[Все] [А] [Б] [В] [Г] [Д] [Е] [Ж] [З] [И] [Й] [К] [Л] [М] [Н] [О] [П] [Р] [С] [Т] [У] [Ф] [Х] [Ц] [Ч] [Ш] [Щ] [Э] [Ю] [Я] [Прочее] | [Рекомендации сообщества] [Книжный торрент] |
Бесполезная жена герцога южных земель (fb2)

1
— Сильно не ошибайтесь, госпожа Ева. Я ничего от вас как от жены не жду. Никакой брачной ночи не будет, не намереваюсь и пальцем к вам прикоснуться. Два-три года, и можете просить развод. Полтора, если будете себя тихо вести, — отрезает властным, не требующим возражений тоном герцог и трет рукой в перчатке покрытый потом висок, не пытаясь скрыть раздражения.
Мой муж весьма хорош собой.
Даже очень. Даже когда заявляет, что брачной ночи мне не видать.
Этот его суровый взгляд из-под длинных ресниц, и острая линия челюсти, пальчиком провести по такой — рискнуть порезаться, чувственные четко очерченные губы, вид на которые не портит даже щетина, темные глаза и такие же волосы…
Ах, услада для глаз! Ни одна модель из журналов и в подметки не годится! Ле-по-та!
— Жить будете в соседней от главного здания пристройке. Вам выделят прислугу, ежемесячное пособие будет поступать из бюджета герцогства, более чем щедрая сумма, чтобы покрыть все расходы на проживание. Побалуйте себя и не высовывайтесь…
— Правда? — хлопаю в ладоши и по-детски расплываюсь в улыбке. — Я правда могу?!
Лицо герцога каменеет.
— Что?
— Я имею в виду, действительно нормально, что я ничем не буду заниматься?
Ох, неужто после смерти все мечты становятся явью? Бездельничать каждый день — разве не прекрасно?! Никакой работы, никаких подъемов в полседьмого утра и кучи дел! Это так вот выглядит рай?
— Вы понимаете смысл нашего брака и природу этих отношения? — его сиятельство явно ставит под сомнение не только мое видение данного союза, но и в целом, мою адекватность. Понять можно, жена его — кот в мешке, до свадьбы эти двое не виделись и знакомы не были.
— Абсолютно. Я — выбранная правителем новобрачная супруга герцога Грейстона, которую используют в качестве средства сдерживания противоречий между Севером и недавно присоединенным Югом, а также ради того, чтобы мой отец протянул руку помощи моему мужу в освоении южных земель и прокладывании торговых путей!
Мой супруг поднимает бровь. Мол, и чего тебе тогда не ясно.
Нет, мне-то как раз все ясно!
— Не волнуйтесь. Я буду жить тихо и «высовываться» перед вами не собираюсь, — прикладываю ладонь к груди, выражая свои самые искренние намерения.
Ох, как же жарко! Перед глазами почти что пелена.
Горячо!
В прямом смысле, а не от открывающихся перспектив, я сейчас сварюсь! К этому чувственному мужчине мои ощущения не имеют никакого отношения, пусть предложение стать иждивенкой и тунеядицей весьма откликается у меня в душе, заботит в данный момент совершенно другое.
В камине разожжен огонь, на плечах у меня меховая шуба…а за окном приветливо на ветру машут листья высокой пальмы. Участь меня поджидает стать сваренной в собственном соку герцогиней.
Я, слушая в пол уха что там дальше глаголит относительно видения нашего брака мой супруг, приняв молчание в качестве знака продолжить свой монолог, вожусь с тугими застежками и наконец скидываю с себя меха.
Свобода!
Обрядили девицу не пойми во что и у камина усадили, еще бы тут не преставиться. Бедняжка, спеклась так, что после алтаря да сразу в полымя, и на тот свет. Надеюсь, ее душа обрела покой.
— А-ах, — облегченно выдыхаю я, двигаясь попой по дивану подальше от пламени очага. — Ну слава богу!
Угроза миновала, участь пасть такой неловкой смертью мне, в отличии от моей в этом теле предшественницы, более не грозит.
Откидываюсь назад на мягкую спинку дивана, взгляд упирается в величественную фигуру напротив. Да, красавчик-муж мне достался в наследство с телом и новой жизнью. Думала, все, прощай жизнь, и раз — я уже в странном отличном от привычной Земли мире, а на пальчике колечко.
Не было ни света в конце тоннеля, ни явившейся мне в небытие богини, ни-че-го. Ну, пляшем от того, что имеем и наслаждаемся подарком судьбы! К чему уныние, когда я снова живу! А дареному коню в зубы не смотрят.
Только жарко тут, на югах. Совсем тело северянки Евы не приспособлено к подобной духоте. Дую на прилипшую ко лбу мокрую от пота челку и снова гляжу в сторону супружника.
Герцогу хорошо, конечно, сидит спиной окну с распахнутой створкой, за письменным столом; между ним и камином шагов двадцать точно, да и одежда на нем легкая, дышащая и тонкая. Не то что мне. Только вот перчатки на руках мужчины смотрятся неуместно, но, когда бархатный парадный сюртук, брошенный на соседнее от меня кресло, был на его плечах во время церемонии бракосочетания, выглядело вполне гармонично.
Избавится от меха было правильной идеей, но возникает новая проблема, дышать расслабленно и легко никак не выходит. Грудь стягивает плотный, впивающийся в ребра корсет белоснежного многослойного словно пирожное «Наполеон» платья.
Подвенечный наряд.
Я отматываю назад память оригинальной хозяйки тела словно длинный фильм, что подошел к концу со смертью несчастной от теплового удара и моим последующим подселением. Так, мы поняли, что этот мужик мой благоверный, едва он рот открыл, и краткосрочная память события последних полутора часов покинула довольно споро.
Дальше там что?
Ну-с, Ева получается я. Дочка стального магната, что вышла сегодня утром замуж за герцога Глена Грейстона, племянника императора и наместника недавно присоединенных к стране южных земель.
Сама хозяйка тела к этому браку относилась с пренебрежением и радости от подобного союза не питала. Пусть хоть сто раз герцог, она дочь богатейшего в империи человека, титул папеньки ниже, но это ничего не значит. Все решают деньги.
И вообще, она прекрасно жила столице, у нее была толпа поклонников и море подруг, все они души в ней не чаяли, как иначе, она — цветок высшего общества. Вот кто такая леди Ева Эверетт (в девичестве), в неостывшем теле которой я и оказалась пять минуть назад.
Но этот брак благословил сам император, деваться некуда. Да и отец Евы — маркиз Оскар Эверетт — был только за. Так и стала она — а теперь я — женой его сиятельства наместника Юга, благородного герцога Грейстона.
Увы, брачная жизнь не задалась сразу, бедняжка зажарилась в шубе у камина и была такова.
Мне же, жительнице Земли двадцать первого века, носящей такое же имя — Ева — ситуация вполне импонировала. Жизнь, какова она бы не была, лучше смерти.
А уж когда герцог пообещал, что интима меж нами не будет, я, честно говоря, даже немного расстроилась. Капельку так. Потом конечно же, почувствовала облегчение, отношения между людьми во все времена штука сложная, искать себе романтический интерес я в этом мире не собираюсь, не освоилась еще толком, рано. Дальше — посмотрим. Как верно заметил муженек, всегда можно самоустраниться из этого брака с помощью развода. Благо, законы империи позволяли подобное, да и не изверг ведь правитель, если поймет, что нет меж мной и его племянником никаких чувств, даст мирно нам разойтись.
Хотя, иметь герцога Глена Грейстона в качестве мужа вариант весьма неплохой. Сами подумайте, от меня требуется поддерживать только видимость брачного союза, в остальном — свобода действий и отсутствие контроля. Бедняжка Ева наверняка так даже до свадьбы не могла себе позволить жить.
Отец ее прослыл довольно строгим и требовательным, как по отношению к себе, так и к окружающим его людям. Дочку он любит, но бездумно Еву никогда не баловал, вот она, повзрослев, и умчалась покорять столицу, подальше от всевидящих отцовский очей. Как ни крути, но чрезмерная родительская строгость к детям зачастую потом имеет обратный эффект, и чадо пускается во все тяжкие. Так случилось и с нашей девицей.
В общем, я копаюсь дальше в памяти своей предшественницы и заключаю следующее: попасть в этот мир и в это тело, особенно в это тело, мне несказанно повезло. Я всегда считала, что могу трезво оценить ситуацию, пусть даже затронуты мои интересы, и выбрать наилучшее, что может многим показаться неверным, но в перспективе окажется наиболее правильным решением.
Ева Эверетт — молодая, здоровая и даже очень красивая аристократка с внушительным приданым и таким же молодым, красивым и здоровым мужем, который ей почти прямым текстом говорит «отойди и не мешай, я обеспечу тебя всем необходимым, тебе же можно ручки не марать».
Отказаться? Ударить себя в грудь, пылко заявив, что я сильная и независимая женщина, на шее у мужа сидеть не желаю?
Ха-ха-ха!
Просить развода у не оценившего меня по достоинству герцога?
На кой черт?!
Оскорбил меня? Смотрит свысока? Ведет себя как мужлан, когда должен пасть на колени ниц и клясться в вечной любви?
Пардон, вот уже этого не надо, оставьте себе. Его любви мне точно не нужно. Хватит денег, спасибо. И глубоко плевать что там он обо мне думает. Честное слово, я тоже могу много про него себе надумать, что толку?
Племянник императора, потом значит, кузен императора, потом — двоюродный дядюшка императора, после — двоюродный дедушка…Неплохой выходит расклад, правители будут сменяться, но кровь не водица, родственные связи никуда не исчезнут. Власть не обидит, и другим не даст. Считай, как у Святой за пазухой будем жить.
Замуж больше никто не погонит, шило на мыло менять — еще чего! Тут хотя бы понятно, что это шило — Глен Грейстон — из себя представляет, да и условия совместной жизнедеятельности с ним меня очень даже устраивают; а вот какое мыло попадется — настоящая русская рулетка.
Но какой дурак станет играть, если джекпот уже у него на руках?
Да я на рельсы скорее лягу, чем развод сама попрошу! Год или два — да никогда! Забудьте, герцог, об этом.
Этот брак — настоящее благословение для Евы.
Для мира, в котором я оказалась, именно замужняя женщина обладает большим количеством прав, нежели девица на выданье. Слово состоящей в браке весомее, с ее мнением учитываются, она находится в большей с точки зрения закона безопасности, может заниматься бизнесом. И все это благодаря покровительству ее мужчины. В общем, здесь государство несколько ущемляет молодых незамужних дев в правах, поддерживая таким изощренным образом институт брака. Хочешь самостоятельности — выходи замуж и делай уже что хочешь, с одной лишь оговоркой, если позволит супружник.
Развод будет весьма невыгоден. Мне конечно же. Герцог ничего не потеряет и даже местечко освободит для кого другого, как верно говорится, свято место пусто не бывает.
И все же, я погорячилась, решив, что никогда не стану прибегать к тому, чтобы просить о расторжении брака по собственной инициативе. Наталкиваюсь на воспоминания Евы о слухах, ходящих о моем нынешнем супруге. Интересненько, но поживем — увидим.
Первое впечатление бывает обманчиво, если станет тяжко, то своя шкурка ближе к телу, хватай все ценное и беги без оглядки, терпеть жестокость в свою сторону я не буду. К тому же, есть куда бежать — папочка не обидит, уж родную кровиночку-то приютит, тем более что дочку единственную.
И все же, плюсы от этого союза есть, и пока характер герцога мне известен плохо, они перевешивают. Да и деваться некуда, просто так, когда не прошло даже года со свадьбы, император и его двор не примут всерьез мое или его сиятельства желание покончить с этим браком. Хочешь не хочешь, дорогая, терпи.
Красивый и молодой муж, не старик вонючий, да и Еву, то есть меня, вроде бы, уважает, пусть не без влияния статуса тестя, но все же, обижать не будет(?), и в спальню тоже не рвется, жену не тронет.
А то, что мы в какой-то глуши — это как посмотреть, кому недостаток, а кому — достоинство. Для цветка высшего общества и надменной леди стать герцогиней южных земель, далеких от столицы, ее салонов и бутиков, равноценно социальному самоубийству, но для меня будто бы бонус получить, покупаешь один и еще один идет в подарок.
Столица далеко, дворянского общества рядом считай и нет, и по всяким балам и вечеринкам кататься через день меня никто не просит. Юг, это вам не север. Тепло, солнышко, изобилие различных фруктов, размеренная спокойная жизнь и каждодневная сиеста…
Короче, одни плюсы пока что.
Но обратно к нашим баранам.
Герцог мои восклицания успешно проигнорировал, очень по-джентельменски, и, я прислушиваюсь, продолжает вещать о каких-то чемоданах. А, он про мои вещи, что доставят только через неделю. Проблемы с транспортировкой.
Портальные камни имеют ограничения по весу и стоят неприлично дорого. Сегодня мы ими воспользовались, чтобы перенестись в южное поместье герцога прямиком из церкви едва храмовник объявил о том, что отныне мы муж и жена; свадьба была в столице по обряду Севера, папочка настоял — ага, видимо оттуда у этой беленькой лисьей шубы и растут ноги — но тратить сумму с вереницей нулей на то, чтобы этим же маневром забрать багаж молодой жены…Вот уж, увольте, делать моему новоиспеченному мужу нечего, кроме как дополнительно тратиться на навязанную ему женушку!
Ну, ладно, чего уж там.
— А как далеко отсюда до моря? — спрашиваю я супруга, наткнувшись в памяти прошлой Евы на новую информацию о землях герцогства Грейстон, владениях его сиятельства.
Тот резко замолкает на полуслове, вопрос застает мужчину врасплох. Недоумение в глазах реальное. Чего, ждал моих криков и обвинений из-за отсутствия багажа?
Смешной такой, уж недельку смогу как-нибудь потерпеть, не заставят же меня в этом подвенечном платье круглые сутки ходить, слуги найдут что-нибудь подходящее на смену. Да и какой толк истерить, все равно ничего не изменится. Вряд ли упрямый до мозга кости герцог сжалится, пошлет за моим багажом и потратится на новый портальный перенос.
Море, море…
Эх, а я ведь ни разу не видела его вживую. Все работала, да работала. Копила. Не на поездку в теплые края, увы. На собственное жилье. Корячилась на трех работах, экономила как могла…чтобы так глупо свалиться в обморок посреди улицы по пути на очередную смену и погибнуть от переутомления. Дуреха, что сказать!
Но теперь до заветного моря рукой подать.
Час езды! Час!
Я никогда еще не была так близко. Купальник бы еще раздобыть и крем от загара — северная Белоснежка Ева вряд ли сможет загореть, а не сгореть, под прямыми лучами южного светила — и погнали!
Ой, наша беседа, хотя какая это беседа — монолог новоиспеченного мужа — сворачивается. Инструкции молодой жене даны, теперь извольте повиноваться.
Как скажешь, дорогой!
Мужчина звонит в колокольчик, и почти сразу же в дверь кабинета с той стороны, словно уже ожидая какое-то время этот сигнал, стучат. Входит немолодая, но и не слишком старая женщина в строгом платье. Явно не служанка, фартука на ней нет. Да и, выражение лица ее для простой обслуги больно уж надменное.
— Фрида. Позаботься о герцогине, покажи ей пристройку и выдели прислугу.
Его сиятельство, отдав распоряжение, опускает голову и принимается за работу с бумагами, словно в кабинете кроме него никого больше нет.
Это все, что ли? Спина у него отвалится встать и проводить меня хотя бы до выхода из кабинета как это принято базовым этикетом?! Как-то в его ко мне уважение вера начинает пропадать.
Сударь лишнюю унцию потратить на видимость приличия не желает. Вот вам и все, брак меняет людей. Хотя, до замужества Ева с герцогом даже знакомы не были, так что и представлений о том, каков на самом деле этот человек у меня нет. О нем даже слухов немного было, а те, которые дошли до ушей моей предшественницы, в общую картину как-то не вписываются. Загадка.
Я неловко встаю с дивана, более чем понятное без слово получилось выдворение прочь, однако. Почти что грубое, я бы сказала.
На языке вертится парочка хлестких замечаний, но снова бросив взгляд на ушедшего в работу герцога и высокую гору документов по его левую руку, я выбрасываю их из головы и улыбаюсь. От этой улыбки экономка — слугами в доме командует именно она — бледнеет.
Страшно тебе стало, Фрида?
Но я только подумала, как же прекрасно это чувство — смотреть, как работают другие и пожинать плоды их труда.
Спросить герцога, у него на сей счет может быть иное мнение.
Наверняка думает, что это он меня использует: прикрывается словно ширмой от назойливых поклонниц — с такой внешностью у него их не может не быть — благочестиво исполняет волю императора, а также жонглирует статусом мужа единственной дочери богатейшего в стране человека ради налаживания столь необходимых недавно присоединенному и мало развитому Югу торговых и дипломатических связей.
Не соглашусь, ибо для достижения этих целей ему нужно приложить немало усилий, портить зрение над документами, коротать за письменным столом круглые дни напролет, следить за подчиненными и исправлять допущенные ими ошибки…Такая себе участь, как раз для сильного и гордого мужчины.
Мне же, можно делать ровным счетом ни-че-го.
Я никогда не понимала, чего суфражистки прошлого хотели добиться, разве не прекрасна была их жизнь без необходимости пахать как ломовые лошади, только теперь не в доме, но и на работе, право на которую они так стремились получить?
Муж мой, работай усердней! Пятилетку за неделю! Положи на алтарь моей беззаботности свою молодость! Кто, если не ты?
Ибо я эту жизнь собираюсь прожить в качестве богатой и красивой бездельницы!
2
Двери кабинета глухо закрываются, и мы с Фридой оказываемся в коридоре. Украшен он величественно — рыцарские латы в нишах стен, картины в дорогих тяжелых рамах, мягкий ковер на полу — нигде нет ни пылинки. Все это чудо тоже везли через полстраны, как мой несчастный багаж?
Экономка склоняет голову и просит меня следовать за ней. Как скажете, какой у меня еще есть выбор.
Поместье кончается быстро, на улице посвежее, чем внутри, но все равно довольно жарко. А может, дело корсете и слоях тюля надетого на меня свадебного наряда? Вероятнее всего.
Сад и идеально подстриженный газон вполне соответствует стандартам жителей столицы, парковая зона безукоризненная, отмечаю я про себя, пользуясь познаниями оригинальной хозяйки тела.
Из общей картины выбиваются только пальмы, растущие то там, то здесь. Прошлой Еве такое бы пришлось не по душе, но на мой вкус, получается весьма колоритно и уместно. Это Юг, детка!
Пристройка оказывается не слишком-то и близкой к основному зданию. Никакой связи или коридора, соединяющего эту постройку с основным домом нет и в помине. Как по мне, какая это пристройка — это вполне себе отдельное здание!
Небольшое, со своим собственным двориком, который я уже представляла себе, как засажу маленькими помидорками и мятой для освежающего стакана мохито, так идеально просящегося в этом жарком климате. На этой террасе можно будет поставить тахту, там повесить качели…
Настоящий коттедж, о котором я в прошлом бы и не мечтала. Размеры у пристройки как у частного дома для семьи из шести человек. Мне одной просто за глаза, простор разбежаться солидный. И в деньгах я не ограничена!
Не убудет же от герцога, выставившего меня все равно что за порог?
Нет, такой он бесцеремонный, конечно, наглость второе счастье! Помахал перед лицом, отогнав прочь из виду меня словно назойливую муху…
Прикусываю губу, разглядывая свой новый дом, и размышляю. Красивая жена, благородная и знатная, вся столица у ее ног, любой мужчина мечтает заполучить такую в свое распоряжение…в чем причина столь категоричного отказа моего благоверного?
Никаких прошлых обид между Евой и этим Гленом тоже не было. Казалось бы, ну, да, сейчас чувств между фактически двумя незнакомыми людьми быть не может, но все зависит от вас. Это не первый и не последний в мире договорной брак, давно известно, как следует поступать участвующим в нем сторонам.
Многие дворяне в подобных союзах не любят друг друга, но имеют детей и вполне крепкие партнерские отношения, основанные на верности и долгой дружбе и привязанности. Так отчего же тогда такой категоричный отказ иметь всякий контакт с законной супругой?
У меня два предположения.
Первое, у него уже есть возлюбленная. Так бывает, правда данное обстоятельство ставит меня в не слишком-то приятное положение, но, с другой стороны, я истерить и бороться за любовь муженька не собираюсь, и через полтора года, если будет нужно, спокойно подпишу все бумаги о расторжении брака. Кто я такая, чтобы чужому счастью препятствовать?
И второе предположение, более рисковое, герцога просто не привлекают женщины. Скандал и кошмар для общества этого мира, но мне, как землянке, подобное не кажется чем-то супер невероятным. Опять же, говорить другим как им жить вне моей компетенции, осуждать и как-то потешаться тоже ниже человеческого достоинства.
Короче, иных причин чтобы вот так вот ставить палки в колеса собственного брака я не вижу. Но не буду делать никаких выводов, понаблюдаю. Тем более что никого мое мнение особо и не интересует.
— Ваше сиятельство?
— А?
Ой, экономка мне что-то говорит.
— Позвольте вас покинуть, в поместье всегда много работы, — произносит женщина извиняющимся тоном. — Я пришлю вам служанку, по любому делу можете смело обращаться к ней.
Киваю.
Фрида быстро исчезает той же дорогой, которой мы пришли.
Я поднимаюсь по ступенькам и, минуя крыльцо, оказываюсь на пороге нового дома. Вдыхаю глубоко и открываю дверь.
Работы больше, чем я думала — просится вердикт после короткого осмотра.
Мебель закрыта чехлами из белой ткани, на полу и всех плоских поверхностях слой пыли, окна грязные, оттого свет проникает внутрь скудно, и проветрить здесь явно не помешает.
Прохожусь неспешно по комнатам, поднимаюсь на второй этаж, в главной спальне есть балкон с открывающимся на сад и основное здание поместья видом.
Прекрасно!
Мое!
Мое собственное жилье!
Первое, которым я, можно сказать, владею на вполне законных основаниях. Не комната общежития, не уголок у друзей, не коммуналка и не съемная крохотная студия на задворках города.
Целый коттедж, где я сама могу расставить мебель, как мне хочется, где я могу повесить шторы любимого цвета и украсить все живыми комнатными растениями, которые не завянут из-за того, что упахивающаяся вусмерть я забуду их поливать, покрасить стены комнат в разные цвета радуги, а потом снов перекрасить, если надоест, могу завести кошку, или двух, и никакой арендодатель не придет и не укажет, что это против правил!
Я не могу сдержать восторженного писка, топаю ногами на месте и наконец прихожу немного в себя, чихнув из-за поднявшейся в воздух пыли.
Да, убраться бы сначала.
Этим я и начинаю заниматься. Открываю настежь окна, стягиваю прочь тканевые чехлы с мебели — пылинки с них так и кружится в воздухе, подсвеченном мягкими лучами южного солнца. Вытряхиваю все, что можно вытряхнуть, пыли на полу становиться еще больше.
Не знаю, как долго ждать обещанную Фридой помощницу, но не сидеть же мне посреди грязи? Даже смешно, приземлюсь такая на уголок пыльного кресла и будут ждать, чихая от кружащейся в воздухе пыли. Смех, да и только! Работы я не боюсь, тем более что это теперь мой дом, и именно мне здесь и жить. А хочешь жить красиво — придется потрудиться, с меня не убудет.
За неброской дверью кладовки рядом с кухней находится необходимый инвентарь. А в ванной из крана течет вполне обычная вода. Правда, горячей нет, но это уже такая мелочь. Вытираю пыль с полок и столиков, да вообще со всех предметов, до которых только могу дотянуться. И комната уже заметно преображается, но работы уборочные продолжаются.
Набираю в добротное деревянное ведро воды, бросаю кусок хозяйственного мыла и опускаю швабру, вместо губки у которой на конце веревки. Хмурюсь, такой инструмент для деревянного пола не подходит, много воды впитывает и потом лужи оставляет. С отжимом лишней жидкости приходится повозится, но не портить же паркет.
Когда пол в гостиной вымыт, я разгибаю спину и рукавом белого свадебного платья смахиваю со лба пот. Да, сменной одежды нигде не нашлось, посему что имеем.
Как-то пока плохо мне дается беззаботная жизнь отъявленной лентяйки. По идее должна была сложить свои лапки и наслаждаться суетой бегающей вокруг прислуги. Но дышать в доме стало заметно легче. Сквозь открытые окна врывается остывший южный ветерок, солнце ушло немного из зенита.
В животе урчит.
Сколько прошло после уходы этой Фриды? Я уже весь первый этаж успела отмыть, а обещанной служанки на горизонте не видать.
Можно было бы быстро чего-нибудь придумать и заморить червячка, но в кухне шаром покати, продуктов нет, оно и ясно, дом же нежилой простаивал.
В такой ситуации даже и не знаешь, что делать. Память Евы тоже не подсказывает ничего дельного. Она бы себя до такого состояния бы не довела, подсказывает мне шестое чувство.
Ну да, зато вон, гордость ей что ли мешала шубу снять? Ладно камин, фиг с ним, хотя загадка, зачем он вообще нужен в теплых краях, где не бывает снегопадов и мороза.
А разжег его сам герцог, ибо Ева на его предложение снять уже наконец меха, вспылила, что ей зябко. Мда-уж.
Встретились как-то два упрямых барана на речной переправе, и никто из них не желал дать другому дорогу…
Кому что доказать пыталась, глупенькая, эх. Но поймите, просто та Ева привыкла, что перед ней пресмыкаются и угождают во всем, а тут. Муженек оказался совсем не таким, как заглядывающие чуть ли не в рот столичные поклонники девушки. Справедливости ради, Еве крови герцог уже успел порядком испить, да и характер у нее не тот, чтобы сносить все невзгоды.
Проматываю события сегодняшнего дня до раннего утра.
Свадьба в храме, невеста ждет у алтаря, но жениха все нет. Подружки хихикают уже в открытую, отец злится, но сделать ничего не может, священник неловко переминается с ноги на ногу под полой своей рясы…А девушка продолжает смиренно смотреть перед собой под кружевной вуалью, а пальцы сжимают добела букет. Держит фасад, иначе только больший позор навлечет на себя гордая, но далеко не глупая Ева.
Просто представьте чувства невесты в тот момент. Мало того, что брак с человеком которого она не просто не любит, но даже не знает и ни разу не видела в живую, так еще и не сбежать, не скрыться от вездесущих взглядов, некоторых с сочувствием, а других с откровенной издевкой. Тут не только гордая девушка, но даже самая обыкновенная, будет чувствовать себя ужасно.
Наконец, мужчина появляется в дверях, быстро идет по проему к ждущей его избраннице — должно быть ровным счетом наоборот — бросает короткий приказ, чтобы начинали церемонию, ни просьб простить за опоздание, ни его причин не называется, для него ждущая более часа в одиночестве и сносящая молча неловкость и незаслуженный стыд девушка не более чем предмет окружающей обстановки.
Когда обряд завершен, большая рука грубо отбрасывает прочь вуаль, а губ коротко и властно, и без всякого согласия — просто, потому что так нужно, чтобы закончить ритуал — касаются чужие уста. Поздравляем, теперь вы муж и жена. Ура-а-а.
Злость Евы и попытка доказать свою значимость, обратить на себя внимание супруга, которого она до свадьбы в глаза не видела, самоутвердиться в его глазах, мне как женщине понятна. Я только хочу отметить, что при решении таких вопросов, надо в первую очередь думать о собственном благополучии. Зачем изгаляться и делать себе самой во вред? Шубка-то, на плечиках девушки лежала. И мужик тоже, только помог, камин разжег. Чего хотел — унизить и без того сломленную и оскорбленную жену?
Бедняжка умерла, в тело вселилась иномирная душа, а муженьку хоть бы хны, никакой подмены он не заметил. Герцог тот еще чурбан, да и брак этот весь полной шляпой оказался, ну плюнь на него, живи в свое удовольствие. Жалко девчонку, но здесь увы, наши интересы расходятся. Не покинь она этот мир, где бы оказалась тогда моя душа?
В животе снова урчит.
Я оставляю швабру и падаю на диван, поднимая с подушек просочившуюся сквозь чехол пыль. За окном теней стало больше. Часов пять, или, уже шесть вечера. У меня на запястье циферблата нет, а на каминной полке часы давно уже остановились на половине десятого. Тем не менее, два раза в сутки, и они правду говорят.
О местной прислуге этого нельзя сказать.
Где моя служанка, Фрида?! Черт тебя дери, я тут что, от голода должна помереть?
Мужчины этого мира в домашние дела как правило не лезут, но все же, слуги подчиняются приказам своих господ. Экономка явно из тех, кому герцог доверяет вершить свою волю.
Поспешила я, когда думала о муже хорошо. Не обижает да, но разве пренебрегать человеком, за благополучие которого ты несешь ответственность — не низко?
С виду такой порядочный и правильный, но за закрытыми дверями…Пускай я та, кого он не любит, и кого он в качестве своей спутницы не выбирал, но то же и могу сказать и про себя. Супруг не предел моих мечтаний, увы и ах.
Как бы, Еве право выбора не предоставляли, и положение девушки в новом доме, в незнакомой среде, отличном от привычного климате и обстановке, да еще и без вещей, что хотя бы как-то могли ей психологически помочь обвыкнуть, гораздо уязвимее приведшего в свой собственный дом молодую жену мужчины.
Ну пойду я кричать и обвинять герцога, что с того? Он тут давно дал понять, что главный. Я так только выставлю себя перед ним такой, какой он меня уже считает. Недалекой и требовательной избалованной особой.
Умереть мне они дать не могут. Это и ежу понятно. Юг же не желает с Севером войны. Его светлость не идиот. Да и император с приближенными пока еще наблюдают.
Скандалы никому не нужны. А исходя из холодности приема в доме новой герцогини, мой супруг не против нарваться на них, еще и масла в огонь подольет, лишь бы неугодная жена сбежала обратно к отцу, и вся вина за разрушение семьи ляжет на плечи строптивой девицы и защищающий ее словно драгоценность Север. Потом император вмешается и да, брак расторгнут, но так, что жертвой в итоге окажется — пам-пам-пам — герцог Грейстон! Все преференции и отступные, все издержи, все убытки и неустойки будут оплачены из кармана папеньки маркиза.
Как же коварен и хитер мой супружник, только поглядите!
Я усмехаюсь.
Ну давайте, посмотрим, кто кого! Обнимаю руками живот, в котором еды с прошлого вечера не бывало и откидываюсь на спинку дивана, уставившись в потолок, как бы мимоходом, приглядевшись, отмечаю про себя, что неплохо бы его освежить белой краской.
Из баранов я была бы самым упрямым. Да. И самым вкусным. С картошкой и салатом, жирным и сочным мясистым…
Сглатываю слюни.
Когда на пороге наконец объявляется служанка — низенькая рыжая девчонка в конопушках — в своих мечтах я уже успела дойти до состоящего из смены трех блюд десерта.
3
— В-ваше сиятельство, — неуверенно щебечет малышка тоненьким голосом, пугливо меряя меня взглядом кролика перед лицом коварного лиса из-под ресниц.
Сколько ей лет, боюсь спросить. За герцогом теперь еще и эксплуатация несовершеннолетних водится? Жаль, что память Евы подсказывает: в ее мире это не преступление.
— Ага, она самая, — выдыхаю я. Сил нет пустые беседы вести.
— Я сейчас принесу вам сменную одежду…
Видимо, после борьбы с пылью и грязью видок у меня так себе. Белое платье вряд ли отстирается. Ну, в топку его тогда, снова замуж я все равно не собираюсь, а иной причины хранить эту неудобную до ужаса тряпку нет. А то, как же, здесь и корсет со шнуровкой сзади, на спине, сколько ни билась в одиночку снять невозможно. Пыточное изделие, а не платье подвенечное. Надеюсь, мои внуки меня за это простят, в наследство им этот тихий кошмар не достанется.
— Нет. Сначала. Ужин, — поднимаю палец, отдавая отрывисто приказ, не просьбу. Первый в новом мире.
— Да, как скажете! Я сейчас, я б-быстро на кухню и обрат-тно тут же…
Предложение неоконченным повисает в воздухе, рыжеволосая горничная словно пугливый воробушек несется прочь, даже не прикрыв за собой дверь. Чего разнервничалась, есть я ее не собиралась…пока что до этой стадии мой голод не дошел.
Смотрю в сторону, куда убежала девчонка. Если она не вернется, если снова обман…я буду кричать. На герцога. Мучительно и беспощадно.
Жаловаться отцу не стану, сбегать тоже, но он у меня свое отстрадает. Какая разница, ведь его мнение обо мне меня волновать не должно! Ему же плевать, как его видит его собственная жена, чего тогда церемониться? Мы уже женаты, можно все приличия отбросить. И той, какой он видит или хочет видеть меня я тоже становиться не обязана. Да, так и поступим.
Язык — самая сильная мышца в теле человека. И раз уж все мои остальные мускулы от целого дня отчаянной уборки попросили их не беспокоить, я, на случай того, что придется идти ругаться, начинаю разминать связки, громко вслух исполняя любимые песни. Жаль, смысл их на иномирном языке теряется порядком и рифмы никакой, но подобное меня не смущает.
Спустя минут двадцать маленькая служанка все же возвращается, нагруженная подносом и кулем тряпья. Я быстро закрываю рот, пусть память тела говорит одно, но пора признать неоспоримый факт — медведь на ухо наступил и хорошо так потоптался, еще спугну эту Эмили. Как только дотащила все одна, бедняжка, осматриваю лениво поклажу горничной.
Нет, неверно, Ева! Где она весь день шлялась, пока я тут драила?! Если бы пришла сразу, то так мучится ей бы не пришлось. Не стоит сразу же всех жалеть, меня вот никто не жалеет!
— Стой! — кричу я. выпрямляясь и вытягивая вперед руку как отчаянный регулировщик движения на дороге, когда рыжая служанка заносит ногу через порог на вымытый мною до блеска пол. — Куда в обуви? Живо разувайся!
Не зря тренировалась, выходит звонко и безапелляционно.
Девчонка дрожит, но молча повинуется и скидывает с ног пыльные поношенные туфли с присохшим к подошве слоем грязи. Б-р-р. Не в мою дежурство, враг не пройдет.
Больно громко я закричала, явно напугала ребенка. Выглядит она как нескладный еще подросток. Либо действительно малышке лет четырнадцать, либо она поздний цветок, тогда виновата генетика, а не возраст.
Поднимаюсь с дивана и быстро пересекаю гостиную, забираю у служанки из рук поднос, с такой поклажей в виде куля тряпок чего не доброго опрокинет все на пол или на себя.
— Ваше сиятельство, простите, я с-сама могла…
— Ты новенькая?
Пауза.
— Да, как вы догадались? — округляет карие глаза конопатая малышня.
— Сразу понятно, — хмыкаю я, сажусь обратно на диван и ставлю поднос на колени.
Слишком трясется и нервничает, словно первый день работает. Не слишком-то профессионально. Какой бы ужасной я не казалась, умелая служанка хозяйке страха не покажет. Видимо, до этого дня девица господам не прислуживала. Максимум, уборкой занималась.
Открываю крышку.
М-м-м. Божественный аромат жаркого из баранины. Какое неожиданное совпадение. Совсем не по-женски набрасываюсь на еду. Потрясающе. Издаю тихий стон удовольствия. Нежное мясо словно тает во рту, так не каждый повар может приготовить, овощи идеально дополняют вкус, и приправа подобрана просто в точку, не много и не мало…
Когда тарелка пустеет я убираю поднос на ближайший столик и довольно откидываюсь на спинку дивана. Сейчас бы попить чего-нибудь, жажда давно уже мучает. Но увы, подано было только одно это блюдо. Ни тебе чая, ни даже простой воды. Это такой вид издевательства? Или просто чья-то невольная ошибка? Не уверена, можно ли тут пить воду из крана, поэтому за весь день так и не рискнула, хотя очень хотелось, работенка все тут отдраить была не из простых.
— Эй. Тебя как звать-то?
— Э-эмили…
— Эмили, — пробую я. — Хорошее имя, тебе идет.
— С-спасибо, ваше сиятельство.
Служанка старается не встречаться со мной взглядом. Я задаюсь вопросом, действительно ли наружность этой Евы вселяет такой дикий ужас в окружающих. Память и отражение в зеркале нарисовало мне портрет довольно миловидной девушки с темными волосами, холодного оттенка светлой кожей и миндалевидными зеленовато-серыми глазами. Благородное и изящное, не лишенное обаяния личико юной еще девушки, не знающей трудностей и палящего знойного солнца.
— Почему так долго не появлялась? Разве Фрида не должна была отправить служанку где-то после полудня? Сейчас почти уже закат, — я киваю в окно, где на горизонте золотой круг в ореоле малинового неба скрывается за хребтами далеких гор. В моем голосе нет и намека на раздражение, всего лишь любопытство и нотка недоумения.
Да уж, дожили, Ева. Часов нет, единственным ориентиром стало солнце.
— П-п-простите меня… — лепечет, заикаясь, тихим голоском Эмили.
И вот любой ведь, кто эту сцену увидит, решит, что я издеваюсь над ней словно злодейка из детского мультика про Золушку.
Я вздыхаю. С утолением голода уходит и злость.
— Ладно уж, чего там. Давай, ты мне поможешь корсет расшнуровать, потом я посмотрю, что там за одежда, а ты, Эмили, пока сходишь и принесешь чаю, идет? — спрашиваю мягко. Самой на душе не спокойно, что она так трясется, я же не изверг!
— Да, — робко, но уже без заиканий соглашается служанка.
Прошлая Ева бы в жизни не стала опускаться до уговоров и сюсюканья с прислугой. Да вообще любая аристократка такое не допустила бы. Ладно, все равно никто не видит и не слышит. За доброту осуждать не полагается. А причин у меня лично относиться грубо к окружающим людям нет. Да, носило эту горничную весь день непонятно где, но она же еще почти ребенок, и трясется так, что того и гляди свалиться в обморок, поэтому ладно, проехали. Главное, что вообще пришла.
Когда Эмили снова уходит, я, оставшись в нижней тонкой сорочке развязываю старую простынь — принесенный девушкой кулек тряпья. В узелке, раскладываю их на диване, оказалось пять платьев. Евина память подсказывает, что в моде они все были в лучшем случае лет двадцать назад. А что, ничего другого не нашлось в этом огромном поместье?
Пахнут платья отнюдь не свежестью, хотя ткань целая, без дыр и следов износа, и без пятен. Но, во всем нужно искать плюсы. Самый очевидный — отсутствие корсетов. Ни один из мешковатых, с рукавами-фонариками, вышедших из моды нарядов не имеет эту ненавистную деталь. Подумаешь, не модно, фи, ерунда! Зато хотя бы удобно будет. Угроза задохнуться миновала.
Да и какая разница, в моде или не в моде нынче фасон и простой с виду крой моей временной одежды?! Здесь даже самое шикарное, пошитое императорским портным платье, не сравнится со старыми-добрыми потертыми джинсами и футболкой оверсайз.
Вот где вечная классика, вот где стиль и комфорт, с которыми местным модельерам не тягаться!
Этот мир не вправе мне диктовать что модно, а что нет, учитывая, что самые изысканные одеяния все равно в моем понимании будут проигрывать даже простой повседневной одежде Земли.
Залежавшееся и пыльное платье на себя напяливать не хочется, а гостей я не жду, и посему решаю остаться в нижнем тонком платьице — напоминающем сорочку чьей-то бабушки — длиной почти до пят с кружевной отделкой по скромному вырезу. Я бы не прочь ходить только в нем, но вот, увы и ах, неприлично так на людях показываться. Считай, что в белье разгуливать. Ну, есть в этом правда, белая тонкая ткань, несомненно, будет просвечивать на солнце, выставляя все прелести напоказ.
Возвращается служанка, с новым подносом. На нем чайник и чашка, сахарница, а еще вазочка с маленькими печенюшками. Глаза Эмили округляются, при виде моего нескромного по местным меркам одеяния. Наверное, задается вопросом, почему я еще не переоделась в одно из принесенных ею одеяний, однако спросить так и не решается.
Сворачиваю посеревшее порядком за день свадебное платье, в котором скоропостижно скончалась моя предшественница, оно и меха из белой северной лисицы, мне теперь будут в кошмарах сниться.
Кстати, шубку я где-то потеряла. А! В мужнином кабинете забыла. Ну да и черт с ней, от нее в тропиках все равно толку как от козла молока.
— Давай Эмили, не стой надо мной, чай нужно в удовольствие пить. Садись и наливай, мне один кубик сахара, — командую я с дивана.
Нарушение субординации между госпожой и слугой! — вопит из памяти призрак Евы.
Да пофиг!
Я тут такая себе госпожа, раз меня ни во что не ставят и голодать позволяют. Служанку нужно держать к себе близко, она мои глаза и уши, а заодно и руки с ногами — функции по сбору информации и доставке провианта теперь на Эмили, я без нее быстро ноги протяну.
В этом южном поместье далеко от дома и остальной цивилизации даже такой сторонник, как эта юная девчушка, будет полезен, — расставляю быстро приоритеты. Эмили здесь своя, а я — чужая.
— Х-хорошо, — робко отвечает, осторожно садится как можно дальше от меня на самый краешек дивана горничная и дерганными движениями выполняет приказанное. Скоро в моих руках оказывается чашка горячего напитка, пальцы сами тянутся к незамысловатому десерту.
— Кушай-кушай, вкусные печеньки у вас тут пекут. Передай потом на кухне, что мне понравились.
Обычное домашнее сливочное печенье, но лучше, чем черствый хлеб, уже хорошо. Я прекрасно осознаю, что голоса в доме, где правит герцог, не имею. Кичиться гордостью и происхождением, привередничать — сейчас совсем не вариант. Пример хозяина заразителен, слуги могут быстро перенять его отношение ни во что не ставить свою новую госпожу.
Но доброе слово и собаке приятно, может, таким образом мне удастся расположить к себе местных работников. Мое благополучие и комфортная жизнедеятельность зависит от них. Особенно важны те, кто обеспечивают провиант. С ними ругаться себе только во вред делать. Голод не тетка, пирожка не поднесет. А вот Эмили и повара местные вполне с задаче справятся.
Да. Ева, ты справишься. Все, что угодно ради цели прожить беззаботную и счастливую жизнь в тепле и сытости с армией слуг. Ради такого результата немного усилий и терпения — практически ничто. Упорство и труд все перетрут…нет, без труда это ведь тоже сработает?
— Как скажете, — отвечает Эмили и едва приподнимает уголки губ в ответ на мою дружелюбную, но многообещающую улыбку во все тридцать два зуба.
Прогресс на лицо, так держать!
Маленькая служанка хрустит печеньем, я пью ароматный чай с нотками освежающей мяты и заключаю, что жизнь в герцогстве не так уж и плоха, как могло бы показаться любой нормальной невесте на моем месте, когда входная дверь вдруг распахивается настежь.
Ну и чего это нам здесь нужно? А ну марш работать!
4
Муженька.
Явился не запылился. Да так неожиданно, что я проливаю на себя чай, а Эмили давится печеньем и начинает громко кашлять.
Под округленным от шока взглядом названного гостя быстро встаю с места и бью ее по спине до тех пор, пока на вымытый мною пол не падают влажные крошки, которые вот-вот да могли бы стать причиной настоящей трагедии.
— Стучаться вас не учили? — кричу на замершего на пороге, словно олень в свете фар, герцога.
Чем обязаны личному визиту сей благородной особы? Или насчет брачной ночи передумал? Живой не дамся! Сам же говорил не высовываться, а теперь прибежал. Иж чего удумал, не дождется. Я еще глаза толком не открыла в новой среде, и он мне уже втирал про то, что даже коснуться меня не желает, словно я прокаженная какая-то. Если действительно клятвы брачные подтвердить удумал, то это просто невероятно, как он в воздухе переобувается, прямая дорога в цирк.
После целого дня, полного разочарования, я вполне серьезно начала обдумывать предложение его сиятельства о разводе. Пойдет и дальше так жизнь в южных землях, годик потерплю и свалю отсюда. У Евы папенька при деньгах, не пропаду.
— Кхм, герцогиня, ваш внешний вид… — Глен Грейстон отводит взгляд в сторону.
Я смотрю на себя вниз. Мокрое, из-за пролитого на стратегически важное место чая, нижнее платье прилипло к груди, очертив все изгибы и округлости, став практически прозрачным.
— Мужчине не престало врываться в дом к даме без предупреждения, — говорю с упреком, не показывая смущения. Не дождется! Из-за кого я в таком вот виде?
Накидываю на себя первую подвернувшуюся под руку тряпку. Это пыльная белая простыня, которая служила в роли чехла одного из кресел.
— Кхм-кхм, прошу прощения.
Герцог снова прокашливается и обводит взглядом убранство дома. Неужто он тут впервые, странно. Решил проверку устроить, как я тут, не померла ли еще?
— И вы так напугали бедняжку Эмили, что она того и гляди, отправилась бы к праотцам!
Давай, ваше благородное сиятельство, принеси и служанке извинения, не обломись. Немного заземлиться супружнику не помешает. Если бы не моя быстрая реакция, чего доброго, рыжая девчушка была бы второй за сегодняшний день жертвой его благородного сиятельства. Покойся с миром, прошлая Ева! Я сожгу эту шубу, поступлю с ней также, как она с тобой, попадись она мне только на глаза.
— …Приношу свои извинения, — коротко кивает Глен зеленовато-бледной Эмили и — мне же не чудится — пытается мягко улыбнуться не смевшей поднять глаза от пола служанке.
— Д-да, б-благодарю… — сипит рыжеволосая малышня.
Ничего себе, реально прощения попросил. У кого — у горничной! Скрещиваю руки на груди и расправляю плечи. Мебельный чехол закрывает тело до самой шеи, поэтому этот жест меня в неудобное положение не ставит. Главное не то, что вы носите, а то, как именно. Доказано, что и в мешке из-под картошки можно вести себя по-королевски.
— Хочу полюбопытствовать, с какой целью вы пожаловали сюда?
В кои-то веки я расслабилась, и на тебе, получите распишитесь. Никто не звал, чего приперся? Но я даже намека на раздражение себе не позволяю, максимально вежливо и спокойно задаю вопрос.
Герцог снова прокашливается, бегло осматривает прибранную мной комнату, словно не зная, куда деть свои красивые как у жеребенка глаза, и протягивает вперед руку, обтянутую перчаткой, в которой я замечаю свою старую подругу.
Шубка из белой лисицы!
— Вы забыли, я пришел вернуть.
А чего слугу не послал? Совесть доконала? Понял, что утром палку перегнул? Моя шуба теперь в роли оливковой ветви перемирия выступает? А я ее уже сжечь собралась.
Так оно и есть, выражение красивого лица герцога вполне благодушное.
— Благодарю, — прохожу вперед и забираю орудие причинения смерти по неосторожности предыдущей хозяйке моего тела из рук супружника.
Неловкая пауза.
— Что ж…обустраивайтесь.
Герцог еще раз смотрит на меня, оценивая внимательным взглядом импровизацию с одеждой, переводит глаза на застывшую и, кажется, не дышащую Эмили, не дожидается продолжения разговора, поворачивается на месте и уходит, тихо затворив за собой дверь.
Не надеялся же он, что я предложу ему чая?
Как же трудно, однако, понять этого мужчину. Отправил меня в ссылку словно прокаженную, и сам же прибежал не прошло и дня. Чего хотел? Реально просто шубу вернуть? И еще мужчины говорят, как им сложно понять женщин!
Плюхаюсь обратно на диван. Этот предмет мебели пока лидирует в списке моих фаворитов.
— Эмили, давай-ка ты нальешь нам еще по чашечке, — я бы не отказалась и от напитка покрепче. Но увы, чем богаты.
Чаепитию больше не суждено было прерваться, не успела я опомниться, а за окном уже повечерело.
Где мне сегодня спать? Спальня на втором этаже не убрана, постельное белье пыльное и попахивает из-за долгого отсутствия стирки и проветривания…
— Эмили.
— Да-а? — служанка, подметающая за наследившим на пороге герцогом, поднимает робко голову.
— Слуги поместья спят в главном здании?
— Да, в крыле для прислуги на первом этаже рядом с кухней.
Ясно. Значит, проблемы с постелью для девчонки нет.
— Хорошо, заканчивай, забирай поднос и иди отдыхать. Завтра жду тебя с утра пораньше. У нас много дел.
— Как скажете, — покорно, словно цыпленок, кивает мелкая.
Когда она уходит, я доделываю некоторые дела, хорошенько встряхиваю чехол-простыню и стелю себе на диване. Укладываюсь, я спала в условиях и похуже, накидываю на плечи сверху одно из платьев, что были в кульке, принесенном служанкой, и закрываю глаза.
Та Ева бы была в шоке от моего бедственного положения. Даже не так, в ужасе.
А еще я легла в импровизированную постель в одном из старомодных платьев, принесённых Эмили, к сожалению, переодеваться во что-то другое выбора не имелось, не в мокрой от разлитого чая сорочке же спать. А к подвенечному наряду я даже прикасаться не желаю.
Завтра неплохо было бы принять ванну или душ. Нужно будет попросить мою служанку…
Просыпаюсь я от бьющего в лицо солнечного света. Блин, лень было закрыть вчера шторы. Сколько времени, интересно? Уже второй день я начинаю жить, определяя часы по солнцу. Может быть, сейчас около семи утра. Не уверена точно.
Сажусь и делаю потягушки. Вот бы Эмили сообразила и явилась не с пустыми руками, а с завтраком. И, аллилуйя, мои надежды сбываются в полной мере! Нагруженная тяжелым подносом Эмили не в силах даже дверь открыть. Заслышав возню снаружи и жалобный голос служанки я сама бегу освободить ей путь, распахнув парадную и позволив девушке войти внутрь.
Поднос занимает свое почетное место на столике возле дивана. Выбор блюд получше того, что вчера было на ужин. Здесь тебе и сырники с вареньем, и каша овсяная с маслом, тосты по-французски, и яйца вкрутую, ну и конечно чай. Но вместо него утром я бы предпочла кофе. Однако, копаюсь в памяти прошлой Евы, о подобном напитке в этом мире никому неизвестно. Наверное, кофейных деревьев здесь не растет. А жаль. Очень, очень жаль.
Наевшись досыта и отшлифовав все чаем, я надеваю одно из принесенных вчера в кульке платьев — непримечательное коричневое — которое после ухода Эмили после ужина я сполоснула несколько раз и повесила сушится на перила лестницы.
Нижняя сорочка с пятном от пролитого чая отправляется в корзину для белья к остальным, добытым непонятно, где, горничной, нарядам моды двадцатилетней давности. Стиркой займемся позже, сначала нужно хорошенечко убраться.
И непременно я обязана вечером принять ванну. По-хорошему, нужно было еще вчера, но слишком много потрясений случилось за день. И я еще не разобралась, как добыть горячую воду, с крана течет только холодная.
Остатки завтрака Эмили убирает на кухню, осталось еще полно еды, можно приспособить ее на ланч, и мы приступаем к уборке.
На первом этаже помимо просторной гостиной, имеется соединенная со столовой небольшая кухня, ванная, коморка для всякой всячины, и чулан под лестницей. Вчера гостиную и я более-менее в порядок привела и первым делом веду Эмили на второй этаж бороться против грязи в самой большой, и соответственно, главной спальне дома.
Еще одну ночь на диване провести я не желаю. Постельное белье отправляется к остальной куче, приговоренной к стирке, одеяла и подушки получают хорошего шапалака на улице и остаются проветриваться и просыхать под погожими солнечными лучами, и нам нужно только хорошенько пройтись тряпками по всем поверхностям, очистив комнату от пыли. Но и на это дело уходит немало времени.
В спальне на комоде обнаруживаются часы, которые — ура — работают; когда мы заканчиваем с уборкой этой комнаты, маленькая стрелка приближается к одиннадцати.
К счастью, домик, так называемая остальными обитателями поместья пристройка, небольшой. Не представляю, сколько бы я убила сил в одиночку отмывая если не всю резиденция герцога, но даже один из трех его этажей. Умереть не встать, вот вам и ответ, зачем столько слуг и почему они так все время заняты. Хотя, это не оправдание. Далеко не оно. За ночь в голове у меня сложилась картинка того, каковым положение новой герцогини видится местным обитателям, и — другого варианта быть не может — экономка Фрида вчера специально дала мне понять, как мне тут не рады.
Не зря же я служанку ждала целый день, и никто мне, пока не прозвучала просьба, даже еды не принес. Более чем наглядный урок, чтобы не зарывалась и сидела тихо. Да пожалуйста, пятки мои будут сверкать отсюда через год, если ничего не поменяется.
Только эти перемены пусть сам герцог начинает. Сейчас я до него не достучусь, он меня явно видеть желанием не горит. Так, надоедливый и раздражающий побочный элемент договоренностей с императором и дворянством Севера. Загадка только, чего хотел, когда приходил? Может, не поверил, что я так спокойно приняла свое положение и решил убедиться, что не замышляю ничего такого? Поди его пойми. У меня много вопросов, но ответов никто не даст.
Этот громкий титул ее сиятельства герцогини Грейстон не более чем фасад, пустышка. Эх, Евин папенька бы не обрадовался, но жаловаться мы спешить не будем, посмотрим, как дальше станет ситуация развиваться.
Даже интересно, что еще задумала учудить главная распорядительница поместья. А еще я не до конца поняла, за одно ли они с герцогом, или все же что-то неладное творится. Толковать визит моего муженька можно с разных точек зрения. Экономка между мной и герцогом как посол его воли выступает, и по дороге, как в игре в глухой телефоне эта воля может порядком исказиться. Но за самоуправство наказание прислуги может и до тюрьмы дойти, так что непонятно, на что ставит эта Фрида, позволяя себе подобное поведение. Поживем-увидим короче.
Да, терпения у меня много, но и оно не бесконечно. На своем опыте я дошла, что не чужое мнение не определяет кто ты есть, а мы сами, и что за себя надо стоять.
В прошлой жизни я цеплялась за доброту к себе чужих людей, боялась потерять расположение окружающих и без пререканий бралась за любую работу, которую давал мне начальник. Мне приходилось работать сверхурочно, чтобы успеть все к дедлайнам. Проекты моих коллег, которые с которыми они не могли справиться, оказывались на моей ответственности, но все равно лавры потом доставались именно им. Из-за того, что я так цеплялась за их хорошее обо мне мнение и боялась критики, я не отказывала, хотя все это было мне лишь во вред.
Исход был вполне очевидный. Из-за одного из проектов с высоким уровнем риска провала, который мой добрый начальник передал мне в разработку, компания в конце концов понесла большие убытки и мне пришлось уволиться. Я только потом поняла, что меня тупо сделали крайней. Труда и упорства оказалось недостаточно, мои лучшие качества жестоко экплуатировались остальными безо всякой отдачи.
В день, когда уволилась, засыпая в изнеможении от пролитых слез, я пообещала себе, что отныне буду жить, не тревожась о чужих взглядах и ставя себя на первое место. Больше с собой как с тряпкой я обращаться не допущу.
Так все и было, но…работы по специальности после столь громкого фиаско мне найти было не суждено, все двери захлопывались перед моим лицом, плохая репутация шла впереди меня. И, как во времена студенчества, пришлось снова искать подработки на неполный рабочий день, где платили меньше, а физических усилий требовалось в разы больше. Прислуживать и лебезить стало в порядке вещей. В сфере обслуживания никто за тебя, мелкую сошку, держаться и переживать не будет, уйдешь, найдется на твое место еще десяток.
Как бы не хотелось быть гордой и смелой, но деньги нужны, элементарно чтобы выжить, а положиться мне было не на кого. Граница моего терпения падала все нижи и ниже. Но она никуда не исчезла, просто, как и до этого, пришло новое осознание, что, не особо задумываясь плыть по течению легче, чем бороться в одиночку против системы, цепляясь за каждый случай попрания своего достоинства и ценностей. Всякая гордость покрошится как печенье под гнетом такой вот повторяющейся изо дня в день рутины.
Новая жизнь оказалась отличной от предыдущей. Но и здесь никому нет до меня дела, никто не станет ради меня прилагать усилия и заботится о моем благополучии. Вот оно — самое большое за все прожитое время разочарование.
Но это не означает больше, что я не могу сама встать на свою сторону. У меня есть опора в виде положения герцогини и то, что сам император выбрал меня в качестве супруги своему племяннику, многое может мне спустить с рук. Но положением своим пользоваться надо с умом.
Пусть сначала ход сделают белые фигуры, я подожду. Один, но сокрушительный удар лучше мелких склок, подрывающих престиж нового статуса.
После перерыва на чай и добивание остатков от завтрака, мы с Эмили решаем взяться за уборку кухни.
Кстати, служанка на мой вопрос про горячую воду просияла, выбежала из дома, спустилась в подвал и через пять минут вернулась, гордо демонстрируя мне поток горячей воды, повернув кран в другую сторону. Под домом был перекрыт вентиль, с горячей водой в свободном доступе часть моих переживаний исчезла.
Как прекрасен прогресс и его творения! Оказывается, такие простые и привычные удобства могут столько принести счастья.
Кухня скоро сияет чистотой.
Эмили, правда, немного пришибленной выглядит, еще бы, где видано, чтобы герцогиня ползала с тряпкой и драила полы? Да вообще руках тряпку держала? Но девчонка уже хотя бы не пытается меня остановить и не столбенеет, когда я прошу ее передать чистящее средство или щетку.
На втором этаже помимо главной спальни, имеется кабинет, и две маленьких гостевых комнаты, а еще ванная, с настоящей большой купальней.
Но я решаю ими заняться позже. Сегодня после обеда мы будем стирать. Из двух спаленок я говорю Эмили собрать постель, и пока она вытряхивает новую партию подушек и одеял на заднем дворике, рядом я, опустив босые ноги в корыто, активно топчусь в воде и пене по грязному белью.
Увы, стиральная машинка местным только снится. Неудобно, время и силы уходят на такое рутинное и бестолковое занятие. Но куда деваться, хорошо жить в чистоте и уюте очень хочется.
Задрав юбку платья повыше, я высоко поднимаю колени и опускаю из обратно в воду. Подобного опыта прежде у меня не бывало.
К счастью, вокруг домика дорожек проходных нет, и никаких любопытных глаз здесь не ошивается. Хотя мне все равно. Я же не делаю ничего зазорного, так чего стыдиться. Это не мне, а муженьку нужно за волосы хвататься — довел до чего собственную жену!
Ну и что, что герцогине не подобает стиркой лично заниматься? Скинуть на худосочную Эмили всю работу и смотреть, как она горбатится? Да как-то не по мне это. Если бы у меня было несколько служанок, я бы так и поступила, но кроме нее и нет никого, рыжую девчонку поберечь надо. Свалиться еще с простудой, и кто тогда мне еду будет носить? Я тут с голода помру.
В главном доме всем Фрида заправляет, уж не знаю, чем я ей так не понравилась, но лучше нам не пересекаться. Ясно она дала мне понять, что все тут так, как она захочет.
Развесив белья на веревки и оставив его сушиться на теплом ветерочке под согревающими лучами солнца можно было не переживать, что оно будет долго сохнуть. Эх, я буду спать этой ночью на чистых простынях на настоящей кровати! Вот оно — счастье!
Так и проходит почти неделя со свадьбы в обустройстве дома и уборке. Багаж мой до сих пор не явился, это вам не эмоциональный груз из прожитой жизни, который всегда при мне; муженек более на глаза не попадался, видать утолил свое любопытство и понял, что я не стою его интереса — ну и пусть катится — а дом наконец стал походить на настоящее жилое помещение.
5
Я смирилась со своей участью покинутой всеми герцогини, она меня вполне пока что устраивала. Эмили исправно приносила мне завтраки, обеды, ужины и перекусы, и я заметила, что становились они все изысканнее и разнообразнее. Передаваемые через служанку слова лести явно смогли добавить мне баллов в сердцах работников кухни.
Можно было бы и продукты из поместья брать, но готовить самой не хотелось, а Эмили вряд ли способна на многое, уж точно профессионалов нам не переплюнуть, вот и простаивает кухонька моего дома без надобности.
Правда, чай я завариваю теперь сама или поручаю девчушке. Каждый раз гонять служанку за теплым готовым напитком в поместье как-то стремно и непродуктивно.
Из библиотеки поместья горничная по моей просьбе приносит мне книги. Я могла бы вполне, и сама ходить туда за ними, но что-то после того разбора полетов в кабинете герцога в день нашей свадьбы и моего подселения в тело Евы, я опасаюсь появляться в основном здании. Ну, он же вроде имел в виду, отправляя меня жить в пристройку, чтобы я не смела появляться пред его очи, так что остается только исполнять. Так только мои нервные клетки будут целее.
Репертуар чтива быстро сменился с образовательного на то, за чем я любила проводить крохи свободного времени на Земле — дамские романы.
Честно, времени на любовь и все такое у меня, мыслящей только как бы заработать и обеспечить себе стабильность, встать на ноги и приобрести свое жилье, не было от слова совсем. Но выкроить в перерывах на обед и по дороге с одной работы на другую минутку или две на чтение всегда получалось.
Там, в книгах, героини все получали на блюдечке. А если и страдали, то только поначалу, потом у них все-то получалось просто прекрасно. И бизнес, и учеба в академиях, и садоводство всякое…Бог сюжета как бы говорил, твой труд окупился, а теперь на, получи красивого, богатого мужчину, который в тебе души не чает и клянется, что в этой жизни тебе больше работать не надо, если сама конечно, не захочешь.
Жаль, что в реальности подобным и не пахло. А если, в теории, подобное предложение бы поступило, я бы только у виска пальцем покрутила, совсем в подобное не поверив и справедливо заметив, что такое только в сказках и случается, ведь просто так рыбку из пруда не выловить.
