, позволяя им с Вилохэдом беспрепятственно общаться и появляться вместе во всякое время суток и в любом месте. Однако ж, сожаление о том, что она невеста Дубового клана лишь на словах, всё чаще заглядывало в её душу.

— Как и говорила, — разглагольствовала между тем тётя Сацуки, — я всегда была на сто процентов уверена в своей правоте. Ничего, кроме смерти по собственной неосторожности просто и произойти-то не могло! Рикочка, — она переключила своё внимание на чародейку, — непременно попробуйте эти слоечки с малиновым вареньем. Они буквально таят во рту.

Чародейка из чистой вредности сослалась на непереносимость малины и ограничилась печеньем с вкраплениями шоколада.

Когда чай был допит, а полковник Окку воздал должное слойкам с малиной, пришло время откланяться.

— Да, Вилли, у меня чуть было не вылетело из головы! — воскликнула тётка. Она подошла к письменному столу, — твой помощник с нелепыми рыжими усами просил тебе передать это, — она протянула стандартный пакет для вещественных доказательств и плотной серой бумаги, — заявил, что важное.

Вил кивнул и заглянул внутрь. Там находился наполовину оторванный листок из блокнота сержанта Меллоуна и сложенный пополам листок дорогой белой бумаги.

«ВывОлилось из кармана трупа мужчины, — гласила записка нацарапанная Меллоуном с грамматической ошибкой в первом же слове, — на предсмертную записку не тянет я не понял ничего».

«Он, видите ли, ничего не понял, — с издёвкой подумала чародейка, — без мнения сержанта нам, ну никак не обойтись!»

Вилохэд развернул листок плотной бумаги, на котором каллиграфическим почерком было начертано трёхстишье:

В теснинах туманных гор

Любовь моя голосом оленьим стонет.

Алые слёзы клёнов камни дорожки ковром укрыли.

Он прочитал и дал прочесть чародейке. Та пожала плечами: стихотворение из сборника классической поэзии. Там на все случаи жизни стихи найдутся. Это не тянет ни на предсмертную записку, ни на любовное признание. Даже времени года не соответствует, на дворе май. И она не преминула заявить об этом.

— Может, убитый для ка́руты стихи учил? У вас в институте есть клуб каруты?

— В каруту наши девушки, естественно, играют, — склонила голову на бок госпожа ректор, — даже двое парней в команде есть. Но ни Кензи, ни Андо никогда не проявляли интереса к этому полезному развивающему занятию, кое многими почитается литературным видом спорта.

— К тому же это стихотворение не входит в сборник «Искорки поэзии», стихи которого используют для игры в каруту, — сказал Вил, — там другое стихотворение Акома́цу Кё. Но наличие в кармане погибшего именно этого стихотворения окончательно зачёркивает версию несчастного случая, — он поднял на госпожу Дакэро серьёзные глаза, — в стенах вашего института случилось двойное самоубийство — гэнроку.

Глава 3
СЕКРЕТ КЛЕНОВЫХ ЛИСТЬЕВ

Тётя четвёртого сына Дубового клана посмотрела на племянника скептически.

— Не вижу никакой связи между классическим стихотворением и твоим упорным стремлением перевести самый обыкновенный несчастный случай, единственной причиной коего является глупое самовольство и бессовестное нарушение правил внутреннего распорядка, в скандальное самоубийство! Неужели и ты поддался на газетную шумиху, что в последние полгода устроили кленфилдские журналисты?

— Тётя Сацуки, — усмехнулся коррехидор, — я давно вышел из возраста, когда меня можно было урезонить нелицеприятной отсылкой к мнению журналистов или ещё, кого бы то ни было. В моих выводах я руководствуюсь исключительно своими собственными суждениями и здравым смыслом.

— Никакой здравый смысл не способен связать стихотворение о наступлении осени с самоубийством! — последовал безапелляционный ответ, — грусть прощания с уходящим летом, несостоявшаяся, несбывшаяся или неразделённая любовь — да, согласна, чувствуется сразу. Но каким боком тут самоубийство?

— У творения господина Акомацу есть два толкования, — спокойно возразил Вил, — первое, общеизвестное. Это — как раз то, что вы сказали. Оно напрашивается сразу и лежит на поверхности: осень, печаль, созвучие прошедшего лета с потерянной или несложившейся любовью.

— Конечно, любой мало-мальски сведущий в классической поэзии человек скажет вам то же самое, — подключилась тётка коррехидора, она просто не могла оставить чьё-либо мнение без комментариев, — Эрика, Вы согласны? — и не дождавшись ответа, продолжила, — у нас курс классической артанской поэзии входит в состав обязательных.

Рика никогда особо поэзией не интересовалась, то есть интересовалась по принципу: выучил, сдал, забыл. Строчки же какого-то там Акомацу о стонущей оленем любви, вообще прочитала в первый раз, но не подала виду и подтвердила слова госпожи Докэру. На лице коррехидора появилось знакомое ей выражение, означавшее, что у него припрятан туз в рукаве. Видимо, его тётке это выражение лица также было хорошо известно.

— Но меня слегка настораживают твои слова, Вилли, о некоем ином толковании, — пожилая дама нахмурила прямые густые брови, как и у всех представителей Дубового клана, — подозреваю, что главный подвох спрятан именно во ВТОРОМ толковании.

— Вы проницательны, тётушка, впрочем, как и всегда, — коррехидор учтиво поклонился в сторону родственницы, — и главный подвох в том, что стихотворение Акомацу, как и многие другие трёхситшья эпохи Расцветания и Увядания, действительно, имеют два, а порой и три, толкования. Одно то, что у вашего студента в кармане обнаружилось сие творение, — само по себе странность. Ведь оно не входит в сборник «Искорки поэзии» и по этой причине куда как менее известно, нежели «Волны бурные», принадлежащие перу того же автора. Теперь об истолкованиях, — Вил задумался на мгновение, пытаясь как можно короче сформулировать трагическую историю жизни и смерти поэта далёкой эпохи, — Кё Акомацу происходил их старинного рода и получил блестящее образование. Он рос и воспитывался вместе с наследником престола. Они оба принадлежали к одному клану. Когда его величество Ориста́н взошёл на трон, будущий великий поэт стал его советником и ближайшим доверенным лицом. Насколько я знаю, в то время они оба отпраздновали своё двадцатилетие. Через несколько лет Акомацу был буквально сражён любовью, он с головой погрузился в бурный роман с одной из придворных дам, прославленной красавицей из клана Магнолии, которую за прекрасный цвет лица и неизменный румянец прозвали Бутоном Кабу́си. Дело шло к церемонии бракосочетания, но случился заговор. Некоторые историки склонны обвинять Акомацу в том, что из-за своей всепоглощающей страсти он проворонил и не предотвратил бунт в императорской гвардии. Офицеры личной охраны государя, не довольные реформами с армии и политикой молодого, но чрезмерно ретивого правителя в целом, предлагают ему подписать отречение в пользу младшего брата. Ористан отвечает категорическим отказом. Той же ночью он был жестоко убит прямо в спальне. Дайнагону Акомацу, посвящавшему любовным стихам куда как больше времени, нежели государственной службе, сохраняют жизнь, как и императрице, но их обоих ссылают в отдалённые монастыри на самых окраинах Артанского королевства навечно, без права возвращения. Клан Магнолии, стоявший во главе переворота, наслаждается многочисленными привилегиями и милостями нового императора, которому в то время едва ли сравнялось четырнадцать лет. Бутон Магнолии выдают за него замуж, и она становится императрицей. Сражённому горем Акомацу недолго довелось прожить в монастыре. Суровый горный климат северных островов и глубокие душевные раны сделали своё дело: он заболел кровохарканьем и умер. Одним из его последних творений и стала Осенняя элегия.

— Всё это до чрезвычайности интересно, — вклинилась тётка Вила, — однако ж, никоим образом не доказывает, что стон оленя в осеннем лесу — означает самоубийство.

— На севере бытует мнение, что олень выбирает себе пару один раз и на всю жизнь, а в случае гибели подруги бросается со скалы вниз, не в силах пережить одиночество, — Вил многозначительно смолк, — стон оленя — его прощание с жизнью. Красные листья клёнов на камнях дорожки — кровь.

— Если по поводу лебединой песни оленей у меня имеются серьёзные возражения, как у преподавателя естествознания, то с красными листьями я, пожалуй, соглашусь, — заявила госпожа Докэру, — мне встречалось суждение, что осенние алые листья каэдо до вступления на престол Кленового клана чётко ассоциировались с кровью. Это после сражения на реке Сина́то, когда воды этой маленькой речушки покраснели от крови и стали неотличимы от кленовых листьев, плавающих в ней.

— Да, — кивнул коррехидор, — предсмертный стон оленя вкупе с красными листьями клёнов символизируют гэнроку, теснины гор — падение с высоты, а осень — безвозвратную потерю, в случае с Акомацу Кё — утрату возможности даже уйти из жизни вместе с возлюбленной.

— Ну, не знаю, — покачала головой госпожа Докэру, — уж больно мудрёное объяснение. Для блестящего выпускника факультета классической литературы оно уместно, но не для нашего оболтуса, да простят меня боги за мой язык, — он сделала небрежный отвращающий жест, — что отзываюсь о покойном без должного уважения. Мне крайне сомнительно, что Ютако Кензи мог вообще знать о том, кто такой Акомацу, и о подробностях его биографии и втором толковании элегии, в частности.

— Мы в курсе, что он не демонстрировал больших успехов в учёбе и не был прилежным, — сказала Рика, которой надоело оставаться в стороне от обсуждения, — но кто может поручиться, что на лекции преподаватель не рассказал то же самое, что мы с вами только что услышали? Трогательная история, густо замешанная на любви и политике, могла произвести глубокое впечатление и запомниться настолько, что Кензи не поленился записать понравившееся стихотворение на отдельном листе. Или же он готовился к семинарскому занятию по классической литературе. У нас в Академии магии семинарские занятия и научные коллоквиумы широко практиковались по всем предметам.

— Боюсь, я затруднюсь точно вам сказать, что именно рассказывала на своих лекциях госпожа Изу́э, — вздохнула ректор Кленового института, — лучше поговорите с ней самой. И я поняла, Вилли, ты теперь, подобно бульдогу, вцепился в версию о самоубийстве. Мне остаётся лишь надеяться, что версия сия не подтвердится окончательно, и мы возвратимся к тихому, мирному несчастному случаю, приведшему к смерти по неосторожности. Что, несомненно, устроит и мой институт, и Королевскую службу дневной безопасности и ночного покоя.

Занятия у госпожи Изуэ уже закончились, она успела небрежно смахнуть с доски записи, оставив на ней меловые разводы, и теперь копалась в листках с сочинениями, что в изобилии усыпали первый стол в аудитории.

Она удивлённо поглядела поверх очков-половинок на неожиданных гостей, но поспешила спрятать удивление за радушной улыбкой и доброжелательно поинтересовалась, не потерялись ли вошедшие, и что им нужно.

— А я уж было обрадовалась, подумав, что у нас появились новые студенты, — со вздохом проговорила она, когда коррехидор по всем правилам представил себя и чародейку, — какая жалость, что вы — не наше столь желанное пополнение. Так что вам угодно?

Артанский язык и литературу в Кленовом институте преподавала невысокая, плотненькая дама средних лет. Её короткие, искусственно завитые и выкрашенные в баклажановый цвет волосы уже успели отрасти почти на дюйм, поэтому граница между седыми корнями и коричнево-фиолетовыми кончиками бросалась в глаза, как и небрежно подведённые брови. Помада на губах осталась лишь по самому краю, но всё это нимало не смущало жизнерадостную женщину, как и бокал с недопитым чаем на тарелке вместе с половиной пирожка, красовавшиеся прямо на преподавательском столе между развалами из книг и тетрадей.

Вил скосил взгляд на замумифицировавшийся в вазе букет тёмно-бордовых роз (он явно там стоял уже больше месяца, как раз с церемонии начала учебного года) и сжато рассказал о том, что произошло в Астрономической башне и их расследовании.

— Да, да, — энергично воскликнула госпожа Изуэ, — ужасное несчастье для родителей. Хоть они оба в учёбе звёзд с неба не хватали, но какое это имеет значение! Для родителей они всё равно — самые лучшие, самые красивые и самые талантливые. Однако ж, вы меня огорошили. Я ничего не слышала. Точнее, — она свела брови и стало заметно, насколько одна нарисована выше другой, — я обратила внимание, что четвёртый курс сегодня был чем-то основательно взбудоражен. Марк Курису вообще заявился только на вторую половину пары, а он — юноша пунктуальный и аккуратный. Не зря он который год — наш бессменный глава студсовета. К тому же Марк был бледный какой-то, вот я и предположила, что его досадное опоздание связано с нездоровьем, посему отмечать пропуск в журнале не стала. Потом на второй паре вся группа шушукалась и отвлекалась, записки туда-сюда перекидывали, пришлось даже прикрикнуть и линейкой по столу не постучать.

— Вы читаете курс классической артанской поэзии, — спросил Вил.

— Естественно! Целых два семестра на втором и на третьем курсах долбим «Искорки поэзии». Иногда, — она завела глаза, — мне кажется, что мы истёрли этот бессмертный памятник литературы до дыр, а отдельные авторы этой сотни стихов буквально переворачиваются в собственных гробах от мнения наших студентов.

— Вам знакомо сие стихотворение? — Вил показал преподавательнице листок из кармана Кензи.

— Без сомнений, — небрежно кивнула она, — я уже двадцать пятый год преподаю артанскую литературу. У вас в руках один из шести сохранившихся бессмертных шедевров Акомацу Кё.

— Вы рассказывали о нём и его толковании на лекциях в группе, где учился студент Кензи?

— Нет, господин граф, — покачала головой собеседница, — стихотворение не входит ни в упомянутый мною сборник, ни в образовательную программу. К тому же группа, в которой учился наш незабвенный Ютако Кензи, по моему предмету звёзд с неба не хватала. У них спортивные дисциплины куда как лучше шли. Так что об Осенней элегии Акомацу я им не рассказывала.

— Кензи мог по собственному желанию переписать стихотворение из сборника в библиотеке?

— Кензи? Переписать? — нарисованная бровь взлетела в ироничном удивлении, а под прищуренными глазами разбежались веера морщинок, — если вы полагаете, будто бы Юта был способен каллиграфически переписать что бы то ни было, то глубоко заблуждаетесь! Более того, само предположение о желании Кензи переписать классическое трёхстишье представляется мне более чем абсурдным.

— Так это не его рука? — уточнила чародейка, кивнув на листок.

— Не его, с гарантией, — последовал ответ, — а чтобы не быть голословной, я покажу вам его шедевральное эссе как раз на сходную тему, — она неожиданно легко встала со стула, подошла к стенному шкафу и принялась рыться в грудах бумаг, приговаривая, — оно же мне только на днях попадалось!

Женщина наполовину погрузилась в шкаф, но, наконец, её усилия увенчались успехом. Она триумфально помахала исписанным листом бумаги.

— Вот, извольте полюбоваться, ЧТО написал мне в минувшем учебном году студент третьего курса Ютако Кензи по поводу классической артанской поэзии, — она протянула коррехидору работу.

Рика заглянула через плечо четвёртого сына Дубового клана и поразилась неразборчивости и неряшливости почерка убитого. Он отличался от красиво выведенных строчек об алых листьях на камнях дорожки, как небо и земля. Да и обилие грамматических ошибок тоже впечатляло. Казалось, автор сочинения вообще не утруждал себя размышлениями о том, как пишутся те или иные слова, а просто записывал их, как вздумалось.

Кому в голову придёт в наш просвещОнный век интересоваться клаСической поэзией! Трёхстишья, которым уже столько столетий, что они успели полностью покрыться плесенью и пылью, давным-давно устарели и потеряли актуальность. ИзмИнилась сама наша жизнь и измИнились наши представления, запросы и проблемы. Кому интересно, почему тот или иной господин, жЫвший в эпоху Расцветания и Увядания, удумал терзать потомков поиском глубинного смысла. Да и кто даст гОрантию, что этот самый смысл вообще там есть⁈ Его может не быть вовсе. И с какой это радости мы полагаем, будто все те смыслы, что столь усердно ищут литераторы последующих столетий, имеют хотя бы какое-то, даже самое отдалённое отношение к тому, что вложили аФторы в свои стихи? А, может, они вообще ничего в них не вкладывали, просто написали первое, что в голову взбрело: про море, небо, птиц, времена года и свои чувства. И всё. Никакого тайного смысла, просто ситхи, порою весьма посредственные. И сделали они это просто так, от нечего делать. А мы излАмали всю голову в зряшных попытках выудить из этого старья то, чего в них отродясь не бывало!

А нам в школе и институте говорят, что изучение данного старья полезно для развития ума. Однако же, гораздо более возможностей предоставляют людям современные детективные романы, именно их и надлежит прИдлагать нам, нынешней артанской молодёжЕ для изучения и анализа реальных жизненных ситуаций, какие могут возникнуть в судьбе и в жизни каждого человека, а не искать некий абстрактный, «исторически обусловленный» смысл. Вот над каким вопросом надлежит задуматься министру просвещения Артанского королевства. И не мешало бы узнать мнение тех, кому эта сама клаСическая литература навязывается, тем, кому она неинтересна и не нужна. Предлагаю, отменить всю классическую литературу скопом, а преподавать что-нибудь более полезное и жизненное. Например, ввести курс современной мировой детективной литературы для юношей. А девушкам — курс любовного романа. Впрочем, коли девушки интересуются детективами, они тоже могут их изучать.

— Видите, — воскликнула госпожи Изуэ, — как у него только наглости хватило предлагать отменить всю классическую поэзию скопом! Так что, — она бросила скептический взгляд на плотный лист со стихотворением Акомацу, — как пить дать, не его рука.

Вилохэду панибратски-многословное общение преподавательницы артанского и артанской литературы начинало действовать на нервы, поэтому он решил перевести разговор в более конструктивное русло:

— У меня к вам вопрос о толковании стихотворения Акомацу.

— Про скалы и волны? — услужливо подсказала Изуэ, всем своим существом демонстрируя готовность помочь, — там всё однозначно: автор в иносказательной форме повествует о преодолении трудностей, что неизменно возникают на жизненном пути каждого человека и…

— Это, конечно, весьма познавательно, — прервал коррехидор лекцию по классической поэзии, — однако ж, мне нужно знать, зачитывали ли вы студентам стихотворение «В теснинах туманных гор…» и какое истолкование вы ему давали.

Преподавательница слегка обиделась на то, что ей не позволили высказаться до конца, но взяла себя в руки, сделала глубокий вдох и ответила:

— Записанный на листе стих я не зачитывала, и никакого истолкования ему не давала. Видите ли, господин полковник, — она нацепила для солидности очки и выделила голосом звание четвёртого сына Дубового клана, давая понять: где уж армейскому солдафону понимать смысл стихов из классического сборника, — стихотворение сие не представляет особого интереса для обучающихся, поскольку значение его лежит на самой поверхности. Грусть и печаль, какая обыкновенно охватывает человека с наступлением или приближением осени, — Изуэ пожала полными плечами, — надеюсь, вы понимаете, о чём я?

Коррехидор не выдержал и подробно поведал ей всё то, совсем недавно излагал своей тётке. Рика не без удовольствия наблюдала за переменой выражения лица собеседницы. Оно переползало от скептически-недоверчивого со вздёрнутой левой бровью к удивлённо-восхищённому. А когда Вил закончил, она захлопала в ладоши.

— Браво, господин полковник, браво! Вот уж никогда не думала, что мне посчастливится встретить в рядах блюстителей порядка и справедливости такого образованного человека. Хотя, — она окинула Вилохэда оценивающим взглядом, — отчего-то на меня явственно повеяло филологическим образованием. Молчите, молчите. Я сама угадаю. Кленфилдский университет, факультет, — она прищурилась, — либо артанская словесность, либо…

— Классическая литература, — объявил Вил под энергичные кивки госпожи Изуэ, — значит, о второго истолковании Акомацу вы не рассказывали?

— Если честно, я и сама о нём не подозревала до сегодняшнего дня! — воскликнула женщина, — к тому же, знай я о нём прежде, ни за что не стала бы приводить его в пример на лекциях. Тема суицида, смерти и жестокости абсолютно не желательна в стенах Кленового института. Не то, чтобы запретна, но мы стараемся избегать подобных тёмных сторон человеческой жизни. Ведь у нас учатся благородные девицы и юноши. А это значит, что и воспитывать в них лучшие качества души мы должны, обращаясь к прекрасному, возвышенному и благородному.

— А кому из студентов могло быть известно о настоящем смысле стиха? — спросила Рика.

— Не думаю, что кто-то из друзей Ютако Кензи мог интересоваться или, тем паче, знать о потаённом смысле осеннего стихотворения, — госпожа Изуэ с сожалением покачала головой, — утверждать, что никто из студентов не читал данное стихотворение, я не могу, но вот о том, что суицидальный смысл Осенней элегии Акомацу окажется для моих студентов за семью печатями, готова поклясться под присягой!

— Не думаю, что подобный гражданский подвиг от вас потребуется, — усмехнулся коррехидор, ему хотелось поскорее закончить разговор с шумной и говорливой преподавательницей.

— А девушка, — вдруг спросила Рика, — она не могла знать?

— Майна Андо?

— Да, какие успехи в знании классической поэзии выказывала она?

— Успехи? Вы шутите! — нарисованные брови преподавательницы снова взлетели вверх, — какие там успехи! Она — одна из слабейших. У нас заведено: чтобы получить оценку «пять» нужно выучить наизусть всю сотню стихов и знать по крайней мере три четверти толкований с биографиями поэтов из рекомендованного списка. Для «хорошо» довольно половины, а на троечку хватит и десяти. Либо, — она почесала короткий нос, — в самом крайнем случае я, закрыв глаза, поставлю «удовлетворительно» хотя бы за одно, но подробным с объяснением. И представляете, какое толкование дала бедняжка Андо вашему же пресловутому Акомацу? Да, да, тому самому стиху под номером «девятнадцать», про волны, скалы и бурю?

Светло карие глаза уставились на коррехидора и чародейку в немом вопросе, ожидая, какие интересные варианты предложат собеседники. Но ни Вил, ни уж тем более далёкая от поэзии Рика, не собирались доставлять ей такого удовольствия.

— Представляете, — как ни в чём не бывало продолжала госпожа Изуэ, — девица преспокойно мне заявляет, мол, стих посвящён парфе.

— Парфе? — не понял коррехидор.

— Да, милостивый государь, — даже с каким-то непонятным восторгом подтвердила преподавательница артанского, — модному десерту. Скалы — это зубы, а волны — это чудесное воздушное, ореховое парфе из взбитых сливок, его подают во многих кофейнях Кленфилда этой весной! Лепестки сакуры на десерте проассоциировались у Майны с лодками. У меня просто не было приличных слов, дабы в полной мере выразить своё возмущение. Готова была в толчки вышвырнуть бестолковщину (да простят мне боги столь нелицеприятное мнение о покойнице!) из аудитории, но сдержалась, просто выругала за лень и велела приходить на следующей неделе, когда всё хорошенько подучит. Так что, коли вы думаете, будто бы в её голове нашлось место для иного толкования стихов господина Акомацу, кроме кулинарного, то вы глубоко заблуждаетесь.

Чародейка с облегчением закрыла дверь в аудиторию. Госпожу Изуэ можно было принимать только в ограниченных дозах, слишком уж она оказалась громкой и навязчивой.

— Итак, — Вил привычно взъерошил себе волосы, — первое, что меня настораживает, так это — предсмертная записка, написанная чужим почерком, — чародейка согласно кивнула, — и эти чудесно начертанные на литке из кармана строки не принадлежали руке ни одному из погибших. Значит, стихотворение записал кто-то другой.

— Они могли попросить кого-то, обладающего должными навыками в каллиграфии, или просто заказать у переписчика, — пожала плечами Рика, — но главное, зачем? Предположим, они решили совершить гэнроку и заявить об этом несколько экзотическим способом. Заказали переписчику, чтобы не позориться своей, весьма занимательной грамматикой, а Кензи положил листок в карман с единственной целью: чтобы его непременно обнаружили. Ведь, если бы они оставили послание на крыше, то его мог запросто сдуть ветер, либо намочить неожиданно пошедший дождь. Карман — куда как более надёжное место.

— Но почему наш любитель детективов обратился к классической поэзии? — задался вопросом Вил, — это как бы не совсем по его части.

— Мне кажется, именно любовь Кензи к детективам прекрасно объясняет ситуацию, — уверенно воскликнула чародейка, — он мог специально раскопать малоизвестное стихотворение и оставить, как указание на причину смерти. Помните, — она прищурилась, — лет двенадцать назад в Кленфилде орудовал убийца, которого газеты прозвали Буквоедом? Он специально оставлял странные следы? То иероглиф с добрым десятком значений под ногтем жертвы, то порезы, складывающиеся в план некоего здания, где предполагалось следующее убийство? Мне кажется, стихотворение из «Искорок поэзии» за ним тоже числилось?

— Да, я помню, — подтвердил Вилохэд, даже на слушаниях в Палате Кореней и Листьев дело о Буквоеде разбирали. Отец тогда вне себя был. Они тогда решили для собственного расследования чародеев из вашей Коллегии подключить. Но внезапно всё оборвалось. Убийства, происходившие через равные промежутки времени, сами собой прекратились. Власти объявили тогда, что убийца либо скончался от болезни, либо стал жертвой несчастного случая, либо вообще покинул пределы страны.

— Естественно, такой любитель детективов, как Кензи, просто не мог не слышать о Буквоеде, — ещё больше оживилась Рика, — даже мне попадалась книга про «Убийства из слогов азбуки». Ничто не мешало Кензи воспользоваться идеей и устроить эдакий посмертный перфоманс с отсылкой к малоизвестному стихотворению.

— Но откуда он узнал о втором толковании?

— Да откуда угодно, — махнула рукой Рика, — мнение госпожи Изуэ, конечно, очень ценно и интересно, — она чуть скривилась при воспоминании о навязчивой преподавательнице артанского, — однако же, не может считаться единственно верным. Пожалуй, никто так мало не знает о своих студентах, как их наставники. Кензи мог случайно натолкнуться на стихотворение и его толкование, а мог обратиться в Публичную библиотеку ради такого случая. Да и кто даст гарантию, что Осенняя элегия Акомацу Кё вместе с толкованиями не использовалась в каком-нибудь детективном романе?

— Пожалуй, — согласился коррехидор, — то, что человек МОГ знать, или НЕ МОГ, — область туманная. Но, чтобы совершить самоубийство, да ещё и парное, потребны самые серьёзные основания. Просто так влюблённые с башен не прыгают.

— Препятствие к браку подойдёт?

— Вполне, но у них пока всё только начиналось. Не похоже, чтобы отношения зашли столь далеко, чтобы Кензи и Андо планировать брак, — запротестовал Вил.

— Мы судим об этом со слов соседки по комнате. Подумаешь, какая осведомлённая особа! Она даже не числила себя в подругах покойной, — чародейка перевела дух, — тогда откуда ей знать, ЧТО успело произойти между Кензи и Андо? Припомните, как нам сказала эта эксцентричная кандидатка в мои ученицы, мол, Андо происходила из небогатой семьи, да ещё и рожицу презрительную при сём скроила, а Кензи — сын Шоколадного короля. И со значением завела глаза. Не исключено, что родители прочили ему более выгодный брак? Или вообще уже успели сосватать невесту и посему были категорически против бедной и худородной кандидатки? Кто даст гарантию, что Шоколадный король не лелеял дерзких надежд породниться с древесно-рождёнными, и не из последних? Тогда к своему логотипу конфет и шоколада он смело мог добавить родовой камо́н с атрибутикой древесного клана. Этим Кензи-старший сразу возвыситься практически до древесно-рождённого, оставив своих друзей-промышленников в иной весовой категории.

— Ваши речи положительно пронизаны житейским смыслом, — сказал коррехидор с улыбкой, — и в логике рассуждений вам не откажешь. Так что пока начнём прорабатывать версию самоубийства. Для начала неплохо было бы навестить обе семьи, выразить соболезнования, а заодно и выяснить, были ли причины для ухода из жизни у наших влюблённых. Если причины сии существовали, то насколько они окажутся серьёзными и способными подтолкнуть к гэнроку. Полагаю, моя любимая тётушка не откажет нам в содействии с домашними адресами погибших студентов.

В коридоре их нагнала задохнувшаяся от быстрой ходьбы молодая женщина в строгом тёмном платье классной дамы.

— Господа, господа! — воскликнула она, переводя дух, — меня послала госпожа Докэру. Она просит вас как можно скорее прийти в её кабинет.

— Что случилось? — нахмурился коррехидор.

— Я не знаю хорошенько, — смутилась классная дама, — но назревает какой-то скандал.

— Иду, — ответил Вил.

— Вас проводить?

— Нет необходимости, я уже сориентировался, где мы находимся.

Женщина кивнула, искоса ещё разок поглядела на красивое лицо четвёртого сына Дубового клана и изящными короткими шажками удалилась прочь.

— Я этого так не оставлю! — гремел из-за двери кабинета ректора незнакомый мужской голос, — безобразие! Только моя воспитанность удерживает меня от грубых ругательств, какие в полной мере могли бы выразить обуревающие меня возмущение и злость! Я просто…

Вилохэд не стал дослушивать возмущённую тираду до конца, он постучал из соображений формальной вежливости и распахнул дверь. В кабинете госпожи ректора бушевал лысый или бритый наголо мужчина в дорогущем тёмно-сером костюме. Он смолк на полуслове и обернулся в сторону вошедших.

— Вилли, — с облегчением воскликнула госпожа Докэру, — наконец-то!

Её несколько растерянный вид сменило привычное выражение спокойного превосходства, она поправила волосы, кашлянула и произнесла:

— Господин Кензи, имею честь представить вам коррехидора Кленфилда, полковника Вилохэда Окку, младшего сына Дубового клана.

— Не могу сказать, что я рад знакомству с вами, — к ним повернулся пожилой, но явно следящий за собой мужчина.

Лицо его в другой время возможно было бы посчитать располагающим к себе: открытое, с обширным лбом, чуть крючковатым коротким носом и складками у рта, какие обыкновенно бывают у людей, склонных улыбаться по всякому поводу. Однако, в данный момент светлые глаза с опущенными книзу уголками смотрели колюче и без приязни, на виске вздулись жилы, а рот кривила гримаса недовольства.

— И вам, госпожа Докэру, не удастся напугать меня присутствием представителя Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя, одним богам ведомо каким боком оказавшегося тут, — он проигнорировал чародейку, причислив её к случайной спутнице коррехидора, — я требую немедленно выдать мне тело сына, дабы моя семья могла должным образом подготовиться к церемонии погребения!

— Сие никак невозможно, господин Кензи, — уже с еле сдерживаемым раздражением ответила тётушка Вила, и по её лицу было заметно, что она повторяет эту фразу далеко не в первый раз, — тела погибших детей отправлены в коррехидорию для произведения всех необходимых следственных действий.

— Какие могут быть следственные действия! — Шоколадный король еле сдержался, чтобы не жахнуть по столу кулаком, — что вы тут за балаган устроили? Мой сын упитый свалился с вашей чёртовой башни, а вы вызываете следаков вместо того, чтобы всеми возможными способами обеспечивать безопасность своих подопечных. А ведь родители доверили вам не только их образование, но и жизни. Не пытайтесь прикрывать собственные просчёты фиговым листком древесно-рождённого родства! И какие, позвольте узнать, следственные действия вы намереваетесь проделывать с телом моего несчастного сына, полковник? — теперь он не менее свирепо поглядел на коррехидора.

Рика терпеть не могла, когда её вот так вот откровенно игнорируют, будто бы она — неодушевлённый предмет интерьера, поэтому решила немедленно поставить на место разбушевавшегося родителя.

— Поскольку версия несчастного случая не нашла подтверждения, — заявила чародейка холодным тоном, приличествующим младшей невесте Дубового клана, — в данный момент отрабатывается версия двойного самоубийства, и я смогу…

— Простите, дамочка, — прищурился Кензи, — вы, собственно, кто такая? Назовите хотя бы одну причину, по которой меня должно интересовать ваше мнения по какому бы то ни было вопросу? Версии! Самоубийство! Окститесь, двое молодых людей поднялись на башню, дабы с приятностью провести вечер, но, упившись вином, попадали вниз. И случилось сие исключительно по недосмотру и попустительству руководства Кленового института! — перст указующий обвиняюще вперился в ректора Докэру.

— Отвечу вам по пунктам, — повысила голос рассерженная чародейка, — я — коронер Кленовой короны, чародейка и практикующий некромант. И вас хватает наглости обвинять Кленовый институт в том, что ваш сын получал спиртное в коробках ВАШЕГО же фирменного шоколада? — она недобро прищурилась, — в его комнате мы обнаружили целый склад как полных, так и пустых бутылок. И не вздумайте даже пытаться убедить нас, будто бы сие безобразие происходило без вашего ведома! У, как вы изволили выразиться, ребёнка не достанет ни ума, ни возможностей организовать подобную доставку.

— Я, — хватая ртом воздух проговорил Шоколадный король, — я, ничего не знал. Если то, что вы говорите правда, это дело рук моей дражайшей супруги. Она в Ютако души не чаяла, во всём ему попустительствовала…

— Говорит ли младшая невеста Дубового клана правду⁈ — это уже Вил вмешался в разговор, — да за одно предположение, что может быть иначе, вы встали бы со мной к барьеру, Кензи! — он намеренно опустил обращение «господин», дабы подчеркнуть разницу их положения в обществе, — благодарите богов, что Устав запрещает мне немедленно вызвать вас на дуэль, ибо в данном случае я нахожусь при исполнении служебных обязанностей. Но предупреждаю, ежели с вашей стороны впредь мною будут замечены иные проявления неуважения в мой адрес или же в адрес моей невесты, я найду вас во внеслужебное время, и моя рука не без удовольствия прогуляется по вашим щекам.

— Полно, Вилохэд, полно, — проговорила недовольная поворотом дел госпожа Докэру, — имей снисхождение к родителю, потерявшему любимое чадо. Горе застило разум нашего гостя, и он позволил себе лишнего. Что же касается наличия спиртного в комнате вашего сына, то я могу с полной ответственностью заявить, что раз госпожа коронер заявляет, то так сие и есть. Я, право слово, шокирована не меньше вашего и обещаю в кратчайшие сроки разобраться в ситуации. Все виновные понесут соответствующие наказания. И, можете быть уверены, наказания эти окажутся весьма чувствительными!

— Мне нет никакого дела до ваших производственных разборок, — обрёл дар речи Шоколадный король. Ему удалось взять себя в руки. Он глядел в пол и говорил коротко и отрывисто, — почему вы решили, будто спиртное предназначалось Ютако? Его сосед по комнате мог организовать подобное для себя. Купить нашу продукцию по карману, кому угодно. Мы предоставляем покупателям широкий ассортимент. Если Юта погиб, это ещё не означает, что он — конченый пьяница.

— Во-первых, — ответствовал вместо своей тётки коррехидор, — никто не утверждал, будто ваш покойный сын имел пристрастие к спиртному. В комнате обнаружено качественное тёмное пиво. Во-вторых, Ютако Кензи проживал в комнате совершенно один, да и само предположение, будто он позволил складировать у себя чужие напитки вкупе с упакованными для отправки бутылками, лишено смысла. Оно противоречит логике.

— Как один? — удивился отец покойного, — я точно помню, как Юта не один и не два раза рассказывал о соседе по комнате. Они не сказать, чтобы совсем уж хорошо ладили, но и не враждовали. Говорил, что парень знает жизнь, с девушками обходиться умеет и всё такое. Что с ним случилось? Его исключили? Ведь они учились на одном курсе и выпуститься должны были тоже вместе.

Госпожа Докэру удивлённо поглядела на Шоколадного короля.

— Странно, что вы не в курсе, — проговорила она, явно обдумывая, каким образом подать информацию, чтобы не выставить его жену в невыгодном свете, — хотя при вашей занятости на фабриках, сие неудивительно, — губы тётки Вилохэда тронула тонкая улыбка дипломата, который готовится подсластить пилюлю, — у Ютако обнаружилась аллергия, и поэтому мы расселили их со студентом Саварой по рекомендации докторов. Благо пустующих комнат на мужском этаже у нас в достатке. К сожалению, и в нынешний набор мы снова не досчитались парней, — с грустной ноткой в голосе закончила она.

Шоколадный король задумался, и на его лице появилось выражение, которое не обещало его жене ничего хорошего, затем он пару раз вздохнул и спросил вполне спокойным голосом:

— Вы, господин полковник, изволили упомянуть самоубийство. Не сочтите за труд объяснить, почему вы переквалифицировали несчастный случай в самоубийство. Я, как отец, удивлён до крайности. Мой мальчик был жизнелюбивым, весёлым и бесшабашным. Неприятности переживал легко, я бы даже сказал, он просто клал на них, — тут он осёкся под суровым взглядом ректора, — ну, понимаете, просто плевал, утверждая, что всё разрешиться само собой.

— В кармане куртки вашего сына мы нашли вот это стихотворение, — Вил протянул листок господину Кензи.

— А неплохо писал, чертёнок! — воскликнул отец почти радостно, — и почерк — что надо.

— Я вынужден разочаровать вас, — Вилохэд аккуратно сложил стихотворение и убрал в карман, — сие трёхстишье принадлежит перу великого Акомацу Кё.

— Пускай, — мотнул головой Кензи, — но каким боком из него вытекает суицид?

Четвёртый сын Дубового клана в третий раз за сегодня повторил рассказ о бедном дайнагоне Акомацу, гвардейском перевороте и верованиях жителей северных островов об оленях. Отец погибшего Ютако Кензи слушал внимательно, если у него и возникало желание возразить, то он сдерживался, только кивал головой.

— Смехотворно! — воскликнул он, когда коррехидор закончил, — просто ерунда какая-то! Вы — взрослый мужчина, делаете свой вывод подобно школьнице, перечитавшей стихов, коей тайный смысл начинает мерещиться в самых обыденных вещах и словах. Ну, засунул Ютако какой-то листок в карман, что с того? — прямые брови Шоколадного короля взлетели вверх, собрав складки на высоком смуглом лбу, — а то, что он просто мог его найти, вам в голову не приходило? Или специально заказал у переписчика, дабы блеснуть образованностью перед понравившейся девицей? А, может, ещё тысяча чёртовых случайностей! Нет, господин коррехидор, ваши предположения за уши притянуты. Выдавайте мне тело моего сына, и дело с концом. Какой смысл доискиваться теперь, по какой причине в кармане у моего Юты обнаружилось классическое стихотворение.

— Вскрытие покажет, спрыгнули погибшие с Астрономической башни или же случайно упали, — решительно заявила Рика.

— Да мне глубоко безразлично сие! — проговорил Кензи, и в его голосе звучала неприкрытая горечь, — какое это теперь может иметь значение, когда мой любимый и единственный сын мёртв!

— Меня бы ещё как это волновало на вашем месте, — возразила чародейка, — ибо я не желала бы, чтобы меня всю оставшуюся жизнь мучили сомнения относительно предположения о самоубийстве сына. Я бы не могла спать, задавая себе вопрос: почему они шагнули вниз?

Кензи сначала потёр лоб, потом всё лицо.

— У Ютако были разногласия с вами? — спросил коррехидор.

— Бывали, как не быть. Да вы скажите мне, у какого сына не бывает разногласий с отцом?

— Он не говорил вам, что собирается жениться?

— Жениться? Нет, не говорил.

— Тогда чего именно касались ваши разногласия?

Кензи поглядел на Вила взглядом, в котором откровенно читалось: «Если вы ругаетесь со своим родителем по поводу его матримониальных намерений, связанных с вами, из этого не следует, что у других те же самые проблемы». Потом ответил:

— Наши разногласия касались его будущего. Я видел в нём продолжателя моего дела, а Ютако совершенно не желал заниматься бизнесом. На фабриках не бывал с десятилетнего возраста и заявлял, будто собирается стать частным детективом либо известным путешественником. Я, конечно, был вне себя от подобного желания в буквальном слове просрать свою будущность, и бывало у нас случались скандалы по этому поводу. Но в прошлом году жена и тёща убедили меня оставить Ютако в покое. Они заявили, что он «израстётся», и завиральные идеи исчезнут сами собой. Супруга даже призналась, что в его годы мечтала о сцене и собиралась сбежать из дома с бродячей труппой. У меня в то время и так были сложности с партнёрами по бизнесу, поэтому я согласился и особо на сына не наседал.

— Вы знали что-нибудь о девушке по имени Майна Андо? — спросил Вил.

— Нет, — покачал головой отец, — впервые слышу это имя. Да и, сказать по правде, сердечными увлечениями Юты я не интересовался никогда. С Те́сси, это моя жена, они бывало секретничали, но меня не посвящали. Это та девушка, что упала вместе с Ютой?

— Упала или спрыгнула, — уточнила чародейка, — а вредных зависимостей у вашего сына не было?

— Вы о чём, госпожа Таками? — вскинулся Кензи, — уж не о наркотиках ли зашла речь?

Тётка Вила энергично замахала руками:

— У нас в стенах Кленового института подобной гадости отродясь не водилось! — воскликнула она, — это совершенно исключено!

— Я имела ввиду карточные игры, ставки на дерби или спортивных состязаниях, — пояснила Рика, — одним словом, увлечения, где есть возможность наделать долгов. Не было ли у Ютако финансовых затруднений? Он не обращался в последнее время к вам за средствами?

— Юте я выделял в месяц вполне достойное содержание, — Кензи резко повернулся в сторону чародейки и назвал сумму, заведомо превосходящую жалование служащего средней руки, — не думаю, что он испытывал затруднения. К картам и прочему Юта был глубоко равнодушен. Мне, по крайней мере, так казалось. Ну, теперь вы сами видите, что у него не было никаких поводов расстаться с жизнью.

— Тем страннее выглядит ситуация, — Вилохэд задумчиво постукивал карандашом по блокноту, в котором делал пометки, — на смотровой площадке Астрономической башни парапет имеет достаточную высоту. Такую, что даже я, а мой рост шесть сяку, не смог бы просто упасть вниз. Ютако был ниже меня где-то на три четверти сяку, значит и свалиться случайно ему было бы гораздо труднее. Что тогда мы имеем? Парень с девушкой дурачились, например, сидели не парапете, кто-то из них не удержался и упал, а второй пытался его спасти и свалился вместе с ним. Это было бы неплохим объяснением, если бы не записка со стихотворением, которое указует на самоубийство через падение с высоты. Но пока мы не знаем причин этого поступка.

— Вскрытие покажет, как они упали, хватались ли за что-то, либо спрыгнули, — подхватила чародейка, — и мы будем точно знать, что и как произошло минувшей ночью.

— Я против, — заявил Шоколадный король, — я против, чтобы моего мальчика даже после смерти полосовали ножами.

— Ваше согласие по данному вопросу не требуется, — сказал коррехидор, — но мы постараемся произвести все необходимые действия ещё сегодня, и к вечеру вы сможете забрать тело из коррехидории.

Отец Ютако Кензи снова потёр лицо, видимо сей жест означал для него глубокое душевное волнение, затем поглядел на коррехидора совершенно больными глазами и кивнул. После чего сухо попрощался и вышел.

— Спасибо, дорогой мой племянник, — проговорила госпожа Докэру, когда Шоколадный король покинул кабинет ректора, — выручил меня. Я порядочно подрастерялась, когда господин Кензи налетел на меня подобно разъярённому коршуну. Итак, ты всё же намерен твёрдо придерживаться версии самоубийства?

— Да, пока не найдутся доказательства иного.

— Ясно.

— Тетушка Сацуки, — обратился Вил, сопровождая свои слова своей особенной улыбкой, от которой пожилые дамы буквально таяли: в ней сочеталось его мужское обаяние с неприкрытым восхищением, и всё это хорошенько сдабривалось уважением, — что с родителями девушки?

— Майна Андо приехала из восточной префектуры, кажется, там заправляют То́хи. Да и сама девица принадлежала к Грабовому клану. Так что, — она развела руками, — пока я говорила с ними лишь по магофону. Поставила в известность об ужасной трагедии, выразила соболезнования, предложила материальную помощь от Дубового клана и Кленового института. Госпожа Андо ответила, что обдумает моё предложение, а дочь они смогут забрать только завтра к вечеру. Извини уж, спрашивать их о проблемах, способных толкнуть девочку на самоубийство, мне как-то в голову не приходило, да и не уместно было такое. Если появится необходимость их допросить, то я могу дать знать, когда они прибудут. Имей ввиду.

Вил поблагодарил госпожу ректора за содействие, перекинулся парой слов о каких-то неизвестных чародейке родственниках, и они отправились в коррехидорию.

— Как неудобно, — посетовал он по дороге, — срочное вскрытие спутало мне все карты. Я собирался поговорить со студентами, соседями по общежитию, встретиться с Клубом любителей детективов, наконец. А теперь придётся наносить повторный визит в Кленовый институт.

— Ничего, — заметила Рика, — так даже лучше будет. После вскрытия будем знать, в каком направлении копать. Да и всегда лучше следующий шаг в расследовании делать на свежую голову.

— Сколько времени у вас уйдёт на двоих?

— Вскрытие-гэнроку? — усмехнулась чародейка, — вместе по жизни и вместе в смерти. Думаю, часа за два-два с половиной я управлюсь. Желаете присоединиться?

— Нет-нет, увольте меня от этого познавательного зрелища. Я готов разделить с вами многое, но вскрытие пока не входит в список этого самого «многого».

— Да? — картинно удивилась Рика, — как жаль. Но что по поводу «многого», не уточните?

Вилохэду на язык как-то само собой просилось Древесное право, но он удержался, улыбнулся и произнёс тираду о многообразных житейских радостях, кои он готов разделить со своей верной помощницей. Добавив со смехом, что теперь при посещении «Дома шоколадных грёз» ему непременно станет вспоминаться сердитый Том Кензи, и это неуместное воспоминание способно подпортить удовольствие даже от самых изысканных шоколадных грёз.

Глава 4
СТОПРОЦЕНТНОЕ УБИЙСТВО

В холле коррехидории Вила и Рику подловил Турада. Адъютант с элегантной вежливостью древесно-рождённого, обращающегося к своему начальнику, сообщил, что господина полковника ожидают срочные эпистолы, поступившие из разных министерств, а также личное послание его величества Элиаса.

Четвёртый сын Дубового клана вздохнул, кивнул Тураде и, попросив чародейку зайти к нему с результатами вскрытия, удалился. По дороге в свой кабинет он размышлял. Конечно, по сравнению с младшим штаб-капитаном Акечи Турада казался цельнозолотым, но, когда успели повыветриться воспоминания о причудах сотрудника Адмиралтейства, Вилохэд всё никак не мог решить, какой Тимоти Турада раздражает его более: прежний язвительный с налётом бесшабашного молодечества и нахальства или же нынешний — хмурый, подавленный со страдальческим выражением глубоких, тёмных глаз? И, уже открывая дверь в свой кабинет, определился: решительно нынешний унылый адъютант нравился ему гораздо меньше.

Старомодным словечком «эпистолки» Турада именовал кучу посланий, правда, сложенных вовсе не кучей, а аккуратными стопками, да ещё и разложенными по категориям срочности и важности. Ближе всех лежало письмо, а точнее говоря, записка от венценосного кузена с уточнениями по поводу свадебного подарка от младшей ветви Дубового клана, который устроил бы венценосных супругов, и выражение надежды на то, что в скорейшем будущем симметричный свадебный подарок станет выбирать клан Каэде для Вилохэда и Эрики. Вил отложил в сторону письмо короля и перешёл к следующим кучкам. Обыкновенная служебная рутина: сетования Министерства счёта по поводу задержки данных по раскрытию преступлений от Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя, счета за обновлённую форму (особая «благодарность» штаб-капитану Акечи за заказ «улучшенных мундиров, на коих знаки различия выделяются гораздо лучше, что способствует укреплению субординации и дисциплины в ведомстве». Ничего, кроме запроса на дополнительное финансирование эта глупая инициатива не принесла. Пара жалоб на халатное и безразличное отношение к обращениям подданных Кленовой короны. Вилохэд усмехнулся, представив сержанта Меллоуна с серьёзным видом разбирающего, кто из двух соседок на окраине Кленфилда перекидал больше мусора на соседскую территорию или наслал порчу на кошку, что принялась гадить прямо в комнате на ковёр перед камином. Имелось одно личное прошение соискателя должности околоточного в одном из близлежащих посёлков. Но это прошение вполне могло и подождать. Словом, ничего важного сегодняшняя почта не содержала. И напрасно лейтенант Турада делал такое серьёзное лицо.

Вил вспомнил, что они не успели поесть и попросил адъютанта подать чаю. Не успел он как следует насладиться нежным жасминовым вкусом, как в кабинете объявилась Рика.

— Вы опять пьёте чай, пока другие трудятся в поте лица! — воскликнула она с притворным (как он надеялся) возмущением.

На самом же деле чародейка возмущалась вполне искренне.

— С огромным удовольствием разделю свою скромную трапезу с вами, — улыбнулся коррехидор, потянувшись за второй чашкой.

— Полагаю, что от моего отчёта у вас пропадёт всяческое желание вкушать что-либо, — заметила она, чуть вскинув бровь, — потому что я закончила вскрытие, и результаты его вас несомненно удивят.

Вил с сожалением посмотрел на печенье с безе, которое он не успел доесть, и отложил его.

— Аутопсия была проведена сегодня в два часа пополудни, — начала читать чародейка, но её остановил четвёртый сын Дубового клана и попросил оторваться от протокола и рассказать своими словами, что именно она увидела при вскрытии.

— Хорошо, — девушка положила бумаги на стол, — я начну с главного вывода: мы имеем стопроцентное убийство.

— Вот как? — Вил поболтал в чашке остатки чая, — скверно. И как вы пришли к подобным неутешительным выводам?

Чародейка собралась с мыслями и начала:

— Сначала я работала с Кензи. На первый взгляд ничего особенного: всё, как по учебнику криминалистики: соударение с поверхностью земли произошло плашмя спиной, это подтверждается вдавливанием костей затылочной части черепа, и характерной звёздчатой раной радиусом в один сун с дугообразными ранами по контуру.

— Я понял, что он упал на спину и ударился затылком, не углубляйтесь в подробности.

Чародейка кивнула.

— Падение плашмя подтверждается и характерными боковыми разрывами ткани кальсон. Кензи носил облегающее нижнее бельё на манер западно-континентальной моды. Да и односторонность повреждений на задней стороне тела говорит о том же.

Ушиб мозга в затылочной части с переломом затылочной кости. От противоудара пострадали лобные и височные доли. В позвоночнике наблюдались переломы как самих тел позвонков, так и разрывы межпозвоночных дисков в трёх местах. Если добавить к этому переломы крестца, лопаток и рёбер по задним линиям, то становится очевидной практически мгновенная смерть.

Теперь о девушке. Майна упала вниз на голову. Мы имеем первичные прямые повреждения черепа, локализованные в точке соударения, и непрямые — сдавленный перелом шейного отдела позвоночника с частичным вколачиванием костных осколков и переломы рёбер и грудины, как раз в месте их крепления. Лёгкие у неё были буквально заполнены кровью. Затем вторичные, — Рика перевела дух, — они образовались, когда тело ударилось о землю. Разрывы селезёнки и отрыв левой почки. Смерть наступила сразу, поскольку травма черепа оказалась очень серьёзной. Но самыми странными мне показались синяки в области боковой поверхности тела и талии.

— Они не могли быть следствием падения? Удара о поверхность?

— Нет, — покачала головой чародейка, — синяки от пальцев. Будто кто-то пытался жёстко пощекотать её. Это был первый звоночек моего сомнения в самостоятельном уходе из жизни наших студентов

— Хорошо, — кивнул Вил, — однако, я не понял, почему вы столь решительно настаиваете на убийстве?

— Коли вам столь уж не терпится получить ответ, скажу так: коньяк.

— Что коньяк? — начал раздражаться Вил, — если парочка влюблённых уговорили бутылку коньяка, это никоим образом не может служить подтверждением насильственности смерти.

— То, что они пили спиртное, никак не может являться указанием на насильственную смерть. Как по мне, скорее уж — наоборот, работает на версию несчастного случая. Особенно в свете того, что парень отдавал предпочтение тёмному пиву, а девушка, вероятно, вообще не пила, то бутылки крепкого напитка довольно, чтобы опьянеть как следует.

— В том-то и фокус, — чародейка победно взглянула на собеседника, — что они выпили далеко не всю бутылку.

— Да⁈

— Без сомнений. Я исследовала кровь на содержание алкоголя и содержимое желудков на объём выпитого. Получилось, но долю Кензи и Андо пришлось едва ли больше шестидесяти — шестидесяти пяти процентов коньяка.

— Для непривычного человека этого количества хватить, чтобы утратить контроль над собой, — заявил коррехидор, — но куда делся остальной коньяк? Они взяли с собой початую бутылку? Нет, — сам себе ответил он, — пробку и обёртку от неё я сам убирал в пакет для вещдоков. Значит, — он посмотрел в зелёные глаза чародейки, — с ними на крыше был кто-то ещё.

— И этот «кто-то» озаботился убрать все следы своего пребывания, — подхватила Рика, — он забрал свой стакан и оставил решётку входа открытой, дабы у всех сложилось впечатление, будто студенты открыли её сами. А потом он спустился и подложил в карман убитого им Кензи листок со стихотворением, которое должно было недвусмысленно указать на гэнроку.

— Почему вы говорите об убийце всё время «он»? — проговорил коррехидор, — столкнуть пьяного парня и его подругу вниз по силам и девушке.

— А коньяк? — прищурилась Рика, — столкнуть-то, может, и по силам, а вот влить в себя такое количество спиртного, сомнительно.

— Некоторые дамы в умении пить сделают честь любому кавалеру, — усмехнулся коррехидор, а Рика мстительно подумала о его соответствующем опыте в данном вопросе, — более того, я бы сказал, что убийство придумано и совершено скорее женщиной. Во-первых, — Вил выразительно загнул палец, — даже физически более слабый человек может легко столкнуть вниз более сильного, особенно, если тот не ожидает никакого подвоха. Это уже не говоря о том, что бутылка была початой или же студенты пролили случайно какое-то количество спиртного. Ко времени нашего появления на крыше Астрономической башни коньяк давно успел испариться, а мы и не пытались найти место разлива. Второе, знание любовной лирики Акомацу Кё и толкования Осенней элегии. Мне кажется, мужчина постарался бы нацарапать записку в стиле: «Вы все — сволочи, как я ненавижу вас! Вы хотели разлучить меня с моей любимой, и теперь мы будем вместе навек!». Благо, каракули убитого подделать можно без особых проблем.

— Но в чём причина убийства? — немного обиделась Рика, — просто так ни парень, ни тем паче девушка, не сталкивают людей с башни. Убийство не случайное, оно продумано и реализовано так, что не имей вы классического образования, вообще не обратили бы на записку особого внимания, посчитали бы несчастным случаем, и всё.

— Вы слишком многого от меня хотите, Эрика, — засмеялся коррехидор, — мы совсем недавно сошлись на том, что наше несчастный случай, минуя стадию гэнроку, превратился в самое настоящее двойное убийство, а вы уже ждёте, что я вот так сходу назову вам мотив преступления.

— Ладно, оставим в стороне мотив. Но мне всё равно кажется, что тот, кто убил Кензи и Андо, был мужчиной, — упрямо проговорила чародейка себе под нос, но с таким расчётом, чтобы собеседник её услышал.

Он и услышал.

— Мне не дают покоя синяки на боках у девицы, о коих вы столь красочно повествовали в своём отчёте, — сказал четвёртый сын Дубового клана.

— И что не так с синяками? Тут всё яснее ясного: девушка увидела, как столкнули вниз её возлюбленного, безумно перепугалась и мёртвой хваткой вцепилась в поручень ограды, что вне всяких сомнений осложнило убийце его задачу. Вы ведь знаете, какая сила появляется у самого обычного человека в момент смертельной опасности?

— Множество раз слышал об этом феномене, но как-то сомневаюсь.

— Напрасно, воистину напрасно, — назидательно произнесла чародейка, — нам в Академии рассказывали о запротоколированном случае подобного рода. Один клерк, служивший в большой компании по производству обуви, во время пожара вынес на вытянутых руках небольшой сейф. Он не только поднял его, но и снёс вниз со второго этажа, где и располагался его кабинет. Хотя в обычное время этот тридцатилетний мужчина сугубо среднего телосложения железную коробку сейфа даже сдвинуть с места не мог. Майна Андо могла с перепугу ухватиться за поручень ограды, к которой подвёл их убийца под каким-нибудь невинным предлогом, и держалась мёртвой хваткой. Убийце ничего не оставалось делать, как пощекотать девушку. Та рефлекторно разжимает пальцы, после чего он швыряет её вниз. Всё, готово.

— Великолепно! — воскликнул Вилохэд, — вы сами, даже не подозревая того, только что укрепили моё мнение о поле убийцы.

— Каким это образом? — насупилась чародейка.

— Щекотка. Мужчине (мне, например) ни за что не пришла бы в голову мысль пощекотать контрагента в критический момент с целью заставить сделать то, что я хочу. Я бы скорее ударил в челюсть.

— Из того, что убийца сбросил двоих со смотровой площадки башни вовсе не следует, что он — грубиян, — воскликнула Рика и осеклась под удивлённым взглядом коррехидора, означавшим, что она перегнула палку, — то есть склонен к прямому физическому насилию, — поправилась она, — он же не зарезал жертв, не размозжил головы бутылкой, а тихо и спокойно столкнул их вниз с высоты. Я хочу сказать, что он избегал насилия, содеянного собственными руками. В мою пользу говорит и стихотворение Акомацу. Только утончённый человек мог использовать его в качестве довода в пользу самоубийства.

Вил поставил чашку на поднос.

— Однако ж, у нас с вами до смешного мало доказательств убийства. Любой приличный адвокат камня на камне не оставит от утверждения, что жертвы не знали стихов Акомацу, они ведь не являются тайной или запрещённым знанием. Спиртное могли пролить или же выпить ранее. Даже наличие на смотровой площадке пробки не является однозначным: початую бутылку закрыли пробкой, а затем принесли на крышу. Пролили часть коньяка. Нет, всего этого недостаточно. Королевский судья Аода́мо, он принадлежит к Ясеневому клану, терпеть не может отца и уж точно не упустит возможности поиздеваться надо мной за кое-как представленное дело.

— Но синяки? Откуда у убитой девушки такие явные следы чужих пальцев в области рёбер. При том свежие.

— Эрика, — Вил приподнял бровь, — вы ведь взрослая девушка, вам доводилось слышать о том, что некоторые люди могут иметь не совсем стандартные предпочтения в любви?

Чародейка поглядела на собеседника удивлённо и непонимающе. Однополая любовь в Артании строжайше осуждалась. Древесно-рождённого, запятнавшего честь подобным, просто изгоняли из клана и лишали всех привилегий, но для убитых это не подходило.

— Некоторым доставляет удовольствие грубая любовь. Например, нужно, чтобы их душили, иные предпочитают хлыст, — объяснил коррехидор, глядя в окно, — возможно, у нашей парочки тоже имелись свои любовные игры, в результате которых девица и обзавелась своими роскошными синяками. Кстати, минувшей ночью у них была интимная близость?

— Нет, минувшей ночью они не… — она замялась, со злостью поймав себя на мысли, насколько ей неловко обсуждать данный вопрос с Вилом, — одним словом, нет.

Коррехидор побарабанил пальцами по столу.

— У нас для инициации расследования смехотворно маловато доказательств, хотя мои интуиция и здравый смысл буквально вопят об убийстве.

— Я недавно прочла в журнале «Теоретическая и экспериментальная магия» одну интересную статью, — Рика обрадовалась возможности уйти от разговора о странных любовных утехах, — имеется ритуал, позволяющий воссоздать падение объекта с высоты.

— Да? — оживился Вил, — и мы сможем увидеть, кто столкнул Кензи и Андо?

— Нет, — мотнула головой чародейка, — конечно же, нет! Ни сам процесс убийства, ни уж тем более убийцу я вам показать не смогу. Мы имеем в наличии всего лишь способ расчёта траектории падения предмета, в нашем случае — тел, с учётом высоты, массы, возможности замедления скорости падения за счёт планирования. Это, как лист бумаги, например.

— Отлично. Что вам понадобится?

— Ничего экстраординарного, — пожала плечами чародейка, — для ритуала нужны простые ингредиенты, они сыщутся в саквояже любого практикующего чародея. Разве только сырого яйца не хватает.

По дороге в Кленовый институт они заехали в лавку, и в саквояже чародейки обосновался пакет с десятком пёстрых перепелиных яиц.

Госпожа Докэру встретила их с кислым выражением лица.

— Раз мой племянник снова тут, значит, дела идут наискверейшим образом, — констатировала дама. Она поджала губы и качнула головой, — неужели всё-таки криминал?

— Очень похоже, — после приветствия подтвердил коррехидор, — нам нужно произвести один магический эксперимент, тогда будем знать точно.

— Магический? — нахмурила брови ректоресса, — а тебе известно, что наш институт защищён специальными заклятиями и в его стенах запрещается пользоваться магией? Знаете, некоторые особо шустрые студенты не преминули бы запастись заговорами на удачную сдачу экзаменов и стали бы круглыми отличниками.

— Я предполагал сие, но моё служебное положение позволяет требовать отключения охранной системы на время, достаточное для проведения следственного эксперимента. Надеюсь, моя дорогая тётушка не станет возражать?

— Кто я такая? Кто я такая, Вилли, чтобы чинить препятствия королевскому правосудию! — воскликнула она, хотя весь её вид говорил о том, насколько ей неприятна ситуация, — в котором часу и на какое время надлежит выключить защитные чары?

Посоветовавшись с Рикой, Вил назвал время и попросил прикомандировать к ним сторожа, которому вменялось в обязанность не подпускать к Астрономической башне ненужных зрителей.

Меллоун со свойственной ему тщательностью обвёл местоположения тел толстой меловой линией, отчего на земле просматривались две гротескные фигуры, уже изрядно потоптанные. Явно заросший дворик позади Астрономической башни стал местом паломничества значительной части Кленового института. Сторож, всё в той же шляпе, остался в отдалении и искоса наблюдал за гостями, старательно изображая безразличие всякий раз, когда Вил или Рика смотрели в его сторону.

Коррехидор взглянул на часы, его тётка уже должна была выключить запрещающие использовать магию заклятия, и дал понять чародейке, что можно начинать.

Рика порадовалась, что не поленилась записать в блокнот понравившийся ритуал, сверилась с записями и вызвала фамильяра. Тама выглядела уставшей и недовольной, если только такое можно сказать о кошачьем черепе с крылышками бабочки-бражника. Она зевнула, и примостилась на плече чародейки. Та дёрнула плечом и решительно согнала череп. Недовольно затрепыхав крылышками, Тама подлетела к коррехидору и ткнулась носом в руку, совсем как домашняя кошка. Вил опешил от неожиданности, но ладонь не отдёрнул, а преодолев себя, ласково погладил пальцем гладкую кость, после чего фамильяр преспокойно устроился у него на плече и приглушил фиолетовые огоньки глаз, это всегда означало дрёму.

— Что это с ней? — шёпотом спросил четвёртый сын Дубового клана, скашивая глаза на прикорнувшую Таму.

— Я думаю, у неё истощился запас маны, — объяснила чародейка, — но я скоро её угощу.

Она выкладывала из саквояжа то, что могло ей пригодиться для будущего ритуала, периодически заглядывая в свой блокнот. Вскоре оба места, куда упали Кензи и Андо окружала пентаграмма из трёх наложенных друг на друга квадратов. Рика вооружилась обыкновенным школьным мелком приятного розового цвета и провела необходимые линии от места, куда упала девушка. С места падения юноши линии были проведены голубым мелом. В точках пересечения чародейка поставила свечи в маленьких металлических цилиндриках. Свечи были самыми обыкновенными, какие предлагают в скобяных лавках для «придания помещению привлекательного аромата». Но видимо собственного аромата свечам оказалось недостаточно, поэтому чародейка щедро полила их маслом ванили, отчего вокруг стал витать тот непередаваемо нежный, праздничный запах, какой случается на кухне, когда готовят праздничный торт.

— Тама, иди ко мне, моя хорошая, — позвала чародейка после того, как на месте центра тяжести каждого трупа разместилось перепелиное яйцо в импровизированном травяном гнёздышке. После чего, заглянув в блокнот, записала рост, вес погибших и отметила круглыми камешками-галькой центры тяжести тел.

Фамильяр открыл глаза, ещё разок потёрся об ухо коррехидора, а затем вяло полетел к хозяйке.

— Устала? — заботливо поинтересовалась Рика, усаживая череп любимой кошки на сгиб локтя, — давай-ка, восстановим твои силы.

Девушка привычно проколола палец и напоила фамильяра. Тама жадно слизала капельки крови и с благодарностью слегка куснула палец чародейки, после чего воспряла духом, её призрачно-лиловое свечение стало откровенно ярче, а глазки пробрели знакомое лукавое выражение.

— За работу, — велела Рика, выпуская Таму словно маленькую пичужку.

Сама она опустилась на колени в центре пентаграммы, замкнула внутри себя магические цепи и волевым усилием зажгла разом все свечи. Фамильяр привычно оперировал с дымными струями. Однако на этот раз он не сплетал их в нити, а, носясь с огромной скоростью, соединял розовые и голубые дымки с точками пересечения линий. Не успела чародейка дочитать до конца сложную формулу на давно уже утерянном диалекте староартанского, а над нарисованной пентаграммой уже парила её сестра-близнец, только сотканная из голубых и розовых дымных струй. Вилохэд видел, как вытягивал шею сторож, силясь не упустить ничего из происходящего в дворике позади Астрономической башни. А происходило на между двух магических фигур следующее: на последних словах чародейки скорлупа яиц лопнула с мелодичным аккордом, рассыпаясь искорками мелкой крошки. Она освободив из плена двух перепёлок, своими размерами, едва превосходящими богомола. Птицы были полупрозрачными, с облезлыми перьями и местами обнажившимися из-под гниющей плоти белёсыми дугами рёбер. К тому же светились они премерзкой гнилушечной трупной зеленью. Рика вздохнула. Всё-таки магическая специализация накладывает свой отпечаток. В статье говорилось, что визуализация «помощников» реализуется, исходя из стихий и личности мага. В качестве примера приводился чудесный рисунок маленькой золотистой колибри. «А у меня — дохлые перепёлки», — вздохнула чародейка с сделала завершающий аккорд заклятия. Перепёлки взмыли ввысь, долетели до злополучной смотровой площадки, исчезли из глаз (Вилу подумалось, что они, должно быть, пытаются повторить путь жертв). Затем зеленоватые всполохи призрачных крыльев мелькнули в разных местах, и перепёлки стремительно понеслись вниз. Они грянулись о камни, взметнулись дождём розовых и голубых зёрен риса, сложившихся в две фигуры — мужскую и женскую. Абрисы фигур налились зловещим багрянцем, мерцавшим в ритме учащённого сердцебиения.

— Интересно, — проговорила Рика, и по блеснувшим глазам чародейки было понятно, что она чрезвычайно довольна результатом эксперимента, — всё, как мы и думали.

— Я ничего не понимаю, — коррехидор приблизился к созданным перепёлками силуэтам на земле, — почему ваши птицы упали совсем не туда, где лежали трупы?

— Потому что ритуал воссоздаёт свободное падение с Астрономической башни, видите? — чародейка указала на числа в пентаграмме, — я могла лишь задать начальные условия: вес и рост жертв, положение их центров тяжести, а также высоту башни, которую ваша тётушка столь любезно нам сообщила. Заклятие показало траекторию падения и место соударения с землёй. И, как мы с вами можем наблюдать, место это никоим образом не совпадает с тем, где были обнаружены студенты.

— Это я заметил, — согласился коррехидор, обходя вокруг женского силуэта, — Андо и Кензи должны были упасть гораздо ближе, да и позы, обрисованные Меллоуном не совпадают с теми, что изобразили перепёлки. Поскольку тела не перемещали, получается, что их столкнули.

— Да, — Рика укладывала в саквояж свои чародейские принадлежности. Таму она отправила в духовный план ещё раньше, как только та закончила свою работу, — никаких сомнений не может быть, мы имеем дело с самым настоящим убийством.

Далее последовал ещё один разговор с госпожой Докэру, во время которого тётушка коррехидора то впадала в уныние из-за случившегося в стенах её учебного заведения убийства, то принималась сетовать на жестокость и несправедливость судьбы, риторически вопрошая, почему убийце вздумалось творить свои злодеяния именно тут, а не в каком-либо ином, более подходящем для этого месте? Рика чувствовала себя уставшей и даже немного опустошённой. Хлопотливый день и ритуал выпили её силы. Поэтому она сидела безразличная и равнодушная, пока Вил раздавал указания своей тётке, какие именно шаги требуются от неё при подобном раскладе дел.

— По-моему вам нужно хорошенько покушать, — Вил заглянул в лицо девушки, — я отлично помню, что вы говорили, что некоторые ритуалы отнимают у вас много сил.

Они ехали по красивой подъездной алее Кленового института.

— Ага, — кивнула чародейка, — особенно трудно делать что-то в первый раз, да ещё, когда волшба совершенно не по профилю. В ритуале воссоздания падения с выстоы магам воздуха проще, не даром визуализация через птиц.

— В таком случае не буду утомлять вас выбором, что и где съесть, — заявил коррехидор, поворачивая от моста через Журакаву, — и решу за вас. Как вы относитесь к рыбе?

— Прекрасно отношусь, — ответила Рика, подавив зевок, — и при чём в любом виде.

— Замечательно. Тогда приготовьтесь к свежим впечатлениям, которые заставят все ваши вкусовые рецпторы удивляться: в ресторане «Улыбка желтохвоста» подают самые экзотические блюда из рыбы и морепродуктов во всём Кленфилде. Да и во всей Артании, — добавил он, подумав, — мне кажется, их шеф-повар сам придумывает рецепты соусов, соединяя воедино продукты, которые обычно не используются при приготовлении рыбы.

— Звучит зловеще, — откликнулась чародейка, — не представляю, каки продукты вы имеете в виду. Мне кроме шоколада, джема и молока ничего в голову не приходит. И ещё мёд, пожалуй. Но учтите, каким бы модным не был ваш хвалёный ресторан, есть рыбу с мёдом, шоколадом или арбузом я отказываюсь заранее и категорически!

— Предложение отправиться обедать в «Улыбку желтохвоста» уже само по себе отлично сработало — к вам вернулся привычный задор, — улыбнулся четвёртый сын Дубового клана, — хотя в меню у них и числится пресловутая рыба, запечённая со специями в половинке арбуза, дыни или кокоса, не волнуйтесь, у меня нет желания испытывать ваши вежливость и терпеливость, угощая дерзкими кулинарными экспериментами. Просто поедим вкусной жареной рыбы и всё.

Рыба, которую им подали в ресторане, оформленном под палубу парусного судна, действительно, оказалась превосходной, а лёгкое белое вино отлично её дополняло.

— Теперь для нас важнейшим становится мотив убийства в Кленовом институте, — заметил коррехидор. Они поели и ждали, когда им принесут чай, — даже не представлю, с какого бока копнуть.

— Давайте рассмотрим все возможные мотивы, отметём самые невероятные и отработаем оставшиеся, — чародейка поела, восстановила силы и оживилась.

— Резонно. С чего начнём?

— Самым распространённым мотивом для убийства является корысть, — заявила она, — вы задумывались когда-нибудь, почему люди идут на такое страшное преступление, как убийство? Это не кошелёк в Торговом квартале подрезать или дынную булочку в хлебной лавке стащить. Убийство противоестественно и противно человеческой природе, осуждается обществом, да и само карается смертной казнью.

Вилохэд пожал плечами, он как-то никогда не забивал себе голову философическими материями.

— Потому что человек не видит никакого иного способа решения проблемы, которую он в данный момент времени воспринимает как жизненно важную. Материальные блага и деньги, что индивид не может либо уплатить, либо получить. Вот вам главный корыстный мотив убийства.

— Не думаю, что у сына Шоколадного короля могли возникнуть серьёзные финансовые проблемы. Кензи-старший — один из богатейших людей королевства, — Вил разливал чай, что им принёс разбитной официант, наряженный пиратом с повязкой на глазу, — богаче добрых трёх четвертей древесно-рождённых. В критической ситуации он уплатил бы долги сына. Поругался, поорал бы, возможно, съездил чаду по роже, но уплатил. Ютако в деньгах недостатка не испытывал, нам сие подтвердили несколько человек, включая тётушку Сацуки. Он легко давал в долг и нередко забывал, кому сколько одолжил. Нет, не думаю, что в нашем случае дело в банальной корысти.

— Хорошо, — кивнула чародейка, наслаждавшаяся чудесным манговым чаем, — предложите свой мотив.

— Я предлагаю к рассмотрению мотив эмоциональный, — проговорил коррехидор после секундной заминки, — такой как любовь, ревность, измена, ну, либо — месть за измену. И их сочетания в разных пропорциях.

— Занятно, — Рика залилась смехом, — весьма занятно!

— Что вас так рассмешило?

— То, что вы предложили мотив любви, — ответила она, — обычно принято считать, что это мы, женщины, склонны по всякому поводу и без оного приплетать любовь, а также обнаруживать её проявления в, казалось бы, самых невероятных событиях.

— Я предложил эмоциональный мотив, а не просто любовь, — возразил коррехидор, — просто по статистике почти половина убийств совершается из эмоциональных побуждений, и любовь — всего лишь одна из них.

— Вот как раз по части любви у Кензи и Андо всё было прекрасно, — возразила чародейка, — неожиданная романтическая встреча на церемонии начала нового учебного года, спасение от падения, нежданные объятия, внезапно пробежавшая между ними искра, — всё это словно по писаному повторяет множество любовных романов и составляет мечту большинства девиц от четырнадцати и старше.

— Вы тоже мечтали о подобном? — коррехидор положил подбородок на сложенные домиком руки и со странным выражением поглядел на собеседницу.

— Ещё чего! — вскинулась она в ответ, — ни разу!

— А о какой любви мечтали вы?

— Мы строим версии или погружаемся в воспоминания?

Насупленный вид и резкий тон вопроса прекрасно давали понять, насколько чародейка не расположена откровенничать на эту тему. Вилохэд вздохнул, почесал глаз и налил себе ещё чаю.

— Вы правы, — проговорил он, — разделённое чувство никоим образом не располагает к убийству. Но ведь их убил посторонний, как раз именно тот, кому этой самой любви не досталось, либо новый роман жертв лишил его счастья. В данном случае «его» — всего лишь фигура речи, убивают и мужчины, и женщины. Брошенная бывшая — это кандидат номер один. Юта — завидный жених и удобный любовник, я в смысле денег. Он погружается в бурное море нового романа, а девица, получившая отставку, пытается вернуть своё. Ютако отказывает ей ещё раз, и вполне возможно, делает это в резкой форме, поскольку подобное объяснение уже состоялось. А, может быть, и не единожды. Девушка, которую отвергли, оскорбили, унизили очередным отказом решается покончить разом и с жестоким возлюбленным, и той, на кого он променял её любовь.

— И каким же образом она узнала, что влюблённые отправятся в Астрономическую башню?

— Она и не узнавала, — улыбнулся коррехидор, — она их сама туда позвала.

— Сама? — недоверчиво прищурилась чародейка.

— Да. Смотрите: силой затащить двоих молодых, крепких людей по довольно-таки узкой винтовой лестнице башни — та ещё задачка. Их не оглушали и не опаивали одурманивающими веществами. Так?

Рика подтвердила, что кроме банального алкоголя в крови убитых ничего не обнаружено. Предложенная коррехидором версия начала захватывать её.

— Обман тоже не подходит: их двое, а значит на их стороне и численное, и физическое превосходство. К тому же ничего не мешало банально сбежать при обнаружении обмана, — чародейка согласно кивнула. На телах не было следов насилия, какие непременно оставила бы драка или сопротивление.

— Но как убийца заманил тогда их на крышу? — спросила она, — я обдумывала вариант ложного приглашения на свидание. Убийца мог послать подложную записку, а лучше сам на словах передать приглашение вместе с убедительной просьбой держать всё в строжайшей тайне. Жертвы в назначенный час приходят на смотровую площадку, причём убийца же предусмотрительно отпер решётку двери. Кстати, она запирается вообще?

Коррехидор пожал плечами:

— По идее, должна. Место опасное.

— Потом убийца дожидается в кустах, пока влюблённые поднимутся наверх, приходит и сталкивает их.

— Возможно, — согласился Вил, — но кто принёс коньяк? И кто выпил то, что недопили Кензи и Андо?

— Убийца оставил бутылку и стаканы на столе, — увлечённо продолжала чародейка, — они выпили и тут-то появляется сам злодей.

— Представьте себе такую картину, — усмехнулся Вил, — ты уединился с любимой девушкой, вы выпили, и ты пребываешь в предвкушении, что вот-вот обретёшь то блаженство, ради которого и была затеяна сия эскапада, как появляется твоя бывшая и всё летит к чертям. Во-первых, ей очень непросто будет объяснить своё появление. Это, не говоря уж о том, что люди никогда не подключают тех, с кем недавно расстались, чтобы передавать что-либо на словах своим новым пассиям. Во-вторых, не факт, что они вообще станут с ней разговаривать, а не пошлют далеко и надолго, и уж точно не будут стоять втроём у парапета и глазеть на ночное небо.

Рика задумалась. В словах Вила было немало резонов. Ну пришла бы бывшая или бывший на смотровую площадку, кроме испорченного свидания ничего бы не вышло. Не стали бы Кензи и Андо в таком случае любоваться на луну, скорее уж вышел бы скандал, и непрошенного гостя погнали бы прочь. Или же влюблённые сами сбежали бы поскорее.