Романы моего нового мира давали мне прекрасное понимание того, как устроено общество. Жена при муже должна быть кроткой, робкой и скромной. Сплошь все героини, о которых я читала были субтильными изнеженными девицами, не обладающими своим мнением. Бесхарактерные, слабые, легко поддающиеся влиянию и манипуляциям избранников. Угождать и прислуживать — так говорилось между строк этого чтива. Да, мне от такой перспективы тоже знатно поплохело.
Я просила Эмили принести мне разные книги, даже самые плохо написанные и непопулярные, и все они не сильно меж собой отличались по концепции, ставя во главу угла идеал мужчины. Мужлан, богатый и требующий постоянно преклонения.
Бррр. Либо здесь писать не умеют, либо цензура такая жесткая, что нормальных книг не осталось. Я склоняюсь в сторону второго варианта, хотя унаследованная память прошлой хозяйки тела говорит, что ничего подобного не замечала, мол, книги как книги. Понимаю, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут, но черт, серьезно?
Хоть сама бери в руки чернила и перьевую ручку и пиши! Кстати, неплохой вариант скрасить однообразные дни.
«Герцогиня Юга снова скучает». Или, как вам такое название, «Будни повелительницы пристройки»? А может, «Хозяйка заброшенного коттеджа на краю герцогской усадьбы»?
С уборкой покончено было еще два дня назад, и делать стало совершенно нечего, отсюда и нарисовалось столько свободного времени, которое некуда девать. Несмотря на статус герцогини от меня никто ничего не требовал, кроме того, чтобы не отсвечивать. Не нужно управлять поместьем и организовывать торжества, общаться с народом и следить за порядком среди слуг. Экономка больше не появлялась, и казалось, наступило затишье.
Я скучала так, что хоть на стену лезь. И быстро мои мечтания о беззаботной жизни зачахли под гнетом реальности. Лентяйничать тоже надо уметь. И для этого точно также важны исходные условия. Но, елки-палки, тут даже интернета нет! И телика с чипсами тоже!
Что прикажете, читать целый день и попивать чай? Вышивкой заняться? Вязанием? Ох, это совсем не в моем стиле, я такую кропотливую работу из рук вон плохо выполняю. Все пальцы исколю, а результата, которого бы не стыдно было окружающим показать, так и не добьюсь. И прошлая Ева была такая же, хоть в чем-то мы с ней похожи.
Не знаю, возможно, что в герцогской библиотеке просто не найдется противоречащего мировоззрению ее хозяина книг, и даже романы все, которые оказались на полках нетронутыми много лет, подбирались по такому же признаку. Я попросила Эмили заказать из столицы несколько современных бестселлеров, посмотрим, может ситуация там иная.
Сидеть в четырех стенах человек долго не может.
По саду мне никто не запрещал передвигаться, так что в один прекрасный день, напялив на себя желтое цыплячье платье без корсета и с пышными рукавами — фэшн катастрофа для любой современной модницы — я в сопровождении Эмили отправилась на свою первую прогулку по окрестностям.
Сад резиденции Грейстон не сравнится с перехватывающими дух образами в памяти Евы, видевшей великолепия столичного дворца и парковой территории замка ее папеньки на севере. Но тем не менее, мне лично, от обилия цветов и деревьев, фонтанов, беседок, уже голову кружило.
Красота!
Крутя в руке ажурный зонтик над головой, найденный во время уборки в кладовке, чтобы не припекло, я неспешно шагала по дорожке.
— Ваше сиятельство, впереди лабиринт из живой изгороди.
О как интересно.
— Да? Тогда давай поживее, Эмили!
Опасения в голосе служанки я пропустила мимо ушей. Рыжая девчушка всегда чего-то боится, этот факт стал уже привычным и никаких подозрений не вызывал.
В лабиринте из настоящего кустарника — каждый листочек к листочку, нужно много сил потратить, чтобы покорить буйство природы и заставить изгородь расти так, как повелел ей человек — в какой бы проход я не свернула, в итоге все равно выйду в центре лабиринта. Об этом поведала Эмили, когда мы снова свернули направо. Здорово! Зная себя и свою «удачливость», я бы потерялась и полдня выход искала, но ландшафтный дизайнер все предусмотрел, респект ему.
Спустя минут пятнадцать петляний выходим наконец на широкую идеально круглую полянку внутри лабиринта, здесь расположилась симпатичная беседка с крышей, заросшей вьюном. Наверное, в таком местечке неплохо отдыхать, укромно скрывших от всего мира, попивая прохладительные напитки и вальяжно подставлять лицо теплому летнему ветерочку, приносящему из сада ароматы цветущих буйством красок бутонов.
— Передохнем?
Эмили не отвечает, я бегу внутрь, надеясь быстрее скрыться в тень — открытые солнцу участки кожи уже начало жечь, загар точно мне не светит, только ожог — и от удивления подпрыгиваю на месте, заметив внутри на тахте лежащего ничком человека, которого до этого разглядеть, не приблизившись к беседке, было невозможно.
Пячусь назад, стремительно бледнея, задеваю ногой откуда-то взявшийся на полу глиняный горшок с цветами, кашпо падает набок и разбивается, все это действие сопровождается звонким шумом.
С полным неожиданности криком незнакомец вскакивает со своего ложа и озирается по сторонам. Хватаюсь за сердце. Вот напугал! Я уже его за труп приняла. Столько в этом поместье секретов, что на не остывшее тело наткнуться во время прогулки было даже как будто в порядке вещей.
— Грыг тебя за ногу! — чертыхается пацан — пребывая в таком же шоке от обстоятельств моего появления — но быстро приходит в чувство и смотрит требовательно, больше, даже с упреком, в мою сторону. — Эй!
Я, не до конца еще примирившаяся с происходящим и оправившаяся от испуга — не каждый день ведь трупы оживают — оглядываюсь с опаской назад, там никого.
Парень встает. То, что на ногах нет обуви его ничуть не заботит, босыми ступнями он шагает вперед по деревянному настилу.
— Я к тебе обращаюсь, замарашка.
Замарашка?
Душу в горле смешок. Ой ли, не все в курсе, что герцог обзавелся герцогиней? Признаю, я мало сейчас похожа на благородную замужнюю даму, но обитателям поместья должно быть прекрасно известно о существовании моей персоны. Кто это, интересно, так смело позволяет себе называть меня в лицо замарашкой?
— Я? — показываю на себя пальцем.
Юнец закатывает глаза.
— Никто тебе не сказал, что это мое место для отдыха? Всякому сброду тут появляться нельзя.
Несмотря на то, что юноша будет меня выше, он такой худой, что его порыв ветра может унести. Белая не заправленная в брюки рубашка висит на плечах как на вешалке. Так что страха и опасений он не вызывает. Да я на лопатки такого уложу, в случае чего! Но, признаться, эта его злая прямолинейность как-то странно мне импонирует.
— Даже слуги и стража обходят десятой дорогой мое место для отдыха!
— А ты вообще кто такой? Не много ли чести? — задаюсь резонным вопросом, поднимаю бровь и скрещиваю руки на груди.
Где табличка, что сюда посторонним нельзя? Сад общий, где хочу, там и хожу, мне супружник такого не запрещал. Теперь ясно, чего Эмили не горела желанием идти сюда.
— М-мои извинения, юный господин!
Служанка наконец догоняет, падает на колени и опускает голову. Чего это она? Не за что же извиняться. Погодите- ка, как она к нему обратилась…
— Юный… господин? — повторяю неуверенно, перескочив мысленно на поступившее обновление информации.
6
В этом доме был еще один господин? Неужели у моего муженька есть родня? Абсурд, конечно же есть.
Да-да, присмотреться, это юноша лет шестнадцати-семнадцати, темноволосый и темноглазый, копия герцога, только помладше. И без поросли на лице. Да, бороду опустить, это тоже надо еще постараться, не у всех она вообще растет.
Напрягаю доставшуюся с телом в наследство память — мое прикладное руководство по этому миру и его обитателям.
«Х-м-м, и впрямь был младший братец у супружника», — копошусь я в хороводе образов и мыслей. Только мало кто имя его помнит, кроме того, что у герцога южных земель действительно имеется брат, про парнишку ничего более неизвестно.
Ох, по его свирепому взгляду могу сказать, что он на старшее сиятельство походит только внешне. В отличии от герцога, этот малыш пока свои потаенные эмоции скрывать не умеет. Младший Грейстон наверняка любитель ввязываться во всякие неприятности. Ну, как раз период возраста такой, бунтарский, ничего не поделать.
— На что уставилась?
Я не отвечаю на детскую провокацию.
— А. Так ты та женщина, которая вышла за Глена? Ха! — фраза заканчивается презрительным смешком.
Скрещиваю на груди руки и просто продолжаю смотреть вперед.
— Эй! Прекрати пялиться. Думаешь, я позволю стоять передо мной и сравнивать меня с ним?!
Э? И мысли такой не было. Откуда только ноги у таких обвинений растут?
— Отнюдь. И о герцоге я вовсе не думала. Вот еще, делать нечего.
Судя по всему, сравнение со старшим братом сильно задевает младшего. Хм, такой мелкий, и смеет дерзить старшим?
Я киваю на тахту под навесом беседки:
— Почему ты спишь здесь? Неужели не нашлось местечка получше?
Юный наследник титула — у герцога нет детей, следующий в очереди, как раз его брат — спит в саду, и рядом никого, а вдруг что случится? И потом, ему-то вход в поместье не закрыт, там должно быть удобнее нежели на улице на жаре, пусть и в тени.
На лице юноши мелькает раздражение.
— Какая разница, все равно всем плевать, где я сплю. Никто меня искать не будет.
Совсем никто? Но он же брат хозяина дома. Не знаю, как дела у Грейстонов с другой родней, но в поместье, вроде, иных близких герцогу людей не проживает. Давайте меня в счет брать не будем. Тогда еще больше непонятно, отчего такое пренебрежение.
И его даже на свадьбе не было… Хотя, что тут говорить, если сам муженек мой опоздал и явился в последнюю минуту?
— Почему?
— Очевидно ведь, я никчемный. Толку ноль. Ни в науках, ни в фехтовании…Нет ничего, в чем бы я был хорош.
М-м-м. Вот как. Киваю, что поняла его.
— Стоп. Чего это я тебе вообще все это говорю?! — яриться сам на себя младшенький Грейстон.
Глен настолько идеален, что затмил собой своего младшего брата? Классика жанра во многих семьях. В этом мире, куда я попала, прежде всего ценятся старшие сыновья. Они наследники и продолжатели рода. Остальные мальчики в семье вынуждены добиваться всего своими силами. Рано или поздно им приходится покинуть отчий дом и искать другой путь. Большинство уходит в мечники, правительственные служащие и преподаватели.
Расти в доме, зная, что однажды вынужден покинуть его, непросто. Прошлая Ева слышала, что после трагической смерти предыдущего герцога около десяти лет назад — отца Глена и его брата — их мать ушла, снова выйдя замуж и оставив сыновей. Кажется, Глену тогда было пятнадцать, значит, этому мальчишке передо мной было лет семь. В одночасье лишиться, считай, обоих родителей в таком юном возрасте… Подобные события очень травмируют психику ребенка.
Прохожу мимо застывшего парнишки и сажусь на тахту.
— Так как тебя, говоришь, зовут?
— …Генри.
Киваю.
— Ева.
— Ха! Видишь ли, в отличии от тебя, замарашка, я в курсе.
— Ну, тогда по имени и зови. Какая я тебе замарашка? Эмили, поднимись, небось, ноги уже затекли.
Служанка вздрагивает и приподнимается. Замечаю на лице Генри сожаление. Это его косяк, забыл совсем про коленопреклонённую пред ним горничную, просящую у него прощения не пойми за что. Но эта эмоция быстро исчезает, словно ее и не было вовсе.
Парень впивается темным взглядом в мое лицо, его фигура возвышающаяся отбрасывает в мою сторону тень. Выражение Генри буквально кричит: «Оставь меня в покое!». А вот тут я сходство с герцогом вижу четко. Они действительно братья.
Располагаюсь поудобнее, нисколько не чувствуя себя неловко. Не хочется нарушать его личные границы, но… Так забавно его немного побесить. Мне было ужасно скучно, как не воспользоваться случаем немного подразнить подростка? Только не подумайте ничего, я не изверг и до издевательств опускаться не собираюсь! Так, за «замарашку» немного отомстить.
— А-а-а… Ясно, чего ты пытаешься добиться. Герцогине на птичьих правах отчаянно необходимо привлечь на свою сторону хоть кого-нибудь, чтобы заработать мизерный шанс на право голоса в этом доме…скажу сразу, со мной ты тратишь время попусту. Я бесполезен.
Мимо! Какая хитроумная многоходовочка, мне такое бы даже в голову не пришло. Улыбаюсь, наблюдая как с лица Генри сползает самоуверенность. Если бы мне не было так уныло в эти дни, я бы, может, уже давно ушла, мне своих собственных проблем хватает, не до чужих. Однако, со служанкой на равных не поболтаешь, а тут, удачно подвернулся шанс завести знакомство.
— Да нужен ты мне. Не парься. Дай-ка угадаю, друзей у тебя совсем нет, верно? — улыбаюсь я, наблюдая, как краснеют уши Генри.
— Что ты несешь?!
— Обесцениваешь мою доброту, эх.
Притворно вздыхаю.
— Доброту?!
— Сдалась мне твоя несуществующая поддержка. Генри, я пытаюсь с тобой подружиться.
— Никто мне еще такого не говорил.
Юноша растерянно делает шажок назад.
— Никогда?
Молчание паренька и поджатые губы лучший ответ.
Я встаю с тахты, протягиваю руку, на полном серьезе предлагаю:
— Ты ничего не теряешь, если попробуешь. Так?
Слегка ошалело Генри тянет руку и пожимает мою в ответ. Кажись, малец говорит одно, а чувствует совсем иное. Прямо как уличный кот, что не дает себя погладить, но при этом отчаянно желает получить порцию ласки. Интересно, его старший брат такой же? Поэтому, может, так трудно понять герцога. Поступки и слова больно разнятся меж собой.
— Ну, завтра давай еще поболтаем. Как-никак, я тебя побеспокоила, прервала отдых. Ох, и цветок…Эмили, забери пожалуйста растение, только осторожнее, не поранься об осколки. Давай найдем ему новый горшок, посвободнее и попрочнее.
— Да, ваше сиятельство.
Оборачиваюсь, уже уходя, назад.
— Если встречу садовника, пришлю его сюда, чтобы он убрал этот беспорядок.
Лучше бы ему самому не начинать уборку земли и останков от горшка, еще поранит ненароком свои изящные руки. Такими длинными пальцами только на фортепиано играть или кисть держать, ясно дело, что меч для них просто не создан.
— Эй! Подожди! — раздается запоздало сзади, но я не реагирую. Если бы по имени назвал, а так — нет уж.
* * *
— Что значит, он ничего не ест? — переспрашиваю я Эмили, собирая корзинку для пикника на следующий после встречи с Генри день.
Сэндвичи, сок в большой фляге, пирожные и бокалы я через горничную попросила у кухни, и — ура — мне никто в просьбе не отказал. Все же, доброе слово и собаке приятно, а уж поток комплиментов, которые я наказываю передать поварам Эмили, и того подавно. Не всегда сила выражается в непробиваемости и уверенности, иногда она мягкая, плавная, незаметная поначалу, но тем не менее нацеленная на результат.
— После того, как скончался прошлый хозяин и присматривать за юным господином стала старшая горничная, он стал питаться плохо, жаловался на потерю аппетита. Другие горничные сказали, что в последнее время состояние юного господина только ухудшилось. Он мало и редко ест, или наоборот, ест много и неконтролируемо. И…
— Что?
Эмили мнется:
— Моя наставница, что прислуживала раньше юному господину, говорила, что он иногда вызывает у себя рвоту…
— У него пищевое расстройство, — выношу я вердикт.
— Но госпожа Фрида говорит, что это нормально.
— Фрида? Экономка?
— Да. Велела не обращать внимания.
Как она могла, Генри еще даже не взрослый! И как он только протянул вообще до своих лет, при такой-то диете?! Неудивительно, что худющий настолько, что порыв ветра может унести!
Или все это план герцога? У него заморить голодом — типичный способ избавиться от неугодных? Не знаю, коварства человеку, который готов своего младшего брата извести, не занимать. Действительно ли Глен такой? Только в чем смысл, если ты и так герцог. Нет, это не кажется логичным.
Интересно, муж-то вообще в курсе состояния своего родного младшего брата? У него же кроме Генри и нет никого. Император и прочая родня далеко, да и не сказала бы, опираясь на память прошлой Евы, что они так уж близки.
Все может быть происками той самой экономки, — прихожу я к конкретному выводу. Откуда только у женщины такая власть в доме, где она хозяйкой не является?! Змеища такая, и как от нее избавиться? Кому из нас будет больше веры — мне или годами преданной семье герцога Фриде? Да и доказетельств нет никаких, беспочвенно обвинить дамочку себе может выйти дороже. Я одним свои существованием небось, как кость в горле у муженька.
Генри уже в беседке посреди лабиринта, когда я выхожу из коридора живой изгороди. Та же самая одежда, он словно никуда и не уходил. Ой, а вдруг действительно ночевал под открытым небом? Конечно, ночи на юге теплые, но все же, мало ли, как-то неосторожно себя ведет наследник герцогских земель и второй племянник императора.
— Эй! Долго же ты плетешься!
У него явно нет друзей.
— Эй! Восторженно же ты выглядишь! — улыбаюсь и ставлю на тахту корзинку. — Ждал меня?
— Ну…не то, чтобы ждал… — куксится парень.
— Спасибо, что пришел.
— Я…да делать все равно было нечего, вот я и пришел!
Ну конечно же! Тем не менее, я пропускаю мимо ушей безобидную ложь юноши и принимаюсь вытаскивать из корзины наружу упакованную слугами еду.
— Как раз время почти обед. Скажи, на природе есть отличается от того, чтобы чинно сидеть за столом в столовой и орудовать приборами. Смотри, — беру в руки сэндвич и демонстративно кусаю.
— В столице такое себе никто бы не позволил. Вкуснятина! Кстати, тут и сладости есть. Вот эти пирожки с абрикосовым повидлом просто нечто, я таких никогда не ела. Даже во дворце и в отцовском замке, и поверь, это большие игроки в сфере кулинарии. Но герцогство Грейстон вырвалось вперед с явным отрывом! Может, потому что мы на юге, в климате ли все дело…
Генри игнорирует мою болтовню, его темные глаза впиваются в меня словно шипы.
— Зачем…зачем ты все это делаешь? Это тебе слуги что-то сказали, да?
— Я же говорила, я хочу с тобой подружиться, — откусываю от пирожка и радостно жую.
— Я бесполезный кусок мусора. Дружба со мной тебе ничего не даст, Ева.
Я сглатываю, ну вот, от этих слов и аппетит пропал. Абсолютная уверенность в голосе такого молодого паренька пугает.
— В мире нет бесполезных людей. У каждого свой путь, — улыбаюсь. — Но даже если и так, мы с тобой в лодке. Не так уж и плохо быть бесполезным. Нет груза ожиданий и нет ответственности, живи в свое удовольствие, занимайся, чем только хочешь. Это, я скажу честно, неплохая перспектива. Все мы умрем, всех нас когда-нибудь забудут. Так чего заморачиваться?
— Какая-то ты сумасшедшая, — поднимает на меня взгляд Генри.
Я смеюсь и продолжаю мягко:
— Возможно, что и так, поэтому не бери с меня пример. Знаешь, поставить правильную цель — уже наполовину ее достичь. Где есть воля, там и путь. Так что тебя гложет? Говоришь, бесполезный мусор. Тогда какую бы пользу тебе хотелось нести?
Нет ответа, парень сникает. Еда почти не тронута. Жаль, а ведь люди так старались. Но сдаваться не в моих правилах. Горбатого могила исправит, а в моем случае и это бесполезно. Даже после смерти вездесущее упрямство никуда не делось.
7
— Ваше сиятельство, вы уже три дня подряд туда ходите, может… вам стоит немного отдохнуть? — робко предлагает Эмили.
Со служанкой тоже происходят перемены. Маленькие, но заметные. Девчушка больше не молчит, а порой и вовсе, как сейчас, высказывает свое мнение. До этого было похоже, будто я над ней издеваюсь.
— Нет, я нисколько не устала, так к чему отдых? — отвечаю с улыбкой.
Мне тоже было тяжело после смерти матери. В какой-то степени — если это не излишне громко будет сказано — понять печаль и боль младшего брата своего мужа… да и, пожалуй, самого Глена, я могу. Пройдут года, но эти чувства никогда полностью не уйдут, только померкнут с течением времени. Общение с Генри мне не в тягость, тем более что дни проходят размеренно и однообразно. Я же не работаю, а чай хожу пить и вести легкую беседу, так что и уставать особо не из-за чего.
Поправляю в отражении зеркала шляпку — не поверите, багажа до сих пор нет — и отряхиваю от невидимых пылинок платье. Нитку с иголкой в руки взять пришлось, я ушила и немного модернизировала платья, что принесла Эмили в прошлый раз, и знаете, вполне довольна результатом. Теперь они хотя бы сидят как надо, а не как не пойми что.
Главное, что корсета нет, это настоящее зло. В столице корсет, при прохладной почти целый год погоде, вполне приемлем, но на юге, где светит солнце и весь день духота и влажность, ни за что! Тем более, кто меня тут видит. Даже не перед кем красоваться. Поэтому я за удобство, но элегантное. Да, мы не модные, но это не значит, что дикари.
Вот и шляпка подобрана в тон, удачно она завалялась в гардеробе домика — кто интересно был ее хозяйкой — и зонтик кружевной от солнца служит очень даже полезным аксессуаром. За неделю жизни в герцогстве я заметила, что кожа моя не загорает, а сразу краснеет, потом чешется и облезает.
— Привет, Генри! Как дела? Что делал сегодня? Я вот позавтракала преотличной яичницей с беконом, ну просто восторг. А еще мы с Эмили прибрались в саду вокруг домика, пропололи сорняки, и я попросила ее спросить у садовника рассаду каких-нибудь неприхотливых цветов, еще хочу расположить на балконе второго этажа несколько горшков с приятно пахнущими соцветиями, — мажу булочку маслом и передаю Генри.
Юноша машинально берет предложенное и даже кусает, радуюсь про себя, за время наших совместных пикников, кажись, его настроение стало получше, однако до нормального приема пищи еще далеко.
Я не психотерапевт, у расстройств пищевого поведения корень проблемы всегда лежит в психическом состоянии, квалификацией лечить и лезть в голову другому человеку, копаясь в его глубинных воспоминаниях и детских травмах, я не обладаю, увы.
Генри склоняет голову так, что челка падает на глаза, и совершенно невозможно понять, о чем он думает.
— Перестань приносить мне все это, — тарелка с брошенной на ней надкушенной булочкой отодвигается прочь.
— Почему?
По моей просьбе в беседке организовали круглый небольшой столик и пару стульев, так вести беседу и трапезничать гораздо удобнее.
— Я ненавижу еду.
Округляю невольно глаза. Впервые он заговорил о себе и своих предпочтениях.
— Что ты имеешь в виду, Генри? — мягко интересуюсь у младшего брата супруга, раз уж первый поднял эту тему, поощряю его участливой улыбкой. Это существенный прогресс. Не нужно держать в себе то, что тяготит. Можно и необходимо говорить о своих переживаниях, это я и пыталась дать ему понять.
— Потому что…я не заслуживаю пищи. Когда ем, испытываю чувство вины.
Генри опускает голову еще ниже.
Чувство вины?
— Но…почему?
— Потому что я никчемен. Я жаден к тому, чего не заслуживаю и чем не имею права обладать.
Генри поднимает голову, в его темных глазах непроглядная бездна.
Хмурюсь, но никак не могу понять его линию рассуждений.
— Ева, я жалок, да? — на лице мальчишки страх.
— Вовсе нет! — отрицаю я, но у юноши нет никакой веры моим словам. Признать проблему — уже наполовину ее решить.
Я хочу ему помочь, но вот как? Образование психологического у меня нет, лишнее давление на Генри может только усугубить его состояние.
Робко прикусываю губу и осторожно узнаю:
— А…ты говорил о том, как себя чувствуешь, с братом?
— За ребенка меня принимаешь? — ершится моментально подобно дикобразу молодой парень.
Не отвечаю, потому что, боюсь, мой утвердительный ответ ему не понравится. Не достигшие восемнадцати лет для меня действительно дети, и мне плевать, что законы этого мира считают иначе. Даже двадцатилетний детина порой может себя как маленький вести, и это нормально, с выросшей продолжительностью жизни граница взрослости отодвинулась от фактического наступления половозрелости.
— Не станет о меня слушать, — бухтит под нос подросток. — Ему не до того, постоянно дела, пашет как вол без выходных. Эти дворяне, которые ринулись сюда после того, как Юг вошел в состав империи, вместо того чтобы помогать, только больше проблем добавляют. Да и повстанцы из коренного населения…Короче, я не хочу грузить других подобной мелочью.
Я натянуто улыбаюсь, благодаря Генри за то, что он начал делиться своими мыслями, чтобы не дать чувствительному подростку снова закрыться и потерять доверие. Из сказанного им, становится понятно, что младший не питает к старшему брату ненависти, как могло показаться поначалу, и даже заботиться по-своему, боится побеспокоить, даже чересчур. Не все потеряно в этой семье, но Глену бы не помешало уделять своему младшенькому больше времени и внимания.
— Эмили, — зову я, когда мы с горничной возвращаемся обратно в пристройку.
— Да, ваше сиятельство?
— Он сказал мне не высовываться, но…Я же могу посетить кухню, верно? Или на это нужно спросить разрешения?
Не говорю, но служанка и без того понимает, кого я имею в виду. Хочется претворить в жизнь кое-какую идею, но получится это только с доступом к основной кухне.
— Вы — герцогиня.
Действительно. Да и вряд ли муж будет против, он же не повар, на кухне целыми днями не торчит, своим визитом я его не побеспокою, мы вообще вряд ли пересечемся. Но…
— Ваше сиятельство, давайте я уточню у секретаря герцога? — ободряюще улыбается Эмили. Порой мне кажется, что девчушка эта умна она не по годам.
— Хорошо, — киваю я.
* * *
Тем же днем.
Секретарь его сиятельства герцога южных земель, Чейз Нортон, закончил доклад о замеченных в горах повстанцах и, выгадав, что герцог поднял глаза и отвлекся, наконец, от бумаг, решил, что пора выполнить просьбу настойчивой девчушки-служанки. Несмотря на верную и преданную службу на протяжении уже трех лет, Чейз продолжал порой чувствовать себя неуютно в присутствии своего работодателя.
— Герцогиня Ева…
— Что-то случилось?
На лице герцога возникла озабоченность, проявившаяся в том лишь, что уголки его губ слегка напряглись. Малознакомые с проявлением ограниченного спектра эмоций на лице герцога, подумали бы, что он зол. Мужчина быстро поворачивает голову в сторону уже успевшего пожалеть о своем решении секретаря.
— Не уверен, что стоит об этом докладывать, но она хочет посетить кухню поместья.
— Кухню? — Глен хмурится, явно ожидая чего-то иного. — Зачем мне это знать? Пусть поступает как ей угодно.
— Ее сиятельство обеспокоена тем, что, если пойдет без предупреждения, может доставить вам неудобства.
— Кому — мне?
В голосе Глена искреннее недоумение.
— Да.
— С чего бы это?
— Ее сиятельство упомянула об обещании «не высовываться».
Лицо герцога Грейстона мрачнеет.
Чейз неловко опускает взгляд. На самом деле, его господина сложно бывает понять даже ему, что уж говорить о противоположном поле. Да, с женщинами у владыки южных земель действительно было мало опыта общения… нет, не так, оно совсем не ладилось с молодыми леди, хрупкими и нежными созданиями. С ними его наниматель, увы, замечен вести себя как последний медведь в посудной лавке…
— Так вот что она обо мне думает? — выдыхает устало Глен и трет рукой в перчатке висок. — Что меня…разозлит обычный поход на кухню?
— Д-да, — бедняга секретарь нервно сглатывает. Уж больно раздраженным выглядит хмурое лицо мужчины.
— Скажи ей, что она может посещать кухню столько, сколько ей потребуется…И еще, как думаешь, после того как я приставил к ней дополнительных горничных и увеличил расходы на содержание, она… — герцог, не договорив, замечает нетерпеливость на лице Чейза. — Ладно, забудь. Иди.
— Как скажете, — повинуется секретарь, оставляя его сиятельство одного. Странно, насколько помнил Чейз, приказ от господина увеличить штат прислуги герцогини через него не проходил. И по всем своим делам ее сиятельство отправляет одну и ту же примечательную рыжую горничную.
Глен, оставшись в одиночестве в своем рабочем кабинете, встает и подходит к окну, что выходит на ту часть сада, где среди зелени виднеется крыша пристройки. Он так и не объяснил ей, почему отселил ее в отдельное здание, — мелькает у него мимолетная, но удивительно не дающая покоя, мысль.
8
Скоро Эмили в компании мужчины, оказавшегося секретарем Глена, возвращается и сообщает, что герцог Грейстон, мой благоверный, разрешил посещать мне кухню.
— Отлично, тогда погнали! — воодушевляюсь я, бросаю чтение очередного романа и довольно следую в сопровождении служанки в главное поместье.
В прошлый раз как следует рассмотреть его времени не было, поэтому сейчас я как следует присматриваюсь к деталям. Роскошно. Каким и должна быть резиденция наместника Юга и по совместительству племянника императора. Колонны, лепнина, хрусталь и скульптуры почти в каждом углу.
Эмили ведет меня длинным путем, через парадный вход, потом через холл и вереницу коридоров.
Крыло прислуги, где и располагается самая большая из виденных мною кухонь не в пример скромнее основных помещений поместья. Ну, оно и ясно, здесь живет и работает персонал, а хозяин может и вовсе годами здесь не появляться, к чему излишние траты.
Встречает меня, судя по всему, уже заранее оповещенный помощник повара. Худосочный блондин представляется Пьером.
— Ваше сиятельство, вы недовольно качеством своих блюд?
Замечаю, что помощник неловко отводит взгляд. Ну, поначалу так и было, но работники кухни заметно исправились и никаких нареканий у меня к ним нет.
— Может, вы желаете чего-нибудь особенного? Вы всегда можете передать через Эмили свои пожелания, и я уверен, что мы сможем их удовлетворить.
Качаю головой.
— Нет, я здесь не ради этого. На самом деле, я хочу кое-что приготовить.
У мужчины дергается кадык. Чего так нервничать, я же не кричу, и вполне доброжелательно себя веду. Честное слово, словно им монстр во плоти явился.
— Вот как…что ж, если это что-то для его сиятельства герцога…
Пьер даже не пытается скрыть тревогу в голосе. А? С какой стати мне готовить что-то для мужа?
— Вы переживаете, что я его отравлю или что? — смеюсь я. — Нет, это не для него.
Мужчина сияет в ответ неловкой улыбкой, более ничего не спрашивает и ведет рукой, предлагая мне ознакомиться с кухонным оборудованием и проверить кладовую для того, чтобы узнать, имеют ли они в запасе нужные мне ингредиенты.
К счастью, моя догадка оказалась верной. Кухонька пристройки даже близко не оснащена так, как основная. Здесь вам и подобие холодильника — холодильная комната — и всякая разная мелкая бытовая артефакторика. Например, нечто, очень похожее на кухонный комбайн. Эх, все же память прошлой Евы не подвела, действительно похожие на земную технику в этом мире изобретения имеется. Сама Ева ни разу за свою жизнь порог кухни не пересекала, но все бывает впервые.
Отлично!
В случае Генри важно увеличить ассортимент пищи. Я знаю, что многие люди с пищевыми расстройствами предпочитают ограничивать свой рацион несколькими «безопасными» блюдами, и это также подтвердилось после нескольких совместных трапез. Юноша тянулся к клубничному пирожному, но после пары укусов убирал его прочь и больше ничего не ел. Если же этого десерта на столе не было, то он не ел вообще.
Самой большой проблемой, естественно, является то, что Генри не заставить есть. Но пьет он много. Чай и соки им выпивались в приличном количестве. Это навело на кое-какую мысль.
Я буду делать смузи. Густой и питательный напиток. Уж точно оно получше ежедневного рациона Генри! Силком его заставить есть невозможно, и как решить самой проблему с годами запущенным расстройством пищевого поведения я понятия не имею. Да и вряд ли даже съешь парень впервые за долгое время что-нибудь нормальное, его не вытошнит.
Банан фрукт вообще прекрасный. Он и кладезь витаминов и минералов, и токсины выводит, и пищеварение улучшает, и, говорят, имеет в составе натуральные антидепрессанты. И как же здорово, что мы на Юге, где их полно!
Часть кладовой заставлена ящиками с этими желтыми позитивными фруктами, они стоят себе спокойно и не подозревают, что их ждет. Настоящее богатство, подсказывает память прошлой Евы. Да, простые бананы, апельсины и дальше по списку — привычные всем землянам фрукты, давно уже не экзотика — в столице редкостный товар, им даже правящее семейство не каждый день угощается. И все из-за сложностей перевозки. Над логистикой, надо думать, герцог уже давно голову ломает.
Но что сложного-то? Ладно, мне детали неизвестны и судить о ситуации по причине недостатка информации я права не имею. Вон, мои вещи до сих пор где-то в пути. Вспоминаются ненароком оброненные слова Генри о повстанцах…Хмм, не помешает узнать получше, что вообще творится в южных землях раз уж мне здесь жить. Увы, Евина память не помощница, аристократы из столицы про далекий Юг знают крайне мало.
Спокойно, не обращая внимания на поглядывающих на меня работников кухни, очищаю бананы от кожуры и бросаю в чашку. Туда следом отправляется теплое молоко, две ложки меда, немного овсяных хлопьев для сытности.
Пьер любезно показывает мне, как пользоваться местного разлива блендером и уже через три минуты измельчения ингредиентов до состояния нужной густоты и консистенции, я переливаю в кувшин готовый напиток. Готово.
— Отлично! — пробую остатки из чашки ложкой и довольно киваю.
Если ему понравится, то начало будет положено. Можно будет расширить список ингредиентов и перейти с фруктовых сладких напитков, которые сладкоежку Генри наверняка покорят, на что-то более существенное. Жаль, что чистого протеинового порошка и спортивного питания в этом мире нет. Пареньку нужны калории и энергия. Поить голым бульоном — я рассматривала этот способ — не вариант, он слишком жидкий, в качестве замены основного приема пищи не годится.
Конечно, смузи и крем-супы, которые можно будет потом дать на пробу подростку далеко не решение проблемы, а лишь мера временной поддержки. Кушать нужно вовремя и твердая пища в рационе должна присутствовать.
Может, стоит поговорить с герцогом? Неплохо было бы вызвать для Генри из столицы квалифицированного специалиста. Но я едва ли могу себе представить наш разговор с мужем на подобную тему. Как вариант, было бы лучше, чтобы братья поговорили сами, посторонней в дела семьи вмешиваться не престало.
Время как раз полдник, несмотря на то что мы сегодня с Генри уже виделись, я довольно прижимаю к груди кувшин, инструктирую Эмили взять стаканы и довольно ухожу, поблагодарив за помощь удивленного Пьера, направляясь в сад.
Привычным уже путем преодолеваю лабиринт за пять минут — это новый рекорд.
Паренек, кажется, отсюда вообще не уходит.
— Ева?
— Привет! Не ждал, да?
Малец развалился на тахте с книгой в руках. Приглядываюсь, это что, дамский роман? Причем его я читала совсем недавно, узнаю обложку.
— Ты зачем здесь?
— Принесла тебе кое-что на пробу! — демонстрирую кувшин и не дожидаясь, пока рассеянный паренек придет в себя, беру у Эмили стаканы и разливаю смузи.
— На! — всовываю ему стакан, чокаюсь с сидящим на тахте Генри и выпиваю половину своей порции, показывая пример.
Увы, подросток не спешит на пробу оценить мое кулинарное детище, крутит в руке стакан и принюхивается к содержимому. И…барабанная дробь, все же делает глоток. А потом еще один и еще, пока его стакан не пустеет.
— Вкусно. Что это?
Да! Победа! Ему понравилось. Не просто из вежливости сказано было, кажется, ему действительно понравилось! Сила двух бананов была в одном этом стакане, который Генри осушил до дна.
— Смузи.
— Это что-то северное? — интересуется малец, беря в расчет мое происхождение.
Качаю головой. На Севере бананы не растут. Он даже не понял, что за фрукт я использовала.
— Как тебе книга? — киваю на брошенный в стороне томик. Уходить не спешу, надо понаблюдать, вдруг младшенькому плохо станет от непривычного напитка.
Генри хмурится, отвечает, но видно, что мысли его заняты другим.
Юноша вдруг резко меняет тему:
— Так тепло….
— А? Да, лето же. Хотя, на юге всегда тепло, не то, что там, где я выросла. В тех краях зимы так зимы, настоящие, с кучей снега… — принимаюсь за рассказ не о Севере, откуда эта Ева, а о своей родине, что осталась там, далеко-далеко.
Генри долго не отвечает, когда я заканчиваю говорить, а когда открывает рот, вопрос его не по теме:
— Ева…ты…сама это приготовила?
— М? Да, — киваю растерянно.
Блин, он почувствовал какое-то недомогание? Прошло двадцать минут, как Генри выпил смузи, я начинаю немного паниковать.
— Для меня?
— Конечно, для кого же еще.
Ничего не понимаю. Не понравилось? А первая реакция казалась мне более чем обнадеживающей.
Парень опускает голову. Смотрю на опущенные вниз темные пушистые ресницы и неожиданно падающую вниз слезинку. Потом еще одну.
— Эй, — зову обескураженно. — Генри?
— Спасибо тебе…Ева. Для меня никто раньше такого не делал.
Когда младший брат мужа успокаивается и делает вид, что никаких слез не было, я тоже веду себя как ни в чем не бывало. Да, понимаю, достоинство и гордость мужская — штука робкая. Хватит с нее сегодня потрясений. Хорошо, что никакого недомогания из-за смузи так и не возникло, причина слез была далеко не в нем.
Солнце меж тем клонится к закату, земля окрашивается малиновыми лучами.
— Пойдем, провожу тебя до дома, чтобы не переживать, как ты добрался по темному саду в одиночку.
На самом деле я хочу удостоверится, что он сегодня будет ночевать в поместье, а не в саду. Не знаю, может Генри спит в этой беседке только днем, но все же. Мне лишний круг по саду сделать не тяжело.
— Ладно, — кивает подросток и плетется рядышком.
Забавно, у меня как будто появился братишка, о котором я когда-то мечтала. Довольно улыбаюсь и заключаю, что есть в этом браке с герцогом и плюсы.
Идем с Генри, обсуждая нелепые финты главной героини прочитанного нами романа и смеясь над сюжетными дырами, когда впереди, словно гром среди ясного неба, из-за кустарника у выхода из сада появляется знакомая фигура.
Герцог собственной персоной. Приближается к нам.
Едва заметив старшего брата, Генри бледнеет. Улыбка сама собой стирается с его губ.
— Б-брат…
— Генри, — приветственно кивает его сиятельство. — Герцогиня.
Я никак не реагирую. Муж переводит взгляд с меня на юношу, внешне выглядящего как его более юная копия.
— Не знал, что вы близки.
Мне хочется закатить глаза. Да что ты вообще, блин, знал? Заперся как крот в своем кабинете и разучился дальше носа своего смотреть.
— Что ты здесь делаешь? — безапелляционно строго звучит вопрос его сиятельства.
Я уже думаю, как бы едко ответить, когда замечаю, что темные глаза герцога буравят не меня.
— Ну мы…Встретились с Евой у лабиринта из живой изгороди, — пытается оправдаться Генри, старательно избегая прямого зрительного контакта.
— В том месте, где ты обычно прячешься, прогуливая свои занятия?
Голос герцога звучит строго, но…я всматриваюсь в его лицо, почему же тогда в этих глазах столько беспокойства и вины? Сначала их легко спутать со злостью, но, если хорошенько присмотреться к позе Глена и его языку тела, уже не кажется, что он сердится.
— П-прости… — лепечет Генри, понурив голову.
Герцог меряет взглядом худосочную фигуру Генри и поджимает губы, замечаю какой-то порыв супруга и жду его реплики. Кажется, что сейчас должны прозвучать какие-то очень важные слова. Руки в перчатках герцога то сжимаются в кулаки, то разжимаются обратно, он явно нервничает.
Что же сейчас будет? Примирение двух братьев?
— …Генри.
— Д-да?
— Больше не прогуливай занятия. Твой учитель фехтования…
А-а! Спасите, я больше не могу это выносить! Хлопаю рукой себя по лбу, тру морщинку меж бровями и выхожу вперед, вставая между герцогом и оробевшим подростком.
Может, я и обещала ему не высовываться, но это выполнимо, если дело касается только меня. Плевать, что муж меня не привечает и вообще не торопится выполнять своих обещаний, но смотреть на страдания ребенка я уже не в силах.
— Послушайте. Вы хоть раз пытались поинтересоваться, почему он прогуливает эти ваши занятия? — внутри кипит тихое раздражение, грозно смотрю прямо на своего благоверного.
Глен явно не ожидал от меня упрека в свою сторону. Но, тем не менее, герцог отвечает:
— Я ежедневно получаю доклады…
— Надеюсь, не сую нос в чужое дело, но их явно недостаточно. Этих ваших докладов. Вы вообще в курсе того, через что проходит ваш брат?
— Что вы имеете в виду…
— Чем руководствуется Генри, избегая этих занятий? Вы об этом думали?
Глен сжимает губы в тонкую линию, его челюсть напрягается. Не знаю, какое сейчас выражение лица у стоящего за моей спиной младшего Грейстона, но взглянув на брата, лицо старшего приобретает выражение полной обескураженности.
— Вижу, что нет. Мало назначить ответственного человека и пустить все на самотек, получая скупые ежедневные отписки.
И ежу понятно, что такого герцогу раньше не говорил никто. Его темные глаза округляются, он отступает назад и трет рукой висок. Мигрень? Тц. Молчание тянется недолго.
— Почему ты не посещаешь занятия? — герцог задает вопрос брату. — Слишком скучные? Не нравятся учителя? Сложно?
Скрещиваю на груди руки, отступаю на три шага в сторону, чтобы видеть лица обоих. Я не позволю им разойтись, пока все не прояснится, если понадобится, вцеплюсь в обоих мёртвой хваткой.
Но, честно говоря, то, что Глен сейчас сделал шаг и принялся напрямую интересоваться у Генри…весьма неожиданный, но приятный поступок. Он действительно прислушался ко моим словам. Удивительно.
— Нет. Все не совсем так, — бормочет юноша в ответ.
Глен запутался:
— Тогда почему ты их прогуливаешь?
— Ну…просто…я не так хорош, как ты, и мне…
Слышу, как скрипит ткань, так сильно его сиятельство сжал обтянутые перчатками руки в кулаки. Как только они целы остались?! Воу! Это еще что такое?
— Кто… — выдыхает герцог так, что становится похож на быка, перед которым помахали красной тряпкой. — Кто…посмел тебе это сказать?!
Генри отступает назад, решив, видимо, что ярость брата направлена на него. С трудом юноша подбирает слова:
— Я-я…никчемный. Это же всем известно. Бесполезный младший брат герцога Грейстона, имя которого никому неизвестно…
Герцогу требуется немного времени, чтобы осознать сказанное.
— Нелепость. Ты — мой брат, и ты не никчемный Генри, — Глен сокращает дистанцию, и я замечаю, как он тянет руку вперед, очевидно, намереваясь коснуться макушки смотрящего под ноги Генри, но так и не решается, опускает дрожащую ладонь вниз. Жаль.
— Я… — слова герцогу даются также непросто. — Прости меня. Я всегда занят и уделял тебе мало времени. После того…как из-за меня мама ушла, я думал, что ты меня возненавидел и…
Глен замолкает.
Я слышу, как на ветру шелестит листва и где-то вдали щебечут на кронах птицы. Какой странный сегодня день, и какой необычный вечер.
— Отныне поступай как того желаешь. Если тебя не устраивают уроки, давай вместе решим, чем их заменить…но если ты против, то…
— Нет! — восклицает громко Генри, жадно хватаясь за предложенное. — Я не против. Давай решим…вместе, хорошо?
Молодец, — довольно хвалю про себя подростка.
— Хорошо, — улыбается Глен.
Я вздыхаю. Весь разговор занял не так уж и много времени. Проблем это, конечно, не решило, но дало началу нормальному диалогу между братьями. Отчего только герцог не мог начать его раньше, без моей «помощи»? Почему Глен вдруг решил, что Генри его ненавидит?
Да, после смерти отца и ухода матери, старший Грейстон стал главой семьи и унаследовал гораздо раньше положенного титул герцога, дел, наверное, была прорва, и ответственность на плечах тогда еще совсем юного Глена оказалась немаленькая, может, времени было и впрямь мало. Но не протяжении же стольких лет. Если Генри также шарахался в прошлом от старшего брата, можно понять, почему возникла эта стена недопонимания с ненавистью, однако…нельзя же так просто опускать руки. Или есть еще что-то большее?
Счастливых людей и впрямь не бывает. Есть лишь живые люди, с которыми случаются счастливые мгновения в перерывах между множеством других событий, из которых и складывается жизнь. Каждая несчастливая семья по-своему несчастлива.
Отчего-то гляжу на перчатки герцога. Еще ни разу не видела его без них. Насколько мне подсказывает память Евы, эта часть мужского гардероба далеко не обязательна, чтобы ее носить каждый день.
9
— Генри, оставишь нас наедине? — спрашивает Глен у подростка, когда между братьями уходит напряжение и воцаряется неловкая, но довольно приятная атмосфера.
Ничего себе! Герцог проявляет инициативу! Я, конечно, за продуктивное сотрудничество и первому шагу в свою сторону пусть удивлена, но тем не менее рада. Пора уже вести конструктивный диалог. Мы как никак, все же партнеры и взрослые люди.
Понимаю, союз ему не по душе, и я, может, как женщина не устраиваю, но перебесились, и хватит уже. Хочу верить в лучшее, а эта ситуация с Генри показала, что далеко не такой узколобый и мелочный герцог, каким могло показаться поначалу. И о существовании Фриды и ее мелких козней мне тоже известно.
Малец робко следит за моим выражением, и, в чем-то для себя важном удостоверившись, кивает брату, исчезая в направлении главного дома.
Неловкая пауза.
— Ева, давайте присядем вон там.
Глен указывает на укромную садовую скамью в тени раскидистого цветущего буйством алого дерева, вокруг которого чувствуется приятный и снижающий напряжение аромат.
— Прошу прощения, — вдруг ни с того ни с сего произносит муженек, когда я присаживаюсь и поправляю юбку.
А? На мгновение сомневаюсь, не послышалось ли мне.
— Ваши вещи…должны были прийти еще неделю назад. Мне жаль, что так получилось. Изначально я хотел найти вас, чтобы сообщить, что они прибудут завтра. Повозка в сопровождении рыцарей дома Грейстон выехала из столицы в день нашей свадьбы, но из-за…кое-каких трудностей у горного перевала, они запоздали с изначальной датой прибытия.
Мне кажется, или эти самые кое-какие трудности стали головной болью герцога? Он так нахмурил брови и поморщился. У горного перевала? А что там?
Мой косяк, нужно лучше узнать, как тут на Юге все устроено. Очевидно, что факт того, что эти земли официально вошли в состав империи после почти сорока лет непрерывной борьбы и оккупации… пусть юридически имеет большое значение, но в реальности проще жизнь местным не делает.
— Понятно, — киваю я.
Но герцог тему не заканчивает, опускает взгляд на мой сегодняшний наряд и произносит снова:
— Мне действительно жаль, что это вам доставило столько неудобств.
Мужчина кажется искренним. Да и не его это вина, откровенно говоря. Я «полистала» память Евы, и багажа там прилично, портальными камнями не напастись. Тем более, что стоят они весьма приличных денег. Так что муж даже молодец, блюдет семейный бюджет. Делаю мысленно зарубку, о нем тоже бы не помешало обмолвится.
Если не сейчас, то еще неизвестно, как скоро выдастся шанс поговорить вот так вот с его сиятельством. Искать его и просить о встрече может быть бессмысленно, мало ли, вдруг он меня снова видеть не захочет и не пустит на порог.
— Насчет Генри…Думаю, вам стоит пригласить специалиста по душевным болезням.
Говорю и сама же жалею о своих словах.
Герцог хмурится:
— Вы считаете, что мой брат умалишенный?
Я вздыхаю. Психиатрии как науки в этом мире не существует, соответственно психологов и коучей тоже, как помочь иначе я представления не имею. И даже эти так называемые специалисты могут больше вреда принести, чем пользы. Не знаю, стоит ли риска вмешательство неизвестного человека с сомнительной квалификацией вроде специализирующихся на работе с так называемыми «душевными болезнями». Но и проблема у Генри не маленькая, боюсь, что своими силами мы не сможем справится.
— На самом деле я хочу… посоветоваться, — встречаю серьезный — готовый слушать и, что важно, слышать — взгляд его сиятельства и начинаю рассказ о произошедшем от первой встречи с мальцом и до сегодняшнего дня.
Это его брат, он имеет право знать… нет, он обязан знать. Они же семья. Мягко избегаю поднимать тему бросившей ребят матери:
— Моя служанка сказала, что за Генри после того, как погиб ваш отец, стала присматривать в то время старшая горничная поместья.
У меня есть уже свои домыслы. С вероятностью девяносто девять и девять процентов это нынешняя экономка. Нет, я уверена абсолютно, пусть имя до этого этой женщины и не звучало.
— Фрида, — кивает Глен.
Он не выглядит удивленным или шокированным. Скорее, его выражение вообще невозможно прочитать, столько в нем различных эмоций.
Так странно. Этот человек — мой муж. Законный супруг. Мы едва ли не незнакомцы. Но сейчас ближе него у меня никого нет. Да, имеется отец оригинальной владелицы тела, но он далеко, и впечатление у меня о нем складывается только из памяти, что оставила предшественница, что далеко не равно моему личному восприятию. Моя и прошлой леди Эверетт мировоззрение и взгляды на мир вообще сильно разнятся.
Я — Ева и в то же время я — не она. Я не аристократка и не представительница благородного дома, у меня иной жизненный опыт и склад ума, нет каких-то нужных наверняка качеств, которыми следует обладать женщине с подобным статусом. Со стороны, я, возможно, кажусь тряпкой и слабохарактерной. Но не так-то просто оказаться в чужом мире, в абсолютно токсичной обстановке в окружении полных незнакомцев с неясными намерениями и начать качать свои права, которые дарует призрачный статус.
Я радуюсь мелочам. Есть дом, крыша над головой, вкусная еда и приятный вид из окна, нет нужды носить каждый день корсет и угождать посторонним людям, которым на меня так же наплевать, как и мне на них.
Мое положение могло быть хуже. Гораздо хуже. Оказаться живой после смерти, переместиться в другой мир в это молодое и красивое тело — это уже израсходовать всю невозможную удачу, которая досталась мне каким-то совершенно удивительным и неизвестным путем. С этим в сравнении никакие трудности даже близко меня не могут затронуть, как об стенку горох, если по-простому.
Кошусь на герцога.
— Видимо, она. Кстати. Я не только свой багаж не получила, — вспоминаю наконец о кое-чем поважнее всяких платьев. Их на деньги легко купить, а вот наоборот уже процесс не работает просто.
Глен поднимает голову.
Красивый он. На темных волосах мужа играют лучи закатного солнца, а глаза, такие же темные, на контрасте с цветущей вокруг зеленью, кажутся бездонными, но при этом удивительно яркими, сверкающими, при всем том факте, что черный цвет по природе своей свет поглощает.
— Вы обещали мне содержание. Под какими условиями я должна его получать? С началом каждого месяца? Просить каждый раз на покупки и докладывать? — гадаю вслух.
Взгляд герцога стремительно меняется. Он пробирающей до дрожи холодности хочется побежать к себе в дом, достать из подсобки бесполезную на юге шубу и укутаться в нее потеплее.
— Содержание? Разве вам в тот же самый день не выдали наличными положенную сумму, а после, неделю назад, сумму в том же размере?
Качаю головой, уставившись на непроницаемое лицо Глена. Да нифига подобного! Я вообще в глаза местной валюты еще не видела!
Если в случае Генри голословно герцог поверить в грехи экономки вряд ли мог, серьезно преступление требует тщательного расследования, то вот в моем случае, пары фраз оказалось достаточно.
Его сиятельство трет рукой в перчатке бровь, да и поза у него меняется с уверенной, на сокрушенную, растерянную. Корпус подается вперед, голова опущена, локти нашли опору на бедрах чуть выше коленей, так в обществе сидеть не принято. На меня Глен смотреть избегает.
— Это все моя вина. Простите, Ева. Я слепо верил ее словам…Ха, вы считали, что это отношение и было моим намерением? Унизить свою жену, чтобы она сбежала прочь…Да, так и есть. Конечно, у вас, Ева, имелись все основания так считать. Я сам в этом виноват.
Муж вдруг вскидывает голову и смотрит куда-то вперед. Там стоит одинокая фигурка Эмили, ждущей меня, свою госпожу, на приличном расстоянии.
— И служанка тоже… Та же самая, да? Я помню, это же она тогда подавилась.
— Эмили, — киваю я, не понимая, что имеет в виду герцог.
— Вам должны были выделить еще четырех девушек! Где они?
Кулак прилетает на ни в чем неповинную скамью.
Честно сказать, выглядит сейчас Глен очень страшно. Какая-нибудь впечатлительная леди уже бы бежала без оглядки. Но я любуюсь его закипающей яростью. Сразу стало на душе от этого вида лучше. Правильно, и чего я сразу к нему не пошла? Надо было при первом же неподобающего ко мне отношения бежать к муженьку. Но он мне тогда доверия не внушал от слова совсем.
— Вы сказали мне не высовываться. Более того, я и сама пообещала, — тихонько приговариваю, отвечая на невысказанный вслух и повисший в воздухе вопрос о том, чего я так долго молчала.
— Дом, что вы мне выделили был весь в грязи и требовал уборки, служанка пришла только ближе к ночи, и даже ужина мне никто не принес, хотя я с прошлого вечера не ела ничего. Даже переодеться было не во что. Вот, смотрите, — показываю на себя рукой. — Откопали какой-то не первой свежести наряд, давно уже непригодный для носки.
Жалуюсь и ничуть этого не стыжусь. Недопонимание от первой встречи с герцогом наконец разрешилось, намерений меня обидеть и унизить у него явно не было, это все происки Фриды, которая себе уже на хороший приговор накопила, так что можно смело давить на совесть супружника. Столько боли и лишений я претерпела, не проронив и слова, ах…
Лицо Глена становиться все более угрюмей.
— Она была моей няней, — тихо говорит герцог. — Сын Фриды и ее супруг были верными рыцарями герцогства, они погибли в бою, защищая моего отца. Я верил, что должен ради их памяти позаботиться о ней. Поэтому я так полагался на нее в вопросах содержания дома и быта. Мне казалось, что Фриде я могу доверять, и она стала экономкой в поместье.
Глен качает головой и невесело смеется.
Мне его даже становиться жаль. Он не виноват в том, что доверял близкому для него человеку. Это вина экономки, что она не оправдала доверия. Невозможно одному человеку проследить за всем сразу. Поместье и его обитатели, проблемное и неспокойной южное герцогство, отношения с местным населением и вассалами, вдобавок все, что происходит в столице и в империи в целом нельзя упускать из виду. В таких делах обычно помогают наследники, но из Генри помощника не вышло по понятным причинам. Если герцог не найдет достойных для делегирования части своих полномочий людей, ошибок, подобных этой будет становится больше и происходить они станут чаще.
Естественная вещь для руководителя верить своим подчиненным. Но при этом слепо полагаться на других нельзя никак. Для молодого владыки южных земель, надо полагать, этот случай станет большим уроком.
Неловко тянусь, чтобы похлопать ободряюще супруга по плечу, но передумываю, припомнив, что у него с физическим контактом могут быть какие-то проблемы, если вспомнить то, что Генри он так и не смог погладить по голове. Да и перчатки он не просто так носит.
— Лучший способ узнать, доверять ли кому-то — это доверять ему. Вы просто верили Фриде больше, чем она того заслуживала; то, что она обманула не означает, что вы поступили плохо, — с умным видом цитирую умные мысли философов с Земли, про себя осознавая, что мужу я тоже стала верить недавно, руководствуясь похожими соображениями.
— Но вы, Ева… и Генри, оказались здесь единственными жертвами, — сокрушенно сообщает герцог и сжимает на коленях в кулаки руки в перчатках.
Кажется, злость его быстро уступила место чувству вины.
10
Тем же вечером, герцог, явно не настроенный на дальнейшее продолжение беседы, провожает меня до порога выделенного мне дома, желает спокойной ночи и быстро удаляется прочь.
Не знаю, какие у него планы. Намеревается ли он приструнить зарвавшуюся экономку или же спустит ей все с рук, в известность муж меня ставить не собирается. Вряд ли Глен так просто закроет глаза, обладающий такой властью человек не должен быть мягким и снисходительным. А посему, пусть разбирается с Фридой так, как ему угодно. Мне гадать не приходится, на следующий же день не только я, но и все обитатели поместья становятся свидетелями герцогской немилости.
— Ваше сиятельство, доброе утро, — Эмили встречает меня приветливой улыбкой, когда я спускаюсь вниз в гостиную, самостоятельно приведя в порядок свои волосы и надев платье. Непривычно доверять постороннему человеку собственное облачение. Серьезно, я же не безрукая, корсета нет, так и сложностей пуговицы застегнуть или пояс завязать тоже, а прическа — в отличии от многих девушек, я с волосами всегда управлялась мастерски, уж пучок красивый с небрежными обрамляющими лицо прядями совладать совершенно расплюснуть.
— Доброе.
И действительно, в окна заглядывают теплые лучи южного светила, снаружи поют птички, воздух пропитан свежестью растущей вокруг пристройки зелени и ароматом свежезаваренного и ожидающего уже меня чая. Но особенно прекрасным начало дня делает то, что сегодня наконец приедет мой багаж!
Завтракаю кашей и булочкой, а после, в замечательном расположении духа подгоняю Эмили, шагающую рядом и держащую над моей головой зонтик, когда мы спешим на кухню. Разрешение мужа получено, я поела, теперь нужно и Генри накормить.
Может, сегодня попробовать добавить в смузи орехи? Они питательные, полезные и калорийные. О! А есть ли на местной полке ингредиентов кокосовое масло?
Пальмы же есть, прекрасно себе растут в местном климате, должны быть и кокосы. Я размышляла, как бы сделать напиток максимально питательным и калорийным. Без жиров нам не обойтись. Топленое молоко не вариант, Генри еще нос вертеть начнет, да и процент жирности у него не такой большой, как у масла.
Моя коллега из прошлой жизни была помешана на здоровом образе жизни и правильном питании. С ее слов я хорошо знакома со всей пользой среднецепочечных триглециридов в составе кокосового масла. Так называемое масло МСТ должно помочь побороть слабость подростка, ибо оно является отличным легкоусвояемым источником энергии. Главное, нельзя сразу добавлять много, для первой пробы можно ограничится несколькими капельками на стакан.
В кухне работники встречают меня кто вежливым приветствием, кто тяжелым взглядом. Видимо, те, кто особо почтения к моей персоне не питают находятся с экономкой в хороших отношениях, иных причин так явно демонстрировать к герцогине непочтение нет.
Ну, посмотрим, кто кого. Герцог не спешит, если бы им за ночь или утром были предприняты решительные действия против вырастившей его женщины, сейчас бы все слуги поместья как на иголках были, но пока что все тихо, значит, супруг решил проверить как следует обстоятельства прошлого и собрать доказательства всех прегрешений Фриды. За Генри он точно ей с рук не спустит, по взгляду одному вчера все было понятно. Я бы на его месте тоже ни за что бы не простила.
Так, успех, кокосы имеются. Но вот масла нет. Ладно, тогда будем плясать от того, что есть. В этот раз смузи у нас на ягодах, малина и клубника, черника, йогурт, немного меда, горсть миндальных орехов, которые практически не чувствуются, и листик мяты сверху для красоты.
В этот раз лично искать Генри и доставлять ему напиток я не спешу и отправляю Эмили, которая быстро убегает и также быстро возвращается, пока я инспектирую кладовую со всевозможными ингредиентами. Пьер, помощник повара, объяснил, что на эту комнату наложены какие-то чары, которые способствуют длительному хранению продуктов, так что фрукты и овощи спокойно хранятся на рядах полок от пола до самого потолка.
Мои глаза удивленно округляются, когда я замечаю авокадо.
От сопровождающего меня Пьера не скрывается моя заинтересованность в этом ингредиенте, он смущенно замечает:
— Эти плоды открыли совсем недавно. В пищу они пригодны, но мы пока так и не разобрались, как правильнее их готовить и с чем лучше сочетать. Местные зовут его агакат.
А-а…да, кажется, подобное название раньше действительно было применимо к этому кладезю полезных растительных жиров, а еще некоторые называли авокадо аллигаторовой грушей. На самом же деле это ягода, не фрукт, хоть и растет на деревьях и действительно внешне напоминает грушу.
Улыбаюсь и отмечаю, что смузи из авокадо вполне подходит нашему меню.
Ну а раз я уже на кухне, то можно и приготовлением кокосового масла озаботится. Беру парочку кокосов и иду на обратно в кухню.
— Слушайте, а молоток у вас есть? Для мяса который тоже сгодится.
Помощник повара округляет глаза, его тоненькие усики нервно подрагивают, но просьбу герцогини он исполняет. Я проделываю ножом в кружочках у основания кокоса дырочку и сливаю в стакан всю жидкость. Ох, как много! В покупных из супермаркета кокосах было гораздо меньше.
Оборачиваю кокос полотенцем и протягиваю ладонь, куда Пьер передает тяжелый добротный железный молоток для отбивания мяса. Взвешиваю его в руке и одним точным ударом раскалываю кокос — так удачно на две половинки. Полотенце бы не позволило разлететься осколкам, но результат превзошел ожидания.
Те же процедуры проделываю с другим кокосом. Ох, какое же приятно это чувство, мгновенно снимает стресс, всего-то молотком ударить хорошенько. А если еще представить вместо кокоса чью-нибудь неприятную физиономию или череп…так, ладно, об этом думать становится опасно, оставим тягу к насилию на задворках сознания!
Остальные, не только помощник повара, взявший, судя по всему, надо мной некое подобие опекунства, внимательно следят за моими действиями. Кто открыто наблюдает, кто исподтишка, но я замечаю, что многие сотрудники кухни уже не так суетятся над своими собственными делами.
Следующий час я стою над душой у вернувшейся Эмили, трущей на очень мелкой терке мякоть кокоса и выжимающей под моим руководством ее через марлю в стеклянную миску. Потом сама накрываю получившуюся жидкость крышкой — нужно же быть вовлеченной в процесс — и прошу Эмили до завтра убрать в самую холодную часть холодильной комнаты, где хранят продукты, требующие подобных условий и различные полуфабрикаты. Сверху должна будет образоваться корка, которая подтает и стает маслянистым сгустком, а внизу получится еще кокосовое молочко. Вот это и есть так называемые холодный способ приготовления масла. Жмых от кокоса выбрасывать жаль, так что он тоже отправляется в холод, для смузи подойдет.
— Вы…весьма искусны, ваше сиятельство, — лепечет похвалу Пьер и, кажется, она вполне искренняя.
Да, чего не сделаешь для того, чтобы остаться подольше в главном здании, центре всех событий. Чует мое сердце, только приедет багаж, и начнется что-то очень интересное. Конечно, вероятность того, что он прибудет утром или даже в первой половине дня не большая, но отчего-то интуиция подсказывает мне, что уходить обратно к себе пока лучше не спешить.
И она оказывается права.
Неожиданные крики и шум снаружи доносятся через открытое окно кухни.
Поднимаю юбки и быстрым шагом спешу наружу, оставляя позади обескураженных поваров. Эмили спешно семенит позади, следуя попятам за своей госпожой. Ух, чует мое сердце, попахивает скандалом!
— Что происходит? — по ступенькам главной лестницы вниз спускается Генри, и нагоняет нас, когда мы пересекаем холл.
Пожимаю плечами и улыбаюсь. Очевидно, что улыбка эта больше похожа на оскал, потому что подросток невольно вздрагивает и оступается так, что едва не заплетается в собственных длинных ногах.
Развернувшаяся снаружи сцена на крыльце превосходит все мои ожидания.
11
Герцог Грейстон стоит на последней ступеньке и смотрит свысока на замершую внизу Фриду, сжавшую губы в тонкую линию и встретившую наше появление вспышкой плохо скрываемой злобы в глазах.
Вереница сундуков, различных аккуратных свертков, бумажных пакетов продолжает увеличиваться рядом с герцогом, пока рыцари продолжает делать ходки от припаркованной неподалеку повозки туда-обратно.
Ничего себе. Гора стремительно растет и все никак не заканчивается.
— Они использовали магию расширения пространства на экипаже, — подсказывает шепотом Генри, наверняка заметив мои круглые от удивления глаза. Еще бы, разве может такое количество вещей поместить в обычной повозке? Да даже лимузина тут не хватило бы!
Тут никакие пространственные камни перемещения бы не справились, с помощью которых мы с новоиспеченным мужем из храма оказались прямо в герцогстве. Неудивительно, что Глен отказался мой багаж забирать. Учитывая немаленькую стоимость одного камешка для перемещений на дальние расстояния и ограничения по весу, велика вероятность, он бы разорился!
Но постойте…Роюсь в памяти прошлой хозяйки тела и понимаю, что вещей столько у той Евы не было. Что это за сундуки? Откуда столько?
— Ваше с-сиятельство, вы не можете… — Фрида распрямляет спину, будто заглотила палку, и смотрит как рыцари переносят вещи из повозки, в глазах ее столько возмущения. Их у прислуги быть не должно.
— Я все могу, Фрида, — отрезает ей в ответ Глен. — Ты не смеешь диктовать мне, что я имею право делать в собственном доме.
Его голос спокоен и тверд, но черт, будь я на месте служанки, я бы не знала, куда спрятаться от этого чувства давления и необъяснимого страха.
— Но…это же приданое! — объясняет Фрида, будто с дурачком разговаривая.
Сколько же в ее восклицании негодования. Словно герцог закон нарушает или оскверняет святыню, честное слово.
— Поэтому оно является собственностью моей жены. Мне не нужно чужое имущество.
— Это неправильно…Неправильно! Так нельзя, герцог имеет полное право на то, чтобы распоряжаться этими деньгами. Для чего нужен был весь этот брак?! — экономка все больше начинает походить на сумасшедшую в моих глазах
Уж не знаю, что тут было до этого, крики явно женские доносились, но конкретных слов различить, увы, не удалось. Хотя, полагаю, что Фрида оказалась недовольна тем, что Глен якобы «вмешивается» в ее работу. Узнала же как-то экономка, что в сундуках деньги. Приданое — понятие довольно растяжимое.
Повозку с багажом не спрячешь, вот женщина и попалась на горячем герцогу, мои денежки она явно не намеревалась мне даже показывать. А может, и багаж мой эта женщина потом куда-нибудь бы потеряла, от нее реально подобное злодейство ожидать.
Неужели отец Евы отправил дочери все эти сундуки? Не мудрено, что багаж задержался. Как вообще только доехал целым? Разве бандитов на дороге не сманил звон монет в трясущихся по полевой дороге и кочкам сундуках? Думаю, эти обстоятельства и стали причиной опоздания.
Довольно улыбаюсь, проматывая то, как Глен заявил, что мое приданое ему не нужно. Удивительный поступок для мужчины этого мира, заявляет мне память тела прошлой Евы. Но…а действительно, разве Глену не были нужны от состоятельного тестя на развитие Юга и принадлежащих ему земель? Или суть данного союза, с предложением которого выступил император, отлична от той, что может показаться на первый взгляд?
— Ты не в том положении, чтобы обсуждать мой брак, — отрезает сурово герцог, взирая на съежившуюся экономку.
Фрида злобно бросает взгляд мимо его сиятельства на меня и Генри.
— Но…я делаю это ради тебя. И то, в чем ты меня винишь, все было для тебя, Гленни, для твоего блага! Ты же мне как сын родной, у меня кроме тебя никого… — на собранном до этого лице женщины выступают слезы, она протягивает руки вперед, но не смеет сделать ни шагу, словно старая обиженная ребенком мать.
— Моего брата ты тоже ради меня сводила с ума? Что ты ему говорила, как могла маленькому ребенку промывать мозги, что он никчемен и не имеет права быть наследником?! — Глен срывается на крик, в голосе звенит стальная ярость.
По сжатым кулакам понятно, что он его гнев вот-вот готов вырваться наружу. Сейчас бы попкорна мне. Прямо сцена из финала какого-нибудь сериала с сотней серий, где все злодеи получают заслуженное наказание и раскрывается правда.
— Он же ненавидел тебя. Когда герцогиня ушла, он только и делал, что действовал тебе на нервы, кричал и плакал! Все было ради тебя! Ради тебя! — верещит Фрида выходя из себя, что совсем не похоже на выстроенный ею строгий образ.
Я начинаю все больше осознавать, что двигала Фридой даже не жадность и жажда наживы, а какое-то сумасшедшее помешательство. Она потеряла мужа и единственного сына, а Глен, которого женщина с малолетства воспитывала и даже заменила мать — потому что из настоящей родительницы герцога и Генри вряд ли получилась хорошая мама, иначе так просто бы своих сыновей она вряд ли бросила — стал для нее как родной, чьи интересы экономка решила блюсти словно коршун. И даже взрослый уже возраст герцога ей не помеха.
Только вот на самом деле герцог просто замена, предмет помешательства обезумевшей от горя и потери семьи женщины, за которые она отчаянно цепляется, чтобы не быть поглощенной беспросветной скорбью.
— А я чем тебе не угодила? — выхожу вперед и опускаю глаза на дрожащую неистово женщину. Кажется, у нее серьезный нервный срыв.
Но мне искренне интересно, что же я такого ей сделала. Или как я могла навредить объекту ее повышенной защиты и любви — своему мужу, который и без вмешательства Фриды не намеревался меня подпускать к себе близко и четко обозначил условия нашей совместной жизни. Неужели так жаль было лишней порции ужина и нескольких платьев? А багаж мой заграбастать — здесь в чем забота о герцоге кроется? Разве она не понимала, что только еще хуже выставляет Глена в непригодном свете?
— Ты?! Да как может навязанная кем-то девица из столицы быть достойной дышать одним воздухом с благородным герцогом, племянником самого его величества?! Он тебя даже не выбирал, это брак по принуждению! Явилась вся такая, думала, хозяйкой здесь станешь? Не видать такого, пока в герцогстве есть я! Долго же ты еще продержалась, я думала, стоит только пару дней подождать, и ты, мерзкая двуличная городская особа, сама сбежишь и освободишь его сиятельство от этих уз!
Фрида сплевывает на землю. Ее глаза горят такой злобой и ненавистью, что мне становится не по себе. Словно будь ее воля, она бы вцепилась мне в горло и придушила на месте. Я сохраняю самообладание. Странно, но даже толики злости или обиды у меня нет. Наоборот, мой разум и сердце на удивление чисты. Мне эта женщина чужая, и за свои слова я знаю, что ее ждет расплата. Она ничего не сможет мне сделать.
— Служанки, содержание…если бы все это получила, Глен, мы же никогда бы от нее не избавились! — тон экономки меняется на наставнический, словно все это она делала, руководствуясь самыми честными и благими намерениями. — Я знаю тебя лучше всех, знаю твою душу, эта алчная девчонка тебе совершенно не подходит. Тем более, что ты ни не сможешь даже пальцем ее коснуться, ха-ха-ха!
Фрида смеется как сумасшедшая, из ее рта летит слюна, а глаза горят лихорадочным блеском. Жуть какая! Герцог невольно отшатывается.
— Ни к ней, ни к любой другой. Ни к кому! Глен, ты обречен на вечное одиночество, так же, как и я! У тебя не будет наследников, а твой братец рано или поздно сгинет, и весь этот проклятый юг и герцогство отправятся к праотцам! Все! По кусочку исчезнет все, что ты так желаешь защитить!
12
Поехавшая! В край! Я его любила, я его убила — тут тоже из этой оперы похоже актриса затесалась!
Я, конечно, слышала в прошлом всякие рассказы про злобных свекровей, которых душит любовь и ревность к собственным сыновьям, но даже они не смогли меня подготовить к таким откровениям.
По герцогу и Генри видно, что оба в одинаковом шоке. Если младший бледнеет, то вот лицо старшего наливается краской. По смирно заложенным за спину рукам с захватом запястья видно, что он старается подавить свои эмоции, но кого тут обманешь, когда челюсть сжата так, что только удивляться остается, как у него зубы не раскрошились во рту, а брови сведены к переносице.
Что значат слова Фриды о том, что у Глена не будет наследников? — проскальзывает важная мысль. Поджимаю губы. Глен даже брата по голове погладить не смог, и это при том, что на руках у него перчатки были… может ли быть, что потому он и сказал, что не намеревается меня пальцем коснуться и брачной ночи не будет, ибо у него элементарно какая-то фобия на касания?
Ну, тут понятно, как делать наследников, если ты девушку за руку даже не осмелишься взять? Я не трус, но я боюсь. Для герцога как для мужчины обнажить его проблему вот так вот вслух должно быть, весьма постыдно. Хотя я не нахожу психологические травмы и проблемы такого характера хоть сколько-нибудь смущающими. Но это потому, что я с Земли.
— И это вся причина? — спрашиваю спокойно у экономки, скрещивая недоверчиво руки на груди. — Ненавижу герцогство и весь юг, поэтому буду издеваться над маленьким ребенком и неповинной девушкой, за которую некому заступится? Ну что за мания величия, Фрида. Никто тебя на одиночество не обрекал, ты сама так решила, сама загнала себя в подобное положение. Жаль твоих родных, они наверняка хотели бы видеть тебя счастливо встречающей свою старость.
— Ты! — ревет женщина и бросается вперед, но едва ей удается седлать пару шагов вперед, как один из рыцарей, которой, кто знает когда, перестал разгружать повозку, четко скручивает ей за спиной руки. На этом крики сумасшедшей женщины не кончаются. Но мне уже становится лень ее слушать, такого потока брани я в жизни ни от кого не слышала.
Я вздыхаю. Ну, вот и все. Почти. Смотрю в сторону Глена, но похоже, он сейчас вне зоны доступа. Поза вся такая же, скрывающая агрессию, но глаза смотрят вперед, не фокусируясь ни на чем. Протягивая руку и легонько, осторожно касаюсь его плеча и быстро отнимаю руку назад, когда супруг вздрагивает.
— Ты как? Порядок? — мягко улыбаюсь промаргивающемуся и вернувшемуся в настоящее Глену.
Его сиятельство невольно отступает назад, явно было лишним самой инициировать физический контакт. Ну, теперь я на все сто уверена, что подразумевалось в словах Фриды. Не может ни к кому касаться и сам не терпит прикосновений. Сколько же в этой маленькой семье, состоящей из двух братьев сложностей!
— Заприте ее в комнате для допросов, и оставьте кого-нибудь следить, — выдыхает Глен, массируя одной рукой местечко меж бровями. Он выглядит бледнее обычного.
Безмолвный рыцарь с абсолютно безмятежным выражением лица несмотря на то, чему свидетелем он стал, повинуется, по-прежнему крепко держа руки экономки в захвате, на помощь ему споро бросается второй еще недавно разгружавший мои вещи мужчина. Эти двое проделали такой путь из столицы и даже успели грузчиками поработать, а силы хоть отбавляй, респект!
Оглядываюсь назад, Генри тоже не в лучшем состоянии. Сокращаю между нами дистанцию и серьезно заглядываю в его рассеянное лицо.
— Это она плохая. Твоей вины ни в чем не было и нет. Ты был маленьким и слабым ребенком. Повтори.
— Я был ребенком и ни в чем не виноват, это все Фрида, — под моим настойчивым взглядом Генри все же повинуется и добавляет тихо, переводя взгляд вперед на старшего брата: — Я никогда не питал к тебе ненависти. Никогда. Ты же моя единственная семья. Мне казалось, что это ты меня терпеть не можешь…
Да уж, как все печально. Но пока мы живы, ничего не потеряно! Главное, что время есть. Прошлое не переменить, но будущее и настоящее в наших руках!
Глен отпускает раздражение, крики Фриды, уводимой все дальше и дальше становятся едва слышны. Вот так потеха была наблюдавшим из окон дома слугам, больше, чем уверена, что они приличиями себя не стали ограничивать и уши хорошо погрели.
— Я должен извиниться. Как хозяин поместья я был невежественно глуп и слеп.
На лице герцога крайняя степень затрудненности. Я переглядываюсь с Генри. Не знаю, что именно читает в моих глазах подросток, но он кивает. Э-э?
О, ясно!
— Не плачь над разлитым молоком, Глен. Упрекай себя недолго. Но помни об этом долго-долго. Хорошо? — улыбаюсь я.
— Хорошо, — отвечает герцог.
Не стоит позволять сожалениям превратиться в шрамы. Ни я, ни Генри не настолько жестоки и бессердечны, чтобы до конца жизни винить Глена в том, что не было полностью его виной. Недоразумения случаются из-за недостатка взаимопонимания, но это не смертный грех, над этой проблемой можно поработать и устранить ее. Все пройдет. Да, пусть сейчас и в прошлом все было не очень прекрасно, но ничто в этой жизни не вечно. Через год солнце все также будет вставать каждое утро, так что прими это и живи дальше.
Глен стал герцогом в пятнадцать лет. С тех пор минуло десять. Наследников титула обучают, но даже с завершением этой учебы настоящая школа жизни не прекращается. Как с получением диплома освоение какой-либо профессии только начинается, так и становление властителем обширных земель всего лишь начало пути, а не конечная точка. И если взять во внимание факт, что мой благоверный не просто пришел в эту точку неподготовленным и раньше срока, но и еще не имел никакой помощи и людей, которым можно было бы верить, вообще удивительно, что он дожил до своих лет и сохранил свой титул и южные территории.
После сцены на крыльце и устранения с глаз экономки — пусть Глен с ней сам разбирается, так просто мужчина не спустит с рук ее преступную деятельность — мой багаж переносят на лужайку перед моим домиком. Помимо Эмили я обзавожусь еще тремя горничными и вместе с ними пару дней убиваю на то, чтобы все сверить со сметой, которую передает мне один из рыцарей, отвечавших за перевозку груза из столицы до герцогства Грейстон, на предмет наличия и целостности рассортировать и убрать на выделенное для хранения место.
Сундуки с приданным занимают всю свободную гостевую комнату на втором этаже. Я богата! А если добавить к этим деньгам те, которые должны были быть положены мне в качестве содержания, что передает лично в руки муж, то богата я неприлично! Приданое можно не трогать и сохранить на случай чего, а жить спокойно на выделяемые герцогом денежки.
Если раньше дни были полны скуки и лени, то сейчас такое чувство, что эти качества возвели в квадратную степень. Никто меня не трогает, герцога я вижу редко, Генри выписали из столицы наставника, что должен прибыть со дня на день, и со слов юноши, который теперь получает уроки от брата, этот человек занимался учебой самого герцога и славится своим уникальным мышлением и подходом. Даже не знаю, хорошо это или нет, но кажется, Генри выбором брата доволен, и ждет прибытия наставника с большим энтузиазмом.
Диета младшего Грейстона после удаление с глаз Фриды, что находится под стражей где-то в дальней части поместья, претерпела значительный апгрейд. Теперь малец за обе щеки уплетает крем-супы и различные бульоны, полдничает и завтракает смузи и даже позволяет себе побаловаться холодцом — ради приготовления которого мне пришлось провести на кухне немало времени.
Мой супруг расширил свое дозволение с кухни до всей территории герцогской резиденции — могу ходить где хочу и сколько хочу. Но в основном здании я в основном посещаю кухню или библиотеку. И даже так, встретить случайно Глена удается с огромным трудом, а если подобное и случается, мы довольно мирно приветствует друг друга и обмениваемся дружелюбными репликами.
Существенный прогресс по сравнению с первой встречей и жесткими условиями. Но я продолжаю ломать голову, что зачем вообще был нужен этот брак. Раз от существенного приданого герцог отказался, то нужны были ему для развития южных земель не деньги? Что тогда? Связи Евиного папеньки?
После обмозговывания всей ситуации, этот вариант кажется каким-то смешным. Уж племянник императора, за которым возвышается сам монарх, какую сделку он не сможет заключить?! Кто настолько будет смелым, что позволит себе покрутить носом и отказаться?
Еще больше сомневаюсь в то, что двигали заботливым венценосным дядюшкой исконно добрые намерения старого сводника. В раки он хотел женить племяша ради одного лишь потомства, как бы грубо это не звучало.
После устранения недопониманий с Гленом, могу сказать, что неприязни он ко мне очевидно не питает. Мы не друзья, но и не враги. Из того, что стало известно, у него явно фобия прикосновений, а это значит, что мое подозрение о том, что причиной отселения меня в пристройку может быть наличие любовницы у герцог лишается всякого смысла.
Если причина не в том, что это может расстроить его любимую, то что тогда стало руководствующим фактором не дать герцогине поселиться в главном здании поместья? Не привлекаю как женщина — это вряд ли, я же не прошу близости, а покои выделить противоречий здесь с основной посылкой не возникает. Сколько не думала, а мотивов муженька мне не понять.
Много информации о недавно присоединенных к империи южных землях мне найти не удалось, Эмили и остальные горничные родом отсюда, но и их рассказы не дали мне всей полноты картины, однако, они стали источником информации получше старых вырезок из газет и пространных книг.
13
— Ваше сиятельство.
Одна из присланных Гленом горничных — Клер — прерывает в мою послеобеденную сиесту. В одной руке у меня бокал домашнего лимонада со льдом, полулежа на новеньком шезлонге на веранде я уныло наблюдаю за тем, как битый час кружится вокруг обвивающих деревянную изгородь цветов трудолюбивая пчела.
— А?
— Ваша почта.
— Почта? — одно это слово пробуждает мой интерес. Разве я не метафорическая родственница полковника, которому никто не пишет? За полтора месяца жизни на Юге мне еще не было адресовано ни строчки.
— Из-за того, что какое-то время повстанцы блокировали горный перевал часть писем прибыла только сейчас.
Горничная оставляет поднос с низкой стопкой конвертов на стоящем рядом столике, делает реверанс и удаляется. Вот это выправка у нее, малышке Эмили до подобного сервиса еще учиться и учиться, чем она, впрочем, и занимается, поскольку остальные служанки Клер, Иша и Дакота, оказавшиеся в моем распоряжении после того, как Фрида потерпела крах, взялись за нее основательно. Понимаю их, мне тоже от нечего делать и такое не слишком приятное занятие — безвозмездно обучать других — пришлось бы по душе.
Первое письмо от отца Евы, северного маркиза Оскара Эверетта, стального магната и толстосума, дата отправления на нем следующий после свадьбы день. Если кратко, то папаша долго изгаляется во всяких светских приличиях, прежде чем перейти к сути. Зная свое чадо как собственные пять пальцев, отец настрого запрещает Еве, то бишь мне, действовать рискованно и опрометчиво, советует во всем слушаться мужа и не устраивать сцен. А еще жестко заявляет, что в случае развода назад он дочь не примет.
Ну и ну! Это что же получается? Дорогой родитель, отдал в лапы непонятно кого кровиночку и все, ручки умывает? А если брак этот развалится без вины Евы, то, как прикажешь быть?
Если исходить из сложившегося по кусочкам воспоминаний словно какой-то паззл образа отца этого тела, вряд ли маркиз Оскар так уж серьезен в том, чтобы отказаться от дочери. Пугает, возможно. Потому что и его запугали? Или предложили такие условия, что сложно отказаться, вот он и отдал Еву на откуп в руки императора и его племянника, поэтому теперь боится, что дочурка подведет?
Бизнесмен на то и бизнесмен, что прежде всего его волнует прагматизм и выгода, а потом уже все остальное. Пожалуй, это главный недостаток Евиного папеньки. И это не может не беспокоить. Если, как говорит Глен, через полтора года мы с ним мирно разведемся, то не продаст ли меня — вернувшуюся под его опекунство дочь — маркиз Эверетт кому другому?
Я вздыхаю, принимая факт, что хорошенько все следует обдумать, хотя бы время есть, полтора года точно, и берусь за следующее письмо. А, снова из столицы. Кто-то из друзей предыдущей Евы то ли глумиться, то ли действительно искренне волнуется за ее житие в далеком крае, по тону начертанных на бумаге слов не ясно. На него можно ответа не посылать.
Идем дальше.
Приглашение на чаепитие от местной дворянки. Интересно. Состоится через три дня. Вот и пожалуйста, кто сказал, что на юге светской жизни мне не видать? Я так надеялась, но получите-распишитесь, социализироваться зовут, затворницей прикинуться не получится.
Что ж, людей нашего круга здесь быть должно не много, можно и сходить, себя показать, на других поглядеть. Тем более, что это обязанность герцогини. Неудобно деньги мужа тратить, и ничего взамен не делать. Да и непыльная же это работенка, справимся!
Четвертый же конверт никак не подписан, и даже не запечатан. Странно, верчу его в пальцах. Внутри письмо, содержание которого больше походит на угрозу. Написано оно не рукой, а составлено из приклеенных к бумаге печатных букв разного размера, что, судя по всему, вырезали из газеты. Я невольно покрываюсь мурашками и озираюсь. В саду никого.
Что за жесть? Анонимное письмо с угрозами безо всяких требований. Это шутка такая? Или у меня завелся недоброжелатель? Фриду определили в монастырь в глуши герцогства, она под надзором круглые сутки — это мне Генри поведал — и слать оттуда «любовные» послания мне явно не может. Других же кандидатов нет. Я же почти никого и не знаю, да и зачем вообще кому-то возиться без причины? Кроме экономки ни я, ни прошлая Ева ни у кого ненависти не вызывали.
Откидываюсь назад на шезлонг и делаю глоток лимонада. Но зябкое чувство внутри не уходит. Страшно. Что я такого кому сделала — даже из поместья носа не казала, и нате вам, хейтерами обзавелась. Или в комплекте с богатством и статусом идут и вот такие вот «мелочи жизни»?
Письмо с угрозами отправляется в ящик письменного стола к другой корреспонденции в кабинете на втором этаже моего домика, как с ним поступить я пока не придумала. Стоит ли оно внимания, или же это чье-то баловство тоже не ясно, на ровном месте разводить трагедию не хочется.
На следующий день после получения почты в гости заглядывает Генри, которого в последние дни не было видно из-за прибытия нового учителя.
Им оказался отставной военный и заядлый путешественник — Брюс, самый позитивный человек, вопреки своей прошлой профессии, которого я когда-либо знала. Серьезно, раскаты его хохота пугают с насиженных в кронах деревьев мест птиц, что случается теперь весьма часто.
Первое впечатление было оправдано, даже высокая гора мышц, что представляет собой фигуру нового наставника Генри, не может скрыть той компанейской и располагающей к себе ауры, источаемой каждой клеточкой своего обладателя.
— Ты, никак, поправился? — удивленно таращусь на младшего брата мужа. — И загорел.
Генри осушает бокал холодного чая и довольно кивает, занимая напротив свободный стул в моем приведенном в порядок саду. Мы под навесом, но я чувствую, что кожа на щеках начинает неприятно зудеть. Все бы было прекрасно, если бы не чувствительная кожа!
— Ага. Мы с Брюсом готовимся к походу. Будем жить в лесу, вдали от цивилизации, спать в шалаше и питаться тем, что поймаем и сами приготовим! Однако еще нужно кучу всего узнать. Географию местности, что водиться в этих землях, какие ягоды ядовиты и как воду чистую добыть…
Глаза подростка сияют. Если честно, идея с походом сомнительная, но подход учителя я ценю. Поставить перед Генри цель, дать стимул и знания будут им усваиваться в разы проще, да и физически юноша будет сам хотеть развиваться, а с этим быстро возрастет нужда в калориях и твердой пище…
— Здорово, — киваю я.
Помимо Брюса Глен нанял еще учителей, вместо мечника, однако, герцог на удивление остановил выбор на учителе изобразительных искусств.
— Смотри, — Генри достает из сумки альбом и протягивает мне, несколько смущенно отводя при этом взгляд.
Листаю его работы. Бабочки, пауки на паутине, жуки, цветы и замысловатые узоры на коре деревьев… В лес он потому рвется, что там полно так называемых моделей для его рисунков? Ибо как я голову не ломала, но Генри и «выживание» в джунглях у меня в общую картину никак не складываются. А этот бывший вояка довольно проницателен, не мудрено для того, кто когда-то и Глена учил… Не ошибся муж с выбором, хвалю!
— Очень красиво. Ты хорошо передал игру света и тени вот здесь. И тут, набросок, но весьма яркий, даже при отсутствии цвета…
— Брату тоже понравилось.
Подросток довольно ухмыляется.
Я мягко улыбаюсь в ответ, подавляя легкое недоумение. Какая разительная перемена! Отношения этих двоих заметно улучшились за те короткие две недели после сцены на крыльце и увольнения Фриды. Хотя, немножко становиться обидно, что Генри поделился художествами с герцогом вперед меня.
— Кстати, я сегодня из-за Глена и пришел. Он сказал, чтобы я у тебя спросил, хочешь ли ты с нами завтра выбраться в город?
В южных землях населенных пунктов не так уж и много, имеется несколько небольших городков. Один из них находится от резиденции герцога относительно недалеко, примерно в тридцати минутах езды верхом.
Я оживляюсь. Сидеть в поместье уже осточертело.
— Я только за. Но почему он сам меня об этом не спросил?
Я только сегодня утром видела супруга, но тот в мою сторону даже не обернулся, важно промчался мимо по коридору основного здания и быстро исчез из виду.
Генри хитро улыбается и пожимает плечами:
— Кто его знает.
Какое-то шестое чувство мне подсказывало, что младшенький Грейстон точно в курсе, но делиться не собирается.
Мужчины! Кто бы их понял!
14
На следующий день после визита Генри, после сытного завтрака, я долго выбираю подходящий для поездки в город наряд. Багаж Евы прибыл, платьев там была тьма, и не все из них, к моему великому счастью, оказались с корсетами.
Ах, какой же замечательный сегодня день! Давно я так не радовалась. Обычная поездка в город, а столько эмоций вызывает. Прошлая я бы глаза закатила на себя нынешнюю.
Останавливаю свой выбор на светло-зеленом легком платьице и шляпке в тон, и даже волосы уложить даю Ише, мастерице по различным прическам. Не каждый же день в свет выбираюсь, надо бы привести себя в подобающий герцогине вид.
Интересно, чего это вдруг мой супруг вдруг решил меня взять с собой? У него какие-то дела в городе? Но даже так никто ведь герцога не обязывает с собой брать неугодную жену? Ладно, это не суть важно, главное, что Глен немного оттаял и волей-неволей эти брачные отношения теперь на пути к достижению взаимной гармонии.
За мной заходит Генри, и, довольно болтая, мы с подростком доходим до главных ворот поместья, где уже поджидает пустой экипаж.
— А герцог… — удивленно начинаю было я, но тут один из сопровождающих карету всадников привлекает внимание.
— Брат предпочитает передвигаться верхом, — объясняет Генри, отводя взгляд, словно ему есть, что скрывать. — Давай, Ева, я тебе помогу, забирайся.
Парень протягивает руку, и я оказываюсь внутри искусно выполненного и богато украшенного экипажа. Выглядываю любопытно в окно, встречаю взгляд непроницаемого Глена и отворачиваюсь обратно, когда карета начинает движение и всадник на вороном коне исчезает из виду.
Сидящий напротив Генри достает из сумки блокнот и карандаш.
— Зрение испортишь.
— Нам ехать почти час, скучно.
Вздыхаю и рассматриваю вышивку на лежащей рядом подушке. Клер, горничная, которая вызвалась меня сегодня сопровождать, сидит по струнке рядом, но с ней не поболтаешь.
— Слушай, Генри.
— А? — юноша даже головы не поднимает от своих художеств.
— Зачем твоему брату вдруг в город понадобилось?
— А-а…Школу хочет проверить, ее должны скоро были сдать, но вдруг подрядчик сообщил, что к началу осени строители не поспевают. Вот и едем разбираться…
— Школу?
Я удивленно вскидываю бровь. Ничего себе.
Это формально южные земли вошли в состав империи пару лет назад, на самом же деле, частично отдельные населенные пункты и территории переходили под управление короны на протяжении без малого тридцати лет. Прошлым наместником императора, а потом уже получившим титул герцога этих земель, был отец Глена, родной младший брат самого императора Константина, нынешнего правителя.
Богатый юг — долина с плодородной почвой — с одной стороны омываемый морем, с трех других окруженный высокими горами и скалами, лакомый кусочек среди соседей: с запада королевство Соммер, с севера и востока империя Норталис, которая и преуспела в подчинении и присоединении края, наше славное государство…Однако, все ли так радужно?
Первые территории юга были завоеваны огнем и мечом, кто знает, сколько пролилось тогда крови. Да, эти земли не были необитаемы, несколько народов жили здесь испокон веков в мире, но отставали в своем техническом прогрессе от быстро растущей империи-соседа, что живет войнами и кормится ресурсами проигравших. Тем не менее, после короткой оккупации, имперцы закрепились в долине и принялись активно осваивать новые территории. Благодаря прошлому герцогу, отцу Генри и Глена, установился шаткий мир. Но в последние годы, после его трагической смерти, как мне рассказали горничные, многие местные подались в повстанцы, некоторые стали и вовсе радикальными бойцами против имперской власти. Они саботируют работу больниц и школ, нападают на патрулирующих рыцарей, поджигают поля, травят скот и перекрывают дороги.
Стоит отметить, что, на удивление, не все коренное население юга оказалось против имперцев. Отец Глена, дело которого мой муж, судя по всему, продолжает, прекратил военные действия и вывел войска из этих земель, оставив небольшие отряды для защиты территорий и пограничья, активно выступал за разоружение и лично устанавливал мирные связи и сотрудничество с местными, строил объекты инфраструктуры и всячески показывал, что может дать населению Норталис. Школы, больницы, храмы, сиротские дома, корабельная верфь и дороги…
Пусть с препятствиями, но дело идет, постепенно интегрируется и эта земля в качестве имперской провинции. Да и денег у герцога куры не клюют, зачем же тогда ему я? Какой толк от этого брака? Я отчаянно не могу понять ход мыслей нашего императора, с легкой руки которого я оказалась новой герцогиней Грейстон.
— У вас все в порядке? — в окошко кареты заглядывает Глен. Его темные глаза задерживаются на мне дольше, чем на Генри, который вяло что-то бурчит под нос, продолжая рисовать. — Мы почти приехали.
Через десять минут экипажа въезжает в городок. Он небольшой, и не сравнится с теми, что на своем веку посетила прошлая хозяйка тела, но довольно милый, аккуратный и чистый. Видно, что за состоянием улиц и построек следят, дорога и тротуар выложены камнем, вдоль проезжей части расположены фонари…нецивилизованный по слухам юг в очередной раз опроверг сложившиеся о себе стереотипы.
— Я и Чейз пойдем на строительную площадку, переговорим с рабочими и ответственными, а ты Генри, отвечаешь за сопровождение герцогини, рыцари будут обеспечивать вам охрану, не убегай и не подвергай риску даму, — наказывает Глен младшему, когда я выбираюсь из экипажа.
Настигает легкое чувство разочарования. Я думала, мы вместе проведем время, а супруг по работе уже убегает. Ну и ладно. Он же на благо моего содержания горбатится, прощаю.
Чинно беру под руку юношу и довольно расплываюсь улыбке.
— С чего начнем?
Генри ведет меня в лавку с принадлежностями для различных прикладных занятий, останавливается у стенда с баночками краски и уходит в свой мир. Прохожусь по рядам с пряжей, бисером и шелковыми лентами с тканью, но никакого интереса у меня это все дело не вызывает. Когда юный художник опустошает кошель и довольный несет бумажный сверток с купленным, мы отправляемся бороздить торговые лавки дальше.
У портного я заказываю парочку платьев на свой вкус, каким бы утонченным виденье прошлой Евы не было, мне бы хотелось чего-нибудь, что будет более практичным и моим. Задерживаемся в лавке с чаем, вот где я пускаюсь во все тяжкие, скупая всего по чуть-чуть на пробу. Время почти обед, и Генри ведет меня в ресторацию с дорого выглядящей вывеской. Внутри, кроме пары занятых гостями столов, в основном пусто.
Кушанья неплохие, но за время пребывания в поместье герцога мои вкусовые рецепторы привыкли в подобной пище и особого интереса и восторга она не вызвала. Четверка сопровождающих рыцарей и Клер внутрь с нами не вошли и остались снаружи, хотя я и предложила им занять соседний от нас стол и пообедать, наверное, посмущались столоваться в подобном месте за счет своей госпожи. Но разве это так дорого? Не для меня, по крайней мере, я же теперь богачка!
Жду десерт и скучающе смотря на сидящего напротив Генри, склонившегося над альбомом. Да, а я думала, что будет вылазка в город повеселей. А оказалось, особой разницы и нет, что в поместье сидеть, что в ресторане обедать…вот бы интернет сюда и смартфон, ну или кабельное хотя бы, пусть телевизор я и смотрела редко.
— Поверьте, это выгодная идея! — восклицает за соседним столиком один из мужчин, привлекая мое внимание.
— Представьте, если только узнают столичные толстосумы, как полезны для здоровья наши источники и грязи, отбоя не будет. Курортов в империи не так много, за три года цена проекта себя отобьет, при надлежащей рекламе, я уверен, убытков вы, граф, не понесете.
Энергичному мужчине, вопреки своим речам, заинтересовать собеседника не удается. Тот скучающе возит вилкой с наколотым запеченным помидором по тарелке и смотрит в окно, потом в тарелку, потом снова в окно, оставаясь на месте и внимая небылицам молодого на вид человека лишь из-за присущих в обществе приличий.
Я заинтересовано отодвигаюсь на стуле от стола, раскинув уши. Курорты? Грязи? Что же за проект такой?
— Ваша милость, вы знаете, что я отчаянно ищу инвесторов. Земля куплена на последние деньги, но строительство без дополнительного капитала не начать, я прошу вас хотя бы рассмотреть мой проект, лично, не через секретарей и помощников…
Граф, скучающий мужчина, наконец, переводит взгляд прямо на сидящего напротив отчаявшегося.
— Эван. Я скажу честно. Пока продолжается вся эта неразбериха с радикалами и протестующими, я дальше собственного поместья деньги вливать никуда более не намерен. Называй меня как хочешь, но на юг я перебрался только из-за налоговых льгот и по глупости, когда еще думал, что край этот полон перспектив. Но посмотри, где мы спустя три десятка лет — все та же глушь, все то же опостылевшее сельское хозяйство, поля, скот и навоз. Из-за этих идиотов-повстанцев к морю не приблизиться, что толку от верфи! Так они еще и дорогу основную с империей умудрились подорвать! А чем занимается наш уважаемый герцог? Строит для их этих нищих школы и лекарский пункты, когда их надо бы загнать всех в какую-нибудь глушь за забор, изолировать от нормальных людей… — граф чинно вытирает рот салфеткой.
Его мне видно с места хорошо, но вот собеседника с бизнес-идеей разглядеть не возможно.
— Поэтому, мой тебе совет, мальчик. Продавай эту землю, а если не получится, я готов ее выкупить у тебя, и езжай отсюда, пока еще не прирос с корнями. На север, или в столицу, где больше перспектив, где живут нашего круга люди…Найдешь себе там подходящую девушку, женишься, а эти глупости забросишь.
Граф встает, бросает пару бумажек на стол со словами, что он угощает, и удаляется прочь.
— Ева.
— А? — я перевожу взгляд обратно на Генри.
— Десерт принесли.
Ага, еще какой лакомый кусочек.
Встаю и, пока Эван не успел погрязнуть в отчаянии и действительно поверить словам «заботливого» графа, так высокопарно мечтающего устроить на южных землях резервацию для коренного населения, занимаю только что освободившееся место не оценившего идею недо-инвестора.
Передо мной оказывается молодой человек примерно двадцати четырех лет, со светлыми волосами и симпатичными чертами лица.
— Доброго вам дня!
Явно не ожидающий подобного мужчина округляет глаза, разглядывая мое лицо.
— Леди, вы ошиблись…
— Давайте сюда ваш бизнес-план. Если он мне понравится, то в средствах не обижу, — скалюсь довольно я.
Банковской системы как таковой не имеется, а уж положить внушающее приданое на вклад и жить на проценты от него и вовсе звучит как несбыточная мечта. Чем деньгам лежать и не работать, неплохо бы их вложить в дело. Только вот я сама руки умываю, не хочу возиться, брать ответственность и бегать в мыле.
Если представить, что папенькина угроза в случае развода выгнать меня взашей реальна, то надо как-то начать готовиться к самостоятельному выживанию. Ну, не перекроить мне годы независимости, не могу я довериться, надеяться на мужа и отца, сама должна твердо стоять на ногах, и благо, пока замужем и статус позволяет бизнесом заниматься, я могу обеспечить себя в случае чего подушкой безопасности, на которую если что будет мягко падать после развода и потери статуса герцогини. В идеале бы вообще добиться таких масштабов влияния, чтобы даже сам император меня бы не смог упрекнуть. Что ни говори, денег много не бывает, а мне надо столько, чтобы в случае чего — развода конкретно — меня никто снова замуж бы не погнал, и чтобы с моим мнением считались.
Когда сходятся человек с капиталом, один с идейным, другой с материальным, диалог всегда начинается быстро. Вот и сейчас, много Эвану не требуется, оценив с виду мои украшения — серьги и колье, доставшиеся от прошлой Евы — он пускается в объяснения.
Генри, немного полюбопытствовав, скучающе пересаживается за наш с Эваном столик и снова утыкается в свой альбом, официанты убирают стол и переносят заказанные мной десерты на новое место. Я кушаю довольно ванильный пудинг, пока Эван презентует свой проект, думая про себя, что нашла довольно неплохое хобби. По крайней мере, лучше вязания и вышивки.
15
— Неплохо, — честно даю оценку я плану Эвана. — Но…
Мужчина тихо вздыхает, уже готовясь к отказу.
— Не лучше ли, прежде чем начинать строительство самого отеля, сначала проложить дорогу от находящейся неподалеку деревеньки? Так же проще будет поддерживать сообщение с городом и строительные материалы тоже станет доставлять куда быстрее?
— Здесь проблема. Жители деревни против строительства. Вряд ли они согласятся с подобным…
М-м-м. Вот как?
— Но им это выгодно в первую очередь. Рабочие места на территории отеля, да туристы, которым наверняка надоест сидеть в четырех стенах, и они захотят, как следует изведать местный колорит, а тут простор разгуляться: кафе с южными деликатесами, рынок, продажа сувениров, музеи, экскурсии и тому подобное…
Глаза мужчины становятся шире с каждым моим словом. Погодите, он действительно не думал, что строительство курорта открывает и такие перспективы?
— Ближайшие поселения найдут, чем завлечь и потрясти имперцев, заодно и заработок будет, я думаю, более чем достойный, учитывая, что холодов здесь не бывает, сезон круглый год.
— Вы правы… — удивленно бормочет создатель идеи первого спа-курорта в этом мире. — Действительно, смена времен года практически не ощущается, и в целом, погода в этих землях весьма благоприятная для того, чтобы на протяжении всего года привлекать климатом население из других уголков империи, где дуют суровые ветра и лето длится всего пару месяцев.
Божечки, паренек о подобном явно не размышлял! Если построится первый здесь отель, с хорошим сервисом и предложением различных услуг по поправке здоровья и поддержанию красоты, чего только можно не придумать, вдобавок развивая отрасль и экономику. Это же сокровищница!
Минеральные воды на продажу из скважин с сами южных гор — стоимость одного графина как у хорошего вина, допустим. Косметика на основе лечебной грязи и целебных растений, произрастающих только в герцогстве Грейстон — а почему бы нет? Активный отдых на природе — покори гору и почувствуй себя хозяином мира, тоже неплохо звучит.
И это, заметьте, я еще не знаю, чем тут местные ремесленники занимаются. Может, тут по-особенному выделывают кожу? Или изготавливают уникальное кружево? С хорошим маркетингом наладить производство и пустить дело в оборот занятие поправимое.
Этот мир далек от подобных инноваций. Люди думают проще, не заглядывая в будущее и несколько страшась перспектив, ибо ожидают провала. Но для меня, повидавшей на своем веку на родной голубой планете каких только ухищрений и бизнес-идей, порой таких абсурдных, но приносящих грамотным пиарщикам столько денег, что риск только добавляет куража, и вовсе не пугает. Тем более, что думающий наперед человек понимаем, что тут, на неизведанном и диком Юге, куда палку ни воткни, все прорастет.
Гляжу на висящие на стене часы. Ух, что-то засиделись мы. Да и чай уже давно кончился.
— Мне нравится ваш энтузиазм и эта смелая идея, — говорю искренне, не скупясь на похвалу.
Молодой человек ее заслужил, если его окружают такие же трусы и консерваторы, как тот граф, с которым он беседовал до разговора со мной, то вообще из ряда вон, как у него могла возникнуть настолько хорошая и перспективная идея создать спа-отель, курорт или лечебный пансионат, название не суть важно.
— Однако нужны доработки, которые лучше решать на стадии планирования, до того, как начнется проектирование и строительство. Во-первых, вам следует заручиться согласием жителей близлежащих поселений в радиусе пяти километров. Хотя бы, остальные, увидев выгоду, сами станут не прочь присоединиться. Обрисуйте им перспективы, пообещайте рабочие места — сотрудники нужны будут, и много — будьте честны и искренни, и отметьте, что неудобств соседство с отелем и стройкой избежать не удастся, но вы будете пытаться делать все, чтобы польза превысила возможный вред.
— Второе…я полагаю, что разрешение от властей Эван, вы не получили? Что ж, без этого тоже нельзя. Вам нужно идти к герцогу, но лучше сделать это после разговора с местными, когда заручитесь их согласием, — уверенно объясняю я энтузиасту простые для себя истины.
Эван все больше и больше выглядит просветленным и вместе с тем взволнованному, но, отмечаю краем глаза, в хорошем смысле, на пол пути точно сдаваться не намерен. Неплохой из него выйдет партнер, стоит только немного подучить…
— Правитель Юга, поверьте, заинтересован в его развитии. Налоговые субсидии, гранты, помощь в поиске толковых кадров и строительство дороги…от и до, и даже после сдачи и привода объекта в эксплуатацию вам нужна поддержка властей. Так что лучше с герцогом дружить, и словами, как ваш тот знакомый, — машу рукой на свое место, на котором сидел граф. — Лучше бы не разбрасываться.
— Ну и, наконец, когда вы разработаете проект, смету расходов на, хотя бы пару кварталов вперед, план работ, представите все плюсы и обозначите выгодность вложиться в ваше предприятие как положено, я, как инвестор, задумаюсь, стоите ли вы, Эван, и ваша идея, над которой вы так побегали и заморочились, моих денег.
Можно бесконечно много раз кормить голодающего, но это не делает ему нисколько добра. Проще дать удочку и научить, как правильно закидывать ее в воду. Если мужчина пока горит одной лишь идеей и не выветрившимся до конца юношеским максимализмом, рано возлагать на него несбыточные надежды. Его мечта сшита со множеством дыр, в которые, будь кто другой на моем месте, поверивший словам Эвана, легко бы улетел.
Но так дела не делаются. Так что, пусть уж наш голодающий сначала немного побегает и постарается, даст мне какие-то гарантии того, что он готов потом, кровью и слезами ковать собственное богатство, и только тогда я смогу доверить ему часть своего.
А еще он должен понять, что слушаться меня, женщину, ему нисколько не против мужского достоинства, не претит, и только во благо. Как ни крути, а здесь гендерная принадлежность решает многое. Но получится ли вести дела с женоненавистником и мужланом? Нет, конечно. Я не дойная корова, чтобы слепо давать деньги, а потом, в угоду мужской гордости, молчать и оказаться у разбитого корыта.
Но чутье подсказывает, парень неплохой — как не огранённый алмаз — стоит дать ему знания и удочку, и он выловит для меня отличный улов. Сама я, теми временем и силами скакать по округе и надрываться, не обладаю, да и не очень хочу. Такая вот неправильная попаданка!
— Где вас искать? После того, как я закончу с приготовлениями, кого и где спросить, чтобы представить проект? — торопится узнать Эван, когда я поднимаюсь со своего места. Ах, да, мы же даже и не познакомились толком.
Улыбаюсь. Это правильный вопрос после моих нравоучений. Когда ученик сделает домашнюю работу, учитель должен ее проверить. Но где искать учителя? Как получить оценку? — вот что спрашивает мужчина в моем понимании.
— Спросите герцогиню Грейстон. Уверена, где ее искать, вам известно.
Я скалюсь, и мы с Генри покидаем ресторацию под аккомпонимент шокированного взора, следующего нам в спины.
— Ева, жути твоя эта улыбочка наводит. Можешь так больше не делать? — интересуется с ехидцей подросток, когда мы с ним под руку выходим на шумную улицу, косясь на моем неземной красоты личико.
Пожимаю плечами.
— Ты серьезно готова вложиться в его сомнительное дело?
Киваю и объясняю, догадываясь, в чем именно корень сомнений Генри:
— Узколобо ты мыслишь. Все грандиозные результаты человеческой деятельности начинались с идеи. Простая мысль, мечта, проскользнувшая было в сознании словно комета, которую удается поймать за хвост. Величественные дворцы, храмы, уникальные артефакты, сложные математические формулы и дизайн платья императрицы на прошлогоднем юбилее императора — все начинается с одной только мысли «а что, если…». Если бы мы не мечтали, наверное, до сих пор жили бы в пещерах и охотились с камнями и палками на мамонтов.
Сдуваю со лба упавшую челку и улыбаюсь прищурившемуся на меня младшему брату супруга.
— Мне кажется, послушав тебя сегодня, я достиг какого-то просветления. Как будто открылась какая-то часть сознания, что всегда дремала. И, судя по нему, — подросток показывает взглядом в сторону, последовав за которым, я обнаруживаю спешно убегающего прочь по улице в противоположную от застывших нас, Эвана, сжимающего подмышкой свои листы с разработками, что он показывал мне в ресторане. — Этот тоже преисполнился в своем познании.
Я смеюсь так, что едва не хрюкаю. «….мне этот мир абсолютно понятен, и я здесь ищу только одного — покоя, умиротворения и вот этой гармонии, от слияния с бесконечно вечным…» — старые строки одного смешного видео с Земли вдруг всплыли в уме.
— Я только не понял, — чешет макушку Генри, недоумевая. — Мамонты — это кто?
16
От необходимости врать спасает появление герцога.
— Глен! Ты быстро, — удивляется Генри, увидев подошедшего брата.
Мой супруг неловко пожимает плечами, но ничего не объясняет. Ну и ладно, судя по его взгляду и приподнятым уголкам губ могу сказать, что видимо, встреча с ответственными за строительство школы лицами прошла успешно.
— Вы еще не обедали? Может, тогда…
— Мы с Евой уже поели. Тебя долго не было, — перебивает герцога Генри и сочувственно улыбается.
— Тогда, — Глен смотрит на меня как-то странно. — Заглянем к портному?
— О, мы там тоже уже были. Ева заказала себе новые наряды. И по другим магазинчикам тоже прошлись.
Генри машет в сторону одного из выделенных нас сопровождать рыцарей, который держит в руках купленную подростком поклажу — принадлежности для рисования — и мои пакеты с чаем.
— …Понятно.
Мне кажется, или муж выглядит разочарованным? Нет, наверное, он просто голоден. Да! Ведь уже почти кончился обед, а он задержался на своих переговорах, вряд ли там его кормили. Голодный мужчина — злой мужчина. Путь к сердцу его лежит через желудок!
— Сегодня у них фирменное блюдо — стейк томагавк с клюквенным соусом, — я киваю на ресторан, где мы с Генри пообедали. — Глен, мы можем тебя подождать, сходи, пообедай.
Герцог не выглядит довольным вопреки моим ожиданиям. Как будто даже разозлился. Ну вот, а ведь я звучала мило и, как показалось, весьма обходительно, даже улыбнулась. Что за дела?!
— Я не голоден, благодарю, — выдавливает герцог и совсем уж как-то удрученно интересуется. — Ева, есть ли еще место, куда бы тебе хотелось сходить?
Я прикусываю губу и задумываюсь. Жалко уезжать. Когда еще подвернется такая возможность?
— Книжная лавка! Мы ведь мимо проходили, но были слишком голодны и…
— Отлично! — воодушевляется Глен. — Тогда идем.
Генри за спиной брата закатывает глаза. Смотрю на подростка и молча поднимаю бровь, невербально вопрошая причину, но он снова закатывает глаза, теперь уже на меня, и качает головой, топая следом за Гленом.
Что один, что второй…как же непросто бывает с этими братьями семейства Грейстон.
Долго переставлять ноги не приходится, пересекаем слабо оживленную улицу и проходим немного вниз по тротуару, оказываясь перед витриной, обставленной книгами.
Герцог открывает дверь и пропускает меня вперед, приглашая жестом первой пройти внутрь. Каких только книг здесь нет. Стеллажи и полки переполнены и удивительно, как они только не треснули под весом томов разного размера.
В лавке никого. Нет других покупателей и нет хозяина. Осторожно, чтобы не задеть случайно горы книг, возвышающиеся на всех плоских поверхностях, прохожусь вдоль полок. Провожу пальцем по корешкам любовных романов, не знаю, стоит ли сейчас их покупать, учитывая компанию, в которой я нахожусь. Может, вернутся сюда еще раз без Глена?
Над плечом кто-то прокашливается, вздрагиваю от неожиданности, застигнутая врасплох.
— Бери все, что нравится. Я плачу. Подарок.
Герцог прямо встречает мой удивленный взгляд.
Ну, если он так говорит… то я стесняться не буду! Сияю довольной улыбкой, отчего у Глена дергаются уголки губ, и принимаюсь выбирать. Этого у меня нет, и вот этого тоже. О, а эту читала. Вот эту, и еще эту…
На голоса из глубины книжной лавки выходит пожилой худосочный мужчина в очках с такими толстыми линзами, что его глаза кажутся неестественно большими, как у аниме-персонажа.
— Вот это все, посчитайте пожалуйста! — двигаю гору книг с нескромно одетыми качками на обложках на прилавок.
Класс, видимо, литература тут почаще обновляется, чем в библиотеке герцогского поместья, те я давно уже прочла, как и парочку бестселлеров из столицы, заказанных Эмили.
Продавец называет сумму, и муж даже бровью не ведет, спокойно достает кошель и расплачивается.
— Я понесу, тяжело ведь, — герцог забирает мою покупку и выходит на улицу. Иду за ним следом.
— Еще куда-нибудь, Ева? Может, зайдем в ювелирный магазин? Кажется, это колье ты уже надевала ранее…
Хмурюсь и поднимаю руку, касаясь увесистого цветка, выполненного из изумрудов и украшенного бриллиантами. Ну, подумаешь, уже надевала, что такого? Это же не одноразовая вещица, чтобы у нее имелся срок годности.
Муж настойчиво предлагает мне потратить его деньги. Но лишнего я принимать не желаю, к тому же, сорить напрасно золотом не стоит, тем более на такие бесполезные вещи, как украшения, которых у меня и так полно, спасибо прошлой Еве. Не такая уж я и меркантильная, как могло бы кому-то показаться.
— Благодарю, но хватит и книг. Лучше нам вернуться. Тем более, Глен, ты же ведь еще ничего не ел. Поехали домой.
— …Да, — как-то робко соглашается муженек.
Неспеша наша компания движется туда, где осталась припаркованной карета.
— Глен, ты что, покраснел? — Генри заглядывает в лицо брата и наглым образом смеется.
Кошусь на герцога. Действительно, на щеках расцвели два алых пятна. Уши тоже покраснели. А раньше ведь ничего не было.
Ну, довольно жарко сегодня, солнышко припекает. Благо, у меня шляпка на голове, а вот бедный герцог действительно не заботится о себе, подставляясь прямым лучам солнца. Да и книги мои — та еще тяжесть. Можно же рыцарю отдать, чего он взялся их сам таскать? Ладно, его сиятельству виднее, пусть делает как ему угодно.
Забираюсь в карету, горничная Клер следом, а подросток садится последним, споро доставая свой альбом и карандаш. Наши покупки Глен кладет на свободное сиденье, краснота заметно сошла с его лица. Значит, виновато было вовсе не солнце.
Кучер трогает лошадей, экипаж в сопровождении всадников рыцарей и герцога верхом двигается обратно в резиденцию Грейстон. Но поездка домой омрачается неожиданным событием.
Когда экипаж выезжает из города на полевую проходящую через пролесок дорогу, снаружи слышится подозрительный шум. Людские голоса и топот лошадиных копыт становятся громче.
— Что за… — Генри бросает рисование и выглядывает в окно. Его карандаш летит куда-то под сиденье, карета резко тормозит.
— Что там такое?
Я подаюсь вперед, но рука юноши не дает мне выглянуть наружу.
— Ева…На нас напали.
Генри оборачивается ко мне лицом, глаза расширены от шока и страха. Клер, моя горничная, заметно напрягается рядом.
— Кто мог… — не договариваю, услышав лязг мечей и крики.
Отталкиваю подростка в сторону, и выглядываю из кареты. Глен и шесть сопровождающих нас сегодня рыцарей герцогства вступили в бой, обнажив клинки, против неизвестных мужчин в темных одеждах, закрывающих лица повязанными до самых глаз платками и капюшонами. Нападающих по крайней мере в два раза больше.
— Не выходите из кареты! — кричит Глен, коротко взглянув на меня и возвращается к поединку, протыкая мечом своего оппонента в живот.
Это все происходит по-настоящему, — проскальзывает в голове мысль, когда я наблюдаю, как раненный ассасин повержено падает на колени, прижимая к быстро расползающемуся пятну крови на одежде руку, зажимая тщетно рану.
Чувствую, как стремительно бледнеет мое лицо. В ушах звенит, а перед глазами темнеет, Генри тянет меня за рукав, возвращая обратно в карету на покинутое сиденье. Впервые я стала свидетельницей столь жестокой сцены. Это не фильм, не постановка. Все реальность.
— Ева! — подросток трясет меня за плечи. Моргаю и прихожу в чувство, встречая испуганный взгляд Генри.
Нельзя! Не время отключаться и давать слабину.
— Давайте на пол. Живо! — приказываю Клер и Генри и пригибаюсь вниз сама, сползая с места на покрытое ковролином дно экипажа.
Лязг стали снаружи становится громче и интенсивнее. Иногда слышатся крики и звуки вспарываемой мечом плоти и ткани. Бой не прекращается. Время тянется бесконечно медленно. Сколько уже прошло не могу даже предположить? Минуты? Часы?
Я протягиваю руку в сторону и сжимаю дрожащие пальцы Генри. Ему страшно. Мне тоже. Клер рядышком дрожит. Ее ладошку я тоже хватаю другой рукой и обнадеживающе сжимаю, стараясь немного успокоиться сама.
Все будет хорошо. Все будет хорошо. Повторяю про себя эти три слова снова и снова.
Мы в ловушке. Из кареты только на рожон лезть, рисковать зазря. Выхода нет, остается только ждать, кто победит. Если наши защитники падут, следующими на очереди окажемся и мы трое. Вряд ли нападающие станут щадить угловатого подростка и двух слабых и безоружных женщин.
Кто эти люди? Зачем им на нас нападать? Что такого им сделали, что безо всяких объяснений они вознамерились убить герцога и его приближенных?
Внезапно звуки снаружи утихают. Да так, что не слышно вообще ничего, кроме звуков дыхания Генри, Клер и моего. Спина быстро покрывается ледяным потом. Все…закончилось? Но каков исход?
Смотрю вверх, как опускается вниз со скрипом ручка, кто-то собирается открыть снаружи дверь. Машинально пытаюсь загородить собой Генри, если получится, может, он сможет выбраться с другой стороны экипажа и сбежать…
Но все мои расчеты и страхи канут прочь, когда с другой стороны предстает фигура герцога, моего супруга. Выдыхаю. И неловко пытаюсь подняться на ослабевших ногах с пола.
Одежда Глена в крови, лицо в капельках запекшейся крови, явно чужой, поскольку ран на голове не наблюдается. Взгляд у мужа мрачный, суровый, но осматривает он нас с облегчением в глазах. Да мы не пострадали, только порядком струсили! А вот за себя бы, супружник, побеспокоился.
Пробегаюсь по нему глазами с головы до ног, отмечая, что, к счастью, муженька не ранен. В мыслях возникает сцена того, как герцог вспарывает нападающему в черном живот. М-да, этот мужчина не из робкого десятка и так просто не подставится.
— Кто это был? — спрашивает, поднимаясь и сразу же плюхаясь на сиденье Генри у брата. Да, именно, меня это тоже интересует.
Присаживаюсь на мягкую обивку и выдыхаю, бежать куда-то я с такими ногами точно бы не смогла. Слабачка, аж стыдно. Может, поучится самообороне и оружием обзавестись? Юг оказался опаснее, чем я могла себе представить.
— Радикалы из приверженцев борьбы за независимость, — сообщает Глен, снимая с рук мокрые от крови перчатки.
Наблюдаю за его движениями не моргая, словно загипнотизированная.
— Из наших все живы. Альфред и Джайан…
Служанка Клер резко вскидывает голову, заслышав последнее имя.
— Ранены.
Моя горничная кусает губу и переводит взгляд в пол, о чем-то волнуясь.
— Можешь проверить брата, ступай, — говорит Глен, и девушка, благодарно склонив голову, покидает карету, распахнув другую дверцу, чтобы не протискиваться мимо своего господина наружу.
Не знала, что у нее есть брат среди рыцарей.
Красные от крови когда-то белоснежные перчатки летят на землю. Прослеживаю их судьбу и приклеиваюсь взглядом к рукам герцога. Красивые и длинные пальцы, все целые, как и бледная кожа рук, без шрамов и внешних повреждений.
Руки и ладони совершенно обычные части тела, в них нет никакой сакральной тайны, но впервые вот так вот увидеть всегда спрятанные мужчиной участки кожи кажется каким-то очень интимным событием. Наверное, по этой причине я не могу оторваться от них до тех пор, пока Глен неловко не убирает руки за спину, прочь от моего изучающего взгляда.
Поднимаю голову, сталкиваясь глазами с мужем.
Его уши опять краснеют.
— Сильно… испугалась? — интересуется его сиятельство, делая странную паузу между словами.
Открываю рот, но ответить не успеваю.
— Еще бы! Я думал, что все, прощай жизнь! — жалуется громко Генри, расстегивая верхние пуговицы рубашки. — Дай пройти, не могу больше в карете находиться! Задыхаюсь!
Глен не двигается с места, загораживая проем двери кареты, отказываясь выпустить юношу наружу.
— Лучше не выходить. Вам обоим. Зрелище не из приятных.
Генри пытается было возмутиться, но замолкает, когда ворвавшийся с ветром в экипаж запах крови касается носа.
Его старший брат устало трет голой от перчатки рукой лицо, размазывая багровые пятна.
— Нам придется некоторое время подождать, двое рыцарей отправились вперед по дороге до поместья за подкреплением. Если они не вернутся в течении получаса, мы вернемся назад в город. Продолжать путь может быть опасно.