— Я полагаю, у вас имеется подходящее объяснение присутствия постороннего на ночном свидании? — поинтересовалась она, — и, надеюсь, это не окажется любовь втроём?

— Склонен считать, убийца предложил мировую. Пронёс в общежитие коньяк и пригласил в Астрономическую башню в качестве примирения. Что-то вроде клятвы богине Луны, что все обиды в прошлом, и они останутся друзьями.

— Но где тогда его стакан? Он что, свою долю коньяка выпил непосредственно из бутылки? — засмеялась чародейка.

— Нет, естественно, стакан был. Его просто не могло не быть. Только убийца унёс его с собой, он же намеревался выдать преступление за самоубийство-гэнроку. Лишний стакан на месте преступления никак не входил в его планы.

— Пожалуй, — Рика допивала вторую чашку чая, и какой-то частью рассудка всё силилась определить, какая трава столь чудесно оттеняет вкус чайных листьев и манго, — примирение подходит. Но мы не можем останавливаться на одной версии. Согласно регламенту проведения расследования следует рассмотреть все возможные, даже и маловероятные мотивы. Нельзя исключать, что тот или иной мотив кажется нам маловероятным из-за отсутствия нужной информации.

— Конечно. Я с вами полностью солидарен и думаю, что у вас наготове нужный мотив готов.

— Да, и этим мотивом может служить месть.

— Месть? — выгнул бровь коррехидор, — студентов? Кому и за что?

— Точнее, избавление от мучений, — пояснила чародейка, — вы что-нибудь слышали о травле в закрытых школах или иных учебных заведениях?

— Приходилось, но мне всегда сие казалось преувеличением либо родительским оправданием грехов драгоценного чада, как в случае с Э́йсой Бу́ной, причиной травли коего послужила его тяга к противоестественной любви.

— Про внука убитого дайнагона особый разговор, — Рика помнила недавнее расследование в охотничьем замке Каэдо́но, куда их с Вилом приглашали на королевскую помолвку, — но бывает и иначе. Вам, как младшему сыну Дубового клана, умному и красивому, этого не понять. Но обычный человек — другое дело. Травят за какие-то отличия во внешности, поведении, происхождение. В элитных заведениях обычная тупизна может стать причиной для унижений и остракизма.

— Надеюсь, вы говорите не о собственном печальном опыте? — Вил обеспокоенно смотрел на чуть покрасневшие щёки чародейки и ему вспомнился её нелепый наряд, в котором она щеголяла первые месяцы работы в коррехидории, — в Академии магии было нечто подобное?

— Со мной? Нет! Смельчаков потешаться над практикующей некроманткой обычно не находилось. Но вот девочку на пару лет старше меня засмеивали за бездарность. Дар у неё и правда был незначительный, а родители каждый год делали щедрые пожертвования, да и она сама старалась, как могла. Один прохвост-выпускник поспорил с дружками, что покорит сердце этой скромной и тихони, которая избегала мужского общества. Уж я не знаю, как, только через пару недель бедняжка влюбилась без памяти и как собачонка принялась везде таскаться за объектом обожания. Когда она ему надоела, он подговорил дружков дразнить девушку за бездарность и неяркую внешность. Она не то, чтобы была совсем уж дурнушкой, просто невзрачная, обычная, из тех, что не запоминаются совершенно.

— Каков мерзавец! — не удержался Вил, — мало того играл чувствами другого человека, так ещё решил вынудить к разрыву столь гнусным способом.

— К безобразиям присоединились девицы из их компании и сделали жизнь бедной А́ки абсолютно невыносимой. И тогда случилось вот что, — чародейка усмехнулась, — нет, до смертоубийства дело не дошло. Просто наша слабо одарённая Аки училась на отделении лечебной магии. Может быть, магических способностей у неё и не хватало, зато мозги были на месте. Она провела исследования о причинах облысения у мужчин в раннем возрасте, вычленила главные факторы, затем поломала голову и придумала собственное заклятие. Заклятие это она заключила в обыкновенный снежок и, дождавшись очередной порции насмешек от своего возлюбленного и его прихвостней, вроде как со злости швырнула ему этот снежок в лицо.

— Я догадываюсь, он облысел, — воскликнул Вилохэд.

— При том, как колено! — подтвердила чародейка, — Аки оказалась добросердечной девушкой, и её заклятие-проклятие действовало лишь до окончания Акдемии. Поэтому-то помочь Лысому, а именно такое прозвище приклеилось к негодяю, не смогли. Зато девушку никто больше не трогал. Так что месть за буллинг — тоже возможный мотив.

— Убедили, рассмотрим. Что ещё? — Вил задумался, — ещё одним каноническим мотивом для убийства может служить необходимость избавиться от свидетеля, но я не думаю, что в благополучнейшем Кленовом институте подобная необходимость может возникнуть.

— Просто станем иметь ввиду и её, — Рика черкнула что-то в блокноте, — как и разоблачение. Даже, если предположить, что кто-то из нашей парочки стал невольным свидетелем преступления. Например, во время выхода в город, и рассказал другому, то откуда преступник вообще мог узнать об этом? Как проник в институт? Как заманил жертв на крышу? Нет, — сама себя оборвала она, — в подобном случае убийство произошло бы в городе.

Коррехидор склонен был с ней согласиться.

— Давайте сначала отработаем версию ревности, потом буллинга. Этого для начала довольно. Завтра с утра мы с вами снова едем в Кленовый институт. Нужно составить полное представление, что из себя представляли Ютако Кензи и Майна Андо, с кем дружили, с кем враждовали. Воссоздать их личную жизнь за последние полгода, узнать не участвовали ли они случаем в травле кого-бы то ни было и чем интересовались. Последнее на случай вашего предположения о ненужном свидетеле.

Уже возле дома чародейки Вил сказал:

— Нам необходимо заказать вам наряд для свадебной церемонии.

— Мы женимся? — вырвалось у Рики.

— Нет, пока что женится его величество Элиас, а я и вы приглашены на празднество вместе с главой Дубового клана.

Щёки чародейки ожёг жар стыда. Надо же было так глупо себя повести! Хорошо ещё, что в магомобиле достаточно темно, чтобы Вилохэд не заметил её позора.

— А на торжественной церемонии королевского бракосочетания по традиции все должны надевать новое платье. Так что нам с вами не избежать визита к портным. Так как времени у нас в обрез, — о зачем-то взглянул на светящийся мягким магическим светом циферблат своих часов, — то завтра это сделать нужно непременно. Подумайте, какое платье вам бы хотелось надеть по этому случаю.

Продолжающая злиться на саму себя чародейка собиралась было заявить, что ей совершенно безразлично в чём идти, лишь бы не голой, но сдержала себя и пробормотала некое неопределённое обещание поразмыслить над этим животрепещущим вопросом.

— Как плачевно, что вам столь ненавистно всё, что связано с институтом брака, — проговорил Вилохэд, и Рика сама не заметила, как оказалась в его объятиях, — супружеский долг, долг любви, — одно из самых приятных обязательств.

Он поцеловал её. Осторожно, бережно, нежно. Рика словно растворялась в незнакомом чувстве, которое откликнулось в ней на прикосновение мягких губ четвёртого сына Дубового клана, и она, сама того не осознавая, ответила на поцелуй.

Глава 5
СУВЕНИР ИЗ КЛУБА ДЕТЕКТИВОВ

Чародейка опомнилась только дома, и те чувства, что она испытала в магомобиле, её скорее насторожили, нежели обрадовали. Очень скоро эта настороженность переросла в раздражение.

— Тоже мне, некромантка, — сама себя укоряла Рика, — расчувствовалась от поцелуев! Да твоё сердце должно быть твёрдым и холодным, как могильная плита. В жизни чародея нет места для всякой ерунды навроде любви. И кто вообще сказал, что Вилохэд стал целоваться, из-за того, что неравнодушен к тебе? — продолжала она вопрошать себя менторским тоном, — просто испытал мимолётный импульс. С мужчинами такое случается. Не доставало ещё напридумывать себе невесть что о нежном взгляде, трепетании сердец и переплетении нитей судьбы! Тебе же преотлично известна репутация четвёртого сына Дубового клана. Он привозил в Оккунари не одну невесту. С чего ты решила, будто на вашей формальной помолвке всё остановится? Захотелось остаться с разбитым сердцем? Тогда — вперёд!

Рика остервенело вывалила на пол содержимое ящика шкафа и принялась отправлять вещи назад, аккуратно складывая каждую. Но успокоение так и не приходило. Какой-то едва слышный голосок в сердце продолжал нашёптывать о том, что прежде поцелуи парней её практически не трогали, а тут… даже стыдно вспомнить!

— Всё, хватит! — приказала она самой себе, — отныне только работа и саморазвитие, саморазвитие и работа. А господину полковнику следует как следует напомнить о формальном их статусе и предложить поискать женского внимания в другом месте. Может, ещё и амулет снять?

Эрика, как и многие женщины рода Таками, уже родилась жрицей бога смерти Эрару, и с пятилетнего она была посвящена ему, а, точнее, ИЗБРАНА им. Что, в свою очередь, не могло не наложить отпечатка на саму личность чародейки. Люди в её присутствии ощущали дискомфорт и старались отойти на безопасное расстояние. На них буквально накатывал запах свежевыкопанной могилы и сжигаемых на похоронах благовоний. А терпко-сладкий аромат паучих алых лилий не в силах были заглушить никакие, даже самые доргие, духи. Дабы приглушить эту ауру, которую подавляющее большинство людей воспринимало как пугающую и гнетущую, девушка носила специальный амулет. Но, вот Вилохэд Окку принадлежал к той малой части людей, на которых отпечаток бога смерти не оказывал ровным счётом никакого влияния, а это означало, что отказ от ношения подавляющего амулета не возымеет должного действия.

— Разве что окружающие шарахаться начнут, — невесело усмехнулась про себя чародейка.

А тут ещё совсем не к месту вспомнилась необходимость завтрашнего посещения портнихи Дубового клана, дабы заказать наряд для королевской свадьбы. Ещё одно традиционное артанское одеяние, чтобы надеть которое требовалась помощь постороннего лица, было чародейке абсолютно не нужно, но его величество Элиас специально указал в приглашениях на свадебную церемонию, что все его подданные, кого он почтил своим вниманием, должны облачиться в классический артанский костюм эпохи Расцветания и Увядания, исполненный в цветах своих кланов.

— Это в наши-то дни! — усмехнулась чародейка.

Однако ж, от заказа одежды деваться было некуда, и она решила проконсультироваться с Эни, хотя сердце и не лежало к подобной беседе. Подруга закупала женские журналы стопками и всегда была в курсе всех новых тенденций и трендов сезонной моды.

— Какая-то ты унылая сегодня, — заметила подруга, складывавшая ноты для завтрашних уроков в сумку, — может, голова болит? В газетах поговаривают о надвигающемся шторме, от этого голова может разболеться только так. Или, — она окинула чародейку оценивающим взглядом, — на любовном фронте сгустились тучи? Ведь из-за сложностей в Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя ты расстраиваться не склонна.

Рике ужасно хотелось выместить на не в меру догадливой и любопытной подруге всё своё недовольство, но, рассудив здраво, что вины Эни Вады в ситуации с коррехидором нет никакой, только мотнула головой и отговорилась мигренью вкупе с запутанным убийством, так не кстати случившимся как раз накануне королевской свадьбы.

— Я как раз по этому поводу и зашла к тебе, — проговорила чародейка, невольно ощущая, как знакомая уютная комната подруги успокоительно действует на её смятённую душу, — мне нужно заказать подобающий наряд.

— Ты приглашена на церемонию! — воскликнула Эни и тут де сама себя осадила, — естественно, приглашена. Положение младшей невесты Дубового клана обязывает. Эх, завидую я тебе Рикочка! По-хорошему так завидую. Попасть на свадьбу венценосных особ — просто небывалое счастье. Ведь человеку не повезёт прожить всю свою молодость в то время, когда король уже может быть женат, или слишком молод, или вдов, или ещё что-нибудь. Тебе же несказанно повезло жить в нужное время и снискать нежные чувства самого красивого холостяка Артании. Так чем я могу помочь?

— Посоветуй, какой из цветов Дубового клана в моде этой весной.

— А какой цвет или цвета более других милы для твоего суженого? — хитрющие чёрные глаза взглянули на чародейку из-под длинной чёлки.

— Без понятия, — процедила она в ответ, — и интересоваться не собираюсь.

Во фразе чародейки настолько слышалась скрытая злость, что Эни предпочла воздержаться от комментариев и спросила, какие именно цвета относят к родовым цветам в Дубовом клане. Рика смогла назвать зелёный, коричневый и серебристый.

— Светло-зелёное платье у тебя есть, — загнула палец подруга, — я о том, что тебе подарила графиня Сакэда, и второе зелёное тебе без надобности. Хотя, — она прищурилась, — с твоими нефритовыми глазами тусклый зелёный — просто находка. Особенно, если украсить контрастной вышивкой. Только представь себе: разбросанный по блёкло-зелёному полю бамбук твоего клана, розовые лотосы и порхающие птицы. Может получиться весьма изысканно. А вот если пойти от коричневого, — задумчиво проговорила Эни, — то интересное сочетание может получиться с вышитыми пионами или расцветающей сакурой. Как невесте тебе расцветающая сакура — самое оно!

— Если ты ещё раз за сегодняшний вечер упомянешь «невесту Дубового клана», — проговорила чародейка тоном, не обещавшим нарушителю ничего хорошего, — я просто выйду вон и перестану с тобой разговаривать как минимум на неделю.

— Хорошо, хорошо, — чуточку насупилась Эни Вада, — не представляю, какая муха тебя сегодня покусала, только подчиняюсь. Теперь серебристо-серый. Сей благородный цвет предоставляет множество возможностей, поскольку великолепно комбинируется практически с любым иным цветом.

— Пожалуй, я остановлюсь на коричневом, — остановила подругу чародейка, — не то я начинаю путаться в вариантах.

— Времени остаётся совсем мало, чтобы сделать качественную вышивку, — проговорила Эни таким озабоченным тоном, будто бы эту самую вышивку предстояло ей сотворить своими руками, — успеют ли?

— Очень рассчитываю, что у портнихи сыщется что-нибудь из готового, — пробормотала чародейка и ушла к себе.

Спалось в эту ночь из рук вон плохо. Нагрянули кошмары. «Некромант просто не может позволить себе быть изнеженным и чувствительным», — любила повторять бабушка. Посему Рика обладала крепкими нервами и отличным самоконтролем (без него не только в некромантии, но и в любом другом виде магии делать нечего) и кошмаров не видела лет семь. А вот теперь, извольте: путаный, липкий сон с бесконечными блужданиями по сумеречному, одновременно знакомому и чужому Кленфилду со снующими всюду облезлыми кошками, гигантскими воронами и воняющими сгоревшим жиром факелами. Одним словом, отвратительный, нудный и будоражащий душу кошмар. Но самыми пугающими были не животные и не мёртвые улицы, а то, что чародейка искала некоего человека, ни имени, ни лица которого припомнить никак не могла, но остро ощущала, что этого самого мужчину она так сильно любит, что просто умрёт, если не найдёт его. И было от этого настолько больно, что проснулась она с мокрыми от слёз щеками.

Эни, естественно, успела проболтаться квартирной хозяйке и о приглашении на королевскую свадьбу, и о грядущем пополнении гардероба. Обе женщины умильно смотрели на Рику, отпускали многозначительные, но пространные замечания, и словно бы случайно завели разговор о том, какие именно платья носят светские дамы этой весной. Рика резонно ответила, что весны-то осталось всего ничего, и модницам в самый раз о летних платьях задуматься. Её собеседниц сие многозначительное замечание нисколько не смутило, они лишь с бо́льшим интересом погрузились в глубины модных течений. Рика допила кофе и отправилась в коррехидорию с тяжёлым сердцем. Перед сном она приняла решение строжайшим образом пресекать любые поползновения со стороны Вилохэда превратить их формальный статус в настоящие отношения.

— Во-первых, — продолжила она диалог с самой собой, пока шла в коррехидорию, — не факт, что я интересую полковника Окку. А хоть бы и интересовала? Что с того? Неизвестно, сколько продлится его чувство. Стать очередным увлечением завзятого разбивателя сердец — такое себе удовольствие. А, во-вторых, влюблённость на корню разрушит их дружеское общение, беззаботность и отсутствие формальностей в отношениях. Да и подобное без сомнений повредит их работе, — убеждённо закончила чародейка уже на подходе к величественному серому зданию, — так что, полковник, советую держать свои руки и губы в отдалении от моей скромной персоны. Иначе на церемонию королевского бракосочетания вам придётся идти одному. Помолвку легко расторгнуть. Коли желаете иметь передышку от бесконечных попыток ваших родителей устроить ваш брак, извольте придерживаться правил. Ничего личного, никакой любви, просто хорошие знакомые, пускай даже чуточку друзья, и не более!

Вахтенный с удивлением посмотрел на насупленную чародейку. Последнюю фразу она произнесла вслух, отчего ужасно смутилась, холодно кивнула и понеслась к себе на цокольный этаж. Ей сейчас не помешало бы погрузиться с головой во вскрытие, отключиться от навязчивых и неуместных мыслей о миндалевидных карих глазах и удивительно нежных губах. Но, словно назло, трупов в прозекторской не было.

Зато не успела она раздеться, как в её кабинете объявился Вилохэд.

— Доброе утро, — проговорил он, — как спали?

— Нормально, — ответила Рика, — что у нас по Кленовому институту? Кажется, мы собирались плотно побеседовать с друзьями наших убиенных, кураторами их групп и собрать наиболее полную информацию об их личностях и интересах. А ещё предполагался визит дом Шоколадного короля, меня занимает матушка Юты. Она уж точно знает о своём ненаглядном чаде куда как больше отца.

— Притормозите, — улыбнулся коррехидор, — вы сегодня буквально лучитесь энтузиазмом, но начнём мы с вами не с Кленового института и уж, тем более, не семьи Кензи (не дело беспокоить их в день похорон), а отправимся к портнихе Дубового клана. Вам нужно заказать подобающий наряд. Вы продумали, что именно желаете?

— А вы? — вопросом на вопрос ответила чародейка, — я как-то сомневаюсь, что у вас в заначке имеется подходящее одеяние эпохи императора Ористана?

— Я уже заказал себе соответствующий наряд, — сообщил Вил, — так что дело за вами.

Рика специально уселась в магомобиле на заднее сиденье и получила удивлённый взгляд своего начальника. Обыкновенно чародейка предпочитала ездить спереди.

Госпожа Сименс встретила их как и в прошлый раз с вежливым радушием, в котором отсутствовали малейшие признаки подобострастия. Да, она прекрасно помнила госпожу Таками и с огромной радостью готова создать платье, достойное младшей невесты Дубового клана и столь знаменательного события, «который каждый артанец ожидает с замиранием сердца». Рике ужасно не хотелось ещё раз подвергаться нудному ритуалу снятия мерок, поэтому она спросила, не найдётся ли уже готового наряда в подходящих цветах?

— Должна признаться, — портниха тряхнула головой, которую украшала модная причёска в континентальном стиле, — моё хобби — вышивка шёлком. Научила меня этому прекрасному искусству бабушка-делийка, и мои вечера нередко заняты сим благородным времяпрепровождением. Я страстно люблю вышивать цветы. Совсем недавно закончила пионы и воробьёв. Даже не знаю, придётся ли платье вам по вкусу.

— Замечательно! — обрадовалась чародейка, узнав, что фоном для вышивки послужил красновато-коричневый плотный шёлк, — уверена, что буду просто в восторге, тем более, что воробьи — мои любимые птицы.

— Помимо всего прочего, они символизируют жизнестойкость и бесшабашное веселье. Ибо мало что сравнится с прелестью радостного воробьиного чириканья, — подхватила госпожа Сименс, — если платье окажется чересчур длинным, подогнуть подол не займёт много времени.

Рика страшно не любила, когда окружающие указывали на её невысокий рост, но ради получения платья сразу без утомительного подбора материала, рисунка для вышивки и нескольких примерок готова была простить портнихе её бестактность.

— Только, — замялась портниха, уже успевшая кивком отправить помощниц в глубины ателье, — платье с пионами и воробьями отличает уникальная вышивка, на которую были потрачены часы моего личного времени и бездны драгоценного шёлка, привезённого из Делящей небо, где его окрашивали специальными красителями без алхимии и магии. Одни только натуральные цвета.

Вил прекрасно понял, к чему клонит госпожа Сименс, и надменно ответил:

— Вопрос цены не волнует Дубовый клан, он не должен волновать и вас. Коли моей невесте ваше творение с вышивкой драгоценными делийскими нитями придётся по сердцу, я заплачу любую сумму.

Тем временем знакомые чародейке девушки, похожие друг на друга как сёстры-погодки, на вытянутых руках вынесли шуршащее национальное платье с широкими и длинными рукавами. По насыщенному фону цвета раннего спелого каштана ветер разметал летящие лепестки отцветающих роскошных пионов, по их изящным стеблям скакали дивные воробышки, а их собратья в стремительном полёте разлетались по рукавам и устремлялись к воротнику из розового же шёлка.

— Видите? — не без гордости проговорила портниха, с любовью проведя рукой по глади шёлка, — оттенки цветов и окраса птиц великолепно дополняют коричневую глубину ткани.

Рике платье понравилось, и это не укрылось от владелицы ателье. Она нежно, но настойчиво увлекла чародейку в примерочную, по дороге рассуждая, какой цвет исподнего платья и широкого пояса лучше дополнят праздничный наряд. И через четверть часа перед коррехидором, скучавшим за разглядыванием журнала по скачкам — единственного издания для мужчин, затерявшегося посреди периодики о моде и домашнем хозяйстве, появилась Рика, облачённая в роскошный праздничный наряд. Он поднялся, окинул девушку восхищённым взглядом и взял за руку.

— На мой взгляд — именно то, что надо. Вы похожи на придворную даму императрицы Са́дзи, которых поэты воспевали в стихах, непрестанно уподобляя прекрасным цветам.

Он по материковому обычаю поцеловал руку чародейки. Потом неожиданно повернул руку и покрыл поцелуями от ладони почти до самого локтя. Рика резко отстранилась.

— Что случилось? — удивлённо проговорил коррехидор.

— Объясню потом, — последовал ответ, — если вас устраивает, я бы остановилась именно на этом платье, — и она вопросительно взглянула на портниху Дубового клана.

— Да, да, — включилась та, сбросив удивление от неожиданной размолвки влюблённых, — госпоже Таками поразительно идёт это платье. К вечеру, да что там к вечеру! — сама себя оборвала она, — к обеду подол будет укорочен. Куда послать курьера?

Вил выписал чек и велел доставить платье в резиденцию Дубового клана.

Уже в магомобиле насупленная чародейка попыталась избежать объяснений, отговорившись, будто бы побоялась, что коррехидор может наступить на волочащийся по полу долгий подол.

— А вот лгать не стоит, — проговорил он, останавливаясь под раскидистым деревом в одном и тихих переулков, — вы отпрянули от меня как от зачумлённого, когда я стал целовать вам руку.

— Да, — возмущённо вырвалось у чародейки, — но вы целовали меня уже почти у сгиба локтя! Да ещё на людях!

— Но вчера бы отнюдь не были против, — усмехнулся он, — и что касается приличий: древесно-рождённый лорд вправе проявлять знаки внимания к своей невесте в любом месте и в любое время.

— Давайте лучше припомним, что наша помолвка — не более чем формальность, устраивающая нас обоих, — заявила Рика, избегая смотреть на разочарованное красивое лицо четвёртого сына Дубового клана, — посему любые проявления несуществующих чувств я полагаю неуместными и осложняющими нашу профессиональную деятельность.

— Вот, значит, как, — тихо проговорил Вил, — несуществующие и неуместные чувства.

Он не сказал более ни слова, выехал из-под дерева и до самого Кленового института хранил молчание.

— Всё наше сообщество буквально бурлит, — сообщила госпожа ректор, с посещения которой начался их очередной визит, — студенты настолько возбуждены произошедшим, что в пору занятия отменять, — она покачала головой, — и ваше с госпожой чародейкой присутствие способно лишь усугубить волнение и интерес. Тебе бы, дорогой мой племянничек, не мешало поскорее разобраться с расследованием. Хотя у меня в голове не укладывается, что У НАС случилось убийство!

Вилохэд заверил, что они сделают всё возможное.

В коридоре крутился уже знакомый им глава студсовета — светловолосый парень изящного сложения. Он пытался делать вид, будто бы проверяет наличие пыли на рамах картин, развешанных по стенам. Но стоило чародейке и коррехидору выйти из кабинета ректора, как он поспешил им навстречу.

— Господа, господа, — проговорил он с плохо скрываемым волнением, — вам явно требуется помощь.

— Да, уж, — пробормотала себе под нос Рика, — без вашей помощи, господин Курису, Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя, как без рук.

— И чем же вы полагаете нам помочь? — спросил коррехидор.

— Возможно, вернее даже наверняка, — поправился студент, — вам будет небезынтересно, но ваш покорный слуга помимо руководства студенческим самоуправлением уже четвёртый год является бессменным председателем Клуба детективов, — он с достоинством поклонился, — посему я в полной мере владею методами дедукции и отличаюсь примерной наблюдательностью.

— И беспримерным самомнением, — не выдержала чародейка.

— Господин Курису, — Вил проигнорировал ядовитый комментарий спутницы, — я, как глава Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя, выражаю искреннюю благодарность за предложение квалифицированной помощи. Мы без всякого сомнения им воспользуемся, но в свой час. А пока я желал бы переговорить с ближайшими друзьями Ютако Кензи, если таковые у него имелись.

— Так я и есть — самый наиближайший его друг! — восторженно воскликнул Курису, — прямо с церемонии посвящения.

— Я полагаю, у главы студсовета найдётся местечко, где мы могли бы поговорить без проблем, — предположил коррехидор.

— Естественно, — последовал гордый ответ, — и таких мест целых два: кабинет студсовета, но там сейчас заседает рабочая группа Весеннего культурного фестиваля; так что нам будет лучше направиться в логово детективов. В этот час нас точно никто не побеспокоит.

Логово детективов на поверку оказалось бывшей аудиторией, вернее её частью, отгороженной высоким шкафом с геологическими экспонатами заброшенного кабинета географии. Бархатные мягкие стулья с потёртыми сиденьями явно остались от минувших лет, а стол, с которого Марк поспешно убрал пепельницу с папиросными окурками, был завален книгами и какими-то листками, из-под которых высовывался уголок иллюстрированного мужского журнала. Проследив за скептическим взглядом чародейки, студент засунул его поглубже, скромно положив сверху потрёпанный томик учебника по криминалистике.

— У вас в институте бывали зафиксированы случаи издевательств? — спросил коррехидор, вытащив из кармана блокнот.

— Издевательств? — переспросил Марк на манер тугоухого.

— Да, издевательств. Причём нас интересуют как физические, так и моральные мучения и имена студентов, принимавших участие в подобных безобразиях. Особливо нас интересует ваш друг Ютако.

— К моей великой радости, могу с полной ответственностью заявить, что никаких подобных случаев в нашем институте не зафиксировано: ни физических, ни моральных! А что касаемо Юты, — Марк махнул рукой, — так он добрейшим человеком был, широкая душа, открытый и незлобливый. Пожалуй, Юта был бы самым последним из моих знакомых, кого можно было бы заподозрить в злонамеренных придирках или насмешках.

— Бросьте, Курису! Я — не инспектор из министерства, мне не нужны ваши благоглупости, посредством коих вы столь привычно создаёте идеальную картинку институтской жизни. В коллективе молодых людей невозможно обойтись без противоречий, обид, да и банальной ревности в конце концов.

— Если подумать и сказать по честности, имеется в наших рядах одна весьма знаменательная личность. Правда, её издевательства больше против неё же самой и оборачиваются, — он покачал головой.

— Это была убитая? — оживилась чародейка.

— Что вы! Майна — девица покладистая, воспитанная и сдержанная. Чего не скажешь о её соседке. Эта крашеная стерва, извините меня за столь откровенную характеристику, но иного определения Яна Окура попросту не заслуживает. Почитает себя выше других, хамит, грубит, унижает по всяческому поводу. Юта не раз сказывал, как бедняжечке Майне от этой фурии достаётся, всё ломал голову, каким образом Окуру на место поставить, чтобы той раз и навсегда расхотелось над окружающими издеваться. Представляете, что она учудила? Майночка по рассеянности совершенно случайно оставила детективный роман на половине стервятницы, как та не преминула воспользоваться ей же самой придуманным правилом и спалила книгу в металлическом ведре, обозвав сие самовольство «ритуалом». И госпожа Саюси на подобные безобразия закрывает глаза. Тут в комнате чуть ли не пожар, а она заявляет, мол, ничего страшного, просто банальная утилизация отходов. Когда мы, а точнее Юта попытался ей пожаловаться, она и слушать не стала. Отговорилась, что, коли она «своими глазами» ничего не видала, то и говорить не о чем. Подозреваю, имеется причина, по которой заместитель ректора в хозяйственной области в определённые моменты времени не в ту сторону глядит. Не так всё просто. Но боги на небесах — на то боги и есть, дабы на бренной земле справедливость восстанавливать. Крашеное пугало от других студентов по полной огребло: заявилась на занятия в рваном балахоне с курьими костями. Не поленилась же обгладывать дочиста, а после нашивать в разных интересных местах. Хотя, может, эти самые кости она и выварила…

— Не станем отвлекаться на методики очищения куриных костей, — заметил Вилохэд, — возвратитесь к Окуре. Насколько я понимаю, её внешний вид не снискал понимания со стороны остальных студентов?

— В самую точку, господин полковник, в самую точку, — откликнулся председатель студсовета, — она своим с позволения сказать нарядом зацепила одну девицу и попыталась высказаться о примитивных людях, жизненные интересы которых не столь далеко ушли от интересов муравьёв или же жаб. Та поглядела на идиотку в балахоне, сказала ей пару ласковых, остальные, натурально заржали. Окура покраснела, аж под слоем белил видать было, и вон выскочила. А её с тех самых пор Старьёвщицей да Мусорницей все звать принялись. Может быть, она ещё пару разиков попыталась вылезти, но с тем же эффектом. С тех пор Окура на лекции ходит через два раза на третий, с простыми смертными не общается, и даже взгляда не удостаивает. Однако ж, никто от этого не заплакал.

— Получается, что она пыталась издеваться над окружающими, а сама стала объектом насмешек? — уточнила Рика.

— Да, так и есть.

— В других группах случалось подобное?

— Нет. Люди мы все уже вполне взрослые, давно переросли детские обзывалки и дразнилки. Любовь и ревность, о коих вы изволили упомянут, понятное дело бывали. Однако ж, — он прищурил глаза, что затеняли длинные ресницы, каким позавидовала бы любая девушка, — коли вы думаете, будто бы ревность может оказаться мотивом убийства, — парень чуть склонил голову набок, отчего его пушистые волосы, постриженные по последней моде, упали на лоб, открыв маленькое ухо со дыркой от серёжки, — у Майны и Юто ни соперников, ни бывших среди студентов не водилось. Ревновать некому и не к чему, — Марк сдул чёлку, явно ожидая уточняющего вопроса. Его не последовало, и ему пришлось пояснять самому, — вы же знаете, кто родители Юты? — и сам себе ответил, — глупый вопрос, конечно, знаете. Так вот, Ютако не раз говорил, что ему жену родители подбирать станут, поскольку интересы семьи для них стоят на первом месте. Нет, не подумайте, будто бы речь о банальных деньгах шла. Денег у Кензи достаточно, но Юта не раз повторял, что у его отца желание породниться с древесно-рождёнными в настоящую идею-фикс превратилось, спит и видит, как бы свою шоколадную продукцию камоном украсить. Посему мой друг и решил серьёзных отношений в институте не заводить, ибо, как он говорил: «Разбитая рожа не так сильно портит жизнь, как разбитое сердце».

— Но ведь с Майной Андо у них всё вроде бы серьёзно было? — уточнил Вил.

— Майна буквально сразила его в самое сердце — мечтательно проговорил Марк, — куда только девались его благие намерения! Да и происхождение у ней достойное. Влюбился, как миленький. Да и она с него восхищённых глаз не сводила, а тут ещё общее увлечение — детективы. Оба запоем романы читали, обсуждали, мечтали какое-нибудь преступление самим раскрыть. Впрочем, — он дёрнул бровью, — об этом все члены Клуба детективов мечтали. Правда, большинство уже к концу третьего курса понимают, что мечты мечтами, а реальность реальностью, и перестают даже пытаться. Но только не Юта!

— Чем вообще занимался ваш клуб?

— Наш клуб имеет богатую историю, — важно заявил Марк, — его основали парни из самого первого мужского набора. Болтали, будто бы они подавали заявку на Чайный клуб, но преподаватели посчитали, что клуб любителей чаепитий может быстренько перерасти в клуб любителей спиртного, поэтому разрешения не дали. Основатели почли за благо изменить направленность и название. Так в Кленовом институте прочно обосновались любители тайн, расследований, да и просто любители совать нос в чужие дела. Чем, собственно клуб занимался всё время. Но справедливости ради нужно поведать о знаковом расследовании, которое старшие провели в свою бытность студентами.

Он выдержал театральную паузу, по всей видимости для того, чтобы чуточку поинтриговать слушателей, которых расследования уже выпустившихся студентов интересовали чуть меньше, нежели никак. Вздохнул, не дождавшись желанной реакции, и продолжил:

— Хотя, конечно, по большому счёту признать Первое дело Детективного клуба по-настоящему значимым у меня не поворачивается язык. Им удалось найти пропавшие деньги клуба лучников. И коварным похитителем оказался сам казначей. Но шумихи было довольно, чтобы старшие прославились и загордились. Мы тоже, естественно, были не против раскрыть какое-нибудь преступление, — покачал головой Марк, — даже в прошлом году нашли украденный новогодний десерт, но во всём остальном дело касалось чтения и обсуждения книг.

— А ничего странного или подозрительного в последнее время в поле зрения вас или же других членов клуба не попадало? Вы ведь понимаете, к чему я клоню? — Вил вопросительно взглянул на студента, — убийства не ровном месте не случаются. Не было чего-нибудь необычного или же подозрительного именно по отношению к Кензи и Андо?

Марк задумался.

— Первой странностью было то, что Ютако привёл свою даму сердца в наш клуб. Хотя в уставе Клуба детективов не сказано, что членами его могут быть только мужчины, традиция такова, что у нас одни парни, а тут — девушка. Я, как председатель, натурально воспротивился. Говорю, мол, что это вы коллега Кензи (на заседаниях клуба мы по традиции старших друг друга на «вы» величаем) нарушать правила удумали? А он отвечает, что правила для того и создаются, чтобы их нарушать, и исключения лишь эти самые правила лишь подтверждают. Дескать, пускай Майна Андо таким исключением и будет, и на устав сослался.

— Другие члены клуба тоже оказались не в восторге, как я понимаю, — вставила реплику чародейка.

— Кто как. Двоим было всё равно, а остальные присоединились ко мне. Так что, считая самого Юту, голоса разделились поровну. Наша партия справедливо полагала, что присутствие на наших собраниях девицы значительно ограничит нашу свободу действий и высказываний, добавит неловкости, и из-за Майны наша непринуждённая дружественная атмосфера, которую мы все бесконечно ценим, просто сойдёт на нет. Я апеллировал к обычаю недопущения женщин в мужские клубы, а сторонники Юты возражали: раз в названии клуба отсутствует слово «мужской», то и принять в его ряды девушку не будет таким уж серьёзным отступлением от правил. Мы даже чуть не перессорились по этому поводу. В итоге Майну приняли ассоциировано. То есть она могла приходить вместе с Ютой, но не более.

— Хорошо, — вздохнул коррехидор. С его точки зрения приём в студенческий клуб Майны Андо не имел отношения к убийству. Людей не убивают из-за нежелательного новичка, — это всё?

— Пожалуй, — пожал плечами председатель, — вроде бы, да. Хотя, — он поднял на коррехидора глаза, — я не придал этому значения, но три дня назад Юто попросил прийти в клубную комнату пораньше. Я подумал, что он снова примется уговаривать меня принять свою девушку полноценным образом, но он заговорил совершенно о другом. Мой друг нацепил на себя маску таинственности и принялся заливаться соловьём о том, что они с Андо узнали о самом настоящем преступлении, выявили виновного и вскоре весь Кленовый институт просто ахнет, когда они предъявят общественности раскаявшегося преступника.

— И как, представил раскаявшегося грешника? — поинтересовалась чародейка.

— Нет, они погибли.

— Почему вы не сказали об этом раньше? — это уже был Вилохэд, — вам не приходило в голову, что разоблачение повлекло за собой смерть разоблачителей?

— Тогда — нет, — криво усмехнулся детектив-любитель, — не удивляйтесь, ваше сиятельство. Если бы столь же хорошо знали Ютако Кензи, как знаю его я, вы бы тоже не приняли его слова всерьёз, — и поспешил объяснить, — Юта всегда был склонен к разного рода розыгрышам и мистификациям. Например, знаменательный поиск квартиры номер 50. Все члены клуба накануне выходных получили по конверту, кои содержали послания, где категорически возбранялось сообщать что-либо своим товарищам, да и вообще кому бы то ни было. Вопрос жизни и смерти! Далее послание содержало точные указания, каким образом надлежит действовать, дабы сохранить жизнь и «целостность тела» нашего общего друга Юты. Мы обиняками выяснили, что Юта покинул институт ещё в пятницу вечером, и с тех самых пор его местонахождение неизвестно. Хотя обычно он отличался открытостью, граничившей с болтливостью, и вся наша компания была более или менее в курсе его каждодневных дел. Тогда мы переполошились не на шутку: вдруг Юто похитили, или же он вляпался в нехорошую историю, они не так редко встречались во всеми нами горячо любимых детективах. Посему мы хранили молчание, а на следующий день, в воскресенье, отправились по указанному адресу. Потом мы со смехом вспоминали, какой сложный путь пришлось преодолеть каждому члену клуба! Кто-то пробирался по узким переулкам предместья и еле унёс ноги от стаи бродячих собак. Мне выпал маршрут через строительную площадку, и я чуть было не заблудился посреди престранного сооружения. Одному парню-старшекуснику довелось вдосталь поплутать по огородам и пашне. В результате всех этих мытарств все мы пришли к чёрному ходу обшарпанной гостиницы, поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж и нашли дверь, на которой красовался нацарапанный мелом условный знак. За дверью царила темнота и тишина. Мы с замиранием сердца сделали первый шаг, и замогильный голос велел пройти пять шагов вперёд, остановиться и повернуться лицом направо. После чего зажегся свет, и мы увидели сияющего Юту, который улыбался во весь рот возле стола, накрытого с королевской щедростью. Ведь он и есть — наследник Шоколадного короля! Оказалось, Юта просто решил нас всех удивить и порадовать. Для этого он не только заказал обед в роскошном ресторане, он ещё и презентовал нам особые перстни Клуба детективов. И только потом мы узнали, что таинственная гостиница, куда мы с такими трудами пробирались разными путями, расположена всего в квартале от Кленового института! Во время застолья Юта рассказал нам о ещё одном деле, которое раскрыли наши предшественники, речь шла уже о втором поколении клуба. Им удалось вывести на чистую воду одного из членов студсовета. Студент, имя коего осталось сокрыто от потомков, помогал преподавателям раскладывать билеты во время экзаменов и зачётов. При этом он раскладывал их по определённой системе, а ключи к этой самой системе (если уж быть совершенно точными, к нескольким системам) продавал. Студентам не нужно было забивать голову, заучивая все билеты, хватало знания одного-двух и скромной суммы, чтобы получить указание, где их найти. Юта был переполнен энтузиазмом, он предлагал тосты за старших, за нас, восклицая, что наш долг не посрамить репутацию Клуба детективов и приложить все силы, дабы войти в историю Кленового института с каким-нибудь сногсшибательным расследованием.

— Понятно, — проговорил Вил, — а что за кольца?

Парень полез за шиворот и извлёк красивый кожаный шнурок, на котором висел огромный безвкусный перстень из золота и серебра с печаткой, изображавшей западный рыцарский щит, скрещённые пять мечей и два иероглифа: тайна и знание, которые при некоторой фантазии можно было прочесть как «интерес и преступление».

— Вот, — он стянул с шеи шнурок и протянул коррехидору, — такие вот кольца получили все члены нашего клуба. Носить на пальце сие сомнительное украшение мало кто решался, а вот иметь сувенир, придающий нашим собраниям оттенок элитарности приятно. Поначалу, чтобы попасть на заседание, нужно было предъявить перстень, но со временем традиция эта утратила новизну, угасла и забылась.

— Скажите, — проговорила чародейка, рассматривая тяжёлое кольцо, — Ютако Кензи тоже носил свой перстень на шнурке? — ей вспомнилось, что при вскрытии ни шнурка, ни самого кольца Клуба детективов она не видела.

— Юто был, пожалуй, единственным, кто не стеснялся надевать перстень на палец. Ведь дизайн символа клуба он придумал сам и очень этим гордился. Собственно, из-за подобных выходок моего бедного друга я и не придал должного значения его словам о преступлении. К тому же настойчивые уверения, что после «блистательного расследования» мы буквально не сможем не сделать даму его сердца полноценным членом клуба, тоже наводили на мысли о каком-нибудь фортеле.

— В последнее время Юта носил кольцо? — спросила чародейка.

— Естественно. В момент разговора о «преступлении» он размахивал рукой перед моим носом, и на его среднем пальце красовалось кольцо.

Рика и Вил задали ещё несколько вопросов и отпустили Марка Курису с миром.

— Версия буллинга и ревности потерпели жестокое фиаско, — заметил Вил.

Они уселись на лавочку в институтском парке, и воздух, напоённый ароматами цветущих деревьев, был особенно сладок после спёртой атмосферы старой аудитории.

— Так и есть, — согласилась Рика, — но зато мы получили полноценное доказательство убийства: кольцо. Точнее, его отсутствие. Перстня не было ни на шее, не на пальце убитого, ни в его комнате, следовательно, драгоценность забрал убийца.

— Сомнительно, — возразил коррехидор, — кольцо, конечно, не дешёвое, но и не столь дорогое, чтобы из-за желания обладать им убивать двоих человек. Вряд ли при его продаже можно много выручить. Уникальность перстня — большой недостаток, она легко наведёт на след. Не стыкуется изощрённость самого преступления с подсказкой в виде классического стихотворения с банальной кражей кольца.

Рика проводила глазами промелькнувшую птичку и ответила:

— Что, если убийца сперва не собирался грабить Ютако Кензи, но в момент засовывания листка со стихотворением ему в карман заметил кольцо и решил взять просто как лёгкие деньги. В этом случае мы можем предположить, что убийца — человек небогатый, и некоторое финансовое подспорье для него не будет лишним.

— Возможно, — кивнул Вил, — меня более заинтересовала история с преступлением. Вдруг на этот раз Юто действительно столкнулся с чем-то серьёзным. И его убрали, как ненужного свидетеля. А поскольку он непременно поделился открытием со своей девушкой (помните, председатель педалировал его МЫ), то и Майна Андо была обречена умереть вместе с ним.

— И какое такое «жуткое преступление» мог наблюдать развесёлый сын Шоколадного короля в стенах благополучнейшего Кленового института? — повернулась к нему Рика, — циничная кража конспектов по артанской литературе или подглядывание в женской раздевалке перед занятиями по физподготовке?

— Ваша ирония столь же понятна, сколь и неуместна. Преступлениям находится место везде. Мы сами убедились, что даже защищённый заклятиями и гвардией королевский охотничий замок стал местом преступления. Чем хуже Кленовый институт?

— И какие преступления могли произойти здесь? — девушка для наглядности повела рукой, предлагая собеседнику окинуть взором красивейшее здание института, ухоженные клумбы и пышные деревья институтского парка, по которому во все стороны разбегались разноцветные дорожки.

— Самые разные, — пожал плечами коррехидор, — финансовые злоупотребления, вымогательство, принуждение к интимным отношениям, подпольная торговля запрещённым: я имею ввиду всё от ответов на контрольные до папирос, лёгких наркотиков и алкоголя.

— Но и воровство тоже нельзя сбрасывать со счетов, — подхватила чародейка, — сувенир из Клуба детективов запросто может всплыть в какой-нибудь ювелирной лавке.

— Отправим Меллоуна на его поиски. Давайте вернёмся к Марку Курису и попросим дать на время своё кольцо, чтобы облегчить задачу нашему ретивому сержанту.

— А мы?

— Что мы? — не понял Вил.

— Что станем делать мы?

Коррехидор удивлённо посмотрел на чародейку.

— Лично я, — он изящным жестом вытащил часы, — собираюсь поехать домой и отобедать. Вы же вольны распоряжаться обеденным часом по своему усмотрению. Потом я намерен приватно побеседовать со своей любимой тётушкой и выяснить, какие проблемы во вверенном ей заведение наблюдались в последнее время.

Он поднялся и поправил волосы, которые слегка растрепал ветер.

— Вас куда подбросить до коррехидории или домой?

Рика вздохнула и заявила, что ей нужно на службу.

Глава 6
ЯД И ВИНО

— Надо же было такому случиться именно у нас, — думала госпожа Ро́на Саюси, вышагивая по коридору Кленового института в сторону кабинета ректора, — убийство! просто в голове не укладывается. А сегодня с утра Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя опять шныряла. Я так и знала, не к добру эта надушенная фифа, под скромным платьицем классной дамы скрывающая свою истинную гнилую сущность, подошла ко мне и медовеньким голоском передала требование госпожи Докэру «немедленно зайти к ней в кабинет». Нет! эти преступники совершенно обнаглели! Будто сложно найти иное место для убийства; непременно нужно было убивать прямо в стенах института. Чуяло моё сердце, ох, чуяло, что закончилась спокойная мирная жизнь, и теперь жди разных проверок от министерства, Попечительского совета, да и ещё одним богам ведомо из каких мест.

А эта идёт себе, семенит, будто в традиционном наряде. В душе, небось, потешается, предвкушая мою выволочку от госпожи ректорессы. Знаю я, знаю, что вы все меня терпеть не можете, и всё из-за того, что я — требовательная, строгая, беспристрастная и говорю прямо в лицо то, что о человеке думаю, потому как не любительница политесы разводить на пустом месте.

— Вы, госпожа Ка́ги, можете идти по своим делам, — говорю ей с высоты своего роста, — я полагаю, у вас сыщутся служебные обязанности, кои вы должны исполнять в данный час? — и бровь выгибаю, чтобы у неё даже поползновения спорить не возникло.

Каги поклонилась, но лишь для приличия, и пошла прочь. Подлиза. Всё возле госпожи Докэру крутится, думает, коли станет начальству в рот глядеть, да самые разные мелкие услуги оказывать, та ей жалование поднимет. Святая наивность! Жалование попечители распределяют, а урождённой в Дубовом клане ректорессе дел иных нет, как за дурочку-класснушку ратовать.

Так, волосы поправила, блузка в порядке, пошла. Госпожа Докэру очков не сняла, верный знак, что сердится. Когда хорошее настроение, она очки снимает и на стол кладёт, ежели расположение духа ей уже кто-то подпортить успел, то она очки в руках вертит, может ещё и дужку покусывать. Но вот коли не сняла совсем — дело плохо, раздражена госпожа ректор, крепко раздражена, если не сказать больше: зла.

Поклон, приветствую со всей возможной вежливостью. Не дело сердитого хищника сердить ещё больше. Сесть она мне не предложила. Понятно. И началось.

— В Кленовом институте дисциплина упала дальше некуда, — проговорила госпожа Докэру фальшиво спокойным голосом, от которого у меня по спине пробежали мурашки, — а я, видите ли, манкирую своими служебными обязанностями, хотя с этого учебного года моя должность из заместителя ректора по хозяйственной части стала называться заместителем ректора по безопасности Кленового института, что влечёт за собой больше ответственности, больше обязанностей и бо́льшее жалование, — последние слова она произнесла со значением, будто мне жалование удесятерили.

Вот по поводу жалования, госпожа Докэру, на вашем месте лучше бы промолчать. Прибавили-то всего ничего, так, ерунду какую-то. Жёнам от скупых супругов на булавки больше перепадает. Я киваю, не возражаю. Потому как отлично знаю, возражать в такой ситуации начальству, только хуже сделать. Она вон и без моих возражений расходится.

— По институту ходят студенты с крашенными волосами! — возмущённо восклицает госпожа Докэру, — и среди них далеко не одни девицы, юноши также встречаются. А поскольку в стенах института любые заклятия запрещены, и менять естественный цвет волос при помощи косметической магии они не могут, сработает охранная система, выходит, красятся они самой обыкновенной краской для волос. И каким образом эта самая краска попадает на территорию, непонятно, ведь всё, что пронят студенты, должно проверяться дважды: при входе в парк и на входе в общежитие, — ректоресса многозначительно так на меня глянула, аж сердце ёкнуло. Но я виду не подала.

— Кто знает, — говорю самым что ни на есть будничным и спокойным тоном, — может, они в парикмахерские на выходных днях посещают, где волосы и окрашивают?

— Не думаю, — прищурилась моя древесно-рождённая собеседница, — ещё во времена, когда госпожа Кабу́си была главой Кленового института, да сделают боги её посмертные пути лёгкими, — Попечительский совет добился специального эдикта от его величества, запрещающего в парикмахерских изменять цвет волос артанцам моложе двадцати одного года. Не думаю, что в Кленфилде найдутся желающие лишиться лицензии из-за прихоти девицы или парня, не достигших совершеннолетия. Так что, дорогая моя госпожа Саюси, они красятся сами, и красятся ТУТ! — она ткнула пальцем в стол, словно хотела показать, что занимаются своими безобразиями студенты непосредственно в её кабинете.

Я киваю и заверяю в самых наивежливейших словах, что непременно разберусь с нарушителями, что решительно пресеку и в дальнейшем не допущу любые попытки изменения природного цвета волос. Делаю робкий шажок к двери с видом, словно собираюсь незамедлительно взяться за отлов и наказание крашеных студентов.

— Куда это вы собрались, Саюси? — нахмурила прямые брови ректоресса, да ещё и «госпожа» опустила, — я с вами не закончила. Второй вопрос, который назрел, а точнее, уже перезрел, — это папиросы и спиртное. У Кензи в комнате находился целый склад из пивных бутылок, как пустых, так и полных! Какой позор, что именно мой племянник обнаружил сии залежи. Потрудитесь объяснить, каким образом в комнате студента могло оказаться спиртное, да ещё и в столь ужасающем количестве?

Объяснить, конечно, могу, ещё как могу, только, боюсь, моё объяснение вам по сердцу не придётся. Ведь я сама присоветовала госпоже Кензи способ пиво её драгоценному отпрыску в коробках от шоколадных конфет пиво присылать, да ещё и запечатывать коробки, дабы не у кого не возникло малейшего поползновения сунуть нос в коробки. Однако ж, вам сообщать об этом никоим образом не собираюсь.

— Не имею ни малейшего представления, — со всей возможной натуральностью удивляюсь я, — тут родителей впору спрашивать. Да имеет ли это вообще значение теперь, когда цветущая юность была столь бесчеловечно прервана, — скорбь на лице, сдержанная, но глубокая и искренняя скорбь.

— На Кензи тратить время, действительно, не стоит, — тоном светской львицы, отсылающей бесполезную горничную, заявляет моя начальница, — в вот пути попадания коньяка на территорию вверенного мне учебного заведения проследите и пресеките малейшие возможности повторения подобных безобразий впредь. То же самое касается табака. Курение — вредоносная привычка, и мы, заботясь о здоровье молодых подданных Артанского королевства, должны всеми силами бороться с любыми её проявлениями. Решительно бороться! Это я ещё не касалась ночных вылазок! В мою бытность студенткой мы шагу боялись ступить после отбоя. А теперь что? Парни и девушки ходят на свидания, невозбранно поднимаются на Астрономическую башню, выпивают и курят! Не ровен час, понесёт кто. Такого позора на свои седины я не переживу. Итак, — она многозначительно постучала карандашом по столу, — спиртное, папиросы, и прочие нарушения дисциплины строжайше пресечь. Организуйте ночные дежурства среди преподавателей с целью укрепления порядка. График дежурств подадите мне к концу рабочего дня. Пути доставок на территорию института неразрешённых вещей искоренить на корню. Виновных ко мне. На всё — про всё даю вам неделю. Это приказ. В случае невыполнения на вас, Саюси, будет наложено взыскание.

— Слушаюсь, миледи, — кланяюсь, хотя готова лопнуть от злости, — ваше приказание будет исполнено с надлежащим старанием и в установленные вами сроки, — снова кланяюсь.

Ну, наконец-то, очки сняла. Видать, успокоилась немного.

— Ступайте. Станете докладывать о результатах каждый день.

— Благодарю за доверие, можете на меня положиться.

И за дверь, скорее за дверь. Нето она заметит возмущение и злость, что бушуют у меня внутри. Как же раздражает высокомерие древесно-рождённых! Были бы у меня деньги, я бы ни денёчка в этом гадючнике не задержалась. Помыкают, приказывают, а благодарности никакой. На словах я — «заместитель ректора», а на деле — прислуга прислугой. Ну, в первую очередь нужно успокоиться, успокоиться и за дело. Иду в свою комнату, ставлю на огонь кофейник. Хорошо ещё, что в выходные бренди прикупила. Не даром же народная мудрость гласит: «Что могут ка́ми, не можем сами!» Мы всё же — не ваши сопливые студентики, и что пить, когда, где и с кем, решаем самостоятельно, и ничьего позволения нам для этого не требуется. Вот так-то, госпожа Докэру. Щедро наливаю бренди. Всё, пускай весь мир катится куда подальше, я должна отдохнуть. Люблю обжигающий кофе. Никогда не понимала людей, что дуют на чай или хуже того, оскверняют божественный напиток, доливая ледяную воду. Полагаю, в аду для них отдельное местечко заготовлено. Вроде бы полегчало. Вторую чашку для закрепления успеха. Отлично. Можно думать теперь, каким образом решить наши проблемы. Сначала сверну всю свою деятельность. Никаких больше проносов запрещёнки за плату, никаких платных поблажек по уборке и порядку в комнатах. И внешний вид. Окари с третьего этажа вообще в балахоне с куриными костями щеголяет, хорошо, что ректоресса её в таком виде не застала. Дворнику А́ксону самое строжайшее внушение сделаю, пускай тоже на пару-тройку недель заляжет на дно и всё спиртное вкупе с табаком на входе изымает. И чтоб никаких исключений! Никому. Да, придётся фиксировать убытки, но без этого никак. Рона Саюси должна быть кристально чиста и всегда быть выше подозрений. Вот только, — где-то в глубине души заворочалось сожаление: моя крашеная сволочь снова просила пронести в общежитие «сумочку с гостинцами из деревни». Уж не знаю, что такого присылают родичи, только пронос такой «сумочки» на пять манов каждый разочек тянет, почитай, половина рё. Но самое скверное, что эта самая половина рё уже мне уплачена и потрачена. Заикнусь, что пронос откладывается до другого, более удобного раза, денежки ворочать придётся. А этого, ой, как не хочется. Попробую припугнуть, тут крашеные волосы в самый раз будут. Да и остальных крашеных за компанию. Прямо с лекции что ли виновников торжества выцепить? Пускай сразу почувствуют, что разговор у нам предстоит нелицеприятный, а чем больше волнения в сердце, тем проще воздействовать человека, в чьём сердце это самое волнение угнездилось. Дольку лимона, чтобы не дай боги, кто-нибудь бренди унюхает!

Итак, что там у них в этот час? Артанская литература, хорошо. Иду, нарочно каблуками в пол шаги впечатываю, а что? Имею право. Я вам — не какая-нибудь худосочная мелкая артанка, навроде классной дамы второй группы третьего курса Каги. Меня боги статью не обделили. Повыше многих мужиков буду, да и посильнее некоторых. Мне стесняться нечего. Иду, как иду. Ага, опять эта Изуэ соловьём заливается. Терпеть её не могу: сплетница, болтунья, всегда норовит себя в лучшем свете выставить: и студенты-то от её предмета без ума, и талант она, и умница, и в молодые годы у неё от поклонников отбоя не было. В последнем очень сомневаюсь. А вот по поводу таланта и любви к предмету — нет, потому, как доподлинно мне известно, что всё это ложь от первого до последнего слова. Где там крашеная сволочь сидит? Ага вон там, у окошечка. За облаками в небе наблюдает или же просто ворон считает, не знаю. Без стука распахиваю дверь, громко называю фамилию и имя в официальном порядке, свожу брови и сурово добавляю:

— На выход!

Растерянный взгляд, отмашка Изуэ (можно подумать её позволение тут хоть кому-то требуется), поднимается, идёт. Все провожают взглядами. Это хорошо, это душевного спокойствия не добавляет, а я смотрю, прищурив глаза, словно на ползущее мерзкое насекомое.

— Ко мне в кабинет, — цежу сквозь зубы, голову вверх, уничижительный взгляд на пробирающееся через аудиторию убоище с крашеными волосами, и иду вперёд. За спиной шаркающие шажки. Иди, иди, ломай голову, в чём твоя провинность. Когда дойдёшь до моего кабинета, только сговорчивей будешь!

Вхожу, сажусь за свой стол. Осанку держу такую, что в Кленовом дворце на королевском приёме не стыдно появиться. Да и стол я себе оторвала мировой. Когда закупки мебели три года назад оформляла, уж постаралась, вписала стол от Картленов. Попечительский совет среди всего прочего подписал и стол. Так что уже три года у меня стол в кабинете даже лучше, чем у самой ректорессы. Чернильный прибор — подарок позапрошлого выпуска и бумаги разложены так, чтобы у всякого, кто зайдёт в мой кабинет мгновенно создавалось впечатление, что они отрывают от важного дела жутко занятого человека, меня то есть. Сажусь. Сволочь стоит, с ноги на ногу переминается. Интересно, почему я только теперь заметила, каблуки на туфлях?

— Сесть можно? — спрашивает. И ни поклона, ни вежливого приветствия, будто мы на равных.

— Постоишь, — бросаю.

— Дело-то в чём? — бровь выгибает со значением. Только меня, дорогуша, этим не проймёшь.

— В чём дело, стану говорить я. Надеюсь, ты в курсе последних событий в институте? — главное с такими сразу взять инициативу в свои руки и показать, кто здесь главный.

— Вы о самоубийстве?

— Самоубийство или убийство, это пускай Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя разбирается. Только, в связи с этим, все наши с тобой договорённости аннулируются. И касаемо покраски волос, — хмурю брови, словно мне противно даже глядеть на крашеные патлы, — с этим придётся покончить. Госпожа Докэру велела донести до всех нарушителей институтского Устава, что впредь она не намерена терпеть самовольства в виде изменения природного цвета волос, да и прочие нарушения дисциплины будут строго наказываться. Так что, имей в виду.

— Только это? — умеет же эта сволочь улыбаться, аж завидно: зубы блестят, на щеках ямочки, — могли бы меня с лекции при всем честном народе не выдёргивать, а, как вы это обыкновенно делаете, всей группе про волосы объявить или приказ, там, по институту зачитать.

— Не тебе мне указывать, как поступать, — делаю паузу, пускай задумается, — у меня к тебе особенный разговор имеется.

— Это вы о посылочке от родных, что должна прибыть на этой неделе? — глазами хлопает с самым что ни на есть невинным видом, — так ведь, насколько я помню, вам за беспокойство и труды было заплачено сполна. Мы в расчёте.

— БЫЛО сполна, — со значением говорю я, — сполна — это когда всё вокруг тихо-спокойно, никому нет дела до твоих махинаций с «посылочками», в которых, как я догадываюсь, отнюдь не ветчина домашнего копчения с жареной курицей упакованы. Сейчас обстоятельства изменились. За ту смешную сумму, кою ты называешь достойным вознаграждением, даже ветчину не стала бы проносить, не говоря о ТОМ, что в сумке лежит.

— И что же, по-вашему, в ней лежит?

— Знаем, — киваю. Хотя ни разочка внутрь не заглядывала, без слов понятно, что папиросы и вино, — что лежит, то лежит. И вот более оно там лежать не будет.

— Как так? — глазищи на всю ширину раскрылись, — у нас же уговор был!

— Вот именно, что БЫЛ. За жалкие суммы, которые я получаю за нарушение правил, и крохи за прочие услуги уже давным-давно морально устарели и утратили актуальность. Так что, слушай сюда, — постукиваю карандашиком по столу, будто размышляю, хотя уже просчитала и решила, — десять рё, и мы будем в расчёте за все оказанные прежде услуги. Пока всё. Когда шумиха поутихнет, тогда и поговорить о перспективном сотрудничестве можно будет.

— Позвольте, — в голосе крашеной сволочи слышится искреннее удивление, наконец-то я сумела пробить это раздражающее деланое спокойствие, — как можно требовать деньги после того, как сделка состоялась?

— Есть такая пословица, — говорю, растягивая слова на манер Западной Артании, — наша сила, ваши права победила. Сила в данном случае у меня, так что принеси мне десять рё сегодня к вечеру, и я забуду обо всём, что было. Иначе завтра твоя «посылочка из родной деревни» ляжет прямиком на стол госпожи Докэру. Пускай старушка порадуется домашним копчёностям и другим сельским деликатесам. Только кое-кому придётся после этого собирать вещички и приготовиться к пинку судьбы. Ибо, как тебе хорошо известно, при исключении из нашего учебного заведения плата, внесённая вперёд за год обучения, остаётся в распоряжении института.

Сволочь космы свои крашеные теребит, а на роже такое умиротворённое выражение, будто не о грядущем исключении речь шла, а о приглашении на дружескую пирушку. Думай, думай, всё одно ты в моих руках потрохами. Сдам администрации института в любую минуту, и отчисление — дело техники.

— Госпожа Рона, — тон уже бархатный, просительный, даже виноватая улыбочка на губах, неужто поклонится? Нет, головой лишь кивает, — я понимаю, что мои прихоти поставили вас в незавидное положение. Это те риски, что не приходили мне в голову в силу моей неопытности и банальному отсутствию практических знаний о ведении дел, и посему вина моя глубока, а ваши требования — обоснованы и справедливы. Но вы же понимаете, что в стенах Кленового института мне не по силам собрать такую сумму к вечеру.

— И что? — выгибаю бровь.

— Организуйте мне незаметный выход в город на час-два, не более. Батька в банке на мой счёт как раз должен был денежку перевести. Я — одна нога здесь, другая — там. Никто и не заметит. Пособите, а? Я вам за беспокойство ещё пару рё подкину.

Что ж, пожалуй, соглашусь. Деньги — есть деньги. Два рё — отличная компенсация за беспокойство. А уж устроить тебе внештатный выход в город вполне в моих силах. Договариваемся, и крашеная сволочь благодарит и удаляется с самым что ни на есть сокрушённым видом, как раз впору после выволочки у начальства. Я сказала, что жду деньги у себя в комнате перед отбоем.

* * *

Ну, наконец-то я со всеми делами на сегодня разобралась. Хлопотливый выдался день. Госпоже Докэру, коли уж что в голову втемяшется, она живьём не слезет, послала Кагу напомнить, что в конце рабочего дня ждёт меня с докладом по поводу претворения в жизнь её ценных указаний. Мне было, что доложить: по поводу дисциплинарных мер за окрашивание волос во всех группах инструктаж провела, под роспись, как полагается. С дворником переговорила приватно, чтоб в ближайшие две недели он перестал закрывать глаза на «маленькие шалости» студентов (что ж, обойдётся как-нибудь без левого приработка, иначе — никак), никакой запрещёнки, гоняем курильщиков и нещадно штрафуем, госпожа Докэру распорядилась даже о трудовом наказании неслушников. Пускай дорожки метут и мусор по аудиториям убирают. Я предложила было особо отличившихся в столовую отправить тарелки грязные отмывать, но ректоресса резонно возразила, мол, наши косорукие неумехи посуду побьют. Ладно, дорожек и мусора довольно с них будет.

Около часа осталось. Неужели эта сука меня обманула? Ну, ладно, я уж в долгу не останусь, в таких красках подам тебя госпоже Докэру, что мало не покажется, пожалеешь ещё не раз, и не два о собственном скупердяйстве. Беру папиросу. Хорошо, что мои апартаменты (ха! Апартаменты — две крохотульные комнатки, жалкая ванная, да уборная на другом конце коридора!) по самому торцу здания. Что я тут делаю, никого не колышет, табачный дым никуда не доходит. И то славно. Полчаса осталось. Печально двенадцать рё терять. Не придёшь, мало не покажется. Сдам с потрохами, да ещё и всё спиртное на тебя повешу. Скажу, мол, каюсь, помогала получать жратву от родных, пожилую, доверчивую женщину кто угодно обидеть может и вокруг пальца обвести. А что краску покупала, так из чистого альтруизма, да и вроде строго запрета не было. Покаюсь, пожалюсь, поплачусь. Я в Кленовом институте двадцать пять лет верой и правдой. Неужто такой послужной список ничего не значит супротив одной ошибочки, совершённой по доверчивости и добросердечию? Кто-то в дверь царапается. Ага! Прибыли мои денежки!

Входит, как ни в чём: волосья, правда, прибраны, но на роже улыбка до ушей.

— Что с деньгами? — спрашиваю.

— Всё в ажуре, — отвечает, — не извольте беспокоиться, полный порядок. Посчитаны, все до последнего мо́на в наличии. Вытаскивает бутылку бренди. Не иначе, как из предыдущей деревенской «посылочки», — не откажите, — говорит, — госпожа Рона, напоследок пригубить со мной сей великолепный напиток богов. В знак примирения и дарованного мне прощения, — и значительно так себя по карману похлопывает.

— Отчего ж не пригубить, — отвечаю, — за ради бога.

— Только позвольте мне поухаживать за вами, — и голосок такой вежливый, покорный, исполненный глубочайшего почтения. Как такому откажешь. К тому же набегалась я за день, ноги гудят. Разрешаю.

— Вот там в буфете стаканы возьми. Только, уволь, закусывать у меня нечем, — вру нагло. Мне покойный Кудзи на прошлой неделе три коробки шоколадных конфет с фабрики папаши презентовал. Только не собираюсь я кого попало конфетками угощать.

— Пятилетний бренди сам по себе обладает драгоценным вкусом, не требующим закуски, кои искажают восприятие напитка, забивают рот, и не позволяют благодатному расслаблению растечься по жилам.

Надо же, как умеет. Не только стаканы поставлены на стол, так в них уже и бренди щедро налито.

— Простите мне все грубости и недопонимание, вольно или невольно допущенные моей ничтожной персоной в отношении столь важной личности, как вы, госпожа Саюси!

Хороший тост, прощаю. А бренди хорош! Крепкий, чуть вяжущий, с еле уловимым вкусом винограда, которым он, в сущности, когда-то и был. Но вот запах каких-то раздавленных странных ягод совсем не в тему. Почему так ударило в голову? Перед глазами всё поплыло, не могу сфокусировать взгляд. Что там эта крашеная сволочь делает? Похоже, ещё наливает. Нет, я пас. С усталости что ли меня так с одного бокала разобрало. Хочу сказать, мол, довольно. Клади деньги на стол и выметайся прочь! Но не могу. Язык совершенно не слушается. Рукой махнуть? Где руки? Ощущение такое, что рук у меня нет вовсе, и махать совершенно нечем. Что это? Воронка? Зачем? Откуда ей взяться? У меня сроду в буфете подобной ерунды не было. И что эта воронка делает у меня во рту? Не могу дышать, в глотку что-то вливается едкое и мерзкое. Бренди со вкусом редьми? Гадость! Нет сил даже голову повернуть, чтобы дышать глотаю, глотаю и тону в отвратительной жиже. Кажется, будто тело растворяют в кислоте, нагретой до кипения. Больно, очень больно, но даже застонать не могу, живот скрутило, и тошнота накатывает, да ещё какая сильная. А надо мной крашеные волосы и холодные, злые глаза…

* * *

Впервые за последние несколько месяцев Рика шла на службу с такой неохотой. Да, что там несколько месяцев! Чародейка вообще впервые в жизни делала что-то с подобным чувством. Завтракать не хотелось вовсе. На яичницу с кусочками поджаренного чёрного хлеба и бекона даже глядеть было противно. Рика отказалась, выпила чаю с куском вчерашнего кекса и под многозначительные намёки о женских недомоганиях по утрам выскочила за дверь. Обычно она не страдала от приступов меланхолии, тренировки и занятия не оставляли для этого ни времени, ни сил. Чувство, которое поселилось в её сердце со вчерашнего дня абсолютно не походило на обыкновенную хандру, что бывает от усталости или же в силу внешних причин. На сердце была тоска, словно она сама, своими руками разрушила что-то очень важное, что-то такое, без чего её жизнь из искрящейся искорками удовольствий и наполненной многочисленными маленькими и большими радостями превратилась в унылые серые будни. Эти будни маячили впереди беспросветной чередой, отчего становилось лишь хуже.

«Просто весенняя депрессия, — сама себе сказала чародейка, — ничего особенного. Бывает же осенняя депрессия, почему бы не быть весенней? И четвёртый сын Дубового клана тут совершенно ни при чём. Он волен обедать, работать и проводить своё свободное время по собственному усмотрению». Однако ж эти мысли не приносили ни успокоения, ни облегчения. Отчего-то было жутко жаль, что для неё в этом свободном времени не нашлось места.

На счастье в коррехидории её ждала утопленница. Девушка вчера вечером прыгнула с Моста влюблённых после того, как срезала одну из дощечек и изломала её прямо на глазах патруля. Парни из их ведомства, следившие за порядком в том районе, сделали замечание девице, та швырнула обломки в Журакаву и сиганула следом. Те даже ухватить её за юбку не успели. В итоги пришлось вызывать специальную команду ныряльщиков, потому как под мостом глубоко, и баграми выудить труп не получилось.

Всю эту историю в подробностях ей поведал сержант Меллоун, встретившийся по пути в кабинет.

— Коли времени нет, то можете со вскрытием не торопиться, — милостиво разрешил он, — всё одно, личность утопленницы установить пока что не удалось.

Рика кивнула, будто разрешение или запрещения сержанта имели для неё какое-то значение!

— Господин коррехидор давал какие-нибудь распоряжения по этому трупу? — спросила она.

— Нет, полковник ещё не приехали.

Чародейка повернулась и пошла к себе.

Девушка оказалась некрасивой, с обширным синяком на левой стороне лица, которой она, судя по всему, и ударилась о воду при падении плашмя.

— Вот что любовь с человеком делает, — назидательно сама себе сказала чародейка, срезая уже успевшую немного подсохнуть одежду, — лишает разума, заставляет совершать безумные поступки, последствия коих безмерно разрушительны и необратимы. Посему мы обойдёмся без любви и любовных безумств. Слишком непомерная плата за эфемерное блаженство.

Она только начала работать, как в кабинет без стука вошёл коррехидор. Вид у него был утомлённый, с тенями под красивыми вытянутыми к вискам глазами.

— Здравствуйте, Эрика, — проговорил он своим обычным тоном, — боюсь, мне придётся просить вас отложить вскрытие на более позднее время. У нас новая смерть в Кленовом институте.

— Убийство? — спросила чародейка, вытирая салфеткой большой секционный нож.

— Пока сложно судить, — он пожал плечами, — тётя Сацуки была настолько вне себя, что я почти ничего не понял, кроме того, что кто-то из сотрудников был найден мёртвым в своей комнате. Так что собирайтесь. Серийный убийца в стенах одного из самых почтенных и самых элитных учебных заведений столицы — отличная сенсация для газетчиков. Наша старая знакомая Кока Норита уже звонила мне домой. Второе убийство точно не пройдёт мимо них. Едемте.

Рика поколебалась, но села на переднее сидение магомобиля. Вилохэд даже не посмотрел в её сторону, из чего чародейка сделала вывод, что ему всё равно, где она сидит.

— Ну и пускай, — мысленно сказала она сама себе, глядя на людей, спешащих по своим делам по бульвару, — так даже лучше. Никто никому ничем не обязан. Коллеги — и всё тут.

Возле ворот дежурил дворник — разбитной мужичок неопределённого возраста, но уж точно, не старик. Увидев магомобиль коррехидора, он стянул с головы кепку и принялся махать ею изо всех сил, будто Вил мог проехать мимо.

— Скорее, скорее, — проговорил он, наклоняясь к открытому по случаю тёплой погоды окну, — госпожа Докэру велела вам не задерживаться.

— Будто покойник убежит, — под нос себе пробормотала чародейка.

— Вилли! — воскликнула госпожа ректор, едва они успели перешагнуть порог её кабинета, — это — просто какое-то проклятие! В моём благополучнейшем институте труп за трупом. Нет, явно придётся приглашать жреца оммёдзи для проведения ритуала очищения. Если так пойдёт и дальше, многие родители пожелают забрать своих чад, и репутация Кленового института потерпит невосполнимый ущерб.

— Тётя Сацуки, — Вил по континентальному обычаю поцеловал расстроенной женщине руку, — положитесь на нас. Готов поклясться, за смертями стоит обыкновенный человек, а вовсе не мистические силы. Вы ведь совсем недавно хвастались особыми заклятиями, защищающими Кленовый институт от магии. Попытайся злодей проклясть вас, защита сработала бы по полной.

— Да, Вилли, хорошо бы.

— Расскажите нам с госпожой Таками, что у вас случилось. Ваш звонок был несколько сумбурным, я мало что понял, кроме того, что на этот раз пострадал кто-то из сотрудников.

— День начался с того, что госпожа Саюси не вышла на работу.

— Погодите, — прервал её Вил, — вы имеете ввиду рослую даму средних лет с внешностью гренадёра и соответствующим голосом?

— Да, ты со свойственным тебе изысканным остроумием описал Рону Саюси, — подтвердила тётка, — речь именно о ней. Обычно Рона заходила ко мне в районе девяти часов, дабы получить указания и доложить об обстановке в институте. Но сегодня такого не произошло. Я сначала подумала, что моя заместительница с избыточной ретивостью кинулась исполнять мои вчерашние поручения, и в силу этого позабыла о визите. Я спросила нашу добровольную помощницу — госпожу Каги, встречала ли она нынешним утром Саюси?

— Каги — молодая изящная дама, чуть ниже среднего роста с тихим голосом и грациозной походкой?

— Да, это — она, — недовольная тем, что её снова прервали продолжала ректоресса, — но и Каги её не видела. Я велела ей найти госпожу Саюси и немедленно прислать ко мне. Та ушла. Не знаю уж, где и каким образом она занималась поисками, только через половину пары доложила, что заместителя ректора по безопасности она не нашла, и никто сегодня её не видел. Я резонно поинтересовалась, додумалась ли Каги дойти до апартаментов госпожи Саюси? Та смутилась по своему обыкновению и ответила, что подходила к двери, осторожно постучала и, не получив никакого ответа, тихонько ушла.

Тётка четвёртого сына Дубового клана завела глаза.

— Представляю, что означает это её «тихонько постучала». Добро, если чуть-чуть коснулась двери костяшками пальцев, а потом сбежала оттуда. Каги очень стеснительна по природе. Вот я и поставила её классной дамой на третьем курсе, дабы эта толковая молодая женщина с блестящими музыкальными способностями смогла преодолеть природную стеснительность, — госпожа Докэру вздохнула. Видимо, новая должность не дала ожидаемого результата. Мне пришлось пойти поглядеть самой. Однако ж и мой, весьма настойчивый и громкий стук не дал результата. Я толкнула дверь и обнаружила, что та не была заперта вовсе. Бедная госпожа Саюси лежала на полу бездыханной.

— Как вы поняли, что она умерла, — спросила чародейка, — вы проверили пульс?

— Нет, уважаемая госпожа Таками, — проверять пульс или подносить к губам карманное зеркальце не было надобности: люди не лежат просто так в пене и рвоте с открытыми закатившимися глазами. Но главное, у живых людей не бывает синевато-коричневого цвета кожи и сжатых, словно птичьи лапы, пальцев, которые навечно свела судорога. Я сразу поняла, что госпожа Саюси мертва. Подоспевший преподаватель физического воспитания подтвердил это, пощупав пульс на шее бедняжки. Я бросилась звонить своему любимому племяннику.

— Пойдёмте посмотрим на место происшествия, — сказал коррехидор, вставая.

— Вилли, милый, надеюсь, ты не заставишь бедную пожилую женщину вторично лицезреть ужасную кончину человека, с которым я верой и правдой проработала четверть века?

— Естественно, дорогая тётушка, — галантно заверил Вил, — и в мыслях не имел ничего подобного. Нам только нужно, чтобы кто-нибудь довёл нас до места.

— Хорошо, я пошлю за Тиба́ку — это наш преподаватель физвоспитания.

Не прошло и пяти минут, как чародейке и коррехидору был представлен очень смуглый уроженец южных островов, крепкий, широкогрудый; его можно было бы назвать симпатичным, если бы впечатление не портили сломанный нос и угольно-чёрная щетина на щеках и подбородке. Рика так для себя и не решила: он не желал утруждать себя бритьём или же начал отращивать бороду.

— Если какая помощь от меня потребуется, — проговорил он с лёгким поклоном, — не стесняйтесь обращаться.

— Проводите нас на место, — процедил Вил, которому очень не понравились восхищённые взгляды брюнета, что тот исподтишка бросал на чародейку, — этого будет довольно.

Парень кивнул и пошёл впереди, выполняя роль провожатого.

Возле двери комнаты, на которой красовалась табличка: «Личные апартаменты заместителя ректора по безопасности Кленового института Р. Саюси», Тибаку достал ключ и опер дверь.

— Госпожа Докэру говорила, что дверь была незаперта, — сказала Рика, — где находился ключ?

— На ключнице, — пожал плечами Тибаку, — вон там, — он пальцем указал на дощечку на стене в виде веточки бамбука, где на каждом листике имелся крючочек для ключа, — прямо тут он и висел.

— А кто запер дверь? — это уже был вопрос коррехидора.

— Я по приказу госпожи ректора.