Я копаюсь в дамской сумочке и, обнаружив искомое, протягиваю герцогу. Мужчина неловко замирает, но тянется вперед, осторожно, не касаясь пальцами, забирая из моей руки платок. Одно движение, и я бы легко могла взять его за руку.
— У тебя…лицо, — показываю на свои щеки, когда замечаю в темных глазах Глена недоумение. — В пятнах.
Уголки губ Глена напрягаются, он вытирает светлой тканью щеку и отнимает окрасившийся в багрянец платок от лица, удивленно обнаруживая на нем кровь.
17
В другой ситуации я бы рассмеялась, настолько выражение всегда собранного и сурового герцога сейчас выглядит комично. Расширившиеся от неожиданности глаза, которые быстро находят мое лицо и долго вглядываются, ища и не находя на нем какие-то неизвестные эмоции, поджатые от разочарования или чего-то еще губы…
— Я…прошу прощения, — выдавливает неловко Глен.
Я хмурюсь и искренне интересуюсь:
— За что?
— За свой непотребный вид. Благородному джентльмену не престало показываться в таком жутком виде на глаза даме.
— Дама не возражает. Она прекрасно осознает, что благородный джентльмен только что спас ее жизнь.
Генри тихо хихикает и косится в сторону брата.
— Вот-вот! А еще благородный джентльмен не должен пропускать приемы пищи и голодать.
Ремарка младшего ехидного братца остается без ответа. Ну уж чья бы корова мычала! — думаю про себя, глядя на довольного собой подростка. Глен морщит лоб, но ничего не говорит, как следует стирает с лица брызги крови и мнет в руке платок, не зная, что теперь с ним делать.
У меня впервые проскальзывает мысль, что муж оказывается, довольно забавный. Казалось бы, фасад герцога Грейстона — суровый и жестокий, непоколебимый — но узнав поближе, можно с уверенностью говорить, что мягкости в нем больше, чем в среднестатистическом аристократе и не обделенном титулом и властью мужчине. Просто он не знает, как выразить свои истинные эмоции и чувства, прихожу к выводу я. Может, боится быть отвергнутым?
Спустя двадцать минут ожидания из поместья подтягиваются еще рыцари. В их окружении карета приходит в движение. Мы едем домой. Стараюсь не смотреть, но тем не менее, тела на земле в неестественных позах попадают в поле зрения сбоку сквозь не зашторенное окно экипажа. Я проглатываю ком.
Не нужно жалости, Ева. Эти люди знали, на что шли. Либо они нас, либо мы их. Если бы не умелые охранники и сам герцог, то на земле могло бы лежать твое искореженное тело. Сложно отвернуться, отвести взгляд, несмотря на то, что вид снаружи открывает страшный. Возникшая вдруг фигура всадника, закрывает весь обзор. Поднимаю голову. Это мой муж на вороном коне, подстраивающем шаг под движение колес экипажа. Специально или случайно он направил лошадь так, чтобы сцена побоища не попадала на глаза. Такой простой жест на удивление производит впечатление.
Радикальные приверженцы борьбы за независимость. Так назвал напавших на нас Глен. Новости о повстанцах для северянки и жительницы столицы Евы оказались бы полной неожиданностью. В светских кругах о таких вещах не в курсе. Считается высшей милостью присоединение южных земель — полное и официальное — к империи Норталис.
Тридцать лет назад впервые нога имперца ступила на плодородную землю юга. Понятно и ежу, что коренное население против таких преобразований и отдавать свои территории кому бы то ни было желанием не горело. Но прошлый герцог был воистину мудрым человеком. Он постарался замять первые вооруженные конфликты и дал здешним людям понять, что хорошего может им дать империя. Образование и медицина, улучшение качества жизни, артефакты, которые бы делали труд на полях и пастбищах менее тяжким.
За десяток лет материальное состояние местного население улучшилось, развивались города и села, но вместе с тем, стали возникать голоса борцом за свободу и независимость. Повстанцы. Они не забыли, что имперцы пришли к ним домой с огнем и мечом, не забыли, сколько погибло попытавшихся дать северянам отпор.
Перспективы юга стали очевидны всем. В этом и кроется настоящая причина скрывающихся под лозунгами революции. Как ни крути, а немалая часть налогов и богатств утекает в империю, чем повстанцы недовольны. Зачем делиться? Зачем нам суверен, когда мы сами можем править своими людьми, сами можем получать выгоду от собственной земли? Разумные мысли, что сказать. Кто прав, кто виноват, слишком сложная ситуация чтобы судить.
Зная историю Земли и ее опыт, могу только сказать, что сосед за горами, королевство Соммер вряд ли сидит сложа руки, наблюдая за тем, как лакомый кусочек маячит на горизонте и уплывает из-под носа. Если не Норталис, то будет кто-то другой. Эти южные земли в покое никто не оставит, а местные слишком отсталые и слабые сами по себе чтобы дать отпор захватчику.
Здесь нет резерваций, нет рабства, нет идеологии превосходства северян над южанами, но тем не менее, социальных противоречий избежать не удалось, как наверняка хотел отец Глена, первый наместник Юга, закладывая фундамент для последующего признания южной провинции частью империи и проводя огромную работу с населением. Почивший свекр был, повторюсь, далеко не глупым человеком. И Глен, нынешний герцог, явно идет по его стопам, понимая, как важно усидеть на пороховой бочке и осознавая риски и последствия.
Когда мы въезжаем за ворота резиденции Грейстонов, я выдыхаю с облегчением. Все это время не покидало ощущение тревоги. Прошлая Ева, готова спорить на все доставшиеся мне от нее украшения, после сегодняшнего, собрала бы вещи и бежала отсюда без оглядки. Нет, она бы не ждала так долго, наверное, в тот самый день свадьбы, или, край, на следующий, сверкала бы пятками.
Но ведь на самом деле никуда же не скроешься. Отец и император так просто ведь это дело не оставят. Домой, к родителю, точно не вариант податься. Он выгодно продал дочь, чем больше думаю, тем более очевидным становится, что его величество сделал Оскару Эверетту предложение, от которого невозможно отказаться. Дочь ведь на то и нужна, чтобы ее выгодно сбыть с рук, как достигнет возраста. А сына у маркиза нет. Правда, есть целый полк любовниц, готовых разродиться, стоит только замаячить перспективе стать женой стального магната.
Бежать в соседнее королевство Соммер? А там уж точно встретят с распростертыми объятьями! Либо убьют, либо станут использовать в качестве заложницы и средства для шантажа. Сама супруга герцога южных земель! Тут гордость мужская и достоинство не пустой звук, любой дворянин лучше уж собственными руками благоверную придушит, чем позволит оказаться опозоренным побегом и бесчестием супружницы.
При этом, такие варианты возможны, если вообще удастся пересечь границу. В лесах и в горах сидят повстанцы, и они точно свою герцогиню жалеть не будут, попадись она им сама в руки.
Вспоминаю письмо с угрозами, что пришло на днях. Это еще цветочки, если сравнивать с сегодняшним нападением. Если у герцога родиться наследник, да еще и внук такого богатого свата, позиции его укрепятся, совершить переворот южанам окажется в разы труднее. Конечно, радикальным группировкам из местных это не выгодно. Значит, именно из-за этого я и оказалась женой Глена с легкой руки императора? Чтобы племянник твердо стоял на своих двоих и обзавелся потомством, обеспеченным поддержкой со стороны северной части страны? Звучит логично. Но Глен против оказался, насчет брака ему пришлось голову склонить, но вот ложе разделить со мной он однозначно против. И даже больше, вообще под одной крышей не желает находиться.
Нет, что-то все равно не сходится. Даже учитывая нежелание герцога прикасаться к другим людям — это точно не мизофобия, он спокойно руками без перчаток вытирал с лица чужую кровь — есть что-то еще, о чем мне неизвестно, что явно играет не в пользу продолжению нашего союза в понимании мужчины.
— Ева? — зовет герцог снова.
Моргаю и возвращаюсь из потока унесших мыслей обратно в реальность. Генри подталкивает меня сзади в спину, супружник держит дверь и застывшую на весу руку, чтобы помочь выбраться из кареты. Замечаю на его руках новую пару перчаток. Даже как-то жаль, у мужа красивые руки. Когда только успел?
Хватаюсь за его локоть и шагаю вниз, наступая на ступеньку, и затем оказываюсь снова на земле поместья.
— Спасибо.
Раненных рыцарей уводят, Глен распорядился оказаться им всю возможную помощь для скорейшего выздоровления, отправил отряд на место нападения, чтобы опознать и убрать с дороги тела. Генри машет мне рукой и исчезает в направлении дома. Клер я отпускаю, пусть лучше побудет с братом, все равно мне горничная сейчас не нужна; девушка быстро благодарит и убегает следом за уносящими на носилках похожего на нее бледного мужчину рыцарями.
Муж берется меня провожать, хотя я особо и не нуждалась, дорогу знаю и не так уж и потрясена, чтобы в обморок падать — страховтаь не надо — чай не хрупкая леди, какой кажусь поначалу. После прояснения недоразумений и выставления прочь экономки Фриды его сиятельство стал в разы обходительнее. Чувство ли вины виновато или что другое, кто его знает.
— Я хотел бы снова попросить прощения, — говорит герцог, предварительно прокашлявшись, чтобы привлечь мое внимание.
Тихо вздыхаю, переводя глаза с цветущей азалии, качающейся на слабом ветру, на мужчину.
Хорошо. Будь по-твоему, сдаюсь я.
— Ладно. Прощаю, — улыбаюсь Глену и продолжаю медленно идти в сторону своего домишки, игнорируя вытянутое лицо супруга.
— Мне следовало тщательнее озаботиться безопасностью, взять во внимания присутствие дамы… — продолжает тему герцог, не веря в дарованное ему «прощение».
Качаю головой, нет, так все же не пойдет.
— Я не какая-то там дама, Глен, я твоя жена. Я все понимаю, не дурочка. Ты не виноват, это же не ты нападение организовал?
Щурюсь на мужа, давя улыбку.
— Что?! Нет конечно! — возражает шокированный герцог.
— Ну вот. И ничего предугадать ты тоже не мог, верно? Обычно ведь они так прямо не нападают? — спрашиваю, уже предполагая утвердительный ответ. — Твои люди справились, опасность миновала. Я не настолько слепа, чтобы винить тебя, своего супруга, который лично обнажил меч и рисковал собой, чтобы меня защитить.
— Но…
Мягко сжимаю руку мужчины под локтем, за которую держусь. Через одежду такой контакт у Глена не вызывает никакой реакции, — отмечаю про себя.
— Мне некуда бежать, даже если бы я хотела. И в отличии от многих столичных леди я так просто не пугаюсь, поверь. Все в порядке, не обижаюсь и не злюсь на тебя, мне не за что. Я не ранена, и даже толком ничего не видела. Немного потряслась из-за нервов и пребывания в неизвестности в карете, но уже отпустило…лучше, ты мне расскажи про этих людей, за что они борются, чего хотят, в чем разница между простыми повстанцами и радикалами.
Чем по крупицам собирать информацию, пусть уж лучше сам герцог мне исповедуется. Я же тут в бизнес хочу вложиться, и тут появилась угроза, что денежки мои могут сгореть не окупившись.
Кто поедет на юга отдыхать, когда тут такое происходит? Саботаж от всяких бандитов крайне не нужен, плохая реклама вовсе не реклама. Боязливые дворяне носа не станут совать, как бы прекрасны не были грязи и минеральные воды и их свойства. А ведь эти самые борцы за независимость еще и дороги перекрывают, и много чего еще вредительствуют.
Первый шаг избавиться от проблемы, понять ее истоки, узнать ее корни. От вредителей же нужно избавляться.
18
Глен долго вглядывается в мое лицо и, наконец, отведя взгляд в сторону, принимается за рассказ.
— Раньше, когда имперцы только появились в здешних землях, повстанцами называли людей, борющихся против того, чтобы юг вошел в состав империи. Они боролись за дело, которое считали правым и пытались защитить свою землю, как им казалось от врагов, рискуя собственными жизнями. После же, когда многие поняли, что зла им никто причинять более не намерен, и мы хотим мирного сосуществования, те из них, кому было что терять — семьи, дома, пашни — сложили оружие, и согласно указу моего отца за прошлые деяния, сколь преступными они не были, наказанию они не подвергались. Однако сдались не все. Ева, в этих краях нет разбойников, в отличии от остального Норталиса. Здесь лихие люди творят бесчинства, грабежи и нападения под предлогом борьбы за правое дело. На самом же деле, это просто бездельники и тунеядцы, не желающие жить честным трудом. Вот кто сейчас так называемые повстанцы, большая их часть, по крайней мере.
Я киваю.
Логично, простой обыватель, у которого есть семья, видя, что его дети могут получить образование и лечение, что обстановка на юге становиться медленно, но лучше, перестанет бороться за несбыточное, понимая, чем рискует и что из двух зол лучше выбрать меньшую, ибо соседнее королевство спит и видит заполучить выход к морю, который может предоставить порабощение юга. Это закон выживания в гипертрофированном на уровень межгосударственного масштаба. Так было испокон веков везде, где есть люди и земля, и так будет, несмотря на развитие и цивилизованность общества.
— Радикалы же, в отличии от нынешних повстанцев приверженцы крайних настроений. Они готовы на все, даже на убийство своих же, мирных и безоружных жителей — детей, стариков, женщин — в угоду обладать властью. Не гнушаются подрывать дороги и перевалы, поджигать поля, вредить своей земле, якобы избавляясь от паразитов, как они называют нас, имперцев. Зачастую они готовы рисковать своими же жизнями. Так что мотив у них, в отличии от пытающихся разжиться богатствами бандитов, скорее идеологический или даже, сеющий хаос и страх, — объяснят терпеливо супруг. — Я подозреваю, что без вмешательство нашего соседа из-за гор, страны Соммер, не обошлось. Но таких людей с каждым годом становится все меньше и меньше, и встретить их вот так на дороге — нечто из ряда вон выходящее.
Как я и предполагала, напасть и рубиться на мечах, не требуя выкупа и не призывая сдаться, выходит за линию поведения обычных повстанцев, читай, бандитов. И каждый день тут такое точно не происходит. А значит, именно мой приезд скорее всего и стал триггером.
Но почему?
Радикалы в курсе планов императора, в курсе, зачем этот брак.
Бесит. Как же меня бесит, что знают все, кроме меня!
— Ева? — зовет герцог.
Я моргаю и замечаю, что слишком сильно сжала пальцы на его предплечье.
— Прости.
— Ничего. Ты в порядке?
Темные глаза лучатся участием и чем-то еще, что раньше в них я не замечала.
Можно ли верить его сиятельству? Император меня использует, отец продал, радикалы хотят убить, а собственный супруг держит на расстоянии, не позволяя жить в одном с собой доме. Я вдруг понимаю, что как бы мне не нравился Генри, как бы я не пыталась выстроить дружелюбные отношения с мужем, если пропадет во мне надобность, то…что будет тогда? Да, Глен говорил до этого о разводе, и я к нему готова, но, если придется делать выбор, вряд ли мои интересы будут его волновать. Сколько бы денег не было в моем распоряжении, я всего лишь женщина, всего лишь та, кем можно распоряжаться.
— Почему ты на мне женился?
Герцог удивленно застывает на месте.
— Что? Ева, почему ты спрашиваешь, если…
— Я знаю, что так приказал император. Но почему? Если бы ты отказался, разве он бы не принял во внимание твое желание?
Губы герцога сжимаются добела, брови сводятся к переносице.
— Ева, чем занимается твой отец?
Теперь моя очередь недоумевать.
— Сталью. Он добывает руду и отливает сталь… — отвечаю неуверенно. К чему муж клонит?
Глен улыбается, но эта улыбка не трогает его глаз. Смотрит на меня на как глупую, недалекую девицу.
— А что делают из стали?
Да много чего. Столовые приборы, строительные арматуры, правда, не знаю, насколько продвинулись в этом мире, самолеты, которых опять же нет, рельсы, тоже здесь не использующиеся и…
— Оружие. Мечи, кинжалы, пушечные ядра, арбалеты, наконечники стрел, гарпуны, доспехи, щиты… — перечисляет Глен. — Ева, ты — залог возможной в будущем войны, которая с легкой руки моего дяди может в любой момент развернуться на этой земле. Империи живут войнами и завоеваниями. В планах его величества все королевство Соммер и земли по ту сторону моря.
Внутри все холодеет. Черт, хочется присвистнуть. Да у Константина губа не дура! Он юг до сих пор не приструнил, по-честному, радикалы всякие бегают, дороги закрывают, а тут — королевство хочет соседнее. И море пересечь…Нужен ведь флот, нужен порт и верфь, корабли! Какие-то слишком чересчур планы, как по мне.
— Амбиции так и хлещут.
Глен тихо смеется. Опять же, смех его такой, что присоединиться желания не вызывает. Холодный, ядовитый.
— О да. Но при нем ты так лучше не говори.
— Однако, на его веку такое вряд ли произойдет, — неуверенно произношу я.
Герцог кивает и знающе объясняет:
— Готовит фундамент для преемника. Через лет десять мой кузен вполне может оказаться на троне. Трудно пока говорить, может, ему покажется достаточным то, что уже имеется. Загадывать наперед невозможно.
— Ты поэтому решил насчет развода? — спрашиваю, когда первый шок проходит. Приготовление на всякий случай, вот что это такое.
Слишком все неясно, но в то же время, предупрежден, значит, вооружен, правитель просто так не стал бы делать что-то подобное, как выступать свахой в вопросе брака своего племянника со мной. И потенциальная угроза для радикалов вполне жива, пока есть я, занимающая место герцогини Грейстон. Шпионы соседнего королевства не дремлют, им крайне невыгодно такое положение дел. Руками радикальных идиотов они торопятся поскорее устранить, итак, оказавшуюся между молотом и наковальней бедняжку Еву.
— Отчасти, — уклончиво отвечает Глен, неловко потирая шею.
Я отпускаю его руку и встаю напротив, чтобы четко видеть лицо мужа. Говорил мне не путаться под ногами, не высовываться, но что такое — оказался совсем не страшным. Вспоминаю нашу первую встречу в кабинете, когда я только-только открыла глаза в новом для себя мире, и начинаю понимать, что словно в кривое зеркало тогда глядела, реальность оказалась не такой, какой казалась. И ведь не случайно тогда новоиспеченный супружник допытывался, понимаю ли я смысл этого брака и природу наших с ним отношений. Он знал все с самого начала.
Даже если бы герцог и хотел, вряд ли может быть с такой как я, отбросим страх Глена к прикосновениям к другим людям. Могу понять и его неудовольствие и пренебрежение поначалу женой: кто был бы рад оказаться разменной монетой? Император не только мной как пешкой крутит, собственный племянник у него по рукам и ногам скован.
Но если супруг уверен, значит, развод вполне возможен, иначе муж и вовсе бы не стал его упоминать, — делаю про себя выводы.
— Еще вопрос, — смелею я. Нужно было спросить гораздо раньше. — Почему ты выгнал меня жить в пристройку?
Глен отказывается смотреть прямо мне в глаза. Его уши снова краснеют. Эй, это я тут обиженная и оскорбленная, не надо теперь из себя строить жертву абьюза, я же даже издеваться еще не начала! Так, легкий совсем допрос учиняю, всего-то.
Герцог вздыхает. Уже воображаю причины, одна хуже другой, когда мужчина, собирается с духом и отвечает тихо:
— Если мы с самого начала не будем жить под одной крышей, не будем делить ложе, тебе будет проще выйти потом замуж. Найдется куча свидетелей, что подтвердят, что мы даже не спали вместе в одном здании, и брак этот консумирован не был. Женщинам после развода тяжелее найти себе пару, это факт. К ним относятся с долей пренебрежения, и даже если муж смиряется, его родня, друзья, слуги не стыдятся в своих выражениях. Я бы дал клятву на крови, и вопросов насчет твой чести бы не возникло, все бы поняли, что это был обычный фиктивный союз, сделка.
Глен заканчивает и робко смотрит мне в глаза.
Красивый зараза. Почему-то сейчас он мне кажется еще прекраснее, чем обычно. И это странно. А еще я вдруг вместо того, чтобы успокоиться, раздражаюсь пуще прежнего. Но и вылить эти чувства наружу, да даже показать их не могу. Обо мне думал, о моей печальной после жизни с ним судьбе! Мужа второго не смогу найти! Вот же потеря! Сплетничать станут, оскорблять!
Как он все ловко продумал! Рассчитал!
Что имеем?
Хитрющий император решил себя обезопасить, посадил в качестве герцогини на южную пороховую бочку меня, девицу с воистину роскошным приданым в виде оружия различного калибра, и сложил ручки, решив, что такой угрозы соседям будет довольно. Крути, мол, этой шашкой как тебе угодно, племянник. А племянник-то против, сам разберется, сердобольный до жути, жаль ему жену в расцвете лет, и кровь лить лишний раз он не желает.
Насчет планов по экспансии и войне — слишком все это эфемерно, но и исключать такую вероятность развития событий не стоит, как бы она не была мала. Глен прав в том, что наперед загадывать невозможно. Поэтому он и заявил мне с порога храма, где обменялся с женой клятвами про «в горе и в радости», что развод будет и он его отчаянно жаждет.
— Еще вопрос, — ставлю герцога перед фактом, раздувая щеки из-за беспричинной злости.
Как будто я его прошу думать о моем благе? Сдалась мне эта забота! Изначально он не рад был, что поменялось, почему вопреки тому, что должен презирать и меня, и всю эту ситуацию, как любой нормальный человек, он о втором браке своей пока еще жены уже озаботился?
Глен кивает, явно страшась своей благоверной.
— Зачем столько лет терпеть? Всех этих повстанцев и им подобных, всех недовольных, если в твоей власти все это искоренить, как, явно желает император. Он ведь меня и по этой причине в том числе наградил титулом герцогини. Это же жирным шрифтом намек — разберись, иначе я сам отправлю войска.
Его сиятельство тянет вверх один уголок губ в невеселой усмешке.
— И что с того? Окропить все здесь кровью? Мстить за отца, за своих воинов, становясь не хуже этих же радикалов. Идти по трупам? Стоит только успокоившемуся народу, занятому сейчас сельским хозяйством почуять запах пороха, дыма и железа, все эти годы кропотливого труда обернутся прахом. Они встанут на мою сторону? Скажут спасибо, что покарал достающих и их в том числе бунтовщиков — бывших односельчан и родственников? Кто будет прав в глазах простого населения — имперский наместник или свои, те, кто живет здесь поколениями? История помнит все. И пишут ее не победители, а выжившие. Люди быстро вспомнят, что далеко не мирным путем их земля оказалась частью Норталиса.
— Но ты же уже убиваешь. И проливаешь кровь, оставляя позади трупы, — вспоминаю я сегодняшнее.
Глен сглатывает. У него нет ответа. Запутался в своей доброй воле, кажется поначалу мне.
— Ты не можешь быть для всех хорошим. И поданные не обязаны тебя любить, как и ты их. Уважение проще добиваться страхом и силой, когда это нужно.
Это жестоко, и это правда. Мир сохраняется не только отказом вооружения и молчаливым терпением до крайней точки, когда уже приходится бороться за право на жизнь, но и вовремя обнаженным клинком.
— Я ценю моральную свободу и не жду уважения, оно мне не нужно, а любовь подавно.
— Мечтатель, — фыркаю я, закатывая глаза.
— Все должны быть равны перед законом. Люди злы и коварны, и я должен быть таким же, чтобы ими править? Не думай, что я дозволяю бесчинства, мои люди ловят преступников, и доставляют их живыми, над ними вершится суд и они получают заслуженное содеянному наказание. Каждый случай индивидуален, обстоятельства каждого заслуживают внимания и разбирательства, — твердо отвечает Глен, отстаивая свою точку зрения и добавляет тихо: — Это же человеческая жизнь.
Закрываю рот, когда на языке уже вертится едкий ответ.
А на Земле…тоже не все идеально. Но преступников ловят не президенты, и уж точно они не подстегивают убивать на месте. Даже последний подонок получает заслуженный приговор на суде, пользуясь правами человека и согласно основным принципам.
Я смеюсь и начинаю смотреть на мужа под иным углом. В лучах высоко находящегося солнца его темные волосы блестят, а глаза, черные как уголь, как самая темная ночь, кажутся удивительно яркими.
— Знаешь, а ты, оказывается, современнее меня.
19
Глен пожимает плечами.
— Однако с покушающимися на мою семью разговор короткий.
Я неловко улыбаюсь и прощаюсь с герцогом, мы уже какое-то время мнемся рядом с моим домом. Разворачиваюсь к мужу спиной и исчезаю за дверью безопасных стен.
Семья?
Верно, Генри — его семья, и он был со мной в одной карете. Яснее ясного, что старший брат будет делать все, ради его защиты. Я же, скорее, стратегически важный объект, который подлежит охране, самому не нужна, но и другим отдать или избавиться не представляется возможным.
После откровений мужа как никогда становиться ясно, что положение мое весьма шаткое, от меня не зависящее. Никому не нужна, по сути, все только выгоду какую-то преследуют. Конечно, оно понятно, но все равно чувство не из приятных. Ладно, хотя бы с Гленом прояснили, после удаления из поместья Фриды жизнь устаканивается, и с мужем выстраиваются стабильные союзнические отношения. Невозможно загадывать наперед, но сейчас, мы на одной стороне баррикад.
Но как же меня бесит этот расчётливый муженек! Замуж мне будет потом сложно выйти снова! Как будто его это волновать должно, с кем там его бывшая супруга, хорошо ей или плохо. Поясню, мне не сама эта «забота» не нравится, а то, что в понимании герцога уже давно решенный факт — и развод, и пристройка эта, и мое второе замужество.
Остаток дня проходит спокойно, как могу отвлекаюсь и ухожу в чтение с головой, думать о чем-то серьезном нет ни сил, ни настроения, которое, после пережитого, не то, чтобы ужаса, но весьма нервного инцидента, я сама не могу охарактеризовать и до конца понять.
Когда через пару дней я собираюсь на встречу с некой мадам Уолберг, которая была автором приглашения на чаепитие в своем доме, замечаю, что герцог, предупрежденный заранее о запланированном мероприятии, выделил больше охраны.
Ужас, это не просто телохранители, а целая группа особого назначения, ладно рыцари со стандартными клинками, но вот лучники тут что забыли? И не один, а трое! Как будто не на чаепитие собралась, а на войну, честное слово.
Понимаю, безопасность важна, но в крайности не стоит вдаваться.
Мадам Уолберг, в гости к которой я еду, со слов Генри и Глена дама чуть за тридцать, лет пять назад похоронила престарелого мужа, бывшего довольно зажиточным бароном, и с единственным сыном малолетнего возраста вместо того, чтобы спешно умчаться в столицу, оставив дикие южные земли, обосновалась окончательно и взяла в свои руки управление баронством и состоянием, которое унаследовал ее ребенок от почившего отца.
Увы, ни Глен, ни Генри не могли сказать ничего конкретного о характере хозяйки сегодняшней встречи. Герцог лишь упомянул, что вдова Уолберг женщина довольно неглупая, раз под ее управлением земли не претерпели краха и не разорились. Спорное утверждение, я пока не делаю никаких выводов, как ни крути, личная встреча и беседа расставят все по местам.
Генри же поведал, что мадам пользуется среди местной знати уважением и не состоит ни с кем в конфликте, так что «дебютировать» новоявленной герцогине в организованном салоне вдовы не стыдно.
Эх, мужчины! Что они знают о сплетнях и закулисных склоках и женских интригах! Вряд ли возможно, что вдова нравится всем местным, как и то, что ей они тоже все импонируют.
Чует моя чуйка, грядет сегодня нечто весьма интересное. Я выдыхаю и с помощью одного из рыцарей сажусь в карету. Неприятные воспоминания от прошлой поездки стараюсь выгнать из головы прочь, не давая воли не нужным сейчас переживаниям. Да, лучше сосредоточится на том, чтобы успокоить свои мысли и чувства.
Я — герцогиня. Я — самая знатная и априори самая уважаемая среди всех местных женщина. Мой муж герцог и мне нельзя ни в коем случае уронить его честь. Вряд ли Глен, даже случись подобное, начнет пенять на меня и обвинять, но мне самой не хочется его подводить, давать поводы нарушить шаткое пермирие и разрушить только сложившийся хрупкий фундамент для сосуществования, этакий симбиоз из меня, мужа и Генри.
Я бы хотела, чтобы его сиятельству, по крайней мере, не было в отношениях с вассалами и просто аристократами, да и в принципе со всеми, неловко за женщину, оказавшуюся поневоле его супругой. Упрекнуть меня в том, что брак этот — фикция и хладнокровно заключенная сделка они не могут, и то, что я пешка в руках власть имущих, тоже — мы все такие, женщины под опекой отцов, мужей и сыновей, так вот, ни лучше, ни хуже, одинаково бесправные.
Экипаж отъезжает прочь от поместья, нервозности и волнения не могу избежать. Непросто с незнакомыми людьми сходиться, а в условиях пребывания в чужом мире, теле, без привитых с молоком матери манер и гордости обладательницы голубой крови подавно. Что поделать, другой склад ума, и опыт не пропьешь так просто, даже память прошлой хозяйки тела мало успокаивает. Ну, не ту ложку с ее помощью не возьму, и в приветствиях не запутаюсь, но лицо при этом могу не сдержать, и холодности, присущей положению герцогини, увы, никак мне одними своими жестами не выставить напоказ.
Успокойся, Ева, — говорю самой себе. Война план покажет, наперед загадывать — попусту тратить нервные клетки. У гостий мадам Уолберг должны быть манеры, и вообще, они меня как бы, боятся больше, чем я их! Приехала столичная леди, герцогиня, с протекцией императора и огромным приданным стального магната. Верно! Истинное положение дел известно далеко не всем, что уж говорить про обычных скучающих на юге дворянок не слишком знатных домов.
Дорога занимает около сорока минут. И после того, как я привожу более-менее в порядок свой настрой, становится ужасно скучно. Да, хорошо, что все спокойно, никаких повстанцев и радикально настроенных людей на дороге…однако, в прошлый раз со мной хотя бы Генри ехал, а тут, совсем одна, предоставленная сама себе.
Натренированная другими служанками Эмили теперь лишнего себе не позволяет, и просто так поболтать с ней уже нельзя. А мне нравилось слушать рассказы девчонки про ее детство в деревне и про занятых на работах в поле родителей. Вот и сидят напротив рыжеволосая мелочь и собранная, напряженная вне зависимости от обстановки Дакота — одна из трех присланных мужем служанок — даже рта не раскрывают и в окошко не выглядывают, взгляд потупили и молчат.
Клер пока берет от своих обязанностей отгулы, брат ее оказался ранен не серьезно, но довольно существенно, ходить пока не может, и она за ним присматривает. Если бы не это, то вместо Дакоты я бы обязательно взяла именно Клер, она мне больше нравится, не такая серьезная, более живая и робот не напоминает. Рядом с ней и Эмили расслабляется.
Мне по статусу без горничных из дома вообще не положено выходить, они должны сопровождать свою госпожу, оберегать и блюсти приличия и честь, куда бы та не отправилась; стать ее самыми доверенными лицами. Отказаться от их компании — невозможно. Ни одна знатная дама этого мира о таком даже не подумает.
Карета огибает пролесок и выезжает на мощенную дорогу. Впереди, выглянув в окошко, я замечаю выложенную черепицей крышу.
Вперед и с песней, первое впечатление — самое важное. Хотя, есть и исключения из правил, взять нас с Гленом, например.
Экипаж въезжает через распахнутые ворота на территорию дома вдовой баронессы — весьма скромное имение по сравнению с резиденцией Грейстонов — на крыльце меня уже ждут. Расправляю юбку платья — одно из самых что ни на есть шикарных, но элегантных, с изыском, а не излишествами, из гардероба Евы — и беру в руки зонтик от солнца под стать цветовой гамме наряда, обгореть я очень не желаю.
Я пришла себя показать и на людей посмотреть. Дверь кареты снаружи распахивает один из рыцарей герцогства. Выдыхаю, пора.
В конце концов, не съесть же меня собираются, верно?
20
— Ваше сиятельство, — приветствует мужчина во фраке, стоит только выбраться из экипажа. Ага, видимо, это дворецкий. Весь облик его прямиком с шаблонов о том, какими должны быть истинные представители данной профессии.
Киваю. Со слугами расшаркиваться в приветствиях считается моветоном. Этот мир изначально не поддерживает идею равноправия, сословное деление процветает.
— Прошу вас пройти за мной, я отведу вас в сад. Другие гости уже ожидают.
Неловко улыбаюсь, про себя прикидывая, не опоздала ли. Но ведь в приглашении было указано время, и до одиннадцати часов еще без малого добрых десять минут.
Заметив мое недоумение, дворецкий спешит прояснить:
— О, вы не опоздали! Приглашенные мадам гостьи, узнав о том, что герцогиня Грейстон почтит своим присутствием сегодняшнее собрание, весьма воодушевились и прибыли ранее обычного.
Киваю. Понятно. Никто не захотел появиться после меня, герцоговой жены, дабы не проявить ненароком неуважение. Интересно, как долго они уже тогда ждут?
Следую за дворецким в сторону сада, позади меня Эмили и Дакота, и парочка сопровождающих рыцарей сурового вида. Знатная процессия, нечего сказать. Но под стать герцогине, так что противиться правилам и этикету бессмысленно, да и люди просто делают свою работу, это мне непривычна, что не могу ходить никуда сама по себе.
Мы огибаем дом — он действительно меньше резиденции Глена, но на удивление кажется мне более уютным, по крайне мере снаружи, нет помпезности и величавой старины, который пропитан каждый камешек и кирпичик поместья герцога, наверняка женская рука вдовой баронессы была приложена ко всему здесь весьма основательно — и выходим в сад. Он тоже меньше привычного мне роскошного сада в поместье, но весьма неплох, пусть не имеет лабиринта из живой изгороди и редких видов цветов.
В крытой заросшей вьюном прямоугольной просторной беседке ожидают гостьи и хозяйка дома. Дворецкий останавливается и отходит в сторону, я наконец могу разглядеть убранство внутри и остальных женщин.
Из кружка юбок вперед выходит блондинка на вид не больше двадцати пяти лет, весьма симпатичная и стройная, с удивительно голубыми глазами.
— Ваше сиятельство, — девушка делает реверанс, почтительно глядя мне прямо в глаза. — Приветствую вас, герцогиня Грейстон.
Я удивленно хлопаю глазами. Машинально хочется присесть в ответ, но это совсем нельзя сделать, иначе подниму себя на смех — соцальное положение и статус у меня выше чем у любой местной жительницы юга — поэтому я киваю и улыбаюсь.
Вот это да, а вдова, оказывается, совсем девчонка, по крайней мере внешне. Хорошо сохранилась для дамы немного за тридцать. Вряд ли умные глаза этой мадам могут кого-то обмануть, относится к ней превратно как к наивной не видевшей мир леди не получится.
— Я даже представить не могла, что вы посетите нас. Спасибо, что приняли мое приглашение! Это большая честь!
— Благодарю, что вы его послали! — отвечаю так же жизнерадостно.
Пока что все идет не плохо, но еще и пяти минут не прошло.
Баронесса заглядывает мне за плечо, проходится взглядом по служанкам и рыцарям. Снова улыбается и так же бодро, как и в прошлый раз, приглашает зайти в беседку под навес, к остальным гостям.
Внутри уже убран скатертью и сверкающей посудой длинный прямоугольный стол, но за ним никто не сидит. На скамье у входа, в непримечательном углу в рядок расположились девушки в форме разных цветов.
— Герцогиня, ваши девушки могут присесть здесь, когда начнется чаепития мои слуги о них, позаботятся, — улыбается баронесса Уолберг, махнув на скамейку.
Выпрямляю плечи, я — герцогиня, — в который раз мысленно произношу про себя, держа при этом лицо.
Поворачиваюсь назад и киваю, Эмили с Дакотой не глухие, повторять не нужно, да и этикет этот стандартный для таких вот светский раутов. Дакота опускает голову и приседает, гораздо глубже, чем это делала при приветствии мадам-хозяйка, Эмили, напряженно повторяет за своей старшей наставницей. Девчушка побледнела так, что веснушки на ее лице стали еще явнее. Рыцари же, два молодца неприветливых с лица, остались бдеть снаружи беседки у входа.
Дальше, опустив организационные моменты, следует процедура представления.
Считается, что с баронессой мы уже друг другу знакомы, тем более что мероприятие принимается в ее доме, поэтому мадам принимает на себя роль представить в порядке знатности и социальной значимости всех присутствующих дам.
Гостей оказалось не так много, кроме меня и вдовы, еще девять человек — это немного, память прошлой Евы готовила к большему количеству гостей, подкидывая ужасов — но мне, ранее ни видевший никого из них в глаза, сложно запоминать имена и титулы, и соотносить их с внешним видом каждой женщины.
— Ваше сиятельство, рукава на вашем платье — это то, что сейчас модно в столице? — после формального знакомства ко мне обращается молодая леди с горящим зеленью взглядом, жадно впитывая крой наряда.
— Да, — отвечаю, заметив, что оживленные до моего прихода дамы, я слышала их голоса и смех пока шла за дворецким по саду, притихли и выглядят настороженно. Это успокаивает мои нервы и даже будит некое чувство неловкости, я не такая уж и страшная!
— О, я слышала, что нынче в светских салонах в моде некие широкие пояса со вставками из китового уса…как же их называли… — бормочет собеседница.
— А, вы про корсеты?
— Да! Жаль, что до юга столичные веяния доходят тогда, когда становятся уже давно не модными.
— Смею вас заверить, что они жутко неудобные. И в них довольно жарко ходить в такую солнечную погоду, столица большую часть года в тени, солнце там увидеть редкость, — замечаю доброжелательно, улыбаясь искренне в ответ на девичье любопытство.
Мир и время другое, но женские интересы те же. Тренды, мода…они будут цеплять нас вечно. Что ж, такова расплата за право называться прекрасными созданиями.
Любопытная девушка и другие женщины кивают. Заметив, что я веду себя приветливо, меня спешат завалить вопросами. Их интересует буквально все, что было в столице: одежда и модели шляпок, блюда, танцы и балы, особенно те, что проводились во дворце.
Беседа протекает плавно, память Евы досужливо отзывается на запросы, я даже начинаю получать удовольствие, поскольку, раскрепостившись в моем присутствии, гостьи от вопросов переходят к собственным рассказам про местные сплетни, салоны, приемы, занятия, блюда и десерты, активно включая меня в беседу. Атмосфера дружелюбная и приятная.
— Что ж, мои дорогие, — радушная хозяйка, мадам Уолберг, до этого редко вступавшая в разговор, выждав паузу, чтобы ненароком никого не перебить, объявляяет громко, — раз зашла тема про различные вкусности, предлагаю нам перейти к столу, сегодня моя замечательная Роза, которую я переманила из дома графа Темпла с большим трудом, не оставит вас искушенный вкус неудовлетворенным.
Словно по щелчку пальцев после произнесенных вдовой слов, в беседку один за другим входят официанты с серебрянными подносами в руках, и принимаются за сервировку. Все, как на подбор, стройные и симпатичные внешне мужчины. Парад красавчиков! Пир для глаз! Вот как тут местные вдовы развлекаются. Можно позавидовать даже, я бы тоже не прочь таких вот слуг завести.
Нет, конечно, смерти Глену не желаю! Я вздыхаю и прихожу в чувство, спохватившись, о чем именно размышляю. Но до чего хороши, а форма какая, вроде обычные брюки и рубашки с жилетами, но как сидят, а! Модели, не официанты. Услада для глаз! Красота!
Не я одна наблюдаю за тем, как мужчины накрывают на стол. Поверьте, слюной гостьи исходят отнюдь не из-за появляющихся на столе деликатесов.
Та зеленоглазая шатенка — которая спрашивала про моду и рукава моего платья, кажись, если я правильно помню, дочь какого-то баронета, еще не замужняя — Амалия громко сглатывает рядом и, наклонившись ко мне, объясняет:
— Говорят, салоны мадам Уолберг у дам популярны не только из-за изысканных кушаний, приготовленных поварихой Розой.
Определенно, могу понять почему. Поглядите только эти широкие плечи, на эту спину, на выступающие из-под закатанноой до локтя рубашки вздутые вены по внутренней стороне сильной руки, на плотно сидящие брюки, облегающие стройные мужские ноги и четко очерченные выше…кхм.
21
— Однако, герцогиня, многие дамы здесь могут вам только позавидовать.
— Почему? — открываю глаза от мужских ягодиц и удивленно приподнимаю брови, повернувшись к Амалии.
Девушка хитро ухмыляется:
— Ну, ваш муж получше всех этих официантов вместе взятых будет. Были бы вы тут в прошлом году, когда на ежегодном охотничьем турнире одна нерадивая служанка упала в реку. Тогда именно его сиятельство поспешил спасти несчастную, и когда он вышел из воды, в мокрой облепившей его торс рубахе, в тесных брюках — словно явившийся людям морской бог — с продрогшей девицей на руках… каждая, кто застала это зрелище, не прочь бы была рискнуть жизнью и кинуться в воду, если бы такой мужчина оказался ее спасителем…
Амалия вздыхает, предаваясь воспоминаниям, при этом не забывая потешить свои глаза поеданием наклонившегося официанта, уронившего вилку.
— Воистину, ужасно завидно, ваше сиятельство. Нам остается только глядеть украдкой, а у вас дома в полном распоряжении такой мужчина, которому эти и в подметки не годятся.
Я глушу смешок на корню. Украдкой глядеть? Увольте, леди, вы сейчас глаза натрете!
Удивительно, но после слов Амалии ни один из официантов уже не кажется мне привлекательным. В уме всплывает лицо и статная фигура моего супруга, а воображение вдобавок посылает образ Глена в мокрой одежде. Проглатываю слюни и мотаю головой, прочь! Этого нам еще не хватало! Ева, не забывай, что супружник спит и видит, побыстрее развестись. Лучше уж на официантов поглазеть подольше, что я и воплощаю целеустремленно в жизнь, стараясь вернуть самообладание и подавив нежелательные игры разума.
Видимо, это все эффект чирлидерш виноват, оказывается, не только девушки могут быть его причиной. Мужчина выглядит симпатичнее, когда он в окружении других симпатичных мужчин. Но если приглядеться к каждому конкретно, сразу находишь его менее привлекательным. Как группа они захватывают дух, но по отдельности не так уж и хороши, как…Черт.
Герцог в моем полном распоряжении? Увы, это не так. Мое мнение на этот счет никого не волнует, если бы они вообще знали, что именно Глен мне сказал после свадьбы…эх. Да и видимся мы не каждый день. Нечему завидовать.
Пир для глаз продолжается до тех пор, пока стол не оказывается полностью накрытым. После, вереница молодых мужчин с пустыми подносами красивой походкой удаляется прочь, ловя на себя взгляды до тех пор, пока окончательно не скрывается в здании поместья мадам Уолберг под тихий коллективный вздох собравшихся женщин.
— Дорогие гостьи, — выступает вперед хозяйка мероприятия, — Предлагаю нам занять места и насладиться вкусностями авторства Розы.
Собственно, второго приглашения никому не требуется. Насытившись духовно видами, пора бы и телесно подкрепится. Благо, кушаний хватает, стол едва ли не ломится под их весом. Чего только нет, пирожные, закуски, тарталетки с различными начинками, фрукты в застывшем сахаре, желе, тарты, сэндвичи, соки, чаи, пудинги… Тут все подряд, и каждое из блюд как минимум в трех различных вариациях вкуса и начинки.
Когда утоляется первичный голод — после завтрака прошло не слишком много времени и вряд ли кто-либо из присутствующих успел оголодать — беседа возвращается в прежнее русло. Дамы обсуждают последние новости и слухи, сплетни, касающиеся других знатных семей — особенно тех, представительницы которых здесь сейчас не присутствуют — и, ура, потихоньку речь переходит к последнему роману Бриджит Бригс, книги которой я не прочла, а проглотила, уж больно они были хороши по сравнению с однотипными эпосами данного жанра.
— Я была в шоке, когда дошла до той части, где Брэд и Риана поссорились, и она уехала. Поразительно, но ей удалось самой, в одиночку, выжить в столице, и не просто выжить, но еще и успешно управлять лавкой по изготовлению парфюмов.
— А уж как он приполз на ее порог после! Я так смеялась!
— Да-да! Но мне особенно понравились эти три главы, где не было главного героя. Женщина прекрасно может вести независимую жизнь. Мадам Уолберг тоже тому реальный пример.
Хозяйка чаепития растягивает губы в польщенной улыбке.
— Благодарю, Сиенна, похвала от тебя особенно приятна.
Ого, оказывается, не меня одну бесят реалии этого мира. Все эти женщины также считают, что и без покровительства мужа и отца самодостаточны сами по себе.
— Кстати, от моей кузины, которая живет в столице, слышала, что недавно императрица весьма увлеклась трудами леди Бригс, к неудовольствию его величества.
— Не может быть! Сама императрица!
— Интересно, о чем будет новый роман? Журнал, в котором издается по главам творчество Бриджит закрыли, цензура в наши дни совсем…
Вынуждена признать, что и без меня и знаний прошлой Евы из столицы, которые идут в комплекте, южанки вполне неплохо просвещены. Во всяком случае, ни о новом романе, ни о закрытии журнала, ни о ее величестве с новым увлечением я не слышала совсем.
Дамское общество может быть вполне полезным источником информации, тот ее объем, который я узнала сегодня, можно сравнить с пластом информации за все время моего нахождения на юге, если не брать в расчет память, которая досталась мне по наследству.
Десерты тоже оказались потрясающими. Воистину, даже в доме герцога повара не способны на подобные шедевры. Ну, понять можно, Глен не фанат сладкого, а Генри до недавних пор избегал любой пищи, не только сахара. Вкусняшками в поместье Грейстон балуюсь только я, и до сегодняшнего мероприятия считала, что они вполне на уровне, но все познается в сравнении, мастерица Роза заслуживает своего титула.
— Ваше сиятельство, как продвигается подготовка к турниру в этом году? Слышала от мужа, что герцог выделяет под охоту свои личные угодья…
Вежливо улыбаюсь, и вздыхаю с облегчением, когда другие дамы подхватывают беседу про турнир и о адресованном мне вопросе забывают. До сегодняшнего дня я вообще и знать не знала, что тут такое вот событие на носу. А уж про Глена и его угодья и подавно мне никто не докладывал. Да уж, жена — одна ширма, зачем ей что-то знать!
Когда солнце становится выше, а прохладный ветерок начинает приносит раскаленный воздух, мы понимаем, что пора закругляться. Официанты собирают в корзинки оставшиеся десерты — подарок гостьям с собой, мадам Уолберг выходит проводить нас к воротам. Если опоздать и прибыть позже герцогини посчиталось бы моветоном, то теперь уехать раньше — проявить неуважение, поэтому меня, в сопровождении горничных и рыцарей пропускают отбыть восвояси первой.
— Следующая встреча будет в доме у Амалии, она пришлет вам приглашение! — вдова опускает формальности и, к моему собственному удивлению, тепло обнимает меня на прощание. — Вы великолепно держались, Ева, и совсем не оказались холодны, как мы предполагали. Кстати, если вам понравились мои парни, могу одолжить парочку, ревнивый герцог Грейстон, зрелище, наверняка, потрясающее.
Блондинка подмигивает, и мы обе дружно хохочем.
Боюсь, меня не поймут, если в слугах будут ходить эти мужчины. Ни Глен, ни Генри не будут в восторге. До ревности со стороны муженька вряд ли дойдет, но и радости точно не будет.
Поездка назад проходит быстрее, чем в дом баронессы Уолберг, скоро карета въезжает на территорию поместья герцога и один из рыцарей помогает мне спустится со ступеней транспорта вниз. Мысли заняты прошедшим чаепития и смакованием приятных известий о том, что любимая авторка в процессе написания нового шедевра, а также предвкушением нового собрания, в этот раз в доме леди Амалии, той самой, что так горячо рассказывала о герцоге в мокрых одеждах и сравнивала его с богом.
Наверное, именно поэтому не сразу обращаю внимание на звон клинков. Решив пройти длинным путем до своего домика в саду, я не ожидала увидеть часто пустующую тренировочную площадку в этот раз занятой.
Один против целой дюжины — Глен бьется достойно. Каждое движение, каждый взмах меча и прием похож на замысловатый танец. Потрясающе, как такое далекое от искусства занятие может быть настолько красивым! Убийственно прекрасный герцог лишает оружия одного воина за другим.
Противники побеждены и отступают, тяжело дыша, Глен опускает свой клинок острием вниз, рукавом другой руки вытирая с лица пот.
Стремительно краснеют щеки, я, кажется, начинаю понимать, о чем говорила Амалия. Рубашка герцога вымокла от пота и прилипла к телу. Это что, мифические шесть кубиков пресса виднеются под белой тканью?
— Ваше сиятельство? — робко зовет Дакота, одна из горничных, только тогда я немного отмираю и понимаю, что застыла столбом на месте, уперевшись взглядом в одну конкретную точку.
Резкий порыв ветра ударяет в спину и уносит шляпку с моей головы. Аккурат под ноги моему супругу. Он наклоняется, я жадно слежу за каждым его движением и забываю как моргать. Вид, будем честны, открывается во много раз лучше того, что я наблюдала в доме вдовы совсем недавно.
22
— Ева? — в который уже раз, интересно, дозывается меня герцог, пока я наконец не моргаю и не возвращаю себе рассудок.
— А? — тянусь взять из рук мужа улетевшую шляпку, но Глен улыбается и, качая головой, собственноручно водружает мне беглянку на голову. — Эм, спасибо.
— Пожалуйста. Как прошло чаепитие?
— Весьма неплохо. А десерт вообще выше всяких похвал.
Супруг улыбается, дает отмашку рыцарям продолжать тренировку, передает подбежавшему парнишке свой меч и забирает у него полотенце, которым сразу же вытирает с лица пот.
Я же тем временем слежу за его действиями и стараюсь делать вид, что чужие взгляды меня не волнуют. Мужчины бывают охочи до сплетен и зрелищ похлеще дам. Ничего незаконно не совершаю, это мой законный муж, не абы кто! Находиться с ним рядом, вдыхать аромат душистого мыла с древесными нотками вперемешку с запахом пота от мужского разгоряченного тренировкой тела, вести чинную беседу и получать в свой адрес улыбки совсем незазорно.
— О, слухи о том, что вдова, образно выражаясь, увела из-под носа повариху графа дошли и до моих ушей. Должно быть, угощение удалось на славу.
Я давлю смешок, вспомнив о пире для глаз, и решаю умолчать об этой детали. На всякий случай, чтобы не обидеть и не выдать мужчине секреты дамских салонов мадам Уолберг.
— Кстати об угощении, его и для тебя передали, — показываю на корзинку в руках Эмили. — Может, чаю?
Я уверена почти на сто процентов, что Глен вежливо откажется, но внезапно мужчина удивляет.
— Да, я был бы рад. Идем, Ева?
Удивленно вздергиваю бровь, не сразу сообразив, как реагировать.
Герцог идет, на полшага впереди меня, прямой наводкой в собственную резиденцию, явно предполагая, что я последую за ним. Я так понимаю, что чай пить мы будем сегодня там.
Расстояние невелико, поднявшись по крыльцу, проходим внутрь основного дома.
— Проходи пока в западную гостиную, я освежусь и переоденусь. Заодно и Генри по пути вытащу, снова закрылся у себя, с красками экспериментирует, — герцог кивает Дакоте, которой выпадает честь сопроводить меня до обозначенного места и, еще раз по-мальчишески улыбнувшись, убегает вверх по лестнице.
Надо же. Чего это с ним сегодня?
Наша холодная война давно уже окончена, но такого потепления я не ожидала.
Мужчины семьи Грейстон спускаются и входят в гостиную один за другим. А тут уже накрыто, на кофейном столике и чайник, и различные пирожные на красивой трехъярусной тарелке. Генри жадно набрасывается на десерты, Глен вежливо съедает одну корзиночку с кремом, запивая большим количеством черного чая, я же, наевшаяся и напившаяся в доме у баронессы, потягиваю медленно из фарфоровой чашки травяной сбор, составляя ребятам компанию.
Едва кончается это спонтанное поедание угощений и незамысловатые и довольно приятные разговоры, как одна из горничных поместья оповещает о том, что обед готов. Изначально я лишь хотела отдать Глену корзинку с пирожными и уйти к себе, но каким-то образом мне не просто пришлось составлять компанию мужу, но и идти теперь за ним в столовую для полноценного обеда. Ну, разрешили мне свободно ходить по территории герцогского поместья, да, но я старалась не наглеть и перед лицом не питающего симпатий в мою сторону мужа не маячила, поэтому приглашение вместе поесть — совершенно для других нормальное и естественное — меня так выбивает из колеи.
Дальше — больше. На обед у нас стейки, и Глен, долго и упорно разрезающий мясо на мелкие кусочки, закончив, меняет стоящее передо мной блюдо на свое, заботливо приведенное в удобный для потребления вид. Тут не только у меня глаза на лоб лезут, сидящий по другую руку от брата Генри переводит глаза с меня на герцога и обратно, силясь найти ответ на свой немой вопрос.
Накалываю на вилку кусочек и опускаю в рот. Вкуснота. И как будто мясо от того, что кто-то разделал его за тебя, стало еще вкуснее. Так, Ева, спокойно. Ты — женщина, этим все и объясняется. Это просто вежливость, не более. Не забывай, как муженек твой мечтает о разводе.
— Кстати, — после затянувшейся паузы, во время которой наша троица активно работала челюстями, замечает Глен. — Вскоре после твоего отъезда, жена, приходил господин Эван Грин. С весьма интересным предложением и историей того, как его на путь истинный наставила герцогиня Грейстон, посулив приличные суммы на воплощение его идей в реальность.
Хлопая глазами. Ну надо же! Быстро, однако, работает этот молодец.
— О, как далеко он уже зашел в своих делах? Он получил согласие от местных жителей? Я думаю, что первым делом необходимо проложить дорогу, участок под застройку находится далековато, карета туда вряд ли проедет… — начинаю думать вслух, в голосе энтузиазм.
Ох, как же я устала сидеть дома и предаваться лени. Какой сегодня хороший день! И в местное светское общество успешно влилась, и проект Эвана уже утвержден и одобрен. Только, я же говорила ему идти после визита правителю юга ко мне…
Подозрительно поворачиваюсь к Глену, сидящему во главе стола. Его руки на столе сжаты в кулаки, а лицо снова хмурое, неодобряющее.
— Я ему отказал. Запретил всякую стройку. Близко к герцогине он тоже больше не подойдет.
— Что?!
Неверяще смотрю на его сиятельство.
— Но почему? Разве это плохо? Наоборот, югу нужны подобные проекты и инновации!
Глен качает сурово головой, смотрит так, словно я ослушавшийся его ребенок.
— Это дело не стоит рисков.
Нет, совершенно не понимаю, в чем причина такой зашоренности. Мне казалось, что герцог для этого мира довольно современный и рассудительный, но, видимо, было ошибкой так считать. Нет, ладно он забраковал идею Эвана, но запрещать близко приближаться ко мне, какое имеет право?! В груди вспыхивает раздражение. Я встаю на ноги, стул скрипит ножками, отъезжая назад.
— Каких рисков? Неужто так нравится, что все считают юг диким местом? Туристы, развитие экономики и приток денег, квалифицированных кадров, да улучшение качества жизни население этих земель в конце концов! Стоит боятся рисков из-за подобных перспектив? Это не просто мимолетная блажь!
Глен смотрит снизу вверх на повысившую голос меня и молчит. Но он совершенно не убежден. Каков упрямец!
— Хорошо. Допустим, нужна еще доработка плана. Но какое ты имеешь право приказывать, кому можно со мной разговаривать, а кому нет?
— Ты — моя жена. И слышать о том, как ты обедаешь с каким-то проходимцем, сулишь ему деньги и приглашаешь его к себе в гости мне глубоко неприятно.
У меня падает вниз челюсть. Я неверяще перевожу глаза на Генри, ожидая, что он засмеется над шуткой брата, но тот воспринимает сказанное вполне серьезно, пусть по лицу подростка и видно, что он бы многое отдал за то, чтобы сейчас не находится с нами в одной комнате.
— Раньше тебя не волновало то, что я твоя жена.
— Герцогиня должна уметь вести себя на людях и с незнакомцами неизвестного происхождения не сближаться, за одним столом не сидеть, — холодно отрезает муж.
От той мальчишеской улыбки, заставляющей сердце спотыкаться на ровном месте, не осталось и следа. Если бы я его плохо знала, подумала бы даже, что он меня ревнует!
Нет, что такого?! Я же не в спальню Эвана потащила, и вообще, чисто деловые отношения выстраивала. И старалась не только для себя! До смерти обидно. Как лучше ведь думала сделать, помочь не себе, а этой земле и всем тем, кто на ней проживает. Разве так уж ужасны были мои намерения, чтобы вот так вот выслушивать упреки без объяснения причины?
— Нет, — несогласно качаю головой, немного успокоившись. — Объясни мне. Раз уж я твоя жена, так сделай так, чтобы я поняла, чем ты руководствуешься.
Глен сжимает челюсти и мне кажется, сейчас он окончательно разорется. «Женщина, выполняй, что тебе велено, как смеешь спорить! Как можешь перечить мужу?!»
Но вместо того, чтобы ударить по столу кулаком, герцог трет лоб обтянутыми перчаткой пальцами и облизывает губы.
— Риски в том, что этот бизнес просто не дадут вести. Граница с королевством Соммер близко, отношения империи с соседом становятся напряженнее. Повстанцы здесь даже жизни свои не жалеют, напали на самого герцога и его супругу, что им какие-то столичные аристократы, прибывшие на юг ради лечения и отдыха? Достаточно будет одного инцидента, чтобы дворяне севера и столицы побежали к его величеству с жалобами и требованиями, которому только предлог и повод нужен. Свалит вину на радикалов и шпионов королевства, и герцогство превратится в поле битвы. Вдобавок, если выяснится, что сама герцогиня вложила свой капитал в подобное дело, все шишки посыплются на тебя, Ева. Твой отец богат и могущественен, но и у него много врагов, насолить ему случая они не упустят. Да и императора поддерживают не все, часть дворянства считает, что новые экспансии стране не нужны, они крайне противятся военным планам правителя.
Моргаю, обдумывая запоздало сказанное мужем.
Что прошлый раз, когда мы обсуждали его политику разрешения проблемы преступности, что сейчас, явно свидетельствует о том, как он осторожен и вдумчив. Но мне кажется, что эти вот размышления о последствиях — зыбкая почва для построения риторики. Кто знает, что — будет, а что — нет. Боясь рисков, может вообще тогда я затворницей стану, обрезав все контакты с внешним миром? Мало ли, всякое же может произойти и, наоборот, не произойти.
Стране выгоден сильный и процветающий юг. С выходом к морю, с достаточным количеством работоспособного населения и профицитом бюджета, уплачиваемыми в казну налогами. У любой медали есть и другая сторона, не все же пессемистичные мысли плодить. Но, вряд ли я могу достучаться до герцога. Мы с ним совершенно разные.
— Тогда еще более странно, Глен, что ты поддался своему дяде и женился на мне. У такого осторожного труса как ты, разве не было запасного плана как избежать этой свадьбы? — слова выходят хладнокровными, и я почти мгновенно жалею о том, что произнесла их вслух, но остановиться уже не могу. — Может, ты и о том, как нам развестись прямо сейчас, без необходимости ждать год, знаешь? Поделишься? Без меня в качестве герцогини и залога поставок вооружения ведь будет меньше рисков и для тебя, и для твоей вотчины.
23
Выражение лица у Глена становится таким, словно я зарядила ему оплеуху.
Сожаление сожалением, но назад сказанного вернуть невозможно. Да и просить прощения, когда пусть в грубой форме, но высказала все, что накипело, я тоже не собираюсь. Он тоже много чего позволил себе лишнего!
Глен к моему удивлению, не злится и не кричит, он вообще предпочитает никак не реагировать, накинув на лицо холодную маску после короткой вспышки разочарования и боли в черных обсидиановых глазах.
Я фыркаю. Даже сейчас продолжает осторожничать. В порыве ярости и гнева я видела его лишь тогда, когда вскрылась правда про экономку.
Бессмысленно оставаться, никакого ответа, даже категорично-отрицательного, мне не дадут. Разворачиваюсь на каблуках и иду прочь из столовой и главного здания. Внутри клокочет вулкан тихой ярости.
Я терпела. Долго. Много. Делала то, что от меня ожидалось, противореча себе, и что в итоге? Что тогда, что сейчас, на мое мнение всем плевать. Даже удосужится объяснить свою позицию не хотят, приходится клещами вытягивать.
Разве я настолько вызываю сомнения и недоверие, что так сложно становится поделится точкой зрения? Либо считает, что я изначально не пойму, либо предполагает, что вовсе не достойна знать — вот и все причины подобных поступков.
Зачем все это — свадьба, альянс двух неугодных друг другу людей, которые даже под разными крышами находясь, не могут друг с другом ужиться и договориться?!
Топаю к своему домишке и поджав губы, влетаю внутрь, игнорируя удивленных служанок. Только в собственной комнате, когда идти уже некуда, я перевожу немного дух.
Что на меня такое нашло? Чего я вообще злюсь, принимаю близко к сердцу?
Ничто меня не держит на этих землях и вообще в империи, — приходит вдруг удивительная мысль. Так подумать, что преданность родителю Евы, что ее верное подданство взрастившей ее империи — мне лично до лампочки на эти заморочки.
Я — не она.
Ни муж, ни страна, ни отец не являются для меня тем, ради чего я бы терпела невзгоды. Мир не ограничивается одним этим континентом. Вполне можно было бы сесть на корабль и уплыть на далекие земли, где никто не знает имени Евы Эверетт и ее прошлого, начать там сначала без балласта обязанностей и ожиданий, что идут в комплекте с этим телом. Честно говоря, этот поступок даже кажется правильней и проще, чем плясать от чужих исходных данных, доставшихся в наследство с телом.