— Искренне надеюсь, что никто тут ничего не трогал, — Вилохэд осторожно подошёл к лежащему на полу телу.

— Вообще-то, я потрогал шею покойницы, — физрук потёр сломанный нос, — по просьбе начальства, — оправдывающимся тоном поспешил заверить он, — госпожа Докэру надеялась, что, может быть, ещё не всё кончено, и можно позвать доктора. Но с мест мы ничего не сдвигали. Как только поняли, что госпожа Саюси мертвее мёртвого, сразу вышли, и я дверь запер. Ключ всё это время был у меня, никто его не спрашивал, и я его никому не передавал. Возможно, где-то в хозяйстве Саюси имеются дубликаты всех ключей, но мне на этот счёт ничего неизвестно.

Преподаватель физического воспитания был не прочь поприсутствовать и дальше, но коррехидор решительно выставил его вон. Рика тем временем опустилась на корточки возле трупа.

— Отравление, — заявила она, не поднимая глаз, — перед нами характерная картина отравления: положение тела указывает, что агония была болезненной. Обильные рвотные массы вперемешку с пенными выделениями из носа. Цвет кожных покровов с синюшным оттенком, трупные пятна, — чародейка потянула ворот домашнего распашного платья, — странного коричневатого оттенка. Зрачки сильно расширены.

— Чем отравилась госпожа Саюси сказать можете? — Вил отвёл глаза от выступивших на плече трупных пятен. Женщина лежала на боку.

— Вот сделаю алхимический анализ содержимого желудка и кишечника, тогда точно и узнаем.

— Как вы думаете, почему и как эта женщина, показавшаяся мне до чрезвычайности приземлённой и благоразумной, ни с того, ни с сего отравилась до смерти. Накануне она имела вполне здоровый вид, — Вил подошёл к столу, — выпивала на досуге, — он указал на две бутылки бренди на столе.

Рика поднялась, поправила юбку и подошла к столу. Возле пепельницы с небольшим количеством окурков и початой пачки папирос на столе стояли две бутылки бренди (одна опустошённая на две трети, а вторая лишь початая) и стакан с остатками напитка.

— Вас не удивляет, что бутылок две? — она осторожно взяла початую, отвинтила пробку и понюхала содержимое, — ведь человек редко наливает сразу из двух бутылок. Обычно сначала выпивают содержимое первой, а затем принимаются за вторую.

— Действительно, очень необычная практика, — коррехидор приблизился к столу, почему она стала пить из второй бутылки?

Он отвинтил пробку.

— Какой необычный запах. Понюхайте, мне никогда прежде не встречался бренди с выраженным морковным ароматом.

Чародейка прикрыла глаза, отрешилась от окружающего мира понюхала предложенную коррехидором бутылку.

В нос сразу ударил запах крепкого алкоголя, чуточку ожегшего нос, затем вместо ожидаемого запаха винограда, он ощущался, но только слабо, на первые роли вышел резкий запах овощей. Если Вил унюхал морковку, то Рике скорее вспомнился натёртый дайкон, а ему уже вторила хорошо ощущаемая морковная сладость. И эта самая неожиданная и неуместная овощная симфония порождала очень нехорошие подозрения: именно таким запахом обладал рог о́ни — довольно-таки редкое, но смертельно ядовитое растение. Рог убивал за несколько минут, его сладковатый аромат и сочные корни успели сгубить немало животных и людей, пока чародеи Артании не предприняли меры по уничтожению этого привлекательного на вид оранжевого цветочка. Подчистую искоренить его, естественно, не вышло, но вот чтобы отыскать это изысканно-ломкое растение нужно хорошенько постараться. Для проверки предположения Рика капнула на палец бренди из подозрительной бутылки и, к удивлению, коррехидора слизнула коричневую капельку. Определять наличие яда она умела с самого детства, а приём малых доз различных опасных для жизни веществ приучили организм перебарывать их.

Очевидно, в бутылке был яд из рога они. Об этом она не замедлила сообщить коррехидору.

— Случайное отравление? — он понюхал вторую бутылку и не нашёл в запахе оставшегося в ней напитка ничего необычного, — но зачем смешивать яд со спиртным?

— Возможно, госпожа Саюси в силу профессиональных обязанностей боролась с грызунами, — предположила чародейка, — и развела яд в бутылке для последующего применения. Потом выпила, захмелела и, перепутав бутылки, налила себе отравы. У бабушки в деревне был похожий случай. Только там старушка развела яд в сакэ, чтобы отвадить соседа-пьяницу, повадившегося пастись у неё в чулане в то время, когда хозяйка отлучалась из дому. Там фигурировала отрава для садовых ос. У бедняги кровь свернулась прямо в жилах.

— Травить ос в апреле? — удивился Вил, — мне кажется, как-то рановато.

— Нет, ос рогом они не травят. Он опасен лишь для теплокровных. Я думаю, госпожа Саюси собиралась бороться с грызунами. Мыши или крысы.

В комнату настойчиво постучали, и не дожидаясь позволения войти, на пороге появилась их старая знакомая Яна Окура — соседка убитой девушки. Внешний вид студентки претерпел разительные перемены. Неопределённый балахон с прорехами в самых неподходящих, но приятных для мужских глаз, местах сменила форменная юбка в складку, белая блузка с полосатым форменным галстуком-платком и форменная же курточка бежевого цвета выпускного класса с птичкой-кленовкой на рукаве. Лицо, отмытое от странного макияжа, оказалось даже миловидным, если бы не вызывающе-высокомерное выражение, которое сменилось откровенным удивлением при виде коррехидора и чародейки.

— Проходите, проходите, — пригласил коррехидор.

Та вошла, но отшатнулась назад, увидев распростёртое на полу тело заместителя ректора.

— Удивлены? — выгнул бровь Вилохэд.

— Ещё как! — выдавила из себя пришедшая, — что с ней случилось?

— Вам, столь настойчиво напрашивавшейся ко мне в ученицы спрашивать просто стыдно. Самая естественная вещь на свете — смерть.

— Так Сю́ся скончалась? — глупо переспросила Яна, — она ж вчера вечером меня песочила…

— Живые люди обыкновенно избегают лежать на полу в луже собственной рвоты, — усмехнулась чародейка, — а вы чего хотели?

— Показаться пред ясные очи. На мою долю изрядная доля ругани досталась: и бестолковая-то я, и «выросла, да ума не вынесла», что вид мой у нормального человека не может вызвать ничего, кроме отвращения, а то, что крашу волосы и уродую себя дурацким макияжем — вообще не лезет ни в какие ворота. Велела хорошенько умыться, достать из шкафа «подобающую одежду», заплестись и после первой пары зайти к ней в кабинет, показать, что я всё поняла и выполнила все её предписания, — она провела рукой по юбке, показывая, что все указания выполнены полностью, — только в кабинете Сю… то есть, госпожи Саюси не оказалось, вот я и пошла сюда. У меня денег лишних нет, лучше уж покажусь, чем потом штрафы выплачивать за ослушание.

— В котором часу вы видели вчера вечером госпожу Саюси? — спросил Вил, — и где происходил ваш разговор?

— В её кабинете после окончания клубных занятий, но до ужина. Похоже, половина седьмого было или около того.

— Кто-нибудь ещё при разговоре присутствовал?

— Нет, госпожа Саюси со мной с глазу на глаз беседовала. Она всегда предпочитала приватность общим разговорам, ей нравилось прорабатывать провинившихся один на один. В первой половине дня из нашей группы двое к ней ходили: Савара, а потом после третьей пары к ней Курису побежал так, словно ему пинка дали. С кем ещё она кроме наших разговаривала, не знаю.

— А какой она была?

— В смысле? — Яна Окура повернулась к чародейке, поскольку последний вопрос задала она.

— Госпожа Саюси не показалась взволнованной или же угнетённой?

Яна привычно скривила книзу губы, пожала плечами:

— Да нет, вроде. Сюся (это мы ей такое прозвище придумали) зловредным характером отличалась, придиралась по поводу и без. Чуть что такой раздражённый тон врубала, мама не горюй! Разом себя виноватой чувствуешь, что «почтенную женщину едва до сердечного приступа не довела!» Вчера она даже особо на меня и не орала. Так, понудела немного, мол, мы воли много взяли, что в её-то время студенты и глаз поднять не могли, не то, что космы в разные цвета красить, да в рванине ходить. Про рванину — это по поводу моей мантии.

— Хорошо. А что потом вы что делали?

— Новой соседке устраиваться помогала. К нам новенькая поступила, её ко мне вместо Майны подселили. Ничего, так девушка, уважительная, спокойная, мы с ней поладим.

Коррехидор взял с Яны Окуры слово никому не рассказывать об их разговоре и всём остальном, что она видела, после чего выпроводил её из комнаты, под жалобные просьбы в сторону чародейки подумать том, чтобы взять себе ученицу.

— Что скажете? — спросил он, когда шаги Окуры стихли в отдалении.

— Возможно, у странной девицы был мотив свести счёты с Сюсей, как они её уничижительно называли.

— Убийство из-за крашеных волос? — прищурился он, — к тому же каким-то экзотическим ядом, о котором я услышал от вас всего-то минут пятнадцать назад. Слишком притянуто.

— Предложите свою версию. Пускай, моё предположение и хромает, но смерть женщины, имеющей несомненную склонность к спиртному от случайного фактора, чем вас не устраивает? Вкус яда не настолько выражен, чтобы человек в состоянии алкогольного опьянения мог его вычленить и забеспокоиться. К тому же пьянство и табак, — чародейка кивнула в сторону пепельницы и мундштука с почти докуренной папиросой, — притупляют обоняние и вкус.

Вил задумался. Что-то в ситуации со смертью заместителя тётки по безопасности института его не устраивало. Он прошёлся по комнате, ещё раз осмотрел стол с бутылками и пепельницей, понюхал стакан, но оттуда липкий овощной запах уже по всей видимости успел повыветриться. Он сделал несколько шагов в сторону дорогого буфета.

— Я понял, — проговорил он, открывая створку, — что не давало мне покоя. Бутылки. Почему опытная женщина, а по виду ей никак не меньше пятидесяти лет, поставила рядом бутылку со спиртным и бутылку с разведённым ядом. Обычно так люди не поступают. Да и приготовление отравы на базе бренди — весьма экзотично.

Он открыл створку на другом уровне. Там стояли сахарница, чайник, чашки и стаканы. Вдруг одна вещь привлекла внимание коррехидора.

— Готов держать пари, что вчера у госпожи Саюси был собутыльник. И этот самый собутыльник — убийца, который и отправил её к праотцам. Идите сюда.

Чародейка подошла.

— Видите?

Перед её глазами было самое обычное содержимое буфета.

— И что я должна увидеть, кроме того, что покойная была аккуратной хозяйкой?

— Ничего в глаза не бросается?

— Ничего, кроме перевёрнутого стакана, — пожала Рика плечами.

— Бинго! — воскликнул коррехидор, — перевёрнутый стакан — это именно то, что позволяет мне утверждать о вечернем посетителе, который пил вместе с убитой бренди из первой бутылки.

Он поднял двумя пальцами стакан и показал на пятно, что оставила на полированной полке влага из перевёрнутого стакана.

— Буфет дорогой, даже полки полированные. Госпожа Саюси, как вы верно подметили, была добросовестной и бережливой хозяйкой. Она никогда не ставила мокрую посуду в буфет, чтобы не повредить полировку полки. Видите? — он приподнял чашки, — ни одного мокрого, вздувшегося следа больше нет. Следовательно, стакан вымыл и поставил перевёрнутым в шкаф кто-то другой. Этот человек привык ставить посуду у себя именно так, и в этот раз автоматически перевернул мокрый стакан. Он вымыл свой стакан и убрал его на место, чем надеялся скрыть своё присутствие минувшим вечером, но сам только выдал себя с головой.

— Надо же, — Рика потрогала вспухшую полировку, напоминающую ожог на коже человека от горячего, — наверное, убийца не знал об этом. Я вот тоже никогда не сталкивалась с таким явлением и не задумывалась о подобном.

— Видимо, сие знание остаётся тайной для всех тех, у кого дома не было полированной мебели, — он вздохнул, — мне этот урок преподал Фибс ещё в возрасте лет семи. Он показал мне, как попортится дорогая мебель от соприкосновения с водой.

— Я с семи лет в Академии магии, — откликнулась чародейка, — а в Кредо чародея, которое дают все артацы, практикующие магию, в принцип возводятся аскеза и нестяжательство. Поэтому полированной мебели в общежитии не наблюдалось, и о пагубном воздействии влаги на неё я не подозревала до сего дня. Но вы, несомненно, правы. Человек многие действия делает, не задумываясь, так, как привык производить их каждый день. Получается, убийца был хорошо знаком госпоже Саюси, настолько хорошо, что она выпивала в его или её компании.

— Её? — сдвинул брови Вил.

— Именно. Обратите внимание на крепкое телосложение жертвы и её рост, что составляет около пяти с половиной сяку, а, может и поболее. Чтобы убить её, к примеру удушением, потребуется сила, превосходящая жертву. Ведь она станет сопротивляться. Удар ножом — тоже не гарантирует полного успеха, да и попасть туда, куда нужно, не столь просто. Яд — самый надёжный способ убить того, кто сильнее тебя физически. Вот я и подумал о женщине.

— Женщина, пьющая бренди?

— Но ведь сама Саюси пила. Почему бы убийце не подыграть ей и не составить компанию. А потом она или он маскирует своё присутствие, моет стакан и ставит его на место в буфет. Ставит, не задумываясь, так, как привык, как делал и делает это действие много раз подряд.

— Да, мы имеем на руках ещё одно убийство, — чародейка огляделась вокруг, — магию мы применять не можем, да и преступление совершить при помощи магии на территории Кленового института просто невозможно. Попечительский совет не пожалел средств на защитные чары. Следовательно, основные исследования я оставлю до коррехидории. Какой мотив мог толкнуть убийцу на преступление?

Она заглянула в платяной шкаф, где также царил образцовый порядок. Удивительным оказалось и то, что все вещи были новые, словно хозяйка взяла за правило немедленно избавляться от любой поношенной или старой одежды. В уголке полки с нижним бельём (дорогим, кружевным, отменного качества) притулилась коробочка с краской для волос. На передней стороне красовалась картинка с симпатичной девушкой, сжимающей в руках волосы по обеим сторонам лица. И волосы эти почему-то были двух цветов: чёрного и солнечно-жёлтого.

— Занятно, — чародейка показала Вилу краску, — зачем госпоже Саюси покупать отнюдь не дешёвую краску, если она сама носила волосы с естественной сединой и не красила их. А о том, что краска для волос — продукт не из дешёвых, я знаю не понаслышке, сама ещё недавно чернила волосы. Но вот такое чудо вижу впервые.

Вил взял в руки коробочку и удивлённо посмотрел на девушку с двухцветными волосами.

— Неужели находятся чудаки, которые творят со своей внешностью такое?

— Нет, — улыбнулась чародейка, — просто эта краска двойного действия. Если используешь ингредиент из синего флакона, то волосы окрасятся в тёмные тона, а, если из коричневого — осветлятся. Удобно.

— Может, госпожа Саюси покупала краску, которая запрещена, и перепродавала студентом с наценкой?

— Убийство за краску для волос? Смешно!

— Смешно или нет, но в этом деле всё время всплывают крашеные волосы. Осмотрите тут всё хорошенько, пока я пойду отзвонюсь Меллоуну, чтобы приехал за трупом.

Глава 7
ЯБЛОКО С ЧЕРВЯКОМ

Рика принялась за осмотр комнаты. Меллоуну веры нет никакой, того и гляди, что-нибудь упустит. Повторный осмотр шкафа ничего нового не дал, госпожа Саюси себя баловала, старалась покупать только качественные и дорогие вещи. Буфет тоже не содержал ничего особенного, всё как у всех. В любом доме найдётся те же самые запасы, что и здесь. Внизу в металлической коробке из-под марципанов обнаружился запас денег. Не особо большой, но вполне солидный. Видимо хозяйка комнаты откладывала кое-что «пра чёрный день». Снова скрипнула входная дверь. Скрипнула едва-едва, будто кто-то пытался открыть её с максимальной осторожностью.

Чародейка повернула голову, выглянула из-за приоткрытой створки нижней части буфета и увидела, как в комнату вошёл знакомый студент. Профессиональная память чародейки мгновенно выдала ответ: это тот самый красавчик со светло-каштановыми, отдающими в рыжину волосами, с которым они разговаривали по поводу Юты Кензи в трапезной. Заметив Рику, он смущённо остановился и принялся извиняться.

— Я, собственно, к госпоже Саюси, — проговорил он, — но, видимо, не вовремя.

— Боюсь, госпожа Саюси никому более ничем помочь не сможет, — усмехнулась Рика, кивая на тело.

— Да, да, — проговорил студент, и в голове чародейки всплыла фамилия Савара, —

Какой ужас. Несчастный случай?

— Почему вы так решили? — спросила Рика, подумав, что не столь часто встретишь человека, с таким хладнокровным самообладанием взирающего на труп.

— Не знаю, — пожал он плечами, — если б кровь была, то подумал бы о попытке ограбления или мести, а тут — одни рвотные массы, и цвет лица странный. При инсульте тоже рвота случается, но вот синеватая кожа… тут впору об инфаркте речь вести, да пена из носу не вписывается, — Савара покачал головой, потом поглядел на чародейку бархатными карими глазами, — в прошлом году бабуля моя от удара скончалась, можно сказать, прямо у меня на руках. Вот оттуда и знаю, — несколько извиняющимся тоном закончил он.

— Вы хорошо были знакомы с покойной?

— Нет, не более, чем с кем-либо из остальных сотрудников Кленового института. Может, с госпожой Саюси чутка поболее, она ж студентов постоянно пасла. Комнаты наши с инспекцией посещала, распекала, когда надо было. Но ведь без этого никак. Некоторые ленивцы, не в обиду покойнику будет сказано, дай им волю, под потолок грязью зарастут, да и без дисциплины — никуда. Любое обучение — суть постоянное преодоление себя.

— Вы ведь не иначе, как Юту Кензи под ленивцем в виду имели? Однако ж в его комнате царят чистота и порядок, придраться не к чему.

— Так эти самые чистоту и порядок я же и наводил. За скромное вознаграждение, разумеется. Мы с ним в одной комнате первые два курса жили, потом его некий недуг одолел, и меня отселили. Да, вам наверняка известно, не секрет, да и вы в комнате Кензи были, видели, небось, какое гнёздышко ему мамуля устроила, — парень огляделся вокруг, и от его взгляда не укрылись вещественные доказательства, которые Рика успела положить в специальные бумажные пакеты, — а здесь вас просто вызвали, потому что порядок такой?

— Да, таков уж порядок, — подтвердила чародейка.

Ей этот сдержанный молодой парень был даже симпатичен своей спокойной рассудительностью и знаниями по медицине. Может, он из семьи врачей? Она спросила об этом, похвалив за наблюдательность.

— В точку, госпожа чародейка, — улыбнулся тот в ответ сияющей, добросердечной улыбкой человека, которому нечего скрывать, — батя мой практику солидную имеет, у него кабинет прямо дома. Поневоле всякого понахватаешься. Может, покойницу хотя бы простынёй накрыть? А то не хорошо как-то…

Чародейка кивнула и вытащила из шкафа свежую простыню.

— Идите, идите, — раздался в коридоре недовольный голос полковника Окку, — я прекрасно видел, что вы подслушивали под дверью, а когда увидели меня, попытались улизнуть, сделав вид, будто выходите вон.

— Я и не думал подслушивать, — дверь распахнулась, и Вил чуть ли не втолкнул внутрь щуплого председателя клуба детективов, — просто ожидал удобного момента, — он сдул упавшую на глаза пшеничную прядь, — люди разговаривали, а мешать или влезать в чужой разговор невежливо!

— Зато очень вежливо подслушивать, — заметил Вил, — извольте, получите добровольного соглядатая, который крутился возле двери в надежде услышать, в каком направлении движется расследование.

— Какое ещё расследование? — ноющим тоном воззвал Марк Курису, — я к госпоже Саюси по делу пришёл, вот, — в доказательство он вытащил из внутреннего кармана форменного пиджака с птицей на рукаве сложенный вчетверо листок бумаги, — вчера она мне поручила список курильщиков составить, — он переводил взгляд с коррехидора на чародейку, — чесслово! Сю… госпожа Саюси наказала список сегодня с утра ей принести. Да вся группа подтвердить может, как она со мной разговаривала! Так что я ничего не подслушивал и не подглядывал, а по делу зашёл.

— Что ж это вы, господин Марк Курису, в таком случае от меня пытались дёру дать? — поинтересовался коррехидор в своей обычной насмешливой манере, — не хотели, чтобы я список курильщиков увидал? Или же я сам по себе такой страшный, что от меня студенты, как зайцы от борзой, разбегаются!

— Что вы, что вы! Вот он — мой список, читайте на здоровье. У меня секретов от Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя секретов нет, — он протянул листок Вилу.

Тот небрежно развернул записку и увидел три колонки — три списка фамилий. Над первой значилось: «Злостные курильщики», над второй: «Замечены несколько раз», при этом возле некоторых имён были написаны цифры, по всей видимости, количество нарушений. И, наконец, над последней (самой многочисленной) колонкой значилось: «Подозреваемые. Примыкают к первым двум группам, хотя сами застигнуты непосредственно за курением не были».

— А что там на полу? — Марк вытягивал шею, чтобы получше разглядеть труп, который чародейка успела прикрыть простынёй.

— Любопытствуете? — выгнул бровь Вил, — тогда сделайте одолжение, взгляните.

Он жестом фокусника сдёрнул покровы. Лицо Марка, на котором без труда читалось откровенное любопытство, побледнело до прозелени, и его сотряс рвотный спазм.

— Блевать пройдите в туалет, — ласковым тоном проговорила Рика, — хорош детектив!

— Да мы ж только пропавшие вещи разыскивали, — сглотнув, жалобно ответил председатель студсовета.

— Будто за башней вы трупов не видали! Сама же вас из кустов вытащила, где вы подглядывали и подслушивали. И в тот раз благовидных предлогов у вас в запасе не оказалось.

— Тогда они далеко лежали, и запаха такого не было, — начав дышать ртом ответил парень, — я ж не знал тогда, что расследования убийств — столь неприятное дело.

— Ещё какое, — подтвердил Савара, старательно прятавший презрительную улыбку, — ты, брат, ещё вскрытия не обонял, особенно, если мертвяк пару-тройку дней на жаре полежит.

— В книгах детективы в кабинетах голову поломают, и ответ находят. Там про вскрытия ничего не говорится.

— На то они и книги, — усмехнулась чародейка, — в жизни всё иначе.

А что с ней случилось-то? — справившись кое как с тошнотой, спросил Марк.

— Вот это и нам очень хотелось бы знать, — ушёл от прямого ответа коррехидор, — вы когда вчера с госпожой Саюси общались?

— Днём, — без малейшей заминки ответил председатель, — в котором часу точно не скажу. Она меня подозвала, сказала, что по приказу госпожи ректора начинаем строго следить за дисциплиной в институте, а особенно в общежитии. Про крашеные волосы сказала, велела дать поручение моему заму — это Ки́нди с третьего курса, чтобы она среди девочек разъяснительную работу провела, как следует разъяснила по поводу макияжа, маникюра и прочей бабской ерунды. А меня ловить курильщиков послала.

Рике вспомнилось, что студенты устроили на Астрономической башне, и спросила:

— Где вы берёте ключи от помещений?

— От комнат нам выдают, — с охотой пояснил Марк, — аудитории обычно преподаватели открывают, или же кто из студентов. Когда преподаватель задерживается. Ключи внизу, на специальном месте висят. Там ещё тетрадка такая толстая лежит и карандашик. Берёшь ключ — пишешь номер кабинета и расписываешься. Вешаешь назад — опять же расписываешься.

— Я не про аудитории, где вы берёте ключи от входной двери или Астрономической башни.

— Ну, я не знаю, — принялся мямлить председатель, отводя глаза, — может, забывают отдать…

— Чего там темнить, — вмешался второй студент, — об этом многие слышали. Я, правда, не проверял, мне ни к чему, но вот ходят упорные слухи, что наш дворник за небольшую мзду дубликатики ключей на досуге изготавливает. Не то, что прям второй ключ заполучить можно просто так, но способ имеется: говоришь, мол, посеял институтский ключ, что Сюся с тебя шкуру живьём за это спустит и рядом с футонами проветриваться вывесит. Тот поворчит, поворчит, после сумму назовёт и выручит.

— Я не слышал, не знаю, потому подтвердить или опровергнуть сей слух не могу, — поднял руки Марк, словно желал продемонстрировать, что готов к сдаче в плен, — если б до меня слухи о подобных бесчинствах дворника долетели, мне, как председателю студсовета, надлежало бы сразу либо классную даму, либо госпожу Саюси сообщить. Ведь, не будь у бедного Кензи ключа от выхода на смотровую площадку, и он, и Майна оставались бы живы и здравы.

Вил поблагодарил студентов, напомнив об ответственности перед Кленовой короной и необходимости держать язык за зубами по поводу всего увиденного и услышанного.

— Выходит, у нас новое убийство, — сержант Меллоун приподнял краешек простыни и не сдержал гримасы отвращения.

— Убийство или несчастный случай станем решать после вскрытия, — ответила чародейка, — можете забирать тело, комнату мы с господином полковником осмотрели, так что не утруждайтесь.

— Разве перевёрнутый бокал не доказывает убийства? — спросил Вил, когда они вышли, — я-то полагал этот вопрос решённым.

— Предварительно, да, — ответила чародейка, — но превратить предположение в уверенность способно лишь вскрытие. Чисто теоретически стакан мог перевернуть кто-то, с кем Сюся, тьфу, госпожа Саюси выпивала раньше. Она прилично захмелела, и её посетитель почёл за благо удалиться. А в качестве жеста доброй воли ополоснул свой стакан и, не думая, сунул его в шкаф. Саюси продолжила напиваться и перепутала бутылки. Тогда и яд, и перевёрнутый стакан будут задействованы, сыграют свои роли, но вот убийства не будет.

Вил согласился, доводы чародейки показались ему вполне логичными.

— Давайте вернёмся сюда с результатами вскрытия, — предложил он, — тогда будет ясно, в каком именно направлении расспрашивать свидетелей и продолжать поиски улик.

Рика даже с некоторым нетерпением приступала к работе. Во-первых, она впервые делала вскрытие человека, умершего от отравления (передозировка наркотиков ей попадалась, но чтоб натуральное отравление ядом! Настоящая удача.), а, во-вторых, ей не терпелось убедиться в версии убийства и найти подтверждение гипотезы яда из рога они.

Тренированная память услужливо подсказала регламент вскрытия при отравлениях. Для начала надлежало изъять желудок целиком вместе с содержимым, по три сяку толстого и тонкого кишечника, почку и мочевой пузырь.

К удовольствию девушки, повреждения имелись столь характерные, что их в пору демонстрировать в анатомическом театре студентам-медикам. Чародейка на всякий случай сверилась со справочником по ядам: яд рога они вызывает паралич дыхания и остановку сердца, а входящий в его состав растительный алкалоид вызывал узнаваемые трупные пятна коричневатого оттенка. Всё это совершенно соответствует картине смерти госпожи Саюси.

Осмотр полости рта добавил кое-что интересное и уточнил способ попадания яда в организм. На слизистой оболочке гортани остались царапины, словно в горло заталкивали что-то твёрдое, диаметром с палец. Очевидно, этим самым чем-то могла оказаться банальная воронка, при помощи которой убийца залил в рот опьянённой жертвы яд, разведённый в бутылке бренди. Агония была жестокой, но недолгой.

Картина преступления вырисовывалась следующая: убийца выпивает вместе с жертвой. Расширенные зрачки и множественные крошечные кровоизлияния в глазах не подходили под отравление рогом они, но могли образоваться от большой дозы снотворного. В первой, початой бутылке никаких следов яда или снотворного не было, как, собственно, и в стакане Саюси. Получается, преступник незаметно подсыпал снотворное в стакан, а после того, как жертва выпила, тщательно помыл его и плеснул капельку бренди, чтобы создать впечатление, будто жертва пила просто бренди, а на дне стакана недопитый остаток. Потом, воспользовавшись воронкой (её он принёс с собой, потому как в хозяйстве убитой данный кухонный аксессуар не наблюдался), и влил в глотку жертвы яд, который успел развести во второй бутылке. Очень вероятно, что яд был в виде настойки или вытяжки. Во второй бутылке нет никакого осадка или не до конца растворившихся частиц. Да и яды растительного происхождения гораздо чаще встречаются в виде настоек, отваров или декоктов. После чего убийца тщательно вымыл собственный бокал, водрузил его в шкаф и ушёл, не утруждая себя запором входной двери. Он явно небезосновательно рассчитывал на то, чтобы жертву обнаружили утром и приняли произошедшее за обыкновенный несчастный случай.

Все эти соображения она и изложила коррехидору, сопроводив самыми подробными комментариями. Тот прошёлся по своему кабинету, зачем-то глянул в окно и сказал:

— Нет сомнений, убийца — кто-то из института, скажу более, он живёт в кампусе. Только так ему было удобно прийти к Саюси вечером. Если бы тот, кто уезжает в город после работы остался или же вечером приехал вновь, он наверняка обратил бы на себя внимание. Хотя бы дворника, отвечающего за въездные ворота. Убитая прекрасно его знала, пустила к себе в комнату и стала в ним выпивать.

— Кто-то, с кем у неё были личные отношения? — предположила Рика.

— Нет, не думаю, — возразил Вил, — приди к ней любовник, он принёс бы не только спиртное, обязательно прихватил бы что-то из угощения. Да и женщины возлюбленных с пустым столом не встречают. Опять же, где букет цветов?

— А что к любовницам непременно с цветами ходят? — прищурилась Рика.

— Не обязательно, но частенько. То, что происходило у Саюси, больше тянет на деловую встречу.

— И по итогу этой самой встречи деловой партнёр решил её травануть?

— Предложите свой вариант, — со спокойной насмешливостью возразил коррехидор.

— И предложу, — насупилась чародейка, — краску для волос помните? — Вил кивнул, — вдруг убитая оказывала студентам разные мелкие услуги и устраивала поблажки за деньги?

— Ага, — засмеялся коррехидор, — краска не понравилась, и недовольный качеством товара убийца решил отправить её к праотцам. Куда правдоподобней, что Сюся просто не успела передать краску по назначению. Мне кажется, — он вдруг посерьёзнел, — в нашем случае скорее уж нужно делать ставку на дотошное любопытство и въедливость жертвы. Её привычка слоняться по институту и всюду совать свой нос могла позволить ей увидеть нечто, для её глаз совершенно не предназначающееся. У меня сложилось впечатление, что резкую манеру общения заместителя директора Кленового института по безопасности недолюбливали как коллеги, так и студенты, коим, к слову, она житья не давала.

— Недолюбливали настолько, чтобы жестоко и хладнокровно убить? — прищурила свои зелёные глаза чародейка, — и что такого могла углядеть Сюся? Проявление нежной страсти? Дым от папирос? Припрятывание шпаргалок перед экзаменом? Поцелуи украдкой? Нет, все эти студенческие прегрешения никак не тянут на повод для убийства.

— Вы рассуждаете с точки зрения обучающегося, но в любой организации присутствует немало возможностей для преступной деятельности. Я имею ввиду финансовые преступления, естественно. Приписки, коррупция, самые банальные взятки, в конце концов. Наша жертва могла оказаться как непосредственным участником, так и разоблачителем, — закончил он с превосходством взрослого человека, который вынужден объяснять ребёнку прописные истины.

Чародейке снисходительность Вила всегда действовала на нервы, побуждая к резкостям и колкостям, но в этот раз она не могла не признать, что в словах коррехидора есть резоны. Свидетель преступления — подходящий мотив.

— Но в чём суть самого преступления? — риторически воскликнула она.

— Именно это нам и предстоит выяснить. Заедем попить кофе и в снова в бой. Кленовый институт начинает становиться мне почти таким же родным, как университет.

— Чуть не забыла, — Рика пролистнула несколько страничек своего, известного на всю коррехидорию блокнота, отделанного чёрными кружевами, — есть кое-что любопытное по поводу бренди. У Сюси было две бутылки бренди, — Вил согласно кивнул, — и эти две бутылки разные. Та, в которой не было яда, по оформлению и выдержке явно более дорогая. Вторая же — более дешёвая. У них и производители разные.

— Что вас так удивило? — спросил коррехидор, — вполне логично, рачительный человек для разведения отравы от грызунов купит более бюджетный напиток, нежели для личного употребления. Вещи убитой недвусмысленно говорят, что дамочка себя любила и ни в тратах не особо отказывала. Поэтому и выпивку для себя приобрела качественную и дорогую.

— Сначала я тоже так подумала, — серьёзно согласилась чародейка, — но потом меня моё внимание привлекла наклейка на бутылке. Владелец винной лавки решил сделать себе рекламу и прилепил маленькую красную бумажечку, смахивающую на камон, с надписью: «Любой повод хорош для наших вин». Я была уверена, что уже встречалась с подобным. Полезла в шкаф для вещдоков и сравнила бутылку из комнаты убитой с бутылкой, обнаруженной нами на смотровой площадке Астрономической башни. На ней красовалась точно такая же рекламная наклейка.

— Это может означать всё и ничего. Может быть, убийца в обоих случаях один, и он заранее запасся спиртным на два убийства. Но, нельзя исключать и вариант винной лавки, расположенной по соседству, где удобно отовариваться сотрудникам Кленового института, а могут и студенты заглядывать. Как косвенную улику вашу находку принять можно, но на прямую она, увы, не тянет! Средней руки адвокат камня на камне не оставит от обвинения, построенного на подобном совпадении.

— Может, нам стоит пробежаться по винным и алхимическим лавкам? — предложила чародейка, — вдруг продавец запомнил, кто покупал у него настойку рога они или спиртное?

— Пробежаться, конечно, можно, — в тон ей ответил Вил, — только на это у нас уйдёт месяц или даже больше. Представьте себе только, сколько у нас в Кленфилде магазинов и таверн с выпивкой? Да и алхимических лавок хвататет. Не факт, что коньяк и бренди покупал убийца; и тем паче, не факт, что торговец запомнил именно его. Он каждодневно продаёт десятки единиц товара, и не первое, ни второе не являются чем-то уникальным, таким, чтобы покупатель сего обратил на себя внимание продающего. К тому же не обязательно нужные нам лавки располагаются поблизости от Кленового института, не стоит исключать случайные покупки в городе, или же намерение запутать следствие. На месте убийцы лавки в шаговой доступности оказались бы в моём списке самыми последними. Искать уникальный, дорогой перстень, имеет смысл, а бегать в поисках непонятно чего, представляется мне пустой тратой времени и сил. Едем к тётушке Сацуки.

Тётка Вилохэда даже на дала себе труда скрыть недовольство, с каким она выслушала вердикт о втором убийстве в стенах Кленового института.

— Вилли, я решительно требую, чтобы ты провёл расследование в кратчайшие сроки. Просто неописуемо, что рядом с порядочными людьми в этих, почти священных, стенах бродит убийца, расправляющийся с неугодными ему направо и налево! Да в свете этого ни один человек не может чувствовать себя спокойно. Знаешь, что было после первого случая? — она шумно вдохнула из пузырёчка с нюхательными солями.

Вилохэд воспользовался паузой и заверил, что не имеет не малейшего представления.

— Мне звонил глава клана Ивы, — со значением проговорила госпожа Докэру, — он выразил желание забрать свою дочь домой вплоть до завершения расследования. А затем добавил, что на совете клана собирается поднять вопрос о возможном изменении учебного заведения младшей дочери Ивового клана с требованием возмещения потраченных на обучение средств. Представляешь, чем это чревато?

Рика догадалась, что тётушка Сацуки имеет ввиду разбегание студентов и уменьшение финансирования, но почла за благо смолчать.

Тётка сама озвучила ужасные последствия.

— А после второго убийства я не удивлюсь, что и преподавательский состав тоже может понести невосполнимые утраты, — добавила она, таким скорбным тоном, будто бы речь шла о внезапной кончине доброй половины коллег, — это всё просто ужасно.

— Тётя, — проговорил коррехидор своим особенным тоном, который действовал на дам словно успокоительное, — поверьте, я ни за что не допущу ничего подобного.

— Хотелось бы верить, Вилли, очень хотелось бы, — пробормотала она.

— Так помогите мне, — улыбка, которая однозначно давала понять, что без помощи госпожи ректора Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя, ну, никак, — расскажите нам, за что могли убить госпожу Саюси. Судя по тому, как часто её именуют по прозвищу, её у вас не особенно жаловали.

— Рона была сложной персоной, — покачала головой госпожа Докэру, — мы проработали бок о бобок около двадцати лет. Она сочетала в себе немало бесспорно хороших качеств, но при этом могла раздражать до безумия. Добавь сюда частые перемены в настроении, несдержанность на язык, прямолинейность до твердолобости, и ты примерно представишь, почему Сюсю не пользовалась всеобщей любовью.

— А не происходило в последнее время чего-нибудь из ряда вон выходящего?

— Как будто двух убийств тебе мало? — со строго отмеренными слезами в голосе проговорила тётка, — какие события более из ряда вон?

— Я имел ввиду неделю или даже две до первого преступления, — спокойно разъяснил коррехидор, — обиды и скандалы, странные происшествия, словом, что-то такое, что могло привлечь внимание вашего заместителя по безопасности? Она вам ни о чём странном или подозрительном не докладывала?

— Нет, — пожала плечами тётка, — всё шло как обычно. Сумбурный первый месяц с начала нового учебного года, когда всё потихонечку входит в привычную рабочую колею: утрясается расписание, аудитории, формируются клубы и секции. У преподавателей — планы, курсы, учебные пособия.

— А кто особенно не любил Сюсю? — спросила Рика, — говоря о сотрудниках института, или с кем она дружила?

— Знаете, Рона ни с кем особо близко не сходилась. При всяком удобном случае она любила с гордостью заявлять, мол, она — одиночка. Однажды, лет пятнадцать назад, во время какого-то застолья она хватила лишку и в порыве пьяных откровений призналась, что подруга увела у неё любимого мужчину. С тех самых пор Рона решила ни с кем близко не сходиться, дабы не получать в спину «незаслуженных ударов судьбы». Из наших преподавателей она, пожалуй, чаще других с Изуэ общалась вот уж, воистину, противоположности сходятся.

— А что входило в её профессиональные обязанности? — поинтересовалась чародейка.

— Многое, — весомо произнесла тётка Вилохэда, — материальное обеспечение учебного процесса, своевременная закупка продуктов для институтской столовой и контроль за качеством подаваемой пищи. У нас много древесно-рождённых студентов, и они привыкли к качественному питанию. Я стараюсь быть в этом плане на высоте. Ещё, — она повертела в руках очки, — Саюси занималась студенческим общежитием. Пока у нас обучались одни девицы, горя не было. Но с приходом особей мужеского пола, прибавилось головной боли и разных регламентов, определяющих правила поведения на этажах. После первого, — ректор запнулась и кашлянула, словно затруднялась выговорить слово «убийство», — происшествия я вызвала её и велела всерьёз заняться дисциплиной, одно из нарушений которой выражается во внешнем виде студентов. В этом семестре наши воспитанники совсем распоясались: многие стали ходить без форменной одежды, коя исконно является предметом законной гордости, отдельные индивидуумы удумали красить волосы. Саюси клятвенно меня заверила, что в самое ближайшее разрешит все проблемы.

— А чем она занималась в свободное время?

— Сие мне неведомо. Поговорите с госпожой Изуэ, возможно, она вам сможет рассказать больше.

Они пошли в аудиторию, где преподавалась классическая артанская литература. Госпожа Изуэ была застигнута ими во время обеда: прямо посреди тетрадей и учебников дымилась объёмистая чашка чая, а на промасленной бумаге возлежали бутерброды, количества и размеров которых хватило бы накормить рабочего средней руки. Преподавательница остановила на полпути ко рту башню из куска белого хлеба, ветчины и свешивающихся листов салата, замахала свободной рукой, радушно приглашая гостей присоединиться к трапезе.

— Вот только с чашками у меня беда, — посетовала женщина, — но проблема решаема. Помниться, прошлый выпуск презентовал мне чайную пару. Остаётся лишь найти её, — женщина встала и направилась к шкафу.

Коррехидор вежливо, но решительно, отказался от участия в более чем сомнительной трапезе. Изуэ закивала головой, посетовав, что офицеры Королевской службы не попробуют её стряпни, в коей (по словам всех, кто попробовал) она большая мастерица.

— Мы к вам по делу, — сухо заметила Рика, которую болтливая преподавательница классической литературы начинала раздражать, как только открывала рот. Она вопросительно взглянула на Вила, и тот разрешающе кивнул, — вы, естественно, слышали о смерти вашей коллеги?

— Естественно! Как я могла не слышать! — воскликнула Изуми, — бедная, несчастная Роночка! Бессчётное количество раз я ей говорила, что не стоит экономить на освещении. Эта её привычка использовать минимум света до добра не довела, — она картинно смахнула несуществующую слезинку, — и вот, извольте наблюдать результат: в своём любимом полумраке она перепутала бутылки и нахлебалась яду. Какой незаслуженный, кошмарный, ужасный конец!

— Ваша теория, объясняющая гибель подруги, конечно, любопытна, — заметил коррехидор, — но я вынужден огорчить вас, ни экономия на освещении, ни невнимательность госпожи Саюси не имеют ни малейшего отношения к её смерти, поскольку её убили.

— Убили, — Изуми зажала рот рукой, будто боялась, что оттуда вылетит стон, — как?

— Подробности произошедшего являются тайной следствия, посему не могут быть оглашены. Я хотел бы задать вам несколько вопросов относительно вашей подруги.

— Подруги⁈ Что вы, что вы, — мгновенно отреагировала их собеседница, — у Роны вообще подруг не было. Характер такой, знаете ли. Про подобных людей говорят: «Сердце с перцем, а душа — с чесноком». У них грубость через две фразы на третью сама собой вылетает. Причём всегда и по любому поводу. А коли повод не находится, они сами его и выдумают.

— Я что-то недопонял, — уточнил Вил, — вы сейчас по поводу госпожи Саюси говорили или вообще о людях с дурным характером рассуждали?

— И то, и другое, — удивилась Изуэ, — Роне подобное описание как нельзя лучше подходит. От неё более всех студентам терпеть приходилось, придиралась почём зря и по каждому поводу. А ведь наши кленовки и кленовцы — чистейшее золото! Вы не поверите, но иногда они так сильно на учёбу налегают, что здоровье страдает. Да, да, — усиленно закивала она, поймав на себе скептический взгляд чародейки, — некоторые даже в лазарет от усердия попадают. Учатся, учатся, ночами и днями, а в итоге — перегрузка нервной системы, бессонница и астения (они даже покушать вовремя забывают!).

— Вы не преувеличиваете? — с сомнением в голосе переспросил коррехидор, — я не столь уж давно сам был студентом, но рвения, описанного вами, не наблюдал даже в Кленфилдском университете.

— Дорогой мой господин полковник, — произнесла она учительским тоном, — у нас особенное учебное заведение. Может быть, Университет Кленфилда и может похвастаться тем, что у них учится интеллектуальная древесно-рождённая молодёжь, но мы — Кленовый институт, у нас благородство духа, прилежание и воспитание ставится во главу угла. Тут всё иначе. Поэтому к нам нельзя подходить с общепринятыми мерками. Кленовки — самые желанные невесты и пополнение свиты королевы. Не секрет, что большинство придворных дам — выпускницы нашего института, и мы очень надеемся, что и кленовцы станут достойным пополнением различных министерств.

— Скажите, — это спросил уже коррехидор, — а финансовыми нарушениями госпожа Саюси не интересовалась?

— Какие там финансовые нарушения! — Изуэ раскрыла свои и так немаленькие глаза на всю ширь, — я даже помыслить о подобном не в состоянии. Попечительский совет и госпожа Докэру разве ж способны на какую-нибудь низость? Ни за что и никогда. Роночка тем более. Кристальной чистоты человек, просто кристальной.

— А за кристальным человеком слабость по части спиртного не водилась? — чародейка решила прервать незаслуженные дифирамбы в адрес Сюси.

— Успели уже, напели, нашептали, — укоризненно проговорила преподавательница, — эх, людишки у нас. Ничего святого. Не успело остыть бренное тело, а они уже готовы грязное бельё при посторонних перетряхивать.

— Выходит было, что перетряхивать, — как бы для себя самой заметила Рика.

— Вряд ли мы найдём человека, с которым случилось бы иначе. Водились за Роночкой малюсенькие слабости. Да, пускай она курила. Да, она могла и выпить. И что такого? Она — женщина взрослая, самостоятельная, одинокая. Сама себе хозяйка, вольна поступать, как душе угодно. Вернее сказать, — горестный вздох, — была вольна.

Вил подумал и спросил о семейном положении убитой. На что услышал обстоятельный рассказ о постигшей Сюсю в молодости разочаровании в любви, происходившем из жестокого предательства дорого её сердцу человека, остановившего выбор на её подруге, и решении более не входить в бурную реку сердечных страстей. Как раз, чтобы «волны бурные» высоких чувств не «рассекали скалы острые» непонимания, холодности и отчуждения — этих неизменных спутников любви.

— Таким образом Роночка решила оставаться одна и всегда следовала своему решению, — покачала головой госпожа Изуэ, — наверное, ей так было лучше и спокойнее.

Коррехидор спросил ещё по поводу вчерашнего вечера. Оказалось, что за чашкой послеобеденного чая (традицию привёз с континента батюшка его величества) Сюся, провожая глазами стайку студентов, вываливающихся из трапезной, пробормотала что-то о том, что скоро кое-кому предстоит почувствовать на своей шкуре её ежовые рукавицы.

— Я поняла, что сия тирада относилась к нахальной девице с четвёртого курса, щеголяющей в идиотском балахоне с отливающими синевой неопрятными патлами. Столь странный цвет волос не встречается в живой природе, посему я предположила, что моя приятельница решила взяться за налаживание дисциплины и выбрала себе первую жертву. Знаете, — преподавательница чуть улыбнулась, — выбор жертвы для публичной порки (естественно, я имею ввиду порку чисто моральную, ибо любые телесные наказания находятся в нашем институте под строжайшим запретом) не такая плохая идея. Имеет неплохое воспитательное значение. Наказали одну, другие задумаются, стоит ли им поступать аналогичным образом, чтобы на их голову пали аналогичные последствия.

Госпожа Изуэ попыталась продолжить свою мысль о воспитании молодёжи, но Вилохэд вежливо свернул разговор, поблагодарил за содействие и распрощался.

— Удивительно неприятная особа, — передёрнула плечами чародейка, когда они удалились на достаточное расстояние от аудитории, и она была уверена, что её слова не достигнут ушей объекта обсуждения, — навязчивая и при том скользкая. У меня сложилось впечатление, что все её речи — сплошная мешанина из правды, лжи и полулжи. Подозрительная особа.

— Просто госпожа Изуэ из тех людей, которые желают выставить себя в лучшем свете даже тогда, когда этого и не требуется. Видимо, в противном случае её самооценка понесёт непоправимый урон в её же собственных глазах. Вот она и старается подать все факты таким образом, чтобы приукрасить себя, любимую. Когда фактов не хватает, она не пренебрегает фантазией, кою приземлённые особы, вроде практикующей некромантки, склонны почитать самой натуральной ложью.

— Её последняя информация — тоже вымысел? — задумчиво спросила Рика, — я про ежовые рукавицы и скрытую угрозу в адрес неизвестно кого.

— Полагаю, Сюся собиралась взяться за выполнение поручений тётушки по поводу наведения порядка в Кленовом институте. Знаете, какова первая реакция начальства на любую внештатную ситуацию?

Рика хотела сперва отрицательно покачать головой, но вспомнила громы и молнии его величества Элиаса, что обрушивались на голову четвёртого сына Дубового клана всякий раз, как только случалось очередное скандальное преступление, тем или иным боком заинтересовавшее носителя Кленовой короны, и его же риторические вопросы: «Когда же полковник Окку наведёт, наконец, порядок во вверенном ему департаменте?». Нередко далее следовало нудное перечисление шагов, кои упомянутому полковнику надлежит сделать в самое ближайшее время.

— Ваша тётушка устроила Сюсе выволочку и потребовала в кратчайшие сроки искоренить любые проявления дурного поведения и неподобающих привычек?

— Можете быть уверены, всё так и было. После чего наша достопочтенная госпожа Саюси, вдохновлённая начальственным гневом, бросилась выполнять поручение, перенеся свой гнев на виновников, — Вил развёл руками, — то есть студентов, уличённых в нарушении дисциплины. Отсюда и обещание ежовых рукавиц. Но меня более заинтересовал рассказ преподавателя о студентах, что доводят себя до лазарета учебным рвением.

— Не хотят платить рё за переэкзаменовку, — предположила чародейка.

— Возможно, — согласился Вил, — но мне в голову почему-то лезет не столь радужное объяснение.

— Какое? — чародейка заглядывала ему в лицо.

— Как бы не наркотики. Помните королевского пажа? Я тогда побывал в библиотеке и консультировался в Университете и узнал достаточно, чтобы укрепиться во мнении, что НИКОГДА, НИ ЗА ЧТО ни ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ я не стану пробовать ЭТО.

— И как вы собираетесь проверить свою теорию?

— Для начала побеседуем с врачом института. Будем надеяться, он прольёт свет на таинственных «прилежанцев», что дозанимались до больничной койки.

— Если вы правы, то поговорка: «Глядя на румяное яблоко, не забывай о червяке» очень подходит к Кленовому институту, — сказала чародейка.

Глава 8
ХРОМАЮЩИЙ УБИЙЦА

Найти медицинское крыло им помогла вездесущая госпожа Кагуя. Рике подумалось, что эта скромная на вид женщина с вечно потупленным взглядом далеко не так проста, какой стремится выглядеть. Очень уж удачно она всякий раз оказывается в гуще событий и как бы самым что ни на есть случайным образом.

— Господа, — несколько наиграно удивилась она, — мне почему-то кажется, что вы заблудились. У нас жутко запутанная планировка, — изящное покачивание головой, — в первое время все без исключения плутают. Впору первокурсникам чертежи этажей с маршрутами выдавать.

Вилохэд попросил проводить их в медицинское крыло.

— Вы ладили с госпожой Саюси? — как бы невзначай поинтересовался он по дороге.

Кагуя искоса бросила на него взгляд, словно бы пыталась угадать, какого ответа от неё ждут, потом заговорила:

— С бедняжкой было сложно ладить. Неустроенная личная жизнь, нереализованные амбиции частенько идут рука об руку с дурным нравом, завистью и злобностью.

— Разве госпожа Саюси занимала низкую должность? — вскинул бровь коррехидор, — чем положение заместителя ректора одного из самых престижных учебных заведений Артании её не устраивало?

— Должность, конечно, неплоха, — тонко улыбнулась их провожатая, — только страдания Сюси, ах простите, — она округлила глаза и мило закрыла рот рукой, словно бы пыталась задержать вылетевшее прозвище, — госпожи Саюси, иную подоплёку под собой имели: она ж в простой семье родилась, да и образованием похвастаться не могла: максимум самую обыкновенную школу закончила. Это сразу ставило её на несколько ступеней ниже преподавателей, и никакое формальное обращение в виде: «госпожа заместитель» было не в силах поменять ситуацию. Видите ли, — она кокетливым жестом заправила за ушко выбившуюся прядь волос, — преподавательский состав у нас сплошь из древесных кланов, а дамы — ещё и выпускницы Кленового института. Вот эту пропасть в общественном положении наша бедная Сюся никакими силами преодолеть не могла и жутко комплексовала. Ладить с таким придирчивым, недовольным всем и вся человеком решительно невозможно. К слову сказать, она меня ещё в студенческие годы невзлюбила, хотя я старалась изо всех сил выполнять все её бессмысленные требования со скрупулёзной точностью.

— Ваша позиция мне ясна, — продолжал Вил, — припомните, вчера ничего необычного на ваших глазах не происходило? Не только относительно вашей коллеги, но и вообще. Вы не заметили нетипичного поведения, странных происшествий или ещё чего-нибудь, нарушающего спокойное течение институтской жизни?

— Вчера весь день мне вздохнуть было некогда, много дел; а Сюся? Она носилась по институту как ужаленная, приставала к студентам по разным поводам, и рожа, ой! Лицо у неё такое озабоченное было и недовольное. А более ничего. Теперь вам остаётся дойти до конца коридора и повернуть налево, там предбанничек, за ним — дверь в коридор медицинского крыла.

Она поклонилась и поспешила удалиться, будто бы расспросы четвёртого сына Дубового клана показались ей неприятными.

— У меня перерыв, — последовала мгновенная реакция на их вежливый стук в дверь, — так что, если вы не находитесь на грани жизни и смерти, то окажите любезность, придите через тридцать пять минут. Дайте доктору спокойно покушать.

Это было откровенной ложью, доктор не кушал, и в приёмной витал ощутимый запах хорошего табака.

— Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя, — внушительно проговорил коррехидор, — господин врач, извольте прервать свою трапезу и выйти к нам.

Быстрые шаги, резко распахивается дверь и перед ними возник высокий, пожалуй, даже выше Вилохэда, худой мужчина с рано поседевшими короткими волосами и выразительными карими глазами на смуглом остоскулом лице. Рукой он делал жесты, словно пытался разогнать табачный дым.

— Господа. Чем могу?

— Коррехидор Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя полковник Окку, — Вил едва заметно наклонил голову, — а со мной госпожа Таками — коронер, моя помощница и практикующая чародейка. С кем имею честь?

— Ду́ги, Тэд Дуги. Волею богов и милостью госпожи Докэру стою на страже здоровья студентов и сотрудников этого места, ставшего для меня за последние десять лет практически вторым домом.

— Весьма цветистое представление, — заметила Рика, которой стало неуютно под откровенно раздевающими взглядами доктора.

— На том стоим. Если вы по поводу всеми нелюбимой Сюси, то я на месте трагедии не был, покойницу не только не осматривал, но и не видел. Хотя посмеялся от души, когда мне сказали, что Тибаку — преподаватель физвоспитания, самалично факт смерти установил. Какой разносторонний парень! Я сегодня припоздал с приездом на работу, — пояснил доктор Дуги, предвосхищая вопросы офицеров Кленовой короны, — пришлось в аптеку за медикаментами заехать, а там какая-то сволочь не в своё назначенное время получать заказ удумала. Я намекнул, мол, некрасиво так поступать, но куда там! Пока все свои ящички, пакетики мешочки бабуля не пересчитала, да не удостоверилась, что всё в наличии и в комплекте, так с места и не сдвинулась. У неё ещё наглости достало мне заявить, что, коли я при служебных полномочиях, сами боги велят ожидать и не возмущаться. Потом про спящего солдата и идущую службу добавила. Если коротко, в Клён я прибыл, когда уже Сюсю нашли, освидетельствовали, дверь заперли, а страшно гордый Тибака всем показывал ключ и заявлял, что на нём лежит особая ответственность. Ну, а что я? Меня не трогают, и то ладно. Тут вы пришли. Чтобы избавить господ офицеров от необходимости задавать разные вопросы сказу сам: с Саюси не дружил и не враждовал. Ко мне она обращалась всего один раз, когда схватила простуду три года назад. На редкость крепкая и здоровая женщина была. И печень у неё — обзавидоваться можно.

— Зависть по поводу состояния печени мы должны воспринять в качестве намёка на её пристрастие к алкоголю? — уточнила чародейка.

— Несомненно. Дамочка эта к бутылке прикладывалась, и прикладывалась основательно. Посему отсутствие проблем с упомянутым органом говорит о недюжинном запасе здоровья. Именно так я и хотел сказать.

— К вам мы пришли совершенно по другому вопросу, — заговорил Вил, — мы слышали, что в институте периодически происходят случаи переутомления среди студентов, при этом некоторые переутомляются столь сильно, что попадают к вам в медицинское крыло. Это правда?

— Случается порой, — врач зачем-то подёргал себя за мочку уха, — только вот уж не знаю, какой знаток душ человеческих наплёл вам про прилежание и избыточную зубрёжку.

— Выходит, вы усматриваете причину упомянутых недугов не в переутомлении, — мгновенно отреагировал коррехидор, — тогда в чём?

— Переутомление, естественно, никто не отменял. Переутомление — вещь распространённая, и имеет свои неприятные последствия. Я возражал всего лишь против причины данного явления, ибо ни на грош не верю в то, что наши великовозрастные оболтусы способны дозаниматься до момента, когда потребуется медицинская помощь. Мне более прозаическая причина в голову приходит.

— Озвучите?

— С большим удовольствием. Ночные бдения, классическое сочетание крепкого кофе и табака, и, как следствие, в период экзаменов начинается стресс, ещё больше кофе, табака и прочих излишеств, которые порождает бурный гормональный фон юности и круглосуточная скученность девиц и парней в рамках одного, отдельно взятого общежития.

— Наркотики вы исключаете? — спросил Вил.

— Как врач, я могу говорить об исключении данного варианта только после проведения всесторонних анализов. Поскольку необходимости в подобном просто не было, да и для обследования пациента, не достигшего совершеннолетия, кое в Артанском королевстве исчисляется двадцатью одним годом, требуется письменное согласие родителей, ничего похожего я не проводил, — Тэд Дуги снова принялся за своё ухо, — да и, по честности сказать, не особо похоже было. Я на наркоманов в Королевском доме призренья нагляделся. У нас что? Недосыпание, отсутствие аппетита (да откуда же ему взяться, если пачка папирос в заднем кармане брюк лежит-полёживает), а потом реакция — давление падает, сонливость вырубает, голова кружится. И следов приёма у больных, таких как постоянный насморк, сухость слизистой носа, покраснение и зуд в ноздрях я не замечал. Жалоб подобного характера от пациентов не поступало. Вот я и не рассматривал вариант приёма наркотиков.

— Ясно, — сказал коррехидор.

А Рика подумала, что врач Кленового института отличается странным оптимизмом, который при более пристрастном взгляде вполне мог сойти за наплевательское отношение к своим обязанностям. Благо, работал он в институте, где подавляющее большинство людей были здоровы, в стенах больницы число выздоравливающих при подобном отношении могло оказаться бы плачевно мало.

Не успел коррехидор закончить разговор с бесшабашным доктором своими обычными предупреждениями, как снова появилась госпожа Кагуя.

— Господа офицеры, полковник, милорд, — поправилась она, — вас госпожа Докэру просит срочно зайти к ней в кабинет.

— Рассказывай, что случилось, — приказала тётка четвёртого сына Дубового клана ещё одному присутствующему в её кабинете.

Нестарый мужчина с выбритыми до синевы впалыми щеками представился Ио́ши Мю́рреем и оказался дворником.

— По сути я — старший помощник садовника, — веско уточнил он свой статус, — но чистота территории и ворота в моём ведении. Я также входом и выходом студентов заведую, поклажу ихнюю проверяю.

— Что у вас случилось? — не выдержала чародейка, она никак не могла отделаться о мыслей о следующем трупе.

— Вот, — он ткнул пальцем на стол ректора, где лежала завёрнутая в коричневую обёрточную бумагу коробка, — доставили для госпожи Саюси. Она ж померла, и я не знал, куда девать посылку. Расписался, потому как курьер спешил сильно и ничего не желал слушать по поводу смерти адресата. Коробку сюда принёс, а госпожа Докэру вас позвала.

— Я сразу подумала, что содержимое этой посылочки сможет продвинуть следствие, — вмешалась в разговор тётка Сацуки, — если это заказала сама убитая, значит, это неспроста!

Рика протянула руку и привычно закрыла глаза, пытаясь почувствовать присутствие магии. Сумела уловить очень слабенькие отголоски чего-то напоминающего производственную магию.

— Давайте посмотрим, что заказала убитая, — предложил Вил, и бросил вопросительный взгляд на помощника садовника с расширенными полномочиями.

— Мюррей, выйдите вон и подождите. Возможно, вы ещё понадобитесь господам офицерам, — приказала тётушка Вилохэда.

Тот дёрнул щекой, вероятно выражая скрываемое сожаление, поклонился и ушёл.

Чародейка осторожно развернула обёрточную бумагу и открыла посылку. Внутри оказался ещё один слой бумаги, на этот раз белой, рисовой, и сверху лежала картонная карточка с изображением звёздного неба. На обороте её было написано:

Уважаемая госпожа Окура!

Магазин магических принадлежностей приносит Вам глубочайшие извинения за задержку товаров, заказом коих вы почтили наш скромный магазин. Причиной столь досадного промаха послужили наши поставщики, опоздавшие с подвозом нарезанной шкуры ящерицы-сердцееда. В качестве признания и раскаяния мы приложили к заказу маленький подарок: бонусный пакетик сушёных цветов маргаритки.

С почтением, искренне Ваш, магазин магических принадлежностей «Старый чародей».

— Так вот кому понадобилась вся эта дребедень! — воскликнула Рика, выкладывавшая на стол два пакета высушенных головок цветов, завёрнутые в дополнительную промасленную бумагу кусочки ящеричей шкурки, пузырёчки с маслом розы и кедра. Там же лежала коробка особо длинных походных спичек с большими зелёными головками и элегантная чернильница с комплектом чернил и соболиной кистью.

— Что это? — госпожа Докэру взирала на содержимое посылки со смесью удивления и отвращения, — зачем Саюси заказала такую дребедень?

— Не Саюси, а ваша студентка — Яна Окура, — пояснила чародейка, — прочтите карточку. Теперь мне понятно почему она заявилась с утра в комнату убитой, а мы как раз там работали. И дело было вовсе не в приличествующем для кленовки внешнем виде. Она намеревалась забрать посылку.

— Эрика, — остановил её рассуждения коррехидор, — не стоит затруднять такого занятого человека, как моя горячо любимая тётушка нашими служебными соображениям. Собирайте всё назад. Настало время нанести повторный визит экзальтированной особе — любительнице куриных костей.

— Постой, Вилли, — госпожа ректор водрузила очки на нос, — я так и не поняла, для какой цели может быть использован столь странный набор из гербария, вонючих кусочков шкуры непонятно кого, спичек и чернил?

— Перед нами набор для ворожбы, — пожала плечами чародейка, — причём самый дилетантский, более подходящий для игры в волшбу, нежели для занятий настоящей магией. А для чего он понадобился вашей студентке, мы выясним у неё самой.

В коридоре маялся дворник. Он смотрел в окно, вздыхал и тёр пальцем подоконник, словно проверяя на чистоту.

— Господин Мюррей, — позвал его Вил, — буквально на два слова, и мы вас отпустим. Госпожа Саюси часто подобные посылки получала?

Глаза мужчины забегали, выдавая душевную борьбу между страхом сказать нелицеприятную правду и быть пойманным на лжи.

— И не вздумайте нам врать, — Вил тоже заметил душевные терзания, — со мной чародейка, она в два счёта заметит любое лукавство.

— Что вы, господин полковник, — воскликнул дворник с избыточной горячностью, — у меня и в мыслях не было! Я просто припоминал, сколь часто интересующие вас случаи происходили. Исключительно для большей точности.

— И как? Припомнили?

— Случалось, бывало. Чего уж греха таить, Сюся студентам, можно сказать, попустительствовала.

— А вы? — прищурилась Рика.

— Я? Ни-ни! У нас бдительность по части дисциплины на первом месте.

— Ой, ли? — Рика подошла к нем поближе и снизу вверх заглянула в глаза, — неужто только сегодня посодействовали?

Мюррей отвёл взгляд, поправил ворот рубахи и сказал:

— Ну, не только сегодня. Но я исключительно из уважения к старшей по должности и старшей по летам. Она мне говорила пропусти, я пропускал. Велела не обращать на некоторые вещи внимания, я глаза-то и закрывал. Сам я разве ж осмелился бы?

— Ладно, ладно, пусть вашими мелкими проступками ваше начальство занимается, — коррехидор поморщился от избытка самоуничижения в словах собеседника, — вы нам лучше скажите, на что именно вам по доброте душевной приходилось закрывать глаза?

— На спиртное, табак, внештатные выходы в город, домашнюю еду, — принялся перечислять дворник, — ещё опоздания после выходных.

— А посылки? Госпожа Саюси всегда сама получала?

— Посылки редко случались. Не каждую неделю. Бывали коробки, навроде этой. Бывали свёртки. Вот свёртки она завсегда сама забирала.

— Ясно, — кивнул Вил, — и ещё проясните ситуацию с ключами. Нам сказали, что именно вы дубликаты взамен утерянных делаете.

— Куда ж деваться, приходится, — снова отвёл глаза дворник, — у нас же тута почти что дети живут. Теряют, забывают, путают ключи почём зря. А за потерю ключа от аудитории, комнаты или какого ещё помещения полагается штраф. И штраф немаленький.

— Неужто в рё? — спросила чародейка.

— Да, а откуда вы знаете? — удивился дворник, а потом сам себя осадил, — конечно, знаете. На то вы — и Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя. Вам по положению полагается всё про всех знать.

— Прямо такса у вас, чего не коснись, за всё рё берут, — пробормотала Рика себе под нос.

— Вот я и иду ребятам нашим навстречу, — продолжал Мюррей, — помогаю деньги родительские сэкономить. Мастерская у нас имеется. Час-полтора работы, и новый ключ готов, а главное — меньше взысканий, меньше скандалов, меньше нервотрёпки.

— Вы ведёте учёт кому и какие ключи делали?

— Нет, — удивился дворник, — с какой стати? Потеряли — заменили, и всё тут.

— И ещё, — коррехидор бросил внимательный взгляд на дворника, — госпожа Саюси всегда отраву от грызунов сама разводила?

— Она-то⁈ — усмехнулся дворник, — ни в жисть. Не барское это дело — крысоморами ручки марать. Я всегда этим вопросом занимался, при чём ничего я не развожу, а просто покупаю протравленное зерно в алхимической лавке и раскидываю в нужных местах. У нас ведь как, — он крякнул, — где-то щедрость со стороны Попечительского совета неимоверная, а где-то экономия. Нет на магическую защиту от паразитов раскошелиться, всяко полезней разноцветной посыпки для дорожек будет.

На этом господин старший помощник садовника с полномочиями дворника был отпущен восвояси, а Рика и Вил двинулись к Яне Окуре.

— А девица-то подозрительна, — заметила чародейка, — с первой убитой она жила в одной комнате, со второй обстряпывала подозрительные делишки. И на место преступления заявилась, словно бы по чистой случайности. Да слова дворника лишь подтверждают наши предположения. Яд Сюсе принесли, развели и влили в глотку, предварительно обездвижив большой долей снотворного. Яна Окура более чем подходит.

— Маловато против неё улик. Возможно, она просто зашла за посылкой, обнаружила там нас и отговорилась невинным предлогом. К слову, девица красит волосы, и краска, что мы обнаружили в комнате убитой, могла предназначаться ей. Кто знает, вдруг именно краска и привела её утром на место преступления.

— Тогда каков план разговора? — спросила чародейка.

Они свернули в коридор женской части общежития.

— Никакого плана, — пожал плечами коррехидор, — прижмём девицу, и все дела.

Яна обнаружилась в своей комнате вместе с запуганного вида студенткой, которой она что-то вещала с очень довольным видом. На ней снова красовался приснопамятный балахон с курьими костями.

— Вообще-то, полагается стучать, когда входите в комнату невинных девиц, — недовольным голосом сказала она вместо приветствия.

— Вообще-то, древесно-рождённый лорд в Артании обладает привилегией без стука входить в любое помещение, исключая покои его величества, разумеется, — в тон ей ответил Вил, — и сие полномочие усиливается моей должностью главы Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя, находящегося при исполнении служебных обязанностей, — он взглянул на замершую новую соседку, — оставьте нас.

Девица вскочила и скрылась за дверью.

— У меня к вам несколько вопросов, — проговорил Вил, водружая на стол коробку с магическим хламом, — это вы заказывали?

Окура оглядела коробку с равнодушным выражением лица, скривила губы и заявила:

— Впервые вижу.

— Естественно, вы видите это впервые, — не удержалась чародейка, — посылку только что доставили. Но вас спросили о другом: это ваш заказ.

— Сказала уже, — равнодушно повторила девушка, — нет.

— Любопытно, — коррехидор извлёк из коробки карточку с извинениями за задержку посылки, — почему тогда владелец магазина магических принадлежностей знает ваши имя и фамилию? Более того, он нижайше извиняется перед постоянным клиентом.

— И что? — выгнула бровь Яна, запахнулась в свой балахон и демонстративно бухнулась на кровать, — с каких пор Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя открывает личные посылки подданных Кленовой короны?

— Имею полное право, особенно, когда эти подданные, вернее, одна из подданных Кленовой короны, подозревается в убийстве.

— Как в убийстве? Кого?

— Заместителя ректора Кленового института госпожи Роны Саюси.

— Я убила Сюсю⁈ Это же просто абсурд! Зачем мне это делать и как?

— Отвечу, и только лишь для того, чтобы сократить до минимума время запирательств и попыток запутать следствие, — проговорил коррехидор тоном древесно-рождённого, который мгновенно ставил собеседника на место, — мы предполагаем, что вы имели некие тёмные делишки с госпожой Саюси. Начиная с того, что она покупала для вас краску, чтобы вы могли покрасить волосы, и заканчивая различными посылками, а в них могли находиться не только лишь одни безобидные ингредиенты для дилетантской ворожбы. Мы полагаем, что убитая застала вас за неким весьма неблаговидным делом, обнародование коего повлекло бы для вас серьёзные осложнения в жизни. Например, отчисление из института. Она предупредила вас, но так, чтобы поняли только вы, а для остальных студентов её слова прозвучали очередной выволочкой и руганью за нарушение правил внутреннего распорядка, к коим можно было бы отнести ваш несколько экстравагантный внешний вид. Вы вооружились крысиным ядом, заявились к убитой под благовидным предлогом и налили яд в бутылку со спиртным. Как-то так.

— Значит, крашеные волосы — указание на убийцу? — прищурилась девушка, — и по этой причине я у вас возглавляю список подозреваемых? К тому же вы считаете, будто Сюся снабжала меня краской для волос?

— А это не так?

— Нет. Вы даже представить себе не можете, до какой степени это не так, — Яна Окура подёргала сине-чёрную прядь волос, — я крашусь в городе. Родная тётка — старшая сестра моей матери, содержит сеть модных парикмахерских. Именно там я совершаю это беспрецедентное нарушение общественного порядка — придаю своим, увы, русым по природной несправедливости волосам, красивейший оттенок воронёной стали. И делаю я это ещё со старшей школы. Могу дать адрес и указать фамилию тётки. Проверьте, коли охота. Так что краску Сюся покупала не для меня.

— Что за псевдомагическую дребедень для вас получала убитая? — спросила чародейка, — и для каких целей?

— Я ворожу, — сказала Яна и почему-то смутилась, — ворожу на любовь, на успешную сдачу экзаменов, на победу в выборах в студсовет.

— И как успехи?

— Только дураки полагаются на удачу, — веско проговорила студентка, — я делаю всё наверняка, — и, встретив скептический взгляд Рики, продолжила, — если приворожить надо кого, я обливаю цветочек розовым маслом для девушки и маслом кедра для парня. Потом цветочек нужно сжечь, а пепел выпить вместе с любой жидкостью, всем сердцем желая признанья любимого человека. Раньше я практиковала пришпиливание теней булавками, но выглядело как-то по-детски, и я отказалась от этой практики. Пока клиент занимает свой ум размышлениями об объекте нежной страсти, я не теряю времени: иду к этому самому объекту и от его имени в любви, в ярких красках расписывая чувства несчастного влюблённого.

— Неужели такая чушь срабатывает?

— Ещё как! Главное подобрать нужные слова для признания. Теперь о привлечении удачи во время сессии. На кусочке шкурки ящерицы необходимо написать номер билета, который ты хотел бы получить, и положить в левый туфель непосредственно перед экзаменом.

— Вот по поводу этого у меня большие сомнения, — заметил коррехидор, — более того, я уверен, что никакие цифры в башмаке не могут сместить вероятность события, каковой по сути и является выбор билета во время экзамена.

— Естественно. Но я нередко проявляю похвальное желание помочь преподавателю, и многие не пренебрегают помощью добровольного волонтёра, — хитро улыбнулась Яна, — потом мне остаётся вытащить из специального конверта свой кусочек шкурки, на нём якобы написано место расположения их счастливого билетика. Даже, если бы Сюся прознала про мои маленькие хитрости, я поплатилась бы массовым оттоком клиентов перед экзаменами. Ибо мастерство объясняться в любви всегда пригодится, даже без сжигания засушенных цветочков. И, кстати, — она прищурилась, — с краской, возможно, вы копаете не там. Не одни девушки любят изменять свою внешность. Приглядитесь, ведь волосы можно не только чернить, но и осветлять.

— Хорошо, — проговорил Вил.

Действительно, прегрешения Яны Окуры не тянули на повод для убийства. Если только не принимать в расчёт возможных наркотиков. Мнение доктора Дуги совершенно не вдохновило коррехидора, и он никак не мог отделаться от ощущения, что перечисленные симптомы «переутомления от усердных занятий» вызывали ассоциацию с яталем — наркотиком из южной островной Империи Алого лотоса. В минувшем году газеты подняли шумиху из-за распространения этой новой дури в Кленфилде. Тогда ещё отец Вила пустился в обычные для него воспоминания о своём славном военном прошлом и подавлении восстания на юге. Он рассказывал, что противник поголовно жевал ятку — листья жестколистного кустарника, после чего мог сражаться без отдыха, сна, еды и с притуплённым чувством страха. Вил без обиняков спросил об этом Яну.

— Ну, раз уж вы знаете, глупо скрывать, — проговорила она, — продают у нас ЭТО. Скромно именуется «мелочишкой». А что? — девушка пожала плечами, — вопросы: что там с мелочишкой? Не видел ли мелочишку? Не одолжишь ли мелочишки? Ни у кого подозрений не вызывают. Скажу честно, я пробовала всего один раз, надеялась, что эта самая мелочишка во мне магические цепи обнаружит и замкнёт.

— Глупости, — сразу среагировала Рика, — только притупит. Способности к магии либо есть, либо нет, и нет такой силы, что могла бы их дать. Вот запереть цепи можно, только сие влечёт необратимые последствия для психического и физического здоровья чародея.

— А кто занимается в институте «мелочишкой»? — спросил коррехидор.

— Я не знаю, — последовал ответ, — и не уверена, что хоть кто-то об этом знает. Да и сам вопрос у нас предпочитают обходить стороной. Меньше знаешь, крепче спишь.

Они задали ещё несколько вопросов, но ничего стоящего так и не выяснили, зато возвратившаяся соседка клятвенно подтвердила, что весь вечер Яна провела в своей комнате.

— Мы ритуал проводили, — округлив глаза, сообщила новенькая.

— И какой, позвольте полюбопытствовать? — спросила Рика.

— Ритуал, чтобы я в коллектив лучше влилась, — последовал ответ.

Чародейка только вздохнула, не по поводу ритуала, он, естественно,

Тётка любезно приютила у себя заместителя по учебной части, а её просторный кабинет с обилием редкостных комнатных растений был предоставлен в безраздельное пользование Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя на всё время проводимого расследования.

— Итак, что мы имеем? — восклицал Вил, ероша волосы, — у нас трое убитых, и ни одного подозреваемого. Предположим, что дело в наркотиках. Кто-то продаёт дурь студентам, а убитая Сюся прознала про это.

— Что не мудрено, учитывая привычку убитой совать везде свой нос. Да, тут простым предупреждением не отделаться, — заметила чародейка, — натуральная уголовщина с серьёзными последствиями.

— Хорошо. Давайте примем сие предположение за отправную точку. Тогда, быть может, и то преступление, о котором столь широковещательно заявлял наш детектив-любитель Ютако Кензи может иметь отношение как раз к этому. Он узнал, кто продаёт наркотики. Пригрозил разоблачением, убийца соглашается, а потом убивает Кензи и Андо. Как вам такой поворот дела?

Рика побарабанила пальцами по так удобно свесившемуся листу с бело-розовыми вкраплениями и согласилась, что предложенный мотив имеет полное право на существование.

— Сюся тоже как-то оказалась причастна к этому. Может, ей ночью не спалось, или же она предприняла одну из своих любимых инспекционных вылазок, — предположила чародейка, — ей на глаза попался убийца. Он мог возвращаться в свою комнату или же прятать наркотики. Ведь он каким-то образом должен передавать свою «мелочишку». Или же наркотики оказались в одной из посылок с домашними деликатесами, она бралась передавать их студентам за небольшое денежное вознаграждение?

— И тем самым она сама подставила себя под удар.

— А краска для волос?

— Не знаю, — пожал плечами коррехидор, — краска может оказаться просто случайным совпадением. Не обязательно, что наш убийца красит волосы. Но проверить стоит. И первый, кто приходит на ум — это белобрысый председатель студсовета.

— Да уж, паренёк подозрителен, — согласилась чародейка, — всегда в гуще событий, подслушивает, подглядывает, готов помочь, только вот помочь ничем не может, поскольку ничего полезного не знает.

Марка Курису привела всё та же классная дама третьего курса, ей тётка Вилохэда повелена оказывать всяческое содействие расследованию.

— И так, господин председатель, — начал Вил, — у нас по вашу душу возникло несколько вопросов.

— Почту за честь, милорд, — ему оставалось лишь руку к сердцу приложить, — всей душой готов содействовать расследованию.

— По какой причине вы красите волосы? Для импозантности?

— Волосы? — ошарашено переспросил студент, — при чём тут мои волосы?

— Отвечайте, или я начну терять терпение.

— Начну с того, что вы, господин коррехидор, — не первый, кто обманывается цветом моих волос, полагая, что я крашу их, — парень провёл пятернёй по лёгким, как шёлк, светло-русым волосам, тонким и прямым, — перед вами природный цвет волос. Мой дед из аборигенов северного архипелага, от него-то у меня и обеих моих младших сестёр светлые глаза и волосы. Однако, на вашем лице читается откровенное недоверие, — продолжал он, — но я могу доказать.