Бросить все и сбежать — как же заманчиво. А если найдут, снова скрыться. Хотя, можно и вовсе инсценировать свою гибель, тогда и искать не будут…
Остаток дня и вечер я провожу в наивных и несбыточных мечтаниях о том, что никогда не случится. Но то и дело всплывающие в мыслях слова герцога не дают покоя и наконец берут верх доводы рассудка.
Глен так поступил, потому что волновался. И в случае с Эваном, которому вынес запрет на приближение, и в ситуации с строительством лечебного курорта…я четко вижу разумные опасения в его словах.
Его отец делал для Юга все, и в одно время эти земли достигли небывалого для своей истории подъема в экономике, но на этом пике произошел «несчастный случай», из-за которого он оказался в могиле, не дожив и до сорока лет. Как ни крути, но причинно-следственная связь тут прослеживаться должна.
Если взять во внимание положение Евы в разворачивающейся геополитической игре, то ей выгодно быть в браке с Гленом как можно дольше. Только он, герцог, может ее защитить.
Очевидно, из двух зол, эта лучше, нежели оказаться разменной монетой в руках батюшки-магната руды и императора, с которым тот явно находится по одну сторону баррикад. Да, пусть изначально сам этот брак был результатом промысла этих двоих, но для бесправной женщины, уж лучше быть герцогиней и невесткой его величества. Отнимая свободу, они одновременно и наделили меня некоторыми ее аспектами, как бы подобное не было смешно.
Мой муж не хочет войны, не хочет провоцировать собственного дядю и соседа за линией высоких гор. Логично для него было бы отказаться сразу же от такой жены, как я, или же, что более в его характере, пойти на уступки и подождать год перед тем, как развестись.
И тем не менее, он мог бы обращаться со мной гораздо хуже, чтобы, не выдержав такого отношения и унижения — что мной и наблюдалось поначалу по указке экономки Фриды — заставить женушку сбежать с позором. Но вместо этого муж думает о таких вещах, которые в голову другому на его месте не пришли бы. Жить раздельно, чтобы не было проблем со вторым замужеством, отказаться от приданного, хотя трудности в герцогстве имеются немалые, запретить жене брать на себя риски, чтобы потом она не столкнулась с бременем ответсвенности.
Честно говоря, я тоже не подарок. Нужно было рассказать Глену про предложение Эвана, посоветоваться с ним, перед тем как обнадеживать горе-предпринимателя, выслушать, что думает хозяин Юга о такой идее развития собственной территории. Уверена, мы смогли бы найти решение.
Я вздыхаю в кресле на веранде и поднимаю глаза на розовое из-за заката небо.
Как именно погиб прошлый герцог Грейстон, отец Генри и Глена?
Известно только, что это тайна, покрытая мраком. Слуги не знают, а больше спросить не у кого. Бередить зажившие от потери раны его сыновей мне не хочется, но видимо, когда-нибудь придется.
Наверняка, это дело рук радикалов-повстанцев/шпионов соседнего королевства. Они здесь главные нарушители покоя, после обычных бандитов, прикрывающихся за лозунгами борьбы за независимость. И если с последними еще можно бороться мирными путями, то с первыми, увы, все выглядит так, что ничто иное, кроме полного искоренения и уничтожения, не подойдет.
* * *
Бессонная ночь дает о себе знать, давлю один зевок за другим.
— Выглядишь не очень.
Генри не выказывает удивления, обнаружив меня за столом с утра пораньше, спустившись к завтраку.
— Ты тоже, красавчик.
Указываю на щеку, где у подростка поселилась желтого цвета клякса. Парень трет и размазывает присохшую краску еще хуже.
Генри занимает место за столом напротив и жадно опустошает стакан с соком, и только после этого знающе роняет:
— Вчера после твоего ухода он заперся у себя. Я вставал ночью попить, и свет в кабинете все еще горел. Не знаю, когда он лег спать, но завтрак Глен либо пропустит, либо закажет к себе.
Благодарю мальца и встаю. Действительно, лучше идти к мужу, чем ждать появится ли он вообще. Пока не доложили о моем приходе, уж лучше застать врасплох, а то вдруг еще вздумает избегать.
— И еще, в следующий раз, вы хоть стесняйтесь. Понимаю, что мы семья и все такое, но ваши любовные ссоры слушать убивает мой аппетит.
Гляжу, как юнец набивает рот блинами и закатываю глаза. Ладно уж, простим ему эти колкости, заталкиваю желание опровергнуть смелые высказывания куда подальше — любовная ссора, в каком это месте — за аппетит Генри мы боролись долго и упорно.
Поднимаюсь на второй этаж поместья и, спросив дорогу у шокированной до потери речи служанки, где спальня моего супруга, быстрым шагом иду в указанном направлении. Выдохнув, вежливо стучу в дверь.
Я переспала со своими мыслями и как следует осмыслила собственное поведение и слова герцога. Нет правых и виноватых, и логично вот так вот цепляться за ошибки друг друга — мы же не обычная пара, которая может в угоду нежным чувствам идти на компромисс.
За сохранность брака тоже никто из нас не держится, чтобы считаться с чувствами партнера. Здесь интерес — не духовное родство душ и создание семьи как цель, с последующим струганием наследников. Все куда проще, и, можно сказать, низменней. Материальная, меркантильная выгода, что выражается в сохранении титула и свободы, балансировании меж двух и даже более огней. Не я одна заложница своего положения, и жертва тут тоже не только я. Жалеть себя уж точно не стоит, только время напрасно тратить и нервы.
— Ева? — Глен открывает дверь, высунув наружу одну лишь голову, и спрашивает удивленно, явно не ожидая увидеть меня так рано, да еще и на пороге своих комнат.
— Доброе утро, — я не пытаюсь выдавить фальшивую улыбку.
На самом деле, мне немного стыдно за свой вчерашний порыв. Уж осторожным трусом обзывать мужа можно было бы и остеречься. Семь раз отмерь, один отрежь. Осторожность — штука неплохая, и уж лучше так, чем вспыльчивая глупость и суета.
— Ты…проходи.
Дверь распахивается шире, и вся моя серьезная решимость летит к чертям.
Голый торс его сиятельства тому виной. На шее полотенце, с волос капает вода, дорожки которой текут вниз по твердым кубикам пресса и скрываются под линией низко опущенных домашних брюк. Как будто вчерашнего вида мало было.
— Можешь пока присесть…
Смущенно возвращаясь внутрь спальни, Глен быстро исчезает за дверью, где, скорее всего располагается гардеробная. Не отнимаю глаз от перекатывающихся мышц плеч и спины, до тех пор, пока муж не исчезает за поворотом.
Сглатываю и оглядываюсь вокруг, вытирая ненароком вспотевшие ладони о ткань юбки. Спальня явно мужская, в строгих и холодных тонах, без лишнего декора и растений.
Не заправленная кровать шире моей, на такой и шестеро взрослых смогут спокойно спать, везде порядок, только на спинке одного из кресел с синей бархатной обивкой висит тонкая туника. Я невольно краснею.
С таким мужем никакой гарем официантов в узкой форме не нужен.
Опускаюсь на краешек соседнего кресла и робко кладу руки на колени поверх юбки. Так, спокойно. Смотреть можно, трогать нельзя. Помним, что не для нас эта красота предназначается.
Довольно быстро герцог возвращается, в этот раз одетый. Плотная рубашка и черные брюки, повседневная одежда без лишних деталей. Главное, что не мокрая и не просвечивающая.
Глен облизывает губы и садится в кресло напротив.
— Что ж…
— Я хотела…
Мы переглядываемся и улыбаемся. Фух, про себя вздыхаю я, зла и обиды на меня не держат, хороший знак.
Достаю из кармана платья небольшой блокнот, любопытные глаза герцога следят за моими движениями. Глен молчит, явно намекая на то, что слово первой держать мне.
— Хорошо, — киваю и открываю свои заметки.
В этот раз не хочу ничего испортить. Нужно сказать то, что я действительно думаю, что по-настоящему в своем сердце считаю правдой. Ярость может затмить на какое-то мгновение разум, слова могут ранить сильнее ножа, но ошибки признавать свои нужно уметь. Поднимаю глаза от блокнота, начинать нужно не с того, что мне пришло в голову за ночь.
— Я чувствую то же, что и ты. Мне тоже кажется, что я загнана в угол, из которого нет выхода. Все, что делаю, кажется бессмысленным и никому не нужным. Зачем все это? В чем смысл стараться, когда все вокруг все равно найдут, в чем обвинить?
Вспоминаю прошлую жизнь и то, что тогда никто, ни одна душа не была на моей стороне. Сколько я не пыталась, усилия оставались незамеченными, а любой промах казался концом света, в который меня то и дело тыкали носом.
— Но бросить все — легко. Слишком легко… Нужна огромная смелость, чтобы продолжать бороться за свои убеждения. Идти на уступки, где необходимо, а в других делах настаивать на своем. Такой человек далеко не труслив и не беспокоится о том, что могут подумать другие люди. Наверняка он со всей серьезностью относиться к каждому своему решению и действительно хочет сделать правильный выбор.
Глен так внимательно и откровенно смотрит мне в глаза, что я почти теряю нить размышлений. Очевидно, простые выводы, к которым я пришла после того, как улеглись разгоряченные чувства, его сильно удивили и тронули. От меня он точно не ждал принятия и анализа его поступков.
«Ты не трус. И ты не должен позволять другим, в том числе мне, обесценивать свой труд и ставить под сомнения твои взгляды, но…»
Внешность обманчива. Порой мы легко читаем других, словно открытую книгу. Все их мысли, настроения и чувства отображаются у них на лицах словно на экранах мониторов. Но некоторые могут прятать свое лицо под маской, скрывать за ней свои чувства и вещи, которые не хочется никому показывать. Критиковать легко, но попытаться понять другую сторону бесконечно трудно.
Такие люди, как мой муж, наверняка привыкли постоянно быть неправильно понятыми. Объясни он все сразу, расскажи мне о своих опасениях перед тем, как ставить перед фактом, приняв касающееся меня решение в одиночку, все было бы иначе. Вот что послужило настоящей причиной моей злости и разочарования. Даже не однозначный отказ его сиятельства от плана Эвана, а это — задевшее мою гордость и самооценку пренебрежение. Оба хороши, чего говорить, за советом к супругу я тоже пятками не сверкала.
— Но…почему бы тебе не быть немного скромнее, Глен? — улыбаюсь я.
— Я кажусь тебе наглецом? — удивленно переспрашивает герцог, борясь с довольной как у сытого кота улыбкой на губах.
— Да. Почему считаешь, что правду, которую видишь ты, я увидеть не смогу? Думаешь, герцогиня — недальновидная глупышка? Я смогу понять твой ход мыслей, и вместе мы станем думать над решением. Все просто. Моя мама всегда говорила, что недоразумения случаются из-за недостатка взаимопонимания. Вчера у нас обоих не хватило друг к другу понимания. Мы хорошенько постараемся, и такого недоразумения больше не возникнет. Идет? — поднимаю задорно брови и протягиваю вперед руку.
Герцог проигрывает и улыбается так, что в его глазах зажигаются искорки.
— Идет.
Моих пальцев касается теплая большая мужская ладонь.
24
Едва кто-либо из нас понимает, что произошло, герцог быстро одергивает руку, словно обжегшись. Даже кажется, что ничего и не было, настолько невероятно сие событие. Но тепло от прикосновения и легкое будто от удара статического тока покалывание на кончиках пальцев мне явно не привиделось.
Без перчаток, на пару мгновения я действительно держала его руку в своей.
— Это…
Глен хмурится и поджимает губы. Ясно, говорить ну эту тему мы явно не желаем. Что ж, пусть будет по-твоему, муженек. Несмотря на произошедшее, герцог быстро возвращает самообладание. Да и шока и приближающейся паники — как это могло быть у страдающего фобией при непосредственном возникновении причины страха — мной не замечается.
Поэтому я решаю «забыть» обо всем и возвращаюсь к повестке моего визита. Расправляю невидимые складки на юбке и открываю блокнот, заглядывая в него за подсказками для своей речи.
— Я много думала о том, что ты сказал вчера. И поняла, что беда кроется в ворошащих спокойствие в герцогстве крысах. У нас имеется много проблем, но они вполне решаемы. Послушаешь, что я предлагаю?
Глен до сих пор с нечитаемым видом смотрит вниз на лежащую на колене собственную руку.
«Нахальная конечность, как посмела предать своего хозяина!»
— Что смешного? — поднимает глаза муж, выглядя при этом довольно взволнованно.
Я качаю головой, когда герцог поднимает голову, услышав фырканье, которое мне сдержать не удалось.
— Ничего, просто ты выглядел мило… — я прикусываю язык и меняю тему, неловко прокашлявшись, стараюсь не смотреть на мужчину напротив. — Кхм, в общем, первая проблема, это разбойники. Они не желает зарабатывать честным трудом и спускают деньги на развлечения и пьянство. Но тем не менее, часть их заработка направляется на поддержку семей, что от них зависят. Это и есть корень всех бед. Изловить всех лиходеев рыцарей герцогства не хватит, да и лишить семью кормильца, лишь плодить бедность и преступность. Наверняка многим из разбойников и самим не нравится так жить, но никто не предоставлял им шанса. Если дать им землю и семена, возможно, многие оставят жизнь бродяг с большой дороги, соблазнившись честно трудится ради своей семьи и потомков. Не бесплатно, долг люди смогут отработать, отдавая часть прибыли с продажи урожая и принося выращенные своими руками плоды для нужд поместья. Конечно, не все из преступников будут согласны оставить грабежи, и далеко не все из них вообще, согласно закону, подлежат амнистии и помилованию, таких бандитов необходимо судить, но вместо того, чтобы отправлять их в тюрьму или на плаху и ждать от них раскаяния, можно привлечь их к общественно-полезному труду. Строительство дорог, больниц, работы на полях — все это требует значительного человеческого ресурса. Я просмотрела записи с последней переписи населения, трудоспособных и здоровых мужчин становится меньше, многие предпочитают покинуть эти земли в поисках лучшей жизни. Конечно, условия труда и время работы должно быть четко регламентировано. За хорошее поведение можно пообещать уменьшение срока отбывания наказания. И после того, как эти люди обретут свободу, они смогут получить часть заработанных денег на построение новой жизни, — неловко кусаю губу, следующие мои слова могут звучать для росшего в иной эпохе герцога даже более новаторскими.
— Еще, мы можем привлечь некоторых разбойников на свою сторону. Как никто другой они лучше знают скрытые места и тайники, темные дорожки и тому подобное на родных землях. Наверняка не раз многие из них сталкивались с радикалами и шпионами, и знают тех в лицо. Если такие люди будут работать на герцога, сумеют тайно внедрятся в группировку этих сеющих хаос анархистов, то получить необходимые сведения и поймать их будет проще…
Забываю про блокнот с заметками на коленях, продолжая с энтузиазмом:
— А, еще можно ввести на время сухой закон, открыть несколько бесплатных секций для подростков, чтобы им было чем заняться, потому что беспризорники и шатающиеся по улицам дети становятся легкой добычей различных криминальных авторитетов. О, и еще! Может, стоит снять ограничения о благородном происхождении для желающих стать рыцарями? Нам бы пригодилась городская стража, и постовые на дорогах…Тогда, думаю, многие находящиеся на попечении герцогства сироты могли бы обучаться фехтованию. Если предложить им хорошее довольствие и подъемные на покупку жилья…
Я замолкаю, когда понимаю, что говорю уже долго, а реакции о Глена все нет. Мужчина не перебивает и слушает молча. Совершенно не понятно, имеет ли смысл то, что я так перед ним распинаюсь.
Да, я тут вываливаю на него свой поток мыслей, и, наверное, звучу невпопад, перебегая с одной темы на другую без особой конкретики. Невольно краснею от нарастающего чувства стыда. Наверное, он уже устал меня слушать и далеко не рад идеям какой-то женщины… В чужой монастырь со своим уставом не лезут. Видимо, герцог сейчас злится. Кто я такая, диктовать ему, как поступать и распоряжаться властью?! В груди вспыхивает сожаление. Зря я пришла…
Набираюсь смелости и наконец поднимаю глаза на мужа.
Выражение лица его сиятельства в прямом смысле слова сияющее.
— Глен? — робко зову мужа.
— …Спасибо.
— За что? — удивленно переспрашиваю я.
Мужчина улыбается, его черные очи необыкновенно ясны и лучатся светом и невысказанными вслух эмоциями. Он оставляет тайной, за что вдруг мне выпала благодарность, однако вместо этого не скупится на неожиданную для меня похвалу, которая как бальзам исцеляет меня от сомнений и необоснованных страхов:
— Твои идеи, Ева, действительно уникальны. Они во многом опережают привычные методы борьбы с преступностью в феодах империи. Знаешь, обычно всех неугодных отправляют на плаху для того, чтобы избавиться и показать другим, чтоб неповадно было. Но если я начну сносить головы с плеч, лишусь без малого доброй половины поданных, ведь так или иначе, промышляющие разбоем их соседи, братья, сыновья, отцы и так далее. Для них — я чужак. Такую ситуацию в свою пользу обернуть противникам империи не составит большого труда. Восстания начинались и по меньшим поводам.
Киваю. Ситуацию герцога, наместника дикого Юга, я осознаю прекрасно.
Между молотом и наковальней балансировать весьма непросто. С одной стороны ты герцог, служащий своей стране, с другой, распоряжаться всей полнотой, данной тебе власти на собственной земле, не можешь, поскольку желаешь сохранения шаткого мира. Однако, из-за этого все начинают считать тебя слабаком и трусом, и положение только усугубляется.
— Для меня всегда было два пути. Терпеть, поддерживая хрупкое равновесие, или же окропить эту землю кровью и сделаться тираном, страхом и силой сдерживая народный гнев. Но…оказывается, все может быть куда проще.
Я качаю головой.
— Куда проще было бы как раз избавиться от источника проблем, поотрубав всем головы.
Он выбрал самый сложный путь. И стойко его придерживался. Это не может не вызывать восхищения. Спокойный, тихий, упрямый, терпеливый и надежный, вникающий в суть до мозга кости…Не сказала бы, что лишенный недостатков, они есть у каждого, как иначе — все мы люди — но тем не менее такой удивительный человек, для которого не существует легких путей, но есть только правильный выбор.
Глен, опустив голову, задумчиво разминает пальцы руки, которую бездумно протянул мне вперед для рукопожатия и тихо бормочет:
— Действительно…
— А?
О чем он там снова задумался? Наклоняю голову к плечу, разглядывая новое выражение на лице мужа.
Глен качает головой и неожиданно улыбается, да так, что у меня сбивает дыхание. Это преступление. Быть таким красивым следует запретить законом.
— Ева, — произносит герцог низким баритоном, от которого у меня по всему телу проносится волна жара. — Наверное, ты права. Я действительно наглец.
Хлопаю глазами, не понимая, к чему вдруг эта фраза.
Молчаливый, отстраненный и холодный временами герцог…эх, мне уже жаль ту девушку, которая станет его избранницей. Ей понадобится немало сил и терпения, чтобы его понять. Но, даже немного завидно, потому что Глен, я в этом уверена, отдав ей свое сердце, сделает все для того, чтобы она была счастливой. И это будет стоить всех сложностей и недопониманий возникших у них на пути.
Кусаю досадливо губу. А ведь, одной из этих проблем наверняка буду я. Бывшая жена, первая герцогиня, избранная самим императором…надо будет потом все объяснить той девушке. Сказать ей, о том, насколько ей повезло, и что между нами с Гленом на самом деле ничего и не было, и попросить приглядывать за Генри…
Качаю головой. Ева, до чего ты дошла, честное слово! До развода еще дожить надо, а мысли твои уже бегут впереди паровоза.
25
Реализовать поступившие от герцогини предложения Глен берется практически сразу. Конечно, пока что только на бумаге. Любые реформы и изменения, нововведения требуют тщательной подготовки и экономических расчетов. К работе активно привлекается помощник его сиятельства Чейз Нортон, а также незнакомые мне ранее секретари. С таким уделом, где видано, чтобы герцог справлялся в одиночку?
Я без дела тоже не сижу. Слежу за процессом и консультирую. Муж доверяет мне настолько, что даже неловко. Неужели у него нет и капельки сомнения в моих познаниях? Удивительно, как такой осторожный и подвергающий пристальному вниманию каждую деталь человек вдруг так беспрекословно полагается на другого.
Через пару дней, наполненных рабочей рутиной — приятно иногда быть занятой и чувствовать свою нужность и полезность — мало-помалу некоторые мои предложения начинают претворяться в жизнь. Например, во все населенные пункты отправлены приказы организовать в сиротских домах и приютах, а также при общественных школах кружки по фехтованию, учителями в которые предлагается нанять отставных военных и бывших рыцарей, при этом, обучаться орудовать клинком могут не только мальчики, но и девочки (моя идея, и даже настаивать и спорить не пришлось, хотя Чейз все равно отправился к Глену, чтобы тот заверил его одобрительным кивком); следующим нововведением стало снятие запрета о дворянском происхождении в ордене рыцарей, который в герцогстве исполняет роль главного военного образования.
Известно, что после обнародования указа во всех пунктах командования выстроились длинные очереди. Новобранцев придется тщательно проверить и отобрать, затем обучить и вымуштровать, пусть результат и заставляет себя ждать, но перспективы многообещающие. На границе с неприятелем должны быть стратегические силы.
Внутренняя структура правоохранительной системы и системы правопорядка также претерпела определенные изменения. Этим уже занимался сам Глен. Я подглядывала, у него хорошо получилось. В условиях нехватки людей многие отделы окажутся перегружены, поэтому часть функций герцог решил поручить гражданским служащим, из-за этого пришлось менять и пересматривать оклады и условия труда, в общем, все очень уж строго и запутанно. Надеюсь, на практике новая модель будет функционировать также хорошо, как она выглядит на бумаге.
— Что такое?
За обедом в поместье в один из загруженных работой дней замечаю на лице Глена морщинку меж бровей, которая все никак не желает исчезнуть.
Если бы не я, герцог бы, с таким-то режимом, давно бы уже заработал себе гастрит. Проведя несколько дней бок о бок с мужем мне открылась его новая черта. Он может быть настолько поглощен делами, что больше сил думать нет ни о чем. Ни еда, ни отдых ему как будто бы и не нужны. Пока от утомления не свалится, не бросит перо и бумагу. Даже на обед приходится уговаривать спуститься. К счастью, стоило только упомянуть, что, если не поест Глен, я тоже буду голодать, так мужчина сдался как миленький. Так-то! Нашла на него управу.
Супруг поджимает губы и серьезно отвечает:
— Беспокоюсь о предполагаемом бюджете на ссуды под земельные участки и поля. Если расширить эти меры не только на желающих осесть разбойников, но и на все население в целом — экономически и социально это выгодно — боюсь, что ресурсов может не хватит. Помимо самой земли, необходимы средства на оборудование и найм работников, закупку семян…если к этим расходам добавить остальные: плату новобранцам, обеспечение их формой и оружием, казармами, питанием, строительство патрульных и пограничных пунктов, а еще нам нужны дороги, да и несколько лет после обеспечения селян наделами придется снизить их налоговое бремя…
Вот что у него в голове. Ни минутки на отдых. Я улыбаюсь. Может, не стоило так грузить мужа своими инициативами?
Реальность редко когда оправдывает ожидания. Этот мир разительно отличается от Земли и ее порядков. Привить югу то, что работает в иной вселенной в совсем отличных условиях то же, что пытаться вырастить любящее тень растение на открытом солнце.
И тем не менее, Глен верит, что изменения приведут к успеху. Переживает за финансирование и ограниченность финансов герцогства на запуск в жизнь реформ.
— Другие не знают, как ты стараешься, но я знаю. Глен, ты молодец, — говорю мягко я, придвигая к мужу блюдо с гарниром. В этом салате нет лука, который ему не нравится. — В жизни есть одна вещь, которую я знаю точно. Это факт, что ничего точного в жизни нет.
Я накалываю на вилку кусочек картошки и с довольным видом прожевав ее, проглатываю и продолжаю неспеша:
— У тебя земли в герцогстве больше всех. Но это не значит, что у других проживающих на юге дворян ее нет. Огромные участки в долине поскупали ушлые переселенцы — отцы и деды нынешней аристократии. А в итоге? Лакомые кусочки просто простаивают без дела, продолжая зарастать сорняками. Почему бы этим чопорным графам и баронам не сдать их в долгосрочную аренду, снабдив крестьян необходимым для посевов и сборки первого урожая? Вряд ли убыток будет больше, чем от неиспользования полей по назначению. Если пообещаешь дворянам дороги, освобождение от радикалов и фиксирование налога на наследство не выше предельного процента, вместо прогрессивной шкалы, они поддержат инициативу, — высказываю я и усмехаюсь. — И клочка лишней земли не оставят себе.
Почва южных земель настолько плодородна, что вотки в нее палку, и через полгода готовься собирать урожай. А эти жуки-аристократы зажали лучшие участки себе, но возделывать и заниматься у них ресурсов и сил нет, вкладываться опасаются, как же, полно бандитов и радикалов, да и вдруг война, и что — пиши пропало землица. Так и сидят, чахнут над черным черноземным златом. Вдобавок и от налогов уклоняются. А тут, как известно, и кроется основной корень зла.
Без развитой банковской системы и в эпоху средневековья подделать бумаги и чеки труда не составит. Если зафиксировать ставку на доход, так, чтобы обладатели существенных сумм не боялись после уплаты пошлин лишиться половины в угоду государства, то и поступлений в бюджет станет больше. Отпадет нужда отмывать и скрывать деньги.
Правда, вместе с мерами по установлению пропорциональной налоговой системы, неплохо бы и ужесточить меры проверки декларирования и регистрации имущества, движимого и недвижимого, а также сделать показательными пару процессов против особо злостных уклонистов от обязательных платежей.
Это я и объясняю герцогу, когда он, забыв про еду, принимается за мой допрос. Такие меры, претвори он их в жизнь, без проблем покроют бюджет на все преобразования и даже больше.
— А как можно рассчитать и зафиксировать эту налоговую базу?
Я качаю головой. Ладно, пара вопросов, но не дюжина же!
— Пока не доешь, я больше ничего не скажу.
Глен моргает и придает лицу жалобное выражение, прямо как кот из мультика. Но я кремень.
Покончив с рагу, герцог поднимает сверкающие очи. Я преспокойно попиваю компот из местных ягод, довольно растягивая удовольствие.
— Кто был твоим домашним учителем?
— А? — с чего вдруг он интересуется подобным.
— Исходя из твоей уникальной манеры мыслить, я делаю вывод, что образованием моей жены занимался определенно выдающийся человек.
Ясно. Если по-простому, кто научил тебя так мыслить и рассуждать, вот что интересно моему супружнику. Почему он не думает, что в том заслуга Евиного папеньки? Лично знает тестя? Думала, что виделись они впервые и единожды только на нашей с герцогом свадьбе. Память прошлой хозяйки тела не дает ответа на запрос, насколько хорошо знакомы Глен и маркиз Оскар Эверетт.
Пожимаю плечами, втайне теша свое эго. Такая я умная и находчивая. Кому только с такой женой повезло, м?
— Я много читаю, — отвечаю скромно.
Истинная правда.
— И много размышляю о всяком. Вот и приходят в голову разные задумки.
Глен смеется.
— Я даже мысли не допускал, что можно и таким образом приструнить местное дворянство. Причем, безо всяких потерь из казны.
Улыбаюсь в ответ, десертной ложечкой поедая вкуснейший сливочный мусс.
— Ну, теперь вот знаешь.
— Может, мне стоит одолжить пару-тройку романов из твоей коллекции, Ева? Вдруг я тоже подчерпну из них полезные мысли.
Прекрасное от поедания сладкого настроение вмиг рассеивается. Вспоминаю содержание книг с нескромными обложками и более нескромными названиями и кровь стремительно приливает к щекам. Наберется он идей, правда, далеко не тех, на которые рассчитывает.
Тысяча и один способ как соблазнить девушку, сто вариантов провести с удовольствием первую ночь, десять шагов по укрощению строптивой жены…примерно в таком духе будут «полезные мысли» у герцога после прочтения сей литературы из моей личной коллекции.
Словно болванчик на приборной панели мчащейся по колдобинам машины, я в ужасе качаю головой и решаю перевести тему, чтоб неповадно было.
— Кстати, насчет пополнения бюджета. Почему бы тебе не инвестировать в предприятие Эвана? Я могу даже уступить свою половину. Это действительно перспективное дело. Правда, Глен, — делаю большие глаза, надуваю губы и поднимаю брови, продолжаю слащавым голоском: — Ну пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста!
Атака милотой. Первая в своем роде. Но, если не против мужа ее применять, то против кого, скажите на милость? Денег прошу, но не для себя. На правое дело. Да!
Герцог вздрагивает и отворачивается к окну. Его уши до этого были таким красными?
— Это… — мужчина прокашливается в кулак и накидывает на себя ауру невозмутимости, опустив взгляд. — Кхм, я не возражаю. Господин Грин… показался мне человеком, заслуживающим доверия.
Вздергиваю бровь и проглатываю возмущение. Муженька, неужто вы позабыли, как назвали этого самого господина проходимцем и прогнали взашей? Это ли зовется двуличием?
Боги, мое очарование впрямь настолько сильно? Неужто и собранный герцог подвержен женским чары? Как интригующе!
Попробовать? Если получится, будет отлично, а нет — ничего же не теряю.
— Глен. Хочу на море. Я никогда его не видела. Хочется походить по песку босыми ногами и смотреть, как окрашиваются в закатных лучах волны.
Можно же мне и обнаглеть? Пока не попрошу, вряд ли мне это дадут. Так почему бы не обратиться к собственному мужу — не чужой же человек — со своими хотелками. Пора бы и перестать полагаться во всем на себя. Хоть малость, но могу же я для себя попросить это немногое…или я предаюсь несбыточным надеждам?
Мне не нужны платья и украшения, не нужны деньги и его любовь…Просто, я хочу исполнения своей давней мечты.
— Кажется, ты впервые попросила что-то для себя, — муж не улыбается, в его глазах печаль и другие эмоции, которые мелькают мимо так быстро, что мне не удается их распознать.
— Хорошо, — взгляд черных глаз Глена практически обжигает. — Все, что захочешь, моя герцогиня.
Если бы плохо его знала, решила бы, что он тоже пытается меня обворожить. Только, если мне нужна поездка к морю, чего желает герцог?
26
Пообещав поездку на море, Глен сразу предупредил, что понадобятся различного рода приготовления, и ближайшее время, когда мы сможем выдвинутся в сторону пляжа, наступит через неделю, а может, даже позже.
Конечно, я и не ожидала мгновенного исполнения своей прихоти, и скажу честно, даже если вовсе не получится претворить в жизнь это маленькое путешествие, на герцога обиды я держать не стану. Как никто другой понимаю, что дел у него выше крыши. Вон, с трудом заставляю его сиятельство поесть, а тут еще и моя наглая просьба.
Путешествовать вглубь герцогства может быть не совсем безопасно, меры по борьбе с преступностью только-только готовятся к претворению в жизнь, и уже для того, чтобы увидеть результаты понадобится явно больше пары-тройки недель и даже месяцев.
— Все собрал?
— Да!
Бочком упираюсь об косяк распахнутой двери в спальню Генри. Вместе со своим учителем Брюсом младший Грейстон отправляется в поход в «дикие джунгли», которые на самом деле оказываются пролеском в ста метрах за территорией поместья. Конечно, это не совсем то, что он ожидал и к чему готовился, но опасно уходить далеко от цивилизации, особенно сейчас.
На охраняемой площадке посреди лесочка наследник герцогского титула сможет ничуть не хуже соорудить своими руками шалаш, добыть воду и ужин, а также набраться вдохновения для своих художеств. Этакий пробный поход, подготовка к настоящему, который состоится, когда юг станет спокойным уделом.
— Я пошел. Ева, не скучай! — Генри закидывает на спину набитый рюкзак, чмокает меня в щеку и мчится по коридору к лестнице, у подножия которой его уже ждет Брюс и парочка выделенных в качестве телохранителей рыцарей.
Не узнать мальчишку. И это он-то целыми днями лежал на кушетке в парковом лабиринте и отказывался от пищи? Врете! Да, таким и должны быть парни в его возрасте — полными жизни и энергии, ищущими на свою голову всяких приключений.
— А со мной он не прощается.
— Привет, — улыбаюсь возникшему рядом Глену.
Утро же раннее, чего ему не спится?
— Ева, поспала бы подольше, зачем утруждать себя проводами? К тому же, далеко этот мелкий все равно не отправится.
Какое-то неудовольствие чудится мне в голосе супруга.
— Сам-то чего так рано поднялся? Мы же до поздней ночи вчера над проект налоговой реформы сидели. Работа не волк, в лес не убежит. Отдыхать тоже нужно.
Хлопаю Глена по плечу, проходя мимо. Я не ела, и только переступила порог основного дома, попросила служанку накрыть в столовой. Раз уж герцог встал, можно поесть вместе.
— Подожди, — муж останавливает меня, беря за руку. Его улыбка больно счастливая для того, кто пол ночи не спал.
— Не против, если мы поедим позже?
— Позже?
— Идем.
Ладонь в перчатке смыкается вокруг моих пальцев и тянет вниз, ведя на выход. У крыльца уже ждет карета.
— Тебе нужно в город? — любопытствую я.
— Мы не в город.
А у герцога настроение-то просто превосходное! И оно очень заразное. Я смеюсь и спрашиваю:
— Если не в город, то куда? Зовешь меня на свида…Погоди.
Останавливаюсь на крыльце снаружи дома, округляя глаза. Еще даже неделя не прошла с того разговора.
— Глен.
— М?
Хитрая ухмылка является мне ответом.
Сложно описать чувства, расцветающие в груди. Никто и никогда не делал для меня ничего подобного.
— Прошу, — мужчина подает мне руку и помогает забраться в карету.
Внутри пусто.
— Служанки тебе сегодня не понадобятся. Я вместо них. Все вещи, которые могут понадобится, уже собраны. Ни о чем не волнуйся!
Супружник опускается на сидение напротив, кучер трогает и экипаж приходит в действие. Не могу я не волноваться. Внутри растет предвкушение.
Час с небольшим в дороге проходит ни быстро, ни медленно. Пейзажи за окном меняются, в воздухе все сильнее чувствуется запах соли и свежести. Солнце поднимается выше, температура растет, но морской ветер приносит прохладу внутрь кареты. Наконец, когда колеса начинают вязнуть, мы останавливаемся.
Сердце учащенно бьется. Глен выходит первым и помогает выбраться мне.
Поворачиваюсь лицом к горизонту и замираю, забыв забрать ладонь из руки мужа.
Волны наползают с шумом на берег и возвращаются обратно. Они делали так века назад, и продолжат века спустя.
Белая пена, голубая вода, чистый мелкий песок и бескрайнее синее небо. Кроме нас, в округе никого.
Всю прошлую жизнь я потратила на работу и рутину. Конечно, у меня были свои радости, большие и маленькие. Но, только потеряв, начинаешь чувствовать приходящие приливами сожаления о прошлом. «Нужно было больше любить, больше путешествовать, быть более искренней и открытой…»
В этой жизни я не хочу печально вспоминать упущенные моменты. Хочу на полную катушку радоваться и смеяться вслух, не жалеть о том, чего не успела сделать или сказать.
Сжимаю руку Глена в качестве поддержки и наклоняюсь чтобы расстегнуть застежки на туфлях, скидываю обувь, зарываясь пальцами ног в горячий песок. Тяну за ленту, распуская волосы, которые начинают развеваться на бьющем в лицо ветру.
Глен смеется и снимает свой камзол, оставаясь в одной белой хлопковой свободной рубахе.
— Идем, — герцог тянет меня за руку, указывая на незамеченный до этого навес на берегу. — Позавтракаем.
Хоть стен и нет, но в пределах защищающего от солнца тента установлена магическая завеса от сильного ветра. Поэтому, даже скатерть на столе не развевается, хотя порывы морского бриза такие, что могут легко опрокинуть стол и накрытые на нем блюда.
Супруг отодвигает для меня стул и после занимает свое место.
— Когда ты успел все это подготовить? — удивляюсь я, разглядывая щедро накрытый стол с идеально сервированными вариантами завтрака. Тишина мне ответ.
— Секрет фирмы? — усмехаюсь я и кусаю булочку с маслом.
Улыбки — большие и маленькие — с губ герцога просто не сходят с самого раннего утра. Я еще никогда не видела его в настолько хорошем расположении духа. Из-за этого мое настроение тоже лучше некуда.
— Нам не помешает отдых, сама же сказала. Работа никуда не денется.
— Глен, это действительно ты? Или в тебя кто-то вселился? — шучу я, подав мужу наполненную чаем из чайника чашку. Куда исчез тот трудоголик, забывающей о еде и сне из-за нескончаемых документов? Мужчина, с вечно холодным застывшим лицом.
— Благодарю, — супруг принимает из моих рук посуду и делает глоток. — Это действительно я. Сам себя иногда удивляю.
Поворачиваю голову навстречу морю и вздыхаю.
Как оно прекрасно!
Я бы хотела, чтобы эта жизнь была моей первой. Чтобы все впечатления были чистыми, не омраченными легкой ностальгией и сожалением о прошлом, которого не изменишь и не вернешь.
Но все эти мысли рассеиваются, стоит только взгляду устремиться вдаль, на бесконечный горизонт. Пока жизнь идет, будут и хорошие дни. Если я буду оглядываться назад, то стану той, кто застрял в прошлом, лишу себя настоящего и будущего. Мне некуда возвращаться, поэтому остается только идти вперед.
В жизни человека не требуются особые или драматические события, чтобы она полностью изменилась. Иногда маленькие и незначительные события переворачивают нашу жизнь с такой силой, что мы даже представить себе не можем.
— Спасибо, — поворачиваюсь обратно к мужу, только чтобы заметить, что все это время он смотрел на меня.
— Говорят, что мужское слово дороже золота, — пожимает плечами Глен.
Мол, что такого? Подумаешь, я сдержал свое слово. Не великое дело!
Я фыркаю от смеха, сердечная благодарность пополам с признательностью рассеивается с одной этой фразой.
Обещание герцога действительно на дороге не валяется. Только, я не думала, что оно так быстро воплотится в реальности.
— Не стоит меня благодарить. От тебя благодарности я не приму. Это вовсе не милость и не подаяние — не то, что я делаю, претерпевая какие-то убытки или потери, за которые стоит испытывать признательность.
Понятливо киваю. Что ж, слово мужчины — золото, но его гордость — самый редкий алмаз.
— Но…я действительно не хотел тебя разочаровать. Поэтому сейчас очень рад, — черные глаза Глена сверкают так, что на мгновение забываю о том, чтобы дышать и пропускаю вдох.
Мне хочется спросить, отчего герцог так боялся меня разочаровать, но…я продолжаю молча пить чай, опустив глаза и спрятав за упавшими на лицо волосами порозовевшие щеки.
Я не разочаруюсь. Зачем мне в нем разочаровываться? Я изначально не должна чего-то ожидать, поэтому и разочаровываться не из-за чего. Так ведь?
Но…почему я? Почему ему не хочется разочаровывать именно меня? До этого момента подобных порывов в отношении других людей я у него не замечала.
Встаю из-за стола, бросив на опустевшую тарелку салфетку с колен. Не время унывать и окунаться в пучину мыслей — напрасная трата такого замечательного дня.
— Идем, — тяну Глена, пряча хитрую улыбку.
Волны накатывают на песок в своем собственном ритме, шепча нам о том, как чудесны их воды.
Отпускаю руку его сиятельства, задираю юбку выше колен и захожу, поддаваясь призыву. Парное молочко, а не вода! Смотрю вниз, как мои голые ноги облизывает морская пена, сжимая ткань в руках. Муж глядит на меня с нечитаемым выражением на лице. Злится?
— Море и любовь педантов не терпят. Глен, не смотри так, мы же здесь одни! — кричу за плечо мужчине, заходя глубже.
Ну о каких приличиях можно говорить, когда я впервые на пляже? Подумаешь, юбка, платье…я бы сейчас с радостью надела бикини, и плевать на всех вас, чопорные средневековые жители!
Поворачиваюсь спиной к горизонту, с улыбкой пытаясь прочесть реакцию мужа, и неловко подставляюсь стихии.
Герцог вздергивает бровь и угрожающе идет ко мне, распластавшейся попой на бережке после того, как особенно сильная волна сбила с ног и выплюнула на мелководье.
Я поднимаюсь и снова захожу в море, смеюсь, так легко и свободно на душе мне не было никогда. Хотя, может, в далеком детстве, которого я почти не помню…Нет никаких хлопот, никаких ненужных дум, проблем и волнений. Я разжала пальцы, и они улетели ввысь, теряясь в бесконечной синеве будто воздушный шарик.
С улыбкой на устах сияющими глазами смотрю, как скидывает обувь герцог и как он расстегивает пуговицы на рубашке, и как она летит прочь, туда же, куда до этого отправились перчатки с рук. Назвав педантом, задела за живое? Вот уж не думала, что он так легко поддастся на провокацию!
Мокрые брюки прилипают к тренированным ногам, голый торс так и манит взгляд. Но сильнее его идеального тела меня притягивает выражение лица и глаз. К внешней красоте Глена я уже успела привыкнуть и выработать иммунитет, но все чаще и чаще на знакомом лице мелькают чувства, которые до этого не показывались на глаза.
Становится страшно и в то же время волнительно. Словно я смотрю ужастик по телевизору, в котором герои вот-вот распахнут дверь, за которой скрывается неизвестность. Будет ли за ней прятаться чудовище, или окажется, что это долгожданный выход?
Пока не откроешь, не узнаешь.
Мое сердце продолжает разрываться между небом и землей, когда Глен заходит в бурлящее море и медленно, сопротивляясь волнам, идет навстречу.
Если мне так быстро дадут ответ, то удовольствие от самостоятельного решения загадки будет утеряно.
27
Герцог улыбается, надвигаясь все ближе. Я застываю на месте словно кролик в свете фар. Глен наклоняется и запускает свои огромные ладони в воду. В мою сторону летят брызги.
— Ах, ты! — праведно взрываюсь гневом я, словно до этого не была мокрой с головы до ног. — Пощады не ждите, ваше сиятельство! Месть будет коварной и жестокой!
Глен смеется, и я снова замираю. Боги, что же вы творите! Как посмели создать такого мужчину с таким бархатистым смехом? Чистое искушение!
Ладно, Ева. Небеса посылают нам только такие испытания, которые мы можем вынести, которые сделают нас сильнее. Вперед. В атаку! Удобный случай для нанесения ответного удара подворачивается быстро, и вот уже с сухих до этого волос мужа капает вода.
Х-м-м.
По его крепкой груди вниз до линии брюк прочерчивают дорожки капельки морской воды….я бы многое отдала, чтобы стать такой вот капелькой. Нет! Соберись, дурочка!
Платье мое прилипло к груди и ногам, распущенные волосы начали завиваться, облепив голову и плечи. Смотрю вниз, светлая ткань стала практически прозрачной.
Очень напоминает сцену моего первого вечера в поместье Грейстонов. Кажется, тогда из-за внезапного визита супружника я облилась чаем, и щеки Глена так же краснели. Но тогда он не смотрел так прямо и в темных глазах не было этого необъяснимого огня…
— Кхм…ветер поднялся, пора бы нам выйти из воды, — отвернув наконец голову в сторону предлагает супруг.
Запал и настроение для игр пропадает, возвращается смущение. Взрослым хочется иногда побыть детьми, но потом все равно приходится вспомнить, что они ими давно уже не являются.
— Да…
Выхожу на берег и сразу на мои плечи опускается мужской камзол.
— Спасибо.
— Пожалуйста…
Прикусываю губу. Что за атмосфера? Не будем же мы остаток дня теперь избегать друг друга. Так не пойдет!
— Эй, Глен. Ты как, хорош в строительстве? — хитро улыбаюсь. Пора бы сменить тему.
— Что?
— Куличи из грязи лепил в детстве?
Обескураженное в ответ лицо герцога вызывает смех. А если серьезно, каким он был в детстве? Ведь не появился же Глен сразу взрослым и рациональным с грудой мышц. Интересно, ребенком муж был собранным или любил подурачится, как все дети?
Сажусь на песок, собрав пару ракушек в карман на память, и принимаюсь увлеченно очерчивать границы территории будущего дворца.
Как можно оказаться на пляже и не построить даже маленькой башенки из песка? Этим мы и начинаем заниматься. Кто бы мог подумать, что правитель южных земель, серьезный мужчина, что практически не улыбается, будет с таким упорством вылепливать кривые замковые стены?
Генри бы хохотом подавился, если бы был сейчас с нами. И быстро бы оказался закопанным в песке по самую шею. Ибо нечего над старшими смеяться. Мужа я в обиду не дам, сам он младшему братцу ответить сурово не сможет.
— Проголодалась, Ева? — улыбается накинувший расстегнутую рубашку на широкие плечи Глен, когда раздается тихое урчание моего желудка. От этой улыбки у меня появляются бабочки.
Вспоминаю картинку-мем из интернета, создавая этого мужчину боги явно переборщили с внешней красотой. Упс! Многовато! Пересыпали красоты. Но что поделать, ладно, человече, живи с этим.
— Ага…
Обедаем мы под навесом там же, где завтракали. Поражаюсь, как только герцог успел все организовать. Только мы закончили строительство замка из песка после купания, а на столе уже накрыто. Внимательность моя совсем ни к черту, даже не заметила, что кто-то за спиной возился с подносами и едой.
После сытного обеда мы сидим бок о бок с герцогом прямо на песке и смотрим, как накатывают на берег и отступают обратно в море волны.
Чудесно.
Я могла бы вечность так провести. С этим мужчиной не только говорить, но и молчать очень приятно. Нет ощущения неловкости и дискомфорта, желания прервать звенящую тишину.
Особо много мы не сегодня не говорили и важных тем не поднимали, но кажется, стали лучше друг друга понимать. Как странно.
Зарывшись босыми ногами в песок, я спокойно смотрю вперед на то, как малиново-пламенное солнце опускается в подкрашенные золотом волны.
Мы провели на пляже весь день. Это много и в то же время чувство, будто прошел один миг. Так и жизнь, незаметно утекает сквозь пальцы, подобно песку. Дни тянутся и в то же время летят с неимоверной скоростью. Каждое мгновение бесценно.
— Ева…Нам пора.
— Да, — встаю и отряхиваю от песка высохшее платье. Герцог застегивает пуговицы на рубашке и поправляет камзол, все также лежащий на моих плечах. Я заплетаю волосы и нахожу брошенные туфли.
Пора возвращаться назад к своей привычной жизни. Отдохнули и хватит.
Сбылась давняя мечта…так почему мне теперь так грустно? Это же хорошее событие, но чувство, словно больше некуда стремится.
— Мы еще вернемся. Это же не последний раз, — пытается утешить Глен, заметив мое лицо. Читает настроение, словно я открытая книга. Почему только он так легко разбирается в моих эмоциях, а я практически не могу понять, о чем он думает? Нечестно как-то.
— Конечно.
Пожимаю плечами и улыбаюсь, когда мы оказываемся в карете.
Одна мечта сбылась, значит, нужно отправляться за новой. Чего унывать, лучшее еще впереди. В следующий раз возьмем с собой Генри, малец непременно должен запечатлеть на рисунке миг, когда горизонта касается солнца, опускаясь в волнующееся море.
Глен молчит на сиденье напротив, перебирая пальцы. Перчатки снова на месте. Вспоминаю, как совсем недавно, во время постройки песчаных башенок, случайно — и не совсем — касалась его рук. Каждый раз он невольно вздрагивал, но ладоней не убирал.
Почему ты не хочешь никого трогать и не желаешь, чтобы приближались другие? Почему я кажусь исключением из этого правила? Расскажет он мне, если я попрошу? Но вопрос, хочу ли я это знать.
Как прошел мимолетно сегодняшний день, так пролетит и год. Тогда…я больше не буду герцогиней и супругой его сиятельства Глена Грейстона.
Едем мы в тишине. Напряженный герцог, сжимающий на бедрах кулаки погружен в свои мысли.
Выглядываю за шторку. За окном потемнело, трудно разобрать хоть что-то. Не помню, чтобы мы добирались до моря по идущей вдоль берега реки дороге. В душу закрадывается ощущение чего-то неладного. Шум воды внизу слышится отчетливо, да и влажность, приносимая ветром, вселяет подозрения.
— До пляжа мы ехали этим путем?
Глен выглядывает наружу и в тусклом свете зажженного в карете фонаря резко бледнеет.
— Нет…Эта дорога давно уже закрыта.
Экипаж набирает ход, подскакивая на кочках. Скрипят рессоры, трясется крыша и стены, мне становится страшно.
— Эй, ты! — Глен высовывается из окна и кричит кучеру. — Живо остановись!
У меня возникает чувство, что никакие угрозы и требования этот экипаж не остановят. Лицо мужа, когда он смотрит на меня, полно самых ужасных опасений.
Прыгать нам из летящего на всех парах экипажа не вариант. Вряд ли карета после такой гонки остановится как ни в чем не бывало. Куда ведет эта дорога? Мне же не почудилось, что за окном были скалы? Тогда, внизу горная река? Ох, ничего хорошего не произойдет.
— Ева, не бойся, — герцог опускается на пол и тянет меня за собой. Оказываюсь в его руках. Глен крепко обнимает меня, словно поглощая своим телом. Чувствую себя распластавшимся на нем комочком.
— Держись крепче за мою рубашку впереди, хорошо. За плечи и спину не обнимай.
— П-почему?
— Впереди резкий обрыв. Но внизу река. Обещаю, с тобой все будет хорошо, — Глен накрывает ладонью мою макушку, хороня мое лицо на своей могучей груди.
— Что… — пытаюсь спросить, щекой ощущая, как быстро колотится его сердце.
Если мы сейчас сорвемся, это же значит…
Дикое ржание лошадей снаружи, треск камней под колесами, карету заносит и резко разворачивает, мы летим куда-то в бездну. Глен вдавливает меня в свое тело, принимая на себя силу удара от соприкосновения экипажа с пластом бурлящей воды. Его спина бьется о стену.
Где кучер? Он успел спрыгнуть или же решил кончить с жизнью, раз осмелился убить герцога, зная, что все равно не жилец?
Я быстро перестаю думать о ерунде, едва поток ледяной воды сквозь окна и образовавшиеся трещины начинает топить чудом уцелевшую и не развалившуюся на части после падения с высоты карету.
Пытаюсь дышать, но в легкие не попадает такой необходимый кислород. Воды уже пояс, когда я успела на ноги подняться? Трясет меня то ли из-за нарастающей паники, то ли из-за ледяной, но почему-то обжигающей каждую клеточку кожи воды.
— Дыши. Ева, дыши, — герцог берет меня руками за щеки, поднимая голову так, чтобы я видела его глаза.
— В порядке? Ты в порядке? — удается спросить только это.
— Да, цел. Нам нужно выбираться.
Бледное обескровленное лицо, беспокойство меж нахмуренных бровей, поджатые губы и странный, решительный взгляд. Он же становятся последним что я вижу перед тем, как гаснет тусклый свет в идущем ко дну экипаже.
Слышу какой-то шум.
— Глен?
— Все хорошо, — мужчина берет меня за руку. — Я здесь. Сейчас я выбью дверь, через окна нам не выбраться.
— Хватайся вот здесь, — в мраке я не могу разглядеть совершенно ничего. Под пальцами обнаруживается ткань. Я сжимаю их на ней так крепко, как только могу. — Задержи дыхание.
Делаю, как велит муж.
Обняв меня одной рукой, он пинком выбивает дверь экипажа, который еще более стремительно заполняется водой.
Мы оказываемся где-то посреди глубокой реки с сильным течением. Ее воды швыряют нас из стороны в сторону, унося куда-то прочь, вниз по течению. Карета идет ко дну…Наверное. Я ничего не могу разглядеть. Слышу только какой-то оглушающий треск. К-камни? Здесь скалистый берег? Это сейчас деревянный экипаж разбился?
Прижимая меня к себе, Глен тихо охает, когда волны словно швыряют нас в сторону.
Хочу спросить, что случилось, но вода заливает нос и рот, едва удается разомкнуть дрожащие из-за холода губы.
Страшно. Очень страшно. Особенно из-за того, что ничего не видно. Темно как в бочке. Невольно вспоминаются сцены из тонущего «Титаника». Вот уж не думала, что придется испытать нечто подобное. А у нас даже обломка никакого нет, что можно было бы использовать в качестве плота.
Волна накрывает нас с головой. Я чувствую, что меня тянет на дно сила реки. Не могу дышать, рот сразу заполняется водой. Резкая смена температур, темная бездна и абсолютная неизвестность…Я умру?
Пляж, море и солнце. Теплый песок, его улыбка…Неужели мне нельзя быть счастливой? Разве много я прошу? С тех пор, как стала женой Глена, уже дважды на нас нападают. Наверное, невезение преследует меня и в этой жизни тоже. Это я виновата, навлекла беду на такого хорошего человека…
Почему всегда, когда кажется, что дела наладились и я живу, вдыхаю полной грудью, происходит что-то ужасное?!
Сознание мутнеет из-за отсутствия дыхания. Даже под водой нас продолжает швырять и тянуть вниз, ко дну, неумолимая стихия.
Да, просто сдайся уже, Ева. Чего ты так хватаешься за жизнь? Кому ты нужна? Какая от тебя польза?
А? Удивленно дергаюсь. Только что, ко мне прикоснулось нечто мягкое. Чужие губы? Толкают отчаянно в легкие воздух посреди ледяной черной реки. Искусственное дыхание?
Глен?
«Дыши, Ева. Дыши».
«Мы еще вернемся. Это же не последний раз».
Даже если он сказал это, не имея ничего в виду…я продолжаю цепляться за эти слова как за спасительную соломинку.
Еще вернемся. Еще вернемся. Это не последний раз…Не последний…Дыши…
28
Ох, моя голова…Мое бедное, многострадальное тело…
Боль я чувствую, значит, жива, — проносится мысль среди вороха ощущений.
— Х-холодно, — бормочу вслух и тянусь к источнику тепла, щекой трусь обо что-то мягкое и бугристое.
Открываю глаза, в темноте практически ничего не разглядеть.
— Ева?
Над ухом сзади раздается голос.
Моя голова словно набита ватой, соображаю не сразу. И даже мужа узнать, требуется некоторое время. Еще и тошнит так, словно укачало.
— Глен? Где мы?
— В пещере. Вдоль реки много подобных гротов. Нас вынесло сюда течением.
Ясно. Темно и ничего не видно. Слышно, как рядом плещутся волны. Значит, часть этого места находится в воде. До этого карета утонула в реке… В реке мы не погибли и даже смогли выбраться из опасных вод. Спасибо герцогу, это целиком его заслуга, я была скорее балластом, что тянул его ко дну. Причем, в самом прямом смысле этой фразы. Ох-х.
Оказалось, что я полулежу, спиной упираясь о что-то твердое и теплое.
— Сильно замерзла?
— М-м-м…
— Не вставай пока, лежи так.
— …Хорошо.
Спать хочется и меня все еще немного мутит. Тру глаза, сейчас не время и не место для отдыха, становится чуть получше, ненароком опускаю руку вниз, и ладонь касается чего-то непонятного. Что это? Теплое и гладкое?
— Кхм…Не трогай, пожалуйста. Это мое бедро.
!!!
Резко выпрямляюсь. Тогда, получается, что лежала я у него на груди? Пожалуйста, можно мне сквозь землю провалиться? Лететь на космической скорости, пробивая все слои грунта…
— Твоя нога? Приятная на ощупь.
Боже, что я несу?!
— Крепкое и сильное у тебя бедро. Сплошные мышцы! Круто!
Кажется, так еще хуже…
Хорошо, что я не вижу его лицо. Ибо мое можно просто выжимать от краски.
Стоп. У меня под боком оказалось его бедро. Как так вышло…Мы что, оба — голые?
— Глен…Ты раздет?
Тишина, после которой следует логичный ответ.
— Так и есть. Одежда промокла. Здесь холодно, легко заработать переохлаждение.
Обнимаю себя руками, уже зная ответ.
— Я т-тоже?
— Конечно, ты тоже. Все промокло ведь. Нужно было снять одежду и хорошенько растереть тело.
Пусть эти действия были проделаны во спасение, но моего стыда такое не умоляет. Ладно, тут хотя бы темно что глаз выколи.
Это не пляж, где под прямым солнцем обдуваемая горячим ветром намоченная морской водой ткань сохла на нас практически мгновенно. Мое платье, нижняя сорочка и панталоны, больше похожие на тонкие, шелковые шорты…я по вам скучаю. Очень.
— А…Ага. Понятно.
Если я не умерла ранее, то сейчас легко откинусь от неловкости.
Стоит обнаружить, что мы оба находимся в столь уязвимом и смущающем положении, да и с учетом того, что в этой пещере хоть глаз выколи, все мои чувства и ощущения усиливаются в разы. В ягодицу давит камешек. Я ерзаю, пытаясь от него избавится.
— Можешь, пожалуйста… не елозить.
Замираю мгновенно, стоит раздаться хриплой просьбе. Черт, черт, черт…Что за ситуация?
— Это…камешек… — пытаясь я неловко оправдаться.
Есть и плюсы от смущения, мне уже не холодно.
Сглатываю и продолжаю обнимать себя руками, прикрывая грудь и боясь лишний раз пошевелиться. Стоит возникнуть мысли, что герцог меня раздевал, как снова возвращается замешательство. Хочу домой, в поместье, и в то же время, часть меня желает остаться навсегда в этой темной пещере и умереть от неловкости, лишь бы избежать в будущем снова смотреть мужу в глаза.
— Когда одежда немного просохнет, поищем выход. В этих скалах множество туннелей и ходов, образованных неестественным путем. Когда-то давно здесь были шахты по добыче алмазов, — объясняет спокойно его сиятельство.
— Глен. Сколько мы уже здесь?
— Пару часов. Сейчас глубокая ночь. Если устала, поспи. Можешь опереться на меня.
Как будто я могу! Да и вряд ли усну в такой-то обстановке, когда опасность может быть где угодно. И ведь мой сон означает, что герцог глаз не сомкнет, не можем же мы оба, находясь в полной неизвестности, предаваться сладким снам?
О покушении на нас сейчас, когда мало что известно, говорить не хочется.
— Глен, а… — начинаю я, на ходу придумывая, что бы такого спросить и отвлечься от неловкости и нашего незавидного положения. — А давно ты…не ешь лук?
Явно не мой день сегодня. Прошу, просто проигнорируй.
Позади раздается тихий смешок.
— Давно. Он мне с детства не нравится.
В голосе герцога слышу улыбку.
— О…вот как.
— А ты, Ева, всегда была такой беспечной? Поднимать юбку перед мужчиной столь высоко…
Отчитать меня хочет?
— Некоторые правила нужны чтобы их нарушать. И потом, мы оба сейчас не в том положении, чтобы о приличиях рассуждать…я просто всегда мечтала о море…
— На Севере всегда холодно? Как люди обычно развлекаются в такую стужу?
— Катаются на санках, на лыжах и на коньках. Лепят крепости и играют в снежки, отогревают пальцы стаканами с глинтвейном или горячим шоколадом и снова приступают за дело. А зимними вечерами сидят у каминов, с книгой и теплым пледом на коленях, — говорю с оттенком ностальгии в голосе, вспоминая свою прошлую жизнь, и не ориентируюсь на память этого тела.
Зима в городе казалось серой и бесконечной, но ведь все дело в отношении. Мы сами создаем себе настроение. Вместо того, чтобы унывать, глядя на пасмурное небо и горы снега, я могла бы наслаждаться перечисленными выше занятиями. Но я только работала и оставалась в гордом одиночестве, даже не стремясь положиться на кого-нибудь хотя бы немножко…
— Должно быть, это весело.
— Да, наверное… — пожимаю плечами, пусть Глен и не видит.
Какое-то время мы сидим в тишине.
Я ежусь от дуновения холодного воздуха. Это обнадеживает. Если в пещере гуляет ветер, значит, он откуда-то берется. Тогда и выход наружу найдется.
— Замерзла?
Чужие руки накрывают плечи и притягиваю меня к себе. Голая кожа соприкасается с голой кожей. По телу разбегаются мурашки иного толка, вызваны они далеко не холодным воздухом.
Сдавайся, Ева. Тебе не победить.
Робко кладу голову на грудь супруга и делаю глубокий вдох. Сладковато-древесный запах мускуса с древесными нотками. Он даже пахнет вкусно! Будто внешности и выдающихся мышц не хватало! Конечно, мы с настоящей хозяйкой тела себя тоже не на мусорке нашли, и все же…
«Были бы вы тут в прошлом году, когда на ежегодном охотничьем турнире одна нерадивая служанка упала в реку! Тогда именно его сиятельство поспешил спасти несчастную, и когда он вышел из воды, в мокрой облепившей его торс рубахе, в тесных брюках — словно явившийся людям морской бог — с продрогшей девицей на руках… каждая, кто застала это зрелище, не прочь бы была рискнуть жизнью и кинуться в воду, если бы такой мужчина оказался ее спасителем…» — неожиданно приходят на ум слова леди Амалии, с которой мы познакомились на чаепитии мадам Уолберг.
— Слушай, Глен, а в прошлом году, на охотничьем турнире…Нет, не важно.
«Нам остается только глядеть украдкой, а у вас дома в полном распоряжении такой мужчина…Завидно…»
— М? Турнир?…Кстати, в этом году он будет проходить на моих личных землях. Там развелось много всякого зверья, селяне из соседних деревень жалуются на уничтожающих посевы кабанов…
Я и сама толком не поняла, что хотела узнать.