— Сделайте одолжение.

— Позволите отлучиться минут на пять?

Позволение было получено, и Марк удалился.

— Думаете, он врёт? — спросила чародейка, поставившая в своём блокноте знак вопроса против имени председателя студсовета.

— Не знаю, — проговорил Вил, — у уроженцев севера встречаются и светлые волосы, и глаза. А насчёт мотива, — он покачал головой, — должность председателя студсовета как-то не располагает к подпольному распространению наркотиков.

— Чужая душа — потёмки, — любит говаривать моя бабушка, — возразила чародейка, — кто знает, может, семья Курису обеднела, или же они держат своего сына в чёрном теле, и он вынужден зарабатывать себе дополнительные карманные деньги таким способом. К тому же, — она широко раскрыла глаза, — мотив убийства прямо на поверхности. Сюся застукала парня на закладке наркотиков и из принципиальной озлобленности, в которой она пребывала довольно часто, отказывается закрыть на это глаза, даже после обещания всё прекратить. Вы знаете, зачем люди стремятся в студсовет?

— Нет. Я всегда был очень далёк от этого. Долга перед Дубовым кланом мне всегда хватало за глаза.

— Так вот, — Рика говорила быстро, чтобы успеть до прихода Курису, — активное участие в общественной жизни учебного заведения способствует удачному поступлению на должность. А лишение такого выгодного статуса закрывает многие двери. Быть замешанным в скандале, да ещё столь позорном, как торговля дурью, поставит жирный крест на любой карьере. Чем не повод убить?

Вилохэд не успел ответить, в кабинет возвратился сам предмет их спора.

— Вот, простите, что долго искал.

Он положил на стол перед коррехидором магографию. С неё улыбались трое симпатичных детей: в середине стоял худенький подросток, к котором с одного взгляда угадывался Марк Курису, а с обеих сторон к нему липли две малышки, похожие друг на друга, как две капли воды. При этом у всех троих были светлые волосы.

— Видите, — проговорил председатель, — мне на снимке тринадцать лет. И волосы у меня светлые, как и у близнецов. Им по восемь. Надеюсь, я развеял все ваши подозрения.

— По поводу волос, несомненно, — Вил возвратил магографию, — но не по поводу убийства. Чтобы не тратить зря наше время, я прошу вас со всей ответственностью сообщить, где и с кем вы провели вчерашний вечер.

— Сообщаю с большим моим удовольствием, — ответил председатель, — мы резались в горку (карточная игра не сложная, но интересная и подстёгивает азарт) в комнате одного из членов Клуба любителей детективов. Нас было четверо и двое зрителей. Они надеялись, что кому-то из нас надоест играть, и за столом освободится место.

— Выпивали? — сощурился коррехидор.

— Честное благородное, только чай. Сюся, как фурия, вчера весь день по институту носилась, всевозможные нарушения выискивала, мы ж — мальчики взрослые и никак уж не враги самим себе. Никто не хочет по серым дорожкам ходить и лишние рё штрафов выкладывать. Поэтому — чай, один лишь чай.

Не успели отпустить Марка Курису с миром (его алиби могли подтвердить трое других картёжников и пара зрителей), как прибежала запыхавшаяся помощница ректора и сообщила, что господину полковнику звонят из коррехидрии. Звонившим оказался сержант Меллоун, который с победными нотками в голосе сообщил о нахождении сувенира из Клуба детективов.

Рике и Вилу оставалось лишь встретиться с сержантом, забрать трофей и отправиться по адресу, нацарапанному отвратным меллунским почерком, в лавку торговца подержанными вещами. Со слов самого Меллоуна, хозяин также ссужал под залог деньги, то есть не брезговал услугами ростовщика. Лавка находилась не в самом хорошем районе, точнее будет сказать, они приехали в район порта, ещё с эпохи Светлой весны славившийся своими низкопробными борделями, кабаками и игорными домами, более смахивающими на притоны. «Ничего удивительного, что преступник отнёс украденный перстень сюда», — подумалось чародейке, оглядывавшей серые ряды складов вдоль береговой линии.

Лавка торговца подержанными вещами, как извещала лаконичная вывеска, находилась в небольшом переулке, по которому носились бродячие собаки. Чародейка почему-то ожидала встретить внутри сухонького скользкого старичишку в залатанном кафтане и криво сидящими на носу очками, но им навстречу вышел ещё не старый мужчина с плечами борца. Его мышцы не могла скрыть даже национальная артанская куртка с широким поясом под заметно округлившимся брюшком.

— Господа офицеры? — спросил мужчина, отрекомендовавшийся Смитом, — я ожидал вас.

И предложил пройти в его офис, в качестве которого выступала каморка позади прилавка. К чести Смита надо отметить, что и сам магазин, и так называемый «офис» радовали порядком и чистотой.

— Жена старается, — пояснил он, перехватив брошенный чародейкой взгляд на поднос с чаем и тарелкой исходящих паром, румяных оладий, — она и порядок везде наводит. Как я понял со слов вашего товарища, вас интересует странное колечко, которое он углядел у меня на витрине?

— Да, — ответил Вил, — именно оно.

— Скажу сразу, дабы прояснить свой статус и род деятельности, — Смит потёр глаз, будто туда попала соринка, — я краденое не скупаю и им не торгую. Однако ж, бывает и серый товар, — он кивнул на лежащий на столе перстень со щитом и иероглифами. Оно — как раз из таких. Не разобрать сразу, каким образом нынешний владелец его приобрёл.

— Когда и кто принёс вам этот перстень?

— Вот насчёт «когда» — точно не скажу, — мужчина покачал головой, — несколько дней назад. Постойте, — оборвал он сам себя, — позавчера, ближе к вечеру. Я запомнил, потому как тогда дождь пошёл. Да, да. Всё так и было. Зашёл ко мне человек и попросил принять драгоценный металл на лом.

— Почему на лом?

— Иногда людям нужны деньги, и ждать, покуда их товар продастся, они не могут. Тогда они предлагают мне купить его для той или иной цели. Понятное дело, — хмыкнул торговец, — в такие моменты у меня возникают подозрения, что вещица им досталась не совсем праведным путём, но я уже говорил, что краденым не барыжу. У меня такой принцип, с уголовным элементом дел не веду, они ко мне и не заходят. Коли подозрения возникают, то плачу мало. В случае конфискации, ну, как ваш коллега провёл нынче, я минимальный убыток фиксирую.

— Вы так и не сказали, кто принёс перстень, — включилась Рика, очень надеявшаяся получить словесный портрет убийцы.

— Кто ж его знает, — повёл могучими плечами Смит, — я говорил, дождь шёл. Заходит, значится, человече в плаще с капюшоном, выкладывает на прилавок вот этот самый перстень и спрашивает, почём на лом возьму? Я оценил, его названная сумма устроила, он забрал деньги и ушёл.

— Брали на лом, а сами перстень на продажу выставили, — констатировал коррехидор.

— Имею полное право, поскольку вещица купленная, а не в залог сдана. Поглядел я, поглядел на перстень. Он мне любопытненьким показался, молодёжь такие уважает. Вот и выложил на витрину.

— С этим мне всё понятно. Переходите к продавцу. Опишите, каков он внешне: возраст, рост, особые приметы. Вы ведь догадались, что Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя его разыскивает не за тем, чтобы благодарность объявить.

— А то, не догадался, — снова хмыкнул торговец, — как ваш сотрудник пришёл, амулет показал, я сразу и догадался. Только вот описывать-то нечего. Из-за капюшона я так и не разобрал, с кем дела вёл. Мог парень быть не особо высокого роста, но могла и женщина, из тех, кто повыше среднего будет. По голосам в наше время вообще не разберёшь, — он обречённо махнул рукой, — вон взять, к примеру, моего племяша: парню скоро шестнадцатый год пойдёт, а он всё за юбку моей сестры цепляется, волосья отрастил до плеч и говорит тонким голосом. Тфу! Глядеть противно. А причина в том, что чадушко без отца растёт. Сперва муж сестрин лет пять болел-болел, а потом и вообще, помер.

— Мы вам соболезнуем, — сухо проговорил коррехидор, — но извольте возвратиться к клиенту с перстнем.

— Господин полковник, я уже сказал, что не разглядел его. В лавке из-за дождя и туч совсем темно стало, капюшон, опять же. Хотя… — он задумался, — была одна приметка: когда он уходил, то чутка хромал.

— На какую ногу?

— Не помню. Обратил внимание, что походка неровная, а уж на которую ногу он припадал, не скажу.

Разочарованные скудными сведениями, что им сообщил торговец подержанными товарами, коррехидор и чародейка покинули порт.

— Смит указал на прихрамывание, — рассуждала Рика, пока они ехали назад, — но среди студентов и студенток из тех, кто хотя бы косвенно пересекался с убитыми, и мог быть включённым в число подозреваемых, нет ни одного хромого.

— Объяснить сей факт можно несколькими способами, — Вилохэд себе под нос обругал нерадивого извозчика, что едва не столкнулся с его магомобилем на повороте, — убийца мог потянуть ногу на физвоспитании, а на другой день ему стало лучше, и хромота прошла. Или же он натёр мозоль неудобной новой обувью. Смит говорил, что клиент его хромал слегка, почти незаметно. Мы к походкам студентов в Кленовом институте не приглядывались, могли и не заметить, что кто-то из них прихрамывает.

Он задумался.

— Предлагаю понаблюдать, вдруг выявится наша хромоножка, а в это время пойти от другого.

— Я ума не приложу, от чего мы можем оттолкнуться, — в сердцах воскликнула Рика, — в первый раз у нас масса фактов, и так мало зацепок. Даже мотив не до конца ясен.

— Показания вашей неудавшейся ученицы подтверждают версию о наркотиках. Давайте отработаем эту версию. Сначала нужно подумать, где убийца, он же по совместительству — торговец наркотиками, прячет свой товар. В своей комнате — слишком опасно, сосед может запросто заметить. Не стоит также сбрасывать со счетов покойную Сюсю, что любила нагрянуть с проверкой. Не удивлюсь, что она и в шкафы, и в тумбочки заглядывали. Аудитории также отпадают. Туда не зайти в любое время, там убираются и бывают самые разные люди. То же самое касается и иных общественных помещений.

— Кладовые? Астрономическая башня? Подсобки?

— Не думаю. И возражения были уже озвучены мною.

— Тогда где? — прищурилась Рика, — не хотите же вы сказать, что убийца, подобно белке, прячет свой товар в дупле дерева в парке?

— Что вы! — возразил коррехидор, — как разовая акция — возможно, однако человек регулярно шныряющий по парку и засовывающий руку в дупла деревьев неизменно вызовет подозрения. Особенно, если учесть, что добрая половина окон учебного корпуса выходит в парк. Наш убийца слишком изощрён, хитёр и, похоже, не дурак. Мне не дают покоя пустующие спальни на мужском этаже общежития. Достаточно изготовить дубликат ключа, и получаешь в своё полновластное владение целую комнату. Учтите, что дворника легко обмануть, заявив, что живёшь именно в этой комнате.

— Да, очень похоже, — кивнула чародейка, — на своём этаже любитель детективного жанра — Кензи мог при удачном, ли неудачном для него, стечении обстоятельств застать убийцу, — коррехидор задумался, — например, он услышал звук открываемой двери на нежилой половине или, как говорят в Кленовом институте, линии. Выглянуть и увидеть, кто выходит оттуда. А, возможно, застигнутый в неловкий момент убийца не успел запереть дверь и был вынужден сделать вид, будто завязывает шнурок, или ищет упавшую монетку. Он удаляется, молясь, чтобы Кензи не сунул свой любопытный нос в его тайную комнату, но Кензи не упускает случая, заглядывает в комнату и обнаруживает склад наркотиков. Он припирает убийцу к стенке, угрожая разоблачением.

— И хвастается этим перед председателем детективного клуба. Но, — чародейка нахмурила брови, — как они оказались на смотровой площадке с коньяком в обществе убийцы? Решили обмыть грядущее разоблачение, а тот прознал и испортил им всё дело?

— Если уж мы взялись фантазировать, воссоздавая картину преступления, я тоже дам волю своему воображению, — проговорил коррехидор, чуть смущённо, словно собирался пуститься во все тяжкие, — а что, если убийца вовсе не намеревался раскаиваться и, уж тем паче, устраивать публичную явку с повинной. Представим, как поступит умный, решительный человек, когда его жизненные планы под угрозой. Ведь за торговлю наркотиками в Артании полагается тюремное заключение, если не каторжные работы.

— И что же он делает?

— Он соглашается, изображая искреннее покаяние. Не исключаю, что сочинил какую-нибудь душещипательную историю про смертельно больную сестру или долги отца, которые нужно срочно выплачивать.

— Постойте, Вил, — заметила чародейка, — вы всё время говорите «он», хотя мы не можем знать точно.

— Для этого у меня есть резоны. Мы предположили, что убийца прятал наркотики в пустующей комнате мужского общежития, а невозбранно ходить туда могут только студенты. Появление девушки вызвало бы множество вопросов и подозрений. Поэтому я и считаю, что убийца — мужчина.

Они миновали Мост влюблённых и ехали по дороге, полого огибающей холм Кленового института.

— И как же убийца оказался в Астрономической башне? — напомнила чародейка.

— Скорее всего он обманул бедного доверчивого детектива, — откликнулся Вил, — пообещал во всём сознаться, искупив вину заслуженным наказанием, или же дал слово навсегда бросить преступную дорожку и в качестве жеста доброй воли предложил скрепить договор дружеской пирушкой на смотровой площадке. Если он получил дубликат ключа от пустующей комнаты, он мог и ключом от Астрономической башни обзавестись.

— В вашу гипотезу прекрасно вписывается карточка со стихотворением Акомацу Ко, — подхватила Рика, — только убийца не учёл, что далеко не все знают суицидальное толкования стихотворения. Получается, он прекрасно образован, и, скорее всего, происходит из хорошей семьи.

— Хорошей, но обедневшей. Денежные затруднения толкнули его на преступление, — закончил коррехидор.

— Ваша версия объясняет события, которые могли привести Кензи и Андо на смотровую площадку Астрономической башни, — задумчиво произнесла чародейка, — но никак не приближает нас к разгадке КТО тот самый хромающий убийца и он ли убил Сюсю.

Коррехидор посигналил у ворот Кленового института, чтобы их открыли.

— Начнём с осмотра пустующих комнат. Попробуем отыскать следы схрона. Если человек не прикладывает специальных усилий, обязательно наследит и оставит улики.

Обязанности убитой госпожи Саюси взяла на себя тощая преподавательница таинств домашнего хозяйства, обучавшая исключительно девиц. На лице госпожи Бри́до навечно застыло брезгливое выражение, словно ей довелось попробовать что-то не особо съедобное, и всем своим видом она стремилась выразить неудовлетворение всем и вся вокруг. Она под роспись выдала коррехидору все ключи от пустующих комнат на мужском этаже, предупредила о необходимости соблюдения чистоты и порядка, и расследование вступило в следующую фазу.

Первые несколько комнат были совершенно пусты, унылы и изрядно запылены. Не возникало не малейших сомнений, что тут не ступала нога человека по крайней мере последние несколько месяцев. Рика опасалась, что и все остальные комнаты окажутся такими же пустыми и бесполезными. «Даже самая логичная и правильная умозрительная гипотеза, не всегда выдерживает проверку реальностью», — думала чародейка, пока четвёртый сын Дубового клана бился над очередным замком в самой середине коридора. Ключ заедал, поворачиваясь не до конца, и Вилохэду приходилось то наваливаться на дверь плечом, то дёргать её за ручку.

— Взломщик из вас весьма посредственный, — констатировала Рика.

— Да, — кивнул коррехидор, — с ключами и замками я с детства не дружу.

Наконец, ключ провернулся, и офицеры вошли в следующую комнату. Комната с заедающим замком разительно отличалась от всех прочих, она была настолько вылизана, что буквально сияла практически стерильной чистотой. На широком подоконнике, кровати со свёрнутым в рулон футоном, столе и пустом шкафу не было ни единой пылинки. Полы — столь чисты, что чародейке пришло на ум деревенское присловье про слизывание пролитого на них мёда. Одним словом, в комнате кто-то не пожалел усилий и навёл идеальный порядок.

— По-моему вы были абсолютно правы, и убийца использовал под склад именно эту комнату, а потом постарался уничтожить даже малейшие следы своего присутствия, — проговорила она.

— Магия может помочь в такой ситуации? Мы в состоянии отследить того, кто тут бывал? — Вил провёл пальцем по крышке письменного стола и убедился, что на нём не осталось никаких следов.

— Нет, — покачала головой чародейка, — вода превосходно смывает все следы магии. Не даром же народные предания приписывают текучей воде защитные свойства против магии. Тот, кто убирался в этом помещении, не пожалел ни усилий, ни воды. Так что, у меня шансов очень мало, тем более, что убийца не оставил тут ни одной своей вещи, даже волоска.

Глава 9
МАСКИ СБРОШЕНЫ

Когда Яна Окура заходила в кабинет заместителя ректора по учебной части, Вил и чародейка во все глаза смотрели на её ноги, не хромает ли? Но она не хромала. Девушка отбросила, наконец, свою надуманную манеру общения и превратилась в самую обычную молодую благовоспитанную особу, не стремящуюся каждым своим словом производить впечатление и ставить собеседников на место.

— Каким именно способом вы заполучили свою порцию «мелочишки», — спросил коррехидор, — насколько я помню, вы утверждали, будто не представляете кто занимается этим в вашем институте?

— Да, — подтвердила девушка, — для того, чтобы получить желаемое, — она явно избегала произносить слово «наркотики», — существует способ. Секретная монстера.

— Что? — чародейка не поняла, при чём тут комнатное растение.

— Вы заметили, какой чудесный зимний сад у нас на втором этаже учебного корпуса?

Вилохэд кивнул. Им довелось пару раз проходить мимо настоящих джунглей, вольготно раскинувшихся на площадке второго этажа. Под внушающими уважение пальмами в огромных кадках зеленело, цвело, плелось и стелилось множество заморских растений. Магическая розоватая подсветка придавала уголку, лишённому окон, прелесть уходящего дня — любимого времени многих артанцев, когда уходящий солнечный диск купается в океане.

— У стены слева стоит монстера, — продолжала Яна, — это большой цветок с листьями, выглядящими так, словно из кто-то из блажи специально дырявил их ножницами. Монстера плетётся по шпалере, собранной из бамбука. Так вот, для получения порции «мелочишки» довольно положить во вторую сверху поперечину записку со своим именем и условленную сумму денег. Через некоторое время желаемое либо каким-то непонятным образом очутится в твоей сумке, или же получишь записку с указанием секретного места, откуда и надлежит забрать свой заказ.

— Какие секретные места вам известны?

— Как правило, никто особо не распространяется на эту тему, — криво усмехнулась студентка, — я сама о способе покупки узнала от парня, с которым в то время крутила любовь, ему «мелочишку» прямо между страниц тетради положили. А мне пришлось деревья вдоль красной восточной дорожки отсчитывать и руку в дупло совать. Ещё, я краем уха слышала, что один раз снизу парковой лавочки заказ прилепили. Вот и всё.

— Неужели никто не попытался выследить человека, занимающегося всем этим? — проговорила чародейка, записавшая в блокнот информацию о лавочке и дереве.

Яна удивлённо посмотрела на неё.

— А зачем? Нравственность и дисциплину у нас Сюся блюла, а мне так даже приятно было, что у нас в Клёне свои тайны имеются. Наверное, и другие тоже так считали. Я не спрашивала.

— Покажите монстеру и место, куда вы клали записку с деньгами, — велел коррехидор.

Искомый цветок-исполин оказался на месте. Яна Окура ткнула пальцем в поперечную перекладину шпалеры с отверстием со стороны стены. К великому сожалению чародейки, там оказалось пусто, и они, отпустив студентку восвояси, шли по коридору.

— Давайте выследим преступника, — предложил коррехидор, в глазах которого зажглись знакомые азартные огоньки, — положим деньги и записку с произвольным именем, а потом проследим, кто за ней придёт. Жаль только, спрятаться там негде. Можете что-нибудь придумать?

— Защитные заклятия надолго отключить не получится, — заметила чародейка, — ещё в прошлый раз ваша тётя сетовала, что чуть что приезжают представители охранной фирмы и могут выписать штраф за несанкционированное вмешательство в их работу. Так что полноценного соглядатая, как в королевской опере, установить не получится, — она задумалась, — но кое-что некромантское могу попробовать, особенно, если магии будет совсем чуть-чуть. Почти уверена, на некромантию охранные заклятия не настроены.

— Вам потребуется что-нибудь особенное? — спросил Вил.

— Не помешала бы помощь фамильяра, но на нет, и суда нет. Извини, подруга, — Рика ловко ухватила крупную мухоловку, лениво перебиравшую лапками на стене.

От одного вида этой мохнатой многоножки коррехидора передёрнуло. Рика же дунула на насекомое, мухоловка замерла, перестала пытаться укусить свою пленительницу и вытянулась на листочке бумаги. Чародейка раздавила насекомое пальцами, втерев останки в бумагу. После этого посыпала листочек белым пеплом полыни. Он очистил бумагу, без остатка впитав в себя грязное пятно, оставленное раздавленной мухоловкой. Весь пепел до последней крупинки чародейка переложила в уже знакомую четвёртому сыну Дубового клана медную плошечку. Туда же девушка капнула малюсенькую капельку какого-то эфирного масла, его запах показался коррехидору раздражающе-незнакомым и, привычно проколов палец, добавила собственной крови.

Костяной палочкой всё это было тщательно перемешано, слеплено в комочек, который Рика засунула себе в ухо.

— Мы не сможем видеть того, кто придёт за запиской, но сможем услышать, что он приходил, — пояснила она, — на руках убийцы останется магический отпечаток от листочка и купюры, которые он достанет из тайника. Нам довольно будет поднести к нему свечу, в составе которой также присутствует полынь, как следы на руках засветятся и выдадут его с головой.

— Скорее всего, он наведается в свой тайник вечером, после окончания занятий, — предположил Вил, — в обычное время лазание среди комнатных растений зимнего сада может привлечь излишнее внимание.

— Не думаю, — возразила Рика, — ведь кто-то ухаживает за садом, а это значит, поливает, обрезает, подвязывает. Проверку тайника элементарно скрыть за любым из названных мною действий, — она вооружилась вечным пером и написала на листке имя и фамилию Яны, — неудавшаяся волшебница уже заказывала «мелочишку», поэтому подозрений вызвать не должна. Остаётся только незаметно положить нашу приманку на место.

Вил вытащил из бумажника соответствующую купюру, Рика, избегая касаться пальцами зачарованной стороны записки, осторожно упаковала деньги, и они вернулись в зимний сад. Убедившись, что поблизости не крутятся любопытствующие студенты, чародейка ловко сунула записку в условленное место, прошептала заклятие, и они быстро пошли прочь.

— Теперь остаётся лишь ждать, — сказала девушка, поправляя полынный шарик в ухе. Думаю, нам лучше уехать. На месте убийцы я бы проявляла осторожность, покуда по институту слоняются два офицера Королевской службы.

— Да, — согласился Вил, — давайте обставим наш уход со всей возможной пышностью.

Под пышностью он имел ввиду широковещательные заявления о необходимости проявлять осторожность при работе с ядовитыми веществами, похвалы своевременному обращению в коррехидорию и выражение надежд, что более услуги его ведомства Кленовому институту не понадобятся. Вил тепло попрощался с тёткой и попросил госпожу Кагую проводить их; с царственным видом прогулялся по парку, похвалил его устройство, ухоженность и оригинальность оформления, после чего они благополучно отбыли восвояси.

— На случай, коли нашему убийце взбредёт в голову мысль заявиться в зимний сад ночью, у меня есть идея, — проговорил коррехидор, как только они выехали за ворота Кленового института, — как вы отнесётесь к предложению заночевать у меня, в резиденции Дубового клана?

— Вы немного ни к месту вспомнили про Древесное право, — прищурилась чародейка, — я отвечу однозначным «нет!», и прошу припомнить, что мой статус младшей невесты Дубового клана — исключительно формальный, мы пришли к этому совместному решению, поскольку оно облегчает нам жизнь, позволяет невозбранно оставаться наедине, не вызывая пересудов и сплетен по поводу наших отношений.

— А ещё статус моей невесты даёт вам право находится на землях и в любых строениях, принадлежащих Дубовому клану невозбранно и в любое время дня и ночи, — с обидой в голосе проговорил Вил, — и я пригласил вас не к себе в спальню, а в резиденцию клана на случай срабатывания вашей полынной горошины в ухе. Мы вообще можем сегодня не ложиться спать, а продежурить всю ночь, и в случае активности преступника быстро прибыть на место.

— Из вашей резиденции прибыть быстро не получится, — усмехнулась чародейка, постаравшись за усмешкой спрятать смущение.

— Всё равно это будет быстрее, нежели ваш звонок мне с невольным подъёмом подруги и квартирной хозяйки, вашими и моими сборами, ещё не считая времени, потраченного на дорогу до вашего дома. Моя же ночёвка у вас будет воспринята однозначно неправильно, поэтому даже не заикаюсь. Могу предложить нейтральный вариант — гостиница поблизости от Кленового института. Соглашайтесь, нас же уже пытались поселить в номер для новобрачных в Акия́ме на горячих источниках. И можете не опасаться за своё целомудрие. Я не набрасываюсь на женщин, если только меня об этом не попросят. Сейчас мы на службе, так что выбросьте из головы всякую ерунду и думайте о расследовании и разоблачении убийцы.

Рика отвернулась к окну.

— Гостиница — самый оптимальный вариант, — пробормотала она.

— Вот и славно.

Подходящая гостиница нашлась совсем рядом. Называлась она «Семь карпов», и во дворе почётное место занимал небольшой прудик, в котором лениво шевелили плавниками ровно семь карпов-кои, Рика пересчитала.

Хозяка в традиционном платье с алыми же карпами низко поклонилась и выразила надежду, что пребывание гостей будет приятным. Если у неё и роились в голове определённого рода мысли по поводу молодой пары без багажа, потребовавшей номер до завтрашнего утра, она не подала виду, степенно проводив их на второй этаж в комнату Волн, поклонилась и предупредила, в котором часу будет подан ужин.

— Если господа желают отужинать приватно, ужин принесут вам в номер, — последовал ещё один вежливейший поклон, — то же касается особых вкусовых предпочтений. У нас традиционное меню из рыбы и морепродуктов, если не употребляете в пищу какие-либо специи или не хотите есть лук, всё будет выполнено согласно вашим желаниям. Мяса мы не держим, зато рыба — наивысшего качества.

Вил заверил, что в подаче ужина в номер не усматривает никакой необходимости, а рыбное меню их полностью устроит.

— Почему вы отказались от подачи ужина в комнату? — спросила чародейка, оглядывая идеально чистую комнату с низким столом в середине и свёрнутыми футонами у стены.

— Чтобы сократить время нашего вынужденного тет-а-тет, — абсолютно серьёзно ответил Вилохэд, — если моя компания не вдохновляет вас, не смею обременять вас своим обществом долее, чем того требуется для пользы дела. Что там? — он заметил, что Рика замерла, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

— Ничего, — мотнула головой девушка, — показалось.

Она сильно злилась на себя саму и на коррехидора заодно. На себя, потому как не могла отделаться от приятного замирания сердца от одной мысли, что им предстоит провести ночь вместе в гостиничном номере с росписью из пенистых волн на стенах. А на Вила она злилась за то, что он словно бы вдруг начисто позабыл, что перед ним красивая девушка. Ведёт себя так, словно ей пятьдесят лет. Он открыл окно. Гостиница явно не могла похвастаться избытком гостей, и в комнату Волн по всей видимости давно не проветривали. Она находилась в дальнем конце коридора, практически по торцу здания, и поселила их сюда хозяйка с расчётом, чтобы молодые люди чувствовали себя спокойнее в уединении. Но Вилу как будто было всё равно. Коррехидор ослабил галстук, снял и повесил на крючок в стене пиджак, после чего расстелил свой футон и улёгся на него с газетой, предоставляя Рике полную свободу действий. Чародейка же упорно продолжала сидеть на коленях у стола, всем своим видом показывая, что пользоваться своим футоном не собирается. Она демонстративно достала из сумочки свой блокнот и сделала вид, будто бы полностью поглощена его содержанием. Постепенно, записи увлекли её. Пред глазами встали события последних дней, от трупов Кензи и Андо в садике позади Астрономической башни до закладывания записки с деньгами внутрь бамбуковой палки, из которых была сделана опора для монстеры.

За ужином Рика встретилась с остальными гостями «Семи карпов». Слева от них лысеющий круглоголовый мужчина поглощал еду с завидным аппетитом. Гость был похож на разъездного торговца средней руки и не понравился чародейке сразу после его многозначительных взглядов и тайком показанного коррехидору жеста величайшего одобрения. Поскольку ужин был у всех абсолютно одинаковый, то неуместная похвала, смешанная с восхищением не иначе, как относилась к ней самой. Вил проигнорировал неожиданный панибратский знак внимания и отвернулся. Напротив них ужинала озабоченного вида женщина вместе с двумя девочками-подростками. Те перехихикивались и, подталкивая друг друга локтями, косились в сторону четвёртого сына Дубового клана. Рика подумала, что мамаша, должно быть, приехала проведать своё чадо, недавно поступившее на учёбу в Кленфилде. Она выглядела утомлённой и даже угнетённой. Ела механически, без аппетита, и словно бы не различая вкуса. Дочек не осаживала, она вообще на них обращала внимания меньше, чем на пролетевшую мимо муху. Последним их сотрапезником оказался симпатичный словоохотливый старичок. Он сообщил всем присутствующим, что имеет хороший доход от Королевских ценных бумаг, и это даёт ему возможность не снимать дом и не заниматься нудным домашним хозяйством, а с комфортом проживать в гостинице на полном пансионе. Дед урезонил расшалившихся сестёр, пристал к Вилу, расспрашивая с пристрастием о его роде занятий. Коррехидор терпеливо выслушал и пространно отговорился своим классическим образованием. А торговец время от времени вставлял никому не интересные глубокомысленные замечания по поводу дороговизны жизни в Артанской столице и сожаления о строгих артанских законах по части импорта продуктов.

Если говорить коротко, чародейка промучилась весь ужин, и в итоге просто, чтобы отвлечься, сосредоточила всё внимание на полынной горошине, что лежала в её ухе. Иногда до неё доносились приглушённые звуки шагов, шуршание листьев — прямое следствие того, что кто-то задевал растения зимнего сада; отдалённые голоса. Но ничего более. К шпалере из бамбука, поддерживавшей мощное тропическое растение, пока никто не подходил и их закладку из тайника не доставал.

В их комнате она снова уселась к столу.

— Отслеживать сигнал нужно непременно в бодрствующем состоянии? — поинтересовался Вил.

Он сидел на футоне и смотрел на чародейку. Девушка хотела было заявить, что только так, и это было бы самой настоящей ложью, так что внутренняя честность не позволила ей этого сделать. Пришлось объяснять, что магический сигнал будет достаточно сильным, чтобы прервать даже глубокий, крепкий сон.

— Магический импульс пройдёт прямо в мозг, и неважно, будет человек при этом спать или нет.

— Тогда нам не имеет смысла нe провести в бодрствовании всю ночь, — проговорил Вил, — признаюсь честно, мне за недосыпание всегда приходится расплачиваться жестокой мигренью. А завтра нужно продолжать расследование, и продолжать его с головной болью у меня нет никакого желания. Так что я ложусь спать и вам советую последовать моему примеру.

Коррехидор застелил свой футон и отвернулся к стене.

Рика посидела у стола ещё какое-то время из чистого чувства противоречия. Вне рабочего времени Вил для неё — не начальник, и нечего указывать взрослой чародейке, давно достигшей совершеннолетия, что и как надлежит делать. Но очень скоро Рике это пустопорожнее сидение прискучило, и она тоже легла спать, демонстративно выбрав для ночёвки место, максимально удалённое от четвёртого сына Дубового клана. При этом она была уверена, что не сомкнёт глаз. Однако ж мерное тихое дыхание Вилохэда, которое улавливал её чуткий слух, подействовало усыпляюще, глаза сами собой закрылись, и девушка провалилась с крепкий, глубокий сон.

Заклятие так и не сработало. Чтобы не тратить попусту время на кафе, они позавтракали в гостинице под весёлое подмигивание торговца и красноречивые вздохи старичка, бормотавшего многозначительные сожаления о навсегда оставленной позади молодости.

— Выходит, преступник так и не посетил наш тайник, — констатировал коррехидор. Они устроили совещание прямо в магомобиле, — вы точно уверены?

— Без сомнений, — Рика продемонстрировала полынный шарик, который задумчиво катала между пальцами, — сработавшее заклятие испарило бы весь материал, а выделившаяся вследствие этого энергия замкнула бы магическую цепь у меня в мозгу. Я пробудилась бы мгновенно. По ощущениям такое соизмеримо, — она оглянулась по сторонам, пытаясь подобрать образ, максимально близкий к своим ощущениям, — на яркую вспышку или громкий неожиданный звук. Только воспринимаемый не глазами и ушами, а непосредственно нервной системой.

— Вроде того, как неудачно ударишься локтем?

— Да, пожалуй, — согласилась чародейка, — в любом случае, проспать беспробудно до самого рассвета не получилось бы.

— Интересно, в чём мы ошиблись? — ероша волосы, восклицал коррехидор, — почему наша ловушка не сработала?

— Всякое могло быть, — пожала плечами Рика, — начиная с того, что секретное место связи изменилось, и убийца забирает заявки из другого тайника. Да и вообще, он мог совсем прикрыть опасную деятельность или приостановить на время, пока мы с вами постоянно крутимся в Кленовом институте.

— Проверим на всякий случай тайник, — решил коррехидор, — а пока наметим наши следующие шаги, — чародейка согласно кивнула, — если наш план с поимкой на наживку провалился, пойдём от психологии. Что может подтолкнуть к опасной преступной деятельности человека? — вопросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал, — деятельности, опасной, которая в итоге подталкивает его к убийству трёх человек.

— Я думаю, что во главе всего могли стоять деньги, — воспользовалась паузой чародейка, — а убийства стали всего лишь следствием неких неудачно сложившихся для убийцы обстоятельств, среди коих первым я числю опасность быть разоблачённым.

— Да, соглашусь, но почему юноша из богатой семьи, а бедные граждане Артанского королевства не имеют возможности отправлять детей в Кленовый институт, — сказал Вил, — настолько нуждался в деньгах? Какова причина, толкнувшая его на кривую дорожку?

— Пожалуй, стеснённые финансовые обстоятельства не стоит сбрасывать со счёта. Прижимистые родители — одна причина. Кроме того, у семьи могут возникнуть внезапные финансовые затруднения, и нашему герою сократили содержание. А может быть, он подвержен пагубной страсти, и таким образом получает свободный доступ к «мелочишке».

— Не думаю, — заметил Вил, — куда как проще и дешевле в выходные закупать в городе дурь для себя и радоваться. К чему эти сложности с тайниками, записками, подсовыванием товара в сумки? Если он использовал целую пустующую спальню, значит, дело у него было поставлено с размахом. И деньги от этого он получал солидные.

— Как мы узнаем, кто этот самый ОН?

— Юношей в Клёне мало, — ответил коррехидор, — тётя Сацуки не устаёт сетовать по этому поводу при всяком удобном и неудобном случае. Насколько я помню, парней там было одиннадцать, одного убили, получается, осталось — десять. Не так-то уж много. Проверим их финансовое положение, отсеем самых благополучных, а среди тех, у кого обнаружатся хоть кие-то проблемы или странности, и будем выискивать нашего убийцу.

— В пользу этого объяснения говорит и продажа кольца, — заметила чародейка, — только человек, сильно нуждающийся в деньгах, не побрезгует продажей драгоценности с пальца убитого человека, пренебрегая риском разоблачения.

— Да, верно. Поедемте, выясним, у кого не всё гладко по финансовой части, а заодно поинтересуемся у физрука по насчёт хромоногости. Он может знать, и мы получим дополнительную ниточку.

При виде племянника, госпожа Докэру разве что за голову не схватилась.

— Боги, Вилли! Когда, наконец, закончится этот кошмар? Вчера ты прощаешься, выражаешь надежду, что Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя не объявится в обозримом будущем в наших пенатах, а сегодня вы оба опять тут! — она поправила очки в тонкой золотой оправе, — когда всему этому будет конец? Да и будет ли!

— Когда я арестую убийцу, — ответил любезно Вилохэд, целуя ручку тётки. Вчера же мною был устроен маленький спектакль исключительно для глаз одного зрителя, которого мы очень надеялись поймать. Однако ж, преступник оказался хитрее и не попался в наши сети, а поэтому мы вынуждены продолжать расследование нашими стандартными методами.

Коррехидор и чародейка пошли в учебный корпус. Монстера вместе с бамбуковой шпалерой пребывали в полном порядке и находились на своих законных местах. Свёрнутая Рикой бумажка лежала внутри перекладины нетронутая. Девушка извлекла её и сожгла магическим огнём практически без остатка, высыпав крупицы пепла в цветочный горшок.

— Увы, — воскликнула она с сожалением, — не все блестящие идеи получается реализовать в полной мере. Бедная мухоловка, твоя гибель оказалась напрасной!

— Пойдёмте, наведём справки по поводу материального положения студентов.

Похоже, судьба решила загладить свою оплошность с неудавшимся планом поимки преступника на наживку, и послала им навстречу преподавателя физвоспитания Тибаку. Это было удачно, поскольку именно его Вил и Рика собирались расспросить о хромающих студентах.

— Сказать по правде, — Тибака дёрнул шеей, словно растянул её накануне, — выраженной хромоты я ни у кого не замечал. Все студенты проходят ежегодное обследование у доктора Дуги. И если имеются какие-то проблемы со здоровьем, он выдаёт специальное предписание, рекомендации по занятиям. Коих я строжайшим образом придерживаюсь.

Чародейка еле сдержала рвущееся наружу скептическое хмыканье: доктор, который более всего обеспокоен тем, чтобы ни в коем случае не перетрудиться, станет серьёзно обследовать здоровых ребят? Смешно. Точнее, грустно. Если убийца скрывает собственный недуг, то, естественно, и не подумает жаловаться, а доктору только того и надо: «Нет жалоб, выходит — здоров!»

— На прошлой неделе никто у вас на занятиях нижние конечности не травмировал? — отвлёк чародейку от размышлений вопрос коррехидора.

— Вроде нет, — пожал плечами физрук, — я вот тут вспомнил кое-что. У четверокурсника Савады врождённый вывих бедра. С виду незаметно, что у него проблема, но иногда он просит снисхождения: то ли сезонное обострение, а, может, погода влияет. Говорить об этом Савара не любит, другие не замечают, и ладно. Я тоже не из болтливых.

Коррехидор поблагодарил за помощь, и они пошли дальше.

— У нас по крайней мере появился хоть кто-то, за кого можно зацепиться. Запомним и двигаемся дальше.