Была ли красивой та спасенная служанка? Как крепко он держал ее на руках? Виделись ли они после этого случая? Был ли тогда он в своих перчатках?
Почему-то мысль о том, что Глен касался этой эфемерной в моем сознании бедняжки вызывает необъяснимое раздражение.
Я хочу знать то, что недоступно остальным, хочу видеть мужа таким, каким его не видит никто, хочу спрятать его от глаз этих охочих до зрелищ и любования мужской красотой девиц подальше. И чтобы смотрел он только на меня…
29
— Проснулась?
Я неловко выпрямляюсь. Как долго спала на плече Глена? Когда только успела уснуть? Было так тепло и уютно…
— …Да.
— Хорошо. Все вещи уже просохли.
Отличная новость. К счастью, несмотря на прошедшее время в пещере-гроте по-прежнему темно хоть глаз выколи.
— О? Тогда надо одеться, — порываюсь встать на ноги и конечно же, мой вестибулярный аппарат меня подводит.
— Осторожно, — герцог ловит меня за руку. Всего лишь за руку, слава богам. Учитывая, что мы с ним сейчас оба в чем мать родила, ситуация довольно опасная.
Глен поддерживает меня и, убедившись, что могу стоять самостоятельно, отпускает, слышу его удаляющиеся в сторону шаги и в голову закрадываются не шибко приятные мысли. Скоро муж возвращается и моих рук касается ткань.
— В такой кромешное темноте ты передвигаешься довольно уверенно.
Поворачиваюсь спиной к тому месту, где предположительно стоит супруг и быстро натягиваю на себя местами еще влажное белье, а потом и платье. Все это время Глен подбирает слова. Мне даже не нужно видеть его лицо, чтобы понять, что я снова оказалась права. В сердце расцветает обида.
— Все разглядел?
— …к-хм, честно говоря, я вижу лишь смутные очертания.
Ага.
Так и поверила.
Да уж, не думала я, что стала настолько близка с его сиятельством, что по одному лишь тону голоса теперь могу понять, говорит ли он правду или же нагло лжет.
— Честно? — пусть и не видно, моя бровь летит вверх.
Ни на грамм не верю!
Сзади шуршит ткань, видимо, герцог тоже в процессе облачения.
— Нет, — выдыхает наконец муженек. — У тех, кто долго тренируется с мечом обостряются все чувства, так что я вижу сейчас практически так же хорошо, как днем.
Я знала! Знала!
Но от этого совсем не легче!
— Почему не сказал?
Дожили. Находимся черт знает где, но волнует меня сейчас только то, что он видел меня голой. Не абы кто, а собственный муж! До чего же неловко…
— Так было бы еще более странно, и я не хотел тебя смущать.
Не успеваю я возмутиться, как меня хватают за руку и тянут за собой.
— Идем, Ева. Ветер дует оттуда, значит, в той стороне есть проход наружу.
Плетусь следом, то и дело спотыкаясь и наступая герцогу на пятки. Ничего, потерпит. Просить прощения не собираюсь.
— Мы же были здесь одни. И ты сама говорила, что не любишь педантов.
— По-твоему, сейчас время для шуток? — язвлю я в ответ на попытку разрядить напряжение.
— Прости. Но действительно, в этом нет ничего такого. Тело — это просто тело. Плоть…
Сжимаю пальцы Глена так сильно, как только способна, но кажется, это не причиняет ему никакого вреда. Скалистый коридор становится круче, такое чувство, словно взбираемся мы на крутой холм. Хорошо, что потолки тут высокие и хотя бы не нужно пригибаться. Герцог здорово помогает, с силой тянет вперед за руку, иначе я бы давно уже сбилась с дыхания и попросила передышку.
Не знаю почему, но доводы мужа меня раздражают. Плоть, женские прелести, чего он там не видел — такой имеется в виду посыл? У тебя то же самое, что и у других, Ева. Это правда, и вроде на правду не обижаются, но я не могу себя перебороть.
— Ты прав. В следующий раз на чаепитии мадам Уолберг я как следует буду наслаждаться видами. У нее салоны славятся далеко не умениями поварихи. Тело ведь просто тело, да? К чему тогда вообще нужен стыд и манеры?
С каждым шагом становится немного светлее, наконец, отвыкшие от света глаза могут видеть очертания пролегающего впереди пути и фигуру Глена, идущего передо мной.
— И вообще, — продолжаю распалятся я, — раз нет ничего в этом такого, чего тогда ты так бегал от меня вначале? И перчатки зачем, если тело просто тело, то и касаться его бояться не стоит, верно?
— Каким видом? — переспрашивает Глен, пропуская мимо ушей остальную мою тираду.
— Не скажу. Иначе будет странно, и я не хочу тебя смущать, — возвращаю ему его слова.
— Ева, серьезно… — муж не договаривает, обрывая речь, когда за очередным крутым поворотом каменного подземного туннеля виднеется выход.
Словно там портал в иной мир. Из подземного царства, прямо как Орфей, спустившийся за своей Эвридикой, герцог выводит меня наружу, обратно в мир смертных, туда, где светит солнце и шелестят листьями на ветру деревья.
Желание продолжать эту тему с наготой пропадает. Концентрация на ней помогла хорошенько отвлечься и не паниковать из-за очередного нападения и неудачной попытки покушения на наше с мужем убийство.
— Дома поговорим, идет? — оборачивается ко мне лицом Глен и впервые за долгое время во тьме я могу разглядеть его лицо.
Темные круги под красными глазами, болезненная бледность и обескровленные губы. Не нравится мне это. Да и голос у него такой усталый и замученный.
Полянка у входа в туннель покрыта мелкими желтыми цветочками, название которых я не знаю. Метрах в двадцати покосившаяся старая хижина, явно заброшенная, причем уже давно — желания зайти не вызывает — а за ней густой лес.
— Светает, — герцог кивает на искрящийся за макушками деревьев малиновым пламенем рассвет.
— Почему ты такой бледный?
Глен игнорирует мой вопрос и вместо этого принимается декламировать вслух другое:
— Нас отнесло вниз по течению. Прежде чем соединиться с морем эта река круто петляет. До моря близко, но нас сильно забросило на восток. Здесь в округе есть парочка глухих поселений, хотя идти туда за помощью будет опасно. Поскольку ночью мы не вернулись, нас сейчас наверняка ищут. Мои рыцари будут прочесывать район возле пляжа, где мы были и ведущую к нему дорогу. Самим добираться до поместья, не зная ситуации, глупо. Лучше нам вернутся туда, где были и встретиться с подкреплением.
Звучит логично.
Глен выбирает направление, я плетусь рядом. В животе урчит, с прошлого ужина во рту ни росинки не было — если не считать речную воду — а уже настал новый день. Но я хотя бы поспала, а вот герцог, уверена, не сомкнул глаз. Как только еще держится? Выглядит неважно.
Точно все в порядке? Крови и ран я не вижу, однако, это не значит, что их нет. Черт, почему я тоже не вижу в темноте так же хорошо, как и днем? Тоже бы разглядела хорошенько Глена, проверила бы, цел ли он…Нет, глупости какие лезут мне в голову. Щеки краснеют, но я же не подглядывать хочу!
Солнышко припекает активнее, поднимаясь все выше и выше. А прилично нас унесло, однако, потому что идем мы, наверное, уже час, если не все полтора, но на вокруг по-прежнему только лес.
— Мы не заблудились?
— Нет, — упрямо отвечает муж и скоро деревья действительно редеют, а впереди слышится морской шум. Самого моря не видно, да и мы идем не на пляж, а на дорогу, которая к нему ведет.
— Тебе не жарко?
Камзол у Глена темного цвета, долгая ходьба и солнечные лучи привели к тому, что он уже потом обливается. Черная челка прилипла ко лбу, мужчина каждые пару минут поднимает руку, чтобы вытереть рукавом глаза и щеки. Но эту часть гардероба снимать не торопится.
— Давай я понесу, если тебе лень, — щедрое предложение покидает уста. Я киваю на старомодный пиджак, но хмурый муж отказывается коротким качанием головы и продолжает путь.
Что-то тут явно не так.
Вообще он стал каким-то не таким после того, я как проснулась. Небось, снова что-то там напридумывал себе, пока я спала, поди его пойми!
Наконец, впереди показывается дорога. Обычная проселочная, не мощеная ни камнем, ни чем-то еще. В дожди здесь вряд ли проедешь, колеса кареты увязнут в грязи.
Если честно, я дико устала. Так себе опыт выдался, чуть не откинулась, да еще и ночевала голышом в пещере, и пусть холодно благодаря кое-кому почти не было и от стыда люди вроде как не умирают, морально это меня потрепало изрядно. Держусь, как говорится, на последней нервной клетке.
Ни зонтика, ни шляпки, все открытые участки кожи горят — солнечные ожоги мне обеспечены однозначно, да еще и мошка в лесу прицепилась. Герцога не трогает, а меня атакует. Что за несправедливость такая?!
Вопреки ожиданиям, выходим мы на совершено пустую дорогу. Никто нас не ждет. С одной стороны хорошо — те, кто на нас охотится, не поджидает, но, с другой, и ожидаемой помощи из поместья тоже не видно.
— Глен, что теперь?
Герцог молчит.
Его брови сведены к переносице, что свидетельствует о сильном беспокойстве. Губы плотно сжаты, образуя тонкую линию.
Не могу не чувствовать вины, наблюдая это выражение лица.
Гнала прочь эти мысли и тем не менее, не взбреди мне в голову вся эта затея с пляжем, ничего бы не произошло. Глен ведь тоже так считает? Его сложно прочитать, но он наверняка зол. У него такой взгляд…словно он недоволен, словно от меня одни проблемы и хлопоты.
Не понимаю, что делать в такой ситуации. Как разрядить гнетущую обстановку?
Выбрались из пещеры и опасность оказалась будто бы позади, вот и нахлынули на нас обоих всякие мысли.
Какая же я слабая и беспомощная. Сильная и независимая женщина, смешно! В такой ситуации, как вчера, что бы я делала в одиночку? Как бы выжила?
Было очень страшно. Очень-очень. Сильное течение, ледяная вода, кромешная темнота…Если бы не Глен, я бы точно погибла. Без шансов. И даже сейчас, когда реальная угроза жизни миновала, продолжаю во всем на него полагаться. Даже больше, с момента своего пробуждения в этом странном мире, я постоянно нуждаюсь в его помощи.
Живу в его доме, ем его еду, горничным, обеспечивающим мой комфорт и выполняющим любой каприз, зарплату платит тоже он.
Даже с кучей денег…я все равно абсолютно беспомощна и бесполезна. Слабая физически, ни власти, ни авторитета, ни связей… верно, ведь и судьбой своей распоряжаться не вправе. Слабая женщина. Одних мозгов недостаточно, одних убеждений и веры слишком мало…
Живи и радуйся, а муж пусть работает…что за глупости. Это все тоже с позволения, а не потому, что было моим решением. На самом деле ведь изначально это Глен меня отселил и никаких обязанностей жены и герцогини выполнять не просил и не позволял. Не потому, что я так решила, а потому, что то было его волей.
До этого мне такой поворот событий казался благом, но теперь я на самом деле ощущаю свою бесполезность. Да, что-то там пыталась делать, по-своему вроде бы как-то чего-то…но и то, что муж прислушался к моим предложениям по реформам, и мой образ герцогини Грейстон на дурацких чаепитиях — все это сплошная блажь.
Раньше я была тем человеком, на которого обычно полагались другие. В теле Евы впервые ощутила, что забыть о всех трудностях и присесть кому-то на шею может быть так приятно.
Но когда-нибудь мне снова придется справляться со всем самой. Смогу ли? Думала раньше, что нефиг делать. Естественная вещь, ага!
Я же просто до смешного жалкая!
Что делала до этого? Читала женские романы и бездельничала. Сколько прожгла впустую времени!
Даже на лошади, которая тут основной транспорт, ездить так и не научилась. Быстро сдалась относительно законов и географии этого мира, не вникая в подробности и геополитику. Не пыталась научиться чему-то новому и просто предавалась безделью и деградации, полагаясь во всем на память бывшей хозяйки этого тела. Магия, артефакты, отличный в корне от привычной мне Земли мир, а я заперлась в четырех стенах на клочке безопасной земли. Бессмысленная, пустая трата времени…
Мысль, что я все могу, что, когда придет время, справлюсь с любой трудностью в одиночку без чужой помощи, оказалась лишь гордыней и предубеждением.
Впереди сплошь проблемы, да и позади тоже…везения ноль. Я и правда никчемна.
Глен вдруг шатается и резко, совершенно без предупреждения, заваливается вбок. Ноги, такие длинные и сильные, его сейчас не держат совсем.
— Глен? — моргаю и быстро рвусь вперед, толкая страх прочь. Ныряю под его плечо и не даю мужчине упасть. Ужасная тяжесть. Что и ожидалось от высокого и обросшего мышцами крепкого герцога.
— Давай, присядем, — веду мужа на пару шагов назад, и помогаю присесть на сырую от росы землю, оперевшись спиной о крепкий ствол растущего у дороги вяза.
Он стал еще бледнее. Как такое вообще возможно? Дыхание перестало быть ровным, и фокус в черных глазах словно пропал. Смотрит вперед и как будто не видит меня.
Сажусь напротив мужа на корточки.
— Глен, сколько пальцев показываю?
— Пять?
— Три.
— Живо снимай этот дурацкий камзол! — кричу я, больше от беспокойства, нежели от злости.
В итоге, снять эту часть одежды приходится мне с мужа самой, вялый и обессиленный герцог сейчас словно тряпичная кукла, едва способен глаза держать открытыми. Явно долго терпел боль.
Под камзолом спина мокрая от крови. Вся рубашка ею пропиталась. Жуткое зрелище. Изорванная местами тонкая ткань, а под ней глубокие колото-рваные раны.
Сдавленно выдыхаю, придерживая мужчину за плечи.
В памяти быстро воскресают вчерашние события. Сказал не обнимать его, а держаться за одежду впереди. Швыряла нас река только так, камней там, должно быть, оказалось полно. Я бы все пальцы с руками себе переломала…спина Глена принимала на себя все удары, а сам он продолжал упрямо прижимать меня к себе. И потом тоже, спас, вытянул, когда пошла ко дну…
Так, спину больше тревожить нельзя, надо как-то поменять положение мужа, расположить его поудобнее, очевидно, что идти мы больше не сможем.
Пока я думаю, стараясь не паниковать от того, что на моих руках раненный, и помочь я не в состоянии — не врач, и подручных средств нет при себе никаких — голова супруга падает мне на плечо. Отключился.
Как долго он терпел и даже словом не обмолвился?!
Мучаюсь, и наконец мне удается расположиться самой и расположить Глена так, чтобы его спина лишний раз ничего не касалась. Я сижу на земле, откинувшись назад на ствол дерева, а мужчина корпусом лежит на мне, протянув ноги рядом вдоль моих собственных. Горячий висок упирается в местечко ниже ключицы.
Тяжко, конечно, но не на земле же его оставлять. Ведь и подстелить туда нечего.
Остается только ждать помощи. Верить и надеяться, что кто-нибудь придет и спасет. Дышать удается с некоторым затруднением, но я терплю. Сил на то, чтобы переложить Глена как-то по-другому у меня нет.
У него явно сильный жар.
Я тихонько всхлипываю, и тут же прикусываю губу. Сейчас плакать нельзя. Ненадолго муж как будто бы приходит в себя и пытается сползти в сторону, но в итоге заваливается на мою руку и левый бок. Становится полегче.
Никогда я не видела его таким слабым, беспомощным.
Мужчина, который в одиночку может бороться против целой дюжины рыцарей, сейчас бессилен даже открыть глаза…
Лучше бы это была я. Лучше бы я пострадала, — возникает в голове неожиданная, но такая честная мысль.
Если бы это я сейчас потеряла сознание от травм и боли, он бы нашел выход, смог бы понести меня на руках или сделать еще что-то…но он поранился сам, и я совершенно бесполезна и не знаю, что делать и как быть. Ни на что не годная.
Я всегда полагалась на себя. Не доверяла другим, и они всецело оправдывали мое недоверие. Не было даже разочарования, потому что я заранее ставила на людях крест, не ожидая от них ничего кроме предательства.
Несмотря на то, что наше с Гленом знакомство не задалось, потом с ним стало здорово общаться и приятно проводить время. С пониманием возникали сложности, но мы оба над этим работали. Сама не заметив, как, я стала считать его своим другом, кем-то близким…членом семьи.
Странно, но его отвергать мне не хочется. Я хочу продолжать…как назвать это правильно? Когда о другом человеке заботишься, внимательно относишься, когда интересно, какие у него были чувства, когда он вот так улыбался…кажется, мои ожидания постоянно повышаются. Жадность завоевывает мое естество. Ведь так по-человечески, желать чего-то, обладать этим всецело.
Но…
Если из-за меня с ним что-то случится, я не смогу жить. Не смогу…это осознание пугает до ужаса.
Вот насколько я полагаюсь на него.
Как же я вела себя раньше… и что же мне теперь делать дальше?
Одно знаю точно. Пока эти чувства не успели меня связать, пока мыслей не стало больше, пока надежды не успели поглотить…я хочу сбежать.
Вдалеке слышится лошадиное ржание, звук вспахивающих землю копыт и мужские голоса.
Даже если бы я могла…бежать уже поздно. В другой ситуации я бы рассмеялась над этой иронией.
Беспомощный Глен на моих руках, приближающиеся люди — друзья или враги — как же я могу? В горе, и в болезни, в радости и богатстве…Мы женаты, так что мы не должны умирать по-отдельности.
30
Голоса принадлежат отряду рыцарей из поместья. Увидев знакомые лица и герб на их одежде я выдыхаю с облегчением. Мужчины что-то говорят, я отвечаю, как могу, рассказывая о том, что с нами произошло накануне, Глена поднимают и грузят на коня, теперь он лежит на командире рыцарей, кареты нет, и путь до дома придется проделать только так.
Самое главное сейчас оказаться в безопасном месте. Меня не покидает чувство, что из-за густых деревьев за нами кто-то следит. Или же, все это — моя паранойя.
Мне помогают забраться на лошадь к одному из мужчин и именно так, в окружении бдительных и вооруженных до зубов охранников мы добираемся наконец до поместья герцога.
Я не плачу и вроде бы чувствую себя нормально физически, но нахожусь в каком-то странном оцепенении. В сторону так и не пришедшего в себя мужа стараюсь не глядеть и по приезде быстро вместе с встревоженными и поджидающими меня служанками ухожу к себе в домик. Все будет хорошо. К герцогу сразу же направили целителя, он поправится. Да, во мне рядом с ним нет никакой нужды, убеждаю саму себя.
Часть рыцарей снова отправляется назад, видимо, для того чтобы найти обломки кареты и кучера, если он выжил, а также следы и возможные в округе.
— Ваше сиятельство, ванна готова.
— А? Да, хорошо.
Встаю из кресла, удивляясь, когда я успела в нем обосноваться и сколько уже времени смотрела в никуда, плетусь за робкой Эмили в сторону ванной.
В помощи горничных чтобы помыться я не нуждаюсь и всегда предпочитаю купаться самостоятельно, хотя в этом мире такое не особо принято. Но пересилить себя в вопросах сохранения некоей интимности мне слишком уж сложно.
Опускаюсь в горячую воду и зябкость, охватившая тело, потихоньку рассеивается. Подтягиваю к себе колени и опускаю на них подбородок, обнимая ноги руками.
Пора бы и перестать уже отрицать очевидное, да? Если я даже была готова умереть вместе с ним, какой смысл теперь делать вид, что этого не было.
Я испытываю симпатию к собственному мужу.
Нет, не так.
Глен мне нравится. Довольно сильно нравится.
Вопрос теперь в том, что мне делать с этими чувствами.
Эх, я вздыхаю, сдувая вперед плавающую на воде пену. Вот бы их не было. Этих неуместных эмоций. Совершенно лишние и ненужные они в плане герцога развестись со мной через…х-мм, получается уже меньше года. Помеха, ошибка, лишенный смысла сюжетный поворот…
Когда мне предстоит уйти, покинуть Юг, я хочу сделать это с легкостью на душе. Хочу прямо держать голову, отправляясь вперед на встречу неизведанному, а не так, словно себе сердце рву на куски.
Едва не оказавшись снова на пороге смерти, мне открылась простая правда, которую я прежде старалась не замечать. И это перерождение, и новая жизнь отчасти продолжали казаться какими-то не до конца реальными. Словно я открою однажды глаза со звоном будильника и снова окажусь у себя в дома, на съемной квартире в огромном мегаполисе бетонных джунглей, тщетно стараясь вспомнить, что же такого удивительного мне снова приснилось.
Только страх, самый первобытный и необъятный, такой, с каким невозможно бороться — страх смерти — заставил меня переосмыслить многое.
Никто не гарантирует мне еще один шанс. Бог любит троицу? Я не хочу проверять эту теорию. Не хочу снова умирать и снова перерождаться в месте, где меня никто не любит и не ждет. Это мой последний шанс. Я не хочу провести еще одну жизнь полную сожалений и несбывшихся мечтаний.
Поэтому…я не буду помехой в идеальном плане Глена. Он так сильно хочет развода, что даже отселил свою молодую жену в эту пристройку. Не притрагивается и пальцем к ее приданному, чтобы не делить потом имущество черед суд и затягивать процесс. Да и обязанностей герцогини, вроде ведения домашней бухгалтерии и управления слугами, я почти никаких не выполняю, чтобы после моего отъезда прочь из этого дома не возникло никаких сложностей.
Я неплохо успела узнать того мужчину, что является моим мужем. И одно из тех качеств, которое мне в нем нравится, в конце концов станет причиной нашего расставания в обозримом будущем.
Его тихая настойчивость и непоколебимость, продумывание наперед, за которые я его уважаю — давно уже, вероятно, даже до нашей с ним первой встречи — заставили его принять решение, которое он непременно доведет до конца.
По сравнению с чужой жизнью, с благополучием других людей, с миром на этой земле…мои чувства — это просто ничто. Я не хочу их обесценивать, но они оказались лишним и непредвиденным элементом в нашей, казалось бы, идеальной игре в супругов. Чем мечать и надеяться, лучше пресечь эти ненужные надежды на корню. Когда не имеешь, не так больно потом терять.
Следующие несколько дней проходят до тошнотворного спокойно. Ни кареты — ее обломков — ни кучера-предателя так и не находят, словно ничего из этого никогда не существовало.
Я не навещаю Глена. Генри докладывает мне каждое изменение в его состоянии и этого вполне достаточно.
— Снова рвется сесть за эти стопки бумаг. Я ему говорю, что работа никуда не денется, а он продолжает упрямиться. Все дела, что связаны с организацией охоты, тоже пытается контролировать сам…Ева, может, ты… — Генри жует мандарин, составляя мне компанию, вернее, отвлекая меня от чтения.
В этот раз не роман. Непривычно, да? Для меня тоже. Это стопка газет за прошлые года, причем не только нашей империи, но и зарубежные.
— Пожалуй, нет. Как его раны? — не поднимаю головы от чтива, но так и вижу, как Генри закатывает на меня глаза. Встречаться с Гленом я лично не намереваюсь так долго, как только возможно. Лучше нам отдалиться друг от друга. Как говорится, с глаз долой…
— Я что, по-вашему, заделался гонцом? Или шпионом?! Если так интересно, спроси у него сама, герцогиня! И вообще, братец мой тоже хорош, скажу тебе по секрету, он там надумал уже всякого, то рвется к тебе, то подальше держится, когда ты в библиотеку приходишь.
— Вот как, — комментируя я тираду деверя, стараясь не показать на лице ни единой эмоции. Это только больше распаляет подростка.
— Ага! Каждые два часа командир рыцарей к нему с докладом бегает, расследование такое развернули, что этого кучера все герцогство в лицо знает, везде плакаты с его физиономией, живым или мертвым награда за него такая, что нет-нет я сам подумываю присоединиться к поискам.
— Да? — переворачиваю страницу старой газеты не особо заинтересованно в беседе.
— Не веришь?! Глен хочет непременно найти преступника и тех, кто за ним стоит. В этот раз он спуску им не даст. Как он вообще вдруг решился в карету сесть? Ева, вы, северяне, что, владеете особыми чарами? — Генри чистит еще один мандарин и кидает его в рот целиком. — Если бы я знал, что вы на море едете, с вами бы поехал. Но нет, вы предатели, дождались, пока я свалю из дома в этот «поход» и умчались вдвоем. Нечестно вообще.
— Считаешь? — пробегаюсь глазами по заметке в газете о возведении в титул виконта адмирала флота и передачи ему земель в заморской и далекой стране.
— Ну да! — Генри продолжает распаляться, вымещая запал на кожуре нового мандарина, горка очистков на столе заметно растет. — Я и говорю, чары. Мой брат вообще таким раньше не был. Море, пикник на пляже, в карету сел. Не узнать просто. Уж после смерти нашего отца так точно…Да и повстанцы эти тоже стали больно смелыми. Как же подло с их стороны использовать те же приемы! Неудивительно, что Глен сейчас рвет и мечет. Это же не просто покушение, это как плевок в нашу сторону. Но, знаешь, раз имеется такое сходство, то, возможно, что за всем стоит тот же человек, что тогда…
Я убираю газету прочь и поднимаю глаза на жующего Генри, холодея внутри.
— Ну-ка повтори.
Ему удается завладеть моим вниманием, выдавая эти рваные куски информации безо всякого фильтра.
Юноша доедает все мандарины и принимается чистить банан.
— Будешь?
Протягивает руку с желтым фруктом, но я качаю головой, в ожидании подробностей. Генри пожимает плечами и запихивает в себя половину банана.
— Что? Чего ты на меня так смотришь? — с полным ртом бурчит малец.
— Шпионом тебе никогда не быть. Язык как помело.
Подросток демонстрирует глотательный прием и отвечает:
— Ну…раз, говорю, тот же человек стоит за вашим падением в реку, то, может, если его поймают, отец сможет лежать в земле спокойно, да и Глена ведь давно тяготит это дело, пусть он ничего и не говорит. Тогда так никого и не нашли из виновных. И ты знаешь, какой он. Гнев есть гнев, но едва ли он может затмить его рассудок. Пустой резни без гарантии того, что не пострадают невиновные, чтобы облегчить душу, он бы никогда не смог устроить. Поэтому заговорщики так и ходят на свободе…А помело что такое? Оно вкусное?
Я кусаю губу, игнорируя последний вопрос.
Узнала то, что мне явно было знать не положено.
— И все же…Знаешь, Ева, мне кажется, что мой брат не мог просто так сам сесть в карету. Скажи, ты его шантажом заставила? Как в той книге, про наследного принца и святую деву, где она борется с его страхом, угрожая раскрыть секрет о проведенной ночи в…
— Как его раны? — перебиваю я юношу, иначе снова услышу то, что мне не следует.
— А…да почти все зажило уже. У целителя нашего убойное средство. Любого на ноги поставит, — отмахивается Генри и продолжает уничтожать фрукты из корзинки, которую сам же мне и принес.
Я вздыхаю тихонько с облегчением. Это то, что я и надеялась услышать.
— Угощайся. Это Глен передал.
— И ты говоришь это только сейчас? — вздергиваю бровь и оббегаю демонстративным взглядом кожуру и кожицу от банана на столе.
— Из головы вылетело. Я начал эксперименты со изображением света, контрасты пока…
Дальше я уже слушаю вполуха.
Рада, что Глен идет на поправку. Дел у него полно, точно постельный режим как следует пациенту он не соблюдает. Нехорошо же, отдыхать нужно. Он же прямо на моих глазах сознание потерял, и его спина окровавленная мне до сих пор в кошмарах снится…Но это все равно не заставит меня к нему пойти.
Раз уж Генри говорит, что он идет на поправку, значит, так и есть. Да и Глен взрослый уже мужчина, сам разберется, жил же он как-то до моего появления в его жизни. Кто я такая, чтобы следить за тем, ест он, спит и принимает ли лекарства?
Отец нынешнего герцога умер в результате несчастного случая и это все, что мне удалось узнать до сих пор. Спасибо болтуну Генри, теперь я в курсе, что в прошлом произошел какой-то инцидент с каретой. И обстоятельства были похожи на те, что произошли накануне. Если все действительно так, до это ужасно.
Генри обмолвился о повстанцах. Значит, это и вправду их рук дело. Просто доказательств никаких. Чистая работа. Уж больно продуманно для сельских оппозиционеров.
Опять же, это тоже не мое совершенно дело. У меня, бесполезной жены, и поважнее есть заботы.
До развода согласно плану супруга осталось меньше девяти месяцев. Три уже пролетели, и остальные так же пронесутся перед глазами. Толкаю прочь навязчивые мысли.
Признаю, что к мужу у меня появились неуместные чувства. И это первый шаг по решению данной проблемы! Молодец, Ева. Горжусь.
Дальше… должно же быть проще?
31
Проще, да как бы не так!
Кто вообще решил, что избегать источник переживаний избавит от этих самых переживаний? Не видеть Глена в последующие дни стало слишком сложно.
Едва завидев фигуру мужа, я старалась сбежать как можно быстрее. Пару раз он меня даже окликал, но я упрямо делала вид, что ничего не услышала. Молодец, Ева!
Однако, один просчет в этом плане…
— Не откроешь? — звучит жалобно за дверью.
Черт!
…избегать кого-то сработает только если этот кто-то желает сотрудничать и в свою очередь не ищет с тобой новых встреч!
На исходе четвертого дня с нашего последнего с Генри разговора, аккурат во время заката, в выходной день, когда я великодушно отпустила своих горничных пораньше, герцог, будто выпрыгнув из табакерки прямиком на порог моего домишки принялся барабанить в дверь.
По другую сторону массивной двери я прикусываю губу.
— Пожалуйста…
Не припомню, чтобы этот мужчина мог был способен на настолько жалостливый тон.
Вдыхаю поглубже, набирая в легкие воздуха и успокаивая сбившееся с ритма сердечко. Наверняка у Глена снова появились проблемы с бюджетом или он пришел за советом как поступить с дворянами, что атаковали его прошениями принять их земли в долгосрочную аренду — решение земельного вопроса зашло им особенно хорошо — да, не придумывай себе лишнего, девочка.
— Ты все еще злишься, что я раздел тебя без разрешения? Прости… — приглушенный разделяющей нас дверью голос мужчины воскрешает в памяти события в пещере.
Меня бросает в жар.
Не обязательно было напоминать! Раньше я наготы не настолько чуралась, но когда вокруг все так блюдут нравы и приличия, вольно-невольно ты начинаешь делать тоже самое. Обычно после таких ситуаций, что произошла в пещере, мужчина обязан взять за девушку ответственность. Но…мы вроде уже и так женаты.
— Ева, честное слово, ты…хочешь уйти, да? Я тебе противен?
Он все не так понял.
Ну еще бы!
Безо всяких объяснений я держалась от него подальше, конечно, его сиятельство додумался до той причины, которая показалась ему наиболее логичной. Верно. Герцог же не эмпат, мысли и чувства как открытую книги не читает, истинную причину по которой я его избегала он вряд ли при ином раскладе способен распознать, а дать знать ему сама я, очевидно, не намерена. Никогда.
Уходить Глен, судя по всему, не собирается. Как-то это странно…Не похоже на поведение всегда собранного повелителя южных земель. Но все чаще и чаще он открывается мне с новой стороны, ломая прежнее о себе впечатление. Я не могу быть уверена, что знаю мужа до предсказуемости вдоль и поперек.
Бессмысленно продолжать прятаться. Рано или поздно снова предстанем друг перед другом. Не могу же я оставшийся срок годности данного брака сидеть взаперти?
Я тянусь к замку и робко отпираю дверь. Петли скрипят, в лицо тут же врезаются лучи заходящего за спиной Глена солнца. Моргаю и фокусирую спустя мгновение взгляд на лице мужа.
Выглядит он как будто та собака из пословицы про плохую погоду, которую нерадивый хозяин на улицу все же выгнал. Темные глаза исподлобья и ожидающий неведомо чего взгляд, насупленные брови и намек на улыбку на чувственных губах.
В груди что-то екает, а в глазах жжет. Я быстро моргаю, чтобы не дать волю слезам.
Нет.
Я совершенно не скучала.
Совсем.
И не волновалась ни капельки.
И не помню уже как этот высокий и сильный мужчина просто рухнул на месте, и как я увидела его эти глубокие раны с запекшейся кровью и сочащимся гноем. Одно дело слушать отчеты Генри и другое, вот так вот убедиться лично, что опасность действительно миновала.
Но я не могла прийти раньше. Нет. Я бы себя и это новорожденное чувство к собственному супругу выдала с головой. Плакал бы тогда весь план и оставшееся мне время в поместье, да и на юге в целом.
Глен бы наверняка бы выставил бы меня прочь, отправив восвояси, возиться с неровно дышащей к нему девицей он точно не захочет, она ведь испортит весь его замысел и разводится откажется на отрез. А такая жена как я — ни ему, ни герцогству точно не нужна. Одним своим присутствием она как неразорвавшаяся бомба. Постоянное напоминание соседям за горами об угрозе их суверенитету. Да и для мужа я тоже неплохой такой символ, ну прям военное знамя. И не зря же он меня от селил от себя, видеть лишний раз не желал.
Вот угораздило влюбиться в него!
Набираю воздуха в легкие, чтобы сказать сама не придумала еще что или прогнать Глена прочь.
Вот это дела!
Одного вдоха достаточно, чтобы осознать, что непривычное давление на жалость и эта стремление стереть прочерченные меж нами границы приличий оказалось результатом хорошей такой попойки.
Ничего себе перегар!
— Ева-а-а, — зовет муженек, безмятежно улыбаясь и тянет ко мне руки. Краем глаза отмечаю, что на одной из них нет перчатки. И как раньше не заметила?
А. Была слишком занята любованием этого смазливого личика.
Отшатываюсь назад, герцог переступает через порог и оказывает в прихожей дома. Неловко вот так вот спустя столько времени снова встречаться лицом к лицу с мужем. Но, напряжение существенно меньше, чем было бы если бы Глен передо мной был сейчас трезв.
Красные щеки, взлохмаченные темные волосы и глаза, словно с какой-то поволокой…почему он в таком виде и состоянии кажется мне соблазнительнее обычного?
Воспользовавшись моей растерянностью, Глен сокращает дистанцию между нами и проводит руками по моим запястьям поверх тонких рукавов домашнего платья.
— Похудела…ты хорошо питаешься? — бормочет супруг, обдавая меня горячим дыханием с терпким привкусом спиртного.
Ему бы о себе поволноваться. Хмурюсь, гадая, что же такого произошло, что сподвигло его так напиться. Пристрастий муженька к бутылке ранее мной замечено не было. Он даже за ужином всегда игнорировал бокал красного полусухого, так чего вдруг такие перемены.
А тем временем, Глен, поведение которого становиться совершенно невозможно предсказать, вдруг притягивает меня к себе и крепко обнимает, кладя свой подбородок мне на плечо.
Тяжело мне. И в прямом, и в переносном смысле. В груди пожар. Сударь, вы виновны в краже моего сердечка! Теперь оно меня не слушается совсем!
— Поймал, — с улыбкой в голосе шепчет довольный муженька.
Отпихнуть бы его, но, во-первых, я гораздо слабее мужчины, и во-вторых, даже если получится, вряд ли этот пьяница устоит на ногах. Едва выздоровевшего мужа снова травмировать никак не хочется.
Поэтому, смирившись со своей судьбой, я продолжаю стоять словно стойкий оловянный солдатик и позволяю герцогу обнять мое бренное тельце еще сильнее, прижать к себе так, словно он думает меня поглотить.
Его лицо зарывается в мои распущенные перед купанием — да, до нежданного визита Глена я собиралась побаловать себя водными процедурами с ароматной пеной для ванны, но, к счастью, успела только воды набрать и распустить прическу — колючая щетина царапает мне шею и ключицу.
Словно ребенок малый, ищет утешения на руках родни. И это наш упрямый и холодный герцог? Вот эта милая булочка с корицей? Хе-хе.
Улыбаюсь, вся моя нервозность и отстраненность плавится и исчезает под натиском крушащего мои защитные стены Глена. Руки, до этого холодно опущенные вдоль тела, сами тянутся вперед и обнимают мужчину в ответ, гладят его нежно по широкой спине.
Один слой одежды разделяет кончики пальцев и разгоряченные мышцы. Почему он всегда такой горячий? Настоящая печка. Обогреватель ходячий. С таким никакие морозы не страшны зимой. Это так проявляется южная кровь? Но ведь Глен не из местных, его родители такие же имперцы как он сам. Или, это я такая ледышка?
— Ну-ну, и что же так расстроило нашего герцога? — хлопаю ритмично по предплечью Глена, согнувшегося практически вполовину ради не прекращающихся объятий и дозы ласки.
В голосе мужа удивление:
— Как ты узнала?
Смеюсь.
До чего же милый!
— Знаешь, Глен, тебе строго-настрого запрещается пить. Особенно в компании незамужних леди.
Категорично. Иначе его наивность и доверчивость сыграют злую шутку. Да и хватит с него девичьи сердца похищать. Достаточно и моего. Другим нельзя. Я не разрешаю.
— Хорошо, — бормочет приглушенно мужчина. — Если это ты меня просишь, то я…
До чего послушный! Муж не ведет себя как типичный пьяный. Не икает и не заплетается в словах, но ведет себя более открыто и даже прилипчиво.
Я топчусь на месте и хочу отстраниться, но мужчина с новой силой притягивает меня к себе. Так и задушить можно, если он еще немного постарается.
— Не пущу…
Вздыхаю. Отпустишь. Рано или поздно сам укажешь мне на выход. Не стоит давать ненужных обещаний, дорогой. Это я понимающая, но не все женщины такие же.
— Ладно-ладно, смотри, никуда я не ухожу.
— Не отталкивай меня, не говори уйти, не говори, что я проклятый и приношу только несчастья…только не ты. Не поступай так со мной, Ева. Ты…мой человек, — с какой-то старой обидой в голосе Глен как будто жалуется и одновременно умоляет, выдыхая мне в волосы.
По телу проносятся мурашки.
Это…довольно непривычное чувство осознавать чужую в тебе нужду и зависимость. Ощущать власть над другим человеком, что настолько тебе доверяет.
— Я…не твой человек, Глен, — отвечаю мягко. — Я тебе не принадлежу. И ты мне тоже. Однажды я уйду и…
— Нет! Ты — мой человек. Ева, ты моя. Никогда этого не позволю…
Часть меня хочет петь от радости, но другая рационально замечает, что Глен имеет в виду не то, что я себе придумала.
Это не любовь.
Обычно люди крепко цепляются за человека, который помогал им в трудные минуты. Они думают, что только этот человек на их стороне. Это доверие и своего рода симпатия — хороший фундамент для дружбы. Но это не любовь. Мне лучше не обманываться.
Вздыхаю устало.
— Ты слишком на меня полагаешься.
— А ты на меня совершенно нет. Кто-то же из нас должен, — парирует Глен, бормоча мне возле уха. Его подбородок с щетиной щекочет мне шею.
— Солнце уже село… — комментирую я происходящее, пытаясь намекнуть, что кое-кому и честь пора бы знать.
Глен с бархатистой хрипотцой замечает:
— Время идет слишком быстро.
— Думаешь? Мне кажется, что бесконечно медленно. Как было бы здорово закрыть глаза, а потом узнать, что месяц пролетел пока я спала.
— Оно идет в своем ритме, наплевав на все и вся. Хочешь ли, чтобы оно замедлилось или ускорилось, время будет просто идти. Тяжелые времена, когда настолько невыносимо, что хочется взять и умереть, пройдут. И та боль, что казалось никогда не забудешь, тоже позабудется. А время будет идти.
— Ты прав…
Все пройдет. И даже еще не наступившая боль от предстоящего расставания тоже. Я улыбаюсь и снова хочу выскользнуть из цепких объятий супруга. Наконец, мне это позволяют.
Поднимаю голову, заглядывая Глену в лицо. Если бы не запах, то сложно сказать, что он сейчас немного не в себе.
Смеемся мы одновременно и без повода. Глупость какая, да еще и заразительная! Только философствования не хватало на ночь глядя. Воссоединение с его сиятельством идет совсем не так, как можно было бы ожидать и предполагать. Но отчего-то так легко стало на душе, хотя проблемы все те же и никуда не делись.
Я затихаю, резко оборвав смех, только тогда, когда руки касаются мужские пальцы. На лице герцога снова серьезная решительность.
— Моя рука…ты могла меня бросить. Но ты держала ее. Несколько раз.
Глен смотрит вниз на мои губы и подается вперед.
32
Я замираю, время словно замедляется. Лицо мужа все ближе и ближе. Могу разглядеть каждую его ресничку. Сердце в груди трепещет. Хочется сбежать и одновременно чудится, что нет такой силы, которая заставила бы меня сдвинуться даже на полмиллиметра.
Зажмуриваю глаза.
Секунда, две, три…
На мое плечо резко что-то падает.
Вздрогнув от неожиданности, открываю глаза. Голова герцога удачно приземлилась на прежнее место в районе моей ключицы.
— Г-глен? — зову робко.
Нет ответа.
Вместо него вес чужого тела на мне становиться существеннее.
Вздыхаю, не зная, то ли смеяться, то ли плакать.
Вот же ж…Странная смесь чувств из разочарования и облегчения возникает внутри. Мне не хватает храбрости признать, какое из них сильнее.
— Эй, — шепчу я.
И снова тишина.
— Спящая красавица, как ты умудрился уснуть стоя, а?
Нет, так никуда не годится. Силенок у меня не хватит сдвинуть с места такого рослого мужчину. Толкаю аккуратно Глена руками, и он неохотно поднимает свою голову с моего плеча.
— М-м-м? — сонно щурится герцог.
— Пойдем, — тяну его словно ребенка за ту руку, что в перчатке за собой. — Спать.
Спотыкающийся муж послушно следует за мной по лестнице на второй этаж и едва удерживается на ногах пока я открываю дверь гостевой спальни. Давлю улыбку на губах.
— Ева.
— М? — бросаю за спину, снимая с постели покрывало.
— Ты…злишься?
Я хихикаю.
Честно? Нет. На удивление, ни капельки. Даже напротив, мне смешно и радостно. До тех пор, пока Глен не останавливает меня, накрывая своими сильными пальцами мою ладошку. Спину обдает волна жара, исходящая от голого торса мужа. Я округляю глаза. Когда только он успел раздеться? Сглатываю вдруг обильно выделившуюся слюну и делаю парочку дыхательных техник для успокоения.
— Злишься? — повторяет свой вопрос герцог, опускаясь на разложенную для него постель, и сжимая крепче мою руку в своей.
«…ты могла меня бросить» — возникают в голове недавно услышанная фраза.
— …нет.
Я разглядываю свои давно уже ставшие привычными пальцы в мужском захвате.
— Хорошо. Мне не нравится, когда ты злишься на меня.
— А что тебе нравится?
Раз уж под воздействием спиртного муж честен как на исповеди, то почему бы этим не воспользоваться? Вопрос покидает мои уста раньше, чем я его осмысливаю.
Только осознала свои истинные чувства и сразу же они подстегивают меня совершать такие глупые поступки. Лучше мне не знать, лучше мне не сближаться, но…кажется, подобное выше моих сил.
— Нравится, когда ты смеешься и улыбаешься…Как у тебя морщится нос, когда ты серьезно о чем-то размышляешь…И за руки мне нравится с тобой держаться.
От чего-то мне вдруг хочется плакать. Не я одна подмечала всякие мелочи, Глен тоже довольно внимательно следил за мной, запоминал незначительные вещи о своей временной жене. Почему-то это открытие удивительно бередит все мое естесство.
— Такое кощунство касаться этими пальцами твоей кожи…и все равно я….Прости меня.
Муж разжимает ладонь, и я забираю свою конечность обратно. Тепло от чужого прикосновения быстро рассеивается в воздухе.
— Почему ты просишь прощения?
— Ты и понятия не имеешь, какими чудовищными вещами я запятнал свои руки. Смотришь на меня этими своими чудесными доверчивыми глазами…Я помню каждую секунду того дня, Ева.
— Расскажи, — молю я, хотя прекрасно знаю, что если услышу то, что он поведает мне, пути назад уже не будет.
Я уже не смогу просто проигнорировать, пропустить мимо ушей оговорки Генри и терзания герцога. Не смогу смотреть на эти дурацкие перчатки как на обычный предмет гардероба.
И все же я прошу его поделиться со мной тем, что так тяготит и бередит его душу. Расскажи, выговорись, пусть тебе станет лучше, Глен…Тогда и мне не будет так за тебя больно. Ведь на самом деле, назад мне дороги уже нет. К той прежней версии меня, беззаботной и не таящей в сердце этих бессмысленных чувств к собственному супругу, никак уже не вернутся.
Я осторожно присаживаюсь на кровать рядом с мужем. Он кладет наши сцепленные руки на свое колено, рассматривает их, опустив голову вниз. Упавшая челка не дает рассмотреть выражение его лица.
— Это произошло десять лет назад. Двадцать третьего июня, накануне моего пятнадцатого дня рождения.
Я вздрагиваю. Сегодня. Это сегодня! Поэтому Глен в таком состоянии?!
— Мои родители никогда не были на самом деле близки. Знаешь, ведь не каждая дворянская семья создается по любви…Наш с тобой брак тоже… — Глен качает опущенной вниз головой. — Моя мать родила меня в молодом еще возрасте, совсем юной она была, и меня поручили воспитывать многочисленным слугам и нянькам. Наверное, из-за этого между нами никогда не было особой связи, какая бывает между родителем и ребенком. Генри, который был слабым и родился раньше срока, был ее любимчиком…Отец возлагал на меня как на наследника большие надежды. Желал воспитать идеального приемника и не терпел ошибок, которые я не мог не совершать.
В тот день мы с ним направлялись на встречу с жителями одной из отдаленных деревень. Их жалоб приходило все больше и больше, и отец, будучи герцогом, не мог игнорировать проблемы своего народа. Он старался быть хорошим и мудрым правителем, а отцом — настолько, насколько хватало времени. Я чувствовал, что он мне больше учитель и наставник, нежели родной человек. Но в нашей семье подобное было нормальным.
Мы отправились в путь утром после завтрака. Генри болел, мать всю ночь сидела у его изголовья, сбивая жар, их за столом не было…Путь был не близким и отец приказал приготовить экипаж. Встреча с жителями той деревеньки затянулась, их очень беспокоил вопрос о близости границы с соседним королевством, участившиеся кражи и незнакомцы, которых стали замечать в окрестном лесу. Хотя…вспоминая после, я осознал, что они специально старались задержать нас до определенного часа.
Возвращаться пришлось, когда стало вечереть. Все было спокойно. Никто не замечал никаких странностей. Сопровождающие рыцари вели себя согласно своим обязанностям. На узкой горной дороге, что вела к поселению, сваленное дерево преградило путь. Часть стражи пришлось послать разобраться с этой проблемой. Мы с отцом остались в карете ждать. Тогда и случился страшный грохот. Словно разверзлись небеса. Его взгляд тогда…Я даже не понял, как мой уже слабеющий в силу возраста отец оказался так быстро рядом и повалил меня на пол, закрывая собственным телом… — Глен зарывается пальцами в волосы.
Его голос на последних фразах сильно дрожал. Он шумно выдыхает, стараясь взять себя в руки.
Я сглатываю, но молчу, терпеливо ожидая продолжения. Лучше просто слушать. Просто слушать. Как бы мне не хотелось сказать, что хватит — не думай, не вспоминай, забудь…я продолжаю ждать и быть рядом. Это прошлое уже произошло, и не остается ничего иного как просто принять его и примириться.
— Наша карета рухнула в ущелье. Из-за взрыва начался камнепад. Все те, кто тогда сопровождал герцога и его наследника погибли. Отец закрыл меня своим телом. Он оказался сильно ранен. Просторный когда-то экипаж сжался так слово кто-то наступил на него ногой. Мы оказались заперты, самостоятельно было выбраться невозможно, сложно сделать новый вдох…Когда после падения я пришел в себя, прошло немного времени после падения в пропасть. Наступила ночь. Тишина вокруг, ничего не видно. Никто нас не искал. Все, что я мог чувствовать — это то, как холодеет тело моего папы. Долгие часы. Только лишь одно это ощущение на кончиках моих пальцев, которые касались его ладони. Я не мог кричать, не мог позвать на помощь…прекрасно понимая, что те, кто повинен в том, что случилось — тот грохот, взрыв…явно были замешаны люди, не питавшие к нам добрых намерений, могут быть поблизости, выжидая и наблюдая.
Кусаю губы, стараясь сдерживать свои эмоции. Как должно быть было страшно! Пятнадцать лет…Генри сейчас семнадцать, и он ведет себя словно дите, а Глену было тогда даже меньше! Вспоминаю то, что произошло с нами по пути с пляжа обратно в поместье. Это было ужасно. Ужасно страшно. Ты на полном серьезе думаешь, что сейчас умрешь. Такое трудно передать словами. Тьма и холод, отсутствие всякой надежды на спасение.
— Я просто не мог тогда понять, что отец…умирает. Такой взрослый и сильный, такой уверенный, уважаемый…его тело холодело с каждым часом. Отказывался верить в это. Только утром я понял, что…что он мертв. Но под обломками кареты, придавленными камнями сверху даже дышать было тяжело. Выбраться же и вовсе казалось нереальным…Так прошло три дня. Когда я уже потерял надежду, потерял веру и начал забывать, что когда-то от моего отца пахло дорогим табаком, а не сладкой гнилью, три молодых и крепких парня, случайно проезжающих мимо, пришли мне на помощь. Сначала я решил, что мне чудится. Но потом один из них прокричал, чтобы я хватался за его руку, пока двое других приподняли часть конструкции, что не мне давала возможности выбраться. Эта же рука, что проверяла слабеющий пульс отца и после отмечала, как падает температура его тела…отчаянной хваткой вцепилась в шанс выжить, — пальцы мужчины сжимаю мою влажную от пота ладошку крепче.
Я позволяю ему это. Я готова позволить ему что угодно. Совершенно не имею никакого иммунитета перед мужем. Потому что…его благополучие для меня оказывается важнее чем мое собственное.
Глен продолжает:
— Я едва стоял на ногах, а сил бороться за свою жизнь не было во мне вовсе. Имею эти люди плохие намерения, сил противостоять им у меня не было совершенно. Они быстро прознали, кто я такой. И…они привели меня в чувство, напоили и отвезли домой…Уж лучше бы эти молодые совсем еще парни меня тогда прикончили!
— В смерти отца мать винила меня. Наверное, за годы жизни вместе она все же смогла его полюбить. И вдвойне жаль, что осознала она только его потеряв. Ей было тяжело перенести его кончину. Почему выжил я, а не он — вот что она часто у меня спрашивала. Для нее я был виновен в том, что остался жив, в том, что маленький Генри остался без отца, а она без мужа. Каждый раз, когда она меня видела, она кричала, что это моя вина. А когда кто-то долго тебе говорит одно и то же, ты начинаешь верить, что так и есть на самом деле. Я действительно верил. Долго верил, что мои руки…что все случилось из-за меня, из-за того, что отец так хотел вернуться домой в тот же день, не желая оставаться на ночевку, чтобы утром мы, семьей, в мой день рождения, могли поесть вместе…
Переняв титул герцога, я стал искать настоящих виновников трагедии. Я отчаянно желал доказать матери, что это не моя вина. Первыми подозреваемыми стали жители той деревушки. Не помню, как смог добраться туда сам, но они знали, что я приду. Несколько мужчин из тех, что были жалобщиками, окружили меня прямо на единственной улице поселка. Все был словно во сне, как будто пелена из гнева и ярости закрывала мне глаза…В себя привел меня плачь ребенка, на глазах которого я этими руками едва не лишил его отца жизни…
У меня сводит желудок. Но я не отнимаю руки и не издаю ни звука. Все это время Глен не поднимает головы, не ищет моего взгляда. Может, он страшится увидеть в моих глазах осуждение? Но кто я такая чтобы судить, даже представить не могу, каково было пережить такое.
Мужчина продолжает отрешенным тоном:
— Чем был я лучше тех, кого так отчаянно искал и ненавидел? Кого хотел наказать за те муки, что все никак не желали заканчиваться? Больше я поместье старался не покидать, поручая вести расследование своим рыцарям. Их полномочия возросли. Пытки, применение насилия, выбивание показаний…после разрешения от нового герцога этих земель им дозволялось многое. Я думал, что избавляю земли от засилья «зверья», что развелось за годы мягкого управления отца…Он так старался, с такой добротой относился к этим людям. Строил для них больницы, а для их детей школы, горел новыми идеями и проектами по благоустройству…И для чего? Чтобы умереть такой бессмысленной бесславной смертью?!
На несколько секунд воцаряется тишина. А после муж продолжает:
— Через полгода после случившегося мама начала оправляться. Кажется, она даже пыталась попросить у меня прощения, старалась загладить свою вину…Я думал, потихоньку наша жизнь устаканивается, но на самом деле ей всего лишь нужно было от меня разрешение на повторный брак, — Глен поднимает голову, замечаю на его губах кривую усмешку. — Ее любовь, руинами которой она меня попирала, которую использовала против меня слово пыточное орудие, продержалась шесть месяцев.
Я поджимаю губы. Разрешение на новый брак от сына, ставшего главой семьи в пятнадцать лет, полгода назад потерявшего отца в таких ужасных обстоятельствах. Сломленного, винящего себя мальчика хладнокровно покинуть, бросить на произвол судьбы…Я не имею права судить, но кажется, от бесконечной ненависти к этой женщине меня отделяет лишь факт того, что она произвела на свет того, кто мне очень дорог.
— Я его ей дал. Но забрать Генри не разрешил. Да и мой венценосный дядюшка вмешался, как никак, младшенький Грейстон — наследник герцогства, случись со мной что-то как с отцом… Уезжала она со скандалами и криками. И тем не менее, не имела никаких сомнений и мыслей остаться, как бы не плакал и не умолял ее об этом ее драгоценный младший сын. Ее любовь не стоила ничего перед возможностью начать новую счастливую жизнь как можно дальше. Генри долго грустил, а потом выдал, что я лишил его матери и он не желает иметь такого брата. Сейчас он уже этого может и не вспомнить. Для меня, той малолетней и неопытной версии меня, тогда это стало последней каплей.
Я своими руками рушу счастье дорогих мне людей. Если бы я только был старше, умнее, сильнее, способнее…обернулось бы все так? Может быть, я и впрямь проклят? Может, действительно приношу несчастья?
На мою ладонь, сцепленную в замок с пальцами мужа, которую он держит у себя на бедре, падает горячая слезинка. Никогда раньше не видела, чтобы мужчина плакал. Всего лишь одна слеза…но она разрывает мне душу, пусть внешне я никак не реагирую.
— Настоящие преступники так и не были найдены. Но мои люди обнаружили зацепки. Новых свидетелей в этом деле. Я приказал заставить их говорить любой ценой и хладнокровно подписал разрешение на применение силы. А на следующий день, когда решил заняться ими сам, передо мной предстала та троица, что вытащила меня тогда из заваленной и покореженной кареты. Из троих молодых людей после продолжающего всю ночь «допроса» выжил только один. Да, разбойники, промышляющие грабежами, да, у них не было доказательств непричастности, как и свидетельств об обратном кроме собственных слов…и кто бы поверил им, что оказались они в том месте случайно, что это они те, кто спас парнишку, оказавшегося герцогом, что подписал им смертный приговор?
Этими руками я ставил росчерки на бумагах с безликими характеристиками преступлений, решал судьбы людей, вся жизнь которых умещалась на паре строк и состояла из одного лишь скупого списка прегрешений. Да кем я себя вообще возомнил?! Как мог судить о человеке по его проступкам? Разве те молодые парни, пытающиеся своими глупыми шутками развеселить меня по дороге домой, были столь ужасны, что заслуживали смерти? А сколько крови на руках у меня самого?
Я облизываю губы и на языке остается соленый привкус. Оказывается, по моему лицу уже давно безмолвно текут слезы.
— А…значит, я действительно проклят и приношу всем вокруг несчастья. Лучше бы мне тогда не трогать то, что может быть кому-то дорого, чтобы это не разрушить. Перчатки…первую свою пару я нашел в вещах отца. Наверное, он хотел подарить их в мой день рождения. Они были в подарочной коробке. Сначала носил их, потому что это был его подарок, потом уже по привычке, а потом стало без них стало совсем невозможно…
Я сжимаю наши пальцы.
— Но тебе становиться лучше, — говорю тихонько.
Посмотри, ведь ты сейчас держишь меня за руку. Разве это ничего не значит? — хочется спросить, но я молчу.
Глен качает головой, но не отвечает, поэтому, я не знаю, что он имеет в виду, пока у него не вырывается:
— Ты тоже меня покинешь.
Сердце пропускает удар. В его голосе столько уверенности и твердости. Словно это решенный факт, не подлежащий пересмотру. Истина во плоти.
У меня дергаются уголки губ. Но даже на жалкую улыбку они не способны. Разочарование и облегчение… о, к ним еще добавляется боль. Глен рассказал мне все, открылся, показал всю свою слабость и печаль и…отверг.
Я встаю и неловко вырываю ладонь из не пытающихся удержать ее пальцев. Ему не нужны мои утешения или соболезнования, мои слова, полные жалости и сочувствия.
Когда болит сердце, начинают появляться и другие недуги.
Вытираю рукой не успевшую исчезнуть влажную дорожку от слез на щеке мужа. Он шокировано поднимает голову, не ожидал прикосновения. Хе-хе.
— Прости, что меня не было рядом, когда у тебя были трудные времена.
— Это… — Глен сглатывает. — Было до встречи с тобой.
Киваю и наконец могу немного улыбнуться:
— Я знаю. И все равно, мне очень жаль. Настолько, что я чувствую себя виноватой, что не знала тебя тогда. Это меня очень беспокоит. Поэтому, теперь, когда мы уже неплохо начинаем друг друга знать, я хочу, чтобы ты был счастливым.
Часы на комоде тихонько звякают.
Полночь. Момент, когда все те часы — уходящие в прошлое — что отмеряет время, обнуляются и стираются с наступлением нового дня.
— С днем рождения, Глен!
Наклоняюсь, убирая руку с его щеки, и прикасаюсь к ней губами, запечатывая на теплой коже поцелуй.
33
— Проснулся?
Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, что недавно вставший Глен неловко жмется на пороге кухни.
Муж бурчит что-то утвердительно под нос. Не отрываю глаз от румянящегося от жара теста, остается только представить мысленно этот смущенный взгляд и покрасневшие щеки супруга.
Ловко переворачиваю на сковороде блин.
— Почти готово. Подождешь меня за столом? — говорю максимально обыденным тоном.
— …ага.
Когда он уходит, я тихонько выдыхаю. Как бы не старалась держать лицо, не одному герцогу сегодня не по себе. Если честно, я тоже с трудом нахожу ответ на вопрос как себя с ним вести.
Ночь была такой откровенной, но как вести себя на следующее утро? Поэтому я и решила придерживаться стратегии делать вид как ни в чем не бывало.
Беру блюдо с горкой блинов и выхожу из кухни. Глен послушно сидит за столом.
— Готово! Чая? С мятой, хорошо? О, бери еще джем, очень вкусный… — продолжаю лепетать, разливая напиток по чашкам. — Кстати, своих горничных я отпустила до обеда, можешь не переживать, тебя тут никто не видел. О том, что великий герцог ночевал в пристройке знаем лишь мы вдвоем. Проблем возникнуть не должно…Ну, потом, когда развод и показания свидетелей, что мы не консумировали брак…
— Кхе-кхм, — закашливается мужчина, едва поднеся к губам чашку. — В-вот как, хорошо…Предусмотрительно.
Неловкая пауза.
Блины, у меня, должно быть, получились отменные. Вон как его сиятельство уплетает, но я едва чувствую вкус.
Вроде бы, вчера уже все было сказано. Не хочется поднимать снова тему о прошлом Глена и бередить рану, и с днем рождения я его тоже вчера поздравила…словно это не он был пьян, а я опьянела из-за его прикосновений. Не обязательно ж было целовать, даже в щечку, верно? Как смущает.
— Как…ты себя чувствуешь? — поднимаю голову, впервые за утро встречаясь с мужем взглядами.
— М?
— Ну…не тошнит? Голова не кружится? — перечисляю симптомы похмелья.
— Я не так много вчера выпил, — Глен пожимает плечами.
Поджимаю губы.
А казалось, что он себя едва держит в руках. Потянуло на откровения и ластился как щенок. А теперь говорит, что не так уж и пьян был? Это что еще значит? Можно ли вчерашнее поведение герцога трактовать как…Нет. Глупости!
Очевидно же, что он презирает мать, что его бросила, и меня, которой суждена та же участь меньше, чем через год покинуть южные пределы, просить остаться и впускать в свое сердце он не собирается. Рациональный и правильный муж, которого я знаю, поступит именно так.
Оставь свои надежды, Ева.
И вообще, куда делась твоя решимость?! Весь этот новый мир у твоих ног, как и несметные богатства в виде сундуков с золотом — радоваться ведь нужно! Зачеркивать в календаре каждый новый день, предвкушая момент обретения свободы и развод.
Ни брак, ни статус герцогини больше не будет тебя держать, впереди только пустой холст новой жизни, на который ты можешь добавить красок так, как пожелаешь…только, так грустно и пусто в душе от этих мыслей.
Глен допивает чай и ставит чашку на стол. Его выражение лица сложно прочитать. Но мне кажется, что ему не по себе.
— Ева. Через три дня охотничий турнир. Нам обоим нужно будет присутствовать.
— Понятно, — киваю.
— Но…если ты не хочешь, я не настаиваю на твоем присутствии!
Я улыбаюсь:
— Я не против. К тому же, смогу увидеться с мадам Уолберг и остальными девушками.
На турнир съедется вся местная знать. Не так уж много здесь на юге развлечений и светских мероприятий. Никто не упустит шанса покрасоваться в обществе и насладиться вниманием. Пропустить турнир — настоящее кощунство.
— И еще. Не хотел тебе говорить, — мнется муж, — но те твои предложения по поиску преступников…Хотя, не важно.
Я вздергиваю бровь:
— Ты уверен?
— Да.
— Участвовать в турнире могут и женщины, но я бы не хотел, чтобы ты подвергала себя риску. Но…если ты желаешь… — Глен отводит взгляд.
— Нет. Не хочу, — говорю быстро, перебив его на половине фразы.
Что прошлая Ева, что нынешняя я — мы обе те еще неженки. Охота? Вы издеваетесь? Я даже в седле не удержусь, а с луком или арбалетом наперевес и подавно. Скорее, из охотника я превращусь в добычу.
— Я буду за тебя болеть, — пожимаю плечами и улыбаюсь мужу.
На лице Глена тут же возникает облегчение. Что за дела? Мог бы немного и постесняться так откровенно радоваться! Хотя, я польщена, что он решил узнать мое мнение.
— Насчет вчера…
— Да?
Глен робко улыбается, опустив взгляд.
— Спасибо, что выслушала…И не отвернулась…Я, после услышанного не стал тебе противен. И…за поздравление с днем рождения тоже спасибо. Ты первая, после Генри, за все эти годы, кто меня поздравил.
Значит, потерей памяти от спиртного герцог не страдает. И помнит все накануне случившееся замечательно. Тогда, тот поцелуй в щечку тоже…
Мужские руки без перчаток накрывают мою лежащую на столе ладошку.
Ух, мое сердце!
— Только с тобой я могу так.
Медленно выдыхаю, чувствуя, как лицо бросает в жар:
— Прости, что я тебя избегала. Я…это было неправильно. Мне жаль.
Чего он там себе мог надумать и как мучился, не зная о причине. Не нужно было так отрыто сторонится мужчины. Мои чувства — только мои чувства. И разбираться мне с ними нужно самой. А от проблем бегать — не выход.
Муж поднимает голову, его глаза сияют словно драгоценные камни.
— Ничего! Я…
— Твои раны…
Мы говорим одновременно, переглядываемся и смеемся.
— Со мной все хорошо. Честно. Я ведь мужчина.
— Я заметила, — давлю усмешку.
Ну, когда вчера он уснул, я смогла хорошенько рассмотреть его спину. И мне не стыдно! Да! Как ни крути, голым у Глена был только торс. А меня он видел нагой полностью…Нет! Это нам лучше не вспоминать, запихиваю прочь неловкость, пережитую в холодном гроте.
На спине остались шрамы. Куда ж без них…Одно вида достаточно, что бы понять, что боль была жуткая.
Хорошо, что, проревев полночи, я все же додумалась приложить к опухшим векам холодное и отека избежать удалось. Иначе Глену наутро не составило бы труда догадаться, чем я занималась.
И повезло, что ушла я из гостевой спальни тоже вовремя — до прихода служанок и до пробуждения мужа — надо же, как только уснула в этом неудобном до жути кресле! Но не могла же я бросить его одного! А если кошмар приснится, после таких-то воспоминаний? Или, если Глена стошнит, мало ли…
Хорошо, что все обошлось и ночь прошла спокойно. Какое облегчение.
* * *
Охотничий турнир проводится ежегодно и присутствовать на нем для южного дворянства едва ли не обязательно. Мужчины соревнуются в количестве добытой дичи, и, хотя ограничений по полу среди участников нет, как и сказал Глен, традиционно девушки предпочитают роли болельщиц и вдохновительниц. Дарят своим избранникам ленты и таким образом демонстрируют свою благосклонность.
Именно на охотничьем турнире завязываются многообещающие знакомства и заявляется об образовании новой пары.
Земли герцога обширны и несмотря на участившиеся эпизоды с покушениями, обязанности сюзерена должны соблюдаться неукоснительно. Турнир традиция давняя и весьма важная для местного общества. Да и приготовления к нему герцог уже давно вел, правда, не могу не волноваться, вдруг произойдет что-то непредвиденное.
Не покидает чувство, что Глен хотел мне тем утром рассказать что-то важное, но отчего-то передумал.
Хмуро смотрю на мужа, который проверяет возле нашего шатра свою экипировку.
— Ваше сиятельство!
— О, леди Амалия!
Зеленоглазая шатенка улыбается и цепляется мне под руку.
— Ах, вот и настало снова это время года и сие событие, которого мы ждем каждый год!
Энтузиазма у кого-то поболее моего.
— Только посмотрите! Оглянитесь вокруг!
Невольно делаю так, как говорит мне девушка. Народу на большой поляне посреди леса полно. Мужчины готовятся, начищают до блеска клинки и точат стрелы, возятся со своими конями…Девушки же, в компании служанок, щебечут стайками, бросая жадные взгляды на свою «добычу».
Такая шумная толпа наверняка отпугнула всю дичь прочь. Глен говорил, что главная добыча в этом году — кабан, поголовье которого в этой местности развелось слишком много, но в лесу полно и другой живности. Интересно, медведи тут водятся? Надеюсь, все будет хорошо.
— Любовь так и витает в воздухе! Дамы надели свои лучшие наряды. Мужчины же, наоборот, в такой жаркий день, могут позволить себе носить меньше. Разве не чудесно?
Я пытаюсь безуспешно отстраниться от Амалии, но ее хватка довольно крепкая.
— Ваше сиятельство, куда же вы спешите?
Я сдаюсь.
— Хорошо, Амалия, я сделаю вид, что ты крайне рада моей компании, а не потому, что рядом со мной, внимание к новой герцогине может перепасть и на твою персону.
— Хех, а вы догадливая, — усмехается девица, кивая приветственно одному из подглядывающих в нашу сторону мужчин, отчего тот спотыкается на ровном месте. — Ну хорошо, я ослаблю хватку, только обещайте не убегать.
Компания этой хитрой леди мне оказывается только на руку. Чаепитие у мадам Уолберг только подстегнуло ко мне интерес среди тех, кто на нем не присутствовал.
Ни бала, ни приема в мое честь не проводилось — Глен против таких пиршеств. И как я поняла, прожив здесь три месяца, южане не приветствую настолько расточительные и масштабные сходки, предпочитая проводить время в более узких кругах — чай не столица с ее праздностью и аристократией с лопающимися от золота карманами.
Конечно, турнир исключение из правил. Посему к нему такой повышенный интерес. А ко мне, новой молодой герцогине, и того подавно.
Уже на третьей склонившей передо мной голову леди я начинаю теряться в именах и титулах. Охота еще не началась, а я уже отчаянно хочу домой. Боги, да я в столице и дня бы не продержалась! Совсем не по мне эти бесконечные собрания и праздники.
— Да, рада знакомству, — лепечу в который раз, приклеивая к губам улыбку, тщетно отмечая про себя, что образовавшаяся вокруг меня толпа из разодетых в пышные платья девиц не становится реже.
— Это леди Саманта, ее отец владеет портными лавками по всему герцогству, — подсказывает на ухо Амалия.
— Ваше сиятельство, — опускается в реверансе молодая блондинка.
— Леди Саманта, — киваю я высокопарно, поправляя на голове шляпку. Герцогиня я или кто?
— Следующая — госпожа Пимена и ее муж лорд…
Этим знакомствам нет конца.
Пощадите! Социализации для такой скромной затворницы как я более чем предостаточно!
Сжимаю в кармане платья атласную ленточку. Если так и дальше пойдет, то я так и не смогу отдать ее Глену. Конечно, это вовсе не обязательно, но…мне хочется. Могу же я позволить себе подобную малость?
— Что это за шум? — Амалия ведет головой, словно напавшая на запах собака-ищейка.
— Ты о чем?
Я прислушиваюсь.
Действительно. Топот множества копыт и звон доспехов.
Неужели, повстанцы? Где мой супруг? Оглядываю с замиранием сердца толпу, вставая на носочки.
На поляну, где разбит наш лагерь, со стороны леса, где скрылась меж деревьев пыльная дорога, въезжает вереница экипажей в сопровождении рыцарей в синих мундирах со штандартами в виде герба нашей империи.
Это еще кого нелегкая принесла?!
34
Роскошно украшенная карета останавливается, привлекая к себе всеобщее внимание.
— Прошу прощения… — вырываюсь из хватки Амелии и киваю не успевшей официально поприветствовать меня чете.
Сквозь любопытно взирающую толпу южных аристократов пробираюсь вперед, туда, где на месте у входа в наш шатер застыл нахмурившийся супруг.
Дверь экипажа распахивается как раз в тот момент, когда запыхавшаяся от быстрой ходьбы я, торможу по правую руку от своего супружника.
— Ева, — замечает Глен мое присутствие и предлагает руку. Я не успеваю ничего сказать. В проеме экипажа показывается мужчина.
Первое, что бросается в глаза — темная копна кудрей незваного гостя. Дальше взгляд цепляет роскошное одеяние и выдающаяся фигура. Хотя, мой супружник получше будет сложен.
— Кузен! — улыбается ярко синеокий наследный принц, фотокарточки которого я видела в газетах бессчетное количество раз. Не к чести его высочества, но в живую он выглядит несколько хуже, чем на фото.
— Август, — молвит в ответ муж, напрягая уголки губ.
Принц — ровесник Глена, да и внешне они легко сойдут за родных братьев, а не двоюродных. Но спорить готова, что не все так просто в этих семейных отношениях, подкрепленных субординацией и властной подчиненностью.
— Чем обязаны такому неожиданному визиту?
Принц смеется:
— А ты мне не рад, Глен? — и переводит насмешливый взгляд на мою персону. — Кто это? Ох, да! Простите великодушно, герцогиня Грейстон!
— Ничего стра…
Не успеваю договорить, как принц перестает улыбаться и раздраженно оборачивается к карете позади себя. Как грубо. Не нравится он мне. Но увы, от моего отношения к монаршей особе мало что зависит.
— Долго будешь там копаться, Эдина?!
С любопытством взирать на экипаж наследника имперского престола после такого громогласного окрика начинают взирать все присутствующие. Шатающиеся по поляне дворяне только делают вид, что наслаждаются обществом друг друга, на самом же деле ясно как день, что они наблюдают за принцем, да и подслушать тоже не против.
Этикет не позволяет подойти и начать первыми беседовать с такой высокопоставленной фигурой, но запастись сплетнями — не каждый же день принцы приезжают в нашу глушь — безотлагательное дело для каждого сегодня здесь присутствующего. Даже поважнее грядущего охотничьего турнира.
Из кареты не спеша выходит худощавая молодая брюнетка в больших очках с толстыми линзами, закрывающих добрую половину ее лица. Несмотря на такой внушающий аксессуар, внешне она оказывается весьма миловидной леди.
Наследник закатывает глаза в сторону спутницы и обращается к Глену с широкой улыбкой.
— Так, смотрю, ты, кузен, не рад меня видеть?
В этом вопросе мне слышится угроза.
Глен прищуривается и вдруг так же фальшиво улыбается в ответ. У меня невольно выступают мурашки на руках. Ох, давно оставшееся в прошлом выражение лица вернулось. Кажется, в первые дни нашего знакомства именно так себя вел со мной супруг. Все в сравнении познается.
— Глупости! Конечно, мы с Евой рады тебе, Август. Но, весьма невежливо являться без предупреждения. Этим ты ставишь меня как хозяина в неудобное положение.
Пауза.
Его высочество всматривается в глаза возвышающегося над ним на полголовы герцога и вдруг кивает.
— Ты прав. В следующий раз, когда я захочу посетить твои владения, непременно отправлю тебе пару строк. Видимо, так у тебя будет больше времени подготовиться чтобы изобразить искреннее радушие, — Август снова улыбается и переводит взгляд на меня, с не скрытым интересом меряя с головы до ног, словно я какая-то заморская диковинка.
Неприятный тип.
Наконец, принц подзывает застывшую сзади него девушку к себе и представляет мне и мужу в качестве своей подруги.
Никто из присутствующих не дурак и прессу читает исправно, а посему в курсе, что сейчас главная сваха столицы занята поисками для наследника подходящей невесты. Вполне вероятно, что эта леди Эдина — одна из кандидаток в будущие принцессы.
Хотя, как по мне, эта тихая и спокойная девушка совсем не пара такому змею, как его высочество. Хорошо, что в прошлом Ева и Август если и пересекались на одних и тех же светских приемах, друг другу представлены не были и даже словом меж собой не перекидывались. Я бы непременно выдала себя, притвориться прежней Евой точно бы не вышло, учитывая, что принц не кажется глупцом обмануть его было бы делом не из простых.
— Ева, почему бы тебе не показать леди Эдине лагерь, а мы с Августом пока кое-что обсудим? — Глен берет мою руку в свою и нежно сжимает, передавая через прикосновение уверенности и спокойствия.
Да. Все в порядке. Ева, ты герцогиня и наконец выполняешь свои обязанности. С меня не убудет помочь Глену, берущему на себя основной удар.
Я киваю, завороженно заглядывая ему в глаза.
Только когда муж и любопытно оглядывающийся на меня через плечо принц исчезают в герцогском шатре, прихожу в себя. Как и ошивающиеся неподалеку дворяне, расходящиеся прочь, поняв, что представление закончилось. Отовсюду слышатся шепотки и тихие трудноразличимые беседы.
Да уж, вот так сюрприз! Даже герцог не ждал принца в наших краях, да еще при такой публике в качестве свидетелей.
— Ваше сиятельство?
— Ох, простите, леди Эдина…я немного задумалась, — улыбаюсь девушке.
Спутница наследника кивает и поправляет очки.
— Пройдемся? — предлагаю и неспеша начинаю идти по периметру поляны, подальше от любопытной толпы.
Парочка имперский рыцарей из сопровождения принца следует безмолвно на дистанции в пять шагов позади нас. Охранники этой высокородной столичной аристократки.
— Мы воспользовались портальными камнями переноса.
— Вот как?
Мамочки! Она что, мысли читает? Стоило только подумать, как так незамеченными Август и его окружение добрались аж до самого юга, и я уже получила ответ на незаданный вслух вопрос. Что и следовало ожидать! Эта простая внешность избранницы его высочества — всего лишь оболочка.
Не может быть какая-то скромница возможной женой для такого хитрого змея как принц. О нем у меня мнение сложилось далеко не лестное. Правда, пока непонятно, друг он или враг, однако то, как он себя вел с Гленом мне не пришлось по душе.
Что вдруг заставило принца покинуть столицу и порадовать нас таким неожиданным визитом?
— Его величество очень обеспокоен. Ему доложили, что на вас с его сиятельством герцогом было совершено покушение, поэтому мы здесь, — тихо произносит Эдина.
Снова!
Так, лучше не думать ни о чем. Вдруг, она действительно мысли читает?
— Вы сейчас думаете, что я читаю ваши мысли?
Я вздрагиваю и врастаю ногами в землю, ежась невольно от зябкого чувства растущего в душе страха.
Подозрительно вглядываюсь в лицо молодой леди. Жуть какая. Ой! Не думать, ни о чем не думать…
Девушка поправляет сползшие вниз по переносице очки и смеется:
— Герцогиня, вам не говорили, что у вас очень выразительно лицо? Все эмоции как на странице книги написаны. Редкое зрелище для нашего круга.
— Д-да? — озираюсь я.
Кроме остановившихся в нескольких метрах от нас сопровождающих рыцарях, что явно здесь для охраны леди Эдины, вблизи нет ни единой души. По правую сторону от меня начинает лес, мы остановились в таком укромном месте.
Мне начинать опасаться?
— Да, — кивает Эдина. — Вы боитесь? О, не стоит, я вам вреда не причиню.
Ага, как же, так я и поверила. Но, в самом деле, вряд ли эта девушка будет вредить мне, герцогине. Причин для того у нее нет никаких. По крайней мере, ни одна даже отдаленная мне не приходит в голову.
— Значит, императору стало известно? Так быстро? — спрашиваю, сглотнув вязкий ком, вставший в горле.
— У такого человека везде есть свои люди, это же очевидно.
И то верно. О случае с падение в реку нашего экипажа даже местная знать ни сном, ни духом, но император в столице за тысячи километров так хорошо осведомлен.
Это…не очень приятно осознавать. Мало ли, что еще ему известно.
— Ну, насколько быстро до его величества дошла информация я не знаю, но вот о том, что брак ваш был заключен далеко не по любви и о том, что вы даже не живете под одной крышей…мы узнали недавно. Буквально на днях. Герцог заинтересуется источником этих вестей.
— Кто вы?
Девица не похожа на ту, с которой император будет делиться подобным. Если только их не связывают более близкие отношения, точно не похожие на отношения будущего свекра и невестки.
Эдина берет меня под руку, и мы продолжаем нашу неспешную прогулку.
— Все считают меня кандидаткой в принцессы…И сам император тоже весьма не прочь видеть меня в таком статусе, но мы с принцем Августом несовместимы как ночь и день. Я — любимая крестница его величества Константина, можно сказать почти что дочь, которой его не наградили небеса. Иногда он отдает мне предпочтение перед собственным сыном.
Ничего себе, какая скромность!
Прикусываю губу, обдумывая про себе всю складывающуюся ситуацию.
— Ясно. Зачем же тогда вы делитесь со мной такими важными сведениями? Вряд ли они предназначались для моих ушей.
С чего вдруг ведет себя в нашу первую встречу словно мы подруги? Ее император подослал? Чего хочет добиться? К родне по мужу из столицы у меня доверия нет никакого. Крестница или кто она там такая не суть, в чистые и добрые намерения я не в том наивном возрасте нахожусь, чтобы верить.
Эдина улыбается, заглядывая мне в лицо.
Ее карие глаза за линзами неестественно большие для маленького практически кукольного личика. Мне чудится, что в этих девичьих очах мелькает какая-то искорка безумства. Пора уже снова пугаться?
— Услуга за услугу, ваше сиятельство, — захват на моей руке становиться крепче, а в уши льется доверительно-искушающий голос. — Поэтому, Ева, расскажите мне. Ваш черед.
— Что?
— Все! Как вы отреагировали на новости о собственной свадьбе? Какие у вас были впечатления от первой встречи с его сиятельством? Слышала, что герцог опоздал на свадьбу — это правда? А его неприятие других людей подле себя — оно на вас, кажется, не распространяется? Каковы причины? Не заметила на руках его сиятельства перчаток — это тоже из-за вас?
Хлопаю глазами, слушаю поток вопросов. Ожидала несколько другого. Вернее, совершенно другого. Думала, сейчас будут интриги и шантаж, а оказалось, девица-то, романов перечитала! Что же творится в этой голове?
— Послушайте…
— Вы едва не утонули, это Глен спас вашу жизнь? Ох, не может быть! — Эдина хлопает в ладоши и прижимает их ко рту, округляя глаза. — Только не говорите, что он припал к вашим губам, чтобы вы снова смогли дышать втолкнул в рот таким образом глоток воздуха?! Как это было? Именно с этого момента между вами начали полыхать волны страсти?
Э-э-э?
Голосок леди становиться выше от возбуждения с каждым словом. Щеки покраснели, и я даже начинаю беспокоиться, как бы она сама не лишилась чувств от нехватки кислорода и не воспламенилась.
— Леди Эдина, вы не так все поняли… — я тру пальцами виски. Что это за ситуация такая? Какой-то абсурд. — Ни о каких поцелуях…
Резко замолкаю.
В памяти шевелиться смутное ощущение. Это…да нет, неправда. Глен же не мог…или да? Когда я уже попрощалась с жизнью и ни на что не надеялась, идя камнем ко дну, это ощущение на губах и спасительный искусственный вдох…Неужто? Нет же? Или…
— Было?! Точно было! — Эдина пищит от восторга. — Какой поворот! Великолепная сцена! Идеально! А потом?! Что потом было? Вы вернулись в поместье только на следующий день…Где вы вдвоем провели ночь? Нет…Погодите, ваша с герцогом первая брачная ночь ведь не имела место быть? Неужели…в ситуации на грани жизни и смерти, вы предались любви, словно в последний раз, чтобы ни о чем не жалеть, если вдруг вас настигнет очередная подвергающая жизни угрозе опасность…
— Хватит! Прошу, помолчите! — прерываю девушку без всяких церемоний.
Сглатываю и прикладываю к румяным щекам ладони, тщетно пытаясь их остудить.
Эдина хлопает глазами за линзами очков.
— Зачем вам это? Вы… — хочу назвать его сумасшедшей, но язык не поворачивается.
Любимицу императора оскорбить последствия могут быть серьезными.
— О, нет, я не безумна и вполне в здравом рассудке, — отмахивается Эдина, снова прочитав без труда мои потаенные мысли. — Просто собираю информацию для моей новой работы.
— Работы?
Это что еще за новости?
— Я пишу, — скромно пожимает плечами Эдина. — Бриджит Бригс — знакомое имя?
— Вы?! — округляю от шока глаза и спотыкаюсь, когда мы заходим на второй круг вокруг лагеря, заслышав имя самой известной и скандальной авторши женских романов в империи.
35
Эдина скромно кивает, не подозревая о том, как у меня внутри разгорается разочарование. Правду говорят, не стоит искать себе идолов. Какое же крушение идеалов, эх.
— Но…
— Ева, вы мне не верите?
На губах девушки появляется хитрая усмешка.
Я качаю головой.
— Нет, я верю, — произношу с ноткой обреченности в голосе. — Если у вас хватает смелости такое заявить, то это, должно быть, правда. Однако, каким именно боком я и Глен вдруг вызвали интерес у такой, как вы, леди?
Клянусь, это высший уровень вежливости, на который я способна в нынешних условиях, когда хочется смачно выругаться. Эх, как же мне нравились книги из-под пера Бриджит Бригс…зачем надо было ей появляться передо мной и раскрывать свою истинную личность? Лучше я бы жила в неведении. Теперь и полюбившиеся истории ее авторства не смогу перечитывать без воспоминаний об этом дне.
Эдина поднимает брови в ответ на мой вопрос и смеется.
Далее следует пространные объяснения о том, как ее заинтересовала наша с герцогом Грейстоном история любви. Как громко сказано!
Крестница императора прибыла на юг, воспользовавшись подвернувшейся возможностью — составила компанию наследному принцу — с единственной целью разузнать побольше и собрать материал для своего нового романа.
— Получается, — невольно сглатываю я, — все ваши работы основываются на реальных событиях и личностях?
Эдина качает головой, приседает и срывает ромашку, когда мы проходим мимо усыпанной белыми цветами стихийной лесной клумбы.
Крутя в пальцах стебелек, леди объясняет мне, что все зависит от ее вдохновения.
Я закатываю глаза и начинаю оглядываться в сторону герцогского шатра. К сожалению, четыре рыцаря принца Августа так и продолжают нести караул у входа. Значит, беседа моего супруга с кузеном все еще в процессе. И от леди Эдины мне до тех пор, пока она не кончится, не отделаться.
Прикусываю губу, продолжая размышлять.
— Вы хотите написать о нас с Гленом очередной свой любовный роман?
Честно говоря, не будь сия книженция обо мне, с удовольствием бы ждала ее выхода и прикупила бы томик, как только бы она покинула типографию.
— И да, и нет. Главные герои — Лив и Клинт Рэдстоны. Женатая пара, хозяин и хозяйка южных территорий, которым пришлось пожениться без любви и которые влюбляются друг в друга, преодолевая вместе различные трудности. Похищение, предательство близкого слуги…
Я горестно выдыхаю. Она только имена поменяет, но ни для кого не будет секретом, кто послужил «вдохновением».
— Герцогиня, я проделала весь этот путь от столицы до самых южных границ империи для того, чтобы услышать вашу историю из первых уст. Думаете, это было так уж необходимо? Отнюдь. Но я здесь. Почему бы вам не перестать видеть один лишь негатив и найти в этой ситуации плюсы? — Эдина легонько толкает меня в плечо и сует в руки свою ромашку.
Плюсы? Какие еще такие плюсы?
Эту книгу только славящаяся чопорностью дама не станет читать. Что означает, слава о нас разлетится по всей империи. Я и Глен окажемся предметом многочисленных толков. И как прикажете искать в этом плюсы? Я пока вижу только…
Хотя, можно привлечь на юг туристов, описав в красках все его красоты и достопримечательности. Уверена, многие заинтересуются местом, где развивается любовь двух героев.
Пока Эдина напишет и выпустит роман пройдут как минимум пара-тройка месяцев. Если постараться, то за это время можно сделать герцогство безопасным от всякого сброда местом. Тогда и туризм развивать станет в разы проще.
Да и роман обеспечит южным землям Глена долгосрочный пиар. Дамы, уверена, захотят сюда съездить, познакомившись через страницы книги с местным колоритом, природой и кухней, и потянут с собой своих спутников и членов семей. Экономика края получит хороший толчок к развитию. Не плохая перспектива при всех негативных моментах.
— Хорошо. Но… — я хмурюсь.
— Я останусь здесь, в герцогстве, пока не закончу с рукописью. Как никак, а трудно будет описывать среду обитания моих героев, не имея представления о том, что их окружает. Покажете мне юг, Ева?
— Как вы это делаете?!
Нет, серьезно, может у нее действительно есть какие-то телепатические способности? Как эта девица понимает, о чем я беспокоюсь и думаю?!
— Отлично, значит, мы с вами договорились! — восклицает довольно романистка. — Хотя, ваше согласие и было необязательным пунктом моего плана, все же, герцогиня, я рада, что мы будем сотрудничать.
Я предчувствую в своем будущем много эпизодов головной боли, виновницей которой будет эта леди передо мной. Может, зря я согласилась? Развели меня как ребенка, заманив сладкими перспективами.
— О, глядите, уже все, — Эдина кивает в сторону шатра.
Действительно, Глен и Август выходят наружу.
Я прищуриваюсь. На лице у мужа не слишком довольное выражение.
— Пойдемте!
Леди писательница тянет меня назад, к мужчинам.
— О, герцогиня Грейстон! — расплывается вдруг радушно принц, заметив наше появление. — Надеюсь, вы будете держать за меня кулачки! Раз уж я здесь, почему бы не посоревноваться в охоте, верно? Когда еще подвернется такая возможность.
Как-то резко вдруг принц сменил свое высокомерие на радость. И чего он так многозначительно переводит глаза с меня на Глена. Муж, кстати, становится еще мрачнее.
Август подходит ближе и наклоняется, протянув руку вперед. Не успеваю, я отреагировать, как лента цвета морской волны, видимо, немного высунувшаяся из моего кармана, оказывается в его цепких руках.
— О, лента? А! Верно, это же традиция такая! Моя леди, вы не против, что я присвою ее себе? — Август играет бровями, пристально разглядывая мое лицо.
Я, Эдина и Глен одинаково следим за тем, как перебирает атласную ленточку в своих руках его высочество наследник престола.
Какой он противный. Я вообще-то дама замужняя.
— Кузен, я ведь предупредил тебя, что будет безопаснее остаться в лагере, — твердо напоминает мой супруг.
О, я давлю про себя удивление. Об этом разговор был тет-а-тет в шатре?
— Да брось, Глен. Я же буду не один, а в твоей компании, к тому же, погляди на эту армию телохранителей, — принц машет рукой туда, где расположились его вооруженные до зубов сопровождающие рыцари, — которые стерегут меня и днем, и ночью.
По напряженным уголкам губ мужа вижу, ему такой расклад явно не по душе. Уличив момент, ловко вырываю ленту из рук его высочества и ярко улыбаюсь на его обращенное ко мне удивление и застывшие в воздухе опустевшие пальцы.
Огибаю Августа и становлюсь по правую руку от герцога.
— Разумеется, болеть я буду за своего мужа. Примешь ленту, Глен?
Полет уверенности возникает из моего возмущения для того, чтобы утереть нос самодовольному высочеству, и быстро покидает, когда мы с супружником встречаемся взглядами. Я же с утра нервничала, думая, как бы так невзначай отдать эту дурацкую ленту и так ничего не придумала. А тут, такая смелость.
— Конечно, Ева, — улыбается наконец искренне, по-настоящему, с блеском в глазах, мужчина. — Повяжешь ее сама?
От его улыбки у меня внутри все млеет.
Этот ритуал я уже наблюдала издали, когда мы с Амалией приветствовали дворян. Девица обвязывает ленточкой рукоять меча своего избранника на удачу и благословляет его вернуться с охоты целым и невредимым.
Робкими от смущения пальцами крепко вяжу ленту цвета морской волны — цвета моря из того проведенного вместе на пляже дня — вокруг рукояти вытянутого из закрепленных на поясе мужа ножен клинке.
Спиной чувствую два пристальных взора. Август и Эдина — незванные гости.
— Какая чудесная картина! Загляденье! Герцог Грейстон и его молодая жена. Признаюсь, не ожидал увидеть ничего подобного! — в голосе принца приторная доброжелательность.
Но тон голоса не делает насмешку комплиментом.
— Из того, что я о вас слышал, Ева, остается только диву даваться, что такая светская и активная социальная бабочка как вы, довольна замужней жизнью в этой глуши в браке с моими рационально мыслящим кузеном.
Эдина тщетно давит смешок.
Ее явно забавляет наблюдение за прототипами своих персонажей. Уверена, подобную сцену, что разворачивается прямо сейчас, я найду на страницах ее предстоящего романа. Вот же ж!
Я не скрываю своего презрения во взгляде не его высочество. Меня пусть оскорбляет мне плевать, а вот мужа не позволю поносить. Такой как Август и ногтя моего герцога не стоит!
Надеюсь, наследник трона уедет восвояси так же быстро и без церемоний, как и приехал. И вообще, что за сравнения такие? Бабочка? Ну, я в эту игру тоже могу сыграть!
— Замужество меняет многое. Эта бабочка, — прикладываю руку к груди, а второй беру ладонь Глена в свою, — уже нашла цветок себе по душе.
Надменная улыбка принца сползает с лица. Он бросает на своего кузена пронзительный взгляд и пожимает плечами, наконец покончив с этим театром одного актера, снова придав лицу равнодушия. Эдина позади него посылает мне хитрую усмешку.
Отговорившись усталостью и необходимостью сделать некие приготовления перед началом охоты, Август уходит к карете и раскинувшемуся рядом с ней за время нашего разговора огромному шатру, уводя за собой свою спутницу.
— Кем он себя возомнил? — бурчу я, перестав сдерживаться, посылая последний взгляд в спину Августа. — Подумаешь, принц! Если так прикинуть, Глен, ты ведь тоже принц. Только не наследный. Но так даже лучше. Знаешь, меня устраивает титул герцогини. И юг мне нравится больше столицы. Да и ты гораздо лучше этого надменного лицемера.
Жмусь ближе к мужу, цепляясь крепче за его руку.
— Хотел мою ленту себе забрать! Что за наглец! Я ее вообще-то все утро в кармане проносила не для того, чтобы так просто отдать первому встречному!
— Правда?
Хриплый голос мужа раздается совсем рядом. Моргаю и вдруг накатывает осознание, что я как последняя собственница чуть ли не обвилась вокруг Глена как лоза. Еще и грудью прижалась!
Резко отхожу назад и руки наши разжимаю, ладошке сразу становится как-то пусто и одиноко.
— Прости.
— Так что? — улыбается Глен и мое сердце пропускает удар. — Бабочка заявляет права на пришедшийся ей по душе цветок?
36
Я нервно сглатываю.
К счастью, Глен смеется и не ждет ответа или продолжения беседы. С какой-то непонятной теплотой разглядывает повязанную на рукоять меча ленту и сообщает, что турнир скоро начнется.
Пока я гадаю, что такого в моем выражении лица могло насмешить мужа — спасибо леди Эдине, у меня появились серьезные комплексы — несколько подчиненных герцога трубят в трубы, что, судя по образовавшейся после суете означает начало церемонии.
Открытие турнира традиционно начинается с речи правителя юга, но из-за непредвиденных обстоятельств первым удостаивается держать слово незвано прибывший наследный принц.
Как и всегда во время торжественных мероприятий речь выходит скучная и не особо информативная: вспоминаются заветы предков и дается историческая справка, упоминаются имена предыдущих победителей и еще раз оглашаются правила проведения соревнования.
Победителем станет тот, кто наберет больше всего очков. Все обитающее в этой местности и подлежащее к охоте зверье перечисляется в специальном списке с указанием баллов, которые получает поймавший ее участник. После окончания охоты игроки возвращаются в лагерь, и судьи подсчитывают количество очков у каждого.
Сие мероприятие не для любителей животных. Но тут нечего поделать, в этом мире подобные ценности не приветствуются.
— Ваше сиятельство!
Рядом неожиданно оказывается мой старый знакомый, когда после длинной и содержательной речи его высочества Августа, коротко пожелав всем удачи Глен дает старт охоте и вместе с остальными участниками покидает поляну с разбитым лагерем, исчезая в густом лесу.
— Эван! — восклицаю я с удивлением.
Эван Грин радостно улыбается, видимо, думал, что я успела позабыть о его существовании за последний месяц, прошедший с нашей последней встречи.
— Вы не участвуете в турнире?
Мужчина пожимает плечами:
— У меня нет девушки, которую я бы хотел впечатлить своими, признаюсь честно, паршивыми навыками. Да и цели нахождения здесь я преследую иные.
— Вот как.
Я киваю. И не успеваю начать разговор о предприятии господина Грина, как он принимается за свой рассказ. С каждым его словом, мои глаза становятся все больше и больше.
— В самом деле? То есть, это герцог…э-э, мой супруг связался с вами первым и даже обсудил строительство курорта? Утвердил смету? И даже место осмотрел?
— Да! — нетерпеливо кивает Эван и продолжает. — А еще его сиятельство приказал со всеми вопросами по организации и планировании идти к вам! С него только финансирование, в остальном же проект полностью наш с вами, герцогиня! О, еще его сиятельство пообещал построить дороги, и с жителями окрестных деревень он поможет решить все вопросы.
Ничего себе новости.
А мне Глен ни слова не сказал. Когда только успел это провернуть?
Приятные сюрприз.
— Слушай, можно мне на ты, Эван? Так будет проще, — предлагаю я. — А когда мой муж с тобой связался?
— Недели две назад. Я был очень польщен, такая честь!
Две недели…как раз тогда, когда мы разговаривали о том, чтобы дать шанс проекту Эвана Грина, но из-за поездки на море и последующих событий эти планы ушли на второй план.
Оказывается, Глен ничего не забыл. В отличии от меня.
И даже больше, супруг настолько мне доверяет, что готов отстегивать деньги, предоставляя при этом полную свободу действия мне, жене, распоряжаться ими, воплощая идеи о курорте в жизнь.
Не каждый мужчина из моей прошлой, современной жизни был готов на подобные подвиги. В очередной раз я понимаю, что Глен — просто находка. Редкий бриллиант среди груды стекляшек.
— Хорошо, — киваю Эвану с улыбкой. — Однако даже если мой муж нас поддерживает, это не значит, что тебе будет легко.
— Конечно! Обижаете, ваше сиятельство! Я уже заказал все материалы, а один мой знакомый согласился помочь, так что со стройкой поможет бригада магов. С ними мы споро со всем управимся. Чем раньше курорт выйдет в эксплуатацию, тем скорее начнет окупаться. Я открыт ко всем вашим замечаниям и предложениям!
— О-о! — тяну удивленно. — А ты сечешь тему!
Если так, то выход книги авторства Бриджит Бригс как раз будет очень кстати. Отличная будет реклама. Может даже, можно будет попробовать уговорить леди Эдину упомянуть пару-тройку раз название будущего курорта-отеля.
Хотя, сначала нужно с этим самым названием определиться, да и изучить еще разок планы Эвана. За целый месяц много чего переменилось, уверена, что и у этого господина возникли новые задумки.
Солнце поднимается выше, под одним из недавно собранных навесов для не участвующих в охоте гостей турнира раскладывают столы и расставляют стулья. Слуги споро накрывают закуски и десерты.
Мы с Эваном занимаем свободный столик и принимаемся за обсуждение. Делать больше особо нечего, только ждать окончания охоты. И, честно говоря, я лучше проведу время за планированием проекта и делами, нежели стану вести чинные беседы с леди и дамами, которые и без того пожирают меня взглядами.
Спустя час после начала разговора к нам присоединяются спевшиеся незнамо когда меж собой Эдина и Амалия и разговор о бизнесе сворачивается.
— Ах, вот это да! Невиданное событие! Кто мог подумать, что сегодня я увижу самого принц?! — вздыхает Амалия, не веря собственному счастью. — В нашей глуши, и птица такого полета…Вот Мириам обзавидуется! Хе-хе!
— Мириам? — Эдина поправляет очки и вдруг достает из кармана небольшой блокнотик и карандаш, что-то быстро помечая.
Ясно. Эта девица решила на полном серьезе собрать все сплетни.
— Моя кузина, что приехала недавно погостить. Она нынче делает вид, что местные развлечения ниже ее уровня. Противная. Ее удар хватит, как только я расскажу, что сам наследный принц решил вдруг обрадовать нас своим визитом. Пусть не думает, что ее провинция лучше нашего герцогства!
Качаю головой с усмешкой на лице:
— Поменьше радости на лице, леди. Желаемый тобой результат будет зависеть от того, как ты все преподнесешь.
— Не вам такое говорить, моя дорогая. У вас на лице можно всю вашу биографию разглядеть.
Смотрю на улыбку на лице спутницы принца и внутри все клокочет от бессильной ярости.
Чертовка Эдина! Поверить не могу, что мне когда-то нравились ее книги. Терпение, Ева, терпение. Это взаимовыгодная сделка.
Там и проходит большая часть дня.
Не успеваю я поддерживать разговор, периодически хмуро бросая взгляды на Эвана, подбрасывающего в огонь не унимаемой жажды новых слухов двух алчных девиц гуляющие среди мужчин толки, как пролетает большая половина дня.
Охота должна закончится ровно в шесть и вот-вот на всю округу протрубят громко, подавая бравым добытчикам дичи сигнал, трубачи. Однако, до того как отгремят финальный фанфары, происходит то, что переключает на себя все внимание от охоты и ставок на победителя турнира.
37
— Серьезно? — вздергиваю бровь, когда зажимающий кровоточащий порез на предплечье Глен с улыбкой на губах приближается к выбежавший на шум супруге встречать процессию мужа.
Только недавно поранился и едва восстановился и вот опять я вижу, как он кровью истекает.
Никаких нервных клеток не хватит, если так будет и дальше, е-мое!
— Что произошло?
Заглядываю мужу за спину. Это еще кто такие?
Рыцари герцогства держат под руки злобно зыркающих по сторонам мужчин неприветливой наружности. Замечаю, что запястья каждого из этих типов заведены за спину и крепко перевязаны бечевкой. В голове формируется догадка.
— Это…
— Да, — кивает явно довольный Глен, не нуждаясь в моих уточнениях, и пробегается взглядом по собравшейся на шум толпе дворян. — Весь костяк приносивших постоянные неприятности повстанцев и радикалов в борьбе против властей империи Норталис сегодня был задержан. Впереди следствие и суд.
Аристократы так же шокированы, как и я.
Какого черта…
Пока я тут чай пила с пирожными да слушала сплетни, мой супруг в корне изменил расстановку сил на своих землях. Изловил всех крыс, не обмолвившись и словом.
Какое-то неприятное чувство возникает водоворотом в груди, стремительно разрастаясь и высасывая из меня последние остатки надежды.
— Вот это да! — хлопает в ладоши оказавшаяся вдруг рядом Амалия. Эдина хищно переводит взгляд с моего лица на герцога и обратно.
Глен неловко улыбается, говорит, что ему нужно обработать рану и проходит мимо замершей на месте меня. Рыцари уводят преступников прочь.
Нет, какого черта?
Что это за операция такая проводилась у меня за спиной? Жена ни сном, ни духом, а муженек уже провернул, все, что хотел! Неужели…я в его понимании не достойна быть хотя бы поставленной в известность?
Бреду к нашему шатру и бесцеремонно захожу внутрь.
Генри, который весь день шатался непонятно где, валяется на кушетке со своим неразлучным блокнотом и наблюдает за тем, как обнаженному по пояс старшему брату обрабатывают и перевязывают рану.
Пожилой лекарь споро делает свою работу, кланяется и уходит прочь. Когда он проходит мимо, мой взгляд цепляют скомканные на подносе в его руках перепачканные кровью тряпки.
К горлу подкатывает тошнота, которую я быстро гоню прочь. Мало того, что мне ни слова не сказал, еще и поранился…
— Как это все понимать?
Глен снова улыбается, понятия не имею о царящем внутри меня хаосе.
— Ева, твое предложение оказалось как раз тем, что было нужно! Помнишь, ты упоминала о том, чтобы попробовать переманить на нашу сторону разбойников? Нашелся вариант даже лучше! В шайке этих отморозков были и те, кто устал от подобной жизни в постоянных бегах и риске. Немалых трудов стоило с ними связаться, но, к счастью, мне это удалось. Именно так мы и узнали о новом готовящемся на меня покушении. После неудачи с каретой, конечно, они порядком осмелели уже не могли оставить дело незаконченным. Если бы им это сегодня удалось, следующей на очереди были бы вы с Генри. Я не мог этого позволить. Твоя идеи очень помогли. Сомневающимся повстанцам хотелось вернуться к мирной жизни. И узнав о возможности получить ссуду и землю под поля они загорелись мыслью оставить темный путь. Только, их товарищи такое предательство не одобрили бы…Сделка со следствием — ты это так назвала? В обмен на помощь и информацию трое бывших радикалов останутся в живых, наказания не будет. Небольшая жертва с нашей стороны, как мне кажется. Но…теперь все кончено. Мы и их убежище нашли, и запасы оружия и даже доказательства того, что королевство Соммер спонсировало делишки этих мерзавцев! Когда Август вернется в столицу…
Я поднимаю руку и накрываю губы мужа пальцами, заглядываю в его черные как ночь глаза в поисках чувства вины или раскаяния. Хотя бы осознания того, как он меня ранил. Но…ничего.
— Когда ты все это спланировал?
— Недели три назад, — отвечает вместо Глена Генри. — Тогда же, когда готовил для тебя вылазку на пляж.
Глен отводит рукой мою ладонь от лица и переплетает наши пальцы. Раньше такой жест бы вызвал у меня тепло и ускорение пульса, но сейчас…такое чувство, что сердце сковали ледяные тиски.
— Пришлось, правда, потрудиться. И все равно о засаде возле ущелья я и понятия не имел, — продолжает его сиятельство. — Тот кучер спрыгнул до падения кареты в реку, и был серьезно ранен, его найти удалось быстро. Перепуганный до смерти он поведал весьма ценную информацию за обещание герцога оставить его в живых. Имена, тайники, места…Но действовать опрометчиво мы не стали. Уверенности в том, что они сегодня появятся тоже не было. Однако, я ничего не терял устроить засаду на живца, хотя внезапное появление Августа могло изрядно попортить мне карты. Схвачены не только те радикалы, которых ты видела, но и те, что оставались на их базе. Предстоит еще много работы, но с этими негодяями покончено…
Глен все говорит и говорит, не замечая моего состояния.
— …чтобы не вызывать скандала и не давать повода для вооруженного конфликта, король Соммера согласится отдать свою единтсвенную дочь в жены Августу. У него есть еще маленький сын, но вряд ли император позволит ему взойти на престол. Сын Августа станет наследником двух держав. В будущем аннексия королевства будет вполне легитимным и легальным актом.
Опускаю голову, прячась за упавшими на лицо волосами. Рассматриваю наши с мужем соединенные руки.
Так же, как и в случае договоренностей с Эваном по поводу строительства курорта, о котором я узнала утром, он все решил сам.
Сделал из себя наживку и рисковал жизнью ради поимки в ловушку повстанцев; и эти матримониальные меркантильные планы наследного принца…о которых Глен — ни за что не поверю в обратное — узнал явно не сегодня.
О чем он так долго разговаривал с кузеном наедине без посторонних? Какие еще секреты скрывает до поры до времени чтобы потом поставить меня перед фактом?
Я его люблю. Поэтому мне сейчас так больно. Так больно от понимания, что я для него всего лишь средство.
«Не давать повода для вооруженного конфликта…»
Королю соседнего государства действительно стоит опасаться, ведь жена владельца герцогства, с которым он делит протяженную границу, вполне реальное подкрепление угрозы для эскалации, учитывая, кем приходится ее папенька. Маркиз Эверетт, мой отец, как никак стальной магнат и…
Значит, когда принц женится на той девушке…в нашем с Гленом браке не будет больше никакой нужды?
Да, кажется, так все и выходит. Ни о каком больше годе до развода не может быть и речи. Судя по всему, свадьба наследника империи — вопрос, требующий не слишком большого количества времени.
А потому и моя семейная жизнь закончится гораздо раньше намеченного прежде мужем плана.
— Ева? — зовет Глен, прерывая мои размышления.
— А?
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да…нормально. А ты как? Твоя рана…
— А, ерунда. Не переживай, на мне все заживает быстро, — улыбается супруг, но от этого мне на душе легче не становится.
— Я хочу домой, — говорю устало, избегая смотреть Глену в лицо, и осторожно отнимаю руку из его пальцев. — Очень устала.
— Охота почти закончилась. Обычно на второй день турнира из добытой дичи готовят грандиозный пир для всех присутствующих гостей. Многие предпочитают ночевать прямо в лагере, но, если хочешь, мы вернемся.
— Нет, — качаю головой. — Останься, тебе ведь нужно составить компанию принцу и остальным дворянам. Многие захотят поговорить о делах и планах… на будущее.
В итоге Глен снабжает меня охранной из рыцарей и отправляет обратно в поместье.
В карете я даю волю слезам.
Словно глупая девчонка размечталась о несбыточном! Нет, Ева, а чего ты хотела от брака по расчету? Жаль, что мне выгоды никакой замужество не принесло. Зато, судя по всему, Глен и его семья многое приобрели. Как никто не считался с чувствами прошлой Евы, так и с моими поступают так же.
Всего лишь инструмент. Бесполезной герцогине не обязательно ни о чем знать.
Какой смысл закатывать скандал и выяснять отношения?
Из раза в раз, все повторяется снова.
Почему?
Видимо, я не та, кто нужен Глену.
Он не делится со мной ничем важным и даже потепление в наших отношениях было для него просто удобным способом держать все под контролем.
Муж не давал мне никаких обещаний. Не признавался в любви, не просил остаться…да. Это все я и мое гипертрофированное воображение. Какая же идиотка! Сама влюбилась, и сама же теперь страдаю.
Давлю очередной всхлип, чтобы не услышали воины герцогства снаружи.
Почему он мне не рассказал? Даже Генри был в курсе всего, судя по его спокойному выражению. И только я, как последняя дура…даже не подозревала, для чего он так тщательно проводил часы над подготовкой к этому охотничьему турниру, черт бы его побрал. Решил из добычи стать хищником. Игра в ловлю на живца!
Три недели назад…Еще до поездки к морю. Он сознательно все скрывал. Изливает душу в нетрезвом виде и продолжает стойко блюсти свои личные границы.
В конце концов, Глен такой же, как и все остальные мужчины. Наверное, считает женщин ниже себя. «Я все решил, а ты принимай как есть» — так это работает? К чему супруге быть в курсе всех его дел?
Быть поставленной перед фактом — такое себе чувство.
Как может существовать любовь без доверия и поддержки? Я не понимаю.
В его «мы» меня не было.
38
Когда экипаж заезжает на территорию поместья Грейстон, я шмыгаю носом и беру себя в руки.
Чего это на меня нашло вдруг? Что за слезы? Кто умер?
Никто. Все живы-здоровы.
Может, приближающиеся женские дни виноваты в повышенной эмоциональной чувствительности? Или копившийся долгое время стресс?
Радоваться же нужно, что дела налаживаются! На южных землях станет безопаснее, и инфраструктура будет развиваться, экономика тоже…
Сама я тоже хороша.
Глен ничего не сказал и перед фактом поставил? А кто от него морозился и старался не встречаться лишний раз, пока мужчина сам не пришел на порог?!
И мир этот, где женщина подчиняется воле мужа или отца…пусть не я выбирала, но и не мне менять. Со своим уставом в чужой монастырь, как говорится, не суются. Естественно, претят такие порядки, но могло быть и гораздо хуже. Рабство там или еще чего…
Тем более, что отец Евы далеко, а муж не кажется тем человеком, который будет указывать жене поступать против ее воли и наперекор совести. Такое за Гленом я не замечала. Были конечно у нас проблемы из-за недопонимая, но ни голоса, ни руки он на меня не поднимал.
И…честно говоря, разве в моем прошлом мире было все так уж радостно? Матриархатом-то особо не пахло.
Здесь вот тоже женщина не полностью бесправна, вон взять ту же Эдину или вдову Уолберг, обе занимаются чем хотят, и никто им не мешает. Эдина, правда, под защитой императора, а мадам Уолберг в силу малолетства сына, является его опекуном… в общем, все в пределах разумного и в соответствии с развитием общества.
Если бы я заранее знала о том, что собирается провернуть Глен, чтобы изловить этих людей…как бы поступила?
Прошлого уже не изменить, но такое чувство, что я бы идею герцога сделаться наживкой, сыром в мышеловке, не одобрила категорично. Может быть, мы бы снова поругались, если бы муж был непреклонен. Я бы переживала и места себе не находила, а может и вовсе, совершила бы что-нибудь необдуманное…
Но…как бы то не было, узнавать последней он рискует своей жизнью довольно неприятное чувство. Однако, легче бы мне не стало, поделись он со мной своими планами заблаговременно.
Могу понять молчание мужа. И даже стыдно сейчас за свои эмоции, он же из лучших побуждений, точно ведь не со зла или потому что пренебрегает, наоборот, потому что заботится…
Забота?
Я кусаю губу, делаю пару кругов по гостиной в своем домике и опускаюсь в кресло.
Если это она, то…это то, о чем я думаю? Когда ты дорожишь кем-то, ты ставишь его чувства превыше собственных, его благополучие для тебя дороже. Заботятся о тех, кто небезразличен.
У меня ускоряется пульс. Прежде чем я успеваю все осознать, в груди уже теплятся уголечки счастья.
Нет, не стоит предаваться надеждам раньше времени!
Неравнодушие и любовь вещи разные. Можно быть неравнодушным к друзьям, знакомым и работникам. Даже к прохожим на улице. Это чувство само по себе не означает того, о чем я в спешке подумала.
Однако унывать пора прекращать!
Я тоже человек не без недостатков.
Сама себе надумала незнамо чего, потребовала того, на что сама бы в прочих равных условиях вряд ли согласилась. Хочу, чтобы Глен делился со мной своими секретами, но свои секреты я доверить ему вряд ли смогу. И то, что я не та Ева, которой все меня считают, и то, что мир этот мне чужой и что я его в него, своего мужа…
Однако, дело о помолвке принца Августа с принцессой соседнего королевства оказалось новостью совершенно нежданная и выбивающая из колеи. Это же, вроде, и меня тоже касается, пусть и косвенно. Когда они поженятся,
Если раньше я была спокойна, что время еще есть, то теперь, уверенности в том, что завтра мне не придется покидать спешно насиженное место нет.
,Да, вряд ли Глен выгонит меня — манеры у него не те, чтобы так поступать — но мне самолюбие не позволит остаться на птичьих правах приживалкой.
Куда тогда идти? Куда податься? Что со мной будет?
Я только начала готовиться к неизбежному, но дальше мыслей эти приготовления не зашли.
Герцог мне ничего не обещал, не давал никаких гарантий, не говорил о том, есть ли у него ко мне чувства…
Может, спросить самой?
Набраться смелости и признаться? Откровенно и искренне поговорить о том, что я испытываю к нему?
Стать по-настоящему бабочкой и заявить на него свои права? Тихо фыркаю и качаю головой.
Если он скажет, что относится ко мне как к другу и не видит во мне женщину…что ж, таковы побочные эффекты от рисковой затеи признания в любви. А после мы будем вынуждены превозмогать в обществе друг друга неловкость и смущение до самого конца этого брака.
Невесело смеюсь и ловлю себя на ощущении, что схожу медленно с ума. На улице темнеет, но встать и зажечь лампу я не спешу.
Я просто трусиха. Ева, хватит уже оправдываться и придумывать провальные варианты будущего, убеждая себя не действовать опрометчиво и не поддаваться воле сердца.
Смелости мне не хватит. Слишком боюсь отказа. В полном неизвестности мире, в абсолютно незнакомой и чужеродной среде Глен стал первым и единственным человеком, кому я доверяю, от кого завишу, с кем чувствую себя в безопасности.
Он слишком важен, слишком нужен мне, чтобы так рисковать. Мне довольно и того, что я могу видеть его улыбку и слышать его голос, чувствовать его запах.
Я ведь должна была просто играть роль молчаливой жены и не отсвечивать.
Не высовываться, не показываться лишний раз на глаза и жить счастливо в своей пристройке развлекаясь и наслаждаясь жизнью, о чем мы договорились с Гленом едва я открыла глаза в этом мире в его кабинете после нашей свадьбы…так когда же все так поменялось?
Так быстро и так невовремя…
— Ева?
Моргаю.
Взволнованно лицо мужа вдруг возникает напротив.
— Я стучал, но никто не ответил, — его сиятельство неловко трет шею. — Все в порядке? Я немного переживал, дождался, когда благополучно вернется с охоты его высочество и оставил все дела на Генри. Тот терпением не отличается, но, как-никак, уже не маленький, должен помогать…У тебя что-то болит? Позвать лекаря?
В глазах и напряженных уголках губ мужа искреннее беспокойство.
Я держусь, но понимаю, что так больше не могу. Смеюсь сначала тихо, а потом уже хохочу.
Вот же ж! Чего я себе напридумывала? Я что, главная героиня какой-то мыльной оперы или что? Что за драма? Да пусть будет так, как будет! Сначала действуй, а потом уже думай. Капре дием, то бишь, живи моментом.
— Ева?
— Хех…Прости, — вытираю с глаз навернувшуюся невольно влагу и выдыхаю, успокаиваясь.
— Слушай, Глен.
— М?
Наши лица с мужем находятся примерно на одном уровне. Интересно, как долго еще смогут выдержать его согнутые в приседе колени? На корточках ноги быстро затекают. Давай, Ева, сделаем это покороче.
Смотрю в сторону на плечо мужа, не в силах сейчас поднять взгляд, чтобы не сбиться на полуслове и не потерять решимости. Вздыхаю поглубже и приосаниваюсь.
— Ты мне нравишься, Глен. И даже больше, мне кажется, что я тебя люблю. Не уверена, когда это все началось, но…так уж получилось.
Неловкая тишина.
На стене тихонько тикают часы. А ответа все нет.
— Тебе не обязательно отвечать сейчас. Да и вообще, не обязательно отвечать. Я не принуждаю и ничего не требую. Просто хочу, чтобы ты зна…
Губы мужчины сначала медленно, а потом все более решительно захватывают мои. Его щетина колется и в голове проскальзывает мысль и быстро исчезает мысль, что если так и дальше пойдет — ну с поцелуями — то мне нужно будет настоять на том, чтобы колючка с лица мужа исчезла.
Глен не собирается останавливаться, поцелуй становится глубже, и сама не заметив, как, я уже вжимаюсь спиной в спинку кресла, вдавливаемая повалившимся сверху торсом мужчины. С каждым рваным вдохом моя грудь касается его горячего даже под слоем тонкой рубашки тела.
Скоро к настойчивым губам прибавляется язык герцога. Он проталкивается внутрь моего рта и ведет себя там как полноправный хозяин. Исследует и подчиняет все себе.
Руки супруга тоже не бездействуют. Одна медленно, словно змея, ползет по щиколотке, выше под юбку, чертит круги на коленке и после нежно оглаживает бедро, вызывая щекотку и волны проходящегося по всему телу жара; а другая зарывается в моих волосах, окончательно портя прическу и не давая мне отстраниться.
С тихим рыком после короткой передышке Глен снова впивается в порядком припухшие губы и намека на то, что он собирается остановиться, я так и не улавливаю.
Когда мозолистые шершавые пальцы под юбкой ползут выше и касаются кружева нижнего белья, поддевают его и беспрепятственно стремятся продолжить путь, я дергаюсь, перемещаю руки с шеи мужа вперед и толкаю его что есть силы прочь. С неприличным чмоком наши губы разъединяются.
Мое лицо красное как помидор. И виной тому не нехватка воздуха. Волосы тоже в полном беспорядке. А юбка платья задралась до середины бедер. Глаза Глена так и приклеились к мерцающей в полумраке комнаты бледной коже.
Тяжело дышим оба.
— Итак, — хрипло нарушаю тишину первая, облизывая пульсирующие губы. — Твой ответ?
39
Глен берет меня за руку, присаживаясь в рядом стоящее кресло.
— Это не сон?
— С чего бы это должно быть сном? — смеюсь я.
— Не знаю…все так прекрасно. Я даже надеяться не смел…
Муж неверяще качает головой, глупо улыбаясь своими алыми от поцелуев губами.
Мальчишка! Как приятно видеть эту его беззаботную сторону. Так редко выпадает шанс застать герцога, не обремененного рутиной.
— Почему? — я и сама не скрываю довольного выражения лица.
Мне казалось, что мои чувства были довольно очевидны. А учитывая, что леди Эдина практически мысли мои могла прочесть по одному только взгляду на предательскую мордашку вашей покорной слуги, будто уличная фокусница, то я и вовсе не тот человек, которого можно назвать скрытным.
— Ты никогда не говорила, что хотела бы остаться. А я не смел просить.
Голос Глена с оттенком серьезности.
Два сказочных идиота!
— Я бы не хотел обременять любимого человека своими чувствами. Рядом со мной ты чуть не погибла, так как я мог даже уповать на то, что ты, Ева, захочешь остаться? Что может дать тебе эта земля, титул герцогини и я сам? Столица краше и там больше развлечений по сравнению с нашей глушью; титул скорее бремя, нежели благо — у дочери состоятельного маркиза гораздо больше привилегий и свободы — а я…бракованный неудачник, не смеющий даже к тебе прикоснуться.
— Ну, — тяну я, — с этим, как мы уже выяснили, все в порядке.
И даже очень.
Если бы я не оттолкнула Глена, до чего мы бы в итоге с ним дошли?
Это вопрос будит мое воображение и на остывшее лицо снова возвращается предательский румянец.
Зажигаю стоящую на тумбочке рядом лампу, и гостиная озаряется теплым светом. Одной рукой неудобно, но Глен отпускать мою правую ладошку не собирается.
Надеюсь, перчатки надолго отправлены в ссылку в самый дальний ящик гардероба. Это так необыкновенно приятно — вот так просто держать за руку того, кого любишь, чувствовать шероховатости и мозоли на его большой ладони, тепло от которой проникает под кожу и распространяется по всему телу.
Сердечко колотится быстро-быстро.
Мне и самой не верится.
Так долго мучится и вот, пожалуйста, можно было бы не терзать себя так сильно, давно закончить сердечные страдания, которые, как оказалось, были взаимными! Признаться как на духу. Эх, столько времени в пустую потрачено!
— А насчет остального…Я уже говорила тебе не быть таким наглецом. Пока не спросишь — не узнаешь. Не надо думать, что тебе все известно. Нам стоит больше разговаривать и делиться друг с другом даже тем, что как кажется, совсем неважно. Я тоже обещаю быть честнее.
Супруг тянет мою руку к себе и запечатывает на костяшках пальцев поцелуй. Он никогда так не делал и от этого у меня внутри все переворачивается.
Как Глен может оставаться таким спокойным?
Это точно его первые отношения? Где-то в южном герцогстве преподают уроки для ловеласов или что?!
— Прости.
— За что?
— За то, что тебе пришлось первой делать шаг ко мне навстречу.
Облизываю высохшие губы. Что он со мной делает?!
— Я могу казаться уверенным и решительным, однако все как раз-таки наоборот. Меня гнетут постоянные сомнения. Я вечно проверяю и перепроверяю и все равно ошибки неизбежны. Мне не хотелось, чтобы мои чувства стали для тебя обузой, бременем…особенно беря во внимание тот факт, что о разводе и о том, что наш брак фиктивен, решение принимал именно я и убедил в нем и его неотвратимости тебя тоже я. Наше знакомство началось не с лучшей ноты и против воли. Ты говорила и вела себя так, словно расставание неизбежно и… — тона Глена становится ниже, эмоциональнее. — Я ненавидел себя за то, что сам тебя в этом убедил, несмотря на наличие логичных причин…Впервые мое сердце восстало против разума. Однако спросить тебя о том, хочешь ли ты остаться со мной не на год, а навсегда — пострашнее всего, с чем я сталкивался раньше. Я набирался смелости и искал подходящего момента для этого.
Муж тихо и невесело смеется.
— И даже понимая, что больше я не желаю тебя отпустить, я старался уважать твой выбор, ставить благополучие человека, которого люблю и ценю на первое место.
Люблю…Он только что это сказал. Мне же не послушалось?
ОХ, почему вдруг глаза запекло и в носу щиплет? Нет, прочь слезы, не портьте момент. Быстро моргаю и перевожу дыхание пока Глен берет паузу и молча сжимает крепче мою ладонь.
— Но с ситуацией на охоте…Я хотел тебе сказать несколько раз, но в итоге рад, что так и не сделал этого. Когда ты захотела вернуться в поместье, я понял, что, возможно, обидел тебя, или даже потерял, оттолкнув, навсегда…и все же, вернись я в прошлое, поступил бы также. Я так воспитан, поступать так считаю правильным. Мне хочется беречь тебя, оградить от всех тревог и опасностей, — заканчивает Глен, глядя мне в глаза.
Да. Могу его понять. И признаю, что слишком себя накрутила. Приятно услышать точку зрения Глена, пусть о его мотивах я в принципе уже догадывалась.
— Было неприятно оказаться поставленной перед фактом. Ты там рисковал собой, а я даже не знала. А если бы что-то случилось, а ты бы так и не узнал о том, что наши чувства взаимны? Иногда неведение тоже может потом причинить боль, от которой заботливо пытаются отгородить. И насчет свадьбы принца Августа тоже…Как будто бы последствия этого меня бы не затронули. Расставание и разбитое сердце стали вопросом пары недель, — высказываю свои прошлые опасения.