Финансовым положением ведала заместитель ректора по учебной части. Та самая дама, что столь любезно уступила им свой кабинет. Как оказалось, она преподавала ботанику и устроила зимний сад на втором этаже.

— Да, я отвечаю за получение платы за обучение, — проговорила она, взглянув в лицо коррехидора лукавыми раскосыми глазами, — держать специальную штатную единицу Попечительский совет полагает нерациональным, вот и взвалили сию почётную миссию на мои плечи, — притворный вздох должен был красноречиво продемонстрировать стойкость, с какой эта достойная женщина несёт свой тяжкий крест.

— Скажите, кто из студентов-юношей испытывает затруднения материального плана?

— Затруднения? — госпожа Розе́ру всплеснула руками, — что вы такое говорите! Какие могут быть затруднения у людей, отправивших своих детей в самое дорогое и самое элитарное учебное заведение во всей Артании? Нонсенс!

— И всё же я прошу вас ответить на мой вопрос.

— Извольте. Ничего о финансовых затруднениях, испытываемых семьями наших студентов, мне неизвестно, — она поправила ворот блузки, — плата всегда поступает вовремя и в соответствующем объёме. В минувшем году однажды случилась задержка банковских переводов, но это проблема Королевского банка, а не клиентов.

— Понятно, — вздохнул Вилохэд, его стройная теория начинала трещать по всем швам, — спасибо.

— Постойте, господин полковник, — ещё один выразительный взгляд, позволяющий предполагать, что в молодые годы эти оленьи глаза разбили немало мужских сердец, — ваш вопрос вскрыл одну странность. Уж не знаю, пригодится вам это или нет, но знать стоит. Обычно у нас за обучение платят родители, и деньги они переводят через банк. Но вот один студент всегда вносит плату сам и, что самое удивительное, постоянно наличными деньгами. За всё время, пока я занимаюсь этой деятельностью, такое случается впервые.

— Любопытно, — подался вперёд коррехидор, — назовите его имя.

— Это — Юийчи Савара, студент выпускного, четвёртого курса, — Вил и Рика переглянулись.

— Он всегда вносит деньги сам. Причину, по которой он так поступает, я никогда не спрашивала. Задолжностей за ним нет, посему и оснований интересоваться таким поведением я не усматривала.

Рика и Вил едва дождались, пока словоохотливая заместительница ректора закончит подробный рассказ, насколько это необычайно, и выразит удивление, что прежде сия странность ускользала от её внимания.

— Удивительное дело, — восклицал Вил, когда госпожа Розеру вспомнила про неотложные дела и покинула их, — этот самый Савара с самого начала был у нас на глазах, но почему-то не попал в подозреваемые.

— Если на ошибаюсь, мы говорим о симпатичном изящном парне с рыжеватой копной волос и очень тёмными глазами? — уточнила чародейка.

— Да, о нём. Савара жил в одной комнате с Кензи, — коррехидор загнул палец по своему обыкновению, — более того, он убирался в комнате бывшего соседа, как он сам изволил выразиться, за скромное вознаграждение. Затем он заходил в комнату убитой Саюси, — загиб второго пальца, — и знаете, что интересно, — Вил посмотрел на чародейку со странным выражением лица, — он ведь так и не сказал нам, что ему понадобилось на месте преступления.

— Зато он проявил похвальную сдержанность и хладнокровие при виде трупа, — добавила Рика, — и поразительную осведомлённость в установлении причины смерти. При этом он не замедлил объяснить свои знания внезапной кончиной дедушки, произошедшей буквально у него на руках.

— Вас это удивляет? В юном возрасте столкновение лицом к лицу со смертью, да ещё и близкого человека, просто не может не оставить следа в душе.

— Меня настораживает, не столько специфические познания (в конце концов, интерес к криминалистике сам по себе не является криминалом), а его стремление обосновать наличие и происхождение это самого знания. Обычно люди не спешат поведать, откуда им известен тот или иной факт. А тут и дедушка, и инфаркт, и внешний вид покойника.

— Я понимаю, ЧТО на вас произвело впечатление, но не понимаю, к чему вы клоните, — задумчиво проговорил Вилохэд.

— Я клоню к тому, что Савара поспешил объяснить своё знание, словно боялся, что его могут в чём-то заподозрить.

— В чём? Юноши подчас кичатся собственной осведомлённостью в различных вопросах. И Савара — не исключение.

— Ну не знаю, — пожала Рика плечами, — может, он скрывает что-то, какие-то случаи из биографии…

— Если подумать, он страдает от болезни сустава, живёт рядом с Кензи, и комната, которую мы обнаружили девственно чистой, располагается как раз рядом. Всё сходится.

— Что будем делать? — спросила Рика, — припрём своими доводами к стенке и вынудим сознаться?

— Нет, — покачал головой Вил, — нам абсолютно нечего ему предъявить. Ни одной улики, одни умозрительные заключения. Что мы можем ему предъявить? Прихрамывание? Торговец подержанными вещами не разглядел толком его лица, опознать не сможет. Нам не доказать, даже магией, что кольцо из Клуба детективов, побывавшее в нескольких руках и, не удивлюсь, если вычищенное для придания ему товарного вида, именно подозреваемый снял с пальца убитого Кензи. К тому же, он мог украсть перстень из его комнаты, когда убирался там. Друг не раз упоминал безалаберность сына Шоколадного короля, тот мог просто потерять кольцо. Допрос и подозрения могут лишь спугнуть преступника. Сбежит, и лови его потом по всему королевству. Поэтому для начала свяжемся с его родителями и выясним, причину наличных денег и заодно наведём справки о том, какие прегрешения Савара может скрывать от общественности.

— Естественно, — заявила госпожа Розеру, — у нас есть контакты всех семей студентов. Во-первых, часть студентов — несовершеннолетние, и перед их родителями мы несём ответственность за жизни и здоровье студентов, оставленных под нашей опекой.

Она потеснила коррехидора за своим столом, извлекла из ящика пухлый ежедневник, полистала его и продиктовала номер магофона семьи Савара.

Для звонка они отправились в кабинет ректора. Но все попытки связаться с родными студента пропали втуне. Номер оказался неработающим.

— Не понимаю, — покачала головой заместитель ректора по учебной части, — может быть, его родные просто переменили номер?

Вил позвонил Тураде и велел навести справки о семействе Савара из города Мира́яга.

Адъютант полковника Окку справился с поручением шефа с похвальной быстротой. Только ответ его удивил не одних только представителей Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя.

— Семья Савара — средняя ветвь клана Пальмы, — докладывал Турада, — проживает не в Мираяге, а на севере, земли их клана граничат с герцогством Оккунари — родными землями вашего сиятельства.

После этого он продиктовал правильный номер магофона главы рода.

— Так Юийчи Савара — древесно-рождённый? — потрясённо воскликнул коррехидор, — быть того не может!

— Нет, нет, ваше сиятельство, — ответствовал его адъютант, — в этом нет сомнений. Пальмовый клан, средняя ветвь, третий сын. Не наследник, ему — двадцать два года. В семье ещё две дочери, обе младшие.

— Что вас так удивило? — спросила чародейка, когда Вил повесил трубку, — то, что они — ваши соседи по землям, или же, что род Савара относится к Пальмовому клану?

— Более всего меня удивило благородное происхождение этого рыжего парня, — последовал ответ, — у меня в голове не укладывается, что древесно-рождённый, да ещё из средней ветви клана, убирался за скромную сумму в комнате товарища.

— Да, да, — тётка Вила тоже покачала головой с видом человека сокрушённого горькой новостью, — я почему-то всегда считала, что он из семьи промышленников. А тут такой позор!

— Что за позор? — продолжала недоумевать чародейка.

— Дорогая невеста Дубового клана, — проговорила госпожа Докэру, а у её заместителя при этих словах слегка округлились и заблестели глаза, — вам простительно маленькое незнание, вы ведь всего несколько месяцев назад вступили под древесный полог дубовых ветвей. Людям нашего круга не пристало трудиться. Сие унизительное, неподобающее поведение. Позор.

— Но ведь Вил служит, вы — работаете, — Рика беспомощно оглянулась, — старшие сыновья Дубового клана тоже служат в армии…

— Вы сказали ключевое слово: «служат», — тётя Сацуки многозначительно подняла палец, — мы можем и должны служить Кленовой корне. Выбрать военную службу или статскую — право каждого. Но вот прислуживать, торговать, работать руками — недопустимо.

— Тётушка, вы, как всегда, идеально описали ситуацию, — чуть улыбнулся коррехидор, — теперь, в свете вновь открывшихся обстоятельств, Савара вызывает ещё больше вопросов и подозрений. Я понимаю, что древесно-рождённый может нуждаться в деньгах, но убираться в чужой комнате! Такой вариант даже в голову не должен был прийти. Давать уроки, заниматься репетиторством — пожалуйста! А вот лакействовать — нет. Настала пора переговорить с Саварой-старшим.

Вил набрал новый номер, и очень скоро он уже разговаривал с отцом подозреваемого.

Казалось, тот не был особо удивлён, что с ним пожелал поговорить верховный коррехидор Кленфилда.

— Я хотел бы спросить вас по поводу вашего сына, Юийчи Савады, — проговорил Вилохэд после приветствия и представления, — не могли бы объяснить, почему…

— Что? — перебил его Савара-старший, — Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя удалось что-то узнать? Говорите, не мучьте меня, моё бедное отцовское сердце слишком истерзано.

— Я хотел спросить вас о причине, по которой ваш сын самостоятельно вносит плату за своё обучение и только наличными деньгами?

— Обучение? Наличные деньги? — воскликнул человек, находящийся за многие ри от Кленфилда, — что вы такое говорите! Юийчи пропал три с половиной года назад, и уже полгода как признан умершим.

Коррехидор не нашёлся сразу, что сказать. Он вздохнул, извинился и попросил разъяснить, когда именно и при каких обстоятельствах произошло несчастье. Господин Савара тусклым голосом повторил рассказ, который, как показалось Вилохэду, он проговаривал уже множество раз. Юийчи учился на первом курсе университета в Оккунари, и в возрасте восемнадцати лет во время летних каникул пожелал посетить Империю Алого лотоса с целью продолжения работы над студенческим проектом по истории Артании. Из этого путешествия он не вернулся.

— Мы обратились в частное сыскное агентство, — с застарелой болью в голосе продолжал господин Савара, — а глава нашего клана сделал запрос на государственном уровне, но всё напрасно. Последний след Юийчи обнаружился в столице Империи, где наш бедный сын жил в гостинице, и куда он однажды так и не возвратился. Как бы это ни было ужасно, но это всё, что удалось узнать. Мы три года жили в жутком смятении, колеблясь от шальной надежды на внезапное возвращение нашего дорогого мальчика к отчаянью, что этому не суждено произойти. Но полгода назад, по истечении законного срока, нам оформили документы о смерти, и мы провели торжественную погребальную церемонию.

— Ваш сын немного повыше среднего роста, — начал описывать коррехидор, — у него каштаново-рыжие волосы, тёмно-карие глаза, густые прямые брови, длинные ресницы и врождённая травма бедра?

— Всё верно, — казалось у собеседника Вила не хватает дыхания, чтобы продолжать, но он взял себя в руки, — всё, кроме травмы бедра. Но почему вы спрашиваете?

— Вам нужно приехать в Кленфилд, — заявил коррехидор, — не исключено, что мы нашли вашего признанного умершим сына. Не исключено, что он просто сбежал из дома и в данный момент уже четвёртый год обучается в Кленовом институте благородных юношей и девушек. У нас есть основания полагать, что он сам же своё обучение и оплачивает. Когда вы сможете приехать?

Савара-старший помолчал.

— С Оккунарским экспрессом успею к завтрашнему дню. Господин полковник, — проговорил он, почти задыхаясь, — неужели нашёлся мой мальчик?

— Боюсь, только вы сможете однозначно ответить на этот вопрос.

У Вилохэда и Рики оставалось много времени до завтрашнего приезда отца подозреваемого. Коррехидор дал подробные указанию дворику и преподавателю физического воспитания. Они должны по мере возможности не выпускать Юийчи Савару из поля зрения.

— Пока Савара-младший — главный подозреваемый, — Вил со значением посмотрел на тётку и её подчинённых, — и наша первейшая задача — ни в коем случае не спугнуть этого подозреваемого и не вызвать у него тревоги. Нам не нужно, чтобы парень натворил глупостей, а наша служба гонялась бы за ним. Ведите себя как обычно, а завтра с приездом господина Савары всё разъяснится.

Рика надеялась на привычное приглашение пообедать вместе, а затем поехать в оперу, но ничего подобного не произошло. Вил отговорился делами клана, высадил чародейку неподалёку от её дома на улице Колышущихся папоротников и уехал, сухо попрощавшись.

— Конечно, — горько подумала Рика, — глупо было бы ожидать иного, когда я сама назвала наши отношения формальными и бесперспективными. Вот Вил и не видит смысла тратить на меня время.

От осознания, что она своей глупой несдержанностью разрушила (по крайней мере частично) ту непринуждённую, дружескую теплоту, что прежде была между ними, хотелось плакать, но ещё больше хотелось, чтобы по приходу домой не видеть ни Эни Ваду, ни госпожу Доротею Призм. Однако ж, этом пожеланию осуществиться не довелось. На звук поворота ключа во входной двери в прихожую выскочили обе.

— Рикочка! — всплеснула руками госпожа Призм, — наконец-то. Мы, право, не знали, что и подумать. Так беспокоились, тревожились, волновались, что чуть с ума не сошли!

— Что-то не возьму в толк, по какому поводу стенания и беспокойство? — сварливо заметила чародейка.

— Как это по какому? — умело подкрашенные брови пожилой дамы взлетел вверх и нырнули под седеющую чёлку, — вы не ночевали дома, никого не предупредив, да ещё после этого отсутствовали целый день!

— Никак не признаю среди вас моей матушки, — огрызнулась Рика, — или она уполномочила вас двоих следить за моей жизнью? Не забывайте, я уже три года как совершеннолетняя, и отчитываться в своих поступках не обязана ни перед кем.

— А что, — мгновенно округлила глаза её подруга, — есть в чём отчитываться? Уж не о знаменитом Древесном ли праве идёт речь? Тебя можно поздравить?

— Эни, — тихо проговорила взбешённая откровенными и неуместными вопросами чародейка, — если ты продолжишь в том же духе, я заморочусь и наведу на тебя заклятие немоты на пару-тройку недель.

Она аккуратно поставила сапожки носками к выходу, поднялась со скамеечки, оправила юбку и веско произнесла:

— Дамы, если вы позабыли, я напомню, что имею честь служить в Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя, где занимаюсь расследованием преступлений, и расследования этих самых преступлений проводятся не только в дневное время. Иногда приходится работать и по ночам.

— Ладно, девушки, — госпожа Призм дважды хлопнула в ладоши, — довольно препираться, лучше пойдёмте накормим нашу Рикочку ужином. Я уверена, из-за своей службы она ни позавтракать, ни пообедать толком не успела.

В этот момент чародейка осознала, насколько она, действительно, голодна.

— Надеюсь, — невинным голосом проговорила Эни, — тебе твоё начальство сполна компенсирует неудобства и опасности ночной работы.

— Моё начальство коротало ночь на соседнем сплющенном футоне в маленькой гостинице с рыбной кухней, — в сердцах проговорила чародейка, — и никакой опасности там просто не существовало.

— Ах, — воскликнула снова Эни, — вы всё-таки провели вместе ночь! А ты ещё грозилась наслать на меня немоту.

Рика поняла, что мало того, она выдала себя с головой, так ещё и ухитрилась проболтаться про ночь, проведённую с Вилохэдом в «Семи карпах». Как-то сами собой вспомнились слова коррехидора о том, что разубеждать кого-то или пускаться в объяснения о совершеннейшей невинности их взаимоотношений, — самый верный способ убедить собеседников в обратном. Поэтому она сделала безразличное лицо и, заявив, что не собирается посвящать посторонних лиц в ход расследования (она чуть было не сказала в «дела клана»), и посему позволит дамам в силу собственной испорченности дорисовать картину.

Она быстро выпила свой чай и, отговорившись усталостью, ушла к себе под многозначительное подхихикивание подруги.

В комнате Рика со злостью швырнула сумочку на кровать и решила лечь пораньше, чтобы не думать про Вилохэда. Однако ж, ни размеренное дыханье, ни упражнения по очистке разума в этот раз не помогли. Внутренний голос, вредный и въедливый, поразительно напоминающий голос рассерженной бабушки, посоветовал ей для начала попытаться разобраться в своих чувствах к четвёртому сыну Дубового клана вместо того, чтобы пытаться духовными практиками заглушить голос своего сердца.

Перед мысленным взором возникло красивое лицо с точёным носом, миндалевидными глазами насыщенного карего цвета, прямыми бровями и чувственным ртом. Почему-то сердце само собой забилось чаще, и чародейка к своему собственному удивлению, осознала, что более всего она хочет снова ощутить прикосновение этих губ к своим губам.

— Получается, я влюблена? Влюблена в своего названного жениха и самого красивого мужчину в Кленфилде, — с досадой признала она, — да ещё с репутацией штатного разбивателя женских сердец, светского повесы, привыкшего к вниманию противоположного пола. ЕГО же собственный интерес к практикующей некромантию чародейке продолжает оставаться под большим вопросом. Пару ничего незначащих поцелуев могли с таким же успехом получить случайно попавшаяся под руку горничная, привлекательная партнёрша по танцам на балу или ещё кто угодно. Конечно, — с горечью продолжала думать Рика, — этим и объясняется мгновенное его охлаждение и потеря интереса.

Слёзы обожгли щёки. Рика утёрла глаза, повернулась на другой бок и, к своему удивлению, заснула.

Утро в коррехидории тянулось раздражающе долго. Чародейка успела переписать несколько отчётов, навести порядок в прозекторской, вытереть всю пыль в кабинете и выпить чая (она удрала из дома пораньше, дабы избежать встречи с подругой и квартирной хозяйкой), прежде чем пришёл рядовой. Он передал приказ полковника Окку быстро собираться и выходить.

— Его сиятельство велели передать, чтобы вы не мешкали, — добавил посланец.

Рика кивнула, а про себя с горечью отметила, что прежде Вил сам забегал за ней, а теперь вот превратился в господина полковника. Она вздохнула, приказала сама себе выкинуть из головы глупые сожаления, а сосредоточиться на расследовании. Видимо, Савара-старший прибыл, и приближался их шанс на момент истины.

— Я тут подумала, — проговорила чародейка уже по дороге, чтобы хоть как-то заполнить тягостную тишину, — может быть, Юийчи Савара вообще никуда не уезжал из Артании, а просто поссорился с отцом, сбежал из дому, спрятался в многолюдной столице и не желает иметь со своим семейством ничего общего.

— Тогда как его следы обнаружились в Империи Алого лотоса? — возразил Вил.

— Наверное, он съездил туда, а домой всё равно не вернулся, — не сдавалась Рика, — или сыскное агентство сжульничало самым банальным образом, чтобы отработать гонорар.

— Не думаю, что сыскари станут рисковать репутацией, выдумывая несуществующие следы. Я склонен считать, что Савара ездил на острова, а затем возвратился в Артанию. В любом случае очень скоро мы всё узнаем.

— Вилли! — восклицала госпожа Докэру, когда коррехидор и чародейка вошли к ней в кабинет, — я ее чаю, когда закончится этот кошмар. Вот почти уже целые сутки я чувствую себя героиней шпионского романа. Мне нужно притворяться, вести себя естественно, делать безмятежный вид, когда в душе смятение!

Вилохэд заверил любимую тётушку, что потерпеть осталось совсем недолго, и выразил восхищение её душевной стойкостью.

— Наша беседа с господином Саварой должна расставить последние чёрточки над иероглифами, — закончил он, — кстати, где этот достойный господин?

— Отец нашего студента был настолько взволнован, что не ел со вчерашнего дня. Я поручила своей добровольной помощнице отвести его в трапезную для преподавательского состава и хорошенько накормить. Полагаю, скоро они возвратятся.

Вилохэд уселся за столом и стал ждать прихода отца подозреваемого. Рика с независимым видом устроилась подле него на стуле.

Госпожа Кагуя деликатно постучала, испросила разрешения войти и пропустила вперёд мужчину с уставшим, изборождённым глубокими морщинами лицом.

Тётка со всеми приличествующими случаю церемониями представила четвёртого сына Дубового клана и Рику. Савара поклонился и посмотрел полным муки взглядом на коррехидора:

— Ваша сиятельство, не томите душу, скажите в чём дело? Мне будет не по силам пережить ещё одно разочарование. Вчерашние ваши слова вселили в мою душу шальную надежду, и я не спал всю ночь.

— Господин Савара, — проговорил Вил, — сейчас мы пригласим сюда Юийчи Савару, студента четвёртого курса. Вы готовы?

Старший Савара словно хотел что-то сказать, но смолчал, лишь судорожно кивнул. Буквально через пять минут в кабинет ректора пришла вездесущая госпожа Кагуя, за спиной которой маячила худощавая фигура подозреваемого.

Гость скользнул взглядом по вошедшим, и всё его внимание было приковано к оставленной незатворённой двери кабинета. Он ждал, что вот-вот в неё войдёт его потерянный сын.

— Вы узнаёте этого юношу? — спросил коррехидор, от которого не укрылось, что вошедший также не обратил никакого внимания на сидящего в кресле для посетителей мужчину.

— Этого? — господин Савара смерил взглядом подозреваемого, — нет, я его вижу в первый раз в жизни.

— А вы, господин Юийчи Савара, узнаёте человека, что находится перед вами?

Рыжеволосый юноша тревожно сглотнул, поглядел на приезжего, пытаясь догадаться, в связи с чем Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя задаёт ему этот вопрос, подумал, соотнёс фамилию гостя, и сообщил, что, по всей видимости, перед ним находится его дальний родственник, который не смог узнать его в связи с тем, что они встречались много лет назад.

В кабинет ректора тихонько проскользнул сержант Меллоун и занял позицию у входной двери, перекрывая подозреваемому любые попытки к бегству.

— Тогда я имею честь представить вам, Юийчи Савара, вашего глубокоуважаемого отца, — криво усмехнулся коррехидор, — видимо, вы видели его в последний раз в таком юном возрасте, что также не узнали собственного почтенного родителя.

— Как этот проходимец смеет утверждать, что он — мой сын⁉ — с возмущением вскричал Савара-старший, — боги! Так ты, мерзавец, убил моего мальчика, забрал его документы и личность, чтобы выдавать себя за него! Господин коррехидор, — обратился он к Вилу, — я, конечно, не титулован, но древесно-рождён. Желаю тут же на месте осуществить право непреднамеренного убийства, дарованное нам императором ещё в эпоху Светлой весны. И мне для этого даже оружие не понадобится, удавлю своими руками.

— Постойте, господин Савара, — остановил его Вилохэд, — как полномочный представитель Кленовой короны я запрещаю вам творить самосуд, ибо таким образом вы лишаете правосудие возможности осуществить воздаяние за совершённые им три убийства.

— Четыре! — воскликнул побелевший от гнева Савара, — добавьте к этому убийство Юйчи.

— До того, как я стану решать, как поступить, — сказал Вил, — нам надлежит провести допрос преступника. Прошу всех посторонних покинут помещение.

Тётка поправила очки, закатила глаза и, пригласив гостя вместе с помощницей в кабинет заместителя, удалилась.

— Теперь с вами, псевдо Савара, — сказал коррехидор, когда в коридоре стихли шаги, — ведь мы не знаем вашего настоящего имени. Извольте представиться.

— Для начала, — довольно нагло начал парень, — я могу присесть?

— Что, из-за врождённого вывиха бедра вам тяжело стоять? — вставила замечание чародейка

— Позволяю, — бросил коррехидор, — что выбираете: чистосердечное признание или будете продолжать запираться?

Парень опустил голову, разглядывая носки своих туфель: то ли просто тянул время, то ли напряжённо думал. Потом заговорил глухим, ровным голосом.

— Поскольку вы упомянули про мою отговорку для преподавателя физвоспитания, значит, вы каким-то образом прознали про мою хромоту.

— Эту вашу особенность подметил торговец подержанными вещами, которому вы сбыли перстень Клуба детективов, снятый с руки убитого вами сокурсника и бывшего соседа по комнате, — чародейка даже не пыталась скрыть своё отвращение, — и ещё мы отлично поняли, что вы живёте по чужим документам, что, в свою очередь, добавляет вам ещё одно преступление — присвоение чужой личности в корыстных целях. Хотя, — она прищурила блеснувшие нефритовой зеленью глаза, — оно меркнет на фоне четырёх убийств.

— Трёх, — поправил её псевдо Савара, — Юийчи я не убивал.

— Не представляю, что в Кленфилде найдутся столь наивные присяжные, которых вам удастся убедить в этом, — недобро усмехнулся коррехидор, — даже ваше замечательное знание классической поэзии вам не поможет, как не помогло с попыткой выдать убийство за двойное самоубийство-гэнроку.

— Я так и не понял, почему не сработало стихотворение Акомацу, — покачал головой подозреваемый, — Что меня ждёт?

— Смертная казнь, — бросил Вил, — которая может быть заменена пожизненной каторгой или личным помилованием его величества Элиаса.

Слово «помилование» произвело впечатление на подозреваемого, в его мягких карих глазах, затенённых долгими ресницами, снова зажегся интерес. Он провёл рукой по волосам и заговорил.

— Мне думается, что моё чистосердечное покаянное признание может поспособствовать смягчению приговора и приблизить меня к милости его величества, — он вздохнул, — поэтому официально объявляю, что намерен сотрудничать с Королевской службой дневной безопасности и ночного покоя и готов с полной искренностью ответить на любые вопросы. И ещё, — он облизнул губы, — неужели тот архаичный закон, на который ссылался господин Савара, он до сих пор действует?

Коррехидор заверил, что закон времён Светлой весны никто не отменял.

— Моё настоящее имя — Хикару О́си. Моя мать была элитной проституткой, но ей не повезло: она зачала ребёнка от одного из своих клиентов. Цена её разом сильно упала, к тому же вместо ожидаемой девочки, появился на свет я.

— Я не имею ни времени, ни желания выслушивать вашу исповедь, — остановил его коррехидор, — перед казнью тюремный жрец окажет вам эту последнюю услугу. Ему и облегчите душу. Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя работает иначе. Я задаю вам вопросы, вы отвечаете. И учтите, что вместе со мной работает практикующая некромантка — госпожа Таками. Конечно, в стенах Кленового института она не может применят магию, но в коррехидории я предоставлю ей право проводить дознание, и никак не стану ограничивать в средствах. Кстати, законодательство Артанского королевства и мой графский титул позволяют мне так поступить.

Он выдержал паузу, давая собеседнику в полной мере осознать сказанное.

— Итак, каким образом вам удалось завладеть документами Юийчи Савары?

— В силу обстоятельств я оказался в Империи Алого лотоса, — Хикару окинул чёлку назад, — лечил травму лодыжки, кою в последствии выдавал за врождённый вывих бедра, дабы избегнуть ненужных расспросов. Лечение встало мне в сумму, превосходящую мои скромные финансовые возможности, поэтому пришлось работать. Перепробовал я многое, но осел в городском морге. Тихо, спокойно, и платят хорошо. Однажды туда доставили тело молодого артанца с дырой в боку, его зарезали в Квартале удовольствий. Его паспорт завалился за подкладку, и грабители его не заметили. Таким вот образом его документы попали ко мне и позволили мне вернулся на родину.

— А куда делись ваши документы? — подался вперёд коррехидор, — что мешало вам возвратиться под своим именем? Или мы узнаем нечто интересное, если поднимем архив четырёх-пятилетней давности?

— Поднимайте, — пожал парень плечами, — за мной ничего не числится. Просто я потерял паспорт в Империи, вот и всё. Случались у меня загулы, чего уж греха таить… По собственной оплошке и остался беспаспортным. Хорошо ещё, что в морге на это глаза закрыли.

— Допустим, вы говорите правду. Вы возвратились в Кленфилд, поступили в Кленовый институт, зачем?

— Странный вопрос, — чувственные губы Хикару чуть растянулись в улыбке, — чтобы получить образование и сдать экзамен на государственную должность. Мои знания и умения, полученные в квартале красных фонарей, не особенно способствовали выстраиванию карьеры.

— А для того, чтобы оплачивать дорогостоящее обучение, вам приходилось подторговывать яталем?

— Да, и ещё прибираться в комнатах некоторых богатых студентов.

— Наркотики вам приходили в посылках, на которые закрывала глаза госпожа Саюси?

— Да, — просто ответил Хикару, — капитан, на судне которого я приплыл сюда, нанявшись помощником боцмана, провозит товар. А посылка куда надёжней личных встреч, ведь покинуть Клён я могу лишь по выходным, а корабли приходят в порт во все дни недели.

Вил сразу спросил о комнате на мужском этаже, вылизанной до блеска.

— Да, там я и прятал яталь, — подтвердил парень, — заполучить запасной ключ было очень просто, дворник выручил, — а потом, когда вы появились, я струхнул, всё прикрыл, и отмыл комнату до блеска. Я очень боялся, что мистрис чародейка может использовать колдовство и выйти на мой след.

— Ютако Кензи cумел каким-то образом застукать вас на горячем?

— Да, — кивнул головой преступник, — я прокололся и прокололся при том самым банальным образом. Сначала уронил стул, выходил из комнаты, а этот детектив-любитель тут как тут. Пришлось сделать вид, что обронил монетку и случайно оказался у двери пустующей спальни. Он обрадовался, что увидел меня, и попросил убраться. Прошёл слух, что Сюся тем вечером по комнатам парней рейд делать собиралась. Чтобы не вызывать лишних подозрений, я согласился. И знаете, что предпринял этот проныра-Кензи?

— Мы догадываемся, — ответил Вил, — он обнаружил ваш тайник.

— Если бы я только догадался устроить тайник! — махнул рукой Хикару, — мне не было нужды прятать яталь в пустующей комнате. Просто стояла между кроватью и креслом коробка. Её-то мой бывший сосед и нашёл. Потом целое представление устроил, прямо как во второсортном спектакле про частного детектива: угрожал разоблачением, ещё с дуру деваху свою приплёл. Я был в отчаянии.

— Настолько в отчаянии, что решили убить двоих молодых людей? — поинтересовалась чародейка.

— У меня не осталось выбора.

— Ну, с не совсем удачной инсценировкой двойного самоубийства-гэнроку мне более или менее всё ясно: ночь, смотровая площадка, бутылка коньяка, записка в кармане, долженствующая ввести в заблуждение администрацию Кленового института и тупой королевский сыск.

— В чём я просчитался?

— В том, что магией мы легко определили, как именно падали убитые, — это раз, — начал коррехидор в своей обычной манере, — и стихотворение Акомацу Кё. Обе жертвы учились слабо, и уж точно не проявляли никакого интереса к толкованиям классической артанской поэзии. Да и почерк Кензи более походил на каракули, нежели на ту изящную скоропись, которой вы записали строки о стонущей оленем осени. Теперь переходим к госпоже Саюси. Что было с ней?

— Она меня шантажировала, — просто ответил Хикару, — со дня на день должна была подоспеть следующая посылка, а Сюся грозилась положить её на стол ректора, если я не найду к вечеру десять рё. Я согласился, как и в первом случае. Потом, сославшись на необходимость взять деньги в банке, вышел в город и купил отраву. Мы ею морге крыс очень успешно морили. Прихватил любимое ею бренди, а остальное дело техники: остатки яталя в бокал, а когда начала отрубаться, отравленное бренди — ей в глотку. Как вы догадались, что она не сама… того?

— Госпожа Саюси в жизни не морила крыс, — поспешила ответить чародейка, которой надоело пассивно слушать, — а потом воронка, которую вы весьма грубо засунули ей в рот оставила характерные ранки. Никаким иным образом убитая их получить не могла. Да, чуть не забыла: спрятанная в шкафу краска для волос предназначалась вам?

— Мне, — кивнул Хикару, — я же — брюнет, вот и приходилось подкрашивать волосы, дабы полностью соответствовать описанию в паспорте. Благо, я собственными глазами видел цвет волос настоящего Савары.

— Значит, все убийства вы совершили из-за боязни разоблачения вашей аферы с документами? — подытожил коррехидор.

— Да, но и торговля наркотиками, вернее обнародование моей роли «мелочишкой» было абсолютно нежелательным, — склонил голову парень, — пришлось пожертвовать Кензи и Андо, дабы избежать разоблачения и тюрьмы, Сюсю — то же самое, плюс — прямая дорога к обвинению в первом убийстве. У меня не было выбора. Можно даже сказать, что это было своего рода самозащитой.

— Выбор есть всегда, — веско сказал коррехидор, — только вы его сделали не тот, что надо. Вы, господин Оси, обвиняетесь в убийстве Ютако Кензи, Майны Андо и Роны Саюси. Незаконной торговле яталем и проживанием в Артанском королевстве по украденным документам. Вы арестованы, Меллоун, наденьте на обвиняемого Хикару Оси наручники и отвезите в коррехидорию. Вашу судьбу решит Королевский суд.

Эпилог

Рика с облегчением покидала Кленовый институт. Тягостная сцена с прощания с господином Саварой испортила настроение, особенно его слова о том, что он, будучи по натуре человеком сурового нрава, никогда не говорил своему младшему сыну, насколько тот ему дорог.

— А теперь вот не смогу сказать ему этого никогда, — горько заметил он, когда они прощались, — не повторяйте моих ошибок. Жизнь скоротечна и может оборваться в любой момент.

Вил попрощался с тёткой, пожал руку несчастному отцу, извинившись за беспокойство, причинённое Королевской службой дневной безопасности и ночного покоя клану Пальмы.

— Поскольку мы успешно завершили расследование, — проговорил он уже в магомобиле, — я, как ваш непосредственный начальник, позволяю вам не возвращаться в коррехидорию и провести остаток дня по своему усмотрению. Составление всех отчётов окладывается до завтрашнего дня. Я доложу его величеству о результатах. Куда вас отвести? — спросил он после паузы.

— Сэр Вилохэд, Вил, — тихо произнесла чародейка, — я бы хотела поговорить.

— Я к вашим услугам. Если разговор короток, то можем сделать это возле вашего дома. Но для более длительной беседы могу предложить либо поехать ко мне и отобедать в резиденции Дубового клана, но, почему-то мне кажется, вы предпочтёте нейтральную территорию.

Рика энергично кивнула.

Коррехидор развернулся на бульваре Кружащихся листьев, и очень скоро улыбчивая официантка провожала их в отдельный кабинет «Дома шоколадных грёз».

Вил сделал заказ. Он не торопился помочь спутнице начать разговор. Просто сидел и пил глайс из сока лайма и абрикосов.

— Однажды, когда я была маленькой, — сделав глубокий вдох, начала чародейка, — кажется, мне было тогда лет пять, моей старшей сестре подарили чайную пару необыкновенной красоты. Представьте только, это был настоящий делийский поющий фарфор. По широкой поверхности волнистой чашки летели сказочно красивые журавли, а при лёгком соприкосновении с серебром раздавался нежный протяжный звук, отдалённо похожий на клич журавля. Но самым чудесной оказалась ещё одна особенность этого произведения искусства: если посмотреть на стенки чашки напросвет, то были видны тени других, призрачных журавлей.

Принесли заказ — пышное весеннее парфэ, щедро посыпанное шоколадной крошкой и засахаренными лепестками сакуры. Однако ж, Рика не испытывала ни малейшего желания пробовать это чудо кулинарного искусства.

— Естественно, что малявке вроде меня, поющий фарфор в руки не давали, — продолжила свой рассказ чародейка, — но тем сильнее меня обуревало желание хотя бы ещё один разочек услышать журавлиную песнь и увидеть летящие тени, которые начинали двигаться, если наклонять чашку в разные стороны. Однажды я выбрала подходящий момент, к нам в гости приехала моя бабушка, и все домашние были заняты. Пробравшись к буфету, я извлекла из картонного чехла фарфоровое сокровище и наслаждалась журавлиными криками. Серебряную чайную ложку я добыла в том же буфете. Наслушавшись вдоволь пения делийского фарфора, я подняла чашку над головой и принялась поворачивать её так и сяк. Лучи уходящего за гору солнца окрасили журавлей в розовато-золотистый цвет. Но потом случилось то, что должно было случиться: в попытке разглядеть ускользающую тень одной из птиц, я уронила чашку, и она раскололась на три почти равных части.

Вил едва заметно усмехнулся.

— Это теперь я могу говорить об этом так столь спокойно, — чародейка грустно покачала головой, — но тогда я была просто в шоке. Попыталась соединить части чашки магией, но лишь оплавила один край. В итоге я со всей возможной осторожностью сложила осколки, чтобы сохранить видимость целого, и поставила картонный чехол на место.

— Осмелюсь предположить, что ваша проделка недолго оставалась тайной?

— Именно. Скандал выдался грандиозный, я получила сполна и за самовольство, и за кривые руки, но более всего за то, что малодушно скрыла свой проступок. Именно тогда бабуля сказала мне про повинную голову и меч. «Если бы ты не проявила порицаемого мною малодушия, а сразу, честно призналась в том, что разбила чашку сестры, — сказала она, — у меня был бы шанс спасти фарфор. Но твоя глупая попытка восстановить всё самой, испортила дело.» Так вот, — Рика глубоко вздохнула, — я считаю, что испортила наши отношения и задела ваши чувства своими необдуманными словами, произнесёнными в момент душеного смятения и сомнений. Прошу вас простить меня, — она встала и поклонилась по всем правилам вежливости, — мои чувства к вам разительно отличаются от тех слов, и я бы очень хотела, чтобы наши отношения стали…

Рика не успела договорить, руки четвёртого сына Дубового клана подняли её, прервав поклон. Вил наклонился и нежно поцеловал её.

— Я так надеялся, что вы отвергли меня не всерьёз, — губы Вилохэда были мягкими и настойчивыми.

— Мне ужасно стыдно, — пролепетала чародейка, пока Вил просто прижимал её к груди и гладил по волнистым волосам, — и ужасно страшно, что вы никогда больше не захотите поцеловать меня.

— Захотеть-то я, конечно бы, захотел. Но вот стал бы? Я никогда не целую женщин, которые ко мне равнодушны.

Рика счастливо вздохнула любимый аромат свежескошенной травы, которым пахла рубашка коррехидора, крепко обняла его и вдруг осознала, что ей ужасно хочется попробовать парфэ.

Оглавление

Пролог

Глава 1 ГЭНРО́КУ — СМЕРТЬ ПОПОЛАМ

Глава 2 ДЕВУШКА И ПАРЕНЬ

Глава 3 СЕКРЕТ КЛЕНОВЫХ ЛИСТЬЕВ

Глава 4 СТОПРОЦЕНТНОЕ УБИЙСТВО

Глава 5 СУВЕНИР ИЗ КЛУБА ДЕТЕКТИВОВ

Глава 6 ЯД И ВИНО

Глава 7 ЯБЛОКО С ЧЕРВЯКОМ

Глава 8 ХРОМАЮЩИЙ УБИЙЦА

Глава 9 МАСКИ СБРОШЕНЫ

Эпилог