Глен хмурится, вздыхает и продолжает:
— Да, это…о планах его величества я тоже узнал не так давно. А визит Августа и вовсе застал врасплох. Весь план поимки преступников мог покатиться в бездну. Услышь они о том, что прибыл его высочество, не осмелились бы высунуться…Насчет последствий, мне хотелось, чтобы наш брак и твое пребывание в поле моего зрения продолжались так долго, как это возможно. Ты же не думала, что после свадьбы кузена я бы потребовал немедленного развода?
Мужчина перебирает мои пальцы.
Я пожимаю плечами, смотря как тени от наших рук пляшут на ковре.
— Были такие мысли.
— Ни за что! — возмущается муж. — По пути сюда я голову ломал, как бы убедить тебя остаться, какие хитрости предпринять. Был готов, что ты мне скажешь, что покидаешь герцогство и возвращаешься в столицу при первой же возможности. Даже план в голове уже подготовил.
— Да?
Мне становится интересно. Подкладываю свободную руку под подбородок, опираясь локотком на подлокотник кресла, и подаюсь дразняще ближе.
— И как бы ты меня в таком случае уговаривал остаться?
Глен хитро ухмыляется, опуская взгляд на мои губы и подается вперед.
* * *
— Значит, вы живете здесь?
Эдина словно хищный до нарушений член какой-то залетной экспертной комиссии внимательно оглядывает мой дом снаружи и, дождавшись пока я открою дверь, врывается внутрь, где, с не меньшей оценкой во взгляде рассматривает гостиную.
Я вздыхаю, в который раз сожалея.
Принц Август отправился восвояси на следующий после охотничьего турнира день. В соревновании, кстати говоря, победил неизвестный мне сын местного барона, хотя лично для меня Глена, изловившего всю радикальную группировку, никому и никогда в охоте уже не переплюнуть.
Пока романистка принимается осматривать каждую мелочь интерьера, я решаю оставить ее наедине с самой собой и поднимаюсь в кабинет.
Документы, что Эван Грин передал через посыльного в полном порядке — после трех моих проверок — учтены все замечания и предложения.
Глен, пусть и отнекивался, но все же после моих уговоров, тоже ознакомился и молчаливо одобрил. Как ни крути, чтобы там муж не говорил, а спонсирует проект именно он. Я бы не смела поступать самовольно и тратить его средства, даже не уведомив Глена о том, на что эти деньги в итоге пойдут.
Как у нас с ним дела?
Подождите, я пару дыхательных практик сделаю, чтобы убрать смущенный румянец и эту дурацкую все не желающую сходить с губ улыбку.
Все…ух, просто замечательно. Так прекрасно, что страшно, вдруг случится что, и это счастье покрошится словно песочное печенье.
Мы стали чаще проводить друг с другом время.
Правда, встречи эти не отличаются большой продолжительностью. Но во время них мы с мужем словно разнополюсные магниты так и липнем друг к другу. Генри каждый раз как видит нас с Гленом, закатывает глаза и забавно фырчит будто раздраженный зверек.
Знаю, то еще, наверное, зрелище. Меня слащавые парочки раньше тоже всегда раздражали. Мол, понимаю, любовь и все такое, но обязательно ее так демонстрировать на публике на зависть прохожим?
Теперь же стало понятно, что, когда рядом любимый и дорогой человек, держать себя в руках, как уравновешенная леди, а не девчонка, у которой в животе обосновались розовые бабочки, неимоверно трудно.
С того вечера признания прошла всего неделя. В течении этого времени у нас с герцогом нарисовалась прорва дел. Времени погулять под Луной по саду или вместе выбраться в город на свидание нет совершенно.
Нет, Глен в принципе всегда был занят, но после поимки преступников особенно. Да и, как он поведал мне на следующий день, уже в скором времени состоится первая встреча его высочества с избранницей — принцессой соседнего королевства — которая будет проводится на территории южного герцогства, расположенном у границы двух государств.
В том числе и об этом тогда в шатре Август и герцог с глазу на глаз вели беседу.
Так что целая вереница светских мероприятий с полным церемониалом уже совсем на носу. Дипломаты, послы, придворные и прочие высокопоставленные гости помимо монарших особ с обеих сторон…
Если ты не идешь к горе, она идет к тебе. По крайней мере в моем случае оказывается все так.
Высшее аристократическое общество, в котором я была неимоверно счастлива не оказаться, само найдет меня в обозримом и неумолимом будущем. Надо хорошенько проштудировать воспоминания прошлой хозяйки тела об этикете и танцах, чинных беседах и традициях и обычаях соседнего королевства.
Строительство курорта начнется со дня на день и будет закончено в течении и согласно плану полугода. Бригада кудесников-строителей, упомянутая Эваном, прибудет в течении следующих трех дней. Параллельно с этим будет вестись постройка дорог по всему герцогству, начиная с того района, где располагается наш с Эваном объект.
Казна герцогства пополнилась от начала проведения в жизнь реформ вполне существенно, и это далеко не конец и не предел.
Еще раз с перфекционистским стремлением к совершенству проверяю все мельчайшие детали и утвердительно киваю, ставя на документе подпись. Вот и все.
Действительно все.
Как удивительно, уже скоро то, что до этого было лишь плодом воображения, который после плавно воплотился на бумаге, станет вполне реальным. Я в этом мире оставлю что-то, что останется на долгие десятилетия. Этакий рукотворный памятник. Надо хорошенько постараться, ответственность не шуточная. Кажется, времени с мужем наедине станет еще меньше.
— Ваше сиятельство? — в косяк распахнутой двери кабинет стучит моя не совсем званная гостья и поправляет сползшие, не иначе как от захватившего ее рвения, очки. Топот быстро бегущих по лестнице наверх ног стал предвестником появления пред очи этой особы.
— Теперь идемте к герцогу. От небольшого интервью он же не откажется и сможет найти время в своем забитом расписании для разговора?
Мне кажется, что будет скорее допрос, нежели так называемое интервью. Хорошо, что против слова любимицы императора возразить непросто. Затея с книгой мужем на удивление была принята легко. Я думала, он будет долго противится и даже наложит свое вето.
Однако, этот мужчина не перестает меня удивлять.
И через полчаса я снова окажусь в этом убеждена.
40
— Леди Эдина, — Глен встает из-за рабочего стола, когда мы с подругой принца пересекаем порог кабинета и оказывается рядом, лучась довольной улыбкой.
И даже больше, к моему нескрываемому удивлению, мой муж протягивает руку и пожимает протянутую кокетливо конечность этой пигалицы!
Сколько времени понадобилось мне, его законно супруге, вот так вот брать его за руку?! А тут, без пяти минут незнакомка совершенно спокойно лапает Глена и тот даже бровью не ведет!
Возмущению нет предела. Запоздало приходит осознание, что это не злость, а ревность во мне взыграла.
Пока Эдина без зазрения совести выискивает вокруг, попутно осаждаю герцога каверзными вопросами, на которые он откровенно отвечать не собирается и держит оборону стойко, в отличии от меня, я делаю кружок по комнате и останавливаюсь стратегически около стола.
Пробегаюсь взглядом по бумагам, над которыми работал супруг. А, решал вопросы с подготовкой и организацией мероприятий в честь помолвки Августа и принцессы.
— Уже известно, когда прибудет делегация королевства Соммер? — поднимаю голову и отвлекаю Глена от допроса писательницы.
— Они воспользуются портальным переносом, как и наша сторона. Поэтому сроки крайне сжатые. Из-за вопросов безопасности и риска вмешательства недовольных таким союзом третьих лиц, конкретной даты не называют, но я думаю, отсчет идет не в неделях, а днях. Все должно быть готово заранее и ждать отмашки для начала. В общем, — вздыхает Глен, расслабляя на шее галстук-платок, — сплошная головная боль.
Я киваю, герцог быстро завершает беседу с явно неудовлетворенной ее результатами Эдиной и вежливо выпроваживает ее за дверь.
— Я скучал.
Стоит нам остаться наедине, и муж тут же цепляется за мои руки и заглядывает в лицо с жалостливым выражением на дне темных глаз. Прямо как потерявшийся щеночек. Как такого не пожалеть?
Легко и просто!
— Только что в списке приглашенных гостей я увидела имя отца… — отхожу в сторону, вырываю из цепких пальцев ладошки.
— Его присутствие обязательно. По многим причинам.
— Я не знала.
— Думал, ты в курсе.
— Мы не общаемся, — пожимаю плечами.
Так и есть. После первого и единственно письма от Евиного батюшки, не изобилующего к дочери нежными чувствами, я опасалась и даже вовсе не стремилась поддерживать с родителем контакт.
Тело и прошлая жизнь настоящей Евы из этого мира потихоньку стали восприниматься как свои, но они не стали родными, если так можно выразится. Просто не чужие, но в то же время и не ставшие собственными. И если к внешности и телу ты постепенно привыкаешь и даже начинаешь себя с ними ассоциировать, то вот с чужими воспоминаниями и знакомыми лишь по памяти прошлой хозяйки людьми процесс сближения происходит иначе.
— Это…из-за меня? Из-за того, что он принудил тебя к этому браку?
Качаю головой.
Глен продолжает испытывать передо мной вину. Казалось бы, он такая же жертва, как и я. Как и та Ева. Всего лишь пешка в чужой игре. О какой свадьбе по любви вообще могла идти речь?
— На то есть свои причины. И Глен, ты ни в чем не виноват. Мне не нравится, что ты постоянно хочешь брать на себя ответственность, даже в тех случаях, когда делать это совершенно не за что и бесполезно.
Вряд ли отец Евы заподозрит подмену в своей дочери. Они никогда не были особенно близки. Мужчина воспитывал ребенка в строгости, но лично сам в этом воспитании участия не проявлял, перекладывая заботы на учителей и гувернанток.
Большие руки обнимают меня со спины и притягивают к себе. Глубоко вдыхаю ставший таким родным запах и прикрываю глаза. Так спокойно. Так комфортно и безопасно, словно я в самой защищенной во всем мире крепости.
— Как дела? — приглушенным томным голосом спрашивает Глен, отчего у меня по рукам пробегаются мурашки.
— Вполне неплохо. Эван готовится начинать стройку. Генри заходил вчера, хвастался своими работами. Я раздумываю о том, чтобы предложить ему поучаствовать в оформлении интерьера нашего курорт-отеля. Еще я получила весточку от мадам Уолберг! Намекает, что ей бы тоже хотелось инвестировать, но твоих средств и вложений Эвана нам должно хватить…Но можно предложить ей альтернативу, туристы захотят развлечений и изысков. А за ней, вдовствующей баронессой и негласной знаменитостью, задающей местным женщинам моду, другие жены и дочери аристократов тоже захотят поучаствовать. Это только внутри герцогства, а сколько можно найти за его пределами заинтересованных вкладываться в нашу экономику!
Муж тихонько посмеивается.
— Значит, даже не выходя за пределы поместья моя трудолюбивая герцогиня работает не покладая рук. Какой же я везунчик!
— Еще бы! Кот в мешке оказался сокровищем. Но и ты тоже не промах. Рыбак рыбака, как говорится.
— Где говорится? У вас в северных землях?
Я прикусываю губу. Так и прокалываются шпионы на всяких мелочах.
— …Ага. У нас так говорят.
Что там я про чувство вины говорила? Мое все чаще и чаще начинает давать о себе знать. Словно тем, что я не говорю Глену о своем настоящем происхождении, я его обманываю. Скрываю факт, что настоящая Ева уже давно покинула свое тело и ее место заняла я — иномирная душа.
Если хочу честности, нужно и самой научится быть честной. Но не представляю даже, как разговор начать и где найти в себе столько смелости исповедаться в нетипичном для местных жителей обстоятельстве своего перерождения.
А еще мне страшно, что реакция Глена, может меня разочаровать. Он может найти это странным, неестественным, назвать меня ведьмой или монстром. Я не хочу потерять то, что, между нами, сейчас.
Но хранить в секрете нечто подобное, значит, врать и по другим время от время всплывающим на поверхность вещам. Поговорки — ерунда. Наглядный пример Евин отец. Я росла без папы. Мне сложно представить, как себя вести с этим человеком. Память прошлой хозяйки тела — такая себе помощница. Она просто показывает мне, что было в прошлом ее владелицы, но научить меня делать так же неспособна.
— О чем задумалась?
Обнимающие руки прижимают меня к мужу крепче.
— Да так…Слушай, Глен, получается, что принцессу сопровождать мне тоже придется? Как герцогине и э-э…родственнице его высочества, какие мне функции нужно будет выполнять?
Не только понаехавших дворян развлекать, в самом деле, мне же как супруге двоюродного брата жениха надо будет тоже как-то участвовать.
Глен кладет подбородок мне на плечо. Его щетина успела отрасти и снова колется. Видимо, муж из тех мужчин, кто бреется утром, а в обед уже похож на пещерного человека, выражаясь образно и с преувеличением для пущего эффекта.
— Как бы мне не хотелось нагружать тебя еще и этим, но думаю, что если ее высочество будет иметь при себе недостаточно фрейлин, то тебе придется проводить с ней много времени. Нам стоит только надеяться, что помолвка пройдет без быстро и без нареканий, и обе стороны довольные собой, разъедутся восвояси.
— До свадьбы принцесса будет жить в своем королевстве?
— Зависит от того, о чем договорятся послы обеих государств. Я молюсь, чтобы Августу эта девушка пришлась по вкусу. Даже в детстве он был крайне упрям, и дядя с трудом мог заставить его подчинятся. Сейчас принц понимает свои обязанности как наследник, но в чем-то по-прежнему непреклонен.
Я фыркаю:
— Заслуживает это восхищения или порицания…Не нам судить.
— Это точно. Мы ведь можем найти занятия гораздо поинтереснее.
Многозначительный с хрипотцой голос обманет только крайне наивную леди, я ею не являюсь уже давно.
Шею осыпают мелкими поцелуями, которые становятся все дольше и глубже. Короткие — отросшие за половину дня — волоски на челюсти мужчины царапают нежную кожу и мягкие губы тут же настойчиво зацеловывают раздраженные участки. Руки, кто б сомневался, без дела тоже не остаются. Скоро мы уже оказываемся лицом друг к другу, а губы герцога поднимаются с шеи и находят мои.
Как сладко и жарко…Внутри растекается томление.
Что там я хотела еще спросить? Узнать, почему Глен теперь может прикасаться без перчаток к другим помимо меня людям, точно. Но сейчас это уже совсем не важно.
Дыхание сбивается, язык Глена настойчиво хозяйствует на не принадлежащей ему территории.
Так он прикасается только ко мне.
41
— Как думаешь, принцессе придутся по душе приготовления? — спрашиваю у стоящей рядом горничной Клер.
Пару часов назад пришли срочные новости о том, что делегация королевства Соммер пересекла границу герцогства, Глен собрал своих людей и отправился встречать гостей. Я же осталась в поместье и занялась спешными приготовлениями, как и полагается приличной герцогине и жене.
Кортеж принца Августа тоже не заставит себя ждать, его высочество предупредил, что ждать его нам следует завтрашним утром.
Как же все это суматошно и сложно.
— Думаю, ее высочество должна остаться довольной, — утешает меня добрая Клер.
Принцесса и ее ближайшее окружение останется в нашем поместье. Остальные ее сопровождающие расположатся за территорией герцогской резиденции. Им было предложено снять гостиницу в ближайшем городе, но, видимо из-за беспокойства за свою венценосную особу, они разобьют лагерь неподалеку.
Принц и ее охрана по прибытии займет левой крыло гостевого этажа, напротив выделенных комнат принцессы.
Раньше все это начнется — раньше закончится. Терпение, Ева, терпение. Пусть эти двое влюбятся друг в друга с первого взгляда и уедут вместе в закат как можно скорее. Хотя, если честно уже жаль ту девушку, которой придется стать спутницей Августа. Надо бы быть с ней мягче и осторожнее.
— Да ладно тебе, Ева, не нервничай так, — Генри, стоящий рядом со мной, вглядывающейся в сторону подъездных ворот, лениво зевает, даже не пытаясь прикрыть широко распахнутый рот руками. — Глен все подготовил, потерпим неделю и попрощаемся с высокими гостями.
Я не только из-за встречи с принцессой беспокоюсь. Завтра вместе с принцем сюда явится отец прошлой хозяйки моего тела. Понятия не имею, как лучше себя с ним вести. И что-то подсказывает, у него точно ко мне есть разговор.
Топот копыт и скрип рессор становится громче. Три шикарных экипажа, запряженных белыми скакунами, оставляя за собой клубы пыли, останавливаются перед крыльцом.
Я замечаю сидящего верхом Глена, муж обнадеживающе мне кивает. Выдыхаю. Да, это просто одна большая формальность. Все будет хорошо. Стороны уже обо всем договорились. Осталось только подписать документы и сыграть помолвку.
Дверь средней кареты распахивает спрыгнувший с козел кучер, и наружу выплывает утонченная блондинка в кремовом платье с нежными рюшами и с бриллиантовой диадемой на голове.
За ней молча следуют две не шибко радостно выглядящие леди в простого кроя платьях. На их фоне ее высочество смотрится еще более элегантной и женственной.
— Ах, это ваш дом? Чудесно! — хлопает в ладоши принцесса Сильвия, и подает ручку спешившемуся Глену, игнорируя лысого низенького мужчину, спешащего к ее высочеству из третьего экипажа.
Я прикусываю губу. Что-то нехорошее закрадывается в душу.
Мой муж кивает и берет ручку принцессы, ведет ее вперед. Остальная толпа из приближенных наследницы молча следует за ней, озираясь по сторонам.
Глен ведет принцессу в нашу сторону.
Я, Генри, моя горничная, секретарь Глена Чейз, управляющий домом, главный повар и еще вереница людей, что будет отвечать за комфортное пребывания в поместье герцога высокопоставленной особы выпрямляется и приосанивается. Кто-то даже задерживает дыхание.
— Ваше высочество, позвольте представить вам мою супругу, герцогиню Еву Грейстон, — указывает на меня Глен с улыбкой.
Принцесса стирает с губ улыбку и коротко, едва заметно кивает, и тут же отворачивается.
Мое дружелюбное выражение лица киснет под гнетом такого отношения.
Мне же не показалось, что я ей не понравилась? Волнения о том, все ли придется дочке короля по душе улетучиваются сами собой.
Пока Глен представляет Сильвии остальных, я рассматриваю принцессу.
Эта девушка словно сошла со стереотипной картинки из детской сказки. Золотистые длинные локоны, большие зеленый глаза, опушенные подкрученными ресничками, курносый носик и пухлые алые губки. На щечках легкий румянец, а когда ее высочество изволит улыбнутся, у нее появляются очаровательные ямочки. Фигура венценосную особу тоже не подвела и только красит, красивые изгибы подчеркивают молодость и намекают на большее.
При виде нее у каждого бы дух перехватило. Такая невинная и чистая красота. Однако, что-то в глазах Сильвии не дает мне обманутся. И особенно, когда она смотрит на моего супруга.
Это я сейчас не как ревнующая на пустом месте неуверенная в себе жена говорю. Интуиция или шестое чувство, но мы женщины такое на уровне подсознания чувствуем — когда на горизонте появляется угроза тому, что мы считаем своим.
— Дорогой Глен, спасибо! Вы так радушны! Право, даже проделали такой путь, чтобы меня встретить. Восхитительно! — рассыпается в похвале принцесса, не сводя глаз с герцога, улыбается и хлопает кукольными глазками.
Глен кивает с вежливой улыбкой на устах.
— Это моя обязанность. Его высочество прибудет завтра. Пока что я вынужден вас оставить, наш управляющий и горничные проводят вас до гостевых покоев и все покажут…
— Нет! Как же так?! Разве вы как хозяин дома не должны проявить больше искренности? Признаться честно, незнакомые люди вызывают у меня некую тревогу. Но присутствие рядом герцога сделает мое пребывание в южных землях империи более комфортным. Прошу вас!
Я поджимаю губы.
Глен напрягается и все же соглашается. Мне остается глядеть им в спины. Вереница поданных принцессы на почтительном расстоянии следует за ней. Оставшиеся принимаются разгружать привезенный багаж.
— М-да.
Генри рядом цокает языком.
— Откуда взялась эта надменная девица? У меня плохое предчувствие. Августу она вряд ли понравится.
Молча киваю, придя к тому же выводу.
Если эта Сильвия продолжит так себя вести, принц точно не обрадуется. Специально она что ли? Или и в самом деле глаз положила на моего мужчину? Любой из этих вариантов мне не по душе.
— У тебя уши покраснели, — замечает без всякой тактичности мой деверь.
— Замол…
— Ваше сиятельство! — толстый лысый мужичок, которому принцесса не подала своей руки, останавливается напротив нас.
— Добрый день! — улыбаюсь я в ответ на искренню улыбку, давя прочь раздражение. — Простите, вы…?
— Я — посол королевства Соммер. Томас Риланд.
— Лорд Томас, рада встрече. Ева Грейстон, супруга герцога.
Толстячок смеется.
— Разумеется, я знаю, кто вы. И этот юноша, — карие глазки мужчины изучают Генри. — Младший брат его сиятельства. Рад встрече, весьма рад!
Такие сердечные приветствия. Так и не скажешь, что эта страна столько лет спонсировала покушения на убийство Глена и снабжала повстанцев деньгами и оружием.
— Однако, ваша принцесса уже…, - оглядываюсь назад, спины Глена и Сильвии уже исчезли внутри дома.
— Да, ее высочество сильно устала с дороги, — неловко ежится посол.
Конечно, не сомневаюсь. Особенно то, как она нависала на плече моего мужа, несомненно свидетельствует о ее ужасном состоянии. Черт. Как же я быстро сменила волнения на раздражение.
— Значит, его высочество Август…
— Прибудет завтра утром, — заканчиваю я реплику лорда Томаса.
Мужчина выдавливает очередную улыбку.
— Ваше сиятельство, раз уж принцессе составляет компанию герцог, не будете ли вы против показать мне особняк?
— Почтем за честь, — вежливо киваю и прихватываю под локоть намылившегося сбежать Генри.
Гулять с послом чужой страны мне не улыбается, но как гостеприимная хозяйка я должна следовать определенным правилам. Да и пусть посол не думает, что сможет выжать из меня интересующие его сведения. Я его точно насчет принцессы как следует допрошу.
За следующие полчаса экскурсии по резиденции, которая кончается около двери в выделенные для посла комнаты, я успеваю узнать не слишком многое. Мужичок этот при всем своем внешнем радушии и безобидности не просто так занимает свой пост.
Сильвии девятнадцать лет, совсем еще юная. Рано потеряла мать, воспитывалась мачехой. Получила домашнее образование, особенно одарена в танцах и музыке. Ну типичная принцесса. Никаких слов о характере и привычках ее высочества посол не поведал.
Зато он много расспрашивал меня об Августе. К сожалению, мне пришлось его огорчить: я знаю о принце не больше, чем остальные. У меня такие же скудные и общие сведения, как и те, которыми поделился со мной посол о своей временной подопечной.
— Вряд ли у них получится так же, как у вас с братом, — выносит свой вердикт Генри, когда мы с ним плетемся в кабинет герцога, проводив лорда Томаса.
Это точно. Но что толку загадывать наперёд? Кто из правителей женится по любви? Такой союз королевства и империи вряд ли преследует цель соединить два пылких сердца. В таком браке любовь, скорее всего, станет помехой и слабостью.
Глен ещё не вернулся. Интересно, что его так задерживает? Может быть, это связано с тем, что принцесса не хочет его отпускать?
— Не переживай. Вы женаты по всем законам, и никто не имеет права вмешиваться в вашу личную жизнь. Даже принцесса, — успокаивает меня принявшийся за рисование Генри, утонув в глубоком кресле.
Я вздыхаю.
Так-то оно так. Но сердцу не прикажешь. Оно продолжает биться в тревоге.
Глен так спокойно держал ее за руку. Даже бровью не повел. Когда-то он даже Генри, своего родного младшего брата по плечу похлопать не мог, а тут — что Эдина, что Сильвия, обе красивые девушки.
Как мне прикажете не ревновать? Мы только-только нашли какую-то определенность в наших отношениях, а они уже подвергаются испытаниям.
Глен возвращается только через двадцать минут.
— Ужинать принцесса изволила в своих покоях. Сослалась на усталость. Я уже распорядился, чтобы в столовой не накрывали. Ее сопровождающие последует примеру своего высочества.
Муж присаживается на диван рядом со мной, берет за руку и опускает голову на мое плечо.
— Устал?
— Ага.
Я слабо улыбаюсь и сжимаю его пальцы.
— Август с ума сойдет от разговоров о моде и театральных постановках. Он терпеть не может спектакли в любых их проявлениях.
— А сам он играет довольно неплохо, — замечаю я, про себя размышляя о том, о чём беседовала с моим мужем её высочество.
Генри фыркает, Глен усмехается.
— Боги, дайте нам сил пережить эти несколько дней! С одной тяжело, а завтра их станет двое.
Я кусаю губу. Трое. Для меня трое. Никто не отменял визит маркиза Оскара Эверетта, моего дражайшего «отца».
42
— Ну и что? Не вижу препятствий. Всем известно, что герцог и герцогиня даже под одной крышей не живут! Брак не консумирован, значит, тем более нет никаких препятствий! Глен — родной племянник императора, к тому же, южное герцогство граничит с королевством, что гораздо удобнее далекой северной столицы с ее ужасным и вредным для моей кожи климатом, — выдает принцесса, праведно приподнимая брови и доказывая свое. — Мы с принцем Августом скорее друг друга поубиваем, чем разделим ложе. Разве не имею я права хотя бы на такой выбор?
Я открываю и закрываю безмолвно рот, пребывая в полном шоке от происходящего. Однако ни у кого из присутствующих возражений против нелепого предложения ее высочества Сильвии не имеется.
* * *
Немногим ранее
— Светится как новенький золотой.
— Тише, — сквозь стиснутые в широкой приветливой улыбке наставляю Генри, недовольно поглядывающего на прибывшего недавно принца Августа и киваю проходящим мимо дамам — женам каких-то высокопоставленных чиновников.
К встрече с невестой его высочество не сказать, чтобы готовился. Видимо, ему что на охоту, что на смотрины, одинаково неважно в какой одежде появится. Рядом с не имеющим право позволить себе небрежность во внешнем виде хозяином поместья герцогом Грейстоном, сложно сказать, кто из них наследник престола.
Неудивительно, что и кружащаяся по парадной зале принцесса чаще останавливает свой взгляд именно на моем супруге.
Как…неприятно.
Если вчера я еще смогла побороть зачатки ревности, то теперь мне стало ясно как день, что Сильвия интересуется герцогом как мужчиной, а не будущим родственником со стороны супруга.
Вот же чертовка! Желание повырывать заезжей принцессе косы растет во мне с каждой минутой. И муж мой тоже хорош, разве не видит, что Сильвия к нему питает отнюдь не дружеские намерения?
Выдыхаю и привожу себя в чувства. Ни к чему устраивать на глазах у всех скандалы. Одерни я ее высочество, в итоге сама же прослыву невежественной особой. Такой позор ни мне, ни герцогству, которое только-только начало развиваться и привлекать к себе внимание ни к чему. Одно успокаивает — на руках моего мужа снова перчатки.
— Ваше сиятельство Ева! — Август вальяжной походной сокращает дистанцию, заметив нашу с Генри тщетно пытающуюся казаться невидимой парочку возле колонны.
— Ваше высочество, — в унисон выдыхаем приветствие мы с Генри.
— Великолепно выглядите.
О нем я, увы, сказать такого же не могу. Галстука нет, камзол и жилет расстегнут, воротник рубашки перекошен. Такое чувство, что он это специально. Честное слово, ведь давно уже не ребенок, что за глупый протест?
— Благодарю, — принимаю равнодушно комплимент, продолжая наблюдать за преследующей по всему залу моего мужа принцессой.
Вот же Август, уж точно не мне ему следует отвешивать такие любезности! Его почти невеста летает по залу будто манимый излучаемым Гленом светом мотылек, а принцу и дела нет.
— Ваш батюшка еще не спустился?
Моей фальшивой улыбки как не бывало. Август как обычно, попадает не в бровь, а в глаз.
Отец Евы, достопочтенный и богатый маркиз Эверетт, северный дворянин и поставщик сырья для оружия прибыл накануне утром в качестве члена делегации, сопровождающей кронпринца нашей империи. Мы успели кивнуть друг другу в качестве приветствия издалека. Но беседа тет-а-тет, не сомневаюсь, долго ждать себя не заставит.
Облизываю губы и качаю головой.
— Август, твоя невеста сейчас содержимое своего декольте на моего брата вывалит, может, тебе стоит… — многозначительно тянет, намекая не тонко, а жирным шрифтом черным по белому Генри своему кузену.
Хорошо, что хоть кто-то сказал вертящееся на языке у всех наблюдающих за первой встречей двух будущих супругов вслух.
Однако, хитрую улыбку принца увидеть я не ожидала. В голову даже закрадываются мысли, что это его какой-то хитроумный план.
— Не переживайте, мадам Ева, Гленни сам разберется. Или принцесса посеяла в вас сомнения относительно его вам верности? — Август вздергивает бровь и смеется. — Послы королевства еще не сделали своего хода, а я слишком джентльмен, чтобы наносить удар первым.
Театр он не любит, хмыкаю про себя. Да ему прямая дорога в актеры драматических постановок. И что за намеки такие дурацкие?! Я в своем супруге не сомневаюсь, я другим нисколечко не верю.
Ответить я не успеваю, в зал выходит очередной персонаж.
— Дочь.
Мужчина за пятьдесят, среднего роста и телосложения, с лысеющей седой макушкой и глубокими морщинами на переносице меж бровей теснит в сторону ухмыляющегося наследника имперского престола.
— О-отец, — пищу я, лихорадочно вороша все воспоминания прошлой хозяйки тела о родителе.
Весь мир — театр, и все мы в нем актеры. Я не исключение. Папа неловко обнимает меня за плечи и быстро отпускает, кивает приветственно Августу, заинтересованно поглядывает на такого же заинтригованного им Генри и улыбается.
После обмена приветствиями беседа сворачивается к короткому обсуждению погоды, последних новостей и паре шуток. Говорят в основном маркиз и кронпринц. Но отец продолжает стоять по правую от меня руку, со стороны сразу давая всем понять, что мы друг другу не чужие.
Пока что вроде все идет неплохо, да?
Наконец, эта часть приема подходит к концу, и дипломаты обеих стран удаляются в более уединенную комнаты для начала уже конкретных переговоров. Понравились ли друг другу будущие жених с невестой никого не волнует.
Август и мой папенька тоже удаляются на обсуждение, а вот Глен, герцог южных земель и хозяин поместья, остается с нами, простыми смертными в общем зале. К счастью, прилипшая к нему словно ядовитая колючка девица была вынуждена последовать за лордом Томасом в переговорную.
— Скучала? — муж занимает освободившееся рядышком со мной место и наклоняется, чтобы слышать его могла только я.
— А ты?
— Очень.
Обида и ревность потихоньку рассеиваются прочь. Поворачиваюсь к его сиятельству лицом и улыбаюсь в ответ на его улыбку.
— Что задумала эта принцесса и ее королевство? Наш принц тоже странно себя вел. Мне это не нравится.
Глен пожимает плечами, но мне видно, как напряжены его губы. Видимо, в эти игры его посвящать никто не стал.
— Послушай, я тут подумал…когда все закончится и народ разъедется, как ты смотришь на то, чтобы нам жить…
Закрывшиеся десять минут назад за делегациями тяжелые двери зала резко и громогласно распахиваются снова.
— Ваше высочество! — кричит кто-то вслед ворвавшейся внезапно принцессе.
Сильвия, лихорадочно блестя своими зелеными очами, находит взглядом Глена. Однако, когда видит наши с мужем сомкнутые руки, в ее глазах, и мне это абсолютно не мерещится, взрывается бешеное негодование.
Э-э? Пардон? Какое вы, леди, право имеете на ревность и ярость ко мне, законной жене?
Гости, оставшиеся в зале, которые, как и мы без понятия, что там было за обсуждение между нашими и иностранными послами, молча наблюдают сцену.
Принцесса, замершая в дверях, пока искала глазами Глена, решительным шагом идет в нашу сторону и останавливается, цокнув напоследок каблуками в громогласной тишине, в паре шагов напротив кузена ее жениха.
— Женитесь на мне?
У меня отвисает вниз челюсть. Пальцы сами собой сжимаются вокруг ладони мужа так, что без боя я их отлепить не дам.
— Я уже женат.
Глен чеканит каждое слово. В его тоне нет ни злости, ни жалости. Просто четко и уверенно констатирует известный всем вокруг — и Сильвии в том числе — факт.
Далее следует полная наглого возмущения и бравады тирада, которая еще больше ввергает меня в шок. И не только меня, будем честны.
Абсурдные слова принцессы надолго повисают в воздухе.
Брак не консумирован — с какого момента вообще всем известно о нашей лично жизни? И что — «хотя бы такой выбор»?! Это что вообще должно значить?
С ума сошла? Решила, что ей все позволено?
Нет, это просто немыслимо, при всех так открыто заявлять, что претендуешь на чужого мужа! Это же не мне одной кажется странным?
И к чему такой обиженно-праведный, давящий на жалость тон. Сильвия думает, что ее очарования хватит, чтобы эти слова могли принять всерьез?
Следующий за толпой мужчин обратно в зал Август забавляется, и даже имеет наглость подмигнуть нам с Гленом.
— Ох, ваше высочество! — догоняет убежавшую вперед принцессу посол Томас Риланд. — Вам следует извиниться. Вы поставили герцога в неловко положение.
Мужчина достает платочек и вытирает взмокшее от пота лицо, пробегаясь по нам с Гленом быстрым взглядом.
— Однако…
Я хмурюсь, вставая к мужу вплотную.
Август, скромно притулившийся спиной к дверному косяку скрещивает на груди руки и наклоняет голову вбок, кривя губы в усмешке. Он…этот черт, он точно что-то такое подозревал!
— В словах ее высочества Сильвии, вынужден согласиться, имеется резон.
Какой, осмелюсь я спросить?! Это что — групповое помешательство?
Королевский посол продолжает:
— Южное герцогство действительно гораздо ближе, нежели столица империи Норталис, к границе с Соммер, что существенно облегчит душевные страдания принцессы после замужества и расставания с домом. Ее высочества юна и непорочна, и как все дамы, конечно же, заботится о своем внешнем облике и сохранении красоты. Северный климат, боюсь, совершенно не подходит такому робкому и болезненному ребенку, как наша принцесса…И потом, разве то, что известно всем о браке властителя южного края — не правда? Разве эти двое молодых людей не были жертвами очередной политической игры?
Томас Риланд указывает в нашу сторону.
Я слышу, как Глен скрипит зубами. Это признак того, что он очень зол.
— Скажите, кому будет плохо от такого союза? Принц Август, как все могли заметить, едва ли питает к нашей Сильвии теплых чувств. Союз двух государств — дело решеное. Так зачем мучить испытывающих друг к другу неприязнь людей браком, скрепляя уже существующие и не терпящие пересмотра договоренности? — мужчина с праведной улыбкой оглядывает толпу.
К своему ужасу, я замечаю, что некоторые из аристократов кивают, соглашаясь со сказанным.
— Ева Эверетт.
Я вздрагиваю, когда произносят мое имя и девичью фамилию.
— Разве кто-то спрашивал желает ли она замуж за герцога Грейстона, интересовался ее мнением? Разве мечтала она покинуть свой дом в столице империи ради того, чтобы жить в непривычном месте, страдая от вечного зноя и прячась от палящего солнца? Вряд ли найдется хоть одна молодая девушка, мечтающая стать залогом совершения сделки. Все мы знаем, что я имею в виду.
Прищуриваюсь, среди сегодня прибывших имперцев замечаю виноватое лицо отца Евы. Все же, он любит свою дочь. И, наверное, его мнения в вопросе замужества родной кровинки тоже никто не спрашивал. Если сам император приказывает, остальным остается молча исполнять.
А письмо то было больше предупреждением не наделать впопыхах непоправимых глупостей, чем реальной угрозой. Сомневаюсь, что папенька не пустил бы на порог свою единственную дочку, окажись сей союз полной шляпой.
— К тому же…у нынешней герцогини уже был тот, кто покорил ее сердце. Получив послание Ская Солсберри, я тоже не мог поверить поначалу, однако его рассказ не вызывает сомнений…
У меня в ушах возникает гул, стоит услышать незнакомое и в то же время какое-то родное имя. Перед глазами все мутнеет, едва могу стоять прямо. Будто эти два слова стали ключиком от запечатанного уголка казавшейся мне досконально изученной памяти прошлой Евы.
Что это за чувство? Что это за…
Я разжимаю пальцы и вырываю руку из ладони супруга. Прижимаю собственные руки к груди, сердце бешено колотится, кажется, вся кровь отлила прочь от лица.
Мужчина продолжает говорить дальше, но я едва могу различить, что за околесицу он несет.
— Ева?
Голос любимого настигает издалека как бы я не старалась сфокусироваться и взять себя в руки.
— Глен, — выдыхаю я в озабоченное хмурое лицо. Но перед глазами вспыхивают картинки и воспоминания о совсем другом человеке.
Это…неужели это — правда?
43
Единственное, что вселяло в меня уверенность и было поддержкой, когда я оказалась в чужеродной среде незнакомого мира — это память, оставленная прошлой хозяйкой тела, оригинальной Евой.
Было то, что мне не нравилось, было то, что находила удивительным в повседневной действительности и порядках, царящих вокруг, но как ни крути, унаследованные воспоминания служили сундучком с подсказками и инструкциями, к которым я без сомнений и опасений обращалась при необходимости.
Пытаюсь протолкнуть воздуха в легкие, но продолжаю задыхаться. Перед глазами все окончательно поплыло. Даже лицо и голос любимого мной — не той Евой, а мной — человека, не могут притянуть мой стремящийся в темноту рассудок обратно, в реальность.
Шум вокруг, чужие возгласы, взгляды — сейчас не волнует ничего из этого. Плевать на то, что думают и решают посторонние люди.
Тело подается вперед, ноги не способны больше меня твердо держать, кажется, Глен или кто-то рядом ловит…дальше я уже отключаюсь.
— …делать? Если это правда…
— Кто такой тот…
— …Глен?
— даже если она захочет…
Хмурюсь и с трудом разлепляю веки. Обрывки разговора не складываются в единый пазл.
Несколько секунд требуется на то, чтобы привыкнуть к тусклому освещению. В окно напротив постели пробиваются лучи заходящего солнца.
Хочу поднять руку, чтобы протереть глаза, и только тогда замечаю, что мои пальцы переплетены с чужими, но такими знакомыми и родными. Поворачиваю лежа голову в сторону.
Макушка темноволосого Глена лежит на соседней стороне постели, утопая в пухлой подушке, он в той же одежде, в которой был на приеме ранее, в неудобной позе.
— Ева?
Герцог открывает глаза, стоит ему почувствовать мои неловкие телодвижения.
— Проснулась? Ты как?
В голосе неподдельное беспокойство.
Облизываю высохшие губы и выдавливаю улыбку.
— Мы в твоей комнате.
— Да.
— Мне стало нехорошо.
— Угу, — муж протягивает другую руку и гладит меня по голове.
Сразу становится спокойнее на душе. Но как бы не хотелось, а перестать думать о приведших нас в эту ситуацию событиях у меня не получается.
Как он может так улыбаться после всего случившегося накануне?
В отличии от меня, Глен не в курсе, что чувства и отношения прошлой Евы, не являются моими, что той Евы больше нет, что мы с ней — два совершенно разных человека. Разве не появилась у него ко мне хотя бы пара вопросов?
Как бы я себя вела, если бы узнала, что до этой свадьбы в жизни Глена уже был дорогой сердцу человек? Что бы чувствовала? Нашлись бы во мне силы на такую вот улыбку?
Тяну руку вперед и касаюсь кончиками пальцев морщинок в уголках мужских губ, прохожусь по щеке — за день уже успела отрасти короткая колкая щетина.
Он так переживал, что я с ним против своей воли, был готов отпустить, поставить благополучие любимого человека превыше собственного… и тут — такие новости: мол, оказывается, твоя жена любила, и, может быть, продолжает любить другого, ты — помеха, вставшая на пути ее счастья.
Сказать, что знать не знаю этого Ская Солсберри, что с ним не знакома и он не заставляет мое сердечко биться чаще без раскрытия правды о том, что я — попавшая ненароком в не успевшее остыть тело скоропостижно скончавшейся девушки, будет звучать как нелепая ложь.
Воскрешаю в памяти потаенные воспоминания о любовнике прошлой хозяйки этого тела. Слова посла, те, которые я успела услышать, были истинными. Человек с таким именем, оказывается, действительно существовал и был объектом чувств той Евы.
Ответа на вопрос, почему все эти месяцы существование возлюбленного оставалось для меня такой же тайной, как и для остальных, хотя в отличии от них, стороной являюсь наиболее причастной, у меня просто нет.
Только гадать остается.
Может, таким образом умирая, та Ева хотела защитить драгоценного для себя человека, или, когда ее сердце перестало биться, то угасли и дорогие ему воспоминания…Не знаю. Почему они внезапно вернулись, тоже не знаю. Однако, с самого начала я могла определить, где кончается прошлое Евы Эверетт и начинается мое.
Мы с ней два разных человека.
То, что она любила этого Ская, не значит, что и я должна. Даже от первого лица просмотрев и пропустив через себя открывшиеся словно новый уровень в игре спрятанные до этих пор воспоминания, во мне не шевелиться и клочка от былой страсти, что испытывала оригинальная Ева к тому человеку.
Глен берет мою руку в свою и прислоняет к губам.
— Все пошло не так, как мы предполагали.
— Это точно! — смеется муж. — И принцесса, и ее надменные приспешники.
Конечно, Сильвии невыгодно вступать в брак с Августом и рожать от него наследника.
Королевство Соммер и те, кто стоит во главе его власти прекрасно понимают, что хочет провернуть наш император. Если у Августа родится от их принцессы дитя, у империи окажется законный и вполне себе неплохой способ без боя увеличить за счет присоединения соседа территорию.
Для достижения цели соммерцев — сохранения независимости и правящей династии — им нужно всеми возможными силами отменить свадьбу принцессы с нашим принцем, но при этом не дать повода для конфликта и обострения без того шатких отношений.
Герцог южных земель неплохой вариант.
Вроде и имперских кровей, с высоким дворянским титулом, но далек от двора и его интриг, не обладает масштабным влиянием, да еще и живет у самой границы, далековато от глаз императора Константина и его соратников.
Опыт повстанцев — как покушений на Глена, так и «удачное» избавление от его отца — давно дал им понять, что провернуть подобное еще раз вполне, с большей вероятностью успеха, реально и возможно.
Конечно, я не исключаю того, что принцесска соседней страны могла без памяти влюбиться в моего супруга. Это же Глен. Как от него не потерять голову?
Но вот действия посла, Томаса Риланда, настораживают, и именно они дают понять, что все было спланировано заранее. Разворошил словно улей с пчелами прошлое герцогини Грейстон, и вывалил словно грязное белье на публику. Ведь помехой для их плана является именно наличие у Глена законно супруги.
И это я еще продолжения его самоуверенно тирады не слышала. Даже предположить страшно, что еще он там наплел, промывая мозги развесившим уши дворянам ложными ценностями.
— Все будет хорошо, — уверенно произносит Глен, растирая морщинку меж моих бровей. — Если беда не приходит одна, необязательно бороться с ней в одиночку. Этому меня ты научила.
Почему он так мне верит? Разве не интересно узнать, правду ли говорил посол? Развеять свои сомнения, или окончательно убедиться в правдивости недавних речей.
— Разве?
— Ага. Пусть прошлое остается в прошлом, меня волнует только твое настоящее и будущее.
Сглатываю и закатываю глаза наверх, чтобы не дать волю непрошенным слезам.
— И ты не думаешь, что я тебя обманула?
Глен пододвигается ближе и притягивает меня к себе.
— «Я люблю тебя» не означает «Я никогда не сделаю тебе больно». Это мой личный выбор быть сейчас рядом с тобой. Пока ты сама не скажешь мне уйти, я никогда тебя не покину. Если выбирать источник своих печалей и радостей, то только тебя, любовь моя.
Наши губы соприкасаются. Вопреки нежным словам внутри Глена кипит океан страсти. Я пыталась целовать его в ответ, но мужчина не оставил мне ни шанса.
Нежные поглаживания превращаются в яростный напор, лишая меня быть хозяйкой в собственном рту. Язык потерял управление, сносимый будто утлое суденышко бурными волнами во время шторма.
— Погоди, — разрываю со смущающим звуком поцелуй и толкаю Глена в грудь.
— Брачные обязанности священны, — хрипло шепчет Глен и берет мое лицо в свои руки.
В лучах почти зашедшего за горизонт солнца темные глаза герцога лихорадочно блестят, напоминая расширившиеся зрачки вышедшего на охоту дикого кота.
— И я требую их выполнения.
Супруг, страдавший до недавних пор фобией прикасаться к другим людям, нежно гладит меня по щеке.
— Прямо-таки требуешь? — улыбаюсь я игриво.
— Угу. Со всем присущим мне сейчас отчаянием.
Ложусь на Глена сверху и смотрю прямо ему в глаза. Он прерывисто выдыхает. Такая реакция не может не льстить. Знание, что я для него особенная и единственная дарит такое счастье.
— Сердце у меня одно. И любить я могу только одного человека.
Чмокаю мужа в губы, чтобы он точно не ошибся, о ком идет речь.
Ночь окончательно вступает в свои права. И наш брак, на зло всем интриганам, наконец, обретает свое полноценное подтверждение.
44
— Доброе утро, — хрипит спросонья Глен, довольный словно добравшийся до сметаны кот, заметив, что я открыла глаза.
Как давно он проснулся?
— …Доброе, — смущенно шепчу в ответ.
— Теперь никто в фиктивности брака нас не обвинит.
Меня пробирает на смех не столько из-за фразы, сколько из-за самодовольства на лице супруга. Смущение после прошедшей ночи незаметно отступает. Верно. Теперь все официально. Самая настоящая женатая пара.
Получив порцию поцелуев и ласки с утра, признаю, что пора наконец выбираться из постели, мы и так потеряли счет времени и опоздали на завтрак. Хотя, ни меня, ни Глена факт собственного отсутствия за большим столом в парадной столовой для приема пищи в компании высокопоставленных особ, не гнушающихся совать нос не в свои дела, нисколько не колышет.
Когда Эмили, моя служанка, приносит мне сменную одежду в комнату герцога, узнаю от нее, что принцесса закатила утром очередной скандал, не поделив что-то с его высочеством Августом.
Пожалуй, эти двое не так уж и не совместимы, как может по первой показаться. Два бессовестных эгоиста, уж лучше пусть будут навеки вместе, мотая нервы друг другу, чем кому-то еще.
В такой погожий день, в отличии от нас с мужем, настроения у остальных обитателей и гостей поместья Грейстон оставляет желать лучшего. Все предпочли отсиживаться в своих комнатах. Что за дела?
Когда мы с Гленом выходим на поздний завтрак — или ранний обед — из безопасной и уединенной спальни, сразу же попадаем в не столь безопасное общество.
Уж не знаю, как именно расползается по дому информация, но сведения, что герцогская чета наконец явила свой лик народу быстро расходится по поместью.
Я только-только заняла место за столом рядом с Гленом, наотрез отказывающимся отпускать мою руку из своей (как же это до невозможности мило!), а принц Август, черт бы его побрал, уже на пороге. К счастью, он один.
— Вас можно поздравить?
Недовольно щурюсь. Все знали, что мы не консумировали брак, теперь всем известно, что мы наконец это сделали. Неужто людям так интересно копаться в чужой личной жизни? Никакой приватности!
— Тебя тоже? — отвечает Глен вопросом на вопрос.
Август не отвечает, садится на свободной место и закидывает в рот кусочек сыра.
— После вашего обморока, Ева, — неплохой, кстати, ход — наши послы резко осадили лорда Томаса и напомнили ему о том, что он попирает богами освященный союз двух законных супругов. Между прочим, у жены посла тоже были интрижки до того, как она вышла за него, посему я, следуя его логике, предложил ему развестись и освободить свою супружницу от того, к кому она не питает любви.
Я давлюсь бутербродом.
Может быть, поспешно я невзлюбила Августа? Не такой уж он и плохой, когда обращает свои подколки против общего врага.
— Жена посла, к слову, это сестра нынешнего правителя королевства Соммер — тетя принцессы. О моей благоверной: та быстро сдулась, стоило ей немного «пригрозить», претендовать на Глена она не собирается. Что поделать, тут всем вертел именно посол по договоренности с королем. Принцессе выбора не оставляли, я пообещал ей надлежащее ее будущему статусу обращение и…
Август поджимает губы, делая недовольное лицо:
— Поклялся не препятствовать ее актерской карьере на сцене лучшего театра империи, после чего она с легкостью согласилась на брак со мной. Вынужден признать, талант к игре у нее и впрямь имеется. Даже я на пару минут поверил. Но то, как она смотрела на кузена отличалось от взгляда влюбленной женщины.
Мы с мужем переглядываемся, Глен кивает, рассеивая мои сомнения, и сжимает ладонь.
Это и впрямь правда. Но…звучит все как бред.
— Да, именно так, герцогиня, этот взгляд не подделать — говорит Август, хитро усмехаясь.
Я хмурюсь.
Что получается? Все накануне — очередная интрига? А принцесса действительно не имеет на Глена своих видов? Всего лишь очередная подчинившаяся воле мужчин женщина? Если так, то в успехе принцессы на театральном поприще я не сомневаюсь, она прирожденная звезда.
— Он рассказал мне только после того, как ты потеряла сознание. Клянусь, я не собирался ничего скрывать. Просто не нашлось момента рассказать… — оправдывается муж, почувствовав мое недовольство. Хорошо же он успел уже меня изучить.
Еще бы, где ему там найтись, этому моменту, учитывая, чем мы занимались ночью?
Значит, это все принц виноват?
«Послы королевства еще не сделали своего хода, а я слишком джентльмен, чтобы наносить удар первым» — вспоминаются слова его высочества.
— Признаюсь, что именно задумала делегация соммерцев мы не знали до самого начала «постановки». Подозревали какую-нибудь подлость не готового сдаться соперника, но не попытки на матримониальную рокировку! Надо же было до такого додуматься! Разыграли целое представление! Ха-ха! Однако, шансы на успех у них были мизерные. Никак не пойму, на что рассчитывали.
Август дожевывает последний кусочек сыра.
— В общем, приношу извинения. Но, смотрите, нет худа без добра, вы наконец закрепили свой брак…ай!
Виноградинка попадает принцу точно в лоб.
Я довольно улыбаюсь. Десять очков мне за попадание в цель! Август поднимает зеленый снаряд и отправляет его в рот. Кары за атаку принца фруктом не следует. Но мне немного полегчало.
Он ждал до последнего. Мог же сразу пресечь тот фарс! Но наблюдал за накаляющейся ситуацией! Подлец! Помню-помню его хитрый взгляд и ухмылку.
— Сдаюсь-сдаюсь! Виноват! — принц со скрипом поднимается из-за стола, за который его садится никто и не приглашал, пугает его не угроза новой расправы с моей стороны, а нечитаемый взгляд Глена. — Совет да любовь, мои поздравления! Долгих лет и дюжину спиногрызов!
— О, и насчет Ская Солсберри… — роняет якобы невзначай Август, стоя одной ногой за порогом столовой.
Я напрягаюсь всем телом. Пальцы мужа сжимают успокаивающе руку. Верно. Что было в прошлом, совсем неважно, но…
— Он давно уже покинул империю. Вместе с молодой женой и выводком карликовых нортальских гончих.
Его высочество наконец изволит удалиться.
Выдыхаю. Что ж, по крайней мере, не стоит опасаться ожидать на порог герцогского поместья брошенного и забытого любовника прошлой Евы. Всего ему хорошего, надеюсь, никогда не встретимся.
Если не считать пары бутербродов, больше мне в рот ничего не лезет, после таких-то новостей.
— А меня покормишь?
Муж тянется ко мне с улыбкой и кивает на тарелку с фруктами.
Фыркаю и подношу к припухшим от поцелуев под покровом ночи губам любимого алую черешню.
— Тебе — только самое сладкое.
Вся заварушка на приеме разрешилась без нашего с Гленом участия. Однако, для честности, не мы ее и заваривали.
Недовольные послы королевства Соммер покидают поместье и южное герцогство после обеда, принцесса Сильвия, принеся свои самые искренние извинения нам с Гленом, сердечно обнимает меня на прощание — вот это реально неожиданно — и уезжает вместе с Августом и его сопровождением в столицу после ужина.
Остается в поместье только один гость.
Мой, то есть прошлой Евы, отец.
Маркиз Эверетт испытывает неловкость, это видно по нему невооруженным взглядом. Отпустив страх быть раскрытой и заклеймённой ведьмой за попадание в чужое тело, я замечаю, что находится рядом с родителем становится в разы проще.
Те несколько дней, что Оскар Эверетт гостит в нашем с Гленом доме, проходят мирно и тихо.
А еще я окончательно оккупирую покои мужа.
В гардеробной появляется все больше сменной женской одежды, а в ванной различных девичьих мелочей вроде кремов и шампуней, парфюмерных масел для тела. И Глен ничего против не имеет. Напротив, кажется, словно он только рад такому соседству. И проведенные совместно ночи это доказывают.
Отец вместе с Гленом и Генри выбираются на рыбалку, вчетвером мы пару раз выезжали в город на ужин в дорогой ресторации, маркиз пожелал сопровождать меня во время моей рабочей вылазки на место начавшейся стройки отеля-курорта и даже вступил с Эваном в ожесточенный спор по поводу выбора предстоящего названия будущей южной достопримечательности.
В целом, могу судить по выражению лица отца, он неплохо проводит время. За это время я успела лично узнать родственника и отпустила все сложившиеся на его счет предрассудки.
— Прости, — говорит отец, когда мы с Гленом провожаем его в дорогу на крыльце дома. Глен отворачивается и принимается контролировать погрузку веще в карету, предусмотрительно оставляя нас наедине.
— Он весьма неплох. Когда в первый раз увидел его в храме, решил, что отдаю тебя такому же хитрому и прожженному лису, как его высочество Август, но вопреки их родству…они совершенно разные. Какое облегчение.
Я скромно улыбаюсь, чувствуя, что это не все, что хочет сказать родитель.
— Я рад, что у тебя все хорошо, дочь, — в глазах маркиза лучится тепло.
Он многое не говорит, но и я не та девушка, которой предназначены несказанные вслух слова.
45
Мы с Гленом машем на прощанье и, когда карета удаляется прочь, заходим в дом. Внутри никого. Глену нужно работать, я следую за ним в кабинет и послушно сажусь на диван. На этом же месте я впервые и осознала, что оказалась в чужом теле и ином для себя мире. Смотрю на занятого делами герцога, и стараюсь наскрести в себе смелости.
Не говорить правду — значит, продолжать обман. Мне стоило огромных усилий не расплакаться, когда отец Евы назвал меня дочерью. Эти слова заботы, это обращение, они не предназначались мне.
Хочется, чтобы хотя бы один человек в этом мире знал правду.
Возможно, что я собираюсь совершить ошибку, но это ошибка, которую нужно совершить непременно, даже зная все последствия. Потому что только допустив ее, станет ясно, было ли это действительно ошибочным решением.
Мужчина заканчивается разбирать текущие дела и с улыбкой присоединяется ко мне, пристраиваясь рядышком.
Повисает затянувшаяся, но на удивление приятная тишина.
— Послушай… — начинаю просто я.
Через десять минут — не так уж и много времени потребовалось для того, чтобы раскрыть мужу правду о истинном происхождении его супруги — герцог все так же безмолвен.
Вероятно, своим дурацким желанием избавиться от моего стоящего между нами секрета, я оттолкнула его от себя навсегда. Кто поверит в переселение душ? Скажи бы мне в прошлом кто такое — решила бы, что этот человек сошел с ума.
Однако, мои оговорки и не совсем типичное поведение, знания, которым нет объяснения и существование любовника прошлой Евы не может не создавать вопросов.
Глен такой же человек, как и все вокруг, конечно, вполне нормально, что отсутствие определенности и незнание правды станет рождать в нем сомнения и всякого рода домыслы. А это, рано или поздно может привести к концу любые отношения. Любовь должна основываться на доверии, на искренности, она не терпит лжи.
Глен берет меня за вспотевшую ладонь.
— Если любишь, никогда не отпускай, ни на секунду, иначе исчезнет навсегда. Мне до изнеможения хотелось к тебе прикасаться, поэтому я и снял перчатки, но больше хотелось, чтобы ты осталась рядом, хотелось держать тебя за руку, чтобы не убежала и не покинула меня.
Я прикусываю губу, чтобы не разрыдаться. Такое чувство, что он со мной прощается. Насколько же эгоистична моя любовь — даже мысли о подобном исходе не хочется допускать, чтобы не сглазить.
Глен сглатывает, заглядывает мне в глаза и наконец произносит:
— Даже если ты скажешь мне, что упала с небес, я поверю, потому что лучшее, что со мной случалось в жизни, это встреча с тобой. Я люблю тебя, Ева. И не хочу отпускать. А еще мне стало гораздо легче от того факта, что никакой проходимец не успел раньше меня услышать от тебя тех же слов. Но я только что осознал, что свадебную клятву в храме давала не ты, что означает, мы на самом деле не женаты? Тогда, согласна ли ты выйти за меня, пусть официально мы уже женаты?
Нервно смеюсь и киваю, не в силах подать голос.
Глен улыбается и берет мое лицо в свои ладони.
— Где ты росла, в каком окружении, как жила и какое образование получила…мне интересно все, любая мелочь, потому что она касается тебя. Но только, если ты сама захочешь со мной этим поделиться. Я подожду, сколько угодно готов ждать, хоть всю жизнь, если ты рядом.
Муж целует меня в висок, прижимает к себе, и я понимаю, что отныне все у нас будет хорошо.
— Для полного счастья осталось только выпроводить с юга леди Эдину, — шутит Глен.
Смеюсь и качаю головой.
Боюсь, это будет непростой задачей.
Оказываюсь права, Эдина открывает для себя все прелести южных земель. Застать ее на одном месте становится чрезвычайно сложно. Даже я не знала о существовании стольких достопримечательностей, а эта юла уже успела посетить большую их часть. Надеюсь, ее роман вберет в себя только самые лучшие впечатления своего автора и окажется хорошим подспорьем в развитии туристической отрасли не только герцогства, но империи в целом.
Став полноправной герцогиней, я не сразу осознаю все последствия своего официального титула. Дел у супруги герцога полно. Оказывается, меня эти несколько месяцев очень жалели. Работы накопилось прилично.
Но даже несмотря на количество навалившихся словно нежданный снежный ком на голову, мы с Гленом стараемся проводить вместе каждую свободную минуту. А ночи целиком наши.
Дни под бесконечно теплым солнцем круглый год тянутся, как нуга, как сладкая нега и пролетают стремительно, словно какая-то невиданная сила в порыве своей злости отчаянно вырывает из календаря листы с днями…
Это и есть настоящий закон подлости: когда хочешь, чтобы время ускорилось, тяжелые мгновения жизни пролетели словно миг, оно ползет со скоростью гусеницы, но, когда ты кричишь ему замедлиться, дать тебе посмаковать минуты, что приносят небывалое в твоей жизни счастье — летит со скоростью света.
— Я годами ждал этого дня!
Эван вот-вот и расплачется.
— Держи себя в руках, дружище. Тебе еще речь толкать.
Глен хлопает совладельца нашего курорта «Южная мечта» по плечу. Первая партия гостей отеля бронировала номера за месяцы до официального открытия, сейчас у нас полный аншлаг. Спасибо книге Бриджит Бриггс, за псевдонимом которой прячется леди Эдина, написавшая очередной бестселлер. Благодаря такой рекламе постоянный поток туристов в герцогство нам обеспечен.
— Поверить не могу, всего лишь одна мысль, греза, стала в итоге таким громадным, масштабным…
Увожу мужа от расчувствовавшегося Эвана подальше. Когда он придет в себя, так и ему, и нам будет менее неловко. У фуршетного стола как раз подают закуски, и я чертовски голодна, какое совпадение!
— А ведь сегодня еще одна важная дата.
— М? — поднимаю вопросительно брови.
Заинтриговал. Кусаю тарталетку с икрой и старательно вчитываюсь в лицо своего герцога.
В парадном зале нового отеля-курорта мимо снуют люди. Кажись, я даже на секунду замечаю знакомую макушку принца Августа…Не приведи небо, мы ведь послали приглашение ему чисто из вежливости, зная, как занят наследник трона приготовлениями к своей грандиозно-помпезной свадьбе с принцессой Сильвией.
— Год, как мы впервые встретились, год, как знакомы, и ровно год, как женаты, — томно шепчет Глен, у меня по телу расползаются мурашки.
— Ух ты, и все это в один день! — восклицаю, встаю на цыпочки и быстро чмокаю мужа в губы пока никто не видит.
— Надеюсь, жена, вечер у тебя, в отличии от обеда, свободен, ибо я распланировал каждую его минуту.
— Вот как? — с хитрой улыбкой на устах провожу пальчиком по уже успевшей покрыться короткими колючими волосками челюсти мужа. — Жду с нетерпением, дорогой.
Быть вместе — это тяжело. Соглашаться, чем-то жертвовать — это всё очень тяжело, но если ты с правильным человеком, то это становится гораздо проще…
Мир не идеален, но вот в чём секрет: никто не может поклясться быть идеальным. Остаётся только любить друг друга такими, какие мы есть. Потому что любовь — это лучшее, что мы, люди, имеем.
Конец!